Актриса и жмот

Образы героев

Генрих Эдвард Уильям Мальгауден

Ньюта Флейминг

Пролог

Кр-р-рхк — кхкрт, кр-р-рхк — кхкрт.

Санта-Клаус неспешно покачивался в любимом самодельном кресле на старых согнутых лыжах, попивал вкусный жидкий айс крим и довольно улыбался в свою роскошную белоснежную бороду.

Скоро Рождество. Работа. Приятные хлопоты, новые встречи, хорошие девочки, послушные мальчики, трудолюбивые папы, благочестивые мамы, смех и снежки.

«Повеселимся», — с предвкушением отхлебнул свой напиток старик.

Дзинь.

Это колокольчик оповестил о новом письме. Наверняка ещё один ребёнок попросил или биткоин, или Samsung Galaxy J7, или беспроводные наушники как у iPhone X.

«Мда… времена, — вздохнул Санта. — Но лучше уж так, чем тут… некоторые, — вспомнил про послание от Большого гоблина с просьбой прислать ему список всех плохих девочек. — Не дам. — Подёрнулись строгостью лукавые, добрые глазки старика. — В прошлый раз эти орки такое устроили! Прямо второй Хэллоуин. А у нас, между прочим, праздник хороших, добрых людей. Волшебство. Чудеса. Эх, красота».

— Всё! С меня хватит! — вдруг раздался рядом женский голос, переходящий в ультразвук.

Санта-Клаус повернул голову — возле него стояла фея Снежинка. Её пухленькие губки были плотно сжаты в капризный бантик, а голубые мультяшные глазки метали молнии.

— В чём дело, моя дорогая? — спокойно улыбнулся Санта и поставил одну ногу на пол, останавливая кресло.

— Сколько можно?! Сколько ты будешь это терпеть? Он же совсем от рук отбился! — схватилась за голову девочка.

— Кто? Кто отбился?

— Генрих Мальгауден, разумеется. Кто же ещё! А то ты не знаешь свою главную занозу в… впрочем, неважно.

— И что же он сделал?

— Нет, то, что он не любит зиму, это его проблемы, но как можно называть снег белыми мухами, а нас, снежинок, цеце-альбиносками. Ты это слышал?

Санта тяжело вздохнул.

— Слышал.

— Ну! И как долго я должна ждать, прежде чем ты… — фея сжала кулачки, — превратишь его… — она забегала глазками по большой комнате, — в сыр Рокфор с плесенью!

— Оу, ты слишком сурова, моя дорогая.

— Ни грамма! Хватит его покрывать, Санта! Действуй! — Снежинка оглянулась на пингвинёнка, зайчика и тигрёнка, упаковывающих подарки за огромным деревянным столом. — Иначе за него возьмёмся мы! Но ты же знаешь, Помпон с Крыжовником пленных не берут и полумер не приемлют.

Санта-Клаус опять вздохнул и хитро прищурился.

— Знаю.

Глава 1 Находка

А Генрих Мальгауден снег действительно не любил. Впрочем, как и всю зиму в придачу. А ещё: лето, весну, осень, утро, вечер, дождь, ветер, солнце и так до бесконечности.

А за что, спрашивается, любить, допустим, нынешний декабрь? За дождь и ветер над Лондоном? За такие наплывы туристов на Новогодний салют, что от экскурсионных автобусов в город лучше на своей машине не соваться? За эти дурацкие, никому не нужные подарки? Да ладно, бог с ними, с подарками, это считанные пенсы, а вот от цифр компенсации работникам за сверхурочные в праздничные, прямо слёзы наворачиваются. Вот где ужас и расстройство.

У Генриха Мальгаудена два ночных клуба, так? Так. И вот в прошлом году в последнюю неделю декабря он только своим барменам переплатил что-то около трёхсот фунтов.

Три сотни фунтов стерлингов, леди и джентльмены! Да-да. Теперь вы сами понимаете, что зима несёт только зло и разорение, и никакие сверхприбыли в праздники не реабилитируют её в глазах Генриха.

А когда выпадает снег! Это же никакого стихийного бедствия не надо! Парковки превращаются в Кэмел-трофи, отовсюду выгоняют дорожные службы, всё белое — хотелось бы хуже, да некуда.

Белый цвет, кстати, Генрих тоже не любил.

А ещё — холод.

Ох уж этот проклятый холод, который проникает под кожу и пробирает до костей. Особенно здесь, в замке Паундс, который этим летом мистер Мальгауден приобрёл в Беркшире, недалеко от Слау, в девяти милях от столицы.

Зачем Генриху понадобился замок? Ну а как же! Как же! Старинное имение — это статус. Это престиж, титулы и понты. Да-да понты, леди и джентльмены. Они тоже нужны. Как владельцу ночных клубов без понтов? Генрих и так долго терпел всю эту снисходительность и покровительственный тон от местного творческого бомонда. Теперь он сам себе бомонд.

«Жаль, привидений нет, — сидя у камина в сочельник в гордом одиночестве, мужчина обвёл глазами каменный потолок. — Я бы взял их с собой на встречу с миссис Вурдсон, напугать эту мымру, — вспомнил клерка в налоговом департаменте, с которой приходится сталкиваться по бизнесу. — Или водил бы сюда экскурсии за деньги».

Вообще-то, мистер Мальгауден проживал в своей добротной квартире в Лондоне, в Фулхэме на улице Сайнт-Мор. Там у него имелось шестьсот благоустроенных квадратных футов площади и ещё больше — светлых и просторных кубических — объёма. И всё это с джакузи, тренажерным залом и внушающей уважение французской верандой. А сюда, в Паундс, он приезжал никого не видеть и не слышать. Хоть день.

Особенно сегодня, в сочельник, в эту волшебную ночь. Да, в замке холодно и сыро, сквозняки развивают скорость атлантических пассатов над Фарерскими островами, и половицы скрепят как артритные коленки Санта-Клауса. Но зато здесь очаровательно безлюдно, обольстительно спокойно и симпатично бесхлопотно. Никого живого, ничего подвижного и шумного.

Тук-тук.

Немного разбавил эту идиллическую картинку негромкий звук.

Мальгауден замер. Похоже на стук во входную дверь, поэтому лучше посидеть какое-то время не шевелясь, и сделать вид, что никого нет дома. Хотя, может ему послышалось?

Бах! Бах!

«Нет, не послышалось», — скривился Генрих.

Сегодня особенно не хотелось выходить на улицу, потому как именно в сочельник, природе за каким-то чёртом занадобилось накрыть всё что надо и не надо толстым слоем этих самых «белых мух».

«Лучше бы она накрыла ими миссис Вурдсон». — Мужчина поставил бокал с ирландским виски на каменный «фартук» камина и направился в коридор.

Наверное, было бы замечательно, если бы у него жила собака. Она бы могла сейчас залаять и вместе с хозяином встречать гостей.

Но у Мальгаудена не имелось собаки. Животных он вообще, мягко говоря, не жаловал и даже кота приобрёл механического металлического и в нерабочем состоянии на знаменитой Портобелло-роуд в Ноттинг Хилле и привёз сюда, в Паундс.

Генрих с усилием провернул скрипучие старинные замки и отворил не менее громогласную входную дверь.

И замер с вытянувшимся лицом.

На пороге стояла девушка. Невысокая, молодая и довольно щуплого телосложения. Красивая она или нет, мужчина оценить не мог — груди-то не видно, потому как одета незнакомка в пальто и палантин. Руки в варежках. И всё, абсолютно всё белого цвета. Ну, во всяком случае, светлого. Для Мальгаудена всё, что не оттеняло синим и не радовало глаз коричневым, являлось белым.

— Эм-м… доб-бр-рый веч-чер, — заикаясь и дрожа от холода, заговорила гостья и поправила варежкой свои очки в чёрной оправе. Она замолчала, давая возможность мужчине ответить на приветствие. — Я т-тут… — продолжила, не услышав ни звука. — У м-меня м-машина сл-ломал-лась, и её з-занесло снегом. — Она несильно топала ножками в белых сапожках и постукивала ими друг о друга.

— У меня нет лопаты, — наконец порадовал её звуком своего голоса хозяин замка.

— Эм-м… л-лопаты. Д-да-да, л-лопаты, но… я д-думала...

— Не уверен, что вы вообще на это способны, — тоном, которым можно резать хлеб, перебил её Генрих. — Вы отправились в такую ночь за город, на какой-нибудь, я уверен, педальной версии «Мини», вместо танка или бронетранспортёра. О каких мыслительных процессах здесь может идти речь вообще?