Акведук Пилата

15

Выслушав всю эту историю до конца, моя Юстина лаконично сказала:

– Останетесь у нас.

– Верно, – согласился я, – пусть остаются.

Иешуа грустно покачал головой

– Вы и так из-за меня пострадали. Грех снова злоупотреблять вашим гостеприимством.

Юстина искренне рассмеялась.

– Посмотри на нас. Хорошенько посмотри. Мы похожи на пострадавших?

Действительно, три десятка едоков, собравшихся за большим столом в холле нашей усадьбы, включая домочадцев, моих офицеров и нескольких родичей моего зятя Лугенбера, ну никак не походили на пострадавших.

Иешуа посмотрел мне в глаза:

– Но доминус, тебя лишили высокой должности…

– К воронам эту должность, – ответил я, – во Вьенне куда лучше, чем в Азии, провались она к Гадесу.

– Все же, я боюсь два… или три лишних рта будут тебе в тягость, – нерешительно сказал Иешуа.

– Насмешил, – снова лаконично ответила Юстина.

– Ратман Пилат умен и щедр, поэтому к нему благоволят боги и у него много всякого добра, – сообщил Дигвальд, кузен Рогрэда. Дигвальд, как и большинство аллоброгов, считал мои навыки в правильной коммерции умением особенным образом договариваться с богами.

Иешуа слегка смутился от такой профанной трактовки религии, но суть дела понял.

– Если так, доминус, – задумчиво произнес он, – если ты не держишь на меня обиды, и если мы действительно не обременим твою семью…

В течение поздней осени и зимы Иешуа помогал Менандру, который был очень доволен, что вот, наконец-то, появился еще один человек, достаточно образованный, чтобы вести хозяйственные записи. Обычно Менандру помогали в этом Юстина или я, а иногда наши старшие дети, но при этом он неудобно себя чувствовал. Видите ли, семья знатного домовладельца не должна быть обременена подобными заботами.

В конце зимы, с разницей несколько дней, Мария, а затем наша Октавия, благополучно произвели на свет девочек, и нами были устроены торжества в честь римских и галльских богов, а особенно в честь Реи Кибелы, поскольку Лугенбер и Октавия назвали дочь Реей.

Раз уж речь зашла о богах, надо рассказать и о наших длинных беседах на эти темы, в которых обычно принимали участие мы с Юстиной, Иешуа, Менандр и Рогрэд. Как ни странно, именно Рогрэд, менее всего знакомый с философией, задал Иешуа самый каверзный вопрос о едином боге-творце, про которого тот неизменно рассказывал.

– Вот ты говоришь, что твой бог создал мир как будто из ничего, а подумай сам, разве так бывает? Все делается только из чего-то.

Галилейский философ задумался, а потом ответил:

– В священной книге сказано, что в начале бог стоял над бездной вод, но смысл этих слов не определен точно.

– Правильно, – согласился Рогрэд, отхлебнув эля – в начале был великий водяной змей-океан, который и сейчас обнимает землю. Из него все пошло, и в него же все вернется после битвы богов в конце времен.

– Индийцы говорят, что так происходит несчетное количество раз, – поддержал его Менандр, – мир возникает из хаоса, который не имеет формы, следовательно, схож с океаном, и в хаос же возвращается, пройдя круг, называемый «махаюга».

– Но в чем смысл такого вечного круговращения? – спросил Иешуа, – зачем богу раз за разом создавать нечто из хаоса, если всему суждено кануть в тот же хаос?

– А разве не в вашей священной книге написано о всемирном потопе? – вмешалась Юстина, – будто бы бог создал первый мир, а затем утопил его, дав выжить только по одной паре каждого живого существа, включая и человека?

– Между прочим, – добавил я, – лет 500 назад египетские жрецы рассказывали Солону, что девкалионов потоп был не первым, что таких потопов было много. Интересно, индийцы узнали эту историю от египтян, или египтяне от индийцев?

– Да, действительно, все это странно, – сказал Иешуа, – но я, почему-то, думаю, что бог устроил мир, не чтобы разрушить и вернуть в небытие, а чтобы привести к некоторому наилучшему состоянию.

– Наилучшему для кого? – спросил Рогрэд.