– Плохо, – сказал Яшка, – и даже очень плохо.
Плотные листы с эскизами он отбросил с такой брезгливостью, что только драматическому актеру стародавней школы сыграть впору, а Яшка был хоть и артистом, но цирковым.
– Почему? – удивился художник, невысокий плотный чернявый дядька лет пятидесяти; судя по округлившимся глазам, он ждал комплиментов.
– Потому что это не цирковые костюмы. Это скучно! Это картинка для учебника истории. А мы артисты! Вот что это за штаны?
– Это чикчиры.
– Это кальсоны. Как у моего покойного деда. А в цирке штаны должны быть нарядные! А то зритель подумает – в чем репетировали, в том и на манеж выперлись.
– Вам требовался гусарский костюм!
– Мне требовался цирковой гусарский костюм! Цирковой!
В общем, разругались в пух и прах.
Когда художник, обозвав Яшку безграмотным кретином, собрал свои листочки и хлопнул дверью, Яшка тосковал недолго. Во-первых, время подстегивало – через полтора часа на манеж, а во-вторых, он знал, как решить проблему. Собственно, он это с самого начала знал…
В вагончиках, где жили артисты цирка шапито, было жарко и душно – они стояли на самом солнцепеке. Поэтому Яшка принимал посетителя в одних трусах. Одеваться страх как не хотелось. Он знал, что еще успеет взмокнуть в синтетическом костюме.
Натянув тускло-синие лосины, из-за которых вся эта катавасия и началась, сунув ноги в короткие сапожки, а доломан с облупленными золотыми шнурками перекинув через плечо, полуголый Яшка запер раздевалку и пошел на конюшню. Вот там-то и ожидал его серьезный разговор. Более чем серьезный…
Яшка влип. И случилось это из-за его фантастической красоты. Когда в придачу к стройной фигуре, широким плечам, росту под метр восемьдесят и талии – семьдесят, если на пустой желудок, наездник-сальтоморталист имеет точеный профиль, вороные кудри и натуральные зубы белее всякого жемчуга, то и к бабке не ходи – ввергнут его девки во всякие безобразия. То есть всякая, впервые его увидев, мысленно произносит одно лишь роковое слово: «Мой!»
Как-то так сложилось, что цирковые конюхи, как правило, девчонки. Или женщины постарше, но с ними лучше не связываться – пьют, заразы. Девчонки-то приходят в цирк ради романтики, а женщины романтикой уже переболели и, разуверившись в своем светлом будущем, глушат тоску водкой.
Так вот, Яшка был руководителем группы наездников-сальтоморталистов из четырех человек, сам – пятый, имел в хозяйстве шесть лошадей, и этот конско-человеческий коллектив держался уже по меньшей мере четыре года без изменений. Быть начальником ему нравилось, и тем, что судьбы четырех артистов и конюха, а также лошадей, полностью от него зависят, он даже наслаждался. Но конюхи у него дольше полугода не застревали. Всякая дурочка, обалдев от Яшкиных зубов, сперва пыталась стать ему боевой подругой, потом проникалась злостью и, наконец, стремительно покидала Яшку навеки. А ему приходилось давать объявления и впопыхах искать нового конюха.
Собственно, их должно было быть двое. Но Яшка посидел с калькулятором, поворчал и понял, что второй конюх для коллектива – идиотская роскошь. Подседлать коней перед представлением, поводить их до и после, расседлать, задать корм и сами наездники прекрасно могут. К тому же две девчонки в коллективе – это двойной геморрой, одна-то уж точно за самим Яшкой бегать начнет, но вторая ведь по такому случаю возьмется плести интриги. Хотя если вторая догадается женить на себе кого-то из парней, то останется в коллективе навеки, а первую можно будет выпроводить. Только, пока это случится, придется платить двум конюхам сразу, а денег у Яшки не густо.
Потому он и не заказывал новые костюмы коллективу, что экономил. Но две недели назад директор цирка шапито Соловьев демонстративно оглядел его после выступления с головы до ног и сказал:
– Яша, твои штаны выглядят так, словно ими на вокзале полы мыли. Пошей наконец, раскудрить тебя и раздолбать, приличные костюмы!
На конюшне ждала конюх Таня. Разговор предстоял неприятный, а куда деваться?
– Я взяла билет на послезавтра, – сурово сказала Таня. – И мне плевать, есть для меня замена или нет для меня замены.
– Давай разберемся по-человечески, – предложил Яшка. – Я дал объявления, я все столбы вокруг цирка обклеил. Как только появится человек – ты свободна, и я сам тебе дорогу домой оплачу. Хотя зря ты это…
– Хватит! Я так решила!
Яшка шарахнулся – Таня была девица крупная, плечистая, а в драных трениках, старом тельнике и с вилами в руках – еще и страшная. Ну как пырнет? Навозные вилы – это гарантированное заражение крови…
Как вышло, что она стала его подругой и два месяца исполняла все обязанности хорошей жены? Ну, как?!? Ведь закаялся встревать в романы с конюхами! Объяснять в общем-то хорошей девчонке, что не созрел для брака и семьи, – малоприятное занятие…
– Я так понимаю, что деньги тебе предлагать бесполезно, – сказал Яшка. Это был дипломатический ход – теперь Таня должна была ответить: «Смотря какие деньги». Но Яшкин кошелек был спасен самым неожиданным образом – в воротах конюшни возник Соловьев и с ним – незнакомая, но очень эффектная миниатюрная молодая блондинка.
По случаю жары она была в коротком сарафанчике и в хитросплетенных босоножках, которые делали ее выше чуть ли не на пятнадцать сантиметров. Цирковые обычно хорошо одеваются, любят принарядиться, и фамильные драгоценности в цирке – явление нормальное. Яшка сразу оценил дорогой прикид. Но он знал цену своей мускулатуре, своей осанке и своему лицу.
– По твою душу, Каллаш. Катя, это тот самый гусар и есть.
– Добрый день, – сказала блондинка, с интересом глядя на голого по пояс Яшку. – Есть деловое предложение. А это – те самые лошади?
– Те самые, – подтвердил Яшка. И с превеликой радостью убрался с конюшни – словно бы забыв надеть доломан в рукава. Пусть Катя полюбуется…
Предложение оказалось хорошим – сняться вместе с ребятами в рекламном ролике. Сперва в гусарских костюмах проскакать по природе галопом, с простенькими трюками, потом сыграть сценку и изобразить сверкающую улыбку с большим фуфырем пива в руках. Затея объяснялась названием пива – «Бородинское».
– Ты новые костюмы заказал? – спросил Соловьев. – Хотя бы эскизы?
– Этот художник – он не цирковой, – прямо сказал Яшка. – Гонору – на целый Эрмитаж, а сам передирает картинки из исторических книжек. Другой нужен.
– Срочно нужен, – поправила Катя. Она представляла ту студию, которой пивоваренная компания заказала ролик, и всяко показывала свою принадлежность к великому и ужасному миру киношников.
– Мы, правда, потеряли время, но ведь Сорокина работает быстро. Ну, приплачу за скорость. Сейчас ей и позвоним.
– Кто ж тебе виноват, что взял не циркового? – полюбопытствовал Соловьев. – Говорили тебе – сразу звони Сорокиной, она не подведет. А ты?
Яшка развел руками. Виноват был, конечно, он сам, но – пополам с Игорьком Даниловым. Игорек, самый маленький из наездников, классический «верхний», венчающий пирамиду из четырех человек, стоящих на бегущем рысцой тяжеловозе Маське, коллекционировал оловянных солдатиков и возил за собой по городам и весям целый чемодан этого добра. Приезжая в город, где предстояло проработать хотя бы неделю, он первым делом бежал на местный блошиный рынок. Однажды экспедиция кончилась плохо – торгуясь с каким-то дедом и убалтывая его в ближайшей пивнушке, наездник подцепил вшей и поделился ими со всем коллективом, крику было много. По своим коллекционерским каналам Игорек, когда приехали работать в Вязьму, вышел на художника Шульмана – великого знатока униформы всех армий, и почему-то решил, что рисовать новые костюмы для номера должен только этот старый зануда. Яшка в неудачную минуту выслушал аргументы и дал добро. Ну и вот – зря выброшенные деньги…
Сорокина отозвалась с готовностью. Старуха на своем веку одела целую дивизию цирковых, и ей не приходилось объяснять простые вещи. К тому же она выучилась пользоваться Интернетом и могла прислать эскизы по электронной почте. Столковались насчет гонорара, и Яшка, довольный, что одной проблемой меньше, уговорился с Катей о важных деталях и помчался на конюшню. Времени оставалось – с гулькин нос.
Игорек, Саша и Влад уже были на конюшне, водили лошадей – Руську (по бумагам – Рубин), Гошку (по бумагам – Гиацинт) и Хрюшку (по бумагам – Хризолит). Сюська (по бумагам – Сюрприз) и Серый (по бумагам – Калиостро, но наездники ничего уменьшительного из клички не извлекли, прозвали по масти) стояли в стойлах. Мишаня где-то задерживался. Таня сидела возле огромного Маськиного панно, весом в сорок кило, которое громоздят на конскую спину, чтобы получилась необходимая для трюков ровная площадка чуть ли не в два квадратных метра, и подшивала отпоровшуюся бахрому к вальтрапу – здоровенному чехлу, прикрывавшему бока и круп лошади. В последние недели вальтрап с панно ни разу не снимали – возни с ним было минут на сорок, решили сэкономить время. Вид у Тани был угрюмый.
– Ты не поверишь – у нас новый конюх, – шепнул Яшке Влад. – Вон, вон, смотри – Сюську кормит. Во чудак…
И точно – стоял возле стойла долговязый светловолосый парень и очень осторожно, на предельно вытянутой руке, подносил к Сюськиному храпу огрызок яблока. Сюська тянулся, показывая крупные желтые зубы, а парень руку отдергивал. То есть – с лошадьми он до сих пор дела явно не имел.
Яшка подошел, похлопал новое приобретение по плечу. Парень быстро повернул голову.
– Я Каллаш, руководитель номера, – строго сказал Яшка.
– А я по объявлению…
Новый конюх был на вид странноват: тонок и плечист, при этом – с совершенно детским лицом, на котором навеки отпечаталась растерянность обиженного младенца. И голубые глазищи, и приоткрытый рот…
– Раньше ухаживать за лошадьми не приходилось?
– Нет, но я… я научусь! – пылко пообещал парень. – Я всю жизнь мечтал! Возьмите меня, пожалуйста! Я справлюсь!
– Хм… – ответил ему Яшка.
– Справлюсь!
– Обязанности такие – ночевать при лошадях в шорной, утром кормить, поить, готовить к репетиции. После репетиции – шагать. Потом пять часов свободных. В шесть быть на конюшне, готовить лошадей – гулять, шагать, чистить, седлать. Потом, во время номера, принимать в форганге и выкидывать на манеж. После представления еще пара часов свободных. Выходные – понедельник, вторник, среда. В эти дни только кормить, поить и немного шагать. Но в понедельник и вторник мы, если что, сами справимся.
– И ночевать?
– Да. Мало ли что – вон в Костроме шапито работало, так ночью какие-то сволочи конюшню подожгли. Если бы дежурный конюх коней не успел вывести… ну, ты понимаешь…
– Да…
– Но это – только пока мы здесь. Из Вязьмы через три недели поедем в Калугу, будем работать в шапито вместе с Воробьевыми, а у них в номере медведи, козы и лошади, так что есть свой конюх. Можете с ним по очереди в конюшне ночевать. Как тебя звать?
– Никита! – восторженно отрапортовал парень.
Вариант был не лучший, но хорошо, что впопыхах хоть такой нашелся. Яшка повернулся к Тане.
– Всё в порядке, ты можешь уезжать. Зайдешь потом ко мне, оформим полный расчет.
– Хорошо, – буркнула Таня. На самом деле уезжать ей не хотелось.
– Сегодня поучи новенького, расскажи ему порядок номера.
Дальше события развивались стремительно.
Таня, как и следовало ожидать, соврала – никакого билета на послезавтра у нее не было. И хуже того – у нее в троллейбусе сперли документы. На самом деле или нет – Яшка докапываться не стал. И вообще старался с ней в беседы не встревать. Ходит по вечерам, учит Никитку – и ладно.
Сорокина через два дня прислала эскизы. Яшка ахнул и письменно расцеловал старушенцию:
– То, что надо, тетя Лена, то, что надо!
Гусары на ее картинках были изумительны – в лазоревых доломанах, расшитых шнурами и блестками, в киверах с высоченными плюмажами (они всё равно только для торжественного выхода, не родился еще болван, чтобы делать сальто-мортале с галопирующей лошади на манеж в кивере), в золотистых лосинах, имеющих не просто богатый, а царственный вид.
Яшка на выходных повез свою команду в Москву, в театральную мастерскую, где опытнейшая тетя Люба, ровесница Сорокиной, которой тоже была обещана надбавка за срочность, сняла с наездников мерки и засадила за работу своих молодых помощниц. Сшить – это бы еще было полбеды, главная беда – расшить шнурами, блестками и камушками, но всякий цирковой умеет держать в руках иголку, и наездники тоже.
Определившись со сроками, Яшка позвонил Кате, чтобы назначить время съемок и заказать фургон. И так ловко всё получилось, что одновременно Тане выдали справки, заменяющие утраченные документы, Катя мобилизовала на нужный день съемочную группу, а костюмы оказались полностью готовы. Разве что гусарские ботики не успели заказать сапожнику, но и старые, если их начистить, сойдут.
Но не бывает же бочки меда без ложки дегтя. И деготь шлепается в бочку именно тогда, когда качество меда наилучшее.
Съемки были назначены на понедельник. А на вечернем воскресном представлении, когда Тани уже не было в цирке, перед самым началом Никита подошел к Яшке и, сильно смущаясь, сказал:
– Вы знаете, я псих. Нет, честное слово, псих. Я не сам придумал – у меня справка есть.
– Ну и что? – спросил ошарашенный Яшка.
– Я один не справлюсь. Я ничего не запомнил, а Тани нет…
И впрямь – запомнить порядок номера человеку, далекому от искусства, сложно. Допустим, принять лошадь с манежа – не проблема, но когда и которую подавать на манеж?
Ужаснувшись, Яшка побежал искать бумагу и авторучку – соорудить для Никиты шпаргалку. Четверых подчиненных он предупредил, и хоть на нервах – а номер отработали. Только в последнюю минуту стряслась беда.
Саша так неудачно соскочил с Маськи, что пришлось вызывать «скорую». Связку он не порвал, только хорошо надорвал, но врач прописал гипс и неподвижность.
Саша был самый крупный из наездников, работал «нижнего». Заменить его было некем, и Яшка должен был перестроить номер, убрав связанные с Сашей трюки. Это – тот еще геморрой, а из трех свободных дней, когда всё можно было решить на репетициях, один уже был назначен для съемок. И именно завтрашний.
Яшка позвонил Кате и обо всем рассказал.
– Ну, придумайте что-нибудь, посадите на лошадь кого-нибудь другого! – велела Катя. – Мне нужно пять гусаров в кадре, понимаете? А вообще лучше шесть. У вас же там шесть лошадей?
– Нас только четыре.
– Ну, я же говорю – придумайте что-нибудь!
Хорошенькое дело – придумайте… Никиту в седло сажать – так он на первых же тактах галопа свалится… Звать на помощь ребят из других номеров?..
Яшка, перебирая в памяти кандидатуры, поплелся на конюшню – присмотреть за психом со справкой. И очень удивился, обнаружив там Таню.
Она держала кое-какое свое имущество не в цирковой гостинице, а в шорной, под рундуком. И вот именно на ночь глядя ей втемяшилось прийти за своими тряпочками и коробочками!
– Тань, хочешь сняться в кино? – спросил Яшка. – Есть возможность, и платят неплохо.
Естественно, она заинтересовалась. А Яшкины соображения были просты – Танька рослая, ей Сашин гусарский костюм будет почти впору, даже грудь поместится, и ездить верхом умеет – сам ее выучил. Опять же – в этой авантюре удастся обойтись без посторонней помощи.
Идея Тане понравилась.
– Только где мы сейчас достанем усы? – спросила она.
Все пятеро наездников до того дошли в своем гусарстве, что и усы себе отрастили. Яшке они шли неимоверно, а вот у белобрысого Мишани вырасти что-то выросло, но оказалось почти прозрачным, палец ощущал волоски, а взор – нет. Пришлось купить дешевую тушь для ресниц и перед каждым выступлением усы красить. Естественно, фальшивых усов у ребят не было.
– А нарисуем, – предложил Яшка. – Такие махонькие, как у пацана. Как у меня в пятнадцать лет были.
Пошли в гримерку, Таня примерила доломан и чикчиры – вроде было нормально. Потом Яшка показал ей, как пристегивают ментик и ташку (детали для цирка совершенно ненужные, но выход должен быть великолепным!), нахлобучил ей на голову кивер и остался доволен: гусар получился классный.
Потом Яшка пошел вправлять мозги психу со справкой. Его решили взять с собой на съемки – все-таки уже малость обвыкся с лошадьми, может пригодиться.
Фургон был подан в шесть утра. Наездники-сальтоморталисты завели туда лошадей, Игорек с Никитой при них и остались, прочих Яшка посадил в свою «ауди».
Утро было изумительное – солнечное июньское утро. И день оно обещало ясный. Выехав из Вязьмы, фургон, «ауди» и микроавтобус съемочной группы взяли курс на Максимково. Там Катя присмотрела нужный пейзаж – имелся холм, на который выедут всадники (привет от фильма «Властелин колец»), имелся поворот дороги, на котором оператор снимет несущихся гусар крупным планом. На холм наползала рощица. В ней нужно было стоять с лошадьми и ждать сигнала.
– А вы по тропке езжайте, – напутствовал местный житель, примкнувший по знакомству к съемочной группе. – Вон там, за поворотом, примите влево, и тут вам будет просека. По просеке метров двести, и там уже сквозь деревья увидите поляну. И с поляны – как раз рощицей на холмик…
– Понял, – сказал Яшка. – Ну, Катюша, мы пошли. Гусары, за мной.
Все наездники уже были одеты, в меру подгримированы, Таня – с черненькими усиками. Никита поправлял на лошадях вальтрапы и очень суетился, желая угодить. С седловкой вообще вышла нелепица, о которой ни Яшка, ни Катя заранее не подумали. В хозяйстве наездников-сальтоморталистов было много всякого добра, не было только обычных седел – хотя бы спортивных. Да и на что они людям, умеющим брать барьеры, стоя на конской спине и радостно улыбаясь? Решили, что и нарядных вальтрапов хватит – и хорош цирковой, не умеющий проскакать полтораста метров без седла и стремян!
Взяли на пятерых наездников и одного конюха шесть лошадей, включая тяжеловоза Маську. Его огромная бледно-рыжая морда чем-то понравилась Кате. Игорек предложил выпоить Маське фуфырь «Бородинского», но Катя отвергла идею.
Кто ж мог знать, что на тяжеловоза положил глаз Никита?
Катя что-то втолковывала оператору и вслед гусарам не глядела. Яшка на вороном Рубине шагом поехал по тропе, не оборачиваясь, ребята и Таня – следом. Замыкал кавалькаду Мишаня, а он был глух на левое ухо – результат давней драки и перелома челюсти. Вот и вышло, что он не услышал Маськиных шагов.
Повернув в нужном месте налево, Яшка окинул взглядом кавалькаду и охнул. Никита, счастливый как дитя, трюхал сзади на Маське, держась за гриву, и полностью соответствовал принятому у наездников определению: как собака на заборе.
– Стой! – крикнул Яшка и подъехал к психу со справкой.
Псих покорно выслушал нагоняй и обещал вернуться к съемочной группе. Но пять минут спустя оказалось, что Никита всё же едет следом. Аргумент был простой:
– Он меня не слушается!
И точно – Маська вел себя, как всякая нормальная лошадь: куда все – туда и он. А поскольку тяжеловоза взнуздали только недоуздком, то и управлять им было мудрено.
– Черт бы тебя побрал, – сказал Яшка. – Эта холера ведь за нами и на холм попрется. Слезай, привяжи его к дереву и стой с ним, пока мы тебя не заберем.
– К какому дереву? – спросил псих со справкой.
Наездники уже были на просеке, она оказалась десятиметровой ширины, и деревьев вдоль нее стояло – ну, тысячи три по меньшей мере.
– Вон к тому, – распорядился Яшка. – Кончайте ржать. Человек задал конкретный вопрос…
Оставив Никиту, проехали метров двести и действительно увидели просвет между стволами. Послав лошадей напрямик через кусты, выбрались на поляну. Вот только рощицы и холма за ней не обнаружили.
– Мы рано вылезли, – догадался Влад. – Проедем еще немного вперед…
Но впереди оказалась ложбина, поросшая еловым сухостоем.
– Стой, стой, стой! – зазвенело сзади. Минуты две спустя кавалькаду нагнал Маська.
– Упустил… Ну что ты с психом станешь делать?.. – риторически спросил Яшка.
– Уволить, – подсказал Игорек.
Никита меж тем гнался за Маськой с криками: стой-стой-стой! И прибежал-таки к наездникам.
– Веди его в поводу, если привязать не в состоянии, – распорядился Яшка. – Ну, мы, кажется, заблудились. Сейчас позвоню Катерине…
Но мобильник странным образом вырубился, хотя с вечера был заряжен. Второй мобильник имелся у Влада, но и он показал лишь тусклый экран.
– Нужно выехать на холм, чтобы они нас увидели, – предложил Мишаня. – А мы их.
– А где он, холм? – спросил Влад. – Это тебе не холм! Это вообще болото какое-то…
– Ребята… – прошептал Игорек. – Вы посмотрите… Нет, вы посмотрите…
– Что еще? – Яшка повернулся к Игорьку. Тот вертел головой, стараясь взглядом указать на ужасные несообразности. Яшка не сразу понял, в чем дело, а когда до него дошло – рот сам собой приоткрылся.
Уже когда выводили коней из фургона, Яшка предупредил наездников: чертовы скоты могут обалдеть от природы и, стряхнув всадников, рвануть на поиски приключений, так чтоб смотреть за ними строго. Потому что ловить ошалевшего коня по всем окрестностям – радость сомнительная. Конь-то будет, захмелев от кислорода, носиться, взбрыкивать и радоваться жизни, презирая оклики и грозные обещания. А ты-то будешь гоняться за ним на своих на двоих, не зная местности, проигрывая в скорости и не имея даже веревки, чтобы набросить петлю ему на шею.
Природа была именно такая, от которой можно было временно лишиться рассудка и вечно запертому в цирке коню, и городскому человеку: солнечное и душистое июньское утро. Воздух был свеж и прохладен, но прохладой хмельной, которую хочется вдохнуть в себя, впустить в душу – и замереть от восторга. Зелень вокруг была еще молодая, чистейших оттенков, чуть ли не сияющая. И чуть колыхались высокие луговые травы, и Таня затосковала о венке из ромашек…
А та листва, которая испугала Игорька, уже словно пылью покрылась, сделалась тусклой и даже на вид жесткой.
– Вот, вот… – Влад ткнул пальцем в березу, одну-единственную на краю ложбины. Среди свисающих веток было несколько совершенно желтых.
– Ребята, это только мне кажется? Или вы тоже видите? – спросил он.
Вскоре заметили и опавшие красно-желтые листья на земле, и поспевшие орехи на лещине. Проехав по краю ложбины, нашли дикую яблоньку, покрытую плодами.
– Это что же, выходит, получается? Осень? Сентябрь? – Яшка глазам своим не верил, однако не одни глаза изумляли – и нос опознал осенние прелые запахи.
– Яша, возвращаемся назад! – вдруг заорал Мишаня. – Назад, слышишь? Это зона! Это просто какая-то зона! Помнишь, по телику показывали?
– Назад! – подтвердил Яшка. – Мишаня, ты последний ехал, разворачивайся. Соображай! Да психа не забудьте! Никита, залазь на Маську!
Псих со справкой оглядел наездников каким-то совсем бессмысленным и туманным взором.
– Идиот, ты чего ждешь? – напустился на него Игорек. – Решил тут остаться? Ну, живо! Живо!
Никита вскарабкался на тяжеловоза и сел, свесив длинные ноги самым непотребным образом – они болтались, как у тряпичной куклы. Но наездникам было не до смеха. Кавалькада поспешила назад – туда, где за кустами была просека. Но ее не нашли, хотя потерять целый коридор десятиметровой ширины и примерно трехкилометровой длины затруднительно. По Яшкиным соображениям, где ни сверни и куда ни сунься – просеки не минуешь. А вот же сгинула, проклятая.
– А всё ты, всё ты! – вдруг заголосила Таня. – Кино ему подавай, съемки ему подавай! Кинозвезда, блин!
Ругаться цирковые конюхи умеют знатно. Таня никогда не изображала из себя светскую даму викторианской эпохи, разве что при попытке удержать Яшку как-то контролировала свой лексикон, и то не сама додумалась, а пожилая дрессировщица Шкатова вправила ей мозги. В ругани был какой-то особый, как ей казалось, шик – изматерить норовистую лошадь, да еще и пнуть ее, означало показать себя крутой хозяйкой жизни. Но сейчас Таня промахнулась – наездники, врубившись, что началась истерика, дали ей сдачи, да еще и пригрозили бросить одну в лесу – пусть выбирается, как хочет.
– Держимся вместе, никто не отстает! – приказал Яшка. – За психом присматривайте. Пропадет – нам отвечать.
– Я не пропаду, – вдруг сказал Никита. – Вон там – Сабанеевка. И на горке – господская усадьба.
– Какая тебе Сабанеевка? – возмутился Влад. – Что там тебе мерещится?
– Усадьба, а за ней сад и пруды, – уверенно произнес Никита. – Каскад прудов – верхний, средний, нижний. И, как ехать к Колпину, барские конюшни. Сейчас выведу…
И точно. Послав Маську не туда, где чаяли найти просеку, а совсем в другую сторону, Никита привел наездников на лесную опушку. Усадьба-то оттуда была видна, да только она горела, и к небу поднимался густой черный дым.
– Откуда ты про нее узнал? – напустился Игорек на Никиту. – И какого черта ты раньше молчал?
– Я не молчал. Я говорил, только вы не слышали.
Это было странно – однако возможно. Кому в такой катавасии охота прислушиваться, что там бормочет себе под нос псих со справкой.
– Едем туда. Если усадьба – значит, чья-то. Там люди живут, и наверняка уже пожарную машину вызвали, – предположил Влад. – Возьмем там у кого-нибудь мобильник, а местные потом покажут дорогу.
– Точно, – согласился Яшка. – До усадьбы километра полтора, не больше. Пошли…
Нашлась дорога, вела она под уклон, пожарище скоро пропало из виду, и тогда Игорек, встав на плечи к Мишане, стал докладывать обстановку.
– Машины никакой нет, – говорил он, – вообще никакой. А люди бегают. Ой, ребята, да там же колонна марширует! Пехота! Не меньше двух рот! Ребята, они… они в каких-то старинных мундирах… Погодите, сейчас опознаю… погодите… куда я его сунул…
– Ты чего там дергаешься? – спросил Мишаня.
– Мобило ищу, надо в Инет сбегать… Мундиры темно-синие, обшлаги красные… белые портупеи… кутасы красные, султан на кивере красный, то есть помпон, он круглый… Видел же я их, видел!..
– Да не работают же тут мобилы!
– Так в лесу не работали. А тут, может, покрытие…
Проверили – никакого покрытия сетью не было, аппараты молчали. Игорек сильно расстроился – он хотел выйти на ресурсы приятелей-коллекционеров, где были точные рисунки всевозможных мундиров.
– А на глазок – какое это время?
– На глазок, ребята… – Игорек приложил руку к бровям, сделав козырек. – Ой, на глазок это плохое время. Наполеоновские войны. А что, если это реконструкторы дурака валяют? Реконструируют какой-нибудь исторический бой у деревни Черная Слякоть?
– И усадьбу они подожгли?
– Какая усадьба?! Сарай какой-нибудь, чтобы выглядело правдоподобно… чтобы войной пахло… Они такие штуки любят!
– Это имение Полянских… – отрешенно сказал Никита. – Еще при покойной государыне господский дом и службы ставили… Нарочно – на холме, и там еще вышка была, с нее старый барин в трубу на звезды смотрел…
– Ты что такое несешь? – спросил Яшка. – Какие еще Полянские?