– Я так зла на тебя, Арнелла! – сходу принялась нападать мама. – Ты поступила так глупо, как будто у тебя вдруг снова начался переходный возраст. Ты взрослая девушка и должна понимать, что время игр давно позади.
Я выучила ее тактику ведения споров очень давно. Сначала атака. А теперь она примется давить на жалость и попытается воззвать к чувству вины.
– Я так испугалась, когда не обнаружила тебя дома, – мама всхлипнула, а ее нижняя губа очень правдоподобно задрожала. – Ты – все, что у меня есть. И разве я виновата, что хочу позаботиться о тебе? Я люблю тебя больше всего на свете, солнышко!
Я лишь вздохнула, быстро шагая по коридорам академии. Однако мама не отставала, несмотря на то, что на ней были туфли на каблуках, а на мне – спортивные ботинки. Перейти на бег? Боюсь, Кармеллу Алетт это не остановит, ведь впереди еще этап примирения, когда мама выдвинет условия, на которых согласится меня простить.
– Я так скучала по тебе, доченька, так ждала твоих каникул. Мне было очень одиноко в незнакомом городе!
– Как там свидание с Энцо? – поинтересовалась я невзначай.
– О, прекрасно, – оживилась мама. – Видела бы ты, какие цветы он мне шлет! Но гораздо больше меня заботит твое счастье, – спохватилась она, вернув голосу прежний трагический тон.
Мы вышли из академии, и я повернула к общежитию. Занятия закончились, и студенты разбрелись кто куда. Краем глаза я заметила Ровену, спешащую в библиотеку. Даже странно, что она проявляет рвение к учебе. Перед ней и так все дороги открыты.
– У меня все прекрасно, мама, – ответила я. – Меня перевели на второй семестр, стипендию должны были перечислить на счет.
– Да, все в порядке, деньги пришли, – подтвердила она. – Однако…
Я остановилась и повернулась к ней.
– Это моя жизнь, – сказала я. – Не твоя. Это мне решать, как ее прожить. Я тоже очень тебя люблю, но не стану выходить за кого бы ты там ни выбрала.
– Сначала посмотри, – деловито проворчала она, расстегивая сумочку. – Ты слишком рано уехала. Несколько писем доставили лишь следующим утром. Это просто шикарный вариант. Ты не танцевала с ним, но я обратила внимание, как он на тебя смотрел. Тридцать лет, брюнет, не красавец, но вполне приятный на вид… – она торопливо достала конверт и распечатала его. Иллюзорный и приятный на вид брюнет вырос прямо посреди дорожки.
Я покачала головой и пошла дальше.
– Посмотри, какая милая, застенчивая улыбка! – выкрикнула мама, не желая расставаться с женихом. – Я прекрасно знаю этот типаж, он очень похож на твоего отца. Ты сможешь веревки из него вить!
– Вот и забирай его себе и вей!
– Кому я нужна, – пожаловалась она, догнав меня. Мы что, идем на второй круг жалоб? – Даже собственная дочь бросила меня, не попрощавшись.
– Прощай, мама, – сказала я, входя в общежитие.
Расчет мой был простым: намаявшись с дисциплиной, комендант женского общежития установила строгие правила доступа. Если ты тут не живешь, то в дверь пройти не сумеешь. Мама позади охнула, и я, не удержавшись, быстро оглянулась. Она нахмурилась и, выставив руки, ощупывала невидимую преграду.
– Я буду тебе писать, – пообещала я, все же почувствовав легкий укол вины. – Может, приеду как-нибудь на выходные…
– Мы еще не договорили, – пригрозила она, сдувая с глаз упавшую прядь. – Арнелла, ты не можешь выставить мать за дверь, как какую-то побирушку! Я рожала тебя в муках!
– Мне очень жаль, если я доставила тебе неудобства, мама, – сказала я и пошла по лестнице наверх.
Крики неслись мне в спину, но вскоре затихли. Хоть бы она отстала! Мысленно помолившись всем богам, я поднялась в свою комнату. Учебник по бытовой магии за первый семестр лежал открытым на столе. После того раза, когда пылетер получился будто сам собой, мне так и не удалось повторить свой успех. Однако на вводной лекции по основам магии говорили, что до прохождения лабиринта такие взбрыки хаоса нормальны. Потом в моем теле появится четкий магический контур, и хаос потечет ровным потоком.
Мама наверняка снова пошла к ректору. А ведь если он только захочет, то кто-нибудь из преподавателей не поставит мне зачет. И ради чего тогда я корплю над учебниками? Если потом мне все равно придется идти под венец с приятным на вид брюнетом, которого я толком и не рассмотрела.
Громкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть на месте.
– Арнелла! – выкрикнула мама. – Открывай сейчас же! – Она добавила в сторону: – Я надеюсь, у вас есть ключи?
Она снова стукнула кулаком в дверь, следом послышалось бормотание и приглушенный звон металла, словно бы от связки ключей. О нет! Мама сумела найти коменданта и убедить пропустить ее ко мне.
Я вскочила и заметалась по комнате. Если бы только плащ ректора был плащом-невидимкой…
– Арнелла, открывай. Нам надо серьезно поговорить. Сам император подписал разрешение на твой брак! Ты надеешься сбежать и от императора?
А вот это она зря: запугивание никогда на меня не действовало. Что-то в моей душе требовало немедленно поступить наперекор. Сбежать? Прекрасно! Я открыла окно и забралась на подоконник. Ветер ударил в лицо, встрепал волосы и взметнул юбку. Может, однажды я стану воздушницей, но сейчас мне была нужна опора понадежней.
К счастью, архитектор снабдил женское общежитие всевозможными карнизами, изящными нимфами, вырастающими из фасада, и прочими излишествами, которые сейчас оказались очень кстати. Перебравшись через подоконник и стараясь не смотреть вниз, я медленно пошла по широкому карнизу влево – к балкону, через который можно выйти на лестницу.
Всего-то шагов двадцать, не больше, однако, отпустив подоконник и схватившись за мраморную руку нимфы, я зажмурилась, уговаривая себя сделать еще шажок. Дверь в комнате с грохотом распахнулась.
– Арнелла! Ты что, решила поиграть в прятки? – раздался голос мамы. – Не надеешься же ты спрятаться в этой комнатушке? Послушайте, в каких ужасных условиях живут будущие маги, гордость империи! А это покрывало! Оно абсолютно диссонирует с остальной обстановкой. Какой ужасный оттенок! Арнелла! Выходи и не позорь меня.
Я сделала еще несколько шагов, прижимаясь всем телом к стене общежития, нагретой солнцем. Глянула вниз, и едва не заплакала от ужаса. Дорожка, по которой мы только что шли, казалась траурной лентой. Вот такую мне и повяжут на букет на могилку. Иллюзия жениха переливалась красками, как мыльный пузырь. Если я отсюда свалюсь, то вся надежда, что до целителей – рукой подать. Порыв ветра ударил сильнее, и я вжалась в камни, как ящерица. Мраморная рука закончилась, и следующая нимфа стояла спиной, выставив роскошную пятую точку.
Надо обогнуть попу. Я облизала губы и снова посмотрела вниз. Мое бегство не осталось незамеченным: несколько парней глазели на меня, задрав головы.
Мама стучала дверями шкафа, ругалась, потом расчихалась – верно, решила заглянуть в камин. Попа нимфы торчала непреодолимой преградой. Собравшись с духом, я протянула руку влево, схватилась за выступ. Или лучше вернуться?
– Не надо, – произнес кто-то совсем рядом, и от неожиданности я дернулась, нога соскользнула, я взвизгнула, но не успела толком испугаться, как оказалась в уверенных сильных объятиях.
– Мы летим! – воскликнула я, рефлекторно обхватив парня за шею.
– Это магия, – улыбнулся он и развернулся вместе со мной в воздухе. – Как тебя зовут?
– Арнелла, – выдохнула я, – можно Арья.
Так зовут меня друзья, а этого парня, спасшего мне жизнь, наверняка можно считать другом. Золотые волосы, голубые глаза, воздушник, конечно, но одет не в форму. А его улыбка в сто раз милее чем у того жениха, иллюзия которого уже наверняка рассеялась.
– Кевин, – представился он, как будто нет ничего необычного в том, чтобы знакомиться вот так, на лету. – Ты спешишь, Арнелла?
Я помотала головой, прижимаясь к его груди и чувствуя спокойное и ровное биение сердца.
– Тогда я, кажется, знаю одно место, где тебе понравится.
Он снова улыбнулся и полетел со мною вместе, и я даже не смотрела – куда, не в силах оторвать взгляд от его лица.
***
Кевин опустился так плавно, что я даже не почувствовала толчка. И лишь когда он поставил меня на землю, разжала руки с долей сожаления. Это было так восхитительно: чувство полета, ветер в волосах, объятия…
– Как тебе? – поинтересовался Кевин, осматриваясь. – Я люблю здесь бывать.
Мы очутились на крыше академии, в самом центре звезды, что расходилась в стороны шестью лучами. Каждое крыло академии было оформлено в своем стиле, но здесь, наверху, все они были одинаковыми.
– Очень красиво, – честно ответила я, глядя на парня.
– Итак, Арнелла, – Кевин сел на край крыши, выходящей в сторону, где вдали блестело море, и свесил ноги, – что ты делала на карнизе женского общежития?
Я осторожно присела чуть позади, держась подальше от края.
– Убегала от мамы, – вздохнула я.
Раздражение и злость схлынули, и на их место пришло понимание того, как глупо я поступила. Я ведь могла разбиться. Если бы не Кевин.
– Мне это знакомо, – он не стал насмехаться и понятливо улыбнулся. – Моя мать тоже та еще мегера. Дай угадаю, она забраковала всех твоих женихов? И поэтому ты все еще в академии? Уверен, тебя осыпали сотнями предложений.
– Моя мама была бы счастлива, если бы я приняла одно из них, – ответила я, польщенная его предположением. – Она боится Лабиринта.
– Вот как? – удивился он. – Выходит, это ты не хочешь замуж?
– Не то чтобы не хочу, – ответила я. – Хочу, наверное. Но не так.
– Ты уже в кого-то влюблена? – Кевин бросил на меня пытливый взгляд.
– Нет, – ответила я. – В том-то и дело.
Он кивнул, и я, почувствовав наконец поддержку, на одном дыхании выпалила:
– Почему мужчин не заставляют запечатываться? Почему женщины лишь средство для воспроизводства других магов? Почему нас считают такими слабыми?
– Напротив, – спокойно ответил Кевин, вновь поворачиваясь к морю и жмурясь от солнца, к которому протянула лапу сизая туча. – В том-то и соль, что женщины-маги очень сильны. В женщинах обычно куда больше хаоса, и удержать его сложнее. Ты ведь знаешь, что за Стеной?
– Хаос, – ответила я. – Ты уже был там?
Кевин кивнул, и его лицо омрачилось.
– Наш мир упорядочен и живет по своим законам, которых в хаосе вовсе нет, – сказал он. – Там все не так. И это сотворила женщина. Она сражалась плечом к плечу со своим любимым, и когда он погиб, выплеснула всю свою ярость и боль. Все, на что была способна. Она сожгла саму ткань мироздания.
– Она была огневичкой? – отчего-то шепотом спросила я.
– Да. Правда, что у вас на потоке есть девушка с наследственностью огня? – с любопытством спросил Кевин, поворачиваясь ко мне.
– Правда, – ответила я.
– Но их же сразу запечатывают.
– Она нужна ректору.
– Странно, – задумался Кевин. – Видимо, это приказ императора. Огневиков все меньше, и мастеру Адалхарду решили подобрать жену наверняка. Ты бы видела, как он владеет огнем! Самый сильный маг из всех, что я знаю. Его посох раскаляется, и дракон, что украшает вершину, извергает пламя как живой. Огненный вихрь, огненный дождь, стена огня – все заклинания, которые только существуют, удаются ему как никому другому.
Я опустила ресницы, пытаясь скрыть раздражение. Вот о чем мне точно не хотелось говорить, так это о магическом потенциале ректора.
– Как он швыряет огненными шарами в тварей хаоса, – не унимался Кевин. Взмахнув руками, сделал несколько пассов в сторону моря.
– А они страшные?
Дожилась: даже тварей хаоса мне обсуждать приятнее, чем мастера Адалхарда.
– Симпатичными их не назовешь, – усмехнулся Кевин. – Но не бойся, за стену они не сунутся. Так что ты никогда их не увидишь.
– Если я пройду лабиринт и потом закончу академию, то увижу, – упрямо возразила я.
– Я бы скорее поставил на то, что еще до лабиринта ты влюбишься и запечатаешься, и пойдешь под венец с каким-нибудь счастливчиком, – усмехнулся он.
– А в лабиринте тварей не будет? Там ведь тоже… хаос.
– Нет, – покачал он головой, и его светлые пряди рассыпались по плечам. Туча дотянулась до солнечного диска, сцапав его. Сразу стемнело, и волосы Кевина стали пепельно-белыми. – Сама подумай, кто бы пустил первокурсников, не обученных толком ничему, к тварям хаоса. Да они бы вас разорвали, как котят!
Я промолчала. Внизу сновали люди, крыша женского общежития в надвигающихся сумерках окрасилась сиреневым. Кажется, я видела золотые локоны мамы, мелькнувшие в окне. Неужели она все еще меня ищет?
– Как думаешь, какая у меня магия? – спросила я.
– Я бы поставил на то, что ты воздушница, Арнелла, – предположил Кевин. – С тобой было очень легко лететь, как будто воздух – и твоя родная стихия.
– Думаешь? – с сомнением произнесла я, глянув на его широкие плечи и крепкие руки. – Просто ты очень сильный… маг…
– На самом деле, не очень, – не стал хвастаться Кевин. – У меня средний потенциал.
– Но тебя брали за Стену!
– Не в патруль, только на первый пост. Но в этом году будет моя первая Охота, – Кевин произнес это почти с предвкушением, и я поежилась. – Тебе холодно?
– Нет, – ответила я, – все прекрасно.
– Наверное, надо вернуть тебя назад? – спросил он. – Пока не продуло. Это я привычный к ветрам.
Кевин поднялся, и мне пришлось тоже встать. Я, немного смущаясь, обвила руками его шею.
– Боишься?
В его глазах словно бы светилось небо.
– Лететь с тобой? Нет, – покачала я головой. – А вот выслушивать мамины упреки…
– Если тебе не хватает смелости и на это, то как ты собираешься пройти Лабиринт? – справедливо подметил он, легко беря меня на руки.
Я прижалась к нему крепче, и вскоре мы взмыли над крышей и полетели над территорией академии. Туча быстро приближалась, в сизом брюхе мелькали короткие всполохи молний, но я и правда не боялась. Может, воздух действительно моя стихия? Или вся магия – в Кевине?
Он опустился у входа в женское общежитие и аккуратно поставил меня на землю.
– Может, еще как-нибудь полетаем, Арнелла, – предложил он, а я только кивнула, глупо улыбнувшись.
– Спасибо! – запоздало выкрикнула я ему вслед, и Кевин, обернувшись, помахал мне рукой.
В душе было так тепло, словно в моем сердце поселился кусочек солнца. Хотелось улыбаться непонятно чему, или взлететь, как птица. Я взмахнула руками, но, конечно, не оторвалась от земли ни на чуть-чуть.
– Это было впечатляюще, – произнес кто-то позади меня, и я, обернувшись, увидела Миранду. Она спустилась по ступеням и остановилась рядом со мной. – Твоя мать все еще орет там наверху.
– О нет, – вздохнула я.
– Она собирается идти жаловаться к ректору.
Я бросила трусливый взгляд в открытые двери.
– Как насчет поужинать? – предложила Миранда. – Я считаю, что выслушивать эти вопли лучше на сытый желудок.
– Пойдем, – охотно согласилась я.