Кропоткин опустился за западный горизонт Краски неба начали блекнуть, постепенно выгорая от кровавого оттенка свежей раны до темного пурпура глубокого кровоподтека. Тетсами стояла на высоком уступе, с которого открывался вид на вытянувшийся во всех направлениях город. Годвин — коричнево-черный в наступающих сумерках — влажно поблескивал, напоминая огромную кучу навоза, кишащую насекомыми-людьми. Со своего наблюдательного пункта Тетсами была видна точка комплекса «ГАА», небольшой шрам в лесу, оставленный «Кровавым Потоком» и большая круглая воронка в том месте, где орбитальная атака Клауса превратила горную долину в гигантскую яму, наполненную песком и гравием.
«Все, — подумала Тетсами. — Все в порядке»
Задуманный ею план сработал.
Впрочем, сработал ли?
Тетсами поежилась от вечернего холода и обхватила плечи руками.
— Бедняга Йоханн, — прошептала девушка. — Что толкнуло тебя на предательство, ублюдок ты траханый…
У нее ушло два или три дня на то, чтобы тщательно проанализировать последние пятнадцать минут операции, но она так и не поняла до конца, что же, собственно говоря, произошло. Впрочем, вероятно, ей и не очень хотелось понять. Многое показалось ей странным и неясным. С полной определенностью можно было утверждать только одно — полковник Клаус Дахам проиграл последний раунд. Может быть, даже погиб.
Доминику каким-то образом удалось перехитрить своего брата. Он обвел его вокруг пальца, обошелся с ним так же цинично и безжалостно, Как обходился и со всеми остальными.
Особенно с ней, с Тетсами.
Почему Магнус не сказал нам, что Клаус — его брат? Она почувствовала, как волна обиды и гнева снова захлестывает ее. Почему он не сказал о том, что предпринял дополнительные меры по защите Общины Дидро? Почему не сказал нам, что Леви шпион? Он ведь наверняка давно догадался об этом…
Доминик догадывался, что Клаус может предпринять атаку на общину. И поэтому подготовился к нападению. Ко времени начала атаки почти все его люди укрылись в туннелях, пронизывающих горы вокруг общины. Зарегистрировав появление вражеского разведмодуля, помощники Магнуса быстро эвакуировали весь наземный персонал в пещеры. Орбитальный удар превратил наземное здание в груду щебня, но погиб всего один человек и было ранено несколько десятков, когда обвалился потолок одной из пещер.
Какой-то частью своего существа Тетсами прямо-таки возненавидела Доминика за то, что он никому не сказал — не сказал и ей — о том, что его люди в безопасности.
Подонок бесчувственный.
Тетсами вспомнила, какой всепоглощающий ужас охватил ее, когда она наблюдала за тем, как разрушается община… Она ожидала, что назначенная Домиником встреча в долине произойдет в массовой братской могиле… а вместо этого увидела, что его люди, целые и невредимые, включились в работу по благоустройству бесконечного лабиринта пещер. В туннелях сооружались жилые помещения со всеми удобствами; лазареты, оборудованные по последнему слову медицинской техники, гидропонические оранжереи, способные сколь угодно долго обеспечивать обитателей катакомб продуктами питания.
Уж кому-кому, а ей Доминик мог бы рассказать обо всем этом.
Ей-то он мог бы довериться.
Особенно скверно обстояло дело с Йоханном Леви. Тетсами хотелось бы верить, что Магнус узнал о предательстве Леви в самом конце операции. Но в ней все больше и больше крепло подозрение, что он использовал Леви в качестве инструмента для достижения своих целей, управлял им, как марионеткой. Подозрение это тесно переплелось с тем самым гнусным ощущением, которое не оставляло Тетсами со времени завершения операции.
Конечно, весь проект изначально был крайне рискованным. Все участники операции отдавали себе отчет в том, что в ходе акции возможны жертвы. И каждый, прекрасно понимая это, добровольно согласился принять в ней участие.
Разве не так?
Тетсами с отвращением взглянула на Годвин, расползающийся, подобно злокачественной опухоли, по телу планеты Бакунин, и заставила себя признать истинную проблему, поставившую операцию на грань провала.
Именно ей, Тетсами, пришла в голову идея налета на сейф «ГАА», именно она все спланировала, она набрала команду и подготавливала людей… а сама оказалась неподготовленной. Неготовой к тому, что доверившихся ей людей могут ранить или убить. Неподготовленной к трагедии, произошедшей с Шейн.
Шейн. Это был, вероятно, самый тяжелый груз на совести Тетсами. Несмотря на отличное медицинское обслуживание подземной «империи», здешние доктора не смогли оказать ей надлежащей помощи. Шейн утратила основную — нижнюю — часть туловища, дышать была вынуждена при помощи аппарата искусственного дыхания, а в сознание так еще и не пришла.
Айвор тайком отвез ее в госпиталь «Штеммер Фасилити», где она проходила — анонимно — курс лечения после стычки с морпехами на стройплощадке. Теперь ей предстояло подвергнуться основательной реконструкции, хотя врачи пока остерегались прогнозов, простирающихся дальше возможности спасти жизнь пациентки.
Что касается Мосасы и Беспорядочного, то они практически не пострадали во время инцидента на «Кровавом Потоке», и только одно это заставляло Тетсами чувствовать себя еще более стесненно в присутствии обоих носителей искусственного разума.
Не могла Тетсами не вспомнить также и четырех морских пехотинцев, находившихся на борту «Кровавого Потока». Морпехов, которые оказались прямо перед залпом, когда Шейн открыла огонь, тогда как саму Шейн сильно окатило обратным потоком плазмы.
Следует добавить к этому списку морпехов, которые погибли при столкновении «Кровавого Потока» с административным корпусом «ГАА», плюс несколько человек, которых пристрелил Леви во время своей отчаянной попытки разделаться с Клаусом, плюс самого Йоханна Леви, который тоже, скорее всего, покойник.
Чем дальше предавалась Тетсами мрачным размышлениям, тем больше трупов всплывало на поверхность.
А не лучше было бы начать подсчет с трех снайперов, которых она самолично укокошила на стройке?
Все это было слишком безобразно, вопиюще жестоко, и совсем не походило на чистый цифровой мир компьютерных сетей, в котором Тетсами чувствовала себя как рыба в воде. Конечно, там тоже частенько приходилось рисковать — но то был «чистый» риск, то есть такой, который не оставлял на руках ничьей крови, кроме своей собственной. Ты ни в кого не стреляешь, и в тебя — никто.
Тетсами провела ладонью по глазам, задаваясь отнюдь не легким вопросом, как распоряжаться впредь уже не жизнями других людей, но своей собственной.
Безусловно, она могла бы потребовать у Доминика свою долю наличными — двадцать мегаграммов, сумма, которую она не заработала бы и за несколько десятков лет «честного» труда на ниве компьютерного пиратства, сказать «прощай» Бакунину и найти где-нибудь на просторах Конфедерации приличное, цивилизованное место для безмятежной размеренной жизни. С такой уймой денег она могла бы поселиться даже на Земле.
Тетсами попыталась найти какое-то удовлетворение в столь радужных перспективах, но ощутила лишь тупое безразличие к ним.
— Мерзкая планета. — Тетсами злобно плюнула в сторону Годвина.
— Возможно, — послышался сзади знакомый голос. — Но у Бакунина есть и свои достоинства.
— Привет, Доминик, — сказала девушка, не оборачиваясь.
— Я искал тебя довольно долго. В здешних пещерах ничего не стоит заблудиться.
— Хотела бы я заблудиться. Да так, чтобы никто и никогда меня не нашел.
Она услышала, как он подошел ближе.
— Прекрасный вид.
— Вид дерьмовый. — Она повернула голову и посмотрела на Доминика.
— Ну, чего тебе?.
— Я хотел поблагодарить тебя…
— Сделай милость. — Во рту у девушки мгновенно пересохло. Ее собственная ирония показалась ей какой-то наигранной.
— …и дать тебе вот это. — Магнус протянул ей небольшой пластиковый конверт.
Тетсами взяла его и, раскрыв, увидела внутри пачку пластиковых купюр — все килограммовые банкноты Коллективного Страхового Банка Адама Смита. Пятьдесят штук. Тетсами смотрела на деньги, потеряв на мгновение дар речи.
— Это то, что я тебе должен. Вдобавок к твоей доле, естественно.
Тетсами с трудом сдержала желание швырнуть пачку вниз с высокого утеса. Ей вдруг захотелось кричать и плакать, бегать кругами по утесу, рвать на себе волосы…
Делать что-нибудь, что угодно… лишь бы обратить на себя его внимание.
— Доминик, ты — бесчувственный ублюдок.
Магнус медленно повернулся к ней, и абсолютно бесстрастное выражение его лица разъярило девушку еще больше.
— Ты вообще-то видишь людей этими своими ледышками, которые считаешь глазами? До тебя не доходит, что ты общаешься с окружающими, как с кассовыми аппаратами?
Тетсами вынула из конверта пачку банкнот и сунула ее Дому за пазуху.
— Подавись! Я их, собственно говоря, и не заслужила. Ведь информация на «Блик Мьюнишнз» накрылась, когда меня схватили паладины. И вот еще что…
Доминик посмотрел на свою оттопыривающуюся рубашку, в которую Тетсами сунула деньги. Когда он поднял голову, девушка увидела на его лице — к вящему своему удовольствию! — совершенно обескураженное выражение.
— Что?
Тетсами обеими руками обхватила голову Магнуса, пригнула ее и впилась в его губы свирепым поцелуем, настолько долгим и крепким, что ей почудился привкус крови на губах. Ее или его крови — это Тетсами не волновало. Наконец она отпустила его и тихо сказала:
— Поразмысли об этом на досуге, чурбан бездушный.
Она оставила его одного, ошеломленного, на высоком утесе. На потемневшем небе начали высыпать звезды.
— У меня имеются сведения, что среди вас распространяются провокационные, заведомо ложные измышления, порождающие пораженческие настроения.
Клаус окинул орлиным взглядом импровизированный плац-парад, который до недавнего времени являлся взлетно-посадочной площадкой «ГАА». Теперь, после того как техники ЗИКа смонтировали новую компьютерную сеть и задействовали новый защитный периметр — с использованием, правда, восстановленных башен прежнего периметра — необходимость присутствия на территории комплекса «ГАА» «Кровавого Потока», генерировавшего защитные экраны на начальных стадиях операции, отпала. Сейчас «Кровавый Поток» стоял на новом посадочном поле — расположенном чуть восточнее комплекса — рядом со своим «кузеном», звездолетом «Шафтсбери».
Полковник Дахам получил возможность непосредственного контакта со всем личным составом сразу. В данный момент ему внимали почти две тысячи штатских специалистов ЗИКа плюс оставшиеся сто десять морских пехотинцев.
Со дня «инцидента» прошло трое суток.
Клаус намеренно затягивал паузу, ощущая, как аудитория замерла в напряженном ожидании. Сегодня утром Клаус приказал установить подиум — с которого намеревался толкнуть страстную речь — в изгибе огромного U-образного административного корпуса. Кто-нибудь другой мог бы засомневаться в мудрости подобного решения, когда аудитории приходилось созерцать не только оратора, выступающего с трибуны, но и изуродованные двигателями «Кровавого Потока» здания. Слишком уж живо напоминали разрушения о шести погибших и пятерых раненых морпехах, также как и о двух скончавшихся от травм штатских.
Кто-то другой мог бы, конечно, засомневаться, только не полковник Дахам.
Неловкая тишина сделалась почти невыносимой.
Кто-нибудь другой мог бы заметить в толпе несколько гневных взглядов, и испугался бы этого.
Кто-то другой мог бы, вероятно, испугаться, только не полковник Дахам.
Клаус не испугался. Гнев — это хорошо. Гнев можно использовать. От гнева не так-то легко отделаться. Ярость, искусно направленная в нужное русло, это похлеще любого химического возбудителя.
Праведный гнев толпы был ниспослан Клаусу самим Господом Богом.
Клаус «просканировал» горящим взглядом передние ряды слушателей и сделал широкий круговой жест левой рукой. Правая его рука еще не совсем восстановила двигательные функции после попадания в него лазерного луча.
— Оглядитесь вокруг себя. Мы подверглись атаке бакунинских террористов, анархистов, единственная цель которых — разрушение. Но оглядитесь вокруг — разве это — разрушения?
Для начала следует садануть их по мозгам чем-то явным, очевидным.
— Вам известно, что намеревались сделать террористы? — Черта с два им известно. Клаусу удалось предотвратить утечку информации о событиях на подземных складских уровнях. Не более пяти-шести самых доверенных людей знало о существовании подземного туннеля — туннеля, вход в который спецкоманда ЗИКовских подрывников запечатала наглухо.
— Представьте себе включение всех приводов «Кровавого Потока» при одновременной активации квантовой экстракционной топки контраграва.
Клаус улыбнулся про себя. Они заглотили наживку, еще немного — и они у него на крючке. В толпе было много технарей, и эти-то уж точно могли себе представить. Для остальных Клаус продолжал.
— Если бы это произошло, вы видели бы сейчас не поврежденное здание позади меня. Вы смотрели бы со дна стометровой глубины воронки, на почти километровой длины траншею со стекловидной внутренней поверхностью.
Он чувствовал волну нарастающего возбуждения. Волну, приближающуюся медленно, но неотвратимо. Клаусу стало трудно контролировать собственную жестикуляцию, и он решил наплевать на рану от лазерного луча. Медики потом разберутся. Клаус выбросил вверх правую руку, едва удержавшись от крика, когда острая боль пронзила плечо.
— И предотвращение этого называется поражением? Пятеро морских пехотинцев, ваших товарищей, погибли, предотвращая катастрофу. Террористы уже проникли к контраграву, когда эти пятеро героев остановили их… остановили ценой собственных жизней. Старт «Кровавого Потока» был вызван неполадками в системе контраграва. Террористы почти добились своего!
Клаус и сам понимал, что несколько переигрывает, но звук его собственного, усиленного мощной аппаратурой голоса, взбадривал, как наркотик.
— Если бы не эти пятеро отважных, беззаветно преданных Конфедерации бойцов, нам было бы сейчас не до подготовки ко второй фазе данной операции. По той простой причине, что все мы были бы мертвы.
При этих словах Клаус улыбнулся.
Пора приступать к изложению остальных своих проблем.
— Не правда ли интересно, что нашлись среди вас такие, кто называет этот подвиг ваших соратников поражением?
Последовала долгая пауза. Полковник старался продлить ее как можно дольше, чтобы подтекст сказанного дошел до каждого. Столь многозначительная пауза преследовала и другую — кроме достижения драматического эффекта — цель. Это был знак верным Клаусу людям — «внимание», «приготовьтесь».
— Не удивительно ли, что среди пропавших без вести числится женщина — офицер морской пехоты, в обязанность которой входила охрана периметра? А не интересно ли, что она была последней, кто проник на борт «Кровавого Потока» в день прискорбного инцидента? Не интересно ли, что она несла вахту вместе с вероломной предательницей, бакунинской наймиткой Кэти Шейн, когда более чем восьми сотням заключенных было позволено совершить побег?
— Не интересно ли, что я сам едва не пал жертвой снайпера, ведущего огонь с нашей же собственной башни воздушного контроля?
Люди Клауса в толпе изготовились и ждали последнего сигнала.
— Теперь, полагаю, каждому из вас ясно — даже без тех разведывательных источников, к которым имею доступ только я, — что предатели, сочувствующие бакунинским террористам, затесались в наши тесные ряды. Они действуют среди нас давно, с самого начала операции. Капкан, в который я намеренно превратил «Кровавый Поток», должен был не только обезвредить проникших туда террористов…
— Этот капкан помог нам выявить изменников в наших собственных рядах!
Эта фраза и являлась сигналом, по которому агенты Клауса одновременно схватили свыше двух десятков людей, занесенных полковником Дахамом в «черный список» — людей ненадежных, людей, позволявших себе недвусмысленные высказывания относительно характера операции, да и просто людей трусливых. Все присутствующие находились в состоянии полного оцепенения, когда громилы Клауса выхватили из толпы двадцать четыре человека — мужчин и женщин.
Двадцать четыре проблемы, которые можно было считать уже решенными.
— Посмотрите на них! Две дюжины тайных убийц, каждый из которых ждал подходящего момента, чтобы уничтожить любого из вас. Каждый из них с готовностью отдал бы даже свою собственную жизнь за то, чтобы увидеть, как этот комплекс стирается с лица планеты. Но они просчитались и выдали себя… и вы только посмотрите, какие это жалкие и трусливые создания!
Все они действительно выглядели до смерти напуганными, когда их тащили к башне-резиденции. Один из них, молодой морпех Коннер, разрыдался.
Каждый из них, естественно, отрицал все предъявленные им обвинения.
Но Клаус готов был держать пари, что каждый десятый из толпы верил им. И этот каждый десятый ничего не мог сделать, иначе он тотчас же оказался бы среди задержанных.
Клаус дождался, пока громкий гул взбудораженной толпы немного утихнет, потом продолжил свою пламенную речь.
— Мы не стали слабее после выпавшего на нашу долю испытания. Мы стали сильнее и сплоченнее.
— Мы не потерпели поражения. Мы — триумфаторы.
— Мы еще не закончили. Мы только начинаем.
— Оглянитесь вокруг себя. Будущее принадлежит нам. Бакунин наш. И никто не сможет остановить нас!
Речь продолжалась еще минут сорок. С подиума Клаус уходил под гром оваций. Ему аплодировали стоя.
Сим Вашния любил посещать Землю. Ему нравились ее чистый прозрачный воздух и малая гравитация, которая позволяла ему в буквальном смысле слова горы ворочать — настолько легко давались здесь физические усилия. Вот и во время нынешнего своего визита он испытывал наслаждение от окружающей среды Земли. Наслаждение, которое только усиливалось от осознания того, что его, Вашнии, планы осуществляются на удивление хорошо. Все шло просто прекрасно.
И вот, пребывая в столь безмятежном и умиротворенном расположении духа, Вашния вдруг с тревогой почувствовал, что непременная улыбка начинает медленно сползать с его лица.
Вашния погладил бороду, скрывая попытку удержать ускользающую улыбку.
— Чего ты хочешь от меня?
Вашния не видел причины, которая заставляла бы его недолюбливать Дмитрия Олманова. Этот немолодой уже русский был таким же, как и он, Вашния, профессионалом, делающим свою работу. Но на этот раз Вашнии с трудом удавалось оставаться в хорошем настроении, чего он за собой никогда прежде не замечал.
Впервые за долгое-долгое время Вашния испытывал такое раздражение.
Они с Дмитрием сидели в офисе Олманова, глубоко в недрах основания башни Конфедерации. В самом чреве конфедеративной бюрократии, фигурально выражаясь.
— Я хочу от тебя прямого ответа, Вашния.
Дмитрий выглядел утомленным. Вашния понимал его состояние, но был далек от сочувствия старику. Каждое десятилетие, непосредственно перед Конгрессом, разведывательные службы всех ветвей Конфедерации лихорадочно активизировали свою деятельность. Это была данность, неизбежность. Вода была мокрая, межзвездное пространство заполнялось вакуумом, а конфедеративная политика каждые десять лет достигала своей критической массы.
Это ни в коей мере не извиняло вопиющую бестактность Дмитрия.
— Ты что же, ждешь от меня признания всех якобы совершенных Протекторатом Инди преступлений?
Дмитрий потер ладонью лоб.
— Я ни в чем тебя лично не обвиняю.
— Отрадно слышать.
— Но ты ведь не можешь отрицать того, что произошло на Марсе.
— Я ничего не собираюсь ни отрицать, ни признавать.
Дмитрий с силой ударил кулаком по столу.
— Проклятье! Я играю в эти игры дольше, чем ты живешь на свете. Я мог бы руководить аппаратом Службы Безопасности всей Конфедерации.
Вашния поднялся с кресла. От его улыбки не осталось и следа.
— Спасибо, что пригласил меня, но я должен идти. Дмитрий откинулся на спинку кресла.
— Не торопись. Извини за вспышку. Не сдержался я… нервы ни к черту.
— Не думаю, что у нас есть что сказать друг другу.
— Никак ты не поймешь! Я хочу удержать Конфедерацию от развала. Структура ее — это тщательно сбалансированный механизм, и любое смещение власти способно вызвать дестабилизирующие, непредсказуемые последствия.
Вашния не стал ни садиться, ни пытаться вернуть знаменитую свою улыбку на ее прежнее место.
— О каких смещениях ты толкуешь? — Он даже не потрудился скрыть звучащую в голосе иронию.
— Мы оба знаем, какие планеты будут на предстоящем Конгрессе повышены в звании, так сказать. Особенно теперь, когда ты получил поддержку Семи Миров…
— Я понимаю тебя. Только вот что я тебе скажу — с того места, где ты сидишь, любое «смещение власти», как это называешь, может показаться слишком дестабилизирующим. Даже угрожающим.
Дмитрий молча кивал.
Вашния вздохнул.
— Хватит болтать о хваленой беспристрастности ЗИКа. Пора бы тебе открыто признать, что ты представляешь из себя ничто иное, как защитника интересов Сириуса и Альфа Центавра.
— А ты ни разу не задумывался о том, что любое сколь-нибудь значительное перераспределение власти может вызвать крайне нежелательные последствия?
— Все власть предержащие должны бояться перемен.
— Я не утверждаю, что наша нынешняя система безупречна, но налицо признаки таких процессов, которые…
Вашния предостерегающе поднял руку и шагнул к двери.
— Я до глубины души возмущен вашим намеком на то, что Народный Протекторат Инди пытается нарушить Священную Хартию. Если вы еще раз позволите себе нечто подобное, я буду вынужден предъявить вам официальную ноту протеста.
— Я же сказал, я ни в чем тебя не обвиняю. Не кипятись. Присядь, пожалуйста, и выслушай меня.
Вашния с видом оскорбленного достоинства нехотя сел.
— Видимо, я в самом деле несколько погорячился. Но давай заканчивать наш двусмысленный разговор. Мы оба — деловые люди. Какого прямого ответа ты от меня ждешь?
— Хорошо, Сим. Я хочу знать, следует ли мне беспокоиться на твой счет в свете предстоящих событий?
Вашния погладил седую бороду, чувствуя, как на лицо его возвращается улыбка.
— Возможно, Дмитрий. Возможно, тебе следует побеспокоиться.
Настроение Сима Вашнии вернулось в нормальное состояние к тому моменту, когда он возвратился к консульству Протектората Инди. Ему еще надо было закончить кое-какие важные дела, не последнее место среди которых занимала инспекция разведывательной операции Протектората на Земле.
Консульство Инди располагалось — как и представительства всех остальных ветвей Конфедерации — в дипломатическом квартале, размещавшемся вокруг Конфедеративной Башни. Каждое посольство владело участком земли, приобретенным правительством той или иной планеты — именно по этой причине ни одно представительство не размещалось собственно в Башне, хотя километровой высоты здание легко вместило бы всех, еще и место осталось бы.
Единственной планетой, которая держала свой бюрократический аппарат непосредственно в башне, была Земля.
Консульство Инди находилось в центре десятка более мелких зданий, в которых функционировал дипломатический аппарат миров, входящих в состав Протектората.
Вашния, погруженный в глубокие раздумья, шел по тропинке, петляющей между зданиями, и только-только приближался к декоративному каменному мостику, ведущему в передний двор Консульства Инди, когда услышал незнакомый голос.
— Мистер Вашния?
Вашния обернулся и увидел, как из-за тени дерева крадущимся шагом вышла темная фигура. Человек появился как будто ниоткуда, и первой мыслью Вашнии было — «засада!».
Но он тотчас же взял себя в руки. Окружающий ландшафт скрывал такие меры безопасности, что имей человек какие-то дурные намерения, он не сумел бы проникнуть сюда ближе, чем на километр.
— Да? — сказал Вашния.
— Мне сказали, что только вы можете мне помочь.
Теперь, когда Вашния смог получше разглядеть незнакомца, он понял, что человек давно не был на Земле — об этом свидетельствовала его неуклюжая походка.
«Сила тяжести здесь гораздо больше, чем та, к которой он привык», — подумал Вашния.
Волосы у человека были обесцвечены сильным ультрафиолетовым облучением, но на коже не наблюдалось признаков ожогов. Облачен он был в новую — очень новую — одежду.
Инопланетная загадка.
— Чем могу быть вам полезен?
Человек поднял руку, чтобы пригладить ладонью волосы, и Вашния заметил, что кисть его представляет собой довольно грубую биомеханическую конструкцию, усеянную шрамами и похожими на оспинки пятнами. Мужчина заметил взгляд Вашнии и сунул руку в карман куртки.
— Я не нашел здесь представительства Семи Миров.
Вашния кивнул.
— Они имеют только одно посольство в пределах Конфедерации, на Мазимбе.
— Но ведь на Конгресс прибыл делегат от Тау Кита.
— Да, она с Грималкина.
— Мне нужно поговорить с ней.
Вашния хохотнул. Бесцеремонные манеры незнакомца показались ему просто прелестными.
— Я не состою при ней секретарем. И я не занимаюсь обслуживанием других дипломатов. Вам придется разыскивать ее самому.
Человек выглядел раздраженным.
— Если бы я знал, где ее искать, я не стал бы обращаться к вам.
— Ах, вот оно что.
— Вы не подскажете мне, как с ней связаться?
— Но зачем она вам понадобилась?
Незнакомец заколебался — всего на долю секунды, но Вашния заметил это.
— Я разыскиваю родственников на Дакоте.
Ложь.
Заинтересованный несбыточным поведением странного незнакомца Вашния решил не торопить события. Если их встреча не состоится, я узнаю об этом от самой Фернандес.
— Франческа Фернандес остановилась в отеле «Виктория». Ей могут позвонить из регистратуры, и если она захочет поговорить с вами, она с вами поговорит.
— Благодарю вас.
Человек повернулся, чтобы уйти, и Вашния сказал:
— Имейте в виду, она — нечеловек.
Он обернулся, поднося металлическую руку к лицу.
— В каком-то смысле, я тоже нечеловек.
— Могу я узнать ваше имя?
Снова секундное колебание, потом мужчина сказал:
— Иона. Меня зовут Иона.
Иона растворился в лесу так же неожиданно, как и появился. Вашния довольно долго стоял и смотрел ему вслед, удивляясь тому, что его взволновал — да, именно взволновал — обыденный инцидент.
Вашния вернулся к своим делам, однако, как он ни старался, ему не удавалось выбросить «тривиальный» инцидент из головы. Как и фразу, которую он сам сказал Дмитрию:
— Власть предержащие должны бояться перемен.
Конечно, беспокойство его было ничем не оправданным. Вашния всегда держал под контролем те силы, которые намеревался спустить с привязи. Но, по какой-то непонятной причине, встреча с «Ионой» настолько выбила его из колеи, что он засомневался в самом себе.