Агент ливийского полковника

Глава 2 Предательство – вопрос времени

Лондон

Место, где сегодня раскинулся аэропорт «Хитроу», в плане авиации начало использоваться во время Первой мировой войны: в то время здесь находился военный аэродром. А еще раньше, в 30-е годы, аэродром носил название Большой Западный. По-настоящему, с размахом и перспективой «Хитроу» стал развиваться в 1943-1944 годах – тогда началось строительство взлетно-посадочных полос; деревня Heath Row, в честь которой и был назван аэропорт, была снесена во время строительства и находилась на месте нынешнего Терминала 3. На него, из Терминала 4, открытого в апреле 1986 года и соединенного с остальными терминалами грузовым тоннелем, смотрел агент МИ-5[1] Томас Муди. Точно зная время прилета рейса из Парижа, Муди тем не менее в нетерпении бросал взгляд на огромные наручные часы, больше походившие на анахронический секундомер.

Он услышал объявление по аэропорту о посадке самолета французской авиакомпании и поторопился к месту выдачи багажа – как будто опасался, что прилетевший из Парижа ливиец, которого он встречал с почестями (эскорт и наручники были частью его публичного признания), спрыгнет с самолета, не дожидаясь трапа.

Серый и длинный до полу плащ Муди был распахнут. Он то и дело запускал руку в карман брюк, тревожа полу пиджака, доставал из пачки орешек, бросал его в рот, тщательно пережевывал, глотал, вычищал своим фиолетовым с белым нездоровым налетом языком зубы, десны, полости под губами – так энергично и открыто, что его напарнику – тоже чернокожему по имени Дойл Эванс – казалось, что два языка Муди, большой и маленький, вот-вот встретятся и какой результат ждать от этой встречи, одному богу известно, возможно, будет взрыв. Вот Муди снова почистил языком рот, полез за очередным орешком, пошуршал в кармане вскрытым пакетом, скривился от того, что пальцы его застряли в пакете, и ему пришлось помогать себе другой рукой, расстегнув для удобства пиджак. «Люди же смотрят», – мысленно отсемафорил ему Эванс. Нет, ему безразлично. В следующий раз он может положить пакетик в задний карман брюк, и когда его пальцы опять застрянут там, он поможет себе другой рукой, пропустив ее между ног, – иначе как достанешь?

От картины, которую Дойл Эванс нарисовал перед мысленным взором, его разобрал смех, и он, замаскировав его под кашель, издал хрюкающий звук.

– Что с тобой такое? – не глядя на партнера, а устремив взгляд на прозрачные двери зала прилета, спросил Муди. – Ты прямо как свинья.

– Извини. Что-то попало не в то горло.

– У тебя два горла? – удивился Муди, вычищая языком небо. – С ума сойти. Поэтому ты такой жирный. Имея два горла, надо запастись двумя задницами.

– С этим не поспоришь.

Эванс не так давно стал напарником Муди и еще не привык к его низкопробному юмору. Ладно бы разговор происходил в туалете вшивого автовокзала, – но они находились на территории ультрасовременного аэропорта, который обслуживал около сотни авиакомпаний и семьдесят миллионов пассажиров ежегодно, вблизи комнаты для молитв, где верующие всех религий и конфессий могли преклонить колено и обратиться к богу или священнику.

– Хочешь орешек?

– В следующий раз, может быть, – отказался Эванс.

Муди выудил из кармана фотографию человека, снятого анфас, и сличил ее с первым пассажиром, прибывшим из столицы Франции; им оказался парень лет двадцати пяти.

– Не он.

Дойл Эванс покачал головой: Муди валял дурака. Это означало, что он был на взводе.

– Снова не он. А вот это он.

Чернокожий контрразведчик помахал рукой, приветствуя человека лет пятидесяти.

Абд-Аллах Хасан, указав на себя пальцем и вопросительно округлив глаза, получил утвердительный ответ схожими знаками: «Да, мы встречаем вас».

Ливиец дождался своей сумки на транспортерной ленте и бодрым шагом направился к встречающим.

– Здравствуйте, сэр! – приветствовал его Муди. – Разрешите ваш багаж?

– Да, спасибо. – Он передел сумку Эвансу, поздоровавшись с ним кивком. На мгновение поймал себя на странной мысли: нет никакой агрессии против его страны – все это дурной сон, его встречают представители МИД; странно немного то, что среди них нет представителей ливийского посольства в Лондоне.

Вышагивая рядом с энергичным Муди, абд-Аллах Хасан заметил:

– Вы так и не представились.

– Ах да, – досадливо покачал головой агент. – Меня зовут Томас Муди. Почему вы выбрали маршрут через Москву, доктор Хасан?

– А еще через Каир, черт бы его побрал! – внес полную ясность ливиец, выругавшись. – Вы из какого управления МИД?

– Вы ошиблись, дружище: я из контрразведки. И в мои обязанности входит защита национальной безопасности от скрыто организуемых угроз.

Абд-Аллах дернулся было в сторону, но громадный Муди крепко схватил его за руку.

– Спокойно, спокойно, дружище.

Андрей Рахманов остановился, опустил чемодан к ногам и посмотрел в спину товарища, которого уводили двое агентов в штатском. Абд-Аллаха Хасана арестовали, это было очевидно.

Видимо, он подавал младшему товарищу сигналы, напрягая голосовые связки:

– Это провокация! Вы за это ответите!

Андрей горько усмехнулся, не услышав еще одной банальной вещи: «Я подданный Ливии!»

Допрос полковника абд-Аллаха проходил в штаб-квартире МИ-5. Ливиец не предполагал, что в первую очередь от него потребуют разъяснений по делу Локерби.

– Я считал, точка в этом деле поставлена, – ответил он.

– Не торопитесь. – Генеральный директор МИ-5 Флинн Догерти, находящийся в ранге Постоянного секретаря, однако не входящий в правительство, чуть склонился к чувствительному микрофону и нажал на его подставке кнопку селекторной связи с приемной: – Дело Локерби, пожалуйста. И досье на полковника абд-Аллаха Хасана.

Не прошло и минуты, как секретарь в сером офисном костюме, походившая на строгую стюардессу, раздала участникам этого совещания папки. В них находилась сжатая информация многотомного дела Локерби. И хотя каждый из участников совещания был знаком даже с деталями этого дела, директор придерживался протокола и первым открыл папку. Его примеру последовал его непосредственный начальник – министр иностранных дел, оказавшийся на этом совещании в тени своего подчиненного, и Трой Морган Смит, директор МИ-6, занявший за столом крайнее место. Он в первую очередь открыл досье на абд-Аллаха Хасана, руководителя ливийских батальонов безопасности (Kataeb al Amn), наделенных функцией по поддержанию порядка. «Батальоны расположены во всех крупных городах Ливии, – читал он. – С 1995 года абд-Аллах Хасан также возглавляет комитет по вооружениям». «Этот комитет раньше отвечал за военную разведку, – отметил про себя Трой Смит, – а военной разведкой Ливии руководил «извечный соперник» абд-Аллаха Хасана, полковник Хуаилди Хумаиди».

– Дело Локерби... – Изумлению ливийца не было передела. – Вы пытаетесь обвинить меня в теракте, которого я не совершал?!

– Вскрылись новые детали по этому делу.

– Но я здесь с другой миссией. И она заключается в том, чтобы остановить кровопролитие в моей стране.

– Почему именно вас, командующего батальонами безопасности, выбрали для этой миссии? И выбор сделал полковник Каддафи, я правильно вас понял? – спросил Флинн Догерти.

– Вы все схватываете на лету!.. Простите мне мою горячность. Но вы должны меня понять. – И, вместо того чтобы успокоиться, абд-Аллах вспылил еще больше: – Вот так вы поступаете с миротворцем?

– Значит, вы из тех, кто кормит крокодила в надежде, что он съест их последними? – парировал Флинн Догерти. – Мы оперируем фактами обстоятельства, а оно таково: в 1987–1988 годах вы были тесно связаны с исполнителями теракта, именно вы отдали приказ...

– Вы с ума сошли!

– Кстати, вы озабочены безопасностью вашей семьи?

– Что за глупый вопрос!

– Тем не менее вам придется ответить на него. А нам – констатировать перед прессой о том, что ваш допрос, господин полковник, ведется в мягкой форме – это вне зависимости от накала страстей в этой комнате.

– Да, я озабочен безопасностью своей семьи, – вынужден был ответить абд-Аллах, схватившись за горло и ощутив, как душно стало здесь, как будто невидимые компрессоры высосали весь воздух. Ему пришлось добавить: – А что?..

– Вы еще не знаете, господин полковник, что вчера вечером разведывательный отряд повстанцев захватил вашу жену. Из Триполи ее доставили в Бенгази.

«Так быстро», – пронеслось в голове абд-Аллаха.

– На боевом вертолете британских ВМС, – прочитал его мысли Догерти. – Сейчас она в лагере мятежников. А они сейчас немножко не в себе: позавчера, 2 апреля, силы нашей коалиции нанесли ошибочный авиаудар по мятежникам, результат – десять погибших.

– Прекратите! – снова взорвался Хасан. – Зачем вы меня арестовали? Вам нужен новый козел отпущения по делу Локерби? Или вам нужна новая задница, воняющая в сторону Каддафи? Вам нужен предатель? Вам нужен шеф ливийской спецслужбы, о котором можно объявить миру: «Глава батальонов безопасности абд-Аллах Хасан, работающий как двойной агент МИ-5 и ЦРУ, сбежал в Великобританию»? И добавить детали: «Накануне интервенции в Ливию он встречался с шефом МИ-6, сэром Троем Смитом, согласился на то, чтобы в Триполи работал британский агент военной разведки, обещал помочь в деятельности «Аль-Каиды» в регионе...»

С этими словами полковник устремил испепеляющий взгляд на директора МИ-6 и вытянул в его сторону руку:

– Тебе не жить! Ты еще больший труп, чем я. И лучше бы тебе не слышать этих слов.

– Успокойтесь, – действительно в мягкой форме попросил председательствующий Флинн Догерти. – Вы арестованы по делу, которое косвенно проходит по делу Локерби. Мы намерены предъявить вам обвинения в поставках оружия для ИРА.

– От перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Вы по-прежнему хотите повесить на меня обвинения в терроризме, пусть даже не исламском. Вы вдруг всполошились: на этого полковника, прибывшего в вашу страну с миротворческой миссией, можно повесить даже преступления, совершенные вашей же католической Ирландской республиканской армией.

– Значит, вы знаете, о чем идет речь?

– Да, вы говорите о военизированной ирландской группировке, целью которой является достижение полной независимости Северной Ирландии от Соединенного Королевства и воссоединение Ольстера с Республикой Ирландией, – отчеканил, как будто прочитал текст с листа, полковник. – Вы говорите о преступной группировке, с которой не можете справиться на протяжении многих и многих лет. Вы считаете Ливию основным поставщиком оружия и финансирования ИРА, но напрочь забыли о том, что поставками оружия в Ольстер занимались СССР, США, современная Эстония. Вы нашли способ свалить вашу проблему на одного человека, пусть даже на отдельную спецслужбу...

– Что в целом говорит об отдельном государстве, – с легкой улыбкой добавил Флинн Догерти. – Что и требовалось доказать.

– Жаль, – скрипнул зубами абд-Аллах, – что не тебя, а тебя, – он снова вперил взгляд в директора МИ-6, – приказал убрать Каддафи. – Тут он сник, бросив под нос едва слышно: – Ну вот и все.

В этой комнате установилась тишина.

По распоряжению Флинна Догерти абд-Аллаха Хасана перевели в комнату для допросов, соседствующую с такой же по размеру комнатой для прослушивания. В первой за ливийца тут же взялся Томас Муди, во второй устроились за столом два человека: Трой Смит и агент службы собственной безопасности МИ-6 Натан Паттерсон. Шеф контрразведки предпочел просмотреть протокол допроса, сославшись на занятость. И вообще, массированное давление на ливийского полковника закончилось.

Допрос в этой специально оборудованной комнате продолжался уже полчаса. За это время абд-Аллах успел сообщить Томасу Муди фамилию и должность человека, с которым он вместе совершил перелет из Москвы в Париж, оттуда – в Лондон, а сейчас отрешенным голосом описывал его внешность:

– Голова правильной формы. Лоб кажется очень высоким из-за крутой залысины. Остатки волос на голове тщательно ухожены. Брови черные, глаза карие. Типичная интервнешность.

– Интервнешность? – переспросил Муди.

– Да.

– Объясните, что это значит?

– Вы и сами прекрасно это знаете. К примеру, в Палестине или Израиле человек с описанной мною внешностью сойдет за своего. Это в равной степени относится и к Европе, «разбавленной» выходцами из восточных, азиатских, африканских стран, и к США. Так что в плане расового признака барьер под названием «чисто исламский терроризм и экстремизм» уже по всему свету стал непреодолимым. Если принять это смешение рас и национальностей за долгосрочную перспективу международного терроризма, то он со своей задачей справился больше чем наполовину.

– Весь мир в дерьме, – индифферентно заметил Муди и отчего-то скосил глаза на Дойла Эванса.

– Не весь, – не согласился ливиец. – Остались еще приятные исключения. Например, Япония и обе Кореи, где интервнешность бросается в глаза. «То, что видишь изо дня в день, не вызывает подозрений».

– Глубокая мысль.

– Так сказано в одной из тридцати шести стратагем. В той связи можно привести слова Каддафи: «Есть знаки, что Аллах дарует мусульманам победу в Европе – без мечей, без оружия и без завоеваний». Он сказал это и мне, и ар-Рахману перед нашим отъездом. Во всяком случае, я слышал это из уст самого полковника. Ар-Рахман поделился своими воспоминаниями, когда мы летели в Каир.

– У ар-Рахмана, насколько я понял, есть свой стиль.

– Стиль? – полковник Хасан пожал плечами. – Даже не знаю. Ответьте – есть ли стиль у хамелеона?.. В деловом костюме и с кейсом ар-Рахман – преуспевающий бизнесмен; на пороге учебного заведения – преподаватель; у дверей дипломатического ведомства – должностное лицо этого учреждения. В гольф-клубе он – гольфист. В военной форме – потомственный военный. В яркой одежде и с коктейлем в руке – завсегдатай ночного бара. У него сотни лиц. И у вас не будет повода усомниться в толпе, с которой он сольется. Он и есть толпа, представитель этой безликой массы. Можно сказать и по-другому: в толпе он выражает собой случайную связь с ней, и внутренне, конечно же, он организован. И если выявить эту связь, его лицо в толпе обязательно проявится.

– Вы говорите как психолог.

– Только по одной причине: ар-Рахман сам является психологом, и вы это почувствуете на своей шкуре... – Абд-Аллах остановился. – Чего ради я вам помогаю?

– Вы забыли, – усмехнулся Муди, – что спасаете свою жену.

– Которую на вертолете ВМС Британии переправили в лагерь мятежников, – вздохнул ливиец, отвечая Муди горькой усмешкой. – Их ряды стали менее плотными, поскольку силы коалиции нанесли удар по своим. И на моей жене, конечно же, отыграются.

– Скажем, им не терпится сделать это, – уклонился от прямого ответа Муди. – Вы остановились на том, что в толпе ар-Рахман выражает собой случайную связь с ней, и если выявить эту связь...

– Да, его лицо в толпе обязательно проявится, – продолжил эту мысль Хасан. – То есть мы подошли к тому, что у ар-Рахмана ярко выражено защитное приспособление сливаться с той или иной людской средой, сливаться с обстановкой. В биологии это называется мимикрией. И ему необязательно владеть какими-то особыми средствами маскировки. Усы, парик, очки, цветные контактные линзы – даже один из перечисленных мною предметов грима сделает его еще более неузнаваемым.

– Перечисленные вами предметы грима ар-Рахман привез с собой?

– Насколько я знаю – да. Он в считаные секунды может изменить внешность.

– Оружие?

– Как он мог пронести на борт самолета оружие? – Хасан покачал головой. – Оружием и всем необходимым для работы ар-Рахмана здесь снабдят преданные или купленные им члены террористических, националистических группировок. Он – ответственный за связи с ними, – напомнил абд-Аллах.

– Продолжайте, пожалуйста. Ар-Рахман выполнит приказ Каддафи?

– В этом не сомневайтесь.

– Чего бы то ни стоило?

– Нет.

– Нет? Вот как?

– Он живет на земле и в облаках не витает. Действительность – вот чем он живет. Рационализм – вот чем он руководствуется.

– То есть он относится к жизни без эмоций?

– А тем более к работе, – подтвердил абд-Аллах. – Разумность: все его действия основаны на логике, и каждый поступок – это ступень на пути к цели, конечному результату. Он отличный психолог.

– Вы об этом уже говорили. Под каким именем он прилетел в Лондон?

– Помнится, я отвечал на этот вопрос в самом начале беседы.

– Ответьте, пожалуйста.

– Под именем Рушана Измайлова, гражданина России. У него несколько заграничных паспортов, и ни один из них не вызовет сомнений у пограничников и полицейских Франции, Швейцарии, Норвегии, Великобритании, Соединенных Штатов Америки. Он – человек-невидимка, и его могут выдать только оставленные им следы. Позвольте мне еще раз попробовать связаться с моей женой.

– По техническим причинам сделать это сейчас невозможно. Когда связь будет налажена, мы сообщим вам.

Неизвестность. С ее помощью даже из самого стойкого человека можно вить веревки.

– Давайте сделаем перерыв, – предложил абд-Аллах. – Я устал.

Томас Муди не был бы собой, если бы не оставил инициативы за собой. Вставая и застегивая пиджак, он посмотрел ливийцу прямо в глаза:

– Сегодня ар-Рахман смеется над нами. Мы ляжем спать, утром встанем и возьмем его – и смеяться будем уже мы.

Трой Морган Смит молчал. И неизвестно, сколько длилась бы эта пауза, если бы ее не нарушил Натан Паттерсон, за много лет совместной работы изучивший своего начальника, как самого себя. Собственно, Смит ждал этого шага от своего надежного и исполнительного сотрудника.

– Это серьезно, шеф.

Смит быстро кивнул, бросив мимолетный взгляд на начальника отдела 037, и выбил пальцами на поверхности стола... длинное слово или короткую фразу – как если бы его рука лежала на клавиатуре пишущей машинки. Возможно, этим словом был ответ Каддафи на его предупреждение: «Берегитесь!»

– Да, я понимаю, что это серьезно.

Трой Смит сидел вполоборота к собеседнику, как будто увидел в нем художника и позировал ему, и взгляд его был устремлен в мрачное будущее – хотя новости, которые ему принес никудышный ливийский гонец, окрыляли до степени жизнелюба и открывали стремление побить последний рекорд долгожителя: жить хотелось как никогда раньше. Пусть не полнее, но обязательно дольше. Паттерсон не сдержал едва заметной улыбки. Однако движение его полных губ не ускользнуло от внимания директора МИ-6.

– Чему ты улыбаешься?

– Радуюсь, что не я оказался на вашем месте, шеф.

– Ну?

«Что ну?»

Может быть, Трой Смит знает решение проблемы, свалившейся на его голову коротким предостережением «Берегитесь!» – но ждет, когда инициативу проявит его подчиненный? Почему так, а не иначе? Ну зачем же держать собаку и лаять самому? Немного подумав, Натан Паттерсон не нашел в этой английской пословице сходства с выжидающей тактикой директора, а поначалу ему показалось, он попал в цель. Нет, причина не в природной или какой-либо другой скромности директора «Сикрет сервис». Скромность у него, конечно, есть, но она ложная, и употреблять ее Смит не решался, как не стал бы есть поганку. Отчасти он уходил от ответственности: не он нашел решение проблемы своей безопасности, а лишь одобрил идею подчиненного. Трой Смит считался мастером провокаций, а Паттерсон проявил себя его верным последователем и нередко примеривал на себя звучное определение «адепт», и оно ему было к лицу. Именно такому тандему Смит – Паттерсон удалось в 2004 году предотвратить покушение на премьер-министра Великобритании... путем серии терактов, инициированных сотрудниками спецотдела 037. Тогда эти жесткие меры (в общей сложности погибли тридцать человек и более ста получили ранения) сработали: преступники, которых обвинили в чудовищном преступлении и которого они не совершали, отступили на позиции, уготовленные им военной разведкой; впоследствии они были уничтожены.

Натан Паттерсон напомнил об этом инциденте Смиту – когда они возвратились в штаб-квартиру «Сикрет сервис» и продолжили беседу в кабинете Троя. Директор повел бровью и промолчал. Паттерсон продолжил наступление, как будто на кону стояла его, а не шефа военной разведки жизнь:

– Нельзя отказываться от тактики, которая приносит выигрыш. И этот метод, шеф, как вы знаете, наименее затратный и нетрудоемкий, требует меньше человеческих ресурсов: основа спецоперации распространится на сотрудников только моего отдела. Полиция, спецподразделения, армия – они будут крепко сидеть на крючке провокации, уверенные в том, что теракты – дело рук ливийского террориста.

– Не знаю, не знаю. – Трой Смит снова что-то напечатал на виртуальной машинке. – Все это ответственно и рискованно. На кону стоит жизнь не премьера, а всего лишь маленького чиновника. – Он раздвинул пальцы, показывая свой рост. – Но я слушаю, я слушаю тебя.

По распоряжению Троя Смита секретарь принесла досье на Салеха ар-Рахмана, из которого директор узнал следующее. Его противнику тридцать семь лет. Родился 11 апреля 1974 года. В 25 лет (в 1999 году) он становится военным советником в российском посольстве в Ливии. Через два года – в 2001 году – принимает решение принять ливийское гражданство; будучи мусульманином (отец ливийского происхождения, мать – русская), он получает имя ар-Рахман («милостивый»). В том же году становится членом ливийского элитного полувоенного подразделения «Революционная гвардия». Первый год служил надзирателем за личным составом батальона ПВО... (Трой пробежал глазами справку о численности «Революционной гвардии» – около трех тысяч человек, подобранных из племенных групп муниципалитета Сурт; Рахманов – исключение из правил.) В декабре 2002 года, когда военную разведку Ливии возглавил Абдалла Санусси, Рахманов возглавляет один из оперативных отделов. Еще через два года он становится членом Мафаба – это «Антиимпериалистический центр», используемый для поддержки террористов, – и становится правой рукой абд-Аллаха Хасана.

– Кто такой этот Салех ар-Рахман? – задал вопрос Паттерсон и сам же ответил на него: – Он террорист. Его должность при полковнике Каддафи – ответственный за связи с террористическими организациями за пределами Ливии. В его руках нити, ведущие в недра террористических группировок, и, какую из них он дернет и в какой день и час это случится, предугадать невозможно.

– Хочу напомнить, Натан, что наша задача...

– Да, – перебил начальника Паттерсон, – согласен: мы не призваны угадывать. Под этим определением я имел в виду аналитическую прежде всего и оперативную работу. Как сказал русский классик... Антон Чехов, кажется: «Если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно должно выстрелить».

– Почему ты привел цитату русского классика?

Скрытая часть вопроса оказалась на виду: «У нас что, своих классиков мало?»

Паттерсон ответил на этот вопрос, стоя на своем:

– Кто-то из наших продвинутых современников перефразировал Чехова: «Если в фильме Френсиса Форда Копполы на стене висит ружье, то с его помощью кому-то сделают предложение, от которого тот не в силах будет отказаться».

– Вернись, пожалуйста, к теме.

– Охотно. Рахманов – ливиец только по происхождению. В его жилах течет кровь бедуина, но мозги у него – советской сборки. «Сделано в ГРУ», если хотите.

– «Сделано в ГРУ»?

– Да. Причем штамп этот стоит на всех частях его тела. Рахманов отличный стрелок, отменный подрывник, рукопашному бою он обучался...

– Довольно, Натан. – Директор дополнил свою просьбу нетерпеливым жестом руки, а дальше он закрыл досье на Рахманова. – Бери это дело в свои руки. Я сумею убедить шефа МИ-5. Но не сразу, чтобы не вызвать у него подозрений.

– Больше всего расстроится Томас Муди. Он похож на медведя и не потерпит, чтобы у него из рук выхватили кусок мяса.

Директор хмыкнул, нарисовав перед собой образ чернокожего, затем наложил на него образ другого, его напарника, и высказал интересную мысль:

– Два черных не создадут одного белого.

– Это точно, шеф, – поддержал его Паттерсон, мысленно вставая на защиту Муди: «Черная курица несет белое яичко».

– Но хватит об этом. Я обставлю дело так, что Догерти сам отдаст это дело нам.

– Это я и хотел от вас услышать, шеф.

– Действуй на свое усмотрение, Натан. Но запомни одну вещь: в случае провала ко дну пойдут два человека: ты и я.

«Легко ли он сдался?» – думал Паттерсон по пути к своему офису. Пожалуй, скорость принятия решения говорила в пользу директора, которого Натан отнес к разведчикам-тяжеловесам: запоздаешь с реакцией – пропустишь тяжелейший удар.

Едва он перешагнул порог своего кабинета, его секретарь по имени Софи протянула ему трубку, свободной рукой показывая вверх.

– Да? – ответил Натан на звонок Смита.

– Тебе не мешало бы навестить Стивена Макгрегора.

– Слушаюсь, шеф. Я сам думал об этом.

Можно ли связать новое дело с новым действующим лицом – Андреем Рахмановым и старое – с настырным фигурантом в ранге потерпевшего? Пожалуй, эти дела связывала методика и пресловутый ливийский след.

А пока же Паттерсон посчитал необходимым вернуться к допросу абд-Аллаха Хасана. Зная напористый характер Томаса Муди, он был уверен: чернокожий контрразведчик еще долго не слезет с ливийского полковника. Поначалу он прикинулся добряком, дальше наверняка сменит образ, представ в «облике зверя». И Натан оказался прав. Он это понял, когда пришел, совсем немного опоздав на очередной допрос. Вопросы звучали все более резко и настойчиво:

– Кто из ваших подчиненных чаще всего контактировал с ар-Рахманом? Кто его непосредственный куратор? Кто отдавал ему приказы? Назовите его контакты за границей!

Полковник Хасан не успел восстановиться во время двухчасового перерыва. Нет, он устал не отвечать на вопросы, он устал выслушивать их. Он едва терпел этот срывающийся на крик голос; человек, которому он принадлежал, олицетворял собой никудышного руководителя. И с подчиненными он также груб и несдержан, был уверен абд-Аллах. Насколько помнил он, сам он ни разу не повысил голос на так или иначе зависимых от него людей. Бывало так, что на него кричали, но он – никогда. И он в таких случаях отвечал: «Вы или смените тон, или уходите». Иногда уходил сам – в зависимости от ситуации.

– Ар-Рахман Салех – какой он человек? Что он собой представляет? Чем руководствуется в работе, быту? Черт возьми! – искренне не сдержался Муди. – По вашей вине мы упустим контроль над ситуацией.

Томас Муди выразился туманно, адресуя очередную вспышку гнева своему более младшему коллеге, обладателю широкого диапазона взглядов, способных разжалобить и напугать. Однако абд-Аллах без труда понял, что имел в виду агент МИ-5. Его служба не смогла по достоинству оценить значимость «Антиимпериалистического центра» (чаще в употреблении спецслужб – «А-центр»), посчитав его шумным балаганом под крикливой вывеской. Может быть, даже ливийским пугалом. Предназначение «А-центра» – связь с террористическими организациями. Самая мощная и непримиримая, непобедимая – это, по оценкам большинства специалистов, «Аль-Каида». Но полковник Каддафи при каждом удобном случае не устает повторять: «Аль-Каида» – враг Ливийской Джамахирии, ее лазутчики пытаются разжечь костер междоусобной войны в Ливии и сделать из нее второй Афганистан». В искренности Каддафи не смогла бы усомниться даже госсекретарь США, которая в каждом мужчине видела потенциального изменника. Так что в этом плане «А-центр» казался ущербным. Что он представляет собой? Шахматную позицию: у белых все фигуры на доске, у черных нет главной атакующей – ферзя. И если продолжать в этом шахматном ключе, то фигуры у черных расставлены на доске так, как это выгодно белой стороне. Ливия не только признала себя виновной по меньшей мере в двух террористических актах и заплатила за них немалую цену, превысившую три миллиарда долларов. «Ливийский тигр усмирен» – с такими броскими заголовками выходили газеты. Причем усмирен настолько, что дверь в его клетку открывалась безбоязненно теми же Штатами. США и большинство европейских стран сняли свои рамки-запреты, и Ливия все же стала полноправным членом международного сообщества. Но нет-нет да и звучали с трибуны «одноглазой и однорукой» ООН презрительные слова: Ливия – изгой. По большей части это относилось к полковнику Каддафи, но отвергнутым остальным мировым сообществом считался весь ливийский народ. Каддафи и был клеймом своего народа.

Вот этот несдержанный агент МИ-5 мог ответить прямо на прямой вопрос абд-Аллаха: «Вы планируете покушение на «ливийского льва»?» Да, и это секретом уже не являлось: что знают двое, то знает и свинья. Заявление Троя Смита («Уходите, или мы вас уберем») не сходили со страниц Интернета.

Абд-Аллах ответил на пространный и технически неграмотно построенный вопрос: «Что может этот ар-Рахман, ваш террорист?»

– А на что вообще способен один террорист – «ваш» или «наш», неважно, зовут его «по-нашему» – ар-Рахман или Томас Мерфи[2] – это «по-вашему»? Если он в метро и у него под одеждой спрятан пояс смертника, он может забрать с собой на тот свет два или три десятка жизней. Если он в кабине пилотов «Боинга» и у него в руке пистолет, то счет пойдет на сотни, а то и на тысячи. Но ар-Рахман – не смертник. Он кукловод, если хотите. Он способен организовать пять, десять терактов.

– Как часто вы контактировали с ар-Рахманом?

– Нечасто. Скорее – редко. И одна из причин – это его многочисленные командировки. По сути, он жил за границей, а отчитывался о проделанной работе в Ливии и лично полковнику Каддафи. Цель его непрекращающихся служебных заданий – усиление контактов с террористическими организациями, их финансирование. Вы обвиняете меня по делу, которое было похоронено и засыпано деньгами. Вы натаскиваете своих граждан на ожидания: когда упадет на землю очередной самолет, а СМИ опубликуют список жертв. Вот тогда-то и начнется самое интересное: глаза вашего прогнившего общества начнут с надеждой на легкие деньги выискивать в списках имена своих близких: «А вдруг?..» И еще раз: «А вдруг... сумма выплат родственникам жертв теракта будет сопоставима с той, что выплатили локербийцам?»

– Замолчите!

– Нет! Вы задали мне вопрос, я на него отвечаю. Если вы заткнете мне рот сейчас, вы не услышите от меня ни слова!

– Хорошо, продолжайте.

Абд-Аллах продолжил:

– И не дай бог... – Он повторил: – И не дай бог, если трагедия обернется подачкой – как французишкам: полковник Каддафи швырнул им в лицо триста миллионов долларов. Он завел лягушатников, как механических кукол, и они взвыли: «Мало! Мы хотим больше!» Ваше европейское общество пристрастилось зарабатывать на смертях. Вы страстно, до кровавого поноса жаждете компенсаций и молитесь на то, чтобы на борту самолета, куда поднялся ваш близкий, оказался террорист-смертник. «А вдруг?» И это ваша политика. Вы потеряли нравственность. Дайте денег! Родной мне человек погиб – дайте! Я же теперь, после его гибели, хочу жить в новом доме и наслаждаться комфортом и скоростью нового авто. Ему уже ничего не надо, а мне еще нужно воспитать ребенка. Да, да, самое время приступить к его воспитанию, до трагедии было недосуг... – Абд-Аллах махнул рукой. – Это аморально.

– Помощь аморальна?

– Помощь помощи рознь.

– Вас трудно понять.

– А вас – вообще невозможно. Я толкую вам о вашей гнилой политике, о вашей гнилой демократии. Одну секунду, я закончу. Вы своим собственным судом признали мою страну виновной в теракте над Локерби, назначали цену: признание в преступлении и откупные. А потом наступила «эпоха» плодотворного сотрудничества, саммиты, дружеские – они же лицемерные – рукопожатия, братания. То есть вы приняли от убийцы его кровавые деньги, взяли с него слово так больше не делать и приняли в свою компанию.

– Так вопрос не ставят. Здесь нет аналогии.

– И вы знаете почему. Потому что в деле Локерби нет ливийского следа. Вы арестовали меня потому, что я один из немногих, кто знает истину: сотрудники вашей военной разведки взорвали самолет и, подтасовав факты, стали шантажировать Муаммара Каддафи. У полковника не было выбора: страна задыхалась без торговли. Это все равно что иметь цистерну нефти и ничего более. Нефтяные продукты в пищу не идут.

Ливиец абд-Аллах Хасан был одним из немногих, кто действительно знал истинную причину трагедии в небе над Локерби. Шотландец Стивен Макгрегор был одним из немногих, кто хотел узнать правду. В таком ключе рассуждал Натан Паттерсон по пути в Локерби – городишко с населением четыре тысячи человек, на его взгляд, прославившийся в первую очередь тем, что на его жилой квартал обрушились горящие обломки «Боинга».

Паттерсон не пропустил ни слова из допроса абд-Аллаха, находясь в соседнем кабинете; он через прозрачное с одной стороны зеркало смотрел на арестованного и морщился от несдержанности чернокожего коллеги, не замечая притворства в его перевоплощении. Ровно до тех пор, пока его не насторожил общий ответ абд-Аллаха: «А на что вообще способен один террорист – «ваш» или «наш», неважно?..» И в голове Паттерсона начал в деталях, а не в общем вырисовываться план под рабочим, созвучным с фильмом Стивена Спилберга названием: «Спасти генерала Смита».