Al Azif. Книги I-III

Бабуля

Вот так бывает, что сидишь ты дома, отмечаешь свой полноценный священный выходной день, а тут тебе звонок, и твоё начальство с его немецким акцентом и приказным тоном говорит, что тебе надо отрывать задницу, Оливия, и двигать на нужный адрес, по какой-то странной причине, которую я осмысляла уже в машине. Не скажу, что я была сильно занята, и мне пришлось выпроваживать гостей, но мой кот уже спал, и я собиралась открыть бутылочку портвейна, которую мне привезли в подарок из Европы. Но нет. У кого-то не задался праздник, и причина, признаться, начинала мне казаться всё более ужасающей с каждой минутой.

Улица такая-то, дом такой-то, я подвела глаза и губы, облачилась в робу – так я называю один из тёмно-синих костюмов, приспособленных для работы – погладила кота, и вышла в поздний вечер. Мой Додж Рам Крю Кэб Четвёртый, которого я всегда называла по его герцогскому титулу, доставшийся мне от отца, который канонично был полицейским и доверился не тому напарнику, послушно завёлся с первого раза, и я верхом на этом гордом мичиганском скакуне отправилась исполнять священный долг, попрощавшись взглядом с моей зелёной лужайкой. Так уж вышло, что в моём городе не было более толковых специалистов, если нужно было допрашивать детей, и наш следователь, видимо, просто не смог со мной связаться сам, напрягая Гюнтера. Плюс, все знали, что я имела несколько столь странных пациентов, что Гюнтер хотел в Ватикан звонить. Так что без меня никак. Где-то там сидят трое милых маленьких ребятишек, и я еду прямо к ним. Трое маленьких ребятишек, которые, скорее всего, где-то в лесу сожгли свою бабушку.

Несмотря на мой лёгкий топографический кретинизм, я достаточно быстро нашла необходимый мне дом. Впрочем, в данном случае, это было не слишком и сложно, ведь на конкретный дом указывало скопление различных людей в форме и репортёров, которые залегли в окопах, метрах в пятистах от цели. Последние ещё ничего не получили от первых, но кто-то уже указал им на источник сенсационной вони. Указать на источник же запаха гари, по нашей логике, должны были дети. Если он конечно был.

Открыв парадную дверь, я шагнула во вместилище скорби и непонимания. Сложно сказать, чего было больше. Я вошла и среди полицейского моря увидела два маленьких островка. Я предположила, что это были родители. Теоретические родители виновников торжества сидели в центре комнаты на диване. Мать просто смотрела в стену, заплаканная, а отец курил в потолок, листая какую-то записную книжку. В доме был также другой мужчина, который, отвернувшись от общего праздника жизни, смотрел сквозь тьму в окно. На тот момент мне не были интересны эти персонажи нашей трагедии, ведь, как я понимала, с ними уже отработали, и я отправилась на кухню, откуда доносились два голоса, один из которых был возмущён, а второй имел мерзкие интонации. Первый был мне знаком, и моё предположение быстро подтвердилось. Следователь Гастон бродил по кухне из угла в угол, жарко о чём-то споря с дамой, которая вся была мышиного цвета, и говорила тоном социалистического пропагандиста, но имела такой голос, что больше бы подошёл для уборщика-горбуна из фильма ужасов.

– Никуда вы их сейчас не повезёте, – кричал Гастон, возбуждённо – Мы должны их допросить.

– Вы ничуть не лучше, чем их безалаберные родители – кряхтела тётка – Детям нужен покой и помощь психолога.

Я вошла на кухню, приблизившись к месту сражения.

– Допустим, я психолог, и я уже здесь.

Социальный работник смерила меня презрительным взглядом, фыркнув что-то вроде «одна из этих же», и ушла из кухни, начав судорожно набирать чей-то номер. Я костьми чувствовала, что времени у нас немного, но я даже не могла представить истинный смысл этих ощущений.

Детей было трое. Две девочки-близняшки пяти лет от роду, и старший мальчик – десять лет. Мы решили пока не спрашивать ничего у пятилеток, так как по мнению большинства, включая моё, это было бы излишним усложнением задачи, и пригласили на кухню насупившегося светловолосого паренька в сине-белом полосатом свитере. Мы конечно заготовили игрушки, фломастеры и прочий реквизит, но Джаспер от всего отказался. Разве что, попросил молока. Мы дали ему напиток, привели родителей, которые тоже напоминали реквизит, выгнали второго мужчину-родственника, который оказался дядей – братом отца семейства, курить во двор, пригласили даже социального работника, и приготовились слушать историю о том, как бабушка повела внуков на пикник. Саундтреком нам были всхлипывания матери. Джаспер сделал два глотка, посмотрел на мать, вздохнул и начал относительно внятно рассказывать, как он начал свой день.

В доме постоянно, последние два года, проживала семья Тортон из пяти человек. Мать Лиза, отец Петер, сёстры Джулия и Софи, сын Джаспер. Два года назад с ними также проживала и мать отца – бабуля Тортон, вокруг которой всё и завертелось. Последние два года бабуля жила в доме престарелых, куда, по словам Джаспера, он долго уговаривала её отправить. На её день рождения, семейство всегда забирало бабушку уже второй раз, устраивая ей праздник. Это было решено единогласно и не обсуждалось. Второй и последний. Со слов, Джаспера бабушка его была весьма активной, но несколько скрытной. Она периодически запиралась у себя в комнате, сетуя, что в доме бывает шумновато. Она не то чтоб злилась, но порой ей требовалось единение, как я поняла. Её сын и невестка никак не прокомментировали подобное мнение мальчика, и мы просто приняли его к сведению. Сейчас комната практически пустовала. Там осталось небольшое количество одежды, был установлен старый телевизор, и на прикроватной тумбочке стояли лекарства, которыми бабушка, вероятно, пренебрегла. С самого утра она говорила о том, что это чудесный день, что она себя прекрасно чувствует, ведь это её день рождения, и вся семья с ней. Всё это она без устали повторяла, когда Джаспер с отцом везли её домой, примерно в половине девятого. Дорога была не очень долгой, поэтому в девять они уже были дома. Как уже было упомянуто, бабуля была весьма активной, так что в семье существовала ещё одна традиция. Каждый год, бабушка уходила с внучатами на пикник в соседний лес, а ранее, как я поняла, бабуля Тортон также водила на долгую прогулку своих сыновей. А позже и их подружек. Какое милое семейство, казалось бы.

– Джаспер, во сколько вы пошли с бабулей на прогулку?

– В лес?

– Да.

– Мы приехали в девять. Поели. А. Нет. Я разбудил сестёр. Они не хотели вставать, но потом захотели. Когда поняли. Через тридцать минут мы завтракали. Я правда ел уже второй раз. Мы встали рано с папой. Потом сёстры ещё что-то делали. Потом мы пошли. Наверно было десять. Мы взяли бобы, маршмэллоу, бабушка взяла ещё колбаски. Ещё что-то было, но я точно не помню. Газировка! Ещё была газировка.

Бабушка с внучатами тащили с собой довольно увесистую ношу, но в ней не нашлось места таблеткам, которые бабуля регулярно принимала. Не то её посетил неуместный дух бунтарства, не то она и правда забыла их, не то это было тщательно продуманным планом, на исполнение которого не хватило сил, в итоге. В доказательную базу последней теории отходили рассказы и то, что мы увидели далее.

– Джаспер, вы пошли пешком в лес?

– Да. Мы пошли пешком. Всегда так ходили. Бабушка вообще любила везде ходить пешком. У неё была машина когда-то. Давно. Она мало ездила.

– Почему бабушка не взяла свои таблетки? Не знаешь?

– Мы спрашивали, когда она будет их принимать. Она сказала, что всё под контролем. Всё будет хорошо. Она сказала так сёстрам. А я и так знал.

– Так. Вот вы добрались до места, где был пикник. Что дальше, Джаспер?

– Мы долго ходили. Бабушке не понравилось место, где мы были всегда. Сказала, что с землёй что-то. Мы пошли дальше. Ходили, ходили. Чуть не потеряли сестёр. Они бегали вокруг. Собирали цветы и ловили ящериц. Они любят ящериц. Да и я. Но лягушки интереснее. Хотите, они вам покажут. У нас живёт одна ящерица.

– Может быть, потом, Джаспер.

– Хорошо, мэм, – парень даже заулыбался, – Так вот. Бабушка попросила сестёр не убегать, и мы дальше пошли. Лес стал гуще, и мы вышли к реке. Бабуля сказала, что место хорошее. Мы расстелили коврики. Я помог сёстрам. Потом мы набрали дрова. Бабуля что-то писала в свои тетрадки. Она много записывала. Нам не говорила, что. Точнее… она сказала, что потом. Когда старше будем. Она помогла развести костёр. Мы жарили колбаски. И зефир.

Мы решили дать ребёнку немного отдохнуть. К тому же, его родители начали потихоньку отходить, становясь чуть более эмоциональными, так что им был смысл пообщаться друг с другом. Я вышла на улицу, где уже курил в ночное небо Гастон. У нас состоялась беседа, полная ошибочных суждений.

– Что думаешь?

– Пока ничего не понятно. Послушаем, что он ещё вспомнит. Он вроде не воспринимает случившееся, как что-то ужасное. Думаю, что просто возраст виной. Девочки вообще спрашивали, отведут ли их родители к подругам на какое-то мероприятие. Это мы тут переживаем, а они живут дальше.

– Я думаю, что я с этими детьми ещё долго буду работать. Это всё может оставить глубокий след в их подсознании. Траума, которая, вероятно, была нанесена им сегодня данными событиями, даст о себе знать в зрелом возрасте. Парень уже достаточно взрослый, чтоб понимать темы жизни-смерти, добра-зла, и всё такое прочее. Вопрос – как будет их трактовать?

– Для начала, неплохо определить место. Ещё лучше, если мы найдём тело, или что там осталось.

– Что-то уже известно, Гастон?

– Местность прочёсывается. Пока мы можем понять только – о какой реке они говорят. Хотя, здесь бы разобрался любой. Рядом лишь одна река. Что могло было быть не так с землёй – остаётся только гадать. Мы бы, конечно, попросили показать это место, но дети путаются в показаниях, а эта тётка из соцзащиты чуть в драку не кинулась, когда мы озвучили такую идею.

– Главное, чтоб они не назвали рекой какой-нибудь крупный ручей.

– Было бы очень нежелательно. Сёстры, правда, сказали «вода». Я пока сильно не надеюсь.

– А кто сказал, что они сожгли бабушку?

– Сначала они это сказали родителям. Потом родители нам. Потом они подтвердили.

– Ладно. Пора продолжать.

Мы вернулись на кухню. Оказалось, что мать сварила кофе, и даже предложила его нам. Это было очень кстати, и я, поблагодарила Лизу, на что она, в ответ, рассеяно махнула головой. Взяв кофе, я села в кресло, чтоб продолжить копаться в мозгах её сына, который в это время рисовал сражение пары кайдзю.

– Как ты, Джаспер?

– Хорошо, мэм. Надеюсь, бабуле теперь тоже хорошо.

– Я тоже надеюсь. Расскажи нам, как всё было дальше.

По его лицу было видно, что он старается вернуться к тем событиям. Он уже начал забывать, слишком долго все это продолжается для детской памяти. Парень, наверняка, хотел уединиться с икс-боксом, или пойти спать, а не сидеть с нами, предаваясь рисованию, чего он, подозреваю, не делал лет пять-шесть.

– Дальше… Дальше. Дальше мы… Дрова набрали. Мы потом с бабулей разожгли костёр, да. Мы ей помогали. Она разрешила мне зажечь огонь, а потом махала своей тетрадкой так, – он продемонстрировал, – и дула туда. Мы тоже дули, но начали кашлять, и бабуля нам больше не разрешила. Мы жарили колбаски. Мы жарили маршмэллоу. Софи напилась газировки, и начала икать. Потом мы собирали камни. Возле реки. И ящериц. Мы не спросили бабушку, когда уходили. Потом я решил, что она будет волноваться. Вернулись, позвали её, а она не отвечает. Сидит и голову опустила.

– Вы испугались?

– Нет. Бабушка нам рассказывала про такое. Ну. Если она не будет шевелиться. Я проверил дыхание. Джулия дала мне зеркальце, и я проверил. Дыхания не было. Потом мы пытались проверить пульс. Ничего не нашли. Пульса не было. Ну… я так думаю. Сёстры тоже проверяли, но ничего не услышали. Мы положили бабушку на землю. Она неудобно сидела. Мы пытались слушать сердце, но тоже не услышали. Как пульс.

Я кивнула.

– Потом мы начали читать её записи. Я начал. Ведь сёстры ещё не умеют читать.

– Что-то интересное?

– Ну… я не всё понял. Некоторые буквы не были похожи на буквы. Слова были записаны значками. Наверно, какая-то тайнопись. Или шифр. Я с другом раз придумал шифр, и…

– Ты видел китайский текст когда-нибудь? Не было похоже?

– Нет-нет. Совсем не то. Не такие. А ещё некоторые слова были будто с ошибками. Я их не знаю, наверное.

– В том смысле, что это обычные слова, но написанные неправильно?

– Неее, – протянул он, – это, вот, если записать то, что раньше говорили мои сёстры. Когда были совсем маленькие.

– Но что-то ты понял, да?

– Да. Там было написано, что бабушка хочет, чтоб её сожгли. У неё что-то не получилось, и её надо сжечь, когда она умрёт. Она так написала.

– Ты уверен, что ты не ошибся.

– Написано было так. Но у нас немного не получилось.

Далее, парень начал рассказывать столь поразительные истории, что кровь то стыла, то сворачивалась прямо в венах. Исходя из услышанного, я предположила, что бабуля состояла в какой-то секте и была крайне склонна к оккультным практикам неизвестного происхождения. Джаспер рассказал, что, когда они убедились, что бабуля испустила дух, и он, как мог изучил её записи и заметки, они приступили к погребальному обряду, который бабуля описала в книге, и коего она требовала, по их мнению. На земле они изобразили огромный символ, который, как сказал парень, похож на утюг в круге. Затем, в порядке, который описала бабуля, они разложили по границам круга цветы, но им пришлось импровизировать, ибо они не нашли тех растений, что описала в книге мадам Тортон. Джаспер отметил, что тут они ошиблись первый раз. Дальнейшие их действия были ещё более наивны, ибо инструкция говорила им добавить свежей плоти в этот ритуал, но они украсили символ плотью жаренной. Свиной или говяжьей, я полагаю. Софи настойчиво просила положить маршмэллоу к данной композиции. Затем бабушкины инструкции предполагали некоторое расчленение тела, для последовательного его сожжения, и Джаспер сказал то, от чего его мать уронила кружу с кофе на пол, и в истерике убежала с кухни, да и я бы сама не отказалась так поступить. Они действительно попытались выполнить этот пункт, при помощи какого-то походного ножа. Разумеется, они мало преуспели, не сумев сломать кости. Меня начало немного подташнивать, а Джаспер продолжил рассказывать, как они стаскивали как можно больше дров и хвороста, раскладывая его на символ, каким-то особым образом, а после тащили туда и тело своей бабушки. Разумеется, всё было стёрто, ведь они не могли поднять тело старушки, так что они перерисовали заново, но только там, куда смогли залезть. Затем они закидали труп сверху ещё некоторым количеством дров, и подпалили конструкцию от костра, что получилось далеко не с первого раза.

– Джаспер, а почему вы не попробовали сразу вернуться ко взрослым? Вы ведь нашли дорогу позже. Зачем вы сделали всё это?

– Бабушка никогда ничего не просила просто так. В этот раз она просила сжечь её.

– Но ты говоришь, что вы сделали всё неправильно.

– Кое-что было нормально. Взрослые даже не пытались бы.

Разумеется, парень был прав. Если только не приводить с собой какой-нибудь локальный ковен, то вряд ли бы кто-то, в здравом уме, стал заниматься подобными вещами.

– Джаспер, а где те записи?

– Мы их там оставили. Всё осталось там. Мы устали, было уже темно, и я хотел вывести сестёр до глубокой ночи. Вывести из леса.

– Ты… ты молодец, Джаспер. Обо всех позаботился, – пробормотала я.

Я уж было хотела закончить, радуясь тому, что не понадобилось получать какие-либо данные с сестёр. Я конечно собиралась с ними встретиться, но скорее с прояснением их морального состояния, а не допроса по поводу всякой жути. Стоило мне начать вставать из-за стола, как Джаспер оживился.

– Подождите. Мэм… Вы не хотите послушать про тех, кто к нам приходил?

На секунду зависнув, я села обратно, подвинув к себе кружку с холодным кофе. Судя по всему, Гастон тоже впервые это слышал. Тётка из опеки запричитала про опасность леса и неблагоприятный район. Пара полицейских напряглась. Дело могло принять ещё более ужасающий оборот, но мы даже не предполагали в какую сторону всё повернётся.