Аксиоматик

МОРАЛЬНЫЙ ВИРУСОЛОГ _{Рассказ}

По горячим от летнего солнца улицам Атланты носились дети. Играли, боролись, наскакивали друг на дружку, смеялись, что-то вопили. Бурно радовались сияющему дню, обычному, неповторимому дню жизни.

Внутри зеркально-белого здания воздух был сух и холоден, именно так, как нравилось Джону Шоукросу. Здесь, за двойными стеклами, не слышно ничего, кроме шума кондиционера и негромкого гудения приборов. Схематическое изображение молекулы белка слегка подрагивало. Шоукрос усмехнулся — определенный прогресс был уже заметен. Как раз сейчас, в точности отвечая его расчетам, значение рН в левом верхнем углу монитора пересекло критическую отметку. В тот момент, когда энергия группы В стала ниже, чем у группы А, молекула белка внезапно содрогнулась в конвульсии и вывернулась наизнанку. Что в точности соответствовало теории, а серьезные эксперименты по исследованию молекулярных связей, проводимые Шоукросом в последнее время, были тому дополнительной порукой. Но, конечно, увидеть результат собственными глазами всегда приятно — пусть даже всего лишь на экране монитора, с помощью невероятно сложного алгоритма компьютерного моделирования.

Он несколько раз прокрутил запись, наслаждаясь зрелищем. Удивительное устройство стоило тех восьмисот тысяч, которые Шоукрос на него потратил. Разумеется, продавец продемонстрировал впечатляющие возможности чудо-техники, но сейчас Шоукрос впервые использовал машину в реальной работе. Вот оно — изображение белка в растворе! Обычная рентгеновская дифракция до сих пор давала изображения только кристаллической решетки молекул, которая мало напоминала водную, биологически релевантную форму. Новая машина использовала значительно улучшенную методику расчетов, стимулированной ультразвуком полуупорядоченной жидкой фазы. Впрочем, Шоукрос не интересовался деталями, что не мешало ему использовать машину, поминутно желая изобретателю Нобелевских премий в области физики, химии и медицины. Еще раз взглянув на ошеломляющие результаты эксперимента, он встал, потянулся и отправился на поиски ланча.

По дороге в гастроном он обычно проходил мимо книжного магазина. Сегодня взгляд зацепился за новый вызывающий постер: обнаженный молодой человек, расслабленно растянувшийся на постели после занятий сексом — только пах прикрыт уголком простыни. Имитируя сияющие красным неоновые буквы витрин, постер перечеркивал заголовок очередного бестселлера: «Горячая Ночь Безопасного Секса».

Шоукрос раздраженно покачал головой, не желая верить. Да что же происходит с людьми? Они что — не читали его объявлений? Или вообще ослепли? Погрязли в глупости и высокомерии? Безопасный секс? Безопасность может дать одно лишь подчинение законам Божьим!

Перекусив, он подозвал разносчика и купил у него несколько иностранных газет. Вот они, субботние выпуски с его объявлениями, где необходимо, переведенными на соответствующие языки. Объявление в половину газетной полосы, тем более размещенное в ведущих изданиях, стоит недешево во всем мире. Но деньги никогда не были для Шоукросса проблемой.

Он не мог выразиться понятней, так ведь? Пусть никто не жалуется, что не был предупрежден…

В 1981 году отец Джона, Мэтью Шоукрос приобрел крохотную, выработавшую свой ресурс кабельную телестанцию в «Библейском поясе». До того она заполняла эфирное время заезженными черно-белыми клипами исполнителей евангелистских песнопений 50-х годов и местными новинками. Такими, например, как шоу укротителей змей (надежно хранимые верой, они, тем не менее, предпочитали удалять своим питомцам ядовитые железы), или репортажи о детях-эпилептиках (оберегаемые родительскими молитвами, они порой не получали медицинской помощи вовремя, дабы святому духу было позволено беспрепятственно овладеть ими). Изрядно потратившись, Мэтью сумел осовременить это предприятие, втиснуть его в ритм 80-х. Фирменной заставкой обновленной телестанции стал 30-ти секундный ролик: флот космических кораблей, извергая пламя, беспощадно расстреливал ракетами в форме креста рельефную карту Штатов. Прежняя заставка — статуя Свободы, державшая крест вместо факела, — была безжалостно уничтожена. Отныне станция транслировала красочные видеопрограммы рок-евангелистов, «христианские» мыльные оперы, игровые шоу. Шагая в ногу со временем, телестанция Шоукроса занялась разоблачительными репортажами, бичуя заразу коммунизма, пороки общества, безбожную школьную программу. Такие проблемные передачи становились темами для телемарафонов, фонды станции росли, делая продолжения еще более успешными.

За 10 лет Мэтью Шоукрос стал владельцем одной из крупнейших сетей кабельного телевидения в стране. Его сын, Джон, учился в колледже и был готов всецело посвятить себя палеонтологии, когда СПИД вдруг заявил о себе в мировых масштабах. По мере того, как росла и ширилась, подобно снежному кому, эпидемия, евангелистские проповедники, а среди них его отец, все больше говорили о том, что новая болезнь — не что иное, как Божья воля. Постепенно этой идеей становился одержим и Джон. В эпоху, когда слово «чудо» стало относиться только к открытиям в науке и технике, в мире появилась, наконец, настоящая чума. Подобно ветхозаветным, она призвана была уничтожать грешников и хранить праведников. Конечно, были случаи заражения гемофилией, иногда болезнь поражала невинных путем переливания крови, но в общей массе это вряд ли противоречило общей идее. Джону Шоукроссу было дано несомненное доказательство, что грешники получат по заслугам уже в этой жизни, а не только в будущей. Ценное доказательство, решил Джон, — ведь не только грешники устрашатся неотвратимости кары, но и праведники еще больше утвердятся в вере, получив такой бесспорный знак. Уже само существование вируса иммунодефицита доставляло Джону Шоукросу изрядное удовольствие, но постепенно он пришел к выводу, что еще приятнее было бы, если бы он сам мог как-то быть причастен к этой божьей каре. Ночами он не мог заснуть, проникаясь глубиной неисповедимого божественного разума, пытаясь постичь его сокровенную суть. Ведь все исследования СПИД сводились в итоге к попыткам излечить заболевание — какое право имел он заниматься этим, игнорируя волю божью?

Ранним холодным утром его разбудили звуки из соседней комнаты. Хихиканье, чмоканье, поскрипывание кровати. Джон натянул на уши подушку, и попытался заснуть снова, но уже не мог игнорировать ни звуки из-за стены, ни тот эффект, который они оказывали на его слабую и беззащитную плоть. Некоторое время он мастурбировал, надеясь избавиться от нежелательной эрекции, остановился, немного не доходя до оргазма, и лежал, дрожа от накала эмоций… Каждую неделю это была новая женщина — Джон видел их по утрам, когда они уходили. Он пытался предостеречь своего приятеля-студента, но тот только посмеялся над соседом и его «проблемами». Шоукрос не держал зла на несчастного юношу. Разве стоит удивляться, что люди смеются над открываемой им истиной — ведь с экрана телевизора, со страниц книг, с концертов рок-музыкантов, — отовсюду провозглашалась терпимость к легкому поведению и всевозможным извращениям. Возможно, страх перед СПИДом заставил остерегаться миллионы грешников. Но еще больше до сих пор легкомысленно надеялись, что уж их-то партнер не инфицирован, или попросту использовали презервативы, нарушая тем самым божью волю.

Проблема состояла в том, что огромное количество людей, несмотря на все свои проделки, так и оставались неинфицированными. А, кроме того, если верить исследованиям, о которых он читал, использование презервативов действительно уменьшало риск передачи вируса. Это серьезно тревожило Джона Шоукроса. Почему всемогущий Господь Бог создал несовершенный инструмент? Или СПИД был предметом не божьего гнева, а божественной милости? Возможно, конечно, но Джону такая мысль была отвратительна: сексуальная «русская рулетка» никак не могла быть способом Господнего всепрощения.

А может быть… — Шоукроса охватил озноб, когда эта мысль окончательно сформировалась в его мозгу — неужели СПИД был не более, чем пророчеством, указанием на грядущую чуму, что будет тысячекратно ужаснее? СПИД — предупреждение неправедным, дабы поторопились изменить свой путь? СПИД — пример праведникам, следующим Его воле? Озноб сменился жаром, Шоукрос покрылся потом. Эти грешники за стенкой стонали так, будто они уже в аду, тонкая перегородка сотрясалась, ветер за окном выл, раскачивал черные ветки… Что за дикая мысль пришла ему в голову? Что это — послание Господа, или его собственные домыслы? Джон нуждался в наставлении. Он включил ночник, схватил Библию с прикроватного столика, и открыл ее наугад. Эти строки он узнал с первого взгляда — еще бы! Ведь он читал и перечитывал их сотни раз, знал почти наизусть — уничтожение Содома и Гоморры! Вот он, знак свыше! И это он хотел отвергнуть собственную судьбу, говоря, что недостоин? Жалкий грешник, невежественный, как ребенок! Ведь каждый вокруг — точно такой же грешник, неразумное дитя в глазах Господа! Это гордыня, а не смирение, заставляла его сомневаться, что Божественный выбор пал на него.

Утром с колебаниями было покончено навсегда. Джон с облегчением оставил палеонтологию — все-таки, защита «креационизма» требовала совершенно особого склада мыслей, и он не был уверен, что когда-либо овладеет подобным. Зато биохимия давалась ему легко — наверное, это было еще одним подтверждением правильности выбора. Год за годом он оставался первым среди сокурсников. Диссертацию по молекулярной биологии Джон писал в Гарварде, затем была постдиссертационная работа в НИЗ, стажировки в Канаде и Франции. Джон жил теперь только ради своей работы, безжалостно подгоняя себя. Но осторожность заставляла его таиться, чтобы его научные достижения не вызывали преждевременных подозрений. Он очень редко публиковался, да и то, разве что, в качестве третьего или четвертого соавтора. И когда Джон вернулся из Франции, никто и не мог предположить, что Шоукрос готов, наконец, заняться делом всей своей жизни.

Теперь Шоукрос работал в одиночестве — в этом сверкающем стерильной белизной здании, служившем ему одновременно и лабораторией и домом. Он так и не рискнул нанять помощников, пусть даже разделяющих его веру и его моральные принципы. В свою тайну он не посвятил даже родителей. На распросы он отвечал, что занимается теоретической молекулярной генетикой — и это было почти правдой. А просить у отца денег на свои исследования ему не приходилось — двадцать пять процентов от огромной прибыли империи Шоукросов и без того исправно поступали на счет ежемесячно.

Лаборатория была заполнена матово отсвечивающими серыми ящиками, от них к компьютерам тянулись змеи кабелей. Последнее поколение полностью автоматизированных синтезаторов и секвенсоров ДНК, РНК и белков, доступны любому, у кого хватит наличности. Всю рутинную работу — дозировку и приготовление растворов реагентов, идентификацию ампул, загрузку и выгрузку центрифуг — выполняли манипуляторы роботов. Первое время львиная доля работы Шоукроса состояла в поисках в сети информации, касающейся последовательностей и структур — информации, которая могла дать ему отправную точку. Позднее он стал покупать машинное время мощных суперкомпьютеров — для расчета и предсказания формы и взаимодействий молекул, до сих пор науке неизвестных.

Когда водная рентгеновская дифракция стала доступной, работа ускорилась в десятки раз. Синтезировать и наблюдать белки и нуклеиновые кислоты стало проще. До того существовал лишь громоздкий и сложный процесс решения уравнения Шредингера для молекулы, состоявшей из сотен атомов — неимоверно уродливый даже со всеми оптимальными срезками углов и аппроксимирующими ухищрениями.

Основание за основанием, ген за геном — вирус Шоукроса рос и развивался.

Когда женщина полностью разделась, и Шоукрос, сидевший на пластиковой банкетке в комнате мотеля, сказал:

― Ты, наверное, вступала в сексуальные контакты с сотнями мужчин?

― О, даже с тысячами. Ты не хочешь подойти поближе, дорогой? Тебе оттуда хорошо видно?

― Мне видно прекрасно.

Женщина легла на спину. Некоторое время руки ее ласкали собственную грудь, потом она закрыла глаза, и ладони ее заскользили вдоль тела…

Наверное, это был уже двухсотый раз, когда Шоукрос платил женщине, чтобы она искушала его. Пять лет назад, когда он начал усмирять плоть, тогда это зрелище было для него совершенно невыносимым. Но сегодня вечером, он знал, что сможет спокойно сидеть, наблюдая, как женщина достигает оргазма, или, может быть, искусно имитирует его, — он не испытает при этом ни малейшей похоти.

― Ты предохраняешься, я полагаю?

Она улыбнулась, не открывая глаз.

― Конечно, черт возьми. Если мужик без презерватива, он может заниматься этим где-нибудь в другом месте. И я одеваю его сама, если он этого не делает. И уж если я его одеваю, там он и остается. А что? Ты передумал только смотреть?

― Нет. Просто любопытно.

Шоукрос всегда платил вперед — за все и с самого начала всегда предельно ясно объяснял женщине, что в любой момент он может расслабиться, встать со стула, прийти к ней. Его бездействие определялось ничем иным, кроме как его свободной волей. Не было иных преград между ним и смертным грехом. Но сегодня вечером он и сам не мог понять, почему все еще продолжает находиться здесь. Уже привычное «искушение» стало формальным ритуалом, без малейших сомнений в конечном итоге. Без сомнений? А может быть, в нем говорит гордыня — его самый коварный и упорный враг? Он не должен забывать о том, что любой мужчина, любая женщина все время ступают по краю пропасти — и рискуют упасть в ее всепожирающее пламя как раз тогда, когда почувствуют себя в безопасности…

Шоукрос встал и подошел к женщине. Без тени смущения положил руку на ее щиколотку. Она открыла глаза и с интересом смотрела на него. Потом взяла его руку и начала двигать ею вдоль своей ноги, мягко, но уверенно прижимая руку к своей теплой гладкой коже. Дойдя до колена, Шоукрос слегка запаниковал, но когда его пальцы ощутили влагу, не выдержал, рывком высвободился, издав придушенный всхлипывающий звук. Задыхаясь и пошатываясь, он поплелся к стулу. Произошедшее, было как раз тем, чего он опасался.

Вирус Шоукроса должен был стать шедевром биологического «часового механизма». Ничего подобного не смог бы вообразить Уильям Пэйли, и ни один из безбожников-эволюционистов не осмелился бы приписать это создание слепому подмастерью-случаю. Его одиночная цепь РНК могла описать не один, а целых четыре потенциальных организма. Первый из них, вирус Шоукрос-А, или, для краткости, — ША — так называемая «анонимная» форма, — был задуман, как чрезвычайно заразный, но, в сущности, довольно безвредный. Он активно воспроизводился в клетках кожи и слизистых оболочек, но не вызывал никаких нарушений обычных клеточных функций. Его белковая оболочка была спроектирована таким образом, что все уязвимые места маскировались некоторым количеством естественных человеческих белков. Иммунная система, вынужденная игнорировать эти белковые соединения, чтобы избежать атаки на собственный организм, точно так же не обращала внимания и на вторгшийся вирус.

Вторая часть генетической программы вируса включалась, когда некоторое количество ША-вируса проникало в кровеносную систему, инфицируя Т-лимфоциты. Система энзимов создавала сотни РНК-копий каждой хромосомы ДНК носителя, копии затем внедрялись в сам вирус. Это наделяло следующее поколение вируса своего рода генетическим слепком его носителя. Вторую форму вируса Шоукрос назвал ШН — от слова «настраивающийся», поскольку каждый индивидуальный генетический профиль обеспечивал совершенно уникальную форму вируса-ШН. Другим вариантом расшифровки сокращения могло быть слово «невинный», поскольку у лиц, хранивших безбрачие, в крови присутствовали только формы вирусов ША и ШН.

Вирус ШН выживал лишь в крови, семенной и вагинальной жидкости. Как и ША-вирус, он также не распознавался иммунной системой, но с небольшой поправкой: маскировка этой формы вируса широчайшим образом варьировалась от человека к человеку так, что, если бы даже удалось обнаружить вирус и создать антитела к десяткам, а может быть, сотням и тысячам конкретных форм, универсальная всеобщая вакцинация оставалась невозможной. Подобно «анонимной» форме, вирус ШН не должен был менять функции клеток носителя. За одним небольшим исключением. Как только вирус поражал клетки в вагинальных слизистых оболочках, простатической железе, или эпителии семенных протоков, эти инфицированные клетки принимались воспроизводить несколько десятков энзимов, специально разработанных для разложения различных видов резины. Отверстия, создаваемые при кратком контакте с поверхностью презерватива, были исчезающе малы, и неразличимы для приборов, но чудовищно велики в масштабах вируса. При реинфицировании Т-клеток, ШН-вирус сам принимал решение, каким должно стать следующее поколение. Точно так же, как ША-форма, он создавал генетический слепок клеток носителя, а затем сравнивал его с сохраненной копией «предка». Если оба слепка были идентичны, это служило подтверждением тому, что ШН-форма оставалась внутри одного и того же носителя, и дочерние вирусы оставались той же самой ШН-формой.

Однако, в том случае, когда образцы отпечатков не совпадали, подразумевая, что ШН-форма перебралась в другое тело, и специфичные маркеры при этом показывали, что носители разнополые, дочерние вирусы модифицировались в третью форму — вирус ШМ. М в данном случае обозначало «моногамность», или, возможно, «брачный контракт» [marriage contract]. Шоукрос был в душе романтиком, и ему была чрезвычайно приятна мысль, что любовь двух людей, выраженная в ее плотской форме, переходила на субклеточный уровень — когда сам факт занятия любовью заставлял супругов дать друг другу обет верности, в буквальном смысле скрепленный собственной кровью.

Внешне ШМ-вирус был во многом сход с формой ШН. И, точно таким же образом, заражая Т-клетки, он сопоставлял оба слепка с сохраненными копиями. Если хоть одна из копий совпадала, вирус успешно воспроизводил следующее поколение ШМ-формы.

Четвертую форму вируса он назвал ШУ, и появлялась она двумя путями. Когда маркеры пола указывали на гомосексуальный контакт, У-форма возникала непосредственно из ШН-вируса. В том случае, когда обнаруживался третий генетический слепок, означавший, что брачный контракт был нарушен, ШУ-форма развивалась из ШМ-вируса. Как можно догадаться из названия, вирус ШУ заставлял клетки носителя продуцировать энзимы, которые служили катализатором распада жизненно важных структурных белков в стенках кровеносных сосудов. Пораженные ШУ-вирусом испытывали обширные внутренние кровоизлияния по всему телу. После инъекции зараженных лимфоцитов мыши умирали в течение двух-трех минут, а кролики жили после укола минут пять-шесть. Как выяснил Шоукрос, сроки могли незначительно варьироваться в зависимости от места инъекции.

ШУ-форма была спроектирована так, чтобы белковая оболочка вируса могла распадаться как на воздухе, так и в растворе — независимо от его температуры и уровня PH. РНК вируса сама по себе также была неинфекционной. Поэтому извлечь ШУ из умирающего было практически невозможно, а из-за скоропостижности смерти прелюбодей не имел возможности заразить своего невинного супруга. Разумеется, вдова или вдовец были обречены на пожизненное воздержание — но Шоукрос не считал, что это жестоко — ведь если два человека сознательно вступают в брак перед Господом, определенная доля наказания за нарушение брачного обета должна доставаться обоим партнерам.

Даже допуская, что каждая из четырех форм вируса будет полностью соответствовать целям, для которых разработана, Шоукрос предвидел некоторые сложности. Так, например, переливание крови сделалось бы опасным, по крайней мере, до тех пор, пока не нашли бы надежного способа убить вирус in vitro. Впрочем, если пять лет назад это могло привести к истинной трагедии, то последние разработки в области синтетических и культивируемых заменителей крови обнадеживали. Шоукрос не сомневался, что эпидемия обязательно приведет к росту инвестиций и усилий, вкладываемых в эту область. С трансплантантами было сложнее, но, в сущности, Шоукрос и до того полагал их своего рода излишеством — дорогостоящей и редко оправдываемой тратой ограниченных ресурсов. После внедрения вируса Шоукроса опасности подвергались врачи, медсестры, полиция, работники похоронных бюро — значит, им просто придется усилить меры предосторожности, избегая непосредственного контакта с чужой кровью. Шоукрос и тут усматривал Божий промысел, и был этому ничуть не удивлен — редкий, и гораздо менее смертельный вирус СПИДа пришел раньше и послужил предостережением. Среди специалистов десятков различных профессий развилась настоящая паранойя, а продажа резиновых перчаток увеличилась во много раз. Что ж, отныне всякое усердие будет оправданным — ведь каждый будет теперь заражен, как минимум, ШН-формой вируса. Изнасилование девственницы девственником становилось своего рода свадьбой под дулом «биологического пистолета». Любое другое сексуальное насилие было одновременно убийством и самоубийством. Невинные жертвы, конечно, неизбежны, но зато смерть насильника становилась серьезным сдерживающим фактором. Шоукрос предположил, что данный вид преступления вскоре практически исчезнет.

А вот гомосексуальный инцест между близнецами оставался ненаказуемым, поскольку вирус не имел возможности различать организмы носителей. Это исключение раздражало Шоукроса, тем более что ему нигде не попадалось статистических данных о распространенности столь отвратительных извращений. Но понемногу он пришел к мысли, что это незначительное несовершенство его изобретения является своего рода необходимостью. В конце концов, у человечества должен был остаться хотя бы символический пережиток прежней морали — теоретическая возможность сознательно выбрать путь греха.

К лету 2000 года вирус был готов и по возможности протестирован на культурах тканей и на лабораторных животных. Для подтверждения фатальности ШУ-формы Шоукрос смоделировал плотский грех прямо в пробирке. Эксперименты на животных, в сущности, были достаточно малоценны: слишком во многом поведение вируса было связано взаимодействием с человеческим геномом. Впрочем, в пробирочных культурах человеческих клеток, судя по всему, часовой механизм вируса работал именно так, как того требовали обстоятельства. Поколение за поколением, три формы вируса оставались стабильными и безвредными. Возможно, следовало продолжать эксперименты, потратить время на дополнительное просчитывание вариантов — но зачем? Результат был бы, разумеется, тем же.

Пришло время действовать. Появившиеся в последнее время лекарства сделали СПИД почти неопасной болезнью, по крайней мере, для тех, кому хватало средств на эти дорогостоящие препараты. Вирус СПИДа уже не казался столь фатальным, как еще совсем недавно. Кроме того, вот-вот должно было наступить третье тысячелетие — символическая дата, которую не хотелось пропустить.

Шоукрос выполнял работу, порученную ему Господом, — а потому не было более нужды в контроле качества. Конечно, он был всего лишь несовершенным инструментом в руках Божьих, и не мог избежать грубых ошибок и просчетов на каждой стадии, прежде чем достичь совершенства. Но в лаборатории ошибки быстро выявлялись и исправлялись. Несомненно, Господь не допустит существования несовершенного вируса, ибо Его воля призвала эту РНК в мир.

Шоукрос посетил агента бюро путешествий, заказав себе кругосветный тур, — а затем заразил себя ША-вирусом. Сначала он отправился на запад, пересек Тихий океан, оставив собственный континент, далее — крупные, густонаселенные города: Токио, Пекин, Сеул, Бангкок, Манила, Сидней, Нью-Дели, Каир… ША-вирус мог существовать в течение неопределенно долгого времени, сохраняя потенциальную способность заражать — на любой поверхности, которую не подвергали специальной обработке. Как известно, сидения в самолетах и мебель в отелях не часто стерилизуют в автоклавах…

Шоукрос не посещал проституток — ведь он распространял свой вирус, его «анонимную» форму, а не венерическое заболевание. Он просто изображал туриста: осматривал достопримечательности, бродил по магазинам, ездил в общественном транспорте, плавал в бассейнах отелей… Он «расслаблялся» в таком сумасшедшем темпе, составил себе такой безжалостный график «отдыха», что через некоторое время понял, что еще жив только благодаря божественному вмешательству. Не удивительно, что, добравшись до Лондона, он был уже настоящей развалиной — этаким загорелым зомби в выцветшей на солнце рубашке. Глаза его были затянуты мутной пленкой и похожи на многослойные линзы висящей на шее Шоукроса фотокамеры — он везде таскал ее с собой, как непременный атрибут туриста, хотя камера была незаряжена.

Усталость, постоянные перелеты, бесконечные перемены окружающей обстановки и еды — как ни странно, от этих перемен было только хуже, ибо за изменчивостью внешнего мира скрывалась клейкая монотонность стандартизованного туристического сервиса — все это действовало на него, утомляя, обессиливая, постепенно погружая Шоукроса в мрачное состояние тяжелого сна. Ему снились отели, аэропорты, самолеты — и просыпался он в тех же отелях и аэропортах, теряя способность отличить сон от яви.

Его вера позволила ему выдержать это испытание, и Шоукрос не сомневался в правильности своего пути — но терзался сомнениями иного рода. Постоянные перелеты на большой высоте подвергали его организм дополнительным дозам космического излучения. Мог ли он быть уверенным, что механизм самоконтроля и самовосстановления вируса после мутаций останется таким же безошибочным? Разумеется, Господь не оставит своим попечением ни одно из триллионов самовоспроизведений вируса — но Джон Шоукрос почувствовал бы себя увереннее, если бы мог сейчас вернуться домой и проверить формы, носителем которых он теперь был, на предмет возникновения каких-либо дефектов. Совершенно измотанный, он целый день провалялся в своем гостиничном номере, вместо того, чтобы толкаться на шумных лондонских улицах, заражая англичан и многочисленных иностранцев. Новости о запущенной его силами «чуме» только-только начали выделяться на фоне отдельных необъяснимых смертей. Эксперты из отделов здравоохранения занимались какими-то исследованиями, но у них еще не было возможности обработать все имеющиеся данные, а потому они, разумеется, воздерживались от любых преждевременных заявлений. Впрочем, выступать с предупреждениями было все равно уже поздно. Даже если бы вирус Шоукроса был обнаружен, и государственные власти объявили бы карантин, прочно запечатав все границы — все равно люди, которых он уже инфицировал, к этому времени распространили бы ША-вирус по всему свету.

Он пропустил рейс в Дублин. Потом — в Онтарио. Он жил в отеле, ел и спал — и ему снилось, как он ест и спит в своем отеле. В ежедневных выпусках «Таймс» все больше места занимали приходившие отовсюду подтверждения успехов миссии Шоукроса — однако, полностью его надежды не сбылись — не было огромных заголовков, в которых черным по белому говорилось о божественной цели новой чумы, преследующей род людской. Эксперты с уверенностью предполагали, что демон биологического оружия вырвался, наконец, на волю. В качестве виновных называли главным образом Ирак и Ливию. Компетентные источники в Израильской разведке подтверждали, что именно эти страны в последнее время значительно расширили свои исследовательские программы в этой области. Если даже кто-то из эпидемиологов и понял, что умирают лишь прелюбодеи и гомосексуалисты, то от этом в газетах пока не сообщалось. В конце концов Шоукрос покинул отель. Ему уже незачем было лететь в Канаду, Центральную и Южную Америку. Если верить газетам, другие путешественники давно сделали всю работу за него. Он заказал билет домой — и оставалось лишь убить оставшиеся девять часов до вылета.

― Я не буду этим заниматься. Забирай свои деньги и вали отсюда!

― Но…

― Ты что — не умеешь читать? Обычный секс — так написано внизу.

― Мне не нужен секс. Я не хочу прикасаться к тебе, понимаешь? Я хочу, чтобы ты ласкала себя. Соблазняй меня, ясно?

― Иди-иди! Погуляешь по улице, поглазеешь по сторонам. Думаю, для тебя это будет достаточным соблазном.

Женщина яростно глянула на него, и Шоукрос внутренне сжался — но ведь дело шло о его принципах.

― Я заплатил тебе, — проскулил он. Проститутка швырнула ему на колени несколько смятых купюр.

― Вот твои деньги, забери их, и проваливай. Спокойной ночи!

Шоукрос встал.

―Б ог покарает тебя. Ты умрешь страшной смертью, и кровь вытечет из всех твоих жил.

― Кровь сейчас потечет из тебя, если я позвоню парням, и они помогут тебе выйти отсюда.

― Ты что, не слышала о чуме? Не понимаешь, что это означает? Это Бог карает таких, как ты, прелюбодеев!

―У бирайся, ты, кощунствующий псих!

Кощунствующий? Шоукрос вздрогнул, как ужаленный.

― Ты понимаешь, с кем ты разговариваешь? Я — инструмент, избранный Господом!

Она раздраженно посмотрела на него:

― Ты — чертова задница, понял? А теперь вали отсюда.

Шоукрос еще раз взглянул на нее — и внезапно у него перехватило дыхание. Эта женщина, кем бы она ни была, должна была вот-вот погибнуть — и ответственность за ее смерть лежала на нем. На несколько мгновений эта идея заслонила собою все в его сознании — ясная мысль, почти непристойная в своей простоте.

Шоукрос позволил себе вновь прислушаться к умолкшему на миг голосу рассудка, рациональной логики и безжалостных абстракций — теперь он знал, что надо делать. Он понял, что не уйдет отсюда, пока не сделает все возможное, чтобы спасти эту несчастную.

― Подожди! Возьми эти деньги и выслушай меня… Дай мне всего пять минут — потом я уйду.

― Что ты хочешь мне сказать?

― Эта чума… Выслушай меня! Я знаю о Чуме больше, чем кто-либо другой.

Она смотрела на него недоверчиво — и явно ждала, чтобы он поскорее ушел.

― Это правда. Я эксперт-вирусолог. Я работаю в… в Центре Контроля Болезней в Атланте, штат Джорджия. Все, что я собираюсь тебе рассказать, через пару дней будет опубликовано — но для тебя через пару дней может быть уже поздно. Ты рискуешь, продолжая заниматься этой работой, и потому я говорю тебе сейчас.

Он постарался максимально доступным языком объяснить ей работу четырех стадий вируса, концепцию сохраняемых генетических слепков носителя и фатальные последствия проникновения в ее кровь ШМ-вируса от третьего лица. Она выслушала все это молча.

― Ты поняла, что я тебе рассказываю?

― Конечно, понимаю. Только это еще не значит, что я тебе верю.

Он шагнул к ней и встряхнул ее в попытке убедить в своей искренности.

― Ты должна мне верить. Я рассказал абсолютную правду. Бог действительно карает прелюбодеев! СПИД был всего лишь предупреждением, но сейчас никто из грешников не спасется. Никто!

Она отвела в сторону его руку.

―Т вой Бог и мой Бог, видимо, имеют мало общего.

― Твой Бог!» — он задохнулся.

― О… Я в самом деле назвала его так? Прости… Я хотела сказать, это, наверное, включено в Устав ООН, или что-то в этом роде: «каждый с рождения сохраняет образ Бога в своем сердце — если ты порвешь с ним, или потеряешь веру в него, то не получишь ничего взамен.

— Ну, и кто из нас кощунствует?

Она пожала плечами:

— Я верю, что мой Бог — это Спаситель, а твой кажется, скорее, бедствием. Может быть, мой Бог и не в силах исправить все проблемы в этом мире, но, по крайней мере, он не выворачивает их наизнанку, принося в мир еще больше зла…

Шоукрос раздраженно поморщился:

— Да, многие умрут. Некоторым грешникам уже не помочь… Но представь себе, каким станет мир, когда это послание Господа однажды достигнет каждого! Мир без супружеских измен, без изнасилований, мир, где станут невозможны разводы, и все браки будут продолжаться до самой смерти…

Она скривилась:

— Да, внешне. Но не по велению сердца.

— Нет, ты не понимаешь! Так будет только сначала. Люди слабы, им нужен повод, они смогут стать праведными только из эгоистических соображений. Но потом… Со временем это станет чем-то большим, чем эгоистический страх. Войдет в привычку, в традицию, в часть человеческой натуры. Вирус уже не будет висеть над человечеством угрозой — люди сами изменятся.

— Ты так думаешь? Если бы моногамия была полезна для человека, мне кажется, естественный отбор в конце концов…

Шоукрос уставился на нее почти безумным взглядом.

— Прекрати эту чушь! Нет, и не может быть никакого «естественного отбора»!

Ему еще не доводилось слышать лекций о дарвинизме от шлюх в борделях — но в этой стране, управляемой безбожниками-социалистами всего можно ожидать.

Немного успокоившись, он добавил:

— Вообще-то, я говорю об изменении духовных ценностей в мировой культуре.

Женщина лишь пожала плечами.

— Я знаю, тебе на это плевать, и тебя не волнует, что я думаю. Но все равно скажу. Ты — самый несчастный, самый запутавшийся человек, из всех, кого я видела в последнее время. Да, ты выбрал для себя какой-то собственный моральный кодекс — это твое право, и удачи тебе на этом пути. Но только — у тебя нет истинной веры в то, что ты делаешь. Тебе самому настолько сложно определиться в своем выборе, что ты придумал себе Бога в качестве оправдания. Твой Бог существует лишь для того, чтобы проливать пылающую серу на головы тех, кого ты считаешь грешниками, но кто на самом деле всего-навсего следует каким-то иным убеждениям. А когда твой Бог не справляется с этой обязанностью, ты приветствуешь природные катастрофы — землетрясения, наводнения, голод и эпидемии. Не правда ли, весьма впечатляющие примеры «Божьей кары»? Но знаешь что? Ты думаешь, что так ты доказываешь всем на свете, что Бог на твоей стороне. А на самом деле единственное, что ты доказываешь, — это собственную беззащитность.

Она взглянула на часы.

— Ну все. Твои пять минут давно истекли, а я никогда не говорю о теологии бесплатно. Да, вот только… У меня есть один, последний вопрос. Думаю, ты не откажешься ответить: ведь мне, судя по всему, какое-то время не доведется встретиться больше ни с одним экспертом-вирусологом…

— Спрашивай…

Итак, эта женщина предпочла умереть. Видит Бог, он сделал все, что мог, пытаясь убедить ее — но не сумел. И вот так, вместе с ней, умрут сотни тысяч заблудших. У него не было выбора — оставалось лишь смириться и верить. Только вера поможет сохранить ему рассудок…

— Этот вирус, созданный Богом… Я так поняла, он поражает только прелюбодеев и голубых. Правильно?

— Ну да. Разве ты не слышала? В этом все и дело. Механизм действия вируса гениален: слепок ДНК…

Она говорила медленно, четко выговаривая слова, будто бы разговаривала с глухим или слабоумным:

— Допустим, некая счастливая, моногамная, состоящая в браке, пара занималась сексом. Допустим, что женщина при этом забеременела. Ребенок не будет иметь в точности тот же набор генов, что и родители. Что будет тогда? Что случится с младенцем?

Шоукрос смотрел на нее, словно загипнотизированный. Что будет с ребенком? Какой еще ребенок? Его разум был пуст. Он устал, он тосковал по дому, он почти шатался под грузом волнений последних недель… Он прошел через тяжелейшие испытания — какое право она имела требовать от него ясности мысли, с чего она решила, что он в состоянии сейчас объяснять каждую мельчайшую деталь? Да, но что случится с невинным, только что появившимся младенцем? Он пытался сконцентрироваться, собраться с мыслями, но беспредельный ужас от того, о чем она только что подумала и заставила подумать его, подобно тонкому, холодному и неумолимому щупальцу дюйм за дюймом затягивал его все дальше в безумие.

И вдруг Шоукрос рассмеялся. Он готов был заплакать от облегчения… Он погрозил пальцем глупой блуднице:

— Тебе не поймать меня на этом… О детях я подумал еще много лет назад. Еще в 94-м, на крестинах маленького Джола, сына моей кузины.

Шоукрос довольно ухмыльнулся и снова захихикал:

— Я решил эту проблему. Я добавил в ШН и ШМ-формы гены для поверхностных рецепторов, чувствительных к полудюжине протеинов в крови плода. Если хоть какой-то из рецепторов будет активирован, следующее поколение вируса будет чистой ША-формой. Безопасно даже грудное кормление в течение месяца, потому что нужно время, чтобы эти белки заменились другими.

— Примерно месяц, — эхом повторила женщина. Потом вдруг очнулась: — Что ты имеешь в виду, говоря, что это ТЫ добавил гены?

Но Шоукроса уже не было в комнате.

Он выскочил стремглав, и теперь бежал по улице, не разбирая дороги, пока не выдохся и не споткнулся. Хромая, он перешел улицу, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Месяца было недостаточно. И он знал об этом все это время — но в какой-то момент забыл, упустил из виду, и теперь не мог вспомнить, что он собирался в связи с этим предпринять. Там было слишком много деталей, слишком много сложных расчетов…

А дети уже вполне могли умирать. Шоукрос остановился на безлюдной стороне улицы, прислонился к ярко раскрашенному рекламному столбу возле ночного клуба и сполз на землю. Он сидел, бездумно глядя на холодную кирпичную стену напротив, и дрожал, обхватив себя руками. Откуда-то едва слышно доносилась музыка, приглушенная стенами. В чем он допустил ошибку?

Разве он мог ошибиться в определении цели Господа, создавшего СПИД? Нет, здесь его логическое заключение было безупречно. Разве он не посвятил всю свою жизнь усовершенствованию биологического механизма, способного отделить добро от зла? И если нечто, настолько безумно сложное, настолько тщательно разработанное, как его вирус, все же не смогло справиться… У него потемнело в глазах.

Что, если он был не прав с самого начала? Что, если его работа вовсе не диктовалась Божественной волей? Сейчас Шоукрос обдумывал эту мысль со спокойствием контуженного. Было слишком поздно предпринимать что-то, чтобы остановить распространение вируса. Но зато он мог пойти к специалистам, чтобы передать им детали, открытие которых заняло бы без его помощи многие годы. Имея информацию о рецепторах белков плода, изготовить вакцину, которая использовала бы эту возможность, можно было бы за несколько месяцев. И эта вакцина сделала бы возможным грудное кормление, переливание крови и пересадку органов…

Но она же позволила бы совокупляться прелюбодеям, дала бы возможность гомосексуалистам заниматься своими отвратительными извращениями. Как же так? Ведь это стало бы отрицанием всего, ради чего он жил; это потребовало бы от Джона Шоукроса полного морального безразличия. Он поднял голову и смотрел в пустое небо с растущим чувством паники. Мог ли он отважиться на это? Отказаться от всего, что до сих пор сделано, признать свою ошибку — и начать все сначала? Но он должен! Ведь дети умирают! Он должен молить Господа дать ему смелость…

А потом пришло откровение. Небеса ответили ему, вернув свою благодать. Вера затопила его потоком света, очищая душу, изгоняя из нее нелепые сомнения. Как он мог поддаться слабости и думать о том, чтобы сдаться, когда истинное решение — такое простое и очевидное? Он вскочил на ноги и бросился прочь из безлюдного переулка, повторяя про себя снова и снова, все более уверяясь в истинности собственных слов:

© _{Перевод с английского Max V.Taka MakVal.}