Агент 000

24 августа 1996 года где-то в двухстах километрах от Москвы лаборатория у портала

Всё же хорошо мы устроились, с одной стороны портала зима, а с другой — лето. Здесь стоит реальная жара, душно даже в лесу, а там мороз и снег, и разделяет всё это всего лишь один шаг. Я уже настолько хорошо приспособился к переходу туда-сюда, что это начало приносить мне некоторое удовольствие. Нет, совсем безболезненным переход между мирами и временами так и не стал, зато после у меня начинается подъём сил, бодрость и прояснение в голове. Как будто переход прочищает весь организм и даже содержимое головы. Хотя другие мои товарищи предпочитают пересекать портал как можно реже, сваливая всю рутину по перетаскиванию грузов туда-сюда на меня. Ну а я пользуюсь открывшимися возможностями на полную катушку, каждый день отправляюсь работать в лето, а потом возвращаюсь в тёплую избушку, где меня ждут мои красавицы. И даже полуторачасового сна хватает мне, чтобы потом бегать весь день как заведенный. За достаточно короткий срок я заметно помолодел и подтянулся, ещё бы, каждый день дважды ходить на тяжелых охотничьих лыжах с хорошим грузом за спиной, нагрузка совсем не слабая. Впрочем, теперь я теперь ощущал всё это как обычную лёгкую прогулку. Дела на удивление легко наладились, жена уехала по своей работе в командировку, естественно, потребовав от меня знакомства с сёстрами, но не раньше, чем там наступит лето. Больше всего меня обрадовало, что кураторы от 'конторы' в целом одобрили наш план, который мы составили с Антоном и обещали дать нам все необходимые средства в помощь. Естественно, согласились они не сразу, хотя я предполагал, что такой вариант развития событий они сами предполагали с самого начала, даже когда отговаривали меня от подобных действий по-первости. Но потом даже рассказали, как нам требуется действовать, что меня сильно удивило. Но об этом стоит рассказать подробнее.

Десять ней назад я снова сидел в московской квартире с 'дедами' и пил крепкий чай. После моего рассказа о том, что мы задумали и ответа на множество уточняющих вопросов с их стороны, Фёдор Степанович поверг меня в ступор, заявив:

– А знаете, где вам требуется впервые встретиться с Хрущёвым для 'тёплого' разговора?

– Вероятно, его можно будет поймать на даче…, начал, было, я.

– Нет, его нужно, как вы сказали — 'ловить' в Кремле на рабочем месте! Причём заявившись без приглашения. Да не смотрите на меня как пудель на дрессировщика, для вас это будет самый безопасный вариант. И самый убедительный, кстати.

Я немного вышел из возникшего ступора, закрыл рот, и даже хотел что-то спросить, но Фёдор Степанович продолжил:

– Правильно думаете, Кремль достаточно хорошо защищён от несанкционированного проникновения извне, но это не значит, что он защищён абсолютно. Вы сможете не только проникнуть туда незаметно, благо там ещё не понатыкано систем видеонаблюдения, как сейчас, но и незаметно покинуть его, когда сделаете своё дело. Естественно, пути проникновения и отступления будут разными.

Деловой тон Фёдора Степановича окончательно привёл меня в нормальное состояние, и я попытался уловить суть его предложения.

– Я правильно вас понимаю, что вы знаете какие-либо тайные ходы в Кремль?

– Да, такие ходы есть. И одним из таких ходов вы сможете покинуть его. Но чтобы проникнуть в Кремль вам придётся став невидимкой.

Моя челюсть упала снова, чем дальше, тем страньше и страньше, подумал я.

– Эээ…, ааа…

– Не удивляйтесь так сильно, ничего сверхъестественного в этой невидимости нет, закройте глаза и откройте через пять секунд.

Я закрыл глаза, честно досчитав про себя до пяти. Когда же я их открыл, то на месте 'деда' Фёдора Степановича сидел чернявый мужчина в старой милицейской форме и широко мне улыбался.

– Закройте и откройте глаза ещё раз, сказал мне 'милиционер', сильно изменившимся, но ещё узнаваемым голосом Фёдора Степановича.

Открыв глаза, я обнаружил сидящую передо мной не молодую даму в халате продавщицы из овощного магазина. Присутствовал даже запах этого самого магазина.

– Посмотри на меня боковым зрением, сказала дама грубым голосом.

Когда я сумел сфокусировать взгляд на чашке с чаем, и боковым вниманием посмотреть на 'продавщицу', то увидел на её месте Фёдора Степановича. Едва же переместив взгляд на него, снова видел женщину.

– Ничего себе фокус, вздохнул я…

– Закройте глаза и встряхните головой, сказал Фёдор Степанович в теле женщины.

Когда морок исчез, я ещё несколько десятков секунд внимательно рассматривал обретшего прежний вид 'деда', выглядывая в его одежде какие-либо устройства, которыми могли создаваться такие галлюцинации. Это, естественно, не осталось незамеченным с его стороны.

– Не ищите, не ищите, нет у меня никаких портативных голографических проекторов, как вам кажется, да и в чай я вам ничего не подливал. То, что вы видели — это результат исключительно моего волевого влияния на вас. Вы видели именно то, что я хотел, чтобы вы видели, и не только видели, ведь так?

– Неужели это телепатия, затравленно выдавил я, но ведь такого не бывает…

– Это не телепатия, это, можно сказать — практическая магия, магия управления восприятием окружающих. Вы читали книги Карлоса Кастанеды, сейчас они стали очень популярны?

Пару лет назад я действительно прочитал, как я посчитал — сказки и мифы мексиканских индейцев от этого автора, но что это не совсем сказки мне и в голову не могло прийти.

– Читал, читал, и что оборотни там, кактусы и всё остальное, о чём он писал, реальны?

– А то, что вы только что видели — реально?

– Ну, я же видел…

– И что, всё, что вы видите — вы считаете реальностью? Даже сны?

– Нет…, и тут до меня дошло понимание того, зачем меня просили взглянуть боковым зрением. — А почему я видел вас как милиционера и как продавщицу?

– Очень просто, — 'дед' расплылся в довольной улыбке, — мы все видим не столько то, что видят наши глаза, сколько ту картинку, что формируется в голове. И на формирование этой внутренней картинки влияют разные условия психологического свойства. Если один человек настолько уверен в том, что он волк, да так, что он сам чувствует себя этим волком от кончика волчьего носа до кончика волчьего хвоста, то другие люди, и даже другие животные, скорее увидят на его месте волка, а не человека. На месте реальной картинки будет наложен иллюзорный образ, затмив реальность. Только такой оборотень должен ходить на четвереньках, так как в привычный образ волка не вписывается хождение на задних лапах. Да и вообще, на такое нарушение восприятия много чего влияет. Если бы вы до этого не так сильно удивлялись тому, что я говорил и не попали бы под некоторое гипнотическое влияние с моей стороны, то этот фокус с вами бы не прошел. Или прошел бы плохо. Воспринимающий 'оборотня' должен быть готов воспринять создаваемую иллюзию, она должна быть для него естественна и у него должно быть подходящее для этого психическое состояние. Впрочем, обычные люди большую часть времени бодрствования проводят в полусне, если создавать им привычные для них иллюзии проходящих мимо незаметных людей, то они тебя не увидят в упор.

– Так значит, поэтому книги Карлоса Кастанеды в СССР были запрещены?

– Не только поэтому. Кастанедовский 'воин' слишком многое мог видеть, что ему не положено было. Впрочем, из практикующих по Кастанеде воинами становятся двое из ста, остальные, кто вовремя не бросит, становятся наркоманами или обитателями психиатрических клиник. Так что тогда просто заботились о здоровье народа.

– И что, по-вашему, меня минуют все напасти, и я всё смогу?

– Вам же не придётся пробираться через дебри мистики, курить кактусы, сами методики очень просты, и технологичны.

– Хорошо, попробую проверить ваши методики, но есть у меня некоторые сомнения, я не представляю, что делать с вахтёрами и караульными, кто пропуска проверяет. С ними же так не получится, они бдят по долгу службы.

– Получится, но чуть по-другому. Если стать для них тем, кто проходит через них десять раз на дню и показать похожий на пропуск предмет, то они не заметят обмана. Такие у нас имеются фокусы восприятия, однако, и никакой мистики не нужно.

– Так как всё же вы это делали? Я пока ничего не понял, если честно.

– Будет вам инструкция, готовьтесь к тренировкам, а сейчас не тратьте зря время на расспросы. Если у вас хорошо получалось представлять в картинках математические формулы и числа, то такие простые техники получатся тем более. В них вообще, ничего сложного, даже 'цыганская полная невидимость' куда сложнее.

– А это ещё что такое?

– 'Вытеснение внимания окружающих за границы своего личного пространства', если сказать одной фразой, понятно?

– Ничуть!

– Получите инструкции и по этой технике, разберётесь сами.

– А теперь лучше расскажите нам о вашем видении 'коммунизма', — вступил в диалог Степан Васильевич.

– Знаете, если сказать честно, то лично я считаю 'коммунизм', отличный от 'военного' утопией. Но мы решили подумать вместе со всем нашим коллективом, может, придут какие идеи.

'Деды' переглянулись и выглядели очень довольными, как те самые коты, дорвавшиеся до сметаны. Чувствую, сейчас они меня как малого учить будут, причём тыкая носом в очевидные факты.

– Вот смотрите, Александр Сергеевич, что такое 'коммунизм' не знаете, а вы взялись решать важную для вас задачу самым настоящим коммунистическим образом.

– Это, каким таким способом? — в очередной раз удивился я.

– Коллективным.

– А что здесь такого, обычная же практика…

– Да, ничего нового тут нет, просто с вашей стороны есть банальная путаница в понятиях. Если слово 'коммунизм' вам ничего не говорит, то, что вы скажете про слова — 'солидаризм' и 'солидарность'?

– Хм, это вроде как наличие между разными людьми чего-то общего и поддержка разных людей и групп людей друг друга в деле своей общности и общих интересов. Было раньше такое выражение — 'солидарность трудящихся в борьбе за свои права'.

– В целом у вас верное направление мысли. Так вот, делая следующий шаг к пониманию того, что есть 'коммунизм', подумайте над таким словосочетанием — 'солидарное общество'.

Я углубился в свои мысли, которые стали стремительно собираться в единый поток. Вот как, всего одно правильное слово и вместо бесполезной кучи слов, ничего не значащих и мешающих пониманию, образуется живая система. Проблема становится задачей, и я поражаюсь её масштабу.

– Так значит, вопрос стоит в создании чего-то такого, что объединит собой всё общество. Но если не вводить внешнего злобного врага, как это было в недавнем прошлом, при противостоянии СССР — США, то задача опять становится практически неразрешимой, слишком различны интересы разных людей.

– Не спешите делать такие поспешные выводы, Алексей Сергеевич, вы правы, задача очень не проста и до сих пор не имеет готового решения. Возможно, ваше активное влияние на мир по ту сторону портала и будет попыткой её решить. Позже мы вас познакомим с людьми, в прошлом занимавшимися теоретической базой социализма и перспектив коммунизма, которые в силу изменившихся тенденций остались нынче не у дел. Они вам помогут, причём совершенно из солидарных устремлений.

Уже на следующий день после того разговора я приступил к тренировкам. Действительно, вся эта 'магия', если посмотреть практически, оказывается очень простой. Ну что может быть сложного, к примеру, не отвлекаясь ни на что иное смотреть на себя без одежды в зеркале? Вроде бы ничего. А если в течение пяти часов подряд? А отвлекаться нельзя. Если думаете, что это так легко, и уж вы-то справитесь с таким заданием на раз-два, разочарую. Буквально через полчаса мне хотелось бросить это никчёмное занятие, потом я хотел плевать в собственное отражение, я злился на себя так, как никогда ни на кого не злился до этого. Убил бы этого типа, который стоит за стеклом, вон он гад, стоит, ещё и ухмыляется. Я вспомнил о себе столько всякой гадости и буквально хотел кричать всё это в лицо своему отражению. Позже я вроде бы успокоился и престал раздражаться от своего вида, впрочем, если быть откровенным, я себе даже нравился. Но реально это раздражение никуда не исчезло, оно просто отошло чуть в сторону, сменившись некоторой апатией, и ещё несколько часов подряд я глядел на хмурого мужика, укоризненно смотрящего на меня из-за стекла. Однако всему приходит конец, хватило бы воли не бросить дело на полпути, в какой-то момент я ощутил совершенно новое для себя чувство. Не могу сказать точно, но это была любовь. Любовь к самому себе, я чувствовал самое настоящее счастье, когда видел своё отражение, мне хотелось обнимать себя, и говорить себе самые тёплые слова, моё отражение слилось для меня со мной самим. Я ощутил в себе огромную силу, практически всемогущество, как влюблённый юноша я был готов свернуть для своей любимой горы, хотя в этот раз я хотел это делать для себя. Стоило мне закрыть глаза, и я легко видел всего себя внутренним взором, мог мысленно ощупывать себя невидимыми руками и чувствовал касания этих невидимых рук кожей.

Потом я разорвал конверт с надписью 'открыть только самому счастливому', где и узнал, что первое задание курса выполнено, я достиг нужного состояния души, а также получил следующее задание. Оно было не сильно отлично от предыдущего, то же зеркало то же время выполнения, но теперь предстояло работать с одеждой. Одеваться, и смотреть на себя. Снимать одежду и видеть себя в одежде, чувствовать себя в этой одежде, оставаясь обнаженным. Надевать одну одежду, а видеть и чувствовать себя в другой. И так несколько дней подряд. Впрочем, на третий день у меня всё получалось очень здорово, мне самому очень понравилось, так, что я проверил, как это работает на своих друзьях. Надо ли вам говорить, что народ интересовался тем, зачем я надел пиджак в такую жару, когда я был в одних плавках? Оно реально работало, хотя мне сразу и не верилось.

Думаю, вы уже догадались, каким было следующее задание? Однако вы поторопились, если представили, что теперь требовалось 'надевать' внешность других людей, это было только последующим заданием. Теперь же я должен был сделать так, чтобы взглянув в зеркало реально испугать себя самого. Долго у меня это не получалось, только на второй день, когда я испробовал практически все разумные и не очень разумные варианты, к примеру, корчил рожи как обезьяна в зоопарке, увидав нечто такое в зеркале я ощутил не просто страх, а леденящий ужас. Я очень хорошо запомнил этот взгляд совершенно дикого безумия, которым я глядел на себя из зеркала. В этом взгляде растворялись любые чувства и ощущения, этот взгляд буквально пил разум. По сравнению с ним даже страх смерти был совсем не страшен. И теперь я мог в любой момент воспроизводить это состояние, правда я так и не решился проверить его действие на знакомых мне людях.

И вот, наконец, последним заданием была как раз тренировка 'переодевания' в образы других людей и животных. Самое интересное заключалось в том, что перед таким вот 'переодеванием' требовалось обязательно воспроизводить то самое 'пугающее выражение', иначе ничего путного и устойчивого просто не получалось. Теперь я понимал, почему люди так боятся всяких там оборотней, особенно если кто им рассказал о реальной встрече с ним. Если я пугался сам себя, что же тогда говорить о других, которые могли с таким вот столкнуться безо всякой подготовки? Фёдор Степанович не зря тогда, когда перевоплощался, просил меня закрывать глаза, иначе не ровен час, мне пришлось бы стирать штаны.

Дальше от меня требовалось только как можно больше практиковаться в городе, и я пару дней не вылезал из московского метро, ходил по рынкам и магазинам, а также посетил несколько злачных мест. На второй вечер в одной из подворотен меня остановили несколько типов стандартным вопросом 'дай закурить'. Видели бы вы, как бежали эти несколько любопытных до содержимого моих карманов гостей столицы, когда на их глазах я превратился в медведя. Может самого 'медведя' они и не разглядели, но, судя по запаху, с кем-то из них приключилась настоящая медвежья болезнь. Эх, мне бы в молодости такие возможности, думал потом про себя я, впрочем, кто знает, сумел бы я стать тем, кем я был сейчас. Но я вполне отдавал себе отчёт, что моих новых возможностей недостаточно для решения поставленных задач, требуется учиться ещё очень многому. На следующий день я изучал 'полную цыганскую невидимость'.