Африка глазами наших соотечественников

Впервые выходцы из Средней Азии появились в Египте в конце VI–V в. до и. э. вместе с персидскими войсками Ахеменидов. В это время в Мемфисе трудились мастера из Хорезма и Ферганы, переселенные сюда по приказу персидских царей. Парфянские, кушанские, сасанидские монеты, найденные в Египте, Эфиопии и на Занзибаре, свидетельствуют о торговле древних государств, существовавших на территории Средней Азии (а также Ирана, Индии и соседних районов), с рядом африканских стран. Однако большие группы среднеазиатов осели в Северной Африке лишь в период Арабского халифата.

В 750 г., когда в Дамаске была свергнута династия халифов Омейядов, два омейядских принца бежали через Египет в Нубию и страну беджа (в Нубийской пустыне). По сообщению арабского географа и историка аль-Масуди, среди спутников принцев были уроженцы Хорасана — области, которая теперь входит в состав Туркмении, Узбекистана, Таджикистана, Ирана и Афганистана. Беглецов преследовали другие хорасанцы — сторонники новой династии халифов Аббасидов.

Вскоре после описанных событий аббасидский халиф альМансур (754–775 гг.) сослал на остров Большой Дахлак у берегов Эфиопии сыновей своего хорасанского наместника Абд аль-Джаббара, которых, вероятно, сопровождали в ссылку их слуги-среднеазиаты.

В IX в. арабский географ аль-Якуби сообщал, что в сахарском городе-оазисе Завила (на юге Ливии) живут хорасанцы вперемежку с «черными и арабами». Вероятно, отсюда хорасанцы ходили с торговыми караванами в Центральную Африку.

Хотя Средняя Азия — континентальная страна, некоторые из ее уроженцев совершали и далекие морские путешествия. Одним из таких путешественников был некий Абу Али аль-Хафиз аль-Марвази, судя по нисбе[3], хорасанец из Мерва (близ нынешнего Мары в Туркмении). Почетный титул «аль-Хафиз» «хранитель» давался тем мусульманам, которые хранили в памяти все стихи Корана (к их числу принадлежал и великий персидский поэт Хафис). Об аль-Хафизе аль-Марвази известно только потому, что его попутчиком во время плавания на корабле по Индийскому океану оказался арабский географ Шаме ад-дин аль-Мукаддаси (X в.).

Когда судно приближалось к Адену, Абу Али счел своим долгом наставить неопытного и любознательного араба в торговых делах и предостеречь его от неосторожных спекуляций. При этом хорасанский путешественник-купец ссылался на свой опыт торговли с зинджами Восточной Африки. Аль-Мукаддаси с величайшим уважением цитирует высказывания этого многоопытного человека.

Позднее (середина XI — середина XIII в.), когда в портовых городах Восточной Африки, от Дахлака на севере до суахилийских городов-государств на юге, образовались колонии иранских и мусульманско-индийских купцов, среди этих купцов было немало хорасаицев. Имена одного хорасанца и одного ширазца названы в арабских надписях из Могадишо 1217 г. и 1269 г. Хорасанца звали Абу Абдаллах ибн Райн ибн Мухаммед ибн Ахмед ан-Найсабури ал-Хусрани. Он был, судя по первой нисбе, родом из города Нишапура. Надпись говорит лишь, что он скончался в месяце раби-ал-авваль 614 г. х., т. е. в июне — июле 1217 г.

Известны случаи, когда выходцы из Средней Азии достигали в африканских странах высокого общественного положения.

В 861 г. в Египет прибыл прославившийся во всем мусульманском мире хорезмийский ученый — математик, астроном, географ и историк Мухаммед ибн Муса аль-Хорезми, посланный сюда багдадским халифом для устройства километра — специального сооружения для регулярного измерения уровня Нила. Успешно выполнив эту работу, он вернулся в Багдад. В своем сочинении «Картины Земли», написанном на арабском языке, ученый приводит географические координаты почти всех известных тогда мусульманским ученым стран и городов Африки — от Ганы до верховьев Нила.

В 868 г. фактически независимым правителем Египта стал среднеазиатский тюрк Ахмед ибн Тулун, основавший здесь династию Тулунидов (868–905 гг.). Опору его власти составили 24 тысячи тюркских и 40 тысяч суданских воинов-рабов.

В позднее средневековье и в начале нового времени в Египте множество туркмен и кыпчаков встречались среди феодального воинства и правителей страны, тогда как в мусульманском университете аль-Азхар преподавали ученые-таджики. Некоторые из них прославились и в соседних странах Северо-Восточной Африки. Во второй половине XVII в. в Судане трудились на ниве генеалогической науки два мусульманских ученых: шейх Мухаммед ас-Самарканди, прозванный Великим, и Абу Махмуд Абдаллах ибн Саид ас-Самарканди, происходившие, как видно из их нисбы, из Самарканда.

В это же время в соседней Эфиопии одним из приближенных императора Фасилядаса (1632–1667 гг.) был выходец из Бухары Мухаммед ибн Муса аль-Бухари. Сведения о нем сохранил арабский ученый и литератор Хасан ибн Ахмед аль-Хаими аль-Кавкаба-III, посетивший Эфиопию в 1647–1649 гг. в качестве посла йеменского имама. Мухаммед ибн Муса исполнял обязанности переводчика с арабского на амхарский. По словам ученого-йеменца, арабским языком он владел «в предельной степени совершенства». Крестившись, Мухаммед ибн Муса аль-Бухари принял новое, эфиопское христианское имя, которого аль-Кавкабани не сообщает.

К сожалению, средневековые среднеазиатские путешественники по Африке не оставили описания виденных ими стран. Единственное исключение — знаменитый хорасанский поэт и прозаик Носпр Хисроу (Насир-и Хусрау).

Будучи родом из Юго-Восточного Хорасана (нынешний Афганистан), Насир Хисроу большую часть жизни провел в Мерее (теперь Мары в Туркмении). В возрасте сорока с лишним лет он отправился в путешествие, во время которого посетил Иран, арабские страны и небольшой уголок Тропической Африки, населенный беджа. В Египте хорасанский путешественник прожил почти пять лет (1046–1050 гг.). Отсюда он совершил четыре паломничества в Мекку: трижды — через египетский порт Кульзум на Красном море и в четвертый раз — через Асуан, пустыню беджа и Айзаб. Во время этого путешествия он познакомился с темнокожими кочевника мибеджа.

Последние годы жизни Носир Хисроу прожил в горах Памира, занимаясь литературой и педагогической деятельностью. Его «Книга путешествия» («Сафар-намэ») содержит не имеющее себе равных по яркости и глубине описание Египта XI в. В «Сафар-намэ» приводятся также интересные сведения о торговле в районе Асуана и Айзаба, о движении верблюжьих караванов между этими городами, о беджа и других жителях африканских стран. Но, будучи страстным сторонником шиизма, Носир Хисроу идеализирует порядки, которые установила в Северной Африке шиитская династия Фатимидов, во всяком случае, он старается не показывать теневых сторон фатимидского правления.

«Сафар-намэ» написана на персидском языке. Ниже приводятся отрывки из этой книги по изданию: Насир-и Хусpay, Сафар-намэ. Книга путешествия. Перевод и вступительная статья Е. Э. Бертельса, М.—Л., 1933. Замеченные в этом издании опечатки при воспроизведении текстовых отрывков в настоящей книге устранены.

Переезд в Египет. Тиннис. Миср Нил и его разливы. Каир

Из Бейт-ал-Мукаддас я вознамерился сесть на корабль, поехать в Египет, а оттуда вновь направиться в Мекку. Но дул противный ветер, и по морю пуститься в путь было невозможно. Тогда я отправился сухим путем, проехал через Рамлэ и прибыл в город, который называется Аскалон.

Там я видел базар, красивую мечеть и арку, про которую говорили, что она в древности служила церковью. Это огромная каменная арка, и, если бы кто-нибудь пожелал снести се, это обошлось бы весьма дорого.

Выехав оттуда, я видел по дороге много деревень и городов, описание которых удлинило бы книгу и о которых я посему умалчиваю. Наконец я приехал в место, называемое Тынэ. Это местечко служило гаванью для судов, направлявшихся в Тиннис. Я сел на один из кораблей и отправился туда.

Тиннис этот — красивый город, он лежит на острове, так далеко от суши, что даже с крыш города не видно берегов. В городе много жителей, есть красивые базары и две мечети. Я полагаю, что там около десяти тысяч лавок. Сто лавок имеют москательщики.

Летом на базарах продают кешкаб[4], потому что город лежит в теплом климате и там много болезней.

Там ткут цветные материи, называемые касаб, для тюрбанов, женских платьев и панталон. Такого цветного касаба не ткут нигде. Белый касаб ткут в Дамиэтте, а тех материй, которые ткутся в султанских мастерских, никому не продают и никому не дарят.

Я слыхал, что правитель Фарса послал в Тиннис двадцать тысяч динаров, чтобы ему купили одежду из султанских материй. Его посланцы провели там несколько лет и так и не смогли купить ничего.

Есть там известные ткачи, и одному из них, соткавшему тюрбан для египетского султана, султан приказал дать пятьдесят магрибинских динаров. Я видел лот тюрбан, и мне говорили, что он стоит четыре тысячи магрибинских динаров.

В городе Тиннисе ткут «бу-каламун»[5], равного которому нет во всем мире. Это золотая ткань, которая во всякое время дня отливает другим цветом. Эту ткань из Тинниса вывозят и на запад и на восток.

Я слыхал, что румийский султан послал кого-то к египетскому султану и просил его взять сто городов из румийских владений и отдать ему Тиннис, но египетский султан не согласился. Румийский султан сделал это предложение, потому что хотел завладеть городом, где ткут касаб и бу-каламун.

Когда вода в Пиле начинает прибывать, она оттесняет соленую морскую воду от Тинниса, так что почти на десять фарсахов вокруг города морская вода становится пресной. Для этого времени на острове и в городе устроены огромные очень прочные подземные водоемы, куда стекает вода. Жители называют их «месани». Когда вода в Ниле прибывает и вытесняет соленую и горькую воду, водоемы эти наполняют. Это делают так: открывают сток, и морская вода прямо течет в водоемы и месани. Вся вода в городе — из этих водоемов, наполняемых во время пребывания; ею пользуются вплоть до следующего года, а у кого есть избыток, тот продает воду другим. Много месани являются церковным имуществом и предоставляют воду для пользования чужестранцам.

В городе Тиннисе около пятидесяти тысяч жителей и более тысячи кораблей постоянно привязано у берегов. Большая часть их принадлежит купцам, но много также и султанских, потому что все, что может понадобиться в деле, туда надо привозить, а в самом городе ничего нет. Так как это остров, то сношения с ним возможны только при помощи кораблей.

Там постоянно стоит сильный вооруженный гарнизон, из предосторожности на случай, если бы франкам или румийцам вздумалось напасть на остров.

Я слыхал от верных людей, что оттуда ежедневно поступает тысяча магрибинских динаров в казну египетского султана и сумма эта сдается сразу в один назначенный день. Собирает подать один человек, которому жители города передают их в один установленный день, а он уже доставляет эти деньги в казначейство. При этом никто не отказывается платить и ни у кого ничего не отбирают силой.

За касаб и бу-каламун, которые ткутся для султана, казна платит полную стоимость, так что люди охотно работают на султана; это не так, как в других странах, где диван[6] и султан принуждают ремесленников к тяжелой работе.

Из бу-каламуна делают также ткани для носилок, укрепленных на верблюдах, и подседельники, предназначенные для султанских приближенных.

Фрукты и все продовольствие в город привозят из деревень Египта.

Там выделывают также железные инструменты, как, например, ножницы, ножи и тому подобное. Я видал ножницы, привезенные оттуда в Египет, за которые спрашивали пять магрибинских динаров. Они были устроены так, что, когда вынимали гвоздь, их можно было разнять, а когда его снова вкладывали, они резали.

Их женщины в известное время страдают особой болезнью: они вроде припадочных издают два-три вопля, а потом снова приходят в себя. В Хорасане я слыхал, что есть остров, где женщины мяукают, как кошки[7]. Это, очевидно, и имеет отношение к тому, что рассказал.

Из Тинниса в Коистантинийю[8] судно идет двадцать дней, мы же направились в сторону Египта. Когда мы подошли к берегу возле места впадения Нила, судно наше начало подниматься вверх по реке.

Когда Нил подходит к морю, он разделяется на отдельные русла.

То русло, по которому ехали мы, называлось Румийским. Судно продолжало подниматься, пока не прибыли в город, называемый Салихийэ. Это — селение, полное товаров и запасов продовольствия. Там строят много кораблей, каждый вместимостью в двести харваров[9]. Товары везут в Миср[10] и доставляют к самым дверям бакалейных лавок по воде, ибо на спинах вьючных животных и нельзя было бы доставлять в этот город провизию, такая там давка на улицах.

Мы сошли в этой Салихийэ с корабля на берег и в ту же ночь пришли к городу. Мы вошли в Каир в воскресенье седьмого Сафара[11] четыреста тридцать девятого года, по старому календарю в день Ормузда месяца Шахривера.

Описание города Мисра и его области

Когда вода в Ниле прибывает, ее становится вдвое больше, чем в Джейхуне около Термеза. Река эта идет из Нубии и проходит в Египет; Нубия — местность гористая, а там, где начинается равнина, там уже Египет.

Из орошаемых Нилом городов на границе первым лежит Ассуан; оттуда до Мнсра шестьсот фарсахов. Все города и заселенные области лежат на берегах реки, область Ассуана называют Санд-аль-Ала. Когда корабль доходит до города Ассуана, он выше подняться не может, потому что вода вырывается из тесного русла и течет слишком стремительно.

Выше к югу лежит Нубия, там правит другой царь, люди там чернокожие, и религия у них христианская. Купцы ездят туда и возят стекло, гребни и коралл, а оттуда привозят рабов. Все рабы в Мисре либо нубийцы, либо румийцы. Видел я также привезенную из Нубии пшеницу и просо, и то и другое было черного цвета.

Говорят, что истоков Нила с точностью установить не могли. Я слыхал, что египетский султан посылал кого-то туда, посланец целый год странствовал вдоль Нила и производил расследование, но так ничего и не узнал, кроме того, что, по словам, Нил вытекает на юге из горы, называемой Джебель-ал-Камар[12].

Когда солнце входит в знак Рака, вода в Ниле начинает прибывать и достигает уровня на двадцать араш выше своего обычного зимнего уровня. Она прибывает постепенно, изо дня в день, и в городе Мисре для определения прилива установлены особые километры и значки.

Существует особый чиновник, получающий тысячу динаров жалованья, он следит за тем, на сколько прибывает вода. Когда вода начинает прибывать, он посылает в город глашатаев, и те возвещают: — Сегодня господь, велик и славен да будет он, прибавил воды в Ниле на столько-то. — Каждый день она поднимается на несколько пальцев, когда же, наконец, она достигает высоты целого геза, в городе ликуют и веселятся, пока она не достигает восемнадцати арашей. Восемнадцать арашей — это высота нормальная, то есть, если воды меньше этого, прилив считают недостаточным, раздают милостыню, дают обеты, печалятся и горюют; если же воды больше этого, веселятся и радуются. Если вода не поднимается на восемнадцать арашей, подданных не облагают податью.

От Нила прорыто множество каналов и проведено во все стороны; от них, то есть от этих каналов, в свою очередь, проведены маленькие ручьи, орошающие деревни и селения. На них установлено множество гидравлических колес, количества которых даже и не вычислить.

Все деревни области Миср выстроены на возвышениях и холмах. Когда вода прибывает, она затопляет всю область, и деревни потому и выстроены на возвышениях, чтобы их не затопляло водой. В это время из деревни в деревню ездят на лодках.

От одного края области Мисра до другого устроен земляной мол вдоль Нила, по которому люди и ездят во время разлива.

Каждый год из султанского казначейства доверенному чиновнику посылают десять тысяч магрибинских динаров на поддержание этого сооружения.

Население этой области запасается всем необходимым на те четыре месяца, во время которых их земля стоит под водой. В деревнях и селениях каждый печет столько хлеба, чтобы хватило на четыре месяца, а чтобы хлеб не портился, его сушат.

Повышение уровня воды происходит так, что с первого дня в течение сорока дней вода прибывает, пока не достигнет восемнадцати арашей, потом в течение вторых сорока дней она остается на одном уровне, не поднимаясь и не спадая, затем вновь постепенно начинает убывать и в течение третьих сорока дней достигает опять того уровня, на котором стояла зимой.

Когда вода начинает спадать, люди идут следом за ней и, где только просохнет, сеют все что пожелают. И зимний и летний посев совершаются одинаково, и поливки более уже не нужно.

Город Миср лежит между Нилом и морем. Нил приходит с юга, идет на север и впадает в море.

От Мисра до Александрии считают тридцать фарсахов; Александрия лежит и на берегу моря и на берегу Нила. Оттуда в Миср привозят на судах много плодов. В Александрии я видел маяк в полной исправности. На нем было установлено зажигательное зеркало, и если судно румийцев, шедшее из Стамбула, попадало в круг действия этого зеркала, на него тотчас же падал огонь, и судно сгорало.

Для питья в Александрии употребляется только дождевая вода. По всей пустыне около Александрии валяются такие каменные колонны, какие мною были описаны раньше.

Если же из Египта поехать к югу и проехать через Нубию, приедешь в страну Масмуди. Это очень плодородная обильная скотом земля, у обитателей ее черная кожа, крепкая кость и сильное телосложение. В Египте много солдат этого племени; они некрасивы и высокого роста; называют их Масмуди. Они сражаются пешими; мечом и копьем и другим оружием пользоваться не умеют.

Описание города Каира

Когда приезжают в Египет из Сирии, первым делом попадают в город Каир, ибо Миср лежит к югу от Каира. Называют Каир-ал-Кахирэ ал-Муыззийэ, Фустатом же называют военный лагерь. Рассказывают, что один из потомков повелителя правоверных Хусейна ибн Али, да помилует всех их вместе господь, которого звали ал-Муызз ли-Дин-Алла[13], завладел Магрибским царством, вплоть до Андалусии, и начал посылать из Магриба в Египет войска. Притом приходилось переправляться через реку Нил, а через Нил переправиться невозможно, во-первых, потому, что это очень большая река, а во-вторых, потому, что там много крокодилов, которые утаскивают любое животное, упавшее в воду. Говорят, что в окрестностях города Мисра на дороге установлен талисман, который мешает крокодилам причинять вред людям и вьючному скоту, но на расстоянии полета стрелы от города ни в одном другом месте человек не решается войти в воду.

Говорят, что ал-Муызз ли-Дин-Алла послал туда свое войско. Оно пришло к тому месту, где сейчас стоит город Каир, и тогда эмир приказал: — Когда вы приедете к реке, перед вами в воду войдет черная собака и поплывет, идите следом за этой собакой и переправляйтесь без страха.

Говорят, что войска там было тридцать тысяч всадников, прибывших туда, все они были рабами эмира. Черная собака действительно вошла перед ними в воду, они бросились следом за пей, все переправились, и ни одна тварь не пострадала. Между тем никто никогда не сообщал, чтобы кто-нибудь до того мог переправиться через Нил на коне.

Случилось это в триста шестьдесят третьем году[14]. Султан сам поехал морем на корабле. Когда корабли, на которых ехал султан, подошли к Каиру, их выгрузили, вытащили из воды и бросили на суше, как ненужную вещь.

Автор этой книги видел те суда: их было семь штук, длиною в пятьдесят арашей, шириной в семьдесят. С тех пор как их положили там, прошло восемьдесят лет, ибо автор этого рассказа прибыл в Египет в четыреста сорок первом году[15].

Когда ал-Муызз ли-Дии-Алла прибыл в Египет, там был военачальник багдадского халифа. Он покорно явился к Муыззу, а тот с войском своим остановился в том месте, где сейчас лежит Каир. Лагерь этот был назван Кахирэ[16], потому что войско это взяло то место силой. Муызз дал приказ, чтобы никто из солдат не смел входить в город Миср и останавливаться в домах. Он приказал выстроить на раввине около Мисра город и каждому из приближенных повелел выстроить дворец и жилище. Так получился город, равных которому мало.

Я подсчитал, что в этом городе Капре должно быть не меньше двадцати тысяч лавок, которые все принадлежат султану. Много лавок сдаются, каждая за десять магрибинских динаров в месяц, и пет ни одной дешевле двух динаров.

Караван-сараев, бань и прочих общественных зданий столько, что их пересчитать пет возможности, и все они — собственность султана, ибо ни один человек там не может обладать зданиями и недвижимостью, кроме того, что он выстроит сам.

Я слыхал, что в Каире и Мисре у султана восемь тысяч домов: все они сдаются внаем, и каждый месяц за них получают плату. Их отдают в пользование и берут назад по желанию нанимателя без какого бы то ни было принуждения.

Замок султана стоит посреди Каира. Он открыт со всех сторон, так как ни одно здание не прилегает к нему.

Архитекторы вымерили его и нашли, что площадь его равна площади кремля в Мейяфарикине. Он открыт со всех сторон, и каждую ночь его сторожит тысяча человек, из них — пятьсот конных и пятьсот пеших. Начиная с вечернего намаза, они играют на трубах, бьют в барабаны и тарелки и до рассвета ходят вокруг замка.

Если смотреть на султанский замок из загородных мест, он кажется похожим на гору — так много там построек, и так они велики. Однако из самого города ничего не видно, потому что у замка высокие стены.

Говорят, что в этом замке двенадцать тысяч наемных слуг. Женщин же и рабынь, не знаю даже, кто мог бы сказать, сколько их там… Говорят только, что всего в этом замке живет тридцать тысяч человек.

Он состоит из двенадцати павильонов, а в гарем ведут десять ворот. Те ворота, которые над землею (помимо подземных), называют так: Баб-аз-Захаб[17], Баб-аль-Бахр[18], Баб-ас-Сербех[19], Баб-аз-Захв[20], Баб-ас-Селам[21], Баб-аз-Зеберджед[22], Баб-ал-ыд[23], Баб-ал-Футух[24], Баб-аз-Заллакэ[25], Баб-ас-Сурьэ[26].

Под землею устроен выход, по которому султан на коне может выехать из замка. За городом выстроен замок, и этот подземный выход в него и ведет. Проход этот покрыт прочными сводами от гарема и до самого павильона. Стены этого павильона сложены из обтесанных камней так хорошо, что они кажутся вытесанными из одного куска.

В замке этом возведены вышки и высокие портики, а внутри открытых галерей устроены ряды скамей, где сидят столпы державы, свита, воины и приезжие румийцы.

Везир — человек, выдающийся своим суровым образом жизни, смирением, верностью, честностью, знаниями и разумом. Там никогда не было принято пить вино, то есть во времена правления Хакима. При нем ни одна женщина не выходила из дому и никто не сушил винограда и не делал изюма, чтобы из него не приготовили водки. Никто тогда не решался пить вино, и пиво тоже не пили: про него говорилось, что оно опьяняет, и поэтому оно тоже было запрещено.

В городе пять ворот: Баб-ан-Наср[27], Баб-ал-Футух[28], Баб-ал-Кантарэ[29], Баб-аз-Зуэйлэ, Баб-ал-Халидж[30].

Стены вокруг города нет, но здания так высоки, что они выше и прочнее стены. Каждый дворец и каждый павильон представляет собой крепость. Большая часть зданий в пять и в шесть этажей.

Для питья служит нильская вода, которую привозят на вьючных животных водовозы. В колодцах вода тем лучше, чем ближе они к Нилу; чем дальше они, тем вода солонее.

Говорят, что в Мисре и Каире пятьдесят тысяч вьючных животных, на которых водовозы в бурдюках возят воду. Водоносы, которые носят воду на своей спине в бронзовых кувшинах и маленьких мехах, ходят по узким переулкам, куда вьючное животное не может войти.

В городе между дворцами есть сады и деревья, поливают их колодезной водой. В султанском гареме есть особый гаремный сад, прекраснее которого не найти ничего. Там установлены гидравлические колеса, и при помощи их эти сады поливаются.

На крышах тоже насажены деревья и устроены беседки. В то время, когда я там был, дом площадью в двадцать гезов на двенадцать сдавался за пятнадцать магрибинских динаров в месяц. В том доме, где я жил, было четыре этажа, три из них отдавались за эту цену, а за верхний хозяину дома предлагали пять магрибинских динаров в месяц, но он не соглашался и говорил: — Быть может, мне понадобится временами наезжать туда. — Однако за тот год, что я там прожил, он не приехал и двух раз.

Дома эти так чисты и изящны, что можно было бы принять их за домики, сложенные из драгоценных камней, не из извести, черепицы и камня. Все дома в Каире стоят отдельно, так что ни у кого деревья и здания не прилегают к чужой стене. Поэтому всякий, когда пожелает, может сносить и вновь отстраивать свой дом, и никому от этого не будет вреда.

Если выйдешь из города Каира, направляясь к западу, встретишь большой проток, называемый Халидж[31]. Этот канал устроил отец султана, и у него на берегах канала было шестьсот деревень, находившихся в его личной собственности. Канал берет свое начало в Мисре, идет в Каир, там заворачивает и подходит к султанскому замку.

У начала его — два павильона, из которых один называется Лу’лу[32], а другой Джаухерэ[33].

В Каире — четыре мечети, и во всех по пятницам совершается молитва. Называются они: джами’и Азхар[34], джами’и Нур[35], джами’и Хаким[36] и джами’и Муызз[37]. Эта последняя находится за городом, на берегу Нила. Если от Мисра хотят повернуться к Кыбле, то надо стать лицом к восходу Овна.

От Мисра до Каира — меньше мили. Миср лежит к югу, а Каир — к северу. Нил идет из Мисра и приходит к Каиру. Между двумя этими городами сплошь лежат здания и сады, которые между собой соприкасаются. Летом вся равнина и пустыня представляют собой море. Кроме султанского сада, который лежит на возвышении и под водой не скрывается, все остальные сады исчезают под водой.

Празднество открытия Нильского канала. Миср. Благосостояние Египта. Султанские пиры

Когда вода в Ниле достигает предельной высоты, то есть с десятого Шахривера по двадцатое Абана старого календаря, и доходит до уровня на восемнадцать гезов более высокого, чем в зимнее время, тогда плотины на всех ручьях и реках по всему протяжению страны еще закрыты. Тогда султан садится на коня и едет смотреть на открытие плотины канала Халидж, начало которого около Мисра и который доходит до Каира. Канал этот-личная собственность султана.

В то же время по всей стране открывают и остальные плотины на каналах, реках и ручьях. Эти дни считаются величайшими праздниками и называют их «Выездом на открытие Халиджа».

Когда приближается это время, около канала раскидывают для султана огромную прекрасную палатку из румийского шелка, шитого Золотом и украшенного драгоценными камнями, снабженную всеми необходимыми принадлежностями. Она столь велика, что в тени се могут стоять сто всадников. Перед ней устраивается загородка из бу-каламуна и другая большая палатка.

За три дня до выезда в султанских конюшнях начинают бить в барабаны и тарелки и играть на трубах, чтобы лошади привыкли к этим звукам.

Когда султан садится на коня, его сопровождают десять тысяч коней с золотыми цепями и луками у седел, изукрашенными драгоценными камнями. Все подседельники— из румийского шелка и бу-каламуна, который выткан специально для этой цели и потому не резан и не шит. По краям подседельников вышито имя египетского султана.

На каждой лошади надета кольчуга или панцирь. На луке седла укреплен шлем и много другого оружия.

Ведут также много верблюдов с украшенными паланкинами и мулов с красивыми носилками, покрытыми золотыми дощечками и драгоценными камнями; все ткани расшиты жемчугом. Вообще, если бы описать всю ту роскошь, которую можно видеть в дни открытия капала, мой рассказ слишком удлинился бы.

В этот день все войско султана выстраивается по отрядам и полкам. Каждый отряд носит особое имя и прозвище.

Одних называют Кетамийцамп. Они пришли на службу к ал-Муыззу ли-Дин-Алла из Кайрувана; говорят, что их — двадцать тысяч всадников. Другой полк называется Батыли; это — магрибинцы, которые пришли в Египет еще до прибытия султана. Их, как говорят, — пятнадцать тысяч всадников. Третий — Масмуди, негры из страны Масмуди, их — тоже двадцать тысяч человек. Четвертый — Машарикэ[38], это турки или персы, которых называют так, потому что они по происхождению не арабы; и, хотя большинство из них родились там же в Египте, все же прозвание их произвели от страны их происхождения. Утверждают, что их — десять тысяч, вид они имеют очень внушительный. Другой отряд называют Абид-аш-Шера, это — рабы, купленные за деньги; их, как говорят, тридцать тысяч человек. Еще один отряд называют бедуинами, их — пятьдесят тысяч всадников. Другой отряд называют Устадами, это — рабы, белые и черные, купленные для разного рода услуг, их — тридцать тысяч всадников.

Еще один отряд называется Серайи[39]; это пехотинцы, собранные из разных стран. У них есть особый военачальник, который и заботится о них. Каждая народность, из составляющих этот отряд, сражается присущим ей оружием; их — десять тысяч человек. Другой полк называется Зиндж[40], сражается исключительно мечами; их, как утверждали, тридцать тысяч человек.

Все эти воины состоят на жалованье у султана, и каждый из них получает по чипу порцион и месячное вознаграждение. Казна никогда не выписывает требований для солдат, хотя бы даже на один динар, ни на чиновников, ни на подданных; все доходы с областей наместники из года в год передают в казну, а из казны в установленное время выплачивают содержание этим воинам, так что ни чиновникам, ни подданным не приходится страдать от требований солдат.

Кроме того, был еще отряд, состоявший из царских сыновей и сыновей пашей различных стран, собравшихся в Египте; их не считают принадлежащими к составу войск. Там были князья из Магриба, Йемена, Рума, Славянских земель, Нубии, Абиссинии, сыновья Хосрова Дехлевийского, прибывшие туда вместе с матерью, сыновья грузинских царей, дейлемские царевичи и сыновья Туркестанского хакана.

Было там еще и много людей других профессий, как, например: ораторы, литераторы, поэты, законоведы, и все они состояли на жалованье у султана.

При этом никто из вельмож не получал меньше пятисот динаров жалованья, а были и такие, которые получали две тысячи магрибинских динаров. Дела у них не было никакого, только, когда везир открывал собрание, они должны были пойти поклониться ему, а затем снова могли идти по домам.

Теперь перейдем снова к рассказу об открытии канала.

Рано утром в тот день, когда султан намеревается выехать на открытие канала, нанимают десять тысяч человек вести тех лошадей, о которых мы упоминали раньше. Они ведут их по сотням, впереди музыканты играют на трубах, бьют в барабаны и литавры, сзади идет полк солдат.

Так идут от дверей султанского гарема до самой плотины на канале и так же возвращаются назад. Каждому наемному человеку, ведущему лошадь, дают по три дирхема. За лошадьми ведут верблюдов с люльками и паланкинами, за ними мулов с носилками.

В это время поодаль от всего войска и лошадей выехал сам султан. Это был молодой человек, стройный и красивый[41]. Он принадлежит к числу потомков повелителя правоверных Хусейна ибн Али ибн Абу Талиба, да помилует господь их обоих! Волосы на голове у него были обриты. Он сидел на муле, седло и удила которого были без всяких украшений, без золота и серебра. На нем была белая рубашка, а сверху длинный и широкий плащ, какие обыкновенно носят в арабских странах. Такие плащи в Персии называют «дураа», а рубашку, как мне сообщали, называют «дибаки». На голове у него был тюрбан того же цвета[42], в руках — ценная плеть.

Перед ним шли шестьсот человек пеших Дейлемитов в румийских одеждах, тканных золотом; они были подпоясаны, а рукава у них по египетскому обычаю были широкие. Все они несли дротики и топоры и были обуты в ременные сандалии.

Носитель зонтика едет вместе с султаном. Он сидит на коне, на голове у него парчовый, разукрашенный драгоценными камнями тюрбан, на нем одет кафтан, который стоит десять тысяч магрибинских динаров. В руках у него зонтик необычайно роскошной работы, расшитый драгоценными камнями и жемчугом. Других всадников рядом с султаном не было, и перед ними шли Дейлемиты, о которых я уже упоминал.

По правую и по левую руку от него шли несколько евнухов с курильницами и жгли амбру и алоэ. По обычаю народ, если султан приближался к нему, тотчас же падал на колени и молился за него. Сзади него шли везир, старший кадий и многочисленная толпа ученых и вельмож.

Таким образом султан ехал до того места, где для него была устроена палатка, до самой плотины на канале, то есть до устья его. Не слезая с коня, он останавливался там. Через час султану вручали кирку для того, чтобы он бросил ею в плотину. Народ тотчас же устремлялся к ней, кирками, заступами и лопатами разрывал плотину. Тогда вздувшаяся вода своей собственной силой прорывает плотину и устремляется в канал.

В этот день все жители Мисра и Каира идут смотреть на открытие канала и предаются самым удивительным забавам и развлечениям. Первое судно, которое входит в канал, наполнено глухонемыми, по-персидски называемыми «гунг у лал», — это считают за доброе предзнаменование, и в этот день султан раздает им милостыню.

У султана было двадцать одно судно, для которых возле замка устроен водоем площадью в два-три мейдана[43]. Длина каждого из этих судов около пятидесяти гезов, ширина — двадцать гезов. Они чрезвычайно пышно разукрашены золотом, серебром, драгоценными камнями и шелками; если бы я захотел описать их, мне пришлось бы исписать много листов бумаги.

Большей частью эти суда стоят на привязи в этом водоеме, словно мулы на конюшне. В двух фарсахах от города у султана был сад, называвшийся Айн-Эш-Шемс[44]; там имеется родник прекрасной воды, и по роднику сад и получил свое название. Говорят, что этот сад когда-то принадлежал фараону. Около этого сада я видел старинное сооружение: четыре огромных камня, стоявших, как минареты, высотою в тридцать гезов[45]; из верхушек их выступали капли воды, и никто не знал, что это такое.

В саду этом было бальзамное дерево; говорят, что предки султана привезли семена его с Запада и посадили там. Ни в одной другой стране такого дерева нет, да и на Западе его уже более нет и следа. Семена его хотя и есть, но когда их посадят, дерево не вырастает, а если вырастет, не дает бальзама. Дерево это похоже на мирту; когда оно достигает должной величины, ветви его надрезают и под каждым надрезом привешивают склянку. Из надрезов выступает клейкое вещество, и когда оно выйдет все целиком, дерево засыхает. Самый ствол садовники привозят в город и продают. У него толстая кора; если содрать ее и попробовать на вкус, она похожа на миндаль. Из корней этого дерева на следующий год снова вырастают ветви, и с ними проделывают то же самое.

В городе Каире десять кварталов, которые там называют «харэ». Вот их перечисление: хараг Берджуван, харат Зувайле, харат-ал-Джудерийэ, харат-ал-Умаэа, харат-ад-Дайалимэ, харат-ар-Рум, харат-ал-Батылпйэ, Каср-аш Шаук, Абид-аш-Шера, харат-ал-Месамидэ.

Он расположен на возвышении, с восточной стороны его есть гора, но не высокая, это скорее скалы и скалистые холмы. На краю города на возвышенности стоит мечеть Тулуна. У нее две очень прочные стены; кроме стен Амида и Мейяфарикина, я нигде не видал стены лучше. Ее выстроил один Аббасндскпй эмир, правивший Египтом.

В дни правления Хакима би-амри-Лла, деда нынешнего султана, сыновья эмира Тулуна[46] явились к султану и продали ему эту мечеть за тридцать тысяч магрибинских динаров, но через некоторое время начали срывать минарет при этой мечети, который не продали. Хаким послал сказать им: — Вы же продали ее мне, как вы смеете срывать ее? — Мы минарета не продавали, — ответили они.

Тогда он дал им еще пять тысяч динаров и купил минарет. В этой мечети султан совершал намаз в месяц Рамазан и по пятницам.

Город Миср из страха перед наводнениями выстроили на возвышенности. Раньше там были высокие скалы, но их все раскололи и сровняли, теперь эти места, где были скалы, называют Акабэ[47].

Если поглядеть издали на город Миср, то кажется, что это гора. Там есть дома в четырнадцать этажей друг над другом, есть зданИя и в семь этажей. Я слыхал от верного человека, что кто-то из жителей устроил на крыше семиэтажного дома сад, доставил туда теленка и вскармливал его, пока он не вырос. Тогда он устроил там гидравлическое колесо, которое этот бык приводил в движение, и таким образом поднимал воду. На этой крыше он посадил сладкие и кислые апельсины, бананы и другие деревья, которые все приносили плоды. Он посадил там также цветы и разные растения.

От одного почтенного купца я слыхал, что в Мисре много домов, где есть наемные комнаты, то есть комнаты, отдающиеся внаем. Площадь таких домов — тридцать арашей в квадрате, и в них помещается шестьсот пятьдесят человек.

Там есть базары и переулки, где постоянно горят светильники, потому что свет туда никогда не попадает: они служат только для прохода.

Помимо каирских мечетей в Мисре семь мечетей, так что в обоих городах вместе пятнадцать мечетей, где по пятницам читают хутбу и собираются на молитву.

Посреди базара есть мечеть, называемая Баб-аль-Джевами, ее построил Амр ибн Ас, в то время, когда он был посажен Муавией наместником Египта. В этой мечети четыреста мраморных колонн, а та стена, где находится михраб, целиком покрыта белыми мраморными плитами, на которых красивым почерком вырезай текст всего Корана. За оградой мечети — базары, и двери мечети выходят на них. В мечети постоянно сидят учителя и ученики, и она является местом собрания для этого большого города. Никогда не бывает, чтобы там находилось меньше пяти тысяч человек учащихся, приезжих, писцов, которые пишут свидетельства и договоры, и других людей.

Эту мечеть Хаким купил у сыновей Амра иби Аса, которые пришли к нему и сказали: — Мы живем в нужде и нищете, а мечеть эту построил наш отец. Если султан даст дозволение, мы сроем ее и продадим кирпич и камни. — Тогда Хаким дал им сто тысяч динаров и купил у них эту мечеть, а все население Мисра заставил быть свидетелями этой сделки.

После этого он велел сделать в этой мечети много удивительных сооружений. Среди них есть, например, шестнадцатигранный серебряный подсвечник, каждая грань которого — полтора араша, так что вся окружность его — двадцать четыре араша. В святые ночи в нем зажигают более семисот свечей. Говорят, что вес его — двадцать пять кантаров серебра; каждый кантар равняется ста ратлям, а каждый ратль — ста сорока четырем драхмам серебра. Говорят, что, когда подсвечник был готов, его не могли внести ни в одну дверь мечети, так он был велик. Тогда разломали одну из дверей, внесли его и снова заделали дверь.

В этой мечети постоянно лежит десять красивых пестрых циновок, одна на другой. Каждую ночь там горит более ста лампад. В этой мечети разбирает судебные дела кадий кадиев.

С северной стороны мечети лежит базар, называемый Сук ал-Канадиль[48]. Подобных базаров нет ни в одной стране: там можно найти все диковины, какие только бывают в мире. Я видел там изделия из черепахи, как, например: ларчики, гребенки, ручки для ножей и тому подобное, видел также чрезвычайно красивый хрусталь, который обрабатывают искусные мастера; его привозят из Магриба, но говорят, что поблизости, в море Кулзум, нашли хрусталь, лучше и прекраснее магрибинского. Видел я также слоновую кость, привезенную с Занзибара; там было много кусков, весивших больше двухсот мен. Была там также бычья шкура, привезенная из Абиссинии, напоминавшая шкуру леопарда; из нее делают обувь[49]. Из Абиссинии же была привезена домашняя птица, довольно большого роста, с белыми крапинками и хохолком на голове, как у павлина[50].

В Мисре производят много меда, а также и сахара.

Третьего числа месяца Дея старого календаря, четыреста шестнадцатого года[51] по персидскому счислению, я в один и тот же день видел вместе следующие плоды и растения: красные розы, ненюфары, нарциссы, сладкие и кислые апельсины, лимоны, яблоки, жасмин, дыню, айву, гранаты, груши, арбузы, дыни «дестенбуй»[52], бананы, маслины, свежую мироболану, свежие финики, виноград, сахарный тростник, баклажаны, свежие тыквы, редьку, репу, свеклу, свежие бобы, огурцы, свежий лук, свежий гранат, морковь и каротель. Всякий, кто подумает, как можно собрать вместе эти плоды и овощи, из которых одни — осенние, другие — весенние, третьи — летние, четвертые — зимние, мне, вероятно, не поверит, однако я не имею никаких поводов обманывать и пишу только то, что видел. Если же я пишу про что-нибудь, что я слыхал, то за это я отвечать не могу, ибо Египет — страна очень обширная, климаты там самые разнообразные, и холодные и жаркие, а со всех концов страны товар везут в город и часть его продают на базарах.

В Мисре вырабатывают самые различные сорта фаянса, столь изящного и прочного, что, когда снаружи к нему прикоснуться рукой, ее видно насквозь. Делают из него бокалы, чаши, блюда и тому подобные вещи; затем их раскрашивают цветами бу-каламуна, так что, с какой стороны ни посмотреть, каждый раз цвет будет другой.

Там выделывают также стекло, чистое и ясное, похожее на хризолит; продают его на вес.

Я слыхал от одного почтенного торговца галантереей, что за одну драхму веревки в Мисре дают три магрибинских динара, что равняется трем с половиной динарам нишапурским. Когда же я спросил в Нишапуре, сколько стоит самая лучшая веревка, мне сказали, что веревка, подобной которой не найти, продается по пять дирхемов за драхму веса.

Город Миср лежит вдоль берега Нила, и много павильонов и вышек поставлено так, что обитатели их, если захотят, могут поднимать к себе воду из Нила на веревке. Однако всю воду в город привозят из Нила водовозы, одни — на верблюдах, другие — на спине. Я видел кувшин из дамасской бронзы, вмещавший три мена воды; он так блестел, что его можно было принять за золотой.

Один человек мне рассказывал, что там есть женщина, у которой пять тысяч таких кувшинов. Она отдает их напрокат и за каждый кувшин берет дирхем в месяц; когда кувшин возвращают назад, нужно, чтобы он был в целости и сохранности.

Перед Мисром, посреди Нила, есть остров, где когда-то был выстроен город. Остров этот лежит к западу от Мисра. Там есть соборная мечеть и сады. Это — скала посреди Нила, а оба русла реки по бокам ее, по моему определению, такой же ширины, как Джейхун, только течет она очень вяло и медленно. От города на остров ведет мост, состоящий из тридцати шести судов.

Часть города лежит на другой стороне Нила, и называют ее Джизэ. Там тоже есть мечеть, но моста туда нет, переправляются на ладьях или на пароме.

В Мисре столько лодок и судов, сколько не найдется в Багдаде и Басре, взятых вместе.

Торговцы на базарах в Мисре, когда продают что-нибудь, говорят правду, а если кто-нибудь солжет покупателю, его сажают на верблюда, дают ему в руку колокольчик и водят по городу, при этом он должен звонить в колокольчик и кричать: Я сказал неправду и теперь несу наказание, ибо всякий, кто солжет, достоин наказания!

На базаре в Мисре все бакалейщики, москательщики и торговцы мелким товаром, когда продают что-нибудь, сами дают упаковку — стекло, или фаянсовый горшок, или бумагу, так что покупателю не нужно брать с собой ничего для упаковки.

Масло для горения там выжимают из семян репы и свеклы и называют его «зейт харр»[53]. Сезама там мало, и масло из него дорого, а оливковое масло дешево. Фисташки там дороже миндаля, а десять мен очищенного миндаля никогда не бывают дороже одного динара.

Базарные торговцы и лавочники садятся на оседланных ослов, когда едут на базар или возвращаются назад. На всех углах улиц держат много красиво оседланных ослов; если кто-нибудь желает, может сесть на них, плату за это берут совсем небольшую. Говорят, что там пятьдесят тысяч верховых животных, которых каждый день оседлывают и отдают внаем. На лошадях, кроме воинов и солдат, никто не ездит, то есть не ездят базарные торговцы, крестьяне, ремесленники и чиновники. Я видел много ослов пегих, как лошади, но только гораздо красивее.

Население города было чрезвычайно богато в то время, когда я был там.

В четыреста тридцать девятом году[54] у султана родился сын; султан приказал всему населению веселиться, и город и базары разукрасили так, что, если б я описал все это, мне бы, вероятно, не поверили и не сочли бы возможным, что в галантерейных лавках, у меня и тому подобных торговцев все было так переполнено золотом, драгоценными камнями, деньгами, товарами, золототканой парчой и касабом, что негде было сесть.

Никто из них не опасается султана, не страшится шпионов и доносчиков и вполне уверен, что султан никого не станет притеснять и никогда не позарится на чужое добро.

У жителей я видел там такое богатство, что, если я расскажу про это или попытаюсь описать, жители Персии мне не поверят. Богатства их я не мог ни сосчитать, ни исчислить, и такой спокойной жизни, как люди ведут там, нигде не видал.

Я видел там одного христианина, одного из самых богатых людей в Египте. Говорили, что количества его кораблей, его движимости и недвижимости невозможно сосчитать. Как-то раз вода в Пиле не поднялась до настоящего уровня, и зерно вздорожало. Тогда везир султана призвал этого христианина и сказал: — Нынче недобрый год, сердце султана гнетут заботы о народе. Дай столько зерна, сколько можешь, хочешь за деньги, хочешь в долг. — По счастью султана и везиря его, — ответил христианин, — у меня заготовлено столько зерна, что шесть лет я могу снабжать Миср хлебом. — А в это время в Мисре, несомненно, жителей было в пять раз больше, чем в Нишапуре. Тот, кто знаком с арифметикой, сможет вычислить, каковы должны быть богатства человека, обладающего таким количеством зерна. Какова же была безопасность населения и справедливость султана, если в его правление бывали такие случаи, создавались такие богатства и султан никого не притеснял и не обижал, а народ ничего не прятал и не скрывал.

Я видел там караван-сарай, называвшийся Дар-ал-Везир, где жили торговцы касабом, в нижнем этаже жили портные, а в верхнем — штопальщики. Я спросил заведующего, какой доход приносит этот караван-сарай. Он ответил: — Каждый год — двадцать тысяч магрибинских динаров; однако в данный момент один угол здания обрушился, и его вновь отстраивают; тем не менее и сейчас мы имеем дохода тысячу динаров в месяц, то есть двенадцать тысяч в год. — Мне говорили, что в городе больше этого караван-сарая нет, но таких же ханов около двухсот.

В Египте обычай, что султан два раза в году в дни двух праздников устраивает пиры и дает аудиенцию знати и простому люду. Знать пирует в его присутствии, простой люд — в других дворцах и местах. Я хотя и много слыхал об этом, но все же мне хотелось посмотреть на такой пир самому.

Поэтому я сказал одному из султанских секретарей, с которым мне случилось познакомиться и подружиться: — Я видел приемы таких царей и султанов Персии, как султан Махмуд Газневид и его сын Мас’уд: это были великие цари, и у них было много богатств и роскоши. Теперь мне хотелось бы посмотреть и на пиршество повелителя правоверных… — Он сейчас же сказал это привратнику, которого там называют «сахиб-ас-ситр».

В последний день месяца Рамазана четыреста сорокового года[55] приготовили залу, куда на другой день, в праздник, должен был прибыть султан после намаза и сесть за стол. Привратник свел меня туда. Когда я вошел в дверь дворца, я увидел здания, террасы и портики; если бы я захотел описать все это, рассказ мой чрезмерно удлинился бы.

Там было двенадцать четырехугольных замков, соединенных вместе; переходя из одного в другой, я каждый раз находил, что следующий еще красивее, чем предыдущий. Площадь каждого из них была сто арашей в квадрате, за исключением одного, шестидесяти арашей в квадрате. В нем стоял трон, занимавший всю ширину здания, четырех гезов высоты. С трех сторон этот трон был сделан из золота, и на нем были изображены охота, ристалище и разные другие вещи; на нем была надпись красивым почерком.

Ковры и обивка этой залы состояли из румийского шелка и бу-каламуна, вытканного по мерке для каждого места, где они находились. Трон окружала золотая решетка, описать которую невозможно. Позади трона у стены были устроены серебряные ступеньки. Сам же троп этот был так роскошен, что, если бы вся эта книга с начала и до конца была посвящена описанию его, все же нельзя было бы найти подходящих выражений.

Говорят, что на тот день, когда султан дает пир, отпускается пятьдесят тысяч мен сахару для украшения столов. Я видел дерево вроде апельсина, все ветви, листья и плоды которого были сделаны из сахара; на нем были сделаны тысячи фигурок и изображений из сахара.

Кухня султана лежит вне замка, и там постоянно работают тысяча рабов. Из павильона в кухню ведет подземный ход. Там было заведено каждый день привозить на четырнадцати верблюдах снегу для султанских погребов. Оттуда и большая часть эмиров и сановников тоже получала свою часть, а если кто-нибудь из горожан просил об этом для больных, давали и им. Точно так же за всяким лекарством и микстурой, которая могла понадобиться горожанам, они обращались в гарем и получали ее оттуда. Точно так же дело обстояло и с мазями, например с бальзамом и тому подобным, если кто-нибудь просит о чем-нибудь из таких вещей, никогда нет ни отказов, ни отговорок. <…>

Прибытие в Мекку. Второй хаддж. Вверх по Нилу. Джуддэ

<…> Я снова направился в Египет и через семьдесят пять дней прибыл в Миср. В этот год туда собралось из Хиджаза тридцать пять тысяч человек, и султан всех одел и приказал содержать в течение года, ибо все они были голодными и нагими. Когда же в Хиджазе снова пошли дожди и продовольствие появилось в обилии, султан опять дал каждому из этих людей подобающую ему одежду, одарил их и отправил обратно в Хиджаз. <…>

Совершив хаддж, я снова возвратился в Миср, потому что там были мои книги, а возвращаться еще раз в Мекку я не имел в виду.

В этот год прибыл в Миср эмир Медины, получавший от султана ежегодное жалованье в качестве потомка Хусейна ибн Али, да помилует его господь. Я вместе с ним ехал на корабле до Кулзума и переход оттуда до Мисра тоже совершил с ним вместе.

В четыреста сорок первом году[56], когда я был в Мисре, пришло известие, что царь Алеппо восстал против султана, он был вассалом султана и его отец тоже был царем в Алеппо. У султана был евнух по имени Умдет-ад-Доулэ; этот евнух был начальником над муталибами и обладал огромными богатствами.

А муталибами называют людей, которые в горах Египта ищут кладов и сокровищ. Из Магриба, со всех концов Египта и из Сирии собираются люди и каждый из них трудится в горах и скалистых местностях и тратит на это деньги. Было много людей, которым удалось найти клады и сокровища, но были и такие, которые растрачивали все свое имущество и ничего не находили. Говорят, что в этой местности зарыты сокровища фараона. Если кто-нибудь там что-нибудь находит, пятую часть он должен отдать султану, остальное же может оставить себе.

Замечательно в Мисре еще следующее: если кто-нибудь захочет насадить сад, он может сделать это в любое время года, ибо всякое дерево, какое бы он ни пожелал, можно всегда добыть и посадить, будь то плодовое или декоративное. Есть люди, которые торгуют этим и, что бы ты ни пожелал, достают в любое время. Они делают так: сажают в кадки деревья и ставят их на крышу дома, так что многие крыши начинают походить на сады. Большей частью у них плодовые деревья: кислые и сладкие апельсины, гранаты, айва, но есть и розы, базилик и разные декоративные травы. Если кто-нибудь желает, приходят носильщики, привязывают эти кадки вместе с деревьями к палкам и несут, куда им укажут. Если хочешь, они ставят эти кадки на землю, а если угодно — удаляют кадку и сажают дерево, которое при этом даже не замечает ни малейшей перемены. Этого обычая я не видал ни в одной другой стране и даже не слыхал о нем, и надо сознаться, что это прекрасный обычай.

Описание обратного пути в Персию через Мекку

Теперь я расскажу о своем возвращении из Мисра через Мекку, да сохранит ее господь всевышний от несчастий, домой. Я совершил в Капре праздничный намаз, во вторник четырнадцатого Зу-л-Хпдджэ четыреста сорок первого года[57] сел в Мисре на корабль и пустился в путь через Саид-ал-Ала.

Эта страна расположена к югу от Мисра, оттуда река Нил приходит в Миср. Своим богатством Миср обязан главным образом этой области. Там на обоих берегах Нила много городов и поселков, но если описать их все, это слишком удлинит рассказ.

Наконец мы прибыли в город, называемый Асиут. Из этого города ведет свое происхождение опиум. Его добывают из одного сорта мака с черными семенами; когда растение достигнет надлежащей величины и начинает образовываться головка, его надламывают, и из него выступает молочный сок. Сок этот собирают и сохраняют, и он-то и есть опиум. Семена этого вида мака очень мелки и похожи на тмин.

В Аспуте этом из овечьей шерсти прядут тюрбаны, подобных которым нет в целом мире. Вся тонкая шерсть, привозимая в Персию под названием «Египетской», идет из Саид-ал-Ала, ибо в самом Египте шерсти не прядут. Я видел в этом Асиуте футэ[58] из овчины, какого не видал ни в Лахаворе, ни в Мультане; можно было бы предположить по внешнему виду, что это шелк.

Оттуда мы проехали в город, называемый Кус; там я видел огромные постройки, сложенные из камней; они столь велики, что всякий, кто их видит, поражается. В городе этом старый кремль и стены, сложенные из камней. Большая часть зданий там сложена из огромных камней, из которых каждый весит от двадцати до тридцати тысяч мен. Самое удивительное — это то, что на десять-пятнадцать фарсахов вокруг нет ни гор, ни скал, как же и откуда могли быть привезены эти камни?

Оттуда мы проехали в город, называемый Ахмим; это заселенный и цветущий город, там много жителей и прочные укрепления. Много там пальмовых плантаций и садов. Там нам пришлось провести двадцать дней; перед нами было два пути: один — по безводной пустыне, другой — по реке, и мы не могли решиться, каким путем отправиться. В конце концов мы поехали водой и прибыли в город, называемый Ассуан.

К югу от этого города была гора, из ущелий которой вытекает река Нил. Говорят, что выше этого города суда не поднимаются, потому что вода вырывается из теснин и падает с огромных скал. В четырех фарсахах пути от этого города лежит страна Нубия. Все жители ее — христиане, и постоянно от царя этой страны к египетскому султану идут подарки, и между ними заключаются договоры и соглашения, чтобы солдаты не врывались туда и не производили там разрушений.

Город этот снабжен чрезвычайно сильными укреплениями; чтобы на него не могли напасть из Нубии, там постоянно стоит гарнизон для охраны города и всей области. Против города посреди реки лежит остров, похожий на сад, на нем много финиковых пальм, маслин и других деревьев, есть там также и пашни, которые поливаются при помощи гидравлических колес. Вообще на этом острове деревьев много. Мы пробыли там двадцать одни день, ибо перед нами лежала огромная пустыня и двести фарсахов отделяли нас от берега моря. Это было как раз время возвращения паломников, приезжавших туда на верблюдах, и мы дожидались этого, чтобы нанять верблюдов, когда они пойдут в обратный путь, и поехать таким образом.

Находясь в Ассуане, я познакомился с одним человеком, которого звали Абу Абдаллах Мухаммед ибн Филидж. Это был добродетельный и праведный человек, кое-что понимавший в логике. Он помог мне нанять верблюдов, подыскать себе попутчиков и приготовить все нужное для пути.

Я нанял верблюда за полтора динара и выехал из этого города пятого Раби-ал-Авваль четыреста сорок второго года[59]. Путь лежал к юго-востоку. Проехав восемь фарсахов, я добрался до стоянки, называемой Дейкэ. Это была лощина посреди пустыни, по обеим сторонам наподобие двух стен возвышались горы. Ширина этой лощины была около ста арашей. Посреди нее был вырыт колодец, который давал много воды, но только не хорошей. Когда покидают эту стоянку, приходится пять дней ехать по пустыне, где воды нет совершенно. Поэтому каждый из нас наполнил водою мех, и мы пустились в путь.

Затем мы приехали на стоянку, называемую Хауд. Это каменистая гора; в ней два отверстия, из которых вытекает вода и стекает в канаву. Вода эта сладкая, но для того, чтобы достать верблюдам воды, нужно войти в это отверстие. Наши верблюды уже семь дней не пили воды и не ели, потому что ничего нельзя было достать. Отдыхали они в сутки один раз, с того мгновения, когда солнце становилось чрезмерно жарким, до третьей молитвы[60].

Стоянки все известны, потому что не всюду можно останавливаться: может случиться, что в ином месте нечем будет развести огонь, на этих же остановках находят верблюжий помет, разжигают его и варят себе что-нибудь.

Можно было подумать, что верблюды знают, что при всяком замедлении хода погибнут от жажды; они шли так, что их не нужно было и подгонять, они сами находили нужное направление в этой пустыне и, хотя дороги не было ни следа, ни признака, все время направлялись к востоку. Иногда приходилось пройти пятнадцать фарсахов, чтобы найти воды, но. в малом количестве и соленой, а иногда ее не было совершенно.

Двадцатого[61] Раби-ал-Авваль четыреста сорок второго года мы прибыли в город Айдаб. От Ассуана до Айдаба мы ехали пятнадцать дней, и расстояние это составляет приблизительно двести фарсахов.

Город Айдаб лежит на берегу моря; там есть мечеть, жителей там около пятисот человек. Он подчинен египетскому султану. Там находится таможня, так как туда прибывают суда из Абиссинии, Занзибара и Йемена, оттуда товары везут на верблюдах по той пустыне, по которой ехали мы, до Ассуана, а из Ассуана на судах по реке Нилу доставляют в Миср.

По правую руку от этого города, если обратиться в сторону Кыблы, есть гора, а за горой этой — огромная равнина с обильными пастбищами. Там живет большое племя, называемое беджа; это — люди, у которых нет ни веры, ни религии; они не следуют никакому пророку или водителю, так как живут слишком далеко от заселенных мест. Равнина их в длину больше тысячи фарсахов, а в ширину более трехсот, и на всей этой равнине есть только два маленьких городка: один называется Бахр-ан-На’ам[62], а другой — Айдаб.

Равнина эта тянется от Мисра до Абиссинии, то есть с севера на юг, а в ширину простирается от Нубии до моря Кулзум, с запада на восток. Беджа эти живут на той равнине; они не злые люди, не воруют и не совершают набегов и заняты только своим скотом. Мусульмане и другие люди крадут у них детей, возят в города ислама и продают.

Море Кулзум[63] — это канал, который отделяется от океана у области Адена и идет к северу до самого города Кулзум. Где только на берегу этого моря есть город, там это море называют по имени того города, как, например, в одном месте называют по имени Кулзум, в другом — по Айдабу, в третьем — по Бахр-ан-На’ам. На этом море более трехсот островов. С островов приходят суда и привозят масло и кешк[64].

Говорят, что там много коров и овец; жители островов, как слышно, мусульмане. Часть островов подчиняется Египту, а часть — Йемену.

В городке Айдабе нет ни колодезной, ни ключевой воды; пользуются там только дождевой водою, а когда случается, что долгое время нет дождей, воду привозят беджа и продают. За те три месяца, что мы там пробыли, мы платили за мех воды дирхем и даже два, а были мы там так долго, потому что корабль наш не мог пуститься в плавание: все время был северный ветер, а нам был нужен ветер южный. Когда тамошние жители увидели меня, они предложили мне: — Выполняй у нас обязанности хатиба, — и я не отказал им в этом и все время был хатибом, пока не подошло подходящее время года и суда не пустились к северу. Оттуда мы направились в Джидду.

Мне говорили, что нигде пет породистых верблюдов лучше, чем на той равнине; их вывозят оттуда и в Египет и в Хиджаз.

В городе Айдабе один человек, словам которого я доверяю, рассказывал мне: — Как-то раз из этого города пошло судно в Хиджаз, которое везло верблюдов к эмиру Мекки. Я ехал на этом судне. Один из моих верблюдов издох, и его выбросили в море. Тотчас же его проглотила рыба, и только йога верблюда осталась торчать у нее из пасти. Тогда подошла другая рыба и проглотила рыбу, пожравшую верблюда, да так, что от нее не осталось и следа.

— Эту рыбу, — говорил он, — называют караш[65].

В этом самом городе я видал рыбью кожу того сорта, который в Хорасане называют сагри. В Хорасане я думал, что эта кожа какого-то вида ящерицы, но тут я убедился, что это действительно рыба, ибо на ней еще были плавники, какие могут быть только у рыб.

Когда я был в Ассуане, у меня там был друг, имя которого я уже упоминал ранее; его звали Абу Абдаллах Мухаммед ибн Филидж. Когда я ехал оттуда в Айдаб, он был столь любезен, что написал письмо своему поверенному в городе Айдабе: «Дай Насиру все, что бы он ни пожелал, возьми с него расписку и присоедини к своей отчетности». Когда я пробыл в Айдабе три месяца и израсходовал все, что у меня было с собой, мне поневоле пришлось дать это письмо тому человеку. Он оказался человеком благородным и воскликнул: — Клянусь богом! У меня много его товаров. Что прикажешь дать тебе? Бери что хочешь и давай расписку.

Я изумился благородству Мухаммеда ибн Филиджа, что он безо всяких услуг с моей стороны оказал мне такое внимание. Если б я был человеком бессовестным и счел бы это возможным, я мог бы получить от того человека благодаря письму много всяких товаров.

Однако я взял у того человека только сто мен муки, количество, которое стоит там довольно дорого. На это количество я дал ему расписку, а он расписку эту отослал в Ассуан. Еще до моего отъезда из Айдаба пришел ответ Мухаммеда ибн Филиджа: «Какова бы ни была стоимость того, что он попросит, давай ему все, что у тебя есть из моего имущества. Если же тебе придется дать что-нибудь из своего собственного добра, я оплачу тебе все расходы. Повелитель правоверных Али ибн Абу Талиб, да помилует его господь, сказал: — Правоверный не должен быть ни заносчивым, ни жадным».

Рассказ этот я привел для того, чтобы читатели знали, что благородные люди доверяют людям благородным же, что щедрость бывает повсюду и что щедрые люди бывали раньше и будут и впредь.

В начале 1472 г. в Аденском заливе шло подгоняемое муссоном арабское судно — дау. Оно держало путь из индийского порта Дабул в египетский красноморский порт Кульзум.

Несколько позднее один из пассажиров, находившихся на борту этого дау, вспоминал: «И выидох же корабль из Дабыли града (Дабула, — Ю. К.) до велика дни (христианской пасхи, — Ю. К.) за три месяци, бессерменскаго говенья (т. е. мусульманского поста рамадан. — Ю. К.); идох же в таве (дау, — Ю. К.) по морю месяць, а не видах ничего, на другый же месяць увидех горы Ефиопскыа. И ту людие вон вскличаша: «Олло берговыдирь, олло конъкар, бизим баши мудна насип болмышти», а по рускы языком молвят: «боже государю, боже, боже вышний, царю небесный, аде нам судил еси погибнути». И в той же земле Ефиопской бых пять дни, божию благодатию зло ся не учинило, много раздаша брынцу (риса. — Ю. К.) да перцу, да хлебы ефиопам, ины судна не пограбили». Пассажира звали Афанасий Никитин. Великий путешественник был отнюдь не первым русским, ступившим на землю Африки, но первым, прибывшим к ее берегам со стороны Индийского океана.

Русские паломники задолго до Афанасия Никитина посещали христианские святые места Египта. Но не Египет, а иерусалимский «рам Гроба господня был главной их целью. Поэтому далеко не все паломники из России посещали Египет; притом они всегда делали это по дороге в Иерусалим и на Синай. Африканских христиан — коптов и эфиопов — они встречали в Иерусалиме. Так, около 1:370 г. «хабежей» (т. е. эфиопов) и «хабежокую» церковную службу в иерусалимском храме Гроба господня видел смоленский архимандрит Агрефений, в 1466 г. «куфидскую» (т. е. коптскую) службу там же наблюдал гость (купец) Василий. Василий побывал также в Египте (в декабре 1465 — январе 1466 г.) и оставил описание Каира, одного из крупнейших городов того времени.

К XVI в. относятся описания Египта, коптских и эфиопских религиозных обрядов, которые находим мы в «Хождении» Василия Познякова и в так называемом «Хождении купца Трифона Коробейникова».

Василий Позняков, родом из Смоленска, торговал в Москве. В 1556 г. в Москву за царской милостыней прибыли восточные православные прелаты: александрийский патриарх Иоаким, другой Иоаким, патриарх антиохийский, и синайский архиепископ Макарий. Когда в 1558 г. они отбывали на родину, царь Иван Грозный дал им в спутники Василия Познякова и других лиц, составивших как бы неофициальное русское посольство на Восток. Послам было поручено доставить в Иерусалим, Сирию, на Синай и в Египет цепные дары: сотни соболей, деньги, икону, златотканые ризы и пр.

После долгого и трудного путешествия летом или осенью 1559 г. Василий Позняков и другие русские послы-паломники прибыли в Египет… Местом постоянного пребывания они избрали Александрию, откуда Позняков совершал поездки в Каир (в октябре 1559 г.), на Синай (в ноябре 1559—начале 1560 г.) и в Палестину. Весной 1560 г. Василий Позняков, его сын и другие его спутники прибыли в Иерусалим, где и отпраздновали пасху, а затем благополучно вернулись на родину. Приводимые здесь отрывки из «Хождения Василия Познякова» знакомят с Нижним Египтом, обычаями коптов и эфиопским с характерными плясками и музыкой богослужением: «Хабежи же ходят вкруг гроба господня, и есть у них 4 бубна великие; и ходят вкруг гробницы и биют по тем бубном и скачют и пляшут…».

Кажется неожиданным резко отрицательное отношение Василия Познякова к неправославным христианам как еретикам, не похожее на дружественное отношение к коптам как к людям «нашей веры» Василия Гагары или на доброжелательное любопытство Арсения Суханова к «христанам из Великой Эфиопии». Очевидно, в этом сказалось впечатление, вынесенное Позняковым из бесед с православными восточными прелатами, постоянно враждовавшими со своими собратьями и соотечественниками из других христианских сект. Так, александрийский патриарх спрашивал Познякова: «Есть ли у вас в земли в государеве царстве… кофти, армене и прочие их проклятые ереси, живут ли домами своими?».

В 1582 г, в Стамбул совершил поездку московский дьяк из Купцов Трифон Коробейников. Он действовал по поручению Ивана Грозного. В 1593–1594 гг. Трифон Коробейников посетил не только Стамбул, но и Иерусалим и Синай, и снова по поручению царя, на этот раз царя Федора Иоанновича. К этому времени была составлена компиляций «хождения» в Турцию, Палестину и Египет, в которую: было включено и «Хождение» Василия Познякова. В следующем веке компиляция была приписана Коробейникову И начала распространяться в огромном количестве списков, а позднее многократно печаталась массовыми тиражами. При жизни дьяк Коробейников был гораздо популярнее купца Познякова; после смерти «купец Трифон Коробейников» превратился в типизированный персонаж.

К середине XVII в. относятся четыре произведения русской паломнической литературы, описывающие Египет, коптов и эфиопов в Палестине, Это «Хождения» Василия Гагары, Арсения Суханова и Ионы Маленького, а также проскипитарий, приписываемый Гавриилу Назаретскому.

Василий Яковлев Гагара, подобно Афанасию Никитину и своим тезкам гостю Василию и Василию Познякову, был купцом. Уроженец Плеса-на-Волге, он торговал в Казани, посылая по Волге и Каспийскому морю корабли в Иран. В 1634 г. Гагара, исполняя обет, отправился в паломничество к святым местам Востока, посетил Грузию, Армению, Сирию, Ливан, Палестину и Египет.

В Египте Гагара пробыл, по собственным его словам, «три с половиной месяца» — в начале 1636 г. — и за это время познакомился со страной и ее населением, а также святыми местами не только Нижнего, но и Верхнего Египта Он побывал даже в «Земле Эфиопской», под которой, очевидно, подразумевал Нубию. Возможно, свое паломничество к святым местам Василий Гагара сочетал с торговлей. В Египте он выкупил из рабства московитянина Иеремию, о чем получил грамоту от александрийского патриарха Герасима. Этот документ, датированный 1636 г., сохранился до настоящего времени. Надо думать, кроме Иеремии (или Еремея) в Египет попадали и другие русские полоняники.

Сообщаемые Гагарой сведения об Египте имеют несомненную историческую ценность. Оставленные им записки сохранились в двух различных редакциях. Более ранняя озаглавлена «Хождение в Палестинских местах убогого Василия»; более поздняя, сильно переработанная и расширенная — «Житие и хождение в Иерусалим и Египет казанца Василия Гагары». Ниже приводятся отрывки из обоих сочинений, касающиеся пребывания Гагары в Египте.

В 1651–1662 гг. в Иерусалиме побывал иеродиакон из Сергиева-Посада (ныне Загорск) Иона Маленький. Сюда он прибыл, сопровождая из Москвы на родину иерусалимского патриарха Паисия. Спутником их до Константинополя был Арсений Суханов. В составленном Ионой описании храма Гроба господня приведены сведения о находившихся здесь африканских христианах — коптах и «хабежах».

Еще более интересные сведения о них оставил Арсений Cyханов, побывавший в Иерусалиме примерно в То же время Арсений Суханов был одним из самых выдающихся людей тогдашней России. Сначала архидиакон, затем настоятель монастыря, критик и сподвижник патриарха Никона, он был крупной фигурой в идейном центре русской православной церкви. Правительство неоднократно использовало дипломатические таланты Суханова. В 1636 г. он участвовал в русском посольстве в Грузию. Его путешествие в Иерусалим в 1651–1652 гг. было в первую очередь дипломатической миссией: на Украине, в Молдавии, Турции и Египте он вел официальные и полуофициальные переговоры с правителями государств и главами церкви.

В 1654 г. Суханов совершил третью поездку на Ближний Восток по приказу патриарха Никона. Здесь приводится принадлежащее Арсению описание городов Нижнего Египта и богослужения африканских христиан в Иерусалиме. Завершает его пространный рассказ Гавриила Назаретского о взаимоотношениях евреев и караимов в Каире с турецким пашой.

В начале XVIII в. к святым местам Востока совершили паломничества русские священнослужители: в 170.1—1703 гг. московский старообрядческий священник Иоанн Лукьянов, православный священник Андрей Игнатьев в 1707 г. и в 1712 г. — иеромонах Киевского Печерского монастыря Варлаам, служивший капелланом при фельдмаршале Б. П. Шереметеве.

Варлаам в Египте не бывал, но встречал коптов в Иерусалиме. Человек бывалый, отважный и беспокойный, он кажется полной противоположностью Иоанну Лукьянову.

Иоанн Лукьянов впервые покинул Москву для паломничества в Иерусалим. Как и многие раскольнические священники, он не был человеком начитанным. Из паломнической литературы он знал лишь «Коробейникову книгу». До паломничества не было у Лукьянова знакомых среди иностранцев. Чужие лица и нравы приводили его в «ужас», о родном же городе он постоянно с тоской вспоминал на чужбине. Но когда этот москвич поближе познакомился с турками, они для него «как русские стали». Такой же симпатией проникся он к армянам, грекам, арабам-христианам. Все наблюдения этого простого и наивного человека отличаются непосредственностью и достоверностью. Он подробно и живо описывает Нижний Египет и коптов (см. ниже). «Хабежей» (эфиопов) Лукьянов наблюдал в Иерусалиме. В Египте он услыхал о «Великой Эфиопии» (Тропической Африке) и наивно говорит о ней как о стране Южного полушария, однако он не связывает «хабежей» с «Великой Эфиопией», как это делал Арсений Суханов.

Русскую паломническую литературу XIV — начала XVIII в. отличает независимость от западной географической традиции, произведения которой, такие, как «Космография» Меркатора и «Географии», начали проникать в Россию с XVII — начала XVIII в., но обнаруживается связь авторов с православной славянской, греческой и арабской, а также коптской средой (в частности, отразившаяся в именовании эфиопов «хабежами»).

В этом смысле весьма показателен перевод греческого проскинитария Арсения Каллуды (XVII в.) на старославянский язык, выполненный в 1686 г. русским монахом Евфимием, учеником украинского эллиниста Епифания Славинецкого. В проскинитарии упоминаются африканские христиане в Иерусалиме и дается описание их религиозных обрядов.

Следует отметить, что специфический паломнический характер источников предопределил то непомерно большое место, которое отведено в них описаниям церквей, монастырей, различных святых мест, религиозных обрядов. Однако эти произведения русской паломнической литературы представляют несомненный интерес для изучения истории и исторической этнографии арабских стран.

К последней трети XVIII в. относятся два очень интересных памятника русской паломнической литературы. Около 1770–1772 гг. путешествие в Египет и Палестину совершил Игнатий (в миру Иван) Деншин, сын курского купца, бывший в то время афонским монахом, а позднее — монахом Саровского монастыря близ Твери. В Египте Деншин побывал трижды: по пути из Греции в Иерусалим, по пути из Иерусалима на Синай и при возвращении оттуда в Грецию. В Каире он прожил целых шесть месяцев, но выше по Нилу не поднимался. Заслуживают внимания приводимые здесь описания Каира и Нижнего Египта, сделанные Деншиным. В Палестине (в Иерусалиме и Вифлееме) автор встречал коптов и кратко сообщает об их монастырях.

Наиболее подробные сведения об африканских христианах в Палестине приводит другой саровский иеромонах, Мелетий, побывавший здесь в 1793–1794 гг. Человек образованный и начитанный, он часто ссылается на описания паломничеств его предшественников: русского Арсения Суханова, украинца Василия Григоровича-Барского, поляка Радзивилла-Сиротки (которого читал он в русском переводе), а также на греческий проскинитарий Досифея и русский академический «Лексикон Географический». В Палестине Мелетий был принят в кругу греческого и коптского духовенства и получил от него интересную устную информацию, особенно об эфиопских христианах и их взаимоотношениях с коптами и православными греками. Однако главную ценность представляют личные наблюдения Мелетия. С большим сочувствием описывает он «бедных» и «убогих» эфиопских христиан, беззащитных не только перед турецкими властями, но и перед духовенством других христианских сект. Мелетий сообщает о возмутительных случаях оскорбления эфиопов («хампесов»), свидетелем которых он явился.

Включенные в настоящий сборник тексты воспроизводятся в хронологическом порядке по следующим изданиям:

[Василий, гость], Хожение гостя Василья, 1466–1466 гг., — ППСб.[66], т. II, вып. 3, СПб, 1884.

[Василий Позняков], Хождение купца Василия Познякова по святым местам Востока 1568—.4661 г., — ППСб., т. VI, вып. 3, СПб., 1887.

[Василий Яковлев Гагара], Житие и хождение в Иерусалим и Египет казанца Василия Яковлева Гагары 1634–1637 гг., — ППСб, т. XI, вып. 3, СПб., 1891.

[Василий Яковлев Гагара], Хождение в Палестинских местах убогого Василия, по прозвищу Гагары, — там же.

[Арсений Суханов], Проскинитарий Арсения Суханова, 1649–1653 гг., — ППСб, т. VII, вып. 3, СПб, 1889.

[Иоанн Лукьянов], Путешествие в святую землю старообрядца московского священника Иоанна Лукьянова в царствование Петра Великого, М., 1864.

[Андрей Игнатьев], Путешествие из Константинополя в Иерусалим и Синайскую гору находящегося при российском посланнике графе Петре Андреевиче Толстом, священника Андрея Игнатьева и его брата Стефана в 1707 г., — «Паломники-писатели петровского и послепетровского времени или путники во святой град Иерусалим», — «Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете», кн. 3, отдел V, М., 1873.

[Игнатий Деншин], Описание путешествия отца Игнатия в Царьград, Афонскую гору, Святую землю и Египет, 4766–1776 гг., — ППСб, т. XII, вып. 3(36), СПб., 1891.

Гость Василий (1465–1466 гг.)

А от того места (Казьи. Ю. К.) на пески ко Египту. А от Казьи до Катьи 4 дня ходу; ту финикова дерева много, а вода проведена от Нила реки. А от того града до Ханки ходу 2 дни, торгов много вельми; от Ханки не дошел Египта за 5 поприщ едина весь на правой руке Матариа. Близь веси тоа смоковница Неплодная… а от того места до Египта половина дни. И приехали во Египет за неделю пред рождеством Христовым, месяца декабря [18 числа] на память святого мученника Севостияна, а всего ехали от Бурсы до Египта 100 дней. Египет град вельми велик, а в нем 14 тысящь улиц, да во всякой улице по двоа врата, и по две стрельницы, да по два стража, которые зажигают масло на свещнице; да в иных улицах домов по 15 тысяч, а в иных улицах до 18 тысяч дворов, да на всякой улице по торгу, по великому, а улица с улицей не знается, опроче великих людей.

Василий Позняков (1559 г.)

На утрие же повеле нам потриярх ехати с собою в старой Египет. А до старого Египта три версты. И паки приидохом в старой Египет с потриярхом. А в старом Египте большая церковь Святый страстотерпец Георгий, монастырь девич; а в церковн на левой стране, на стене, написан образ Георгий страстотерпец, за решоткою медяною: многа же чюдеса и исцеления бывают от того образа. Исцеляет бо турок и арапов и латынян не токмо християн единех, но всех невозбранно. Другая же церковь Пречистыя богородицы. А были в старом Египте церкви христианские: Святых мученик Сергия и Вакха, Успение пресвятыя богородицы и Святыя мученицы христовы Варвары; а ныне теми церквами владеют еретики кофти. А в церквах у кофтей образы и олтарь есть; а крещения у них нет, обрезаютца по старому закону. А старой Египет ныне пуст, немного в нем живут старых египтян и цыганов; а турки и християие не живут. А город был каменной да розвалился, токмо одне врата стоят целы, в ня же въехала святая богородица со Христом и со Иосифом из Еросалима. И пребыхом в старом Египте 4 дня с потриярхом, и оттоле поидохом в монастырь святаго Арсения; а от Египта до монастыря преподобнаго Арсения, что царских детей учил, Анория и Аркадия, грамоте, 7 верст; а стоит монастырь на горе на каменной на высокой и в той горе есть пещеры каменны, где старцы живали, отшелники…

Василий Яковлев Гагара (1636 г.)

А во Египте никакова овощу не родится, опричь сахару и фиников и садов никаких нет, потому что жар немерный. Да во Египте же за рекою Нилею, а по гречески Геон, зделаны полаты велми велики и страшны, аки горы сильные; а от реки Нили 6 поприщ. А стоят на горе, а деланы четвероуголны, а верхи у них, как башни; а деланы те палаты израильтяны, как были порабощены во Египте царю Фараону, и строение Фараоново. А та река от Египта 3 поприща; а на посад привозят воду арапы и продают тое воду во Египте, а возят тое воду на верблюдах и на камырех в мешках кожаных и продают вьюками и кукшинами; а та река Геон с Волгу. А во Египте един град на горе высоце стоит, где живет паша турской, а другой град круг всего посаду, каменной же, велми велик; а болши Египта нигде такова града велика не описует. Да за Геоном же рекою 8 поприщ есть езеро, с великой пятницы по вся годы стоит кроваво до вознесениева дни. Да близ того же езера въходят из земли кости человечьи с великой же пятницы до вознесениева же дни, головы и руки и ноги и ребра шевелятца, уподобися живым, а головы с волосами, а бывают наруже поверх земли. И нехто бысть турской паша, именем Сафер, во Египте в ненависти християнские веры, и те кости повеле в великую яму все погрести в землю, а на утрее те кости по прежнему стали наруже, верху земли, коя где была, потому же шевелятца до урошново дни, до вознесения.

А Старой Египет от Египта 4 поприща. А в Старом Египте создан храм во имя Преплавление пречистой богородицы; а служат в нем копты нашея веры. А в том храме жила богородица 7 лет з господем нашим Иисусом Христом и со Иосифом от Ирода царя, как тот Ирод изыскивал убити Христа бога нашего, превечнаго младенца. А зделана та полата во храме под престолом, а вниз ити 10 ступеней, а без свечи ити не уметь, темно. И я многогрешный раб ездил нарочно смотрети и видити и помолитися в Старой Египет, где жила богородица от Ирода царя со Иисусом и со Иосифом; а дал я от смотрения, от себя и от человека своего 8 денег и, выменя свещю, ходил в ту полату, где богородица жила со Иисусом; и в той полате велми хороше устроено, лише темно. И в те седмь лет нощ и день был безпрестанно огнь, а зжено масло деревянное, и от масла стены и потолок окоптел; а богородице было место учрежено, опроче перегорожено, а перегон рода — деревянная решетка; а где сидела Богородица, как приходили на поклон археиреи, и устроено в стене место, как человеку мошно сести. А в полате той посланы рогожи камышевыя, а по рогожам сланы ковры были; а на коей доске учися господь наш Иисус Христос грамоте, и за ту доску по многа лета немцы давали казны много, а копты немцам не продали, и немцы тое доску украли и увезли к себе. А той священник коптовский водил тех в церковь, и его копты хотели камением перебити до смерти, и был в великом наказании; а как украдена тому 15 лет.

Да от той же реки Геон приведена на гору вода к паше в город стеною каменною, а по стене зделан желоб, и тем желобом идет вода ис той реки; а по конец той стены зделана башня, а в ту башню воду подымают колесом, а воротят то колесо буйволы, а тех буйволов 15.

<…> Да в Египте Старом стоят 12 житниц каменных, а есть житниц по дворуу, а иные есть и с Кремль, а без кровель, а в них сыплют пшеницу и ячмень, а дождя не бывает ни зимою, ни летом, а поставление те полаты царя Фараона; ис тех житниц николи не пере-жаетца пшеница и ячмень, потому что место хлебородно. По реке Ниле вверх у арапов, а с месяц и с полтора около уезд: села и деревни града Египта. Да близь Египта же Чермное море, поспевают к нему 2 судки на верблюдах.

Да во Египте же по деревням зделаны земляны полаты, а в них поделаны печи, во всякой полате по 12 печей. А на всякой печи поделаны ящики, и в те ящики на всякую печь сыплют по 6,000 яиц; а просыпают толченым и сеяным коневьим калом, а печи нагревают тем же коневьим калом, и огнь бывает без-престанно, не само бы жарко, а тепло бы, и дым бы был безпрестанно. И от того рожаются цыплята без матери, и в 12 день учнут цыплята сами проклевываютца и вываливаютца ис скорлуп, и как цыплята мало пооправятца, и их по дворам и по деревням развозят и продают по 4 деньги цыпленка, а как будет близ курицы возрастет, их продают по 3 алтына по 2 деньги…

Да во Египте же арапы купят гнездами барсы[67], а купят гнездо 400 яфимков и в 500 лет. И барса издаляют, и барсиха всегда восхотеша с ним пастися, а у него все уды тайные отняты, лише играет; и у нее, как приспеет время, в сосцах млеко, и то млеко доят арапы, и съсядетца на верху, как есть сметана, и тое сметану перетапливают и делают из того скус[68].

Да в том же Египте родится камыш, а из него делают сахар. А камыш копают близ моря, а садят его с коренем, с пядочку вышиною, и подсыпают под него голубиной назем, и коренье обливают патокою, и по-садя поливают сытою, коли приметца и пустит плод; и как поспеет камыш, и есть его, касть сотовой мед.

Да во Египте же устроен сад велми хорош, и воды в него напущено, и полаты украшены велми красны, — пашам на приезд.

Как приезжают на воеводство на перемену, и на приезде граждане честь паше воздают: стелют от ворот до палат в подножие участки златоглавы, а тех участков будет ста за три; и по тем участкам идет паша сам, а людие же его те участки подбирают, вся себе, что хто не подымет, а не на пашу. И всего его стояния живет в том сам 3 дни и 3 нощи; и в те 3 дни на своих служивых людей и на холопей поделают шубы собольи и рысьи; покупает паша у греков, а емлет в долг безденежно, докуд насытятца. Да в том Египте в реки Ниле есть водяной зверь, имя тому зверю коркодил. А голова, что у лягушки, а глаза человечьи, а ноги 4. длиною немного больше пяди, и естество и яйца, как человечьи, а до плеску и до естества позвонки по спине, как есть у человека, а хвост, как сомовей. А рювит-ца на сухом берегу с самочкою, а как завидит человека, и он за человеком далече гонитца и настиг человека, пожирает; а имают его арапы великою мудростию и привозят временем во град к паше.

А жил я многогрешный странник во Египте 2 года и 3 недели, уговев великого поста 2 недели.

Арсений Суханов (1651–1652 гг.)

…в 13 [день] на самом на свету увидели берег, и стали угадывать, что то Александрия, и мало отворотили от права на лево и в обед приехали в лиман к городу Апокирия. Тут видели рыбу с крылами кожаными, а летает как нетопырь, а перья на ней рыбьи и шелуха бела, что у рыбы. Апокирия от Александрии верст с 20 добрым сухим путем. Тогож дни в полдень поехали, наняв сандал, старец Арсений со старцами в город Апокирию. Тут в город никого от христиан не пускают; тут платили мыто мытнику и, наняв две подводы, поехали в Александрию, а приехали на вечер. Вошли в город пеши, турки смотрят, которые на стороже у врат стоят, а ничего Арсению не молвили. И пришед, сыскал монастырь преподобнаго Саввы, где патриарх живет, и тут Арсения старцы приняли любительно и кормили с собою, тут и ночевали. В 14 день с утра ходили по граду и подле моря, после обеда за город на полуденную страну. В 15 день, наняв сандал да три человека гребцов, поехали парусом по утру из Александрии к своему кораблю, приехали в полдни.

ГЛАВА 11. Александрия град пречудный зданием; нет такого ни единаго града, якоже он был украшен; а ныне пуст, не многие люди живут по воротам вокруг града, а середка града вся порожня; палаты все обвалились; тут и дом отца великомученицы Екатерины, стоят палаты великия, как горы, кирпич красной, а все обрушились, а иные своды еще стоят; церковь была святаго апостола и евангелиста Марка, идеже мучен быст; ту живет турчин; токмо камень приходя целуют, идеже мучен быст. А соборная церковь была гораздо велика, а ныне турчин живет, устроен двор как город; а в ту церковь внутрь никто не входит. Да внутрь града Александрии без числа много стоит столбов каменных высоких и средних и мелких мраморных, из единого камня выточенных, круглых, а не составленных. Из Белаго моря затон велик зашел до самой стены города; тут врата к морю великия; у тех ворот внутри града сажен с пять овраг, и стоит столб дивный из единого камени изсечен, четверограиен, в высоту будет сажен с двенадцать, а на нем письма вырезаны кругом от низа и до верха, неведомо какия: сабли, луки, рыбы, головы человечьи, руки, ноги, топорки, а инаго и знать нельзя, видимая и невидимая; а сказывают, будто некоторая мудрость учинена. А другой столб недалече от того, таков же слово в слово, качеством и количеством, токмо повалился лежит на боку. А сказывают, те два столба поставлены над гробом храброго воина царя Александра Македонскаго, один де у головы, а другой у ног. Да за градом на поле, от града Александрии сажей с 300 или больше, был двор некий великий; здание большое, палаты стоят дивны, иныя целы, а иныя повалились. Тут же близко стоит столб дивне всех столбов и есть в высоту сажен 15, кругом якобы токарною работою выточен, один камень, порфировиден цветом; стоит как стопочка есть, ни покривился никуда. Внутрь же града во всем граде житье было под землею, под палатами чудно устроено.

В Александрии реки нет, токмо в полую воду из Нила протоки заливаются до Александрии, и из тех протоков проведена трубою вода по граду и наполняет в граде устроенные в земли кладези, и тою водою живут год. У александрийскаго патриарха монастырь, ограда высока гораздо, а не велика; токмо церковь внутри да палаты около церкви, а порожняго места нет; а живут тут александрийскаго патриарха старцы. А в церкви в одной половине служат патриарши, а в другой половине два престола венецких немец, да французских, служить приходят черпцы римские, а живут за монастырем. Тут же стоит столб каменей, мрамор белой, точеной, около его якобы киот древяной, и мало оконце растворяется, и тут поклоняются ему. А сказывают, к тому камени привязана была святая великомученица Екатерина, егда мучима бысть. От того града Александрии к полунощи с версту, на каменном мысу, в море стоит город невелик, полон палат; тут живет воевода александрийский, а около его море, яко на острову, а от него на сухой берег мост каменной, а против моста на берегу город же. А от того города даже до стараго града Александрии все дворы и палаты, и торг всякой тут, а стоят редко, понеже место ровное, и пространно, и пристанище корабельное тут больше и лучше; великие галионы приходят и корабли, которые приходят до Египта от всяких земель; тут все стоят, вниз реки не ходят, пониже мелко.

ГЛАВА 12. В 19 день августа как поехал Арсений стругом во Египет, собрав рухлядишко свое в коробью, и книги и всякую мелочь; да тут же положил Арсений 100 ефимков для того, либо где какая напасть случится, чтобы не все пропало, чтоб было чем откупиться. А что послано государево жалованье к Паисию патриарху Иерусалимскому два сорока соболей, и то Арсений положил тут же в коробью для того, что далее того везти их не уметь было, везде осматривают, и мыто емлют большое; а се и страх был, чтобы не отняли всего. И тут коробью отдал Иорги Керейсу, а велел ему отдать ту коробью архимандриту Амфилогию в Царьграде; да ему же отдал отписку к государю царю Алексею Михайловичу, всея Русин, и к великому господину, святейшему Иосифу патриарху Московскому и всея Русии; а велел ему те отписки отдать архимандриту Амфилогию; да с ним же архимандриту грамотку писал, чтоб он отписки послал к Москве с торговыми людьми, а коробью держал у себя до Арсения, как он назад из Иерусалима приедет. И отдав то, поехали до Решита стругами, а приехали в Решит в позднюю вечерню. Река Нил разлилась, полая вода вся в берегах, а пнде и за берегом. В Решите птица строфокамил, высотою человеку в груди, а среднему человеку с плечом ровно, а голова, как поднимет, будет с аграмачью голову высотою, голова невелика, пос гусиной, не добревелнк и не добре красен, моги голы, не добре красны, об этом пальце великом, а другой палец с внешней стороны невелик; на большом пальце ноготь велик, а на малом мало знать; от головы до зоба пух от бела на желто, а перья нет; зоб, и груди, и до пупа, и спина до хвоста, и на крыльях перья черныя, а недолги, подобием не походит ни на какую птицу; мягки опахи от ног и до хвоста, а сверху около хвоста голо, изредка пенки, и на тех красна кожа в беле, а ест древо, каменья и железо, и хлебное ест, ходит с людьми по улицам, не бьется, не летает, длинных перьев в крыльях нет, но мелкия.

ГЛАВА 13. А 27 день, на усекновение, наняв судно арабское, джерма зовомое, поехали от Решнта в полдень в Мисирь, в Египет по грецки, а по латыне в Каир. Шли все парусом до вечера, ночевали на месте. От Решита ехали половину дня, а на завтрее утром, часу до втораго, проехали семь мест; стоят на реке Ниле, на берегу по обеим сторонам; все здание кирпичное, мечети каменныя и кирпичныя, провозгласницы высокий. В 30 день шли парусом, в субботу ночь и в неделю день до вечера. В 31, в неделю приехали в Мисирь, смеркалось. От Решита до Мисиря, по реке по обоим берегам все воду колесом волами наливают из реки, поливают сахары и прочие сады, пшено сорочинское, по обе стороны реки берега ровные, а вода полая, с берегами ровна, шириною яко Ока под Серпуховым или под Коломною, а инде и уже. Островов много по обе стороны; деревни частыя, все земляной кирпич нежженой, а иныя есть жженыя кирпичныя и каменныя; а везде мечети стройный; скота по берегу по обе стороны много, буйволов и коров и овец; овцы все багряныя, хвост по земли, уши долги, и верблюды и гайдуки, сиречь ишаки, того много же. Корабли к Решиту приходят, которые не добре большие, а выше Решита не ходят до Мисиря, а ходят все джермы арабския яко струги, есть малы, а великих немного. Не доезжая до Египта, видать далеко два фараоновы столпы, яко горы деланные, кабы верст за 20 или за 30, по правую руку вверх едучи рекою. А Египет на левом берегу Нила, вверх едучи против тех столпов или гор фараоновых, а далеко есть. Приехав, ночевали на берегу под Египтом; по реке по низу островов много; река протоками разделяется многими, и то знатно от юлой воды, а зимою де и струги до Египта не ходят, но далече стоят на низу. А прибывает вода от рождества Предтечева до воздвиженьева дни, все То полая вода стоит и напояет по обе стороны; капусту токмо начинают садить. Сентября в 4 день мы видехом лимоны, финики только поспели, а принч поспевает, — иной упадает, а иной наливает; також мы видехом в молоке мало твердеет. Дыни добрыя отошли, а много их было. Сахар в декабре поспеет варить.

ГЛАВА 14. 7160 года[69] сентября в 1 день вышли на берег из джермы, наняв ишеков, поехали в монастырь; тут все пересматривали турки рухлядь, и мыто взяли. И как приехали в монастырь, поцал синайскому архиепископу граматки из Царяграда от архимандрита Амфилохия. И архиепископ про это молвил: мы де и без тоя граматки для государя царя рады; и приказал дать Арсению келью особую, и прислал постелю, ковер, подушки и одеяло. Потом архиепископ Иоасаф послал со Арсением старца своего ко Иоанникию патриарху Александрийскому. Патриарх и архиепископ и старцы говорили: слава тебе господи, что от такой дальней страны видим тя зде пришедша; и прежде сего от Москвы никто здесь не бывал, токмо при царе Иоанне Васильевиче посол был. В 4 день, наняв ишеков четырех, поехали смотреть святаго места, идеже богородица, идучи из Иерусалима со Христом, мыла Христовы пелены. Тут кладязь, вода пресная и светлая добре. Тут колесом волами влекут воду. От того кладязя с сажень сарай каменный; а сказывают, была церковь, а ныне мечеть сделана; а в нем место сзади выкладено камнем. А тут вода течет от кладезя, а из того места вода идет в сад; тут же на восточной стране в стене в граде киотка сделана, а в ней камешек невелик, чет-вероуголен, пяди на две в ширину, а толстоты неведомо, пониже вделан меж кирпич, и тот камень мрамора белаго, приходя христиане целуют, а на стенах имя своего пишут, кто в коем году был. И тут пели параклит богородице, а две свечи возжгли у той киотки у камени и кадили ладаном, и дали турчину почесть и поехали. А то место зовется Матария, а камень белой мрамор, сказывают, на нем Христос сидел, егда богородица мыла пелены его. Того ж дни патриарх александрийский прислал корму: кувщинец горячего вина, икры и три рыбы соленых.

Египет место велико и многолюдно, подобен Царь-граду; не мочно разуметь, кто из них больше: оба велики и многолюдны и богаты. В Египте здание каменное. Близко Нила реки стоит самый город от реки с версту, а слободы стоят на самом берегу Нила реки. А как полая вода и река потечет сквозь града, нарочно сделан ров великой, каменный выкладен, якобы река великая течет. И на той реке на берегу, на каменной стене сделаны у них места, и на них смотрят, сколько воды прибудет пли убудет, и потому уразумевают, хлеб того года дорог или дешев будет. Египет стоит на ровном месте, не яко Царьград из холмов; здание города и дома и торги все каменное, стройно гораздо. Город меньшой, в нем же паша живет, стоит на острову, сиречь на самом краю горы. К нему вода идет приводная, от Нила реки волокут колесом волами; тут же на горе близко пашина двора был двор Иосифа прекраснаго Иаковлева сына; стоят палаты все пусты, иныя целы, иныя попортились; одна палата великому диву точна: стоят внутрь ея и теперь 32 столпа каменных мраморных, высота сажен 9 или 10, круглы якобы точены, из единаго камени, а не составныя и на них основан был свод палатной. Да сверху была вкруг палаты тоя подпись, строка деревянная, слова резаны из древа и наклеиваны на стене, величеством слова те сажен трех есть, были позолочены, и ныне иное стоит, иное попортилось. А от того места видеть с горы далече на долу, якобы двор великой каменной; то сказывают Иосифовы житницы. Да и ныне же тут хлеб лежит, и сторожа де тут есть. Во Египте церковь христианская одна, в ней же патриарх александрийский служит, приходя. А живет патриарх от той церкви далече. У патриарха двор каменной добре строен, и церковь пречудно устроена, мост и прочее все украшено цветными мраморы; а сказывают, обедни в ней не служат. Другая церковь на старом Египте. А всех христиан в Египте арабов и греков, тутошных жильцов, сказывают, сот шесть, а с приезжими будет и тысячу (архиепископ сказывал синайский Иоасаф, будто в Египте 14 мечетей великих и малых). Во Египте монастырь синайскаго монастыря; тут живут архиепископ синайский и старцы честные, у них три двора гостиных каменные, у патриарха також три. А в них стояльщики ставятся всяких вер торговые люди, или рукодельные, а платят помесячно с места, с одной лавки по полтине на месяц, а с иных по два и по три ефимка. Во Египте безчисленно жарко, а дождя николи не бывает, а снегу И льду не знают. Там во Египте яйцы без курицы от теплоты писклята высиживаются, вдруг, сказывают, сот пять и шесть и тысяча вылупляются, и того ради там куры и яицы дешевы, сахар дешев головной и леденец, нашатырь дешев, потому что тут варят; дороже всего во Египте дрова и всякое дерево; финиковых ягод добре много. В синайском монастыре вииограднаго питья нет, пьют за трапезой все вино горячее, как и наше хлебное, а курят его из ягод финиковых. Так же и у патриарха. В Ниле реке есть зверь лютой крокодил, подобен ящерице, токмо велик и силен, четыре ноги и хобот ящеричьи; на нем на коже чешуя, подобна якобы на рыбе, точию в зелени желта и крепка добре, рот велик, глава долга и зубы велики. Аз видех у аптекаря во дворе у немчина венецкаго мертваго высушена, а живого видех, продают маленькаго, глава связана, чтоб не уела. Во Египте же много попугаев маленьких и обезьян и всяких товаров индийских без числа много; алоэ дешево, и андрагрыз дешево; тоя андрагрыз купил в государеву аптеку 130 золотников, дал 130 рублей. Во Египте же за рекою Нилом, идеже столпы древние фараоновы могилы учинены великаго дива, яко горы учинены; снизу широки, а сверху заострены. Тут же поле великое ровное…

<…> В церкви во всей по местам придут от города Иерусалима богомольцы православные в соборной церкви. А ивери на своем месте; копты и хабежи на одном месте праздновали за один; а хабежский престол стоял порожен, синайский престол пуст же был, армян не было же, франков не было же, понеже франки пели прежде нас за 10 дней рождество Христово, и то было в навечерии; армяне не праздновали же рождества Христова в тот день. А тут в церкви весь народ ночует по своим местам, и огни накладут во многих местах в великой церкви и тут спят. В церкви великой яко был въезжий двор, и крик, и шум, и хлеб продают, и в дудки играют, скачут во всей церкви всякие люди, и тако творят два дни, и иные и третий день остаются.

Утреню хабежи с коптами служили, а обедню хабежи на своем престоле особенно пели.

Иоанн Лукьянов (1701 г.)

И стали мы тамо в Рахите жить, а со арапами осматриваться, и по Нилу реке гулять. Нил река будет с Волгу шириною, а бежит быстра и мутна, а воды пить нельзя ни по коему образу; а так наливают в сосуды, да миндальные ядра кладут, так она отстоится и хороша станет; а Нил река три месяца мутна бывает; потом и счищаться станет. В великой Ефиопии, когда у нас бывает зима, а у них лето; от нас к ним солнце-де забежит — так у них в месяцах в тех лето бывает; а когда настанет месяц май, так у них станет зима становиться, а от них к нам солнце в северные страны зайдет; так у них май, июнь, июль, зима, морозы, снеги глубокие; а когда настанет август месяц, тогда у них бывают дожди и зима пойдет долой; так та вода полая прийдет во Египет, [в] Успеньев день, и идет мутна три месяца, и рыбы не ловится в те поры; а изчистится в ноябре: тут уже лов рыбной пойдет. В реке Нилу рыбы много зело, а рыба все тарань, иной мало. В Рахите по Нилу зело садов много и фиников; финики не дороги; фунт копейка сушеных. Во Египте дождя никогда не бывает; все рекою всю Египетскую землю напояют, везде борозды проведены, да воду по нивам пущают. А Нил река низка, берега низки, бежит вровень с берегами. Овощь всякий в Египте дважды в год поспевает, и хлеб такожде дважды снимают, а лимоны что месяц, то плод. От усть Нила реки до большого Египта Нилом рекою пять сот верст, а кораблем в верх, как добрый ветр, в три дня поспевают. По Нилу реки до Египта такие комари сильные, что сказать нельзя; невозможно быть без полога, единой ночи не уснешь без полога, а когда мы пришли, так нас комари объели, так рожи наши стали пьяные, угреваты, друг друга не опознаешь, а на них знаку никакова нету, хошь их и едят. И жихом мы в Рахите семь дней; и нанял нам игумен корабль до Домят, до другой пристани, а иттить вверх по Нилу реке; а корабль арапский был, и игумен нас отдал арапам в руки и приказал, чтобы никакой налоги нам не было, так раиз очистил нам корну, и мы в корну поклали рухлядь свою, да и сами сели и убрались всякою харчью.

И августа в 17 день седохом в корабль и поидохом вверх по Нилу реке к Домятину, к другой пристани Египетской, а дали с человека извозу по талеру. И той ветр быст зело поносен и добр до полунощи, а с полунощи престал, и стояхом тут до полудни, и видехом тут по Нилу реке городков арапских и сел безчисленное множество, невозможно изчести, что песка морского, городок от городка верста да две версты, а селы также, а жилье все каменное и селы узорпчистые вельми. А земля около Нила добрая и черная и ровная, будто нарочно делана, нигде нет ни бугорочка, хоть яйцо покати, такова гладка, а людей многое множество, а вода во всю землю Египетскую пущена из Нила. Ино как с корабля поглядишь, по всей земле только что небо да вода везде. А где берега высокие, так тут волами воду тянут, а колеса сделаны что мельничные, да кувшины навязаны, да так и наливают: а инде кошелями люди льют. Зело земля Египетская довольна всем, и людьми и жильем. Что говорить! это земля у турка золотое дно, всячина из Египта в Царьград кораблями идет. Нил река что выше то шире, к Египту инде есть верст на пять шириною. И шли мы Нилом рекою вверх три дня и, не дошед Египта верст за двадцать, поворотихом в другую проливу вниз по Нилу под Домятино. Тут Нил река от Египта расшиблась двемя гирлома: одно гирло пошло под Рахит, а другое под Домят. Удивительная земля египетская, как посмотришь по берегу-то, везде арбузы горами лежат, дыни, арбуз дать копейка велик, и дынь такожде в подъем. А когда мы с моря пришли под Рахит, так от усть Нила реки видить Александрия, а мы в ней не были, верст с десять только мы от нее стояли. А когда мы поворотихом вниз три дни, и на четвертый день пришли в Домят. Пристань Домят место хорошее, добро бы не больше Рахита и строение такое ж. Зело этим у турка пристани велики, и корабли египетские велики. А когда мы шли на корабли со арапами, горько было сильно, люди то что беси видением и делы, а мы, трое нас, что пленники, языка не знаем, а куда нас везут, бог весть, а хотя нас куда и продали — кому нас искать и на ком? Да спаси бог игумена! он радел миленькой и приказал нас беречи, так нас хозяин арап сильно спабдевал и берег. А когда мы пришли в Домят, так он, арап, кликнул греченина, да и отдал меня в руки: на-де, отведи его в метоху, так гречении нанял арапов под нашу рухлядь, да и пошли в метоху в монастырское подворье. Тут нас игумен принял с любовью и трапезу добрую учредил, а языка не знает, да старец у него повар Сербин, он спасибо язык русской знает, так нам отраднее стало…

Андрей Игнатьев (1707 г.)

Пришли ко Александрии и в лиман пристанище на 17 день во отдачу часов дневных, встретил нас арапин на маленькой лодке, называют его по-арапски Богас-реис, сиречь, ведущий в ход лимана [лоцман]. В 18 день вышли из шайки вси сколько нас было Хаджиев в хан поклонников, а по-нашему на гостинной двор; того же дни ходили в монастырь к вечерни, а той монастырь в старом граде Александрии, и живет в нем от александрийскаго патриарха игумен, а церковь в том монастыре св. Саввы Освященнаго, одеснаю страну алтаря придел св. великомученика Георгия, а о шую наподобие того придела устроено, только отправляют в нем франги свое служение. А град той древний Александрия, по-арапски — Скендере, немного меньше основанием Царяграда, по токмо до основания весь разорен и домы были знатно что превеликие, где который рассыпался уже в прах, и праху того яко горы стоят, а где еще немного знатно градские стены и башен, мнится что гораздо был красивее Царяграда; есть же и доныне вещь предивная во граде том сказывают, и мы видехом, аще и незнатно соделано, де, от царя в земли под всем градом Александрией) второе жилище, и названо, де, было второй мир; земли на том строении толщины сажени четыре, а глубина его строения саженей 8 и больше; в жилищах иных ныне есть вода преизрядная, токмо не во многих, и тою водою вси жители Александрии тин питаются, а во иных безводных местах многие хотят со свещами, и строение, де, николько нерушимо стоит, домы и ряды все знатно, и степпова письма зело, де, премного, а христианского дому во всей Александрии несть ни единого, токмо бусурманы, арапы и турки и жидов много; домы — строение каменное и кирпичное, сводов каменных не имеют, врат и затворов в рядах и во окошках домовных и решеток железных не имеют же, в место сводов каменных полагают брусья и на них доски и потом землю смешают известь с пеплом, и тем помазуют сверх, то есть и кровля; а земля во всей Александрии вся пещаная, окна употребляют больше сицевых образов[70] и с решетками деревянными, а затворы извнутрь. Из Александрии пошли октября в 20 день во втором часу дня, и шли на восток 30-ть миль до городка Абагор [Абукир?] день весь, зане не было по нас погоды; ночевали у того городка в лимане пристанищи, а лиман той лучше Александрийского; который от нас ходили в город для покупки вещей и пищи, не токмо сыскати могли вещей, но пищи и воды не обретоша, зело городок убогий и малолюдный.

В 21 день пошли от Абагора за два часа до света, перешли миль 30, часа в 4 пришли во устье реки Нила, еже есть Фиссон, не дошли до селения Рахити (а по-турецки и по-арапски — Решит) мили за 3: не допустила погода, и стояли близ брега весь день, пошли к селению часа два до нощи, а по той реке Нилу, даже до самого Египта, по обою страну все сады финиковые зело превеликие и изрядные, сказывают, что, де, есть ширины верст на 5, а во ином месте и на десять, во владении тамошних жителей у арапов и турок до Рахити по обою страну реки зело место влажное и низкое и многокамышиое, земля черная иловатая, и много по той земле сеют пыринис, а по-нашему пшено сарачинское, и родится, де, много, а егда потреба бывает в сады воды, есть много копаных кладезей при брезе, и в каждом соделано великое колесо, таскают воду волами и пущают в бразды, а иные из самой реки пущают воду, выкопав бразду; пришли к селению в 3 часу нощи…

Игнатий Деншин (1766–1776 гг.)

В то время обретох я корабль, идущь в Египет во град Дамиет, и дойдохом до оного места благополучно и обретох другий корабль, аравийский, и плаваша Нилом рекою и дойдохом в шестой день в Египет, и видевше меня людие странного, начаша спрашивати, откуда я и где был. Объявил от Афонские горы и приведоша меня Синайские горы к архиерею, который також выспрашивал, откуда я и куда гряду, я отвечал ему: хочу идти в Синайскую гору. На то преосвященнейший ответствовал: никак невозможно шествовать, ибо варвары арабы заступили все места, ограбят тебя. И жил я в оном месте три седьмицы, и пойдох в путь свой, и приидох во град Аракит, близ моря стоящ на Нилу реке, и пребых в нем более двух недель, и учинихся болен горячькою, что уже приготовился к смерти и святых тайн приобщихся, а потом учинилось мне полегче, слава богу, и яхся пути достигох Александрии, и пришед в монастырь святого Савы, и поведоша мне греки, что здесь патриарх имеется, и явихся я его святейшеству, приях благословение, и вопросих мя, откуда и где был; сказал ему: российский человек, был во Иерусалиме. Он же весьма удивился странствию моему и взя меня с собою во Египет, и пробыл я у него 6 месяцев, и поклонихся святому месту, где пресвятая богородица с превечным младенцем господом нашим Иисусом Христом и со Иосифом, бежавши от Ирода во Египет, и пребывали на оном месте, ту есть пещера и монастырь, который содержут христиане кофтские. Еще ж монастырь имеется наш православный, Великомученика Георгия, в доме патриаршем, церковь состоит Николая Чудотворца, другой нет[71]. Град Египет такой великий, что вдвое более Царяграда, и, сказывают, одних мечетей арабских более 20 тысячь. О многолюдстве его весьма удивихся. Зимы там не бывает, и зной весьма велик, того ради не могох терпети солнечного вару, присужден возвратиться в Александрию.

Еще же примечанию достойно, когда Нил река разливается а потом убывает, засевают хлеб и бывает великое хлебородие. <…> Поспевает хлеб в феврале месяце, где у нас состоит самое зимнее время.

Первые украинские путешественники появляются в Египте в начале XVIII в. Как и русские паломники, украинцы посещали эту страну в основном по пути в Иерусалим, следуя на поклонение святым местам Востока.

Украинская паломническая литература XVII–XVIII вв. тесно связана с соответствующей русской и сербской, в меньшей степени — с греческой и западноевропейской литературами, а также с православными славянской, греческой и арабской устными традициями. Об этом, в частности, свидетельствуют термины, которыми в украинской паломнической литературе обозначены африканские христиане: «кофтес» (греч.), «хабежи», «коптии» (серб, и русск.), «кофи», «копти», «кофта», «абесины» (последнее — западное).

У Ипполита Вишенского Эфиопия названа «Агавешской землей», что явно восходит к арабскому биддд ал-ахабиш «земля абиссинцев». Очевидно, это название почерпнуто в живом общении с арабами в Палестине или на Синае. Следует отметить, что из украинских паломников XVIII в. только Василий Григорович-Барский хорошо знал арабский язык.

Надо думать, что в Египте и Иерусалиме находилось в то время немало украинцев. Прежде всего это были полоняники. Об одном из них, сыне бахмутского атамана из Слободской Украины, носившем в Египте имя Касум-бек, упоминает грузинский источник XVIII в. О Касум-беке говорится, что он являлся «выдающимся беком в Египте» и что мамлюкские правители этой страны грузины Ибрагим-бек и Мурад-бек[72] «весьма его почитают». Вместе с Касум-беком в мамлюкских войсках Египта находилось 11 младших командиров (кашпфов) и 860 рядовых воинов, не считая вышедших в отставку — все из «русских» пленников (вероятно, в большинстве украинцы[73]). Примерно в те же годы в Палестине женой местного турецкого паши была пленная украинка, имевшая на него большое влияние. Кроме того, в греческих православных монастырях Палестины в конце XVIII — начале XIX в. постоянно находились украинские монахи. В частности, они жили в монастыре св. Саввы, где временами находились и выходцы из Эфиопии.

Первым дошедшим до нас памятником украинской паломнической литературы (кроме древнерусского «Хождения игумена Даниила») является анонимный западноукраинский «Путник о граде Иерусалиме», датируемый концом XVI — началом XVII в. Анонимный паломник в Египте не был, он побывал лишь в Иерусалиме, где наблюдал богослужение коптов.

Следующим по времени является паломничество северных иеромонахов братьев Макария и Селиверста. По дороге в Палестину они в 1704 г. посетили Нижний Египет и оставили любопытное описание этого уголка Африканского материка. В Иерусалиме они также видели африканских христиан — коптов и эфиопов («хабежей»).

Четырьмя годами позднее в Палестину и на Синай совершил паломничество черниговский епископ Ипполит Вишенский. (Его здесь неверно информировали о том, что на африканских берегах Красного моря «аж до Агавешськой землi» «свою вiру держать» копты.)

Далеко не всегда можно выявить украинцев среди массы славянских паломников в Палестину, Египет и на Синай. В обстановке постоянных войн с Турцией им приходилось скрывать свою национальность.

Характерный пример. Монаху Матронинского монастыря из-под Чигирина Серапиону Множинскому-Каякову, совершившему паломничество в Иерусалим в 1749 г., счастливо удалось избежать заключения в турецкую тюрьму: он дважды уплатил харадж («гарач»), «только ж другая опасность была: бо греки говорили, ни русином (украинцем), ни москалем (русским) не называтися мнi, но или болгарином, или сербином зватися, да не како увiдавши турки мене быти от Российского государства, за шпiона причтут и ухватят».

Наиболее выдающимся из украинских путешественников XVIII в. был Василий Григорович-Барский, характерный представитель поколения украинской интеллигенции, которое не находило на родине применения своему образованию и талантам.

Родился Барский в Киеве в 1701 г., учился в Киевской академии, но из-за болезни не окончил ее, однако успел изучить старославянский и латинский языки. В 1723 г. вместе с другим студентом, Юстином Леницким, Василий Григорович-Барский тайком от родителей отправился во Львов, где надеялся продолжить образование. Назвавшись польскими подданными и униатами братьями Барскими, друзья поступили во Львовскую иезуитскую коллегию. Но вскоре обман открылся, и оба молодых киевлянина были изгнаны из коллегии.

В течение следующих двух лет Василий Барский исходил пешком Венгрию, Австрию, Словению, всю Италию, затем путешествовал по материковой и островной Греции, Сирии, Палестине, Египту, иногда подолгу жил в греческих монастырях. Литературный греческий (византийский) язык он изучает в Венеции, в ливанском Триполи, на Кипре и Патмосе, сам преподает латинский язык Кипрскому архиепископу Филофею, становится доверенным лицом Антиохийского патриарха Сильвестра, переписывается с Симоном Тодорским, первым украинским знатоком арабского и эфиопского языков, поддерживает знакомства с греческими просветителями, на некоторое время поселяется в Константинополе, откуда совершает поездки по европейским и азиатским владениям Турции.

Греческим и латинским языками Барский владел прекрасно, и это весьма помогало ему в голодной, нищенской и скитальческой жизни. Арабским языком он овладел настолько, что смог исповедоваться по-арабски арабскому православному священнику в сирийском городке Эдлибе, а позднее под видом дервиша, путешествуя с караваном мусульманских паломников, он даже проник в знаменитую Дамасскую мечеть, закрытую тогда для иноверцев. Он оставил уникальное описание этой мечети, а также древних и до сих пор загадочных циклопических сооружений Баальбека, колонны Помпея в Александрии и других памятников прошлого. Очень подробно Барский описывает Нижний Египет, где он побывал трижды, а также коптскую религиозную колонию в Палестине. Ниже приводятся отрывки из его путевых записок, посвященные Египту.

На родину (пешком через Болгарию и Румынию) Барский вернулся лишь в 1747 г., чтобы занять кафедру профессора греческого языка в Киевской академии, но через месяц после возвращения в родной дом умер.

Приводимые здесь отрывки из описания путешествия Макария и Селиверста воспроизводятся по изданию: [Макарий и Селиверст], Путь нам, иеромонахам Макарию и Селиверсту, из монастыря всемилостивого Спаса Новгородка Северского до святого града Иерусалима поклоyитися Гробу Господню в 1704 г., — «Паломники-писатели пепровокого и послепетровского времени или путники во святой град Иерусалим». «Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете», ин. 3, отдел V, М., 11873.

Текст записок Барского дается в основном по научному изданию Н. Барсукова (Странствия Василия Григоровича-Барского по святым местам Востока с 1723 по 1747 г., ч. 1—IV, СПб., 1885–1887). Использовано также первое издание 1778 г.: [Василий Григорович-Барский-Плака-Албов], Пешеходца Василия Григоровича-Барского-Плаки-Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим написанное, СПб., 1778, в котором оригинальный текст местами существенно искажен при первой редакции главным образом в целях приближения его смешанного украинско-русско-старославянского языка к русской литературной норме второй половины XVIII в. Мы сочли, однако, возможным сохранить некоторые термины первого издания записок Барского (они даны в квадратных скобках).

Язык памятника — украинский, с отдельными старославянскими, русскими и польскими словами. Несомненно, все слова произносились по правилам украинской фонетики, но писались в традициях древнерусской орфографии с элементами старорусской и отдельными «гиперрусизмами». Эта орфография передана здесь весьма условно для удобства прочтения текста русским читателем. В сносках дан перевод украинских и польских слов.

Макарий и Селиверст (1704 г.)

Александрия град был великий и хороший, которого еще фундовал[74] царь Македонский, а теперь того строения мало, некак части стоят, весь город пуст и палаты поразвалилися, и стены городские две муровано[75] каменей весьма высоко, а между теми стенами спацеру[76], же [что] можно возом проехати и разминутися. А людей трохи мало зостает над берегом морским, где корабельная пристань, там на море и замок блиско пристане, а живут в замку и в граде все арапи. А двор святейшего патриарха стоит посеред града Александрии, а близ двора патриаршего никто не живет, все пусто; и тут еще арапи не дают покою святейшему патриарху. Тут ж, в великой церкви, в приделе святой великомученицы Екатерины, есть столпик невеликий мармуровой[77] белый, до которого каменя главу втято великомученице Екатерине; еще и доныне есть многим видети на столпику святой великомученицы кровь, и тут верни кланяются и целуют тот столпик; также и нам бог сподобил видети кровь святой великомученицы Екатерины и знаменоватися. По правой стороне к двару святейшаго патриарха стоят недалеко палаты святой Екатерины, только же мур[78] поразвалился; где у ворота были, там стоят семь слупов[79] мармуровы, круглые, весьма хорошие; по левой стороне стоит церковь святого евангелиста Марка, развалилася вся. Преславны убо град Александрия, же не мощно изрещи, как там все мудро строено. Первое дело, как вода выведена: во Александрии реки никакой нет, кроме моря, а морская вода весьма солона, никак пить [не мочно], и есть Нил река, которая идет в Египецкой земле, а из Александрии до реки Нилу дни 4 ходу; и от той реки Нилу ведена вода под землею даже до Александрии; и тут в Александрии, как есть город великий, то под тем городом вырыта земля весьма глубоко, вкопаны столбы мармуровые и пущена вода из Нилу реки под весь город. Александрия же стоит на столпах каменных на воде и подавно из-под земли наверх; окна как колодези всюду по городу и по дворам; а тех окон всех есть, поведают тамошние жители, же четырнадцать тысящ; и как приидет вода из той реки Нилу, то все студне[80] те наполняет; а та вода приходит из Египецкой земли в Спасовку[81].

А из Александрии мы пошли Белым морем по-прежнему, и шли день, и пришли под городок, Бугор назваемы; и под тем городком 2 дни стояли, и там видели арапов, ходящих и веселящихся, что вода пришла, а ходят по дворам с бубнами, воспевают и скачут, и скороговорцами, яко бы у нас священницы ходят с процессиами. И пошли от того городка, и пришли в Нил реку, которая идет Египецкой земле, а идет велми быстро и околомутно. И пришли до города Рехиту, и тут пережили 3 дни, и в том городе [видели] двух птахов очень великих, называемых струси; крыла их кожаные, иже не могут летати, перья на них как на курице кострубато, ноги их велики, а копыта как в товарине[82], шея долгая и голова невеликая, якобы в гуси или в качки[83]; а кто дразнит, то копытами бьет. И пошли из того града также Нилом рекою, и та река всю Египецкую землю напояет; не бывает дождь, а не теж зима, и та река Нил, как приидет в Спасов пост вода, то все поля египетский понапояет вместо дождя; еще же те люди, тамошние жители, наполняют рови и пускают на нивы свои и задерживают на нивах, то вторичны плод земля принесет. Овощей теж в Египецкой земле больше нет, кроме фиников; как в нашей земле гаи[84] великие, то в Егппецкой земле так финики; а солнечная горячность неизмеримая, и земля египецкая не веселая <…> И мы шли Нилом рекою миль двести; тут же ишли и мимо гор Фараоновых, которые мурованны каменей, и на тех горах показывали египтяном чуда свои плюгави; так поведают, же тих с гор дождь и гром. И от тех гор пришли до Великого Египту, и тут жили дни 3 у святейшего патриарха во дворе Александрийского, и тут во дворе церковь святаго Николая. Дивно же нам поведали о той святой церкви: «Некакн преславны был из Царяграда на князство Египецкое, и повеле церковь святого Николая отнять и претворити в баню; патриарх же нача скорбети, и помолився в церкве с христианы, в ту же нощь пришед святы Никола до князя, взял его за горло рукою, и стисне и рече ему:, Почто еси велел из дому моего сотворите баню? Аще не велиши дому моего отдати христианам, то в другую нощь прииду и погублю тя!» В тот же час послал князь и велел ту церковь кленути[85] и отдати в целости патриарху со христианы, и ту церковь держит святейший патриарх и служит до сего дни». На утришии день повели нас в стары Египет, а в старом Египте большая церковь есть Святого победоносца христова Егория, и по правой стороне написан образ Георгия медяны; много знамения и исцеление бывает от того образа не только христианам, но и туркам и арапам и протчим языком и еретикам, но все невозбранно входят. И много церквей есть, тако ж обладают еретики: церковь Пресвятой богородицы успение, Святых мученик Сергия и Вакха и Святые великомученицы Варвары. А в старом Египте немного живут старых египтян, цыган, но турки и христиаия живут. А стена градцкая местами развалилась, токмо одни ворота стоят целы, в которы въехала пресвятая богородица с Христом и Иосифом из Ерусалима. И оттоль возвратилися паки в патриарший двор. А из Египту также пошли Нилом рекою уже за водою; ибо Нил река раздвоилась на две, и пришли до города Дамьяту…

Отрывки из «Путешествия к святым местам» Василия Григоровича-Барского

Начальник корабля приста к единому пристанищу, нижей Александрия сущему, именуемому Апокерея, иже есть место убого и оскудно во вся, понеже на песку стоит, идеже ничто же не рождается, токмо фиников многая множество, от них же арави кошницы плетут зело лепотним художеством и продают во вселенную. Тамо християне не обитают, токмо самие агаряне; уведавше же от пришелец, яко в Александрии патриярха несть, но в Египте [Каире], понеже патриярх ради тамо хотехом дойти и не инной вини, сего ради пренесше свои вещи в ин мал корабль эфиопский[86], и замедливши тамо два дни, третьего дне отплихом к граду, рекомому Рахит; идеже первее плихом морем, таже дванадесять миль рекою Нилом.

Рахит несть град стеною оточен, но касапдс [пристань], си есть [то есть] множество народа и зданий, якоже град, имущ; стоит же при Ниле реце [реке] за дванадесять миль от брега морского, на равном и прекрасном зело месте; много имат древа садовного от смокв, бросквин[87] и лимоний [лимонов], наипаче же фиников бесчисленное множество, иже, аки леей, лето и зиму зеленеют, понеже от оних древес никогда же листвие [не] отпадает, от них же делают эфиопи[88] кошници, верви, клети и прочая на потребу купеческих товаров; 12 бо миль от моря даже до Рахита, все бреги и острови Нила полни суть древес финиковпх, сице же лепоту являют человеку, яко не могут насладиться очеса его. Есть же пристанище великое и богатое. Понеже от Египта[89] Нилом рекою тамо вен [все] товари купеческие приходят, и оттуда в инние страниц разносятся. Приходят же тамо по суху и по водам торговци великие от всея вселения: от всея Анатолии, Чермного же и Белого[90] моря, от Венеции и всея Италии, и взимают оттуду кафе [кофий], риж[91] (т. е. сарацинское пшено. — Ю. К.), лен, плоди финикови, ткани различна и инние вещи драгие, от Индии приходящие. Не приходят же тамо корабли великие, но малие все: понеже река мелка есть; его ради оттуду товари купеческие переносятся малими кораблецами в Александрию, яже стоит на пристанище морском, и оттуду развозятся кораблями великими в инние странни. В Рахите строение домов високое и зело лепотное, понеже окон множество малих же и великих имут, яко полати, аки сеть сквозе зрятся и ветр дыхает внутрь от всех стран.

Вся же здания суть от плинф дробных печенних [жженых], а не от камене, понеже тамо каменя трудно есть обрести, ибо несть нигде же гор, но всюду равное поле, и земля мягка, якоже [то же как и] в Российских странах. Тамо различного язика и веры людие обретаются: греки, римляне, армени, копти, жидове, турки же и арави; христианских церквей две токмо: греческая, ею же обладает патриярх александрийский, и римлянов монастир с церковию, прочее же турецких мечетов полно. Тамо брашно и всяко ядение несть скупо, токмо вино, понеже тамо не рождается, но привозится от инних стран христиан ради и жидов; турки бо и эфиопи по правилу веры своея не пьют вина, разве некий тайно, не храняй твердо веры своея. Тамо кладязов и источников к питию несть, но весь народ от реки Нила почерпают и пьют; аще ископовают студенци[92], то слану воду обретают, яже точию к помиванию сосудов угодна есть. Тамо аз разлучихся с вишеписанпим сьпутником, еиромонахом от гори Афона, и, замедливши три дни, отплих рекою Нилом в великий град Египетский Каир] июлия последнего числа и приспех тамо четвертого дня.

Пришедши аз в великий град Египет [Каир] и не ведущи (яко странен и нищ), где главу поклонити [преклонити] и обитель обрести на некое время, молях всещедрого бога, да попечется о мне грешном; идох же в метох к иноком горы Синайские, си есть [то есть] в дворе их, в нем [же] исшедше от монастиря иноци потребы ради в Египет или в ину страну грядуще чрез Египет [Каир], тамо препочивают неколики дни, инние же всегда сидят, ради послушания монастирского, яко то: пшеницы ради, елея, сира [сыра] и прочих вещей, яко вся на пищу, на потреби мопастирские, от Египта [в Каире] купующе, посылают тамо. Пришедшу же ми в метох, и сущу тамо на то время архиепископу горы Синайские именем Иоаникию, абие идох к нему и приветствовавши его по достоянию, сказах ему намерение и вину, коея ради приидох в Египет. Отвеща ми, яко аще би кто тисящи истощал, не можешь нине пойти в гору Синайскую; не токмо бо страннии, но ниже ми своих иноков прекормпти, ниже отсюду послати тамо, се же того ради, яко ми не могуще прекормпти эфиопов, избегохом всп иноци [иноки] нине в Египет [Каир], токмо оставихом малих числом, ради церковного правила, да обитель святая не опустеет. Еже бить истпнне, в то бо время слышашеся от всего народа, яко арави путь заключиша к мопастпру, и невозможно есть никому пойти. По изволению убо архиепископа, дадоша мне едину келиго к обитанию на время ане метоха, с купцами греческими, идеже замедлевши дний неколико, ходих всякого дне к иноком на трапезу и питахся от них. Вопрошах же последи вторицею и третицею архиепископа, аще мощно есть мне не лишитися оного святого поклонения, отвеща ми паки, яко не возможно есть отнюдь ныне, донележе не примирится паки с эфиопи [эфиопами] и отверзется монастир, а еже когда то будет, ми не можем ведати, или по неколицеих месяцех, или по неколицеих летах. Тожде реша [рекоша] и прочие иноци. Тогда аз прискорбен бих зело, недоумея, что творпти; пониже возвращатися в отечество кроме сего поклонения, толь многие благодатию божиею посетивши [уже] святые места, зело печаль бисть: ожидати же паки, не ведущи конца времени и како и откуду би питатися, и истощание на путь имети, зело неудобно мнящеся бити; прочее возверзох на господа печаль мою, да той мя, якоже сам весть, пропитает, положивши в уме своем, яко аще есть воля божия, желание мое исполните. Он вся добре помислит о мне. Случившуся же тогда бити в Египте [Каире] святейшему патриярсе [патриарху] Козме, и хотящу оттуду изийти в Рахит, желах прияти от него благословение. В един убо [день] от дний идох в двор патриярший, и угоден час получивши, удостоихся его святую лобизати десницу и прияти благословение, купно же собеседовати, иже мя вопроси, кто есмь, откуду и чесо [чего] ради прийдох во Египет. Яже вся аз вкратце известих; сжалижеся [сжалился же] о мне, яко в толь далечайший страны прийдох, найпаче же в нищете сий и не мый [не имея], где глави приклонити, советова мне, да сотворюся от него инок и пребуду с ним вкупе; мне же на та не преклоншуся, остави мя и рече, яко в гору Синайскую недобен есть проход, но аще имати намерение проведлити некое время в Египте, ожидая угодного времени поклонения твоего, седи зде в дворе моем, и кормися вкупе от трапези инок [иноков] моих, донележе ти есть угодно; даде же ми [мне] и писание общее к всем християном, еже мя миловати, и сам от своея десници даде ми милостини. Аз же сподобивийся таковую восприяти от него благодать, припад к ногам его и святейшую его облобизавши десницу, благодарствовах до зела. Препоручи же меня своими усти [устами] иноком, их же остави малих числом в дворе своем, ради управления церкви и христиан; сказа же в день недельний поучение к народу греческим диялектом, ради греков, иже тамо обретаются много; купно же при нем стояше и толмач, иже, яже слышаше от уст святейшего патриярхи глаголемая словеса, абие таяжде к арапом христианом, арапским язиком толковаше. По поучении же всем людей, в церкви сущим, общее разрешение прочте. Таже в утрие изиде от Египта с многою честию, провожающу его духовному собору и всему клиру церковному; тогда архиепископ Синайские горы примирися с святейшим патриярхом, понеже прежде между собою распрю некую имеяху. По отшествии убо святейшего патриярха остахся аз во Египте во дворе его с прочими иноки, пищею и питием питаем довольно, якоже в дворе родившего мя отца, и обитах тамо, ожидающи день от дне [от дня] угодного времени путешествию моему, в греческом поучаяся язику; славях же и благодарях бога, и великого благодетеля моего, святейшего патриярху Александрийского Козму; труда же и дела чуждого накаковаго же не имех, разве токмо на свою потребу; токмо пноци [иноки] сотвориша мя на время трапезаром, им [же] постилах и изметах [смешах] трапезу и сам купно с ними ядях, якового [такового] послушания аз сам паче хотех, нежели они. Любяху же мя иноци [иноки] все патриярха ради, понеже мя оним любезно вручи, и препровождах дни благополучно, и сотворих многих себе знаемих и дру-гов, с ними же, аможе хотех, свободно ходих в Египте, и рассмотрех всю красоту, величество и строение града, еще же вся чины и обычая [обычай] народа египетска [египетского], еже последует в описании Египта [или Каира].

Египет [или Каир] есть град зело ветхий, не зданием, но лети, еще бо прежде рождества Христова и прежде Ветхого закона, Моисеем данного, бисть; и из него же изведе пророк божий Моисей люд [народ] израильский <…> Самое же видение паче слуха уверяет; вне бо града суть многие гори, яже не суть естественни, но чрез толь многие времена народ, е Египет обретающийся, зметающе своя доми и стогни и вергающе вне града, сотвориша горы от сметия. Ведати же подобает, яко Египет разделяется на два наименования: Египет именуется вся страна Египетская, и Египет именуется град. Град паки Египет именуется двоубо — Египет Ветхий и Египет Новый, еже есть град ветхий и новый; град, убо ветхий иже прежде бяше, во время жидовское, ныне зело обветша, стены же и дома падоша многи, обаче несть вовся разорен и пуст, но и ныне народ обитает, найпаче же християн много. Новый град мало от ветхого есть отдален, в нем же князи и велможн великие, и богатие купци, и многоразличен народ обретается, и о сем Египте слово мое предлежит. Египет есть слово еллинско, еже происходит в славенском и латинском язице [языке], простым же языком римским именуется Gran Cairo, турецким Мисир [Мизор] и арапским Мацар [Мусир]. Египет стоит на равном, веселом и добром месте над рекою словною Нилом, яже великие користи творит в стране той, токмо крепость, то есть замок на высочайшем от града месте при горе<…> И от камения гори оной храми, полати и все здания строится. Там доми иние от родимого камене, иние же от плинф суть здание строением високим и лепотним, много чардаков и окон имущие ради прохлаждения, понеже зело тепель и неудобостерпим край есть, наипаче же капища турецкая, си есть мечети, и полати благородних мужей [такожде и дома знатных людей и богатых купцов], и от вне довольно лепотни, наипаче же внутрь зело краснн, верху позлащенны или цветами исппсанни, низу же искуссним художеством различными мрамори упещренны и драгими одеждами послании, яко места плюновеиию несть. Тамо обичай есть ходити босима [босыми] ногама [ногами] внутрь домов, понеже чисто восходи и нисходи измовенни суть. Улицн тамо мало обретаются широки, но все узкие, и домов строение тесное зело, яко к многим домом вход точию един, идеже обитают пять или шесть господаров [хозяев] вкупе с женами и детми, едини низу, а другие горе; се же множества ради народа, населшагося тамо, таковая есть теснота; обретаются бо самих токмо капищ турецких, якоже повествует народ, до шести сот; домов же числа никто же весть; народа же толь много, яко на всяк день не токмо на базаре, але [но и] во всех [улицах] и малых стогнах градских разминутся нуждное есть; не токмо же в дни, но и в нощи много людий обретается, понеже тамо вси в един час никогда же не усипают, но инии в дни труждаются, инии в нощи, найпаче [же] вещи к ядению и питию в нощи делают. По стогнах же кандилы [фонари] зажжении чрез всю нощь горят, да не преткновенну имут стезю ходящий в нощи; к тому же и злый человек абие познан и уловлен бывает; обычай бо тамо есть нощию проходити дозорцем стогни градские, злочшщов ради, иже егда некоего уловят, аще и малейшее знамение нмущаго к злу, абне на стогне, кроме всякого суда., в главу усекается; сего ради народ с великим страхом и опаством [опасностью] нощию ходит. Обретаютжеся [обретаются же] в Египте многая капища турецкая пространна и велика и лепозданна, имущая вие, на верее главы возвышение, им же би зело прилично бити церквами христианскими, аще би токмо было изволение божие. Улицы градские [узкие] не суть послании каменми, якоже в инних странах, но имут землю естественную, и начальнейшие суть чисти и пометаеми на всяк день; неции же обретаются полип сметия и нечистот. Се же отчасти, яко народ эфиопский варварск, и небреглив, отчасти же, яко тесно людие обитают, несть бо града большого во всей турецкой земле, паче Египта, чесо [чего] ради италеяне искусивши [исходивши] и рассмотревши многие гради и страни, повествуют общее слово [присловие] сице: tre paeze bono tropo grande gran Cairo di Siria, Milano di Lombardia e Parizo di Franza, то есть: [яко] три на вселенной градове [грады] больший народом и протяжением суть: Египет в Сирии, Медиолан в Ломбардии, Италиянской земли, и Париж в Французской [земле].

В Египте обретаются люди различного рода [народа], различной вери и различного язика, яко то: турки и арави, аще и единоя вери суть, такожде греки и арави, православные християне, иже имут церквий три: первая Святителя Христова Николая, и сия есть в новом граде, и есть двопрестольная, вторая, Святого великомученика Георгия в Египте Ветхом, и сия есть в монастири, в нем же убогие иноци, немощные старици и бедние сироти обитают и пищу имут от милостини христиан. Тамо обретается и икона Пресвятие деви богородици, яже принесена есть от Венеции единым купцом <…> в 1727 году. Третья церковь есть Пресвятие богородици, и та есть весьма пуста, ниже врат, ни затвора, ниже каковаго либо внутрь украшения имущая, обаче и там на всяку суботу литургия бивает ради усопших, понеже там телеса их погребаемо бивают. Храм убо той [тот] и довольно есть пространен в висоту, в долготу же и шпроту, и познавается яко иногда зело лепотен бяше, и зело же ветх есть, обаче число лет уразумети пуждно есть, понеже писмена и подписания вся отрошаея, точию имя святейшего патриархи Александрийского Григория, о чесом несть известно, аще ли в время его созданна, или обновлена бысть? Обретаются еще в Египте римляне, иноци же и мирстии и церковь имут две [имущие две церкви], едину в Новом, а другую в Ветхом Египте. Литургисают же и в предреченной опустелой церкви, таможде и погребаются не токмо французи и венециани и гишпани [испанцы] и консул французский, иже обладает ими. Обретаются в Египте енглези [англичане] и консул их и все европейцы обретающиеся в Египте. Суть паки армен [в Каире также есть армян] множество и церковь свою имут и патриарху. Обретаются еще некий християне еретики, нменуеми копти, си есть обрезанци, иже и крестятся, и обрезуются, и многих прочих ересей держатся, и тих [тех] суть множество в Египте, и церквей их обретается число не мало; имут же своего особ-ного патриарху, и себе с ним за православных бита, и патриарху своего достойна александрийский престол дежати мнят и проповедуют; греческого же патриарху и всех купно с ним за неправославных бита почитают. Обретается же тамо и жидов много, и свою такожде синагогу и жилище особно имут. Многое же множество турков странних от Константинополя, Анатолии и от инних великих градов и островов морских обретаются тамо, но аравов без числа суть, тамо бо их род и отечество есть. Египтяне не имут инной воды к питию, токмо вси пиют от реки Нила. Египет есть славен множеством купцов различними и драгими товари [товарами], понеже есть пристанищем торговцов, от Индии возвращающихся. Египет великие корысти имат от Нила реки и от Чермного моря; начало убо его совокупляется с океаном, конец же отстоит от Египта три дни хождения землею, идеже есть пристанище, рекомое Сувез [Суез]. Возвращающиеся убо купцы кораблями от Индии чрез океан, проходя чрез Чермное море, и приносят в Сувез лаван, смирну, перец, кинамон и прочая коренпи благоуханная, такожде сосуди драгии фарфорнпи и инние многоценни вещи; приносят же кафе [кофий], иже рождается в Емени, над Чермним морем, яже страна не в власти турецкой есть, но особно. Та убо вся вещи приносятся чрез море Чермное в Сувез [Суез], а оттуду по земли в Египет; от Египта же на Чермное море посылается риж [сарацинское пшено], пшеница, фава [бобы], сочиво[93] и вся ядомие вещи, яже тамо оскудни суть. Се Чермное море коль велию корпеть приносит Египту. Не малое добро и Нил река творит, яже разливается на всяк год и наполняет, и тогда копают людие рови и напояют вся поля Египетские от сладости реки, толь бо сладку и здраву воду имат, яко на островах реки тростие рождается, сок сладок имущое, от него же делают цукор. Егда же напоятся поля и река испадет, тогда сеют пшеницу, риж, боб, сочиво и прочая, яже вся благословением божиим тол угобзаются, яко всей Аравии от Египта изобиловати, тако бо много рождается рнжа, яко в наших странах жита или пшеници. Товари же вишереченнии идут от Египта Нилом рекою в [Архипелаг и] Белое море, а оттуда в всю Турецкую страну и прочие [земли]. Кораблецов и ладий [кораблей и ладей], яже на реце [реке] Ниле путешествуют, суть многое множество, непрестанно бо иние от Александрии, иннии от Рахита, инни от Дамяти приходят в Египет, иние же от Египта возвращаются тамо. Египет, аще и под державою есть султана турецкого, обаче не веема ему покоряется, токмо дань дает ему, и паша, иже обладает Египтом, наставляется от Цариграда. Обаче паша тамо не долго господствует, един бо другого низлагает; той лучший, иже крепчайший, един бо другому от господий не покоряется, и един с другим дом на дом брань творит. В Египте пляц, или пазар [рынок, или базар], или торжище великое [высокое] зело есть, на нем же бесчисленное множество народа на всяк день обретается, и комори [лавки или ряды] купеческие зело тесно устроении суть. Истинне же рекше, весь град торжищ исполнен, идеже в всех стогнах низу [внизу] комори [лавки], верху [вверху же] едини на других полати високо строенние суть, в них же окон и чардаков множество, ради прохлаждения, суть. Верху же всех домов египетских аки комини или столпи [камины, или трубы, наподобие столпов] устроение, в ня же дишет ветр и проходит во все келии зданий, даже до низу, и прохлаждает обитающих, и се есть зело нуждно и потребно тамо, понеже, ради тесних улиц и високих зданий, не может ветр дихати внутрь домов, инако же би не мощно било жити народу, ради горячести солнечной. В Египте вода продается, аще и река при боце [вода близ града] есть, понеже от домов, воскрай реки стоящих, сами людие почерпают воду, и иже внутрь града далече обитают, не могут на всяк день ходити к реце [реке], но суть на то особине человецы [особенные люди] — водопродавницы, иже почерпают мехами кожаними от реки воду и, возлагающе на верблюдп, приносят в град и продают; пиной же води к питию несть, понеже страна та есть слана, и аще обретаются тамо кладязи в всяком дворе, но в всех слана вода обретаеться; ею же токмо сосуди омивают. Имут же в Египте ископан ров, им же река, в время умножения води, входит внутрь града, и тогда на малой цене воду продают. Суть же в многих дворях господских стерни, то есть ями, в подобие кладязом созданны, яже тогда купующе наполняют и пиют до года. В Ниле реце рпбы довольно различной. Начало же ея есть от единого езера [озера], или ями, рекомой Заира[94], яже обретается в Хабесии, и егда убо яма та вскипит и умножает воду, тогда и Нил много разливается в широту и многп користи творит обитающим людей при нем. Проходит же чрез всю Ефиопию, и нижае Египта разделяется на три части: часть течет в Александрию, часть же в Рахит, часть же в Тамят [Дамиату], наконец впадает в Белое море. В Египте обретается древес садовних много: помаранчов[95], лимоний, родий, найпаче же от фиников; оградних плодов тамо велие изобилие в зиме и лете. Хлеб, елей, сир, масло, кафе и вся вещи, яже к пище, на малой цене продаются, вино же и горелка скупо, понеже от Белого моря приходит, а не тамо делается. Сребра тамо изобильно обретается, и удобно тамо может человек обогатети, найпаче же умеющ художество, на всякого бо художника зело тамо добре есть. Египет на четири имени разделяется; первое именуется Египет, идеже обще весь народ обитает и торжища началнейшая суть. Тамо убо и церковь греческая, и синайский метох, и двор святейшего патриархи Александрийского обретается, в нем же наместник его с иноки, иногда же и сам купно обитает; тамо и аз пребих вся дни замедления моего в Египте. 2) Крепость, или замок, и стоит особно на месте високом и именуется Кале, идеже аз множицею ходих; тамо имут армати[96]и прахи. Тамо обитает паша и прочий начальницн; тамо суди действуются и глави осуждениях посецаются; тамо монета, или пенязи, медние, сребряние и златие делаются, еже сам своима очима видех. Обретаютжеся тамо и доиине еще полати фараона и Иосифа Прекрасного, иже суть нине пусти и раззореини. Фараонових убо полат зело гордое и високое строение от великих каменей, и внутрь познаваеться, яко позлащенни бяху. Тамо же недалече обретаются останки единого здания великого, идеже нине торжище есть; тамо суть столпов много единокаменних, толь великих, яко чудитися всякому зрящему на ня, како и каковою силою столь велия тягота камене подвизашеся и здашеся, толстота бо их, яко трием человеком обяти, в висоту же шесть или седм сажений суть, еже не весть никто же, что бяше, но мнитмися, яко дом судилища бысть иногда, в нем же действовахуся суди в время царствования фараонова. Обретается же тамо внутрь крепости и полати Прекрасного Иосифа, иже иногда царствоваше в Египте и в них обиташе, иже такожде пусти суть и падоша, тамо две стене стоят, на них же смотрети зело лепо и удивително есть, понеже насаждении суть позлащенною и различноцветною мусеею и маргаритним черепием, то есть перловою матице[97]; не простим же художеством, но сице хитрим и искусним, яко землю, цвети разние, древеса, плоди, птици и прочие вещи изображении суть. Таможде внутрь Кале есть кладязь Иосифов, его же аз посещах и соглядах; изобразити же или описати совершенно, якоже есть в себе, велие мне есть не удобство, понеже таковой вещи нигде инде не случашеся ми видети. Кладязь оний рассудним умом и мудрим советом есть сотворен; обаче хитрость копания его нуждно есть изявити, понеже вся в земли есть и ничтоже от вне зрится. Обаче аз разсудному уму описую и начертаваю сице: кладязь оний не имат никакового притворного внутрь здания или стен, но в самой естественной земли, в мягком камени есть ископан на четири углы, равно в ширину и долготу, яко на четири сажени и вящше, глубок же без мери. Окрест убо того кладязя есть путь копан, аки улица или пещера, иже иногде бяше даже до конца глубины, нине же точию до половини, идеже в стенах кладязя окна суть пресечении, ради просвещения, обаче мало подают света, во глубине суще, но нужда есть сходити с огнем, якоже и аз снийдох. Тамо работницы приставленнии низводят вниз воли [волов], запрягают их в колесо, хитростне учиненное, им же горе воду тягнет от дна кладязя даже до половини, и сливается в едину яму, а оттуду верху кладязя иними волами, подобие запряжеиними, витягается вон сосудами, на вервах повешенними, инако бо сверху даже донизу единим влечением вервь неудобно досягнути води, ради великой глубини. От верхних убо волов даже до вторих суть нисхождения степеней 200, якоже аз сам измерих, а оттуду ниже мало вода зрится. Повествуют же тамо труждающиися работницы, яко еще вящшая половина есть вниз, нежели оттуду горе. Вода же несть сладка, но мала слана обаче в нужду безбедно питися может. И се о двоих частех. 3) именуется Ветхий Египет, о нем же пред рекох, яко тамо обретается монастирь греческий святого великомученника Георгия и церковь Пресвятая богородици, такожде монастирець законников римских и три церкви коптских, от них же в единой обретается един дом мал внутрь земли, в нем же [повествуется от християн] обиташе пресвятая дева богородица с Христом, избегши из Иерусалима, даже до умертвия Иродова; таможде есть и место купели, идеже омиваше пречистая владичица Христа спасителя. Между Новым и Ветхим Египтом есть високий каменний канал устроен, им же от реки даже до Кале течет вода; стоит же на столпах наподобие моста. Четвертое место именуется Полако [или Биржа], которое отдельне мало от града стоить, вос-край брега речного. Тамо суть полати краснии и великие и садов лепотних много суть. Тамо индукта [таможня] и торговое [пошлина] поплащается. Тамо комор [лавок] и имьбаров [амбаров] под полатами множество суть, в них же торговци слагают своя товари. Обаче вся та места предречена, аще и особнии имени имут, но вся един Египет бита именуется. Недалече от Египта, обон пол реки Нила, суть рукотворние гори, а от греков нарпцаемие пирамиди, иже суть четверограничный; всякая граница на стоп 75, висота же их есть на стоп пятьсот. Между ими же три височайшие суть и именуются гори фараонови, понеже фараон, сущи древле царем египетским, своим иждевением созда, мислящи суетная, якоже повествуется, да имат прибежище тамо, внегда би случилося божиим попущением разлитися реце до зела и потопити вся поля египетская. Еще же вестно буди наконец и се, яко в Ниле реце, горе далече, от Египта, на едином месте обретаются змееве, именуемие крокодили, наподобие ящурки сущие, с четирма ногами, обаче великие, якоже белуги или есетри [осетры] и могуть жити в воде и на земли: на время бо в воде суть, на время же излазять на брег, между сладкое тростие, и ядуть е [едят его] или препочивают в них; аще же случается, то и человека снедають. Вестно же буди в конец и се, яко в Египте в церкви греческой двома язики чтется правило церковное: греческим и арапским; греческим убо иноки, арапским же попи мирскии. Имуть же чин церковний в чтении и пении, и в служении лепотень, тако присутствующу патриарху, якоже и без присутствия его. На литургии же божественной всегда два апостола и два Евангелия чтуться, гречески и аравийски, разве инако случается в повседневие, егда едва кто приходит в церкви; в праздники же господския, богородични и инних нарочитих святих соборное служение бивает и по две литургии: ранная и позная, подобие и по вся недели. Иноци синайстии приходят в церковь патриаршую служити служби божой по вся недели и праздники, понеже в своем метоху церкви не имут, токмо часовню прежде имеяху, но бившим сваром между ими и патриархом Александрийским Козмою, отъяша турки и сотвориша свой мечеть…

<…> Обретается тамо един христианин, родом равлянин из Раифи, имий тамо и средство свое; той мя настави и научи, и подаде совет, како и каковим образом сотворю… Обичай бо тамо издревле имуть на три лета отверзати монастирь и кормити аравов, и на три лета заключати; тогда же по заключение, неколико токмо месяций кормивши, паки затвориша, и снийдоша иноки сь епископом в Египет, старцов токмо и немощних внутрь оставивше, не могуще их кормити, ради множества народа и недостатков монастирских: зело их нине великое число умножися, яковое прежде не бисть, якоже глаголют иноци. Яхься убо аз совета оного христианина, и сотворих, якоже ми повеле. В праздник же богоявления господня, вкупе с иноки патриаршими, обхождах доми християнские, носяши сосуд с водою освященною, и собрах неколико пенязей, и от часа того готов бих, усмотри времени и людий, когда би и с ким случилося пойти в Райфу. Приспевшей же убо святой четиредесятници великого поста и обретши человеков, грядущих в Райф, и давши мзду сто тридесят сребников, вседох на верблюда, и тако изволением божиим и наставлением онаго предреченаго страннолюбца изийдох из Египта на путешествие пустинное недели третей святого великого поста, в среду, марта 20 числа. Шествовахом же два дни полем равним, пещистим, дробное и острое камение имущим, трави же или билия, или древа, или води ни мало, третаго (третьего. — Ю. К.) же дне паки равним и безводним полем шествие творихом, но одесную и ошую недалече бяху горн и мало негде от древес обретахуся, води же ниже капли, идеже пустинц сухая слаиая и безводная; сухая, понеже тамо зими хладной несть, но всегда палит солнце толь люте, яко телу человечому проседатися; сланая, понеже места обретаются в горах, идеже суть сланое камение; безводная, понеже ни езера, ни источников, ни ям дождевних, ни внутрь земли, аще би и копал глубоко, несть води чрез три дни шествия, но народ, иже грядет тамо, почерпают воду в Египте от Нила и несут купно с собою. Тамо разбойников зело множество между горами обретаются, второго бо и третаго дне нападаху на нас множицею, в дни и в нощи, но помощию божиею никаковой нам не содеяша пакости, понеже бехом народ мног, к тому же и въоружен, а найпаче шествующи умножахомся, иних бо ми постизахом, иннни же нас, и не разделяхомся, но совокупно шествовахом. Третаго же дне на нощь толь много собрахомся, яко от единаго конца к второму грядущих не мощно бяше зрети, бяше бо яко до пяти тисящь верблюдь, наполненних брашни и товари, кроме людий, от них всяк своего верблюда смотряше; бяху же жени и дети, и иние на ослах, инне же, убожества ради, пешо грядяху. И тогда четвертаго дня с толь многим народом доспехом к Чермному морю, идеже край его есть и пристанище купцев великих, именуемое Сувез. Тамо весь народ предреченний с верблюди остася, ми же, неимуще тамо никаковой потреби, поминухом место оно и шествовахом в Райф. Бяше же нас яко двадесят верблюдь. Путь же тамо есть чрезь воду морску пребродити мелко, яко под руки человеку, широко же, яко двою стрелению з лука…

…Наяхь [нанях] аравина [аравлянина] с верблюдом, вседши, отъидох в Сувез [Суез] паки преждним путем. Приспех же тамо в великую суботу [20 апреля]., и обретши церков и христиан, замедлих тамо неколико днпй, празднуя светлое воскресение Христово. Имех же прибежеще у единаго христианина, именем Панагиоти, ктитора церкви тоя, у него же на всяк ден ядох трапезу…

Сувез [Суез] несть град стенами оточен [огражден], но едино поселение, на конци [конце] Чермнаго моря стоящое [стоящее], ради пристанища кораблей, идеже, якоже прежде рех, приходят от Египта с верблюди различили семена и бращна; и оттуду [оттуда] посилакэтся на Чермное море, идеже скудость их обретается; оттуду же кораблями от Ёмену приходит кафе [кофий], от Индии же различили драгоцении вещи, иже вся приносятся в Египет, и оттуду в инии страниц. Стоит на песце [песке], на отмеле морском, идеже вода на всяк ден умножается и низпадает, и егда умножается, тогда касается зданий, спадшей же воде, остает село на песце. Сего ради ниже пристанища кораблем великим имат близ, но вне издалече, на глубине морской, корабле купеческий вергают свои котвица, яко стадий три, и оттуду малими ладиами товари преносят. Имеша же иногда, вне селища, от севера, на едином песковатом холме крепость, или защищение, с въоружением, но понеже на песце здания не крепка суть, сего ради часть падеся, часть же внутрь песка въгрузися; нине же, токмо заменил ради, две или три армати на холме оном стоят. Суть же тамо внутрь селения господский двори, каменными стенами ограждении, и пред врати их обретаются неколико малих армат. Се же частию защищения ради, но найпаче приветствен ради кораблей, приходящих от Индии, понеже Чермное море впадает в окиян, окиян же в вся конци земли досязает. Стоит же недалече единой гори, лежащей воскрай моря Чермнаго, яже есть от запада, от востока же есть пустиня, к Синайской горе ведущая. Море Чермное к полудню простирается даже к Райфе и далее, таже на восток завертается [завращается]. Стоит на месте сланом, песчистом, пустом и безводном, идеже ничтоже ни от древа, ни от билия, ни от зелия обретается. Глаголю же, место безводное, не ради води сланой, ея же полно есть море и доми омочает, но ради сладкой, яже обретается токмо на едином месте, и та далече, полдня хождением, ю же приносят наемници мехами кожаними на верблюдех и продают скупо; и от плодов и ограднн ничтоже обретается, разве приносятся от Египта, тиех ден шествием и троценно и четвероценно продаются. Строение домов и дворов отчасти лепое есть и подобное египетскому, вся же к пищи и питию требуема много дражайша суть, нежели в Египте, ово яко нужден путь есть к преношению, ово село мало есть, народа же много, найпаче же от странних торговцев и поклонников турецких, их же великое множество собираются и идут в Кябе, на поклонение к гробу Махомета… Тамо обретаются от христиан аравов мало, имут церковь тесну и убогу, с священником, и суть под властню святейшего патриархи александрийскаго; обретаетьжеся и от чуждих христиан греков много, но случаем и не всегда, понеже ради купования товаров, идут токмо в Чермное море и возвращаются в свояси. Замедлех же аз в Сувези дний 15, ожидающи кафеле[98], даби с ним отъишол в Египет; обичай бо тамо есть таков, яко ни от Сувеза в Египет, ни от Египта в Сувез не преходят в мале числе людие, понеже на пути том обретаются разбойници, но купно с кафелем всяк путешествует. Кафеле же именуется [караван] оная подвода, яже переносит от Сувеза в Египет кафе [кофий], оттуду же в Сувез различное брашно, якоже прежде рех. Кафеле же имат до четирех тисящ и вящше верблюдов, и народа толико же, яже вся суть господин великих, иже в Египет. С тем убо кафелем, с тол многим сьвокуплшися народом, безбедно и благополучно вьзвратихься мая 8, паки в пресловутий и великий град Египет [ский Каир]. Путешествовахом же спешно два дни и две нощи, и третеяго дне приспехом рано к Египту [Каиру]. Славяхь же аз и благодаряхь бога, яко сподобил мя есть тол пусту и безводну прейти пустиню и получити желаемое поклонение мест святих, и возвратитися паки; и идох паки в двор патриарший, идеже прежде обитах с иноки, и замедлех даже до сошествия святого духа [то есть до 9 июня], нуждная и потребная себе уготовляющи на путь. Събрах же от християн, тамо обретающихся, милостину и сотворши благодарение иноком, и благословение от них приявши и прощение, и целовавши их и вся други и знаемие, изийдох от Египта кораблем малим в Дамят, идеже иногда от Иерусалима имех намерение прийти. Въседши убо в варку[99], си есть корабел, июния 10, с прочиими тогда случившимися християни, пловох Нилом рекою и видех весей многое множество, над рекою стоящих, их здание от плинф блатяних, несожженних [нежженных]; видехом паки от древа садовного множество и от оградин, дин [дынь] же и каунов [или арбузов] и рижов [пшен] сеянних велпе изобилие. Оминухом же некие веси многокрасотние [многокрасны] и великие и един касапас [порт, или] многим кораблем пристанище, именуемий Мансура, идеже строение домов зело лепое обретается, якоже и в Египте. Пловохом же всех дний 4, и пятого дня приспехом в Тамяф [Дамиату]. Тамо аз идох и гостах в дворе патриаршим и иноки его, и замедлех даже до конца месяца июния, чая собрати милостину от християн, но собрах зело малу, понеже христиане от многих просящих убогих тол стужишася и отяготишася, яко ни пред очима своима тогда их хотеша видети. Прочее, аз не-доумевающи, како обратитися, умислих ити в предели Галилейския и Дамаскови, поклонения и посещения ради, понеже слишах, яко и тамо многих мест святих обретаются. <…> Случившемьжеся тогда многим плисти кораблем, наполненними рижом [то есть пшеном сарацинским] и инними товари египетскими, вседох в един от кораблей христианских, пловох в Сирию, в престол антиохийский.

<…> Суть же много столпов каменних, целих, стоящих же и валяющихся семо и овамо по граде. Един же есть столп зело великий в висоту и толстоту, вне града яко поприщем отстоящ, делом и художеством изрядний, яко многи пришелцом чидитися, иже именуется столп Помпея. <…> Той столп измерен есть от искусних и разумних землемерцев, от стран западних приходящих (ибо они всякую вещь испитуют опасно), от них же известихся и аз, и глаголют быта, яко висоти имат стоп человеческих 122, толстота же внутрней стоп 12. <…> Суть же еще тамо внутрь града, от страни севера, близь монастира святаго Савви, при море, инны два столпы великии, целокаменни, прозиваемыи Клеопатрини. Клеопатра бо бяше некогда древняя и многоименитая царица, яже в незабвенную себе память постави оние чудние два столпи, мерою и делом в всем подобии суть, от них же един паде от многаго времени, вторий же стоит непоколебим. Тии познают бита, яко пред полати царскими иногда стояху. Имут же толстоти пядий единадесять, якоже аз сам измерих, висоти же не могох уведати, но разсудих бити саженей десять. Един и цел камень прост, не округол же, якоже обично столпам, но четвероуголен, и сьверху остр, и от всех стран единаче ширину имат, и некие печати и знамения изрити глубоко, яко на два члени перста, их же многи видеша, но истолковати не могут, понеже не подобятся а ни до еврейских, а ни до еллинских, а ни до латинских, а ни до иних коих-либо буди писмен. Едино точию знамение во всем подобное есть, якоже русское живете, прочая же птицам, ина же лацухам, ина же перстам, ина же точкам подобятся. Яже аз вся с многим тщанием и трудом исписах от единой точию 1-вой страни столпа, в удивление зрящим. <…>

Монастир святого Савви <…> церковь имат с покровом равним, без глави. <…> Храм есть зело лепь, точию темен и мало имущ окон, стоит бо в тесноте, между зданием келий; имат же в долготу стоп седмьдесят седмь, в широту шестьдесят и шест, в висоту же менее, и врата едини мали, от стени полунощной. И еще имат два вертоградцы, един сьпереди, а другий созади монастира; в них обретаются мало маслин и фиников и мало от зелия. В болшом же вертограде имут и болнпцу, в нем же иноцы болни или монастырский, или, по случаю, страннии пребивают даже до совершеннага оздравения. И сице убо ветхий град Александрия не имат ничтоже в себе лепотнаго от зданий или полат, кроме оних предъописанных вещей. Еще имат едину весь, от востока стоящую, внутрь града, и более ничтоже. И аще не бы обреталися онии тяжестнии и художеством искусниц древнии еллинскии столпи, не имел би град той никаковия похвалы от последних новосоздавшихся вне града на примории домов. В сем точию похвали достойна есть Александрия, яко есть многим и различним кораблем приемница. Два бо имат великии пристанища, един, менший, от востока, и сей есть ради французов, енглезов, фиаменгов[100] и венецеянов; второе, болшое, от запада, идеже корабле точию турецкий и грецкий стоят, и сие есть тишайшое и безмолвное. Посреде же сих, на едином тонком рогу, к морю простертом, есть создан каштел[101], лепотним и твердим зданием, от камени крепка, и вьоружен армати, ради пиратов и всяких врагов, имущих приключитися. Еще имат високо на едином столпе фанар, або лихтарня[102], в ней же на всяку нощ запаляется светлост, ради знамения кораблем, в нощи случаючимься припливати, иногда же и заблуждати, да удобие обрящут пут. И сия о Александрии. Пребих же убо аз в Александрии седмицу едпну, последи же обретши кораблец мал турецкий и давши мзду, уже не Нилом, рекою сладкою, но сланим и горким морем отплих паки в Дамят. За два дни нужду не претерпех многу, не могущу истерпети покушения морского, ничтоже бо не могох вкусити от пищи, но блевах многократно, наченши от Александрии даже к Дамяте…