Море ас-Син («Море Китая») — наименование Южно-Китайского и Желтого морей, а иногда всего Индийского океана в арабо-персидской литературе [АГЛ, с. 249]. Во введении к сочинению ал-Идриси использует этот термин в широком смысле [OG, р. 9-10], именуя это море также «Морем Китая, Хинда, Синда и Йемена» [OG, р. 9].
Употребленное в данном случае слово халидж имеет несколько значений («залив, бухта, канал»). Как и многие другие арабские географы, ал-Идриси разделял воспринятое от греков представление о том, что землю окружал Мировой океан, называвшийся «Окружающим морем». Разные части этого «Окружающего моря», его «заливы», считались отдельными морями, соединенными друг с другом [Dunlop D. M. Al-Bahr al-Muhit]. К числу «заливов» арабские географы не относили только Каспийское море, ибо знали об изолированности этого водного бассейна [Lewicki Т. Znajomosc, s. 70-77].
Море Фарис («Море Персии») — обозначение Персидского залива у арабо-персидских географов по наименованию области в Иране, лежащей на побережье Персидского залива [Beckingham C. F. Bahr Faris].
Море ал-Кулзум («Море Кулзума») — наименование Красного моря (по названию города Кулзум, крупного торгового порта на его побережье, близ нынешнего Суэца) у арабо-персидских географов [Becker С. Н., Beckingham C. F. Bahr al-Kulzum].
Море аш-Шами («Сирийское море») — обозначение Средиземного моря, преимущественно его восточной части, у арабо-персидских географов [Dunlop D. M. Bahr al-Rum, p. 934].
Море ал-Банадикийна («Море Венеции») — наименование Адриатического моря, отражавшее важную экономическую и политическую роль Венеции в данном регионе [Dunlop D. M. Bahr al-Rum, p. 934].
Море Humac (***), или Ниташ (***), Нитаси (***), — обозначение Черного моря в сочинениях многих арабских авторов. Название произошло от неверной постановки диакритических знаков в арабской передаче греческого наименования Черного моря Бунтус (греч. Ποντος, араб. ***). Арабо-персидские авторы ІХ-ХІ вв. употребляли обе формы — правильную Бунтус и искаженную Нитас (Ниташ) [Недков Б. България, с. 144, коммент. 281; Бейлис В. М. Сведения, с. 23-24; Dunlop D. M. Bahr Buntus]. В рукописях «Нузхат ал-муштак» фигурирует исключительно написание Нитас. В издании же арабского текста «Нузхат ал-муштак» эта форма названия Черного моря оставлена лишь в предисловии к сочинению [OG, р. 12], а в остальных случаях издатели ввели в текст конъектуру *Бунтус [OG, р. 804, 812, 816, 825, 831, 832, 835, 899, 905, 906, 914, 920, 921]. В моем переводе везде сохранено наименование, принадлежащее самому ал-Идриси, — море Нитас.
Гидроним Бунтус встречается еще в пользовавшемся широкой известностью сочинении арабского географа ал-Баттани (ок. 858-929) и восходит к одной из версий «Географического руководства» Клавдия Птолемея [Бейлис В. М. Сведения, с. 22-24; Калинина Т. М. Сведения, с. 141, 144]. Вряд ли ал-Идриси непосредственно пользовался материалами ал-Баттани о Черном море, скорее, он обратился к трудам тех арабских ученых X в., которые опирались на сочинение ал-Баттани в своих описаниях Черного моря, — Кудамы ибн Джа'фара ал-Басри, Ибн Русте и ал-Мас'уди. Во всяком случае, приводимые ал-Идриси ниже данные о Черном море — его длина в 1300 миль, а также ширина пролива у Константинополя в 4 мили — отличаются от цифр ал-Баттани (соответственно 1060 и 3 мили, см. [Калинина Т. М. Сведения, с. 141-142, 144], но совпадают с длиной, указанной Ибн Русте и ал-Мас'уди [Dunlop D. M. Bahr Buntus]. Вместе с тем у ал-Идриси утрачено представление о существовании Азовского моря и его связи с Черным, о чем подробно говорит ал-Мас'уди в своих произведениях [Dunlop D. M. Bahr Mayutis]. Среди рек, впадающих в Черное море, ал-Идриси указывает не Дон (Танаис античных авторов) и Дунай, как ал-Мас'уди, а Дунай и Днепр.
Абидос — древний город на малоазийском побережье Дарданелль-ского пролива, хорошо известный арабским ученым, — этот пункт упоминает, к примеру, Ибн Хордадбех [BGA, t. VI, р. 103-104].
Кустантиниййа — обычная арабская передача греческого наименования Константинополя (Κωνσταντινουπολεις) [Mordtmann J. H., Kiel М. (al-) Kustantiniyya].
Описание Дарданелл, Мраморного моря и Босфора у ал-Идриси во многом, в частности в определении ширины пролива у Абидоса и Константинополя, совпадает с аналогичным описанием у Ибн Хор-дадбеха [BGA, t. VI, р. 103]. Пролив Босфор, Мраморное море и пролив Дарданеллы представлялись арабо-персидским географам в виде единого «канала». Сходное представление бытовало и в Западной Европе, где проливы Босфор и Дарданеллы вместе с Мраморным морем со времен первого Крестового похода назывались «Рукав св. Георгия» (по монастырю св. Георгия в константинопольском предместье Манганах либо по арсеналу в крепости Константинополя, господствовавшей над Босфором) или просто «Рукав» (см. [Виллардуэн Ж. Завоевание Константинополя, с. 33, 52, 56, 58, 61, 66, 68, 77-80, 88, 93, 98, 115, 116, 121-123, 251, коммент. 285; Робер де Клари. Завоевание Константинополя, с. 31, 57, 78, 141, коммент. 200]), а также «Романский пролив» [Клавихо Р. Дневник, с. 31-32].
Хараклиййа — Гераклея Понтийская (совр. Эрегли в Турции), портовый город и крепость в Вифинии, в 200 км к востоку от Константинополя [Недков Б. България, с. 146, коммент. 291; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 68, 70].
Следующий далее перечень стран и народов Причерноморья можно считать обобщением материалов, которые более подробно изложены в основной части сочинения ал-Идриси. Гераклея, Трапезунд, Ашкала, Алания, Хазария, Матраха более или менее подробно охарактеризованы в 5-6-й секциях VI климата «Нузхат ал-муштак», причем их описание ведется в том же самом порядке [OG, р. 906-907, 914-916]. Далее в тексте 6-й секции VI климата следует описание Кумании [OG, р. 916-917], а о русских городах, лежавших в устье Днепра, и о городах дунайских болгар говорится в 4-5-й секциях VI климата [OG, р. 911-913].
Аструбули — Судя по описанию, это населенный пункт на южном побережье Черного моря, расположенный между Гераклеей Понтийской и Трапезундом. По предположению П. А. Жобера, речь идет о Синопе, крупном портовом городе, лежащем на пути между Гераклеей и Трапезундом [GE, р. 7]. Однако топоним «Синоп», неоднократно упоминаемый в «Нузхат ал-муштак» [OG, р. 907, 908, 912, 957], имеет иную форму написания — Синубули (***). Поэтому под наименованием Аструбули, скорее всего, имеется в виду византийский город Триполи (совр. Тиреболу в Турции), расположенный к западу от Трапезунда (Сердечно благодарю Р. М. Шукурова, указавшего мне на возможность такой локализации) (см. [Bryer A., Winfield D. The Byzantine Monuments. Map 1]).
Атрабзунд — Трапезунд, крупнейший портовый город Южного Причерноморья. Трапезунд был основан милетской колонией Синопа во второй половине VII в. до н.э. Во времена Римской империи являлся важным торговым центром, через который осуществлялись связи Европы со странами Востока. В 257 г. был разрушен готами, впоследствии входил в состав византийской фемы Халдия, где с конца XI — первой половины ХП в. правила полунезависимая династия Гавров-Таронитов.
Ашкала — один из городов Алании, охарактеризованный ал-Идриси в основном тексте сочинения, в 6-й секции VI климата. Происхождение названия этого пункта не вполне ясно. Его можно трактовать как передачу местного, северокавказского наименования, поскольку, во-первых, начальный слог, который может читаться так же, как ас- вместо аш-, представляет собой племенное название алан [Волкова Н. Г. Этнонимы, с. 104-105], а во-вторых, имеются местные аналогии для рассматриваемого топонима, например упоминаемое турецким географом и путешественником XVII в. Эвлийа Челеби название абазского общества Ашегели [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210, 221]. А. П.Новосельцев предложил читать топоним как Ас-кала, т. е. «крепость асов», и, пренебрегая указанием ал-Идриси на приморское местонахождение города, пытался искать его в глубине Алании, отождествив Ашкалу с Дарьяльской крепостью или какой-либо другой крепостью Западного Кавказа [Новосельцев А. П. К истории аланских городов, с. 135]. Позднее о возможности того, что топоним Ашкала мог являться передачей местного, северокавказского наименования, писал В. М.Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 221]. Если допустить, что название Ашкала по своему происхождению действительно было связано с аланской топонимией, то описание этого аланского города как приморского может помочь в датировке этой информации. Известно, что в пору своего расцвета в X в. Алания распространяла свое влияние вплоть до черноморского берега [Новосельцев А. П. К истории аланских городов, с. 133-134].
Однако информатору ал-Идриси, побывавшему в Ашкале или слышавшему об этом городе, могло быть и неизвестно его местное название. Поэтому, как и в случае с другими пунктами Восточного Причерноморья (см. коммент. 14, 16-18 к 6-й секции VI климата), ал-Идриси, по всей вероятности, обратился к картам, восходящим к Птолемею. В. М. Бейлис сопоставил наименование Ашкала с названием горы Ас-фатафа (***) у ал-Хваризми и Аскатака (‘Ασκατακα) у Птолемея [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210; данные ал-Хваризми и Птолемея см.: Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 22, 42, 84].
Ланиййа — арабская передача названия Алании, одного из крупнейших политических и этнических образований на Северном Кавказе в Х-ХШ вв. В это время аланы занимали территорию равнинных предгорий и гор Центрального Кавказа, где аланские поселения находились близ важного горного прохода через Дарьяльское ущелье (араб. Баб ал-Лан — «Ворота алан»), а также жили в Прикубанье, в недрах адыгского этнического массива [Кузнецов В. А. Алания, с. 10-11]. В рассматриваемом сообщении ал-Идриси имеется в виду причерноморская часть Алании, о которой более подробно говорится в 6-й секции VI климата [OG, р. 914-915].
Т.е. на востоке.
В данном случае слово «ал-Хазариййа» может быть понято и как хороним, и как ойконим. В основной части сочинения ал-Идриси говорит и об одноименном причерноморском городе (см. коммент. 18 к 6-й секции VI климата), и о стране хазар, одну часть которой он помещает близ Черного моря (в 5-6-й секциях VI климата), а другую — вслед за арабо-персидскими географами ІХ-Х вв. — в низовьях Волги и на Северном Кавказе (см. коммент. 43-45, 56, 67-69 к 7-й секции V. климата и коммент. 67-77, 82 к 6-й секции VI климата). Поскольку о Черноморской Хазарии в 6-й секции VI климата ал-Идриси говорит, как и во Введении, в составе рассказа о Черном море, можно заключить, что и в данном случае под словом «ал-Хазариййа» подразумевается название страны, а не города.
Как во Введении, так и в основной части своего сочинения ал-Идриси пишет о Хазарии как о современной ему стране, несмотря на то что она прекратила свое существование почти за два века до написания «Нузхат ал-муштак». Интерес сицилийского географа к Хазарии был вызван несколькими причинами. Во-первых, и после падения Хазарии во второй половине X в. на территории Восточной Европы — главным образом, в Крыму и на Тамани — еще и в ХІ-ХІІ вв. продолжало сохраняться хазарское население, поэтому ал-Идриси мог воспринимать этноним «хазары» как актуальный. Хазары как составная часть населения Тмутаракани упоминаются в «Повести временных лет» вплоть до 1083 г. [ПСРЛ, т. I, стб. 205; т. II, стб. 196]. Арабский ученый-энциклопедист первой трети XIII в. Йакут, перечисляя народы, с которыми столкнулись монголы во время своего первого вторжения в Европу в 1222-1223 гг., среди прочих называет и хазар [Jacut's geographisches Woerterbuch, Bd. I, S. 255]. Об иудеях, проживавших в Крыму и вообще на юге Восточной Европы, пишут многие средневековые авторы (сводку данных см. [Вихнович В. Л. Евреи; Карпов А. Ю. Несколько замечаний]). Во-вторых, помимо этнонима продолжал употребляться — ! применительно к Восточному Крыму — и хороним «Хазария», чему есть свидетельства в современных ал-Идриси византийских и еврейских источниках [Dunlop D. M. The History, p. 254-256; Soloviev A. V. La domination byzantine, p. 572]. В распоряжении ал-Идриси были сведения о городах Крыма, восходящие к информации итальянских мореплавателей (см. коммент. 33, 39 к 5-й секции VI климата). Возможно, что наименование «Хазария» (итал. Gazaria) географ мог услышать Именно от них. В связи с этим А. Н.Поляк полагал, что все сведения, приводимые ал-Идриси о Хазарии, относятся к Северо-Восточному Причерноморью [Поляк А. Н. Новые арабские материалы, с. 31], однако достаточно проанализировать книжные источники сообщений ал-Идриси о Хазарии в 7-й секции V климата и 6-й секции VI климата, чтобы убедиться, что большая часть данных ал-Идриси относится к исторической Хазарии в Нижнем Поволжье [Коновалова И. Г. Восточная Европа, с. 189-191]. Наконец, нельзя забывать, что ал-Идриси работал в непосредственной близости от мусульманской Испании, где местные иудеи, состоявшие в X в. в переписке с хазарским царем [Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка], накопили много данных о Хазарии. Интерес к хазарам не угас в Испании и в XII в., где в 1141 г. появилось написанное по-арабски сочинение Иегуды Галеви, посвященное хазарам [Das Buch al-Chazari; Рабби Иегуда Галеви. Кузари]. Сведения о Хазарии циркулировали и в ближайшем окружении ал-Идриси. Известно, например, что работавший при дворе Рожера II ученый грек Нил Доксопатр в своем труде говорит о Хазарии как о территории, входившей в состав Константинопольской патриархии (см. [Каждан А. П. Византийский податной сборщик, с. 95]). Таким образом, можно полагать, что внимание ал-Идриси к сообщениям ранних арабских географов о хазарах и Хазарии было связано, с одной стороны, с сохранением самого имени Хазарии в составе актуальной географической номенклатуры, а с другой — с определенным интересом, который вызывала эта страна и ее история в ученых кругах Западного Средиземноморья.
Т.е. на запад, поскольку ранее говорилось о распространении моря на восток.
Матраха — арабская передача греческого названия Тмутаракани (Ματραχα, Ματαρχα), города на восточном берегу Керченского пролива (см. [Бибиков М. В. Byzantinorossica, с. 596]).
Ар-Русиййа — В данном случае термин «ар-Русиййа» может относиться как к стране, так и к одноименному причерноморскому городу, связанному с Матрахой морским путем (см. коммент. 28 к 6-й секции VI климата). В основной части сочинения термин «ар-Русиййа» используется для обозначения города [OG, р. 929], реки [OG, р. 909-910], а также как собирательное обозначение древнерусских княжеств [OG, р. 892, 899, 903-905, 912, 914, 919, 929, 951, 953, 955, 957, 960]. Сведения о русских землях, которыми располагал ал-Идриси, не были сведены им в цельное описание Руси. Сообщения о древнерусских городах находятся в разных частях его сочинения, что было связано, с одной стороны, с дробной структурой сочинения, а с другой — с тем, что информация, имевшаяся у ал-Идриси о Руси, восходила к различным источникам, данные которых географ не всегда мог согласовать между собой. В результате ал-Идриси по отдельности описывает города Юго-Западной Руси (в 4-й секции VI климата) [OG, р. 903-904], города Поднепровья — в 5-й секции VI климата [OG, р. 912-913], город, отождествляемый с Новгородом Великим, — в 4-й секции VII климата [OG, р. 955] и, кроме того, приводит популярный в арабо-персидской географии, начиная с X в., рассказ о трех группах русов — в 6-й секции VI климата [OG, р. 917-918].
Бурджан — традиционное обозначение дунайских болгар у ара-бо-персидских авторов [Lewicki Т. Znajomosc, s. 96; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 110, 112].
Данабрис — арабская передача названия р. Днепр у ал-Идриси, восходящая к греч. Δαναπρις; [Недков Б. България, с. 149, коммент. 314]. Ал-Идриси первым из арабо-персидских географов упоминает эту реку Восточной Европы.
Дану — арабская передача названия р. Дунай у ал-Идриси, восходящая, скорее всего, к лат. Danuvius [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 129-130; Lewicki Т. Znajomosc, s. 80].
Кустантина — один из вариантов арабской передачи наименования византийской столицы в «Нузхат ал-муштак» (см. [OG, р. 11, 12, 576, 632, 639, 648, 763, 790, 792-794, 796-798, 801, 802, 804, 805, 809-811, 831, 892, 894, 896, 897, 899, 905-908]), характерный для поздней арабской литературы [Mordtmann J. H., Kiel М. (al-) Kustantiniyya, p. 532].
Маказуниййа — Македония, историческая область на Балканском полуострове, упоминаемая в арабо-персидской географической литературе с IX в. [BGA, t. VI, р. 105; Lewicki Т. Znajomosc, s. 93; Недков Б. България, с. 129, коммент. 212; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 48].
Т.е. от входа в пролив Дарданеллы из Эгейского моря.
Цифра взята, по всей вероятности, из сочинения ал-Мас'уди [BGA, t. VIII, р. 66-67]. В 5-й секции VI климата, где помещено еще одно описание Черного моря, ал-Идриси приводит другие цифровые данные.
Описание островов Черного моря помещено в 5-6-й секциях VI климата.
Море Джурджана и Дайлама — В мусульманском мире Каспийское море имело множество названий, связанных с наименованиями прилегающих к этому морю стран, народов и городов. Одно из древних названий Каспия — «Гирканское море» (греч. 'Υρκανια) — в арабской литературе употреблялось в форме «Море Джурджана», по имени крупного торгового центра на юге Каспия. Другим распространенным у мусульман названием Каспийского моря было «Хазарское море», закрепившееся за ним с X в. Существовало и много других наименований, имевших локальный характер, в том числе «Море Дайлама» — по арабскому названию южной гористой части иранской области Гилян на юго-западном побережье Каспийского моря [Бартольд В. В. Бахр ал-Хазар; Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 88-89; Dunlop D. M. Bahr al-Khazar].
Подчеркивание факта изолированности Каспийского моря как его отличительной черты было характерно для арабо-персидских географов, унаследовавших это представление от античных авторов [АГЛ, с. 250; Заходер Б. Н. Mare Hyrcanum, с. 3-4; Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 89]. В христианской географии Каспийское море, напротив, считалось заливом Мирового океана [Мельникова Е. А. Образ мира, с. 92-93].
Гузами (ал-гузз) арабские авторы называли тюркский народ огузов. Огузы, первоначально жившие в Северо-Восточной Монголии, часто упоминаются в Орхонских надписях VIII в., где они называются также токуз-огузами («девять гузов») [Бартольд В. В. Гузз, с. 524]. По представлениям арабских авторов X в., огузы и токуз-огузы (араб, тугузгузы) являлись разными народами, обитавшими в различных местностях: гузы — между Каспием и средним течением Сырдарьи, тугузгузы — в Восточном Туркестане [Бартольд В. В. Очерк истории туркменского народа, с. 552-558; Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 97]. Описание страны гузов, составленное ал-Идриси на основе сообщений ал-Истахри и Ибн Хаукала, помещено в 8-й секции V климата «Нузхат ал-муштак» [OG, р. 837-842; Извлечения]. Зависимость ал-Идриси от более ранних источников при характеристике гузов была отмечена В.В.Бартольдом [Бартольд В. В. Очерк истории туркменского народа, с. 558; ал-Идриси там ошибочно назван автором XI в.].
Это утверждение, скорее всего, основывается на сведениях арабских географов ІХ-Х вв., на данные которых ал-Идриси опирался при характеристике Хазарии в 7-й секции V климата и 6-й секции VI климата [Коновалова И. Г. Восточная Европа, с. 189-191]. Вместе с тем само обращение ал-Идриси к известиям ранних арабских авторов могло быть спровоцировано сообщениями современников сицилийского географа о существовании страны хазар в районе Нижнего Поволжья: к примеру, младший современник ал-Идриси, испано-арабский путешественник середины XII в. Абу Хамид ал-Гарнати, отправляясь из Дербента на Нижнюю Волгу, был совершенно уверен в том, что плывет в «страну хазар» [Гарнати, с. 27].
Азарбайджан — принятое в арабо-персидской литературе наименование южной части исторического Азербайджана, расположенной к югу от р. Араке [Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 289-291, примеч. 16].
Табаристан — арабо-персидское название области на юге Каспия, лежащей к северу от гор Эльбурса, совр. Мазандаран в Иране [Бартольд В. В. Историко-географический обзор, с. 215-225].
Издательская конъектура, в рукописях ***. — G, *** — I, A, *** — C. П. А. Жобер, опираясь на чтение рукописи А, перевел топоним как «Источник Тимура» [GE, р. 7]. Топоним упоминается и в основной части сочинения (в 6-й секции IV климата), где имеет следующие варианты написания: *** — L, *** — A [OG, p. 679]. Согласно сообщению ал-Идриси, так назывался населенный пункт на южном побережье Каспийского моря, близ устья р. Амул, в одном переходе от г. Амуля, славившегося производством шелка.
Исил — один из арабских вариантов передачи тюркского наименования р. Волги, тюрк. Atillltil (см. [Бартольд В. В. Арабские известия, с. 815; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica, Bd. II, S. 78 f.; Мурзаев Э. М. Словарь, с. 229, статья «Идел»]). А.П.Новосельцев считает, что следует предполагать финно-угорское происхождение рассматриваемого гидронима [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 128-129]. Наряду с формой наименования, употребляемой ал-Идриси, в арабо-персидской литературе использовалось еще несколько вариантов написания названия Волги: Итил, Атил, Афил (см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 196; Dunlop D. M. Atil]). В историографии, как правило, равноправно фигурируют две формы русской транскрипции названия — Итил(ь) и Атил(ь) (сводку данных см. [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 164, примеч. 391]). Наименование Атил / Итил было широко распространено не только у мусульманских писателей, но и в Византии и Западной Европе (см. [Moravcsik Gy. Byzantinoturcica, Bd. II, S. 78 f.; Барбаро и Контарини, с. 163-164, коммент. 16]).
Ср. цифры, характеризующие величину Каспийского моря, которые ал-Идриси приводит в 7-й секции V климата, — 800 на 600 миль (см. коммент. 5 к указанной секции). О размерах Каспия по данным античных и средневековых авторов см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 17-18; он же. Mare Hyrcanum, с. 2-3].
Сообщения о четырех островах в Каспийском море во многом основываются на книжных данных (сводку сведений, имевшихся в арабской географической литературе об островах Каспийского моря, см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 20-21]), которые в XII в. вызывали интерес не у одного ал-Идриси: об этом свидетельствует упоминание о четырех островах Каспийского моря у современника ал-Идриси географа аз-Зухри [Kitab al-dja'rafiyya. № 365].
Рассказ об островах Каспийского моря помещен в 7-й секции V климата «Нузхат ал-муштак».
Море ат-Табаристан («Море Табаристана») — одно из названий Каспийского моря в арабо-персидской литературе, известное начиная с трудов ал-Хваризми [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 27, 29, 47, 48, 88; Бартольд В. В. Бахр ал-Хазар; Dunlop D. M. Bahr al-Khazar]. Об области Табаристан см. коммент. 34 к Введению.
Море ал-Хазар («Море хазар») — еще одно из наименований Каспийского моря у арабо-персидских авторов, известное с X в. [Бартпольд В. В. Бахр ал-Хазар; Dunlop D. M. Bahr al-Khazar].
Страна ал-Хазар. — В данном случае, как и во Введении, а также в 6-й секции VI климата, ал-Идриси опирается на сведения арабских писателей ІХ-Х вв. о Хазарии.
Страна ал-Гузиййа. — Описание страны гузов на самом деле помещено в следующей, 8-й секции V климата [OG, р. 837-842]. В данной же секции гузы больше не упоминаются. Возможно, под страной гузов, относящейся к рассматриваемой секции, ал-Идриси подразумевал историческую область Дихистан, расположенную к юго-востоку от Каспийского моря, южнее залива Кара-Богаз-Гол, с центром в одноименном городе. В конце XI — первой половине XII в. в Дихистане относительно компактно жила масса кочевников-гузов [Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов, с. 162]. Ал-Идриси называет ряд населенных пунктов этого района, но не говорит, правда ли, что там жили гузы. Об этнониме гузз см. коммент. 31 к Введению.
Размеры Каспийского моря, указанные здесь ал-Идриси, соответствуют данным ал-Баттани [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 142, 144] и ал-Мас'уди [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. I, p. 262-263; BGA, t. VIII, p. 60].
О существовании четырех островов говорится и в описании Каспийского моря в авторском Введении к «Нузхат ал-муштак». Описание островов помещено ниже в этой секции.
По всей вероятности, ал-Идриси не располагал новыми данными об изолированности Каспийского моря и потому привел почти дословную цитату из сочинения Ибн Хаукала [BGA2, fasc. I, p. 388].
Исил. — В арабо-персидской географической литературе ІХ-Х вв. было распространено представление об Атиле или его притоках как протекающих по землям русов, в связи с чем отдельные авторы называли Атил «Рекой русов». Еще ал-Истахри (первая половина X в.) писал, что верховья Атила лежат в земле русов [BGA, t. I, р. 220]. Поскольку ал-Истахри, как и другие арабо-персидские авторы, за основное русло верхнего Атила принимал р. Каму [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 164], истоки которой, согласно его воззрениям, находились далеко на востоке, остается предположить, что верховья Атила, находящиеся в земле русов, — это реальная верхняя Волга. Представления о текущей по русским землям верхней Волге в переработанном виде отразились и в сочинении Ибн Хаукала (вторая половина X в.), который называл «Рекой русов» весь Атил [BGA2, fasc. II, p. 388]. В анонимной персоязычной географии конца X в. «Худуд ал-'алам» («Пределы мира») наряду с Атилом, исток которого по традиции помещен на востоке, есть и «Русская река», начинающаяся в стране славян и текущая от нее на восток до пределов русов и в конце концов впадающая в Атил [Худуд, с. 47; Новосельцев А. П. «Худуд ал-алам», с. 95].
Сообщение о том, как протекает река Атил, является вставкой ал-Идриси в рассказ Ибн Хаукала о Каспийском море. Ал-Идриси сделал ее, по всей вероятности, для того, чтобы пояснить слова Ибн Хаукала о связи Атила с «Окружающим морем» через «Константинопольский канал». Возможно, на необходимость такого пояснения географа натолкнуло знакомство с аналогичными рассуждениями ал-Мас'уди [BGA, t. VIII, р. 66-67]. В связи с тем, что описание течения Атила в данном случае не являлось самоцелью ал-Идриси, а должно было иллюстрировать рассказ Ибн Хаукала, это описание отличается от других сообщений о реке Атил, имеющихся в «Нузхат ал-муштак» (ср. характеристику Атила ниже в этой секции, а также в 6-й и 8-й секциях VI климата).
Этноним «тюрк» впервые упоминается в VI в. н.э. в китайских и византийских источниках [Бартольд В. В. Тюрки, с. 576-582]. У арабских писателей сведения о тюрках (ат-турк) появляются в IX в. [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 30, 48, 96-97, 129-130, 136-137, 144-145, 150-151]. Арабо-персидские географы Х-ХІ вв. обозначали термином ат-турк группу народов, говоривших на одном языке и живших на огромной территории от Каспийского моря до Китая и до океана на северо-востоке [Бартольд В. В. Тюрки, с. 584-586]. Помещение истоков Атила в «земле тюрков» принадлежит самому ал-Идриси, так как более ранние авторы в своих рассказах об истоках Атила говорили не о тюрках вообще, а указывали, в землях какого именно тюркского народа начинается река [BGA, t. I, р. 222; BGA2, fasc. II, p. 393; udud, p. 75]. Да и сам ал-Идриси в других описаниях Атила, имеющихся в «Нузхат ал-муштак» [OG, р. 834-835, 919-920, 928-929], более подробно говорит об этнографическом облике того района, где рал начало Атил.
Булгар — обозначение волжских булгар и их страны у арабо-персидских авторов [Бартольд В. В. Болгары; Lewicki Т. Znajomosc, s. 106-107; Фахрутдинов Р. Г. Болгар, с. 8-17].
Море ал-Баб ва-л-Абваб («Море Дербента») — одно из наименований Каспийского моря в арабо-персидской литературе — по арабскому названию г. Дербент: ал-Баб («Ворота»), Баб ал-абваб («Ворота ворот») или ал-Баб ва-л-абваб («Ворота и ворота»). О Дербенте см. ниже, коммент. 36.
Мнение о том, что река Атил связана с бассейном Черного моря, было распространено в арабской географической литературе задолго до ал-Идриси. Самые общие знания арабских ученых о водных бассейнах Восточной Европы первоначально воплощались в представлении о существовании громадного «Константинопольского канала», который около Константинополя отделялся от моря Рума (Средиземное море) и шел на север, разделяя земли славян, и впадал в «Окружающий океан». На картах «Атласа ислама», являющихся составной частью сочинений арабских географов X в., «Константинопольский канал» изображали в виде мощного водного потока, связывавшего на севере море Рума с «Окружающим океаном». Река Атил на этих картах изображена впадающей в море ал-Хазар (Каспийское море), которое представляет собой замкнутый водный бассейн [Калинина Т. М. Водные пространства, с. 92-93]. Однако в сочинении Ибн Хаукала уже содержится представление о том, что река Атил соединяется с «Константинопольским каналом» неким ответвлением, хотя географ по-прежнему продолжал считать, будто сам «Константинопольский канал» впадает в «Окружающий океан» [BGA2, fasc. II, р. 388]. В арабской географической литературе ІХ-Х вв. утверждение о том, что Черное море связано с Каспийским посредством впадающих в них рек, было уже не редкостью. Так, Ибн Хордадбех писал о том, что купцы-русы, отправляясь по «Танису — реке славян», «проезжают мимо Хамлиджа» (хазарский город в Нижнем Поволжье, рядом с Итилем, см. [Lewicki Т. Zrodla, t. I, s. 114; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 306; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 129-130; Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы, с. 184]), откуда уже плывут по морю Джурджана, т.е. Каспийскому [BGA, t. VI, р. 124]. Более конкретные сведения о связи Черного моря с Каспийским приводит ал-Мас'уди. Он уже знал, что Атил имеет связь не с «Окружающим океаном», а с Черным морем. В одном из своих сочинений ал-Мас'уди писал, что «в верхней части хазарской реки есть проток, вливающийся в залив моря Нитас»; в другом месте географ уточняет, что он понимает под «верхней частью реки»: он пишет, что от Атила «около страны Бургаз (Волжская Булгария) отделяется рукав, который впадает в Майтас (Меотида)». Упоминания об этом рукаве, соединяющем моря, есть и в других местах сочинения ал-Мас'уди. Вместе с тем ал-Мас'уди не был полностью уверен в существовании такого рукава. Свои сомнения на этот счет он подкрепляет ссылками на слова лиц, живших по берегам Каспия и утверждавших, будто это море не имеет связи ни с каким другим (сведения ал-Мас'уди об Атиле подробно разобраны В. Ф.Минорским [Минорский В. Ф. История, с. 192-193, 196, 198-199, 201]. Представление о соединении Каспийского моря с Черным было в средние века распространенным не только в восточной, но и в византийской и латинской литературе [Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения, с. 36, 60; Иоанн де Галонифонтибус. Сведения, с. 14-15]. У ал-Идриси, который располагал куда большим объемом знаний о Черном море, чем его арабские предшественники, полностью утрачено представление о «Константинопольском проливе» как об огромном водном потоке, уходившем далеко на север и там впадавшем в «Окружающий океан». Понятие «Константинопольский пролив» ал-Идриси относил лишь к проливу Дарданеллы, Мраморному морю и проливу Босфор (см. коммент. 10 к Введению). О разделении Атила на два рукава, один из которых впадает в Черное море, ал-Идриси говорит в каждом из описаний Атила, имеющихся в его сочинении. Очевидно, что речь идет о Доне (от излучины до устья), Азовском море и Керченском проливе. Представление об Азовском море как о реке Дон, устьем которого являлся Керченский пролив, было характерно для средневековых итальянских мореплавателей [Скржинская Е. Ч. Петрарка, с. 247], от которых ал-Идриси и мог получить эту информацию.
Ал-Кустантина — наименование Константинополя (см. коммент. 24 к Введению).
Наименование «Окружающее море» употреблялось и в более узком смысле — для обозначения Атлантического океана [Dunlop D. M. АІ-Bahr al-Muhit].
Зукак (букв, «пролив») — так в арабской литературе обозначался Гибралтарский пролив [Lewicki Т. Znajomosc, s. 71].
Море ал-Кулзум — Красное море (см. коммент. 4 к Введению).
Это и два предыдущих предложения являются слегка искаженной цитатой из сочинения ал-Истахри [BGA, 1.1, р. 218].
Ал-Идриси часто ссылается на некую «Китаб ал-'аджа'иб» («Книга чудес»), отождествляемую с «Китаб ал-'аджа'иб ал-арба'а» («Книга четырех чудес») Хишама Абу-л-Мунзира (IX в.), которого ал-Идриси ошибочно называет Хассаном ибн ал-Мунзиром [АГЛ, с. 121; Lewicki Т. Polska, cz. I, s. 52-54].
Эта и следующая фразы заимствованы у ал-Истахри [BGA, t. I, р. 218].
Ар-Ран (Арран) — арабское наименование Кавказской Албании [Бартольд В. В. Арран].
Джил (Джилан) — арабское название исторической области Гилян, расположенной на юго-западном побережье Каспийского моря и окаймленной с юга горами Эльбурса [Huart CI. Gilan].
О Джурджане см. коммент. 29 к Введению.
Исил (Атил, Итил) — город в низовьях Волги, последняя столица Хазарии [Dunlop D. M. Atil; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 128-131]. Ниже в этой секции помещено подробное описание города.
[Страна] ал-Булгариййа — обозначение Волжской Булгарии у арабских авторов (см. также выше, коммент. 11).
Представление о рукаве, ведущем в Черное море, как о «верхнем» могло сформироваться у ал-Идриси под влиянием сообщения ал-Мас'уди о том, что «в верхней части хазарской реки есть проток, вливающийся в залив моря Нитас» (см. выше, коммент. 13). Информатор же ал-Мас'уди мог посчитать этот рукав «верхним», так как к нему нужно было «подниматься» вверх по реке от Итила (см. также коммент. 24 к 6-й секции VI климата).
О четырех островах в Каспийском море пишет ал-Хваризми, не приводя их названия [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 29, 48]. Сообщение ал-Идриси об островах Каспия основывается на данных ал-Истахри и Ибн Хаукала, отличаясь от них лишь некоторыми деталями (см. [BGA, t. Ill, p. 218-219; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. І, с. 20-21]).
Сийах Кух — в переводе с персидского означает «Черная гора». Арабо-персидские географы X в. использовали это наименование для обозначения гористого полуострова Мангышлак, а также лежащего к востоку от него плато Устюрт [Бартольд В. В. Мангышлак, с. 479]. По координатам Сухраба, горы Сийах Кух имели иное расположение — между восточным берегом Черного моря и рекой Ра (Волга), т.е. северо-западным побережьем Каспия [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 112, 116, 123]. Кроме гор с таким названием географы X в. знали остров Сийах Кух в Каспийском море. Так, Ибн Хаукал говорит о том, что в 968 / 969 г. некоторые жители Атила, спасаясь от напавших на них русов, бежали на остров Сийах Кух [BGA, t. И. 282; BGA2, fasc. II, p. 393-394]. Как полагают, в данном случае под островом Сийах Кух имеется в виду Мангышлак и Устюрт [Минорский В. Ф. История, с. 152; Агаджанов С. Г. Очерки, с. 78; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 246, примеч. 615]. Очевидно, что информация ал-Идриси о местонахождении острова Сийах Кух имеет иные источники, поскольку он помещает остров на юге Каспия. Точно так же локализует этот остров и испано-арабский географ второй половины XIII в. Ибн Са'ид ал-Магриби, отождествляющий его с островом Ашур-Ада, расположенным неподалеку от устья реки Горган и порта Абаскун на юге Каспийского моря [Ibn Sa'idal-Magribi. Libro, p. 122].
Абаскун — портовый город и крупный торговый центр на юго-восточном побережье Каспийского моря, расположенный в устье р. Горган (сведения арабо-персидских географов об этом городе проанализированы в кн. [Дорн Б. А. Каспий, с. 353; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 14-17, 22-23]).
Для определения местонахождения острова ал-Идриси употребляет выражение *** («за ним следует», «вслед за ним»), отражающее пространственное восприятие информатора, находившегося, судя по контексту, в Абаскуне. В описании этого безымянного острова ал-Идриси следует за ал-Истахри [BGA, t. I, р. 218]. Вероятно, имеется в виду один из островов в дельте р. Куры.
Ал-Курр — арабская передача названия р. Куры [Бартольд В. В. Кура, с. 472].
Марена — кустарниковое, полукустарниковое или травянистое растение, из корней которого добываются красящие вещества.
Барза'а (Барда'а, Берда'а) — главный город Кавказской Албании, хорошо известный арабо-персидским географам X в. как крупнейший город Закавказья [Бартольд В. В. Берда'а, с. 372; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 297, коммент. 1]. К середине XII в., когда создавалось сочинение ал-Идриси, Берда'а уже полностью утратил былое значение. Развалины города находятся близ одноименного населенного пункта в Азербайджане, в 20 км от впадения р. Тертер в р. Куру.
Сахилан — Об этом острове более ранние арабо-персидские авторы ничего не сообщают. Учитывая, что в арабском языке словом джазира обозначается не только остров, но и полуостров, можно предположить, что ал-Идриси имел в виду Апшеронский полуостров или один из островов Бакинского архипелага. Не исключено, что сведения об этом острове относились к жанру «рассказов о диковинках», популярному в арабской географической литературе.
Младший современник ал-Идриси, Абу Хамид ал-Гарнати упоминает об островах Каспийского моря, населенных джиннами и изобилующих птицами и змеями [Гарнати, с. 24, 55].
О Дихистане см. выше, коммент. 4.
Данные о населении острова Сийах Кух ал-Идриси позаимствовал у ал-Истахри [BGA, 1.1, р. 219].
Баб ал-Абваб — одно из названий г. Дербента — крупного торгового порта на западном побережье Каспия (о других наименованиях Дербента см. выше, коммент. 12). Дербент был широко известен своими длинными стенами, которые еще в эпоху Сасанидов запирали узкий проход между горами и морем, имевший большое военно-стратегическое и торговое значение [Бартольд В. В. Дербент, с. 419-422; Минорский В. Ф. История, с. 119-125, 162-168, 184-187; Кудрявцев А. А. Древний Дербент, с. 72-105].
Об ад-Дайламе см. коммент. 29 к Введению.
Мукан (Муган) — наименование города и исторической области на юго-западном побережье Каспийского моря между реками Курой и Араксом [Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 293, коммент. 33].
Ширваншах — титул правителя Ширвана, исторической области на западном берегу Каспия, к востоку от р. Куры [Бартольд В. В. Ширван; он же. Ширваншах; Минорский В. Ф. История, с. 34-35, 106-119, 155-161].
Самандар — один из известнейших хазарских городов Северного Кавказа, первая столица Хазарии; упоминается в сочинениях многих арабо-персидских историков и географов (сводку данных см. [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 125-128]). Самые подробные сведения о Самандаре содержатся в трудах ал-Истахри [BGA, t. I, р. 222-223] и Ибн Хаукала [BGA2, fasc. II, p. 393-394], к сообщениям которых и восходят данные ал-Идриси об этом городе. Большинство исследователей локализуют Самандар в с. Тарки, в районе совр. Махачкалы (историографию см. [Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 302, коммент. 37; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 128]).
Фрагмент, посвященный описанию хазарской столицы, представляет собой почти дословную выдержку из сочинения ал-Истахри [BGA, 1.1, р. 219].
При характеристике как города в целом, так и составляющих его частей ал-Идриси пользуется одним и тем же термином мадина («город»). Б. Н.Заходер ошибочно пишет о том, что у ал-Идриси «отсутствует разграничение между западной и восточной частями города», так как географ якобы утверждает, что купцы и простонародье населяют обе части города [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 189].
В отличие от многих других авторов, в частности арабских, ал-Идриси ничего не говорит о том, что среди хазар были иудаисты.
Река Исил — Данное описание Атила составлено по материалам ал-Истахри [BGA, 1.1, р. 220] и Ибн Хаукала [BGA, t. II, р. 389].
Басджирт — арабское наименование двух народов — башкир и мадьяр (венгров). О басджиртах арабские авторы упоминают, начиная с X в. (сводку известий см. [Бартольд В. В. Басджирт; Togan A. Z. V. Bashdjirt]). Написание этнонима у ал-Идриси отличается от принятого у более ранних авторов: в литературе Х-ХІ вв. встречаются варианты башджирт, башгирд, башгирд, башкирд, башкурд. Об использовании ал-Идриси неизвестного более ранним писателям источника информации говорит помещение им истоков Атила в стране басджиртов, а также упоминание о городах басджиртов (см. коммент. 5-7 к 7-й секции VI климата и 5-6 к 7-й секции VII климата).
Географическая традиция арабо-персидской литературы ІХ-ХІ вв. за основное русло верхнего Атила принимала р. Каму. При этом ее истоки искали далеко на востоке, путая их с верховьями Иртыша. Ал-Истахри и Ибн Хаукал помещали верховья Атила в земле киргизов и на территории между кочевьями гузов и кимаков [BGA, t. I, р. 222; t. II, р. 393]. Автор «Худуд ал-'алам» выводил исток Атила из северных гор, откуда вытекал и Артуш (Иртыш) [Hudud, р. 75]. На помещение истоков Атила далеко на востоке могло оказать влияние и мнение о связи рек Западной Сибири с Каспием. Так, ал-Мас'уди упоминает Белый и Черный Иртыш, впадающие в Каспийское море [BGA, t. VIII, р. 60]. Ал-Идриси имел много сведений о стране кимаков [Кумеков Б. Е. Страна кимаков; он же. Некоторые источники] и поэтому отказался от представления о том, что Атил берет начало в стране киргизов и течет между гузами и кимаками. В описании Атила из данной секции ал-Идриси локализует исток Атила в стране тюрок, но не говорит при этом, какой тюркский народ он имеет в виду (см. выше, коммент. 10). Помещение истоков Атила в земле басджиртов может свидетельствовать о том, что в распоряжении ал-Идриси имелись сведения о р. Белой, русское наименование которой представляет собой кальку башкирского Агидель [Гарипова Ф. Г. Исследования, с. 122-123; Шакуров Р. З. Историко-стратиграфическое и ареальное исследование, с. 14-15]
Баджнаки — наименование печенегов у арабо-персидских авторов, сообщающих об этом тюркском народе начиная с X в. (сводку известий см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 70-76; Golden Р. Pecenegs]). Ко времени написания «Нузхат ал-муштак», т.е. к середине XII в., печенеги уже не являлись самостоятельным политическим объединением, занимавшим степи Северного Причерноморья. Рассеянные надвинувшимися с востока гузами, печенеги во второй половине XI в. либо вошли в состав половецких орд, либо поступили на службу к русским князьям, либо ушли на запад — в Венгрию и Византию. Баджнаки охарактеризованы в 7-й секции VII климата сочинения ал-Идриси [OG, р. 960].
Т. е. к северу от них.
Первое употребление этнонима ар-рус в арабских источниках относится к IX в. [BGA, t. VI, р. 124]. Если отбросить артикль, то арабская форма рус / русиййа соответствует греческой Ρως / Ρωσια (о греческих наименованиях см. [Константин, с. 293-308, коммент. 1, 3]). В связи с этим было высказано предположение о том, что арабские формы этнонима и хоронима восходят к греческим [Бартольд В. В. Арабские известия, с. 817-819; Lewicki Т. Znajomosc, s. 103]. Однако Б. Н.Заходер и А. П.Новосельцев, исследовавшие комплекс сообщений арабо-персидских авторов о Руси, полагают, что через Византию мусульманские ученые получали сведения главным образом о южных и западных славянах, а данные о народах Восточной Европы, в том числе о русах, поступали к ним по Волжскому пути [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 77; Новосельцев А. П. Восточные источники, с. 392-393]. П. Голден, не отвергая в принципе возможность греческого заимствования, все же склоняется к тому, что арабское рус является передачей славянского русь [Golden Р. В. Rus, р. 918]. Дать однозначный ответ на вопрос о том, к какому источнику восходит арабское рус, на мой взгляд, вряд ли вообще возможно. С одной стороны, сведения о русах могли дойти до стран Халифата непосредственно от самих русов. Ибн Хордадбех говорит о купцах-русах, прибывавших в Багдад [BGA, t. VI, р. 124]. Полагают, что сообщение Ибн Хордадбеха отражает уже регулярные поездки русов в Багдад, а первое появление купцов-русов в Халифате следует относить к 30-м годам IX в. [Pritsak О. An Arabic Text, p. 242-243] или даже к началу IX в. [Noonan T. S. When did Rus / Rus' merchants first visit Khazaria and Baghdad?, p. 214, 219]. С другой стороны, нельзя исключать и того, что информация о русах могла поступать к мусульманским авторам и через Византию. Так, ал-Мас'уди (X в.) в одном из своих сочинений утверждает, что Русийа — это греческое наименование Руси [BGA, t. VIII, р. 141].
Буртасы — один из народов Поволжья, обитавший в среднем и нижнем течении реки. Этническая принадлежность буртасов остается спорной проблемой: их считают финно-уграми, тюрками или иранцами (см. [Бахтиев Ш. З. Буртасы и чуваши, с. 61-74; Кузеев Р. Г. О роли буртасов, с. 50-58]). Арабо-персидские авторы упоминают буртасов начиная с X в. и помещают их рядом с булгарами (сводку данных см. [Бартольд В. В. Буртасы, с. 868-869; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 230-252; Калинина Т. М. Восточная Европа, с. 34-43]).
Эта фраза является почти дословной цитатой из сочинения Ибн Хаукала [BGA, t. II, р. 281-282; BGA2, fasc. II, p. 393].
Дословное заимствование у Ибн Хаукала [BGA, t. II, р. 282; BGA2, fasc. II, p. 393]. Утверждение о том, что 70 рукавов реки Волги впадают в Каспийское («Хвалисское») море, встречается в «Повести временных лет» [ПСРЛ, т. I, стб. 7; т. II, стб. 6]. Анализ сообщений разных источников о «семидесяти устьях» Волги см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 102-104; ч. II, с. 164-165].
Джайхун — арабское наименование р. Амударьи.
Река Балх (Балхаб), протяженностью в 450 км, берет начало в хребте Баба на западе Гиндукуша, в своем среднем течении имеет сильно разветвленное русло и иссякает в песках, не достигнув Амударьи.
Сообщение о Самандаре восходит к данным ал-Истахри [BGA, t. I, р. 222-223] и Ибн Хаукала [BGA, t. II, р. 282; BGA2, fasc. II, p. 393-394]. Сводку данных см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 179-183].
Ануширван — шах Хосров I Ануширван (531-579), один из самых могущественных правителей Сасанидской династии. Хотя название «Самандар» — иранского происхождения (букв, «белый дом», «белый дворец»), утверждение об основании города Хосровом является данью легендарной традиции, которая приписывала ему основание едва ли не всех укреплений на Кавказе [BGA, t. V, р. 286-289; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 124-125].
О садах и виноградниках, которыми был знаменит Самандар, имеются известия у более ранних арабских авторов [BGA, t. I, р. 223; BGA2, fasc. II, p. 394].
О разорении русами Самандара упоминает Ибн Хаукал [BGA2, fasc. I, р. 14; fasc. II, р. 393].
Ас-Сарир — принятое в арабо-персидской историографии название государства, города и народа, образованное от титула «сахиб ас-Сарир» («владетель трона»). В литературе, упоминающей о Сарире начиная с IX в., существовала традиция, связывавшая название Сарир с легендой о переносе золотого трона сасанидских царей на Северный Кавказ (обзор источников см. [Hudud, р. 447; Бейлис В. М. Из истории Дагестана, с. 258-259; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 124, примеч. 50]). По сообщениям арабских географов Х-ХІ вв., государство Сарир располагалось к югу от Хазарии, между ал-Ланом и Баб ал-Абвабом. Современные исследователи помещают Сарир на территории горного Дагестана [Бартольд В. В. Дагестан; Минорский В. Ф. История, с. 132-137; Бейлис В. М. Из истории Дагестана, с. 250-255]. Сообщение ал-Идриси о Сарире восходит к известиям более ранних авторов (ср. [BGA, t. I, р. 223]).
О связях Сарира с Самандаром говорит ал-Истахри, но он приводит другое расстояние между городами — 2 фарсаха [BGA, t. I, р. 223].
У более ранних авторов встречаются сообщения о том, что в Сарире были распространены и другие вероисповедания. Так, Ибн Русте утверждает, что в Сарире существовало 20 тысяч «народов и вер» и веротерпимость была столь велика, что жители по пятницам ходили в мечеть, по субботам — в синагогу, а по воскресным дням молились в христианском храме [BGA, t. VII, р. 147-148]. О христианах в Сарире см. [Бейлис В. М. Из истории Дагестана, с. 260-261].
Фарс — название области, лежащей на побережье Персидского залива; иногда использовалось и для обозначения всего Ирана.
Ар-Рум — обозначение Византийской империи у арабо-персидских авторов [Lewicki Т. Zrodla, 1.1, s. 84].
О длине Каспийского моря см. выше, коммент. 5 к настоящей секции.
По данным ал-Истахри и Ибн Хаукала, расстояние между Дихистаном и Абаскуном составляло 50 фарсахов [BGA, t. I, р. 219; t. II, р. 277].
Указанное ал-Идриси расстояние между Итилом и Самандаром совпадает с данными ал-Истахри [BGA, t. I, р. 219].
Ср. [BGA, t. I, р. 219].
Этот маршрут неоднократно встречается у более ранних географов (ср. [BGA, t. I, р. 227]).
Буамиййа — арабская передача латинского наименования Богемии (Bo(h)emia) [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 28-31].
Ункариййа — арабская передача латинского наименования Венгрии (Ungaria) [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 31-33].
Булуниййа — арабская передача латинского наименования Польши (Polonia) [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 33-37].
Шасуниййа — арабская передача латинского (Saxonia) либо греческого (Σασζονια) наименования Саксонии [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 37-39].
Руманиййа — издательская конъектура; здесь и далее во всех рукописях фигурирует хороним Джурманиййа (***). Из описания следует, что этим хоронимом ал-Идриси обозначал Фракию, историческую область на Балканах между Эгейским, Мраморным и Черным морями [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 39-41; Недков Б. България, с. 129, коммент. 211; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 56].
Замтук (Санток) — крепость у слияния рек Нотеци и Варты, предмет соперничества князей западного Поморья, Великой Польши и Силезии [Lewicki Т. Polska, cz. II, p. 111-113].
Икраку — арабская передача польского наименования «Краков» (Krakow) [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 113-115].
Джиназна — арабская передача славянского названия одного из старейших польских городов — Гнезно [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 115-117].
Бартислаб — издательская конъектура, восстанавливающая арабскую передачу славянского названия (Братиславль, Wartizlawa) крупного торгового города Нижней Силезии — Вроцлава [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 117-120].
Сармали — Здесь и далее в рукописях — С.р.м.ли (*** — P, L, А), однажды встречается форма С.р.б.ли (*** — А); в рукописи Р имеются огласовки, позволяющие читать наименование как Сарм.ли [OG, р. 882, 890, 904]. В итальянское издание вошла конъектура Т. Левицкого, восстановившего первоначальное чтение названия как *Бирамисли (***) — передачу др.-русск. топонима «Перемышль» [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 120-121]. В составе данного дорожника город фигурирует как относящийся к Польше, а в другой секции сочинения он причисляется к городам Руси (см. коммент. 31 к 4-й секции VI климата). Начиная с работ И. Лелевеля (историографию см. [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 120-122]), этот пункт неизменно отождествляется с древнерусским городом Перемышлем на правом берегу р. Сан (совр. Пшемысль в Польше). Довольно подробные данные источника о местонахождении города Сарм.ли (упоминание его то среди русских, то в числе городов Сандомирского княжества в Польше, свидетельствующее о пограничном положении города; помещение города на левобережье Днестра), убедительная конъектура, предложенная Т. Левицким, а также известное по другим источникам важное торговое значение Перемышля [Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 336; Щавелева Н. И. Польские источники, с. 124-125, коммент. 2] не оставляют сомнений в правильности такой локализации.
Кавин — средневековый Кеве, совр. с. Ковин в Сербии, на левом берегу Дуная к востоку от Белграда, выше по течению от Железных Ворот [Lewicki Т. Polska, cz. I, s. 126, 131, 136; Шкриваниh Г.А. Идрисиеви подаци, р. 11-23].
Река Шанат — река Красна, правый приток Тисы [Lewicki Т. Polska, cz. II, р. 157].
Река Тисиййа — река Тиса, левый приток Дуная [Lewicki Т. Polska, cz. II, p. 159].
Горы Караку — обозначение Карпатских гор [Lewicki Т. Polska, cz. II, р. 160-163]. Судя по контексту, имеются в виду Восточные Карпаты.
Ал-Маджус (букв, «огнепоклонники, маги») — собирательное название приверженцев зороастризма в мусульманской арабской традиции. В Коране ал-маджус упомянуты между «людьми Писания» и язычниками (Коран 22:17). В мусульманской историографии была также распространена точка зрения, согласно которой ал-маджус считались язычниками [Колесников А. И. Ал-Маджус]. Сообщения ал-Идриси о «земле маджусов» восходят к традиционному сюжету арабо-персидской литературы Х-ХІ вв. — описанию славян и русов как язычников (подборку данных см. [Бейлис В. М. К оценке сведений, с. 77-82]). Ал-Идриси мог быть знаком с сообщениями ранних арабских авторов — ал-Иа'куби и ал-Бакри, называвших русов «огнепоклонниками», «язычниками» (ал-маджус) [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 161-162]. Данные ал-Бакри, который считал огнепоклонниками западных русов, граничивших с дунайскими болгарами, могли повлиять на сообщение ал-Идриси о земле маджусов, находившейся близ Венгрии и Польши. Языческие святилища славян были известны и в XII в., причем они засвидетельствованы на огромной территории — от Карпат до Новгородской Руси [Русанова И. П. Культовые места; Дубов И. В. И покланяшеся идолу камену].
Т. Левицкий полагал, что этим хоронимом ал-Идриси обозначал либо Галицкую Русь, либо западные области Кумании [Lewicki Т. Polska, cz. II, p. 163-165]. О «земле маджусов» ал-Идриси говорит и в другой части сочинения (см. коммент. 16-18 к 4-й секции VII климата).
Дану — Дунай (см. коммент. 23 к Введению).
Бакасин — город на Дунае.
Выше, в составе рассказа о Венгрии, ал-Идриси указывал, что гора Караку отделяет Венгрию от Польши и «земли маджусов». Здесь же пространственной точкой отсчета является Польша, а под горой Караку имеется в виду западная часть Восточных Карпат, являвшаяся пограничным районом между Польшей и Русью.
Ал-Идриси ссылается на описание рек Тисы и Красны, помещенное им выше в этой же секции. Вероятно, во избежание повтора переписчик рукописи Р опустил этот фрагмент («Булуниййа — об этих двух реках»), но он сохранился в других списках.
Земли Судумара — Сандомирская земля в Польше [Lewicki Т. Polska, cz. И, р. 168-170].
См. коммент. 5 к 3-й секции VI климата.
Земля Маказуниййа — издательская конъектура, опирающаяся на верное чтение наименования во Введении к сочинению [OG, р. 12], а также в 3-й секции VI климата [OG, р. 888]; в рукописях — Джасулиййа (*** — Р, L), Джасул.х. (*** — А). Б. Недков отмечает также чтение Оксфордской рукописи Джатулиййа (*** — О) [Недков Б. България, с. 68]. См. коммент. 25 к Введению.
Букв, «некоторые города наиболее отдаленной Руси». Из структуры 4-й секции VI климата ясно, что эти города расположены в пределах Юго-Западной Руси. Топонимы фигурируют в составе дорожника, описывающего маршрут из Кракова к верховьям Днестра, а упоминание города Галисиййа прямо указывает на Галицкое княжество. Не встречающийся у других арабских авторов термин «наиболее отдаленная Русь» является актуальным для XII в. Словосочетание «наиболее отдаленная» отражает эгоцентрический способ восприятия пространства, причем из сообщения ал-Идриси достаточно очевиден тот пространственный центр, откуда могло быть дано такое определение. Отнесение городов Юго-Западной Руси к «наиболее отдаленной» ее части вряд ли могло исходить от жителей Западной Европы, Балканского полуострова, Византии или Средиземноморья, для которых эти земли были не «дальними», а напротив, «ближними»; вместе с тем такое определение можно было бы ожидать от обитателей других древнерусских княжеств или их торговых партнеров из мусульманских стран или Скандинавии.
Кустантиниййа — Константинополь (см. коммент. 9 к Введению).
Дану — Дунай (см. коммент. 23 к Введению).
В.Томашек, проанализировавший этот дорожник, обратил внимание на то, что описание пути вдоль побережья, которое ал-Идриси намеревался довести до города Мирис в устье Дуная, вместо Мириса заканчивается на самом деле упоминанием другого пункта — Армукастру, расположенного, согласно ал-Идриси, в трех милях от Дуная. Поэтому исследователь предположил, что топонимы Мирис и Армукастру являются двумя разными названиями одного и того же места, а именно хорошо известного по античным источникам (Плиний Старший, Прокопий и др.) города Алмирис (‘Αλμυρις) на северо-западном берегу оз. Разельм, который В.Томашек отождествил с современным селом Енисала на берегу оз. Бабадаг, представляющего собой залив оз. Разельм. Таким образом, по мнению В.Томашека, ал-Идриси привел античную и современную ему формы топонима [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 309]. Предположение В. Томашека было без существенных оговорок принято Б. Недковым [Недков Б. България, с. 132-133, коммент. 239]. Основные возражения, выдвинутые против точки зрения В. Томашека, сводились к тому, что Енисала лежит непомерно далеко от Варны, расстояние между которой и Армукастру, согласно ал-Идриси, составляет всего 25 миль. Румынский географ К. Брэтеску поэтому локализовал Армукастру в Констанце [Bratescu С. Dobrogea, р. 24-25], а болгарский ученый А. Кузев предложил отождествить этот пункт с Карбоной, отстоящей от Варны на 20 миль [Kuzev A. Mittelalterliche Staedte, S. 272-273]. К. Чиходару выразил сомнение в том, что оба топонима относятся к одному и тому же городу, и название Армукастру, считая его такой же древней формой, как и Мирис, возводил к имени города Аргамо ('Αργαμον), упоминаемого Прокопием и расположенного также в районе оз. Разельм [Cihodaru С. Litoralul, р. 223, 230].
На мой взгляд, прежде чем связывать сообщение источника с какой-то определенной точкой на карте, следует попытаться очертить регион, к которому может в принципе относиться данное известие о населенном пункте. Что касается Мириса и Армукастру, то наиболее вероятным районом их местонахождения является Нижний Дунай. Во-первых, ал-Идриси говорит, что Мирис расположен в устье Дуная, а Армукастру — в трех милях от него. Во-вторых, в дорожнике расстояния до Армукастру даны в милях, что обычно для сухопутного маршрута, а после него — в днях морского плавания. Логично предположить, что маршрут, идущий по суше, заканчивался там, где начиналась дунайская дельта, так как дальше гораздо удобнее было плыть по морю. Отсюда следует, что у ал-Идриси под рекой, протекающей в трех милях от Армукастру, подразумевался Георгиевский рукав дельты Дуная (или один из южных его протоков, например Дунавец, соединяющий Георгиевский рукав с оз. Разельм) и, таким образом, оба города надо искать в районе оз. Разельм, которое во времена ал-Идриси представляло собой залив, еще не отделенный от моря косой, как сейчас [Петреску И. Г. Дельта Дуная, с. 45-46, 52, 56]. В свете изложенного мне кажется, что именно предположение В. Томашека непротиворечиво объясняет данные ал-Идриси. У В. Томашека учтены особенности города, перечисленные в описании: близость к Дунаю и морю, наличие возвышенности неподалеку от города (небольшая возвышенность находится к западу от Енисала), древность города. В описании Армукастру присутствуют признаки непосредственного знакомства с ним со стороны информатора, осведомленность которого касалась не только архитектурных достоинств города, но и конъюнктуры его рынков. Несоответствие указанного в источнике и реального расстояния между Варной и Армукастру можно объяснить лишь пропуском части дорожника, в целом отличающегося точностью для всего западного побережья Черного моря. Расстояние в 25 миль, скорее всего, было указано механически, так как это обычное расстояние между большинством предыдущих стоянок, упоминаемых в рассматриваемом дорожнике. Локализация Мириса-Армукастру в Енисала соответствует другим данным дорожника, которые относятся к стоянкам, расположенным к северу от дельты: от оз. Разельм до устья Днестра как раз два дня плавания, о которых говорится в источнике; в настоящее время от Портицкого пролива, соединяющего оз. Разельм с морем, до Днестровского лимана 180 км (см. [Лоция на Черно море, с. 111, 601]), а один день морского плавания в бассейне Черного моря, согласно ал-Идриси, равен 80 милям, или 100-155 км [OG, р. 909].
Айлугис — совр. Логи в Турции [Недков Б. България, с. 132, коммент. 226; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 63].
Аймидиййа — совр. Мидье на черноморском побережье Турции [Недков Б. България, с. 132, коммент. 231; Бейлис В.М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 64].
Агасубулис — совр. Ахтопол на черноморском побережье Болгарии [Недков Б. България, с. 132, коммент. 232; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 68].
Басилику — совр. Царево на черноморском побережье Болгарии [Недков Б. България, с. 132, коммент. 233; Бейлис В.М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 71].
Сузубули — совр. Созопол на черноморском побережье Болгарии [Недков Б. България, с. 132, коммент. 234; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 75].
Ахилу — совр. Поморие на черноморском побережье Болгарии [Недков Б. България, с. 132, коммент. 235; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 75].
Бургасский залив [Недков Б. България, с. 132, коммент. 236].
Айман — совр. Емона в Болгарии, близ одноименного мыса [Недков Б. България, с. 132, коммент. 237; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С., Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с 76]
Барнас — совр. Варна на черноморском побережье Болгарии [Недков Б. България, с. 132, коммент. 238; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; Кендерова С., Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 77].
Армукастру — см. выше, коммент. 6 к данной секции.
Диристра — совр. Силистра на правом берегу Дуная в Болгарии, летописный Дерестръ [Недков Б. България, с. 134, коммент. 243; Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь, с. 39-52].
Барасклафиса — средневековый Преславец (Малый Преслав) в Болгарии, летописный Переяславец, локализуемый близ с. Нуфэру на правом берегу Георгиевского рукава Дуная [Недков Б. България, с. 134-135, коммент. 245; Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь, с. 53-69].
Араб, хавд (***) — «водоем», «пруд», «наземный резервуар воды». По всей вероятности, этот термин был использован информатором ал-Идриси для обозначения обширной болотистой области в районе дельты Дуная.
О городе Дисина ал-Идриси упоминает еще раз в 5-й секции VI климата в составе другого маршрута, где местонахождение Дисины определяется по отношению к болгарскому городу Сармисиййа (см. коммент. 55 к указанной секции); географ указывает расстояние между Дисиной и морем (40 миль), а также говорит, что с восточной стороны к Дисине приближается река Дунай [OG, р. 911]. Информация карты соответствует текстовым данным: значок для города Дисина помещен на правобережье Дуная: между Дунаем, изображенным к востоку от нее, и другой впадающей в море рекой, название которой не подписано, на значительном расстоянии от берега моря. На юго-юго-востоке от Дисины помечен город Армукастру, к западу от нее — Барасклафиса и Сармисиййа [MA, Bd. VI, Taf. 55].
В решении вопроса о локализации Дисины сложились три точки зрения. Первую, согласно которой Дисина ал-Идриси отождествляется с Вичиной на Нижнем Дунае, выдвинули независимо друг от друга Ф. К. Брун, сопоставивший Дисину ал-Идриси с Дичином из летописного «Списка русских городов дальних и ближних» [Брун Ф. К. О поселениях, с. 366], и В. Томашек, связавший данные ал-Идриси с известными ему упоминаниями о Вичине в итальянских источниках XIV-XV вв. [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 302-303, 323]. Впоследствии к мнению этих исследователей присоединились К. Брэтеску [Bratescu С. Dobrogea, p. 24-25], Н. Грэмадэ [Gramada N. La Scizia Minore, p. 215], Г. Брэтиану [Bratianu G. Recherches, p. 27], О. Талльгрен-Туулио [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 182-183], А. Кузев [Kuzev A. Mittelalterliche Staedte, S. 272], Е.Тодорова [Тодорова E. Вичина, Килия и Ликостомо, с. 221] и др. Вторую точку зрения сформулировал русский византинист Ю. А. Кулаковский. Ознакомившись с исследованием В. Томашека, он лишь отчасти согласился с ним и высказал предположение, что к району Нижнего Дуная относится только первое из указанных сообщений ал-Идриси, а данные второго касаются одноименного города в устье р. Камчия в Болгарии [Кулаковский Ю. А. Еще к вопросу о Вичине, с. 396]. Вслед за Ю. А. Кулаковским смешение географической номенклатуры у ал-Идриси отмечали Б. Недков [Недков Б. България, с. 135], К. Чиходару [Cihodaru С. Litoralul, р. 228-230] и А. Г. Плахонин [Плахонін A. Г. Північно-Західне Причорномор'я]. Наконец, третья точка зрения принадлежит румынскому ученому П. Дьякону, который вообще не считает возможным отнести оба сообщения ал-Идриси к Нижнему Подунавью и целиком связывает их с северовосточной Болгарией [Diaconu P. Despre localizarea, p. 279-280].
Сам ал-Идриси, как мне кажется, полагал, что приводимые им данные относятся к одному городу. Об этом свидетельствуют одинаковые чтения названия в обоих сообщениях и наличие на карте одного, а не двух городов, носящих наименование Дисина. В том, что первое сообщение касается района Нижнего Дуная, сомнений нет, ибо, по указанию ал-Идриси, Дисину надо искать к северу от Армукастру, т.е. в бассейне дельты Дуная. Поскольку маршрут от Преславца через Джину к Армукастру сухопутный, Дисина должна находиться либо у южного рукава дельты, либо на правобережье основного течения реки. Информация о Дисине из второго маршрута не противоречит данным первого и даже дополняет их, как заметил В. Томашек [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 323]: под протекающим с восточной стороны города Дунаем можно подразумевать его дельту, а расстояние в 40 миль от моря вполне соответствует характеру изображения города на морских картах. Однако непомерно большое расстояние между Дунаем и Ахтополом (почти 500 км по морю от Ахтопола до входа в Килийское гирло Дунайской дельты), которое невозможно было преодолеть за два дня, указанные в источнике, а также состав дорожника, где Дисина упомянута среди болгарских городов, лежащих далеко к югу от Дуная, заставляют подозревать, что во втором из рассмотренных нами сообщений ал-Идриси переплелась информация о двух разных географических объектах. По-видимому, ал-Идриси располагал сведениями, с одной стороны, о городе Дисина на Нижнем Дунае и, с другой — о каком-то населенном пункте в бассейне р. Камчия, известной по греческим источникам как Дичина (Διτζινα) [Константин, с. 50-51] или Вичина (Βιτζινα) [Анна Комнина. Алексиада, с. 207, 532-533]. О том, какой город на р. Камчия фигурировал в описании ал-Идриси, сказать ничего определенного нельзя, кроме того, что он носил иное название, чем дунайский Дичин. По заключению болгарского исследователя Б. Бешевлиева, хотя р. Камчия и называлась по-гречески Дичиной (Вичиной), в ее бассейне не было города с таким именем [Бешевлиев Б. За името Дичина, с. 175-177]. Можно предположить, что ал-Идриси, не знавший местного наименования этого болгарского города, связал данные о нем с информацией о нижнедунайской Дисине, опираясь на сходство названий города и реки. Благодаря ал-Идриси мы можем в какой-то мере представить себе облик Дисины. Упоминание города в составе двух дорожников говорит о том, что Дисина в середине XII в. являлась торговым центром, хорошо знакомым купцам. По словам информатора ал-Идриси, Дисину окружали многочисленные поля, благодаря чему город славился низкими ценами на зерно. Очевидно, основу городской экономики составляла торговля сельскохозяйственными товарами, в первую очередь зерном, выращенным в близлежащих областях.
Данным ал-Идриси о Дисине современны сведения древнерусской летописи о городе Дцине. По сообщению летописца, в 1160 г. киевский князь Ростислав Мстиславич послал киевского воеводу Юрия (Гюргия) Несторовича и смоленского боярина Якуна на поимку отряда берладников, разоривших Олешье — важный в стратегическом и экономическом отношении город в устье Днепра, зависимый от Киева. Погоня настигла берладников у города Дциня, где они были разбиты [ПСРЛ, т. II, стб. 505]. Хотя в летописной статье ничего не говорится о местонахождении Дциня, можно сделать достаточно обоснованные предположения на этот счет, опираясь на некоторые детали рассказа летописца как о событиях 1160 г., так и о других фактах, связанных с деятельностью берладников. Говоря о карательном отряде, посланном Ростиславом Мстиславичем, летописец замечает, что воины из Киева преследовали берладников «в насадехъ» [ПСРЛ, т. II, стб. 505], т.е. в ладьях. Отсюда следует, что ограбившие Олешье берладники, скорее всего, должны были уходить с добычей также по воде. Вопрос о том, в каком направлении они двигались от устья Днепра, не вызывает сомнений у большинства исследователей, полагающих, что целью берладников было Нижнее Подунавье, возможно летописный город Берладь на одноименной реке, левом притоке Сирета [Balan Т. Berladnicii, p. 17; Bratianu G. Recherches, p. 28; Bromberg J. Toponymical and Historical Miscellanies, p. 177; Котляр Н. Ф. Русь, с. 21; Атанасов Г. Отново за локализацията, с. 6]. Немногочисленные сторонники локализации Дциня в окрестностях Олешья строят свою аргументацию не столько на материале источников, сколько на предполагаемой ими невозможности вторжения как берладников, так и посланцев киевского князя на нижнедунайские территории, находившиеся в то время, по их утверждению, под юрисдикцией Византии [Diaconu P. Les Coumans, p. 92, 95-98; Spinei V. Moldavia, p. 105]. Это предположение основывается на летописной статье 1159 г., свидетельствующей о том, что берладники в это время активно промышляли речным пиратством на Нижнем Дунае: они грабили торговые суда и вредили галицким рыболовам [ПСРЛ, т. II, стб. 497]. По словам летописца, незадолго до нападения на Олешье князь Иван Ростиславич Берладник обосновался в подунайских городах [ПСРЛ, т. II, стб. 497]. В каких именно городах он укрепился — источник умалчивает, но можно полагать, что районом их вероятного местонахождения было нижнее течение Дуная до впадения в него Сирета, а также сам Сирет и его приток Бырлад. Именно на этом отрезке пути и должен был располагаться город Дцинъ, где в 1160 г. воины киевского князя Ростислава Мстиславича догнали отряд берладников [ПСРЛ, т. II, стб. 505]. Таким образом, хронологически почти одновременные сообщение древнерусского летописца о городе Дцине и данные арабского географа ал-Идриси о городе Дисина указывают на один и тот же район их местонахождения — низовья Дуная, что позволяет с достаточной степенью надежности отождествить оба эти населенных пункта. Что касается их наименований в различных источниках — Βιτζινα, Дисина, Дцинь, — то древнерусская и арабская формы топонима рассматриваются как производные от греческой [Bromberg J. Toponymical and Historical Miscellanies, p. 178].
См. выше, коммент. 6 к данной секции.
Агризинус — совр. Разград на р. Бели Лом в Болгарии [Недков Б. България, с. 138-140, коммент. 268; Кендерова С., Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 59].
Масийунус — Как установил В. Томашек, это арабский вариант наименования города Шумена, представляющий собой метатезу имени собственного Симеон (Συμεων) [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 325]. Последние исследования болгарских ученых, учитывающие как этимологические соображения, так и данные ал-Идриси о местонахождении города, подтвердили обоснованность этой идентификации [Недков Б. България, с. 130, коммент. 221; Кендерова С., Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 75-76].
Араб, маслаха (***) — «выгода», «польза», «интерес»; «отдел», «ведомство», «контора». Несмотря на многолетнюю традицию изучения «Нузхат ал-муштак», сообщение ал-Идриси о «русской управе» в Шумене стало доступно исследователям сравнительно недавно, когда в 1960 г. Б. Недков опубликовал полный текст отрывка. До этого рассматриваемое известие ал-Идриси было практически неизвестно, поскольку автор французского перевода труда ал-Идриси П. А. Жобер опустил в своей публикации упоминание источника сведений о русской управе в Шумене.
Каковы были функции «русской управы» и каким временем следует датировать данные ал-Идриси о ее существовании? Описание Балканского полуострова относится к числу самых подробных и обстоятельных разделов «Нузхат ал-муштак» [Кендерова С. Балканският полуостров, с. 35-41]. Сведения о Балканских странах ал-Идриси почерпнул не из книг, а главным образом из донесений своих современников — купцов, паломников, крестоносцев, путешественников. С. Лишев прямо связывает характер информации о Балканах у ал-Идриси с активностью итальянских торговцев, которые, пользуясь покровительством Рожера II, вели активную торговлю с балканскими странами [Лишев С. Географията]. Неудивительно, что критерием отбора информации о Балканском полуострове для ал-Идриси являлись чисто практические интересы итальянских торговцев, нуждавшихся в точном знании рыночной конъюнктуры балканских городов и рынков. Характер информации, собранной ал-Идриси о странах Балканского полуострова, не оставляет сомнений в том, что «русская управа» в Шумене имела торговые функции, являлась купеческим подворьем. Что конкретно представляло собой это подворье, сказать трудно. Можно только заметить, что русские подворья имелись и в других странах, с которыми торговали купцы из Древней Руси. Например, в Константинополе существовала постоянная русская колония, улица, на которой она находилась, называлась «Русской» [Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 84]. Купцы из Древней Руси проживали и в хазарском Итиле, где имели возможность при разборе тяжб обращаться к особому судье, вершившему дела в соответствии с их языческими обычаями [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 11].
Данные ал-Идриси о подворье русских купцов в Шумене вряд ли правомерно возводить к русско-болгарским отношениям ІХ-Х вв., как это предложил Б. А. Рыбаков [Рыбаков Б. А. Киевская Русь, с. 180]. Судя по тем источникам, которые были использованы ал-Идриси для характеристики Балканского полуострова, его сведения о балканских городах отражали современное ему состояние дел [Коновалова И. Г. Сведения о связях]. Да и Шумен превратился в торгово-ремесленный центр и стал привлекательным местом для купцов разных стран лишь в ХІ-ХІІ вв., а ранее представлял собой крепость, охранявшую дороги к Плиске и Преславу [Перхавко В. Б. О торговых контактах, с. 96]. Кроме того, известно, что с середины XI в. вся система договорных отношений между Русью и Византией, охватывавшая все сферы внешнеполитических контактов, ушла в прошлое. В Константинополе все более укреплялись позиции итальянского купечества, а русские торговцы перестали пользоваться исключительными привилегиями, как это было веком раньше. Поставленные перед необходимостью завоевывать новые рынки, русские купцы должны были обратить внимание на сухопутный торговый путь в Византию через болгарские земли, значение которого в XII в. выросло. Хотя днепровский и азово-донской торговые пути и в XII в. сохраняли свое значение в торговле Древней Руси с Византией, постепенно все более важную роль приобретал более короткий и безопасный путь через болгарские земли в Константинополь [Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 43, 48-51]. Ал-Идриси, кстати говоря, приводит сообщение о русской управе в Шумене в разделе своего сочинения, озаглавленном «Путь от Варны до Константинополя по суше». Особенно активно проникали в Болгарию торговые люди из Галицко-Волынской Руси. Борьба с Киевом, которую вели галицко-волынские князья, объективно делала их союзниками Византии в войне с Венгрией, вследствие чего Византия не препятствовала проникновению купцов из Галицко-Волынской Руси в Болгарию, находившуюся в то время под византийской властью. Об интенсивных торговых связях Руси и Болгарии в XII в. говорят и многочисленные находки древнерусских изделий в болгарских городах, упомянутых ал-Идриси в составе маршрутов, которые вели из Константинополя к северному побережью Черного моря (сводку археологических данных см. [Perkhavko V. Russia's Trade; Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь, с. 175-187; Йотов В. Археологически приноси, с. 143-150]).
Булуниййа — Польша (см. коммент. 3 к 3-й секции VI климата).
Шасуниййа — Саксония (см. коммент. 4 к 3-й секции VI климата).
Буамиййа — Богемия (см. коммент. 1 к 3-й секции VI климата).
Икраку — город Краков (см. коммент. 7 к 3-й секции VI климата). В изложении ал-Идриси сведения о расстояниях между польскими и русскими городами, относящимися к данной секции, сгруппированы так, как будто они составляли единый маршрут «Икраку-Джиназна-Бартислаб-Сармали-Зака-Бармуни-Галисиййа». Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что этот дорожник — как целое — был плодом кабинетной работы географа, пытавшегося согласовать между собой сообщения нескольких информаторов о путях, которыми были связаны города Польши и Юго-Западной Руси. В составе дорожника совершенно отчетливо выделяются две части: собственно «польская», отражающая движение от Кракова на северо-запад к Гнезно и оттуда на юг к Вроцлаву, и «польско-русская», ведущая от Вроцлава на восток к верховьям Днестра.
Джиназна — город Гнезно (см. коммент. 8 к 3-й секции VI климата).
Бартислаб — город Вроцлав (см. коммент. 9 к 3-й секции VI климата).
Сармали — город Перемышль (см. коммент. 10 к 3-й секции VI климата). Перемышльская область, располагавшаяся на международном торговом пути, который связывал Центральную Европу с мусульманским Востоком, нередко становилась предметом спора в русско-польско-венгерских отношениях, что делало ее границы неустойчивыми. С 80-х годов XI в. Перемышль принадлежал Рюрику Ростиславичу (ум. в 1092 г.), а затем перешел к его младшему брату — Володарю Ростиславичу (ум. в 1125 г.) и его потомкам.
В данном дорожнике ал-Идриси, как и в 3-й секции VI климата, причисляет Перемышль к польским городам, однако ниже географ упоминает его в перечне древнерусских населенных пунктов. Очевидно, что в распоряжении ал-Идриси находились разновременные сведения об этом городе. Сообщения о Перемышле в составе сугубо «польского» дорожника («Краков-Гнезно-Вроцлав-Перемышль» в 3-й секции VI климата) или в рассказе о маршруте, связывавшем польские города с западнорусскими землями («Краков-Гнезно-Вроцлав-Перемышль-Зака-Бармуни-Галич» в настоящей секции), восходят, по всей вероятности, к информации лиц, связанных с торговлей польских городов с Галичем в XI в. Данные же о Перемышле как о древнерусском городском центре относятся, по-видимому, к первой половине XII в.
Зака — Рукописи дают несколько вариантов написания топонима, в которых первая графема (pa / за) отличается только наличием или отсутствием точки, а в качестве третьей выступают либо графически сходные нун и йа, либо каф: *** — Р, *** — L, *** — A. Кроме того, в перечне русских городов в 5-й секции VI климата имеется еще один вариант написания наименования — Вала. Т. Левицкий рассматривает форму Зака как первоначальную, из которой вследствие ошибок переписчиков получилось написание Зана, а затем и Зала [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 191].
Город Зака И. Лелевель и Й.Маркварт сопоставили с упоминаемым Константином Багрянородным наименованием одной из печенежских крепостей Поднестровья — Сакакаты (Σακακαται) — и полагали, что он находится в районе устья Днестра [Lelewel J. Geographic, t. III / IV, p. 166; Marquart J. Osteuropaeische und ostasiatische Streifzuege, S. 195-196]. К. Миллер поместил город Зака около Могилева-Подольского или Каменки над Днестром [MA, Bd. II, S. 150], однако следует иметь в виду, что он руководствовался лишь показаниями карты и не анализировал текст сочинения ал-Идриси. Связь топонима, приводимого ал-Идриси, с названием крепости в сочинении Константина, на мой взгляд, весьма сомнительна. Согласиться с точкой зрения И. Лелевеля и Й. Маркварта трудно главным образом потому, что в описании Карпато-Днестровского региона в «Нузхат ал-муштак» не прослеживается знакомство ал-Идриси с трудом византийского императора. Сходство одной из форм топонима, упомянутого ал-Идриси, с наименованием из сочинения Константина Багрянородного — единственное совпадение, обнаруживаемое в информации обоих авторов относительно днестровских поселений. Все же остальные данные, приводимые ими, противоречат друг другу. Константин говорит о заброшенных, безлюдных крепостях, ал-Идриси — о городах, посещаемых торговцами. Крепости, по словам Константина, располагались «по сю сторону реки Днестра, в краю, обращенному к Булгарии» [Константин, с. 156-157], т.е. на правобережье Днестра, тогда как все города, отмеченные ал-Идриси, находятся на левом берегу реки. Кроме того, в сочинении ал-Идриси не нашли отражения другие данные о географии региона, имеющиеся в труде Константина Багрянородного, в частности его упоминания о реках Пруте и Сирете [Константин, с. 162-163, 172-173].
О. Талльгрен-Туулио, читавший название города как Йана, склонялся к отождествлению этого пункта с Ямполем над Днестром [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 151-152], однако у этой локализации пока нет археологического подкрепления.
Б. А. Рыбаков считал, что ал-Идриси имел в виду город Санок, расположенный близ верховий Днестра, на р. Сан. Несоответствие между небольшим расстоянием от Перемышля до Санока в действительности (ок. 100 км по реке) и указанными в источнике 12 переходами Б. А. Рыбаков объяснил следующим образом: «Когда Идриси пишет, что Днестр “течет на запад", то это нужно понимать не в смысле направления движения (на карте Днестр указан верно; он вытекает из гор и впадает в море), а лишь в смысле протяженности» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 15-16], т.е. у Б. А. Рыбакова оказывается, что 12 переходов не между Сармали и Зака, как в источнике, а между Зака (И устьем Днестра. Заключение Б. А.Рыбакова основано на недоразумении: и ал-Идриси пишет, что Днестр течет на восток [OG, р. 904], и в переводе П. А. Жобера ошибки нет [GE, р. 390].
Т. Левицкий пришел к выводу, что ничего определенного о местонахождении города Зака сказать нельзя. По мнению ученого, ал-Идриси, по-видимому, перепутал несколько названий в Поднестровье и Поднепровье: «Саков» (наименование города на Днепре) или «Звенигород» — топоним, распространенный в Галицко-Волынской земле [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 191]. Б. Недков даже не рассматривал возможность локализации города в Галицкой земле и вслед за Т. Левицким отождествил топоним с Саковом [Недков Б. България, с. 151, коммент. 336].
Гипотеза Т. Левицкого, в отличие от всех остальных, объясняет существование разных вариантов написания города у ал-Идриси и на сегодняшний день в целом является наиболее удовлетворительной. Вместе с тем, хотя информации ал-Идриси о рассматриваемом пункте явно недостаточно для его твердой локализации, нельзя не заметить, что фактические данные географа о городе говорят, скорее, о его приднестровском, а не поднепровском положении. Из сообщений источника несомненно то, что ал-Идриси располагал сведениями об одном из городов русско-польского пограничья — об этом свидетельствует упоминание Зака то среди польских, то в числе русских городов, а также то, что его местоположение определяется в источнике по отношению к Перемышлю. Указание ал-Идриси на то, что город стоит на Днестре, на самом деле может относиться не к основному руслу реки, но к ее притокам (см. аналогичные случаи в описании городов Поднепровья в 5-й секции VI климата), тем более что оба маршрута, в которых упоминается Зака («Сармали-Зака» и «Зака-Бармуни»), — сухопутные, где расстояния исчисляются в милях и переходах, а не в днях плавания по реке. Поэтому не исключено, что искомым пунктом мог быть летописный Звенигород Червенский на р. Белка (совр, с. Звенигород Львовской обл. Украины), занимавший стратегически важное положение на пути в Киев и на Волынь (о Звенигороде Червенском см. [Древняя Русь, с. 75-76; Куза А. В. Малые города, с. 86]).
Бармуни — При полном совпадении в написании третьей и четвертой графемы топонима, варианты отличаются постановкой точек при первой графеме (в большинстве случаев — ба, один раз — нун, либо точка отсутствует), нетвердым написанием второй (ра / вав) и передачей окончания слова: как правило, пятой графемой служит нун, но иногда бывает утрачен; за ним следует йа либо ха, а в одном случае — обе последние буквы. Встречаются огласовки — сукун при ра и дамма при миме. Написание названия города очень напоминает топоним Бармуниса из 5-й секции VI климата, относящийся к Поднепровью (см. коммент. 63 к 5-й секции VI климата). В связи с этим многие исследователи, сопоставляя информацию об этих городах, приходили к выводу об их тождестве. Еще И. Лелевель полагал, что и в 4-5-й секциях VI климата речь идет об одном и том же пункте — Смоленске [Lelewel J. Geographic, t. III / IV, p. 169-170]. К такому же заключению склонялся и И. Маркварт [Marquart J. Osteuropaeische und ostasiatische Streifzuege, S. 197]. К. Миллер, работавший с одной картой, поместил Бармуни в районе Бендер или Тирасполя на Днестре [MA, Bel. II, S. 150]. О. Талльгрен-Туулио, в распоряжении которого имелся дополнительный материал из «Малого Идриси», считал, что под сходным названием у ал-Идриси упомянуто несколько городов, в том числе Теребовль, известный город Галицкой Руси [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 149-150, 153-154]. Б. А. Рыбаков, относивший информацию 4-й и 5-й секций VI климата к разным городам, при определении местонахождения Бармуни из 4-й секции исходил из того, что этот пункт отстоит на девять дней пути не от Зака, а, по его выражению, от «неизвестного пункта», и искал Бармуни в устье Днестра, что предопределило отождествление ее с Белгородом-Днестровским [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 16, 32]. Т.Левицкий, полагая, что наименования Бармуни и Бармуниса относятся к одному и тому же пункту, отметил неясность информации, которой пользовался арабский географ, и возможность того, что он перепутал Днестр с Днепром. Т. Левицкий предложил конъектуру *Турубиййа, видя в этом топониме обозначение города Турова над Припятью [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 193-195]. Впоследствии к его точке зрения присоединился Б. Недков [Недков Б. България, с. 151, коммент. 339].
Точка зрения Т. Левицкого представляется мне уязвимой в двух отношениях. Во-первых, Т. Левицкий, как и почти все другие авторы, исходит из допущения, что в сообщениях ал-Идриси содержатся более или менее значительные неточности: в данном случае, по мнению Т. Левицкого, географ перепутал Днестр с Днепром и несколько городов. Предположение о том, что в 4-й и 5-й секциях VI климата упомянут один и тот же город — Туров, оставляет без объяснения следующий вопрос: почему же сам ал-Идриси был твердо уверен в том, что речь идет о разных городах, которые он нанес на карту, — Бармуни на Днестре и Бармуниса на Днепре [MA, Bd. VI, Taf. 54-55]? Во-вторых, Т. Левицкий не учел того, что Зака и Бармуни являются, по определению ал-Идриси, «наиболее отдаленными» городами Руси, чего нельзя сказать ни о Сакове, ни о Турове.
Затруднения, возникающие при локализации городов Зака и Бармуни, на мой взгляд, не в последнюю очередь связаны с тем, что дорожник «Сармали-Зака-Бармуни-Галисиййа» рассматривается всеми исследователями как реальный маршрут, которым можно пройти от начала и до конца именно в такой последовательности. Однако имеется одно обстоятельство, заставляющее усомниться в правомерности такого подхода. Существуют явные свидетельства того, что оба сообщения ал-Идриси об этих городах опираются на данные не одного, а двух (или нескольких) информаторов. На это указывает использование географом разных мер длины при определении расстояний между городами, при первом упоминании этих населенных пунктов в составе маршрута, ведущего из Польши в Поднестровье, расстояние между Сармали и Зака измеряется в переходах, а между всеми остальными городами дорожника, в том числе между Зака, Бармуни и Галисиййа, — в милях. Когда обо всех четырех городах заходит речь вторично, при описании Юго-Западной Руси, расстояние между Сармали и Зака, а также между Зака и Бармуни выражено в переходах, а путь от Бармуни до Галисиййа измерен в милях. Кроме того, о существовании у ал-Идриси нескольких источников информации говорит и отнесение городов Сармали и Зака то к польским, то к русским. Наконец, состав сообщений о рассматриваемых городах в 5-й секции VII климата «Малого Идриси» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 40-42] показывает, что в распоряжении ал-Идриси имелись и другие маршрутные данные об этих городах, не включенные им по каким-то причинам в состав основного сочинения. Таким образом, есть все основания полагать, что приведенный ал-Идриси единый маршрут «Сармали-Зака-Барму-ни-Галисиййа» на самом деле является реконструкцией географа, составленной им по материалам различных источников информации.
Картографическое изображение рассматриваемого маршрута также несет на себе следы творческой работы ал-Идриси, а не является следствием механического переноса на карту текстуальных данных. Согласно карте, все четыре города стоят на левобережье Днестра, в то время как в тексте лишь о двух из них — о Сармали и Зака — сказано, что они расположены у реки, а относительно местонахождения Бармуни и Галисиййа никаких указаний нет.
Для того чтобы объяснить, почему ал-Идриси счел нужным дать именно такую интерпретацию имевшихся у него сведений, рассмотрим сведения о городах Сармали, Зака, Бармуни и Галисиййа в контексте представлений ал-Идриси о политической географии Карпато-Днестровского региона. Что было известно арабскому географу о юго-западных границах Руси? На карте к «Нузхат ал-муштак» русские земли начинаются к востоку от Днестра. К западу от Руси располагалась Польша (Булуниййа), а за Днепром и далее к востоку простиралась Половецкая земля (ал-Куманиййа). Что касается южного рубежа Руси, то обращает на себя внимание тот факт, что ал-Идриси на своей карте никак не определяет политический статус Карпато-Днестровских земель: в междуречье Дуная и Днестра он не нанес на карту ни одного наименования какого-либо политического образования. Согласно карте, эта территория не относилась ни к дунайской Болгарии (ард ал-бурджан), северной границей которой был Нижний Дунай, ни к Руси, подписанной на картах на левобережье Днестра, ни к Кумании, начинавшейся к востоку от Днепра [MA, Bd. VI, Taf. 54-55]. Вместе с тем в тексте сочинения присутствует сообщение, не попавшее на карту, но дающее информацию относительно политической принадлежности Днестро-Дунайского междуречья. Во вводной части к 5-й секции VI климата, приводя общее описание Черного моря, ал-Идриси перечисляет страны, расположенные вдоль черноморских берегов: «На южном берегу этого моря, там, где он достигает запада, лежит страна Хараклиййа, за нею [следует] страна ал-Калат, страна ал-Бунтим, страна ал-Хазариййа, страна ал-Куманиййа, [страна] ар-Русиййа и земля Бурджан» [OG, р. 905]. Указание на то, что Русь входила в число черноморских стран, имеется и в описании Черного моря, содержащемся во Введении ко всему сочинению ал-Идриси [OG, р. 12]. Ал-Идриси, таким образом, сообщает, что Русь одним из своих рубежей имела черноморское побережье от пределов Кумании, т.е. от Днепра, до владений Болгарии, северной границей которой являлся Нижний Дунай. Любопытно, что арабский ученый второй половины XIV — начала XV в. Ибн Халдун, оставивший в одном из своих сочинений описание карты ал-Идриси, дважды подчеркнул, что Русь и Болгария лежат на побережье Черного моря и имеют общую протяженную границу: по его словам, «Русь окружает страну бурджан» с запада, севера и востока [Ibn Khaldun. The Muquddimah, p. 160].
Попытаемся объяснить, почему информация о том, что Русь имела выход к Черному морю, не нашла отражения на карте ал-Идриси, где в качестве южного рубежа русских земель выступает Днестр. На основании текста «Нузхат ал-муштак» трудно сделать вывод о том, что сведения географа о Днестре касались всего течения реки. Вряд ли ему были хорошо известны низовья реки; в противном случае он смог бы привести название стоянки в устье Днестра, которую он упомянул в одном из маршрутов плавания вдоль берегов северо-западного Причерноморья [OG, р. 909]. Скорее, ал-Идриси знал лишь верхнее и, может быть, среднее течение реки. Это видно из дорожника, в составе которого описаны рассматриваемые города: маршрут идет из Польши к верховьям Днестра, где находится город Сармали. Далее недвусмысленно сказано, что ниже его по течению реки расположен город Зака, а относительно городов Бармуни и Галисиййа сообщения ал-Идриси допускают двоякую интерпретацию — такую, которую предложил сам ал-Идриси, выступая в роли картографа, когда он продолжил маршрут вдоль Днестра, и иную, согласно которой эти города следует искать в стороне от реки, поскольку об их местонахождении у реки ничего не сказано. Как показали исследования К. Миллера и Б. А. Рыбакова, следовать за картой в интерпретации данного сообщения невозможно, не приходя в противоречие с текстом источника. Это является косвенным свидетельством того, что город Бармуни стоит не на Днестре. Показания же карты можно объяснить следующим образом. Когда ал-Идриси выступал в роли картографа, он старался во всем следовать тексту. Например, город Сармали на картах помещен к северу от реки, как и говорится в описании. Относительно же городов Бармуни и Галисиййа ал-Идриси располагал очень ограниченной информацией, зная лишь, что они являются русскими, причем пограничными населенными пунктами. Поэтому на карте оба города оказались на левом берегу Днестра — там, где для ал-Идриси начиналась Русская земля, хотя реально маршрут мог иметь и другое направление. Поместить Бармуни и Галисиййа к западу от Днестра ал-Идриси не мог, так как практически ничего не знал о территории между Карпатами, Днестром и Нижним Дунаем. В «Нузхат ал-муштак» не упоминаются ни крупные реки — Прут и Сирет, ни города этого региона.
Некоторую информацию, с помощью которой, как мне кажется, можно уточнить местонахождение рассматриваемых городов, дает «Малый Идриси». В 5-й секции VII климата там упомянуты города Зака, Бармуниййа и Галисиййа, причем о них говорится в составе маршрута, где их положение определено не по отношению друг к другу, как в 4-й секции VI климата «Нузхат ал-муштак», а относительно других городов, находящихся в районе Нижнего Дуная и к югу от него, — в Добрудже и Болгарии. В качестве центра, куда сходились торговые пути из городов Зака, Бармуниййа и Галисиййа, выделяется упоминаемый и в «Нузхат ал-муштак» Преславец на Дунае (Барасклафиса). При этом расстояние между городами Бармуни и Галисиййа, указанное в маршруте из 4-й секции VI климата «Нузхат ал-муштак», почти точно совпадает с расстоянием, приведенным в «Малом Идриси»: соответственно 200 миль (или 10 переходов, пользуясь пересчетом миль в переходы, используемым ал-Идриси для этого маршрута) и 8 переходов [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 40-42].
В таком случае маршрут, описанный в 4-й секции VI климата «Нузхат ал-муштак», будет целиком относиться к городам Галицко-Волынской Руси и входившей в сферу ее влияния территории до Дуная. Сармали и Зака в соответствии с текстом следует искать в районе верховий Днестра — это, как уже говорилось, Перемышль и, по всей вероятности, Звенигород Червенский, расстояние между которыми составляет ок. 280 км по прямой и с учетом кривизны реального пути между ними примерно равно указанным в источнике 240 милям, или 12 переходам. От Зака маршрут пойдет на юг, где по Сирету, Пруту и другим рекам пролегал торговый путь из Галицко-Волынской Руси на Дунай и в Византию. На территории между Карпатами и Днестром обнаружено большое количество нумизматического материала и предметов христианского культа, свидетельствующих о существовании тесных экономических, культурных и религиозных связей между населением указанного региона, южнорусскими княжествами и Византией [Spinei V. Les Relations]. Наиболее соответствует цифровым данным ал-Идриси и одновременно с этим обеспечен археологическими материалами за XII в. город Пятра (Камень). Расстояние от Зака до Бармуни равно 180 милям, или 9 переходам, что составляет от 250 до 320 км, принимая во внимание неодинаковую величину мили, которую употреблял ал-Идриси в том или ином случае. Расстояние между Звенигородом и Пятрой-Нямц в действительности составляет ок. 200 км по прямой, а с учетом кривизны пути как раз попадает в указанный промежуток. Между Бармуни и Галисиййа расстояние определено в 8— 10 переходов, т.е. 220-360 км, что вполне соответствует реальному расстоянию от Пятры до Галича на Днестре, составляющему ок. 270 км. Город Пятра расположен в небольшой котловине, пересекаемой р. Бистрицей, на территории, освоенной еще в период неолита и густонаселенной в XII в. Археологические раскопки открыли здесь большое количество ремесленных и сельскохозяйственных орудий, предметов быта и вооружения [Полевой Л. Л. Очерки, с. 58-59]. О том, что этот город хорошо знали на Руси, говорит упоминание о нем в летописном «Списке русских городов дальних и ближних» (XIV в.) под наименованием «Корочюнов камен» [Тихомиров М. Н. «Список», с. 96, 100].
Город Галисиййа почти все исследователи отождествляют с Галичем на Днестре [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 196-197; Недков Б. България, с. 105], название которого в передаче ал-Идриси соответствует наименованию города в латиноязычных источниках (Galicia), а не выводится непосредственно из славянского «Галич» [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 196-197]. Высказанное еще в XIX в. мнение А. Петрушевича, видевшего в Галисиййи ал-Идриси не Галич на Днестре, а Галич на Дунае, известный из грамоты 1134 г. князя Ивана Ростиславича Берладника месемврийским купцам [Петрушевич А. Было ли два Галичи, с. 37-38], не нашло поддержки в историографии главным образом в связи с серьезными сомнениями в подлинности самой грамоты (историографию см. [Мохов Н. А. Молдавия, с. 81-83; Тельнов Н. П. и др. «И... разошлись славяне по земле», с. 139-165]).
Шанат — река Красна (см. коммент. 12 к 3-й секции VI климата).
Тисиййа — река Тиса (см. коммент. 13 к 3-й секции VI климата).
Кавин — город Ковин (см. коммент. 11 к 3-й секции VI климата).
Указание ал-Идриси на изолированность областей Руси друг от друга и постоянные усобицы между ними могло отражать информацию о существовании отдельных княжеств на Руси, но следует признать, что прямо об этом ал-Идриси нигде не говорит.
Ал-Идриси использует термин джинс (***), основным значением которого является «разновидность». Адекватный слову джинс русский термин в данном контексте подобрать очень сложно. Переводчик этого фрагмента на польский язык Т. Левицкий передает слово джинс как lud («народ», «племя») [Lewicki Т. Polska, cz. I, s. 144]. Б. Недков в болгарском переводе использует термин «сънародник» («соотечественник») [Недков Б. България, с. 91]. Перевести джинс как «княжество» вряд ли возможно, так как ал-Идриси нигде внятно не говорит о территориально-политических объединениях на Руси, он все время ведет речь о двух или трех «видах» русов, пользуясь для этого термином синф («сорт», «вид», «класс»).
Данаст — река Днестр. По мнению Т. Левицкого, форма названия реки Днестр у ал-Идриси является передачей лат. Danaster [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 197-199]. Однако, на мой взгляд, возможен и греческий источник информации, отражающий греч. Δαναστρις.
Ан-Нитаси — Черное море (см. коммент. 7 к Введению).
Земля Бурджан — Болгария Дунайская (см. коммент. 21 к Введению).
Земля ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
Земли ал-Куманиййа — обозначение Половецкой степи в «Нузхат ал-муштак». Предшественники ал-Идриси по арабской географической традиции этот термин не использовали. Как заметил В. В. Бартольд, термин «куманы» вообще не встречается в мусульманской литературе, кроме как в сочинении ал-Идриси и тех авторов, которые пользовались его трудом, — Ибн Са'ида ал-Магриби и Абу-л-Фиды [Бартольд В. В. Двенадцать лекций, с. 99]. Для древнерусских источников было характерно иное наименование куманов — «половцы», хотя и с названием «куманы» русские книжники были также знакомы, заимствовав его, как полагают, у византийских авторов [Добродомов И. Г. О половецких этнонимах, с. 112]. Последние именовали половцев не только куманами, но и использовали собирательный этноним «скифы», прилагавшийся византийскими писателями ко всем кочевникам Северного Причерноморья [Бибиков М. В. Византийские источники, с. 99-100, 113-114, 118, 120-122 и сл.]. Поэтому наиболее вероятным источником сведений о Кумании в сочинении ал-Идриси были сообщения западноевропейских информаторов, так как слово «куманы» (Cumani, Comani) являлось обычным обозначением половцев именно в западноевропейской литературе [Расовский Д. А. Половцы, I, с. 252]. Из западноевропейских источников, по всей вероятности, ал-Идриси почерпнул и представление об огромных размерах Кумании [Расовский Д. А. Половцы, III, с. 72].
Маказуниййа — Македония (см. коммент. 25 к Введению).
Ср. данные о размерах Черного моря, приведенные во Введении к «Нузхат ал-муштак», согласно которым длина моря с запада на восток равнялась 1300 милям (см. коммент. 27 к Введению). Измерение протяженности моря в днях плавания, а также дифференцированный подход к определению его ширины наводят на мысль о том, что в данном случае ал-Идриси использовал не книжные данные, а сведения, полученные от мореплавателей. В пользу такого предположения говорит и множество приводимых ал-Идриси маршрутов плавания по Черному морю, причем не только каботажных, но и по открытому морю. Данные о расстоянии между берегами Черного моря «в самом широком месте» не встречаются у мусульманских авторов ІХ-ХІ вв. Скорее всего, они восходят к сообщениям тех информаторов ал-Идриси, которым приходилось совершать плавания по этому морю, — не случайно эти данные приводятся дважды, причем если во Введении расстояние указывается в милях, то в рассматриваемом фрагменте — в днях плавания.
Хараклиййа — Гераклея Понтийская (см. коммент. 11 к Введению).
Ал-Калат. — В рукописях — билад ал-Б.й.к.лан (Р) или ал-Б.л.кан (L, А). Населенные пункты с названием Байлакан упоминают многие арабо-персидские географы IX-XIII вв., помещая их в Арране (Кавказской Албании) и Азербайджане (см., например, [BGA, t. VI, р. 49, 107-109, 136; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 297, коммент. 9]), т.е. очень далеко от побережья Черного моря. В других секциях «Нузхат ал-муштак» несколько раз фигурирует город Байлакан, расположенный в Арране [OG, р. 679, 820, 822, 828, 830]. О причерноморском же Байлакане никаких иных сообщений, за исключением рассматриваемого, у ал-Идриси нет. Это побудило издателей арабского текста «Нузхат ал-муштак» прибегнуть к конъектуре *ал-Калат и считать ее арабской формой названия Галатии, лежавшей по соседству с Гераклеей [Недкое Б. България, с. 145, коммент. 283]. По мнению В.М.Бейлиса, более удачной конъектурой было бы ал-Букаллар — наименование византийской фемы, известное в арабской литературе с IX в. [Бейлис В. М. Краіна ал-Куманійа, с. 88].
Страна ал-Бунтим — В рукописях — билад ал-Б.лтим, издательская конъектура — билад *ал-Б.нтим То обстоятельство, что в перечне стран Южного Причерноморья этот хороним следует за обозначением Галатии, позволяет рассматривать словосочетание билад ал-Б.лтим как арабскую форму наименования малоазийской области Понт [Недков Б. България, с. 145, коммент. 284].
Страна ал-Хазариййа — Хазария (см. коммент. 17 к Введению).
[Город] ал-Кустантина — Константинополь (см. коммент. 24 к Введению).
Море аш-Шами — восточная часть Средиземного моря (см. коммент. 5 к Введению).
«Море Мрака» — одно из наименований Атлантического океана у арабо-персидских географов [Lewicki Т. Polska, cz. П, s. 183-184].
Во Введении к сочинению ал-Идриси указывает иную ширину пролива — четыре мили (см. коммент. 10 к Введению).
Мусанна (букв, «дамба», «волнолом») — город на берегу пролива Босфор, отождествляемый с совр. Иероном [Недков Б. България, с. 127, коммент. 187; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 75].
Хирсунда — город Керасунт (совр. Гиресун в Турции) — портовый город на южном побережье Черного моря, в ПО км к западу от Трапезунда [Недков Б. България, с. 147, коммент. 303].
Атрабзуни — город Трапезунд (см. коммент. 13 к Введению).
Араб, дафтар («тетрадь, книга для записи, журнал»).
Соленое море — в данном случае одно из наименований Черного моря [Недков Б. България, с. 97].
О роли Трапезунда как видного центра арабо-византийской торговли в VIII-ХІ вв. писали многие арабские авторы [al-Macoudi. Les Prairies d’or, t. II, p. 3; BGA2, fasc. II, p. 337].
Дану — река Дунай (см. коммент. 23 к Введению).
[Город] Русиййа. — Как полагают некоторые исследователи, в тексте, в последней фразе перед названием Русиййа пропущено слово «море», и в соответствии с этим предлагают такие варианты перевода: «От Трапезунда до Русского моря пять дней морского плавания» [GE, р. 394; Рыбаков Б.А. Русские земли, с. 16]; «От Трапезунда, пересекая море, до Русского моря пять дней морского плавания» [Недков Б. България, с. 97]; «...а если пересечь море от Атрабзунда до моря ар-Русийа — пять дней плавания» [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 71]. Под «Русским морем» в таком случае предлагается подразумевать «Азовское или северо-восточный угол Черного моря» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 17] либо Керченский пролив [Недков Б. България, с. 147, коммент. 306; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 71].
На мой взгляд, пропущенным словом вряд ли могло быть слово «море». Подобному пониманию фразы противоречит отсутствие в сочинении ал-Идриси каких-либо данных, свидетельствующих о его знакомстве с наименованием «Русское море»: этот гидроним не фигурирует на карте и ни разу не упоминается географом в тексте сочинения. О том, что ал-Идриси мог знать под таким наименованием Азовское море, нет никаких данных. Керченский же пролив был известен географу как река Русиййа. Скорее, в рассматриваемой фразе было пропущено словосочетание «устье реки» (см. ниже, коммент. 41) — по аналогии с предыдущим предложением фрагмента, где говорится о пути от Трапезунда до устья реки Дунай. Возможно, мог иметься в виду и расположенный в устье реки Русиййа одноименный город, являвшийся важным навигационным объектом, судя по приведенным ал-Идриси лоциям Северо-Восточного Причерноморья (о городе Русиййа см. коммент. 28 к 6-й секции VI климата).
Матраха — город Тмутаракань (см. коммент. 19 к Введению).
Барнас — город Варна (см. коммент. 15 к 4-й секции VI климата).
Армукастру — совр. Енисала на северо-западном берегу оз. Разельм (см. коммент. 6 к 4-й секции VI климата).
Город Аклиба — обычно отождествляется со Старой Килией [Lelewel J. Geographic, t. III / IV, p. 126; Tomaschek W. Zur Kunde, S. 308; Недков Б. България, с. 148, коммент. 311; Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69]. Б. А. Рыбаков вследствие ошибки в переводе П. А. Жобера, указавшего расстояние от Аклибы до устья Днестра не в один день, а в одну милю, был вынужден поместить Аклибу в Днестровском лимане, откуда поневоле напрашивалось ее отождествление с Белгородом-Днестровским [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18]. Местонахождение Аклибы в районе дунайского устья достаточно очевидно из показаний дорожника. Равное расстояние от Аклибы с одной стороны, до Армукастру, расположенного неподалеку от южного рукава дельты Дуная, и с другой — до стоянки в устье Днестра указывает на то, что Аклиба находилась поблизости от Килийского рукава дельты. Упоминание Аклибы в дорожнике, перечисляющем черноморские порты, свидетельствует о том, что Аклиба — это порт, лежащий либо на морском побережье, либо на берегу рукава дунайской дельты. Отождествление Аклибы с Килией, отстаиваемое большинством исследователей, хорошо согласуется с географическими данными ал-Идриси об этом пункте. Однако у нас нет никаких исторических свидетельств — письменных или археологических — о существовании Килии в XII в. [Полевой Л. Л. Очерки, с. 65]. Неясна и этимология названия «Килия» [Никонов В. А. Краткий топонимический словарь, с. 190; Тодорова Е. Вичина, Килия и Ликостомо, с. 228]. Поэтому, на мой взгляд, пока нет достаточных оснований утверждать, что ал-Идриси в своем труде упомянул именно Килию.
Относительно происхождения топонима Аклиба (*** — Р, L, *** — А) были высказаны две точки зрения. В. Томашек полагал, что использованная ал-Идриси форма названия производна от греческого топонима Κελλια, и в связи с этим предложил читать название как *Аклиййа (***) [Tomaschek W. Zur Kunde, S. 308]. Впоследствии его поддержали Б.Недков [Недков Б. България, с. 148, коммент. 311] и В. М.Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 69; он же. Краiна ал-Куманійа, с. 96]. Б. А.Рыбаков, отождествляя Аклибу с Белгородом-Днестровским, видел в приведенной ал-Идриси форме топонима печенежское или половецкое название Белгорода на основании того, что, по его словам, «в записи Идриси четко читается начальный слог Ак, имеющий в тюркских языках значение “белый"» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18].
Точка зрения В. Томашека об ассимиляции греческого названия арабоязычными информаторами не лишена некоторых оснований. Она опирается прежде всего на ближайший состав дорожника, в котором содержится упоминание об Аклибе: все названия городов, расположенных вдоль западного побережья Черного моря, греческие, что говорит о византийском источнике итинерария или о влиянии птолемеевского материала, хотя бы и в арабской переработке. Действительно, район Нижнего Дуная длительное время, в том числе и в середине XII в., входил в сферу влияния Византии [Литаврин Г. Г. Болгария и Византия, с. 281-282; Radulescu A., Bitoleanu l. Istoria, p. 161-175] и был, следовательно, хорошо знаком греческим мореплавателям. Вместе с тем следует отметить, что анализ всего дорожника с описанием пути от Константинополя до Тмутаракани, где упомянута Аклиба, обнаруживает использование при его составлении не только греческих, но и итальянских источников. На последнее обстоятельство указывают итальянские формы топонимов для ряда городов Северного Причерноморья (например, Джалита — Ялта, Султатиййа — Судак и др.) [OG. р. 909]. Поскольку для характеристики этого маршрута ал-Идриси привлек сообщения нескольких информаторов, как греков, так и итальянцев, мы не можем только на основании состава дорожника (точнее, даже его части) считать, что топоним Аклиба является передачей греческого названия. Согласиться с утверждением В. Томашека мешает и то обстоятельство, что греческий топоним Κελλια — если допустить, что арабское слово Аклиба действительно с ним связано, — вполне поддается адекватной передаче в арабской графике, в то время как форма Аклиба из данного греческого наименования вообще не может быть выведена. Во-первых, вспомогательный алиф впереди арабского слова обычно появляется при передаче таких иноязычных названий, которые начинаются с двух согласных, что невозможно в арабском языке. Поэтому при передаче слова Κελλια в арабской графике начальный алиф, как в топониме Аклиба, просто не нужен. Во-вторых, не поддается объяснению наличие в названии Аклиба буквы ба, отсутствующей в греческом слове. Последнее обстоятельство, по-видимому, и побудило В. Томашека предложить конъектуру *Аклиййа, которую впоследствии приняли издатели критического текста «Нузхат ал-муштак».
Утверждение Б. А.Рыбакова о связи названия Аклиба с тюркской топонимией в решающей степени основывалось на ошибочном отождествлении упомянутого ал-Идриси города с поселением на месте Белгорода-Днестровского. При этом, выделив в арабском топониме начальный слог ак- и приняв его за тюркское слово со значением «белый», Б. А.Рыбаков оставил без объяснения вторую часть наименования города, хотя известно, что тюркское название Белгорода-Днестровского, зафиксированное в источниках с начала XIV в., звучало, как известно, иначе — Аккерман (см. [Decei A. Ak-Kirman]). От внимания Б. А.Рыбакова ускользнуло то, что в тексте ал-Идриси (в 6-й секции VII климата) при описании «Внутренней Кумании» имеется упоминание еще об одном городе под наименованием Аклиба [OG, р. 958]. Он помечен и на соответствующей карте в районе среднего течения реки Атил [MA, Bd. VI, Taf. 66]. Казалось бы, наличие города с таким же названием, да еще расположенного в Кумании, должно быть неопровержимым свидетельством, подтверждающим тюркское происхождение названия Аклиба. Однако связь рассматриваемого топонима с тюркской топонимией сомнительна. Дело в том, что в сочинении ал-Идриси фигурирует еще один населенный пункт с таким же наименованием — на северном побережье Африки, в Тунисе [OG, р. 276, 301, 303] (на наличие трех одноименных городов в сочинении ал-Идриси первым обратил внимание румынский исследователь К. Чиходару [Cihodaru С. Litoralul, p. 220]). Причем этимология арабского названия в данном случае легко установима. Наименование относится к крепости, расположенной на берегу Тунисского пролива, недалеко от Карфагена, и известной еще с римских времен под названием Клипеи (от лат. clipeus, -im). Арабизированной формой этого римского наименования является Келибия — название, которое город носит и по сей день [Pellegrin A. Essai, р. 132-133]. Форма топонима, приведенная ал-Идриси — Аклибиййа (***) — выводится, по всей вероятности, непосредственно из римского наименования: из-за наличия двух согласных в начале слова в арабской форме появляется вспомогательный гласный с хамзой, а звук пэ, которого нет в арабском языке, передается буквой ба. Таким образом, удовлетворительная этимология для названия Аклиба установлена только для средиземноморского города. Для точно такого же наименования применительно к двум другим населенным пунктам — в Нижнем Подунавье и в Кумании — не найдено параллелей в топонимике этих регионов. Топоним Аклиба в районе Нижнего Дуная и в Поволжье не зафиксирован больше ни одним известным мне источником. Поэтому есть все основания для предположения о том, что Аклиба из рассматриваемого дорожника является наименованием, данным придунайскому пункту информатором ал-Ид-риси.
О придунайской Аклибе ал-Идриси ничего не сообщает, кроме сведений о ее географическом положении. Он даже не называет ее городом, хотя обычно географ точно указывает характер того или иного населенного пункта. В отличие от Аклибы на Дунае, об одноименных средиземноморском и куманском городах ал-Идриси располагал более подробными сведениями. В середине XII в. бывшая римская крепость Клипея находилась под властью Рожера II и была, несомненно, хорошо известна информаторам ал-Идриси, а возможно и ему самому. Населенный пункт сохранял свой военно-стратегический характер и во времена ал-Идриси: в качестве отличительной черты города географ отмечает его укрепления и называет Аклибиййа — крепостью (хисн) [OG, р. 303]. «Неприступной цитаделью» называл Келибию и писавший в первой половине XIII в. арабский энциклопедист Йакут [Jacut's geographisches Worterbuch, Bd. I, S. 237]. Об Аклибе в Кумании ал-Идриси говорит как о городе, сложенном из камня [OG, р. 958], т.е. о крепости. Таким образом, согласно ал-Идриси, два одноименных города, в Тунисе и Кумании, являлись крепостями, причем с этим их отличительным признаком было связано, как мы установили, происхождение названия одного из них. Логично предположить, что по такому же признаку получил свое наименование от ал-Идриси (или его информатора) и населенный пункт в Нижнем Подунавье, местное название которого было неизвестно составителю «Нузхат ал-муштак».
Если эти рассуждения верны, то рассматриваемое сообщение ал-Идриси об Аклибе в низовьях Дуная следует относить не к Килие, а скорее к крепости Ликостомо, стоящей в 25 км ниже Килии по течению реки, в районе Вилкова [Iliescu О. Localizarea, р. 452-453], и построенной византийцами в IX в. или даже раньше [Arhweiler Н. Byzan-се, р. 57, 89, 101]. Топоним Ликостомо впервые появляется в греческом источнике IX в.: в одной из рукописей сочинений константинопольского патриарха Фотия имеется запись о личности ее владельца — некоего Фомы, «протоспафария и архонта Ликостомия (Λυκοστομιον)» [Arhweiler Н. Byzance, p. 57]. Вслед за Э. Арвейлер, обратившей внимание на данное известие, многие исследователи склонны связывать его с Нижним Подунавьем и видеть в нем свидетельство того, что в IX в. этот район находился под византийской властью, а Ликостомо являлся не только центром административной единицы, но и стратегически важной военно-морской базой, благодаря которой Византия могла контролировать как навигацию по Дунаю, так и мореплавание между Константинополем и византийскими владениями в Крыму [ibid., р. 87-90; Iliescu О. Localizarea, р. 439, 453].
Изложенная точка зрения на интерпретацию сведений источника уязвима в одном отношении. Дело в том, что о местонахождении Ликостомо в этой краткой записи ничего не говорится и единственным указанием на географическое положение города служит само его наименование. В переводе с греческого оно значит «волчья пасть» и встречается в прибрежной топонимике для поселений, расположенных близ тесного, узкого речного устья. Например, о населенном пункте под названием «Ликостомо», находившемся близ Лариссы, упоминает Анна Комнина [Анна Комнина. Алексиада, с. 167, 507, примеч. 541]. Принадлежность топонима к местной географической терминологии делает его локализацию — при отсутствии каких-либо дополнительных данных на сей счет — в принципе весьма проблематичной. К этому обстоятельству и апеллируют некоторые ученые, считающие, что относить рассматриваемое сообщение к району Нижнего Подунавья нет оснований [Тъпкова-Заимова В. Долни Дунав, с. 39-40; Тодорова Е. Вичина, с. 236]. Правда, противники нижнедунайской локализации Ликостомо при этом не предлагают никаких других вариантов решения вопроса. В то же время в пользу помещения резиденции византийского архонта Фомы на Нижнем Дунае говорит то, что в этом регионе до наших дней сохранился славянский топоним с аналогичным значением — город Вилково (об этимологии названия см. [Lozovan Е. La toponymie, p. 189; Тодорова E. Вичина, с. 235]) на левом берегу Килийского гирла дельты, напротив которого, близ совр. Периправы, как полагают некоторые археологи, и находился средневековый Ликостомо [lliescu О. Localizarea. р. 452-453]. О стратегически выгодном положении Ликостомо свидетельствуют и данные гидрографии, согласно которым в средние века устье Килийского рукава дельты Дуная располагалось как раз около совр. Вилково и Периправы [Nastase Gh. I. «Рейсе», р. 44].
Попытаемся оценить данные ал-Идриси о городе Аклиба в контексте сведений, которыми мы располагаем о Ликостомо. То обстоятельство, что Ликостомо был укрепленным пунктом, свидетельствует в пользу моего предположения относительно происхождения названия «Аклиба»: этот топоним не является арабской передачей местного наименования, а был дан городу информатором ал-Идриси, отметившим таким способом отличительную черту населенного пункта — его укрепления. Находит свое объяснение и характер данных, приводимых ал-Идриси об Аклибе. Их источником были сообщения мореплавателей, хорошо знакомых с бассейном Средиземного и Черного морей. Не случайно город упоминается лишь однажды, в составе лоции, кратко перечисляющей остановки на пути от Константинополя до Тмутаракани и соседствующей в труде ал-Идриси с фрагментами лоций, говорящих о других участках черноморского побережья. В тех же разделах сочинения географа, которые посвящены описанию городов Нижнего Подунавья и были составлены им на основании сообщений посетивших этот район купцов и путешественников, не содержится никаких данных об Аклибе. Отсюда следует, что, во-первых, этот город не являлся сколько-нибудь значительным торговым центром, слухи о котором могли получить распространение в среде купечества, и, во-вторых, что информатор ал-Идриси сам в Аклибе не бывал, ничего о ней не слышал и потому не знал местного наименования города (см. также [Коновалова И. Г. К вопросу о ранней истории; она же. Восточная Европа, с. 155-158; Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь, с. 110-122]).
Данаст — река Днестр (см. коммент. 40 к 4-й секции VI климата).
Кувла — наименование этой остановки дошло до ал-Идриси, по всей вероятности, в искаженном виде. Имеющиеся варианты чтения названия — К.рйа, Ф.рта (*** — Р, *** — L, в рукописи А при той же графике отсутствуют диакритические точки) — не позволяют найти ему соответствие в топонимике Днестро-Днепровского междуречья. В издание арабского текста «Нузхат ал-муштак» вошла конъектура Б. Недкова (*Кувла; ***), допускавшего связь этого наименования с названиями реки и залива Б. Куяльник [Недков Б. България, с. 148-149, коммент. 312].
Название Мулиса рассматривается как один из вариантов арабской передачи наименования «Олешье» наряду с формой Улиски [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 149, коммент. 313]. Варианты наименования города восходят к сообщениям по меньшей мере двух информаторов. Со слов одного из них был записан рассказ о сухопутном маршруте «устье Днестра — Кувла — Мулиса» (где расстояния измерены в милях), другой же знал портовую часть города, откуда вел морской путь к крымскому городу Корсуни (расстояние до которого приведено в днях плавания). О том, что оба информатора под наименованиями Мулиса и Улиски имели в виду один и тот же населенный пункт, говорит величина расстояния между ними всего в одну милю.
Данабрис — река Днепр (см. коммент. 22 к Введению).
Улиски — арабская передача древнерусского наименования «Олешье» [Lelewel J. Geographie, t. III / IV, p. 169; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 31; Недков Б. България, с. 149, коммент. 315]. В переводе П. А. Жобера, принявшего две первые графемы слова за определенный артикль и присоединившего к топониму следующее за ним слово «миля», стоит ошибочное Seknimil [GE, р. 395].
Карсуна — город Херсонес (Корсунь) [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 316]. Арабская форма топонима восходит к др.-русск. «Корсунь».
Джалита — город Ялта [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 317].
Куманийна — один из вариантов передачи наименования «Кумания».
Гурзуби — город Гурзуф [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 318].
Бартанити — город Партенит [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 319].
Лабада — город Ламбат [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 320].
Шалуста — город Алушта [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 321].
Султатиййа — город Судак [GE, р. 395; Lelewel J. Geographie, t. II, p. 197; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 322].
Город Бутар (другие чтения: Б.р.т.р, Б.р.б.р), исходя из расстояния в 20 миль до Судака, обычно локализуют в Феодосии [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; Недков Б. България, с. 149, коммент. 323], хотя тем самым не снимается вопрос о происхождении самого названия Бутар. Для объяснения этого наименования его пытались сопоставлять с другими топонимами Северо-Восточного Причерноморья. Ф. К. Брун и А. И. Маркевич связывали этот пункт с античным Патреем на восточном берегу Боспора Киммерийского, полагая, что его название ал-Идриси мог позаимствовать из сочинений Страбона или Аммиана Марцеллина (историографию см. [Маркевич А. И. Географическая номенклатура, с. 25]). Указание на такие источники сведений о городе Бутар не может не вызвать возражения. Во-первых, у нас нет никаких данных о том, что ал-Идриси был знаком с трудами Страбона и Аммиана. Во-вторых, лоция, в составе которой упоминается Бутар, опирается отнюдь не на книжные сведения, а на сообщения, полученные от современных географу мореплавателей. Наконец, расстояние от Судака до Патрея в несколько раз превышает указанные в источнике 20 миль. По предположению В. М. Бейлиса, название Бутар могло являться искажением наименования «Босфор», так как рукописи допускают чтение Бусур [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 75]. К этому же мнению склонялся и Ю. А. Кулаковский, однако он специально не останавливался на вопросе о происхождении названия Бутар [Кулаковский Ю. А. Прошлое Тавриды, с. 90-91]. Нельзя полностью исключать такую возможность, однако и в этом случае расстояние от Судака до Боспора (Корчева) примерно втрое больше указанного.
На мой взгляд, для объяснения названия Бутар небесполезным будет обращение к средневековым навигационным пособиям, которые давали куда более детальную характеристику побережья, чем это мог сделать ал-Идриси [Коновалова И. Г. К толкованию, с. 66-67]. Навигационные условия в районе Каффы (Феодосии), игравшей ведущую роль в генуэзской торговле в Северном Причерноморье в конце XIII — XV в., были по этой причине обрисованы в портоланах очень подробно. В частности, некоторые портоланы называют мысы, ограничивавшие обширный залив Каффы. Один из таких мысов именовался «Капрера» или «Крабера» [Тодорова Е. Северное побережье, с. 180]. Название города Бутар у ал-Идриси, как уже отмечалось, имеет несколько вариантов чтения, один из которых — Б.р.б.р. Это чтение при минимальной конъектуре (замене начального ба на каф) можно сопоставить с названием «Крабера»: Б.р.б.р < *Карабар (*** < ***). Поскольку Бутар упомянут в составе лоции, нельзя забывать о том, что в нее заносили не только наименования портовых городов, но и удобные навигационные ориентиры. Таким образом, топоним Бутар с большой вероятностью можно связывать с акваторией Феодосийской бухты.
Контекст фрагмента не оставляет сомнений в том, что данное сообщения о «Русской реке» было получено ал-Идриси от мореплавателя, который был знаком с устьем реки. Ниже ал-Идриси приводит подробную характеристику этой реки (см. коммент. 43-48 к настоящей секции).
Неверный перевод этой фразы («Ses princes, connus sous la denomination d'Olou Abas *** [les Abazes]») у П. А. Жобера, принявшего два первых слова в предложении за название правившей в Тмутаракани династии абхазского происхождения — Olou Abas [GE, p. 395], впоследствии породил целую историографическую традицию. Б. А. Рыбаков, опиравшийся в своем исследовании сообщений «Нузхат ал-муштак» на французский перевод Жобера, высказал предположение о том, что представители «загадочной династии» Олуабас — не кто иные, как русские Ольговичи, потомки Олега Святославича, княжившего в Тмутаракани в 70-90-х годах XI в. [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 18-19]. На этом предположении, в свою очередь, основывается гипотеза о возможной связи Ольговичей с Тмутараканью и в XII в., которую вслед за Б. А. Рыбаковым развивали и некоторые другие ученые [Янин В. Л. Печати, с. 88; Полотнюк Я. Давня Русь, с. 113; Захаров В. О. Сторінка, с. 104-105]. Ошибка П. А. Жобера была исправлена Б. Недковым, давшим верный болгарский перевод отрывка еще в 1960 г. [Недков Б. България, с. 101], однако его разъяснение прошло мимо внимания исследователей, и некоторые из тех, кто ссылается на издание Б. Недкова, продолжают и по сей день пользоваться неправильным переводом П. А. Жобера и Б. А. Рыбакова.
Кого конкретно имел в виду ал-Идриси, говоря о владыках Тмутаракани, неясно. О политической принадлежности этого города в середине XII в. имеется целый ряд мнений. Многие исследователи считают, что верховную власть над приазовскими городами в это время осуществляла Византия [Насонов А. Н. Тмуторокань, с. 98; Каждан А. П. Византийский податной сборщик, с. 101; Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 41-43; Banescu N. La domination, p. 57-77]. Другие, вслед за П. А. Жобером, полагают, что речь может идти о касожских или ясских правителях, получивших здесь власть благодаря бракам с русскими князьями Тмутаракани [Soloviev А. V. La domination, p. 577-578; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 107; Котляр Н. Ф. Тмутороканское княжество, с. 118]. Некоторые считают возможным говорить о том, что Тмутаракань к середине XII в. перешла в руки половцев [Плетнева С. А. Средневековая керамика, с. 70-72; Рыбаков Б. А. Киевская Русь, с. 501]. Данные ал-Идриси о Тмутаракани сами по себе не позволяют дать точный ответ на вопрос о том, кому принадлежала власть над городом в середине XII в. Из сообщений ал-Идриси можно заключить, что владыки Тмутаракани проводили самостоятельную политику, обеспечивавшую экономическое процветание города и его господство над ближайшей округой. Известно, что в целом ряде византийских источников, близких по времени к сочинению ал-Идриси, содержатся сведения, говорящие о том, что Византия в середине XII в. считала город Матраху своим владением. В связи с этим можно сослаться на сообщение византийского поэта Иоанна Цеца, писавшего о «стране матрахов» как об окраине империи, и работавшего в Палермо в одно время с ал-Идриси византийского ученого Нила Доксопатра, утверждавшего, что власть империи простиралась до Херсона и Хазарин (подробнее см. [Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 41]). Во второй половине XII в. на берегах Боспора Киммерийского собирал подати византийский чиновник [Каждан А. П. Византийский податной сборщик]. В сообщениях ал-Идриси о Тмутаракани прямо не говорится о принадлежности этого города Византии, но вместе с тем они и не противоречат предположению о верховной власти Византии над городами Керченского пролива. Напротив, если судить по имеющимся в «Нузхат ал-муштак» маршрутам плавания по Черному морю, крупнейшие города Византии — Константинополь и Трапезунд — поддерживали тесные связи с Тмутараканью и городом Русиййа (о нем см. коммент. 28 к 6-й секции VI климата). Города Керченского пролива были даже связаны с Трапезундом прямым морским путем. Тот факт, что в распоряжении ал-Идриси не было никаких данных об акватории Азовского моря, может означать, что известный по эдиктам византийских императоров 1169 и 1192 гг. запрет на проход кораблей через Керченский пролив [Литаврин Г. Г. Русь и Византия, с. 40] существовал уже в середине XII в.
Относительно идентификации «Русской реки», народа ан-н.барий-йа и принадлежащих ему городов востоковедами, историками Древней Руси и археологами были высказаны различные мнения. Большинство исследователей отождествляют «Русскую реку» с Доном и Северским Донцом [MA, Bd. II, S. 150; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 171; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19-20; Недков Б. България, с. 149, коммент. 325; Минорский В. Ф. История, с. 147; Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27], а некоторые склонны относить этот гидроним к реке Кубани [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 215-216; он же. Где находился город Росия, с. 153-154; он же. История раскопок, с. 148] или впадающей в Таганрогский залив реке Кальмиус [Брун Ф. К. Следы, с. 125]. В. М. Бейлис, в отличие от других исследователей уделивший много внимания выявлению источников (в том числе письменных) сведений ал-Идриси о северо-восточном Причерноморье, полагает, что рассматриваемый гидроним представляет собой сложное понятие, в котором можно выделить как следы знакомства информаторов с реальными реками Доном, Северским Донцом и, возможно, Кубанью, так и не вполне отчетливые отголоски книжных данных, связанных с картографическими трудами ал-Хваризми и Птолемея [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 212-213, 222-223]. Мнение В. М. Бейлиса о том, что в представлениях ал-Идриси о «Русской реке» могли отразиться какие-то сведения о р. Кубань, в отличие от голословного утверждения В. А. Захарова, не подкрепленного никакими аргументами, основано на упоминании еще одной реки с похожим названием в «Нузхат ал-муштак» — реки Русиййу. Эта река, по данным ал-Идриси, локализуется в Восточном Причерноморье, и в ней действительно можно видеть р. Кубань [там же, с. 209-210; см. также коммент. 11 к 6-й секции VI климата].
Что касается методического аспекта интерпретации сообщений ал-Идриси о «Русской реке», то данное наименование рассматривается в историографии как обозначение реального географического объекта, в связи с чем вектор исследовательского внимания оказывается целиком направленным на прямое отождествление гидронима ал-Идриси с той или иной рекой Восточной Европы. Такой подход, не предполагающий выяснения специфики самого топонима, оставляет без ответа важные вопросы о составе и происхождении сведений ал-Идриси о «Русской реке». В результате среди предложенных к настоящему времени гипотез идентификации «Русской реки» нет ни одной, объясняющей не какие-то отдельные, а все данные об этой реке, имеющиеся в сочинении арабского географа. Например, из текста источника вполне очевидно, что под устьем «Русской реки» у ал-Идриси подразумевается Керченский пролив. Исходя из этого факта, кажется логичным вести поиски «Русской реки» среди крупных рек, впадающих в Азовское море, — Дона или Кубани. Однако если допустить, что интересующему нас гидрониму действительно соответствует какая-то из указанных рек, то подобная локализация будет противоречить сведениям ал-Идриси об истоках «Русской реки», находящихся в высокой заснеженной горе Кукайа (о ней см. ниже, коммент. 44), которая, по словам географа, простирается «от Моря Мрака до края обитаемой земли». Этим и другим подобным противоречиям, возникающим в результате попыток прямого перенесения на карту данных ал-Идриси о «Русской реке», как правило, не придают большого значения, ссылаясь на недостаточную информированность географа. Разумеется, ал-Идриси располагал ограниченными возможностями для получения полных и достоверных данных о Восточной Европе, однако стоит заметить, что констатация этого очевидного факта совершенно непродуктивна в исследовательском плане. Между тем даже беглый взгляд на совокупность данных о «Русской реке» убеждает в том, что информация об этом объекте «многослойна». Неоднократные упоминания гидронима в различных частях сочинения ал-Идриси уже сами по себе свидетельствуют о том, что в распоряжении географа должно было иметься несколько источников сведений о ней.
В рассказе о «Русской реке» можно выделить следующие пласты информации. Прежде всего это общие данные о возможности водным путем пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении, чтобы попасть из Черного моря на север, в «Окружающий океан». Это представление о нерасчлененности водных путей Восточной Европы воплотилось в весьма популярной в арабской географии ІХ-Х вв. идее о наличии огромного «Константинопольского канала», который близ византийской столицы отделялся от Средиземного моря и шел на север, разделяя земли славян, вплоть до «Окружающего океана» [BGA2, fasc. II, р. 388]. Вполне вероятно, что об идее подобного путешествия ал-Идриси мог слышать от своих современников, рассказы которых, в свою очередь, возможно, и побудили его обратить внимание на сообщения более ранних авторов. Арабские географы X в. знали также о существовании на севере Европы «Моря славян» (или «Моря позади славян»). Как полагают, в этом понятии отразились туманные сведения о Балтийском море [Калинина Т. М. Арабские авторы]. Путь к нему, по представлениям арабских ученых, лежал по «Реке славян» — Танису. Танис — так называл эту реку географ второй половины IX в. Ибн Хордадбех — не совпадал ни с Танаисом античных авторов, ни с реальным Доном: по словам Ибн Хордадбеха, купцы-русы, отправлявшиеся по «Реке славян», проезжали мимо города Хамлидж, который находился «в конце» этой реки [BGA, t. VI, р. 124, 154]. Таким образом, в арабской географической литературе ІХ-Х вв. «Константинопольский канал» и «Река славян» (Танис) являлись собирательными понятиями для обозначения водного пути между югом и севером Европы [Калинина Т. М. Водные пространства, с. 88-95]. Эти географические представления ученых ІХ-Х вв. прямо не отразились в сочинении ал-Идриси, поскольку у него было много новых данных, особенно о Черном море и Волго-Донском пути. Однако, принимая во внимание большую начитанность ал-Идриси, можно предполагать, что взгляды предшественников были нашему географу известны. С этим же пластом сведений, почерпнутых из сочинений ученых Халифата, связано и название реки — «Русская», ибо ал-Идриси далеко не первый мусульманский автор, использующий данный термин.
Сообщения о «Русской реке» появились в мусульманской географической литературе еще в X в. Арабский географ ал-Истахри писал, что верховья реки Атил лежат в земле русов [BGA, 1.1, р. 220]. И хотя ал-Истахри, как и другие арабо-персидские авторы, за основное русло верхнего Атила принимал р. Каму, истоки которой, согласно его воззрениям, находились далеко на востоке, остается предположить, что верховья Атила, находящиеся в земле русов, — это реальная верхняя Волга. Представления о текущей по русским землям верхней Волге в переработанном виде отразились и в сочинении Ибн Хаукала, который называл «Рекой русов» весь Атил [BGA2, fasc. II, p. 388]. В анонимной персоязычной географии конца X в. «Худуд ал-'алам» наряду с Атилом, исток которого по традиции помещен на востоке, есть и «Русская река», начинающаяся в стране славян и текущая от нее на восток до пределов русов и в конце концов впадающая в Атил [Hudud, р. 47]. О влиянии книжных данных на сообщение ал-Идриси о «Русской реке» говорит также и ряд других деталей его рассказа. Это, во-первых, упоминание горы Кукайа, воплощающей представление о труднодоступных и заснеженных районах на крайнем северо-востоке ойкумены. Во-вторых, из арабских космографических представлений взяты также наименование «Море Мрака» и упоминание о народах Йаджудж и Маджудж. В-третьих, с книжной традицией, на мой взгляд, может быть связан и мотив воинственности народа ан-н.бариййа, представители которого якобы не расстаются с оружием ни на миг. Описание воинственного нрава народа было очень характерно для цикла рассказов об «Острове русов» (подробнее см. [Коновалова И. Г. Состав рассказа]). Наконец, с книжной традицией — на этот раз западноевропейской — рассказ ал-Идриси о «Русской реке» связывает и предложенная О.Талльгрен-Туулио конъектура для названия одного из городов народа ан-н.бариййа, согласно которой оно возводится к топониму Ostrogard (>* Уструкарда), встречающемуся в сочинении немецкого клирика XI в. Адама Бременского «Хроника архиепископов Гамбургской церкви» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176]. Топоним Ostrogard Ruzziae упоминается у Адама несколько раз ([Adam Brem. II, 22; IV, 11, schol. 120]; пер. фрагментов см. [Латиноязычные источники, с. 131, 133, 138, 140]; см. также [Гельмольд. Славянская хроника, с. 33]).
Помимо книжных данных в рассказе о «Русской реке» отразилась и устная информация, исходящая по крайней мере от двух лиц. Один информатор, по всей вероятности мореплаватель, рассказал географу об устье «Русской реки». Его точные сведения, по которым довольно легко устанавливается тождество устья «Русской реки» с Керченским проливом (подробнее см. [Коновалова И. Г. Где находился город Русийа]), заставляют предполагать, что этот мореплаватель был хорошо знаком с Северо-Восточным Причерноморьем. Возможно, именно его сообщение повлияло на композицию рассматриваемого фрагмента «Нузхат ал-муштак», где рассказ о «Русской реке» следует непосредственно за повествованием о Тмутаракани. С этой же группой источников могло быть связано и формирование у ал-Идриси представления об Азовском море как о низовьях Дона, устьем которого считался Керченский пролив; подобные взгляды прослеживаются у средневековых итальянских мореходов [Скржинская Е. Ч. Петрарка, с. 247]. Другой информатор (возможно, и не один) сообщил географу маршрутные данные о городах народа ан-н.бариййа, вошедшие в состав «Малого Идриси».
Таким образом, налицо сложный состав рассказа ал-Идриси о «Русской реке» и поселениях обитавшего в ее бассейне народа. В сообщениях о ней выделяется как устная информация, исходящая от разных лиц, так и книжные данные; последние, в свою очередь, тоже неоднородны и отражают космографические представления, свойственные арабо-персидским географам, распространенные в ученых кругах Халифата стереотипные описания этнографического характера и сведения западноевропейских хронистов. Насколько существенна констатация этого факта для толкования информации источника? Ведь коль скоро сообщение составлено на основании информации из разных источников, то возникает искушение просто попытаться отделить достоверные данные от всех прочих, работать с той информацией, которую мы признали достоверной, и положить ее на карту. Однако даже априорно можно предположить, что сведения, вошедшие в состав рассказа о «Русской реке», представляют собой не механический набор данных, а органическое единство, обеспеченное тем географическим содержанием, которое вкладывал в этот гидроним ал-Идриси. Поэтому при анализе термина «Русская река» мы должны сопоставлять его не с современной картой, а с географическими и картографическими идеями, на основе которых ал-Идриси проводил систематизацию собранного им материала.
Представление о существовании «Русской реки» целиком является плодом работы ал-Идриси, который сумел органично согласовать современные ему маршрутные данные с системой географических представлений, унаследованной от мусульманской традиции. Арабо-персидские географы X в., в сочинениях которых впервые упоминается «Русская река», рассматривали ее как приток Атила. Сформулированная ими идея о неразрывной связи «Русской реки» с Атилом, в свою очередь соединявшимся одним рукавом с Каспийским, а вторым — с Черным морем, своим логическим следствием должна была иметь представление о том, что, спускаясь вниз по «Русской реке», можно было достичь Черного моря, и наоборот — что непосредственно из Черного моря вел речной путь в северные русские земли. Именно этот аспект представлений о «Русской реке» получил развитие со стороны ал-Идриси, чему в немалой степени способствовало его знакомство с распространенной у ряда мусульманских авторов Х-ХІ вв. традицией помещения русов на берегах Черного и Азовского морей [Коновалова И. Г. Русы, с. 34-36]. Тут можно сослаться на сообщение арабского энциклопедиста середины X в. ал-Мас'уди о русах, которые, по его словам, фактически контролировали мореплавание в Азовском море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 15; Минорский В. Ф. История, с. 196-197]. В другом месте своего сочинения ал-Мас'уди называет «Русским» не только Азовское, но и Черное море [al-Macoudi. Les Prairies d'or, t. II, p. 24-25; Минорский В. Ф. История, с. 201]. Он также говорит о плаваниях, которые совершали русы в Константинополь и Испанию, где, по утверждению ученого, они нападали на город Севилью [al-Macoudi. Les Prairies d'or, 1.1, p. 364-365; см. комментарий данного сообщения: Калинина Т. М. Ал-Мас'уди, с. 16-22; она же. Арабские ученые, с. 190-210]. Последнее сообщение ал-Мас'уди, как полагают его исследователи, восходит к материалам арабского историка и географа второй половины IX в. ал-Йа'куби, рассказывавшего о нападении русов на Севилью в 844 г. [BGA, t. VII, р. 354; о толковании этого известия в литературе см.: Семенова Л. А. Русы, с. 118-134]. О морских походах русов в ал-Андалус есть данные и у Ибн Хаука-ла, знавшего омейядскую Испанию по личным впечатлениям [BGA2, fasc. II, p. 78]. По всей вероятности, этот известный ал-Идриси из арабской литературы комплекс данных об активной деятельности русов в бассейне Черного моря, соединившись, с одной стороны, с представлением о связи «Русской реки» с Черным морем, а с другой — с современными ему сведениями мореплавателей о портовом городе под названием «Росия», и побудили его считать Керченский пролив устьем «Русской реки».
Сложный состав рассказа ал-Идриси обесценивает всякие попытки отождествления «Русской реки» с каким-либо конкретным географическим объектом на территории Восточной Европы. Таким образом, вместо привычной локализации, опирающейся на принцип «одно наименование — один объект», представляется более целесообразным дать развернутое определение нашему гидрониму и рассматривать «Русскую реку» как совокупность речных путей, посредством которых можно было пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении. Если в арабо-персидских сочинениях X в. гидроним «Русская река« отражал связь древнерусских земель с Волжским путем, то в XII в. он стал для мусульманских ученых символом водного сообщения между севером и югом Восточной Европы. Не случайно ал-Идриси не приводит никаких данных о среднем течении «Русской реки», обозначая лишь крайние точки этой водной магистрали: города Керченского пролива с одной стороны и населенные пункты Новгородской Руси — с другой. И это притом что ал-Идриси — единственный из арабских географов, кому были известны многие древнерусские города, стоящие вдоль речных путей и волоков, соединявших Черное и Балтийское моря [OG, р. 912-913, 955, 957].
Кукайа — В литературе встречаются два толкования данного оронима, тесно связанные с трактовкой тем или иным исследователем гидронима «Река Русиййа». Те ученые, которые отождествляют реку Русиййа с Кубанью, видят в названии «Кукайа» обозначение Кавказских гор [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 215-216]; другие же, рассматривающие реку Русиййа как обозначение Дона или Северского Донца, сопоставляют гору Кукайа со Среднерусской возвышенностью [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24; Недков Б. България, с. 149, коммент. 326; к ним присоединился и В.М.Бейлис, сделавший, правда, существенную оговорку, что описание горы Кукайа само по себе не может относиться к Среднерусской возвышенности [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 212]). Что касается наименования «Кукайа», то Б. А. Рыбаков возводит арабскую форму к топониму «Куколов лес», отмеченному в верховьях Оскола в древнерусском источнике XVII в. «Книга Большому чертежу» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 24].
Оба предложенных толкования вызывают возражение прежде всего потому, что стремление увидеть за этим оронимом конкретный географический объект приходит в противоречие с информацией источника. Трудно представить себе, чтобы определения, используемые ал-Идриси для характеристики горы Кукайа («большая», «очень высокая», недоступная «из-за сильного холода и глубокого вечного снега на ее вершине»), можно было бы связать с местом, где лежат истоки Дона и Северского Донца, — со Среднерусской возвышенностью, где самые высокие точки не достигают и 300 м. Сопоставлять же гору Кукайа с Кавказским хребтом, на северных склонах которого начинается р. Кубань, мешают два обстоятельства: во-первых, направление течения Кубани — с юга на север, в то время как «Русская река», согласно ал-Идриси, течет с севера на юг; во-вторых, упоминание оронима Кукайа в одном контексте с гидронимами и этнонимами, прочно связываемыми в мусульманской традиции с северо-восточными районами ойкумены.
Гора Кукайа кроме рассматриваемой секции упоминается в сочинении ал-Идриси еще трижды [OG, р. 846-847, 916, 959]. Все сведения о ней помещены в тех разделах сочинения, где дано описание северных и северо-восточных областей Земли, — в 9-й секции V климата (в рассказе о тюркских народах, обитавших вокруг оз. Тихама), в 6-й секции VI климата (при вторичном упоминании об истоках реки Русиййа), а также в 6-й секции VII климата (где гора локализуется к северу от Волжской Булгарии). Картографическое изображение горы Кукайа на секционных картах «Нузхат ал-муштак» не оставляет сомнений в том, что в представлении ал-Идриси эта гора лежала далеко на севере: на картах 5-7-й секций VII климата гора Кукайа изображена в виде протяженной горной цепи, опоясывающей крайний северо-восток ойкумены [MA, Bd. VI, Taf. 65-67].
В сообщении о горе Кукайа из настоящей секции можно выделить несколько пластов информации. Во-первых, общегеографическое представление о труднодоступных заснеженных окраинах ойкумены. Во-вторых, связанные с этим представлением названия из арабской космографической традиции — Иаджудж и Маджудж (см. ниже, коммент. 45), «Море Мрака» и «Смолистое море» (см. ниже, коммент. 46), т.е. те части Мирового океана, которые омывали крайний север и северо-восток ойкумены. В-третьих, само название Кукайа, не имеющее ничего общего с русской топонимией и восходящее, как установлено, к наименованию Рифейских гор у античных географов [MA, Bd. I, Н. 2, S. 49; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 170; Бейлис B. M. Ал-Идриси (XII в.), с. 212], которое само, в свою очередь, является сложным оронимом, не сводимым к определенному орографическому объекту [Сиротин С. В. Рифейские горы, с. 21-31; он же. Проблемы, с. 9-14; Подосинов А. В. Мнимые реальности, с. 187]. Таким образом, гору Кукайа невозможно отождествить с каким-либо конкретным географическим объектом. Это собирательный образ, созданный ал-Идриси из разнородной информации и воплощающий представление об отдаленных северных территориях, труднодоступных для человека.
Йаджудж и Маджудж — библейские Гог и Магог, враждебные людям существа, обитающие на востоке Земли, с пришествием которых в день Страшного суда наступит конец света (Быт. 10, 2; Иез. 38-39; Откр. 20, 7). Апокалиптическая легенда о Гоге и Магоге имела широкое распространение не только на Западе, но и на Востоке, где она была связана с мотивами «Романа об Александре», в котором рассказывалось о деяниях Александра Македонского в Азии. К сирийским версиям «Романа об Александре» восходит образ коранического Зу-л-Карнайна [Пиотровский М. Б. Зу-л-Карнайн, с. 78-79], построившего стену для защиты от Иаджуджа и Маджуджа (Коран 18:83 / 82-102; 21:96). Представление о наличии стены, сдерживающей Иаджуджа и Маджуджа, поддерживалось благодаря хорошему знакомству арабо-персидских географов и путешественников с Великой Китайской стеной, воздвигнутой для защиты от набегов кочевников [Fraehn С. М. Ibn Fozlan, S. XIX-XX; Goeje M. J. De Muur; Пиотровский М. Б. Йаджудж и Маджудж, с. 119]. Высказывается также предположение, что под этой стеной мусульманские авторы могли подразумевать укрепления Дербента [Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifzuge, S. 89-98; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 134-135] или один из горных проходов Урала [Zichy Е. Le voyage, p. 190-204].
Ал-Идриси упоминает о «стране Иаджуджа и Маджуджа» неоднократно (см. также [OG, р. 87, 843, 846, 849, 926, 933-935, 937-939, 962]), однако ни одно из данных сообщений не дает оснований для сопоставления этой страны с какой-то конкретной местностью, будь то Кавказ, Урал или степи Центральной Азии. Все сведения о «стране Иаджуджа и Маджуджа» помещены в тех разделах сочинения, где говорится о крайнем севере и северо-востоке ойкумены — в 10-й секции I климата, 9-10-й секциях V климата, 8-10-й секциях VI климата. Ал-Идриси признается, что сам он не располагал никакими новыми данными об этой стране и потому не смог ничего прибавить к тому, что о ней говорилось в «Географии» Птолемея [OG, р. 939].
Под «Смолистым» или «Смоляным» морем (***), рассматривавшимся как часть «Окружающего моря», ал-Идриси, как и другие арабские географы, подразумевал моря, омывавшие окраинные области ойкумены, в частности восток и северо-восток Азии (см. [OG, р. 85, 87, 962]).
Область, населенная народом н.бариййа, показана на прямоугольной карте ал-Идриси, на стыке 5-6-й секций VII климата [MA, Bd. VI, Taf. 65-66]. В нижнем течении «Русской реки» располагалась, судя по надписи на карте, Кумания, а в верховьях реки находилась страна, названная по имени живущего там народа, — Н.бариййа. В названии этой страны на картах разных рукописей — в отличие от текста, где написание наименования идентично (***), — очень неясная постановка диакритических точек при буквах нун и ба, что позволяет читать слово также как Б.нариййа или Б.йариййа.
В ходе продолжительной дискуссии об идентификации народа н.бариййа был предложен целый ряд конъектур для чтения этого этнонима. Первые исследователи данного фрагмента — И. Лелевель и К. Миллер полагали, что чтение должно быть исправлено на *Баназиййа (***), что, по их мнению, являлось арабской формой передачи топонима «Пенза» [Lelewel J. Geographie, t. ІІІ / IV, p. 190; MA, Bd. II, S. 153]. Графически эта конъектура выглядит как вполне возможная, учитывая неясное чтение двух первых графем названия на картах, а также идентичное написание букв ра и за, отличающихся только одной диакритической точкой. К. Миллер считал Баназиййю полумифической страной и помещал ее в «мордовских лесах». Эта точка зрения не нашла последователей в силу ее очевидной исторической несостоятельности, поскольку во времена ал-Идриси топоним «Пенза» был неизвестен даже русским летописцам, не говоря уже об ученом из далекого Палермо.
О. Талльгрен-Туулио предложил конъектуру *Б.йармиййа (***), которая опирается на одно из чтений названия этой страны на картах «Нузхат ал-муштак» — Б.йариййа (***) — и предполагает замену буквы йа на мим. По мнению ученого, речь идет о Бьярмаланде (Bjarmaland) — области, многократно упоминаемой в различных древнескандинавских источниках ІХ-XVІ вв. и находившейся, по представлениям скандинавов, на севере Восточной Европы (различные точки зрения на локализацию Бьярмаланда см. [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 197-200; Джаксон Т. Н. Русский Север; она же. Этот таинственный и загадочный Бьярмаланд; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 37-46, 96-98, 180-181; она же. Бьярмаланд, с. 84-86]). О. Талльгрен-Туулио полагал, что источником сведений для ал-Идриси об этой земле и ее народе послужили фрагменты скандинавских саг и скальдической поэзии, дошедшие до сицилийского географа в пересказе информаторов, от которых он получил данные и о других народах Северной Европы. Возможность передачи таких сведений О. Талльгрен-Туулио видит в неплохой информированности ал-Идриси о тех районах Северной Европы, которые имели тесные связи с Бьярмией, например о Финнмарке. Он не исключает также возможности получения сведений от купца-путешественника, проехавшего от Черного моря по рекам Восточной Европы в северные русские земли [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 172, 174].
Б. А. Рыбаков, незнакомый с исследованием О. Талльгрен-Туулио, полагал, что под наименованием загадочного народа и его страны скрывается населявшее Северскую землю восточнославянское племя северян [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 23-24]. Эту идею впоследствии поддержал Б. Недков, предложивший конъектуру *Сабарина (***) [Недков Б. България, с. 102-103, 150, коммент. 328]. Несмотря на уязвимость данной конъектуры из-за большой разницы в написании первой графемы (нун и син), впоследствии она вошла в полное издание «Нузхат ал-муштак», где соответствующий фрагмент готовил к публикации Т. Левицкий.
О. Прицак, соглашаясь с Б. А. Рыбаковым и Б. Недковым относительно географической локализации народа н.бариййа, считал, что данное известие ал-Идриси относилось к кругу информации IX в., когда, по мнению О. Прицака, основными передатчиками сведений о Восточной Европе для арабов были тюркоязычные жители Волжской Булгарии. Восстанавливая возможную протобулгарскую форму этнонима, О. Прицак пришел к заключению, что речь могла идти об области Леведия (Λεβεδια), о которой сообщает Константин Багрянородный в X в. [Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27]. Конъектура О. Прицака *Labadiyya (***) вызвала возражения у востоковедов, отмечавших искусственность этого построения, поскольку название «Лебедия» не было связано с этническим именем [Бейлис В. М. К вопросу о конъектурах, с. 65-66].
Из всех предложенных толкований лишь гипотеза О. Талльгрен-Туулио, который связал рассматриваемый этноним с северными областями Восточно-Европейской равнины, позволяет дать удовлетворительные объяснения если и не всем, то по крайней мере нескольким наименованиям из шести городов, принадлежавших народу н.бариййа (о локализации городов см. ниже, коммент. 48). Однако и у точки зрения О. Талльгрен-Туулио есть уязвимое место. Его отождествление народа н.бариййа с бьярмами (др.-исл. bjarmar, др.-англ. beormas) основывается на предположении о том, что сведения об этом народе, его названии и принадлежащих ему городах должны восходить к одному источнику информации, в данном случае — к рассказам скандинавов о поездках в Бьярмию. Очевидно, что О. Талльгрен-Туулио исходил из расширительной трактовки древнескандинавского хоронима «Бьярмаланд» (Bjarmaland) как собирательного понятия, которым обозначались обширные территории в северной части Восточной Европы от Кольского полуострова до Ладожского озера, населенные финно-угорскими племенами [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 197-200; Джаксон Т. Н. Русский Север, с. 58-67; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 37-45; 96-98]. Однако даже если согласиться с предложенной им интерпретацией наименований шести городов, принадлежавших народу н.бариййа, то окажется, что как минимум половина из них — Новгород, Великие Луки, Муром — выходит за рамки региона, охватываемого понятием «Бьярмаланд». Уже одно это обстоятельство, как мне кажется, делает весьма уязвимым отождествление народа н.бариййа с бьярмами.
Поддержать точку зрения О. Талльгрен-Туулио трудно еще и в силу следующих соображений. Велика ли была в принципе вероятность того, что какие-либо сведения о хорониме «Бьярмаланд» или этнониме «бьярмы» могли достичь ал-Идриси? Имеющиеся в «Нузхат ал-муш-так» сообщения об омывающих Восточную Европу морях включают в себя фрагмент лоции с описанием плавания от северного побережья Руси на северо-запад: «Что касается западного края Моря Мрака, то он граничит с северной [стороной страны] ар-Русиййа, отклоняется в северном направлении, затем поворачивает на запад, а за этим поворотом уже нет никакого прохода [для мореплавателей]» [OG, р. 957]. Наиболее вероятным источником сведений об этом маршруте могли быть сообщения скандинавских мореплавателей, ездивших в Бьярмаланд (подробнее см. [Коновалова И. Г. Восточная Европа, с. 73-74]). Однако единственным хоронимом, фигурирующим в приводимом ал-Идриси отрывке лоции, является «Русь», в то время как о Бьярмаланде никаких упоминаний нет. Таким образом, на примере единственного раздела сочинения, где можно было бы ожидать присутствия данных о Бьярмаланде, очевидна маловероятность того, что ал-Идриси был знаком с хоронимом «Бьярмаланд» или этнонимом «бьярмы». Кроме того, нетрудно заметить большие отличия в характере информации о Бьярмаланде в древнескандинавских источниках, с одной стороны, и в сообщениях ал-Идриси о народе н.бариййа и его городах — с другой. Во-первых, в древнескандинавских памятниках ничего не говорится о существовании городов у бьярмов, упоминаются только безымянное «торговое место» (kaupstadr) да капище верховного бьярмий-ского божества [Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (первая треть XI в.), с. 63-65, 75-78, 174-177; Глазырина Г. В. Исландские викингские саги, с. 44-45, 150-157, 180-187]. Напротив, у ал-Идриси названы шесть городов страны н.бариййа, причем данные о них весьма конкретны. Во-вторых, в древнескандинавских рассказах о Бьярмаланде упоминается только одна, впадающая в Белое море, река — Вина (Vina), отождествляемая с Северной Двиной Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (середина XI — середина XIII в.), с. 278-279], а у ал-Идриси речь идет о шести реках, которые, сливаясь в одну, текут не на север, а на юг, к Черному морю. Сама река, в бассейне которой располагались города страны н.бариййа, носит у ал-Идриси название «Русской», что можно рассматривать как косвенное свидетельство принадлежности всех шести городов к землям Руси. Да и ал-Идриси, как это следует из приводимых им данных, всю территорию севера Восточной Европы считал относящейся к Руси — недаром он утверждал, что северной границей Руси являлось «Море Мрака» (Северный Ледовитый океан), а о животных, водившихся в бассейне р. Кеми, говорил, что они обитали на Руси. Поэтому, по моему мнению, этноним н.бариййа следует связывать не с Бьярмаландом, а с Новгородской Русью. В таком случае наименование н.бариййа можно рассматривать как передачу др.-рус. Новъгородъ или возводимого к древнерусской форме топонима Nogardar, встречающегося в скандинавских памятниках, в частности в сагах о древних временах [Древнерусские города, с. 13, 172, 174; Глазырина Г. В. География, с. 231; Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги как источник, с. 149]. Графически названия Новъгородъ / Nogardar близки написанию этнонима н.бариййа в «Нузхат ал-муштак»: *** < * *** Локализация народа н.бариййа в Новгородской Руси, в отличие от гипотезы Б. А. Рыбакова и Б. Недкова, позволяет найти объяснение почти всем названиям городов, отвечает указанию ал-Идриси на северное расположение этой территории, учитывает данные обоих произведений географа и восполняет тот противоестественный пробел в данных, который имеется в «Нузхат ал-муштак» относительно Новгородской Руси.
На прямоугольной карте ал-Идриси на стыке 5-6-й секций VII климата в полном соответствии с данными текста показана впадающая в Черное море «Русская река», а между шестью ее истоками, текущими с расположенной на крайнем севере горы Кукайа, обозначены и шесть городов. Карты с изображением «Русской реки» и шести городов народа ан-н.бариййа дошли в составе рукописей Р, О, К и частично L. Соответствующие фрагменты изданы К. Миллером [MA, Bd. VI, Taf. 65-66] и О. Талльгрен-Туулио ([Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi]; транскрипцию названий см. [MA, Bd. II, S. 153; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 31, 42-43]). Названия городов таковы (с запада на восток): 1) Лука — (*** — Р, L, О); 2) Ас.т.р.куса (*** — P; в рукописи L вместо буквы вав стоит ра — Ас.т.р.к.р.са; в списке О буква та заменена на ба, а вав — на фа — Ас.б.р.к.ф.са); 3) Б.руна — (*** — Р); 4) Бус. да — (*** — Р; в рукописи L первая буква написана нечетко и может быть принята за лам — Лус.да; в рукописи О все название написано крайне неразборчиво); 5) Х.рада (*** — Р; в рукописи О — Х.т.рада или Х.т.рара; в списке К — Бу'рада); 6) Аб 'ада (***, с нечетко написанной в рукописях Р и L буквой ба, которую можно принять за лам — .л'ада), Ан.када — (*** — О) или Ал.гада (*** — К).
Помимо «Нузхат ал-муштак» информация об этих шести городах имеется и в другом труде географа, так называемом «Малом Идриси», представляющем собой сокращенную авторскую редакцию основного сочинения ал-Идриси. Сведения, содержащиеся в «Малом Идриси», несколько отличаются от тех, которые имеются в «Нузхат ал-муштак» и, что очень важно, существенно дополняют последние. Само название народа ан-н.бариййа не встречается в «Малом Идриси» — ни в тексте, ни на карте. Однако в тексте упоминаются города, названия которых позволяют уверенно отождествить их с городами народа ан-н.бариййа, нанесенными на карту к «Нузхат ал-муштак». При этом данные о пяти городах со сходными названиями приводятся не сами по себе, а в составе дорожников: «От [города] Суну, что в земле маджусов, на восток до города Ас.т.р.куса (*** — К; в рукописи D предпоследняя графема — мим) сто миль. От него до [города] Нусида (*** — К; *** — D) — восемьдесят миль, а от Нусида до [города] Ал'ада (***) — сто миль. Все эти три города, относящиеся к [земле] маджусов, расположены на реке Бул.га (*** — К; в списке D первая графема — мим), также как и город Лука (***), от которого до [...] (Лакуна в тексте) миль. От [города?] Буг.рада (*** — К; *** — D) до [города] Ал'ада один день пути» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 43; MA, Bd. II, S. 153]. На карте «Малого Идриси» к 5-й секции VII климата обозначены все шесть интересующих нас городов. Они расположены не между истоками «Русской реки», как в «Нузхат ал-муштак», а в приморском районе, омываемом «Морем Мрака». Гора Кукайа остается к северо-востоку от них. Между значками городов, разделяя их на две группы (по три значка к западу с одной стороны, и к востоку — с другой), показана безымянная река, впадающая в море. В написании названий городов на карте «Малого Идриси» имеются некоторые особенности по сравнению с написанием названий в «Нуз-хат ал-муштак»: 1) Бука (***); 2) Ас.т.р.куда (***); 3) Б.руни (***); 4) Бунида (***); 5) Бу'рада (***); 6) Ал.гада (***) [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 43; MA, Bd. II, S. 153].
Что касается идентификации шести городов, то было выдвинуто несколько гипотез. Предложенный И. Лелевелем и К. Миллером вариант локализации городов столь же бездоказателен, как и выдвинутая ими конъектура Баназиййа. Все города они ищут в мордовской топонимии, выбирая из нее наиболее созвучные, на их взгляд, названия — Саранск, Инсар, Ардатов, Темников и др. [Lelewel J. Geographic t. III / IV, p. 190; MA, Bd. II, S. 153], нимало не смущаясь тем, что всех этих населенных пунктов в XII в. не было, а если и существовали какие-то поселения на их месте, то не столь значительные, чтобы стать известными за пределами своей округи.
О. Талльгрен-Туулио предложил локализовать города на севере Восточно-Европейской равнины. Топоним х.т.р.куса он связал с упоминаемым в латиноязычных источниках наименованием Ostrogard. О. Талльгрен-Туулио полагал, что это распространенное среди датчан название Руси ал-Идриси принял за имя древнерусского города, которое в арабской передаче могло звучать как *Уструкарда [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176]. Топоним, имеющий несколько вариантов написания — .б'ада, .н.када, .л.гада, .л'ада, — О. Талльгрен-Туулио свел к первоначальному *Алнага и отождествил с наименованием города Онега в устье одноименной реки [ibid., р. 185-187]. Город Лука исследователь предложил сопоставить с каким-либо ойконимом Верхневолжья типа «Луги», «Великие Луки» и т.п. Основанием для такой локализации он считал упоминание «Малого Идриси» о том, что этот город стоит на реке Булга, т. е. на Волге [ibid., р. 175]. Топоним Б.руна О. Талльгрен-Туулио рассматривал как обозначение Мурома и возводил написание названия к начальной форме *Мурума [ibid., р. 176-177]. Под наименованием Бу'рада (Х.рада, Х.ш.рада, X.m.papa, Буг.рада, Бух.рава), по мнению исследователя, подразумевался Новгород [ibid., р. 188-189]. Наконец, название последнего города, Бус.да (Бунида), было соотнесено им с этнонимом «югра» [ibid., р. 178]. К достоинствам работы О. Талльгрен-Туулио следует отнести прежде всего то, что он ввел в научный оборот маршрутные данные из «Малого Идриси», благодаря которым локализация городов народа ан-н.бариййа могла быть хотя бы в какой-то мере поставлена на реальную почву. Сам О. Талльгрен-Туулио не сделал попытки соотнести данные «Малого Идриси» с теми сведениями о народе ан-н.бариййа, которые имелись в «Нузхат ал-муштак». Проведение такого сопоставления должно было явиться логическим продолжением работы О. Талльгрен-Туулио, однако в силу ряда причин последующая историография данного вопроса развивалась вне всякой связи с его исследованием.
Вслед за О. Талльгрен-Туулио к сообщению ал-Идриси о городах народа ан-н.бариййа обратился Б. А. Рыбаков. Публикация финского востоковеда осталась ему неизвестной, поэтому, не зная данных из «Малого Идриси», все свои усилия он сосредоточил на анализе материала из «Нузхат ал-муштак». Б. А. Рыбаков в локализации городов исходил из того, что их необходимо искать в бассейне «Русской реки», которую он отождествил с Северским Донцом, а гору Кукайа — со Среднерусской возвышенностью. Б. А. Рыбаков отметил, что рассказ о «Русской реке» и шести городах привязан к упоминанию в дорожнике о Тмутаракани и потому, возможно, имеет к району Тамани какое-то отношение. Источник сведений ал-Идриси о народе ан-н.бариййа, по мнению Б. А. Рыбакова, мог восходить к рассказу путешественника, хорошо знавшего бассейн верхнего Донца. Б. А. Рыбаков учел то, что у ал-Идриси идет речь об укрепленных городах, и предложил искать их в районе салтовских городищ IX в., располагавшихся в верховьях Северского Донца и его притоков. Города были идентифицированы им следующим образом (в транскрипции Б. А. Рыбакова, опиравшегося не на оригинальный текст ал-Идриси, а на его французский перевод П. А. Жобера): Сарада — Салтовское городище, Лука — одно из городищ в районе г. Валки (в верховьях р. Можа), Абкада — «где-то западнее Оскола». Остальные города предположительно соответствовали летописным Шаруканю (Астаркуза), Сугрову (Бусара) и Балину (Баруна) [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 20-25]. Таким образом, в локализации Б. А. Рыбакова ни один из городов не поддается уверенному отождествлению. Найти лингвистическое объяснение названий городов, которое соответствовало бы гипотезе Б. А. Рыбакова, невозможно. Это самый существенный недостаток его концепции. Не случайно О. Прицак, согласившийся с Б. А. Рыбаковым в части локализации городов народа ан-н.бариййа в бассейне Северского Донца, тем не менее отказался от попыток объяснить наименования городов и определить их более точное местонахождение [Pritsak О. From the Sabirs to the Hungarians, p. 27-28].
Работа Б. А. Рыбакова оказала большое воздействие на всю последующую историографию рассматриваемого вопроса. Публикация О. Талльгрен-Туулио осталась в тени, и все авторы, обращавшиеся к фрагменту ал-Идриси о народе ан-н.бариййа, пользовались выводами Б. А. Рыбакова уже не как гипотетическими, а как вполне доказанными [Недков Б. България, с. 103, 150; Кожемякин А. В. Подонье, с. 182; и др.]. Единственным исключением является статья В. М. Бейлиса, где автор при переводе данного отрывка отмечает обе конъектуры — О. Талль-грен-Туулио и Б. А. Рыбакова, — подчеркивая тем самым гипотетичность как той, так и другой [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 213].
Локализация городов народа ан-н.бариййа в районе Северского Донца, как уже отмечалось в литературе, не позволяет объяснить происхождение названий хотя бы некоторых из них. Если, по мнению Б. А. Рыбакова, информатор, сообщивший ал-Идриси об этих городах, хорошо знал бассейн верхнего Донца, то почему все до одного наименования городов из его рассказа оказались искаженными до неузнаваемости? Кроме того, точное местонахождение самих городов Шаруканя, Сугрова и Балина, с которыми Б. А. Рыбаков предложил отождествить города народа ан-н. бариййа, до сих пор не установлено [Плетнева С. А. Печенеги, торки, половцы, с. 221; она же. Половцы, с. 61-62]. Кто населял эти города в бассейне Северского Донца в XII в.? Согласно Б. А. Рыбакову, это были северяне, потомки древнерусского племени севера. Действительно, Северский Донец входил в территорию расселения северян, но был ее периферийным районом, а в основном северяне занимали земли Подесенья, Посеймья, бассейна Ворсклы и Пела, верховьев Сулы [Седов В. В. Восточные славяне, с. 133; Багновская Н. М. Этническая история, с. 12, 15]. Лесостепные верховья Северского Донца были окраинным, пограничным районом русских княжеств, а в степной части бассейна Донца господствовали половцы. Местное население в бассейне Северского Донца в XII в. было, как и в любом пограничном районе, служившем ареной перманентных военных действий, немногочисленным и неоднородным. Наряду со славянами, южная граница расселения которых не выходила за пределы лесостепи, там жили аланы и половцы [Плетнева С. А. Донские половцы, с. 255, 260; она же. Половцы, с. 60-61; Шрамко Б. А. Древности, с. 329]. Города Шарукань, Сугров и Балин в начале XII в. были до основания разрушены в результате походов русских князей 1111 и 1116 гг. и больше не восстанавливались [ПСРЛ, т. II, стб. 266, 284; Плетнева С. А. Донские половцы, с. 261]. Маловероятно, чтобы пограничный район с редким и разноэтничным населением мог стать предметом рассказа об отдельном народе, каким этот рассказ является у ал-Идриси. К тому же территория, заключенная между притоками Северского Донца, — это сравнительно небольшая область радиусом около 100 км. Приведенные же в «Малом Идриси» дорожники с указанием расстояний между городами свидетельствуют о том, что речь шла о более значительной по размерам территории. Кроме того, не в пользу бассейна Северского Донца говорит и настойчивое помещение народа ан-н.бариййа в северных районах Восточной Европы, ясно выраженное автором как в тексте, так и на карте «Нузхат ал-муштак». Да и среди дорожников «Малого Идриси» нет ни одного, который хотя бы отдаленно мог свидетельствовать о южных связях рассматриваемых городов. Как раз наоборот — согласно «Малому Идриси», маршрут в города народа ан-н.бариййа ведет из земли маджусов, которая, по данным ал-Идриси, располагалась куда ближе к Балтийскому морю, нежели к Черному.
Рассказ о народе ан-н.бариййа, по замыслу ал-Идриси, должен был войти в 5-6-й секции VII климата. О чем говорится в этих секциях «Нузхат ал-муштак»? Все они посвящены описанию северных областей Руси и Волжской Булгарии. В 5-й секции VII климата, в частности, присутствует сообщение о том, что на севере границей Руси было «Море Мрака», т.е. моря Северного Ледовитого океана [OG, р. 957]. Таким образом, отнесение городов народа ан-н.бариййа к северным районам Восточной Европы у ал-Идриси выражено совершенно определенно. И в «Малом Идриси» рассказ о городах, фигурирующих на карте «Нузхат ал-муштак», помещен именно там, где он должен был бы находиться в основном произведении, — в 5-й секции VII климата. Расположение интересующих нас городов не где-нибудь, а в северной части Восточно-Европейской равнины подтверждает и уже упоминавшееся соседство с землей маджусов. Косвенным свидетельством северной локализации городов народа ан-н.бариййа является отсутствие в «Нузхат ал-муштак» каких-либо параллельных данных о торговых центрах Северной Руси, хотя сведения такого рода, по всей вероятности, должны были попасть к ал-Идриси — ведь он жил и работал над своим сочинением в Сицилийском норманнском королевстве, где мог получить от скандинавских информаторов ценные сообщения о странах и народах Скандинавии и связанных с ними районах Северной Руси. На фоне богатой информации о Скандинавских странах и Прибалтике в «Нузхат ал-муштак» отсутствие более или менее подробных сведений о Новгородской Руси выглядит досадной и неестественной лакуной. О том же, что ал-Идриси действительно пользовался сообщениями скандинавских купцов и мореплавателей о северных русских землях и торговых городах этого региона, можно заключить по отдельным данным «Нузхат ал-муштак». Во-первых, однажды на страницах сочинения ал-Идриси упоминается Новгород, причем по арабскому названию города восстанавливается его скандинавская форма — Хольмгард (Holmgardr) [OG, p. 955; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 139-141]. Во-вторых, описывая Норвегию, ал-Идриси приводит данные, свидетельствующие о существовании торгово-промысловых связей между скандинавскими территориями и северными русскими землями: говоря об обитающих в Норвегии животных, ал-Идриси сравнивает размеры местного бобра с размерами бобров, водившихся на Руси в бассейне р. Кемь [OG, р. 952; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 106-107]. Наконец, описание северного побережья Руси у ал-Идриси представляет собой фрагмент лоции, восходящей, по всей вероятности, к сведениям скандинавских мореплавателей [OG, р. 957; Коновалова И. Г. Арабские географы, с. 87-88].
В пользу локализации городов народа ан-н.бариййа в северных областях Руси говорят и убедительные чтения, предложенные О. Талльгрен-Туулио для приводимых ал-Идриси форм ойконимов. О. Талльгрен-Туулио полагал, что распространенное у датчан наименование Руси — Ostrogard — географ мог по ошибке принять за название города [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176.]. Такая интерпретация топонима со стороны ал-Идриси была вполне возможной, если учесть его этимологию: Austrgardr — «Восточный город» (о древнескандинавских топонимах, производных от слов aust- «восток» и gardr — «город», подробнее см. [Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги (середина XI — середина XIII в.), с. 274-276, 281-285, 287-290; Джаксон Т. Н. Austr i Gordum]), а также вспомнить, что у Адама Бременского в одном из отрывков упоминается «Острогард Руси» (Ostrogard Ruzziae). У Адама говорится, что от г. Юмна (Волина) 14 дней плавания до Острогарда Руси (см. [Adam Brem. II, 22; Латиноязычные источники, с. 131, 136]), где под «Острогардом» по контексту должно подразумеваться именно название города. По мнению ряда исследователей, под наименованием Ostrogard средневековых западноевропейских источников следует понимать, скорее всего, Новгород (историографию см. [Латиноязычные источники, с. 146-147]). В «Малом Идриси» пункт .с.т.р.куса назван городом, расположенным в 100 милях (более 150 км) от земли маджусов. Это примерно соответствует расстоянию до Новгорода от Эстонии, территория которой, согласно ал-Идриси, находилась в непосредственной близости от земли маджусов. Кстати сказать, отдельные детали рассказа ал-Идриси об Астланде перекликаются с сообщением Адама Бременского об этой стране. Оба они сообщают, что она находилась неподалеку от островов мужчин и женщин (Адам говорит только о земле женщин) [OG, р. 954; Adam Brem. IV, 17; Латиноязычные источники, с. 134, 142]. Адам, как и ал-Идриси, называет жителей Астланда язычниками [Adam Brem. IV, 17; Латиноязычные источники, с. 134, 142]. Представление о народах Прибалтики как о язычниках было вообще весьма распространено в западноевропейской средневековой литературе (см., например, [Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 75, 78, 79, 83, 84, 86, 87; Джаксон Т. Н. Язычники и христиане, с. 14-16]). Поэтому нельзя исключать возможность того, что в «Малом Идриси» позаимствованное из книжной традиции название «Острогард» для обозначения города употреблено географом не по ошибке, а вполне сознательно. Это, однако, не означает, что в наименовании «Острогард» у ал-Идриси следует видеть обязательно Новгород, поскольку для обозначения последнего и в основном сочинении ал-Идриси, и в «Малом Идриси» употребляются другие названия. Ойконим, встречающийся в написании Бу'рада (Х.рада, Х.т.рада, Х.т.рара, Буг.рада, Бух.рава) и сводимый к первоначальной форме *Нуграда, отражает один из вариантов латинизированной формы русского названия Новгорода — Nogardia, Novogardia, Novgardus и т. п., — распространенной в средневековых западноевропейских источниках, в том числе картографических (см., например, [Чекин Л. С. Картография, с. 143; Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 79, 87; Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь, с. 87, 88, 90, 93-105, 107, 283, 286]). От этого города на расстоянии одного дня пути находился еще один город — .б'ада, .н.када, .л.гада, .л'ада, который О. Талльгрен-Туулио отождествил с Онегой (*Алнага). На мой взгляд, более предпочтительна начальная форма *Алдага, восходящая к древнескандинавскому обозначению Старой Ладоги Aldeigja [Древнерусские города, с. 17], и отождествление этого города с Ладогой. Такая локализация больше соответствует цифровым данным «Малого Идриси», хотя и в этом случае указанное в источнике расстояние (один день пути) между городами несколько меньше, чем на самом деле между Новгородом и Ладогой. Город Лука точной локализации не поддается, поскольку не указаны расстояния между ним и какими-либо иными пунктами. Правда, этот город ал-Идриси связывает с Острогардом и Ладогой общим водным путем: согласно «Малому Идриси», все три города стоят на Волге, что подразумевало не столько их расположение непосредственно на волжских берегах, но просто включенность в систему балтийско-волжских торговых путей. Предположительно можно отождествить город Лука с городом Великие Луки, который был связан с Новгородом и Ладогой удобным водным путем по р. Ловати и в окрестностях которого обнаружены большие клады дирхемов, восточные изделия из металла и другие находки [Древняя Русь, с. 390, 402]. Еще один топоним — Б.руна (графика названия во всех рукописях одинакова, только над буквой нун не всегда проставлена точка) — нанесен на карты к обоим сочинениям, но не фигурирует среди маршрутных данных «Малого Идриси», что, естественно, затрудняет его локализацию. Графически это наименование можно рассматривать как искаженное *Мурума, а сам город отождествить с городом Муромом, как предложил О. Талльгрен-Туулио. В поддержку такой локализации говорят включенность Мурома, расположенного на р. Оке, в систему волжско-балтийских связей и его заметная роль в торговле с Востоком [Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь, с. 180]. Муром, как известно, входил в число городов, хорошо знакомых скандинавам, которые называли его «Морамар» (Moramar) [Древнерусские города, с. 120, 176-177]. Форма наименования, использованная ал-Идриси, свидетельствует о том, что информацию о Муроме он мог получить как от русского, так и от скандинавского купца или путешественника. Наконец, шестой топоним — Бус.да, Бунида, Бусида — по мнению О. Талльгрен-Туулио, был не названием населенного пункта, а служил для обозначения северного народа югра — *Йугра. Действительно, сведения об этом народе могли дойти до ал-Идриси, так как югра были известны его арабским современникам. Например, проживший немало лет в разных местах Восточной Европы младший современник ал-Идриси испано-арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати писал в своем сочинении, что «на Море Мрака есть область, известная под названием Йура» [Гарнати, с. 32]. Рассказы о походах новгородцев далеко на север, в том числе и к югре, были распространены в XI-XII вв. и в Новгороде, например летописный рассказ Гюряты Роговича конца XI в. [ПСРЛ, т. I. стб. 234-236; т. II, стб. 224-226], рассказы Новгородских летописей о походах новгородцев в Югру в XII в. и в более позднее время [ПСРЛ, т. III, с. 40-41, 97, 99, 425], где их мог услышать информатор ал-Идриси. Однако согласиться с предложенной О. Талльгрен-Туулио локализацией даже в качестве рабочей гипотезы трудно. Во-первых, она не безупречна графически: нельзя не заметить большую разницу между буквами син в наименовании города у ал-Идриси и гайн в арабской передаче этнонима. Во-вторых, ал-Идриси (или его информатор) был, безусловно, убежден в том, что речь идет о топониме, а не об этнониме: географ называет этот пункт городом (мадина), помещает его на Волге, на расстоянии 80 миль от Острогарда и 100 миль от Ладоги. Поэтому стоит вести поиски города не на Северном Урале, а ближе к самому Новгороду, хотя в настоящий момент указать более определенный пункт не представляется возможным. Таким образом, города народа ан-н.бариййа я связываю с Новгородской землей (разумеется, за исключением Мурома).
Случайно ли совпадение в рассказе ал-Идриси о «Русской реке» — шесть истоков этой реки и шесть же городов в их бассейне? На мой взгляд, это является результатом собственных умозаключений нашего географа, переосмыслившего сообщения своих информаторов о шести городах, которые были связаны между собой единым речным путем. Информаторы ал-Идриси могли сообщить ему сведения лишь об отдельных участках реки; он же, выступая в роли картографа, был вынужден сводить полученные сведения воедино. Причем эти данные были не просто механически соединены, но подверглись редакторской обработке со стороны ал-Идриси. Она заключалась в том, чтобы объединить сведения различных источников о стоящих на реках северных городах с представлением о грандиозном водном пути, связывавшем между собой северные и южные районы Восточной Европы. В результате на карте географа появилось изображение огромной реки, протянувшейся с севера на юг до Черного моря.
В 5-6-й секциях VII климата, где можно было бы ожидать появления обещанного рассказа о городах народа ан-н.бариййа, ничего подобного не содержится. Эти разделы своего труда ал-Идриси посвятил характеристике северных областей Руси, Кумании и Волжской Булгарии [OG, р. 957-959]. Возможно, та часть текста, которую географ по каким-то причинам не ввел в «Нузхат ал-муштак» вопреки своему первоначальному намерению, сохранилась в составе «Малого Идриси». Не случайно в «Малом Идриси» сведения о городах находятся именно там, где они должны были бы быть в «Нузхат ал-муштак», — в 5-й секции VII климата. Можно сказать, что «Малый Идриси» и «Нузхат ал-муштак» в этой части взаимно дополняют друг друга: в «Нузхат ал-муштак» имеются описание народа ан-н.бариййа и названия подвластных ему городов, а в «Малом Идриси» сохранились данные, отсутствующие в основном сочинении ал-Идриси, — дорожники с указанием расстояний между этими городами.
Хотя словом джазира в арабском языке обозначается не только остров, но также полуостров или окруженный водой участок суши и на этом основании можно было бы предположить, что в рассказе географа об островах на самом деле идет речь о каких-либо прибрежных местностях: так, В.М.Бейлис отмечает, что слово «джазира» у ал-Идриси означает именно «остров», но вместе с тем полагает, что описание островов могло отражать и какие-то искаженные сведения о прибрежных местностях [Бейлис В. М. Ал-Идриси о портах, с. 72], однако текст и карта ал-Идриси [MA, Bd. VI, Taf. 55-56] недвусмысленно говорят о том, что в представлении ал-Идриси все шесть упомянутых им островов действительно являлись таковыми.
Остров Андисира некоторые исследователи предлагают отождествить с о. Березань, опираясь на то, что на карте ал-Идриси этот остров изображен напротив устья Днепра [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 13; Недков Б. България, с. 150, коммент. 329]. Замечу, что взаимное расположение островов на карте ал-Идриси мало согласовано с данными текста и не может быть надежной основой для локализации островов. Кроме того, принять это предположение мешает не только шаткость самого сопоставления названий Андисира и «Березань», но и данные ал-Идриси о другом острове — Саранба, который лежал к востоку от острова Андисира на расстоянии в два дня плавания и одновременно с этим был в одном дне плавания от Тмутаракани. Чтобы не прийти в противоречие с информацией об этих двух островах, остров Андисира следует искать не в Северо-Западном, а скорее в Северо-Восточном Причерноморье, к югу от Тмутаракани.
Шийуша — это единственное упоминание о населенном пункте с таким названием в сочинении ал-Идриси. Город не идентифицирован. По предположению Б. Недкова, этот топоним может быть искаженным наименованием Олешья [Недков Б. България, с. 150, примеч. 330].
Саранба — этот и другие острова остаются пока неидентифицированными. Наиболее вероятным районом их расположения является Северо-Восточное Причерноморье, которое было лучше всего известно информаторам ал-Идриси благодаря плаваниям в Тмутаракань. Не случайно три острова (Анбала, Саранба и Азала), по словам ал-Идриси, были связаны маршрутами плавания с Тмутараканью, а еще один — Гардиййа — вместе с островом Саранба лежал на пути в Трапезунд. В связи с сообщением ал-Идриси можно вспомнить, что несколько безымянных островов, расположенных вдоль побережья Зихии, называет и Константин Багрянородный [Константин, с. 174-177]. Сами описания островов, полные конкретных деталей, рисующих хозяйственную жизнь их поселений, не оставляют сомнений в том, что в основе рассказа ал-Идриси о шести островах лежали какие-то реальные впечатления его информаторов. Указание же расстояний между островами и крупными черноморскими центрами (Тмутараканью, Трапезундом, Херсонесом) позволяет заключить, что эти острова лежали на оживленных торговых путях и часто посещались купцами. Однако названия островов дошли до ал-Идриси, по всей вероятности, в сильно искаженном виде, что не позволяет надежно идентифицировать эти острова.
Агасубулис — город Ахтопол (см. коммент. 9 к 4-й секции VI климата).
Сармисиййа — Б. Недков сопоставляет топоним с греческим наименованием античного города Aquae Calidae (Θερμα), расположенного к западу от Анхиала, между Айтосом и Бургасом; под таким же именем этот населенный пункт был известен и на латинском Западе: его, в частности, упоминает Ж. Виллардуэн (Ferme) (историографию см. [Недков Б. България, с. 143, коммент. 275]).
Дисина — см. коммент. 20 к 4-й секции VI климата.
Данные ал-Идриси о древнерусских городах исходили от нескольких лиц. Об этом свидетельствуют разные формы приведенных географом топонимов — славянские и греческие, а также употребление информаторами различных единиц для измерения расстояний между городами — миль, переходов, дней пути. Сведения о городах довольно скудны. Нет подробных описаний городов; из упомянутых географом населенных пунктов каких-либо эпитетов типа «большой», «маленький», «многонаселенный» и т. п. удостоились лишь четыре города. При описании маршрутов, соединявших города друг с другом, почти ничего не говорится о приметах пути. Насколько можно понять, часть маршрутов пролегала по суше, а по берегу реки Днепр было расположено девять населенных пунктов — Бармуниса, Синубули, Кав, Баразула, Мулиса, Улиски, Баразлав, Канив, Мунишка. Говоря о движении по реке, ал-Идриси все время ведет речь только о Днепре, ничего не говоря о его притоках. О том, что о притоках Днепра географ не имел представления, свидетельствует и характер изображения реки на карте. Там Днепр показан в виде единого водного потока, берущего начало к северу от озера Тирма и текущего на юг, в Черное море; вдоль реки помечены топонимы (от истоков вниз по течению) Синубули, Мунишка, Бармуниса, Баразлае, Кав, Мулиса, Улиски [MA, Bd. VI, Taf. 55, 65]. Из упомянутых ал-Идриси Прусских городов два города — Зала и Галисиййа — охарактеризованы географом в другой секции сочинения как города Поднестровья (см. коммент. 32, 34 к 4-й секции VI климата); один город — Саклахи, — судя по карте, где он помечен не в 6-й, а в 5-й секции VI климата, должен относиться не к По-днепровью, а скорее к Поднестровью; два города — Луниса и Саска — были известны ал-Идриси только по названию, а для остальных 12 городов указаны также маршрутные данные.
Луниса. — Графика топонима и постановка диакритических точек во всех рукописях одинакова (***), огласовка «и» при третьей графеме имеется в рукописи А. И. Лелевель, К. Миллер и Т. Левицкий отождествили этот пункт с Любечем [Lelewel J. Geographic, t. III/IV, p. 170; MA, Bd. II, S. 150; Lewicki T. Polska, cz. II, s. 204-205]. Т.Левицкий предложил конъектуру *Лубаса (***), которая, оставляя графику названия неизменной, предполагает перестановку одной диакритической точки (вместо буквы ба — нун). Эта форма, по мнению Т.Левицкого, могла быть арабской транскрипцией как византийского, так и славянского имени города. Город Луниса нанесен на карту 4-й секции VI климата. Там он помечен среди городов Поднестровья, к северу от реки Днестр [MA, Bd. VI, Taf. 54]. Положение города на карте побудило Б. А. Рыбакова отождествить его не с Любечем, а с Луцком (Луческом), расположенным на одном из правых притоков Припяти, к северу от Днестра [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32]. Б.Недков не отдал предпочтения ни одной из упомянутых точек зрения на местонахождение города [Недков Б. България, с. 151, примеч. 335]. Замечу, что положение города Луниса на карте «Нузхат ал-муштак» соответствует его месту в списке русских городов в 5-й секции VI климата: город Луниса открывает этот перечень, где вслед за ним указаны города Поднестровья — Зала (при упоминаниях в 4-й секции VI климата — Зака или Зана), Саклахи и Галисиййа — и лишь затем начинается перечисление населенных пунктов Поднепровья. Луческ впервые упоминается в «Повести временных лет» под 1085 г. [ПСРЛ, т. I, стб. 205; т. II, стб. 197], а превращение его в городской центр археологи относят к концу XI — началу XII в. [Древняя Русь, с. 59]. Однако Луческ уступал Любечу в известности и как торговый, и как политический центр. Любеч являлся одним из древнейших русских городов, занимал выгодное географическое положение на днепровском торговом пути [Куза А. В. Малые города, с. 79], был известен в Византии [Константин, с. 44-45, 313], в связи с чем знакомство с ним информаторов ал-Идриси представляется вполне вероятным. Поэтому я полагаю, что данные ал-Идриси о городе Луниса следует относить скорее к Любечу, чем к Луческу.
Зала — Написание топонима идентично во всех рукописях: *** издатели исправляют на ***, тем самым отождествляя этот пункт с упомянутым в 4-й секции VI климата (см. коммент. 32 к 4-й секции VI климата).
Саклахи — В разных рукописях топоним имеет варианты в написании четвертой графемы: Р — Саклахи (***); L — С.к.лани, А — С.к.ла(?)и. Поскольку на картах город Саклахи подписан не в рассматриваемой 5-й, а в 4-й секции VI климата, между Дунаем и Днестром, неподалеку от безымянной горы, отождествляемой с Карпатами [Lewicki Т. Pomdniowe stoki, s. 65], исследователи относят этот пункт к территории Карпато-Днестровских земель (историографию см. [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 185; Недков Б. България, с. 151, коммент. 337]). Было также высказано предположение о тождестве этого города с Берладью [Овчинніков О. Галицько-Волинські міста], однако при такой локализации остается без объяснения приводимое ал-Идриси наименование города. На мой взгляд, Саклахи не может быть точно локализован, ибо о нем нет никакой информации в тексте «Нуз-хат ал-муштак», он просто упоминается среди прочих русских городов. Предлагаемая обычно в литературе идентификация Саклахи с Сучавой [Cihodaru С. Litoralul, р. 222] несостоятельна, поскольку XII — XIII века на территории города представлены отдельными изолированными находками, а сплошной культурный слой отсутствует. Как подчеркивают исследователи, население Сучавы в XII-XIII вв. было немногочисленным и разрозненным, а начало процесса урбанизации может быть отнесено ко времени не ранее середины XIV в. [Полевой Л. Л. Очерки, с. 47-48].
Галисиййа — см. коммент. 34 к 4-й секции VI климата.
Синубули — Написание топонима идентично во всех рукописях (***; при ба не всегда проставлена точка). В сообщении об этом пункте из рассматриваемой секции местоположение Синубули определяется по отношению к городу Бармуниса (о нем см. ниже, коммент. 63), но при этом не говорится, где именно был расположен город — вверх или вниз по течению Днепра от Бармуниса. Указание на то, что Синубули следует искать в верховьях реки, мы находим в сообщении об этом городе в 5-й секции VII климата. Рассказав об озере Тирма, ал-Идриси затем приводит данные о берущей начало неподалеку от этого озера реке Днепр: «Напротив его тыльной части, посреди лугов и лесов, находятся истоки реки Данабрис, которая называется там Балтас. На ней из городов [стоят] Синубули и город Мунишка. Оба они — процветающие города, [относящиеся] к стране ал-Кума-ниййа» [OG, р. 957]. На карте значки для обоих городов помечены в верховьях Днепра на некотором расстоянии друг от друга, причем Синубули расположен выше Мунишка по течению реки [MA, Bd. VI, Taf. 65]. Название Мунишка (подробнее см. коммент. 10 к 5-й секции VII климата) — это не что иное, как искаженное греческое наименование Смоленска Милиниска (Μιλινισκα), встречающееся в сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей» [Константин, с. 44-45, 312] и в других византийских источниках X-XIII вв. [Бибиков М. В. Материалы, с. 16]. Что касается Синубули, то его О. Талльгрен-Туулио предложил отождествить с городом Сновском на правом притоке Десны [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 117-119, 165-166]. О. Талльгрен-Туулио счел возможным объединить данные ал-Идриси о городе Синубули со сведениями о Поднестровском городе Сармали, название которого он рассматривал как искаженное наименование Синубули. По мнению ученого, в сообщениях об этих городах ал-Идриси перепутал Днестр с Днепром и его притоком Десной [ibid.].
Такой подход к локализации города Синубули представляется необоснованным. Во-первых, произвольно само объединение данных о городах Синубули и Сармали. Последний с гораздо большими основаниями отождествляется с Перемышлем (см. коммент. 10 к 3-й секции VI климата и 31 к 4-й секции VI климата). Кроме того, говоря о городе Сармали, ал-Идриси добавляет, что по-гречески («на языке румийцев») этот город называется Туййа [OG, р. 955]. Если бы топоним Сармали, как утверждает О. Талльгрен-Туулио, действительно был искаженным названием Синубули, то в таком случае информатор ал-Идриси вряд ли бы упомянул, как этот город называли греки, поскольку Синубули по своей форме и так является греческим словом, где арабский формант -були соответствует греческому πολης («город») (ср. передачу греческих названий многих балканских городов в «Нузхат ал-муштак» — Адирнубули, Аркадиубули, Ахрисубули, Сузубули, Агасубулис, Динибули и др. [OG, р. 892, 894, 896, 899]). Во-вторых, отождествление Синубули со Сновском противоречит тому, что говорится об этом городе в «Нузхат ал-муштак», а именно его местонахождению в верховьях Днепра, о чем недвусмысленно свидетельствуют и текст, и карта 5-й секции VII климата, а также тому, что Синубули назван «большим» и «процветающим» городом, каковые определения вряд ли могли быть отнесены к скромному по размерам Сновску.
Б. А. Рыбаков и Б. Недков отождествили Синубули со Смоленском. В отличие от О. Талльгрен-Туулио, Б. А. Рыбаков не уделил никакого внимания объяснению названия города и отождествил его со Смоленском [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32-33], исходя из указанных в источнике цифровых данных о расстоянии между городами Туровом (Бармуниса) и Синубули. Б.Недков согласился с локализацией Б. А. Рыбакова, не прибавив в ее поддержку ничего нового [Недков Б. България, с. 151, коммент. 338].
Судя по данным ал-Идриси о Синубули, это должен быть более или менее значительный центр Руси, так как он назван у ал-Идриси не единожды, а два раза — в составе маршрута «Бармуниса-Синубули» и, кроме того, среди городов, лежащих в верховьях Днепра. Значительность и известность города отражены в определениях, данных ему информаторами ал-Идриси, — «большой» и «процветающий». Местонахождение города — верховья Днепра, причем город стоял на правом берегу реки («с западной стороны»). Там же, в верховьях Днепра, по утверждению ал-Идриси, находился еще один город, название которого является греческим наименованием Смоленска, — Мунишка. Из сообщения об этих двух городах очевидно, что между ними существовала какая-то связь, но ее характер из сообщения ал-Идриси неясен. Сказано, что оба города лежат в одном районе — в бассейне верхнего Днепра. Оба пункта названы «куманскими» (половецкими), что в данном случае может означать лишь наличие тесных связей, например торговых, между обоими городами и Куманией. Кроме того, упоминание Кумании позволяет датировать сообщение об этих городах XII в. Оба города имеют греческие наименования, одно из которых хорошо известно по византийским источникам (в том числе современным ал-Идриси), а другое встречается только в «Нузхат ал-муштак». На карте эти города расположены на некотором расстоянии друг от друга, в тексте же расстояние между ними не указано, что, в общем, не характерно для сочинения ал-Идриси, где сведения о городах обычно имеют вид дорожников. Не потому ли отсутствует указание на величину расстояния между этими городами, что информаторы ал-Идриси имели в виду пункты, находившиеся по соседству друг с другом, или даже две части одного города, имевшие отдельные названия? Или же ал-Идриси получил сообщения от двух информаторов, знавших один и тот же город, но под разными наименованиями? Как известно, византийское название Милиниска впервые встречается в сочинении Константина Багрянородного для обозначения не самого города, а крепости, под которой, как полагают, следует понимать укрепленное поселение в Гнездово, находившееся в 12 км ниже по течению Днепра от современного Смоленска [Константин, с. 312-313]. В середине XI в. рядом с гнездовскими поселениями начал расти собственно Смоленск. Возможно, в «Нузхат ал-муштак» сохранились византийские наименования Смоленска и Гнездово. В византийских источниках, правда, нет подтверждения такому предположению, но известно, что для византийских названий древнерусских городов была характерна множественность вариантов в написании топонимов, прежде всего основных центров Древней Руси, в том числе и Смоленска [Бибиков М. В. Материалы, с. 16].
Барамуниса — Графика топонима в разных рукописях идентична: Р, L, А — ***, при букве ра в L и Р стоит сукун (Б.рмун.са), а в А — фатха (Б.рамун.са). Поскольку ал-Идриси не были известны притоки Днепра и он воспринимал Днепр со всеми его притоками как единое целое, то город Барамуниса мог быть расположен не только выше Киева по течению самого Днепра, но также и по его крупным притокам. Т. Левицкий и Б. Недков отождествили город Барамуниса с Туровом на р. Припяти, выше Киева приблизительно на 350 км [Lewicki T. Polska, cz. II, s. 193-196; Недков Б. България, с. 151, коммент. 339]. Предложенная Т. Левицким конъектура *Туруби (***) считается передачей славянского наименования города. Б. А. Рыбаков предложил отождествить город Барамуниса с Речицей, расположенной недалеко от впадения в Днепр р. Березины [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32-33]. Однако такая локализация оставляет без объяснения само название Барамуниса. Кроме того — и это отметил Б. А. Рыбаков, — городок Речица известен по другим источникам лишь с XIII в. Поэтому локализация Б. А. Рыбакова не получила поддержки, и в издание текста «Нузхат ал-муштак» вошла конъектура Т. Левицкого *Туруби. Действительно, эта конъектура обоснована графически, а сам город Туров являлся одним из важнейших городов Древней Руси, был тесно связан с Киевом [Куза А. В. Малые города, с. 96-97], участвовал в международной торговле, в том числе с восточными странами и Византией [Гуревич Ф. Д. Ближневосточные изделия; Даркевич В. П. Художественный металл, с. 158; Древняя Русь, с. 391, 394].
Арман — Здесь и в остальных двух упоминаниях этого пункта в рукописях Р и L написание идентично — *** (в Р мим огласован фатхой), в А — ***. Рассматриваемый топоним является последним в составе приводимого ал-Идриси маршрута «Баразула-Авсиййа-Барасаниса-Луджага-Арман». В историографии существует два варианта локализации городов этого маршрута. По мнению Т. Левицкого, эти населенные пункты следует искать на пути из Киева во Владимир Волынский: «Треполь-Ушеск-Пересопница-Луческ-Владимир Волынский» [Lewicki Т. La voie, p. 91-105], и таким образом рассматривать топоним Арман как сильно искаженную арабскую передачу наименования «Владимир» [ibid., р. 102-103]. Б. А. Рыбаков и присоединившийся впоследствии к его точке зрения Б. Недков полагают, что перечисленные ал-Идриси города лежали не в бассейне р. Припяти, а в Среднем Поднепровье. Правда, в отличие от Т. Левицкого, Б. А. Рыбаков не берется указать конкретные древнерусские населенные пункты, соответствующие топонимам «Нузхат ал-муштак», а часто сопоставляет их с географическими объектами. В его интерпретации данный маршрут ал-Идриси выглядит следующим образом: «Переяславль Русский — устье р. Сулы — устье р. Вороскола — Лтава — Ромен» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33; Недков Б. България, с. 151, коммент. 340-342, 344, 346]. Локализацию Б. А. Рыбакова трудно поддержать по ряду причин. Во-первых, такая локализация не позволяет объяснить происхождение названий городов. Во-вторых, ал-Идриси не раз подчеркивает, что этот маршрут — сухопутный, в то время как у Б. А. Рыбакова все предложенные им города связаны между собой речными путями.
Предложенная Т. Левицким локализация городов этого маршрута дает убедительные объяснения арабским названиям городов и позволяет установить, что данные ал-Идриси восходили к сведениям, полученным от славянского информатора. Кроме того, идентификация Т. Левицкого довольно полно согласуется с цифровыми данными ал-Идриси и с указанными в «Нузхат ал-муштак» направлениями движения по странам света. Наконец, все предложенные Т. Левицким города лежали на торговом пути из Киева во Владимир Волынский, имевшем важное значение в XII в. и ранее [Древняя Русь, с. 396-397; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 92].
Барасаниса — Во всех случаях упоминания об этом пункте написание топонима имеет незначительные варианты: Б.расан.са (***) — L, А (в А в одном случае написано Барасан.са); в Р дважды встречается Барасан.са, один раз — Барасаниса и один раз Н.расан.са, что явно может быть отнесено к ошибкам переписчика, точно так же, как и в рукописи S — появление в качестве шестой графемы лама (Б.расал.са). Начиная с работ И. Лелевеля, город отождествляется с Пересопницей [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 171; Lewicki T. La voie, p. 99-100; Недков Б. България, с. 151, 341]. Предложенное Б. А. Рыбаковым сопоставление наименования Барасаниса с гидронимом «Вороскол» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33] противоречит данным источника, где речь идет не о реке, а о городе, к тому же стоящем вдали от берега реки.
Луджага — Здесь и еще в двух случаях упоминания данного города написание топонима имеет сходные варианты, отличающиеся расстановкой диакритических точек и указанием долготы (*** — L, *** — A, *** — S). И. Лелевель отождествил этот пункт с городом Луцком [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 169, 171]. Т. Левицкий, обративший внимание на то, что топоним «Луцк» в арабской передаче имел бы иную форму — Iwgkh, — предложил рассматривать его как передачу наименования «Луческ» [Lewicki Т. La voie, p. 101-102]. С ним согласился Б. А. Рыбаков [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33].
Саска — На карту ал-Идриси город Сас.ка (***) не нанесен. Он упоминается лишь однажды — в рассматриваемом списке русских городов, среди населенных пунктов Поднепровья. В приводимых далее ал-Идриси маршрутных данных этот город не фигурирует. Никаких предположений относительно местонахождения данного пункта в историографии выдвинуто не было. По-видимому, название города дошло до ал-Идриси в искаженном виде, что не позволяет идентифицировать его с каким-либо городом Поднепровья.
Авсиййа — Графика наименования города в разных рукописях практически идентична (*** — Р, L, *** — А), встречающаяся однажды замена вав на ра в A (***) — явная ошибка переписчика. Наличие сукуна при вав в рукописях Р и L дает чтение Авсиййа. Согласно Т. Левицкому — это город Ушеск [Lewicki Т. La voie, p. 97-99]. Предложенное Б. А. Рыбаковым помещение города Авсиййа в устье р. Супы, где стоял древнерусский город Воинь, не дает возможности объяснить название Авсиййа.
Кав — Этот топоним ал-Идриси упоминает в общей сложности трижды, передавая его с помощью трех или четырех графем. Все варианты написания наименования имеют в качестве первой графемы каф, в качестве предпоследней — алиф, а на последнем месте в большинстве случаев стоит вав с сукуном (встречающееся в редких случаях ра — явная ошибка переписчика). Наряду с вариантом *** рукописи дают написания *** / *** и ***, с неуверенным написанием графемы, предшествующей алифу и предназначенной, по справедливому предположению Т. Левицкого, для передачи долгого «и» в слове «Киев» — * *** [Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 195]. Город Кав отождествляется с Киевом [GE, р. 397; Lelewel J. Geographie, t. ПІ, p. 169; Lewicki Т. Polska, cz. II, s. 195; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 32; Недков Б. България, с. 151, коммент. 345].
Баразула — Поскольку путь от Киева до этого города измерен в милях, можно заключить, что речь идет о сухопутном маршруте.
Одновременно с этим сказано, что город Баразула стоит на реке, к северу от нее и в одном дне пути по реке от Переяславля. Таким образом, искать город Баразула надо к югу от Киева на пути к Переяславлю. Б. А. Рыбаков полагает, что Баразула и Баразлав (см. ниже, коммент. 71) — это разные наименования одного и того же пункта — Переяславля Русского [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33-35]. В таком случае остается непонятным, почему в сообщении о маршруте «Баразула-Баразлав-Канив», информация о котором явно исходила от одного информатора, один и тот же город назван дважды. Относительно города Баразула у Б. А. Рыбакова есть еще одно — противоречащее первому — предположение, согласно которому этот пункт локализуется в Борисполе, соответствовавшем, по утверждению Б. А. Рыбакова летописному Льто на р. Альте [там же, с. 35]. Последнюю точку зрения поддержал Б. Недков [Недков Б. България, с. 151, коммент. 346] Согласиться с этой локализацией мешает то, что само название Баразула Б. А. Рыбаков вынужден соотносить не с летописным Льто, а с топонимом «Борисполь», известным, как пишет сам же Б. А. Рыбаков лишь с XVII в. На мой взгляд, следует вернуться к локализации Т. Левицкого, предложившего отождествить топоним Баразула с наименованием города Треполь при впадении р. Стугны в Днепр [Lewicki Т. La voіе, р. 95-97]. Треполь расположен примерно на полпути от Киева до Переяславля, что соответствует цифровым данным ал-Идриси. Название Баразула (*** — Р, L; в рукописи А — ***) в таком случае можно принять за искаженное *Тарибула (***).
Баразлав — это город Переяславль Русский на р. Трубеж, левом притоке Днепра [Lelewel J. Geographie, t. III, p. 169; Lewicki T. La Voie p. 96; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 151 коммент. 347; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 223]. Переяславль Русский был одним из важнейших центров Южной Руси [Древня Русь, с. 70], расстояние от Переяславля Русского до Канева по реке составляет ок. 40 км, что вполне соответствует данным ал-Идриси. Арабская форма топонима (*** — Р) довольно точно передает древнерусское наименование города, в связи с чем в литературе уже говорилось о том, что в данном случае ал-Идриси опирался на сведения информатора-славянина [Бейлис В. М. Рец. на].
Канив — отождествляется с городом Канев на Днепре [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 35; Недков Б. България, с. 151, коммент. 348; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 223]. Форма топонима свидетельствует о том, что сведения об этом городе восходят к информатору-славянину. Канев охранял брод через реку [Куза А.В. Малые города с. 73], поэтому должен был быть хорошо известен купцам и путешественникам. О намерении подчеркнуть наличие поблизости от города брода через реку, возможно, свидетельствует приводимое в данном случае ал-Идриси слово вади, обозначающее, как правило, не столько полноводную реку, сколько сухое или временно пересыхающее русло. Активно применяя этот термин при описании жарких стран Азии и Африки, ал-Идриси практически не пользуется им для рассказа о реках Восточной Европы. Формы названий древнерусских городов в 4-5-й секциях VI климата говорят о том, что сведения об этих городах дошли до ал-Идриси в передаче нескольких лиц, по своему происхождению являвшихся славянами, греками или жителями латинской Европы. Не исключено, что данные о существовании брода у Переяславля Русского были сообщены географу информатором, знакомым с лексикой, восходящей к лат. vadum, -in (мелководье, брод) — итал. vado, исп. vado, рум. vad. Созвучие латинского корня vad с хорошо известным ал-Идриси арабским словом вади, возможно, и побудило географа использовать привычный ему арабский термин.
Улиски — Несмотря на то что ал-Идриси не приводит далее никаких маршрутных данных об Олешье, его упоминание в списке древнерусских городов само по себе показательно (о значении Олешья для древнерусских князей см. [Моця О. П. Південні межі, с. 139-140]).
Выражение, употребленное ал-Идриси, — фи-л-барр — указывает на местонахождение города не на берегу реки, но на более или менее значительном расстоянии от нее.
Най — Этот город упоминается еще раз — в 6-й секции VI климата, в составе дорожника с указанием расстояний между городами, лежавшими на русско-половецком пограничье. В передаче названия неустойчиво написание первой графемы: ***. Т. Левицкий предложил конъектуру *Кай и отождествил этот пункт с городом кочевой орды коуев, входившей в зависимый от киевских князей союз Черных клобуков в Поросье [Lewicki Т. Sur la ville]; впоследствии к его точке зрения присоединился В. М. Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 224]. Б. А. Рыбаков поместил город Най «в районе Ровно», отказываясь вместе с тем отождествить его с каким-либо конкретным пунктом [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 38]. Б. Недков предположил, что ал-Идриси мог иметь в виду город Балта на севере совр. Одесской обл. [Недков Б. България, с. 152, коммент. 351]. Недостаток данных об этом городе, а также гипотетичность локализации тех населенных пунктов, среди которых Най фигурирует в дорожнике из 5-й секции VI климата, не позволяют уверенно идентифицировать этот город. Не подлежит сомнению только то, что упоминание о городе Най в связи с рассказом о древнерусских городах Поднепровья (в 5-й секции VI климата) и отнесение его информатором ал-Идриси к «куманским» городам заставляют вести поиски этого пункта в районе русско-половецкого пограничья.
Ан-Нитаси — Черное море (см. коммент. 7 к Введению).
Ал-Куманиййа — Половецкая степь (см. коммент. 4 к 5-й секции VI климата).
Это единственный случай упоминания «Внешней Руси» в сочинении ал-Идриси. Пытаясь упорядочить сведения о русах, собранные им из различных источников, ал-Идриси пришел к заключению о существовании двух видов русов. Один вид — это русы из «наиболее отдаленной Руси» (см. коммент. 3 к 4-й секции VI климата). Другой вид — по терминологии ал-Идриси, «Внешняя Русь», — объединял тех русов, которые были известны ему по традиционному для средневековой арабо-персидской литературы сюжету о трех группах русов (об этом сюжете см. [Новосельцев А. П. Восточные источники, с. 313-323; Коновалова И. Г. Рассказ]). Из всех мусульманских авторов о «Внешней Руси» пишет только ал-Идриси, поэтому на данном термине следует остановиться подробнее.
Прилагательные «внешний»/«внутренний» или «отдаленный»/«близкий» при топонимах являются чисто географическими определениями, отражающими специфику ориентации в пространстве, в основе которой лежит географический эгоцентризм. Определения, подобные указанным, не являются постоянными определениями того или иного географического объекта, например города или группы городов. Такие определения могут прилагаться к географическим объектам или, наоборот, утрачиваться ими в зависимости от изменения местонахождения информатора. Так, города Карпато-Днестровских земель, которые в 4-й секции VI климата названы городами «наиболее отдаленной Руси», в 5-й секции того же климата перечисляются в одном ряду с поднепровскими городами, тем самым утрачивая свое прежнее определение «наиболее отдаленных», и именуются вместе с поднепровскими центрами просто городами Руси. Поэтому за «Внешней Русью» ал-Идриси не скрывается никакого самостоятельного значения. Само выражение имеет смысл лишь в связи с тем центром, относительно которого располагаются элементы пространства для информатора. Так что считать, по крайней мере на основании текста ал-Идриси, «Внешнюю Русь» какой-то особой частью русских земель нет оснований.
Весьма показательно, что о «Внешней Руси» ал-Идриси говорит не в основном тексте 6-й секции VI климата, а лишь во введении к ней, где географ вкратце раскрывает содержание всей секции. Поскольку ал-Идриси придавал большое значение соблюдению преемственности в способе изложения, он почти каждую секцию своего труда начинал с небольшого предисловия, в котором уведомлял читателя о том, как и о чем он намеревался вести свой рассказ. Вводные разделы составлялись самим географом и не содержали данных, непосредственно восходящих к сообщениям информаторов. Поэтому можно полагать, что выражение «Внешняя Русь» является термином самого ал-Идриси как составителя введения, а не передачей слов его информатора. Это находит косвенное подтверждение в том, что «Внешняя Русь» у ал-Идриси нигде не противопоставлена «Внутренней Руси». Понятие «Внешняя Русь», судя по содержанию 6-й секции VI климата, ал-Идриси относил к той Руси, о которой писали арабо-персидские авторы X в. (и, в частности, обильно цитируемый ал-Идриси Ибн Хаукал), приводившие рассказ о трех группах русов. Таким образом, термин «Внешняя Русь» ал-Идриси связывал исключительно с книжными данными, уже, безусловно, архаичными для его времени.
Каков же в таком случае возможный источник, откуда ал-Идриси мог позаимствовать понятие «Внешняя Русь»? В арабо-персидской географической литературе Х-ХІ вв. существовала традиция применения определений типа «внешний»/«внутренний» к различным народам Восточной Европы, в число которых, однако, не входили русы. Поэтому представление о «Внешней Руси» не могло быть взято ал-Идриси из сочинений своих восточных предшественников. На секционных картах «Нузхат ал-муштак» название «Внешняя Русь» не фигурирует, так что и заимствование из какого-либо картографического источника вряд ли можно предполагать. Вместе с тем разделение Руси на «внешнюю» и «внутреннюю» нашло отражение в византийском источнике X в. — сочинении Константина Багрянородного «Об управлении империей». Константин упоминает «Внешнюю Росию» (‘από τής ‘έξω ‘Ρωσίας), нигде не противопоставляя ее при этом «Внутренней Руси» [Константин, с. 44-45, 308-310]. Об использовании ал-Идриси византийских источников для характеристики Восточной Европы и в том числе Руси свидетельствует целый ряд древнерусских топонимов «Нузхат ал-муштак», восходящих к греческим прототипам. Возможное заимствование понятия «Внешняя Русь» из византийских источников, по-видимому, облегчалось для ал-Идриси тем, что этот термин органично вписывался в знакомое ему по арабо-персидской традиции деление некоторых народов Восточной Европы на «внешних» и «внутренних».
Ал-Булгариййа — Волжская Булгария (см. коммент. 11 к 7-й секции V климата).
Страна басджиртов — охарактеризована в 7-й секции VI-VII климатов. Об этнониме басджирт см. коммент. 47 к 7-й секции V климата.
Ал-Лан — Алания (см. коммент. 15 к Введению).
Ал-Хазар — Хазария (см. коммент. 17 к Введению).
Ал-Идриси упоминал Трапезунд во Введении и 5-й секции VI климата.
Ар-Рум — Византия (см. коммент. 64 к 7-й секции V климата).
Основными этносами, населявшими Трапезунд, были греки, картвелы и армяне [Карпов С. П. Трапезундская империя, с. 18-31].
В рукописи Р стоят огласовки (***); в других рукописях — при идентичной графике — есть варианты в расстановке диакритических точек (*** — L, *** — А). Под рекой Русиййу здесь, по мнению Б. А. Рыбакова, следует подразумевать р. Риони [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 16]. Основанием для такого отождествления послужило, вероятно, указанное в источнике небольшое расстояние до этой реки от Трапезунда. Однако описание течения реки Русиййу, а также утверждение ал-Идриси о том, что она протекает через землю алан, заставляет отказаться от сопоставления этой реки с р. Риони. В. М. Бейлис справедливо заметил, что описание реки Русиййу соответствует течению р. Кубани и, кроме того, Кубань действительно пересекает землю алан, чего нельзя сказать о р. Риони [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 209-210, 220-221].
Сведения, которыми располагал ал-Идриси о реке Русиййу, несомненно, основаны на реальных впечатлениях его информаторов, о чем говорит живое, полное конкретных деталей описание реки, однако географическая точность данных ал-Идриси кажется весьма сомнительной. Это видно из указанного в «Нузхат ал-муштак» расстояния от Трапезунда до устья реки Русиййу в 75 миль (ок. 120 км), в то время как к востоку от Трапезунда на таком расстоянии нет сколько-нибудь значительной реки. Хотя информатор ал-Идриси и имел представление о течении реки Русиййу, но сам он был знаком с ее бассейном довольно поверхностно — неслучайно его признание о том, что «на ней нет известных городов». По всей вероятности, единственным участком реки, который мог быть знаком самому информатору, было ее устье. О том, что подобные плавания — от Трапезунда напрямик до устья реки Русиййа, т. е. до Керченского пролива (см. коммент. 41 к 5-й секции VI климата), — совершались в XII в., ал-Идриси упоминал в 5-й секции VI климата своего сочинения. Следует согласиться с Б. А. Рыбаковым и В. М. Бейлисом, полагающими, что в основе приводимого ал-Идриси маршрута от Трапезунда вдоль Восточного Причерноморья лежала информация от лиц, совершавших плавания от Трапезунда до устья реки Русиййу [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 17; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 220]. Тогда становится понятным появление названия Русиййу, которое информатор ал-Идриси дал этой реке. Под устьем реки Русиййу должен был подразумеваться Керченский пролив — конечный пункт плавания от Трапезунда, — уже известный ал-Идриси по другому маршруту как «устье реки Русиййа». Буква вав в конце слова «Русиййу», вероятно, отражает особенности произношения информатора ал-Идриси [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 209].
Если признать, что в описании реки Русиййу отразилось представление о р. Кубань и расстояние в 75 миль от Трапезунда до устья этой реки считать ошибкой, тогда следует полагать, что в рассматриваемом маршруте оказался неосвещенным значительный участок пути, охватывающий все черноморское побережье Закавказья, поскольку сразу же после упоминания Трапезунда говорится о территории Северного Кавказа. На это обстоятельство обратил внимание А. В. Подосинов, предложивший иное толкование топонимии данного отрывка. По мнению А. В. Подосинова, при описании маршрута «Трапезунд — устье р. Русиййу» ал-Идриси оказался в плену характерной для ряда латинских источников традиции помещения Трапезунда в Северном Причерноморье. По его наблюдениям, такая локализация Трапезунда прослеживается на Певтингеровой карте, где город помещен на северовосточном побережье Черного моря; у Иордана (VI в.), перечисляющего Трапезунд среди пунктов Северного Причерноморья; у Равенн-ского Анонима (VII в.), который наряду с «настоящим» Трапезундом в Малой Азии отмечает и одноименный город в Северном Причерноморье [Подосинов А. В. О топонимике, с. 311-314; Подосинов А. В. Восточная Европа, с. 91-98].
К сожалению, в нашем распоряжении нет никаких фактов, которые бы свидетельствовали о том, что ал-Идриси был знаком с Певтингеровой картой, с сочинениями Иордана и Равеннского Анонима или с каким-либо иным источником, сообщающим о Трапезунде в Северном Причерноморье. На секционных картах ал-Идриси помечен только один Трапезунд — на южном берегу Черного моря. Все упоминания о Трапезунде в тексте сочинения показывают, что собранные им на этот счет сведения ал-Идриси безусловно относил к Южному Причерноморью. В пользу того, что ал-Идриси в принципе мог иметь представление об указанной традиции, говорит лишь самое общее соображение о длительном пребывании нашего географа в пределах Западной Европы, где ему были доступны латиноязычные труды. Тем не менее сама идея помещения Трапезунда, о котором идет речь в рассматриваемом фрагменте ал-Идриси, не в Южном, а в Северном Причерноморье заслуживает внимания, ибо снимает подозрения в наличии большой лакуны в источнике.
Хотя ал-Идриси и сопровождает упоминание о Трапезунде указанием на принадлежность города Византии, состав сообщений всей 6-й секции VI климата ясно показывает, что она целиком посвящена описанию Северного Кавказа, Северного Причерноморья, Руси, Поволжья, т.е. территорий, лежавших сравнительно далеко от Византийской империи. Во вводной части к 6-й секции, где вкратце обрисовывается географический ареал последующего описания, ал-Идриси сообщает, что далее собирается вести речь о Кумании, Руси, Булгарии, Алании и Хазарии. В основной части текста 6-й секции он строго придерживается намеченного плана и не называет ни одного пункта за пределами Восточной Европы. Исключение составляет лишь единожды отмеченный Константинополь, да и то в заимствованном у более ранних арабских географов общем описании размеров Черного моря [OG, р. 921]. Таким образом, в 6-й секции VI климата Трапезунд фигурирует среди топонимии, относящейся не к Малой Азии, а к Восточной Европе, что является косвенным аргументом в пользу его локализации в Северном Причерноморье.
Однако А. В. Подосинов не согласен с тем, что Трапезунд располагался в Северном Причерноморье, он сомневается даже в реальности существования такого пункта, поскольку о нем молчат хорошо информированные греческие источники. Северная локализация Трапезунда, как считает А. В. Подосинов, является чисто книжной традицией и восходит еще к картографии времен Римской империи, где географические объекты, расположенные на периферии империи, нередко получали ошибочную локализацию [Подосинов А. В. О топонимике, с. 314-315]. Сообщение же ал-Идриси о маршруте «Трапезунд — устье реки Русиййу», скорее, получено от информатора, чьи данные должны были бы отражать положение вполне реальных географических объектов.
Е. Ч. Скржинская, комментируя сообщение Иордана о северопричерноморском Трапезунде, приводит в параллель к нему известие Страбона о горе Трапезунт (Τραπεζούς) в «гористой области тавров», т.е. в Крыму [Страбон, с. 283; Иордан, с. 198-199]. На территории полуострова также могла сохраниться и какая-то топонимия местного значения, связанная с пребыванием в Крыму и на Тамани готов-трапезитов (тетракситов), о которых в VI в. пишет Прокопий Кесарийский [Буданова В. П. Готы, с. 101; Буданова В. П. Варварский мир, с. 371, 376]. Упоминаемую Страбоном гору с достаточной вероятностью отождествляют с Чатырдагом, на основании чего Е. Ч.Скржинская полагает, что одноименный населенный пункт мог находиться близ нее, в окрестностях Алушты [Иордан, с. 67, 198-199]. Если связывать Трапезунд ал-Идриси с этим районом Крыма, то тогда окажется, что указанное географом расстояние от города до реки Русиййу весьма близко к действительности.
Как уже было сказано, в сообщении ал-Идриси о маршруте «Трапезунд — река Русиййу» в гидрониме «Русиййу» запечатлелась какая-то местная особенность произношения наименования реки. Возможно, что и второе географическое название из данного маршрута — Трапезунд — также попало к ал-Идриси (или к его информатору) в виде местного варианта произношения, который уже сам географ принял за обозначение южнопонтийского города, ибо никакого другого Трапезунда ал-Идриси не знал. Таким образом, я разделяю высказанное А. В. Подосиновым мнение относительно того, что в 6-й секции VI климата у ал-Идриси под названием «Трапезунт» на самом деле может подразумеваться не известный малоазийский город, а некий пункт Северного Причерноморья. Однако, в отличие от А. В. Подосинова, я не склонна возводить северную локализацию Трапезунда у ал-Идриси к латинской картографической традиции, поскольку нет никаких доказательств знакомства с нею нашего географа. Правда, по заключению С. Кендеровой и Б. Бешевлиева, для характеристики стран Балканского полуострова ал-Идриси мог воспользоваться какой-то неизвестной арабской картой, отражавшей римское административное деление Балкан [Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 118-119]. Однако для прочих районов Причерноморья никаких следов информации, которая могла бы восходить к латинской картографической традиции, в сочинении ал-Идриси пока не обнаружено. На мой взгляд, информация ал-Идриси о северопричерноморском Трапезунде; во-первых, восходит к устному источнику, и во-вторых, относится к реально существовавшему географическому объекту Крыма — городу или, может быть, горе. Скорее всего, наименование этого объекта входило в круг топонимии местного значения, связанной с готами-трапезитами или с приводимым Страбоном греческим оронимом «Трапезус», и было уже самостоятельно отождествлено ал-Идриси с Трапезундом, расположенным в Южном Причерноморье.
Ал-Кабк — наименование Кавказских гор в арабской традиции, восходящее к армянскому Kapkoh или пехлевийскому Kafkoh [MacKenzie D. N., Bosworth С. Е. АІ-Kabk].
Ал-Ланиййа — Судя по приведенным сообщениям об Алании, ал-Идриси располагал данными главным образом о ее приморской части.
Ашкисиййа — Написание названия города в разных рукописях отличается лишь наличием или отсутствием буквы йа после третьей графемы, однако постановка огласовки в рукописи А позволяет уверенно читать наименование как Ашкисиййа (*** К. Миллер отождествил этот пункт с античной Диоскуриадой в Колхиде [MA, Bd. II, S. 155]. А. П. Новосельцев, считая невозможным установить местонахождение города, предложил сопоставить топоним с наименованием аланского города Касак, упоминаемого в «Худуд ал-'алам» [Новосельцев А. П. К истории аланских городов, с. 135]. В. М. Бейлис обратил внимание на то, что название Ашкисиййа можно было бы трактовать как передачу местного, северокавказского наименования, поскольку начальный слог слова, который можно читать и как ас- (буква син отличается от шин лишь отсутствием точек), представляет собой племенное название алан [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210, 221]. Несмотря на то что в описании города Ашкисиййа имеются следы реальных впечатлений от знакомства с городом, все же информация об этом пункте и связанных с ним других городах недостаточно конкретна. А. П. Новосельцев отметил, что маршруты ал-Идриси по Восточному Причерноморью «едва ли заслуживают полного доверия» [Новосельцев А. П. К истории аланских городов, с. 135]. В. М. Бейлис полагал, что данные о населенных пунктах этого региона попали к ал-Идриси «из вторых рук» [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 221]. Вместе с тем, как заметил В. М. Бейлис, для названия Ашкисиййа существует аналогия в сочинениях ал-Хваризми и Птолемея, где рассматриваемое наименование служит для обозначения горы — Асписия ('Ασπίσια) у Птолемея и Аскасийа (***) у ал-Хваризми [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210; данные ал-Хваризми и Птолемея см.: Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 45, 85]. Таким образом, заимствование ал-Идриси названия Ашкисиййа с какой-либо карты, восходящей к сочинению Птолемея, представляется наиболее вероятным.
Ашкала — см. коммент. 14 к Введению.
Астабриййа — так в рукописях Р (***) и L (то же, только без огласовок). Остальные чтения представляют собой искаженные варианты этого наименования с нетвердым написанием буквы ра (иногда заменяемой на вав), а также неверной постановкой точек при йа (*** — L, *** — А). Город локализуется на побережье Восточного Причерноморья, что достаточно очевидно из его описания; более точное местонахождение этого пункта установить вряд ли возможно [Новосельцев А. П. К истории аланских городов, с. 135]. Местное наименование города информатору ал-Идриси могло быть неизвестно. В. М. Бейлис полагал, что название Асшабриййа могло быть заимствовано из какого-либо раннего арабского источника, к примеру ал-Хваризми, в сочинении которого упоминается ороним Асмарийа [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210, 221].
Ал-Ланиййа — Кроме чтения ал-Ланиййа (***), которое является правильной формой наименования, в рукописи А имеется еще искаженный вариант названия города — ал-Лабина (***). Образование наименования города от этнонима свидетельствует о том, что подлинное название этого населенного пункта было неизвестно информатору ал-Идриси. Определить точное местонахождение города не представляется возможным. Название города, скорее всего, также было взято ал-Идриси из более ранних источников, где ему найдены аналогии [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210]. Так, ал-Хваризми упоминает пункт Баб ал-хазар ва-л-лан («Ворота хазар и алан»), а переработавший его труд Сухраб — Баб ал-лан («Ворота алан») [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 42, 96, 111-112, 115, 122].
Хазариййа — Ф.К.Брун высказал предположение о тождестве города с хазарским Саркелом [Брун Ф. К. Обмеление, с. 143-144]. В.М.Бейлис находит некоторое сходство между описанием города ал-Хазариййа у ал-Идриси и рассказами арабских авторов X в. о столице хазар городе Итиле [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 211]. Действительно, ал-Идриси неплохо знал сообщения своих предшественников о хазарах и их столице Итиле и привел обширные выдержки из сообщений ал-Истахри и Ибн Хаукала (см. ниже, коммент. 70-72, 74, 76, 77, 79, 81, 82 к настоящей секции, а также коммент. 43, 56, 58, 59, 61, 67-69 к 7-й секции V климата). Тем не менее кажется все-таки маловероятным, чтобы ал-Идриси использовал данные об Итиле в рассматриваемом фрагменте. Скорее, здесь идет речь о каком-то городе Северного Кавказа, не слишком хорошо известном информатору географа, коль скоро само название города он произвел от этнонима. Название города ал-Хазариййа ал-Идриси мог взять из более ранних сочинений, где ему имеются аналогии. Так, у ал-Хваризми отмечен пункт Баб ал-Хазар ва-л-Лан («Ворота хазар и алан») [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 42, 96], а у переработавшего его труд Сухра-ба — Баб ал-хазар («Ворота хазар») [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 111-112, 115, 122]. Указание ал-Идриси на то, что ближайшими к ал-Хазариййи пунктами являются с одной стороны аланский, а с другой — куманский (половецкий) город, позволяет локализовать город ал-Хазариййа где-то в западной части Северного Кавказа. В подтверждение данного предположения можно сослаться на статью Лаврентьевской летописи, отмечающей под 1083 г. хазар в районе Тмутаракани [ПСРЛ, т. I, стб. 205].
Кира — Так в рукописях Р и L; вариант рукописи А — ***, что является явной ошибкой переписчика, под пером которого незнакомый топоним превратился в известное ему арабское слово. Ниже в этой секции ал-Идриси, приводя описание маршрутов по Кумании, упоминает куманский город Фира *** — Р; в других рукописях вместо ра иногда стоит вав и не всегда проставлены точки). Поскольку из сообщения ал-Идриси о городе Кира следует, что он находился либо на границе с Половецкой степью, либо в пределах последней, наименования Кира и Фира рассматриваются в литературе как варианты написания одного и того же топонима (о локализации города см. коммент. 32 к настоящей секции).
«Черная Кумания». — Часто встречающееся в литературе рассмотрение этого топонима в качестве наименования, используемого ал-Идриси для обозначения одной из частей Кумании [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 42-44; Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники, с. 149-150; Добродомов И. Г. О половецких этнонимах, с. 122; Кононов А. Н. Семантика, с. 167-168; Golden P. Imperial Ideology, p. 68-70; Плетнева С. А. Донские половцы, с. 249, 251-253; Плетнева С. А. Половцы, с. 101; Ciociltan V. Componenta, p. 1114-1115], совершенно некорректно, поскольку в сочинении ал-Идриси речь идет лишь о городе с таким названием. На карту «Черная Кумания» также нанесена в качестве населенного пункта, а не отдельной области Половецкой земли [МА, Bd. VI, Taf. 56].
Сообщение о городе «Черная Кумания» имеет сложный состав. С одной стороны, в нем можно выделить конкретные детали — такие, как указание расстояний между городами, характеристика высоких труднодоступных гор, отдельные элементы описания реки, выходящей из ущелья. С другой стороны, нельзя не заметить, что всех этих конкретных деталей, имеющих в своей основе какие-то реальные наблюдения информаторов, явно недостаточно для локализации города. Очевидно, что информаторы ал-Идриси не знали, как именует этот город местное население, и потому произвели его название от этнонима. Кроме того, название города информаторы ал-Идриси пытались объяснить «черным, словно дым» цветом воды в протекавшей близ города реке. Эту этимологию В. М. Бейлис относит к популярному в арабской литературе жанру «рассказов о диковинках» [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 221]. Нельзя полностью исключать такую возможность. Вместе с тем у попытки связать название города «Черная Кумания» с особенностями текущей поблизости реки могла быть и реальная основа. Дело в том, что в соответствии с композицией 6-й секции VI климата, где рассказ о прибрежных черноморских странах ведется, начиная с южного берега моря, от Трапезунда, вдоль Восточного Причерноморья до Матрахи, под городами «Черная» и «Белая Кумания» (о последнем см. ниже, коммент. 21), должны были иметься в виду какие-то населенные пункты Северного Кавказа. Это подтверждается и отмеченным у ал-Идриси соседством обоих городов с Тмутараканью (Матрахой). Из рек Северного Кавказа самой крупной является Кубань. О том, что информаторы ал-Идриси были знакомы с отдельными участками этой реки, свидетельствует сообщение ал-Идриси о реке Русиййу и реке Сакир. Среди многочисленных названий реки Кубани есть и такие, с которыми может быть связана характеристика реки, протекающей близ города «Черная Кумания». Прежде всего, это группа названий с тюркским формантом кара («черный»), к которому присоединяются слова «кан», «кон», «кубан», «Кубань» и т.п. (со значением «река»): например, Каракубань, Кара-Кубан и др. [Хапаев С. А. К основным названиям, с. 91; Галкин Г. А., Коровин В. И. Опыт исследования, с. 109]. Известны и русские названия Кубани такого же типа: Черновода, Черная река, Черная Кубань, Черная Протока, Черный Проток [Хапаев С. А. К основным названиям, с. 91]. Утверждение о том, что вода в реке, текущей близ города «Черная Кумания», имеет черный цвет, вполне могло явиться результатом того, что информатор ал-Идриси слышал одно из подобных наименований р. Кубани, но при этом сам был недостаточно хорошо знаком с описываемой им местностью. Другая группа названий р. Кубани связана с этнонимом «куман»: Куман, Кумень, Кумана, Кумака [Хапаев С. А. К основным названиям, с. 91; Гулиева Л. Г. О названиях, с. 139]. Это может свидетельствовать в пользу того, что наименование города «Черная Кумания» было дано информатором ал-Идриси тому пункту, местное название которого он не знал, но слышал, что этот город был расположен в бассейне реки Куман. Указать точное местонахождение города «Черная Кумания» не представляется возможным, но локализация его на Северном Кавказе и связь с Матрахой несомненны.
Матлука — Топоним Матлука имеет большое сходство с приведенными ал-Идриси двумя наименованиями Тмутаракани: Матраха и Матрика. Очевидно, что сведения о таком стратегически важном пункте, каким была в XII в. Тмутаракань, ал-Идриси должен был получить сразу от нескольких информаторов. Поэтому нельзя исключать того, что Матлука (она же, по словам ал-Идриси, «Белая Кумания») является одним из названий Тмутаракани, а расстояние в 100 миль между ними указано по ошибке, возникшей в процессе согласования данных об этом городе, происходивших из различных источников. Указание на то, что «Белая Кумания» была большим цветущим городом, свидетельствует о том, что в данном случае речь может идти о вполне реальном торговом центре. Предлагавшееся С. А. Плетневой сопоставление «Белой Кумании» ал-Идриси с Белой Вежей (Саркелом), как уже отмечал В. М. Бейлис, неправомерно, поскольку во времена ал-Идриси на месте Белой Вежи было лишь зимовище половцев [Плетнева С. А. Половецкая земля, с. 294; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 211]. Заслуживает внимания предположение В. М. Бейлиса о возможном местонахождении «Белой Кумании» на берегу Азовского моря [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 222]. Бассейн Азовского моря был практически неизвестен информаторам ал-Идриси, зато в хорошо знакомой им Тмутаракани они могли услышать рассказы о городах, лежавших по берегам Азовского моря. На появление в сочинении ал-Идриси таких топонимов, как «Черная» и «Белая Кумания», возможно, оказал влияние свойственный народам Азии цветовой принцип этнической номинации (о цветовых обозначениях народов см. [Кононов А. Н. Семантика, с. 159-179; Ludat Н. Farbenbezeichnungen, S. 138-155]), в связи с чем была высказана точка зрения, согласно которой в названиях «Белая» и «Черная Кумания» отразились кальки тюркских терминов сары (в его булгарском варианте шары — «белый») и кара («черный») Добродомов И. Г. О половецких этнонимах, с. 123-125, 127]. Признавая, что цветовая символика в наименовании различных этносов была присуща именно восточному языковому сознанию, надо отметить, что знание о разделении куманов на белых и черных могло дойти до ал-Идриси не с востока, а с запада, через посредство европейских источников. Известно, например, что белые и черные куманы фигурируют в венгерской хронике «Деяния венгров» [Шушарин В. П. Русско-венгерские отношения, с. 151]. Если же обратиться к самому сообщению ал-Идриси о городах «Черная» и «Белая Кумания» и к связанному с ними рассказу о Тмутаракани, то мы увидим, что эти сведения ал-Идриси вряд ли мог получить от тюркоязычного информатора. Формы топонимов говорят, скорее, о греческом (Матраха; Ταμάταρχα) и итальянском (Матрика; Matrega) источниках. Второе наименование «Белой Кумании» — Матлука, — может быть, представляет собой искаженное название «Матрика».
Матрика — это арабское название отражает латинское Matrega, на что обратил внимание В. М. Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 211].
Матраха — об этой форме топонима см. коммент. 19 к Введению.
Сакир — рукав Атила, текущий в Черное море. Ал-Идриси приводит довольно подробные сведения о нем. Во-первых, однажды он говорит о месте его впадения в Черное море между городами Матраха и Русиййа (в 8-й секции VI климата). Во-вторых, на карте и в тексте приведено название этого рукава — река Сакир (в рукописи Р с огласовкой: ***; написание последней графемы в разных рукописях различно — ра или вав). Наконец, при описании столицы Хазарии города Итила ал-Идриси рассказывает о том, как жители Итила попадали в Черное море. Они поднимались вверх по реке Атил до Булгара, затем спускались по «верхнему рукаву» до Черного моря (см. коммент. 26 к 7-й секции V климата).
Наименование рукава Атила, впадающего в Черное море, рекой Сакир принадлежит, по-видимому, самому ал-Идриси. Такое заключение ал-Идриси мог сделать, сопоставляя информацию, имевшуюся в его распоряжении о реках Северо-Восточного Причерноморья. Еще В. В. Бартольд заметил, что арабские географы имели весьма смутное представление о реках Северного Причерноморья и нередко принимали одну реку за другую [Бартольд В. В. География, с. 109]. Ал-Идриси в этом отношении не составлял исключения. Его знания о реках Восточной Европы, в сущности, основывались на сведениях лишь об отдельных, наиболее часто посещаемых участках рек. Таковыми в первую очередь были места впадения рек в море, рядом с которыми находились торговые центры. Поэтому информация о географических объектах, лежащих на морском побережье, как правило, более или менее точна, а чем дальше в глубь материка, тем больше вероятность контаминации сведений о различных объектах — сведений как современных автору, так и передаваемых по традиции.
В литературе встречаются различные мнения об идентификации реки Сакир. Ее обычно отождествляют — и не без оснований — то с Кубанью [Бартольд В. В. География, с. 109; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 222], то с Доном [RNFA, р. 85; MA, Bd. II, S. 156; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 20]. Чем было вызвано такое смешение представлений о разных реках у ал-Идриси? Во-первых, могли сказаться географические причины. Информаторы географа, насколько можно судить по его сочинению, не заходили в Азовское море и не знали нижнего течения Дона. Вместе с тем разветвленное устье Кубани, где стояла Тмутаракань, было хорошо известно мореплавателям и купцам. А поскольку в представлениях средневековых моряков устье Дона начиналось в Керченском проливе, то река Кубань вполне могла быть ими принята за Дон. Во-вторых, ал-Идриси мог испытывать затруднения в связи с необходимостью согласовывать между собой данные, полученные им от разных информаторов. Под рекой Сакир могла иметься в виду Кубань, о которой ал-Идриси не было ничего известно, кроме того, что на ней стоит город Матраха. Вместе с тем у него были данные о том, что рядом с Матрахой в Черное море впадает рукав Атила. Поэтому географ объединил сведения о реке Сакир с информацией о рукаве Атила, впадающем в Черное море рядом с Матрахой. Наконец, соединению данных об обеих реках, возможно, способствовала теория о кавказских истоках Дона, о которой ал-Идриси мог узнать из сочинения Орозия, названного им в числе своих источников, или из произведений других античных и средневековых авторов, разделявших эту точку зрения [Чичуров И. С. Экскурс, с. 73; он же. Византийские исторические сочинения, с. 36, 60, 109]. Хотя в изображении и описании реки Сакир можно видеть контаминацию сведений о двух разных реках, нельзя не заметить, что в отождествлении этих рек ал-Идриси не проявляет полной уверенности. Особенно ярко это видно из текста сочинения. Если на карте был возможен только один вариант изображения течения реки, то в тексте могло сохраниться несколько разных вариантов в том виде, в каком они были получены от информаторов. Когда ал-Идриси говорит о реке Сакир как о реке, на которой стоит Матраха, он не забывает отметить, что эта река является рукавом Атила [OG, р. 916]. Однако в описаниях течения Атила, где рукав, идущий к Черному морю, упомянут в каждом описании, ал-Идриси лишь однажды называет этот рукав рекой Сакир, да и то не во всех рукописях [OG, р. 919; ср.: OG, р. 831, 834-835, 929].
Гидроним Сакир, насколько мне известно, кроме сочинения ал-Идриси, нигде больше не встречается. О его этимологии пока можно ограничиться лишь предположениями, но даже они, на мой взгляд, подкрепляют отождествление реки Сакир с Кубанью. В бассейне реки Кубани издавно жило большое число разных народностей. С этим обстоятельством связано существование более двух сотен вариантов названия этой реки, подавляющее большинство которых имеют местное происхождение. Наименование Сакир можно рассматривать как ара-бизированную передачу одного из местных названий реки — Сехерий, Сетерий [Галкин Г. А., Коровин В. И. Опыт исследования, с. 109; Ханаев С. А. К основным названиям, с. 91], где второй согласный под рукой переписчика превратился в букву каф, чему, возможно, способствовало созвучие местной формы гидронима с арабским глаголом сака (букв, «орошать, поливать»). Между картографическим изображением реки Сакир и ее текстуальным описанием на первый взгляд имеется одно существенное противоречие: в описании Атила в 8-й секции VI климата говорится о том, что место впадения рукава Атила в Понт находится между городами Матраха и Русиййа [OG, р. 929], а на карте река Сакир обозначена впадающей в Черное море к востоку от Матрахи, а не к западу от нее, как можно было бы ожидать исходя из данных текста. На карте между городами Матраха и Русиййа вообще никакой реки не помечено [MA, Bd. VI, Taf. 56]. Однако если принять во внимание картографические принципы, с помощью которых создавались средневековые карты, то окажется, что указанное противоречие мнимое. Географический эгоцентризм, столь характерный для пространственного восприятия в древности и средневековье, повлиял и на сочинение ал-Идриси. Элементы эгоцентрического восприятия пространства — непосредственные впечатления купца, мореплавателя, путешественника, следующего тем или иным маршрутом, — нетрудно обнаружить в разных частях труда ал-Идриси. Есть они и на карте. Особенно наглядно географический эгоцентризм проявился при нанесении на карту маршрутных данных. Если к картографическому изображению северо-восточного побережья Черного моря в сочинении ал-Идриси подойти как к буквальному переводу на карту впечатлений мореплавателя, следовавшего по маршрутам «Константинополь-Матраха» и «Трапезунд-Бутар», то тогда все нанесенные на карту географические объекты побережья найдут объяснение. Ал-Идриси поместил на карте все топонимы и гидронимы из имевшихся в его распоряжении маршрутных данных, причем сделал это, соблюдая последовательность их упоминания в рассказах своих информаторов. По сведениям информатора-мореплавателя, заключительный отрезок пути из Константинополя до Тмутаракани выглядел так: «Бутар — устье реки Русиййа — Матраха» [OG, р. 909]. Если плыть в противоположном направлении, тот же маршрут имел следующий вид: Матраха, стоящая на реке Сакир — город Русиййа в устье одноименной реки — Бутар [OG, р. 916]. Положение этих объектов на карте точно соответствует тексту: с запада на восток вдоль побережья помечены Бутар, устье реки Русиййа, Матраха; при нанесении на карту встречного маршрута между Матрахой и рекой Русиййа появился значок для города Русиййа. Нетрудно заметить, что, если бы маршруты наносились на карту в обратной последовательности, результат получился бы точно такой же. Поскольку карта передает точный маршрут, которым шли корабли, значительно облегчается локализация всех топонимов и гидронимов, нанесенных на карту и указанных в тексте. «Русская река», точнее говоря, ее устье, обозначает Керченский пролив, город Русиййа — один из пунктов на крымском берегу пролива, возможно, Керчь (Корчев) [Коновалова И. Г. Где находился город Русийа]. Рукав Атила, впадающий в Черное море между Матрахой-Тмутараканью и Русиййа-Керчью, это Дон — Азовское море — Керченский пролив. Таким образом, для обозначения устья Дона, Азовского моря и Керченского пролива ал-Идриси не употребляет название реки Сакир, как можно было бы ожидать из ее описания в качестве рукава Атила, а пользуется гидронимом «Русская река». Следовательно, месту впадения реки Сакир в Черное море может соответствовать только река Кубань, а изображение ее течения на карте и ее описание как рукава Атила обнаруживает использование сведений о Доне — от его излучины, где он близко подходит к Волге, до устья на Азовском море.
Река Исил — см. коммент. 36 к Введению.
Город Итил — см. коммент. 24 к 7-й секции V климата.
Море Табаристан — одно из арабских наименований Каспийского моря (см. коммент. 1 к 7-й секции V климата).
Именно на этих данных ал-Идриси, широко известных благодаря появившемуся еще в первой половине прошлого века французскому переводу его сочинения, основываются все сформулированные в историографии версии локализации города Русиййа. Имеющиеся точки зрения на местонахождение города так или иначе обусловлены тем, что подразумевает под устьем реки Русиййа тот или иной исследователь: если Керченский пролив — то город помещают в Керчи [Кулаковский Ю. А. К истории Боспора, с. 132-133; Брун Ф. К. Следы, с. 122; Козловский И. П. Тмуторокань, с. 67-68; MA, Bd. II, S. 151; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 19; он же. Киевская Русь, с. 179; Мавродин В. В. Русское мореходство, с. 100; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля, с. 107; Талис Д. .Л. Росы, с. 88 (Д. Л. Талис считал, что город Русиййа мог находиться в устье Дона; кроме того, он склонен к широкой трактовке топонима «Росия / Русиййа» — как Приазовья в целом); Бейлис В. М. Ал-Идриси (ХП в.), с. 212; он же. Краiна ал-Куманійа, с. 92; Franklin S., Kazhdan A. Rhosia (С. Франклин и А. П. Каждан, помещая город Русиййа на берегу Керченского пролива, не решаются точно определить, на каком именно берегу пролива стоял этот населенный пункт — на западном или восточном)], если Дон — то его предлагают искать где-то близ донского устья [GE, t. II, р. 320; Голубинский Е. Е. История, с. 43-44; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 171; Талис Д. Л. Топонимы, с. 229; Королев В. Н. К вопросу о славяно-русском населении, с. 125; Цечоев В. К. Славяне, с. 3-24]. Существует также мнение о том, что город Русиййа находился на Таманском полуострове и являлся столицей упоминаемого многими мусульманскими географами и историками Х-XVI вв. «острова русов» [Захаров В. А. Тмутаракань, с. 216; он же. Где находился город Росия, с. 151-156; он же. История раскопок, с. 148-149; Иеромонах Никон. Начало христианства, с. 50; Десятников Ю. М. Ст. Голубицкая, с. 6-9; Чхаидзе В. Н. Голубицкое городище, с. 234-243].
Наличие различных точек зрения на локализацию города Русиййа не в последнюю очередь связано с тем, что для решения этого вопроса используются далеко не все данные, которые имеются в сочинении ал-Идриси [Коновалова И. Г. Где находился город Русийа; она же. Восточная Европа, с. 163-164]. Обычно ограничиваются анализом лишь фрагментов лоции «Бутар — устье реки Русиййа — Тмутаракань» и в обратном направлении: «Тмутаракань — город Русиййа в устье одноименной реки — Бутар». Между тем в сочинении ал-Идриси имеется еще одно упоминание о городе Русиййа — на этот раз в составе описания реки Атил, — которое содержит сведения, прямо указывающие на местонахождение этого населенного пункта на крымском берегу Керченского пролива.
На примере рассмотренных выше маршрутов плавания по Черному морю можно было убедиться в том, что в качестве центра, куда сходились ведшие из Византии торговые пути, у ал-Идриси совершенно отчетливо выделяется Керченский пролив с городами Русиййа и Матраха. Именно эти города упоминаются географом как конечные пункты плавания из Константинополя [OG, р. 909, 916]. Неоднократное упоминание города Русиййа в различных частях сочинения ал-Идриси уже само по себе свидетельствует о том, что в распоряжении географа должно было иметься несколько источников сведений об этом пункте. Прежде всего это, конечно, черноморские лоции, восходящие к сообщениям современников ал-Идриси — византийских и итальянских мореплавателей. С этой же группой источников могло быть связано и формирование у ал-Идриси представления об Азовском море как о низовьях Дона, устьем которого считался Керченский пролив; подобные взгляды прослеживаются у средневековых итальянских мореплавателей [Скржинская Е. Ч. Петрарка, с. 247]. Принимая во внимание те условия, в которых создавалось сочинение ал-Идриси (напомним, что географ жил в Палермо при дворе норманнского короля Сицилии Рожера И, в обстановке своеобразного симбиоза арабских, греческих и латинских культурных традиций), нельзя сбрасывать со счетов и его возможное знакомство с византийской и латинской книжной ученостью, разделявшей идею о соединении Каспийского и Черного морей [Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения, с. 36, 60; Иоанн де Галонифонтибус. Сведения, с. 14-15].
Хотя связь приводимых ал-Идриси данных о городах Северного Причерноморья с современными ему византийскими и итальянскими источниками несомненна и очевидна, было бы ошибкой полагать, что географ ограничился только этой информацией. Напротив, ал-Идриси потому и сумел органично включить сведения такого рода в свое сочинение, что мог согласовать их с системой географических представлений, которая сложилась у него под влиянием прежде всего арабо-персидской географической традиции. В частности, мнение о том, что река Атил связана с бассейном Черного моря, было укоренено в арабской географической литературе задолго до ал-Идриси — начиная с утверждения ученых X в. о существовании громадного «Константинопольского канала», который около Константинополя отделялся от Средиземного моря, шел на север, разделяя земли славян, и впадал в «Окружающий океан». То же самое относится и к идее о связи Черного моря с Каспийским посредством впадающих в них рек, которая разрабатывалась не одним поколением арабских географов (подробнее см. [Минорский В. Ф. История, с. 192-193, 196, 198-199, 201; Калинина Т. М. Водные пространства, с. 84-99; Коновалова И. Г. Восточная Европа, с. 91-92]). Более того, из трудов арабо-персидских авторов ал-Идриси, скорее всего, почерпнул не только общегеографические представления, но и вполне конкретные сведения, которые могли стать связующим звеном между традиционной системой взглядов и современными географу данными. Так, если наименование города Русиййа, впервые в арабо-персидской литературе встречающееся именно у ал-Идриси, мы вправе сопоставить с упоминаниями о «Росии» в византийских источниках XII в., то гидроним «Русская река» (см. коммент. 43 к 5-й секции VI климата), фигурирующий у ал-Идриси в одном контексте с рассказом об этом городе, безусловно, тесно связан с сообщениями арабо-персидских географов о реке, протекающей по землям русов и впадающей в Черное море.
Таким образом, информацию ал-Идриси о городе Русиййа вряд ли правомерно рассматривать лишь как простое упоминание об этом пункте в морской лоции, поскольку данным географа о городе сопутствует широкий контекст, тесно связанный с традицией арабской историко-географической литературы. Знакомство с последней и позволило ал-Идриси сделать заключение о местонахождении города Русиййа. В том, что это заключение принадлежит самому ал-Идриси, вряд ли можно сомневаться, так как ни в одной из лоций Северо-Восточного Причерноморья, включенных географом в состав сочинения, не говорится, где именно (в частности, на каком берегу Керченского пролива) был расположен город Русиййа.
Нельзя не заметить существенную разницу в характеристике Тмутаракани и города Русиййа у ал-Идриси. Если о Тмутаракани географ приводит сравнительно много сведений, то о том, что представлял собой город Русиййа, не говорит, в сущности, ничего. Из самого факта упоминания этого пункта в лоциях можно заключить, что он являлся портовым городом, игравшим немаловажную роль в византийской навигации в бассейне Черного моря. Что же касается значения города Русиййа как торгового центра, то, по всей вероятности, оно было несравненно скромнее, чем у Тмутаракани, являвшейся, по словам ал-Идриси, средоточием экономической жизни не только ближайшей округи, но и соседних районов. Упоминание географа о «постоянной войне» между жителями Тмутаракани и Русиййа, возможно, свидетельствует не об их независимости друг от друга [Талис Д. Л. Топонимы, с. 233; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 223], а либо о разном статусе этих двух городов в системе византийского господства над Приазовьем, либо о самостоятельности города Русиййа по отношению к Византии во времена ал-Идриси (последнюю точку зрения отстаивает А. Г. Плахонин; см. [Плахонін А. Г. Русь на Боспорі, с. 82]).
Предпринимающиеся некоторыми исследователями попытки связать данные ал-Идриси о городе Русиййа с рассказом об «острове русов» совершенно несостоятельны, так как ни в одной из версий этого рассказа у авторов X-XII вв. не только не содержится наименование столичного города русов, но и вообще не приводится ни одного топонима, который бы имел отношение к территории «острова» (см. подборку переводов [Новосельцев А. П. Восточные источники, с. 303-307; Коновалова И. Г. Состав рассказа]). У ал-Идриси город Русиййа упоминается дважды — в составе черноморской лоции и в одном из описаний реки Атил, — и эти сообщения никак не связаны с многочисленными известиями о русах в сочинении ал-Идриси; о принадлежности города русам или какому-то иному народу географ ничего не говорит. Эту операцию — соединение сведений о городе Русиййа с данными о русах — проделал испано-арабский географ второй половины XIII в. Ибн Са'ид ал-Магриби, для которого сочинение ал-Идриси являлось одним из основных источников. Ибн Са'ид упоминает город Русийа (***) при характеристике Черного и Азовского морей: «В этом море есть острова, населенные русами, и [поэтому] его также называют морем русов. Русы в настоящее время исповедуют христианскую веру. На севере этого моря [в него] впадает река, текущая из огромного озера Тума. На западном берегу этой реки лежит Русийа — главный город русов. Русы — многочисленный народ, выделяющийся своей силой среди храбрейших народов Аллаха. Долгота этого города составляет 57°32', а широта — 56°. На море Ниташ и Маниташ ему принадлежит множество неизвестных [нам] городов» [Ibn Sa'id al-Magribi, p. 128-129]. Заимствовав сведения ал-Идриси о городе Русиййа, Ибн Са'ид ввел их в новый контекст. Поскольку рассказ о черноморских городах у Ибн Са'ида, в отличие от ал-Идриси, не имел форму лоции, в сообщении испанского географа оказалось полностью утрачено представление о связи города Русиййа с другими черноморскими портами, а также с Атилом.
Вместе с тем Ибн Са'ид располагал неизвестными ал-Идриси данными об Азовском море и, в частности, об одном из его наименований — «Море русов» (***). Этот гидроним, начиная с X в., встречается в источниках различного происхождения — арабских (ал-Мас'уди), древнерусских («Повесть временных лет»), еврейских (Вениамин Тудельский) (библиографию см. [Soloviev A. Mare Russiae, S. 1-12; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 109, 115, 138, 160]).
С XIII в. наименование «Русское море» начинает употребляться и западноевропейцами, получившими доступ в Черноморский бассейн для ведения торговли. Так, Черное море именует «Русским» Виллардуэн [Виллардуэн Ж. Завоевание Константинополя, с. 58]. В итальянских навигационных пособиях (морских картах и портоланах) с конца XIII в. фиксируются многочисленные топонимы с корнем «рос» в бассейне Азовского моря (см., например, [II Compasso da navigare, p. 136]). Повидимому, с этой топонимией и следует связывать название Азовского моря «Русским» у Ибн Са'ида. Соотнеся сведения о городе Русиййа с информацией о «Море русов», Ибн Са'ид и сделал заключение о принадлежности города русам. При этом упоминаний о каких-либо иных русах, кроме причерноморских, в сочинении Ибн Са'ида нет (подробнее см. [Коновалова И. Г. Физическая география]).
О горе Кукайа см. коммент. 44 к 5-й секции VI климата.
О городе Бутар см. коммент. 40 к 5-й секции VI климата.
На самом деле в предшествующем разделе сочинения, где описан путь «Константинополь-Матраха», ал-Идриси говорит не о городе Русиййа, а об одноименной реке (см. коммент. 41, 43 к 5-й секции VI климата).
Фира — Локализация этого и других куманских городов представляет значительные трудности, так как отсутствует сколь-либо надежный ориентир, относительно которого можно было бы определить местонахождение хотя бы некоторых из них. В связи с тем, что приведенные ал-Идриси названия городов Кумании не могут быть приняты за собственно половецкие топонимы, исследователи сопоставляют их с летописными городами древнерусских княжеств — Черниговского, Переяславского, Киевского, находившихся близ границы с Половецкой степью [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 36-38; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 213-214, 223-225; он же. Краіна ал-Куманійа, с. 97-98]. В самом деле, городов как таковых у половцев не было, а были лишь небольшие «городки», возникавшие в местах зимовок [Плетнева С. А. Донские половцы, с. 255]. Из летописных записей 1111 и 1116 гг. известно о существовании трех таких городков — Шаруканя, Сугрова и Балина [ПСРЛ, т. II, стб. 266, 284]. Археологически они пока не открыты. Вероятным районом их местонахождения предположительно является Средний Донец [Плетнева С. А. Донские половцы, с. 280; она же. Половцы, с. 61-62]. Правда, в результате походов русских князей 1111 и 1116 гг. все три городка были разрушены до основания и больше не восстанавливались. Половцы кочевали в непосредственной близости от границ Переяславского, Черниговского и Киевского княжеств; им были известны многие древнерусские города по рекам Суле, Роси, Сейму, Днепру, становившиеся объектами половецких нападений. По территории Половецкой степи проходили важные международные торговые пути [Кудрявцева Е. Ю. Древнерусско-половецкое пограничье, с. 20-22]. В связи с тем, что информация о куманских городах в сочинении ал-Идриси помещена вслед за сообщением о Тмутаракани, а описание куманских городов начинается с города Нуши, отсчет расстояния до которого ведется от связанной с Тмутараканью «Белой Кумании», можно заключить, что названные ал-Идриси куманские города следует искать на торговом пути из Приазовья к окраинным русским землям Переяславского, Черниговского и Киевского княжеств. Поскольку среди указанных ал-Идриси куманских городов нет ни одного, в точности локализации которого можно было бы не сомневаться, поскольку отсутствует какой-либо надежный ориентир для всего маршрута — известно только, что маршрут сухопутный, — приходится пытаться идентифицировать эти города исходя из одних их названий.
Город Кира (Фира) Б. А. Рыбаков отождествил с городком Корец, лежавшим на пути во Владимир Волынский и упоминаемым в летописи под 1150 г. [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 38]. В своей идентификации Б. А. Рыбаков опирался не только на созвучие названий, но и на указанные ал-Идриси расстояния между городами Кумании. Уязвимым местом в расчетах Б. А. Рыбакова является то, что за точку отсчета он берет расстояние от города Нуши (см. ниже, коммент. 34) до «Белой Кумании», понимая под последней не город на черноморском побережье, как это следует из данных ал-Идриси (см. выше, коммент. 21), а все Днепровско-Днестровское междуречье [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 36-38]. Вследствие этого все «куманские» города ал-Идриси оказались у Б. А. Рыбакова лежащими далеко от границ Половецкой степи. Более убедительна гипотеза В. М. Бейлиса, который соотнес топоним с летописным Вырем, расположенным в часто опустошаемом половцами Посеймье, на юго-восточной границе Черниговского княжества [Бейлис В. М. Краiна ал-Куманійа, с. 92].
Нарус — Согласно Б. А. Рыбакову, под топонимом Нарус скрывается город Деревич, расположенный в Галицо-Волынском княжестве [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 38]. В. М. Бейлис сопоставил город Нарус — при минимальной конъектуре *Баруш (***) — с городом Баруч в Переяславском княжестве [Бейлис В. М. Краiна ал-Куманійа, с. 92]. Отождествление В. М. Бейлиса более предпочтительно, поскольку, в отличие от Деревича, Баруч находился на границе с Половецкой степью и был известным для половцев пунктом, в связи с чем информатор ал-Идриси мог принять его за собственно куманский город. Кроме того, на причисление Баруча к городам Кумании могло повлиять и то обстоятельство, что на степном пограничье Переяславского княжества селились кочевые орды торков, состоявших на службе у древнерусских князей и живших вперемешку с русским земледельческим населением. Известно, что в 1126 г. половцы предприняли поход на Переяславскую землю с целью захвата торческих веж, располагавшихся у Баруча. Во время набега торки вместе с русскими укрылись за стенами этого города [Плетнева С. А. Половцы, с. 76]. Смешанный состав русско-половецкого пограничья дал возможность информатору ал-Идриси назвать города этого региона «куманскими».
Нуши — Местонахождение города Нуши представляется пока неопределенным. Б. А. Рыбаков помещает этот город на р. Южный Буг, в окрестностях Гайворона, где есть несколько древних городищ [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 36]. Такая локализация основана на указанном ал-Идриси расстоянии в 50 миль к северу от «Белой Кумании» до города Нуши. Однако принятое Б. А. Рыбаковым ошибочное толкование топонима «Белая Кумания» не как отдельного центра, а как одной из областей Половецкой земли, делает предложенную им идентификацию топонима Нуши достаточно произвольной. К тому же локализация Б. А. Рыбакова оставляет без объяснения название города. В. М. Бейлис обратил внимание на то, что третью графему в слове «Нуши» можно читать без точек (Нуси), и сопоставил этот топоним с упоминаемым в летописи наименованием города Носов в Переяславском княжестве [ПСРЛ, т. I, стб. 320; ПСРЛ, т. II, стб. 360; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 213; он же. Краiна ал-Куманійа, с. 92].
Кинийув — Название Кинийув сопоставляется некоторыми исследователями с топонимом Канив из 5-й секции VI климата сочинения ал-Идриси и отождествляется с городом Каневым [Березин И. П. Первое нашествие, с. 240; Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 9, 36; Мариновський Ю. Ю. Писемні джерела, с. 11-17]. И. Г. Добродомов — без всякой аргументации — помещает город Кинийув «у северного побережья Азовского моря» Добродомов И. Г. О половецких этнонимах, с. 103-104]. В. М. Бейлис, не отказываясь от сопоставления Кинийув-Канив-Канев, вместе с тем полагает, что название Кинийув может являться одним из вариантов наименования «Киев» (*Кийив) в пользу этого, по мнению исследователя, говорит характеристика города Кинийув как крупного торгового центра, а также вероятность того, что данные о таком городе, как Киев, ал-Идриси получал, скорее всего, не от одного, а от нескольких информаторов, по-разному передававших название города [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 224; он же. Краiна ал-Куманійа, с. 92-93]. На мой взгляд, эти соображения с равным успехом могут быть отнесены как к Киеву, так и к Каневу, который тоже часто посещали купцы и путешественники. Если считать, что наименование Кинийув служит обозначением Киева, то в таком случае трудно объяснить, почему этот один из самых известных древнерусских городов был отнесен информатором ал-Идриси к куманским населенным пунктам. Сопоставление Кинийув с Каневом предпочтительнее еще в связи с тем, что в середине XII в. в Канев был перенесен из Юрьева центр миссийной епископии, занимавшейся христианизацией кочевников, в том числе и половцев [Подскальски Г. Христианство, с. 58-59].
Салав — город Переяславль Русский на р. Трубеж, упоминавшийся ранее под наименованием Баразлав (см. коммент. 71 к 5-й секции VI климата).
Наби — см. коммент. 74 к 5-й секции VI климата, где этот пункт упоминается под наименованием Най.
Город Салав, фигурирующий в данном отрывке, не идентичен ранее упоминавшемуся пункту с таким же наименованием (см. выше, коммент. 36). Дело в том, что, начиная с этого места, ал-Идриси приводит текст рассказа о трех группах русов, заимствованный им с искажениями у Ибн Хаукала (подробнее см. [Коновалова И. Г. Рассказ]). Данные о городе Салав из устных источников и сведения об одноименном центре из рассказа Ибн Хаукала о трех группах русов ал-Идриси принял за сообщение об одном и том же пункте. Таким образом, рассказ Ибн Хаукала был включен в «Нузхат ал-муштак» в результате искусственного построения ал-Идриси (А. П. Новосельцев также отмечает, что рассказ о трех группах русов включен в сочинение ал-Идриси «совершенно не к месту» [Новосельцев А. П. Худуд ал-алам, с. 99]). Поэтому для решения вопроса о локализации городов трех групп русов неправомерно использовать данные о городе Салав из сообщения ал-Идриси о Кумании, ибо речь идет о разных городах. Рассказ о трех группах русов — Куйабе, Славии и Арсе — относится к числу самых известных и вместе с тем наиболее неясных сюжетов средневековой арабо-персидской литературы. С начала XIX в. к различным версиям этого рассказа неоднократно обращались не только востоковеды, но и историки-слависты и археологи, занимающиеся изучением средневековой Руси. Установлено, что сообщения восточных авторов о трех группах русов отражают этнополитическую ситуацию в древнерусских землях во второй половине IX в. Если локализация первых двух групп русов — Куйабы в Киеве, Славии в центре, находившемся на месте будущего Новгорода или рядом с ним, — не вызывает особых разногласий у исследователей, то относительно возможного местоположения третьей группы — Арсы — продолжают выдвигаться новые версии, несмотря на то что их уже существует не менее полутора десятков (историографию см. [Коновалова И. Г. Рассказ, с. 147, примеч. 1]).
Кукийана — Вместо привычной формы наименования Куйаба авторов ІХ-ХІ вв. у ал-Идриси приводится иная форма написания этого топонима — Кукийана (***). В. М. Бейлис предположил, что искажение могло содержаться либо в рукописи Ибн Хаукала, которой пользовался ал-Идриси, либо возникло в процессе многократного переписывания сочинения самого ал-Идриси [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 214]. Не отрицая обеих этих возможностей, следует заметить, что, как и в случае с топонимом Салав, название Кукийана могло и не иметь ничего общего с наименованием Куйаба из более ранних вариантов рассказа о трех группах русов. Топоним Кукийана появляется у ал-Идриси не в самом рассказе о трех группах русов, а как бы «вклинивается» в описание куманских городов, что особенно хорошо заметно в списках А и L. Первое упоминание о городе Кукийана связано с маршрутными данными о городе Салав (Переяславль Русский). Ал-Идриси приводит расстояние между этими городами — такие данные отсутствуют у авторов ІХ-ХІ вв. Правда, сведения о городе Кукийана у ал-Идриси были недостаточно конкретны, недаром в разных рукописях «Нузхат ал-муштак» расстояние между городами Салав и Кукийана указано то в 8, то в 18 переходов, при этом неизвестно, в каком направлении. С недостатком информации, по-видимому, связано и отсутствие значка для города Кукийана на карте ал-Идриси.
Земля Булгар — Ибн Хаукал вслед за ал-Истахри говорил о том, что группа русов с центром в Куйабе является ближайшей к Булгару [BGA, t. I, р. 225-226; BGA2, fasc. II, p. 397]. Те изменения, которые ал-Идриси внес в сообщение Ибн Хаукала относительно города Куйаба, вызваны, на мой взгляд, попыткой географа истолковать довольно туманные сведения своего предшественника об этом пункте. Во-первых, из сообщения Ибн Хаукала (и его источника — сочинения ал-Истахри) нельзя точно понять, о какой Булгарии они ведут речь — Волжской или Дунайской. Во-вторых, прилагательное кариб («ближайший»), употребляемое Ибн Хаукалом и ал-Истахри для характеристики взаимного положения Куйаба и Булгара, имеет несколько значений: оно может обозначать близость не только пространственную, но и в отношениях, вплоть до обозначения близкого родства. Поэтому фразу о том, что Куйаба является ближайшей к Булгару, можно понимать в том смысле, что между нею и Булгаром имелись наиболее тесные связи. Кстати, единственным сведением о расстояниях, приводимым Ибн Хаукалом для трех городов русов, стало расстояние между Куйаба и Булгаром — 20 дней [BGA2, fasc. II, р. 397]. Тесные торговые связи Киева и Булгара в X в. подтверждаются и археологическим материалом [Рыбаков Б. А. Путь; Моця А. П. Новые сведения; он же. Булгар-Киев; Моця А. П., Халиков А. Х. Булгар-Киев; Белорыбкин Г. Н. Путь]. Как видно, в переработке ал-Идриси данные о Булгаре совершенно определенно относятся к Волжской Булгарии, ибо Дунайскую он знает под наименованием Бурджан (см. коммент. 21 к Введению).
Утверждение о том, что русы — одно из племен тюрок, сформировалось у ал-Идриси под влиянием книжных сообщений. Оно могло возникнуть, как справедливо заметил В. М. Бейлис, вследствие неверного понимания одного из сообщений о русах в книге Ибн Хаукала: «Рус — племя в стороне Булгара между ними и ас-Сакалиба. И ранее отделилось племя тюрок из их страны и ушло в места между странами ал-Хазар и ар-Рум. Их именуют Баджнакийа» (пер. В. М. Бейлиса, цит. по [Бейпис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 214, примеч. 46]), а также в результате соответствующего истолкования слов Ибн Хаукала о том, что группа русов с центром в городе Куйаба является «ближайшей» к Булгару. Наконец, русы названы тюрками в одной из рукописей ал-Ис-тахри (пер. отрывка на немецкий язык см. [Hrbek I. Der dritte Stamm, S. 635]), с которой ал-Идриси мог быть знаком.
В данном предложении ал-Идриси использует термин Ибн Хаукала — синф (***; «род, сорт, класс, разновидность»), а также другое слово — кабил (***; «род, сорт») (о семантике этих терминов см. [Новосельцев А. П. Восточные источники, с. 319]).
В отличие от других авторов, писавших о трех группах русов, в сочинении ал-Идриси приводится название первой группы русов — Равас (***). Появление этого наименования, по-видимому, следует связывать с утверждением географа о том, что Кукийана — это город тюрок, именуемых «Руса» (***), а само название равас рассматривать как искажение слова «Руса».
Рассказ о трех группах русов в том виде, в каком он дошел до ал-Идриси по сочинениям авторов Х-ХІ вв., уже не соответствовал реалиям XII в. Недаром Киев описан в «Нузхат ал-муштак» под другим наименованием — Кав (см. коммент. 69 к 5-й секции VI климата). Совершенно очевидно, что топонимы Куйаба и Кукийана не ассоциировались у ал-Идриси с Киевом.
Вторая группа русов — Салавиййа — локализуется в районе Новгорода. Для ал-Идриси город Салав из рассказа о трех группах русов не имел никакого отношения к реальному Новгороду; последний был известен географу под скандинавским наименованием Хольмгард и охарактеризован в другой части сочинения (см. коммент. 19 к 4-й секции VII климата).
Ал-Идриси не ограничился тем, что применил устные сведения о городе Салав (Переяславле Русском) в качестве перехода к изложению книжных данных Ибн Хаукала. С наличием у ал-Идриси устной информации, не совпадающей с той, которую он мог прочесть у Ибн-Хаукала об одноименном городе, можно связывать и те изменения, которые географ внес в сообщение Ибн Хаукала о городе Салав. Салав помечен на карте ал-Идриси, где его значок находится рядом с изображением одинокой возвышенности [MA, Bd. VI, Taf. 66]. По-видимому, отсюда и появилось утверждение ал-Идриси о том, что Салав из рассказа о трех группах русов стоит «на вершине горы», отсутствующее у Ибн Хаукала и других авторов, которые вместо этого писали о верховном положении русов с центром в городе Салав по отношению к другим группам русов (русск. пер. текстов и библиографию см. [Новосельцев А. П. Восточные источники, с. 316-318]).
Арса — главный город третьей группы руссов — Арсаниййа. Основные дополнения, сделанные ал-Идриси к текстам своих предшественников, касаются этой группы русов и их главного города. Со ссылкой на Ибн Хаукала ал-Идриси почти дословно приводит сообщение о недоступности города Арса для чужестранцев и о вывозе оттуда ценных мехов и металла. Все прочие данные об этом пункте, имеющиеся в «Нузхат ал-муштак», у Ибн Хаукала или других авторов ІХ-ХІ вв. отсутствуют.
Сведения о том, что Арса является красивым, укрепленным городом, расположенным на горе, — это дополнение ал-Идриси к сообщениям более ранних авторов. На карте «Нузхат ал-муштак» значок для обозначения города помещен рядом с изображением безымянной возвышенности [MA, Bd. VI, Taf. 56]. Таким образом, дополнения ал-Идриси касались внешнего облика города («укрепленный», «красивый»), особенностей его местонахождения («на горе»), его удаленности от других городов русов, а также его тесной — и исключительной — связи с купцами из города Кукийана. Кроме того, ал-Идриси добавляет, что купцы из города Кукийана были тесно связаны с Арсой: именно они имели туда доступ и осуществляли вывоз товаров из этой недоступной для чужестранцев земли.
Последовательность, в которой ал-Идриси перечислил города, приводя расстояние между ними, показывает, что слова географа о местонахождении города Арса между Кукийаной и Салавом следует понимать в том смысле, что путь из Кукийаны в Салав лежал через Арсу. Цифровых данных о расстоянии между этими городами у Ибн Хаукала нет, он указывает лишь расстояние от Булгара до Куйабы — 20 дней пути [BGA2, fasc. II, p. 397]. Характер дополнений, сделанных ал-Идриси к сведениям авторов ІХ-ХІ вв., побуждает предположить, что эти данные он мог получить из устных источников, скорее всего от лиц, имевших контакты с купцами, посещавшими Арсу, или слышавших рассказы о таких торговцах. Ведь именно наличие конкретных деталей отличает информацию ал-Идриси от сообщений его предшественников. Внешний облик города, приметы рельефа окружавшей его местности, расстояния между ним и другими городами — это как раз тот набор сведений, который ал-Идриси с большими или меньшими подробностями сообщает всякий раз, когда описывает торговый маршрут в любой части света. Правда, данные ал-Идриси об Арсе отличаются конкретностью лишь по сравнению со сведениями более ранних авторов: он говорит о расстояниях между городами русов не в милях, а в днях пути и переходах и при этом не называет, в каком направлении по странам света нужно было двигаться от города к городу. Дополнения ал-Идриси к данным Ибн Хаукала о городе Арса отличаются по своему характеру от дополнений к сообщениям о двух других городах русов. Как было показано, известие ал-Идриси о том, что город Салав стоит на вершине горы, появилось в результате контаминации сведений о двух разных городах. Причисление города Кукийана к городам земли Булгар и утверждение о том, что русы являются тюркским народом, являются следствием интерпретации книжной информации. Лишь данные о купцах из Армении, доходивших до города Кукийана, можно считать сведениями, которые ал-Идриси мог получить от своих современников. Дополнения же, касающиеся Арса, носят совершенно иной характер. Их больше по количеству, они отличаются сравнительной конкретностью и, по всей вероятности, опираются на данные современников ал-Идриси. Тот факт, что самые существенные дополнения, сделанные ал-Идриси к сообщениям более ранних авторе, касались именно Арсы, свидетельствует о том, что наименование Арса, по-видимому, употреблялось в языке XII в., в отличие от городов Куйаба и Салав, названия которых в живой речи современников ал-Идриси звучали по-другому.
Кукийана. — Источником сведений ал-Идриси о городе Кукийана, также как и для авторов ІХ-ХІ вв. о Куйаба, были сообщения купцов, посещавших русские земли. Однако, если географы ІХ-ХІ вв. ограничивались простым указанием на то, что люди с торговыми целями доходили до Куйаба, ал-Идриси дает более детальную информацию: он пишет, что до города Кукийана доходят купцы-мусульмане из Армении. Выделение мусульманских торговцев из всей массы армянского купечества, по-видимому, можно рассматривать как свидетельство того, что данные ал-Идриси о связях Армении с древнерусскими землями восходят к рассказам именно этих купцов-мусульман. Вероятность получения нашим географом сведений от армянских информаторов подтверждается наличием в «Нузхат ал-муштак» других оригинальных данных об Армении [Шелковников Б. А. Средневековая белоглиняная поливная керамика]. Сообщение ал-Идриси о торговле купцов из Закавказья с русскими областями вполне может относиться к XII в., когда торговые связи Восточной Европы и Закавказья стали более интенсивными благодаря освоению новых торговых путей. Так, с конца XI в. наряду с традиционной торговлей по Волжскому пути большое значение приобрел путь из Закавказья по морю в Крым и далее через Причерноморские степи в Поднепровье [Древняя Русь, с. 388, 390-391].
Далее следует почти дословная выдержка из сочинения Ибн Хаукала [BGA2, fasc. II, р. 397].
У ал-Истахри и Ибн Хаукала речь идет не о леопардах, а о черных соболях (ас-саммур ал-асвад [BGA, t. I, р. 225-226; BGA2, fasc. II, p. 397]; см. также [Калинина Т. М. Меховая торговля]). Искажение возникло, по мнению В.М.Бейлиса, под пером переписчика, изменившего слово саммур («соболя») на нумур («леопарды, тигры»), а впоследствии использовавшего более распространенную форму множественного числа того же слова — анмар [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 215, примеч. 51].
Арабское слово расас обозначает «свинец», но ранее употреблялось и в значении «олово».
Сообщение о тесной связи купцов Кукийаны с городом Арса является дополнением ал-Идриси к информации более ранних авторов. У ал-Истахри и Ибн Хаукала говорится лишь, что «люди для торговли прибывают в Куйабу» [BGA, t. I, р. 225-226; BGA2, fasc. II, p. 397].
Баджнаки — печенеги (см. коммент. 48 к 7-й секции V климата).
Этнографические сведения о русах ал-Идриси позаимствовал у Ибн Хаукала [BGA2, fasc. II, p. 396]. Дополнения самого ал-Идриси касаются указания на ткани, из которых шили одежду хазары, булгары и печенеги.
В. М. Бейлис, сопоставивший сообщение ал-Идриси о булгарах с аналогичными данными ал-Истахри и Ибн Хаукала, отмечает упрощенный характер изложения ал-Идриси, искажающий смысл текста его предшественников [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 215, примеч. 55]. И ал-Истахри, и Ибн Хаукал пишут о «больших булгарах», являвшихся северными соседями Византии, т. е. о дунайских болгарах. По всей вероятности, ал-Идриси, знавший дунайских болгар под именем бурджан [OG, р. 12, 905, 911], отнес это сообщение Ибн Хаукала к волжским булгарам (см. также коммент. 21 к Введению).
Ал-Идриси приводит лишь заключительную фразу сообщения ал-Истахри / Ибн Хаукала: «Язык булгар похож на язык хазар, у буртасов — другой язык, а язык русов не таков, как язык хазар и буртасов» [BGA, t. I, р. 225; t. II, р. 283; BGA2, fasc. II, р. 396].
Булгар — город, находившийся близ современного с. Болгары, в 5 км от левого берега Волги, ниже устья р. Камы, столица Волжской Булгарии в Х-ХІ вв., неоднократно упоминаемая арабо-персидскими авторами начиная с X в. [Егоров В. Л. Историческая география, с. 95-96] (сообщения ранних арабских авторов о Булгаре подробно рассмотрены в работах [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 36-39; Фахрутдинов Р. Г. Болгар]).
Возможно, что это его утверждение является переосмыслением фразы Ибн Хаукала о том, что мусульмане и христиане являются жителями «внутренних булгар» [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 216; Хузин Ф. Ш. Волжская Булгария, с. 165, коммент. 1). Однако нельзя исключать и того, что у ал-Идриси были и новые, современные ему данные о Булгаре, касающиеся религиозного облика жителей города. Большинство жителей Булгара составляли мусульмане (сводку материалов об исламе в Булгарии см. [Исхаков Д. М., Измайлов И. Л. Этно-политическая история татар, с. 35-44; Ислам в Среднем Поволжье, с. 32-37]). Вместе с тем археологические материалы из Булгара свидетельствуют о том, что в XII в. в состав населения Волжской Булгарии входили волго-окские славяне, финны и скандинавы, а в самом Булгаре было несколько посадов с небулгарским населением, занимавшимся ремесленной деятельностью [Смирнов А. П. Древняя Русь; Казаков Е. П. О ранних контактах, с. 77-82; Кочкина А. Ф. Находки; Халиков А. Х. Волжская Булгария, с. 17; Хузин Ф. Ш., Валиуллина С. И. Славяно-русские материалы, с. 97-105]. По древнерусским источникам известно, что в начале XIII в. в Булгаре существовало христианское кладбище [Смирное А. П. Волжские болгары, с. 60].
Сувар — Развалины Сувара находятся в 4 км к западу от с. Кузнечиха Спасского района Республики Татарстан [Хузин Ф. Ш. Волжская Булгария, с. 63-66].
В отличие от более ранних авторов, слова о деревянных постройках булгар ал-Идриси относит только к городу Сувар, в то время как у Ибн Хаукала эти сведения отнесены к обоим булгарским городам.
Рик'ат — коленопреклонение (во время молитвы).
Азан — призыв на молитву, состоящий из семи формул и возвещаемый муэдзином с минарета мечети.
Икама — второй призыв на молитву, следующий после азана непосредственно перед началом молитвы.
См.: BGA, t. II, р. 285; BGA2, fasc. П, р. 397. Разбор сообщений арабо-персидских авторов о краткости дня в зимнее время у булгар и русов см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 40-44].
О городе Самандар см. коммент. 56 к 7-й секции V климата.
В тексте использован термин харидж (***), точный перевод которого — «за пределами», но в контексте анализируемого фрагмента ал-Идриси это сделать затруднительно, ибо тогда искажается смысл фразы. Сказать про Самандар, что он расположен «за пределами» Дербента, нельзя, ибо и так понятно, что, коль скоро речь идет о двух разных городах, то каждый из них расположен за пределами другого. Дербент был пограничным пунктом между Халифатом и хазарскими владениями, поэтому все, что располагалось к северу от него, воспринималось арабами как находящееся «по ту сторону» от Дербента. В. М. Бейлис, опубликовавший перевод данного фрагмента ал-Идриси, также переводил харидж как «по ту сторону» [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 216].
Ал-Баб ва-л-Абваб — арабское наименование Дербента (см. коммент. 12 к 7-й секции V климата).
Баланджар — один из наиболее крупных и известных хазарских городов. Название «Баланджар» в арабо-персидских источниках IX-XIIІ вв. употребляется не только по отношению к городу, но также применительно к кавказскому племени, обитавшему по соседству с аланами и абхазами, к реке, горам и горным проходам (сводку известий источников см. [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 123]). Большинство исследователей отождествляют Баланджар с хазарским городом Варачаном (Варанджаном), упоминаемым в армянских источниках VII в., однако локализация Баланджара спорна, район поисков города ограничен территорией Дагестана (историографию см. [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 123-124]). Расцвет Баланджара относится к VII-VIII вв., но вследствие арабо-хазарских войн VIII в. город к X в. потерял свое значение.
Ал-Байда — в переводе с арабского значит «белая» и, как полагают, является арабской передачей персидского наименования хазарского города Самандара [Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 125-128].
Хамлидж (вариант написания в других источниках — Хамлых) — город в устье Волги, столица хазар в IX в. Хамлидж упоминается в сочинении Ибн Хордадбеха [BGA, t. VI, р. 124, 154]. Впоследствии у арабо-персидских авторов X-XIII вв. название Хамлидж встречается наряду с новым наименованием хазарской столицы — Итил (историографию см. [Hudud, р. 429, 452; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 129-130]). У ал-Истахри и Ибн Хаукала есть описание Самандара, но остальные города Хазарии не названы [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 216, примеч. 59]. По наблюдению В. М. Бейлиса, перечень городов Хазарии ал-Идриси составил, пользуясь сочинением Ибн Хордадбеха, упоминавшего города Хамлидж, Баланджар и ал-Байда [BGA, t. VI, р. 124].
См. коммент. 57 к 7-й секции V климата.
Приводимые ал-Идриси данные о расстояниях между городами Северного Кавказа и Поволжья восходят к сообщениям арабских географов X в. (ср. [BGA, t. I, р. 219]).
О царстве Сарир см. коммент. 58 к 7-й секции V климата.
Cp.: BGA, t. I, p. 219.
Ср.: BGA, t. I, p. 219; Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. I, с. 179.
О буртасах см. коммент. 51 к 7-й секции V климата.
Ср.: BGA, t. I, р. 227; t. II, р. 287.
Ср.: там же.
Ср.: там же.
Ср.: там же.
Ср.: там же.
Ср.: там же.
Деление басджиртов на «внешних» и «внутренних» ал-Идриси воспринял от Ибн Хаукала [BGA, t. II, р. 285; BGA2, fasc. II, p. 396], который, в свою очередь, опирался на данные ал-Истахри [BGA, t. I, р. 227]. При комментировании данного фрагмента многими исследователями высказывалось предположение, что под внутренними басджиртами могли иметься в виду дунайские венгры (историографию см. [Полгар С. Маршруты, с. 221, примеч.5]). В отличие от ученых X в., ал-Идриси не путал башкир с венграми. Этнотопоним басджирт у него относится только к башкирам, а о венграх он неизменно писал как о жителях страны Ункариййа [OG, р. 878, 882, 885, 886, 888, 920].
В сочинении ал-Идриси деление басджиртов на внутренних и внешних проведено недостаточно последовательно. Наряду с упоминаниями о внешних [OG, р. 922-925] и внутренних басджиртах [OG, р. 919, 922-923, 925, 960] географ говорит и о басджиртах вообще [OG, р. 834, 914, 935]. При этом в ряде случаев в различных рукописях сочинения ал-Идриси встречается несогласованность в употреблении этих прилагательных. Так, в 7-й секции VI климата в рассказе о внешних басджиртах прилагательное «внешний» стоит только в рукописи Р, в то время как в L и А написано «внутренние басджирты» [OG, р. 923]. Аналогичная ситуация в 7-й секции VII климата, где в рукописи О, в отличие от остальных, говорится о внешних, а не о внутренних басджиртах [OG, р. 960]. То же самое относится еще к одному этнониму нашего региона — куманам: в различных рукописях Кумания определяется то как «внешняя», то как «внутренняя» (см. коммент. 1 к 6-й секции VII климата).
Причина появления в разных рукописях «Нузхат ал-муштак» двух терминов с прямо противоположным значением неясна. В связи с тем, что арабские слова «внешняя» (***) и «внутренняя» (***) сильно отличаются графически, маловероятно, чтобы одно слово было заменено другим в процессе переписывания. Возможно, наличие двух разных определений при одном и том же этнониме связано с существованием двух авторских редакций «Нузхат ал-муштак».
По приводимым ал-Идриси сведениям очертить — хотя бы приблизительно — возможный ареал обитания внутренних и внешних басджиртов довольно затруднительно, в первую очередь потому, что упоминаемые ал-Идриси города басджиртов не поддаются точной локализации. Ниже в рассматриваемой секции ал-Идриси повторяет данные географов X в. о том, что внутренние басджирты находились на расстоянии в 25 дней пути до Булгара; в 7-й секции VII климата он помещает города внутренних басджиртов в бассейне некоего притока Итила и говорит, что купцы редко посещают их [OG, р. 960]. Сообщения о внешних басджиртах (в 7-й секции VI климата), напротив, даны в одном контексте с описанием торговых городов, лежавших на пути в Хорезм и другие среднеазиатские области; восточной границей внешних басджиртов ал-Идриси называет «Зловонную землю», т.е. помещает внешних басджиртов к востоку от внутренних.
Ср.: BGA, t. I, р. 225; t. II, р. 285.
Ср.: там же.
Море ал-Хазар — Каспийское море (см. коммент. 2 к 7-й секции V климата).
«Опустошенная страна». — В. М. Бейлис ошибочно утверждает, что название «Опустошенная страна» у ал-Идриси больше нигде не встречается [Бейлиис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 217, примеч.65]. «Опустошенная страна» упоминается также в 9-й секции VI климата, при описании путешествия Саллама ат-Тарджумана к стене Йаджуджа и Маджуджа [OG, р. 935]. Рассказ о путешествии Саллама ал-Идриси, по его собственному признанию, заимствовал из сочинения Ибн Хордадбеха [BGA, t. VI, р. 162-170]. Хороним «Опустошенная страна» имеет явно литературное происхождение и, скорее всего, появился как интерпретация сообщения Ибн Хордадбеха об одном из этапов путешествия Саллама, когда он и его спутники «пришли к городам, [лежавшим] в развалинах, и шли по этим местам еще двадцать дней» [ibid., р. 163].
«Зловонная земля» — Как заметил В. М. Бейлис [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 217], этот хороним географ мог позаимствовать из сообщения Ибн Хордадбеха или ал-Джайхани, на сведения которых он ссылается, приводя рассказ о путешествии Саллама ат-Тарджумана к стене Йаджуджа и Маджуджа. По сравнению с сообщением Ибн Хордадбеха рассказ ал-Идриси о путешествии Саллама выглядит более подробным. У Ибн Хордадбеха сказано, что после остановки у владыки хазар путешественники двинулись дальше и через 26 дней достигли «черной земли с неприятным запахом». По ней они шли 10 дней и пришли к городам, лежавшим в развалинах [BGA, t. VI, р. 163]. В отличие от Ибн Хордадбеха, ал-Идриси не упоминает, что путешественники посетили Хазарию. Он пишет, что, побывав у Филан-шаха (Филан — одно из политических образований на территории горного Дагестана [Минорский В. Ф. История, с. 137-138; Шихсаидов А. Р. К вопросу о локализации, с. 78-87]), они отправились далее и через 27 дней подошли к границам земли басджиртов и только потом вступили в «Зловонную землю», которую пересекали 10 дней, а еще через месяц пришли в «Опустошенную страну», под которой, вероятно, могли иметься в виду те самые лежавшие в развалинах города, упоминаемые Ибн Хордадбехом [OG, р. 934-938]. Имеющиеся у ал-Идриси подробности — по сравнению с сочинением Ибн Хордадбеха, сохранившимся, как известно, в сокращенной редакции, — как полагают, были взяты им либо из не дошедшего до нас труда ал-Джайхани, либо из основной редакции Ибн Хордадбеха [АГЛ, с. 140].
Путешествию Саллама и тем источникам, которые о нем сообщают, посвящена обширная литература. К настоящему времени не приходится сомневаться в том, что рассказ об этом путешествии вовсе не является «бесстыдной мистификацией», каковой считали его многие исследователи. О маршруте экспедиции высказывались различные мнения. Преобладает точка зрения, что Саллам шел по землям Кавказа, хазар, вдоль побережья Каспия к озеру Балхаш и Джунгарии, а затем через Среднюю Азию вернулся в Самарру (историографию см. [АГЛ, с. 138; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран, с. 43-46]). «Зловонную землю» локализуют в районе расположенных к северу от Каспийского и Аральского морей заболоченных областей, которые источали вонь и мешали движению; «Опустошенная страна» помещается в землях западных уйгуров, ставших в 840 г., т. е. незадолго до путешествия Саллама, жертвой опустошительного вторжения хакасов [Хенниг Р. Неведомые земли, с. 193].
Рассказ о путешествии Саллама был, однако, не единственным источником сведений ал-Идриси о «Зловонной земле». Не случайно географ заводит о ней речь в различных частях своего сочинения и — за единственным исключением — вне всякой связи с путешествием Саллама [OG, р. 919, 923, 926, 928-930]. Кроме популярных в мусульманском мире рассказов о народах Йаджудж и Маджудж и об экспедиции Саллама к окружавшей их стене хороним «Зловонная земля» мог встретиться ал-Идриси и в рассказах путешественников. О вероятности использования такого рода сведений говорит сам характер описания этой земли, свидетельствующий о том, что ал-Идриси считал «Зловонную землю» не каким-то легендарным, а вполне конкретным географическим понятием. Подробная характеристика «Зловонной земли» помещена в 8-й секции VI климата наряду с рассказом о земле тюрок-карлуков, обитавших в восточном Приаралье [Кумеков Б. Е. Локализация]. В пределах «Зловонной земли» ал-Идриси называет два города. Один из них, Сукмакиййа (***), лежит, по его словам, на севере «Зловонной земли». Описание города у ал-Идриси весьма схоже с описаниями многих пунктов, данные о которых исходили от путешественников и купцов: указаны размеры города, занятия его жителей, устройство городского управления, местоположение города на горе под названием Тагура (***), приведено расстояние до другого города, находящегося на востоке «Зловонной земли». Сведения об этом втором городе, именуемом Тагура (по утверждению ал-Идриси, наименование горы Тагура происходило от названия города), также не лишены конкретных черт: сказано о размерах города, его населении и местонахождении. Вероятность получения сведений об этих городах от путешественников или купцов подтверждается не только составом сообщений, но и тем, что местонахождение города Сукмакиййа определяется из разных точек в пространстве: сначала сказано, что он находится на севере «Зловонной земли», а чуть ниже говорится о том, что он расположен на востоке, как и город Тагура [OG, р. 929-930]. Возможно, что ал-Идриси получил сведения о городе Сукмакиййа от нескольких лиц, двигавшихся к этому пункту из различных мест — с юга и с запада. Описание двух городов «Зловонной земли» дает нам указание еще на один источник рассказа ал-Идриси об этой области — античную традицию. Название горы, на которой стоят оба города, — Тагура — восходит к географическому сочинению Птолемея и его арабским переработкам. У Птолемея упоминается гора Тапура (Ταπούρα) [MA, Bd. I, Н. 2, S. 49]. Гора Тафура (***) фигурирует в труде ал-Хваризми среди прочих гор, окружающих VII климат, и по своему положению соответствует Тапурским горам Птолемея [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 45, 85-86]. Однажды у ал-Хваризми говорится о горе под названием Тагура [там же, с. 34, 51]. Орошающие «Зловонную землю» реки, по утверждению ал-Идриси, берут начало в горе Аскаска, наименование которой также связано с античной географией (см. коммент. 7 к 8-й секции VI климата). Таким образом, на формирование представлений ал-Идриси о «Зловонной земле» повлияли не только сведения из рассказа о путешествии Саллама, но и данные античной географии в их арабской переработке, которым ал-Идриси пытался придать реальный характер, обогатив их информацией, восходящей к рассказам путешественников. К сожалению, сведения об облике двух городов «Зловонной земли» хотя и несут на себе черты информации, свойственной отчетам путешественников и купцов, но являются слишком общими, не позволяющими высказать какие-либо предположения о возможном местонахождении этих городов.
Ал-Идриси существенно изменил сообщение Ибн Хаукала о реке Атил, хотя и взял его за основу. Ср.: «Река Атил вытекает с восточной стороны из области Хирхиз, затем протекает между землями ал-Кимакиййа и ал-Гузиййа и является границей между ними, далее она проходит к западу позади Булгар и возвращается на восток, пока не пройдет через [землю] ар-Рус, затем через [землю] Булгар, далее через [землю] Буртас до тех пор, пока не впадает в море» [BGA, t. II, р. 281-282; BGA2, fasc. II, p. 393]. К описанию Атила в «Нузхат ал-муштак», приведенному по рукописи Р, имеются дополнения в списках L и А. В списке L после слов «впадает в море» добавлено: «...ал-Хазар, проходя через их земли в южном направлении. После того, как она отклоняется к земле ар-Русиййа (далее — по спискам L и А) в восточном направлении, от нее отделяется рукав, который приходит к городу Матраха на море Нитас: он называется рекой Сакир».
Ал-Идриси повторяет часто встречающееся у арабских ученых утверждение о том, что устье Атила является необычайно разветвленным и что число его русел, которые впадают в море, равно семидесяти (ср. [BGA, t. II, р. 282; BGA2, fasc. II, p. 393]; анализ рассказа о «семидесяти устьях» Волги в сочинениях арабо-персидских авторов см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 164-165]).
Выше (см. коммент. 61) ал-Идриси говорит о городе Сувар как о булгарском, а не буртасском центре. Ибн Хаукал ничего не сообщает о городах буртасов. В отличие от Ибн Хаукала, у которого в наименовании города первой является буква син, у ал-Идриси встречаются варианты, начинающиеся с сад (*** — L, А) или ха (*** — А). В.М.Бейлис полагает, что у ал-Идриси не было под рукой текста Ибн Хаукала и он цитировал его по памяти [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 217, примеч. 70]. Не исключая возможности заимствования топонима из сочинения Ибн Хаукала, вместе с тем замечу, что начальное сад в форме топонима, приводимой ал-Идриси, может объясняться не цитированием по памяти, а использованием устных источников об этом городе. Существует предположение, что название «Сувар» связано с этнонимом «чуваш» [Ковалевский А. П. Чуваши и булгары, с. 35, 101-103]; если это так, то начальное сад в слове Сувар у ал-Идриси можно рассматривать как передачу звука «ч», отсутствующего в арабском языке.
Ср. аналогичное утверждение у более ранних авторов [BGA, t. I, р. 225; t. II, р. 285; BGA2, fasc. II, p. 396].
Пытаясь соотнести рассказ о трех группах русов из настоящей секции со сведениями о городах Руси, помещенными в 4-й секции VI климата, ал-Идриси объединил города Кукийана, Салав и Арса в один вид — «Внешняя Русь», как об этом сказано во введении к 6-й секции VI климата (см. выше, коммент. 3), и по территориальному признаку противопоставил его другому виду русов — жителям «наиболее отдаленной Руси», города которой находились в Карпато-Днестровских землях (см. коммент. 3 к 4-й секции VI климата). О двух видах русов говорит только ал-Идриси, и это, на мой взгляд, лишний раз свидетельствует о его настойчивой попытке создать непротиворечивую картину из всех тех данных о русах, которые он почерпнул из различных источников. Искать в данной классификации ал-Идриси дополнительные указания на возможную локализацию трех групп русов и их городов имеет смысл лишь в том случае, если нам станет известен тот пространственный центр, относительно которого ал-Идриси или его информатор определяли положение русских городов, поскольку без наличия подобного центра определения типа «внешний» или «наиболее отдаленный» просто невозможны. Для ал-Идриси рассказ писателей ІХ-ХІ вв. о трех группах русов утратил свой первоначальный смысл и оказался в структуре представлений географа об одной из современных ему русских областей.
Ункариййа — Венгрия (см. коммент. 2 к 3-й секции VI климата).
Макахуниййа — Македония (см. коммент. 25 к Введению).
Это известие не принадлежит ал-Идриси, а как верно отметил В.М.Бейлис, заимствовано у Ибн Хаукала [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 218, примеч. 75]. (Анализ данного сообщения Ибн Хаукала см. [Бартольд В. В. Арабские известия, с. 848-851; Калинина Т. М. Сведения Ибн Хаукала; Новосельцев А. П. Хазарское государство, с. 221-231; Коновалова И. Г. Падение Хазарии].)
Слова о том, что от перечисленных народов остались лишь названия, являются вольным пересказом сообщений Ибн Хаукала, который говорит о беженцах из этих областей, ушедших в соседние страны [BGA, t. II, р. 286], а в другой редакции своего труда — о возвращении части хазар в Итил [BGA2, fasc. II, p. 398]. Рассказом об изгнании хазар, булгар и буртасов ал-Идриси завершает передачу сообщений Ибн Хаукала о народах Восточной Европы и до конца секции больше не прибегает к его сведениям.
Батира — Сообщение об этой горе помещено среди сведений о Нижнем и Среднем Поволжье, опирающихся в основном на данные арабских географов X в., в связи с чем В. М. Бейлис сопоставил сообщение о добыче олова в горе Батира с данными Ибн Хаукала о вывозе олова из Арсы [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 218, примеч.77]. Возможно, что и информация о горе Батира восходит к одному из использованных ал-Идриси сочинений, установить которое пока, однако, не удается. Но более вероятным кажется предположение о том, что в сообщении о горе Батира ал-Идриси воспроизвел современные ему данные, основанные на рассказах купцов и путешественников. Не случайно современник ал-Идриси, арабо-испанский проповедник и путешественник Абу Хамид ал-Гарнати, побывавший в низовьях Волги, также отметил распространенность торговли оловом в этом районе: «У них имеет хождение олово, каждые восемь багдадских маннов стоят динар, разрезают его на куски и покупают на него что хотят из фруктов, хлеба и мяса» (Манн — мера веса и объема, величина которой в различных областях составляла от 0,8 до 1,5-2 кг, динар — золотая монета весом ок. 4,25 г (см. [Hinz W. Islamische Masse, S. 1-2, 16-23]).) [Гарнати, с. 28]. В указании ал-Идриси на расположение горы Батира с севера на юг некоторые исследователи видят какое-то малоотчетливое представление об Уральских горах [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 218]. Одного указания на протяженность горы с севера на юг, на мой взгляд, самого по себе недостаточно для такого предположения. Похоже, что сведения ал-Идриси о горе Батира не исчерпывались одними современными ему материалами, но включали в себя и книжные данные, которые нашли отражение в картографическом изображении этой горы. На карте «Нузхат ал-муштак» гора Батира показана лежащей к западу от реки Атил и довольно далеко от нее; в этой горе, судя по изображению, берет начало безымянная река, впадающая в Черное море между городами «Черная» и «Белая Кумания» [MA, Bd. VI, Taf. 56]. Для оронима Батира имеются соответствия в сочинениях более ранних географов. Так, у ал-Хва-ризми в числе гор, окружающих VII климат, отмечена гора Бадина (***; у ал-Хваризми нет части диакритических знаков, поэтому чтение восстанавливается по Птолемею, у которого в горе Бодин брала начало река, впадающая в Меотис) [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 23-24, 43, 85].
Анбала — В. М. Бейлис полагает, что остров Анбала (***) тождествен упомянутому в 5-й секции VI климата острову Азала (***) [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 218-219, примеч. 78]. Отождествлению данного острова с какой-либо прибрежной местностью Восточного Крыма или Черноморского побережья Кавказа мешает указание ал-Идриси на то, что этот остров противостоит Матрахе.
Нунишка — В ряде случаев в написании пропущен второй нун (***), что позволяет читать наименование как Нушка. Отождествлению пока не поддается [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 218-219, примеч. 78].
Ал-хут — букв, «большая рыба», «кит».
Шахриииа — букв, «ежемесячная».
Рассказ о рыбе саканкур принадлежит к популярному в средневековой арабской литературе жанру рассказов о чудесных диковинках. В своем сочинении ал-Идриси неоднократно говорит об этой рыбе [OG, р. 34, 36, 99, 519, 844, 920]. В сочинении современника ал-Идриси испано-арабского географа аз-Зухри также имеется сообщение о подобной рыбе, однако, по его словам, она водилась не в Черном, а в Каспийском море [Kitab al-dja'rafiyya, p. 241]. По предположению В. М. Бейлиса, это сообщение ал-Идриси и аз-Зухри могли позаимствовать из своего общего источника — книги испано-арабского автора второй половины XI в. ал-'Узри, дошедшей до нас во фрагментах [Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 219, примеч. 80].
У слова «ал-Джазира» много значений: Месопотамия, Аравия, Альхесирас (в Испании) и др. Если слово рассматривать не как собственное имя, а как нарицательное, то возможен перевод «западнее [этого] острова».
Лазика — обозначение восточного побережья Черного моря у средневековых арабо-персидских авторов [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 26, 46, 87].
Кустантина — Константинополь (см. коммент. 24 к Введению).
Ср. почти аналогичное описание Черного моря у ал-Баттани, где разница с данными ал-Идриси состоит лишь в указании длины моря, которая, согласно ал-Баттани, составляла 1060 миль [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 141, 144].
Данабрис — река Днепр (см. коммент. 22 к Введению).
Тирма — Ладожское озеро, по мнению К.Миллера [MA, Bd. II, S. 152], согласно Б.А.Рыбакову — Припятские болота [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 12]. Все попытки отождествить его с каким-либо гидрографическим объектом в пределах Восточно-Европейской равнины представляются мне малоубедительными, так как их авторы совершенно не принимают во внимание влияние книжных данных на сообщение ал-Идриси об озере Тирма. Между тем в литературе уже не раз отмечалось сильнейшее сходство в изображении этого озера у ал-Идриси с картой ал-Батихи у ал-Хваризми [MA, Bd. I, Н. 1, S. 13; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 195; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 220, 227]. Название озера восходит к античной географии Северного Причерноморья. Арабское Тирма (***) — это не что иное, как искаженная форма встречающегося у Птолемея наименования города Тирамба (Τυράμβη), расположенного на берегу оз. Меотис. Название Тирма встречается у ал-Хваризми (в тексте и на карте), который обозначает этим именем город на берегу водоема, отождествляемого с Азовским морем, — Тирма на Батихе (***) [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 21, 31, 37, 40, 49, 53, 82]. У Сухраба, переработавшего труд ал-Хваризми, название Тирма употребляется уже не только для обозначения города, но и как наименование самого озера [там же, с. 111, 115]. Таким образом, в арабской географической литературе задолго до ал-Идриси имелось представление о существовании огромного озера Тирма, локализуемого по традиции в Северном Причерноморье. Размеры озера Тирма у ал-Идриси точно соответствуют размерам моря Майутис (***, Меотида) в сочинении ал-Баттани. Да и сама композиция сообщения о Черном море и озере Тирма в конце 6-й секции VI климата «Нузхат ал-муштак», с одной стороны, и рассказа о Черном и Азовском морях у ал-Баттани — с другой, обнаруживает несомненное сходство.
«Море Бунтус тянется от Лазики до великой ал-Кустантиниййи. Длина его — тысяча шестьдесят миль, а ширина — триста миль.
«А все море, называемое Нитас, доходит с южной стороны до страны Лазики и [простирается далее], пока не доходит до [города] Кустантина, и его длина — тысяча триста миль, а ширина — триста миль, самое широкое место на нем достигает четырехсот миль.
В него впадает река, которая называется Танайис, а течение ее со стороны севера от озера, которое называется Майутис.
С северной его стороны в него впадает река Данабрис, она приходит от тыльной стороны озера Тирма.
Это большое море, хотя и называется озером. Длина его с востока на запад — триста миль, ширина — сто миль» (пер. Т. М. Калининой, см. [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 144]).
Это большое озеро, его длина с запада на восток триста миль, а ширина сто миль».
Как видно, сообщение ал-Идриси в части, касающейся озера Тирма, отличается от текста ал-Баттани тремя деталями: во-первых, названием озера (Тирма вместо Майутис), во-вторых, наименованием реки (Данабрис вместо Танайис) и, в-третьих, определением длины озера не с востока на запад, как у ал-Баттани, а с запада на восток. Указание ал-Баттани на то, что Майутис на самом деле является большим морем и только называется озером, ничем в его тексте не подкреплено, поскольку он ничего не говорит о связи Майутиса с другими морями Мирового океана. Поэтому ал-Идриси и не мог усомниться в том, что в данном случае речь должна идти именно об озере. В выборе им названия Тирма сказалось влияние ал-Хваризми и его продолжателей. Что же касается реки, текущей в Черное море со стороны этого озера, то замена ее названия у ал-Идриси могла быть связана с двумя обстоятельствами. Во-первых, возможна просто ошибка переписчиков — Данабрис (***) < Танайис (***), — тем более что один из вариантов написания гидронима «Днепр» (***) в рассматриваемом фрагменте текста ал-Идриси очень близок к написанию названия Танайис. Во-вторых, нет полной уверенности в том, что в тексте ал-Баттани под именем Танаис имеется в виду реальный Дон. Исследователи его сочинения не исключают, что гидроним Танайис у ал-Баттани являлся собирательным именем для многих рек Восточной Европы [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 146, примеч. 4]. Вероятно, ал-Идриси мог именно так понять данные ал-Баттани и название Данабрис внес в порядке уточнения сведений своего предшественника. В пользу последнего предположения говорит то, что гидроним Танайис не встречается в «Нузхат ал-муштак» — возможно, потому что мог быть не вполне ясен для ал-Идриси при чтении источников. Ал-Идриси не ограничился простым перечислением книжных сведений об озере Тирма. В его сообщениях об этом водоеме имеются детали, говорящие о том, что он пытался осмыслить данные, почерпнутые из книг, в контексте своих представлений о географии Восточной Европы. Прежде всего, это проявилось в локализации озера на карте. Ал-Хваризми, как известно, помещал ал-Батиху в районе Северного Причерноморья. Сухраб даже отмечал, что это озеро начинается «при соприкосновении с морем» [там же, с. 111, 115]. А вот по сведениям ал-Баттани можно было уже составить весьма противоречивое представление о местонахождении озера. С одной стороны, он говорит об озере Майутис в связи с описанием Черного моря, что вроде бы должно свидетельствовать об их близком соседстве. С другой стороны, фразу ал-Баттани о том, что Танайис течет «со стороны севера от озера, которое называется Майутис», можно понять в том смысле, что само озеро находится где-то в северных районах, откуда и течет Танайис. Похоже, что такое понимание сообщения ал-Баттани наиболее полно согласовывалось с имевшимися у самого ал-Идриси данными об озерах Восточной Европы. Поэтому несмотря на то, что об озере Тирма ал-Идриси впервые заводит речь в связи с описанием Черного моря (а этот отрывок был им составлен, как мы уже могли убедиться, на основе текста ал-Баттани), он тем не менее уверенно локализует это озеро на севере Восточной Европы — об этом говорит и размещение озера на карте [MA, Bd. VI, Taf. 65], и его описание, помещенное в 5-й секции VII, самого северного, климата (см. коммент. 3 к 5-й секции VII климата).
Хазарское море — Каспийское море (см. коммент. 2 к 7-й секции V климата).
О внутренних басджиртах см. коммент. 85 к 6-й секции VI климата.
Аскутийа — арабская передача хоронима «Скифия», воспринятого арабскими учеными из античной традиции, в частности от Птолемея. Уже у мусульманских географов IX в. значительная часть жителей Скифии ассоциировалась с тюркскими племенами (подробнее см. [Коновалова И. Г. Славяне и тюрки]). Так, ал-Хваризми упоминал о двух Скифиях, населенных соответственно тюрками и токуз-огузами [Das Kitab surat al-ard, S. 104-105]. Ибн Хордадбех, говоря о четырехчаст-ном делении ойкумены, одну из частей Земли (наряду с Европой, Ливией и Эфиопией) называл Аскутийа (***) и включал в нее Армению, Хорасан, земли тюрок и хазар [BGA, t. VI, р. 155]. Ал-Идриси, по-видимому, знал о таком принципе членения обитаемой земли (что и позволило ему назвать именно тюрков в качестве жителей Скифии), но, как и Ибн Хордадбех, не сделал его системообразующим. О Скифии он говорит только в данной секции в связи с описанием страны басджиртов.
На самом деле в 7-й секции V климата говорится просто о басджиртах, без уточнения, внутренние они или внешние [OG, р. 834].
Карукийа — Из дальнейшего изложения следует, что этот пункт находился далеко за пределами территории башкир — в 10 переходах к югу от них. От внутренних басджиртов город Карукийа отделяло еще большее расстояние — 12 переходов, а от земли булгар — 16 переходов. Таким образом, Карукийа, по данным информаторов ал-Идриси, не являлась городом басджиртов, но была тесно связана с ними, а также с булгарами.
Намджан — так же, как и Карукийа — отнесен в авторском введении к городам внешних басджиртов, но описан как город, отстоящий от них на восемь переходов в восточном направлении. Согласно ал-Идриси, этот пункт являлся резиденцией какого-то тюркского правителя. О географическом положении города известно, что он стоял на реке Сукан (см. ниже, коммент. 16), долина которой изобиловала самоцветами и которая впадала в Каспийское море, а близ города находилась гора Арджика (см. ниже, коммент. 17), славившаяся своими медными рудниками. В сообщении о внешних связях Намджана наряду с внешними басджиртами фигурируют такие топонимы, как Хорезм, Шаш, страна гузов, город Итил и другие пункты на побережье Каспийского моря, а также город Гурхан. В Среднюю Азию и Прикас-пье из Намджана вывозили медь, самоцветы, шкуры лисиц и бобров, рыбу (подобные перечни экспортных товаров из Восточной Европы неоднократно приводились арабскими авторами X-XII вв., см. [Халидов А. Б. Перечни товаров, с. 189-193]). Все эти данные свидетельствуют о том, что Намджан был торговым городом, находившимся на перекрестке международных путей. Вероятным местом его расположения был район совр. Орска на р. Урал (Оренбургская обл.), близ которого находятся крупные месторождения меди и самоцветов и который занимает выгодное географическое положение на пути как в Каспийское море, так и в Среднюю Азию и на Среднюю Волгу.
Гурхан — В дальнейшем описании города Гурхан ал-Идриси говорит о нем не как о пункте внешних басджиртов, а как о тюркском городе в земле Аскутийа, т. е. он помещает Гурхан к северу от басджиртов. По словам географа, город стоял к северу от реки Атил, но добраться до него можно было по воде. Географ утверждает, что купцы и путешественники прибывали в Гурхан по реке Атил, но, учитывая то, что сам город он располагал к северу от Атила, можно заключить, что речь должна идти о каком-то его притоке. Этим притоком могла быть река Анхадара, на берегу которой стоял город Карукийа, связанный с Гурханом прямым водным путем.
Основными занятиями башкир в ХП в. являлись кочевое и полукочевое скотоводство, охота, в том числе пушной промысел, бортничество [Кузеев Р. Г. Развитие хозяйства, с. 266-285, 320]. Даже в ХШ в. путешественник Вильгельм Рубрук отмечал полное отсутствие каких-либо городских поселений в стране башкир [Рубрук, с. 120]. Не случайно причисленные во вводной части секции к городам внешних басджиртов Карукийа, Намджан и Гурхан в основном тексте описаны как населенные пункты, лежавшие за пределами территории басджиртов. Все эти города, в особенности Намджан и Гурхан, являлись торговыми центрами, включенными в систему международных путей, связывавших Среднюю Азию и Прикаспье с Восточной Европой, в связи с этим в литературе справедливо отмечалось, что данные ал-Идриси о территории башкир отражают «южное, среднеазиатское восприятие арабской географической традицией Урало-Поволжья, в которой фиксировались только те народы региона, которые попадали в поле зрения путешественников, следовавших из Хорезма в Волжскую Булгарию и на Русь» [Иванов В. А., Сиротин С. В. Южный Урал].
Из описания земли басджиртов следует, что деление последних на два племени не совпадало с разделением басджиртов на внутренних и внешних. Сведения о двух племенах басджиртов, о численности их войска, а также об их подчиненном по отношению к булгарам положении ал-Идриси почти дословно заимствовал из сочинения ал-Истахри (ср. [BGA, t. I, р. 225]).
Страна гузов — см. коммент. 4 к 7-й секции V климата.
Страна Булгар — Волжская Булгария (см. коммент. 11 к 7-й секции V климата).
Баджнаки — печенеги (см. коммент. 48 к 7-й секции V климата).
Рум — Византия (см. коммент. 64 к 7-й секции V климата).
Фраза выглядит совершенно инородной вставкой в текст, попавшей сюда, по всей вероятности, случайно из материалов предыдущей секции (см. коммент. 83 к 6-й секции VI климата).
«Зловонная земля» — см. коммент. 90 к 6-й секции VI климата.
Действительно, описание «Зловонной земли» дано в этой секции [OG, р. 926, 928-930].
Сукан — в рукописях Р и L; в рукописи А — Сауфан. Для локализации реки существенно указание ал-Идриси на то, что долина этой реки изобиловала самоцветами. Южный Урал знаменит своими яшмовыми месторождениями, которые на севере начинаются в районе совр. Миасса и тянутся далеко на юг, в степи Казахстана, выходя на поверхность по течениям рек — притоков р. Урал. Одно из наиболее крупных месторождений, удобно расположенное на пути в Хорезм, находится близ совр. Орска на р. Урал.
На Южном Урале добыча медной руды практиковалась с глубокой древности. Близость горы Арджика к реке Сукан, известной своими самоцветами, указывает на район верхнего течения р. Урал (до ее поворота на запад). Возможно, это район совр. Орска, богатый как самоцветами, так и медной рудой.
Хуваразм — Хорезм, историческая область в нижнем течении Амударьи, игравшая важную роль в связях мусульманских стран с Восточной Европой в домонгольский период (подробнее см. [Konovalova I. Khwarezm; Коновалова И. Г. Хорезм]).
Шаш (Чач) — историческая область в Средней Азии в долине р. Чирчик, правого притока Сырдарьи.
Ал-бабр — арабская передача древнерусского слова бобръ (боборъ, бобръ). Слово ал-бабр неоднократно встречается в сочинении ал-Идриси для обозначения животного, обитавшего на Руси и в Скандинавии, причем географ дважды указывает, что это озерное животное, а один раз — что речное [OG, р. 952, 957, 958]. Животному потому и дано такое описательное определение («животное, называемое ал-бабр»), что ал-Идриси, зная его местное название, по-видимому, не представлял себе, как это животное выглядит; в противном случае он, скорее всего, употребил бы арабское наименование бобра — кундуз (см. также коммент. 8-9 к 3-й секции VII климата и 5 к 5-й секции того же климата).
Дайлам — см. коммент. 29 к Введению.
Итил — см. коммент. 24 к 7-й секции V климата.
Исил — см. коммент. 36 к Введению.
Море Табаристан — Каспийское море (см. коммент. 1 к 7-й секции V климата).
Анхадара — Из сообщения ал-Идриси о том, что город Карукийа был связан речным путем с городом Гурхан, стоявшим на Атиле (либо одном из его притоков), следует, что река Анхадара также относилась к бассейну Нижней Волги. Возможно, речь идет о р. Ашкадар, правом притоке р. Белой, хотя следует признать, что пока единственным аргументом в пользу такого отождествления является схожесть названий.
См. коммент. 56 к 6-й секции VI климата.
О «Зловонной земле» см. коммент. 90 к 6-й секции VI климата.
Земля Самрики — Аналогий данному наименованию у более ранних географов не обнаружено. К. Миллер локализует эту землю в районе Южного Урала [MA, Bd. IV, S. 88], однако утверждение ал-Идриси о том, что земля Самрики принадлежит карлукам (см. ниже, коммент. 3), заставляет поместить ее восточнее [Кумеков Б. Е. Расселение, с. 9].
Харлухи — карлуки (в арабских источниках также встречается написание карлуг, харлух) — тюркская народность, известная с VIII в. н.э. (по орхонским надписям и китайским источникам). После распада Западнотюркского каганата карлуки, выселившись из Алтая, обосновались в Семиречье, где центром их владений была долина р. Чу. В X в., согласно Ибн Хаукалу, карлуки проживали к востоку от Ферганы, вдоль караванного пути, связывавшего мусульманские области с Китаем [Бартольд В. В. Карлуки; он же. Очерк истории Семиречья, с. 35-40; он же. История культурной жизни, с. 242-243].
Сисийан — Название по своему происхождению связано с арабскими переработками сочинения Птолемея [Das Kitab Surat al-Ard. S. 34]. П. А. Жобер и К. Миллер отождествили эту землю с «Опустошенной страной» [GE, t. II, р. 410; MA, Bd. IV, S. 90, 92], опираясь на чтение фрагмента в рукописях L и А.
Так в рукописи Р. В списках L и А между союзом «и» и наименованием «Опустошенная страна» вставлено личное местоимение хийа («она»), что позволяет считать названия «Сисийан» и «Опустошенная страна» синонимами и переводить фразу как «земля Сисийан — это Опустошенная страна» (об «Опустошенной стране» см. коммент. 89 к 6-й секции VI климата).
О Йаджудже и Маджудже см. коммент. 45 к 5-й секции VI климата.
Аскаска — К. Миллер сопоставлял этот ороним с наименованием гор Аскатака ('Ασκατακα) у Птолемея (MA, Bd. I, Н. 2, S. 49). Однако вернее говорить не о прямом заимствовании, а об опосредованном арабскими переработками материалов Птолемея. Так, в сочинении ал-Хваризми в описании VI климата упоминается гора Асфатафа (***), соответствующая горе Аскатака у Птолемея [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 22, 42]. Вершина этой горы, по словам ал-Хваризми, направлена на север. Среди гор, окружающих VII климат, ал-Хваризми называет также гору Аскасийа (***), соответствующую горе Асписия ('Ασπισια) у Птолемея; ее вершина тоже направлена на север [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 45, 85; Бейлис В. М. Ал-Идриси (XII в.), с. 210]. В разделе «Источники и реки VII климата» ал-Хваризми говорит о трех реках, берущих начало в горе Аскасийа и впадающих в «Длинную реку» (***) [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 33, 50-51]. Все эти горы у ал-Хваризми находятся далеко на востоке, так же как и у ал-Идриси. «Длинная река», куда впадают указанные ал-Хваризми реки, текущие с горы Аскасийа, сопоставляется с Сырдарьей [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 100-101]. Вместе с тем такое понимание было, по-видимому, не единственным в арабской географии. Например, у Сухраба эта же река называется рекой Хазар [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 113, 117, 125], под которой можно подразумевать Атил. Описание горы Аскаска, включенное в труд ал-Идриси, выдает его картографические источники. В самом деле, сказать про горный хребет, что он простирается «с севера на юг с небольшим отклонением к востоку», можно только глядя на карту. В литературе можно встретить отождествление горы Аскаска с Уральскими горами [MA, Bd. IV, S. 87, 89; Кумеков Б. Е. Арабские и персидские источники, с. 16]. О полном тождестве этих оронимов говорить вряд ли можно, так как информация об Уральских горах отразилась не только в сообщении ал-Идриси о горе Аскаска, но и в приводимых географом сведениях о других объектах, в частности об изображенных на карте к 7-й секции VII климата горах Айани [MA, Bd. VI, Taf. 67].
Шахзарудж — Вероятно, что река Шахзарудж и вторая безымянная река, берущие начало в горе Аскаска, отражают попавшие в сочинение ал-Идриси данные о притоках р. Урал, самыми крупными из которых являются Илек и Сакмара. Такая деталь, как измерение длины течения реки в днях пути, говорит о том, что в этом сообщении ал-Идриси, возможно, есть следы непосредственного знакомства его информаторов с реками Южного Урала.
Река Шауран отождествляется с рекой Урал [MA, Bd. IV, S. 87-88; Кумеков Б. Е. Локализация, с. 354-355; Иванов В. А. Путями степных кочевий, с. 77]. Река Урал была известна античным ученым под названием Даикс (????). Сведения о ней имеются и в книге ал-Хва-ризми: не приводя наименования реки, он помещает ее истоки в горах Румика (***) и Арсана (***) [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 38-39, 54, 107]. Как видно, информация ал-Хваризми о горах Румика и Арсана, где берет начало река, соответствующая Даиксу Птолемея, не была использована ал-Идриси, сообщение которого о реке Шауран опирается на устные источники.
Сведения ал-Идриси о трех истоках Атила, скорее всего, восходят к устным данным и отражают информацию о реальных реках, протекающих в том же географическом районе, что и река Шауран. Три истока реки Атил сопоставляются с рекой Белой и ее притоками, самый крупный из которых — река Уфа и ее приток Ай [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 27; Мажитов Н. А. Историческая Башкирия, с. 99]. Все эти реки берут начало на Южном Урале, там же, где находятся и истоки реки Урал. Б. А. Рыбаков обратил внимание на то, что в русских летописях река Белая называется «Белой Воложкой», т.е. по своему названию могла быть принята за Волгу как таковую. Башкиры и татары до сих пор называют реки Каму и Белую соответственно «Идель» и «Агидель» (Белая Идель), а р. Уфу — «Караидель» (Черная Идель) [Мажитов Н. А. Историческая Башкирия, с. 95]. Возможно, что именно устные данные об истоках Атила побудили ал-Идриси в поисках недостающих деталей (например, названия горы, откуда вытекали реки) обратить внимание на книжные сообщения о горах, окружающих VII климат, и на их картографическое изображение в сочинениях более раннего времени.
Кроме основного течения реки ал-Идриси знает два притока Атила. Оба они безымянные. Один из притоков показан на карте в виде реки, два истока которой берут начало в горе Айани, расположенной к северо-востоку от горы Аскаска, у северного края карты, неподалеку от горы Кукайа [MA, Bd. VI, Taf. 67]. В тексте об этом притоке почти нет никаких данных. Не сказано, какой это приток — правый или левый, как он называется, каково его течение и где лежат его истоки. Он упоминается лишь однажды в 7-й секции VII климата в связи с описанием стоящих на этой реке городов басджиртов (см. коммент. 5-6 к указанной секции). По имеющейся текстовой информации составить картографическое изображение этого притока невозможно, поэтому остается предположить, что ал-Идриси воспользовался в данном случае какой-то картой. На эту мысль наводит и характер изображения второго притока Атила: согласно карте, он берет начало также в горе Айани, но к востоку от первого [MA, Bd. VI, Taf. 68]. О горе Айани в тексте сочинения ал-Идриси ничего не говорится. К. Миллер сопоставил ее с Аланскими горами Птолемея [MA, Bd. I, Н. 2, S. 49]. У ал-Хваризми этим горам соответствует гора Алан (***), названная среди гор, окружающих VII климат [Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 25, 45, 85]. Очень вероятно, что именно из данного источника ал-Идриси позаимствовал (в несколько искаженной форме) название горы Айани — ведь в списке гор ал-Хваризми гора Алан помещена между хорошо знакомыми ал-Идриси горами Аскасийа и Тафура. Вместе с тем у ал-Хваризми отсутствуют указания на наличие истоков каких-либо рек в горе Алан. Поэтому наиболее вероятно, что, взяв с карты ал-Хваризми название горы Айани, ал-Идриси самостоятельно дополнил данные ал-Хваризми сведениями, которые касались притоков Атила и в силу каких-то причин не вошли в текст сочинения ал-Идриси.
Б. А. Рыбаков предложил отождествить безымянный приток Атила, два истока которого берут начало в западной части горы Айани, с верхним течением Камы до впадения в нее реки Белой [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 27]. А.В.Коробейников считает, что под тремя истоками Атила скрываются Кама и ее притоки — Вятка и Белая [Коробейников А. В. Вятская земля]. Действительно, в верховьях Камы есть несколько притоков, самый крупный из них — река Вишера. Правда, истоки Камы находятся на Верхне-Камской возвышенности, а Вишеры — на Северном Урале. У ал-Идриси же гора Айани состоит из трех расположенных по отношению друг к другу под углом хребтов, а тот, из которого вытекают оба истока, лежит западнее других. Поэтому вместо Вишеры можно скорее предполагать реку Вятку, истоки которой находятся всего в 60 км от истоков Камы. То, что Вятка в действительности впадает в Каму ниже по течению, чем река Белая, не имеет значения в данном случае, так как информатор ал-Идриси мог и не знать всего течения Вятки и воспринимать ее как один из истоков Камы. Таким образом, можно полагать, что первый безымянный приток Атила на карте отражает сведения о Каме от ее верховьев до впадения в Волгу, а под ее двумя истоками, изображенными на карте ал-Идриси, следует понимать собственно Каму и, вероятно, Вятку. А вот второй безымянный приток Атила, берущий начало в восточной части горы Айани, может соответствовать реке Вишере. В пользу отождествления этих безымянных притоков Атила с верхней Камой и Вяткой говорят и традиционные связи Прикамья с Волжской Булгарией. Именно в Прикамье, как известно, найдено большое количество кладов с восточными монетами и серебряной утварью [Лещенко В. Ю. Восточные клады]. Камский речной путь, по которому осуществлялись связи Булгара с народами Севера, был хорошо известен мусульманским географам и путешественникам (сводку данных см. [Заходер Б. Н. Каспийский свод, ч. II, с. 59-68; Белавин A. M. Камский торговый путь. Пермь]).
Земля Булгар — Волжская Булгария (см. коммент. 11 к 7-й секции V климата).
Земля ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
Имеется в виду нижнее течение Дона от излучины до устья (см. коммент. 13 к 7-й секции V климата и 24-25 к 6-й секции VI климата).
Матраха — Тмутаракань (см. коммент. 19 к Введению).
Имеется в виду Черное море.
Это сообщение до сих пор не попадало в поле зрения исследователей, поскольку отсутствовало в переводе П. А. Жобера, увидевшего в нем лишь повторение тех описаний Атила, которые встречались в предыдущих частях сочинения ал-Идриси [GE, t. II. р. 412]. Данные этого отрывка нетрудно перевести на язык географических реалий: совершенно очевидно, что под рукавом Атила, текущим в Черное море, подразумевается Нижний Дон (от излучины до устья), Азовское море и Керченский пролив. Отсюда следует, что город Русиййа, лежащий по другую от Матрахи (Тмутаракани) сторону Керченского пролива, должен быть отождествлен с одним из пунктов на крымском берегу пролива, возможно с Керчью.
Имеется в виду собственно Нижняя Волга.
После слов «спускается от земли булгар» в рукописях L и А следует: «и буртасов и хазар и впадает в море ал-Хазар у города Итил».
Город Итил — столица Хазарии (см. коммент. 24 к 7-й секции V климата).
Море ал-Хазар — Каспийское море (см. коммент. 2 к 7-й секции V климата).
Булуниййа — Польша (см. коммент. 3 к 3-й секции VI климата).
Земля Зувада — наименование Швеции [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 78].
Страна Финмарка — не совсем точная передача восходящего к скандинавским источникам наименования Finnmoerk (совр. Финнмарк), обозначавшего северную часть Скандинавского полуострова [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 79-80]. В арабской передаче хоронима вторая графема во всех случаях употребления слова и во всех рукописях — йа (***), однако при иной постановке точек при ней возможно чтение Финмарка (***), что и побудило Д. М. Данлопа, готовившего к публикации текст данной секции, ввести соответствующую конъектуру.
О. Талльгрен-Туулио переводит «(полу)остров» — (presqu')ile [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 3], тем самым сохраняя двоякое значение слова джазира. В данном случае верным переводом термина является «полуостров», поскольку на карте ал-Идриси Дания изображена именно так [MA, Bd. VI, Taf. 63].
Дармарша — искаженная передача скандинавского наименования Дании Danmoerk [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 80-81].
Изображение на карте говорит о том, что Норвегию ал-Идриси представлял себе в виде острова [MA, Bd. VI, Taf. 63].
Нурфага — арабская передача наименования Норвегии — Norvegr [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 82].
Ал-бабр — Слово имеет неустойчивое написание первой графемы: ба, фа или йа. Принимая во внимание то, что буквы ба и йа отличаются лишь местом постановки точек, следует считать именно этот вариант основным, а начальное фа рассматривать как искажение. О. Талльгрен-Туулио трактует его как передачу древнерусского слова «бобр» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 29] (см. также коммент. 20 к 7-й секции VI климата и 5 к 5-й секции VII климата).
Определение этого животного как водившегося на Руси позволяет ввести конъектуру, не изменяющую графику слова: бабр кам (***), т. е. «бобр, обитающий в бассейне р. Кемь» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 106-107].
[Земля] ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
На самом деле сообщение о бобрах, обитавших в озере Тирма, помещено не в предыдущих секциях, а в 5-й секции VII климата.
Страна ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
Страна Финмарка — В связи с тем, что охарактеризованные в настоящей секции города этой страны относятся к юго-восточной территории современной Финляндии, О. Талльгрен-Туулио предположил, что употребленный в данном случае ал-Идриси хороним Финмарка на самом деле является передачей др.-сканд. Finnland («Земля финнов») [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 119-120]. Ошибочное употребление термина «Финмарка», скорее всего, было вызвано тем, что сами скандинавы, различая земли (Финнмарк и Финланд), не делали различия между их жителями — и те и другие, с точки зрения скандинавов, были Finnar — финны (Сердечно благодарю Т. Н. Джаксон за это разъяснение).
Земля Табаст — хороним, который является передачей шведского наименования финского племени хяме (Tafeistar) [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 122-124], занимавшего центральную часть юга современной Финляндии и известного по «Повести временных лет» с первой половины XI в. под названием «емь» (ямь) [ПСРЛ, т. I, стб. 4, 11, 153, 449, 474, 510; ПСРЛ, т. II, стб. 4, 8, 141].
Астланд — Эстланд, область в Восточной Прибалтике; арабское название является передачей др.-шв. Estland — «Земля эстов» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 124-125].
О термине ал-маджус см. коммент 15 к 3-й секции VI климата. Хороним «земля маджусов» в рассматриваемой секции О. Талльгрен-Туулио относит к Эстланду [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 125], а Р. Экблом — к территории Латвии и Литвы [Ekblom R. Idrisi, S. 65, 83]. О том, что народы Восточной Прибалтики в XII в. были в основном языческими, известно и по другим источникам [Урбанавичюс В. Реликты язычества, с. 161-167; Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь, с. 30]. Сведения о язычестве народов Восточной Прибалтики ал-Идриси мог получить от информатора-скандинава: в памятниках древнескандинавской письменности жители данного региона характеризуются как язычники [Джаксон Т. Н. Язычники].
Абур — Отнесение этого пункта к области Финнмарк является единственным указанием на его географическое положение. Из контекста сообщения очевидно, что информатор ал-Идриси знал о городе понаслышке и поэтому не смог привести никаких данных о том, был ли он расположен близ моря или в глубине материка и какими путями был связан с другими городами. Передача наименования в рукописях имеет незначительные отклонения в постановке точек при второй и четвертой графемах и нечеткое написание третьей (*** — Р, *** — L, *** — А), что также затрудняет идентификацию города. О. Талльгрен-Туулио предложил отождествить этот пункт с г. Або в Финляндии на берегу Балтийского моря [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 125]. Топоним «Або» является шведским наименованием торгового поселения на месте совр. Турку, и это может свидетельствовать о том, что информация ал-Идриси о данном пункте восходила к шведским источникам.
Этот дорожник явно попал в состав данной секции по ошибке, так как города Швеции были охарактеризованы в предыдущей, 3-й секции [OG, р. 950-951]. В связи с этим О. Талльгрен-Туулио предположил, что недостаточно конкретные данные об одном из финских городов ал-Идриси связал с информацией о городе Кальмар, расположенном в южной части Швеции, на берегу пролива Кальмарсунд [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 63-76].
Сиктуна — Ал-Идриси очень точно передает наименование шведского города Сигтуна (***), а также верно указывает расстояние до Сигтуны от г. Кальмар в арабских милях. В действительности Сигтуна расположена к северу от Кальмара. Утверждение географа о том, что она находилась к западу от Кальмара, не обязательно является ошибкой информатора. К такому заключению о взаимном расположении обоих пунктов ал-Идриси мог прийти самостоятельно, в процессе перевода сведений о городах Скандинавии и Восточной Прибалтики на карту. Особенностью сообщений ал-Идриси о населенных пунктах этого региона является крайне редкое указание на взаимное расположение объектов по странам света [OG, р. 949-952]. Вследствие этого на карте все прибрежные города Скандинавии и Восточной Прибалтики изображены в одну линию, с запада на восток, согласно порядку их описания в тексте — вдоль западного побережья Балтийского моря с севера на юг, а затем с севера на юг вдоль восточного побережья [MA, Bd. VI, Taf. 63-64]. Таким образом, Сигтуна, фигурирующая в описании раньше Кальмара [OG, р. 951], оказывается расположенной к западу от него.
Нурфага — Норвегия (см. коммент. 7 к 3-й секции VII климата).
Катулу — река, неоднократно упоминаемая в предыдущей секции как река, на которой стоит Сигтуна [OG, р. 951]. По мнению О. Талльгрен-Туулио, допущенное ал-Идриси смешение информации о финском городе с данными о шведском Кальмаре естественным образом повлекло за собой и перенос данного гидронима на финскую территорию, где он стал обозначением одной из рек, впадающих в Ботнический залив к северу от города Пори [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 99-101].
Город Рагвалда — локализуется на берегу Ботнического залива, в окрестностях совр. г. Пори, где по документам XVIII в. существовал населенный пункт Ravani (Ragvaldsby), наименование которого и послужило основанием для предложенной О.Талльгрен-Туулио конъектуры [Tallgren-Tuulio О. J., Tallgren A. M. Idrisi, p. 58-60; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 129-131], вошедшей впоследствии в критическое издание «Нузхат ал-муштак». Приморское местонахождение города подтверждается сообщением ал-Идриси о том, что из этого пункта иногда отправляются на острова амазонок, находящиеся в «Море Мрака» [OG, р. 956]. Известно, что уже в XI в. земля племени хяме охватывала лишь район центральных озер современной южной части Финляндии, а прибрежные области у Финского и Ботнического заливов оставались незаселенными и использовались емью для сезонной охоты и морских промыслов [Шаскольский И. П. Борьба Руси, с. 20-21]. Утверждение ал-Идриси о том, что приморский город Рагвалда принадлежал именно тавастам, может быть связано с местными древними представлениями о том, что земля еми простиралась до берегов Финского и Ботнического заливов [Шаскольский И. П. Борьба Руси, с. 20].
Город Анху (***) — упоминается чаще других городов Эстланда, с ним связаны все пункты, отмеченные ал-Идриси в этой области. Частое упоминание города Анху может быть обусловлено как большим торгово-экономическим значением этого пункта, так и тем обстоятельством, что он являлся пространственным центром, из которого информатор ал-Идриси давал описание других городов Эстланда (на последнее обстоятельство обратил внимание О. Талльгрен-Туулио, см. [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 131, 204]). Кроме того, про город Анху сказано, что от него ведет самый короткий путь на острова амазонок, составляющий три дня морского плавания [OG, р. 956], что говорит о приморском местоположении данного пункта. Город Анху отождествляется с портом Ханила на берегу пролива Муху [Tallgren-Tuulio О. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 131]. Характер данных, относящихся к Эстланду, позволяет заключить, что информатором ал-Идриси в данном случае был купец или путешественник, побывавший в этой области и останавливавшийся в Анху. О непосредственном знакомстве с Эстландом говорит ряд деталей описания: во-первых, содержащиеся в характеристике городов подробности, касающиеся размеров города и характера его застройки, состава населения и его занятий, сведения о климате; во-вторых, данные о маршрутах, соединяющих города Эстланда друг с другом и с населенными пунктами близлежащих территорий.
Калури — Графика названия идентична во всех рукописях только при первой графеме в L и А иногда стоят не две, а одна точка, а в Р и L не отмечены точки при йа. Топоним сопоставляется с наименованием «Колывань» русских летописей, обозначавшим поселение на месте совр. Таллина [Шаскольский И. П. О первоначальном названии, с. 94; История Таллина, с. 54; Ранну Е. А. Прошлое старого Таллина, с. 3; Финно-угры и балты, с. 22]. Как показывают археологические материалы, поселение на этом месте существовало уже в XI в. В самом городе и его окрестностях найдены клады восточных и западноевропейских монет Х-ХП вв. [История Эстонской ССР, с. 95; История Таллина, с. 66-67; Финно-угры и балты, с. 22]. В древнерусских источниках город впервые упоминается в 1223 г. под названием «Колывань», имевшим местную, эстонскую основу [Шаскольский И. П. О первоначальном названии, с. 389-390]. К началу XIII в. относятся и первые упоминания немецкого и скандинавского названий города [Шаскольский И. П. О первоначальном названии, с. 388].
Бурну — Название реки ясно читается в лучшей рукописи (Р) как Бурну (***) и относится, несомненно, к р. Пярну [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 132]. И. Леймус, опираясь на чтение рукописей L (где при первой графеме отсутствуют точки, а вместо ра стоит вав) и А (***), попытался сопоставить этот гидроним с др.-сканд. наименованием Западной Двины Дуна / Дюна (Duna / Dyna) [Леймус И. «Астланда» Идриси, с. 26]. Свою точку зрения И. Леймус аргументировал тем, что вторая графема слова как р (*) читается только в рукописи Р, а в остальных случаях на этом месте стоит вав (*), а также тем, что, по его мнению, «и в названии реки Пярну, по всей видимости, передавалось бы буквой ф». Оба соображения представляются мне несостоятельными. Несмотря на то что в большинстве списков в качестве второй графемы стоит вав, написанию слова в рукописи Р следует доверять в большей степени, так как только здесь все буквы имеют четкое начертание и проставлены не только все диакритические знаки, но даже огласовки. Кроме того, буква р ясно читается и в наименовании реки на карте соответствующей секции [MA, Bd. VI, Taf. 64]. Что же касается передачи начального п (в слове «Пярну»), то в арабском языке этот звук передается не только через фа, но и через ба, причем в сочинении ал-Идриси неоднократно встречаются случаи передачи начального п с помощью буквы ба: Польша — Булуниййа, Переяславль — Баразлав, Партенит — Бартанити [OG, р. 739, 874, 882, 884, 888, 889, 902, 903, 909, 912, 913, 949]. Характерно, что информатору ал-Идриси было известно лишь устье этой реки, так как ее заболоченный бассейн вряд ли мог быть знаком заезжим купцам. В устье же р. Пярну имелись гавань и торг, о чем свидетельствуют найденные археологами монетные клады в г. Пярну и его ближайших окрестностях [История Эстонской ССР, с. 96; Молвыгин А. Н. О распространении английских монет, с. 132].
Фаламус — Порядок упоминания населенных пунктов Эстланда у ал-Идриси (город Анху — устье р. Пярну — крепость Фаламус), а также общее направление с севера на юг при описании стран и городов Восточной Прибалтики в «Нузхат ал-муштак» позволяют считать, что крепость Фаламус (***) следует искать к югу от устья р. Пярну. Крепость отождествляется с пунктом Паламюсе на берегу Рижского залива [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 132-133]. Предложенное И. Леймусом отождествление крепости Фаламус с Лыхавереским городищем, расположенным в центре Эстонии, сопровождается оговоркой, что «приобрело ли городище уже к началу XII в. какое-то важное значение и как тогда называлось, неизвестно» [Леймус И. «Астланда» Идриси, с. 26]. Не в пользу Лыхаверского городища говорит и его расположение в глубине материка, в то время как ал-Идриси недвусмысленно пишет о прибрежном положении крепости. По-видимому, речь идет о каком-то сезонном торговом пункте, функционировавшем лишь в летний период.
Мадсуна — Название города Мадсуна (***) в разных рукописях имеет не только идентичную графику, но и огласовки. О. Талльгрен-Туулио, исходивший из того, что в рассказе ал-Идриси о «земле маджусов» речь идет о Киевской и Новгородской Руси, отождествил этот пункт с Олонцом, расположенным близ Ладожского озера [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 133-135]. Нельзя не заметить, что столь северная локализация «земли маджусов» противоречит данным ал-Идриси. Во-первых, характеристике города Мадсуна вряд ли может соответствовать город Олонец, не являвшийся в середине XII в. ни большим, ни многонаселенным, ни центральным пунктом. На территории города пока не удалось найти следов древнего поселения, в частности погоста, упомянутого в Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича 1136/37 г. [Древнерусские княжеские уставы, с. 148; Саватеев Ю. А. Археологические исследования, с. 34; Овсянников О. В., Кочкуркина С. И. О древнем Олонце, с. 71]. Во-вторых, Мадсуна, судя по описанию ал-Идриси, должна была лежать на берегу моря или близ него, а поскольку характеристика прибалтийских земель у ал-Идриси ведется с севера на юг, то города «земли маджусов», упоминаемые вслед за городами Астланда, следует искать к югу от эстонских населенных пунктов. Большинство исследователей отождествляют город Мадсуна с Межотне — крупным экономическим и культурным центром земгалов, расположенным на левом берегу р. Лиелупе (историографию см. [Lelewel J. Geographic, t. III / IV, p. 182; Ekblom R. Idrisi, S. 66; Финно-угры и балты, с. 374]). Река Лиелупе была важной торговой артерией Восточной Прибалтики, по которой проходили торговые пути в Литву и Пруссию. В непосредственной близости от бассейна р. Лиелупе находилась р. Даугава (Зап. Двина), связывавшая Восточную Прибалтику с древнерусскими землями [Мугуревич Э. С. Восточная Латвия; Сергеева З. М. Культурно-экономические связи, с. 19-20; Финно-угры и балты, с. 375]. Местонахождение Межотне, а также его видная роль в экономической и культурной жизни земгалов хорошо согласуются с данными ал-Идриси о городе Мадсуна.
Суну — О. Талльгрен-Туулио отождествил город Суну с Сортавалой на берегу Ладожского озера [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 135]. Однако у нас нет данных о существовании топонима «Сортавала» в XII в. Кроме того, судя по характеру описания, город Суну должен был быть расположен не к северу, а к югу от Эстланда. Ограниченность сведений, приводимых ал-Идриси об этом пункте, не дает возможности определить его точное местонахождение. По всей вероятности, этот небольшой портовый город находился на побережье Финского залива, где-то между современными Юрмалой и Ригой.
Каби — Рукописи дают два варианта чтения наименования: *** (Каби — Р) и *** (Кай — L, А; в рукописи А йа с точками). О. Талльгрен-Туулио отождествил этот пункт с Киевом [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 135-139]. Правда, одновременно с этим исследователь высказал предположение о том, что название города, читаемое как Кай, могло обозначать и не Киев, а было связано с финским Kainu(u), которое он ошибочно считал идентичным шведскому наименованию области на северном побережье Ботнического залива — «Квенланд» (о Квенланде см. [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 209]).
Для локализации города Каби, на мой взгляд, стоит обратить внимание на указание ал-Идриси о том, что «земля маджусов» состоит из двух частей — приморской и удаленной от моря. Очевидно, эту находившуюся в отдалении от моря область можно сопоставить с той «землей маджусов», о которой ал-Идриси говорит в 3-й секции VI климата. Границей между «землей маджусов», с одной стороны, и Венгрией и Польшей — с другой, ал-Идриси там называет р. Тису; вместе с тем он дважды пишет о Тисе как о реке, отделяющей Польшу от Руси. Таким образом, под удаленной от моря частью «земли маджусов» географ, скорее всего, имел в виду районы Древней Руси, сопредельные с Польшей. В таком случае город Каби действительно может быть отождествлен с Киевом. На упоминание именно Киева в связи с описанием областей Восточной Прибалтики, возможно, оказали влияние западноевропейские источники. У Гервазия Тильберийского (вторая половина XII — начало ХШ в.), например, Киев назван ближайшим к Норвежскому морю городом Рутении, т.е. Юго-Западной Руси [Шталь И. В. Русь, с. 24]. Само определение положения Киева по отношению к Балтийскому морю было обусловлено тесными торговыми связями Киева и Киевской земли с Прибалтикой в ХІ-ХІІ вв. [Зверуго Я. Г. Киев, с. ПО, 120-122; Финно-угры и балты, с. 397].
Джинтийар — Наименование имеет следующие варианты написания: *** — Р, *** — L, *** — А. Таким образом, переписчики ал-Идриси не сомневались в написании первой и трех последних графем слова, но испытывали затруднения в передаче второй и третьей. Учитывая это, О. Талльгрен-Туулио предположил, что арабский топоним является искаженным *Хулмкар (***) от древнескандинавского наименования Новгорода Хольмгард (Holmgardr), которое могло дойти до ал-Идриси от купца-скандинава, бывавшего в этом городе [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 139-141]. О хорошем знакомстве информатора с Новгородом свидетельствует указание на возвышенный и укрепленный участок города, в котором надо видеть располагавшийся на восточной, торговой стороне города «Славенский конец», «Славенский холм» или просто «Холм» [Янин В. Л. Древнее славянство, с. 51]. Очевидно, этот же информатор сообщил ал-Идриси и данные о политической самостоятельности Новгорода.
Мартури — Рассмотревший этот фрагмент О. Талльгрен-Туулио полагал, что название Мартури представляет собой искаженную форму наименования Смоленска в «Нузхат ал-муштак» (Мунишка) и что ал-Идриси перепутал в данном случае Днестр с Десной, а ту, в свою очередь, с Днепром [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 141-143, 167-168]. Как мне кажется, появление топонима Мартури в составе маршрута, одним из пунктов которого является Сармали (надежно отождествляемый с Перемышлем — см. коммент. 10 к 3-й секции VI климата и 31 к 4-й секции VI климата), все-таки заставляет искать город Мартури неподалеку от истоков Днестра, как это и сказано у ал-Идриси. Поскольку город Сармали, по определению географа, лежал южнее Мартури, последний должен был располагаться не в бассейне Верхнего Днестра, а к северу от него, в верховьях правых притоков Вислы, один из которых — р. Сан, где стоит Перемышль, — ал-Идриси принимал за Днестр. На расстоянии в 120 км от Перемышля (что как раз соответствует четырем дням пути) стоит древнерусский город Червен, известный еще с конца X в. и являвшийся центром Червенской земли [Куза А. В. Малые города, с. 89-90]. Червен лежал на пути из Перемышля во Владимир Волынский и мог быть хорошо известен купцам как из Польши, так и из Руси. Название Мартури может быть искаженным *Джарнуни (***), где начальный джим передает отсутствующий в арабском языке звук ч, а все слово соответствует одному из летописных вариантов названия Червена — Чернен.
Данаст — река Днестр (см. коммент. 22 к 4-й секции VI климата).
Сармали — город Перемышль (см. коммент. 10 к 3-й секции VI климата и 31 к 4-й секции VI климата).
Туййа — По иным источникам это название Перемышля (или какого-то другого древнерусского города) неизвестно. Тем не менее не приходится сомневаться в том, что Перемышль был знаком греческим купцам, пользовавшимся Днестровским торговым путем [Древняя Русь, с. 394-395) и, возможно, давшим Перемышлю свое наименование.
«Море Мрака». — Судя по указанным ал-Идриси пунктам, которые были связаны с островами амазонок, под «Морем Мрака» имеется в виду Балтийское море (см. также коммент. 13 к 5-й секции VI климата).
Сообщение ал-Идриси об островах амазонок в «Море Мрака» не представляет самостоятельного интереса, так как почти целиком связано с арабской географической традицией предшествующего периода, помещавшей эти острова на севере Европы [OG, р. 955-956; Калинина Т. М. Сведения ранних ученых, с. 89-90]. По предположению Т. Левицкого, координаты этих островов, приведенные у ал-Хваризми, указывают на район Финского и южной части Ботнического заливов [Lewicki Т. Arabskie legendy. S. 292]. Данные ал-Идриси говорят о том, что, если для описания островов амазонок он использовал традиционные данные, то для указания на их местонахождение географ воспользовался сообщениями мореплавателей. Ал-Идриси называет три прибалтийских пункта, откуда можно было добраться до островов амазонок: это город Анху (Ханила) в Эстланде — оттуда вел самый короткий путь на острова, — а также города земли тавастов и Финнмарка. В связи с этим О. Талльгрен-Туулио полагал, что в сообщении ал-Идриси об островах амазонок могли отразиться реальные сведения об Аландских островах [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 146-147].
Земля ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
Земля ал-Куманиййа — Половецкая степь (см. коммент. 4 к 5-й секции VI климата).
Тирма — Описание озера Тирма в этой секции существенно отличается от рассказа о нем, помещенного в конце 6-й секции VI климата и составленного ал-Идриси на основе книжной информации (см. коммент. 111 к указанной секции).
В сообщении о том, что посреди озера Тирма находилась гора, на которой обитали «знаменитые дикие козлы», можно было бы попытаться увидеть отражение информации об о. Валаам на Ладожском озере, если бы мы располагали свидетельствами того, что через этот остров проходили более или менее оживленные торговые пути. Однако, скорее всего, рассматриваемое сообщение восходит к какому-нибудь литературному источнику из популярного у арабов жанра рассказов о чудесах и диковинках разных стран. Любопытно, что в «Нузхат ал-муштак» есть еще одно упоминание названия Тирма — уже не как гидронима, а как ойконима, но тоже имеющего отношение к озеру. Речь идет об одном африканском озере, на берегу которого стоит город Тирма. Отдельные детали рассказа об этом безымянном озере перекликаются с рассматриваемым описанием озера Тирма, но элемент чудесного представлен в нем более рельефно. Сказав, что Нил вытекает из горы десятью потоками, которые, сливаясь друг с другом, образуют озера, откуда, в свою очередь, выходят реки, ал-Идриси продолжает: «Все они текут и сливаются в очень большое озеро. На этом озере стоит город, который называется Тарма (***) (чтение авторов перевода; написание названия Тирма в «Нузхат ал-муштак» во всех случаях идентично, варианты чтения Тирма и Тарма равноправны ввиду отсутствия огласовки у первой графемы. — И. К.). Он многолюден. На берегу этого озера стоит идол, держащий руку у своей груди. Говорят, что это был жестокий человек и поэтому с ним было совершено подобное превращение. В озере есть рыба с головой, похожей на голову птицы, так как у нее есть клюв. В озере также водятся страшные животные. Это озеро лежит за линией экватора, соприкасаясь с нею. В нижней части этого озера, в которое стекаются реки, есть (идущая) поперек гора, рассекающая большую часть его поверхности надвое и проходящая в северо-западном направлении» [OG, р. 32-33; пер. цит. по: Арабские источники X-XII веков, с. 292]. По утверждению исследователей этого отрывка, данный текст не имеет под собой реальной основы и городу Тарма (Тирма) не найдено никаких реальных соответствий [Арабские источники X-XII веков, с. 427].
Ал-бабр — можно перевести как «тигр», что и сделал П. А. Жобер [GE, р. 434]. Правда, в таком случае фраза, обозначающая обитателей горы в озере Тирма, скорее, звучала бы проще: «дикие козлы и тигры», поскольку ал-Идриси, имевший, конечно, представление о тиграх, вряд ли стал бы давать им такое пространное определение — «животное, называемое тигром». Да и в «Нузхат ал-муштак», как правило, используется другое слово для обозначения тигра — нимр [OG, р. 59, 60, 311, 713, 918] (см. также коммент. 20 к 7-й секции VI климата и 8-9 к 3-й секции VII климата).
Употребление слов «напротив» (***) и «тыльная часть» (***) в качестве географических терминов, а также указание местного названия днепровских верховьев — Балтас — и характера местности в этом районе («среди лугов и лесов») свидетельствует о том, что информация о взаимном расположении истоков Днепра и некоего озера, которое ал-Идриси уже сам отождествил с озером Тирма, исходила от путешественника. Упоминание Кумании позволяет отнести эти данные к XII в. Остается установить, чем был предопределен именно такой состав сообщения об озере Тирма — я имею в виду рассказ о нем в одном контексте с Русью, Куманией и истоками Днепра, а также упоминание об обитавших в озере животных. Для этого стоит обратить внимание на то, что источником рассматриваемых сведений было сообщение путешественника, опиравшегося на свой собственный — или чей-то еще — опыт поездок по этим краям. Не случайно вслед за сообщением об истоках Днепра ал-Идриси называет стоящие в верховьях этой реки два «куманских» (!) города, причем — явно со слов какого-нибудь купца или путешественника — называет их «процветающими». По-видимому, на основании сведений, полученных от купцов и путешественников, у ал-Идриси сложилось представление о том, что из Кумании по Днепру можно было подняться к находившемуся неподалеку от верховьев реки большому озеру, которое лежало по соседству с северными русскими землями. Действительно, путь по Днепру на Русский Север был широко известен: р. Днепр — по волоковым путям на р. Ловать — оз. Ильмень — р. Волхов — Ладожское оз. [Кирпичников А. Н., Дубов К. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги, с. 218-235]. Возможно, что в сообщении ал-Идриси об озере Тирма косвенно отразилась информация об одном из этих озер Русского Севера (отсюда не случайно и упоминание бобра под его древнерусским названием). Таким образом, рассказ ал-Идриси об озере Тирма весьма сложен по своему составу, так как в нем нашла отражение информация из различных источников: сочинений ранних арабских географов (ал-Хваризми, Сухраб, ал-Баттани); произведений жанра 'аджа'иб; сведений путешественников и купцов, проезжавших по Днепровскому пути к озерам Ильмень и Ладожскому. Включение в состав сообщения об озере Тирма данных, полученных от купцов и путешественников, позволяет утверждать, что в рассказе ал-Идриси об озере Тирма могли отразиться некоторые реальные сведения об одном из озер северо-запада Восточной Европы. Наличие же значительного пласта книжной информации в сообщении ал-Идриси об озере Тирма, как мне кажется, не дает возможности отождествить этот гидроним с каким-либо конкретным географическим объектом Восточной Европы.
Данабрис — река Днепр (см. коммент. 22 к Введению).
Балтас — Огласовка условная; возможна также огласовка Балатас (по рукописи Р). Другие варианты написания отличаются количеством точек при третьей букве и местом их постановки: Б.л.н.с (*** — L), Б.л.й.с (*** — А). О. Талльгрен-Туулио сопоставляет этот термин со славянским словом «болото» в его неполногласном варианте «блато» либо с новогреческим βαλτος [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 164-165], Б. А. Рыбаков рассматривает его как «топонимический пережиток» гидронима «Борисфен» [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 12]. Скорее, можно предполагать связь с балтийской основой bal / bel, к которой восходят лит. и лат. bala («болото, мокрый топкий луг, мокрая низина»), лат. belute — «лужа», лит. baltas — «белый» [Мурзаев Э. М. Словарь, с. 67-68].
Синубули — город Смоленск (см. коммент. 62 к 5-й секции VI климата).
Мунишка — Топоним является арабской формой греческого наименования Смоленска «Милиниска» (Μιλινισκα). Отождествление топонима Мунишка со Смоленском поддерживается всеми исследователями [Lelewel J. Geographic t. III/IV, p. 170; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 167-168]. Б. А. Рыбаков по недоразумению отождествил город Мунишка с летописным Менеском, почему-то считая, что в тексте «Нузхат ал-муштак» непременно должны были присутствовать какие-либо данные об этом пункте [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 33].
«Море Мрака» — судя по контексту, Северный Ледовитый океан (см. коммент. 13 к 5-й секции VI климата).
Из арабских источников такие сведения ал-Идриси позаимствовать не мог, поскольку из предшественников ал-Идриси лишь у ал-Бируни имелись некоторые данные о Белом море, но они носили другой характер [АГЛ, с. 248]. Судя по приведенному отрывку, в распоряжении ал-Идриси имелся фрагмент лоции с описанием плавания от северного побережья Руси на северо-запад. Этот фрагмент он, по всей вероятности, мог получить от скандинавских информаторов. Содержащиеся в нем маршрутные данные напоминают об одном из отрезков пути, пройденного норвежским мореплавателем Оттаром, а именно от мыса Нордкап на восток и далее на юг вдоль побережья Кольского полуострова [Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 20-21, 24-25, 29-30]. Норвежец Оттар был одним из первых мореплавателей, прошедших по Северному морскому пути из Норвегии в Белое море. Во время пребывания Оттара в Англии при дворе короля Альфреда Великого (872-899 или 901 гг.) рассказ о его путешествии был записан и включен королем Альфредом в перевод на англосаксонский язык «Истории против язычников» Павла Орозия (подробнее см. [Матузова В. И. Английские средневековые источники, с. 20-21, 24-25, 28-33]). Если проделать этот путь в обратном направлении, то придется плыть сначала из Белого моря на север, а затем на запад, как и указано у ал-Идриси. Сообщение ал-Идриси, конечно, восходит не непосредственно к рассказу Оттара (конец IX в.), а к сообщениям об аналогичных плаваниях скандинавских мореходов, со слов которых географ записал также и современные сведения о Финнмарке — области, находившейся по соседству с Кольским полуостровом [OG, р. 953; Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 79-80, 107, 209; Коновалова И. Г, Арабские географы]. Если полагать, что сообщение ал-Идриси опирается на скандинавские источники, тогда следует признать, что приморскими русскими землями в данном районе были те области Европейского севера, с которыми скандинавы вели торговлю и которые в древнескандинавской географической традиции назывались Бьярмаландом. О большом интересе новгородских купцов XII в. к богатым пушниной северным территориям свидетельствуют археологические материалы. Они же говорят о том, что в XII в. Северный морской путь играл определенную роль в торговле между Северной Русью и Финнмарком [Макаров Н. А. Русский Север]. Известия о даннической зависимости Бьярмии от Руси имеются в исландском географическом трактате под условным названием «Описание Земли I» (конец XII в.) и в восходящем к нему в этой части сочинении «Грипла» (XIV в.) [Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения, с. 81, 159]. На мой взгляд, данные ал-Идриси о том, что северной границей Руси были моря Северного Ледовитого океана, можно рассматривать в одном ряду со сведениями древнескандинавских источников о зависимости Бьярмии от Руси и считать сообщение ал-Идриси хронологически первым свидетельством о существовании такой зависимости.
Внутренняя Куманиййа — Так в рукописи Р. В списках L и А — «Внешняя Кумания» (***). Возможно, наличие двух разных определений для описываемой в данной секции части Кумании связано с существованием двух авторских редакций «Нузхат ал-муштак». Ввиду того что этноним «куманы» в мусульманской историографии до ал-Идриси не употреблялся, можно считать, что хороним «Кумания внутренняя / внешняя», скорее всего, был создан самим ал-Идриси по аналогии с хоронимом «ар-Русиййа внешняя», о которой говорится в 6-й секции VI климата (см. коммент. 3 к указанной секции). Какую-либо связь хоронима «Кумания внешняя / внутренняя» со сведениями, полученными ал-Идриси от информаторов, предполагать трудно, поскольку этот термин встречается не среди маршрутных данных, а во введении к 6-й секции. Для локализации городов Кумании, о которых идет речь в настоящей секции, не имеет принципиального значения, какое чтение («внутренняя» или «внешняя») является правильным. Прилагательные типа «внешний»/«внутренний» имеют смысл только в связи с местонахождением информатора, относительного которого располагаются те или иные элементы пространства. Так что считать «Внешнюю» или «Внутреннюю Куманию» какой-то особой частью Половецкой степи нет оснований [Коновалова И. Г. Сведения о Кумании].
Булгариййа — Волжская Булгария (см. коммент. 11 к 7-й секции V климата).
Внутренняя Куманиййа — так в рукописи Р. В L и А слово «внутренняя» опущено.
Таруйа — Написание топонима в рукописях при одинаковой графике имеет отличия в постановке точек при предпоследней графеме, а также в огласовках. В рукописях Р и L наименование читается как Т.руйа (***), в рукописи А — Таруба (***). В. М. Бейлис полагал, что наиболее вероятным чтением топонима является Туруба, а сам город следует отождествить либо с Туровом — центром удельного княжества в Киевской земле, либо с Трубецком на р. Десне в Черниговском княжестве [Бейлис В. М. Краiна ал-Куманійа, с. 95-96, 99-100]. Упоминание города Таруйа в составе одного маршрута с городом Салав (Переяславль Русский) позволяет предполагать, что Таруйа так же, как и «куманские» города в 6-й секции VI климата, мог быть связан с городскими центрами южнорусских княжеств. Город Таруйа может быть сопоставлен с находящимся к северу от Переяславля Русского городом Черниговом. Звук че, отсутствующий в арабском языке, передается несколькими способами, в том числе посредством буквы сад, которая графически отличается от начального та в слове Таруйа только отсутствием вертикальной палочки. Исходной арабской формой передачи наименования Чернигова могла быть форма *Сарнуга (***), где в процессе переписывания была утрачена буква нун, а последняя согласная гайн превратилась в йа или ба (***). Чернигов имел мощные укрепления и окольный город, где велась торговля, и кроме того, был одним из самых известных древнерусских городов [Древняя Русь, с. 71]. Особенно выделялись южные связи Чернигова. Черниговские князья для участия в междоусобных войнах нередко брали в союзники половцев; черниговским князьям некоторое время принадлежала Тмутаракань — короче говоря, исключительная важность южных связей в жизни города могла побудить информатора ал-Идриси отнести Чернигов к «куманским» городам. Расстояние между Переяславлем Русским и Черниговом составляет ок. 150 км, что приблизительно равно 100 милям, указанным ал-Идриси.
Аклиба — В. М.Бейлис полагал, что наименование Аклиба могло относиться либо к Килие на Нижнем Дунае, либо к черниговскому городу Глебль на притоке Сулы Ромне [Бейлис В. М. Краiна ал-Куманійа, с. 95-96, 99-100]. Город Аклиба, про который сказано, что он является крайней областью Кумании, следует искать на южной границе Руси. Расстоянию в восемь переходов (приблизительно 250 км) от Чернигова соответствует пограничный город Переяславского княжества Воинь, стоящий у впадения р. Сулы в Днепр. Во всех летописных известиях Воинь выступает как важный порубежный город-крепость, к югу от которого простиралась Половецкая степь [Куза А. В. Малые города, с. 75-76]. В результате археологических раскопок установлено, что Воинь был не только сторожевым городом, но и являлся центром ремесла и торговли, состоял из укрепленного детинца и обширного окольного города [Куза А. В. Малые города, с. 76; Древняя Русь, с. 71; Довженок В. И. Сторожевые города, с. 41-42]. Что касается названия Аклиба, которое не может быть арабской передачей наименования города Воиня, то по своему происхождению название Аклиба связано с таким отличительным признаком поселения, как наличие крепостных укреплений. Информатор ал-Идриси (или сам географ) применил название Аклиба к нижнедунайской крепости Ликостомо, местное название которой было ему неизвестно. Можно предположить, что таким же образом получил наименование и рассматриваемый нами укрепленный пункт на границе Кумании, древнерусское название которого не дошло до ал-Идриси.
Салав — город Переяславль Русский (см. коммент. 36 к 6-й секции VI климата).
Ганун — На карте это озеро изображено к востоку от озера Тирма, несколько севернее последнего. Показаны реки, впадающие в озеро Ганун: две безымянные — с севера, три безымянные — с юга, а с востока — река Шаруйа с двумя притоками [MA, Bd. VI, Taf. 66]. К.Миллер отождествил озеро Ганун с Онежским озером [MA, Bd. II, S. 153]. Б. А. Рыбаков предложил искать его на маршруте «Киев-Булгар», где-то близ Жигулевских гор [Рыбаков Б. А. Русские земли, с. 31]. В. М. Бейлис полагал, что под этим гидронимом может скрываться наименование одного из озер Русского Севера — Ладожского, Онежского или озера Ильмень [Бейлис В. М. Краiна ал-Куманійа, с. 96]. Нетрудно заметить, что сведения, приводимые ал-Идриси об озере Ганун, очень непосредственны: говорится о том, как долго на озере лежит лед, какой температуры вода в реке Шаруйа и в какое время года эту реку можно пересечь, наконец, какие рыбы и животные водятся в озере и его окрестностях. Ясно, что эти сведения ал-Идриси мог получить от побывавших в тех краях лиц. Подробности, сообщенные ему о низкой температуре воды в реке Шаруйа и в самом озере, позволяют считать, что речь идет об одном из северных озер Восточно-Европейской равнины. На мой взгляд, сведения ал-Идриси об озере Ганун можно сопоставить с той устной информацией о некоем северном озере, которая нашла отражение в рассмотренном выше сообщении об озере Тирма. Оба эти сообщения, как мне представляется, имеют общий источник, о чем свидетельствует присутствие в них сходных деталей — упоминание обитающих в озерах бобров и нахождение озер по соседству с Куманией. В таком случае можно отказаться от буквального понимания утверждения ал-Идриси о том, что озеро Ганун располагалось «на севере Кумании», то есть в пределах Половецкой степи, а интерпретировать эту фразу по аналогии с данными, вошедшими в сообщение об озере Тирма, как указание на направление движения к северу от Кумании.
Шаруйа — В наименовании, вероятно, отразилось либо название впадающей в Онежское озеро реки Шуи, либо один из распространенных в северной части Восточно-Европейской равнины гидронимов с формантами -шор, -шар [Мурзаев Э. М. Словарь, с. 264-265, 630].
О слове «ал-бабр» см. коммент. 8-9 к 3-й секции VII климата и коммент. 5 к 5-й секции VII климата.
Сабун — так в рукописи Р. Название города, по всей вероятности, дошло до ал-Идриси в искаженном виде, поскольку в других рукописях имеются отличия в написании первой и третьей графем: Камуни (*** — L) и Махуни (*** — А). Информацию ал-Идриси об этом булгарском городе, возможно, стоило бы сопоставить с данными писателя того же времени Наджиба Хамадани, который говорит о существовании четырех крепостей в Булгарии: Йасу, Мерджи, Эрнаса и Техшу [Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана, с. 153]. Сказать что-либо определенное об идентификации города Сабун пока не представляется возможным.
О горе Кукайа см. коммент. 44 к 5-й секции VI климата.
Басджирт — см. коммент. 47 к 7-й секции V климата.
О «Зловонной земле» см. коммент. 90 к 6-й секции VI климата.
Об этнониме баджнак см. коммент. 55 к 6-й секции VI климата.
Деление басджиртов на «внешних» и «внутренних» встречается у авторов Х-ХІ вв.; как полагают, это разделение было связано со стремлением отличить башкир от венгров [Togan A. Z. V. Bashdjirt, p. 1075].
Мастр — По всей вероятности, данные о городах басджиртов ал-Идриси получил из вторых рук: информатор географа сам вряд ли бывал в городах басджиртов и знал лишь их названия, а также имел представление о труднодоступности этих городов для купцов. Наличие целого ряда вариантов чтения названий городов (Мас.т.р, Мамир, Мас.рада; Кас.т.р, Камир, Кас.р) также говорит о недостаточной конкретности полученных ал-Идриси сведений о городах басджиртов. Данные ал-Идриси об этих городах могут отражать дошедшие до его информатора сведения о башкирских родоплеменных названиях — кесе и мишар [Кузеев Р. Г. К этнической истории, с. 228-248; Каховский Ф. В. О чувашско-башкирских этнокультурных связях, с. 44-45]. Наименование города Мастр, которое, не изменяя графику слова, можно прочесть и как Маштр, может быть сопоставлено с родопле-менным названием башкир «мишар».
Кастр — Один из вариантов чтения топонима — Каср — позволяет сопоставить это наименование с родоплеменным названием башкир «кесе».
Исил — по всей вероятности, имеется в виду р. Белая.
Йакамуни — Никто из арабо-персидских авторов, писавших о печенегах до ал-Идриси, не сообщает о печенежских городах. Напротив, в «Худуд ал-'алам» сказано, что у печенегов никаких городов не было [Hudud, р. 101]. Отождествить город Йакамуни пока не представляется возможным.
Об этнониме «турк» см. коммент. 10 к 7-й секции V климата.
Ар-Русиййа — Русь (см. коммент. 20 к Введению).
Ар-Рум — Византия (см. коммент. 64 к 7-й секции V климата).
Об обычае печенегов брить бороды пишет Ибн Фадлан [Ибн Фадлан, с. 129].
О коротких куртках, служивших одеждой печенегам, упоминает Константин Багрянородный [Константин, с. 156-157].