Адъютанты удачи

Глава 8 Игра воображения бретера и барышни. – Прискорбная кончина жемчужно-серого жилета. – Принц крови. – О пользе обмороков в нужный момент

Глубокой ночью в особняке российского посольства бодрствовали четверо.

Первым из них был Алексей Каверин. Во все продолжение беседы перед его мысленным взором рисовались Кавказские горы, куда власти в то время, совмещая приятное с полезным, посылали воевать особо строптивых офицеров. «Не сорвали бы погоны… Э, да что погоны! Ведь и в Сибирь отправить могут, не то что на Кавказ…»

Второй бодрствующей была, само собой, мадемуазель Серова. Перед ее мысленным взором красовался магазин Анри, в котором продавали расписные веера из шелка и слоновой кости, отделанной золотом. И чем более неприятный оборот принимала беседа, тем глубже Полина погружалась в атмосферу дамских безделушек, не забывая при этом мило улыбаться – что, к слову, особенно выводило из себя двух собеседников бретера и барышни.

Третьим полуночником был барон М., посол, ссутулившийся и вроде как даже постаревший. А последним, ясное дело, – Серж Новосильцев, чьи губы были сжаты так плотно, что образовывали одну прямую линию.

Причина недовольства Сержа станет понятна, если мы сообщим, что чудодейственному жемчужному жилету, равному которому не было даже у английского посланника, пришел конец. Ведь коварный Максим де Шевран успел полоснуть Алексея по ребрам, и немного крови угодило на одежду. Самая малость, всего лишь капелька, но всякому известно, как ее трудно отстирать. Стало быть, на роскошном жилете можно было поставить крест, ибо испачканная одежда для homme comme il faut[7] – дело немыслимое, шокирующее и, можно даже сказать, позорное.

Впрочем, дело было не столько в жилете, сколько в том, что ни Матвей, ни кучер в посольство до сих пор не возвратились и, если говорить начистоту, не было никакой надежды на то, что они возвратятся.

– Но вам же ясно было приказано: не упускать Матвея из виду! – кричал Серж.

В присутствии барона он допросил офицера и агента нумер два с пристрастием. Шкатулка из фиалкового дерева, неведомо откуда взявшаяся, повергла Новосильцева в недоумение, а известие о дуэли – в ярость.

– Вы хоть представляете себе, кто такой Максим де Шевран? Да завтра весь Париж будет судачить о том, что он дрался с вами!

Хорошо еще, Алексей не проговорился, что его секундантом был не кто иной, как сам Видок, не то Серж бы точно начал рвать волосы у себя на голове.

– Немыслимо, немыслимо, просто немыслимо! – повторял Новосильцев, когда Каверин рассказал о том, в каком состоянии агенты застали Эпине-Брокара по возвращении в дом.

Когда допрос был наконец окончен, Новосильцев, яростно жестикулируя, обратился к барону, который все время находился тут же, но не произнес практически ни слова. Французские слова сыпались из уст Сержа с такой скоростью, что Алексей и Полина даже не пытались поспеть за ними. Полина уловила только многократно повторяющееся imbeciles, position dangereuse, hors de contrфle и scandale diplomatique[8].

Барон устало кивал. Под глазами у него пролегли круги от бессонницы.

– Итак, подведем итоги, – ядовито обратился Серж к притихшим агентам. – Вы должны были охранять Матвея, и его нет. Вам поручили доставить шкатулку с протоколами, и вы не справились с заданием. Более того, один из вас ввязался в совершенно немыслимую историю, убил ни в чем не повинного человека. И… и еще Эпине-Брокар.

– Да, Эпине-Брокар, – промолвил барон.

– Мы не убивали его, – раздраженно отозвался молодой офицер, – если вы это имеете в виду.

Новосильцев иронически воздел к потолку руки:

– Имеем в виду! Господи, Алексей Константинович, сейчас не время перебрасываться словами. Где гарантии, что вас никто не видел, когда вы заходили к нему второй раз? Полиция, знаете ли, любит иной раз сопоставлять факты, а сопоставив их, она может прийти к выводу, что Эпине-Брокара убили вы.

– Приглашение, – напомнил барон.

– Да, – подтвердил Серж. – Оно поддельное, вот в чем беда. Само собой, на бал масок вас никто не приглашал. Так что если начнут проверять приглашения…

Барон незаметно зевнул, прикрыв рот рукой.

– У полиции могут зародиться очень серьезные подозрения, – закончил Новосильцев почти трагически. – Теперь видите, в какую историю вы нас втянули?

Алексей молчал, стиснув челюсти. Он всего лишь выполнял приказы, которые с ним не обсуждали. В чужой комбинации, плохо задуманной и плохо разыгранной, ему пришлось играть предписанную роль, и теперь, когда все провалилось, оказалось, что он же и виноват во всем.

«Какие они бессердечные, – думала меж тем Полина. – И ни во что нас не ставят. Пожалуй, я куплю не два веера, а три! И еще надо будет заглянуть в тот парфюмерный магазин…»

И барышня погрузилась в царство грез. Только не подумайте, что мадемуазель Серова была и впрямь так глупа, как расписывал Серж Новосильцев. Просто она придерживалась правила – никому не давать портить себе жизнь, пусть даже из государственных соображений, а, наоборот, доставлять себе как можно большее число поводов для радости.

Серж прошелся по комнате, раздраженно поправляя манжеты. Он все еще переживал из-за погибшего жилета.

– Что же нам теперь делать? – спросил Каверин.

– Вам? – Сотрудник посольства круто повернулся на каблуках. – Все, что вы могли, вы уже сделали. Неужели вам мало?

Барон шевельнулся. А затем устало молвил, видя, что офицер вот-вот взорвется:

– Довольно, Серж. Взаимные пререкания ни к чему не приведут. Ясно, что положение более чем щекотливое, и… не будем ссориться.

Новосильцев пожал плечами и повалился в кресло. Полина увидела выражение лица Алексея – и тотчас же решила, что купит на казенный счет не три веера, а четыре. Или сразу пять. Это была единственная месть, которую она могла себе позволить, но зато какая сладкая!

– Что Максим де Шевран делал на маскараде? – спросил вдруг барон М., потирая переносицу.

– Вы о чем? – удивился Серж.

– Вы слышали о той его истории с Видоком? Какое-то темное дело – любовные письма… вымогательство…

– Граф утверждал, что его подставили, и сделал это сам Видок.

– Любопытно, – бесстрастно уронил барон. – И все же де Шевран – не тот человек, который пошел бы к Эпине-Брокару просто поразвлечься. В сущности, они одного поля ягоды.

– Вы думаете…

– Убежден, что граф был там не просто так.

– Гм… Очень может быть, – растерянно пробормотал Серж.

– И господина Каверина вызвали на дуэль вовсе не случайно.

Полина не стала напоминать, что говорила присутствующим то же самое, в том числе Алексею, и не раз. Мыслями барышня уже перенеслась в парфюмерный магазин.

Барон шевельнул бровями и задумался. Наконец с расстановкой проговорил:

– Я вот думаю…

– Да, ваше превосходительство? – почтительно промолвил Серж.

– А не была ли вся произошедшая история чистейшей воды провокацией? Предположим, кто-то узнал о наших планах относительно протоколов и решил это использовать. Ведь что получается: если бы господин Каверин замешкался, не исключено, что его бы задержали у еще не остывшего трупа Эпине-Брокара с компрометирующими бумагами на руках. Вы представляете себе, какие заголовки появились бы в европейских газетах?

На подвижной физиономии Новосильцева сменялись восхищение, почтение и самое настоящее благоговение перед прозорливостью начальника, высказавшего мысль настолько глубокую, что она бы никогда не пришла в голову его подчиненному.

– И тогда, – добавил барон М., – мы должны быть благодарны нашим людям за то, что они так быстро сориентировались в ситуации и сделали единственное, что можно было сделать, а именно – скрылись.

– Но дуэль! – вскричал Серж.

Барон сделал нетерпеливый жест.

– Повторяю, я не верю, что Максим де Шевран пришел на бал без всякой задней мысли. Возможно, он как раз и должен был не дать нашему человеку уйти, а потому решил припугнуть его дуэлью. Вы же сами знаете, у покойного была репутация человека, с которым никто не желал связываться. Но особенно меня настораживает то, что он находился там не один. Мадемуазель Анжелика всегда была с ним заодно, когда они проворачивали очередное темное дело. Да и тот третий, которого вы назвали Ксавье Марке, нисколько не лучше их, как я слышал.

– Да, – пробормотал Серж, – я как-то упустил из виду данное обстоятельство.

– Ничего страшного. – Барон вздохнул и поглядел на огромные напольные часы в стиле рококо со всевозможными завитушками и пухленькими улыбающимися амурчиками. – Пожалуй, сегодня мы больше ничего не придумаем. Надо затаиться и ждать, какой оборот примут дела. Хуже всего, конечно, то, что Матвей исчез, и я боюсь, что это было частью плана против нас. Он очень ценный свидетель, не забывайте.

– Ничего, – сухо сказал Серж, – когда с ним Тимофей, далеко ему все равно не уйти.

– Тимофей? – переспросил Каверин.

– Кучер, – пояснил Новосильцев, – получил от нас указание не терять из виду вас и Матвея.

Алексей поморщился. Мол, узнаю родное отечество: шпионить за всеми, за кем только можно, и за самими шпионами в том числе.

– Как же так получилось, что ваш хваленый Тимофей уехал без нас? – спросила Новосильцева мадемуазель Полина.

– Не знаю, – ответил за Сержа барон. – Возможно, возникли какие-то особые обстоятельства, о которых мы не ведаем. Но вы не беспокойтесь за Тимофея. Он человек бывалый и сумеет постоять за себя… Спокойной ночи, господа. И вам того же, сударыня.

Барон поднялся с места и проследовал к выходу. А возле двери обернулся к агентам:

– Я бы попросил вас какое-то время не покидать территорию посольства, пока все не прояснится. Уверен, скоро мы узнаем, в чем тут дело.

– Но наши слуги… – начала Полина. – И вещи. Они все в особняке.

– Утром пошлете за вещами и за слугами. Все равно, насколько мне известно, – барон М. улыбнулся, – вам пришлось не по вкусу ваше жилище.

Полина нахохлилась. Месть с посещением магазинов, где она собиралась отплатить чиновникам за их обхождение, откладывалась.

– Так мы теперь что же, пленники? – не удержавшись, спросила она у Алексея, когда за послом и Сержем затворилась дверь.

– Похоже на то, – отозвался Каверин.

За недостатком свободных помещений агентам особой службы отвели комнаты на чердаке, под самой крышей. Офицер всю ночь ворочался с боку на бок. Что же до Полины, то барышня, наоборот, сразу же заснула сладким сном, и во сне ей виделись бесчисленные веера и зеркала, которые танцевали вокруг нее.

Следующий день, 7 июля, прошел без всяких происшествий. Алексей и Полина послали за слугами, а когда те явились, велели им собирать вещи и переезжать в посольство. Горничная объявила, что ни за что не управится за один день.

– А часы! А книжки ваши, барышня! А посуда! Нельзя, никак нельзя. Все же следует упаковать, завернуть как надо… Вон, Гришке дела мало – у его господина один сундучок, и только. А я не могу хозяйское добро бросать.

Полина вздохнула и отправилась к Каверину, посоветоваться насчет создавшегося положения.

– Разумеется, я скажу денщику, чтобы помог вашей горничной… – начал Алексей. Но тут в дверь влетел кипящий, аки чайник на вулкане, Серж Новосильцев, и буквально завопил:

– Послушайте, это неслыханно! Почему вы не сообщили нам, что секундантом на дуэли был писака и каторжник Видок?

Агент нумер один и агент нумер два переглянулись.

– А мы не знали, – объявила Полина, глядя на сотрудника посольства честнейшими незабудковыми глазами. И для усиления эффекта похлопала ресницами, как бабочка – крыльями.

– Мы и понятия не имели, – поддержал напарницу Алексей. – Если вы о моем секунданте, то мне он сказал, что его зовут Франсуа Перрен.

– А доктор Марке говорит, что мадемуазель узнала его, – ехидно ввернул жестокосердный Серж, похоже, совершенно к бабочкам равнодушный.

– Я? – изумилась Полина. – Помилуйте, сударь! Как же я могла его узнать, если никогда прежде не видела?

Серж заколебался. И в самом деле, как?

– Вот уж история… – проскрежетал Новосильцев. – Во всех салонах только и говорят, что о дуэли и о вашем ударе, сударь. Все убеждены, что вы по меньшей мере наемный убийца, prince du sang[9], раз сумели дать отпор графу де Шеврану.

Алексей вздохнул: так, понятно… Сначала охранник вора, теперь наемный убийца… Все одно к одному.

«А ему очень идет, когда он сердится, – подумала Полина. – Принц крови, надо же!»

– Месье Новосильцев, мне надо сделать кое-какие покупки, – объявила она. – Я должна приобрести очень-очень важные и нужные вещи!

– Сожалею, сударыня, – ответил Серж, кланяясь, – но впредь до особого разрешения барона вас запрещено выпускать из особняка.

И, мило улыбнувшись, сотрудник посольства удалился, довольный собой.

– Все-таки пленники, – констатировал Алексей.

– Но мы ничего не сделали! – возмутилась Полина. (Дуэль и попытка ограбления, само собой, в счет не шли.)

– Судя по всему, это и вменяют нам в вину.

От посольских слуг Алексей узнал, что о Матвее по-прежнему нет никаких известий, а преданный кучер Тимофей как в воду канул. Однако вскоре на окраине были обнаружены тела двух мужчин с огнестрельными ранениями. Один, убитый наповал, оказался Тимофеем, второй, который получил пулю в голову, но остался жив, – Матвеем.

– Он сможет что-нибудь рассказать? – тревожно спросила Полина. – Что с ними произошло?

– Матвей лежит в беспамятстве, – угрюмо ответил Алексей. – И ему очень повезет, если он сумеет выкарабкаться.

Барон М. навестил особых агентов и дал им понять, что дела их плохи. Кое-кто заметил карету Тимофея у особняка Эпине-Брокара, и полиция недалека от того, чтобы связать убийство авантюриста де Шеврана с таинственным нападением на двух русских. А тут еще и дуэль, так некстати привлекшая внимание парижского света!

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы замять это дело, – сказал посол. – Мы пустили слух, что вы были ранены на дуэли, и теперь вам придется уехать.

Признаться, на иной исход Алексей и не рассчитывал. Полина молчала, сжав губы, и вид ее не предвещал ничего хорошего.

– Боюсь, – признался посол, – больше я ничего не смогу для вас сделать.

Когда барон ушел, Полина внезапно залилась слезами.

– Полина Степановна! Что с вами?

– Портрет! – простонала Полина. – Портрет Лёвушки! Я только сегодня заметила… Маша и ваш слуга… перевезли все вещи… а портрет забыли. Я на стену его повесила…

Барышня топнула ножкой по ковру и зарыдала еще громче.

В офицерской среде все знают друг друга, и надо сказать, что Каверин, наслышанный о Лёвушке, считал друга детства мадемуазель Серовой редкостным болваном. Но Алексея тронуло волнение Полины, и он стал ее успокаивать: мол, отъезд ведь не прямо сейчас предстоит, за портретом можно послать Машу или Григория.

– Кухарка сказала Маше, что наших слуг тоже велено не выпускать, – пожаловалась Полина, вытирая слезы. – А кухарка знает все, что творится в посольстве.

– Тогда я сам схожу за портретом, – заявил Алексей.

– Вы? – изумилась Полина.

– Ну, нельзя же оставлять портрет вашего друга в том негостеприимном заброшенном доме, – серьезно ответил офицер. По правде говоря, его душу грела мысль, что он таким образом покажет нос чопорному барону и его клеврету.

– Вы думаете, вам разрешат покинуть посольство? – недоверчиво спросила барышня с незабудковыми глазами.

– А я и не собираюсь спрашивать разрешения, – коротко ответил Алексей, и его глаза сверкнули.

Через час, одевшись попроще и затесавшись в толпу рабочих, которые разгружали припасы для посольской кухни, Алексей Каверин поставил на плечо пустой ящик, надвинул на нос картуз, прошел мимо часового, скучавшего возле черного хода, и был таков. Из окна за ходом операции наблюдала восхищенная до глубины души Полина Степановна.

Оказавшись за сотню шагов от посольства, Алексей отбросил ящик, снял картуз и ускорил шаг. Вернуться он собирался через главный вход, неся под мышкой портрет, и уже сейчас предвкушал, как вытянутся физиономии барона М. и Сержа Новосильцева, когда те поймут, что агент нумер один обвел их вокруг пальца. Но тут госпожа Удача решила, что была достаточно долго благосклонна к нашему герою, и отвернулась от него.

Итак, Каверин шел себе по улице, когда с ним поравнялась медленно едущая карета. Затем на голову офицера рухнуло небо, и Париж скрылся из вида.

Когда небо вернулось на место, Алексей открыл глаза и увидел прямо напротив себя человека в маске, закрывавшей все лицо. Видно было только, как сквозь прорези сверкают светлые глаза, и взор их молодому человеку сразу же безотчетно не понравился.

Не сказав ни слова приветствия, даже не представившись, незнакомец выхватил кинжал и без всяких церемоний приставил его к горлу пленника – настолько близко, что Каверин мог чувствовать, как острие царапает кожу. Оглядевшись, офицер определил, что находится в экипаже, который мчится в неизвестном направлении; но вовсе не это занимало его в тот момент.

– Скажи мне, где шкатулка, и я дам тебе умереть легкой смертью, – процедил убийца сквозь зубы. – Ну?

– Шкатулка? – с трудом ворочая языком, переспросил Каверин.

Светлые глаза еще яростнее блеснули.

– Да, шкатулка из фиалкового дерева. Я знаю, что она у тебя.

Незнакомец чуть-чуть, самую малость, шевельнул рукой, и Алексей почувствовал, как струйка крови потекла по его шее.

– Ах, та шкатулка, – пробормотал он. – Она…

Молодой человек закрыл глаза, и голова его откинулась назад.

– Эй, ты что? – сердито произнес убийца и отвел нож от горла потерявшего сознание офицера.

Этого было достаточно, чтобы притворившийся обеспамятевшим Алексей собрался и со всей силы ударил незнакомца лбом в лицо. Жестокий прием оправдал себя. Нос незнакомца хрустнул, как раздавленная груша. Убийца взвыл и схватился за лицо.

Каверин рванулся к кинжалу, но убийца был начеку. Он попытался ударить первым, однако Алексей увернулся и ударил противника выше колен, хоть и ниже пояса. Неизвестный сдавленно вскрикнул, и пленник вывернул ему руку. Кинжал упал на пол.

Карета громыхала по камням. Алексей потянулся за кинжалом, но тут экипаж подбросило на каком-то ухабе, и он упал. Убийца навалился сверху. Оба тянулись за кинжалом, карету мотало из стороны в сторону. Незнакомец придавил молодого человека к полу и стал душить. Поняв, что терять ему нечего, Каверин из последних сил дернулся, схватил клинок и с размаху всадил его противнику в глаз. Тот с воем сполз на пол.

Алексей отшвырнул тело и, приоткрыв дверцу кареты, выглянул наружу. Лошади мчались во весь опор. На какой-то улочке они чуть не задавили рабочего, и тот, едва успев отскочить, послал вдогонку взбесившейся карете сочное французское ругательство.

Улучив момент, на повороте, когда кучер был вынужден придержать лошадей, Каверин выпрыгнул из экипажа, рискуя при падении переломать все кости. Но все обошлось, только в спине что-то неприятно хрустнуло. Молодой человек вскочил и бросился прочь.