Агасфер

Все, все века, прозрачные, лепные

тобой, любовь, снутри озарены, —

как разноцветные амфоры… Сны

меня томят, апокрифы земные…

Века, века… Я в каждом узнаю

одну черту моей любви. Я буду

и вечно был: душа моя в Иуду

врывается, и — небо продаю

за грешницу… Века плывут. Повсюду

я странствую: как Черный Паладин

с Востока еду в золотистом дыме…

Века плывут, и я меняюсь с ними:

Флоренции я страстный властелин,

и весь я — пламя, роскошь и отвага!..

Но вот мой путь ломается, как шпага:

я — еретик презренный… Я — Марат,

в июльский день тоскующий… Бродяга —

я, Байрон, — средь невидимых дриад

в журчащей роще — что лепечет влага?

Не знаю, — прохожу… Ловлю тебя,

тебя, Мария, сон мой безглагольный,

из века в век!.. По-разному любя,

мы каждому из тех веков невольно

цвет придаем, — цвет, облик и язык,

ему присущие… Тоскуем оба:

во мне ты ищешь звездного огня,

в тебе ищу земного. У меня —

два спутника: один — Насмешка; Злоба —

другой; и есть еще один Старик —

любви моей бессмертный соглядатай…

А вкруг тебя скользят четой крылатой

два голубиных призрака всегда…

Летит твоя падучая звезда

из века в век, — и нет тебе отрады:

ты — Грешница в евангельском луче;

ты — бледная Принцесса у ограды;

ты — Флорентийка в пламенной парче,

вся ревностью кипящая Киприда!

Ты — пленница священного Мадрида,

в тугих цепях, с ожогом на плече…

Ты — девушка, вошедшая к Марату{1}…

Как помню я последнюю утрату, —

как помню я!.. Гречанкою слепой

являешься — и лунною стопой

летаешь ты по рощице журчащей.

Иду я — раб, тоску свою влачащий…

Века, века… Я в каждом узнаю

одну черту моей любви; для каждой

черты — свой век; и все они мою

тоску таят… Я — дух пустынной жажды,

я — Агасфер{2}. То в звездах, то в пыли

я странствую. Вся летопись земли —

сон обо мне. Я был и вечно буду.

Пускай же хлынут звуки отовсюду!

Встаю, тоскую, крепну… В вышине

Моя любовь сейчас наполнит своды!..

О, музыка моих скитаний, воды

и возгласы веков, ко мне… ко мне!..