Аккорды кукол - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Трапезников (ч. 2)

Он устал. Не только сегодня, вообще... Может, пока не поздно, заняться другим делом, сменить ремесло? Ведь у него есть педагогическое образование, он кандидат наук. Правда, и диссертацию свою посвятил проблемам игр в современном обществе. Их влиянию на развитие абстрактного мышления. Глупая тема, как сейчас считал Владислав, ненужная, даже вредная. А в детстве сам выдумывал всевозможные игры, увлекательные и азартные. Старшие братья и все его товарищи охотно принимали в них участие. Лепили из пластилина фигурки древнегреческих героев, разыгрывали Троянскую войну, метали за Ахилла и Гектора копья, сделанные из отточенных спиц, и они пробивали щиты из фольги, вонзаясь в плоть. Чувствовали себя языческими богами с Олимпа, управляющими событиями внизу. И ахейцы оживали, вели себя не так, как у Гомера, совершали другие подвиги и умирали иначе.

Много было игр, разных, простых и сложных, длящихся часами или целыми неделями. Владислав создавал игрушки из любого подручного материала. Правила и условия игр выдумывал сам. Уже тогда отлично разбирался в механике, в законах физики и химических свойствах материала, без которых не сотворишь высокоточную в движениях куклу, только чучело. И ещё одно нужно знать настоящему мастеру: психологию человека, все фазы её развития с детства до старости. Только смерть ставит точку в бесконечной игре людей. Вот и получается, как ни крути, что вся жизнь Драгурова была связана с неким виртуальным миром, с игрищами. С потворством зыбкому, неясному началу в каждом из живущих на земле. Он тяжело вздохнул, и в этот момент в дверь мастерской постучали.

Из своего кабинета Филипп Матвеевич сначала услышал треск ломающихся веток, затем сильный удар о землю, шум и крики. Само пролетевшее мимо окна тело увидеть не успел. Но уже понимал, что случилось несчастье. Выскочив из кабинета, он побежал по коридору к выходу.

Вокруг Геры толпились школьники, а он все пытался подняться. Наконец ему удалось это сделать...

Позднее, два часа спустя, врач в больнице сказал, что на его памяти подобных случаев - когда человек падает с такой высоты и не получает почти никаких травм, лишь царапины - было всего три. А как правило, готовят место в морге.

- Девчонка одна из-за любви безответной с крыши двенадцатиэтажного дома нырнула. И представляете себе - ничего! Встала и побежала, усмехнулся врач. - А вашего подопечного мы пару дней подержим. Наверняка у него сотрясение мозга.

Филипп Матвеевич прошел в палату, где на кровати сидел мальчик. Он взглянул на директора, но ничего не сказал, только скривил губы в улыбке. В глазах не было ни страха от пережитого, ни тревоги, ни особой радости.

- Ну, космонавт, как там, в свободном полете, - приятные ощущения? спросил директор.

- Падаешь, как мешок с говном, - отозвался Гера. - Можете попробовать, только не советую.

- И пытаться не стану. У меня на плечах все-таки голова, а не кочан капусты.

- А это с какого угла посмотреть. И при каком освещении.

- Ладно, умник. Поскольку ты пациент, ругаться не стану. Скажи только: зачем ты это сделал?

- Да случайно! - поморщился Гера. - Сидел на подоконнике и вдруг потерял равновесие.

- Вдруг? А в школе говорят - из-за девчонки.

Гера засмеялся, но как-то неестественно, наигранно.

- Я ведь ещё не совсем идиот. Чтобы из-за какой-то сучки...

- Ты бы поосторожнее с выражениями, - заметил директор. - А то, что ты не идиот, это верно. Хотел самоутвердиться? Показать себя в полном блеске, со звоном шпор? Славно.

- Филипп Матвеич, можете выполнить мою просьбу?

- Говори.

- Оставьте меня сейчас одного.

Директор несколько растерялся, настроившись на долгую беседу, но перечить не стал. Он поднялся, сухо попрощался с мальчиком и пошел к двери. Там, задержавшись, обернулся.

- Поживешь после больницы у меня, - произнес он.

- Видно будет, - буркнул Герасим.

В больничном дворике навстречу Филиппу Матвеевичу со скамейки поднялась Галя Драгурова, новенькая, кажется, из седьмого класса. Лицо перепуганное, глаза красные.

- Ты чего тут делаешь? - спросил он. Не дождавшись ответа, догадался сам. Улыбнулся, пригладив её волосы. - С ним все в порядке, зря беспокоишься. Ему бы твои волнения. У парня совсем нет нервов, только стальные проводки. Так, значит, он из-за тебя в полет отправился?

Галя неуверенно кивнула:

- Мы шутили, дурачились. Никто ничего такого не ожидал.

- Дурачились... - повторил Филипп Матвеевич. И задумался. Они будут дурачиться ещё очень долго, несколько десятков лет, а некоторые из них - до конца жизни. В природе человеческой заложено относиться к собственной жизни снисходительно и небрежно, словно в запасе у него есть и вторая, и третья... Иные просто кличут смерть на свою голову, как тот же Герасим. Зачем? Отсутствует инстинкт самосохранения? Или впереди настолько не видно никакого света, что наплевать на себя? Что остановит его? Будущая любовь? Не к этой ли девочке?

- Поезжай домой, - вздохнув, произнес директор. - Уже поздно. Тебя, наверное, и так заждались.

- А когда его выпишут? - спросила Галя, чуть покраснев.

- Скоро. Через пару дней. Он тебе нравится? Гера - необычный мальчик. Но будь с ним осторожна. - Филиппу Матвеевичу не следовало бы о том говорить, но он не мог смолчать.

- Почему? - спросила Галя.

- Потому что неизвестно, что окажется сильнее: здравый смысл или безумие, любовь или ненависть, сам человек или его тень. Это беспощадная борьба затягивает всех, кто окажется рядом. Как ты. Ты понимаешь меня?

- Мне кажется, да, - ответила девочка.

- Открыто! - крикнул Владислав.

В мастерскую вошли, протиснувшись в дверь, двое: один высокий, плечистый, похожий на тяжелоатлета, другой - низенький, с лицом, как печеное яблоко. Он протянул Драгурову руку и сказал:

- Напрасно не запираете. Тут всякие ходят. Вы к какому комбинату бытовых услуг относитесь?

- Ни к какому, - ответил Владислав, решив, что эти люди - из налогового управления. Вчера ему звонили и предупредили, что должны явиться с проверкой. - У нас фирма по ремонту мелких изделий домашнего обихода. Налево, если вы заметили, чинят пылесосы, утюги и чайники.

- Заметили. И уже побывали, - сказал низенький, улыбаясь и выдерживая паузу.

Второй прошелся по мастерской, оглядывая стеллажи с куклами. Остановившись возле клоуна-марионетки, взял его в руки, подергал за ниточки и коротко заржал.

- Положите на место, - попросил Драгуров. - Эта игрушка требует бережного отношения. К тому же она сломана.

- Положи, положи, - сказал низенький. - Еще успеешь наиграться.

- А вы, собственно, по какому вопросу? - забеспокоился Владислав. Вам, наверное, нужен финансовый директор? Все документы, бухгалтерские отчеты у него. А сидит он в другом месте, здесь мы только арендуем мастерские.

- К нему мы зайдем позже. Если потребуется. А может быть, обойдемся и без него. У вас ведь своя касса и свой финансовый счет, не так ли?

- Все ясно, - сообразил наконец Драгуров, усмехнувшись. - Напрасные хлопоты. Я не имею дела с наличными. Только выписываю квитанции, а заказчик оплачивает их в сбербанке. Кроме того, если это вам интересно, у фирмы уже есть "крыша". Не знаю, правда, сколько идет на её "ремонт". По этому вопросу вам все же надо связаться с руководством. Я всего лишь одно из колесиков в этой машине.

- Речь ваша мне близка и понятна, - выспренно сказал низенький. - Но позвольте усомниться в её искренности. Ни за что не поверю, что вы, такой классный мастер, может быть, единственный специалист в своем деле, к которому обращаются даже из музеев восковых фигур и из кукольных театров, да и просто богатые дамочки, помешанные на своих дорогих игрушках, ни за что не поверю, что вы не берете с них дополнительную плату. Превышающую проставленную сумму в квитанции. Нонсенс!

Тяжелоатлет вновь тихо заржал, наткнувшись на голого фавна с дудочкой, обнимающего двух нимф. Очевидно, из двух непрошеных посетителей лишь низенький обладал даром речи.

- Не беру, - хмуро сказал Драгуров. Ему стал надоедать этот бесполезный разговор, хотя он и понимал, что окончить его по собственной воле вряд ли удастся.

Низенький покачал указательным пальцем.

- Придется брать и начинать жить по новым экономическим законам, сказал он весело. - Как думаете: пятьсот долларов в месяц вас не слишком обременят? Уверен, вы зарабатываете раз в шесть больше. Я имею в виду чистый нал, а не пособие в фирме.

- Где же я их вам возьму? - простодушно спросил Драгуров.

- Это, батенька, ваши проблемы, не так ли? Пораскиньте мозгами. Потрясите своих клиентов. Вы же не хотите, чтобы они остались без своих любимых игрушек? А вы - без заказчиков. Какой прелестный мальчуган! Низенький подошел к столу, а печеное яблоко-лицо ещё больше сморщилось. Старинная вещь, сразу видно. Мальчик с лютней и луком. Сколько вы за него получили?

- Лично я - нисколько. Все идет фирме.

- Оставьте!.. Право, надоело слушать ваши сказки.

Тяжелоатлет рыгнул и наконец-то подал голос, оказавшийся высоким и сиплым:

- Ну, че? Может, я пока начну тут ломать все? Чтоб время не терять?

- Погоди, - остановил его низенький. - Мы же ещё не договорились. Так как, господин Драгуров? Ваше решение? Учтите, что мне стоит больших усилий сдерживать Федора - это все равно что тянуть белого медведя за собачий поводок.

- А может быть, Федор пока подождет за дверью?

- Нет. Думайте скорее. У меня ещё так много работы!

Драгуров не знал, что ответить. Официально он получал в месяц около двух тысяч долларов. Других доходов у него не было. Отдавать четверть заработка этим подонкам? И глупо, и обидно. Но теперь везде так. На днях даже приходили из префектуры, чтобы он за свой счет отремонтировал фасад здания. Узаконенный рэкет. Где выход?

- Я согласен, - произнес Владислав, а про себя подумал: "Ладно, ещё поживем. Главное, выиграть время..."

Галя выглядела расстроенной, но Карина не придала этому значения. Она вдруг почему-то перестала интересоваться делами дочери, хотя в другое время замучила бы расспросами. Ей не терпелось прочитать сценарий, ещё до возвращения мужа, а потом уж переговорить с ним. Стоит ли вообще снова связываться с кино? На титульном листе значились две фамилии: Алексей Колычев и Николай Клеточкин. Затем шло условное название будущего фильма "Свет и тени в среде обитания". Название было громоздкое, претенциозное, годящееся для новеллы или повести, но не для кинопроката. Оно не понравилось Карине; ясно, что Клеточкин заменит его на другое, более кассовое. Он и сам сказал ей об этом. А кто такой Алексей Колычев? Такую фамилию она не слышала, хотя и заставляла себя следить за новостями из мира кино и литературы. "Талантливый идиот", - так определил его Коля. А он и сам попадает под эту категорию...

Действие сценария происходило в старой Москве и в сегодняшние дни, даже с небольшим захлестом в будущее, года на три-четыре. От начала и до конца века. Герои - люди и куклы, как и в прежнем фильме Клеточкина. Но та картина провалилась с треском. Что будет с его новым "шедевром"? Нет, все-таки он сумасшедший. Вновь хочет соединить несовместимое: живой дух и мертвую материю.

Перелистнув первые страницы, которые Карина уже успела прочесть в студии, она углубилась в сценарий... Мастер Бергер создал две одинаковые механические игрушки, двух металлических мальчиков. Один исчез вместе со своим странным заказчиком, второй начал долгое путешествие по миру людей. Колычев с Клеточкиным одушевили куклу, она должна была вести закадровый монолог для зрителя, иллюстрируя жизнь тех семей и те события, вокруг которых вращалась. По существу, игрушка оказалась свидетелем целой эпохи, огромного исторического пласта, показанного не через какие-то глобальные знаковые символы, вехи, а сквозь увеличительное стекло, направленное на обычное течение жизни людей. Аристократ, купец, белый офицер, эмигрант, совслужащий, крестьянин, рабочий, староста в оккупации, священник, партаппаратчик, дирижер, вор, генерал, диссидент из психлечебницы, демократ в перестроечное время, бандит, депутат Думы, новый русский, бомж, самоубийца... Все истории были пунктирно связаны друг с другом - не только этой куклой, но и каким-либо визуальным или смысловым скрепом: выстрелом, разбившейся чашкой, боем часов, оброненным словом, жестом, восходом солнца, льющимся дождем... Конец одного эпизода становился началом другого. Это не только не давало сценарию распасться на отдельные фрагменты, но и привносило ощущение сопричастности малого и великого, природы и человека, неразрывности всего мироздания, где нет случайной травинки. И не случайно было создание этих двух металлических мальчиков мастера Бергера как предвестников конца света, как символов апокалиптичности времени. Один жил среди людей, другой - в ином мире, но рано или поздно должен был явиться сюда.

Чем дольше Карина читала сценарий, тем хуже у неё становилось на душе и тем больший страх её охватывал. Она и сама не могла понять, почему это происходит. В рукописи не было ничего мистического, наоборот, все реально, узнаваемо, а многие эпизоды выписаны с тонким психологизмом, исторической достоверностью, юмором. Этот Колычев действительно очень одаренный парень. Кукла, ставшая тотемом, не влияет на судьбы людей и не убивает их - это мертвый кусок железа. Она просто является катализатором их безумных желаний, просвечивает подобно рентгеновским лучам их мечты, а то, что комментирует их поступки и становится невольным участником и свидетелем детективных, любовных или житейских историй, так это всего лишь причуды жанра, волшебство кино. Нет, тут и не пахнет ни мистикой, ни триллером, ничем другим новомодным и глупым. И авторы умеют "держать" сюжет, не размазывают его в философско-эстетическую кашу. Фильм может получиться и зрелищным, и дающим пищу для ума...

Не выдержав, отложив сценарий, так и не дочитав его до конца, Карина набрала номер телефона Клеточкина.

- Как ты собираешься отснять исторический материал? - спросила она возбужденно. - Это же нереально. А эпизоды в Маньчжурии? Выпишешь всей съемочной группе командировку? Ты не Спилберг.

- Обычное дело: монтаж документальной хроники. Ясно? - отозвался Николай. - Ты все прочитала?

- Нет.

- Тогда какого хрена звонишь?

И в трубке раздались короткие гудки. А Карина вновь пододвинула к себе сценарий.

Вечером в палату к Герману ввалились его уличные приятели, галдя и шутливо толкая друг друга. Видно, кто уже обкурился, а кто нанюхался клея. Как их всех пропустили - непонятно. Наверное, дежурившая медсестра просто побоялась связываться.

- Я ей сказал, что она сейчас сама на больничной койке окажется! загоготал Дылда. - Сразу со всеми нами. Ну-ка, подвинься. Ты, говорят, в летчики записался?

В палате лежало ещё семеро. Согнав двух больных с ближайших кроватей, подростки уселись возле Геры. Вытащили из сумок спиртное и яблоки. Закурили, сплевывая на пол.

- Хорошо лежишь, - сказал Кича. - Как икона. Свечку в руку ещё не ставили?

- А чего ты вообще прыгнул? - спросил Жмох. - Дозу перебрал, что ли?

- Или столкнул кто? - поинтересовался Аист. - Ты скажи, он у нас так полетает! С подъемного крана. Нет, правда?

- Думал, бассейн внизу, - отозвался наконец Гера. - Ну, чего приперлись? Здесь, между прочим, госпиталь, а не помойка сраная, где вам всем и место. Смотрите, как бы медсестра милицию не вызвала. - Он оглядел вытянувшиеся лица приятелей и усмехнулся: - Не боись, я отмажу. Скажу, что вы мои дебильные братья.

- Короче, расклад такой, - нерешительно произнес Дылда, взяв руль управления на себя. Он негласно числился первым заместителем Геры. Живчики совсем оборзели, а Пернатый и вовсе съехал. Сегодня ночью разборку устраиваем. Назрело. Но без тебя не начнем.

- Пошевели пальчиками, - вставил Жмох. - Члены не отнялись? Могу свой одолжить.

- Твоим пупырышком только мух щекотать, - огрызнулся Гера. - Что произошло?

Ребята переглянулись, заерзали, не решаясь начать. Они знали, что слушать об этом Гере будет неприятно.

- Лешку-Лентяя они поймали. И измордовали так, что тот сейчас в Склифе загорает, - сказал Дылда. - Он в парке с девчонкой гулял. А парк общий, ничей. Так мы договаривались. Это не дело.

- Лентяй вышел из нашей компании, - задумчиво произнес Гера, чувствуя, что они чего-то не договаривают. - Зачем вмешиваться?

- Еще не вышел. Только хотел, - вмешался Кича. - Ему нос сломали, руку, пару ребер. Били ногами и литыми трубками. Ты сейчас по сравнению с ним хоть в кино можешь сниматься.

- А девчонка кто? - спросил Гера, уже начиная догадываться.

- Света твоя, - ответил кто-то из них. - Сам будто не знаешь, что они последнее время дружбу водят?

- Так, понятно. - Гера нахмурился. То, что Леша, который был старше него года на три, ухаживал за Светой, Герасима не сильно трогало. Он не мстительный собственник, чтобы чинить препятствия, к тому же относился к девушке больше как к другу. И у неё своя голова на плечах, чтобы сделать правильный выбор. Лешка неплохой парень и вовсе не лентяй, просто толстый. И умный, не чета этим придуркам. Хотел завязать с их компанией - и пусть. Никого не держим.

- Что со Светой? - спросил он.

- Тоже маленько пострадала. Стала вмешиваться... Короче, голову ей пробили, - сказал Дылда. - Они, видно, решили, что ты в больнице надолго застрял, вот и пошли вразнос.

- А она сейчас где?

- В другом госпитале. Во взрослом. Это ты у нас с малолетками кантуешься. - Приятели заржали, но под сердитым взглядом Геры остановились.

- Да ты не бзди, жить будет, - сказал молчавший до сих пор Кент. - Я справлялся у родителей. Правда, они меня чуть матом не послали... Недельку поваляется, станет как новенькая игрушка. Сможешь снова заводить.

- Так что решим? - неуверенно спросил Дылда, поскольку Гера молчал.

- Одежду принесли?

- А как же! И размерчик твой, как положено.

- Тогда поторопимся. Нечего языком трепать.

Отправляясь к своему наставнику по кукольному ремеслу Белостокову, Драгуров вообще не был уверен, жив тот или нет. Телефон угрюмо молчал, слышались только какое-то шипение и бульканье, словно он звонил по водопроводному крану, в котором к тому же не было воды. Владислав поехал сразу после ухода незваных гостей, захватив с собой тяжелый саквояж.

На его счастье, старый учитель пока не собирался помирать. Он вел тихую жизнь многолетнего, высохшего растения, не требующего особой подкормки и влаги. Сколько могло продлиться такое существование, было известно одному Господу Богу и начальнику РЭУ, грозившему отключить свет, газ и воду за хронические неплатежи. Местная АТС телефонную связь уже вырубила. Что Белостокова нисколько не огорчило, а даже порадовало. Он стал к старости злющим мизантропом, в контакты с людьми предпочитал не входить, дверь никому не отпирал, а из квартиры выбирался всего раза два в неделю за хлебом и какой-нибудь крупкой. Сколько ему сейчас было лет, он уже и не помнил - наверное, за восемьдесят. Высокий костлявый старик, обросший седой щетиной, походил на некий сказочный персонаж, связанный непременно с нечистой силой. На это указывала и целая галерея кукол, хранившихся в комнате, причем собраны тут были исключительно лешие, ведьмы, черти, домовые, тролли, черные коты и собаки, а также затесавшиеся в теплую компанию инопланетяне с рожками-антеннами. Все они уже давно были покрыты пылью и паутиной.

Услышав настойчивые звонки в дверь, за которыми последовали ритмичные удары, Белостоков замер у порога. Поскольку стук не прекращался, старик сипло прокаркал:

- Кого ещё черти на ночь носят?

- Александр Юрьевич! Это я - Драгуров, помните? Владик, - откликнулся гость.

- Не знаю такого, - ворчливо сказал Белостоков, хотя и тотчас же вспомнил. Просто он был обижен на всех, в особенности - на своих учеников и детей с внуками, которые выросли, разбежались и забыли о нем. Мерзкая людская порода!

- Вы меня ещё "пасынком" звали. Ну же, вспомните! - продолжил Драгуров, а про себя подумал: "Чтоб тебе пусто было, старый притворщик!" Белостоков всегда отличался чудачеством и был очень обидчив. - Я вам гостинцы принес, - добавил Владислав.

Наконец щелкнул замок, дверь заскрипела, приоткрылась.

- Заходи, - произнес старик. - И снимай галоши.

- Я даже и не знаю, что это такое. А дождя нет. Как вы поживаете? Драгуров хотел обнять мастера, но тот брезгливо отодвинулся и махнул рукой, приглашая за собой, в комнату.

- Тут конфеты, печенье, чай, сыр с колбаской, хлеб. Хотел ещё кофе взять, да вспомнил, что вы не пьете. - Владислав выкладывал из саквояжа продукты и оглядывал хозяина. Не больно-то он изменился.

- Колбасу сам ешь, у меня зубов нет, а за чай спасибо, - сказал старик и взял в руки красивую бутылку. - Это что?

- Ликерчик. "Амаретто". Выпьешь - и умеретто. Нет, вкусно, сейчас попробуем. Где рюмки?

Через полчаса Белостоков немного оттаял. Щеки его чуть покраснели, глаза заблестели, а кровь даже быстрее побежала по венам. Стало тепло и покойно. Драгурова он любил, возлагал на него большие надежды. Когда-то...

- Вы, наверное, на меня, на всех нас сердитесь? - спросил Владислав, подливая старику чай. - Напрасно. Сами знаете, какое теперь на дворе время. Каждый как улитка в раковину спрятался. Ни просвета, ни особой надежды. Все в тартарары летит. И мы следом.

- Туда и дорога, - блаженно улыбаясь, заметил мастер. - Чем скорее, тем лучше. Черти, говоришь, одолели? Так сами же вы их и накликали на свои головы. Мало вам еще. Погодите, дождетесь настоящего ада.

- Чего это вы, Александр Юрьевич, такой беспощадный? Люди все же. Не жалко?

- Сволочи, а не люди, не путай. Настоящих человеков повымели, нет их. Одни слуги сатанинские остались.

- То-то я гляжу вы всю комнату чертями забили. Дружите, что ли?

- Нет, соседствую в согласии. Они меня по ночам тешат и байки рассказывают, - серьезно ответил старик. - А я могу любому из них голову свернуть. И это радует. Кто породил - тот непременно и убить должен.

- Или наоборот, - добавил задумчиво Драгуров. - Я ведь к вам вот по какому делу... - Он вновь раскрыл саквояж и вытащил металлического мальчика, установив его на столе, среди чашек и блюдец. - Вы все знаете. Кто бы мог смастерить эту механическую игрушку?

Белостокову хватило одного взгляда.

- Бергер, - коротко ответил он, как пролаял.

Глава пятая

Трехцветный котенок стал прозываться Никак. Пушистые существа с подобной окраской должны приносить счастье, но он об этом не знал, иначе возомнил бы о себе невесть что.

- Никак, беги сюда, пей молочко! - позвал Владислав, прежде чем отправиться к старому учителю. Имя котенку не понравилось, но к миске он поскакал вприпрыжку, покосившись на металлического мальчика, которого упаковывали в саквояж.

- Пока, Ник! - сказал Человек и ушел. Они все куда-то уходят, исчезают, а потом либо возвращаются, либо ты находишь нового хозяина. В кошачьей жизни главное - никогда не оставаться одному, но и не показывать вида, будто тебе кто-то уж больно сильно нужен. Сами подойдут и все предложат.

Вылакав молоко, котенок захотел поиграть. Он затаился за ножкой стула, навострив ушки и уставившись на стеллаж с куклами. Но хвост вел себя непослушно и нетерпеливо ерзал по полу. В засаде от хвоста одна морока. Игрушки сидели неподвижно, словно совсем мертвые. Нет, они не хотели играть в его игры. Или не желали принимать в свои. Не выдержав, котенок подскочил на всех четырех лапках и как-то боком прыгнул на несчастного клоуна-марионетку. Вцепившись в тряпичную фигурку острыми зубками и коготками, котенок стал трепать куклу, таскать её по всей мастерской и подкидывать в воздух, потом ложился ненадолго, чтобы через минуту наброситься опять. Удовлетворившись содеянным, Никак задрал голову, поглядывая на другие куклы. Страху, видно, он на них нагнал немалого, поскольку они застыли в немом ужасе: кто же следующий попадет в пасть этому свирепому зверю? Котенок мяукнул, предупреждая, чтобы все оставались на своих местах и не вздумали бежать.

Прыгнув на подоконник, он стал смотреть через мутное стекло окна на улицу. Там торопливо шли люди, и каждого из них Никак провожал взглядом. Потом появились две собаки. Шерсть у котенка начала подниматься дыбом, но собаки его не заметили, а принялись обнюхивать друг друга, и котенок успокоился. Все-таки они тоже имеют право на место под солнцем, пусть живут. Только на расстоянии. Все вокруг должны находиться на каком-то расстоянии - кто ближе, кто дальше. Это закон.

Позади котенка вдруг что-то зашуршало. От неожиданности Никак смертельно испугался и даже подпрыгнул, не зная, куда спрятаться. Потом вспомнил, что хозяин здесь - он, а вот незваный гость или гостья сейчас крепко получит. К тому же эта оказалась маленькая серая мышка, схватившая его кусочек сыра и проворно семенившая теперь внизу, пересекая мастерскую. Погнавшись за воровкой, котенок ударился лбом об стенку, поскольку мышь успела шмыгнуть в свою норку. Лапа-то с когтями в дырку пролезла, а голова - никак. Не потому ли, что имя такое дали? Котенок уселся перед мышиной норкой и от огорчения жалобно замяукал, приглашая вороватую соседку выйти и покалякать. Но дураков и дур в мастерской не оказалось. Сами заходите в гости. Если протиснитесь.

Игрушки смотрели на возню котенка насмешливо и презрительно. Мир животных их занимал куда меньше, чем людской. А ведь существуют ещё и другие миры, множество... Но что может об этом знать какой-то трехцветный пушистый комочек с когтями? Даже если он совсем недавно, по собственной глупости, спас Человека от смерти? Это всего лишь отсрочка приговора. От судьбы ещё никому не удавалось уйти. Никому и никогда. Никак.

Все "живчики" жили в соседнем микрорайоне, примыкавшем к лесопарку, и считались среди местных подростков отчаянными ребятами. Верховодил у них тринадцатилетний акселерат по кличке Пернатый, остальные были кто на год, кто на два младше. Причем не только из неполных или пьющих семей, но и из вполне нормальных, приличных, где родители и дети, обманывая друг друга, играли во "все отлично", да ещё с закрытыми глазами. Родители стремились не выпасть из утлой лодки в житейском море и не оказаться на дне, сыновья подражали "новым русским", довольствуясь видеожвачкой, мечты дочек дальше карьеры манекенщиц или валютных проституток не простирались. Все они слишком рано потеряли веру и надежду, заменив их механическими желаниями, как любовь - привычными движениями.

В глубине лесопарка находилась полуразрушенная беседка, где сейчас, коротая вечер, сидела компания "живчиков". Среди них были три девчонки, беженки, откуда-то из Молдавии, чьи родичи промышляли нищенством возле рынка, а жили в отапливаемом подвале, платя за это дворнику.

Пернатый встал, молча поманил одну из девчонок, рыжую, за собой. Та послушно пошла следом: около деревьев, куда он ткнул пальцем, легла на спину, задрав платье и разбросив худые ноги. Пернатый сначала возбудил себя рукой, потом налег на девчонку, справился, тяжело задышав.

- Эй, кто еще? - крикнул он в сторону беседки. - Топайте сюда, пока у неё течка!

Лениво подошли трое: Гусь, Арлекин и Додик. Подтягивая джинсы, Пернатый вернулся в беседку, где остальные дулись в карты. Матерились при этом изо всех сил, перекатывая под ногами пустые бутылки.

- Слышь, Пернатый, а когда Герка из больницы выйдет - че будет? спросил вдруг Татарин. - Он ведь бешеный. С тараканами в голове. А мы Лешку-Лентяя здорово покалечили. Да и девку его...

- А ты уже обосрался? То-то, чую, вонять стало, - усмехнулся Пернатый. - Как выйдет, так снова и ляжет. Двум медведям в одной берлоге не жить. Он запомнил это выражение от одного звероподобного генерала в телеке, тоже с какой-то пернатой фамилией, и оно понравилось. - Пора нам свою власть тут устанавливать. Делиться ни с кем не стану. А вякнешь ещё - яйца отрежу.

- Да у него их и нет, - хихикнула одна из девчонок. - Он обрезанный. Во насколько! - и она согнула локоть.

Татарин обиделся. Спустив брюки, он вытащил член и стал напирать на девчонку.

- На! Видела? Да я тебе в рот даже не дам, потому что ты заразная. Тебя ещё в детском саду во все дыры драли. Ты на вокзале под каждого бомжа ложишься. А помнишь, пьяная была, сама рассказывала, что тебя собственный батя в девять лет трахнул?

Ссора чуть не переросла в драку, но Пернатому достаточно было цыкнуть, и они угомонились. Даже рядышком сели, подталкивая друг друга локтями.

- В "ромашку", что ли, сыграем? - предложил Гриб, косясь на Пернатого.

- Вечно тебя на экзотику тянет, - отмахнулся тот. - Холодно. Да и устал я чего-то.

Он задумался, отстранившись от остальных и не влезая в вялую беседу. С Герой они давно враждовали, особенно в последние полтора года. А до этого даже дружили, приятельствовали. И не делились на две ненавидящие друг друга компании. Ссора произошла по пустяковому поводу, как обычно и бывает. Пернатому родители купили тогда "полароид", и он пригласил домой Геру. И девку соседскую, ради смеха. Дуреха выпила бокал сухого вина, но не знала, что там - клофелин, который Пернатый купил у одного студента-медика. Девчонка через пару минут отрубилась напрочь, а они раздели её догола и стали снимать. В разных ракурсах и позах, сверху, снизу, вплотную к её "тайнику", издалека, с Герой, с Пернатым. Две кассеты отсняли. Решили сначала показать их в школе, у неё в классе, а после загнать кому-нибудь, какому-нибудь старичку, падкому на голеньких девочек. Можно было приличную сумму заработать. И вообще, хороший бизнес начать.

Таких дур можно набрать и без клофелина, только свистни. Но потом какая-то ерунда получилась. В классе они эти фотографии показали, и вся школа от смеха попадала. Девчонка сначала держалась молодцом, не реагировала, а через неделю взяла и ни с того ни с сего повесилась. Шуму было! Крыша у неё поехала, что ли? Так они бы, если бы продали фотки, поделились бы с ней, не жлобы какие-нибудь. А загнать их все равно не вышло. Герка снимки себе забрал, а после сказал, что ножницами порезал. Что он, Пернатого за козла держит? Ни фотографий, ни денег так и не вернул. Гнида! Небось толканул кому-нибудь на рынке или в "Барсе", азерам. Нет, так друзья не поступают. Это не по-товарищески. С того все и началось...

- Расходиться будем? - спросил Додик.

Очнувшись, Пернатый зыркнул глазами.

- Посидим еще, - угрюмо отозвался он, зябко поводя плечами.

- Механик Бергер, пивовар, мастерил в свободное время каверзные, нехорошие игрушки, - продолжал Белостоков, по-стариковски пожевав губами. В конце прошлого века. В Москве.

- Я никогда не слышал это имя, - произнес Владислав.

- Не мудрено. Все, кто что-то смыслит в нашем ремесле, настоящие мастера, постарались о нем забыть. И я не рассказывал вам о нем. Не упоминал всуе. Человек он был злой, страшный, ненавидящий людской род. И куклы делал такие же. Будто передавал им свою энергетику, свой характер. Ты знаешь, что есть вещи добрые, верные, которые исправно служат, а есть злые, коварные, на которые ты постоянно натыкаешься. Цветочный горшок падает на голову не случайно. Выключатель жалит электрическим током в нужный для него момент. Игрушка может лишить рассудка или убить.

- Каким же образом? - недоверчиво спросил Драгуров, хотя несколько часов назад сам был свидетелем подобного.

- Вспомни историю, языческих идолов, - усмехнулся старый учитель. Одержимость толпы перед сатанинскими личинами. Поклонение не светлым ликам, а мордам. Шаманство. А сколько всяких колдунов развелось в нынешнее время? Мы опять вошли в эпоху средневековья. Наверное, сейчас Бергеру жилось бы припеваючи. Его приняли бы с распростертыми объятиями. Дни массового помешательства, век безумия... Удивляюсь, как о нем ещё не написали книгу или не сняли фильм? Нет, недаром его куклы начали появляться вновь. Словно ждали чего-то, где-то затаившись. Человек сам подошел к выключателю, чтобы потушить свет.

- Пока что я обнаружил только одну - вот эту.

- Будут и другие. Готовьтесь.

- А вы, Александр Юрьевич, как ветхозаветный пророк, укрылись в пещере, окружив себя фигурками идолов, и предрекаете новый всемирный потоп?

- Я сам теперь стал как Бергер, - неожиданно ответил Белостоков. - Моя беда в том, что я пытался состязаться с Творцом. И твоя - тоже, если не одумаешься вовремя. Мне теперь поздно меняться, я человек пропащий. А у тебя ещё есть шанс спастись. Выброси эту игрушку на помойку. Послушайся старика.

"Бедняга совсем свихнулся от своих чудачеств", - подумал Владислав, а вслух сказал:

- Не могу, я человек подневольный, клиент ждет выполнения заказа...

- Клиент твой - с хвостом под брюками, - проворчал Белостоков. Попроси его раздеться, сам увидишь.

- Так непременно и сделаю, - мягко сказал Драгуров. - А как вы определили, что игрушку смастерил Бергер?

- А я её уже видел однажды, в молодости. И знаю его стиль. К тому же где-то тут должно быть бергеровское клеймо. - Белостоков стал осматривать металлического мальчика. - Глаз, всевидящее око. Знаешь, чей это символ? Он ведь был ещё и мастером Ложи, Бергер этот.

- На спине, между лопатками, - подсказал Владислав. - Расскажите поподробнее. Кто он, откуда взялся, как умер?

- Что рассказывать? - вновь пожевал губами Белостоков. - Биография его мне мало известна. Жил не шумно. Знаю только, что перед смертью Бергер отравил всю свою семью - жену и детей. Выходит, больной был человек, безумец. Изделия свои редко кому дарил или продавал. На заказ тоже не работал. Да и вряд ли кто дал бы своему ребенку поиграться с куклой, которая могла укусить острыми зубками, если не так нажмешь, или поцарапать железными пальчиками, выдвинув шипы. Или выстрелить стальной горошиной из игрушечного ружья. Да мало ли какой гадости можно ждать от игрушек Бергера?

- Зачем он это делал? - недоуменно спросил Владислав.

- Я же тебе объяснял. Такой уж он был человек. Либо не человек вовсе. А погляди, какое ангельское лицо у этого мальчика! - Белостоков взял в руки металлическую фигуру. - Вроде даже нежность к нему охватывает. Тут тебе и лютня, и лук. Голову врага попирает. Змея - признак мудрости. Прямо Аполлон в детстве. Даже фигового листочка нет. Свободен от всего. Прежде всего - от любви. Но берегись - ужалит.

- Так оно и есть, - согласился Драгуров. - Иногда я чувствую, что он внимательно наблюдает за мной. Как живой. Глупо, конечно, но не могу избавиться от этого ощущения.

- Нервы, - сказал старик. - Все болезни от нервов, особенно - смерть. Ты оставь его пока у меня, ладно?

- Зачем?

- Хочу покопаться в механизме. Не было у меня ещё в руках игрушек Бергера, только слышал о них и видел однажды. Вот и довелось на старости приобщиться к прохвосту. Может, пойму что.

- Ладно, - согласился Драгуров, подумав и все взвесив. Это даже хорошо: Белостоков поможет ему разобраться в игрушке. - Но будьте осторожны. А завтра я загляну снова.

"Бергер умер - да здравствует Курт! Вслед за мастером отправилась и вся его семья, а также свояченица с мужем, которые на свою глупость пришли в тот субботний вечер пить чай с маковыми булочками, выпеченными самим Бергером. Почти выгорел и весь дом, подожженный безумным стариком, но подвал уцелел. Еще когда тушили огонь, много игрушек затоптали или растащили зеваки; значительную часть из них потом попросту не нашли. У Бергера был тайник под полом - в вырытой им яме, где он и хранил в кованом железном сундуке самые ценные и дорогие ему куклы. Никто об этом не знал. Наверное, сундук до сих пор так и лежит там, засыпанный землей и временем. И я бы, быть может, оказался бы в нем, ежели бы не смерть мастера...

Накануне, в пятницу, за Германом явился заказчик. Мы с братом стояли на дубовом столе рядышком, и нас почти невозможно было отличить. Одинаковые лица, фигуры, лютни, луки, колчаны со стрелами, поверженные головы под ногами. Одинаковые змеи. Только жало одной из змей несло в себе яд. Бергер не зря отличался хитростью и коварством. Он устроил так, что змейка непременно ужалит того, кто вздумает её ощупывать. Может быть, он надеялся вернуть игрушку назад после смерти заказчика? Или просто хотел ему отомстить за расставание с куклой? Так или иначе, но он наказал сам себя... Старик вдруг заупрямился, стал набивать цену, думая, что заказчик уйдет, но тот спокойно сидел в кресле, не снимая ни плаща, ни шляпы и смотрел на Бергера ледяным взглядом, от которого, если бы у меня была кожа, побежали бы мурашки. Потом равнодушно выложил дополнительные деньги, словно они не имели для него никакого значения и он извлекал их из воздуха. Бергер сник, молча протянул ему металлического мальчика. И тут впервые неподвижное лицо заказчика изменилось: он улыбнулся.

- Вы уверены, что это именно та кукла, которую вы не хотите оставить себе? - насмешливо спросил гость.

- Берите и уходите, - ответил мастер, кивнув. - Прощайте.

Заказчик поднялся; ему вдруг стало так весело, что он едва не рассмеялся.

- До скорого свидания! - загадочно произнес он, коснувшись рукой шляпы, и ушел.

Затем произошло то, что и должно было произойти... Как Бергер умудрился перепутать куклы, непонятно. Но яд находился в змее, которая обвивала мою ногу. Она-то и ужалила мастера на следующий день, в субботний вечер, когда верхний этаж уже был объят пламенем.

С пепелища меня унес с собой пристав, завернув в холщовую тряпку. Отмыв от копоти, водрузил на буфет, где я полгода покрывался пылью, коротая досуг с проворными черными тараканами. Пристав тащил в свой дом все, что можно утянуть, и его квартира на Якиманке напоминала склад с самым разнообразным барахлом. Я, должно быть, представлялся ему экзотической фигурой времен Зевса, причудливой металлической скульптурой, красивой, но совершенно бесполезной. Занимающей лишнее место, но хотя бы не приносящей вреда.

Он был исправным служакой, вместе со Скобелевым едва не дошел до Царьграда, получил унтера, а после оказался пригоден по полицейской части. Тут-то его натура стала как-то раздваиваться: с одной стороны - славный вояка, герой русско-турецкой войны, с другой - вороватый пристав, не брезгующий ни "щенками", ни звонкой монетой. С ним жила тихая неприметная женщина - то ли жена, то ли прислуга, не смевшая сказать лишнего слова. В свободные дни пристав любил приложиться к водочке, кричал славу Государю Императору, плакал, вспоминая молодость и боевые походы. Драчлив не был. А в тихие вечера порою открывал одну и ту же книгу, толстую, в золоченом переплете с застежками, принесенную невесть откуда - "Великие четьи-минеи" - и по слогам вслух читал житие святых, пустынников и основателей русских монастырей. В эти минуты его грубое, словно вытесанное из камня лицо просветлялось, а женщина сидела поодаль, сложив на коленях узловатые руки, и слушала, наклонив голову набок, как доверчивая курица.

Однажды пристав ушел на службу и не вернулся. Через три дня он уже лежал на деревянном столе, с закрытым лицом, поскольку голова, как поговаривали гости, собравшиеся в соседней комнате на поминки, была изуродована взрывом. Какой-то террорист бросил бомбу в царского сановника, пострадал и наш пристав. Жена-прислуга несколько дней плакала. Царь остался без преданного слуги, она - без хозяина в доме. Вскоре все имущество пошло с молотка..."

В кабинете начальника милиции, подполковника Рзоева сидел, вальяжно закинув ногу на ногу, его земляк Магомет, владелец "Барса". Обсуждали ночное ограбление магазина. Говорили между собой по-азербайджански, хотя посторонних не было.

- Профессионал сработал, ты извини, но красиво. Так бы и ушел через балкон обратно - на крышу, если бы твой сторож не очухался. Надо было сигнализацию везде ставить и окно зарешетить. Честно скажи: в сейфе больше было?

- Э! Ерунда, недельная выручка. Сам знаешь, дела сейчас плохо идут, через жопу. Другое обидно. И ты глупости несешь. "Профессионал"! Сторож сказал: мальчишка это был. Спину его он из окна видел. Вскочил - и побежал, щенок сучий. Порезался при этом. Ты понял?

- Порезался, говоришь? - Подполковник задумался. - А это интересно. Если местный, то... Найти сможем. Кто-то за ним наверняка стоит. Взрослый. Вот что: я поговорю с "шестерками", прижму - ответят, откуда запах идет. Есть тут у меня один, в курсе всех событий.

- Постарайся. Я в долгу не останусь. - Магомет, перегнувшись через стол, бросил в открытый ящик конверт. - Жене на побрякушки.

Начальник милиции снял телефонную трубку и сердито приказал по-русски:

- Клементьев! Приведи ко мне срочно этого Симеона, он у тебя в камере загорает. Сию минутку. - Потом взглянул на земляка. - Видишь, какой у меня порядок? Русских надо в узде держать, только тогда они и работают.

- Это верно, - согласился Магомет. - Ты, если найдешь мальчишку, ничего не предпринимай. Мне отдашь.

- Если задержим - не имею права. Как отдам?

- А ты не задерживай. Просто скажешь, кто он, откуда, где живет. Я уж сам разберусь.

- Закопаешь?

- В рабство продам, - засмеялся Магомет. - Какая тебе разница?

- Дело-то на мне повиснет.

- Мало их, что ли? И потом, старость ты себе уже обеспечил. Выше не поднимешься. Поработай ещё года три и уходи. Место мы тебе найдем, теплое.

В дверь постучали, и дежурный лейтенант ввел Симеона. Тот был высок, худощав, одет прилично, а глаза тревожно бегали. Отпустив Клементьева, начальник постучал по столу костяшками пальцев.

- Звук ясен? - произнес он. - Выкладывай. Ты сегодня опять с ворованной магнитолой попался? Думаешь, снова твои басенки буду слушать или глаза закрою?

- А что говорить? - ничуть не удивился Симеон, покосившись при этом на Магомета. - Вы намекните, я, может быть, и отвечу.

- Ночью сейф вскрыли в "Барсе". - Хозяин магазина взял объяснение на себя. - Вор - мальчишка. Шустрый. Изрезался. Каким-то образом узнал, где я храню ключи. Судя по всему - местный.

- Вашей породы? Пардона просим, - сконфузился Симеон.

- Нет, вашей, - спокойно отозвался Магомет. - Рюский. - Последнее слово он произнес презрительно, нарочно коверкая.

- Поможешь узнать кто - помогут тебе, - добавил Рзоев, усмехнувшись.

- У меня руки связаны.

- Да вали ты сейчас же на все четыре стороны! Сроку тебе - два дня. Иначе загремишь у меня по полной программе.

Симеон знал, что "не загремит", он делился с начальником выручкой. А сегодня попался по ошибке. Рзоев бы его и так отпустил, ну подержал бы денька три для отвода глаз. Но дело, видно, серьезное, надо помочь. Он хорошо знал всю местную шпану и мысленно перебрал в памяти. Остановился на нескольких пацанах, среди них был и Герман. Однако высказываться пока не спешил. Надо проверить, расспросить кое-кого. А может быть, и самому кусок отколется, если с умом подойти.

- Чего задумался? - спросил начальник милиции. - Есть кто на примете?

- Пока нет, - отозвался Симеон.

Начальник снова снял трубку:

- Клементьев? Отпускай этого козла, он не крал, нечего воздух в камере портить...

Владислав не пришел к ужину, но Карина махнула рукой: вчера дочь устроила себе гулянки, сегодня - отец... Мысли её были поглощены прочитанным сценарием. Она уже знала, какую роль мог бы предложить ей Клеточкин, если бы фильм действительно состоялся. Хотя попытка снять его чистое безумие. Не потому что сценарий плох или скучен. Наоборот, захватывает с первых же эпизодов и так - до самого конца. Но он производит впечатление большой Игры в подкидного дурака, где карты - это люди, лишенные и воли, и свободы выбора, превращенные в марионеток. А кто сдает их на ломберный столик? Кто владеет душами этих людей? Ответ угадывался с самого начала, с первых слов в сценарии: "Меня создал мастер Бергер..." Автор не пускался в аллегории, он четко давал понять, слугой чьего хозяина является человек. Вот почему от прочитанного оставалось тяжелое, гнетущее впечатление, чувство безысходной тоски и ощущение, что пропасть разверзается под ногами. А зритель? Что будет чувствовать он, ведь восприятие с экрана, от игры актеров, от специфических эффектов ещё сильнее, глубже, эмоциональнее? Не каждому дано заглянуть за амальгаму зеркала, не всякая психика выдержит это. И Карине не понравился финал будущего фильма.

Сняв телефонную трубку, она в нерешительности набрала номер студии. Клеточкин, как ни странно, все ещё пребывал там.

- Коля, ты имеешь какое-нибудь отношение к сценарию или просто поставил свою фамилию на титуле? - спросила она.

- А ты думаешь, даже это не стоило мне каких-то усилий? - засмеялся он. - В общем-то ты права. Но кое-что я там подправил. Снимать-то все равно мне. А что ты имеешь в виду? - настороженно добавил режиссер.

- Твой соавтор... Кто он? Сценарий очень странный, будто написан... мертвой рукой. У меня какие-то нехорошие предчувствия.

- Глупости. Типичные женские страхи, вызванные задержкой цикла.

- Хам. Как с тобой люди работают?

- Я завтра же тебя с ним познакомлю, с Колычевым.

- Если он такой же хам, как ты, - лучше не надо.

- Алеша - милый, симпатичный юноша, из интеллигентной семьи. Лет двадцать пять, постоянно извиняется, даже если ему наступить на ногу. Смотри не влюбись. Ты у нас красавица восточная, пылкая. Предпочитаешь лысым блондинов.

- Не ерничай, Коля. Лучше ответь: хочешь, чтобы я сыграла в фильме Селену?

- Угадала. Эта роль для тебя. И по фактуре, и по внутреннему содержанию.

- Ты считаешь, что я способна совершить тот же поступок, что и она?

- Никто из нас не знает, на что он способен, пока не окажется в безвыходной ситуации, - изрек Клеточкин и повесил трубку.

Карина задумалась, неподвижно сидя в кресле и положив на колени руки. Потом рассеянно взглянула на вошедшую в комнату дочь.

- А где папа? - спросила Галя, устраиваясь рядом и заглядывая ей снизу в глаза. - Что-то его давно нет.

- Может быть, он нашел себе другую семью? - улыбнулась Карина. Проживем мы с тобой одни, как считаешь?

- Нет, не проживем.

- Никто не знает, на что мы способны, пока не попробуем, перефразируя Николая, произнесла Карина. - Ты что-то хотела мне сказать?

- Да. Только между нами, - ответила дочь. - Честно. Папа и ты - это понятно. Но ты ведь и до него наверняка влюблялась в кого-то, он же не сразу появился. Как у тебя это начиналось? В первый раз. Кого ты любила?

- Странные вопросы, дорогуша. У каждой женщины должна быть тайна. За мной многие ухаживали. А что ты вообще имеешь в виду?

- Кто у тебя был первым мужчиной?

- Вот оно даже что! - Карина растерялась. Она не ожидала от дочери такого любопытства. Видно, та действительно повзрослела. Впрочем, что ж удивительного? Вопросы пола встают перед человеком рано.

- И сколько тебе тогда было лет? - добавила Галя.

Как тут ответить? Правду? Солгать? Что принесет пользу, а что - вред? Сказать, что ей тогда было чуть меньше, чем сейчас Гале? Как она это воспримет? Или что хранила целомудрие до встречи с мужем? Не поверит. Они, нынешние дети, все знают, даже больше, чем мы. Тот мальчик был её ровесником, и они просто играли, играли и заигрались, оставшись одни. Все вышло из-за какого-то детского любопытства, желания подражать взрослым, собезьянничать. Но она не стала ни распутной девчонкой, ни психованной дурой. Было - и прошло, как запомнившийся урок. Наоборот, относилась с тех пор к мужчинам осторожно, выборочно, а до замужества с Владиславом и было-то всего шесть любовников (включая тот первый "опыт"). И за все двенадцать лет жизни с мужем ни разу ему не изменяла...

Из трудной ситуации Карину вывел звонок.

- Папа пришел, беги, открывай! - с облегчением выдохнула она.

Пернатый поднял руку, сердито цыкнул и замер, прислушиваясь. Затихли и его приятели, тревожно переглядываясь.

- Ты чего? - шепотом спросил Татарин, щуря и без того узкие глазки.

Гусь застыл со стаканом в руке. Арлекин и Додик, уже нанюхавшись "резины", бессмысленно улыбались. Девчонки испуганно жались друг к другу. Где-то неподалеку хрустнула ветка. Потом ещё одна.

- Медведь, - хихикнул Гусь, поднося стакан к губам. Но выпить не успел. Вылетевший из темноты камень угодил ему прямиком в лицо. Кровь и крик слились воедино. Завизжали и девки, а камни в беседку посыпались со всех сторон. Пернатый сразу же бросился на пол, отполз к боковому стояку, поджав ноги и закрыв голову руками. Нападение произошло столь неожиданно и стремительно, что поначалу никто и не помышлял сопротивляться. Да это было бы пустым делом. Все "живчики" настолько растерялись, что, позабыв о "взрослом" гоноре, орали и метались по беседке, как дети, кем и были в действительности. Блаженствовавшие всего минуту назад Арлекин с Додиком, потеряв реакцию, приняли на себя основную груду камней. Рыжая девчонка, упав на колени, держалась за голову, а кровь из разбитого лица сочилась сквозь пальцы. Один Пернатый, затаившись в углу, молча выжидал.

В беседку ворвались пять обезьян, размахивающих палками... Вернее, обезьяньими были только каучуковые маски. Яркая полная луна исправно освещала побоище. Нападавшие работали быстро, сноровисто, набрасываясь сразу по двое-трое на одну жертву и щедро нанося короткие удары по чему попало. В отличие от "живчиков" "обезьяны" не кричали, и это вносило ещё больший страх и сумятицу, словно из леса выскочили не подростки, а всамделишные животные, не умеющие говорить.

Пернатый улучил момент, резко, как распрямившаяся пружина, вскочил на ноги и перемахнул через загородку.

- Стой! Лови его! Пернатый удирает! - закричала одна из "обезьян" голосом Геры.

Он бросился за главарем "живчиков". Но тот, петляя между деревьями, набрал такую скорость, что погоня быстро закончилась.

- Пустой номер, - махнул рукой Герасим, сдирая с лица маску. - Его теперь и на мотоцикле не догонишь. Так и будет шпарить до окружной дороги.

Они вернулись назад, а в беседке было уже все кончено. Поверженные, стонущие "живчики" сбились в одну кучу возле опорного столба. Возле них, как часовые, стояли "обезьяны" с палками.

- Скидывайте с себя все, до последней нитки, - приказал пленным Гера. И угрожающе поднял палку: - Считаю до трех.

Те стали поспешно разоблачаться. Когда они остались нагишом, поеживаясь от холода, Гера показал на кучу тряпья:

- Дылда, облей это собственной мочой - она у тебя на девяносто процентов из керосина - и подожги.

- Зачем? Я бензинчик припас! - вставил Жмох. - А что с ними будем делать?

- Ничего. Пойдут домой голыми. Жаль, Пернатый утек.

- За них выкуп полагается. Надо девок отодрать, что ли? - заспорил Кича. - Вон та, чернявая, - моя.

- Делайте что хотите, - согласился Гера. - Только поскорее, времени в обрез.

- А потом мы их в говне вымажем. Тут рядом помойка классная, кучи этого добра, - засмеялся Кент.

Пока горел костер, а "обезьяны" развлекались, Гера ткнул палкой Татарина и спросил:

- Кто пробил Свете голову? Ты?

- Нет! - испуганно сжался тот. - Пернатый.

- Так я и знал. Ладно, он мне ещё попадется в руки.

- Смотри, как бы ты ему не попался! - зло прошипел Гусь, левый глаз которого уже заплыл так, что не открывался.

Гера рассмеялся, помахивая палкой.

- Я против вас всегда наверху буду, - ответил он. - Запомни, Гусек. Так ему и передай при встрече.

Луна, скрывшись за тучами, была больше не нужна. Языки пламени и так достаточно хорошо освещали искаженные лица.

Галя открыла дверь, но на площадке стоял не отец, а какой-то незнакомый пожилой мужчина, жилистый, в байковой рубашке. Галя испуганно отпрянула назад.

- Не боись, не трону! - осклабился тот, дохнув перегаром. - Я к твоим родичам.

- Мама! - позвала Галя, не спуская глаз с рук мужчина, по локоть украшенных татуировкой: там были и кресты, и ножички, и фигурки людей, и змеи, а на костяшках пальцев она прочитала имя владельца тела: "ВОВА".

- Нравится? - спросил Вова, заметив её любопытный взгляд. - Могу и тебе такое же сделать.

Не дожидаясь приглашения, он прошел мимо девочки в коридор. Появившуюся Карину приветствовал развязным смешком, и та узнала в нем сивушного мужчину с пятого этажа - отчима Геры. Что ему тут надо?

- По делу! - опережая её вопрос, произнес Вова. - Куда здесь пройти можно, чтоб поговорить без свидетелей? - Он покосился на Галю и подмигнул ей.

- Что вам угодно? - растерянно спросила Карина. - Зачем вы сюда пришли?

- Затем! - грубо отозвался Герин отчим и направился на кухню. Там он развалился на стуле и потянулся к недопитому стакану чая. - Иди сюда, че застряла-то?

- Ступай к себе в комнату, - кивнула Карина дочери. - Мы разберемся.

Она почему-то подумала, что мужчина пришел просить денег. Таким всегда не хватает на водку. Только он ошибся адресом. Тут благотворительностью не занимаются.

Герин отчим тем временем закурил, сплевывая крошки табака на пол.

- Садись! - приказал он. - Разговор будет долгим.

- Нет, коротким, - возразила Карина. - Потрудитесь объяснить свой приход в двух словах. А потом убирайтесь. И здесь не курят.

- А муж твой где? - продолжая дымить, спросил Герин отчим. - Ну, это не важно. Справно устроились. Мебелишка чешская?

- Пришли сюда интерьер обсуждать? А цвет обоев вас устраивает или заменить?

- Да ты не злись. Я сам лютый бываю. Не буди лиха, пока оно тихо, поняла? Вчера ты заходила насчет Герки. Зачем?

- Дочку свою искала. Думала, они где-то вместе. А что? - Карина все больше терялась под его взглядом. Мужчина вызывал и отвращение, и страх, и жалость, и даже смех, - все вместе. Он не был ни безобидным, ни грозным каким-то никаким, способным, тем не менее, на все.

- Мне сказали, сейчас он в больнице. Пацаны во дворе вякнули. В окно прыгнул, между прочим, из-за твоей дочери. А может, она его и пихнула туда. Разумеешь? Малыш теперь калекой останется на всю жизнь.

- Этого не может быть! - опешила Карина.

- Че не может? - выкрикнул отчим. - Да у него все руки-ноги переломаны! Зови дочь, пусть подтвердит. Зови-зови, барышня.

Карина не успела даже крикнуть дочери: та уже стояла возле двери. Выглядела спокойно, только побледнела.

- Это правда, мама, - негромко произнесла Галя. - Так получилось. Он прыгнул, но ничего не сломал.

- Из-за тебя?

- Я... пошутила.

- Ничего себе шутки! - сердито фыркнул отчим. - Да я могу в суд подать! Однозначно. Ясно?

- Иди к себе, - потребовала Карина. - Поговорим после.

Когда за Галей закрылась дверь, она повернулась к мужчине:

- Вашему Герасиму место в дурдоме, - отчетливо произнесла она. - А по вам нары плачут.

- Чего-чего? - Он стал приподниматься со стула.

- Сколько вы хотите, чтобы покончить с этой историей?

Карина насмешливо наблюдала за тем, как в голове мужчины заработал счетчик.

- Костыли... лекарство, усиленное питание... - забормотал он, закатив глаза к потолку. - Короче, штука.

- Штука чего? - не сразу сообразила Карина.

- Да уж не деревянных. Тысячу баксов, - усмехнулся отчим.

Вновь раздался звонок в дверь. На этот раз, судя по всему, вернулся Владислав.

- Хорошо. Пусть это останется между нами, - поспешно согласилась Карина, хотя и не представляла, где возьмет столько денег. Но сейчас ей хотелось, чтобы этот человек поскорее ушел.

- Можешь отдавать частями, - сказал отчим и нахально потрепал Карину по плечу.

Глава шестая

У Геры имелось ещё одно убежище, где можно было спокойно выспаться и где он хранил некоторые личные вещи, - на пустыре, возле замороженной новостройки, в укрытом фанерными щитами канализационном люке. Там проходили трубы теплоцентрали, было довольно сухо и вообще сносно. Гера приспособил для сна пару картонных ящиков, подушку и одеяло, держал запасы питья и консервы. О логове своем никому не рассказывал. После разборки с "живчиками" ему не хотелось возвращаться ни в больницу (да его бы и не пустили ночью), ни домой (еще неизвестно, как поведет себя отчим), ни к Филиппу Матвеевичу, ни к Мадам - оба станут приставать, один с душещипательными беседами, другая потащит в койку. Какая ему от этого радость?..

Уже под утро Гера почувствовал, как наверху кто-то ходит, продавливая фанерные щиты. Затем крышка люка начала сдвигаться. Окончательно проснувшись и напрягшись всем телом, он сунул руку под подушку. Конечно, от газового пистолета Магомета толку было мало, но бежать отсюда все равно некуда. Может быть, лезет какой-то бомж, так хоть напугается. Притворяясь спящим, Гера, неплотно смежив веки, следил за спускающимся по скобам человеком. Кожаные ботинки, приличные брюки, фонарик в руке - нет, это не бродяга. И не мент. Труп сюда хотят сбросить, что ли? Приятное будет соседство, станет с кем поболтать на досуге.

- Эй, кто тут? - тихо спросил мужчина.

Пучок света скользнул по картонным ящикам, над мальчиком нависла темная фигура. "Хрен с ним, сам напрашивается!" - подумал Гера и выхватил пистолет. Но выстрелить успел только два раза, прямо в лицо человеку. Незваный гость перехватил его руку и заломил кисть. Пистолет выпал, а Гера чуть не взвыл от боли, чувствуя, как трещит кость. У обоих начали слезиться глаза и запершило в горле.

- Дурак, чумовой, сука! - зарычал мужчина, откашливаясь. Кисть он держал крепко, а в люке было так тесно, что не размахнешься ни рукой, ни ногой. - Да не дергайся ты, не то шею сломаю! Это ж я, Симеон.

- Сима? - переспросил Гера, узнав подельника. - Ты чего приперся? А если б у меня настоящий ствол был? Скажи спасибо, что без дырок в шкуре остался. Пусти руку!

- Ну и злющий же ты, бесенок. Жаль, что не я твой отец, ты бы у меня пукнуть не смел без разрешения.

- Ага. Твой Вовчик уже в колонии, грамотно воспитал.

Оба они терли глаза и отплевывались. Симеон вдобавок ещё и стукнулся затылком об трубу, а Гера разминал кисть. Первый испуг прошел, теперь можно было и посмеяться. Хотя неожиданный визит Симы не предвещал кинопросмотр комедии. Зачем ему понадобился Гера - снова "бомбить" машины? Вряд ли, с этим завязано.

- Пошли на воздух, тут как в Дахау после дезинфекции, - проворчал Симеон и первым полез по скобам вверх.

Гера, подхватив с цементного пола газовый пистолет, стал карабкаться следом.

- Ну, чего разбудил-то? - спросил он, присаживаясь рядом, на бетонную тумбу. - Или соскучился?

- Корж тебя искал вчера. Мне передали. Дело к тебе есть. - Это было правдой, но Сима и сам не знал, зачем мальчишка понадобился авторитетному вору. Неужели этот щуплый пацан и впрямь подломил сейф в "Барсе"? Впрочем, особой силы тут не надо, был бы умишко. А мозги у Герасима варят, в этом он мог убедиться. Если паренек провернул дело в одиночку, что сомнительно, то ещё проще - он его "сдаст" Рзоеву. А если за Герой стоит Корж и это их совместная работа - лучше не связываться.

- Ты где так расцарапался? - поинтересовался Симеон. - Кошек мучил?

- Со звезды упал, - отозвался Гера. - Я теперь не живу дома. Временно.

- Это я уже понял. Так что сказать Коржу? Где ты будешь его ждать?

- Вот там, возле котлована. - Герасим махнул рукой в сторону новостройки, где стояли зияющие провалами окон три дома без крыш. - В семь часов вечера, - добавил он. - И вот ещё что. Мне нужна "игрушка". Ты говорил, что можешь достать.

- Цена та же - штука баксов, - сказал Симеон, ничуть не удивившись. Все сходится: раз у мальчишки появились деньги, то в "Барсе", судя по всему, поработал именно он. А что, если заманить Геру куда-нибудь за город и вытянуть из него всю сумму? Зарыл где-нибудь, сволочь. Поднять на ножики - скажет, не такие раскалывались. А как же Корж и Рзоев? У них свои интересы. Стоит ли игра свеч? Как бы самому не оказаться "под током". Взвесив все, Симеон решил пока не рисковать. Пусть парень встретится с Коржом. А он понаблюдает.

- Чего замолчал? - нетерпеливо спросил Гера.

- Будет тебе "игрушка". Готовь деньги, - хмуро ответил Сима. - В два часа, здесь.

- Нет. Возле универмага.

Там было многолюднее, а потому - гораздо безопасней. Гера уже давно почувствовал, что Симеон ведет какую-то хитрую игру. А может быть, и Корж.

Впервые в своей жизни Галя сбежала с уроков, причем с любимого французского.

Появление на перемене Геры вызвало всеобщее возбуждение и ликование. Встретили как героя, только цветы под ноги не бросали. Если бы захотел увел бы сейчас из школы всех, не потребовалась бы и флейта. Наслышаны были и о победе "обезьян" над "живчиками", что ещё больше подлило в огонь масла. Но Гера отнесся к чрезмерному поклонению равнодушно, едва кривя рот в улыбке и пожимая плечами. Пройдя мимо Гали, он бросил ей несколько слов, и та последовала за ним. Словно так и надо было, будто ждала, когда ей бросят конец поводка. На втором этаже Гера велел подождать, а сам нахально толкнул ногой дверь в кабинет директора.

- Филипп Матвеич, хорошо, что застал. Дайте ключи от квартиры. Где деньги лежат, - сказал он, ухмыляясь.

- Ты сбежал из больницы? - спросил директор, поправляя на носу очки.

- Нет, выписали. А идти куда - на вокзал?

- Конечно, конечно, - поспешно ответил директор. - Бери ключи и отправляйся ко мне. Поешь, отдохни. Я приду вечером, и тогда мы обо всем поговорим. Дать тебе денег? - Он пошарил в карманах, отчего-то засмущался и даже чуть покраснел. Видно, сам еле-еле сводил концы с концами.

- Не надо, - сказал Гера, с удовольствием наблюдая за его потугами. Чудак-человек: вот выбросят его скоро с работы - как жить станет на свою нищенскую пенсию? - Вы, Филипп Матвеич, когда-нибудь хоть ели досыта? Гуляли в ресторанах? Я уж не спрашиваю про отдых на лазурных берегах, с нимфами.

- Ну ты и загнул! - рассмеялся директор. - Много у тебя в голове мусора, погляжу. Я честно жил. Мне стыдиться нечего.

- А богато жить - стыдно? А притворяться честным? А завидовать более удачливым и ловким?

Директор развел руками, растерявшись от такого напора.

- Я не притворяюсь, - только и ответил он. - Ты куда сейчас? Ах, да... забыл.

- И память уже слабеет, - добивая, произнес Гера. - Ладно, проехали. Еще свидимся.

Прежде чем отправиться в больницу к Светлане, они зашли в директорскую квартиру. Пока Галя ставила чайник и намазывала бутерброды маслом и черной икрой (Гера купил по дороге целую сумку деликатесов), он залез в оборудованный за стояком в ванной тайник, отсчитал тысячу долларов на "игрушку" и засунул их в задний карман джинсов. Подумав, добавил ещё пятьсот, на всякий случай, а также прихватил золотую цепочку с медальоном.

- Кушать подано! - крикнула Галя из комнаты.

- Классно! - сказал Гера, глядя на сервированный столик. - Тебе бы в будущем официанткой работать.

- У меня более серьезные планы. Даже обидно слышать.

- Какие же?

- Потом скажу, не сейчас.

- Ладно. Тогда закрой глаза.

Галя послушно выполнила просьбу. Почувствовала его руки на шее, но не испугалась.

- Теперь открывай... Нравится?

- Очень, - ответила Галя. Сняв медальон, она рассматривала его, повернувшись к окну. - Красивый. Где достал?

- Там таких больше нет. Носи на здоровье.

Бутерброды улетучились в одно мгновение. Пришлось делать еще.

- Я так и не поняла, что же случилось со Светой? - спросила Галя, когда все было выпито и съедено.

- Гулять в парке опасно, - ответил Герасим, проследив за её взглядом, брошенным на фотографию в рамочке. Там были запечатлены два человека мужчина и женщина со счастливыми лицами.

- Ой! Как этот усач похож на нашего Филиппа Матвеевича! - Галя всплеснула руками.

- А ты ещё не догадалась, где мы находимся? - усмехнулся Гера. Старый пустозвон тоже когда-то был молодым и делал кучи ошибок. Пошли, пора.

- Зачем ты так? - Галя вдруг подошла к нему и нерешительно попросила: - А теперь ты закрой глаза.

- Бей прямо в сердце, - согласился Гера. Когда она несмело поцеловала его и отпрянула, он добавил: - Не стоит того медальон, нет.

Владислав ехать на киностудию к Клеточкину наотрез отказался, но Карина особенно и не настаивала. Может, оно и к лучшему?

- Я уже поработал с ним на одном фильме. Ничего путного из этого не вышло, - произнес муж, собираясь утром на работу.

- Теперь он задумал совсем другое. - Карину несколько покоробили слова Влада. - Как же "ничего путного"? А где же мы тогда познакомились и кто свел нас вместе? Разве не Клеточкин?

- А мне на это плевать, - совсем уж грубо ответил Владислав, и Карина почувствовала, что он не здесь - витает мыслями где-то в другом месте. Не стоит даже и разговаривать.

- Возьми хоть сценарий, почитаешь в дороге.

Он замотал головой, но она все же сунула украдкой дерматиновую папку в портфель, вместе с бутербродами. Драгуров видел все это в зеркале, но промолчал. Они словно играли в какую-то странную игру под названием "Обмани меня". И впервые за много лет, уходя, Владислав забыл поцеловать Карину. А она промолчала.

На столе в мастерской его поджидал котенок Никак; задрав хвост, он стал тереться о ноги и пронзительно мяукать, выражая то ли радость, то ли обиду на так долго не появлявшегося Человека.

- Никак не научишься говорить толком? - спросил Владислав.

Подобрав измочаленного клоуна, он выбросил его в мусорное ведро. Другого материального урона котенок вроде бы не нанес. Придется в следующий раз запереть его в коридоре. Драгуров вспомнил двух вчерашних посетителей, нахмурился. Подливая в миску молоко, сказал:

- Когда вырастешь размером с тигра - поможешь мне в одном деле. Лучше потратиться на тебя, чем на них.

- Мр-рр-мя! - согласился Никак.

Работы было много, но иногда Драгуров все же отвлекался, возвращаясь мыслями к металлическому мальчику, оставленному у Белостокова. Будто беспокоился о живом ребенке. Ловил себя на этом и неизвестно отчего злился. С появлением в его жизни странной игрушки Бергера все как-то пошло наперекосяк. Нет, конкретно ничего плохого не случилось, но он чувствовал непонятную, нависшую над ним и его семьей угрозу. Вот и с Кариной что-то происходит. И Галя... Даже приход рэкетиров казался ему теперь связанным каким-то боком с этой игрушкой, что было уж совсем глупо. Владислав понимал это, но ничего не мог поделать, не мог отогнать рой мешавших работе мыслей.

Перед обедом в мастерскую вошла зеленоглазая девушка в белом плаще.

Она остановилась, с любопытством разглядывая стеллажи с куклами, а Владислав с не меньшим интересом смотрел на нее, поскольку никогда не видел столь красивых и хрупких созданий. И голос у неё оказался под стать всему облику: мелодично-звенящий, словно хрусталь.

- Ну вот! Кажется, я пришла не вовремя.

- Да нет же, как раз... я... - смутился Драгуров, будто боясь спугнуть неожиданно залетевшую бабочку в конце сентября. - А что вам угодно? Присаживайтесь, ради бога!

Девушка оперлась ладонями о спинку стула, но продолжала стоять и улыбаться.

- У вас тут так интересно, - промолвила она. - Как в музее. Но, говорят, нельзя слишком долго жить среди кукол. Они отнимают сердце. В детстве у меня было мало игрушек.

- Почему? - машинально спросил Владислав.

- Не знаю. Так воспитывали. - Пожав плечами, девушка прошлась по мастерской. - А вот своей любимой игрушки я здесь что-то не вижу.

Наконец-то Драгуров сообразил, что девушка пришла забрать заказ.

- Как ваша фамилия? - Он достал регистрационную тетрадь, открыл на последних страницах.

- Караджанова.

Пока Драгуров листал тетрадь, девушка заглядывала через его плечо, и он чувствовал тонкий запах духов. Странно, Владислав считал себя более стойким мужчиной, не способным терять голову при виде смазливого личика или стройной фигурки. Но тут было что-то другое. Девушка нагнулась ещё ближе и показала пальчиком в запись, сделанную четыре дня назад.

- Вот он, мой дед. "Металлический мальчик с луком и лютней". А... где же сама игрушка?

Драгуров вдохнул воздух, поскольку все это время почти не дышал.

- Хотите кофе? - неожиданно для самого себя спросил он.

Девушка немного помедлила, зеленые глаза взглянули чуть удивленно.

- Хочу, - просто ответила она.

- Вот этот негодяй, - ткнул пальцем в сторону сухощавого молодого человека Клеточкин. - Леша, иди сюда!

Карина представляла себе сценариста несколько иначе, более солидным, что ли, а тут к ней направлялся совсем юноша с курчавой бородкой, спутанной гривой соломенных волос и ускользающим взглядом. Передвигался он как-то лениво, будто размышляя над каждым последующим шагом или будто любое лишнее движение вызвало у него отвращение. О своей внешности, судя по всему, он заботился мало. По пути успел пару раз остановиться, небрежно закурить, обмолвиться с кем-то несколькими фразами.

- Ползет как черепаха, - проворчал Клеточкин. - Дармоед. Как он тебе?

- Вроде бы ничего. Хватит ругаться.

- Я ведь любя. А где, кстати, твой муж?

- Он не придет. Влад не хочет с тобой работать.

- Почему?

- Спроси у него сам, если надо. - Карина коснулась протянутой ладони сценариста, вялой и прохладной.

- Угу...гм-м... - промычал что-то нечленораздельное Колычев.

- А я - гым-м...ага... - ответила Карина.

Сценарист улыбнулся.

- Вот и познакомились, - сказал Клеточкин, переводя взгляд с одного лица на другое. Что-то заинтересовало его, и он точно так же, как только что они, добавил: - Гм-м... гм-м... Ладно, вам есть о чем поговорить. А меня продюсер ждет. Юра! - крикнул он занятому работой оператору. - Кончишь снимать, иди в дирекцию - жду тебя там.

Любомудров, оторвавшись от камеры, помахал Карине рукой. Они все тут хорошо знали друг друга. И только Алексей Колычев производил почему-то впечатление инородного тела, как брошенная в кипящий работой муравейник личинка мухи. И, наверное, сам отлично понимал это, поскольку губы его то и дело кривила ироническая и слегка застенчивая улыбка.

- Извините, - произнес он вдруг.

- За что? - удивилась Карина.

- Так... просто. Мне показалось, что я вас чем-то обидел.

- Нет.

- Ну, тогда заранее. Вперед. Может быть, расстрою в будущем.

- Мне бы этого не хотелось. Господи, мы говорим о какой-то ерунде.

Карина почувствовала, что начинает сердиться, - не столько на него, возомнившего о себе невесть что, сколько на себя. И все потому, что никак не могла уловить его взгляд: он скользил в сторону или вниз, хотя сам сценарист каким-то внутренним зрением изучал её - это ощущалось всей кожей. Она даже испытала какое-то неприятное жжение внутри, около сердца. Странно, но он не походил на других людей, с которыми ей доводилось встречаться.

- Как вас занесло в кино? - несколько раздраженно спросила Карина, не зная о чем вести речь, хотя до последней минуты ей хотелось расспросить его о многом: например, откуда взялась идея сценария, какой он видит роль Селены в фильме, что он вообще, черт возьми, собой представляет?

- Пишу, и все. А вам этого мало? - грубовато ответил Колычев. Окончил ВГИК. Что еще? Не женат.

- Достаточно. Мне пора.

- Погодите! - Он ухватил её за руку. - Мы ещё не договорили.

- Разве? - Карина задержалась, наконец-то взглянув ему в глаза: они были серые, влажные, как два камешка в прозрачном ручье. И уходить расхотелось.

- Вам хоть понравился сценарий?

- Не совсем. И не все. Но впечатление производит.

- Это моя десятая попытка. Предыдущие девять пылятся на полках. Честно говоря, не уверен, что и сейчас фильм пойдет.

- Клеточкин другого мнения.

- А-а! Коля... - махнул рукой Колычев. - Знаете, что? Не могу я тут торчать, как фонарный столб. Пойдемте найдем какой-нибудь укромный уголок и потолкуем.

- Согласна, - ответила Карина.

Света Большакова относилась к Герасиму как к младшему брату. Вообще-то ей всегда нравилось возиться с детьми и воспитывать их: она мечтала стать учительницей и знала, что будет поступать только в педагогический вуз. Гера никак не поддавался перевоспитанию и хороших манер не усваивал, но она не отчаивалась, упорно добиваясь поставленной цели - сделать из мальчика человека идеального во всех отношениях, грамотного и полезного обществу. Все задатки для этого у него есть, считала она. Просто надо помочь раскрыть их. И перевоплощение гадкого утенка в лебедя станет её первым успехом на педагогическом поприще. Несмотря на разницу в возрасте, они были сильно привязаны друг к другу, и хотя Света иногда вела себя с ним чересчур строго, но никогда не ругала и не отталкивала.

Вот и сейчас она обрадовалась, увидев его в больничной палате вместе с Галей. "Это даже хорошо, что у него появилась подружка, - подумала она. Девочка умная и интеллигентная, а в этом переходном возрасте у них появляется интерес к противоположному полу. Надо бы дать Гере какую-нибудь книжку на эту тему, а то он совсем ничего не знает..." Сама Света уже добралась до Песталоцци и осваивала Гельвеция. Но тотчас поймала себя на "преступной" мысли о том, что скучает не по своему юному воспитаннику и даже не по родителям, приходившим вчера, а по любимому ротвейлеру, и обрадовалась бы его появлению здесь гораздо больше.

- Цветы в вазу, фрукты - в тумбочку, - сказала она. - Но у меня все есть. Как уроки? Вы что, сбежали?

- Еще чего! Я даже пятерку получил. По литературе, - ухмыльнулся Гера, толкнув Галю локтем.

- А по какой теме? - строго спросила Света.

- Сервантес. Внеклассное чтение.

- Отвечал без запинки, как Леня Якубович, - подтвердила Галя, не моргнув глазом. Ей Света ещё тогда понравилась, в парке. Но раз она хочет играть в Мальвину, почему бы не присоединиться? Гера, конечно же, будет Буратино, ну а она согласна и на роль Пьеро.

- Молодец, - обрадовалась Света, а потом тяжело вздохнула. - А мне вот не повезло. Какие-то хулиганы на нас напали. Что с Лешей, не знаете? встревожено спросила она.

- С ним все в порядке, - сказал Гера, взяв с тумбочки раскрытую книгу. - Ян Амос Коменский. Тебе нельзя голову ерундой забивать.

Никто не успел ответить, а книжка уже полетела в форточку.

- Я схожу принесу? - предложила Галя.

- Нет, это сделает Герасим, - твердо ответила Света. - Ты поступил плохо и должен сам исправить свои ошибки. Иди.

- Вот она всегда такая, - засмеялся Гера. - Ей делаешь хорошо, а она не понимает. Ладно, с пациентами нельзя спорить, а то температура поднимется. Сейчас вернусь.

Спустившись по лестнице, он выскочил во внутренний дворик. Между липами и березками проветривались больные, кто - опираясь на костыли, а кто и в инвалидной коляске. Подобрав с клумбы книжку, Гера поднял голову и тотчас же присел на корточки, спрятавшись за чахлыми кустиками. Мимо него шли два человека. Одним из них был тот, кого пять дней назад он ударил спицей. Второй - Корж. "Ну и дела! - подумал Гера. - Спелись они, что ли? А этот, выходит, выжил? Ну и отлично". Ему очень хотелось подслушать, о чем они говорят, и он крадучись пошел за ними вдоль кустов.

- Теперь мы в расчете? - спросил тот, с продырявленным животом; тугая повязка обхватывала его брюхо.

- Такой парень, как ты, Гнилой, никогда не подводит, я знаю, - с дурацким пафосом отозвался Корж. Гера усмехнулся: он хорошо изучил своего "наставника".

- И что дальше?

- Сегодня же и получишь его. В семь вечера.

Кусты кончились, а они удалялись по аллее, и Гера уже не мог слышать продолжение разговора. Сплюнув на землю, он побежал назад. Достаточно и того, что ему удалось узнать.

- Галя, нам пора! - сказал он, влетев в палату. - Наша подводная лодка погружается через пять минут. Вот, Светочка, твоя бесценная книга, поправляйся!

- Заводной, как юла, - прошептала Света, разглаживая страницы.

Девушку с зелеными глазами звали Снежана. Ей было двадцать пять лет, она училась в консерватории, терпеть не могла Филиппа Киркорова и обожала пирожки с капустой, испеченные в русской печке. В этом возрасте люди охотно говорят о себе и мало слушают других. Но Драгурову почему-то самому хотелось узнать о ней как можно больше, поэтому он только улыбался, вставлял редкие фразы и не мешал говорить. Наверное, у неё было мало друзей, либо она нелегко сходилась с людьми. Но отчего же столь откровенна с ним?

- Не подумайте, ради бога, что я так люблю болтать, - неожиданно сказала она, прервав какую-то тему и словно угадав его мысли. - Не знаю почему, но мне кажется - сегодня какой-то необычный день. Я с утра это поняла. Все чудесно, легко, прекрасно. Так не бывает. По крайней мере, со мной. То начинают вдруг жать туфли, то кто-то пребольно толкнет в метро. Или не узнаешь себя в зеркале. У вас бывает так, что смотрите в зеркало, а видите чужое лицо? То есть оно ваше, но совсем-совсем незнакомое - другой взгляд, улыбка...

- Нет, не бывает, - сознался Драгуров. - Это плохо?

- Не знаю. Вы счастливый человек. И с вами очень просто. Может быть, потому что мы больше никогда не увидимся и нас ничто не связывает. Наверное, если бы вы были моим соседом или старшим братом, я бы так не разговаривала.

- Клянусь никогда в жизни не становиться ни тем ни другим, - всерьез пообещал Владислав.

- Нет, правда, чужой человек порою гораздо ближе, чем родственник. Даже чем отец, сын, муж или жена. Ведь в семье все запутано, скрыто... Вы не согласны?

- Когда постоянно лгут друг другу и это становится привычкой - да, жизнь превращается в лабиринт, из которого нет выхода, - ответил Драгуров. - Вы, наверно, не слишком счастливы, раз так думаете?

- Меня очень любили в детстве. Навязывали свою любовь, - поправилась она. - А по существу были заняты сами собой. Только дед относился искренне... Я вам ещё не надоела?

- Что вы! - поспешно откликнулся Владислав, боясь теперь больше всего, что она вдруг очнется, станет холодно-вежливой и уйдет. О своей работе он уже позабыл и поймал себя на том, что ему приятно просто смотреть на неё и слушать. Ему не хотелось, чтобы она исчезла.

- Мои родители - болгары, и дед тоже, все они живут в России уже давно, - продолжала Снежана и вдруг запнулась, замолчала. Глаза чуть потемнели, и теперь она смотрела мимо Драгурова, сквозь него. - Никак не могу привыкнуть к смерти отца.

- А вы не говорите об этом, - сказал Владислав, вспомнив, что старик, принесший металлического мальчика, упоминал о гибели зятя в автокатастрофе.

Чтобы отвлечь девушку, он разбудил спящего в коробке под столом котенка и вытащил его на свет божий. Котенок уставился на Снежану, раскрыв от удивления глазки и даже не мяукнув.

- Какая прелесть! - воскликнула она, беря котенка на руки и позабыв, кажется, сразу обо всем.

- Вы ему понравились. У вас с ним одинаковые глаза.

- Правда? Как его зовут?

- Никак.

- Надо придумать имя. Даже куклам дают имя. Хотя они этого не заслуживают.

- А у него уже есть. Никак.

Снежана рассмеялась, сообразив. Владиславу было радостно, что он сумел развеселить её. Всем стало хорошо, даже котенку. Может быть, сегодня действительно какой-то необычный день? Драгуров позабыл не только о работе, но и о доме, словно оторвавшись от земли и её тяготения. Но вопрос девушки вернул его обратно:

- Вы, должно быть, счастливы со своей семьей?

- Конечно, - промолвил он. - У меня отличная жена, дочь. Другая жизнь и не нужна.

- А вы пробовали жить другой жизнью? - загадочно спросила Снежана. И сама же ответила: - Впрочем, пробуют вино; если оно невкусно - выливают, а если желанно - выпивают бокал до дна. - Она поднялась и протянула руку. Кажется, мне пора идти. Дедушка приболел, просто просил узнать, как продвигается работа. Но в следующий раз за игрушкой он придет сам. Я передам ему, что все в порядке. Ведь так?

- Остались детали, - смущенно пробормотал Владислав, растерявшись. - А вы? Вы не придете больше? У меня сейчас, наверное, очень глупый вид?

- Такой же, как у него. - Снежана показала на котенка. - Прощайте! Мне было очень хорошо здесь, поверьте.

Почувствовав, что Драгуров хочет что-то сказать, возразить, ответить, она приложила пальчик к губам и улыбнулась - только глазами, лиственной зеленью весны.

- Ни сло-ва боль-ше, - раздельно, по слогам, проговорила она. И ушла.

Некоторое время Владислав ходил по мастерской из угла в угол. Потом остановился, задумался, вспомнил весь разговор со Снежаной.

- А на что ты рассчитывал, старый дурень? - наклоняясь к котенку, насмешливо спросил он. Никак тотчас же замяукал, словно объясняя, что если кто из них двоих и дурень, тем более старый, то уж не он, а хозяин. Пожалуй, ты прав, - согласился Драгуров.

Работать не хотелось. Вытаскивая из сумки бутерброды, он наткнулся на сценарий. И, чтобы как-то отвлечься, открыл его наугад.

"...Князь купил меня на торгах за смехотворно низкую цену: два рубля с полтиной, но я не был в обиде ни на него, ни на аукционщика, уж больно надоело торчать без всякого дела на складе, среди других, томящихся в тусклой немоте вещей. Он был игрок и повеса, этот князь, уже не молодой, изъеденный разными болячками, в который раз проматывающийся дотла, но спасавшийся от долговой ямы неожиданным наследством или удачной женитьбой и все хорохорившийся, как юноша. Злые языки поговаривали, что жены его, числом три и все купеческого сословия, чахли и умирали не без содействия князька. Горевал он и впрямь недолго. Торопился жить дальше. Словно предчувствовал, что время его кончается. Россия рушится, а впереди бездна.

С аукциона, на который заглянул случайно, он привез меня в свой дом возле Никитских ворот. Был такой особнячок с колоннами и мраморными венерами у подъезда, теперь уж, наверное, снесли... Спроси его в тот момент: зачем ты, князь, приобрел № 18 в аукционном реестре "Металлический мальчик с лютней и луком"? - он бы и не ответил, поскольку и сам не знал. Не догадывался даже, что внутри меня находится тонкий механизм. Поставил на удобное место возле камина, словно хотел, чтобы я лучше видел длинный игровой стол, за которым по вечерам собирались гости. Все стены вокруг были обвешаны картинами и обставлены зеркальными панно. Князь отличался отличным зрением и зал оборудовал таким образом не случайно. Вообще-то он шельмовал по-всякому, искусный был игрок, мастер на разные хитрости, даже приятно. Если бы прожил подольше, наверняка бы кончил свою жизнь на дне, в какой-нибудь ночлежке. Но судьба распорядилась иначе...

Волочился он за одной прехорошенькой девицей из семейства благородного, да только брат этой девушки был такой же заядлый игрок и мот, как наш князь. Она за ним частенько приезжала сюда, вытаскивала из-за стола чуть не со слезами, уговаривала уехать. А братец, пока не проиграется в пух или не сорвет крупный банк, чтоб тут же и спустить все, - ни ногой. Вот и приходилось ей терпеливо ждать да украдкой глаза платочком батистовым вытирать. Тут и князь, в паузах, все рядом и рядом, то шепнет что-то на ушко, а то и вовсе рассмешит чем-то. Известное дело, молодое, не все ж плакать! Короче, вышло меж ними сильное чувство, а попросту - любовь, по крайней мере уж с ее-то стороны точно. А князю, видно, и самому надоела беспутная его жизнь, желал он остепениться, в поместье своем родовом осесть, детишек нянчить. Уж эта-то супружница не последовала бы так скоро за тремя предыдущими. А может, и не задержалась бы, кто его знает?

Эх, дурень, князь, хоть и башка хитрая: не в деревню тебе, а в Париж ехать, да со всех ног. Не видел, что ли, что за окном делается? Какой год на дворе, какая игра идет крупная, не чета этой, в каминном зале. Тут уж не смухлюешь, станешь подглядывать за картами в зеркало, а оттуда тебе Р-р-революция морды кажет. Так-то...

Сидят они, значит, с братцем этим, вдвоем, оба пьяные, на столе карты. О ней говорят, о невесте.

- Поскольку я в семье старший, ты, бревно этакое, князь, на сестре моей не женишься, потому как мерзавец.

- Кто ж спорит, что я мерзавец? Да только и спрашивать я тебя, голуба душа, не стану, а увезу её и без твоего согласия.

- А сыграем на неё в карты, кто верх одержит - тому и быть.

Начали банк метать. И вот ведь что интересно: честно сыграл князь - уж мне ли не видеть - может быть, впервые за всю жизнь. Не иначе как на судьбу понадеялся. Тут-то она его и достала. Иной раз не худо бывает и проиграть либо поддаться. Черт с ней, с девицей, других, что ли, мало бродит? Братец тем временем в крик: вор! шулер! да я тебя!.. Кровь вскипела, за грудки схватились, да по мордасам, да по мордасам!.. Какие уж тут дуэли, позабыли про Онегина с Печориным. Тут кто первым канделябр ухватит. А вместо канделябра - статуэтка возле камина, металлическая. Фигурка мальчика. Ловчее-то братец оказался, а князек оплошал. Жалко. Вот тебе и сыграл честно. В ящик".

Из здания больницы выбрались через запасной вход, а затем пошли вдоль забора, пока не отыскали подходящее место, чтобы можно было перелезть. Галю пришлось подсаживать, хотя она и уверяла, что брала "в детстве" и не такие барьеры.

- Как же, поверил я тебе! - усмехнулся Гера. - Небось до сих пор в куклы играешь. А я с восьми лет со шпаной вожусь.

- Нашел чем гордиться! Ты бы лучше в школу ходил... А чего это мы убегаем, как шпионы? Ты кого-то боишься?

- Никого я не боюсь. Так надо. И запомни: никогда не спрашивай ничего лишнего. Целее будешь.

- А ты со мной так не разговаривай!

- Ладно, тебе - направо, мне - налево. Расходимся.

- А ты куда теперь?

- На кудыкину гору. Дело есть.

- И я с тобой, можно?

Они встали посреди улицы, сверля друг друга взглядами.

- Ты чего ко мне привязалась? - сердито спросил Гера.

- Это ты от меня отклеиться не можешь, - точно так же ответила Галя. Ты, кстати, знаешь, что твой папаша требует от моей матери тысячу долларов?

- Это ещё зачем? И он не папаша, а отчим.

- Не важно. За то, что ты якобы покалечился. Из-за меня. Ты с ним сговорился, да?

- Была бы мальчишкой - двинул в глаз.

- Ничего другого от тебя и ждать нельзя. Теперь вижу, что ты не в курсе. Значит, отчим твой - шантажист?

- Выходит, так. Я с ним разберусь, не волнуйся. Он к вам дорогу забудет. Ладно, поехали в универмаг.

- А что мы там будем покупать? - спросила Галя, семеня рядом.

- Детскую коляску и подгузники, - не оборачиваясь, ответил Герасим. Пригодятся. А теперь слушай меня внимательно...

У Геры созрел план, в котором нашлась роль и для его подруги. Это даже хорошо, что она оказалась рядом. Пусть примет участие в "мероприятии". Только бы не струсила, но, судя по всему, характер у неё есть. Со временем может выйти толк. И она не шалава какая-нибудь, вроде Людки и других девчонок. И красивая, хотя это не важно. Был бы ум. Вот и проверим, можно ли на неё положиться или нет? Покосившись на Галю, он спросил:

- У тебя сейчас дома никого нет?

- Пусто, а что?

- Одолжишь мне какое-нибудь свое платье? Надо.

- Идем, - без лишних расспросов согласилась Галя.

Обошлось без примерок, Гера не привередничал, к тому же они с Галей были приблизительно одного роста.

- Лифчик дать? - ехидно спросила она.

- Пожалуй, - подумав, согласился он. - Все должно выглядеть натурально.

- Тогда я поищу у мамы.

Минут через десять, когда Герасим был полностью экипирован, Галя критически осмотрела его и заставила пройтись по комнате.

- Туфли не жмут? Хорошо, что у тебя ступня тоже маленькая. А ты, оказывается, премиленькая. Просто ангелочек. Надо ещё беретик. И можно чуть-чуть подкрасить губы. И очки забыли.

Гере пришлось стерпеть и эту противную процедуру. Покончив с гримом, Галя подвела его к зеркалу. В нем отразились две девочки, одна - с темными волосами, другая - с золотистыми.

- Если ноги красивые, можно носить и короткую юбку, - солидно сказала Галя. - Тебе идет.

- Какое же я чучело в этом наряде! - усмехнулся Гера.

- Наоборот, как куколка. Просто у тебя другая психология, мужская. Поэтому неудобно. Бери пример с Дастина Хоффмана. А теперь скажешь наконец, что ты задумал? Ограбить банк?

- В таком виде у меня только один путь - на панель, - вновь усмехнулся Гера и посмотрел на часы. - Пора.

Глава седьмая

Укромный уголок на студии они так и не нашли, пришлось отправиться в открытое кафе напротив. Неделя-две - и цветастые зонтики снимут, пластмассовые столики и стулья уберут, а пока ещё можно было, запахнувшись в плащ, выпить на свежем воздухе чашку горячего чая с лимоном. Легкий ветерок совсем растрепал соломенную гриву сценариста, и Карине вдруг захотелось причесать его своей расческой.

- Вы что, близоруки? - спросила она. - То щуритесь, то глядите куда-то... в никуда. Не хотите смотреть на людей?

- Угадали, - усмехнулся Колычев. - А очки не ношу потому, что, если будут бить морду, могут попортить битым стеклом глаз. Разумно?

- Вполне. Наверное, у вас был в этом деле опыт.

- Просто предусмотрительность.

- Тогда и шляпу носить не стоит. Бывает, отрывают поля вместе с ушами.

- Это хорошо, что у вас есть чувство юмора. Селена в моем представлении - не столько трагическая фигура, сколько комическая. Думаю, вы справитесь с ролью.

- А я ещё вообще не решила, буду ли играть в фильме.

- Не ломайтесь. Ведь вам хочется? - с грубоватой прямотой спросил он.

- Допустим, что так. - Карина была вынуждена признать это, но следующий вопрос её немного огорошил:

- Расскажите о себе. Мне интересно. Вы замужем? И конечно, несчастливы?

- Что-то вы наглеете прямо на глазах, - улыбнулась она, вертя кольцо на пальце. - Раньше, на детских сеансах перед фильмом показывали такой киножурнал "Хочу все знать!". Жаль, если вы уже не застали. Почерпнули бы много полезного.

- Ну, раз вы не хотите, я сам расскажу про вас, - произнес Колычев, впервые не отводя взгляда. Даже наоборот, он смотрел так, будто пытался загипнотизировать.

Карина почувствовала и легкое волнение, и страх. Не обращая внимания на её предостерегающий жест рукой, Колычев начал:

- Замуж вы вышли довольно рано, лет в двадцать, ещё не успев как следует пожить для себя, и сразу же родили ребенка, мальчика. Пытались продолжать сниматься в кино, но роли вам предлагали все хуже и хуже, совсем эпизодические, и вы от обиды и злости уверили себя, что все это - чепуха, главное - семья, дом. Муж и ребенок. А кино обойдется без вас. И вы очень хорошо вжились в новую роль, играли её от всего сердца - роль любящей жены и матери, хранительницы домашнего очага. Но где-то в глубине души пряталась коварная мысль, как бы вы ни старались её запрятать: годы-то проходят. Неужели это все? Все, для чего я была рождена на свет? И вот неожиданно наступил день, когда вы поняли: да провалитесь вы в болото, я молода и красива, и талантлива, и почему всё, - Колычев развел руками, словно пытался обхватить окружающий их мир, - всё это не принадлежит мне? Почему я не живу, а существую? И муж, и сын живут своей жизнью, вы отдали им все, и теперь пора заняться собой. Стоя перед зеркалом, вы сказали себе: "Я свободна". И повторили это ещё раз, вслух. Хотя в квартире, кроме вас, никого не было... Ну, я угадал?

Карина слабо улыбнулась в ответ. Она настолько была поражена его словами, что растерялась. Он понял её лучше других. Этот "сукин сын", как сказал бы о нем Клеточкин, угадал даже немую сцену в комнате, перед зеркалом, будто стоял за её плечом.

- Вам не сценарии, а гороскопы составлять, - тем не менее язвительно сказала она. - Все, что вы тут наболтали, - полная ерунда. И у меня не сын, а дочь. Ясновидящего из вас не выйдет.

- Жаль. - Колычев досадливо махнул рукой. - Мне казалось, что я вас "почувствовал". А вы?

Что она могла ответить? Он был меткий стрелок и попадал точно в цель. Дальнейший разговор становился просто опасен. Неизвестно, куда их могло занести.

- Мы же хотели обсудить сценарий, - поспешно сказала Карина. - Что вас подтолкнуло к этой идее, теме - люди и куклы, игрушка, следящая за людьми?

- Не игрушка, нет, - промолвил он, помолчав. - Тень. Человеческая тень, которой все равно за кем следовать. Ты сам, раздвоившийся, оторвавшийся от души. То начало в каждом из нас, которое мы тщательно скрываем. Скажите откровенно: вам никогда не хотелось кого-нибудь убить? Совершить преступление?

- Да, - призналась Карина. - Но все это на уровне эмоций. Безгрешных людей нет. Но я понимаю, что вы имеете в виду. А вам самому разве не страшно заглянуть в бездну?

- Хорошо, что хоть понимаете... - тихо проговорил он.

Возле универмага было многолюдно, рядом находился вход в метро, а около него - коммерческие палатки. Стояли цепочкой женщины, предлагавшие разный товар - белье, платья, парфюмерию, кухонную утварь. Невдалеке на скамейке сидели две девочки-подружки, лакомились мороженым. Одна из них была в беретике и очках.

- Вот он идет, - сказал Гера. - Опаздывает.

Симеон остановился у входа в универмаг, начал оглядываться. В руке он держал полиэтиленовый пакет.

- Немного подождем, потом работаем по плану, - произнес Герасим. Почему он один? Я эту сволочь хорошо знаю, не мог он прийти один. Где-то его приятели... Пошли пройдемся!

Среди припаркованных автомашин стоял "москвич" с тонированными стеклами. Гера уже давно вычислилего, а когда дверца на секунду открылась и на землю полетел окурок, он узнал одного из дружкой Симеона. Вместе иномарки "бомбили". Он так и предполагал, что Сима замыслил какую-то пакость. Скажет, что пистолет в машине, а там они отберут у него баксы и вышвырнут на скорости в кювет. Или ещё что-нибудь в том же роде. Гад ползучий. И он, и Корж тоже, и этот - Гнилой. Ничего, сейчас поглядим, кто кого перехитрит.

- Следи за машиной - дашь знак, - шепнул он Гале, а сам направился к Симеону. Остановился в двух шагах от него, доедая мороженое. Затем, скосив глаза, будто невзначай бросил:

- Дяденька, удовольствие не хотите получить?

Симеон вперился в него и хмыкнул:

- Вали отсюда, козявка, пока ноги узлом не завязал.

- Нет, всерьез? Всего десять долларов.

- На кино не хватает?

Симеон оглянулся, ищя глазами Геру. Время поджимало. Скорее всего пацан передумал и не придет. В полиэтиленовом пакете лежал "Макаров" с полной обоймой, завернутый в газету. Сима рассчитывал так: показать пистолет мальчишке, а потом повести его в лес, якобы пару раз пульнуть по деревьям. Или отправиться на машине за город. Дальше - проще. Кто будет искать мальчишку и кому он вообще нужен? Мало ли чьи кости потом по весне находят... Если Гера все-таки придет, то ребята его не упустят. А пока можно и развлечься. Он посмотрел на стоявшую рядом пигалицу в беретике кого-то она ему напоминала.

- Тут рядом подъезд с чердаком, - торопливо сказала девчонка.

- А ты, видно, дорогу туда хорошо знаешь? - усмехнулся Симеон, махнув рукой в сторону "москвича". - На жвачку зарабатываешь?

- На учебники, - ответил Гера.

Из машины вышел один из барбосов, лениво подошел к ним.

- Отлучусь, - коротко бросил Сима. - А вы ждите. Если придет - везите его на дачу, скажите, что я там.

- Оставь ствол-то, - барбос потянул руку к пакету.

- Со мной будет.

- Как хочешь. - Барбос вернулся к машине.

Галя ещё немного рядом, а затем тихонько пошла вслед за Симой и Герой, удалявшихся в сторону пятиэтажек. Когда те нырнули в один из подъездов, она осталась ждать, не зная, что делать дальше. Ей нравилась эта игра с переодеванием, нравилось ощущение азарта и риска, хотя она и чувствовала, что все может кончиться совсем не весело. У Геры была какая-то тайна, вроде как у Монте-Кристо. Галя вообще начинала романтизировать его все больше и больше. Он жил другой жизнью, гораздо более насыщенную событиями и приключениями, какими-то непонятными опасностями, и ей хотелось также принять в них участие. Или хотя бы быть где-то рядом...

- Эй, малышка, куда так торопишься? Дай хоть разглядеть как следует, говорил Симеон, карабкаясь вслед за Герой по узкой лестнице на чердак.

- Время, дяденька, деньги! - откликнулся тот. Он хорошо знал это место. Иногда они собирались тут всей компанией. А чтобы посторонние не совали нос, имели в запасе кое-какие ловушки. Утром он успел побывать здесь и все проверить. - Вот и пришли, - сказал он писклявым голосом. - Куда хотите-то? Туда или сюда?

- По-всякому, - благодушно отозвался Симеон, начиная расстегивать брюки. В этот момент на шее его захлестнулась петля из проволоки, которая словно упала со стропил, и Гера моментально потянул за другой конец, закручивая его вокруг балки. Сима захрипел, вцепившись в горло, глаза стали наливаться кровью. Он не мог двинуться, поскольку петля от любого движения затягивалась ещё туже. Последовал болезненный удар в пах, от которого Сима согнулся бы вдвое, если бы не проволока. Сквозь туман в голове до него донесся писклявый голос:

- Ну что, дяденька, получили удовольствие? С вас десять баксов, как договаривались.

Пошарив по карманам Симеона, Гера отсчитал нужную сумму, остальное положил обратно. Забрал полиэтиленовый пакет.

- Отдохни, пока дворник не придет, - сказал он, застегивая на Симеоне брюки.

От этой сцены с убийством князя у Драгурова осталось неприятное ощущение, словно он не читал страницы, а жевал их. Отбросив в раздражении дерматиновую папку, он задумался. Владислав ещё не предполагал, что между его металлическим мальчиком с лютней и луком и этим сценарием может существовать какая-то связь, пусть даже совершенно случайная, но уже чувствовал беспокойство и тревогу. Как если бы ступил на болотистую почву и теперь каждый его шаг был сопряжен с риском. И ещё Снежана, неожиданно вошедшая в его жизнь... Сейчас он не мог просто взять и выбросить её из головы. Что-то изменилось. И перемена судьбы, если такое возможно, готовилась исподволь, вызревала внутри него. Ему претили собственные мысли, желания, поскольку таили в себе сладостную неизвестность, но что можно было поделать? Запретить себе думать?

Тишину прорезал телефонный звонок, и котенок, лежавший у него на коленях, испуганно спрыгнул на пол. Владислав снял трубку, не ожидая почему-то ничего хорошего. Голос старого мастера узнал сразу, хотя на том конце провода что-то хрипело и булькало, будто Белостоков звонил из преисподней, а рядом с ним закипали смоляные котлы.

- Я думал у вас не работает телефон, - усмехнулся Драгуров.

- А я от соседей, - пробурчал наставник. - Ты давай приезжай ко мне спешно. Надо.

- Что случилось?

- Игрушка твоя... Мальчик этот. Неладно.

Владислав взглянул на часы. Он никогда не позволял себе уходить с работы так рано. Чудит старик, блажь одолела. Или?..

- Обождать до вечера можно?

- Можно, да не нужно. Боюсь, поздно... Сам решай!

Больше от Белостокова ничего нельзя было добиться. Очевидно, он не хочет говорить при соседях, догадался Драгуров. Но что могло заставить так нервничать старого медведя?

- Приеду, как освобожусь, - произнес он, вешая трубку. - Жаль что к нему нельзя отправить тебя, - добавил Владислав, глядя на котенка, вновь прыгнувшего к нему на колени.

Срываться по первому зову из мастерской не хотелось. Иногда руководство устраивало внезапные проверки, грозившие штрафными санкциями. Но и телефонный разговор не выходил из головы. Да и работа теперь как-то не клеилась, казалась пустой и никчемной. Провозившись с куклами ещё минут сорок, Драгуров в сердцах выругался, запер мастерскую и отправился к Белостокову.

Настроение было препоганое, будто он ехал к врачу за приговором-диагнозом. В последнюю неделю все шло наперекосяк. В довершение всего автобус застрял в пробке из-за какой-то аварии впереди, и сквозь грязное ветровое стекло Драгуров долго смотрел на две искореженные легковушки. Потом к "скорой помощи" понесли покрытые белыми простынями тела на носилках. "В Москву пришла Смерть", - глупо подумал Владислав, словно есть на земле место, куда она ещё не заглядывала и где её не ждут столь обреченно, как здесь.

- Это только начало! - проворчал сосед с землистым цветом лица. - Чума нас всех забери...

- Дайте пройти! - раздраженно произнес Драгуров, проталкиваясь к выходу.

К Белостокову пришлось добираться окружным путем, потеряв при этом ещё лишний час.

На звонок никто не открывал, а когда Владислав начал стучать в дверь, она сама подалась, поскольку замок был поставлен на предохранитель. В квартире было темно. И - затхлый запах, ударивший в лицо. В прошлый раз пахло иначе, просто жилищем старого человека, пропитанного миазмами тела и остатками пищи. Теперь - как из разрытой могилы. Владислав осторожно переступил порог, позвав в пустоту:

- Александр Юрьевич? Спите, что ли? А я вам кефир купил.

Щелкнув пару раз выключателем, он чертыхнулся. Наверное, полетели пробки. Пришлось двигаться по коридору на ощупь. Куда делся старик? Пошел за электромонтером? Перебравшись на кухню, Драгуров щелкнул зажигалкой и поискал на полке спички. Рядом с коробком лежал и огарок свечи. Только сейчас он почувствовал, как сильно колотится сердце. Казалось, этот стук слышен и в соседней комнате. Но он уже догадывался, что квартира пуста. Здесь никого нет. Ни одной живой души, кроме него самого.

Запалив фитилек свечи, Драгуров побрел в комнату, прикрывая робкое пламя ладонью. И почти у самого порога чуть не споткнулся о тело старого мастера. Александр Юрьевич лежал на спине, лицом вверх, а в мертвых глазах плясали два огонька. И это было по-настоящему страшно.

Выскочив из подъезда, Гера кивнул своей подружке и быстро пошел прочь, не сомневаясь, что она, как собачонка, последует за ним.

- Куда теперь? - тормознула его Галя. - А этот... с которым ты был, где?

- Тебе не надоело задавать глупые вопросы? - огрызнулся Герасим, чуть повернув голову. - К тебе идем! Я что, всю жизнь буду ходить в твоем дурацком платье?

- Я тебе что, марионетка?! - обиделась она. - Я не кукла, которую можно таскать за собой куда взбредет.

- Ладно, не дуйся, - немного погодя, произнес Гера. - Просто не надо тебе ввязываться в дерьмо. Впрочем, поздно...

- Что ты хочешь этим сказать?

Гера ответил загадочной фразой, которую она так и не смогла понять:

- Если начнет дергаться , тогда играй для дурака музыку.

Сам-то он знал, о чем говорит. Симеону сейчас оставалось только одно: ждать. Ждать, когда кто-нибудь придет и высвободит его из петли. А кто забредет на чердак и скоро ли? Сколько должно пройти времени? Он почти висел, касаясь носками ботинок пола и вытянув в напряжении шею, обхваченную стальной проволокой. Голова гудела, перед глазами плыли красные круги, дышать было почти невозможно. И кроме того - ужас, сковавший его сознание и лишивший способности мыслить. Ноги и пыльцы рук, вцепившиеся в горло, постепенно немели. "Попался... Попался, как последний лох! Гадина... твердил он про себя. - Ну, обожди! Дай только выбраться..." Тут Симеон сообразил, кого напоминала ему эта девчонка: Герасима! Это был переодетый и расфуфыренный, как малолетняя шлюшка, Герка! Сима чуть не взвыл от огорчения и бессильной злобы. "Убью его!" - твердо решил он, стараясь не шевелиться. Но колени предательски дрожали, и уже не ужас, а бездна отчаяния начинала овладевать всем его естеством...

Дома у Гали, не обращая на неё внимания, только повернувшись спиной, Гера стал поспешно разоблачаться, швыряя девчоночьи тряпки на пол. Галя вытащила из брошенного на кровать полиэтиленового пакета газетный сверток и с любопытством развернула.

- А это зачем? - спросила она, взвешивая на ладони тяжелый, поблескивающий вороной сталью пистолет.

- Положи на место! - строго сказал Гера.

Она не послушалась, держа "Макаров" обеими руками и направив дуло в его сторону.

- Ну и стреляй! - равнодушно произнес Герасим, вновь поворачиваясь к ней спиной. Между его острыми худыми лопатками синело пятнышко, похожее на нарисованный глаз.

- Что это? Откуда? - Галя коснулась стволом пистолета вытатуированного ока.

- Давняя история! - отмахнулся он. - Как-нибудь расскажу.

- Глупо и смешно. Третий глаз, - сказала она, фыркнув. - А больше ты себя никак не изукрасил?

- Мне что, догола раздеться? - разозлился Гера.

- Раздевайся! - насмешливо она, подначивая его ещё больше. Но она никак не ожидала, что он воспримет её слова всерьез. Наверное, у него действительно было не все в порядке с головой, по крайней мере стыда никакого. Галя не успела моргнуть глазом, как он сбросил плавки и повернулся к ней лицом, уперев кулаки в бока. Она почувствовала, что начинает краснеть, но продолжала смотреть. Взгляд задержался там, где только начинали курчавиться волосы.

- Ну! - с вызовом произнес он. - А теперь ты! Чтобы по-честному.

Непонятно что с ней случилось... Он обладал какой-то магической властью, повелевал её волей. Медленно, но покорно Галя стала расстегивать молнию на юбке, хотя голова её работала ясно. На пол полетела блузка, потом колготки. Затем, сжав губы, она сбросила последнее и переступила с ноги на ногу, стоя теперь перед ним такая же обнаженная, как он сам.

- Ты почти взрослая. И красивая, - произнес Герасим, сощурившись. - А я? - Он словно ощупывал её взглядом.

- Ты тоже, - нерешительно ответила Галя, чувствуя, что ещё немного - и разрыдается. Ее тянуло в новую, неизведанную жизнь... и сковывал страх. А он так и стоял поодаль, не двигаясь. Еще не мужчина, но уже не ребенок. Странный мальчик.

- Мы сошли с ума, - прошептала она.

И в это время задребезжал спасительный дверной звонок.

Карина уже давно хотела прервать разговор. Казалось, они уплывают все дальше и дальше от берега и вернуться обратно не хватит сил. На столике стояли пустые чашки, осенний ветер, врываясь в открытое кафе, трепал соломенные волосы Колычева, а он продолжал говорить - о своей жизни, сценарии, учебе во ВГИКе - практически ни о чем, поскольку все это было неправдой, вернее, каким-то поверхностным слоем, доступным чужому взору. Главное хранилось глубоко внутри. Ей было неинтересно слушать, и она думала: когда же он откроется по-настоящему, сбросит с лица удобную маску то ли разочарованного странника, то ли доморощенного плейбоя, скучающего среди людей.

- Мы обречены погибнуть, - сказал Колычев неожиданно, без всякой связи с предыдущей фразой: манера у него была такая - перескакивать с одного предмета на другой. - Вы конечно читали Апокалипсис? Там все очень толково разъяснено про нас с вами. Россия на земле - последнее пристанище Господа. Но Его позиции здесь теперь очень уязвимы. - Он произнес это так, словно речь шла о котировке акций на бирже. - Скоро и от России останется один пшик. С Ним борются не атеисты, которых уже нет, не заговорщики-массоны и даже не все мировое персонофицированное зло. А ангельский ребенок во главе воинства кукол. Он уже вышел из мрака, обрел силу и готов царствовать. Новый эквивалент мер в двадцать первом веке - не золото или энергоносители, а расчетная стоимость души. Не волнуйтесь, умные головы уже определили цену каждой душе. Кто откажется продавать, будет уничтожен. Вот так, милая. Хотите ещё кофе?

- Вы сами-то верите в то, что несете?

- Приходится. Поглядите на москвичей! - Колычев ткнул пальцем в сторону парочки за соседним столиком. - Выведена абсолютно новая порода, можно клонировать без ущерба для психики. Мне их не жалко, это уже давно не люди, а механические игрушки. Надо только вовремя их заводить, а временами запирать в шкаф, чтобы не мешались. Разве в этих пустых головах могут быть какие-то собственные мысли? У них на плечах телевизор вместо башки. Москва - город призраков.

- Но и вы принадлежите к их племени, - сказала Карина.

- Я - нет. Я из другого варева. Хотя... плевать, это не имеет значения. Не хотите поехать ко мне? Познакомлю вас со своей бабушкой, замечательная старушка. Между прочим, прототип Селены, в молодости. Или вы боитесь? - Сценарист смотрел на Карину насмешливо, с вызовом.

- Поехали, - согласилась она, хотя собиралась сказать другое. - Только ненадолго, в три я должна быть дома.

Колычев жил неподалеку от студии. Минут через двадцать Карина уже стояла посреди захламленной комнаты, недоуменно озираясь, пока Алексей возился на кухне с кофейником. Вся квартира напоминала склад старинных вещей - реликтовая мебель, граммофон, доисторические зонтики, статуэтки, вазы, пожелтевшие фотографии на стенах. В одном углу стояла промятая тахта со скомканным одеялом, в другом - огромный дубовый стол, заваленный книгами и бумагами. Там же примостилась и пишущая машинка времен царя Гороха. На открытом окне колыхались белые занавески, щедро пропуская солнечный свет. Карина подошла к столу, наклонилась к вставленной в каретку странице. И от неожиданности вздрогнула. Там было напечатано: "В моей нелепой смерти прошу никого не винить. Алексей Колычев".

- Прочитали? - Он стоял за её спиной с подносом. Неуязвимый, словно живущий не сейчас, а когда-то давным-давно.

- Зачем вы играете с судьбой? - спросила Карина.

- На самом деле все очень разумно. Мало ли что может произойти в любую минуту? Это для меня как завещание, когда я выхожу из дома. Считаете, глупо?

- Я считаю, что у вас нет никакой бабушки. Вы просто так и не повзрослевший мальчишка.

Колычев улыбнулся. Опустив поднос, он подошел к фотографии на стене. Мужчина со стертым от времени лицом, женщина, несколько девочек в дореволюционных платьях.

- Одна из них моя бабка, тут, правда, не разберешь - какая. Она говорила, но я не уверен в её памяти. Старушка умерла пятнадцать лет назад. Какая вам разница, общаться с живой или мертвой? Шучу, не уходите.

Карина направилась к двери, но чуть задержалась.

- А это - Бергер. - Колычев ткнул пальцем в мужчину на фотографии. Вы, наверное, плохо читали мой сценарий. Он мой прадед. Видите ли, Бергер отравил всю семью, но младшей дочери в тот день не было дома. Гостила у тетушки. Это её и спасло. Вот только не знаю: на её счастье или нет? Род-то продолжился...

- А вы об этом жалеете? - спросила Карина, подходя вглядываясь в какие-то обреченные лица на фотографии.

- Иногда, - серьезно ответил Алексей. Затем неожиданно сильно притянул её к себе, прошептав: - Не уходи, ты нужна мне...

"...Убивец бежал из особняка в сильно приподнятых чувствах, не разбирая дороги, а очухался только на мосту. И я с ним. То бишь, как бил он фигуркой мальчика с лютней и луком князя по башке непутевой, так и припустил с ней, окровавленной. Потом лишь сообразил, что с орудием убийства стоит, облокотясь на перила, да в полынью смотрит. "Бедный Курт, лежать тебе на дне реки до лучших времен!" - сообразил я. А чем эти-то времена плохи? Самое раздолье: всюду помрачение умов, всюду злость, подлость, предательство, всюду кровь проступает, того и гляди потоками хлынет. Смешно человек сделан - цирк горит, а он над клоунами хохочет; его топят, а ему щекотно; у него душу крадут, а он торгуется... Ну, бросил тот дурак меня в прорубь, как старца царского, а я в лед вмерз, так до весны и пролежал, пока меня ребятишки, что на санках катались, не нашли.

В смуте, которая шла, сменилось несколько хозяев: мальчишка кухаркин, чуть не оторвавший лук с лютней; его отец-хам, толкнувший меня заезжему купцу за мешок овса; трактирщик, в чьем заведении тот пьяный купчик меня и оставил, поскольку спускать уже было больше нечего. Обчистили через две недели, на радость революции, и самого трактирщика - толпа продовольственные склады громила, и ему досталось, под шумок. Какой-то контуженный дезертир, вцепившись в меня скрюченными пальцами, уволок в свою конуру под чердаком. Все его имущество состояло из солдатской шинели, винтаря с примкнутым штыком и портретика голой распутной девки. Зачем я ему понадобился - один черт знает! Он ставил нас рядышком и скалил желтые зубы.

- Ну шо, раздуем мировой пожар? - бормотал дезертир, целясь из ружья то в фотографию, то в меня. - Бах-бух, кончены! Ужо дождетесь... - и грозил при том пальцем.

Уходил солдат со двора рано, а возвращался заполночь. В окне мелькали бродячие звериные стаи с красными бантами, сухо потрескивали выстрелы, девка рядом закатывалась от восторга.

- Дура сифиличная, тебе-то что до всего этого?

- Как же! Гуляем... Сыграй что-нибудь на своем струменте, парнишка...

Оказывается, была она когда-то женой этого солдатика: его - на фронт, а её ростовщик богатый утешил, пока не надоела. А там и по рукам пошла, поскольку изначально с гнильцой была девка, есть такие, что с детства на передок слабы, сами перед мальчишками стелются, просят огонек в паху потушить. Эх, солдатик, кого ты в невесты брал, не видел, что ли? Очутилась она в дешевом борделе, горе не беда, Ивана своего не помнит, а он только к ней и тянулся все четыре года, пока грязь в окопах месил. Надоело, все побежали - и он тоже. Ни царя, ни Бога - все можно, все позволено! Удерживающего в России нет, а это и страшно, и... сладостно. К жене, к жене - новую жизнь строить! Задержался в Москве, товарищи уломали его заглянуть к девкам. Ну, пришли. Перед ними альбомчик с фотками выставили. Глянул солдат на одну распутную - и обмер.