Глава 18

В тишине слышно, как гудит в дальнем конце зала муха. Кажется, к нашему столу перекочевали всё не занятые игрой люди и даже часть персонала.

Не сказать, чтобы это самая большая ставка за время существование казино. Говорят, тут когда-то проиграли полмиллиона в золотом песке из Якутии.

Моих на столе входной рубль, двести пятьдесят первой ставки и тысяча второй ставки. Остальное — чужое.

— Вскрываемся, — повторяет крупье спокойным уважительным тоном.

Индеец кладёт карты на стол — каре, четыре одинаковых, «на королях».

Рябинский радостно выдыхает и веско приземляет на стол свои карты. У него тоже каре, четыре одинаковых, но на тузах. Четыре туза, собранные вместе смотрятся весомо и, в какой-то степени, красиво.

Все переводят взгляд на Толяку. По лицу Рябинского понятно, что он уверен в победе, уверен, что Толяка блефовал и серьёзной карты у него нет.

Один из барменов подливает Рябинскому почти полный стакан односолодового виска. Виски ему понадобится, независимо от результата.

Толяка, не дрогнув ни одной мышцей лица кладет на стол свои карты. Пиковые: дама, валет, десять, девять, восемь. Флеш стрит, чрезвычайно редкое сочетание, мать его.

Я смотрю на пиковую даму и качаю головой. Пушкин он и в магическом мире Пушкин. Пиковая дама срезала все горячие головы.

Виски льётся и в стакан индейца. Он поднимает стакан, нюхает и делает несколько весомых глотков, после чего громко выдаёт.

— Это была хорошая игра!

Он больше не прикасается к картам и даже бросает часть фишек на столе, беззвучно отодвигает стул (заведение, видимо, подбивает их ножки замшей чтобы они двигались плавнее) и уходит прочь, не прощаясь.

Крупье, перемещает выигранный кон к Толяке, потом обходит стол, собирает фишки, брошенные индейцем и при всех закидывает в прозрачный мешок, приподнимает, демонстрирует, завязывает.

К нему подходит охранник, который навешивает на горловину мешка какую-то сургучовою фиговину, они с крупье подписываются, ставят дату. Забавно, видимо, у них отработаны правила работы с брошенными фишками, их возвращают игроку, когда он успокоится.

Толяка забирает себе выигранный кон. Совершенно случайно с обеих сторон от него стоят два охранника.

— Пожалуй, я на сегодня отыгрался. Господа, спасибо вам за игру, — он пожимает руку мне и тянет к Рябинскому.

Тот не реагирует, всё ещё глядя на зеленой сукно стола. Кто-то подаёт ему его стакан виски, он рефлекторно хватает, пьёт, мелко прихлебывая, как бычок из реки.

Я тоже встаю, полупоклоном прощаюсь, проходя мимо крупье, сую ему в руку пятидесятирублёвую ассигнацию, которая исчезает в его ловкой руке.

Давать крупье фишки как чаевые, это, конечно, красивый жест, но работникам казино не дают их обналичивать, они получают деньги в форме премии и в меньшем размере, а мой полтинник сегодня согреет душу ловкого парня. Это же надо, сдать всем хорошие карты!

За столом остаются мажоры и девушка, которая достала веер и обмахивает своё шикарное декольте, чем привлекает внимание одного из мажоров. Она принимает ухаживания с благосклонностью и милой улыбкой.

Расписка в отношении земельного участка ушла со стола, я тоже пытаюсь «уйти», но на полпути из зала меня перехватывает Полина Этьеновна.

— Филинов, что это было такое? Что за шоу в моём казино?

— Жизнь — это шоу, — я приобнимаю её за талию. — Если бы я не был безнадёжно влюблен в вашу дочь, то расцеловал бы в губы при всём честном народе и пусть меня потом Зураб зарежет.

— А что Зураб? — Кукушкина не предпринимает попыток высвободится из моих объятий.

Я показываю ей пальцем в другой конец зала, где её «главный по безопасности» разве что огнём из ноздрей не дышит при виде того, где моя рука.

— Вот ты, Полина… в смысле Полина Этьеновна, ты, конечно умная девушка, но каких-то вещей в упор не замечаешь. Он же влюблён в тебя по уши.

Она весело рассмеялась, на миг став беззаботной юной девушкой

— Ладно. Через пять минут в моём кабинете, — подвела черту она.

— Нет.

— Ты меня ослушиваешься? — притворно нахмурилась Кукушкина, всё ещё пребывающая в отличном настроении. — Ладно, когда ты хочешь обсудить то, что сейчас было?

— Не в том смысле «нет». Приду сейчас, зайду через кухню чтоб никто не видел, как я в служебные коридоры проникаю. Я имею в виду, подойди к Зурабу и скажи, что ты ценишь всё что он делает для тебя и заведения, а то мужики тоже без доброго слова вянут. А если считаешь, что он красивый джигит…

— Так, схожу, но ты не перегибай, тебя это не касается. Всё, иди.

* * *

Кукушкина разрешила нам с Толякой сесть, достало хитрое зеркало и чуть-чуть поправила свой макияж. По-моему, тут в ходу какие-то штуки на порошке из макров.

— Анатолий Иванович, доложите.

— Я сел за стол из-за золотодобытчика Базыр-Оола, он применял какой-то артефакт.

— Поэтому выигрывал? — нахмурилась она.

— Не знаю, у него по жизни нет проблем с деньгами, однако такие фокусы приходится держать под контролем.

— А Рядинский?

— Под руку попал. Его никто не просил ставить. Азартный. Тем более он со своим участком полез. Всё же было чисто, ушёл бы в пас и всё.

Кукушкина что-то прикинула. Ну да, внешне так и выглядело, под удар попал главным образом индеец, повышал ставки тоже он, Рядинский действительно мог уйти, когда хотел. Единственное, что было против этого — его собственный азарт.

— Такой человек, — подвела какой-то итог она. — Однако, все чисто, не придерёшься. А ты как оказался за столом?

Она перевела взгляд на меня.

— Я на Рябинского охотился. Весь вечер его обхаживал, уговаривал участок продать.

— А он?

— Загнул мне цену в двадцать с копейками. Ну я и решил сесть, чтобы если что-то случится, воспользоваться ситуацией.

— Выиграть думал? — она нацелила на меня свой палец как пистолет.

— Ну…

— Не нукай мне, тоже, нашёл кобылку. Я тебя просила не играть и не пить. Ты, конечно, взрослый парень и дело твоё… Но ты, если забыл… простите, Анатолий Иванович, что вам приходится это слышать. Ты пытаешься вскарабкаться на моё генеалогическое древо, так что у меня есть личная причина следить за тобой и повышенные требования…

— Ну так я и не пил.

— Да, мои люди доложили, пил воду. Для антуража? Похвально.

— И играл не азартно. Ни разу не блефовал, не шёл ва-банк. Даже в тот раз я скинул и не стал собирать стрит. А если бы и собрал его, то проиграл бы флеш стриту Анатолия Ивановича. Да, ставки делал, но в бутылку не полез, вышел из игры.

Она вздыхает.

— А что с тем участком?

— Ну, я его выкуплю у Анатолия Ивановича, по номиналу. Вообще, я немного погорячился, его рыночная цена три-четыре тысячи. Могу я просить о скидке?

— Нет! Цена озвучена официально за четыре с половиной. Хотя, конечно, видела я Макарьевскую изнанку, грязь, да тоска одна, зачем только влез туда?

— Я китайцев нанял, зарплаты маленькие. Даже при минимальных объемах добычи я всё равно выхожу в плюс.

— Ты не забывай, что адвокат, ты и так денег заработаешь. Если понадобится совет по прииску или по бизнесу, приходи, мои двери всегда для тебя открыты. За пару дней переоформим участок Рябинского, продадим тебе. Какие-никакие деньги. Но ты в авантюры особо не лезь. С точки зрения бизнеса ты вложил в участок не четыре с половиной, туда же ты должен отнести и каждую копейку, что оставил в этом казино, понял? Не относись к деньгам легкомысленно. Хорошо ещё что потраченные деньги в семье останутся, под моим присмотром.

Когда я вышел из заведения, ветер остудил горячее лицо, и мне вспомнилось, что пистолет-то забыл. Пришлось возвращаться.

— Так-то ваше благородие, мы оружие пьяным не возвращаем, — набычился охранник, явно намекая не небольшую мзду, которая позволит ему чуть расширить границы дозволенного.

Но и Полина Этьеновна права, хватит мне сорить деньгами, хотя вечер в целом — можно признать успешным.

— Так-то, — в тон ему ответил ему, — я знаю Зураба Ливановича. Если и правда считаешь, что я пьян, пусть он меня обнюхивает.

— Воля ваша, держите ваш пистолет, я же просто об вашей же безопасности пекусь, — вздохнул и отдал оружие охранник, который не горел желанием дёргать начальство.

Снова ночь, запахи степей, вдали воет собака. Очень-очень устал. Извозчик отловил меня на выходе из заведения и предложил отвезти домой за пятьдесят рублей.

Я присвистнул. Вообще-то стандартная такса приблизительно два-три рубля. Наживаются на гуляках. Отмахнулся от него, дойду сам, тут недалеко.

Повернув к парку, я, даже будучи усталым, почувствовал минимальное магическое возмущение слева и справа в глубине подстриженных кустов. Такое возмущение дают простые люди, у которых почти нет магических способностей.

А что это у нас простые люди забыли с двух сторон, в кустах?

Пока я застыл, источники возмущений магического поля вывалились из этих самых кустов и обошли меня с двух сторон.

Четверо, в руках ножи.

— Ну что, господин хороший, гуляем? — спросил самый низкорослый из них и сплюнул на тротуар.

— Возвращаюсь из гостей, — чуть пячусь, отступаю, но ежу понятно, вокруг открытое пространство, и так как я не спортсмен-бегун, убежать от них у меня — нет шансов.

— Да ты не бойся. Мы ж интеллигентные люди, дядь. Выворачивай карманы, часы снимай, кошелёк. Что там у тебя ещё есть?

Вздыхаю.

— Как говорил один мой приятель, большая ошибка приходить на перестрелку с ножами!

Тянусь во внутренний карман, но моя рука сворачивает в кобуре скрытого ношения, достаю, щелчком снимаю с предохранителя, достаю и опускаю ствол пистолета вниз, под ноги пацанам с райэна.

В ночной тишине выстрел под ноги грохочет громко, пугающе. Пуля вышибает искру, а вспышка выстрела на долю секунды озаряет лицо ночных гопников.

Не потребовалось больше ни слова, не жеста. Все четверо срываются с мест и испуганными птицами бегут во все стороны так, что, судя по звяканью металла, один из них даже уронил нож.

Поднимать, рассматривать — лень. Устал я что-то. Дав им минуту, чтобы убрались подальше, прячу оружие и бреду дальше.

Пройдя парк и повернув к своему офису, я решил, что больше никуда не хочу ходить, отпер его ключом, зашёл, лампу не разжигал, сходил в гальюн и увалился спать в кладовке, благо, там сохранились все нужные принадлежности.

* * *

Утром встал и оценил, что спать в кровати в квартире намного комфортнее и приятнее для тела, чем в офисе.

Всё задеревенело, морда лица сальная, поясница болит и не выспался.

Тем не менее умылся и, пока дожидался товарищей китайцев, пребывал в хорошем расположении духа, колдуя с чайников на макрах, который грел мне воду.

Растворимого кофе я не нашёл, зато был отменный китайский чёрный чай, который я наверняка заваривал против всех правил и церемоний.

Когда они приехали, то напомнили, что сегодня надо ехать на Изнанку и на доклад к Танлу-Же.

Ну, надо так надо.

Я попросил их подождать, и написал заранее продуманное мной письмо-заявление, подготовил договор и решительно встал, разминая затёкшие даже от короткого сидения на стуле — суставы.

— Сначала по этому адресу, потом в фискальную службу и тогда уже на Изнанку.

— К кому мы? — осведомился Игорь.

— Да мужик один, с паровозом просил помочь.

— С паровозом? Ничего себе, — присвистнул китаец. — Общины тоже хотели бы иметь в собственности паровоз… Наверное.

— На кой ляд китайцам паровоз? Если только в Китай продать?

— Ну, возили бы грузы.

— Гражданин Чен и, как недавно выяснилось, Цзизу, эксплуатация железнодорожного транспорта и составов это целая наука. Не факт, что это выгодно, иметь в собственности свой паровоз. К гадалке не ходить — это очень специфическое занятие с миллионом нюансов, выяснять которые я не горю желанием. Поэтому… Поостерегись паровоза. Посозерцал красоту и отдал специально обученным людям. А с железной дорогой у нас и так есть договор, скоро первый груз отправим.

— Вот договор, господин Скоморошинский, вот заявление в фискальную службу. Прошу ознакомиться и подписать.

Мой заказчик по делу с паровозом внимательно и неторопливо прочел договор, потом заявление, но подписывать не спешил.

— А можно мне их оставить на изучение?

— Без подписанного договора никаких документов я вам не дам. Фактически я на вас пока бесплатно работаю, а это против моих жизненных принципов. Вот ответ фискальной службы, который, опять-таки на руки не отдаю. Кроме того, я проверил что паровоз на месте, в безопасности, хотя у него и подтекает масло из колесных пар.

— Где? Почему подтекает? Я прошу вас это устранить.

— Я не механик, а юрист. Подписывайте договор, аванс я с вас пока что не беру, но как вы видели, имею право затребовать до сорока процентов, уже на начальном этапе.

Скоморошинского с его суммой гонорара в сто тысяч никто за язык не тянул, но сейчас он мялся и сокращался как отличница перед сигаретой.

— А вы точно заберете у них мой паровоз?

— Стопроцентную гарантию даёт только вскрытие. А я считаю свой путь эффективным и сравнительно быстрым. Тот, кто даст вам гарантию это или чиновник фискальной службы, который провернёт дело не вполне законно, или лжец, который врёт вам в глаза. Потому что может произойти всякое.

— Гарантий нет, сто тысяч подавай! — Скоморошинский, тем не менее, подписал договор, приложения и заявку.

Мы пожали друг другу руки, и я поехал в саму фискальную службу сдавать заявление.

В фискальной службе уже знакомые мне тетки внимательно перечитали моё заявление, хотя им и положено только принять и поставить штамп. Я пребывал в самом благодушном настроении, поэтому не возражал.

— Мы опять распишем Пистунову. Пёс его знает, что с вашим письмом делать, никогда про никакой зачёт не слыхала, — беззлобно пояснила мне тётка.

— Меня устраивает. И устраивает отказ, который по такому запросу они должны дать в течение десяти дней.

— Вопрос уже не к нам, — тётка поставила штамп о принятии документа так громко, словно пыталась убить на нём муху.

— Знаю, знаю, к Алефтине, — кивнул я.

Дела на прииске шли своим чередом, территорию расчистили, появились первые отвалы с отработанной рудой, камнем проложены дорожки, основное здание стало как-то прямее, сожженное почти разобрано, везде суетился инженер, который ухитрялся не кричать на рабочих, а коротко и по делу объяснять и нарезать задачи.

— Господин инженер Ли, — обратился я к нему.

Инженер пока что плохо говорил по-русски, кое-где мне помогал с коммуникацией Чен.

— Да, господин директор Аркад Ий.

Китайцы ставили фамилию в начала обращения, многие из них искренне считали, что Аркадий, причем в их варианте звучания, это моя фамилия. Объяснять нюансы я не видел смысла, пусть хоть горшком называют, лишь бы в печь на совали.

— Вот тот холм, скорее всего получится его купить.

Чен дополнительно перевёл, инженер кивнул и ответил ему на китайском.

— Это радостное событие, — перевёл мне Чен. — Он будет рассчитывать схему добычи и необходимые мероприятия.

Ну и чудненько.

— Степняки появлялись?

— Да, видели их пару раз, но не общались.

— Как думаешь, идёт у них охота?

— Если к лесостепи в полусотне километров есть зверь, они его изведут. Расстояния их не пугают, следопыты они хорошие. Только это для нас особо уже и не важно, Аркад Ий.

— Создали видимость добычи макров животного происхождения и ладно?

— Да.

— А нашу первую партию фасуют?

— Да, полностью перекладываем. Коробки с типографской надписью прииск Филинова, маркировка только на русском, цифры, цветные точки по цветам макров. Заклеим, опечатаем печатью, послезавтра можно подавать заявку в железные дороги на отправку спецконтейнерами.

— Справишься?

— Надеюсь, — вздохнул он.

— Возьми с собой бутылку коньяка. Положи в тонкую сумку.

— Зачем?

— Надо. Заявка подаётся в окошко приема заявок, но потом тебя гонят в службу погрузки, завизировать, там мужики простые, их всего там пара человек в кабинете, я узнавал.

— И?

— Заходишь в кабинет, видишь, что посторонних там нет…

— Как я это пойму? — озадачился китаец.

— Очень просто, если мужики сидят в расслабленных позах и анекдоты травят, значит только «свои». А если кто-то стоит, все бумажками размахивают, умные речи ведут, значит начальство в наличии, тогда ничего не давай.

— Что давай?

— Чен, не включай тупого. Заходишь, видишь, что там только хозяева кабинета. Подаёшь заявку, а сумку с бутылкой ставишь сбоку от стола и не смотришь на неё. Они тебе заявку визируют, ты выходишь и всё. Если чужие, то ничего не оставляй. Понял?

— А если они спросят, что за сумка, зачем ставишь?

— Ты такой — какая сумка? Это же ваша! Только своё коронное «по-русски не понимать», не выкатывай, ладно. Просто делай круглые глаза и говори, что это их сумка и ты не понял вопроса. Вот там можешь «тупого» включать.

— А если они не возьмут?

— Я понимаю, что тебе страшно. Магарыч давать это не такая простая наука. Но это нужно.

— Они по договору и по закону наш груз и так отправят. Зачем этот коньяк?

— Отправят. Но наш груз они отправят первым. И если он застрянет, подтолкнут. И следующую заявку тоже примут с радостью. Учись давать мелкий подарок, особенно алкоголь, это не тянет на уголовку, а мужикам радость.

— Что они, сами не могут купить себе коньяк? У них же зарплата есть?

— Могут, конечно, но у магарыча другой вкус, он приятнее. К тому же это часть национальной традиции.

Загрузка...