Афган, снова Афган…

Генерал-майор в отставке Юрий Иванович Дроздов (род. в 1925 г.) — профессиональный разведчик, резидент в Китае и США, двенадцать лет руководил нелегальной разведкой СССР, создал группу специального назначения «Вымпел», руководил операцией «ШТОРМ-333» по взятию дворца Амина в Кабуле в 1979 г.

Глава 1. Афганская командировка

В октябре 1979 года я и жена распрощались с Нью-Йорком и вернулись в Москву. Через несколько дней после возвращения я был на приеме у председателя КГБ Ю.В. Андропова[4]. Он объявил мне о назначении на должность начальника управления «С», уточнил задачи нелегальной разведки, порекомендовал «впрягаться» и тепло попрощался.

Начальник ПГУ В.А. Крючков[5], присутствовавший при беседе, попросил обратить внимание на Афганистан.

С 14 октября 1979 года я был утвержден в новой должности и на двенадцать лет опять связал свою жизнь с нелегальной разведкой.

Через месяц, 17 декабря 1979 года, в конце одного из совещаний, Крючков сказал, что Андропов вызывает нас обоих к 19.00 к себе по важному вопросу. Поскольку уточняющие вопросы о предстоящей беседе задавать было не принято, а документы управления, требовавшие внимания Андропова, были доложены Крючкову, я полагал, что мог потребоваться для более подробных объяснений по их содержанию.

Андропов приветливо поздоровался с нами, предложил горячего чая с лимоном. Он быстро рассмотрел срочные документы, касающиеся деятельности нелегальной разведки, и заговорил о положении в Афганистане. Заканчивая беседу, Андропов попросил меня вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой на месте, посмотреть, чем занимаются сотрудники, прибывшие туда в ноябре.

Беседу он закончил словами: «Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал».

Я спросил: «Когда вылетать?» Юрий Владимирович посмотрел на Крючкова, который включился в беседу, и сказал: «Завтра утром в 6.30, аэропорт Чкаловский». Исходя из содержания беседы, я попросил информировать наше представительство в Кабуле о моем вылете и характере задания. Андропов сказал, что это будет сделано Крючковым, и тепло попрощался со мной.

Вернувшись в управление «С», я вызвал к себе капитана 2 ранга Э.Г. Козлова, которому сказал, что завтра, рано утром, вылетаем на несколько дней в Кабул. Козлов по-флотски ответил «есть», не задав ни одного вопроса. В его отделе следили за обстановкой в кризисной точке, и ему без слов было ясно, что необходимо сделать до вылета. Как говаривал Александр Васильевич Суворов: «Солдатские сборы недолги. Вели закладывать бричку — и поехал».

В этот день домой вернулся поздно. На вопросительный и встревоженный взгляд жены ответил, что завтра, рано утром, на несколько дней улетаю в Афганистан, к Новому году, уверен, вернусь. Она ничего не ответила, только взгляд ее стал еще тревожнее.

Утром 18 декабря по дороге в аэропорт, сидя в машине, вспоминал все, что мне было известно об Афганистане. Нужно заметить, что наши предки к этой стране как району возможных операций русской армии относились весьма серьезно. Что же ожидало нас?..

Впервые с афганской проблемой мне пришлось столкнуться в Нью-Йорке. Внимательный анализ ситуации еще в 1978–1979 годах подтверждал обоснованность тревоги руководства СССР за состояние южных границ страны. Изменения в политической жизни Афганистана в 1978 году серьезно обеспокоили противников Советского Союза, ибо затрудняли осуществление их планов. В ЦРУ, например, было решено с помощью специально подготовленной агентуры противодействовать укреплению режима Тараки.

Американские разведчики, готовившие агентуру из числа афганцев, утверждали, что так просто русским Афганистан не отдадут, что создадут международную вооруженную коалицию сопротивления новому демократическому режиму и всеми силами будут добиваться ослабления советского влияния в стране, вплоть до развертывания басмаческого движения в советской Средней Азии. С какой целью? Закрепление в Афганистане приблизило бы США к уникальной кладовой мира — Таджикистану.

В период «атомного бума» Советский Союз провел тщательную разведку на Памире. Ее результаты, ставшие известными на Западе, особенно по запасам урановой руды, давно не давали покоя монополистам многих стран. Поэтому и сегодня всеми силами Россию пытаются вытеснить из Таджикистана, спешат построить из Исламабада на Памир автомагистраль, проложить новый Шелковый путь через Горный Бадахшан.

За спиной России, оказывающей экономическую и военную помощь Таджикистану, ряд западных и израильских фирм пытаются перекупить добычу полезных ископаемых здесь.

Недавно в Душанбе побывал гражданин Израиля Аркадий Фукс, который вел с местными руководителями переговоры о том, как не пускать в Таджикистан русские компании, а через подставные (американские, английские, китайские) фирмы произвести захват горнодобывающей промышленности Таджикистана.

При чем тут Таджикистан, если речь идет об Афганистане?

Да при том, что все это начиналось еще тогда, в 70-е годы. И речь тогда шла о необходимости защиты южных рубежей страны, о сохранении в руках советского народа перспективных источников энергии и других богатств Памира. Разведка предупреждала о возможном развитии событий. А сегодня? Практически только 201-я мотострелковая дивизия и наши пограничники своими силами и кровью гарантируют безопасность закулисных сделок западных фирм по вытеснению России из экономики Таджикистана, в создании и развитии которой она принимала и принимает непосредственное участие. Парадокс!

Инертность России в этом регионе может обойтись ей дороже, чем ошибочное решение советского руководства о вводе войск в Афганистан в 1979 году.

Бывший директор ЦРУ С. Тернер в своих мемуарах даже утверждает, что они о предстоящем вводе нашего ограниченного контингента узнали заблаговременно, а следовательно, администрация Соединенных Штатов имела возможность, если бы хотела, воспрепятствовать этому. Располагая практическим опытом ведения длительной войны на чужой территории (Вьетнам), военно-политические круги США внимательно следили за развитием обстановки в зоне разраставшегося конфликта в Афганистане.

Несмотря на то что от технических средств американской разведки не ускользнули произведенные перемещения некоторых соединений, среди американских политических деятелей и аналитиков разведки в то время все же не было единого мнения о готовности и возможности осуществления Советским Союзом военного вторжения в Афганистан. Эксперты исходили из того, что втягивание нашей армии в афганский конфликт ляжет тяжелым бременем на экономику, не говоря уже о потерях в человеческих ресурсах, чего, безусловно, не избежать. Но можно однозначно утверждать, что среди немногих, кто страстно желал всего этого, был известный своим иезуитским отношением к СССР Збигнев Бжезинский[6], рассматривавший обескровливание Советского Союза в афганской войне как своего рода компенсацию тех потерь, которые США понесли во время вьетнамской кампании.

Наряду с традиционными методами ведения разведки американцы определенное значение придавали проведению в Афганистане тайных операций военного характера, на что в дополнение к уже утвержденному бюджету ЦРУ Конгресс США выделил 40 млн долларов.

ЦРУ в Афганистане по-настоящему воевало с СССР. Об этом довольно обстоятельно писал в газете «Вашингтон пост» американский журналист Стив Колл. Он сообщал, что в октябре 1984 года военно-транспортный самолет С-141 «Старлифтер», на борту которого находился директор ЦРУ Уильям Кейси, приземлился на базе ВВС южнее Исламабада. Директор ЦРУ совершил эту секретную поездку для планирования стратегии войны против советских войск в Афганистане. Вертолеты доставили Кейси в три секретных учебных лагеря близ афганской границы, где он наблюдал, как повстанцы-моджахеды вели огонь из тяжелого орудия и учились делать бомбы из пластиковой взрывчатки и детонаторов, поставляемых ЦРУ. Во время визита Кейси поразил пакистанских лидеров, предложив им перенести афганскую войну на вражескую территорию — в Советский Союз. Кейси хотел переправлять подрывные пропагандистские материалы через Афганистан в южные республики СССР, где проживает преимущественно мусульманское население. Пакистанцы согласились, и вскоре ЦРУ поставило тысячи экземпляров Корана и другой исламской литературы.

Как рассказал пакистанский генерал Мохаммед Юсаф, Кейси заявил: «Мы можем причинить много вреда Советскому Союзу».

Визит Кейси был прелюдией к секретному решению администрации Рейгана в марте 1985 года, нашедшему отражение в директиве по национальной безопасности № 166 о резком усилении секретных операций США в Афганистане. Оставив политику простого противодействия советским войскам, команда Рейгана тайно решила применить на поле боя в Афганистане американские высокие технологии, чем попытаться деморализовать советских командиров и солдат. Эта новая тайная помощь США началась с увеличения поставок оружия, а также с «непрерывного потока» специалистов из ЦРУ и Пентагона, которые приезжали в секретную штаб-квартиру управления (УМР) Пакистана, находящуюся близ Равалпинди. Там специалисты ЦРУ встречались с офицерами пакистанской разведки и помогали им в планировании операций афганских повстанцев. В сезон боевых действий в Афганистане порой до 11 групп из пакистанского УМР, обученных и снабженных ЦРУ, сопровождали моджахедов через границу для наблюдения за их действиями. (Нам было известно, что нередко в состав таких групп входили и один-два американских разведчика. — Ю. Дроздов.)

По информации Юсафа и западных источников, эти группы нападали на аэродромы, склады горючего, повреждали электропередачи, мосты и дороги. Специалисты из ЦРУ и Пентагона снабжали моджахедов подробными фотоснимками со спутников и планами советских целей вокруг Афганистана, передавали американские радиоперехваты переговоров советского командования на поле боя.

ЦРУ поставляло надежные средства связи и обучало пакистанских инструкторов пользоваться ими. Эксперты психологической войны привозили пропагандистские материалы и книги.

Эскалация тайных операций малой войны со стороны США против СССР, начатая в соответствии с директивой Рейгана по национальной безопасности в 1985 году, содействовала изменению характера афганской войны, придавала ей еще более обостренный характер.

Летом 1994 года в США в издательстве «Атлантик мансли пресс» вышла книга Питера Швейцера под громким названием «Победа», раскрывающая тайную стратегию администрации Рейгана, ускорившую распад Советского Союза.

Швейцер, опираясь на до сих пор засекреченные американские документы, к которым он сумел получить доступ, утверждает, что США оказывали широкую финансовую помощь афганским моджахедам, способствуя наращиванию поставок современных вооружений и разведывательных данных. При этом они рекомендовали использовать эти поставки как для борьбы в самом Афганистане, так и для организации «операций непосредственно в Советском Союзе».

Согласен, что решать афганскую проблему тогда надо было более резкими политическими демаршами по дипломатическим каналам. Почему этого сделано не было, мне неизвестно.

Когда 27 декабря 1979 года я разговаривал из Кабула по ВЧ с Андроповым, то он, заметив: «Это не я тебя посылаю», перечислил мне всех членов Политбюро, находившихся в переговорной комнате, что означало принятие продуманного коллективного (ответственного) решения.

В феврале 1992 года навестившие меня в Москве новые партнеры по бизнесу, бывшие сотрудники ЦРУ США, и американские журналисты очень интересовались участием спецназа КГБ в войне в Афганистане. Они были так настойчивы, что мне пришлось остановить эту атаку, сказав одному из них:

— Не будем трогать Афганистан. Из присутствующих мы двое здесь знаем правду, каждый со своей стороны. Если мы поднимем на страницах прессы эту тему, вряд ли это будет способствовать укреплению наших новых партнерских отношений. Не надо.

Американец смутился, немного подумал и ответил:

— А ведь правда, тогда очень многое проходило через мои руки. Лучше не будем трогать эту тему.

— Уже в этих двух фразах — сенсация, — подытожил корреспондент толстого американского журнала.

Американцы сдержали свое слово и в афганскую тематику в дальнейших беседах не углублялись.

Так как же все-таки все было тогда?

В воспоминаниях участников тех событий есть личное восприятие происходившего вокруг, свое понимание картины боя. Я, как и они, храню в своей памяти события тех дней и испытываю теплое чувство признательности к тем, кто был рядом, чувство вины и боль за тех, кого не уберег. Только один раз я подробно рассказывал обо всем отцу погибшего при штурме Дар-уль-Амана старшего лейтенанта А. Якушева, ветерану-чекисту, разведчику-диверсанту Великой Отечественной войны.

Я не собирался в своих записках подробно касаться динамики того боя. Но в январе 1996 года неутомимая Женя Архипова из организации ветеранов-афганцев прислала мне книгу генерала А.А. Ляховского[7] «Трагедия и доблесть Афгана», которая возвратила меня в далекий 1979 год. И вот я вновь переживаю все, что происходило тогда. Надеюсь, что читатель не будет на меня в претензии за то, что я процитирую вместе со своими дополнениями и уточнениями по заметкам в записной книжке краткое содержание боевых донесений и воспоминаний командиров разведывательно-диверсионных групп, принимавших участие в этой операции, а также несколько страниц из книги генерала А. А Ляховского.

Мне удалось уговорить бывшего командира отряда «Зенит» Алексея П. поделиться своими воспоминаниями о событиях тех дней:

«Как бывшему командиру отряда «Зенит» КГБ (внеструктурное спецподразделение, укомплектованное сотрудниками, имеющими определенную диверсионную подготовку) мне довелось принимать непосредственное и в меру допустимое (по соображениям конспирации) участие в подготовке декабрьских 1979 года спецмероприятий в Кабуле, а также в осуществлении одного из них.

Спустя более 20 лет, конечно, трудно все вспомнить в деталях. Многое из самих событий и предшествующего периода забылось.

Этому, на мой взгляд, способствовало и строгое указание Ю.В. Андропова, которое предписывало всем сотрудникам КГБ, имеющим какое-либо отношение к декабрьским 1979 года событиям в Афганистане, не только не разглашать сведения об этом, но и не производить никаких записей на эту тему.

А все для меня началось буднично. Во второй половине дня 18 октября 1979 года меня вызвал начальник отдела и сказал: «Вы направляетесь в Кабул для плановой замены командира отряда «Зенит». Вылет спецрейсом 20 октября. Конкретные задачи получите на месте в представительстве КГБ. Вместе с вами в состав отряда направляются 9 сотрудников областных управлений КГБ».

Что мне было известно об отряде «Зенит»? Отряд после Апрельской 1978 года революции в Афганистане был направлен в Кабул для охраны советского посольства. Отряд был размещен на вилле недалеко от посольства.

Проводились ли отрядом «Зенит» какие-либо оперативно-боевые или специальные мероприятия в Кабуле в тот период, мне неизвестно.

Надо отметить, что обстановка и развитие событий в Афганистане воспринимались сотрудниками отдела спокойно и не действовали так возбуждающе, как это было, например, в период событий в Венгрии или Чехословакии. К тому же тон разговора и манера поведения начальника отдела, его спокойствие при постановке мне задачи не вызывали у меня какой-либо озабоченности и тем более предположения о проведении каких-либо спецмероприятий в Кабуле. В общем, получалась обычная кратковременная загранкомандировка.

20 октября 1979 года мы прибыли в Кабул, где нас встретил командир отряда «Зенит».

На следующий день я был представлен представителю председателя КГБ генерал-лейтенанту Б.С. Иванову, руководителю представительства КГБ Л.П. Богданову и офицеру безопасности С.Г. Бахтурину, через которого я решал все текущие дела.

В конце октября бывший командир отряда «Зенит» с группой сотрудников, срок пребывания которых в Афганистане истек, убыли в Москву. В это же время в отряд прибыла еще одна группа сотрудников КГБ. Эта группа была размещена примерно в 300 м от нашей виллы.

Увеличение численности отряда нас несколько озадачило, ибо конкретных задач для отряда пока никто не определил.

Со своими заместителями и с секретарем парторганизации были обсуждены вопросы жизнедеятельности отряда, особенно внутреннего порядка, питания и быта. Было принято решение упорядочить все выходы сотрудников за пределы вилл, ограничить посещение ими территории посольства СССР. Каждый выход или выезд сотрудников осуществлялся с разрешения старшего и регистрировался в специальном журнале. Это позволяло знать в любое время, кто и где находится и с какой целью.

Что касается бытовых условий, то назвать их комфортными нельзя. Виллы летнего типа, без отопления и не приспособлены для проживания в каждой из них по 30–40 человек. В период ноябрь — январь температура в жилых помещениях была в пределах 11–13 градусов. Внутренняя электропроводка не рассчитана на то, чтобы в спальных помещениях включать электрические нагревательные приборы, тем более при постоянно работающих холодильниках и электроплитах, на которых готовилась пища и кипятилась вода (употребление сырой воды не допускалось).

Отсутствовали на виллах и условия для помывки. Но самым главным недостатком наших вилл было их расположение. С двух-трех сторон к ним вплотную примыкали другие виллы. Такое соседство, естественно, существенно влияло на организацию охраны и обороны нашего расположения в плане надежности и создавало благоприятные возможности для постоянного визуального наблюдения за нами афганскими спецслужбами и даже подслушивания. Сотрудниками отряда нередко фиксировались факты сопровождения их работниками афганской службы наружного наблюдения, в том числе и под видом таксистов.

Да и телефон городской связи, по-моему, прослушивался афганцами, о чем свидетельствовали систематические щелчки при разговоре.

С нашей стороны, конечно, предпринимались необходимые меры по конспирации и прикрытию, но вместе с этим все мы чувствовали, что афганские спецслужбы знали, кто мы такие.

К тому же, как мне представляется, нашу принадлежность к КГБ практически знали многие сотрудники посольства СССР, советские специалисты, проживающие в микрорайоне Кабула, военные и гражданские советники.

Несмотря на указанные обстоятельства, мы не могли сидеть сложа руки. Тем более была острая необходимость «загрузить» оперативный состав отряда работой с использованием уровня их подготовки, полученной на спецкурсах.

Речь шла не только о тщательном изучении Кабула и его окрестностей, но и о выявлении и изучении объектов, представляющих интерес для разведывательно-диверсионного подразделения, каковым по сути являлся отряд «Зенит». Поэтому мы начали самостоятельно проводить такую работу. Однако за выходы сотрудников в город мне нередко приходилось выслушивать внушения от Б.С. Иванова и запреты на них.

В процессе изучения города и объектов возникла необходимость составления плана Кабула, так как топографический план города в отряде почему-то отсутствовал. Всю работу по составлению плана Кабула возглавил один опытный разведчик-диверсант. Следует отметить, что делал он это грамотно, да и другие сотрудники отряда отнеслись к этому ответственно и с интересом.

На первом этапе изучения города проводилась разведка: поиск мест расположения афганского правительства, министерств, службы безопасности и МВД, радио и телевидения, центрального телеграфа и почты, министерства связи и информации и других объектов, а также посольств США, Англии, ФРГ и других стран, в том числе и социалистических.

В последующем более подробно изучались и отражались на плане маршруты выдвижения к объектам и отхода от этих объектов, имеющиеся на маршрутах, а также около и непосредственно на территории объектов силы и средства охраны и обороны, включая воинские части и подразделения, стационарные посты МВД и посты регулирования.

В результате плодотворной и творческой работы всего личного состава отряда к исходу ноября была отработана достаточно подробная карта-план Кабула с нанесенными на нее политическими, военными, административно-хозяйственными и другими объектами, представляющими оперативный интерес.

Карта-план Кабула использовалась как в период подготовки мероприятий, так и в период их проведения 27 декабря 1979 года.

Изучение города и объектов проводилось непрерывно с начала ноября до середины декабря и только путем визуальной разведки.

К сожалению, по соображениям конспирации использовать советских специалистов, работающих на этих объектах, мы не могли. Поэтому поэтажными планами объектов и расположением кабинетов соответствующих должностных лиц мы не располагали.

В этой связи следует кратко отметить те объективные причины, причем хорошо известные и нашим руководителям, как в Кабуле, так и в Центре, которые негативно влияли на результаты нашей разведки.

Прежде всего это относится к так называемому языковому барьеру. В составе отряда на день декабрьских 1979 года событий находилось всего 4 сотрудника (КГБ Таджикской республики), которые могли свободно общаться с местным населением, хотя и с присущим им акцентом.

Что такое не иметь необходимого количества переводчиков? Думаю, каждому, даже не специалисту, ясно — вести разведку сложно. Однако, с другой стороны, это обстоятельство, как ни парадоксально, сыграло определенную положительную роль в плане соблюдения конспирации при ведении визуальной разведки, а именно — фактически полностью исключалось выведывание необходимых данных у местного населения. Вместе с этим следует отметить, что в составе отряда было немало сотрудников, владеющих иностранными языками европейских стран на приличном уровне. Но в условиях мусульманской страны лицам европейской национальности с соответствующей внешностью, одеждой и манерами поведения крайне сложно быть незамеченными и не привлекать к себе любопытство и внимание местного населения.

По этим причинам визуальная разведка проводилась только в движении (пешим порядком или на машинах). В качестве простейшего прикрытия использовалось посещение торговых точек, находящихся вблизи изучаемых объектов.

Кстати, и выдвижение к объектам начиналось, как правило, с рынков, которые посещались сотрудниками отряда практически ежедневно. Это, по нашему мнению, в какой-то мере помогало отвлекать наружное наблюдение афганских спецслужб. Хотя частое появление сотрудников на рынках почему-то раздражало некоторых наших руководителей.

И все-таки, несмотря на перечисленные объективные трудности, сотрудники отряда сумели достаточно полно и подробно изучить город Кабул и провести визуальную разведку намеченных объектов…

В конце первой декады декабря в отряд прибыло еще 30 разведчиков-диверсантов. К этому времени мне было объявлено о подготовке к задействованию отряда «Зенит» в спецмероприятиях по захвату или в зависимости от складывающейся обстановки к ликвидации ряда важных государственных, политических, специальных и военных объектов в Кабуле, а также выводу из строя магистрали междугородной и городской телефонной связи. Вместе с этим на отряд возлагалась задача — обеспечить стрелковым оружием и боеприпасами так называемых афганских патриотов, настроенных против режима Амина. Оружие с боеприпасами к назначенному сроку должно было быть доставлено на виллу одним из военных советников, которого представили мне, чтобы мы знали друг друга в лицо.

Личный состав отряда «Зенит» согласно плану должен был овладеть резиденцией Амина, МВД, госбезопасностью, министерством связи и информации, центральным телеграфом и почтой, радио и телевидением, тюрьмой в Пули-Чархи (на окраине Кабула), генеральным штабом афганских вооруженных сил и совершить диверсию на линиях связи. Позднее, непосредственно перед началом операции, в качестве нашего объекта воздействия был дополнительно назван штаб армейского корпуса.

Исходя из поставленных оперативно-боевых задач, личный состав отряда был распределен по группам.

Командирами оперативно-боевых групп были назначены наиболее опытные разведчики-диверсанты.

Персональный состав этих групп определялся совместно с командирами групп. Численность каждой группы составляла 10 человек. Непосредственно перед операцией в две группы были включены прибывшие накануне сотрудники КГБ».

Далее, чтобы понятнее был ход событий, я приведу выдержку из уже упоминавшейся книги генерала А.А. Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана»:

«8 декабря в кабинете Л.И. Брежнева состоялось совещание, в котором принял участие узкий круг членов Политбюро ЦК КПСС: Ю. Андропов, А. Громыко, М. Суслов и Д. Устинов. Они долго обсуждали положение, сложившееся в Афганистане и вокруг него, взвешивали все «за» и «против» ввода туда советских войск. В качестве доводов в необходимости такого шага со стороны Ю. Андропова и Д. Устинова приводились: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР, отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг», ставит под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираком для созданиями дерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции и присоединение этого региона к Пакистану и т. п.».

На том совещании было решено проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Хафизу л лу Амина[8] и поставить на его место Бабрака Кармаля; послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих же целей.

Сейчас рассекречены совершенно секретные документы из Особой папки Политбюро ЦК КПСС по афганским событиям. Предлагаю их вниманию читателей.

Совершенно секретно

Выписка из протокола № 176 заседания Политбюро ЦК КПСС от 6 декабря 1979 г.

О направлении спецотряда в Афганистан

Согласиться с предложениями по этому вопросу, изложенными в записке КГБ СССР и Минобороны от 4 декабря 1979 г.

№ 12/2/0073 (прилагается).

СЕКРЕТАРЬ ЦК Л. БРЕЖНЕВ

Совершенно секретно

ЦК КПСС

Председатель Революционного совета, Генеральный секретарь ЦК НДПА и премьер-министр ДРА X. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции.

С учетом сложившейся обстановки и просьбы X. Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 чел. в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29.6.1979 г. М П156/ИХ.

В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря с. г. Тов. Устинов Д.Ф. согласен.

Ю. Андропов, Н. Огарков

№ 312/2/0073 4 декабря 1979 г.

Секретно

Главнокомандующему Военно-воздушными силами Командующему войсками Туркестанского военного округа Командующему Воздушно-десантными войсками

Копия:

Главнокомандующему Сухопутными войсками Главнокомандующему войсками ПВО страны Начальнику Оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)

Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40 армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря с. г. (время московское).

Д. Устинов

№ 312/1/030 25.12.79 г.

А теперь снова обратимся к книге генерала Ляховского. Он пишет:

«Примерно с середины декабря началась форсированная переброска мелких спецподразделений в Афганистан. 14 декабря, например, в Кабул прибыли две специальные группы КГБ СССР по 30 человек каждая (в Афганистане они назывались «Гром», куда входили классные спортсмены, и «Зенит» — в ней были спецназовцы из балашихинской школы. В Центре названия у них были другие). Административно эти группы относились к внешней разведке и готовились для осуществления террористических актов в случае необходимости за пределами Советского Союза…

С утра 17 декабря располагавшийся в Баграме «мусульманский» батальон тоже начал выдвижение в афганскую столицу.

К исходу этого же дня он сосредоточился в районе Дар-уль-Аман…

Вечером того же дня в Москве полковник В.В. Колесник получил приказ от начальника ГРУ ГШ вылететь в гражданской форме одежды в Афганистан для выполнения специального правительственного задания. Вместе с ним должен был лететь еще один офицер, но по просьбе Колесника направили подполковника Олега Швеца. Быстро оформив все необходимые в таких случаях документы (заграничные паспорта им привезли прямо к самолету), они в 6.30 18 декабря отправились с аэродрома Чкаловский через Баку и Термез в Баграм. До Термеза летели с экспедитором, сопровождавшим военторговский груз, а до места назначения еще с двумя попутчиками, как впоследствии выяснилось, сотрудниками КГБ полковником Ю.И. Дроздовым и подполковником Э.Г. Козловым. В Термезе обнаружились неполадки в самолете, пришлось искать новый. Хорошо еще, что встречали сослуживцы из ТуркВО. Они организовали обед и помогли поменять самолет…

В Баграм прилетели только поздно ночью. Комитетчики уехали с какими-то людьми в гражданском, а Колесник с Швецом, переночевав в первом попавшемся капонире, утром 19 декабря направились в Кабул, где представились главному военному советнику генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ в Кабуле, которые были предупреждены об их прибытии. В.В. Колесник, хорошо знавший майора Халбаева, взял его под защиту, сказав, что комбат толковый, хотя и немногословный. На него можно надеяться, в трудную минуту не подведет. Переговорив по телефону со своим начальством в Москве и переночевав в посольстве, они 20 декабря поехали в расположение батальона, который разместился примерно в километре от дворца Тадж-Бек в недостроенном здании с окнами без стекол. Вместо них натянули плащ-палатки, поставили печки-«буржуйки», кровати в два яруса. Афганцы выдали им шерстяные одеяла из верблюжьей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровая, ночью температура воздуха опускалась до 30 градусов мороза. Продукты питания покупали на базаре. В общем, кое-как устроились.

Система охраны дворца Тадж-Бек была организована тщательно и продуманно. Внутри дворца несла службу личная охрана X. Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб бригады охраны (позже, в 1987–1989 гг., в нем будет размещаться оперативная группа МО СССР). Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка Т-54, которые могли беспрепятственно прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую ко дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тыс. чел. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк, на вооружении которого находилось двенадцать 100-мм зенитных пушек и шестнадцать зенитных пулеметных установок (ЗПУ-2), а также строительный полк (около тысячи человек, вооруженных стрелковым оружием). В Кабуле были и другие армейские части — две дивизии и танковая бригада.

21 декабря полковника В.В. Колесника и майора Халбаева вызвали к главному военному советнику в Афганистане, от которого они получили приказ — усилить охрану дворца подразделениями «мусульманского» батальона. Им предписывалось занять оборону в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.

Сразу же приступили к выполнению боевой задачи. Быстро установили контакт с командиром бригады охраны майором Джандадом (он же порученец Амина), согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона и все вопросы взаимодействия. Для связи лично с ним Джандад предоставил небольшую японскую радиостанцию. Сам командир бригады владел русским языком (хотя и скрывал это), так как учился в Советском Союзе — в Рязани в воздушно-десантном училище, а затем окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. По легенде, полковник Колесник действовал в роли «майора Колесова» — заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник Швец — «майора Швецова», офицера особого отдела. Один из их попутчиков (полковник Дроздов) стал «капитаном Лебедевым» — заместителем Халбаева по технической части. Вечером же 22 декабря пригласили командование бригады на товарищеский ужин.

После согласования всех вопросов с афганцами приступили к проведению практических мероприятий. Приняли решение, спланировали боевые действия, поставили задачи ротам. Отрекогносцировали маршруты выхода и позиции подразделений и т. д. В частности, на одном из маршрутов имелось естественное препятствие — арык. Совместно с солдатами бригады построили мостик через него — уложили бетонные фермы, а на них положили плиты. Этой работой занимались в течение двух суток».

20 декабря 1979 года за мной и Э.Г. Козловым в Баграм приехал офицер безопасности посольства, который перебросил нас в Кабул. Руководитель группы КГБ генерал-лейтенант Б.С. Иванов (он же Б.И. в книге А.А. Ляховского) встретил нас вопросом: «Зачем вы прилетели?» Объяснил ему, что об этом у него должна быть шифровка от В.А. Крючкова. Он ничего не ответил и предложил детально ознакомиться с обстановкой и местами расположения офицеров группы «Зенит». На это ушли 21 и 22 декабря, и после стало ясно, что проблем у нашего представителя более чем достаточно.

При посещении одной из групп «Зенита» я обратил внимание на вопрошающие взгляды офицеров-диверсантов, томившихся от безделья и ожидания. Мол, еще один генерал приехал, а толку… Чтобы приободрить их, бросил: «Ну, что, похулиганим, засиделись!» Лица оживились. Мои слова «каскадеры» припоминают мне иногда, признаваясь, что они избавили их от уныния и неопределенности. Примерно такую же картину можно было наблюдать и в других местах. Теперь офицеры были ориентированы на дополнительную непрерывную разведку своих объектов и общей ситуации в Кабуле.

Вот что вспоминает об этом уже знакомый нам Алексей П.:

«Ответственность за диверсию на линиях связи и обеспечение афганских патриотов оружием была возложена лично на меня как на командира отряда « Зенит». В состав диверсионной группы кроме меня входили 15 разведчиков-диверсантов и сотрудников КГБ.

Таким образом, нам предстояло провести целенаправленную разведку указанных объектов и прежде всего найти возможности проникнуть на них.

Я высказал просьбу руководству, чтобы с помощью советских специалистов каждый командир группы смог посетить свой объект с целью изучения внутренней планировки и системы охраны и обороны, однако это осуществить не удалось. Все, чего мы могли добиться, выразилось в кратковременном разовом посещении командирами групп службы безопасности, МВД, радио и телевидения и генерального штаба. Таким образом, нашим единственным способом изучения объектов оставалась визуальная разведка, чем и занимались командиры групп вплоть до начала событий.

Что касается положения дел с объектом диверсии моей группы, то здесь ситуация была несколько иной.

Прежде всего нам предстояло выявить в системе связи Кабула такое место, которое было бы наиболее уязвимым и легкодоступным в плане проникновения на него, не требовало бы много времени на закладку взрывного устройства и позволяло получить высокий эффект от диверсии.

Вместе с этим для нас было очень важным в ходе операции исключить потери в группе, а также неоправданную гибель местных жителей. Это можно было бы сделать предварительно по схемам или планам сооружений и линии связи города, но таковыми мы не располагали и не имели реальной возможности для детального их изучения или хотя бы ознакомления с ними.

Оставалась надежда на советских специалистов-связистов, работающих в Кабуле.

Через офицера безопасности С. Бахтурина был установлен такой специалист. Несмотря на замкнутость и нервозность этого советского специалиста, удалось выявить место расположения центрального линейного узла связи. От этого узла, по утверждению специалиста, проложены кабельные линии междугородной и городской связи, которые берут начало в специально оборудованном бункере, или, проще, колодце.

Вся система связи в Кабуле была организована под руководством специалистов ФРГ, поэтому устройство этого колодца и принцип распределения в нем кабелей явились для нас загадкой.

Начали с разведки этого колодца. Он располагался в 5–6 м от здания узла, непосредственно на тротуаре, а вход на узел был с противоположной стороны. Напротив колодца, через дорогу, находился афганский банк, в 30–50 метрах на перекрестке дорог — пост регулирования движением, а перед колодцем, по пути нашего движения, была гостиница (примерно в 100–120 м). Других жилых построек вблизи колодца не было.

Но самым неожиданным для нас оказалось то, что колодец находился под постоянным наблюдением поста охраны узла связи.

Таким образом, охрана узла связи, афганского банка и пост регулирования движением на перекрестке дорог представляли для нас определенную опасность.

Кратковременная визуальная разведка дала такой результат: люк колодца был закрыт прямоугольной железобетонной плитой толщиной примерно 10 см с четырьмя отверстиями, которые, как показалось нам сначала, были сквозными.

Но, как выяснилось, это было не так. В процессе дальнейшей разведки пришлось использовать элементарный прием — изобразить закуривание около колодца. При этом я из кармана вместе с зажигалкой вытащил носовой платок с афганскими монетами. При сборе монет я определил диаметр отверстий, их глубину, и, что интересно, отверстия были расположены не строго вертикально, а под углом на расстоянии около 15 см друг от друга.

Прибыв на виллу, я пригласил разведчика-диверсанта В. (его я называл Кулибиным, умница парень, все умел делать) и рассказал ему, что удалось установить. Я обратился к нему с вопросом: что будем делать? В. сказал: «Константиныч (это он так называл меня), надо делать специальные клещи, наподобие пожарных. Я попробую».

На второй или третий день он принес два экземпляра клещей, изготовленных им в мастерской посольства. Предстояло опробовать их в действии. Для этого было необходимо отыскать в Кабуле колодец, аналогичный изучаемому.

Такой колодец вскоре был найден на окраине Кабула, примерно в 4–5 км от нашего объекта диверсии.

На трех машинах УАЗ фактически в полном составе диверсионной группы мы в темное время выехали к этому месту. Неожиданно в центре Кабула к нам пристроились две машины-такси, которые стали неотступно следовать за нами. Мы сообразили: наружна села на хвост. Что делать?

По пути, вблизи от установленного колодца, находился небольшой магазинчик, около которого мы и остановились под предлогом закупки овощей или фруктов. Таксисты тоже остановились и подошли к нам. Демонстративно громко мы разговаривали по-русски, и, когда таксисты подошли, мы пропустили их и окружили так, чтобы они не могли выйти из нашего окружения.

Вскоре ко мне подошли разведчики, проверявшие клещи в действии, и сказали: «Командир, все в порядке». Я понял, что все получилось. Что-то взяв из фруктов, мы поехали на виллу. Таксисты нас уже не сопровождали.

После опробования нашего «диверсионного» инструмента был намечен план дальнейшей подготовки диверсии, и мы приступили к его реализации.

Прежде всего внимательно изучали все возможные маршруты выдвижения к объекту и отхода от него, наличие на маршрутах воинских частей и учреждений, стационарных постов охраны, постов регулирования движения, подвижных патрулей, а также интенсивность движения автомобильного и гужевого транспорта на маршрутах днем и в темное время суток. Затем провели хронометраж времени выдвижения по изученным маршрутам.

По завершении подготовительных мероприятий я доложил о готовности к проведению диверсии на порученном объекте.

Неожиданно для нас возникли новые обстоятельства. Во-первых, непосредственно около «нашего» колодца появился стационарный парный пост жандармерии, а во-вторых, были получены от советского специалиста данные о том, что в колодце вода, но каков ее уровень — неизвестно.

Данную ситуацию мы обсудили и приняли решение готовить заряд для применения в воде, а за постом жандармерии ежедневно наблюдать. Было установлено, что этот пост находится около колодца только в светлое время суток. Поэтому связанное с ним определенное напряжение было снято.

Для предотвращения попыток афганцев изъять наш заряд из колодца в случае обнаружения ими факта его закладки мы предусмотрели вместе с зарядом опустить в колодец дымовую гранату со слезоточивым газом. Одновременно опробовали, как будут себя вести в воде временные взрыватели, и утром на следующий день убедились, что все получится. Для гарантии предусмотрели установку в заряд двух временных взрывателей.

Таким образом, все проверочные и подготовительные мероприятия к диверсии были завершены.

Что мы чувствовали в то время, изложить, да и вообще определить, наверно, очень трудно.

Одновременно с работой по «нашему объекту» мы вели поиск кабельных линий связи на поверхности в сторону резиденции Амина и генштаба афганской армии.

Такой кабель был обнаружен. В темное время суток мы обследовали этот кабель и пришли к выводу, что это линия армейской связи. При прохождении вдоль кабеля мы обнаружили металлический ящик размером примерно 0,5 м х 1 м, через который проходил этот кабель. Ящик мы приняли за необслуживаемый усилительный пункт кабельной линии связи на генштаб и определили его к выводу из строя…

В первой половине 26 декабря на виллу к нам доставили двух лидеров оппозиции режиму Амина. Охраняли их сотрудники группы «Альфа».

В эти же дни, как пишет генерал А.А. Ляховский, а точнее, во второй половине 23 декабря:

«В. Колесника и X. Халбаева вызвали в советское посольство. Там они сначала доложили генерал-полковнику Султану Кекезовичу Магометову результаты проделанной работы, а затем прошли в кабинет на второй этаж, где размещалось представительство КГБ. Здесь находился человек в штатском, которого все называли Борисом Ивановичем (руководитель аппарата КГБ в Афганистане), а также другие сотрудники. В начале беседы Борис Иванович поинтересовался планом охраны дворца. После доклада полковником В. Колесником решения предложил ему подумать над вариантом действий на случай, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец. При этом он добавил, что часть сил батальона может выполнять другую задачу, а им придадут роту десантников и две специальные группы КГБ. В общем, сказали: идите думайте, а завтра утром приезжайте и докладывайте свои соображения. Советник командира бригады охраны полковник Попышев тоже получил задачу разработать свой вариант плана действий батальона как человек, хорошо знающий систему охраны дворца…

…Решения по новой задаче принимали всю ночь. Считали долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть реальная задача, ради которой они здесь. И пришли к выводу, что если в батальоне заберут две роты и одну роту (без взвода), о чем предупреждал руководитель представительства КГБ, то захватить дворец батальон не сможет, даже с учетом усиления и фактора внезапности. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось примерно 1:15 в пользу афганцев. Необходимо было задействовать все силы батальона и средства усиления. Исходя из этого и разработали план.

Утром 24 декабря первым докладывал полковник Попышев. Сразу стало понятно, что к своей миссии он подошел чисто формально, по принципу «чего изволите» — ведь задачу выполнять нужно было не ему. Он доказывал, что выделенных сил и средств батальону достаточно, но подтвердить свои слова расчетами не смог. Затем решение на захват дворца Тадж-Бек доложил полковник В. Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами, детально изложил план действий. После долгих обсуждений командованию батальона сказали: «Ждите». Ждать пришлось долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается, и батальон задачу будет выполнять в полном составе. Но подписывать этот план не стали. Сказали: «Действуйте!»

На проведение всех мероприятий, связанных с вводом войск в ДРА, отводилось очень мало времени — менее суток.

Такая поспешность не могла не сказаться негативно в дальнейшем. Многое оказалось неподготовленным и непродуманным. В 12.00 25 декабря поступило распоряжение на переход государственной границы.

С.К. Магометов и В.В. Колесник приехали на полевой переговорный пункт, который был развернут на стадионе недалеко от американского посольства вечером 24 декабря. Зашли в переговорную кабину правительственной связи и стали звонить генералу армии С.Ф. Ахромееву, он в то время находился в Термезе в составе оперативной группы Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан. Телефонистка долго отказывалась соединить полковника Колесника, говорила, что его нет в специальных списках, но затем, видимо, спросив у Ахромеева, все же соединила. Первый заместитель начальника Генерального штаба приказал доложить решение. Выслушав, стал задавать вопросы по его обоснованию и расчетам. Его интересовали мельчайшие детали. По ходу разговора делал замечания и давал указания.

Затем с С.Ф. Ахромеевым переговорил Магометов. Ему была поставлена задача к утру 25 декабря шифром доложить решение за двумя подписями (своей и Колесника). Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал Колеснику: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».

Тут же на узле связи написали доклад, и к двум часам ночи шифровка была отправлена. Доехали вместе до посольства, а затем Колесник поспешил в батальон. Надо было готовиться к выполнению боевой задачи… Он был назначен руководителем операции, которая получила кодовое название «Шторм-333».

24 декабря 1979 года я с одним из генералов советнического аппарата побывал на объекте, в овладении которым должен был принять непосредственное участие. Это был один из наиболее сложных объектов предстоящей операции, что требовало личной и детальной рекогносцировки.

В тот же день я впервые оказался в комнате на первом этаже посольства, где работала группа генерала С.К. Магометова. Мы вошли туда вместе с В.А. На нас не обратили внимания. В.А. здесь знали. В комнате стоял шум, галдеж. Все говорили о сложности овладения объектом, о невозможности сделать все незаметно, внезапно. Через плечо одного из генералов я посмотрел на поднятую карту с обстановкой. Рельеф местности представлял из себя форму бутылки, горловину которой закрывала высота с дворцом Тадж-Бек.

«Почему невозможно? — сказал я. — Надо войти в бутылку и все начать оттуда».

На меня внимательно посмотрели.

«Генерал Лебедев», — представил меня В.А. К исходу дня мне объявили, что в Центре принято решение перебросить меня на объект Тадж-Бек.

Видимо, после моего ухода из этого кабинета еще раз все обсудили, доложили в Москву, а так как любая инициатива наказуема, то исполнение поручили мне. Так я стал одним из руководителей операции «Шторм-333».

В разговоре по ВЧ по этому поводу и Ю.В Андропов, и В.А. Крючков подчеркнули необходимость продумать все до мелочей. Все, что следует, — доразведать и максимально обеспечить безопасность участников операции и свою.

Далее мне придется вновь обратиться к книге генерала А. А. Ляховского. Он пишет:

«Об этой операции высказывается много различных суждений, причем самых невероятных. Даже участники тех событий по-разному воспринимают их. Многое недосказывается или опускается вообще. Суммируя рассказы очевидцев и имеющийся документальный материал, можно восстановить примерно такую картину.

X. Амин, несмотря на то что сам в сентябре обманул Л. Брежнева и Ю. Андропова (обещал сохранить Н.М. Тараки жизнь, когда последний был уже задушен, в итоге советское руководство два-три дня «торговалось» с X. Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера Апрельской революции), как ни странно, доверял русским. Почему? Если не отбрасывать версию, что он был связан с ЦРУ, то, скорее всего, он получал такие инструкции или, возможно, считал, что победителей не судят, с ними… дружат. А может быть, не сомневался, что и « русские признают только силу». Так или иначе, но он не только окружил себя советскими военными советниками, консультировался с высокопоставленными представителями КГБ и МО СССР при соответствующих органах ДРА, но и полностью доверял… лишь врачам из России и надеялся в итоге на наши войска.

Не доверял же он парчамистам, ждал нападения или от них, или от моджахедов. Однако стал он жертвой политической интриги совсем не с той стороны, откуда ждал.

В первой половине декабря на генсека НДПА было совершено покушение «недовольными партийцами из оппозиционных фракций». Он был легко ранен, пострадал и его племянник Абдулла — шеф службы безопасности. X. Амин, расправившись с террористами, отправил племянника на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию в Ареге и 20 декабря перебрался во дворец Тадж-Бек.

Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря из посольства в расположение батальона, полковник В.В. Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца.

Активную помощь в этом ему оказывал подполковник О.Л. Швец». Вечером 25 декабря 1979 года я провел совещание с командирами своих разведывательно-диверсионных групп о результатах разведки объектов и мерах по овладению ими. В основном все были готовы. Недоставало плана дворца. Ослабить оборону дворца сотрудники 9-го управления отказались по соображениям конспирации, но смогли 26 декабря провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили поэтажный план. Офицеры «Грома» и «Зенита» провели разведку огневых точек, расположенных на ближайших высотах. Все эти дни велось круглосуточное визуальное наблюдение за дворцом Тадж-Бек. Разведчики ночью приближались как можно ближе к объекту, оставались там на весь день.

Все было готово. За объектом внутри и снаружи продолжалось непрерывное агентурное наблюдение. Поздно вечером 26 декабря В. В. Колесник и я вместе с Э.Г. Козловым и О.Л. Швецом еще раз отработали план операции по объекту Тадж-Бек. Основным замыслом этого плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп «Гром» и «Зенит», действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений «мусульманского» батальона и средств огневой поддержки. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия.

Вот как об этом вспоминает А.А. Ляховский:

«Планом операции предусматривалось в назначенное время (первоначально начало операции намечалось на 25 декабря, в последующем штурм дворца перенесли на 27 декабря) тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижение к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов (трех мотопехотных и танкового). Таким образом, против каждого батальона должна была действовать рота спецназа или десантников (танковый батальон располагался с одним из мотопехотных). Командиром приданной парашютно-десантной роты был В.А. Востро-тин, в будущем Герой Советского Союза. Против танкового батальона выставляли также взвод ПТУРС «Фагот» (противотанковых управляемых снарядов). Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.

Одной из важнейших задач был захват двух закопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу. Для этого выделили пятнадцать человек (в их число входили специалисты-танкисты) во главе с заместителем командира батальона капитаном Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ.

От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. Они начинали первыми.

Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и раньше времени не вызвать подозрения, разработали соответствующий сценарий и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание и т. д. В ночное время пускали осветительные ракеты. Так как ночью были сильные морозы, по графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин пехоты, чтобы можно было их по сигналу сразу завести.

Сначала это вызвало беспокойство командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, то расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка и приехал майор Джандад. Ему разъяснили, что идет обычная боевая учеба и проводятся тренировки для выполнения задачи по охране дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность внезапного нападения на дворец со стороны моджахедов. В последующем афганцы все время просили, чтобы не очень шумели моторы боевой техники ночью, так как мешают спать Амину. Командир батальона и «майор Колесов» сами ездили к командиру бригады охраны и успокаивали его. Постепенно афганцы привыкли и перестали настороженно реагировать на подобные «маневры» батальона. А они продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря. Новую задачу в батальоне знали только В. Колесник, О. Швец и X. Хал баев…

Главная роль в начальный период советского военного присутствия в ДРА отводилась силам специального назначения. Действительно, фактически первой боевой акцией в операции «Шторм-333», которую осуществили 27 декабря советские подразделения и группы спецназа, стал захват дворца Тадж-Бек, где размещалась резиденция главы ДРА, и отстранение от власти Хафизуллы Амина.

Для широкой общественности» долго оставалось тайной, что же произошло тогда в Кабуле. Мне довелось встречаться и беседовать со многими участниками тех событий. Суммируя различные версии и факты, на основе свидетельств очевидцев и документального материала можно восстановить определенную картину. Хотя, думаю, она не полностью отражает истинный ход действий советских войск в афганской столице…

…26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Приготовили плов, на базаре купили всевозможной зелени и т. п. Правда, со спиртным были трудности.

Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик «Посольской» водки, коньяк, различные деликатесы (икру, рыбу), другие закуски — стол получился на славу.

Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с ее командиром и замполитом. Во время приема старались разговорить афганцев. Провозглашали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество и т. д. Сами пили гораздо меньше (иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду). Особенно разговорчивым оказался замполит бригады, который в пылу откровенности рассказал «капитану Лебедеву», что Н. Тараки был задушен по приказу X. Амина.

Это была тогда новая и очень важная информация. Джандад быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увезли. Командир сказал, что заместитель немного выпил лишнего и сам не знает, что говорит. В конце приема расставались если не друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми.

Находящийся на окраине Кабула, в Дар-уль-Амане, дворец Тадж-Бек располагался на высоком, поросшем деревьями и кустарником крутом холме, который был к тому же еще оборудован террасами и заминирован. К нему вела одна-единственная дорога, круглосуточно усиленно охраняемая. Сам дворец тоже был довольно-таки труднодоступным сооружением.

27 декабря В.В. Колесник и Ю.И. Дроздов доложили новый план боя. Утвердили. Вернули без подписи со словами: «Действуйте».

Я пригласил В.В. Колесника к себе в номер посольской гостиницы, в баню. По старому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бутылку коньяку. Впереди нас ждал бой…

…С утра 27 декабря началась непосредственная подготовка к штурму дворца X. Амина. У сотрудников КГБ был детальный план дворца (расположение комнат, коммуникаций, электросети и т. д.). Поэтому к началу операции «Шторм-333» спецназовцы из «мусульманского» батальона и группы КГБ «Гром» (командир майор Семенов) и «Зенит» (командир майор Романов) детально знали объект захвата № 1: наиболее удобные пути подхода; режим несения караульной службы; общую численность охраны и телохранителей Амина; расположение пулеметных гнезд, бронемашин и танков; внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца Тадж-Бек; размещение аппаратуры радиотелефонной связи и т. д. Более того, как рассказал весьма осведомленный человек, перед штурмом дворца в Кабуле спецгруппой КГБ был взорван так называемый колодец — фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА. Готовились штурмовые лестницы. Проводились и другие подготовительные мероприятия. Главное — секретность и скрытность.

Наши военные советники командиров частей Кабульского гарнизона получили разные задачи: некоторые 27 декабря должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подсоветными (для этого им выдано спиртное и кое-что из съестного) и ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться, и они раньше, чем обычно, уехали домой. Остались только специально назначенные люди, которые были соответственно проинструктированы…

…Личному составу «мусульманского» батальона и спецподразделений КГБ разъяснили, что X. Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и т. д. Правда, эту версию мало кто из солдат и офицеров воспринимал. «Тогда зачем Амин пригласил наши войска, а не американцев?» — резонно спрашивали они. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. И спецназовцы готовились к бою».

Глава 2. Штурм дворца Тадж-Бек

После бани 27 декабря 1979 года я и В.В. Колесник в полдень еще раз зашли каждый к своему руководству. Б.С. Иванов связался с Центром, доложил, что все готово. Потом он протянул трубку радиотелефона мне. Говорил Ю.В. Андропов.

— Ты сам пойдешь? — спросил он. Я ответил утвердительно. — Зря не рискуй, думай о своей безопасности и береги людей.

В район расположения «мусульманского» батальона ехали молча, каждый думал о своем.

Пообедали, и в середине дня В.В. Колесник, О.Л. Швец и я еще раз обошли исходные позиции батальона. Колесник отдал указания подходившим командирам рот, приказал с наступлением сумерек переместить одну из «Шилок» на удобную позицию для подавления возможного огня зенитной батареи. Все делал спокойно, уверенно. На одной из высоток заметили группу афганских офицеров, изучавших район обороны «мусульманского» батальона. К афганцам для выяснения причин поехал Швец. После штурма дворца ко мне приведут Джандада, который расскажет, что они получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку. Об этой рекогносцировке и результатах беседы доложили руководству операцией. Видимо, об этом было сообщено в Центр. Нам же передали, что штурм назначен на 15.00.

Получив это сообщение, вместе с Колесником решили срочно собрать всех командиров рот, штурмовых групп и подразделений огневой поддержки в моей комнате на втором этаже казармы.

Как старшему по званию Колесник предложил мне открыть совещание. В своем кратком выступлении я дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую поставленную задачу, дал оценку сил и средств противника и основного объекта, нашего положения, соотношения сил и средств, общее распределение сил и средств « мусульманского» батальона и штурмовых групп. После этого Колесник отдал боевой приказ подразделениям, перечислив для каждого конкретные задачи.

Как развивались дальнейшие события, подробно рассказывает в своей книге генерал А.А. Ляховский:

« В это время сам Амин, ничего не подозревая, находился в эйфории оттого, что удалось добиться своей цели — советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря он устроил обед, принимая в своем роскошном дворце министров с семьями.

Формальным поводом, чтобы собрать всех, стало, с одной стороны, желание показать соратникам свою новую резиденцию, а с другой, — возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшири. Тот заверил его: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и сменой лидера страны, визит еще больше укрепил отношения с СССР. Там подтвердили, что Советский Союз окажет Афганистану широкую военную помощь.

X. Амин торжественно говорил присутствующим: «Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи». Порассуждали о том, как начальнику генерального штаба Мохаммеду Якубу лучше наладить взаимодействие с командованием советских войск. Кстати, сам Якуб, тоже ни о чем не догадывающийся, пригласил к себе в генштаб для «налаживания более тесного взаимодействия» советских военных представителей.

Днем ожидалось выступление X. Амина по афганскому телевидению. На съемки его выступления во дворец Тадж-Бек были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов.

Однако этому помешала акция, проводимая по плану КГБ.

Неожиданно во время обеда генсек НДПА и многие его гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью «отключился» и X. Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который начал звонить в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Повара-узбеки задержаны…

…В 15.00 из посольства передали, что время начала штурма (время «Ч») установлено — 22.00, потом перенесено на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конце концов стало — 19.30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Амина путем его отравления и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.

Во дворец по просьбе начальника главного политического управления М. Эк бал я Вазири и настоянию начальника политического отдела аппарата, главного военного советника в ДРА генерал-майора С.П. Тутушкина прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советников, командир группы хирургического усиления, врач-инфекционист из Центрального военного госпиталя афганской армии, врач из поликлиники советского посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца Тадж-Бек. Вместе с ними прибыл и афганский доктор подполковник Велоят.

Когда советские врачи, терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков, командир группы хирургического усиления госпиталя полковник Анатолий Владимирович Алексеев, другие медики примерно в два часа дня подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали, чего раньше никогда не было. Причем обращались в достаточно резкой форме. При входе во дворец тщательней, чем обычно, проверили документы и еще раз обыскали. Что-то случилось? Поняли, что именно, когда увидели в вестибюле, на ступеньках лестницы, в комнатах лежащих и сидевших в неестественных позах людей. Те, кто пришел в себя, корчились от боли. Наши врачи определили сразу: массовое отравление. Решили оказывать пострадавшим помощь, но тут к ним подбежал афганский медик подполковник Велоят и увлек их за собой — к Амину. По его словам, генсек был в тяжелейшем состоянии. Поднялись по лестнице. Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без признаков сознания, в тяжелейшей коме. Умер? Прощупали пульс — еле уловимое биение. Умирает?

Полковники В. Кузнеченков и А. Алексеев не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную комнату, вымыли и стали делать промывание желудка.

После этого перенесли Амина опять в спальню. Стали вводить лекарство. Уколы, снова уколы, капельницы, в вены обеих рук введены иглы…

Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Когда челюсть перестала отпадать и пошла моча, врачи поняли, что их усилия увенчались успехом и жизнь Амину им удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, А. Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать в лаборатории анализы промывных вод.

Пройдет довольно значительное время, прежде чем дрогнут веки Амина и он придет в себя, затем удивленно спросит:

« Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?»

Это происшествие очень встревожило офицеров, ответственных за организацию охраны председателя Ревсовета ДРА (Джандад, Экбаль). Они выставили дополнительные (даже внешние) посты из афганских военнослужащих и позвонили в танковую бригаду, чтобы там были готовы оказать помощь. Однако помощи им ждать было неоткуда, так как наши десантники уже полностью блокировали располагавшиеся в Кабуле части афганских войск. Вот что, например, рассказал много лет спустя В.Г. Салкин, ныне полковник, находившийся в Кабуле в декабре 1979 года… «Вечером, приблизительно в 18.30, командиру бригады капитану Ахмад Джану поступила команда ввести один батальон в город. Я и советник командира бригады полковник Пясецкий в это время постоянно находились рядом с командиром. Тот отдал приказ командиру первого танкового батальона привести батальон в состояние полной боевой готовности, заявив, что приказ о выходе батальона будет отдан позже. Личный состав, получив приказ, буквально ринулся к танкам. Моментально взревели танковые двигатели. Первый батальон был готов к действиям. Пясецкий время от времени смотрел на часы, ожидая новых команд бригаде. В 19.10 Виктор Николаевич сам попросил Ахмад Джана связаться со своим командованием и уточнить указания по выходу батальона в город. Однако командир не смог позвонить из-за отсутствия связи».

Связи не было потому, что к этому времени спецгруппа КГБ взорвала узел связи. О том, как это происходило, мне рассказал Алексей П.:

«Получив приказ на проведение диверсии, я еще раз провел визуальную разведку объекта, а вернувшись на виллу, обнаружил, что все, кроме входящих в мою группу, уже куда-то убыли, в том числе и лидеры оппозиции.

Я собрал группу, объявил время проведения диверсии и поставил задачу подорвать кабель тоже в 19.30.

Где-то в 18.45 на трех автомашинах мы выехали на диверсию. На вилле оставался всего один сотрудник, которому я приказал в случае срыва нашей операции все закрыть и убыть в наше посольство, а конкретно в погранроту. Хотя переводчиков в отряде не хватало, я все же упросил выделить в мою группу переводчика.

Дальнейшее развитие событий показало, что, не будь его в нашей группе, не было бы и бескровного проведения операции.

Прибыв к объекту диверсии, я с подгруппой прикрытия расположился на УАЗ-469 около поста регулирования движением. Вторая подгруппа прикрытия на «Волге» остановилась около гостиницы, а подгруппа исполнителей с переводчиком и подготовленным зарядом на УАЗ-450 подъехала непосредственно к колодцу. В момент открытия люка колодца подрывников неожиданно окликнул часовой поста охраны узла связи. К часовому подбежал переводчик, объяснил, что идет проверка связи, угостил его сигаретой и повел с ним отвлекающий разговор.

Операция по открытию люка, закладке в колодец заряда, а затем повторному открытию люка для того, чтобы бросить в колодец гранату со слезоточивым газом (в спешке гранату не опустили вместе с зарядом), была проведена, как говорят, за считанные секунды, хотя нам всем они показались очень долгими. Расположение прикрытия и исполнителей и расстояние между ними позволяли нам осуществлять зрительную связь. Поэтому, как только машина УАЗ-450 с подрывниками тронулась с места, одновременно с ними начали движение и подгруппы прикрытия.

На виллу мы возвратились без приключений и не без волнения стали ожидать взрыва. На вилле в момент нашего возвращения находились два сотрудника нашей резидентуры и несколько афганцев, которые должны были встречать своих сторонников, а мы их вооружать.

Среди афганцев один свободно владел русским языком. Остальные афганцы русский язык не знали или делали вид, что не понимают по-русски.

В 19.30 прогремел сильный взрыв, а вскоре недалеко от нас последовал и второй взрыв как результат подрыва линии армейской связи.

По рации я доложил руководству о выполнении задания. И тут началось. Особенно сильно велась стрельба в районе дворца Амина.

Непосредственно вблизи виллы стояла какая-то непонятная тишина.

Примерно через час стрельба в городе прекратилась. Мы ожидали афганцев, которых должны были вооружить автоматами и пистолетами, но они начали прибывать только утром следующего дня. При выдаче оружия нам приходилось объяснять афганцам правила стрельбы из него, так как многие из них держали в руках оружие впервые». Далее генерал А.А. Ляховский пишет:

«… После взрывов, убедившись в отсутствии связи, В.Н. Пясецкий посоветовал командиру проконтролировать состояние телефонного провода на территории бригады. СрЪчно был вызван взвод связи, и солдаты начали тщательно проверять состояние кабеля. На это ушло примерно 30 минут…

…Неожиданно четыре БМД на полном ходу сбили ворота военного городка и, не снижая скорости, окружили здание штаба бригады. Из первой машины вышел советский капитан. Он вошел в здание, представился, отозвав в сторону Пясецкого, переговорил с ним, затем достал фляжку со спиртом и предложил выпить. Капитан, обращаясь к командиру бригады, заявил, что в городе неспокойно и выход бригады в город нежелателен. Командир, посоветовавшись, дал команду «отбой» первому батальону…

…По свидетельству В. Колесника, около шести вечера его вызвал на связь главный военный советник генерал-полковник С.К. Магометов и сказал, что время штурма перенесено и начинать надо как можно скорее. Буквально спустя пятнадцать — двадцать минут группа захвата во главе с капитаном Сатаровым выехала на машине ГАЗ-66 в направлении высоты, где были закопаны танки. Офицеры батальона внимательно следили за ним. Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной в 150–200 метрах от них. Одна из рот «мусульманского» батальона залегла в указанном ей районе в готовности поддержать огнем действия группы Сатарова. Офицеры увидели, что, когда машина подъехала к расположению третьего батальона, там вдруг послышалась стрельба из стрелкового оружия, которая неожиданно усилилась. Полковник В. Колесник немедленно дал команды: «Огонь!» и «Вперед!». Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты — сигнал для солдат и офицеров «мусульманского» батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.

Первыми по дворцу прямой наводкой по команде капитана Пауто-ва открыли огонь зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 «Шилка», обрушив на него море снарядов. Автоматические гранатометы АГС-17 стали вести огонь по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам. Подразделения «мусульманского» батальона начали выдвижение в районы предназначения. По дороге к дворцу двинулась рота боевых машин пехоты старшего лейтенанта Шарипова. На десяти БМП в качестве десанта находились две спец-группы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И. Бояринов. Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку.

Единственная дорога круто серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Дорога усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору. Шедшая второй БМП, столкнула подбитую машину с дороги, и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может быть, и со страху атакующие дворец громко кричали, в основном матом…

…Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Бели из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, в комнату бросались гранаты. Затем без разбору стреляли из автоматов. «Шилки» на это время перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.

Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное. При выдвижении подразделений батальона в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались закрытыми, и экипаж не мог из него выйти. Командир отделения стал вызывать по радиостанции подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывал своего старшего командира. Этим в самый ответственный момент радиосвязь была парализована. Пришлось командованию батальона использовать другие средства и сигналы. Хорошо еще, что они были предусмотрены заранее.

Другая рота и два взвода вели огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник О. Швец. Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (около 100–150 чел.) сопротивлялись отчаянно, не сдаваясь в плен. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним (заранее была установка — никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить, потому что живым оттуда выпускать не будут). Но не все эту установку выполнили и поплатились за это жизнью. В здании на втором этаже начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на оборонявшихся.

Однако по мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бе-ка стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев сперва за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, сдались им как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь.

Позже мне не раз приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом. На мой взгляд, это не совсем так. Одни чекисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было тягаться с профессионалами из КГБ, но именно они обеспечивали успех этой операции».

Я разделяю эту точку зрения А.А. Ляховского. Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец и устремились к своим объектам внутри здания, встречая сильный огонь охраны, участвовавшие в штурме спецназовцы «мусульманского» батальона создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потерь было бы много больше. Ночной бой, бой в здании требуют теснейшего взаимодействия и не признают выделения каких-либо ведомств.

О том, что происходило в Тадж-Беке, читаем в книге А.А. Ляховского:

«Советские врачи попрятались, кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем — сторонники Тараки. Только позднее, услышав русский мат, они поняли, что действуют советские военнослужащие. А. Алексеев и В. Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Амина (у нее был грудной ребенок), после начала штурма нашли «убежище» у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в вены иглы. А. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач — откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги, Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.

Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. В. Кузнеченков стал в простенке слева от окна, А. Алексеев — справа. Так судьба их разделила в этой жизни.

Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил Амину, что стреляют советские. Эти слова вывели его из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть!» Затем сам попытался позвонить начальнику генерального штаба, командиру 41-й танковой бригады, но связи с ними уже не было. После этого Амин тихо проговорил: «Я об этом догадывался, все верно».

Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер… Основная задача была выполнена».

Валентин Братерский (сотрудник бывшего Управления внешней разведки КГБ), вспоминая о тех днях, поделился некоторыми своими впечатлениями о штурме дворца Тадж-Бек:

« Нас было пятеро из ПГУ и две группы по 30 человек, которые и осуществляли операцию. Уникальная группа «Гром», в которую входили классные спортсмены, должна была непосредственно действовать во дворце. Группа «Зенит» — обеспечить подступы ко дворцу. В ней были ребята из балашихинской школы, где готовят спецназовцев. Из 60 ребят в строю остались 14.

С другой стороны были большие потери. В охране Амина было 300 человек. 150 сдались в плен. Убитых не считали. Амин еще пригнал двухтысячный полк, и они окопались вокруг дворца. Полк мы прорезали, как кинжалом. Во время штурма он как-то рассеялся. Кармаль обещал, что нас поддержат 500 верных ему боевиков. Завезли для них оружие, гранаты — ждали. Из 500 человек пришел только один.

Была еще одна группа под началом майора КГБ. В их задачу входило доставить некоторых представителей афганского руководства для подтверждения версии о внутреннем перевороте. Версия же, которая внушалась нам, — Амин связан с американцами, мы получим еще одного опасного соседа с юга. Никаких документов, подтверждающих эту версию, никогда представлено не было.

Мне все стало окончательно ясно, когда человек, застреливший Амина, сказал мне, что приказ был: живым Амина не брать. Кстати, тогда же в перестрелке был ранен в грудь и скончался сын Амина лет восьми. Я собственными руками перевязывал рану его дочери — ее ранило в ногу. Мы оставили дворец, в котором ковры были пропитаны кровью и хлюпали под ногами. Это трудно себе представить…

Перед отлетом нам всем обещали звезды Героев. Двое, насколько я знаю, получили, один — посмертно, всего в КГБ было награждено за это дело 400 человек, вплоть до машинисток и секретарш».

Я глубоко сомневаюсь в правдивости отдельных утверждений В. Братерского. В составе штурмовых групп его не было. За его хлесткими высказываниями я не вижу ничего, кроме незнания фактов, небрежности и некомпетентности. Звезд Героев нам не обещали, нам просто поручали выполнение оперативного задания. Так пишут те, кто сам там не был, но все и больше всех знает.

«…Уцелевшие после той ночи ребята договорились, что будут встречаться каждый год 27 декабря в семь часов вечера у могилы Неизвестного солдата. Крючков запретил — мол, нечего сопли распускать…»

Да, действительно, добрых пять лет «афганцы» встречались в этот день вопреки запрету, но в другом месте. Они не разделяли этой точки зрения своего руководства. Председатель КГБ Крючков в беседах со мной соглашался с ними, но не все было в его силах. Снова процитирую А.А. Ляховского:

«На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели — в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получали боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.

Решение пришло быстро. Выскочив из машины, они захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили в машину и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню за машиной — освобождать своего командира. Тогда спецназовцы спешились и начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. «Положили» очень много — порядка 250 человек, остальные разбежались. В это же время из снайперских винтовок сняли часовых возле танков и чуть позже захватили их. Бой во дворце продолжался недолго. Вскоре все там было кончено. Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно в Тадж-Бек».

С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из «Шилок», Колесник и я руководили боем. По кратким радиосообщениям чувствовался его ритм, нарастание и затухание. В какой-то момент резкое усиление огня — и наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было.

— Все, — сказал Колесник и добавил: — Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у вас?

— Очередной, — ответил я после недолгого молчания.

Бой продолжался 43 минуты.

Колесник дал команду прекратить огонь, и мы перенесли командный пункт непосредственно во дворец. На площадке перед дворцом и внутри него к нам обоим подходили командиры групп и подразделений с докладом и за распоряжениями. Уже шла эвакуация на бронетранспортерах и БМП раненых и погибших.

Вошли во дворец. Внизу, в холле, продолжали перевязывать раненых. Разгоряченные только что закончившимся боем, проверяя, нет ли затаившихся аминовцев, ходили спецназовцы и штурмовики. В.Ф. Карпухин подошел с каской в руках, показал застрявшую в триплексе пулю.

— Смотри, как повезло. Я теперь маму увижу.

М.М. Романов, Э.Г. Козлов, Я.Ф. Семенов тяжело переживали потери. Четверо убитых и 17 раненых.

Вот что пишет о потерях А.А. Ляховский:

«В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спец-групп КГБ полковник Г.И. Бояринов, его заменил подполковник Э.Г. Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В.П. Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним А.В. Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в Кузнеченкова. Он вскрикнул и сразу же умер. Мертвого товарища Алексеев взвалил на себя и вынес во двор, где положил его на бронетранспортер, который вывозил раненых. «Мертвых не берем», — кричал какой-то автоматчик Алексееву. «Да он еще живой, я врач», — возразил полковник. В последующем труп Кузнеченкова отвезли в госпиталь, а Алексеев встал к операционному столу.

В «мусульманском» батальоне погибло 5 человек, ранено — 35. Причем 23 человека, получившие ранения, остались в строю. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.

В течение ночи спецназовцы несли охрану дворца, так как опасались, что на его штурм пойдут дислоцировавшиеся в Кабуле дивизии и танковая бригада. Но этого не случилось. Советские военные советники, работавшие в частях афганской армии, и переброшенные в афганскую столицу части воздушно-десантных войск не позволили им этого сделать. К тому же спецслужбами заблаговременно было парализовано управление афганскими силами.

Не обошлось и без курьезов. Ночью нервы у всех были напряжены до предела. Ждали нападения верных Амину войск. Предполагали, что во дворец ведет подземный ход. Вдруг из шахты лифта послышался какой-то шорох. Спецназовцы вскочили, стали стрелять из автоматов, бросили гранаты, но оттуда выскочил обезумевший от страха кот.

Вполне вероятно, что кое-кто из наших соотечественников пострадал от своих же: в темноте личный состав «мусульманского» батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах и…мату. Но ведь все были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе — у кого на рукаве повязка, а у кого ее нет…

…Примерно в такой же обстановке происходил и захват здания министерства обороны ДРА. Комитетчики и спецназ довольно быстро покончили с охраной, но начальник генерального штаба Якуб сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего рассчитывая на 444-ю бригаду командос. Однако никто не поспешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей. Милость проявлена не была. В группе захвата присутствовал афганец — один из функционеров «Парчам», по некоторым данным, Абдул Вакиль, который зачитал «предателю» Якубу приговор «от имени партии и народа» и затем собственноручно застрелил уже бывшего начальника генштаба из пистолета.

Утром 28 декабря, вспоминал впоследствии офицер «мусульманского» батальона, прозвучали последние выстрелы операции по ликвидации аминовского режима, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское и решительное слово. Никто из батальона не подозревал, что отгремевший ночной бой был лишь дебютом, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последний солдат спецназа покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года.

В ту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук «халькистов» перешла к «парчамистам», поддержанным советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница, как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры — участники декабрьских событий искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнившими приказ…

…Спецназовцы утром разоружили остатки бригады охраны. Более 1700 человек афганцев было взято в плен. Однако и здесь не обошлось без потерь. В частности, когда на здании штаба бригады охраны появился белый флаг, то из подъехавшего к нему БМП выскочили замполит роты и двое солдат (хотя было указание из машин не выходить). С крыши глинобитного строения, где размещалась личная охрана Амина, раздалась пулеметная очередь, и все трое погибли.

Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей Амина, закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек (в последующем, с июля 1980 года в нем будет располагаться штаб 40-й армии). Труп Амина, завернутый в ковер, еще ночью под руководством замполита батальона капитана Анвара Сахатова был погребен там же, но отдельно от остальных. Никакого надгробия ему поставлено не было. Оставшиеся в живых члены его семьи были посажены в тюрьму Пули-Чархи, сменив там семью Тараки.

Даже дочь Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Амина были замордованы их близкие и родственники. Они жаждали мести.

В середине дня 28 декабря командование «мусульманского» батальона прибыло в здание советского посольства в Кабуле.

Сперва доложили генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ о выполненной задаче. Затем полковник В.В. Колесник связался с Москвой из кабинета посла и доложил генералу армии П.И. Ива-шутину о результатах операции, одновременно предложив ему вывести батальон из Афганистана в Чирчик. Начальник ГРУ ГШ распорядился решать этот вопрос с командованием ТуркВО.

Сотрудники КГБ тоже доложили своему начальству в Кабуле, затем по телефону — Ю.В. Андропову. Ему же они потом подарили взятую в качестве трофея винтовку Амина «Ремингтон» с комплектом снайперских прицелов».

Поэт-зенитовец полковник В.Е. Ревский, переживший лично все напряжение этой и последующих схваток, в своей книге «Афганский синдром» об этом бое напишет:

У ног — из липкой крови лужа.

Он в тело государственного мужа

Всадил обойму пуль из пистолета.

Кому-то было очень нужно это…

Когда я доложил Б.С. Иванову о выполнении задания, он сказал, что уже информировал в общих чертах Центр и там ждут подробного сообщения. В рабочей комнате резидентуры я принял доклады от командиров групп, занимавшихся нейтрализацией других городских объектов.

Как и ожидалось, другим наиболее трудным объектом оказался генеральный штаб афганской армии, охрана которого была значительно усилена, а сама обстановка внутри объекта весьма напряжена. Разведывательно-диверсионной группе в продолжительной жестокой схватке удалось отсечь и изолировать руководство генштаба, сковать огнем подразделения внутренней охраны, уничтожить узел связи, не допустить проникновения внешней охраны внутрь здания. Бой завершился с подходом подразделения десантников, были уничтожены лица, оказавшие сопротивление, взяты пленные.

Вспоминая через 20 лет об этом бое, командир разведывательно-диверсионной группы Валерий Р. в своих записках отмечал:

«27 декабря 1979 года в 18.50 группа в составе 16 разведчиков-ди-версантов отряда «Зенит» и восьми офицеров-пограничников и ВДВ вместе с одним афганцем «В» на автомашинах выехали с территории советского посольства в генштаб министерства обороны Афганистана в Кабуле. На место прибыли около 19.00. Одна группа поднялась на второй этаж в левое крыло здания генштаба, где размещается аппарат начальника генштаба МО Афганистана. Остальные по плану остались в вестибюле в ожидании установленного времени. При подъезде к объекту и при следовании к начальнику генштаба было визуально установлено, что количество афганцев (наружное охранение, посты в вестибюле и на обоих этажах, лица в штатском, обслуга, офицеры) значительно больше, чем это фиксировалось раньше при разведке объекта. В помещении узла связи на первом этаже заднего крыла здания, под актовым залом, кроме трех дежурных связистов находилось около 15 афганских солдат с автоматами. В торцевых частях здания у левого и правого входов было кроме обычных двух караульных еще по 7—10 солдат-афганцев. Неустановленное некоторое количество солдат, как выяснилось позже, находилось в комнатах первого этажа. Шесть офицеров прошли в кабинет к начальнику генштаба. Восемь разведчи-ков-диверсантов рассредоточились в запланированном порядке в коридоре и комнатах генштаба, расположенных на втором этаже правого крыла здания, и перекрыли большинство присутствовавших афганцев, угощали их сигаретами, вели разговоры. Подобные контакты с афганцами установили и пятеро разведчиков-диверсантов, оставшихся на первом этаже (вестибюль, коридоры, торцевые входы).

Около 19.06 прибывшие к Якубу гости сели за стол. В 19.30 в городе раздался взрыв; судя по мимике, Якуб его тоже услышал, но говорить продолжал. Затем в кабинет вошли шесть человек афганцев в штатском, один из них сказал Якубу, что телефоны не работают.

Первой начала боевые действия группа первого этажа, нацеленная по плану на узел связи. В короткой рукопашной схватке был обезоружен часовой у входа, перерезаны выходы телефонных проводов на лестничной площадке и автоматным огнем подавлено сопротивление охраны узла связи. Таким образом была создана возможность вывести из строя наиболее уязвимые и важнейшие части узла связи.

Со двора по окнам узла связи неизвестный противник открыл автоматный огонь. Отвечая на него, группа из узла связи, успешно решив возложенную на нее задачу, вышла в вестибюль. При этом пуля угодила в живот одному из разведчиков-диверсантов, попала в заткнутый за пояс пистолет, благодаря чему он получил лишь легкое ранение осколками пластиковой части рукоятки пистолета. В соответствии с планом два члена группы остались в вестибюле и помогли ликвидировать охрану у главного входа. Часть группы бегом поднялась на второй этаж для оказания поддержки действовавшим там бойцам отряда « Зенит». Рукопашная схватка в помещении второго этажа была наиболее продолжительной и ожесточенной.

По окончании боя в здании генштаба все члены группы активно участвовали в разоружении пленных, их обыске, связывали им руки и сдавали под охрану подразделениям ВДВ.

Потери группы — минимальные: два легкораненых, один из них остался в строю, и один тяжелораненый (пограничник, ранение в бедро). Убитых в группе нет…»

Тогда благодаря смелым, решительным действиям всех без исключения членов группы, четкому выполнению каждым из них своей конкретной задачи, находчивости и взаимопомощи группе Валерия Р. удалось успешно выполнить задание: захватить генштаб, обезвредить его руководство и лишить его связи.

Валерий Р. и сегодня подчеркивает важность успешной ликвидации узла связи, что не дало возможности противнику скоординировать свои действия и оказать организованное сопротивление в масштабе всей операции в целом.

В ходе выполнения основной задачи группа уничтожила 20 солдат охраны, оказавших сопротивление, взяла в плен несколько десятков солдат и офицеров, в том числе четырех членов высшего проаминовского руководства Афганистана.

Офицерами ВДВ были переданы военные трофеи — автоматы, пулеметы, гранатометы, боеприпасы, холодное оружие.

Возвращаясь мысленно в те дни, Валерий Р. в который раз высказывает свои замечания и выводы по операции двадцатилетней давности:

«1. Противник ожидал наших действий и предпринял определенные меры по организации противодействия. Противодействие это было значительно ослаблено благодаря неожиданному переносу времени начала операции на более ранний срок. Вероятно, имела место утечка информации о мероприятии в целом, о дне и даже часе ее начала.

2. По непонятным причинам офицеры ВДВ были без средств связи со своими подразделениями; по этой же причине группа могла понести тяжелые потери от огня своих же войск. Руководивший операцией старший советник, единственный, кто имел рацию, на значительное время был отрезан от группы из-за перестрелки с противником.

3. Солдаты и офицеры частей ВДВ, направленные на объект, не были достаточно четко проинструктированы о том, что в здании действуют свои, они никогда не видели форму спецназа, в которую была одета группа; лишь благодаря выдержке и смелости разведчиков-диверсантов, первыми вошедших в контакт с нашими десантниками, не был открыт огонь по группе.

4. Имевшиеся в группе гранаты УЗРГМ (наступательные) оказались малоэффективными, оборонительные гранаты Ф1 применить оказалось невозможным из-за опасности поражения своих.

5. Предварительно не отрабатывался вариант встречи группы огнем со стороны противника до захода ее в здание, пути наступления или отхода и т. д.

6. Военные советники и иные источники должны были заблаговременно дать более точную информацию об объекте и дислоцирующихся в нем силах, включая подробные планы здания и прилегающей местности, данные о лицах, подлежащих нейтрализации.

7. По единодушному мнению разведчиков-диверсантов группы, если бы операция началась 14.12.1979 г. без поддержки подразделений ВДВ, она бы провалилась, соответственно были бы гораздо большими потери с нашей стороны. По этому первому варианту группа состояла лишь из 5 разведчиков-диверсантов отряда «Зенит» и 3 пограничников, которых для нейтрализации такого объекта, как генштаб, было бы явно недостаточно».

Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Командир группы Александр Р. сообщил, что члены его группы, разбившись на пары и тройки, провели основательную доразведку объекта, включая и день его захвата. По полученным данным были составлены схемы расположения постов охраны, боевой техники и казарм личного состава противника.

Командиру группы удалось побывать на объекте два раза. Как инженер по автоматике, он выяснил, где располагались студии радио- и телевидения, из которых велись передачи в эфир, их коммутационные сети и энергетическое снабжение, как основное, так и запасное. Во время посещения объекта им было уточнено расположение постов внутренней охраны и казарм, как с охраной, так и с экипажами танков и БМП. За два дня до захвата объекта задача была доведена до командира роты и командиров взводов. Затем, переодев их в гражданское платье, разведчики вместе с ними, опять разбившись на пары и тройки, в течение двух суток несколько раз обошли объект со всех сторон для подготовки боевого плана захвата объекта. Были подготовлены два варианта: один — с ходу на боевых машинах подскочить к объекту, ворваться в него, сметая ворота и часовых, огнем блокировать расположение экипажей танков и БМП, захватить боевые машины и уничтожить личный состав, оказывающий сопротивление. Другой — пустить вперед десант, имеющий своей задачей снятие часовых, блокировку расположения экипажей танков и БМП и уничтожение противника, оказывающего сопротивление. Наши же БМД по первому выстрелу подскакивают к объекту и огнем своих пушек и пулеметов помогают выполнить задачу десанту.

Захват был осуществлен по первому варианту — с ходу.

В день захвата командир роты и командиры взводов довели задачу до каждого десантника. Каждый из них четко знал, что ему делать. Особенно были проинструктированы водители БМД и операторы-наводчики. Члены группы помогали офицерам роты довести задачу до каждого десантника.

27 декабря в 18.30 Александр Р. и командир роты поддержки получили приказ: в 19.30 атаковать объект, захватить его и оборонять в случае нужды, а затем организовать его охрану. Группа разведчиков-диверсантов была распределена по боевым машинам, и рота заняла исходную позицию. Группе был придан афганский офицер-танкист Ватанджар.

В 19.23 с расчетом только на время пути БМД до объекта был отдан приказ: «Вперед!» Боевые машины ворвались на объект, смяв ворота и расстреляв часовых. Десант высыпался из машин и двинулся выполнять задачу. Один танк возле КПП был захвачен сразу, а экипаж взят в плен. Три танка, открывшие по нам огонь, были уничтожены десантниками из гранатометов «Муха», как и один БМП. Остальные танки и БМП (на объекте было одиннадцать танков и четыре БМП) сопротивления не оказали, но отъехали от объекта и стояли выжидая. Члены группы огнем из автоматов прикрывали действия десантников. Следует отметить, что с начала боя минут 10–15 не работала ни одна радиостанция (их кто-то забивал), а затем связь была нормальная. Большую помощь оказал группе Ватанджар. Увидев сдавшихся в плен и захваченных танкистов, он разослал их к стоявшим в отдалении танкам и приказал сдаваться. При этом он приказал идущим к танкам объяснить экипажам, что с ними ничего не произойдет, если они сдадутся в плен. Все экипажи оставшихся 8 танков и 2 БМП сдались в плен. Увидев из окон казарм, что экипажи сдаются в плен, сложили оружие и бойцы из охраны объекта. В плен было взято 106 человек, убито 7, ранено 29. С нашей стороны ранен только один солдат в ноги. Позже он был отправлен в госпиталь посольства.

Бой длился 40 минут. Члены группы, захватив здания радио и телевидения, сразу же поместили в одно помещение находящихся там гражданских лиц, предварительно их обыскав.

Членами группы была четко организована работа с афганскими специалистами по передаче в эфир обращения к народу и ряда заявлений нового правительства. Группой осуществлялся и контроль этих передач. Группа осуществляла охрану зданий радио и телевидения и вместе с афганцами обеспечила охрану 17 министров из кабинета Амина, которые были задержаны ими.

Разведчики овладели объектом, имея одного легкораненого из роты поддержки, 9 разведчиков-диверсантов и взвод поддержки ВДВ из 17 человек за два часа овладели телеграфом. 27 декабря 1979 года около 18.30 боевая группа разведчиков-диверсантов Александра П. была размещена на двух автомашинах ГАЗ-66 и одном БТР.

В 20.00 в пути следования, справа по движению, со стороны американского посольства был зафиксирован выстрел. В 20.20 боевая группа подъехала к объекту, вход в который был закрыт. Александр П. вышел из машины и вместе с переводчиком по имени Саша стал объясняться с подошедшим к ним афганским офицером, которому объяснили, что прибыли для усиления охраны телеграфа. Офицер ответил, что у него естаь приказ, согласно которому он никого не должен пускать на объект. До этого, по его словам, примерно часом раньше, возле телеграфа произошел взрыв, после которого образовалась большая воронка, а зданию нанесен ущерб. Никакие уговоры на афганского офицера, чтобы мирно проникнуть внутрь здания, не действовали.

Связавшись с центром и доложив обстановку, Александр П. получил приказ захватить объект.

В 21.00 согласно ранее отработанному плану началась операция по захвату объекта. Разведчики-диверсанты «Зенита» и личный состав взвода поддержки ВДВ тремя боевыми группами (за каждой группой был закреплен этаж здания телеграфа) отработали свою задачу. Телеграф имел три этажа и полуподвальное помещение. Во время выполнения задачи использовались сигналы взаимодействия и поддержки между группами.

Бронетранспортер сбил ворота и въехал во двор, огнем нейтрализовал часть охраны объекта, размещенную в караульном помещении.

Операция была проведена успешно, хотя афганские солдаты, а их было на объекте 32 человека, на первых порах оказали вооруженное сопротивление. Против них были использованы автоматы, охрана здания дважды открывала беспорядочный автоматный огонь.

В 21.20 объект был полностью захвачен и контролировался группой.

Афганские солдаты были обезоружены и помещены в караульное помещение, которое усиленно охранялось.

Потерь с обеих сторон не было.

Сразу же были расставлены наружные посты и посты, контролирующие входы в здание. В состав каждого поста вошли один офицер и несколько солдат, перед ними была поставлена задача по охране и контролю здания. Кроме афганских солдат внутри здания находился обслуживающий персонал в количестве 12 женщин и 20 мужчин. Этот персонал был обыскан, а затем помещен в изолированную комнату на третьем этаже здания и взят также под охрану. Какого-либо сопротивления гражданский персонал не оказал. С его помощью была отключена аппаратура, работающая в здании. На следующий день, 28.12.1979 года в 8.30 персонал был отпущен по домам.

С 21.20 27 декабря объект полностью контролировался группой разведчиков. Попыток захватить объект не было. С 10.00 29 декабря по согласованию со старшим советником по министерству связи Юсуповым на объект были допущены служащие и технический персонал, начавшие уборку помещений и настройку аппаратуры.

Командир группы Александр П. отмечал решительные и умелые действия всех разведчиков-диверсантов и личного состава взвода поддержки ВДВ во время проведения операции по захвату объекта. Потерь с обеих сторон не было.

В 19.30 27 декабря 14 разведчиков-диверсантов и два взвода поддержки ВДВ овладели министерством внутренних дел, преодолев сопротивление 350 солдат и офицеров охраны. Группа через час на трех открытых грузовиках приблизилась к объекту. Несмотря на то что объект имел усиленную охрану, было решено начинать штурм. Был дан залп из семи РПТ «Муха». Атакующие воспользовались коротким замешательством охраны для быстрого броска от КПП к зданию МВД — оттуда велся огонь. За несколько минут группа выбила охрану с первого этажа. Во время перестрелки с охраной погиб один разведчик-диверсант — Анатолий М. В течение следующих 15 минут были заняты все этажи, и сопротивление противника прекратилось.

Не менее сложным для овладения, чем генштаб, был штаб центрального армейского корпуса (ЦАК), управление и охранные подразделения которого располагались в комплексе зданий «Дома народов» — всего более 1000 человек с артиллерией, БТР и стрелковым вооружением. Этим объектом предстояло овладеть шести разведчикам-диверсантам, шести военным советникам и роте поддержки ВДВ.

Группа тщательно разведала объект, разработала план действий по нейтрализации, сковыванию и в случае необходимости ликвидации противника. В их задачу входило овладеть объектом, установить контроль за системой управления и связи штаба ЦАК и привлечь работников штаба, сочувствующих новому революционному правительству, к работе по фильтрации и изоляции сторонников Амина, обеспечить деятельность штаба в интересах новой революционной власти.

Для решения задачи было разработано два варианта: мирный и боевой.

В основу реализации плана были взяты данные, полученные от военного советника — командир батальона связи лоялен к СССР, а командир зенитного дивизиона настроен проаминовски. Предусматривался вариант его захвата и склонения на сторону нового правительства силой оружия.

После сигнала «Ч» первая подгруппа с приданным взводом ВДВ приступила к выполнению боевой задачи по мирному варианту. При подходе к казармам «Дома народов» стало ясно, что личный состав вооружен и расставлен по тревоге на территории крепости.

Разведчики-диверсанты и десантники, разбившись по экипажам БМД, взяли под контроль артиллерию зенитного дивизиона, казарму личного состава дивизиона и артиллерийский парк во дворе, казармы батальона связи. Командир подгруппы вызвал старшего афганского офицера, которым оказался замполит дивизиона, и через переводчика сообщил ему, что Амин свергнут, в стране пришло к власти демократическое правительство, по просьбе которого советские войска оказывают ему помощь в поддержании порядка в Кабуле. В резкой ультимативной форме командир потребовал выполнения условий, исключающих кровопролитие. Афганский офицер с готовностью принял эти условия и совместно с начальником штаба батальона организовал их выполнение, о чем доложил через 10 минут.

Один из военных советников убедил командира батальона связи не оказывать сопротивления. В 20.15 обстановка на этом участке полностью контролировалась подгруппой.

Командир группы разведчиков-диверсантов со своими сотрудниками и десантниками в час «Ч» выдвинулись по плану к штабу ЦАК и заняли позиции согласно боевому расчету. При въезде на территорию штаба ЦАК они были встречены огнем БТР и автоматным огнем из окон. По этой причине командир отдал приказ работать по второму (боевому) варианту, однако избегая лишних жертв с афганской стороны. Как впоследствии выяснилось, охрана штаба заняла оборону по команде комкора М. Дуста в 17.00.

Стрелками-операторами БМД командира группы БТР противник был уничтожен, а огонь из окон штаба подавлен.

В 20.30 сопротивление прекратилось и БМД командира группы переместилась к расположению роты охраны. Командир группы через переводчика поздравил вызванного офицера штаба с победой демократических сил Афганистана и предложил ему разоружить роту охраны и офицеров штаба ЦАК.

Рота охраны сдалась с оружием. Один из пленных заявил, что комкор Дуст с 10 солдатами и личной охраной укрылся в одной из комнат штаба. Штурмовая группа ворвалась в здание и предложила Дусту и его подчиненным капитулировать. Дуст ответил огнем. В завязавшемся бою штурмовая группа автоматным огнем и гранатами подавила сопротивление и взяла в плен личный состав штаба, за исключением Дуста и его охраны, которые смогли уйти по крышам на территорию военного издательства.

Командир группы, воспользовавшись затишьем, организовал тушение пожара, и к утру огонь был побежден.

Все боевые машины группы заняли позиции для обороны объекта. С тыльной стороны здания два экипажа БМД подавляли пулеметным и автоматным огнем очаги сопротивления противника.

На рассвете командир группы организовал прочесывание зданий штаба и прилегающей местности, в результате чего был задержан афганский солдат, который сообщил, что Дуст скрывается в здании военного издательства. Командир группы предложил афганскому солдату передать Дусту требование сдаться, подробно объяснив ему политическую ситуацию в стране.

Убедившись, что советские офицеры говорят правду, Дуст сложил оружие и был взят под охрану.

Командир группы вместе с военными советниками немедленно стал использовать комкора для отдачи приказов соединениям и частям ЦАК о признании нового правительства и прекращении сопротивления. Дуст отдал приказы в следующие части: в 88-ю арт-бригаду, 4-ю и 15-ю танковые бригады, военную академию Пухан-тун, 26-й парашютно-десантный полк, 37-й полк командос, 7-ю и 8-ю пехотные дивизии, 190-й артиллерийский полк, разведывательный батальон ЦАК, 9-ю горно-пехотную дивизию, 41-й пехотный полк, а также отдельным частям и подразделениям, дислоцировавшимся в провинциях Бамиан, Бардак, Парван, Каписа, Кабул, Логар и Нангархар.

Утром 28 декабря штабом ЦАК была перехвачена телеграмма с приказом губернатора провинции Нангархар, в которой предписывалось 11-й пехотной дивизии (далее — 11 пд) и 444-му полку командос выступить в Кабул. Советникам было известно, что командир 11 пд Сабур является родным братом плененного командира батальона связи ЦАК. Его убедили связаться по телефону с братом, разъяснить ему политическую ситуацию и склонить на сторону нового афганского правительства. Выступление 11 пд на Кабул было сорвано.

В результате действий группы разведчиков-диверсантов и военных советников к 14.00 все части и соединения ЦАК заявили, что, выполняя приказ комкора майора Дуста, они подчиняются новому правительству и согласны выполнять дальнейшие приказы руководства корпуса.

К утру 28 декабря охрана штаба осуществлялась спаренными советско-афганскими постами. 29 декабря штаб осуществлял нормальную работу и передислоцировался по согласованию с новым правительством на территорию «Дома народов».

В бою было убито 5 афганских солдат и офицеров, оказавших сопротивление, ранены 2 человека (офицер и солдат). С нашей стороны потерь не было.

Вполне понятную тревогу у нас вызывало овладение комплексом зданий афганской разведки и контрразведки — КАМ.

Командир группы разведчиков-диверсантов капитан Ш. докладывал, что в 18.30 27 декабря его колонна боевых и колесных машин начала выдвижение из исходного пункта в район расположения объекта. Выделенные для взятия и блокирования силы состояли из шести разведчиков-диверсантов, двух взводов десантников и группы советников в количестве двенадцати человек, имевших в своем распоряжении три боевые машины десанта, два автомобиля ГАЗ-66 и две зенитные установки.

Согласно разработанному группой и обсужденному с советниками плану взятия и блокирования предполагалось проникнуть в объект через три входа, расположенные по периметру. Осуществляющие прорыв боевые машины десанта должны были, подтянувшись к главному зданию, блокировать его. Спешившийся личный состав должен был разоружить охрану по периметру, а группе захвата (21 человек), проникнув в главное здание, предстояло разоружить сотрудников объекта и захватить намеченных лиц. Было решено с силами охраны в бой не вступать, ограничившись отсечением их от главного объекта пулеметами БМД и зенитными установками.

При прорыве на территорию одна из боевых машин десанта получила повреждение и потеряла ход. Находившийся в этой машине командир группы захвата принял решение с частью своей группы штурмовать ближайшую дверь. Под прикрытием огня пулеметов БМД группа броском проникла в здание, где соединилась с находившимся внутри до начала операции советником Чучукиным. Затем группа приступила к выполнению своего основного задания и тушению возникшего пожара. Разведчики и десантники второй группы броском проникли через главный вход в здание. Действия объединившейся группы были быстрыми и решительными. Противник внутри здания оказать сопротивление не решился и сложил оружие. В числе захваченных оказались все намеченные лица, а также некоторые члены правительства. Отсеченная охрана объекта, услышав шум боя, покинула место своей дислокации. В течение ночи отдельными группами возвратились и сложили оружие около 150 афганских солдат. Отдельные здания и службы объекта сдались после обращения к ним по мегафону.

Я сел писать подробную шифровку в Москву. Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп подчеркивалось: «Претензий к десантникам нет. Молодцы». Шифровка заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп «Гром» и «Зенит», а также десять офицеров и солдат «мусульманского» батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.

Тогда произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции «Шторм-333». Они возвращались в расположение батальона на правительственном «мерседесе». Возле здания генштаба ВС ДРА машину обстреляли свои же десантники. Она резко остановилась и заглохла. Олег Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышалась возня и звук оплеух.

— Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?

Потом я просил Э.Г. Козлова, В.В. Колесника и О.Л. Швеца не вспоминать об этом случае. О нем до сих пор не знала и моя жена. Я нигде не писал о нем в отчетах, но все помню, будто это произошло только вчера. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Я вслух сказал. «Чуть выше — и все бы погибли так бездарно». После громкой тирады мата, выплеснутой Швецом в сторону стрелявшего, огонь прекратился. Я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил:

— Твой солдат?

Лейтенант-десантник молчал.

— Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять, — добавил я.

Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: «Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял — или они нас, или мы их».

И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства.

2 августа 1995 года, через 18 лет, посол РФ в Швеции Олег Гриневский опубликовал в «Литературной газете» отрывок из своих мемуаров «Как мы «брали» Афганистан», где дал свою версию событий во дворце Тадж-Бек. Он пишет:

«Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне — никаких протоколов не велось…

Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор мед службы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное — к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание…

Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы — это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.

Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями, окровавленное тело военврача.

Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.

Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук — советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворце. О геройском штурме пелось в балладе «Как брали Амина», сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?

Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.

В апреле 1980 года «закрытым» Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ (около 400 чел.) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И. Бояринову за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Героями стали полковник В.В. Колесник и подполковник Э.Г. Козлов. Подполковника О.Л. Швеца наградили орденом Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат « мусульманского» батальона, из них 7 человек наградили орденами Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и еще 30 — орденами Красного Знамени. Они все, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли или были ранены). Другое дело — ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают, но часто расплачиваются своими жизнями именно они.

«За штурм дворца Амина» полковника В.П. Кузнеченкова, как воина-интернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). О том, что он с полковником А.В. Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, «воскресил» Хафизуллу Амина, известно весьма немногим. Алексеев получил почетную грамоту при отъезде из Кабула в апреле 1980 года.

По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 года нас принял Ю.В. Андропов.

— Трудно было? — спросил он.

— Да, вспоминать не хочется…

— Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так…

В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, принимавшим участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В. Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: « Почему не утверждена?» Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес не утвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.

Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, они — возможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.

В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню у Кремлевской стены. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими «черные тюльпаны». Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и так же молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице.

Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу вышли в ослепительно белом подвенечном платье счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.

Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета — 19 декабря 1979 года: «Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28-го числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет».

Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане.

Один из находившихся там советников, Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен «афганцев», посвятил тем дням трогательное до слез стихотворение «Письмо дочери»:

Папа, папочка, миленький папа!

Я пишу из больницы тебе.

Помнишь, ты уезжал, дождик капал,

А сейчас уже снег во дворе.

Почему ты так часто в отъезде?

У других папы дома всегда.

Погулять бы по парку, как прежде,

Посмеяться с тобой, как тогда.

Ты не бойся, у нас все в порядке,

Ленка с бабушкой ходят гулять,

У меня две пятерки в тетрадке,

В танцкружок записалась опять.

Письма ждем от тебя с нетерпеньем,

Даже почту ругаем за то,

Что она нам по воскресеньям

Не приносит от папы письмо.

Только бабушка, если случится

Разговор завести о тебе,

Начинает украдкой молиться,

Не пуская нас с Ленкой к себе.

Как-то раз я ее поругала:

— Ты про Бога, бабуля, забудь!..

— Ладно, внучка, — она мне сказала. —

Только вдруг он поможет чуть-чуть.

А на днях заезжал дядя Леша,

С днем рожденья поздравил меня.

Твой подарок — кукленок курносый —

Самый лучший привет от тебя.

Он рассказывал маме и деду,

Как живете, как ваши дела.

Было весело всем за обедом,

А потом я им торт подала.

Дядя Леша шутил и смеялся,

Рассказал, как красиво у вас,

Как он в горы с тобой поднимался,

Как похожа страна на Кавказ.

Только мама почти не смеялась,

Все платком вытирала глаза.

И когда с дядей Лешей прощалась,

На меня вдруг упала слеза.

Дед его провожал в коридоре,

Дверь чуть-чуть приоткрыта была,

Я услышала в их разговоре

Про военные ваши дела.

Что стреляют у вас днем и ночью,

Что немало погибло солдат,

Что известно ему стало точно,

Будто скоро ты будешь комбат.

Что в горах очень трудно сражаться,

Получает оружие враг,

Что придется еще задержаться,

Не один до победы, мол, шаг.

Дед сказал: «Тяжело ваше бремя»,

И еще (я никак не пойму),

Что не легче тебе в это время,

Чем в Испании было ему.

Не ругай меня, папочка, милый,

Что подслушала их разговор.

Я тебя с еще большею силой

Жду домой, дни считая с тех пор.

Маме я ничего не сказала

И стараюсь ее я отвлечь,

Но на фото твое она стала

Все смотреть перед тем, как ей лечь.

Я тебя очень жду и тоскую.

Приезжай поскорей, мой родной.

Может быть, оттого и болею,

Что тебя нет здесь рядом со мной.

Ты в письме, помнишь, спрашивал: «Дети!

Привезти вам подарок какой?»

Ничего нам не надо на свете,

Только ты возвращайся живой!!!

«Афганцы» все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на условленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат. Стыдно за все должно быть другим.

Ввод войск в Афганистан, вне всякого сомнения, был ошибкой. Очаг опасности для нашей страны там был, данных на этот счет имелось достаточно. Разрешать же кризисную ситуацию следовало путем переговоров. Критикуя тогдашнюю власть за эту недальновидность, у нас заодно подвергли поруганию труд солдата, выполнявшего приказ военно-политического руководства с верой в его справедливость. Это ослабило боеспособность армии. Оскорбив и унизив солдата, лидеры государства и общество лишили себя права на защиту с его стороны.

Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту вторую ошибку. Пока не поздно, пока…