Алайцы на Айгоне

Часть 5. Вин

Пломбир как пломбир, разве что не тает, пока не положишь на язык… В принципе, и у нас такое возможно без всяких этих субмолекулярных модификаций. Сделать, например вазочку-холодильник на криоэлементах. Вин решительно отодвинула мороженое. Есть расхотелось, как только Баг сердито поднялся и пересел подальше. Подумаешь, не понравилось ему, что она пригласила за столик имперцев — барона Грогала и брата Ригга. Монах-ксенолог сочувственно покачал головой:

— Извините, я, наверное, обидел Вашего друга. Но его реакция меня радует. Он не скрывает своей нелюбви, а, значит, четко отделяет себя от нас — «крысоедов». Чуть ли не все беды на Гиганде оттого, что мы никак не можем принять наши различия. Вот почему, извините, ваши герцоги триста лет держатся за свой титул, до сих пор не объявили себя императорами Юга? Да потому, что мечтали не о новой империи, а об алайской династии Империи старой…

— А разве Эстор уже не видит Алай своей неотъемлемой частью? — с ехидцей спросила Вин, покосившись на насупившегося Грогала.

Ригг воздел руки:

— Вот уж, воистину, имеющий очи, да видит! У вас свой язык, своя религия, даже стрелки на часах у вас идут в другую сторону, а наши политики упорно продолжают считать алайцев чем-то вроде Ирукана. Дескать, побунтуете, да и вернетесь в лоно Матери-Империи. Нет, только когда мы поймем, что мы разные, что у каждого у нас свой путь, только тогда мы сможем договориться и жить в мире и согласии!

Тут монах смутился от своей эмоциональной речи и замолчал, защелкав четками.

— Да, часто легче договориться с дальними, чем с ближними, — как бы нехотя вступил в беседу барон Грогал. — Крупно не повезло, что первые инопланетяне, которые нам встретились, оказались так похожи на нас. Если бы Гиганду обнаружили не седьможуки, а другие, вроде тех глазастых мешков, вряд ли они решили учить нас правильной жизни.

Вин скользнула взглядом по землянам, заполнявшим кафе. Да, они выглядели практически как обычные люди, ну только, пожалуй, несколько невоспитанные. Ведут себя как шаловливые дети — шумят, жестикулируют, смеются, сверкая вспышками белозубых улыбок. Вот один вдруг вскочил, опрокинув стул, и рванул сюда. Подбежал, подпрыгивая, к их столику и выкрикнул в лицо растерявшемуся Риггу:

— Поп! Хошь в лоб?!

Сзади загоготали. Грогал начал медленно подниматься, одергивая мундир, но нахала уже уводил мигом появившийся рослый землянин с эмблемой семиугольника на шевроне.

— А нас охраняют, — разочаровано произнесла Вин.

— Они следят, чтобы мы не разговаривали с посторонними. Особенно о Гиге. Бояться, что эти весельчаки расстроятся от нашей печальной участи.

Отсюда открывался отличный вид на сверкающую над облачным морем огненную точку Гиги. С Айгона дневное светило казалось совсем крошечным, безобидным. Не получалось представить ее готовой взорваться бомбой, несущей смерть миллиардам и миллиардам… Нет, определенно, мысль о неизбежной гибели Гиганды не желала укладываться в голове. Впрочем, это ожидается только через тридцать лет. Целая вечность. Она успеет состариться. И придумают что-нибудь к тому времени…

— Так значит, вы были в курсе грядущего катаклизма? — обернулась Вин к Грогалу.

— Имперский институт Гиги сделал неблагоприятный прогноз еще лет десять назад, — мрачно подтвердил барон. — Разумеется, эти сведения держались в строжайшей тайне. Все мероприятия по подготовке системы убежищ объяснялись предусмотрительностью на случай ядерной войны. Я был информирован, поскольку космонавтика стала реальной альтернативой строительству подземных городов. Наш полет — первый опыт по доставке космического поселения на орбиту Айгона. Вслед за «Сайвой» мы бы пригнали сюда сотни таких же станций. Благодаря искусственной гравитации на них можно было оставаться до тех пор, пока взрыв Гиги, погубив Гиганду, сделает Айгон пригодным для заселения. У нас была бы новая планета! Кто бы знал, что она окажется занятой!

— Да, барон, — встрепенулась Вин. — Я же забыла Вас спросить как прошли переговоры?

— Наша беседа превратилась в юридическую дискуссию о правах на Айгон. Во-первых, за нами его открытие. Первый земной корабль картографировал систему Гиги всего два века назад, а нашим звездным картам несколько тысячелетий. Правда, земляне настаивают на своем преимуществе в освоении этого мира. Зато в нашу пользу близость расположения. Айгон бывает удален от Гиганды менее чем на 100 миллионов километров, а от Седьмой Жука отсюда больше 170 тысяч миллиардов! Но седьможуки заявили, что в космосе расстояние — понятие относительное. С Земли им лететь сюда лишь несколько часов, а не полгода, как нам…

— Ну, и чего решили?

— Продолжаем переговоры. Мы ведь не получили пока даже официального признания, заключили перемирие как самостоятельно действующие командиры. С одной стороны — я вместе с бароном Лугсом, с другой — этот Михаил Сидоров, он тут вроде губернатора. Похоже, они надеются, что в конце концов мы сдадимся. Пригласили вот сюда, поглядите, мол, как хорошо у них живется. Но нас так просто не купишь!

Вин подошла к прозрачной стене. На плоскую верхушку Белой Скалы один за другим опускались огромные конусы космолетов. Вин уже знала, что из-за последних событий земляне были вынуждены прервать сообщение с Айгоном. Теперь они наверстывали упущенное. С фиолетового неба спускалась непрерывная вереница грузовых «пингвинов», такая же цепочка поднималась обратно ввысь, чтобы уйти в подпространство где-то над северным полюсом. Автоматические докеры выгружали горы странного вида контейнеров — неровных, ощетинившихся рогами и, вроде бы, как и живых. Юркие киберы без страха сновали между садящимися и взлетающими кораблями, иногда отталкивая руками их грузные туши.

Думала ли она, что будет наблюдать за обыденной жизнью фантастического мира, о существовании которого узнала из воспоминаний Гага. В той книжке, изданной группой «конусников», был и его фотопортрет. Гага сняли незадолго до смерти, когда он работал в летучем противоэпидемиологическом отряде. Худая фигура в грязном балахоне, изможденное мальчишечье лицо, и только глаза лучились каким-то нездешним светом, так, что нельзя было не поверить, что он действительно видел те дивные рукотворные чудеса, о котором поведал перед кончиной.

Вин так искала этот мир светлой сказки, который Гаг почему-то назвал «лукавым адом». Наверное, он просто не мог простить землянам разрушения его полудетской веры в герцога, безмерно мудрого и заботливого к всецело преданным ему подданным. Но Вин-то не была роялисткой. Ее семья могла себе это позволить, поскольку по благородству происхождения намного превосходила род алайских герцогов, берущий начало, как известно, от адмирала Гарра — обычного вояки, не имевшего даже баронского титула. Причастность седьможуков к низложению прошлого герцога не вызывала у Вин ни малейшего осуждения. Ее отец встретил революцию вполне сочувственно, хотя, конечно, счел ниже своего достоинства присоединиться к бунту. Тем не менее, он сразу же снял с себя титул, чем, скорее всего, спас жизнь себе и родным во время террора. Когда же после реставрации новый герцог предложил восстановить все привилегии, отец гордо отказался, предпочтя считать себя дворянином духа.

Вин тоже была совершенно равнодушна к титулам, этим мужским выдумкам. По ней, гораздо благородней быть врачом, чем виконтессой, тем более что после пандемий бело-зеленая медицинская эмблема смотрелась куда привлекательней, чем геральдические цвета любого аристократического дома. Правда, мечтала она скорее о карьере ученого-биолога, чем медика. Зачисление в Космическую службу позволило совмещать обе профессии. Работа в КСАГ была созвучна и увлечению Вин «летающими конусами». Она тщательно изучила собранные энтузиастами материалы о деятельности «чужих» на Гиганде, а записки Гага стали ее настольной книгой. Постепенно у Вин созрело твердое убеждение, что узнать что-то новое об инопланетянах можно только самой отправившись в космосе.

Кто бы мог подумать, что весь полет к Айгону она проведет в компании с самым настоящим пришельцем, совершенно не догадываясь об этом. Нет, у Хэнга просто нет совести! Сколько он мог бы ей рассказать о своей Земле! Ну, ничего, зато теперь вокруг полным-полно землян, надо только завести с ними разговор. Не все же они такие грубияны. Вин оглядела кафе. Казалось, что по нему проходила невидимая граница. С одной стороны имперцы и алайцы в поношенных несвежих комбинезонах, мрачные, вымотанные многомесячным полетом, с другой — румяные веселые земляне в цветастых одеждах самого свободного покроя. Даже свет на той стороне казался ярче, сочнее…

Вин решительно перешагнула эту невидимую границу. Никто ее не остановил, только проводили рассеянными взглядами. Мимоходом глянула в тарелки — любопытно, что же едят земляне? Да, вроде, самое обыкновенное, по большей части салаты какие-то. Прозрачная галерея кафе постепенно закруглялась, огибая край Белой Скалы. Отсюда уже открывался вид на город, укрытый в горной расщелине. В центре сверкал золотой монумент. Как им объяснили, скульптура символизировала освобождение мира от уз рабства. Голый по пояс мускулистый мужчина заносил неправдоподобного размера молот над опутанным цепями шаром-глобусом. Каково, интересно, жителям этой планеты под ударами чудовищной кувалды?

— Простите! Подождите минутку!

Удивительно, как легко она стала понимать чужой язык. А ведь понадобилось всего лишь десятиминутная процедура. Ну, что же самовольная прогулка не могла продолжаться слишком долго. К ней стремительно подходила плотная темноволосая женщина лет сорока. Хотя, кто их, землянок, разберет, сколько им. Лицо гладкое, ухоженное, ни одной морщинки.

— Простите, Вы — Вин? А я Клара, инспектор-эколог.

Они поздоровалась по земному, одним рукопожатием. Клара довольно бесцеремонно взяла ее под локоть и энергично повлекла куда в сторону:

— Мне нужна Ваша помощь. Не волнуйтесь, это займет лишь часа два. Вы ведь ксенобиолог?

Вин хотела ответить, что по земному уровню она, наверное, никакой не биолог, но энергичная Клара не дала ей сказать ни слова.

— Я читала перевод Вашей статьи о здешних эндемиках. Перепечатка из как его… «Вестника КСАГ», извините, не знаю что это такое. У Вас там очень интересная классификация и ценные наблюдения. Вы почему не ссылаетесь на нашу литературу? Не успели ознакомиться? Понимаю, Периферия…

По всей видимости, Клара была уверена, что Гиганда — одна из земных колоний. Вин задело, что седьможуки так бесцеремонно используют трудами алайских ученых, но само известие, что она вызвала интерес у инопланетян, тешило самолюбие.

— Кстати, третий человек в команде — тоже с вашей Гиганды. Ужасная болтушка, но толковый практикант, — Клара не выпускала ее руки, пока они спускались по пандусу, ставшему затем широким коридором. — А сейчас зайдем ко мне, быстро найдем, что накинуть, и выходим.

Вин было интересно увидеть изнутри жилище землян. В тех помещениях, где их поселили, все было отделано по незамысловатому имперско-алайскому военному стандарту. Но и здесь особых необычностей не наблюдалось, никакой тебе возникающей по мысленному приказу мебели, о которой писал Гаг. Если что и удивляло, то вычислительное устройство. Оно почему-то не выдавало информацию на экран, а выпускало бумажную ленту. Клубки этой ленты валялись повсюду и, вообще, беспорядок в маленькой комнате был совершенно мужской — на низкой тахте сдвинуто покрывало и разбросаны подушки, кресло погребено под ворохами одежды, двери лабораторных шкафов раздвинуты настежь.

Напарницу Клары звали Мирри. Оказалась она не алайкой, как надеялась Вин, а не то хамахаркой, не то кайсанкой. Невысокая, темноволосая, очень похожая на Клару, только помоложе. Если посмотреть со стороны, никогда не угадаешь, что Мирри — сопланетница Вин, а не Клары. Представительница солнечного Хамахара (Кайсана?) была уверена, что Вин — недавняя эмигрантка, и спешила поделиться с ней проблемами. Главная трудность, по ее словам, заключалась в отсутствии среди землян «настоящих мужчин». Мирри вышла замуж за прогрессора, с которым рассталась уже через пару месяцев, еще во время карантина на каком-то «Курорте». Потом она еще трижды сходилась с землянами разных профессий, но ни с одним не смогла добиться нужной ей «серьезности отношений».

— Хуже всего, что женщин, оказывается, теперь вообще не берут в прогрессоры! Мне бы попасть в КОМКОН хоть на полгода, слетала бы Гиганду, нашла бы себе мужа, может даже из благородных! А земляне — хоть и красивы, как боги, но какие-то ненастоящие…

— Богам и положено быть ненастоящими, — улыбнулась Клара, успевшая обрядить Вин в огромную уютную куртку с множеством карманов. — Ну всё, хватить пугать гостью своей личной жизнью! Я хочу вернуться до вечернего совещания.

Нагруженные разной непонятной аппаратурой они прошли в зал с зеркально поблескивающей круглой кабиной. Клара, присмотревшись, досадливо вздохнула:

— Ну вот, не работает! Всегда так, когда нужно… Флуктуации нейтринного поля! Вообще надо закрывать нуль-Т, ясно ведь, что при здешнем солнце дальше будет только хуже. Ничего, доберемся на глайдере.

Она помогла Вин приладить кислородную маску. Выходной люк на этот раз беспрепятственно пропустил алайку, наверное, благодаря радиобраслету на запястье. Нос и щеки сразу онемели от сильного мороза. Совсем недавно Вин пыталась подняться на Белую Скалу снизу, из скрытой облаками Котловины. И вот теперь стоит на самой верхушке, кутаясь в инопланетную одежду. Клара, взмахнув рукавом, позвала за собой прочь от обрыва. Вскоре куполообразные строения земной базы остались за спиной. Под подошвами похрустывал мерзлый песок, а впереди открывалась картина безжизненной равнины, густо усеянной каменными обломками.

— Вот ведь захламили территорию, — Клара раздраженно поддела ногой какой-то зарывшийся в песок предмет. Голос ее дребезжал в разреженном воздухе. — Ведь предупреждала, нельзя выкидывать использованные биоэлементы рядом с базой, это ведь привлекает летающих пиявок. Забыли, что по соседству заповедник хищников, устроили свалку, а животные потом страдают от отравлений!

К горлу Вин поднялась холодная волна. Она знала, что «летающими пиявками» здесь называют жутких тварей, с которыми она уже имела несчастье познакомиться. Что делать, если вдруг появится огромная «морковка» с восемью зубастыми челюстями?

Вин отпрыгнула, прежде чем успела что-то сообразить. В метре от нее треснула и вспучилась куполом земля, из темного провала высунулась безглазая голова с оскаленной пастью. Следом показалось толстое кольчатое тело, поднявшееся блестящим столбом, нависая и раскачиваясь над сохраняющей полное спокойствие Кларой. Страшная пасть раскрылась еще шире, открыв круглое черное отверстие. Оттуда выглянул улыбающийся молодой человек в прозрачном шлеме:

— Привет, девушки! Подвести?

Клара только отмахнулась, а Мирри успела бегло пококетничать, пока Вин успокаивала судорожное дыхание.

— Отойдем подальше, не будем портить пейзаж рядом с базой, — Клара близоруко рассматривала несколько округлых предметов, извлеченных из кармана куртки. — Хорошо тут, кидай где хочешь, хоть рейсовый космолет выращивай, а на Земле не найдешь места туристическую палатку поставить. Так, здесь уже можно… Лишь бы не перепутать, а то вырастет, как прошлый раз, энергомодуль.

Землянка размахнулась и швырнула темный шарик на проплешину базальтовой лавы. Вин уже знала, что такое биомеханический зародыш. Всего за несколько минут он изготовит из местного материала вещь, заложенную программой, оставив после себя аккуратно вырезанную в земле полусферу. Когда-то, начиная свою экспедицию на Айгоне, они, помнится, немало удивились, встретив на своем пути такую вот каверну.

Трое биологов забрались в новорожденный, еще теплый глайдер, похожий на вытянутый пузырь из черного стекла, и с наслаждением сняли маски. Мирри тронула штурвал, и машина рванула. Вин не успевала следить за проносящимися за окном пейзажами. Глайдер с ходу преодолел один горный хребет, затем другой, еще более высокий, так что почти встал на хвост, сорвался вниз, пронесся по склону и…. перешел на еще более безумную скорость. Вокруг фонаря кабины сердито загудел рассекаемый воздух. Они мчались над бескрайними равнинами, поднимая за собой клубящуюся песчаную бурю.

— Потише, девочка, — Клара тронула лихую пилотессу за плечо. — Ты ведь не хочешь, чтобы мы потом возились во всей этой пыли. Переходи-ка на джамп-режим.

Мирри пробурчала что-то недовольное. Глайдер ринулся вверх, так что зубы клацнули, затем стремительно провалился вниз, а потом снова и снова. Такие прыжки Вин пришлось не по душе, хотя на предполетных тренировках приходилось выдерживать и не такое.

— Ладно, малый ход по спирали, включаю биосканеры, — Клара внимательно следила за перемигиванием приборов. — Хорошо, давай потихоньку к той низине. Да, где темный грунт. Стоп! Выходим, не забудьте маски.

Вин неловко выбралась наружу и огляделась. Именно так ей и представлялся настоящий Айгон — бесплодная желтая пустыня под фиолетовым небом; жизненные формы исключительной приспособляемости. В чуть защищенной от ветра низине, под которой угадывался слежавшийся до каменного состояния лед, ржавые кляксы лишайников, а в одном месте между валунов даже просматривался пушистый оранжевый мох. В этом «лесу» водились и собственные «звери». Крошечной черепашкой пробирался через волоски мха многоногий жук, наперерез ему скользил юркий червячок. Тут же из норки высунулось проворное щупальце, сцапало обоих и скрылось под землей.

Вин охватил азарт полевой работы, она и не заметила, как взяла на себя руководство сбором коллекции. Они отобрали образцы и взяли курс к следующему участку, отмеченному биосканерами, затем к следующему, и так перелетали от одного «оазиса жизни» к другому, пока песок пустыни не принял густо-кирпичный оттенок, а тени стали неимоверно длинными.

— Всё, домой! — вернула себе командование Клара, удовлетворенно осматривая набитые контейнеры. — А Вы молодец, Вин! Слушайте, переходите к нам. Ну что Вам, биологу, делать в этом КОМКОНе? А мы тут за год наработаем на Нобелевский статус по биологии!

Глайдер быстро проделал обратный путь к горам Ганг-Гнуга и весело запрыгал кузнечиком среди иззубренных хребтов. Во время стремительных взлетов и падений Вин уловила краем глаза мелькнувшее сбоку белое пятно. Сопоставив его с воссозданной в памяти картой, она идентифицировала пятно как ледник, близ которого алайская экспедиция впервые высадилась на Айгон.

— Клара! Ты не против, если мы разделим нашу коллекцию, я взяла бы вторые экземпляры? — Вин сама не ожидала от себя такой наглости, но решила на этом не останавливаться. — И, раз мы уже здесь, давай сразу завезем мою долю на наш корабль, он вон там, у ледникового озера…

Землянка не могла сдержать удивление:

— Так у вас свой корабль? Хорошо, поехали, посмотрим.

Озеро Девы Тысячи Сердец мерцало прозрачным льдом. Ракетоплан «Тара» стоял на галечном пляже, там, где они его оставили, отправившись на бронеходах к Котловине Багира. Глайдер притормозил около покосившегося флагштока с истрепанным ветром бело-оранжевым полотнищем. Пока Вин торопливо бегала с контейнером на корабль, Клара, разминаясь, топталась по первым следам, сделанным людьми Гиганды на другой планете.

— А чего это вы свой атмосферный бот поставили так далеко от базы? Попали почти на свалку! У нас ведь тут рядом зона утилизации биотехнологических отходов. Давай, что ли, по дороге заодно проверим ассенизаторов.

Полупрозрачная машина скользила над каменистыми распадками, на дне которых еще виднелись борозды, пробитые гусеницами алайских бронеходов. За десять минут глайдер проделал путь, на который им когда-то потребовалось двое суток. Мирри лихо закладывала виражи столбами ядовитого пара из промоин, оставшихся от упокоившихся здесь биомеханизмов. Кое-где на пике прыжков показывались и сами брошенные землянами агрегаты, доживающие последние дни в отдаленных долинах, подкармливаясь скудными лучами Гиги. Заметив во время очередного джампа какое-то движение, Клара дала сигнал на снижение.

Они попали к последнему акту трагедии. Несколько сгрудившихся в кучу дряхлых космолетов были атакованы целой стаей летающих пиявок. Некоторые биокорабли тщетно пытались подняться на изношенных антигравах; другие пробовали отбиваться бледными лучами выдохшихся лазеров, не причинявших хищникам никакого вреда. Желтые пиявки с остервенением раздирали конусы на части…

— Помогите же им! — Вин яростно затрясла Клару за плечо. — Они же живые!

Глайдер резко спикировал; пиявки бросились в рассыпную, некоторые из них на ходу судорожно заглатывали отхваченные от жертв куски.

— Где же пастух?! — Клара с недовольным видом вертела головой. — Отчислю! Отправлю на Землю китов пасти! Недоглядел и вот, пожалуйста, мои девочки налопались всякой падали! Но, вообще, интересно, списанная биотехника стала частью пищевой цепочки!

Шокированная Вин замолчала. Несколько минут в кабине царила тишина, нарушаемая лишь свистом воздуха о стекло. Мимо по-прежнему проносились скопления изъеденных ветром мертвых скал.

— Подумать только, — Клара дипломатично возобновила беседу, — через три-четыре десятилетия всё это исчезнет. Потекут здесь реки, разольются моря из растопленных подпочвенных льдов, на их берегах зашумят леса, запоют птицы…

Казалось, что землянка говорит это с какой-то горечью:

— До чего мы, люди, любим переделывать чужие миры на манер своего собственного. А ведь каждая планета уникальна и нигде во Вселенной, наверное, больше не найдешь таких вот жучков и полиморфов. Где гарантия, что мы всё здесь успеем изучить? И что от всего этого останется? Пара экспонатов в Кейптаунском музее с табличками: «исчезнувшая фауна Третьей планеты Сигмы Дракона»! Стоило вести сюда моих марсианских пиявок, раз скоро и здесь им не будет места.

— Ну, попробуйте переселить их на Какгу, — раздраженно ответила Вин.

— Как… Какга? — Клара с трудом повторила название. — Что это такое?

— Это планета, следующая за этой. Там, после вспышки, климат, наверное, станет, соответственно, как здесь сейчас.

— Да? Никогда не слышала. А ты-то откуда знаешь?

— Это же планеты нашей системы! Пирра, Гиганда, Айгон, Какга, Райгу, Траккер! — выпалила Вин и слишком поздно сообразила, что, пожалуй, сболтнула лишнее и попыталась увести разговор от опасной темы. — Ну, недавно мы открыли еще несколько дальних планет, но пока им еще официально не присвоены названия…

— Позволь! — повысила голос Клара, — позволь, разве Гиганда в этой системе? Но тогда, выходит, ей тоже угрожает метаморфоз звезды, как и Панте! Да, о Панте-то ты забыла в своем перечислении!

Клара посмотрела на нее с победным видом.

— Панта и есть Гиганда, — обреченно проговорила Вин. — Вернее, Панта — аборигенное название Запроливья, нашего северного материка.

— Но тогда, на Земле должны давно уже разбить все колокола или как там говорится? Вы понимаете, что значит организовать эвакуацию целого индустриального мира! Это не горсточку пантиан обустроить!

— Никто не будет…. никто не будет нас эвакуировать, — горло Вин перехватила судорога от какой-то детской обиды, ей еле-еле удавалось выдавливать из себя слова. — Я не должна была ничего говорить. Потому что всё держится в тайне, потому что… потому что Земля не хочет нам помочь.

— Вы говорите то, чего не может быть! — сурово отчеканила Клара. — Земля никогда и никого не оставляет без помощи!

— Это правда? — в глазах обернувшейся Мирри страх мешался с надеждой. — Она правда всё наврала про Гиганду?

— Девочка, это всё неправда. Включи автопилот, я сейчас найду тебе антидепрессант! — землянка суетливо копалась в аптечке.

— Погляди на небо, тогда поймешь, кто тебе врет! — прямо в хорошенькую мордашку стажерки ударил прорвавшийся, наконец, через сдавленное горло крик Вин. — Ты же должна была учить астрономию в школе! Неужели за всё время ты не поняла, что все созвездия здесь такие же, как на Гиганде, а, значит, ты в нашей системе, и здесь будет взрыв звезды! Гига взорвется!

— Я не знаю, не знаю, — Мирри сотрясали рыдания, — я же не астроном… Ты врешь! Ты всё врешь!

Когда они приземлились на Белой Скале, хамахарку (кайсанку?) уводили вызванные Кларой медики. На Вин старательно не обращали внимания. Она оставила куртку и маску в глайдере и бросилась по смертоносному холоду к входу на базу.

В опустевшем кафе за угловым столиком сидел Баг:

— Вот, приберег тебе ужин.

Хорошо, что еда здесь не остывает. Как говорят земляне: находится в устойчивом динамическом равновесии. Вин с аппетитом хрустела ломтиками чего-то с чем-то. Баг разлил по невесомым бокалам бледное вино.

С личной жизнью у Вин никогда не ладилось, попросту не было времени на отношения. Да и не хотелось их, если честно… Хотелось отдохнуть, приятно провести вечер, весело поболтать с симпатичным парнем, а не строить перспективы семейной жизни. И уж конечно на Гиганде она бы и не взглянула на увальня Бага с его носом-картофелиной. Нет, если влюбляться, то, конечно, в какого-нибудь молодого ироничного интеллектуала, вроде старшего планетолога Лигга. Вин не смогла сдержать досады, когда узнала, что вместо этого блестящего ученого в экипаж «Заггуты» включили малоразговорчивого бронемастера из полярной тундры.

Когда же после нескольких месяцев полета она почувствовала к Багу непонятную симпатию, то пришла к малоутешительному выводу, что, видно, природа берет свое, раз ее тянется к единственному имеющемуся в наличии сколько-нибудь приемлемому объекту. Командир и штурман, при всем к ним уважении, — просто старики, а островитянин Динга, даже если не касаться недостойных прогрессивной девушки ксенофобских предрассудков, всё же не кандидат… Проведя самоанализ, Вин с легким сердцем прописала себе медикаментозное лечение, но болезненная страсть только прогрессировала. К счастью, Баг не давал никаких поводов для подозрений в ответных чувствах. Впрочем, через какое-то время это стало задевать и вызывать нарастающее раздражение.

Объяснение случилось без слов, когда они сплели пальцы в штурмующем атмосферу Айгона ракетоплане. Вин сама не поняла, отчего тогда лишилась на мгновение чувств — от чудовищных перегрузок или затопившего ее сердца безграничной, беспредельной радости. Сколько за эти две недели раз они были вместе, сидели вот так — на расстоянии вытянутой руки? Вин протянулась прикоснуться к Багу, он осторожно взял ее пальцы и поднес к губам… Ничего не нужно говорить. Пусть этот и все остальные миры катятся в тартарары, только бы длились и длились эти напоенные невыносимым счастьем мгновения…

Барон Лугс попросил всех задержаться. У Вин катастрофически слипались веки; сон уже не хотел ждать, когда закончится бесконечный день, неоднократно продленный лошадиными дозами стимуляторов. С того времени, когда она последний раз спала, случились: сражение с гигантскими роботами в айгонском лесу, спешная эвакуация с планеты на имперском челноке, работа в госпитале на «Сайве», мимолетная встреча с Багом, мерзкие пауки, космическое сражение, перелет на базу землян, и, наконец, путешествие на глайдере…

— Вин! — резкий голос командира вывел ее из полудремы. — Вин! Земляне выразили протест по поводу несанкционированных контактов с персоналом базы. Я приветствую Вашу инициативность, но всё же попрошу впредь ставить меня в известность о планах. Не забывайте, мы — на территории противника.

— Так, еще одна проблема, — барон забарабанил пальцами по столу. — Поскольку мы заявили, что пантиане находятся под покровительством герцогства, теперь нам выдвигают претензии по поводу их поведения. Лезут, мол, из Котловины в горы, нападают на этих редких животных, летающих пиявок.

— Скорее уж пиявки нападают на пантиан, — подал голос Динга.

Лугс повернулся к островитянину:

— Вот что! Поезжайте завтра к Одинокому Ворону, поговорите. Это может быть для нас серьезным козырем. Теперь Вы, Хэнг, позвольте мне продолжать так Вас называть. Мне сообщили, что Вас отзывают на Землю, в Чрезвычайный трибунал.

Вин обратила внимание, что штурман переоделся какую-то странную одежду, при совершенно непонятном покрое явно производившую впечатление военной формы.

— Трибунал совсем не то, что вы подумали, — невесело улыбнулся Хэнг. — Меня не собираются ставить к стенке. Хотя, скорее всего, из прогрессоров выгонят. Однако перед этим меня должны выслушать, и я смогу поставить вопрос о Гиганде перед Президиумом Мирового Совета. С Сидоровым-то вы, кажется, так и не договорились?

Лугс неторопливо расправил рукой бакенбарды:

— Ваш губернатор предложил нам участвовать в колонизации Айгона, но только при условии сдачи оружия, прежде всего атомного. Маневры на орбите, посадка и взлет с планеты, а также все передвижения по ней только с разрешения землян. Мы также обязаны сотрудничать с представителями земной администрации и при необходимости следовать их распоряжениям… И не ясно, разрешат ли нам улететь к Гиганде в случае отказа от этих невыполнимых для подданных его высочества условий.

Хэнг досадливо поморщился:

— Вот ведь старик Атос! Так привык к неудачам, что не будет и пытаться выправить положение. Нет, в любом случае надо лететь на Землю! В Мировом Совете после ухода Горбовского сейчас заправляет Комов. Надо убедить его вмешаться в ситуацию, помочь вашей планете. Только хорошо, если бы вместе со мной полетел кто-то из вас.

— К сожалению, не смогу, — Лугс качнул головой. — Мне придется остаться здесь, чтобы довести переговоры до конца…

— Тогда я, — засуетился Динга. — Вы знаете, я ведь участвовал в дипломатических миссиях, водил в Соан отряд кораблей с визитом вежливости.

Вин внезапно почувствовала, что Хэнг смотрит на нее:

— Думаю, что лететь должны Вы. Во-первых, это дает нам некоторые преимущества. К женщине в Мировом Совете будут более внимательны. Но главное, Вас будет гораздо проще провести вместе со мной на «призрак». Все уже привыкли, что возвращающихся прогрессоров сопровождают местные девушки…

— Так Вы хотите, чтобы я выдавала себя за Вашу любовницу! — возмущенно вскрикнула Вин. И в следующий момент до нее дошло, что это возможность самой увидеть Землю.

— Я согласна! — выпалила одним духом, и тут же краем уха услышала изданный Багом трагический вздох.

Лугс посмотрел на нее, скептично пожевав губами, и снова повернулся к Хэнгу:

— Ну, хорошо. А если и ваш Мировой Совет не сможет оказать нам действенную помощь?

Землянин ответил с явной неохотой:

— Честно говоря, это вполне вероятно. Что ж, если Земля окажется не в силах найти решение проблемы, можно попытаться попросить помощи у других цивилизаций. Правда, у них уровень развития гораздо ниже земного. Ну, кроме Тагоры. Да и тагоряне могут помочь разве только в строительстве подземных убежищ, в этом они, действительно, большие специалисты…

— Вы что-то говорили про сверхцивилизации, — осторожно заметил Динга.

— Есть такие, — Хэнг потер ладонью подбородок. — Вернее, реально мы контактируем с одной, если это можно назвать контактом. Людены, или же Метагомы. Они произошли от нас, людей Земли, но, благодаря метапсихологическим процедурам, приобрели сверхчеловеческие способности. Однако Метагомы совершенно не интересуются нами, выходят на контакт только по своей инициативе через Комитет Логовенко. Они, правда, обещали в случае опасности для человечества, прийти на помощь, но я бы на них особо не рассчитывал.

Хэнг на несколько секунд задумался, потом продолжил:

— Были у нас в прошлом веке уже такие же сверхлюди — Чертова Дюжина, «злые волшебники». Сращивали себя с машинами. Последний из них оказался на Радуге во время катастрофы, и пальцем не пошевелил, чтобы спасти людей. Только смотрел на всех сверху вниз и вещал о непонимании и одиночестве. Кажется мне, что нынешние Людены что-то вроде прошлых киборгов.

— А Странники? — вновь спросил Динга.

— Странники… — землянин невесело рассмеялся. — Земля давно уже забыла о Странниках. Хотя, судя по всему, на Надежде они действительно спасли гибнущее население, увели через подпространственные туннели. Но куда и что с ним там стало? И, главное, никто не знает, где сами Странники.

Хэнг помолчал и продолжил, будто разговаривая сам с собой:

— Или вот, возьмем, Подкидышей. До сих пор ведь никто не знает, зачем Странники пятьдесят тысяч лет назад укрыли в своем Инкубаторе человеческие зародыши. Какую они заложили в них программу? Может быть, Подкидыши как раз и есть спасители миров? Надо только достать детонаторы, это такие медальоны с изображениями, точно повторяющими рисунок родимого пятна на сгибе правого локтя у каждого из тринадцати Подкидышей…

— Мне кажется, Хэнг, Вы несколько забегаете вперед, — решительно прервал Лугс монолог штурмана. — Будем надеяться, что Мировой Совет Земли прислушается к нашей просьбе.

Баг терзал засыпающую Вин бессвязными признаниями, пока Лугс после короткого прощания не увел расстроенного бортмеханика прочь. У входа в зал ожидания космопорта Хэнг полуобнял ее… довольно смело. Со стороны они смотрелись, наверно, весьма импозантно. Штурман, несмотря на изрядный возраст, выглядел вполне себе ничего. Высокий рост, выправка, приятная твердость в чертах лица. Впрочем, после того как они прошли мимо стойки регистрации, Хэнг немедленно убрал руку с ее талии. Озабоченный регистратор даже не обратил внимания, что рук у Хэнга — три. Еще одну спроецировала на своей мимикрирующей коже притаившаяся на платье Вин ящерица Варра.

Зал ожидания был заполнен сверх меры. Земляне, обычно пребывающие в прекрасном настроении, здесь казались хмурыми и раздраженными. Как объяснил Хэнг на ухо, космопорт долго был закрыт. Сейчас сообщение с Землей возобновилось, но из-за скопившихся пассажиров места в пассажирском корабле приходилось ждать порой больше суток. Их, впрочем, должны были пропустить без очереди. Вин поспешила к креслу, настроенная подремать, пока есть такая возможность. До сознания доносились обрывки чужих разговоров:

— Возмутительно! Подумать о таком не мог, чтобы в наши дни. Вы представляете, случись здесь сейчас что-нибудь вроде Радуги! А улететь, как и тогда, не на чем!… Говорят, встреча с неизвестной цивилизацией… Нет, слаборазвитая, но в космос уже летают… Страшная дыра, алапайчиков свежих не достать… Читали «Волны гасят ветер» Каммерера? Того самого, Мак-Сима… Ну а «Пять биографий века» хоть читали?…. Товарищи, никто не видел мой фонер?… Нет, «девон» не нужен…

Звуки, отдаляясь, утихали, всё вокруг становилось зыбким и нереальным. Вин не удивилась, оказавшись в невесомости… в глубоком космосе, похоже, что в межзвездном пространстве. Она просто висела в пустоте, без корабля и даже без скафандра, не чувствуя ни малейшего страха. Потом Вин ощутила присутствие рядом с собой чего-то огромного, сопоставимого по величине со Вселенной. Если бы она была верующей, то подумала бы, что ее коснулась Божья длань. И эта рука космического божества внезапно властно схватила ее и с размаху швырнула вниз!

Вин мгновенно проснулась, как от удара. Стоявший над ней Хэнг сказал одними губами:

— Пора!

Они прошли через неприметную дальнюю дверь. Вин успела поймать на себе несколько враждебных взглядов, а в спину ударила полная презрения фраза:

— Вот так всегда, прогрессор — вперед всех! И еще девку свою потащил.

Пассажирский «призрак-поморник» плавно поднялся над невидимой в ночи Белой Скалой и взял курс на север. Через несколько минут под ними засияла в свете полярного дня испятнанная песчаными наносами снеговая шапка Айгона. А выше, в космической черноте сверкали лиловые вспышки подпространственных переходов — там располагалась стартовая зона кораблей. Стереоэкран в их каюте погас.

— Ну вот, сейчас будет прыжок, — успокаивающее пробормотал Хэнг.

Вин слегка замутило, на лбу выступила испарина, по телу прокатилась щекочущая волна. Экран опять включился. На нем вместо желтого Айгона играл живыми теплыми оттенками бело-голубой полумесяц. Земля!

— Вам не плохо? — заботливо спросил Хэнг. — Вообще-то на восемнадцать светолет прыжок легкий, искривление — всего пара десятков риманов. А вот до Саулы, например, почти пятьсот световых. Вот там перегрузки, хоть пассажирские и летают обычно в три прыжка…

Не очень обращая внимание на болтовню штурмана, Вин зачаровано смотрела на приближающуюся планету. Сквозь спирали циклонов и облачные воронки явно искусственного происхождения просматривались очертания незнакомых континентов. Прямо под ними в черной глади океанов лежала круглая ледяная плита. Куда было до нее полузасыпанным песком полярным снегам Айгона! Даже у Гиганды не было такого прекрасного белоснежного материка.

— Садимся в Мирза-Чарли, потом на стратоплане до Праги или Дрездена… Или может нуль-Т? Я, честно, кабинки не люблю.

Мимо «Поморника» проплывали огромные орбитальные конструкции, но всё внимание Вин занимала Земля. Она готова была кусать локти от досады, что полет проходил большей частью над водной поверхностью. Наконец внизу замелькали пересекаемые полноводными реками необозримые леса с редкими проплешинами степей и пустыней. Проплыли сморщенные складки горных хребтов в белых кляксах ледников. Вновь пошли буйные поросли лесов, сменяемые речными долинами… Впереди блеснуло голубизной небольшое внутреннее море. Планета имела совершенно нетронутый вид, хотя Хэнг и называл проносившиеся где-то внизу города — Карачи, Герат, Самарканд, Ташкент, Тюратам. Корабль дернулся и пошел вниз. Экран вновь погас. Хэнг подал знак, что пора собираться. Входной люк чмокнул и раскрылся в пронзительную синеву высокого неба, в лицо ударил теплый ласковый ветер, ветер Земли.

К своему стыду весь полет на стратосферном лайнере Вин проспала. Перед самой посадкой пришлось бежать с косметичкой в туалетную комнату, чтобы успеть хоть как-то привести себя в порядок. От стоянки глайдера Хэнг предложил пройти пешком. Петляющая дорожка с пружинящей травой, прозрачные мостики над журчащими ручьями. Чистый светлый лес, деревья, как на подбор, могучие дубы с неохватными морщинистыми стволами и раскидистыми кронами мягко шуршащей листвы. А на прогалинах открывался вид на далекие устремленные ввысь дома, тонкие и полосатые, как иглы дикобраза. На горизонте — то ли одинокая кряжистая гора, то ли колоссальная лобастая голова человека с окладистой бородой.

Этот мир казался пустым. Не слышно ни птиц, ни комаров. На остановке тщетно ожидали пассажиров глайдеры с распахнутыми дверцами, по небу лишь раз пронесся одинокий птерокар. Хэнг направился в самую чащу по узенькой, но утоптанной дорожке. Впереди, послышался многоголосый и веселый детский крик. Лишь сейчас Вин сообразила, что до этого не видела здесь на Земле ни одного ребенка. Штурман провел ее через хлещущие по рукам кусты на просторную поляну перед сказочным домиком — с расписными окнами и изогнутой крышей красной черепицы. Десяток галдящих ребятишек сгрудился вокруг сухоньких старичка и старушки, угощавших их кренделями.

— Хэнрих! — вскрикнула, обернувшись, старушка. Ее выцветшие глаза смотрели на штурмана с любовью. Старичок хлопнул Хэнга по плечу, быстро говоря что-то на непонятном Вин языке. Притихшие дети обступили сцену семейной встречи.

— Это мои родители, Фридрих и Марта, — пояснил Хэнг. — А это Вин, гостья с Гиганды, можете проверить на ней свой алайский…

— Добр пожжалуват! — степенно поклонился Фридрих, приподняв шляпу с пером.

— Пойдем в дом, я познакомлю тебя с Эльзой, — Хэнг потянул ее к дому, но с крыльца уже сбегала молодая светловолосая женщина. Штурман подхватил ее на руки, и они закружились, не замечая больше ничего вокруг.

— Прошу Вас, милочка, — старушка взяла Вин за руку. — Сын предупредил, что Вы устанете с дороги, я провожу в Вашу комнату.

Вин проснулась поздно вечером, потихоньку оделась и, скрипнув дверью, вышла на открытую веранду. Небо оставалось еще прозрачно-голубым, но внизу уже разлились плотные сумерки. На перилах сидел, подобрав под себя лапы, упитанный гладкошерстно-серый кот. Он скользнул равнодушным взглядом, а потом вдруг пристально уставился в пустой угол. Шерсть на загривке поднялась дыбом, под шкурой напряглись мускулы, из пасти вылетел шипящий плевок. В углу проявилась мимикрирующая ящерица Варра, издала ответное шипение. Кот презрительно отвернулся и спрыгнул в темноту.

Из соседнего окна лился приглушенный свет. Был слышен диалог на незнакомом языке. Его смысл, впрочем, нетрудно было понять — мама уговаривала маленького отправиться в кроватку. Мелодичный голос запел колыбельную, потом все стихло и свет погас. Через некоторое время на веранду осторожно вышла давешняя светловолосая красавица.

— Уснул, — сказала она еле слышно. — Давайте, спустимся в сад.

Они прошли по светлеющей дорожке к деревянной скамье, укрытой плотной тенью от деревьев.

— Вы так чисто говорите по-алайски, — заметила Вин.

— Я алайка, — блеснула в темноте улыбка, — приехала сюда после замужества. На Гиганде меня звали Еза. Зовите меня так…

— Наверно, это было сильное чувство, чтобы оставить ради любимого родной мир?

— Да, надо очень любить, чтобы быть готовой ждать так долго. Последний раз я видела мужа воочию восемь лет назад.

— Но мне показалось, Ваш сын… Ему никак не дашь больше пяти, — Вин запнулась и мысленно поблагодарила сумерки, скрывшие, как она вдруг покраснела.

— И тем не менее, это сын Генриха, — сказала Еза с мягкой усмешкой, — не забывайте, мы на Земле. Перед тем, как Генрих улетел, мы с ним сходили в Институт жизни, оставили оплодотворенную клетку. Когда я поняла, что не выдержу больше, если не увижу рядом с собой частицы любимого, попросила активировать процесс. Вынашивала, конечно, сама, хоть на меня и смотрели, как на дикарку.

В словах Езы слышалась печаль:

— Тут практически никто не может, чтоб сами… У них в прошлом веке генетические эксперименты чуть ли не на сельских фермах делали, скрещивали корову с крабом. Били Природу вдребезги! С людьми, конечно, меньше, но то же. И вот теперь самим ни зачать, ни родить, всё через машину. Да и не стремятся они рожать. Вечные дети: взрослые дети, старые дети. Не живут, а играют — от яслей до дома престарелых. Для каждого в любом уголке планеты всегда найдется уютная комната со всеми удобствами. Зачем, спрашивается, семью заводить, свой дом строить? А у Вас, Вин, есть дети?

— Нет, — Вин смущенно потупилась, — нет пока. Как-то некогда было о детях подумать.

Над волнистой кромкой леса поднялся ослепительно белый шар, глобус с синеватыми пятнами неведомых континентов. Это была Луна, которая так потрясла Гага. Да и кого бы не очаровало это фантастические зрелище.

— Завидую землянам, — смогла, наконец, произнести Вин. — Как они должны благодарить Создателя, что могут вот так запросто смотреть на другую планету. Прямо будто ты летишь в космосе.

— То же самое о небе Гиганды скажет житель Саракша с непроницаемыми тучами, — ответила Еза, — вот, мол, вы, гигандийцы, не цените великолепия звездного неба вашей планеты, а у нас нет ничего подобного… А землянам, нет, не завидуйте. Они бесплодны. Не только в смысле детей. Этот мир замер в сытости и благополучии. Еще не так давно у них была своя пружина — любопытство. Они видели смысл жизни в непрерывном познании. Жили просто потому, что это интересно; даже в искусстве искали вдохновение к творческому штурму. Любопытство толкало землян от звезды к звезде, от одной тайны природы к другой. И знаете, что, в конце концов, их остановило? Прогрессирующая специализация, бесконечность частных проблем! Оказалось, что полученной информацией практически не с кем поделиться. Кроме самого тебя и немногих коллег никому в общем нет дела, чем ты там у себя занят. Ну, кроме КОМКОН-2, конечно… Только в Комиссии по контролю и сохранились последние полилоги от безопасности!

Чувствовалось, что Еза уже не раз говорила на эту тему:

— И ведь не от науки идет эта специализация. От человека! Все обидчивы, как мальчишки; каждый хочет быть первым, пусть для самого себя, в своей узкой отрасли. И нет никакого внешнего стимула для обмена мнениями, соревнования на научном поле. На Гиганде, даже на Саракше по любой важной теме у каждого уважающего себя государства свой национальный институт. А таких государств, между прочим, не один десяток. И в институтах этих от ученых требуют не самовыражения, а реального дела, чтобы не хуже, чем у остальных! А здесь? Меньше, чем всеземной институт не открывают — не солидно; держать в таком институте двух научных светил — не серьезно, другому нужен свой институт, новое направление в науке.

Притихшая Вин затаилась в углу скамейки, подавленная обрушившимися на нее эмоциями.

— Извините, Вин, я наверное Вас совсем заболтала, — вымученно рассмеялась Еза. — Хотите, покажу Вам солнце Гиганды. Вот это Полярная звезда. От нее ковшик, созвездие Малой Медведицы. А ниже, вон там — Сигма Дракона, Гига… Этот свет, который мы сейчас видим, освещал Гиганду восемнадцать лет назад. Я тогда только университет закончила, мечтала сделать людей счастливыми, избавить от борьбы за кусок хлеба… А, может, нельзя лишать людей борьбы. Вдруг они людьми быть перестанут, а до богов не дорастут. Я думаю, может, на Гиганду вернуться. Слышала, жизнь у вас налаживается. Уговорю мужа, чтобы взял с собой, а потом там и останемся.

Вин, поколебавшись минуту, поведала о Гиге. Пока она говорила, Еза не произнесла ни звука. Только когда Вин замолчала, выдохнула воздух.

— Спасибо, что рассказали… Могла бы не успеть. Собиралась бы, собиралась. А времени-то мало остается.

— Еза, Вы хотите вернуться?

Алайка недоуменно посмотрела на Вин мерцающими во тьме глазами:

— Но ведь Вы же возвращаетесь!

Нуль-кабиной на плоской крыше Мирового Совета пользовались в основном любители прыжков на дегравитаторах. Колоссальное полуторакилометровое здание было втрое выше стоящего поодаль Дворца Советов, увенчанного гигантской скульптурой куда-то указующего древнего вождя. Дворец-постамент был построен в эпоху, когда город являлся столицей только шестой части планеты. Сейчас же он был лишь памятником архитектуры, как просматривавшиеся внизу сквозь облачную дымку кирпичные стены и башни старинной крепости, и весь старый городской центр, окруженный густой порослью тысячеэтажников. Их встопорщенные иглы превосходили высотой даже зеркальную призму Мирового Совета.

Размеры Зала Президиума, впрочем, оказались довольно скромными — полукруг простых столов вдоль забитых старинного вида книгами стен. Свое обращение Вин выпалила на одном дыхании, после чего была препровождена ожидать решения в приемную, заставленную креслами и сиденьями самого разнообразного размера и формы. Ее внимание привлекли два портрета, смотревшие друг на друга с противоположных стен. В чертах этих людей, пусть и своеобразных, не было ничего необычного. Но возникало чувство льющегося оттуда излучения, причем, от каждого своё, противоположное энергетике другого портрета.

Один изображал печально улыбающегося мужчины с узким высоким лбом, мощными надбровными дугами над запавшими глазами. Эти глаза смотрели с таким вниманием и чуткостью, что цитата внизу портрета, только подтверждала очевидный вывод. На табличке значилось: «Из всех решений выбирай самое доброе». С противоположной стены сверлил пристальным колючим взглядом круглых глаз абсолютно лысый человек с шарообразной головой и оттопыренными ушами. С презрительно изогнутого рта, казалось, была готова сорваться фраза, выписанная внизу: «Не разрешается одно — недооценить опасность».

— Вас тоже заинтересовали эти личности? — этот голос Вин совершенно не ожидала услышать. Ведь имперский ксенолог Ригг должен был остаться на Айгоне.

— Действительно, редко где увидишь такие зримое, персонифицированное олицетворение добра и зла. Самое поразительное, что оба этих субъекта еще недавно правили, правили, заметьте, вместе. Один был здесь кем-то вроде канцлера, а второй — начальником тайной полиции. Лукавый ангел и честный демон! Я многое понял о Земле, когда увидел два этих портрета!

— Брат Ригг! — Вин решительно прервала монаха, — как Вы здесь оказались?

— Когда земляне на Айгоне узнали о Вашем отъезде, то решили, что моя скромная персона компенсирует Вашу способность очаровать Мировой Совет, — Ригг задорно подмигнул. — И в этом они не ошиблись. Я посмотрел несколько земных фильмов о Румате и могу заверить, что для землян нет фигуры более ненавистной, чем монах Святого Ордена.

— Но почему тогда Вы согласились лететь, раз так хорошо понимаете, что Вами просто хотят воспользоваться? Воспользоваться, чтобы дискредитировать Гиганду!

— Ну, мне очень надо было попасть на Землю, и я принял предложением губернатора Сидорова доставить меня сюда. Конечно, земляне сделали это в своих целях, но и дурные поступки Создатель, вопреки намерениям их творящих, оборачивает на пользу благого дела.

Вин готова была расплакаться:

— Ну зачем, скажите, зачем, Вам нужно было на Землю?!

Рин поправил съехавший на нос клобук:

— Видите ли, Вин, я пришел к осознанию, что Земле нужно принести Спасение. И, пожалуй, только через спасение Земли может быть спасена Гиганда.

— Святая Бара! — Вин всплеснула руками. — Да Вы что, миссионерствовать сюда прибыли? Вы понимаете, что цивилизация Земля превышает нас во много раз! Да они только посмеются над любыми Вашими словами!

— Древняя Империя была цивилизованней диких барканцев, однако император Зорр все же выслушал неграмотного проповедника Микку, — Ригг скрестил руки на груди.

— А пророка Гагуру бросили в яму! — раздраженно заметила Вин. — Зорр принял миккианство, чтобы приостановить диссипацию Империи. Зачем, скажите на милость, ваша религия землянам?

— Затем, что два века назад Земля окончательно отреклась от Создателя! — тихий голос Рига зазвучал с удивительной силой. — Люди решили, что сами смогут добиться всего, чего захотят. Вначале они захотели, чтобы всем на Земле было хорошо, чтобы никто больше не беспокоился о еде и крыше над головой…

— Что же в этом плохого? — Вин пожала плечами. — Я бы очень хотела, чтобы на Гиганде не было голода и бездомных.

— Этого показалось им мало, и они стали мечтать о звездах. И им удалось добраться до них.

— Счастливцы!

— Скоро далекие звезды им наскучили. Вот уже сто лет, как Земля достигла своей вершины. О чем осталось мечтать землянам? Только о том, чтобы встать выше природы, отменять ее законы по своему желанию.

— То есть земляне захотели стать волшебниками? Здорово!

— Они захотели стать всемогущими властелинами мира, не ими сотворенного. Но кто есть обладающий всем, но о душе своей забывший? Всё внешнее создается за счет внутреннего, и чем более человек возносился в своем людском могуществе, тем слабее становилась в его душе божья искорка. Эта искорка — часть великого изначального огня, но земной человек ныне воистину могуч, раз может погасить в себе этот огонь. Но становится он не волшебником, не магом, а демоном, несущим и себе, и другим лишь страдания.

Вин наконец нашла в себе силы вырваться из потока льющихся на нее изречений:

— Ну, хорошо, брат Ригг, убедите Вы землян, что их внутренний мир важнее внешнего, займутся они, все как один, молитвами. А кто Гиганду полетит спасать? Нам-то как раз нужно могущество Земли, ее машины, космический флот.

— Запомните, Вин, не бывает одного без другого, — монах встал, поправляя сутану. — Не стоит нам ждать милости от людей, которые так немилосердны к самим себе!

Наконец, Вин вновь позвали в зал заседаний. Впрочем, как оказалось, там еще шла яростная дискуссия.

— … Исторические примеры передовой техники у отсталых социумов почти всегда трагичны. Вспомните индейцев прерий, которые получили верховых лошадей и огнестрельное оружие. Через полстолетия они истребили всех бизонов и умерли от голода.

— Да это всё сплошные приключения янки при дворе короля Артура, рыцари на велосипедах! Отзовите прогрессоров, и всё эти технические чудеса сразу закончатся… Поймите, в остальном — это чистый феодализм, они же там на быках пашут.

— Техника сельскохозяйственного производства не является определяющим фактором. Японцы вообще никогда не пахали, а вели мотыжное земледелие. И что, вы будете называть Японию 20-го века раннегосударственным образованием с ударными авианосцами?

— А почему вы вообще считаете, что Гиганда феодальная планета? — прорвался знакомый голос Хэнга, — только потому, что тамошних властителей мы нарекли «герцогами», «баронами», «епископами»? Достаточно этого для того, чтобы выстраивать эволюционные характеристики по схеме феодальной Франции или Испании? По крайней мере, конфессиональная толерантность, три официальные религии, никак не укладываются в картину европейского средневековья. Да и понимаем мы сами, что такое феодализм, если Святой Орден — единственное на планете государство, которое с большой долей условности можно было назвать действительно феодальным, как раз считался у нас исключением из базисной теории, чуть ли не палеофашистским образованием!

В зале поднялся такой шум, что председательствующий, крепкий высокий старик с холодными глазами и плотно сжатым тонкогубым ртом, властно стукнул ладонью по столу.

— Так что же, по-вашему, там, на Второй Сигмы Дракона? — спросил председатель в наставшей тишине с ледяным спокойствием.

Хэнг замялся, подыскивая слова:

— Если уж искать аналог в земной истории, то это кастовый строй Индии, хотя социальные группы не замкнуты, как касты… А в политическом плане ближе Рим, только на Гиганде, в отличие от Земли, древняя цивилизация сохранилась. Представляете, что было бы у нас, не случись падения Римской империи. Ведь Европа сумела достичь античного уровня производства только через тысячелетие! Может, уцелей у нас империя, мы сами вышли бы в космос намного раньше!

Зал опять зашумел, как штормовое море. Председатель снова постучал ладонью по столу и стал, как гвозди, вбивать в наставшей вмиг тишине слово за словом:

— Оставим теоретические споры! Важно, что сейчас мы имеем в системе Сигмы Дракона, то есть в самой ближайшей Периферии, технически достаточно развитую агрессивную цивилизацию, которая, как дал понять в своем докладе товарищ Яшмаа, может создать в ближайшей перспективе непосредственную угрозу Земле. В связи с этим предлагаю, для начала, передать вопрос от КОМКОН-1 в компетенцию КОМКОН-2.

— Постой, Гена, не спеши, — повернулся к председателю памятный Вин по Айгону лоснящийся череп Сидорова. — Я проект «Ковчег» никому не отдам, хватит с меня уже.

— Ты, Атос, вообще мог решить свою проблему в два часа одной аварийной бригадой, — пробурчал сбоку маленький черноглазый старичок. — У меня на Пандоре, помнишь, и не такое творилось, когда Подруги бросили на Базу мертвяков и рукоедов.

— Интересно, что бы сказал по этому поводу дедушка Горбовский? — басовито пропел последний из занимавших центральный стол, рослый богатырь с гривой русо-седых волос.

— Насчет дедушки Леонида, Лин, не знаю, а вот дядюшка Рудольф давно бы отправил в систему Сигмы Дракона одну из «Эйномий»! — зловеще усмехнулся Сидоров. — Не стал бы он дожидаться взрыва звезды, сам распылил бы эту Гиганду на атомы.

Вин слышала уже про «Эйномии». Так земляне называли свои тяжелые космические лаборатории, изучающие космогонические процессы через разрушение небесных тел.

— Вот потому-то, Капитан, и не стоит доверять Гиганду наследникам Сикорски! — маленький упер палец в грудь председателя.

— А что тебя, Поль, собственно, не устраивает? — холодно поинтересовался председатель, названный Капитаном. — Или ты предлагаешь нам ждать, пока сигмадраконцы отправят к Солнечной ядерные корабли, пошлют нашим потомкам привет из своей могилы? Перехват этих ракеты в обычном космосе не гарантирован. Значит, остается предотвратить их запуск. Предотвратить любыми мерами!

— Типичный синдром Сикорски! — покачал головой Сидоров. — А сигмадраконцы… Да, они агрессивны, ведут себя не так, как бы нам хотелось. Но ведь это молодая цивилизация, как ребенок…

— А если у ребенка в руках бластер? — нахмурился Комов. — Представь, что такой ребенок идет к интернату, где твои дети!

— Товарищи! Товарищ Комов! — Хэнг вскочил с места. — Вы что, это, серьезно?! Вы серьезно собираетесь взорвать населенную планету?!!

Ослабевшие вдруг ноги уже не держали. Вин еле нашла силы опустится на стул. Голова закружилась в кольце стен. Не хотелось верить — она обратилась за помощью к убийцам!

— Эта Ваша вина, Мунк, что нам приходится решать проблему такими методами! — отчеканил председатель, на его длинном лице ходили желваки. — Вы ничего не сделали, чтобы в руки средневековых дикарей не попало оружие межзвездного радиуса действия!

— Ну, здесь ты, Геннадий, действительно погорячился, — Сидоров нервно вытирал лицо платком. — Нельзя так просто посылать смерть-планетчиков! Надо попробовать договориться о разоружении сигмадраконцев…

— С кем, Атос, ты хочешь вести переговоры? С черными монахами, последышами дона Рэбы? Они уже шантажировали тебя ядерным оружием! Хочешь, чтобы вся Земля оказалась в заложниках у кровавых фанатиков?!

— А если вывести на орбиту Гиганды спутники-гипноизлучатели, провести массовую позитивную реморализацию?

— Кто даст гарантии, что излучение подействует нужным образом на всех мерзавцев в их адмиралтействах и генералитетах? К тому же, когда обсуждали вариант с реморализаторами, у сигмадраконцев еще не было противокосмической обороны. Твои спутники на орбите собьют быстрее, чем сбили «призрак» у Третьей.

— «Эйномию» они тоже могут сбить, — спокойно заметил русо-седой богатырь. — Так что без эскадры прикрытия не обойтись. К тому же, надо хорошо представлять, что мы теряем. Гиганда — это почти треть нашей интеллектуальной иммиграции и, извините, практически весь здоровый генетический материал в известной части Вселенной. На Саулу я бы особенно не рассчитывал, а Саракш и Надежда сами нуждаются в генетической подпитке…

— Я напомню, Лин, — Комов хрустнул пальцами, — что Гиганда так или иначе исчезнет через тридцать лет — после вспышки звезды, если только раньше там не случится ядерная война. В перспективе эти ресурсы мы теряем в любом случае.

— Ребята, ребята! — вклинился маленький Поль. — Я ведь до сих пор не могу забыть глаза того четверорука… Подумайте, там же три миллиарда! Три миллиарда людей!!!

Внезапно на середину зала выбежал, прихрамывая, белобрысый человек. Через какое-то время Вин опознала в нем Данга, первого и последнего президента Алайской народной республики Его Вин видела в документальных съемках эпохи Смуты. Теперешний Данг сильно постарел и зримо прибавил в весе. Он метался между столами и выкрикивал, вздымая руки:

— Три миллиарда скотов, черных господ и серых рабов, пассивных и невежественных, не знающих и не хотящих знать свободы, затоптавших грязными сапогами зерна светлого будущего!

Всё, что копилось, вдруг взорвалось в Вин волной слепящей ярости. Не помня себя, она проскочила между столами, развернула бывшего президента за плечо и с размаху влепила пощечину:

— Ты сам раб своих земных господ!

Вин отвела руку для второго удара, но сзади ее мягко перехватил подоспевший Хэнг.

— Дрянь, мерзавка! — Данг закрыл лицо трясущимися руками. — Сгинешь вместе со своей проклятой планетой! Вы все прокляты, прокляты!

Не обращая на него больше внимание, Вин в упор смотрела на Геннадия Комова. Он тоже не отводил пристальный, недобрый взгляд.

— Мы передадим через Вас ультиматум правителям Гиганды, а для подтверждения серьезности намерений взорвем первую планету Сигмы Дракона, ту, что вы называете Пирра. — Комов говорил по-алайски, жестко и отрывисто.

— Каковы будут условия вашего ультиматума? — холодно поинтересовалась Вин.

— Полная капитуляция всех держав Гиганды! Полное ядерное разоружение, включая энергетические программы; полное уничтожение всех космических аппаратов и средств их выведения. И если вдруг что-то начнет уходить в космос, Гиганда немедленно разделит участь Пирры!

— Ядерные ракеты единственное, что у нас есть для эвакуации на случай катастрофы. Если мы примем, — Вин сглотнула комок в горле, — примем эти условия, Вы спасете Гиганду от взрыва нашего солнца?

Комов стал сухо ломать пальцы.

— Не хочу вводить Вас в заблуждение. Управление звездными реакциями не в наших силах. Как и полная эвакуация с планеты. У нас уже был похожий прецедент. В общем, тогда решили вывозить только детей. Поэтому я предлагаю — всех новорожденных на Гиганде мы сразу будем забирать на Землю. Их родителями станет всё наше человечество. Мы воспитаем их как собственных детей, в лучших яслях и интернатах…

— Избави их Создатель от такой участи! — Вин потерла горящие глаза. — Мало того, что вы собираетесь взорвать нашу планету, вы еще намерены похитить наше будущее… Попробуйте, суньтесь, мы уже сбивали ваши «призраки»!

— Мы никого не боимся! — Комов порывисто встал. — У нас полторы сотни боевых космолетов! Мы раздавим вас как марсианских пиявок!

— Нет, не раздавите! — раздался сзади царапающий слух искусственный голос.

Комов ошарашено уставился на что-то за спиной Вин. Она поспешно оглянулась. В дверях стоял странный человек… человечек… маленькое темнолицее существо, завернутое, как в странный плащ, будто лист неведомого растения.

Дальнейшее заставило Вин усомниться в здравом рассудке присутствующих. Комов прижал пальцем верхнюю губу и звонко залаял. Пришелец тоже ответил заливистым лаем. Все остальные сохраняли при этом максимум серьезности. Комов переменился в лице и гневно повернулся к Хэнгу.

— Мунк! Мало того, что Вы несанкционированно установили контакт с отсталыми гуманоидами, Вы еще раскрыли абсолютно секретные сведения инопланетянам. Вы либо безумец, либо…

— Должен напомнить, — пришелец ловко запрыгнул на ближайшую столешницу и уселся, свесив четырехпалые ножки, — должен напомнить, что коллега Мунк, как прогрессор, подчиняется не только Мировому Совету Земли, но и Совету Безопасности Галактического Сообщества. Следовательно, он вправе обращаться как к правительству Земли, так и к любому представителю Совбеза, в число которых вхожу и я, как полномочный представитель Леониды.

— Хорошо, — Комов взирал уже с прежним хладнокровием. — Хорошо, уважаемый Гаав. Вы доказали, что Генрих Мунк формально не нарушил действующих инструкций. И всё же, чем мы обязаны Вашим визитом?

При всей карикатурности облика леонидянин держался с редким достоинством:

— Я уполномочен заявить, что представляемые мною общины Леониды категорически возражают против каких-либо агрессивных действий Земли против любого из государств планеты Гиганда!

— Подумаешь, Леонида… — гулко захохотал русо-седой здоровяк, пренебрежительно разглядывая сидящего на столе коротышку. — Вас забыли спросить! Что вы можете, кроме того, что возражать?

— Уважаемый коллега Костылин, наверное, полагает, что Леонида, как мир, не имеющий космического флота, не имеет, соответственно, и права вмешиваться в дела за пределами своей планеты? — леонидянин весьма удачно изобразил на своем морщинистом лице ироничную улыбку. — Но вам должно быть известно, что возраст цивилизации Леониды не менее трехсот тысяч ваших лет. Неужели вы думаете, что за всё это время, превышающее земную историю в десятки раз, у нас не было этих, так называемых, полетов в космос? Просто сейчас они остались для нас в далеком прошлом, также как для вас ваши первые берестяные лодки…

— У нас вместо берестяных лодок появились глайдеры, — цепко возразил Комов. — Разве у вас есть что-нибудь вместо ваших древних космолетов?

— А зачем лазить в дом через крышу, если можно войти через дверь? — в железном голосе Гаава почувствовалась насмешка. — Вы, земляне, без конца потешаетесь над саракшанцами, которые считают, что живут на внутренней поверхности шарообразной пустоты, а вокруг бесконечная твердь. Между прочим, ваша Космическая Вселенная не ближе к реальности, чем мир саракшанцев. Они, конечно, не правы, думая, что у них над головой маленький воздушный пузырь, но не правы и вы, полагая, что у вас под ногами лишь крошечный каменный шар…

— То есть леонидяне могут перемещаться на другие планеты не через космос? — глаза Комова загорелись жадным любопытством.

— Ну, это даже вы уже можете, — Гаав взмахнул ручкой и в воздухе на мгновение возникло изображение материализации белоснежного конуса десантного «птеродактиля» над багряными волнами неведомой планеты.

— Почему же вы всё это скрывали? — недоверчиво спросил Сидоров.

— Потому, Михаил Альбертович, — маленький инопланетянин поддернул свой плащ, — что мы-то прогрессорством не занимаемся. Да и не хотелось расстраивать молодую цивилизацию. Но, согласитесь, если речь идет о сознательном уничтожении другого мира, тут уж мы не можем не вмешаться…

— А, собственно, как вы можете вмешаться? — бросил острый взгляд из-под бровей маленький Поль. — Воевать? Так ведь тут еще не ясно, чья возьмет. Сами же сказали, что мы уже делаем такие корабли, что могут летать, как и вы, не через космос.

Леонидский посол фыркнул через толстые губы:

— Вся ваша техника опасна, прежде всего, для вас самих. Вы как младенец около бритвенного дерева. Удивительно, что вы вообще еще живы! Так обращаться со сворачиванием пространства! И, главное, не делаете никаких выводов из собственных ошибок. Даже Радуга вас ничему не научила. Спокойно развернули на всей Земле сеть нуль-Т!

— Позвольте, — произнес кто-то с задних рядов, — Причем тут нуль-кабины? Волна на Радуге произошла из-за телепортации на межзвездное расстояние, и это вызывало огромные полюсные выбросы вырожденной материи. Но в планетарных масштабах нуль-Т полностью безопасна, истечения на полюсах Земли совершенно микроскопические.

— Пока в один несчастливый момент у миллиона человек вдруг не совпадет желание одновременно совершить нуль-переход…

— Ну, такое совпадение крайне маловероятно, — неуверенно засмеялся кто-то сзади.

— Но возможно, — посол пружинисто спрыгнул на пол. — И вообще, как можно держать на собственной планете такое гибельное устройство, к тому же с открытым доступом? Помните, когда-то вы по недомыслию отравили йодом несколько тысяч тагорян. На Тагоре тогда подумали, что это химическая война и решили разделаться с вами. Они просто построили у себя одну такую кабинку, куда должен был телепортироваться их посол с Земли. Хорошо, что мы узнали и успели отговорить…

— Ни у одной земной кабины не хватило бы энергии на такую телепортацию, — мрачно возразил Комов.

— Временное подключение к планетарной энергосети пустяковая задача для любого тягорянина, — Гаав остановился у председательского стола. — И еще… Чтобы вы серьезней отнеслись к моим словам. Пандора показала вам, что значит мощь биологической цивилизации. Леонида, захоти мы этого, легко бы устроила Одержание прямо здесь, на Земле.

— Я бы мог попросить некоторой демонстрации, — задумчиво произнес Комов, глядя через стол на маленького леонидянина, — но, пожалуй, это лишнее. Хорошо, мы не будем предпринимать никаких насильственных действий и отнесемся к Гиганде, как к равному партнеру!

Зал загудел, оживая. Вин слышала отовсюду поздравления, несколько человек пытались одновременно обменяться с ней рукопожатиями. Даже четыре старика — правители Земли широко улыбались, может, чуть напряженными улыбками. Подбежавший Хэнг радостно стиснул ее в объятьях. Не отойдя еще от всего случившегося, Вин протолкалась к скромно стоящему у стены послу Леониды:

— Господин Гаав, позвольте выразить искреннюю благодарность от имени всей Гиганды. Но я хочу узнать, может ли ваша цивилизация спасти мою планету от взрыва звезды?

Маленький леонидянин печально покачал головой.

Заседание рабочей группы Совета Галактической Безопасности состоялось в посольстве Леониды. Резиденция посланника державы, только укоротившей казалось бы несокрушимую Землю, выглядела как травяная хижина дикарей из экваториального леса. Вся мебель исчерпывалась зелеными циновками, а также креслом, принесенным с собой представителем Тагоры — жуткого вида существом со светящимися глазами на безносом лице. Взявшийся опекать Вин Комов шепнул, что рослый посол на самом деле выглядит таким из-за специального костюма, обязательного для тагорян за пределами своей планеты.

По протоколу рабочим языком должен быть язык хозяев резиденции. Предупредительный Комов предложил Вин свои услуги переводчика, однако Гаав вежливо настоял, чтобы все говорили по-русски. Впрочем, из речи выступавшего первым тагорянина доктора Ар-Су Вин поняла очень мало. Очевидно, что заложенный ей скоростной гипнопедией словарный запас оказался для этого неудовлетворительным.

Ясно было только с выводами. Полную эвакуацию населения Гиганды на пригодную для колонизации планету Ар-Су считал технически возможной, однако ее последствия определял как чрезвычайно тяжелые. Из-за предсказуемого суицидального взрыва, согласно оптимистическим прогнозам, за полвека численность эмигрантов должна была сократиться в два-три раза. При негативном сценарии, гигандийцы вымирали полностью лет за двадцать. То же самое происходило бы и в случае строительства подземных убежищ на самой Гиганде.

Комов спросил о возможности увода Гиганды на безопасную орбиту с помощью космических гравитаторов. Ар-Су немедленно ответил, что даже при успешном решении инженерных вопросов создания систем подобной мощности, перемещение столь массивного объекта за оставшееся до взрыва время возможно только при ускорениях, неизбежно приводящих к планетарной катастрофе с менее чем десятью процентами выживших. Ар-Су также с хода отверг предложения Вин защитить Гиганду энергетическим щитом или пылевым облаком.

— А не смотрим ли мы на проблему не с той стороны, — задумчиво проговорил Гаав, протягивая тагорянину чашку холодного ячменного кофе с медом. — Может быть, нам следует не спорить о том, как спасать людей от взрыва звезды, а подумать, почему звезда взрывается?

Посол с Леониды раздал напитки и остальным, поставив миску с молоком даже перед притворявшейся невидимой Варрой:

— Странное дело, гуманоидов во Вселенной будто преследует злой рок. На Надежде — бешенство генетических структур, на Сауле — оледенение, на Саракше — ядерная война, псевдохомо на Тагоре вообще деградировали до животного состояния. И вот теперь на Гиганде — звездный метаморфоз. Если бы я не был в курсе возможностей Земли, то решил, что таким образом земляне убирают нежелательных соперников. Ведь только гуманоиды в перспективе могли бы стать конкурентами космической экспансии землян.

— Позволю себе не согласиться, — Комов отхлебнул из чашки с чаем. — Мы видим в других человечествах не конкурентов, как Вы выразились, а друзей, будущих соратников в освоении Галактики.

— Это, Геннадий Юрьевич, в том случае, если гуманоидные цивилизации согласились бы влиться в ваше земное человечество. А вот если бы они выбрали свой собственный путь, то боюсь, вы бы отнеслись к ним совсем не по дружески.

— По моему твердому мнению, коллега Гаав, все человеческие миры идут к одному — к большей свободе, внешней и внутренней. Не может быть космических войн между свободными человечествами!

— А любая гуманоидная цивилизация, не отвечающая вашим критериям свободы, не может считаться свободной, и, следовательно, это правило на нее не распространяется. Вы пока не готовы признать право таких же, как вы, быть другими, — леонидянин подлил Комову из фарфорового чайника. — Но, повторю, я не считаю причиной бедствий гуманоидных миров происки Земли. Боюсь, что вы сами скоро пополнит этот скорбный список, потому что причина действенна и для землян.

Комов поставил недопитую чашку на циновку:

— Что-то я не наблюдаю на Земле признаков грядущих катастроф.

— Да? — проговорил леонидянин, отпив через трубочку свой напиток, парящий в воздухе гигантской янтарно-золотистой каплей. — А, по-моему, у вас только и говорят о приближении эпохи биосоциальных и психологических потрясений.

— Но это явления внутреннего развития нашего общества, — Комов раздраженно потер затекшую ногу. — Какая может быть общая причина у наших социальных процессов и будущего взрыва Сигмы Дракона?

— Спросите уважаемого Ар-Су, — посол указал на молчащего тагорянина. — Достопочтимый доктор! Я думаю, что вы уже не может больше придерживаться политики невмешательства!

— Отчего же, — тагорянин опустил на светящиеся глаза кожистые веки. — Для себя мы этот вопрос решили. Оборотни давно уже не угрожают Единой Тагоре.

— Вы им попросту неинтересны, пока… — Гаав поднялся, удлинил свое тело и стал вровень с нахохлившемся в высоком кресле тагорянином. — Но когда они покончат с гуманоидами, то могут вспомнить и о вас. Что тогда, будете делать? Новую генетическую революцию?

— Оборотни? — Комов старался что-то вспомнить, потом пролаял короткую фразу и получил утвердительный кивок Гаава. — А, эти… Вы имеете в виду исчезнувшую цивилизацию, открытую нашими следопытами на Кала-и-Муге?

— Исчезнувшую? — переспросил Гаав, возвращаясь к своему обычному маленькому росту. — Не Вам говорить, что Оборотни исчезли, раз Вы каждый вторник встречаетесь с их, не знаю насколько официальным, представителем на Земле.

— Логовенко? — Комов, кажется, начинал ухватывать суть дела, остающейся, увы, для Вин полнейшей загадкой. — Вы хотите сказать, что хорошо мне известный Даниил Александрович Логовенко — оборотень? Но это же ерунда! Артефакты Крепости Магов насчитывают несколько сотен тысяч лет, а Метагомы появились только в конце прошлого века.

— Так Вам сказал Логовенко, — уточнил Гаав. — Он же убедил Вас и покойного Горбовского, что Людены — это та часть земного человечества, которая через инициацию чрезвычайно редко встречающейся у людей третьей импульсной системы поднялась на принципиально высший уровень.

— Да, — осторожно подтвердил Комов. — Земля совсем недавно породила свою космическую сверхцивилизацию, также как некогда древняя негуманоидная раса породила сверхцивилизацию Странников.

— Нет, — леонидянин стал неторопливо собирать опустевшие чашки. — Странники и были той изначальной цивилизацией, из которой появились Метагомы, они же Оборотни. А потом, когда Оборотни расправились со своими прародителями, они стали воспроизводиться за счет других рас, отбирать из них тех, кто годится для превращения в одного из них. Впрочем, мы подозреваем, что большинство новообращенных предназначено не для инициации, а для энергетической подпитки, обеспечения вечной жизни Оборотней… Возможно даже, что мы имеем дело всего с одним существом, которое только принимает облики своих жертв.

— Постойте, постойте, — голос Комова оставался спокойным, волнение выдавало только суетливые движения пальцев, нервно перебиравших край циновки. — Ну и зачем, тогда, скажите, этим вашим Оборотням устраивать бедствия гуманоидным мирам?

— Это наиболее быстрый способ отсева подходящего им типа метапсихической матрицы, — подал голос тагорянин Ар-Су. — Они никудышные инженеры. Ваш Логовенко с его камерами скользящей частоты — только прикрытие. Оборотни работают через негативные эмоции, фобии, чужие страхи. Предельный массовый ужас помогает им различать избранников. Эффектней всего они придумали на Надежде — погнали население гибнущей планеты через подпространственные каналы. За считанные часы они набрали несколько тысяч обращенных. Куда только делись миллиарды остальных?

— Тагоряне смогли защититься от Оборотней преобразованием своих организмов, — продолжил Гаав, — теперь их интеллект нельзя подвергнуть ментальной переработке. Значит, остаются люди. Вы, гуманоиды, легче всего поддаетесь соблазну избранности, интеллектуального могущества, бессмертия. За последние тысячелетия Оборотни пользовались в основном вами. Не знаю, сколько бедствий в вашей истории на их совести, но, думаю, не мало. Они могли бы и дальше потихоньку сеять у вас страхи, отбирать для себя по одному-двум обращенным в год, но в последнее время почему-то стали слишком жадными. Теперь они готовы разрушать миры до конца, ради одного большого притока новообращенных, хотя бы этот приток был последним.

— Хорошо, — Комов пожал плечами. — Мы введем контроль за деятельностью Метагомов на Земле и на Переферии. В общем, КОМКОН-2 давно уже предлагал запретить превращать людей в нелюдей!

— В лучшем случае, Оборотни просто не обратят внимания и продолжат потихоньку отбирать себе кандидатов через локальные инциденты, — назидательно пояснил леонидянин, — в худшем, решат взять всё сразу. Обрушат на Землю какой-нибудь катаклизм, чтобы миллионные толпы на площадях кричали от страха.

— Так что же нам делать? — в голосе Комова, наконец, прорвалось раздражение. — Взорвать Кала-и-Муг?

— Кала-и-Муг всего лишь старая заброшенная цитадель. Можно было бы, конечно, поискать там что-нибудь из древнего арсенала, но думаю, Метагомы не оставят времени на такие поиски. Надо использовать то оружие, которое у вас уже есть.

— Оружие? — Комов внимательно посмотрел на леонидянина.

— Странники заблаговременно оставили другим разумным хранилища зародышей представителей этих рас, генетически измененных для противостояния активности Оборотней. Мы знаем о существовании двух таких хранилищ.

— Подкидыши — биологическое оружие Странников?

— Полсотни тысяч ваших лет назад Странники поняли, что терпят поражение в войне с Оборотнями. Другие существовавшие в то время цивилизации спасались через самоизоляцию на своих планетах. Давно уже покинувшие свой мир Странники не могли последовать нашему примеру, и были обречены сражаться в одиночестве, без надежды на победу. Но они определили две нарождающиеся расы, которые в будущем могли бы отомстить за них. Это были тагоряне и вы, люди.

Вин судорожно пыталась осмысливать услышанное, а Гаав продолжал вещать со своей циновки:

— Странники заложили два артефакта, добраться до которых вы могли только на достаточно высоком уровне развития. Тагорянам — в толще полярного материка их планеты, гуманоидам — в одной из отдаленных звездных систем. Не знаю, кто расселил людей по разным планетам. Может, это были Странники, в надежде создать будущие армии борцов с Оборотнями; возможно, сами Оборотни основывали себе новые плантации. Но в людях, очевидно, заложено стремление летать между звезд, также как у тагорян — путешествовать в глубинах планеты. Однако когда эти артефакты были найдены, вы и тагоряне поступили с ними совсем не так, как надеялись Странники.

— Тагоряне уничтожили свой инкубатор, — кивнул Комов, — а мы не дали родившимся Подкидышам добраться до детонаторов. Но что должно было случиться в этом случае?

— При соединении с детонатором у Подкидыша запускается метагенетическая программа, — ответил Ар-Су. — Он сохраняет принадлежность к своему виду, но наделяется некоторыми свойствами Метагомов и может бороться с ними их же оружием.

— Почему же вы уничтожили свой Садок, раз знали, что это такое?

— Если бы мы позволили заложенным в Садке личинкам стать Охотниками, Тагоре пришлось бы воевать с Оборотнями, — пояснил тагорянин. — Нам это было не к чему. После генетической революции наши особи уже не проходили в развитии через стадию личинки. Оборотни больше не могли нас инициировать, и оставили в покое. Если они и приходили на Тагору, то за живущими на поверхности планеты гуманоидами. Когда мы узнали, что земляне не стали уничтожать свой Инкубатор, то подумали, что вы готовитесь к битве с Оборотнями. Чтобы не оказаться вовлеченным в это столкновение, мы разорвали отношения с Землей на двадцать лет. Но ваши Охотники так и не появились.

— Благодаря Рудольфу Сикорски, — задумчиво произнес Комов.

— А эти Охотники, — осторожно подала голос Вин. — Они смогут спасти наше солнце от взрыва?

Ей пришлось ждать несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем тагорянин проскрипел:

— Насколько мы поняли функцию Садка и Инкубатора, Охотники могут в принципе нейтрализовать результат любой деятельности Метагомов.

На руке Комова запищал радиобраслет. Он приложил его к уху, а потом повернулся к Вин, пытаясь за деланным смехом скрыть явную обеспокоенность:

— Это Ваш приятель звонил, Генрих Мунк. Сообщил дикую историю. Главного нашего специалиста по Гиганде Корнея Яшмаа только что сильно покусали какие-то собаки. Прямо в его резиденции, в «Лагере Яна».

— Голованы! — Леонидянин вскочил на ноги. — Яшмаа, насколько я помню, один из Подкидышей.

— Причем тут, скажите на милость, Голованы? — удивился землянин.

— Оборотни ищут себе союзников среди тех, кого не могли поглощать, — ответил Гаав. — Счастье людей, что Тагора с ее техникой не поддалась на их уговоры. Но Голованы всегда старались держать сторону сильнейшего. Вначале они ориентировались на Землю, потом пошли на службу к Метагомам. Значит, за нами следили, и Оборотни начали действовать первыми. Геннадий, немедленно дайте распоряжение доставить всех Подкидышей под усиленной охраной в Музей внеземных культур. Только там они будут в безопасности. Детонаторы, надеюсь, по-прежнему в Музее?

— Да, — подтвердил Комов, быстро продиктовал в радиобраслет тексты приказов. — Но почему Вы называете Музей безопасным местом? Уж лучше тогда здание КОМКОНа…

— В Музее внеземных культур хранится защитное оборудование Саргофага Странников, — пояснил, собирая кресло, Ар-Су. — Если бы не это оборудование, Оборотни давно бы разделались с Детонаторами. Нам надо срочно добраться до Музея.

На лужайке перед хижиной стояли персональный глайдер Комова и похожий на брусок нешлифованного металла тагорянский мобиль. Машины отказались трогаться с места. Пришлось втискиваться в воздушный экипаж леонидян — открытую плетеную корзину, влекомую десятком птиц с огромными крыльями. На спину одной из них запрыгнул возничим сам Гаав.

Это было необычное и завораживающее чувство — скользить по воздуху вслед за белокрылыми созданиями к выраставшей на горизонте щетине высоток мегаполиса. Когда они проносились над гладью идеально круглого озера, Вин вдруг стало дурно. По лицу заструился пот, в ушах зазвенело, дневной свет точно померк. Теряя сознание, Вин успела заметить, что птицы замерли, перестав шевелить крыльями, и бессильно свесив длинные шеи. Корзину угрожающе потянуло к воде. Беспокойно вращавший головой тагорянин торопливо нажимал какие-то кнопки на выдвинувшейся из левого предплечья панели. Комов обменялся с ним несколькими бурчащими фразами.

— Метапсихический удар, — пояснил землянин через свист ветра. — Достопочтимый Ар-Су его нейтрализует.

Действительно, мир вокруг снова засиял яркими дневными красками, упряжные птицы напрягли постромки.

— Докладывают, что у Внеземного музея творится что-то непонятное, — Комов свесился через борт, разглядывая проносящиеся под ними городские кварталы. — Население в панике бросает дома и удирает, сломя голову, всеми видами транспорта. Аварийщики сообщают о непонятных, но крайне устрашающих явлениях. Спецназ КОМКОНа-2 поднят по тревоге и стягивается к Площади Звезды. Встречено агрессивное сопротивление невыясненной природы. Сидоров остановлен у Красных кленов, Гнедых — у Канадских елей, Костылин — на Сиреневой улице. Нам надо сесть вон там, на бульваре, где памятник Строгова… был.

Птицы разом опрокинулись на крыло и устремились к зеленой полосе между коробчатых домов. Снизу поднимались черные клубы дыма. У Вин перехватило дух, она судорожно вцепилась в корзину, но приземление было удивительно мягким. Комов и Ар-Су, не задерживаясь, побежали вперед — туда, где слышались шипящие выстрелы высоковольтных разрядов. Из-за вырванных с корнем деревьев, поломанных скамеек и обрушившихся монументов вели беглый огонь солдаты в скафандрах. Тагорянин что-то каркнул и тут же стал серебристо-матовым, а походка его странным образом изменилась. Вин посмотрела вниз и обомлела — с каждым шагом инопланетянин по щиколотку проваливался в землю. Он вышагивал, будто вытягивал ноги из жидкой тины! Не задерживаясь, прошел насквозь через завал и двинулся вперед, небрежно отбрасывая рукой густо сыплющиеся со всех сторон шаровые молнии. За ним бросились в наступление солдаты. Комов, Вин и подоспевший леонидянин двигались в арьергарде.

На перекрестке их контратаковали огромный, нестерпимо омерзительный слизняк, мчащийся со скоростью курьерского поезда. Его туша подмяла серебристую фигуру тагорянина, прорвала линию спецназа. Студенистый монстр уже навис горой над растерявшейся Вин, но шагнувший вперед Гаав выдул из тоненькой трубочки струйку цветной пудры. Слизняк, слепо вращающий гибкими рогами, гулко лопнул и рассыпался в курящуюся по воздуху мелкую пыль. Труднее всего оказалось поднять беспомощно барахтавшегося в луже слизи тагорянина. Руки соскальзывали с гладкой поверхности его облачения, пока, наконец, Ар-Су не отключил свою серебристую защиту.

— Музей, — указал Комов на показавшееся над верхушками деревьев кубообразное здание из неотесанного мрамора. — Срежем через парк!

Побрякивая амуницией, солдаты ходко неслась по зарослям, когда на них сверху вдруг густо посыпались большеголовые псы. Вин не успела опомниться, как оказалась прижатой к земле мощной лапой. Нависшая лобастая голова вперила в нее тяжелый взгляд мерцающих красным глаз. Вин почувствовала, как на ее сознание давит чужая нечеловеческая воля. В следующее мгновение правое ухо голована стало невидимым. Пес недоуменно взвыл и отпрянул прочь. Ухо проявилось полуоторванным кровавым лоскутом, но теперь в пасти замаскированной Варры пропал собачий хвост. Жуткий визг жертвы мимикрирующей рептилии вызвал среди разумных киноидов страшную панику. С гулким уханьем стая растворилась между деревьев.

— Первый раз вижу такого агрессивного мимикродонта, — удивился Комов, отряхивая одежду. — Ваша ящерица нас здорово выручила, голованы вполне могли продемонстрировать свои таланты покорять и убивать силой духа.

Глава Мирового Совета повернулся к подчиненным и отрывисто скомандовал:

— Всем включить телепатическую защиту! И огонь по всему собакоподобному!

Вблизи здание Музея внеземных культур напоминало дот, по которому долго в упор били из крупного калибра. Удивительно, что фасад, принявший на себя столько попаданий по прямой и касательной, не только не обрушился, но даже сохранил зеркальные окна, только затуманившиеся от висящей в воздухе пыли.

У закрытой низкой двери прогуливался, заложив руки за спину, кругленький румяный человек с висячими усами. Он неодобрительно посмотрел в их сторону:

— Как вы не вовремя… Сейчас голованы доставят сюда атомный фугас с Саракша. Взорвем музей со всем его содержимым. Впрочем, Гена, ты еще можешь сам вынести мне детонаторы. Зачем превращать город в радиоактивные руины?

— Даня, Даня, — Комов покачал головой, — всё самое плохое начинается со лжи. А ты лгал и мне, и самому Горбовскому…

Вин поняла, что перед ними один из Люденов, и Комов, похоже, с ним хорошо знаком.

— А разве Мировой Совет всегда говорит людям правду? Вы сами только что вели себя как малолетние громилы. Помнишь — трусить, лгать и нападать! Вы постоянно лгали о Гиганде и готовы были ее взорвать из одного только своего страха!

— Это вы хотите уничтожить мою планету! — гневно выкрикнула Вин.

Люден посмотрел на нее со снисходительной улыбкой:

— Вообще-то мы не собираемся давать вашему солнцу взорваться. Остановили бы реакцию, когда паника дошла до максимума.

— Он лжет, — подал скрипучий голос тагорянин. — Это не дало бы им нужного ментального эффекта.

— Ну, хорошо, мы действительно готовили взрыв Сигмы Дракона. Но это легко можно остановить. Вынесите мне детонаторы! Ваша планета будет спасена, и никакие земляне не помешают Гиганде жить, как вам заблагорассудится.

Ноги будто сами потянули Вин к музею. Она уже взялась за ручку двери, но медлила, разрываемая противоположными чувствами. С одной стороны — ей открывалась перспектива быстро и легко спасти родной мир. С другой, ради этого ей пришлось бы встать на сторону существа, в котором она отчетливо ощущала враждебность ко всем людям, ко всему живому. Вин отступила назад.

— Да с примитивными расами всегда трудности, — Люден досадливо поморщился. — Но ты-то, Геннадий, не считаешь нас врагами Разума? Ты ведь понимаешь, что мы — вершина эволюции. Почему же ты не с нами, а с теми, кто в тупике? Ты хочешь, чтобы Земля остановилась в развитии как Тагора и Леонида? Только через нас возможен настоящий прогресс, о котором ты мечтал, ведь мы соединили в себе и древнюю мудрость Странников, и нынешние знания Земли. Мы вновь откроем для вас дорогу в будущее…

— Ваш прогресс, это деградация других, кого вы медленно пожираете!

— Мы принимаем к себе только тех, кто сам стремится к знанию. Но, если вы так трусливы, то мы вполне можем не трогать людей. Тагоряне специально вывели псевдохомо, чтобы предложить нам вместо себя. А на Земле есть киты и дельфины. Третья импульсная у них встречается куда чаще, чем у людей. А среди гигантских спрутов практически каждый второй — скрытой метопсихократ. Кстати, знаешь, Странники были как раз разумными головоногими…

— Но ты ведь человек, землянин! И никуда тебе от этого не деться!

Люден заливисто захохотал:

— Какое мне дело, из какой биологической основы питается это сознание. Вы, люди, хомо, с позволения сказать, сапиенсы, так кичитесь своим пресловутым интеллектом. А ведь для рождения настоящего разума он не имеет никакого значения. Важны лишь килограммы подходящего нейронного материала. Просто вас больше, чем китов, и ловить вас гораздо, гораздо легче!

— Довольно, Логовенко! — лицо Комова потемнело. — Люди не киты, чтобы по вашей прихоти послушно выбрасываться на берег. Уходи, или мы сами выбросим тебя с Земли!

Метагом вновь захохотал, разводя руками. Комов выхватил бластер и выстрелил, крикнув:

— Это тебе за Тойво Глумова!

Тут же со стороны строя солдат засверкали тысячи фиолетовых молний, поразивших невысокую фигуру Логовенко. Оборотень стоял, как ни в чем не бывало, перед закрытой дверью.

В следующее мгновение ввыси загрохотал многоголосый кошачий хор, плеснуло лиловое зарево. Над музеем материализовалось сразу девять «призраков-птеродактелей». Логовенко прицелился пальцем, как из пистолета, и выдул через губы:

— Кх-х…

По небу прошла невидимая рябь, и пикирующие тройками белые конусы канули в ней без следа.

Над площадью настала грозная тишина, наполненная ощущением концентрации неописуемо огромных энергий.

— Арр-грррак! — проскрежетал, точно гусеницами, тагорянин. Его фигуру вновь облило блестящим, только уже не серебряным, а багровым, пышущим раскаленным жаром. Он медленно, будто борясь с сильным встречным течением, двинулся к музею, а впереди него вминалась, как катком, в ставший вдруг податливый бетон невидимая полусфера. Ар-Су еле-еле преодолел половину пути и застыл, словно уперся в стену. Он занес закованную в свечение руку, ударил с размаха по воздуху, так что в ушах отдалось зудящими волнами вибрации. Логовенко хлопнул в ладоши, и тагорянина стало медленно сдвигать назад, хоть он, упираясь, глубоко вспахивал ногами бетонные глыбы покрытия.

— Кажется, теперь моя очередь, — пробормотал маленький леонидянин, осторожно достав из складок своей растительной одежды высушенную тыковку. Посол вскрыл смоляную затычку и вылил на землю немного густой зеленоватой жидкости. Пузырящаяся жижа немедленно стала расти, растекаться вширь бурлящей массой. Леониданин совершал руками загадочные манипуляции, будто месил невидимое тесто. Зеленая масса забурлила сильнее, окуталась мерцающим туманом, а потом вдруг зашевелилась и поползла, выбрасывая вперед гибкие отростки. Логовенко мрачно следил, как зеленоватые потоки обтекают его со всех сторон, тянутся извивающимися клейкими щупальцами. Потом метагом топнул ногой, и живой ковер разом с чмоканьем всосала раскрывшаяся вдруг черная трещина.

— Эй, уважаемые! — произнес Логовенко с ядовитой издевкой. — Вы там того… не надорвитесь!

— Объявляйте полную эвакуацию города, — тихо скомандовал в радиобраслет посерьезневший Комов. Потом, увидев что-то, закричал. — Остановить! Запретить посадку! Взять на прицел!

Над площадью завис маленький разноцветный вертолетик, покачнулся и пошел вниз. Дверца откинулась, оттуда неловко спрыгнул важный седовласый человек в длинных одеждах и, почему-то, босиком. Его сразу окружили солдаты, угрожающе нацелив оружие.

— Отставить, — бросил, приглядевшись, Комов и добавил, — я его знаю. Это Барталомью Содди, исповедник.

Следом из вертолета появилось еще трое, в одном из которых Вин с удивлением узнала Ригга, оставшегося в своей монашеской сутане. Двое других производили совсем уж странное впечатление. Люди ли? Один — в облегающем зеленом одеянии, другой — совершенно голый, но будто намазанный каким-то синеватым жиром. Первый — низенький плотный, на огромной голове не волосы, а серебристый мех; второй — высокий и костлявый, голова тоже большая, только покрыта нестриженными свалявшимися космами; весь поломанный, на теле одни шрамы. У обоих лица неподвижные, какие-то неживые; у того, что пониже, длинные, узкие глаза с вертикальными кошачьими зрачками, у второго, голого, глаза черные, будто прорези в маске.

Вин так загляделась на пришельцев, что не заметила, как вся четверка решительно направилась к Музею. Логовенко не проявил к ним ни малейшего интереса, только низенькому бегло кивнул, как знакомому. Подойдя, каждый занялся своим делом: Ригг молитвенно сложил руки и забормотал что-то себе под нос; землянин Бартоломью тоже неслышно перебирал губами, только подняв лицо к небу; низенький закрыл свои кошачьи глаза и раскачивался из стороны в сторону. Диковинней всех поступил голый — вытянул вперед руки, в каждой — откуда-то взявшийся прут, и давай ими такое выделывать, что в глазах зарябило, как он этими прутьями быстро перебирал и всем своим жилистым телом плясал на месте.

Метагом взирал на всё это совершенно равнодушно, однако через минуту на его лице промелькнуло удивление, сразу же сменившееся диким гневом. Рот распахнулся в гримасе боли, в беспомощной попытке выдавить из себя хотя бы одни звук. Он увеличился в росте в несколько раз, стал выше Музея… Потом раздался сухой электрический треск, и Даниил Логовенко исчез… Четыре фигуры бессильно упали на перепаханную землю.

— Сидоров, — неуверенно произнес Комов в радиобраслет. — Отменяй, что ли, эвакуацию. И Подкидышей давай сюда к Музею, быстро давай!

— Ничего бы они с ним не сделали, если бы мы его до того не замучили… — леонидянин Гаав засмеялся хриплым смехом.

— Ну что же, всё складывается лучшим образом, — задумчиво проговорил Корней Яшмаа, барабаня пальцами по столу. На его скуластом лице еще краснели следы шрамов от зубов голованов, а локоть правой руки стягивала повязка, под которой что-то бугрилось. Вин вдруг сообразила, что Яшмаа — это то самый Корней, о котором писал тридцать лет назад мальчишка Гаг. Юный Бойцовый Кот уже тридцать лет как мертв, а этот всё живет… Теперь, наверное, вообще вечным станет.

— Все складывается для Гиганды лучшим образом, — повторил Корней. — Наши прогрессоры уже легализованы, во всех государствах Гиганды созданы земные миссии. Ваши ведущие страны договорились образовать Лигу девяти материков, чтобы официально войти в Галактическое Содружество.

— Ты лучше скажи, как сам? — спросил Хэнг, вернувшийся к стойке после бесконечного разговора с женой по видеофону. — Чувствуешь силу богатырскую?

Корней неопределенно пожал костлявыми плечами:

— Трудно сказать. Наверное, требуется время, понять, что с тобой происходит. Ощущения изменились, даже у кофе вот вкус другой.

— Это просто новый сорт. Куда вы после Сигмы Дракона, на Кала-и-Муг?

— Не знаю… Пока не ясно, насколько мы вообще сможем воспользоваться заложенной Странниками программой. Нас ведь должно было быть тринадцать, а осталось только десять. И лет нам всем считай под сто.

— Почему вы вообще так надеетесь на оружие Странников? — подал голос почти не видимый в темном углу брат Ригг. — Сами они этим оружием, почему-то, не воспользовались. Или же оно им не помогло.

— Вот Комов так и говорил, — повернулся к монаху Корней. — У него больше надежды на Малыша с Колдуном. На Малыша особенно. Его ведь Комов, собственно, и открыл на Ковчеге. Малыша, то есть Пьера Семенова, воспитывали с младенчества тамошние негуманоиды, и вот теперь Капитан думает, что против Метагомов не сам Малыш действовал, а посредством его — цивилизация Ковчега. Через неизвестные земной науке физические явления. Вас-то с Бартоломью, извините, Комов всерьез не принял.

— Конечно, вам легче поверить в неизвестные физические явления, чем в простую общую молитву разнопланетных праведников. Трех праведников и меня, — деликатно уточнил Ригг.

— О неизвестных физических явлениях мы пока ничего не знаем, а о молитвах знаем точно, что это всё обман, — Корней победно взглянул на монаха с высоты своего табурета.

Ригг поднялся и молча покинул полутьму бара, открыв на секунду ослепительный прямоугольник выхода.

— Зря ты его так, — Хэнг осуждающе выпятил губу. — Это ведь он сумел вызватьКолдуна и Малыша с Саракша и Ковчега.

— Ну, знаешь, во-первых, не он, а Бартоломью Содди по его просьбе. А, во-вторых, на Земле только у КОМКОНа-2 есть привилегия при необходимости быть мистиками, невеждами и суеверными дураками…

Вин не стала слушать дальше. Рейс до Айгона почему-то откладывался, приходилось как-то убивать время. Она вышла наружу, под беспощадное дневное солнце Мирза-Чарли. Рядом, в прозрачной тени акации, стоял черным столбом монах, подслеповато оглядывая из-под капюшона пустынную улицу.

— Вы летите с нами, брат Ригг?

— С вами? Нет, Вин. Мне предстоит еще много сделать на Земле. Здесь не так всё плохо, как могло показаться вначале… Иногда тут спрашивают «зачем?», иногда хотят странного. Возрождение начинается с малого. Кто-то не идет в общую столовую, а готовит еду у себя; кто-то не отдает детей в приют. Значит, появляется свой очаг, свой дом, семья, а с ними придет и вера.

— Не вера, жизнь… Брат Ригг, — Вин помялась. — Может, Вам всё же надо вернуться на Гиганду? Вам ведь уже удалось победить Метагомов на Земле. Прогоните их теперь от нашего солнца!

— Победить Оборотня можно только в собственном сердце, — Ригг низко надвинул пыльный клобук, в черных прорезях блеснули глаза. — У нас, хвала Создателю, немало бодрствующих, а в этом мире мне уготовано разбудить еще многих спящих…

Ригг молча осенил ее благословением, повернулся и зашагал вдоль улицы в струящееся жарким марево:

— От святых мест бредете, страничек? — крикнул, поравнявшись с ним, пухлый землянин на укрытом кондиционирующим полем велосипеде. — А нет ли опиума для народа?

Монах сделал приглашающий жест, и дальше они двинулись уже вместе…

Мимо Вин по вечерней прохладе текла толпа пассажиров с только что опустившегося «призрака». На этом же корабле она должна вернуться на Айгон. Интересно, жалко ли ей так быстро покидать Землю, этот манивший ее прежде фантастический мир? Что она, в сущности, увидела здесь за два дня? Голубое небо, высоченные дома… Она даже не поняла — счастливы ли здесь люди, которые боятся задать себе вопрос о смысле собственной жизни?

— Вин! — окликнула ее энергично расталкивающая толпу плотная женщина. Да это же Клара, с которой вместе катались по айгонским пустыням! Странно, что она так радуется встрече, расстались-то они отнюдь не подругами.

— Вин! — Клара выглядела крайне взбудоражено. — Я Вас искала, а Вы, оказывается, на Земле. Вы не представляете, что у нас там творится! Помните, мы видели на свалке старые «призраки», ими еще летающие пиявки интересовались, ха-ха, с гастрономическими целями. Так вот, эта биотехнологическая рухлядь оказалась способной к репродукции. Образовали у себя в горах как бы техногенную, квазибиологическую популяцию. Конечно, почти все функции и системы у них выродились, мутировали; пиявки бы с ними разобрались в ближайшее время… Но тут, представьте, появляются эти завезенные в Котловину дикари, пантиане. Делают себе примитивные скафандры, проникают в горы, начинают этих выродившихся «призраков» от пиявок защищать и, в конце концов, как-то приручают. Наверное, какие-то командные и обучающие программы в них всё же сохранились.

Говоря всё это, Клара успела дойти до автомата с газосоком и продолжала уже между жадными глотками:

— Теперь послушайте, что творилось у нас вчера. Базу с трех сторон атакуют эти «призраки»-недомерки, облепленные дикарями. Они гонят перед собой волну моих несчастных пиявок. Те сминают защитные ограждения. Дикари врываются на Белую Скалу. Десантный корпус требует немедленной эвакуации гражданского персонала. Планетарный Совет вынужден начать переговоры с дикарями. От их имени выступает этот голубокожий; они, оказывается, подданные вашего герцога. И итог — нам объявляют, что теперь Айгон объявлен алайским владением. И мы еще обязаны за сохранение своих объектов организовать вам транспортное сообщение с Гигандой. Уже привезли кучу всякого народа. Хорошо еще, что обратными рейсами стали дикарей вывозить. А я к себе, в институт, пока всё не уляжется.

После третьего стакана Клары шумно икнула и сказала осоловевшим голосом:

— Да, еще. Моя ассистентка, помните, Мирри. Так вот, она увлеклась одним вашим. Такой молоденький, совсем несимпатичный, нос картофелиной. Зовут как-то чудно, Вак, Пак…

— Баг, — машинально поправила Вин и, не говоря больше ни слова, пошла на посадку.

Впереди нее вышагивали сопровождаемые офицерами КОМКОНа Охотники — четыре женщины и восемь мужчин. При взгляде на этих пожилых людей терялась как-то уверенность, что им удастся спасти ее мир от ужасных Оборотней. Впрочем, все эти Охотники, Оборотни, Странники со своими артефактами ее больше не интересовали. В глазах стояли слезы, горло и грудь жгло нестерпимой болью. Нагнавший ее Хэнг обеспокоено взглянул в лицо и сразу отошел в сторону. Она нашла в себе силы дойти до каюты и разрыдалась, только срастив за собой неподатливую дверную диафрагму.

— Извини, Вин, меня вызывают в Планетарный совет, — Хэнг торопливо просматривал телетайпную ленту. — А Вас уже ждет алайский транспорт в Котловину.

Белую Скалу было не узнать. Прямо в зале космопорта стояли крытые шкурами шалаши меднокожих варваров и армейские палатки под маскировочными сетками. По периметру расхаживали парами пантианские копьеносцы в меховых плащах и алайские егеря-автоматчики в утепленной форме. Чуть поодаль дежурили земные десантники в скафандрах и с ручными излучателями.

Различив у выхода фигуры Динги и Бага, Вин поспешила в их сторону, но на полдороге ее перехватил обремененный кустистыми бакенбардами субъект в генерал-квартирмейстерском мундире:

— Госпожа военврач! Почему не приветствуете старшего по званию?! И что, с позволения сказать, у Вас за вид?! Как можно так пренебрегать уставом, особенно здесь, в присутствии инопланетян?!

… Спотыкнувшись, Вин остановилась, оглядела себя. Да, вид совершенно не уставной. Форменное платье на Земле, конечно, вычистили, но утюга достать там так и не удалось. А на ногах вместо положенных сапог женских облегченных — подаренная Езой на прощание пара теплоэкранированных босоножек.

— Вы что, военврач, язык проглотили?! Откуда Вы вообще здесь взялись? Что, сюда еще и госпиталь перебросили?

— Госпожа военврач со мной, Ваше Высокопревосходительство! — промурлыкал подоспевший Динга в новеньких контр-адмиральских эполетах.

— Почему тогда в армейской форме? — генерал разошелся не на шутку. — У вас на флоте, может, положено ходить с голыми ногами, а здесь такое не пройдет! Это, государи мои, вам не Гиганда! Это другая планета, прошу не забывать! Обычный бардак! Какие-то моряки, врачей зачем-то завезли, а меня в известность никто не ставит!

Динга стал шептать что-то в ухо продолжавшего гневно взрыкивать высшего чина, а Вин перенесла внимание на подошедшего Бага. От ее молчаливого взгляда его широкая улыбка сразу потускнела, стала виноватой.

Кое-как отбрехавшись от генерала, Динга вывел их наружу к стоявшей у края обрыва реактивной платформе. В свое время айгонскую экспедицию собирались оснастить такими же, но тогда из-за ради экономии топлива остановили выбор на наземном транспорте. Теперь, похоже, проблемы с горючим остались в прошлом. Баг занял место за штурвалом и направил изрыгающий огненные струи аппарат к облачному морю. Сзади пристроилось сопровождение — стайка маленьких, не больше трех метров высотой, летающих конусов.

Динга, захлебываясь словами, рассказывал, как в горном ущелье были обнаружены выводки одичавших конусов, которых удалось приручить. Судя по тому, что Динга настойчиво акцентировал собственную роль в этом деле, пантиане, скорей всего, поладили с конусами без него. Впрочем, на базу землян, видимо, их направил всё же островитянин. Ракетолет прошел через облачный слой, и Вин вновь увидела чахлый лес Котловины Багира под низким хмурым небом, затянутым тучами.

— Терраформированный район пришлось разделить с Империей, — с важным видом излагал Динга нынешнюю политическую ситуацию. — Маленькие участки получили еще мурисцы, хамахарцы и другие нейтралы. Земляне взяли на себя доставку людей и грузов с Гиганды в каждый из секторов. Мы для начала потребовали перебросить сюда сводный десантно-егерский отряд, ну а сейчас начинаем принимать колонистов. Правда, каторжников возить седьможуки сразу отказались. Пришлось набирать по всему герцогству мужичье. Будем сажать их на землю, а то Котловина совсем обезлюдела. Варвары так и рванули на Гиганду, мы ведь им Южно-Полярные острова уступили. Еле-еле уговорил вождей оставить здесь молодых охотников. Формирую из них 1-ю колониальную эскадрилью биоштурмовиков.

Платформа подлетела к бывшему экспедиционному лагерю, претерпевшему поразительные изменения. Впрочем, старый купол и домик биолаборатории стояли на месте, но теперь они попросту терялись среди скопления сборных ангаров и жилых модулей. На окружающих памятный холм позициях самоходных ракетометов и зенитных орудий мокло под мелким дождем боевое охранение. Одна из зениток лениво повела стволом, после чего Динга стал спешно диктовать в микрофон свои позывные. Ракетолет с ревом опустился на выжженную площадку. Конусы прошли на бреющем полете и, набрав высоту, исчезли среди низких облаков.

— Не любят варвары, когда над головою тучи, — пояснил Динга, помогая Вин выйти из кабины. — В Котловину их теперь силком не затянешь, натосковались по чистому небу.

Вин спешно и, явно формально, допросил особист, попросив составить подробный отчет, после чего ее оставили в покое. Динга умчался по своим делам, а Баг счел за благо держаться подальше. Такое безразличие окружающих могло только радовать, однако постепенно возникло беспокойство — не забыли бы покормить; идти искать здесь столовую совсем не хотелось. К счастью зашел командир барон Лукс, прихвативший с собой большой термос с кофе и упаковку бутербродов.

Пока Вин через набитый рот делилась воспоминаниями обо всем случившемся с ней на Земле, Лугс с отстраненным видом крошил пальцами кусочки хлеба. Уязвленная таким невниманием, Вин с вызовом спросила:

— Наверное, Вы считаете, что я несу ерунду обо всех этих оборотнях, тагорянях, леонидянях… Вы и в землян-то не верили еще пару недель назад.

Лугс досадливо стряхнул крошки с рук:

— Знаете, почему я раньше всегда возражал против разговоров об инопланетянах? Потому, что видел в «конусниках» вид новой религии, веру во всемогущих пришельцев, которые прилетят и разом решат все наши проблемы, так что ничего не надо будет делать самим. И вот эта сказка оказалась правдой! Нам не нужно теперь запускать ракеты, строить планетолеты — седьможуки сами доставят нас в космос со всем необходимым…

— В Вас говорит простая досада! — Вин не была настроена скрывать отвратительное настроение. — Думали стать первым человеком на другой планете, а теперь тут целый город.

— Из Вашего рассказа я понял одно, самое важное, — барон вытянул ноги, тут же упершись ими в стену. — В этой Вселенной на каждого найдется тот, кто выше его настолько, насколько божество выше простого смертного. Мы были богами для меднокожих варваров, для нас богами являлись земляне, а для тех — Метагомы. Но чтобы с тобой считались, надо уметь что-то делать самим, не быть простой игрушкой в руках богов. Земляне затеяли войну с Метагомами, варвары приручили конусов. А мы?

— Что мы? — нахмурилась Вин.

— Нас приняли всерьез только потому, что мы сами вышли в Космос, летаем от планеты к планете. Если сейчас мы позволим землянам всё делать за себя, то станем для них такой же игрушкой, какой были пантиане в этой котловине. Завтра я увожу «Заггуту» к Гиганде. Пусть для этого понадобится полгода, но я завершу свой полет сам, без всех этих земных штучек.

— Если не земляне, не их, как Вы сказали, штучки, то через тридцать лет Гига взорвется! — вскинулась Вин.

— И нам тридцать лет сидеть, сложа руки? Спокойно ждать, пока земляне спасают наше солнце? — Лугс выпрямился, почти достав головой до потолка. — К тому же, по Вашим словам, сами земляне не очень-то верят в успех своей затеи.

— Что же, — Вин иронично улыбнулась. — Нам остается только молиться. Брат Ригг, кажется, считает это самым действенным.

— Каждый должен делать то, что должен. Монах — молится, летчик — летать! — Лугс повернулся к выходу, но задержался на пороге, чтобы закончить. — КСАГ одобрил мое предложение об астрофизической экспедиции. Следующим рейсом «Заггута» полетит к Пирре. Надо подобраться поближе к Гиге, чтобы понять, как влиять на процессы внутри звезды. У нас хороший стимул быстро научиться этому!

— Нет, я совершенно не понимаю! — несмотря на обиженный тон в речи Динги проскальзывали возбужденно-радостные нотки. — В конце концов, «Заггуту» можно отправить и в автоматическом режиме! И зачем терять месяцы, когда как раз сейчас выстраиваются основы нового устройства мира! Лично я через неделю должен присутствовать на конференции Лиги девяти материков.

— Да, Лугс, извини, — раздался виноватый голос Хэнга. — Я тоже должен присутствовать на этой конференции. Меня назначили к вам послом. Я внес полетные планы в бортовую машину «Заггуты». Вы уже вышли из стартового окна, поэтому два модуля придется отстыковать, чтобы набрать нужное ускорение. Но и экипаж у вас будет меньше.

Комариное зудение в наушниках начинало надоедать, а Вин хотелось на последок спокойно попрощаться с Айгоном. Она отключила связь и стала смотреть на замерзшее озеро Девы Тысячи Сердец, стараясь навсегда удержать в памяти красоту этого места. Динга и Хэнг еще что-то говорили, открывая в разнобой рты за остеклением шлемов, потом пожали на прощание крест накрест руки и пошли к своему глайдеру. Вин подождала еще минуту и полезла по лестнице вслед за командиром в люк «Тары».

Оставалось расположиться в показавшейся страшно тесной кабине, проверить как закреплены контейнеры с образцами, приободрить Варру, устроенную в амортизирующем боксе, и терпеливо ждать.

Вин покосилась на насупленного Бага, занимавшего соседнее кресло:

— Не думала, что ты оставишь здесь свою новую подругу… Мирри.

Бортмеханик неопределенно пожал плечами в стягивающих их ремнях:

— Мы интересно провели с ней пару дней, а потом она сказала, что мне надо учиться, учиться и еще раз учиться. Будто я ее чем-то обидел…

— Бедная девушка, — произнесла Вин со лживым сочувствием. Баг солидарно засопел.

— Внимание, корабль занимает стартовое положение, — объявил командир.

Где-то внизу заурчали моторы, и кабина, будто в аттракционе, стала заваливаться назад, возносясь на поднимающейся из раскрытого корпуса «Тары» ракете. Лежа на спине, Вин увидела внизу удаляющийся глайдер и полуразобранный «Дикобраз», замерший на обледеневшей гальке памятником экспедиции. Кабина корабля стала потихоньку раскачиваться на высоком основании ракеты, но Вин не успела по настоящему испугаться — снизу довольно чувствительно поддали двигатели первой ступени.

На грудь навалилась душная тяжесть ускорения. Кабина тряслась, будто погремушка в руках дитя-великана. Это было совсем не похоже на недавние плавные антигравитационные взлеты на кораблях землян. Вин успела подумать, что, может быть, следовало последовать примеру Динги и быстренько добраться на Гиганду попутным «призраком». Потом вдруг настала удивительная легкость. Неужели уже орбита? Но в следующий миг с жестким рывком заработала вторая ступень и все предыдущие ощущения померкли по сравнению с этим.

Сознание милосердно покинуло ее. Придя в себя, она обнаружила перед собой висящий в воздухе тюбик помады, непостижимым образом выскользнувший из застегнутого кармана комбинезона, находящегося, к тому же, внутри скафандра. В одном из иллюминаторов мерцало искорками звезд черное небо, в другом — проплывала морщинистая поверхность только что покинутой ими планеты. Барон Лугс выводил «Тару», вернее, оставшуюся от гордого ракетоплана взлетную капсулу, на курс сближения с «Заггутой». Впереди была стыковка и многомесячный полет в крошечных отсеках планетолета. Зато с нею рядом будет Баг, и уж больше она не даст никому его у себя увести!

Капсула поднималась на более высокую орбиту. Вин будто чувствовала за тонкими стенками холодное дыхание по настоящему Открытого Пространства. Ей вдруг вспомнилось то, как брат Ригг рассказывал ей о существующем на Земле учении ноофилистов, которые считают Вселенную вместилищем ментальных отображений всех живших в ней мыслящих личностей. Показавшаяся тогда наивной и смешной теория здесь воспринималась совсем по другому. Может, духовный кризис землян случился именно оттого, что они стали прыгать, а не летать в Космосе, потеряли чувство причастности к величию Мироздания, которое могло оставить равнодушным разве что Метагома, потонувшего в черной Вселенной своих размышлениях.