Энтони
Захожу в офис и понимаю, что все осточертело. Почти два года я корячусь в этой газетенке, а ко мне до сих пор относятся как к студенту, у которого все никак не может закончиться испытательный срок. Я — не студент, и пора уже признать это.
— Я один из самых перспективных журналистов в этом чертовом грязном городе. Ты должен радоваться, что здесь штаны просиживаю, работая на тебя, что выбрал именно это место работы, — не понимаю, почему этот инцидент будоражит такой шквал эмоций, но я высказываю все, что накопилось. Срываюсь на босса в его же кабинете, даже не пытаясь подобрать слова.
Вторая неприятная новость на неделе.
Все не то. Надоело. Достало. Как только я устроился на эту должность, все пошло наперекосяк.
Работа должна приносить радость, моральное удовлетворение и соответствующую зарплату. У меня же зарплата чуть выше средней и ненависть к колонке, которую веду. Мне до безумия надоело копаться в чужом дерьме, да еще и выворачивать эти сведения под другим ракурсом. Информация, политая именно под тем соусом, которая нравится читателям — не для меня. Я перерос эту должность, эту работу, это кресло и все, что меня сейчас окружает.
Не этого я хотел в перспективе. Но босс будто не слышит меня. Да, я давно все дела решаю только с ним. Остальные не указ.
В его кабинете холодно. Кондиционер работает по полной. Не самое приятное ощущение, меня накрывает озноб, но я стою, нависая над столом, костяшками проминая столешницу.
— Тони, в том то и дело, что ты работаешь в журнале, где есть определенные правила. Устав компании в конце концов. Я их придумал. Не нравится, тогда вали! — Хоуп ставит меня на место, жестко и нагло косясь снизу вверх. Его глаза мечутся от неуверенности, но позиции тот сдавать не намерен. А меня тошнит от этого места. Я хочу свободы, которой у меня, к сожалению, нет. Я хочу писать то, что хочу. Без рамок и правил. И брать интервью у тех личностей, у которых считаю нужным.
Я понимаю, что незаменимых нет, но не настолько. Душить себя никому не нужными обязанностями я не позволю. Посмотри рейтинг до меня, посмотри графики прежде, чем бросаться словами. Я уйду! Что потом? Я за это время стал лучшим журналистом, за спиной которого вечные агенты, пытающиеся переманить меня к себе, но я хожу и хожу сюда исправно, честно выполняя работу. Долго я буду на побегушках, плясать под твою дудку?
— Твой журнал на плаву благодаря мне! Не страшно выгонять? — Напоминаю маленький факт. Я его амбассадор! У Хоупа благодаря мне, на столе был такой компромат на всех этих жалких звезд, другим и не снилось. У меня свой метод разговорить даже немую рыбу.
— Ты становишься неуправляем, — вздохнув, привел единственный довод босс.
Благодаря моей идеально отработанной схеме, Хоуп каждый день ходит домой и знает, чем кормить семью, что купить дочке в подарок, просто так для настроения. Как порадовать жену. Отдыхает с друзьями. У меня всего этого нет. Я каждый день достаю по ниточке, то, что нельзя достать, и превращаю эту груду ответов на нелепые и неудобные вопросы в конфетку, выворачивая людей наизнанку во благо работе. И всегда слышу одну и ту же заученную фразу, от которой меня изнутри скручивает и душит: «Как же тебе удалось, Энтони? Вау! Это сенсация!».
— Беккер, я сказал, ты поедешь и возьмешь это чертово интервью у Кайла Спенса, — орет на меня в ответ. Этот толстый, надменный и жадный до ужаса мужик не может даже свою пятую точку поднять. Так и сидит в своем кресле, покачиваясь влево-вправо и испытывая мои нервы.
— Я сказал нет! Значит — нет! — стою на своем. Никогда этого не будет. Я не думаю и не вспоминаю «о семье Спенсов». Специально не хочу знать информацию, не пробиваю, не копаюсь и не ищу эту фамилию в источниках СМИ. Хотя с моими связями мог бы за несколько минут раскопать все, что интересует. И я никогда сам не поеду в эту чертову Японию, лишь бы подлизать задницу режиссеру и поднять рейтинг ни Кайлу, ни газете.
— Кайлу Спенсу нужен черный пиар. Он платит, — не может угомониться и услышать мой ответ, который непоколебим.
— Найди другого, такого же, — ставлю перед фактом. — Я увольняюсь, — и ставлю точку в карьере. По крайней мере сейчас. Журналистика никогда меня не прельщала. Всегда угнетала и дарила чувство скованности и загнанной клетки. Сейчас, после таких простых и важных слов, сказанных сгоряча, чувствую прилив силы и свободу. И почему я не решался раньше на этот шаг? Мне, как и любому другому человеку, нужна была черта, через которую невозможно переступить.
Выхожу на улицу, ощущая долгожданную свободу. Стреляю сигаретку у прохожего. Эта должность и до такой привычки довела. Раньше это было баловство, сейчас — необходимость. Медленно вдыхаю никотин. Рабочий день только вступает в силу, а я уже иду домой. Свободный как птица, еще пол часа назад не рассчитывал о таком коротком рабочем дне, но как только увидел на столе спец задание не смог сдержаться. Сжав в кулак конверт, сразу направился разбираться и доигрался.
Легкий бриз дует с моря, и я жадно вдыхаю аромат, смешивая его с никотином.
— О, привет Тони, — здоровается со мной та девушка с ресепшена. Ее, кстати, Сандра зовут. Мой взгляд переходит на автомобиль, в котором она приехала. Итан, чертов Казанова, добился своего. Улыбаюсь другу и здороваюсь в ответ. Ну хоть у него все прекрасно в жизни. Личная жизнь кипит и бурлит. У меня нет желания разговаривать, поэтому меня хватает на быстрое приветствие, и я испаряюсь в своих мыслях, думаю, как быть и что делать дальше.