Агония

Костер догорает перед пещерой из бетонных блоков.

Перед костром сидят люди: две старухи, девушка, мужчина, трое детей. Самого маленького ребенка девушка качает на коленях, тонкокостные руки её вздрагивают, опускаясь, и судорожно вздергиваются вверх.

В глубине пещеры можно увидеть, как спят ещё двое мужчин, они обессилены или пьяны, лежат, раскинувшись, разбросав руки и ноги. Старухам зябко, они дрожат, лица их обожжены и черны, волосы же серые, как пепел.

— Раньше, очень давно, — рассказывает мужчина, — здесь не было города.

Дети слушают. Они верят, что города не было, потому что его нет. На месте города — догорающие развалины. Темно. Небо закрыто черными тучами сажи.

Детям становится страшно, они притискиваются к мужчине.

— Не бойтесь, — говорит он тихо. — Город умер, — и ещё тише, так, что слов не слышно: — Он и есть сама смерть.

Дети не слышат. Они осторожно трогают взглядами город. Но не успевают увидеть, как он шевелится, и в этом их счастье.

Мужчина же видит всё. И его сердце снова и снова сжимается в комок и бьется островом посреди крови.

— Раньше здесь не было города, — продолжает мужчина, унимая иглу под ребрами. — И наступит время, когда его больше не будет.

Дети не понимают: города нет.

Просыпается один из спящих: в проёме возникает корявая шаткая фигура. Она отыскивает что-то, припрятанное у входа и, прижимая к груди, уносит вглубь.

— Это был остров. Головой он лежал к морю, а ноги омывала река. Тогда она была глубже, но нам и сейчас не переплыть.

Мужчина кашляет, задыхается.

«Куда ты хочешь плыть? Куда? Куда?» — стучит в висках.

Из пещеры доносится пьяный смех.

— В реке ловилась рыба. Вы помните? — рассказывает мужчина.

Дети радостно кивают. Конечно, они помнят рыбу.

— Полдень, — говорит мужчина, посмотрев на часы.

Дети встают. Девушка с ребенком тоже поднимается, опираясь спиной и худой рукой о бетонный обломок.

Они идут на прогулку. Такой порядок завел мужчина.

Обугленные, но ещё не остывшие бетонные блоки на горизонте медленно ползут вдоль их пути. Где-то за чернотой неба вроде бы угадывается солнце.

— Хороший день, — говорит мужчина.

— Что это? — спрашивает один из детей, вскидывая голову и протягивая грязную руку.

Светлые пряди в его волосах мешаются с чёрными, отмеченными сажей.

Мужчина прикрывает ладонью голову ребёнка и смотрит в сторону развалин.

Что-то чёрное и обгорелое двигалось к ним от города. Оно ползло, извиваясь, как червяк, не вперёд, а куда-то вбок, вправо, отбирая у гари каждый сантиметр.

Дети пугаются чёрного червяка, но мужчина, отстранив их, идёт навстречу ему, склоняется и зовет детей жестами.

«Кто он?» — думает мужчина, разглядывая лежащего.

Постепенно, под коркой грязи и гари, глаза мужчины различают одежду… Военную.

И с каждым обрывком ремешка, замусоленным огрызком-погончиком — мужчина всё больше приближается лицом к тому бледно-серому нездоровому цвету, который есть в коже людей, никогда не видевших, солнца.

«Лучше бы он был чудовищем».

Мужчина обречённо тянет руки к изуродованной пятилучевой звезде, бьющейся в агонии на обгоревшей земле.

Сумерки изломаны тенями, тени причудливы, резки, и грани их прямы. Но не для того, кто умер.

Тот, кто умер, сидит, одеревенев телом, и остекленевшими глазами выслеживает пустоту.

Пустота отражается от земли, ползёт вверх, туда, где из нагромождения рёбер неба выпадает длинное, чёрное, тонкое.

А потом пустота, извиваясь, ползет к нему, и песок на её зубах похрустывает мерно.

Он забыл её. Здесь нельзя забывать.

Щупальца пустоты спускаются с неба прямо у его лица.

Он успевает срезать их автоматной очередью. Они кривятся, испаряются. Лишь одно из щупалец падает и начинает биться в чёрной луже пустотной крови.

Он пытается отползти, жмётся к земле. Но это не помогает.

Тени растут. Тени колышутся, и щупалец становится всё больше.

Они ищут, ищут. Он знает, что скоро они найдут его.

Когда Генерал открыл глаза, он уже знал, что вокруг враги. Он не знал — почему, но это было неважно.

Важно было то, что очнувшись, он не нащупал своего автомата.

Он совершил ошибку: потерял оружие. И за это он тоже умрет.

Не сейчас. Сейчас он лежал в укрытии. Над ним стоял мужчина, и, глотая теплую воду из его рук, Генерал с удовольствием подумал, что вода эта хуже яда.

Он пил, захлёбываясь от жадности, и считал тех, кто стоял вокруг него. Пять, шесть, восемь…

Он сбивался и путал цифры, но надежда не покидала его. Он верил, что сможет убить их всех.

«Почему же они не ушли от города? — думал он. А потом его осенило. — Остров! Им некуда идти».

Эта мысль наполнила его душу тихим восторгом.

Если долго вглядываться в небо, начинало казаться, что в полдень, там, где должно появляться солнце, есть более светлое пятно. Ведь если долго смотреть в небо, перед глазами сами собой встают светлые пятна.

Мужчина знал это, но надеялся… А впрочем, неважно. Он не имел права надеяться.

Чужак в военной форме зашевелился на подстилке из ваты и тряпок. Мужчина очнулся от задумчивости, удобней подпёр рукой голову.

Девушка подошла к мужчине. Личико ребенка на её руках, и без того чёрное от копоти, приобрело теперь какой-то странный синеватый оттенок.

Она без слов протянула ребенка мужчине.

Мужчина взял грязный комок и, прижав к груди, пошёл к городу. Девушка поплелась следом.

«Первый», — удовлетворенно подумал Генерал. — «А то ли еще будет».

Он сумел поднять голову: чёрная пустошь простиралась до самого горизонта, где ещё алел, затухая, город.

Зрелище придало Генералу уверенности, и он попытался встать, но чёрное щупальце опутало ноги.

Звёзды выросли.

Жирно лоснясь, они подставляли щупальца чёрному солнцу, извиваясь, вбирали чёрный свет в чёрные тела.

Видение наполнилось звуками, и звуки тоже лепили образ смерти.

Щупальца больше не замечали Генерала, и мрачная тяжесть этого безразличья была ещё страшнее.

Он шарахался от звёзд и жался к обычным, ещё не переродившимся в звёзды теням, дрожа от омерзения и страха. Но и там, за изломами этих теней, жило страшное, заманивающее его почмокиванием.

Смерть ждала везде: и в холодном безразличии звезд, и в пьющей кровь темноте.

Ночью умер младший мальчик. Умер незаметно и тихо, как и при жизни прижимаясь к полупрозрачному тельцу своего белобрысого соседа.

Смерть мальчика скрыли от самой больной из старух, ссохшейся и скорченной. Но она догадалась как-то и до конца дня кричала: «Покажи его мне!».

Двое мужчин снова ушли к городу. Каждый день они смотрели на него с надеждой и отчаяньем, но подойти не решались. Они забыли температуру плавления стекла, а если бы кто и напомнил им, не поверили.

На следующий день слегла и другая старуха.

Девушка не отходила от умирающих. Мужчина не отпускал от себя белобрысого мальчика, худеющего на глазах.

Вечером сели ужинать. Консервы оставались ещё, но сухарей не хватало.

Мужчина делил по полсухаря. Двое мужчин бросали на него яростные взгляды, когда он отдавал целый сухарь ребенку.

Мальчик ел неохотно, и когда ребёнка стало тошнить, злоба, копившаяся в одном из двоих, нашла, наконец, выход — он с кулаками бросился на мужчину.

Началась драка. Второму было тоже жаль сухаря, но страх победил жадность, и он молча ждал, кто победит.

Мальчику было плохо, девушка трясла его, только увеличивая страдания. Мужчина, закатил соперника в костер и упал сверху, вдавливая в горячие угли.

Визг перепуганных старух отнял у мужчины память. Он не мог вспомнить потом, чем закончилась драка.

Ребёнок не умер. Жива была и одна из старух. Глаза второй выкатились из орбит и изучали что-то недостижимое для других.

Двое мужчин исчезли. Ночью девушка уверяла, что слышала в городе крики.

Старуха и мальчик угасали вместе.

Девушка, выбиваясь из сил, таскала воду и готовила пищу для старухи, мальчика и полуживого чужака, который следил за ней добрыми глазами сумасшедшего.

Мужчина старался помогать девушке, но всё чаще глаза его стекленели, а руки опускались. Тогда он садился перед входом в пещеру, разжигал огонь и долго молчал.

В тот день мужчина тоже сидел у костра.

Девушка выбралась из пещеры и пошла к городу, неровно подрагивая плечами и покачиваясь.

Мужчина сидел.

Потом очнулся, скользнул взглядом по чужаку, что лежал рядом с ним.

Тот почувствовал взгляд и тоже уставился на мужчину. Косая, довольная улыбка, разрезом пересекла его лицо.

Мужчина встал, подошел к чужаку, опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть его чёрное от гари и ожогов тело.

«Как? — спросил мужчина. — Как ты можешь жить после того, как умерли они все?»

Он не ждал ответа и не видел, как грязные пальцы нацелились на его горло.

Перед пещерой из бетонных блоков, вцепившись друг в друга, лежали двое мужчин.

Лиц было не различить.

На востоке сквозь чёрные тучи просачивалось багровое зарево и, как восходящее солнце, на горизонте догорал город.