Алекс Кросс. Территория смерти

Глава двадцать седьмая

Тигр был таинственным субъектом во всех отношениях, загадкой, которую до сих пор никому не удалось разгадать. И к его прозвищу африканские тигры не имели никакого отношения, разве что самое опосредованное. Он был один в своем роде — ни на кого не похож, сильнее всех прочих, мог голыми руками убить любое животное, а уж человека — тем более.

Прежде чем отправиться на учебу в Англию, Тигр прожил около двух лет во Франции и соответственно знал в совершенстве и французский, и английский языки. Неожиданно выяснилось, что у него прекрасные способности к иностранным языкам и великолепная память, благодаря которой он запоминал наизусть целые страницы любого текста с одного прочтения. Приехав во Францию, Тигр первое лето занимался тем, что продавал на парковочных площадках рядом с Версалем игрушечных птичек французским детям, а расплачивались за них родители. Здесь Тигр усвоил свой первый жизненный урок, состоявший в том, что он терпеть не может белых людей, особенно их семьи.

В этот день ему предстояло осуществить некую миссию в городе, который он не выносил, поскольку белые люди слишком сильно здесь наследили: поставили, казалось, в этом месте свою несмываемую печать. Город Порт-Харкорт находился в Нигерии, в районе Дельты, там же, где и львиная доля действующих нефтяных скважин, разведанных и пробуренных в этой стране.

Но так или иначе, игра началась, и ему нужно собрать свою долю даров этой щедрой земли.

Черный «мерседес» мчался на большой скорости вверх по холму к самой богатой части города, где жили иностранцы, — и прямиком в лапы к Тигру.

Как обычно, Тигр ждал свою добычу, проявляя исключительное терпение и выдержку, а когда подошло контрольное время, вышел на середину улицы, покачиваясь, изображая пьяного. Водитель «мерседеса» должен был или затормозить прямо перед ним, или сбить его и проехать дальше.

Возможно, только потому, что Тигр был очень высокий и крупный, водитель в последний момент ударил по тормозам и остановился. Он опасался за облицовку радиатора дорогого автомобиля: при столкновении с Тигром она получила бы серьезное повреждение.

Тигр хорошо видел сидевшего за рулем и ругавшего его последними словами чернокожего в куртке с галунами — фактически их отделяло друг от друга лишь безукоризненно чистое лобовое стекло. Тигр с быстротой молнии выхватил пистолет и сквозь это сверкающее стекло застрелил шофера и расположившегося рядом с ним на переднем сиденье телохранителя.

В следующую секунду подлетели его ребята и, встав с обеих сторон у задних дверей автомобиля, начали крушить ломиками дверные стекла. Затем, распахнув дверцы, они выволокли из салона визжавших от ужаса двух белых детей — мальчика и девочку.

— Не смейте их бить! — рявкнул Тигр. — У меня насчет этих сопляков свои планы.

Часом позже Тигр и двое захваченных им детей находились в бедной хижине на заброшенной ферме за пределами города. Теперь, правда, мальчик и девочка были мертвы и так изуродованы, что их не узнала бы и родная мать. И неудивительно: Тигр живьем сварил их в котле с кипящим маслом. Его работодатель выбрал способ убийства, наиболее распространенный в Судане. Что касается Тигра, то ему было безразлично, как умертвить их.

Тигр извлек из кармана сотовый телефон и набрал городской номер. Когда на противоположном конце провода сняли трубку, он не позволил родителям-американцам вставить хотя бы слово. Как не дал возможности заговорить ни представителям властей, ни местному боссу мафии, работавшему на нефтяную компанию и содержавшему наемных бойцов для защиты белых специалистов от нападений местных экстремистов.

— Если вы хотите снова увидеть Адама и Хлою, выполняйте все мои указания. Прежде всего храните полное молчание. Если кто-то из вас произнесет хоть слово…

Тут, ясное дело, подал голос коп, сидевший рядом с родителями, и Тигр сразу отключил телефон. Он позвонит им через некоторое время, сообщит о своих условиях и получит деньги не позже сегодняшнего вечера. Такого рода работу Тигр считал плевой, а лежавшие рядом трупики Адама и Хлои напоминали ему о капризных и жадных белых детях, которым он продавал игрушечных птичек недалеко от Версаля.

Тигр не испытывал к ним ни малейшей жалости, да и вообще никаких чувств. Он считал свои преступления бизнесом — не более того.

Так что Тигр заработал очередную значительную сумму.

А завтра найдет способ заработать следующую.

Глава двадцать восьмая

Я был полон решимости преследовать свихнувшегося убийцу и его банду всюду, куда бы меня ни забросила судьба. При этом я отлично знал, что моя миссия отнюдь не простая.

— Кто-то взял мой паспорт, — сказал я, со значением посмотрев на Нану. — Ты его похитила?

Проигнорировав этот вопрос, она молча поставила передо мной два яйца всмятку. Основательно переваренных и без поджаристого тоста, как я заметил чуть позже. Итак, война объявлена.

— Ну я, — наконец отозвалась Нана. — Ты ведешь себя как упрямое дитя, соответственно такое к тебе и отношение. Я конфисковала его, — добавила она через минуту. — Мне больше нравится «конфисковала», чем похитила.

Я отодвинул тарелку.

— Элли Кокс сейчас на небесах, потому что ее убил этот тип. И всю ее семью тоже. И еще одну семью — здесь же, в округе Колумбия… Только не делай вид, будто все это не имеет к нам никакого отношения.

— Не «к нам» — а к тебе и к твоей работе. Вот к чему это имеет отношение. — Нана налила мне полчашки кофе, после чего с независимым видом направилась в свою комнату.

Я крикнул ей вслед:

— А знаешь ли ты, что похищение заграничного паспорта — преступление, которое преследуется по закону?

— Коли так, арестуй меня, — ответила она, с силой захлопнув за собой дверь. Ну вот. Еще только шесть утра, а я уже проиграл первый раунд.

Мы с ней, каждый по-своему, готовились к этой конфронтации с тех пор, как я впервые упомянул о возможной поездке в Африку. Поначалу Нана вела себя довольно сдержанно, лишь клала по утрам на видное место статьи из «Таймс» с заголовками вроде: «Гибельная Дельта». Потом однажды выскользнула вечером из дома под предлогом посещения прачечной, после чего у меня на столике рядом с ключами появился конверт с вырезками из пространного пресс-релиза Би-би-си, пестревшими подчеркнутыми фломастером фразами: «Братоубийственная война в Нигерии», «Кровавые межплеменные конфликты» — и другими, в том же роде.

Поскольку я не обратил внимания на эти молчаливые печатные предупреждения, Нана стала ходить за мной по пятам с составленным ею длиннющим списком, громогласно перечисляя бесчисленные опасности и потенциальные риски, с которыми мне, весьма вероятно, предстоит столкнуться в этой неспокойной стране, будто я ничего об этом не знал. Между тем я давно уже составил в уме подробный и даже несколько больший список угроз, поскольку о многих вещах, касавшихся моей профессиональной деятельности, Нана не имела представления.

Ее любимыми темами были: резня мусульманами христиан на севере Нигерии, насильственное изгнание христиан с плодородных земель в центре страны, известные случаи людоедства, когда, к примеру, студенты одного нигерийского вуза полакомились собственным преподавателем, обнаружение массовых захоронений в Окидже, жестокость и коррумпированность местной полиции и, наконец, похищение людей средь бела дня в Порт-Харкорте.

Разумеется, Нана во многом была права — и относительно напряженной обстановки в Нигерии, и опасностей, которые меня там подстерегали. Я же ставил себе в вину, что не изловил убийцу на подведомственной мне территории, где пользовался довольно широкими возможностями. И уже по одной этой причине я решил достать этого парня, чего бы мне это ни стоило, хотя, несмотря на прослушанный мной импровизированный ознакомительный курс, весьма смутно представлял себе, что в реальности ждет меня в Африке. Из скупых сообщений, поступавших от моего контакта, работавшего на ЦРУ, я знал только, что подозреваемый действительно вернулся на родину и находится в Лагосе, по крайней мере находился там несколько дней назад.

Чтобы ускорить получение визы, мне пришлось подергать за кое-какие ниточки, а потом, когда виза оказалась у меня в кармане, выложить немалые деньги за «горящий» авиабилет, который позволит мне преодолеть семьдесят пять тысяч миль до Лагоса.

Теперь единственным препятствием на моем пути была моя восьмидесятивосьмилетняя прабабка. Но препятствие она представляла собой весьма серьезное, поскольку отказалась выходить из своей комнаты и просидела там до тех пор, пока я не отправился на работу, так и не обмолвившись ни единым словом о том, где находится «конфискованный» у меня заграничный паспорт.

А без паспорта, как вы понимаете, я смог бы доехать только до аэропорта.

Глава двадцать девятая

В тот вечер я решил попотчевать Нану лекарством из ее, так сказать, собственной аптечки. Подождав, пока заснули дети, я прошел к ней в комнату и увидел ее в любимом кресле для чтения. Она склонилась над мемуарами диктора Би-би-си Линн Трасс.

— Что это? — Нана с подозрением посмотрела на толстую папку из манильского картона, которую я сжимал в руках.

— Новые статьи. Из той серии, что ты так любишь. Хочу, чтобы ты их прочитала, Нана. Там об убийствах, вероломстве, насилии и геноциде.

В статьях, которые я передал Нане, описывались преступления банды убийц, оперировавших в округе Колумбия. В частности, в папке находились два больших, хорошо написанных очерка из «Пост», посвященные убитым семьям и снабженные многочисленными фотографиями. Среди них были снимки, запечатлевшие убитых в их лучшие времена, когда все они еще носили на плечах собственные головы.

— Алекс, я уже сказала тебе все, что думаю по этому поводу. Мне отлично известно, как происходили убийства, и я больше не хочу возвращаться к этой теме.

— Я тоже.

— У тебя нет никакой необходимости совать нос в каждую дырку. Откажись хотя бы от этого дела, очень тебя прошу.

— Хотел бы, да не могу.

Я положил папку Нане на колени, поцеловал ее в теплую макушку и направился к двери.

— Вот упрямица, — пробормотал я себе под нос, выходя из комнаты.

— От упрямца слышу! — бросила Нана мне в спину.

Глава тридцатая

Утром я спустился в гостиную около пяти тридцати и очень удивился, увидев, что Дженни и Али уже поднялись с постели. Нана стояла спиной ко мне у плиты и колдовала над неким блюдом, от которого изумительно пахло корицей.

Я почувствовал, что меня поджидает ловушка.

Дженни взяла со стойки стаканы с апельсиновым соком и поставила на стол, застеленный белоснежной скатертью. Передо мной красовалось надраенное до блеска столовое серебро и лежала крахмальная салфетка, перехваченная кольцом.

Али уже сидел на своем привычном месте и с аппетитом ел овсяную кашу с молоком. Отсалютовав мне испачканной в каше ложкой, он возгласил:

— Отец уже здесь.

— Какая приятная неожиданность, — намеренно громко произнес я.

Нана даже не повернулась, хотя слышала мои слова.

Лишь в эту минуту я заметил окаймленную желтой тесьмой большую карту Африки, прикрепленную липкой лентой к дверце холодильника.

А потом, опустив глаза, увидел лежавший на столе между приборами и салфеткой свой заграничный паспорт.

— Не скрою, — сказала Нана, повернувшись ко мне, — что общаться с тобой при жизни было довольно приятно.

Глава тридцать первая

Оперативник ЦРУ Йен Флаэрти временно исполнял обязанности сиделки у перепуганной семьи, обитавшей в центре Порт-Харкорта в Нигерии. У приехавших из Америки состоятельных родителей похитили сына и дочь, и все люди, находившиеся в гостиной, собрались около телефона в ожидании, когда похититель позвонит и назовет сумму выкупа. Нечего и говорить, что обстановка в комнате была самая удручающая.

Только не это, подумал Флаэрти, когда зазвонил его сотовый и все как по команде повернули к нему головы.

— Боюсь, этот звонок не имеет никакого отношения к нашему делу. — Вынув из кармана телефон, Флаэрти вышел в сад, начинавшийся сразу же за стеклянной дверью гостиной.

Звонили из Америки. Опять, наверное, что-нибудь срочное.

Флаэрти приложил сотовый к уху и услышал голос Эрика Дана, сотрудника из его департамента, но занимавшего более высокую должность.

— Вырисовывается весьма пикантная ситуация. Детектив Алекс Кросс из отдела убийств управления полиции округа Колумбия направляется в Нигерию. Прибудет в столицу рейсом «Люфтганзы» номер 564 в четыре часа тридцать минут вечера. Тигр все еще в Лагосе? — спросил Дана.

— Он здесь, — ответил Флаэрти.

— Вы лично видели его?

— Видел… Хотите, чтобы я встретил детектива в аэропорту?

— Оставляю это на ваше усмотрение.

— Возможно, будет лучше, если я все-таки встречу его. Алекс Кросс, говорите? Позвольте мне как следует обдумать создавшееся положение.

— Обдумайте. Помните только, что вам придется взять его под свою опеку. С ним ничего не должно случиться… Если, конечно, он сам не станет слишком уж лезть на рожон. Дело в том, что в Вашингтоне у Кросса большие связи и его влиятельные друзья очень хорошо к нему относятся. А ни мне, ни вам не нужны неприятности. Особенно в этой стране.

— По-моему, вы слишком поздно вспомнили об этом. — Флаэрти неприятно-цинично засмеялся.

Потом повернулся и отправился успокаивать несчастных родителей, чьи дети к этому времени почти наверняка были мертвы.

Но заплатить выкуп им придется в любом случае.

Глава тридцать вторая

Что ж, теперь определенно можно сказать, что расследование приняло новый оборот. Неизвестно только, к лучшему это — или к худшему.

В самолете, следовавшем рейсом Вашингтон — Франкфурт с промежуточной посадкой в Лагосе, почти не осталось свободных мест, и в салоне было очень шумно, по крайней мере в течение первого часа перелета. По этой причине и от нечего делать я стал играть в детскую игру, размышляя, кто из пассажиров выйдет в Лагосе, а кто продолжит полет в Германию, но вскоре мной овладели куда более серьезные и мрачные думы.

Сначала я вспомнил все события, предшествовавшие этому полету. Я так углубился в свои воспоминания, что добрался до тех далеких дней, когда мы с Элли любили друг друга, а потом, неожиданно, вновь вернулся к сегодняшним семейным проводам и крайне отрицательному отношению к моей поездке Наны.

Прощальный — не дай, конечно, Бог — подарок Наны лежал у меня на коленях. Это был томик воспоминаний нигерийского писателя Воле Сойинка: «Если собрался уходить, уходи на рассвете». Нана не забыла вложить в книгу семейное фото, которое запечатлело Дэймиена, Дженни и Али, весело проводивших время в «Диснейленде». На снимке, сделанном около года назад, за детьми гнался актер в облачении Микки-Мауса. Дети смеялись.

Нана также не поленилась подчеркнуть для меня изречение на языке йоруба на титульном листе: «Приближаясь к почтенному возрасту, человек перестает ввязываться в битвы».

Мне пришло в голову, что таков ее способ оставить последнее слово за собой. Но как ни странно, подчеркнутая Наной фраза, призывавшая к мудрости и сдержанности, лишь укрепила меня в мысли добиться за время поездки той цели, к которой я так стремился.

Я решил, что, несмотря на все препятствия и враждебное окружение, обязательно найду убийцу Элли и ее семьи. Ведь это мой долг. Ибо я — Алекс, победитель драконов!

Глава тридцать третья

— Ага, Сойинк! Писатель, объясняющий все на свете. Вам приходилось читать его раньше?

Секунду или две я не отдавал себе отчета в том, что в проходе рядом со мной остановился какой-то человек, а подняв на него глаза, обнаружил самого низенького священника, какого когда-либо видел. Уточняю: не самого низенького человека, но именно низенького священника. Его белый воротничок находился как раз на уровне моих глаз.

— Нет, не приходилось. Эта книга — первая, — ответил я. — В сущности, это прощальный подарок моей бабушки.

Глаза священника заблестели, а сам он оживился еще больше.

— Она что — нигерийка?

— Ничего подобного. Просто хорошо начитанная американка.

— Увы, нет в мире совершенства. — Священник добродушно рассмеялся, чтобы я, не дай Бог, не воспринял его слова как оскорбление. — «Приближаясь к почтенному возрасту, человек перестает ввязываться в битвы». Это пословица племени йоруба.

— Вы принадлежите к этому племени? — спросил я. Мне показалось, что он говорит с нигерийским акцентом, но я был не в состоянии отличить язык йоруба от языка игбо, хауса или других.

— Да, я йоруба и христианин, — сказал он, а потом, подмигнув мне, добавил: — Или христианин из племени йоруба, как ответил бы наш епископ, если бы вы спросили у него об этом. Ой, что-то я разболтался… Надеюсь, вы никому не скажете о том, что я вам тут сейчас наговорил?

— Никому не скажу. Будьте спокойны.

Он протянул мне руку, как если бы хотел скрепить наш неофициальный договор рукопожатием, но когда я сделал ответный жест, стиснул мою большую руку двумя своими крохотными ладошками и долго тряс ее. Казалось, хотел передать мне часть доброты и дружелюбия, переполнявших его, и, возможно, что-то еще.

— Принимаете ли вы Иисуса Христа как своего Бога и Спасителя, детектив Кросс? — вдруг спросил он.

Я высвободил свою руку.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

Он слышал мой вопрос, но не ответил на него и сказал другое:

— Поскольку если в вашем сердце нет Бога, сейчас самое время впустить Его, особенно учитывая то, куда вы направляетесь. Итак, примите Иисуса Христа, сын мой.

С этими словами священник перекрестил меня.

— Я — отец Бомбата. И да пребудет с вами Господь, детектив Кросс. Вам понадобится Его помощь в Африке, уверяю вас. Сейчас здесь плохие времена. Брат восстал на брата, а что может быть хуже этого?

Потом священник предложил мне занять свободное место рядом с его креслом, и мы проговорили несколько часов подряд.

Но он так и не сказал, откуда узнал мое имя.

Глава тридцать четвертая

Через восемнадцать часов, показавшихся мне вечностью, самолет компании «Люфтганза», осуществлявший рейс Вашингтон — Франкфурт с промежуточной посадкой в Нигерии, наконец коснулся колесами бетонки аэропорта Мурталлы Мухаммеда в Лагосе.

Когда самолет пошел на снижение, моему взору открылись грандиозные просторы Сахары, граничившая с ней со стороны побережья саванна и проплывавшее под крылом изумрудно-зеленое пространство Гвинейского залива, на берегу которого высился Лагос.

Немного позже, когда я ступил на раскаленные от солнца бетонные плиты аэропорта, мне пришло в голову, что пределы Штатов я не покидал и приземлился в одном из южных американских городов, к примеру, Форт-Лодердейле.

— Извините, сын мой, но сейчас я вам ничем не смогу помочь, — произнес отец Бомбата и снова пожал мне руку, после чего мы расстались. Как выяснилось, священника поджидала в аэропорту целая делегация прихожан, жаждавшая сопроводить его до места назначения. — Только не забудьте сунуть в задний карман двести найра, — сказал он мне на прощание.

— Зачем это? — спросил я.

— Наши главные проблемы разрешает Господь, а все остальные — деньги.

Сказав эту загадочную фразу и продолжая улыбаться, маленький священник вручил мне свою визитную карточку, приветливо помахал рукой и направился к пастве.

Я понял, что он имел в виду, когда оказался в толпе пассажиров в секторе иммиграционного контроля. Чтобы преодолеть воображаемую нигерийскую границу, мне понадобилось добрых три часа. И неудивительно: в очереди стояли около четырехсот человек, а обслуживали их всего два медлительных чиновника, едва шевеливших пухлыми конечностями. Кроме того, очередь двигалась в разном ритме, что еще больше замедляло процесс. Часть пассажиров по непонятной для меня причине проходила контроль довольно быстро, тогда как другие, даже добравшись до заветной конторки, за которой располагались чиновники, вынуждены были ждать, когда те обратят на них внимание, до получаса и больше. Дважды я замечал, как мужчины в военной форме выдергивали из толпы отдельных людей и уводили их из зала сквозь небольшую дверь в стене, не имевшую, казалось, никакого отношения к официальному контрольно-пропускному пункту.

Когда наконец настала моя очередь, я положил перед чиновником на конторку свой авиабилет и заграничный паспорт.

— А где же паспорт? — осведомился чиновник, даже не взглянув на предъявленные мной документы.

На мгновение я смутился, но потом вспомнил слова отца Бомбаты и все понял. Официальное лицо давало мне понять, что шестеренки механизма иммиграционного контроля нуждаются в смазке. Иначе говоря, почти открыто потребовал у меня взятку.

Я наведался в задний карман, достал двести найра и переправил их по поверхности конторки чиновнику. Тот не моргнув глазом взял деньги, проштамповал мой паспорт и, не удостоив меня вторым взглядом, махнул рукой следующему пассажиру.

Глава тридцать пятая

Стресс, пережитый мной из-за необходимости платить бакшиш и длительного стояния в очереди, оказался сущим пустяком по сравнению с шоком, который я испытал, когда, толкнув заляпанные отпечатками грязных рук вращающиеся стеклянные двери, прошел в здание главного терминала. Здесь я впервые осознал, что нахожусь в огромном тринадцатимиллионном мегаполисе, и, вероятно, половина его, судя по оглушительному шуму и сновавшим в разных направлениях огромным потокам людей, пребывает именно здесь.

«Вот, значит, какая ты, Африка, — подумал я. — И очень может быть, что где-то здесь, среди этого орущего и снующего повсюду люда, ходит мой убийца, вернее, группа убийц».

Пока я, раздвигая плечом толпу, пробирался в багажное отделение, меня несколько раз останавливали нигерийские «официальные лица». Проверяя мои документы, они задавали мне сакраментальный вопрос, есть ли у меня при себе кредитные карточки «Виза» или «Американ экспресс». С первого взгляда узнавая во мне американца, они стремились получить небольшую взятку. Вероятно, они считали бы ее маленьким вознаграждением за то, что мне позволено находиться в этой стране и заниматься своими делами.

К тому времени, когда я забрал свои дорожные сумки из багажного терминала и стал проталкиваться сквозь стену из липких от пота человеческих тел к выходу, отвращение, внушаемое мне мелкими вымогателями и попрошайками, стало ослабевать. К примеру, меня так и подмывало швырнуть несколько найра мальчишке в фуражке носильщика, предложившему донести мой багаж до стоянки такси, и вручить ему все свои пожитки. Но в последний момент что-то удержало меня от этого. Кто может поручиться, что он, забрав мои вещи, не растворится с ними в густой толпе и я его больше никогда не увижу?

Приняв все это во внимание, я сам понес свой багаж на улицу, хотя мне было жарко, душно, тяжело и неудобно. Но почему должно быть иначе? Кто, собственно, я такой? Одинокий путник, оказавшийся в чужом неведомом краю и не имевший ни малейшего представления о его обычаях и традициях. Как ни странно, эта мысль содержала в себе, помимо ряда негативных моментов, еще и нечто завораживавшее — то, что обещало разнообразные приключения и удивительные открытия.

Глава тридцать шестая

Оказавшись на улице, я не испытал облегчения, поскольку воздух здесь был горячий, влажный и насквозь пропахший едкими выхлопами. Ничего удивительного: рядом с аэропортом носились стада старых подержанных машин, извергавших зловонный дым, и огромные желтые автобусы, работавшие на тяжелом дизельном топливе. Прямо по проезжей части среди двигавшихся во всех направлениях автомобилей прохаживались аборигены, которые продавали все на свете — от газет и фруктов до детской одежды и поношенной обуви.

— Алекс Кросс?

Я повернулся на голос, ожидая увидеть знакомого мне по описаниям Йена Флаэрти, моего контакта из ЦРУ, работающего в Нигерии. В конце концов, кто, как не агент ЦРУ, способен найти нужного человека в таком бедламе?

Но я ошибся, поскольку столкнулся лицом к лицу с двумя вооруженными офицерами из регулярной правительственной полиции, а вовсе не из иммиграционной полицейской службы, как мне показалось поначалу. Окликнувшие меня парни носили черную униформу, черные береты и погоны с нашивками на плечах. У обоих висели на поясе кобуры с тяжелыми полуавтоматическими пистолетами.

— Да, перед вами Алекс Кросс, — ответил я местным представителям власти.

А потом произошло нечто не поддававшееся логическому объяснению.

Дорожная сумка и небольшой чемоданчик в долю секунды были вырваны у меня из рук, после чего один из полицейских завел мне руки за спину, и на моих запястьях защелкнулись наручники. Я ощутил жгучую боль, ибо наручники относились к так называемому жесткому типу и применялись для смирения не в меру активных нарушителей порядка.

— В чем дело? — вскричал я, силясь встать так, чтобы лучше видеть лица местных копов. — И как прикажете это понимать? По какому праву вы надеваете наручники на американского гражданина?

Нечего и говорить, что все мои вопросы остались без ответа.

Забравший мой багаж офицер вскинул руку, словно подзывая такси, и к нам подкатил белый четырехдверный пикап марки «Тойота».

Один из офицеров открыл заднюю дверь и, надавив мне на макушку, заставил нырнуть в заднюю часть салона, куда вслед за тем швырнул мою дорожную сумку. Потом дверь захлопнулась, офицер опустился на сиденье рядом с водителем, и мы тронулись с места. Второй полицейский в машину не сел и как ни в чем не бывало стал прогуливаться по тротуару.

Тут мне пришла в голову простая, но полностью отвечавшая реалиям момента мысль: меня похитили!

Глава тридцать седьмая

Безумие…

— Куда вы меня везете? Что все это значит? Я — офицер американской полиции, — возмущался я, сидя на заднем сиденье пикапа. Увы, те, что располагались впереди, не слышали, казалось, ни единого моего слова.

При попытке приподняться и наклониться к уху полицейского я получил сильный удар дубинкой в грудь и два — по лицу.

Почувствовав острую боль и услышав тихий хруст, я понял, что мне сломали нос!

Кровь хлынула потоком из сломанного носа и залила рубашку у меня на груди. Мне не верилось, что все это происходит со мной. Да это просто невозможно!

Сидевший на переднем сиденье коп повернулся и посмотрел на меня. Казалось, он размышлял, врезать ли мне дубинкой еще раз или приберечь удар для другого времени.

К счастью, он решил ограничиться устным внушением.

— Сиди тихо, белая тварь! Чертов американец, чертов террорист, чертов коп!

В Штатах я слышал, что некоторые представители местного населения терпеть не могут американцев. Особенно чернокожих, называющих себя афроамериканцами. Теперь я испытал это на собственной шкуре. Мне еще повезло, что я относился к американцам белой расы. Чтобы прочистить мозги и сосредоточиться на ситуации, я сделал несколько глубоких вдохов ртом, поскольку мою носовую полость забили сгустки крови. Отдышавшись, я огляделся. Мы неслись по переполненному шоссе. Транспорт направлялся в аэропорт и возвращался оттуда. От жары, влажности и растворенных в воздухе едких испарений скверного топлива у меня закружилась голова. Но мои похитители, похоже, не обращали на такие неудобства никакого внимания. Водитель лишь куда чаще, чем у нас в Штатах, давил на клаксон, расчищая себе дорогу.

По шоссе мчались разноцветные автомобили: зеленые, белые, красные — все старых выпусков и не в лучшем состоянии. Время от времени проплывали громадные желтые автобусы, изрыгавшие клубы удушливого дыма. Вдоль дороги двигались пешеходы — преимущественно женщины. Многие несли на спине детей, а на головах — корзинки с каким-то грузом. Мимо нас пролетали различные строения, в основном хижины, хотя попадались и вполне современные дома. Количество построек постепенно увеличивалось, как и число автомобилей, автобусов, грузовиков и других транспортных средств, из чего я заключил, что мы приближаемся к столице.

Люди жили своей привычной жизнью, занимались привычными делами, зарабатывали свои найра.

Но те, что ехали со мной в пикапе, похоже, тоже занимались привычным делом, и это пугало меня.

Сидевший впереди коп обернулся и протянул ко мне руки. Я приготовился огрести новую серию ударов дубинкой, но он лишь провел личный досмотр задержанного, то есть обшарил мои карманы и завладел моим бумажником.

— Отдайте! — крикнул я.

Коп вытащил из бумажника пачку наличности — около трехсот американских долларов и пятьсот найра — и с презрительной миной швырнул пустой бумажник мне в лицо, угодив в разбитый нос. Меня снова пронзила острая боль, отдавшаяся в голове и затылке.

Потом я закашлялся, и из носа вновь потекла кровь. Она запачкала чехол сиденья, и за это меня наградили сильным ударом дубинки по плечам. Приглядевшись, я заметил, что чехол сшит из темно-синего нейлона, который не мнется, легко стирается, моментально сохнет, и понял, зачем эти парни надевают подобные чехлы на задние сиденья. Чтобы легко смыть следы своих кровавых злодеяний, не так ли?

Теперь я не имел ни цента и ни малейшего представления о том, что все это значит и чем может кончиться. Кроме того, у меня в голове не зародилось ни единой мысли о том, как все это остановить.

Хотя я уже понял, что распускать язык не следует, поскольку это спровоцирует очередной удар дубинкой, но все-таки повторил свой вопрос:

— Куда вы меня везете? Я — американский полицейский и прибыл сюда, чтобы расследовать дело об убийстве.

Полицейский что-то пролаял на своем диалекте водителю, и тот резко вывернул руль. Меня прижало к двери. После этого водитель притер машину к бровке и ударил по тормозам. Мы остановились.

Коп и водитель вышли из машины. Оба! Затем коп рывком распахнул дверцу с моей стороны, я в прямом смысле вывалился из «тойоты» и упал на землю, поскольку со скованными за спиной руками мне нечем было держаться за борта или ручки внутри салона.

Помимо всего прочего, я угодил головой в кучу пыли, вновь испытал острую боль в разбитом лице и снова закашлялся, пытаясь на этот раз выкашлять не запекшуюся кровь, а сгустки пыли и грязи, забившие носоглотку.

Коп — или тот, кто выдавал себя за копа, ибо Бог знает, кем был этот тип на самом деле, — подхватил меня под мышки, потянул вверх и поставил на колени. Я видел, с каким любопытством наблюдал за этой сценой малыш, сидевший у заднего окна микроавтобуса «ауди», проезжавшего мимо.

— Ты — храбрый парень, белый человек. Очень храбрый — и столь же тупой, чтоб тебя черти взяли!

На этот раз, впервые за все время, говорил водитель. Приблизившись ко мне, он сначала ударил меня правой рукой по левой стороне лица, а потом левой — по правой стороне. Я держался как мог, приложив максимум усилий к тому, чтобы не упасть снова в пыль.

— Вы, ребята, отлично справляетесь со своей полицейской работой, — с издевкой произнес я, поскольку мне уже было наплевать, что произойдет потом.

А потом на меня посыпались удары.

Сначала боковой в висок. Мне даже показалось, что при этом у меня в черепе что-то лопнуло. Затем множество других.

Не знаю, сколько всего сильнейших ударов кулаками они мне нанесли. Поскольку отключился, полагаю, после четвертого.

Глава тридцать восьмая

Невозможно… невероятно, беспрецедентно.

Когда я очнулся, кругом стояла тьма. У меня все болело, особенно лицо вокруг носа. Поначалу сознание никак не отреагировало на то, что мое тело начало пробуждаться к жизни. Я не знал, что нахожусь в Африке, зачем сюда приехал, и задавался только одним вопросом: «Как, к дьяволу, я здесь оказался?»

Потом начавшее оживать сознание сформулировало следующий вопрос: «А где, собственно, это самое „здесь“?»

И секундой позже: «Куда, интересно знать, меня завезли?»

Я протянул руку и, коснувшись виска, ощутил острую боль в открытой ране. Потом вдруг вспомнил, что был в наручниках, но теперь они не стягивали более мне запястья.

Я лежал на спине на каком-то твердом покрытии. Возможно, на камне или бетоне.

И кто-то смотрел на меня сверху вниз. Я не видел выражения его лица, поскольку, повторяю, меня окружала темнота. Не непроглядная, но тем не менее…

Короче, я видел только то, что на меня смотрит чернокожий.

Потом пришло ощущение того, что на меня смотрит отнюдь не один человек, а много. Приглядевшись, я пришел к выводу, что вокруг меня собрались не менее дюжины мужчин. И тут до меня дошло — это заключенные, а сам я — в тюрьме. Такой же заключенный, как все они.

— Белый человек очнулся, — сказал кто-то из них.

Черт, меня выдала одежда, и все они давно уже знают, что я американец, а как я уже успел себе уяснить за время путешествия, американцев в этих краях не жалуют и словосочетание «белый человек» здесь сродни ругательству.

— Где я? — Мои слова больше напоминали хрип затравленного зверя, чем человеческую речь. — Вода есть?

Тот, кто заговорил первым, ответил и на мой невнятный вопрос:

— Только утром принесут, друг.

Он наклонился ко мне и помог верхней части моего тела принять вертикальное положение. Лучше бы не помогал, поскольку ребра болели так, словно по ним колотили железным прутом, а голова раскалывалась.

Впрочем, сидячее положение имело и преимущества. Так, мне удалось разглядеть, что я нахожусь в некоем подобии тюремной камеры, которая, впрочем, больше напоминала склеп или даже пещеру. А еще здесь ужасно пахло. Вероятно, из отверстия в углу — своеобразной общественной уборной. Чтобы не стошнило, я стал часто и неглубоко дышать ртом.

В камеру проникал рассеянный тусклый свет из зарешеченного окошка в двери, прорезанной в дальней от меня стене. Помещение казалось достаточно просторным, чтобы вместить дюжину заключенных, но дело в том, что нашего брата содержалось в ней раза в три больше. Все заключенные были мужчинами.

Большинство здешних обитателей лежали плечом к плечу на полу. Незначительное число счастливчиков возлежало на койках, вмурованных в стены.

— Сколько сейчас времени? — прохрипел я.

— Возможно, полночь. Кто знает? Для нас, впрочем, это не имеет никакого значения. Ибо все мы здесь люди конченые.

Глава тридцать девятая

Когда у меня в голове окончательно прояснилось, я осознал, что пропали мой бумажник и кожаный пояс, а также исчезла серьга из левого уха. Дешевенькая такая серебряная сережка, подаренная мне Дженни на день рождения.

«Куда эти типы меня завезли? Далеко ли отсюда до аэропорта? Да и в Нигерии ли я вообще?»

«Почему никто не воспрепятствовал моему похищению? Или это здесь в порядке вещей?»

Вопросов у меня накопилось много, но пока я не мог дать ответ ни на один из них. Да и смогу ли — хоть когда-нибудь?

— Мы в Лагосе? — на всякий случай спросил я своих товарищей по несчастью.

— Да. В Кирикири. Мы — политзаключенные. Так по крайней мере нам сказали. К примеру, я — журналист. А вы кто?

Со стороны двери послышался металлический скрежет. Кто-то отпирал замок с противоположной стороны. Наконец дверь распахнулась.

Я увидел двух охранников в синей униформе. Потоптавшись с минуту в освещенном коридоре, они вошли в камеру и сами мгновенно стали тенями. Потом один из них достал электрический фонарик и стал светить им в лица заключенных. Через некоторое время в свете фонаря оказался и я. Охранник светил мне в лицо довольно долго, пожалуй, несколько секунд. Я не сомневался, что эти люди пришли за мной, но они выбрали парня, назвавшегося журналистом. Охранники поставили его рывком на ноги, после чего один из них вытащил из кобуры пистолет и приставил к его виску.

— Никто не смеет разговаривать с американцем. Никто, — веско произнес этот тип, обращаясь к заключенным. — Вы меня поняли?

После этого охранники стали избивать журналиста рукоятками пистолетов, а когда он потерял сознание, схватили за руки и выволокли из камеры. Наблюдая за этими ужасами, я думал, что сплю и вижу ночной кошмар.

Большинство заключенных, видевших эту сцену, не сказали ни слова. Более того, они, казалось, восприняли случившееся с пониманием. И лишь двое или трое из них пробормотали себе под нос нечто невнятное. Во время экзекуции никто не двинулся с места, а когда охранники удалились, до моего слуха донеслись звуки, напоминавшие храп.

Что касается меня, то я во время экзекуции находился на том самом месте, где очнулся, и вбирал взглядом происходящее, а когда мерзавцы со своей жертвой удалились, сделал единственное, что мог в той ситуации: вновь распластался на полу и попытался заснуть. Это далось мне нелегко, поскольку каждый вдох вызывал у меня нестерпимую боль в груди. Кроме того, меня мучил очередной безответный вопрос: «В какой рукотворный ад меня угораздило попасть?»

Глава сороковая

Очень хотел бы сказать, что первая ночь в тюремной камере прошла как в бреду и я почти не помню деталей.

Но нет, ничего подобного. Я запомнил все до последней мелочи и сомневаюсь, что мне когда-либо суждено это забыть.

Более всего мучила жажда. По крайней мере в первую ночь. В горле стояла сушь, как в Сахаре. Кроме того, оно, казалось, сузилось до диаметра трубочки для коктейлей. Но жажда пожирала меня также и изнутри, и я не мог отделаться от мысли, что мои внутренние органы с каждой минутой все больше усыхают и уменьшаются. Не говорю уже о том, что всю ночь меня атаковали невиданных размеров москиты, а раскормленные крысы то и дело обнюхивали мою плоть, проверяя, жив ли я еще или уже умер.

По-прежнему сильно болели голова и ребра, и эта мучительная пульсирующая боль отдавалась толчками в мозгу и груди, как если бы у меня в организме включили некий болевой метроном. Но худшее заключалось в том, что мной овладевало сильнейшее чувство отчаяния и безысходности. Я как мог боролся с ним, но временами думал, что стоит мне только задремать, как со мной произойдет нечто ужасное: возможно даже, умру во сне, или меня придушит кто-нибудь из местных обитателей.

Дома мне приходилось читать статьи, которые публиковала организация «Хьюман райт уотч», боровшаяся за гражданские права, и я знал кое-что о такого рода тюрьмах. Но одно дело читать, и совсем другое — испытывать тяготы варварского тюремного заключения на собственной шкуре. Разница, как вы понимаете, огромная. Так что эту ночь можно с полным на то правом назвать одной из самых ужасных в моей жизни, если не самой ужасной. А мне, поверьте, приходилось переживать страшные ночи, когда, к примеру, я находился в замкнутом пространстве наедине с такими типами, как Кайл Крейг, Гэри Сонеджи и Казанова.

Наконец рассвело, о чем просигнализировало зарешеченное окошко на железной двери, напоминавшее мне маленький работающий телевизор. Видя, как на этом своеобразном экране постепенно меняются и высветляются краски, я вдруг почувствовал, что овладевшее мной мрачное настроение тоже начинает светлеть, и даже ощутил небольшой прилив оптимизма, если, конечно, можно говорить об оптимизме в таких условиях.

Когда мои сокамерники заворочались, закряхтели и стали просыпаться, железная дверь нашей темницы вновь со скрежетом отворилась и в дверном проеме появился силуэт охранника.

Своей жилистой угловатой фигурой он напомнил мне хищного плотоядного кузнечика.

— Кросс! Алекс Кросс! — закричал он. — На выход. Немедленно!

Я приложил немало усилий, чтобы предстать перед ним по возможности в достойном виде, ибо каждое движение давалось мне с большим трудом и отзывалось в избитом теле острой болью. Но я отчасти справился с ней, повинуясь скорее инстинкту, нежели рациональному мышлению, поскольку начал машинально выщипывать с груди волоски, покрытые запекшейся кровью, натекшей из разбитого носа, и одно острое болезненное ощущение несколько приглушило все остальные. По крайней мере мне удалось подняться на ноги, казавшиеся чужими и резиновыми, и преодолеть на них, держа торс прямо и почти не качаясь, расстояние в дюжину футов, отделявшее мое каменное ложе от двери.

Затем я вышел за охранником в коридор. Он повернул направо, и я узрел впереди тупик, вследствие чего все мои надежды, связанные с возможностью выбраться из этого места, рассыпались в прах.

Похоже, мне суждено остаться здесь навсегда.

— Я — американский полицейский, — привычно произнес я, в который уже раз возвращаясь к своей истории. — И прибыл сюда, чтобы расследовать дело об убийстве.

И вдруг меня осенило: уж не по этой ли причине я оказался в ужасной нигерийской тюрьме?

Глава сорок первая

Это определенно был ад. Двигаясь по длинному тупику, мы миновали несколько зловещего вида черных металлических дверей, ничем не отличавшихся от двери нашей камеры. Меня интересовало, сколько всего людей содержится в этой тюрьме и есть ли среди них американцы. Большинство охранников говорили по-английски, и это наводило на мысль, что американцы здесь все-таки есть.

Последняя дверь была единственной, не имевшей засовов и замка. Перед ней стоял старый офисный стул, сиденье которого, казалось, прогнило насквозь.

— Заходи, — пролаял охранник. — Не тяни время, детектив. А то ползешь, как баба на сносях…

Я наклонился, чтобы отодвинуть стоявший у меня на пути стул, но охранник опередил меня, поднял стул с пола и всунул мне в руки. Тем лучше. Надо же мне во время допроса на чем-то сидеть, тем более стоять на своих двоих мне совершенно не улыбалось, поскольку я чувствовал себя не лучшим образом.

Когда я вошел в помещение, оставшийся в коридоре охранник захлопнул за мной дверь, а потом, судя по звуку шагов, удалился.

Комната, куда я попал, очень напоминала камеру содержания заключенных, но была вдвое меньше и совершенно пустой. Каменные стены и бетонный пол покрывала краска неопределенного темного цвета. Зловонная дыра в полу, исполнявшая в камере функции общественного туалета, отсутствовала, хотя пахло здесь столь же мерзко. Из этого я сделал вывод, что когда-то все это помещение использовали как отхожее место.

Я повернулся и посмотрел на черную металлическую дверь. Поскольку замка в ней не было, я мог бы выйти и попытаться выбраться из этого кошмарного места. Глупая мысль, конечно, но еще глупее, на мой взгляд, сидеть в пустой комнате и ждать, когда сюда придут какие-то люди и совершат по отношению ко мне некий насильственный акт. Например, изобьют до полусмерти.

Возможно, ничего подобного и не произойдет, но я же не уверен в этом.

Начав подниматься со стула, я услышал в коридоре шаги и снова опустился на дырявое сиденье. Дверь распахнулась, и в комнату вошли два полицейских офицера в черной униформе — синюю носили охранники. При виде двух здоровенных типов в черных мундирах у меня сдавило спазмом желудок, и я счел это плохим предзнаменованием.

Жесткое, презрительное выражение лиц офицеров лишь укрепило мои дурные предчувствия.

— Кросс? — спросил один из них.

— Мне бы воды, — пробормотал я, вместо того чтобы ответить на вопрос. Я так хотел пить, что готов был отдать все за стакан воды. Не говоря уже о том, что с пересохшим горлом я едва озвучивал свои мысли.

Один из офицеров, в зеркальных солнцезащитных очках, посмотрел на своего могучего приятеля. Тот едва заметно покачал головой, что означало «нет».

— В чем меня обвиняют? — хрипло спросил я.

— Глупый вопрос, — ответил «зеркальные очки».

Второй офицер подошел ко мне и, словно в подтверждение его слов, врезал кулаком в живот. Удар был настолько силен, что сбил у меня дыхание и с такой легкостью сбросил со стула на пол, как если бы я был пустым соломенным кулем.

— Подними его! — сказал старший «зеркальным очкам».

«Зеркальные очки» схватил меня за шиворот, вздернул как перышко вверх, вновь придав мне вертикальное положение, после чего снова усадил на стул, сопроводив последнее движение новым, еще более увесистым ударом в солнечное сплетение. При этом он заботливо придерживал меня за плечи. Во-первых, чтобы я опять не упал со стула, а во-вторых, чтобы мой истерзанный организм по-настоящему оценил силу прямого физического воздействия. Меня тут же вырвало, чему я немало удивился, поскольку в моем желудке явно ничего не было.

— У меня есть деньги, — прохрипел я, вспомнив об успешном опыте с дачей взятки должностному лицу во время прохождения иммиграционного контроля в аэропорте.

Старший коп, высокий, как библейский Самсон, и с огромным колышущимся брюхом, как у печально известного Иди Амина, грозно посмотрел на меня сверху вниз, будто с вершины холма.

— Что ж, сейчас узнаем, сколько баксов тебе удалось припрятать.

— Здесь у меня ничего нет, — быстро проговорил я. Флаэрти, мой контакт из ЦРУ, обещал открыть на мое имя счет в банке Лагоса, до которого, впрочем, мне в настоящее время было как до луны. — Но я могу съездить в город и…

Старший коп саданул меня локтем в рот, после чего на меня градом посыпались удары, и я стал задыхаться.

Жестом попросив «зеркальные очки» отойти в сторону, гигант ловко махнул ногой и заехал мне тяжелым ботинком прямо в грудь. Я почувствовал себя так, как если бы на меня рухнула скала и придавила к земле, и утратил способность дышать.

Я скорее услышал, чем увидел, как копы вышли из комнаты, оставив меня на цементном полу.

Вот, значит, как у них делаются дела. С тобой не разговаривают, вопросов не задают, требований не выдвигают, а просто бьют до полусмерти в свое удовольствие. Но чего ради? Какой прок в этом тупом и бессмысленном насилии?

Или они хотят выбить из человека всякую надежду на возвращение в нормальный мир… Может, в этом все дело?

Глава сорок вторая

Когда я вновь оказался в тюремной камере, мне дали миску маниоки и несколько унций воды в крохотной чашке. Воду я проглотил одним махом, но понял, что не могу есть маниоку, хотя она и считается основной овощной культурой Африки. Когда я попытался протолкнуть в себя ложку этого более плотного, чем вода, продукта, стенки гортани просто-напросто сомкнулись, и я остался голодным.

Тут я заметил, что молодой заключенный, сидевший рядом со мной, опираясь спиной о стену, не сводит с миски глаз. Я приблизил губы к его уху и очень тихо, чтобы только он слышал меня, прошептал:

— Хочешь? — и протянул ему кашу.

— Мы прославляем маниоку, питательную маниоку, вкуснейшую маниоку, лучшее яство на нашей земле, — пробормотал он, принимая у меня миску, и добавил: — Это отрывок из известного стихотворения, которое мы учили в школе наизусть.

Съев маниоку и вылизав миску, он снова оперся спиной о стену рядом со мной, после чего мы стали от нечего делать глазеть на дверь, мысленно задаваясь вопросом, когда придут охранники и кого уведут с собой на этот раз.

— Как вас зовут? — шепотом спросил я.

— Санди, сэр.

На взгляд, этому воскресному мальчику было не более двадцати лет. Его одежда, хотя и грязная, говорила о том, что он, возможно, имеет какое-то отношение к среднему классу. Я также заметил у него на щеке три параллельных шрама — свидетельство принадлежности к некоему племени.

— Послушай, Санди, — сказал я. — Тебе не следует разговаривать со мной. Это строжайше запрещено, и ты навлечешь на себя неприятности.

— Да пошли они все к черту! — воскликнул он. — Что они могут со мной сделать? Посадить в карцер? Но он ничем не отличается от этой камеры…

Я вспомнил, с какой жадностью он пожирал маниоку, крепко прижимая миску к груди, как если бы опасался, что ее отберут, и спросил:

— Давно ты здесь сидишь?

— Меня привезли сюда десять дней назад, возможно, одиннадцать. Да и другие находятся здесь примерно столько же. Все ждут перевода.

Это оказалось для меня новостью.

— Перевода? Куда?

— В пенитенциарное учреждение с усиленным режимом в сельской местности. Впрочем, не исключено, что нас ждет худшая участь. Закопают где-нибудь в канаве — и делу конец.

— И сколько времени можно просидеть здесь в ожидании перевода?

Устремив взгляд в бетонный пол, он пожал плечами:

— Кому как повезет… Можно и десять дней, а можно и две недели. Короче, пока egunje не кончатся.

— Egunje?

— Бабки, чтобы давать на лапу охранникам. У вас, к примеру, бабки есть? А родственники, которые знают, что вы здесь находитесь? — Я дважды покачал головой. — Тогда у вас большая wahala, сэр. То есть проблема. У меня, кстати, точно такая же. Если у тебя нет денег или богатых родственников, ты, можно сказать, не существуешь. Но тсс! Кажется, идут охранники.

Глава сорок третья

Когда охранники разбудили меня на третье утро, им пришлось немало потрудиться, чтобы я принял вертикальное положение. Я не испытывал ни малейшего желания идти с ними, поскольку знал, что ничего хорошего меня не ждет. Грудь до сих пор болела от побоев, а в разбитую носовую полость проникла инфекция и началось воспаление.

Правда, на сей раз, выйдя из камеры, мы повернули налево. Это могло означать и перемену к лучшему в моей судьбе, и даже ухудшение теперешней кошмарной ситуации.

Я последовал за охранником, похожим на плотоядного кузнечика, по длинному коридору, выложенному каменными плитами. Потом мы преодолели несколько пролетов лестницы и, поднявшись наверх, вновь двинулись по коридору, сворачивая то влево, то вправо. Я подумал, что если бы мне вдруг удалось выбраться из камеры и отправиться на поиски выхода из этой тюрьмы, я вряд ли сумел бы найти его.

Наконец мы с охранником вышли через металлическую дверь в прямоугольный дворик, огороженный с четырех сторон каменными стенами, высотой около десяти футов и с колючей проволокой, вившейся по верхнему краю. Если это было место для прогулок, то оно производило не менее зловещее впечатление, чем все прочее в этой тюрьме. Правда, после темноты подземелья я мало что разглядел в ярком солнечном свете, поскольку у меня сразу начали слезиться глаза. Зато было вполне очевидно, что жара здесь стояла страшная.

Охранник провел меня к зарешеченной двери, находившейся в дальней от нас стене. Дверь была заперта, но сквозь прутья решетки я увидел еще один узкий коридор, очень короткий, потом очередную зарешеченную дверь и, наконец, железные ворота. За ними на значительном расстоянии просматривалось подобие парковочной площадки.

Я спросил «кузнечика», что происходит и куда он меня ведет. Он не ответил, открыл дверь и толчком препроводил меня в своеобразный загон между двумя зарешеченными дверями. Потом, оставшись снаружи загона, запер дверь и произнес не совсем понятную мне фразу:

— Решение уже принято.

— Какое? На чей счет? — спросил я.

— На ваш. Чей же еще?

Он повернулся и зашагал прочь, оставив меня в тесном пространстве между двумя решетчатыми преградами. Эта конструкция напоминала проход, по которому бегут дрессированные хищники, направляясь на арену цирка. Внезапно у меня появилась странная уверенность в том, что «тюремный» период моей жизни заканчивается. Возможно, вместе с моим земным существованием.

У меня за спиной открылась небольшая неприметная дверца, выкрашенная «под камень». Из нее высунулась голова незнакомого мне охранника, который нетерпеливо поманил меня пальцем.

— Заходите, не тяните время.

Я колебался, поскольку не сразу понял, чего он хочет от меня. Тогда он протянул руку, схватил меня за плечо и потащил за собой в дверной проем.

— Вы что — глухой? Или свихнулись? Заходите же в комнату!

В комнате, куда я вошел, был кондиционер, что повергло меня в изумление. Одновременно я понял, почему охранник так торопился загнать меня в помещение. Хотел побыстрее закрыть дверь, чтобы наружу не просочилась даже малая частица благословенной прохлады.

Осмотревшись, я сообразил, что нахожусь в самом обыкновенном офисе с двумя стандартными деревянными столами и несколькими конторскими шкафами, заставленными папками с документами. За одним из столов сидел второй парень в синей форме охранника. Он занимался бумажной работой и не обращал на меня никакого внимания. Кроме охранников, в комнате находился первый белокожий мужчина, которого я увидел с тех пор, как вышел за ворота аэропорта.

Он был в светлых брюках, просторной рубашке с воротничком на пуговичках и темных солнечных очках. Внутренний голос поспешил сообщить мне, что он скорее всего из ЦРУ.

— Флаэрти? — спросил я, хотя мужчина даже не попытался представиться и вообще не произнес ни слова.

Швырнув мне пустой бумажник, который, как я считал, у меня стащили, белый сказал:

— Господи! Ну и видок же у вас… Как говорится, краше в гроб кладут. Выйти отсюда, случайно, не желаете?

Глава сорок четвертая

Кто бы знал, как отчаянно мне хотелось выйти из этой проклятой тюрьмы и как я возликовал, узнав, что это возможно. При этом я все еще находился под впечатлением пережитых ужасов.

— Неужели это возможно?.. Кстати, как вы нашли меня? — спросил я, совершенно забыв про охранников. — Что вообще происходит? Почему меня сунули за решетку?

— Не здесь. — Флаэрти поднялся, открыл дверь и жестом предложил мне выйти первому.

Охранники даже не повернули головы в нашу сторону. Когда мы уходили, один из них вдумчиво просматривал какой-то файл, а второй болтал с кем-то по телефону. Как говорится, обычные текущие дела. Но, занимаясь своими делами, они, похоже, даже на мгновение не допускали, что находятся в кромешном аду.

Как только за нами захлопнулась дверь, Флаэрти взял меня за руку.

— Кажется, вам нужна помощь?

— Бог мой, Флаэрти, конечно, нужна. Благодарю от всего сердца.

— Вам сломали нос?

— Думаю, да.

— Вид именно такой. Я знаю, кто это сделал… Вот, возьмите… — Он протянул мне бутылку с водой, которую я тут же начал пить большими глотками прямо из горлышка. — Да не частите вы так — захлебнетесь…

Он провел меня к стоявшей на парковке под большим раскидистым деревом старой белой машине «Пежо-405». Неожиданно выяснилось, что моя дорожная сумка уже лежит в салоне на заднем сиденье.

— Благодарю вас, — снова с чувством сказал я.

Когда машина тронулась с места, я спросил:

— Как вам удалось разыскать меня?

— Поскольку в четверг вы так и не объявились, я просчитал возможные варианты и пришел к выводу, что вы можете оказаться всего в двух или трех местах. Короче говоря, за сотню я узнал, где вас содержат, а дав пятьсот, договорился о вашем освобождении.

Он наведался в нагрудный карманчик рубашки, вынул карточку и протянул мне. Карточка принадлежала представителю Сити-банка с отделением в Лагосе. На обороте синей шариковой ручкой было проставлено: ACROSS9786EY4.

— Возможно, вам захочется изменить код, а также перевести на свой счет дополнительно пару тысяч. Коли так, действуйте. В банке о вас знают.

— А что слышно о моей семье? — Мысли об оставленных в Штатах родных нахлынули на меня как волны прибоя. — Вы разговаривали с кем-нибудь из моих близких? Они в курсе произошедшего?

— Я не социальный работник. Хотя вам, наверное, кажется, что вы прошли через все круги ада, объяснения с родственниками по этому поводу не входят в мои обязанности. Извините за резкость, но такого рода ситуации здесь в порядке вещей, и я не обязан отдуваться за каждого американца, попавшего в трудное положение.

Он вынул из кармана пачку «Кэмел-лайтс», достал сигарету, прикурил, затянулся и выпустил из носа две тонкие струйки дыма.

— Можете позвонить членам семьи из отеля.

— Поражен вашей способностью сочувствовать горю ближнего.

На меня Флаэрти даже не посмотрел и ухмыльнулся, глядя прямо перед собой. Похоже, мы поняли друг друга. Определенно моя история была не самой печальной из тех, к которым он имел отношение. Наверняка Флаэрти знал истории и почище — и с куда более мрачным финалом.

— У вас в машине есть что-нибудь пожрать? — спросил я.

Он протянул руку, открыл отдел для перчаток и извлек оттуда жестянку с шоколадным протеиновым напитком. Напиток был теплым и горчил, но мне казалось, что я в жизни не ел и не пил ничего вкуснее.

Откинувшись на подушки кресла и закрыв глаза, я впервые за три дня попытался расслабиться. Однако мне не давали покоя мысли о предстоящем расследовании и о том, почему я, едва успев выйти за ворота аэропорта Мурталы Мухаммеда в Лагосе, угодил в такую переделку.

Глава сорок пятая

Глухой звук удара по крыше «пежо» заставил меня открыть глаза, и я, смахнув со лба обильно заливший его пот, сообразил, что на минуту или две погрузился в тяжелый, неосвежающий сон. В окне машины промелькнула чья-то грязная поношенная кроссовка фирмы «Адидас».

— Что за черт? — Флаэрти завертел во все стороны головой.

Мы попали в дорожный затор, и я, сколько ни всматривался в окна, видел только сплошное море замерших на месте автомобилей: по бокам, спереди, сзади — всюду.

— «Заторные» мальчики, — недовольно констатировал Флаэрти. — И как только я не догадался?

Я увидел их в зеркальце заднего вида — не менее полудюжины подростков, двигавшихся в узких промежутках между машинами. Некоторые, для быстроты перемещения в пространстве, вскакивали на крыши легковых машин или фургонов и спрыгивали с другой стороны. Подростки подходили к автомобилям, заводили разговор с сидевшими в салоне людьми, иногда отбирали у них деньги и ценности, а иногда проходили мимо.

— «Заторные» мальчики? — переспросил я.

— Здесь их так называют. Эти несовершеннолетние грабят машины, когда на улице заторы, транспорт стоит и жертва не в состоянии покинуть место происшествия. Короче говоря, мелкие воришки и грабители. Ничтожества. Помойные тараканы. Не о чем беспокоиться.

Я снова посмотрел в зеркальце заднего вида. Через две машины от нас подросток с плоской как блин физиономией и в потертой фуфайке с надписью «Ред булл» на груди сунул в открытое боковое окно руку и ударил водителя по физиономии. Чуть позже, когда он вынимал руку из окна, в ней уже находился явно не принадлежавший ему небольшой портфель.

— Думаю, нам следует что-то предпринять, — сказал я и потянулся к ручке двери, но Флаэрти пресек мое намерение.

— Что именно? Собираетесь всех их арестовать? Засадить в кутузку? Нет уж, позвольте мне урегулировать эту ситуацию собственными методами.

К этому времени один из подростков с бритой головой и россыпью злых багровых прыщей на лице приблизился к нашей машине со стороны Флаэрти и, просунув в салон голову и правую руку, помахал кулаком перед носом сотрудника ЦРУ.

— Гони бумажник! — пронзительно крикнул он. — Сию же минуту!

Флаэрти не спеша достал из-под сиденья пистолет «глок» и, положив руку с оружием на колени — так, чтобы пушку не было видно с улицы, — направил ствол на парня.

— А может, ты, сосунок, одолжишь мне свой? — рявкнул он. Парень мигом выпростал из окна голову и свою загребущую длань, после чего вскинул обе руки над головой и ухмыльнулся. — Проваливай, придурок! Или мне следует называть тебя «братком»? Не дорос еще… Проваливай, пока я не передумал!

— К этому лучше не соваться, братья, — спокойно проинформировал прыщавый своих приятелей и с помощью указательного и большого пальцев изобразил подобие пистолета. Когда секундой позже «заторные» мальчики проходили мимо нас, один из них выбил пальцами дробь по кузову машины, но, кроме этого, члены уличной банды ничем не обеспокоили нас.

Флаэрти заметил мой удивленный взгляд.

— Что, не понравилось? Вы в округе Колумбия так не поступаете? Когда вернемся в Штаты, можете высказать мне все, что вы по этому поводу думаете. Пока же зарубите себе на носу: мы не в Америке, а в Нигерии, где надо действовать быстро и решительно, поскольку местные уважают только силу.

Я снова бросил взгляд в окно и увидел, как «заторные» мальчики при полном бездействии с нашей стороны грабят следующую машину, у водителя которой средств обороны не оказалось.

— Обязательно выскажу, — пробурчал я. — Ведь такое не забывается.

Глава сорок шестая

Неожиданно у меня в голове что-то щелкнуло, и я подумал, что мне давно уже пора продолжать собственное расследование, ради которого я приехал сюда из Америки. Но при этом необходимо иметь в виду, что придется действовать так, как если бы я очутился на Марсе. До такой степени не совпадали реалии Штатов и Нигерии.

Отель «Супериор», к которому подвез меня Флаэрти, поражал внушительными размерами, но находился в состоянии запустения и явно нуждался в ремонте, о чем свидетельствовали облупившиеся стены и потрескавшаяся, выщербленная лепнина. Вероятно, в пятидесятые годы прошлого века, когда его построили, он демонстрировал прогресс в архитектурном плане, но теперь давно уже устарел и к «пятизвездочному» классу не относился. Не говоря уже о том, что на парковочной площадке перед ним сновали толпы местных жителей, продававших футболки, дешевую электронику и телефонные карточки.

Что интересно, располагался он совсем рядом с аэропортом. Таким образом, я, проведя в Нигерии почти трое суток, удалился от пункта прибытия не более чем на три четверти мили.

— Почему вы привезли меня именно в этот отель? — спросил я, надевая свежую рубашку на заднем сиденье.

— Подумал, что вам, возможно, захочется улететь отсюда первым же рейсом. Ведь и такое бывает.

— Куда улететь?

— Домой, разумеется. То, что вы пережили, детектив Кросс, это, как говорится, еще цветочки. Но и ягодки будут, когда Тигр решит заняться вами всерьез. Вам-то до него не добраться, а вот ему взять вас за шиворот — раз плюнуть. И тогда мне уже вряд ли удастся помочь вам.

Я прекратил досужий треп и посмотрел на Флаэрти в упор.

— Как вы сказали? Тигр?

Глава сорок седьмая

— Так его зовут местные, детектив Кросс. Разве вы не знали? Если разобраться, несколько главарей крупных бандитских шаек носят подобное прозвище. Но ваш парень здесь один из самых авторитетных.

— Короче, вы знаете, где его найти?

— Если бы знал, отвез бы вас прямо к нему и поставил бы в этом деле жирную точку.

Я выбросил свою запятнанную кровью рубашку в мусорный ящик и взял в руки дорожную сумку.

— В какое время мы с вами можем завтра встретиться?

Улыбку Флаэрти я воспринял как знак одобрения или удивления моим упорством.

— Я позвоню вам.

— Когда?

— Так рано, как только смогу. Ну а пока отдохните. Кстати, если завтра утром вас вдруг не окажется в номере, я сделаю вывод, что вы, слава Богу, совершенно нормальный в умственном отношении человек.

Прежде чем он уехал, я занял у него некую сумму, чтобы расплатиться за проведенную в «Супериоре» ночь и купить телефонную карточку.

Прошло три четверти часа. Я принял душ, побрился, поел, заказал разговор со Штатами и ждал звонка оператора.

Номер, в котором я расположился, не представлял собой ничего особенного. Обычная комната с облупившейся штукатуркой, потрескавшейся лепниной и бегавшими по стенам тараканами, которые, как я понял, составляли жильцам компанию.

Вызванный мной коридорный ничуть не удивился, обнаружив, что в ванной нет полочек и крючков для полотенец, и пообещал повесить новые в самое ближайшее время. Я не слишком привередничал. После тюремной камеры эта комната представлялась почти президентским номером.

Когда после звонка оператора я услышал в телефонной трубке голос Дженни, у меня перехватило дыхание — ведь я разговаривал с ней впервые после отъезда и перенесенных мной испытаний. Общаясь с дочерью, я даже забыл о своем больном распухшем носе и о том, что из него время от времени капала кровь.

— Так, так, так… а кто это у нас сегодня прогуливает школу? — спросил я, стараясь говорить веселее и даже с несвойственным мне легкомыслием.

— Сегодня воскресенье, папочка. Ты что — в этой своей Нигерии напрочь утратил чувство времени? Да и говоришь в нос… Простудился там, что ли?

Я машинально дотронулся до сломанного носа.

— Действительно, у меня что-то вроде насморка. Но это мелочи жизни. Зато живу в одном из лучших отелей города!

— Это ты, Алекс? — услышал я голос Наны, снявшей параллельную трубку. В ее словах звучало раздражение, и даже более сильное, чем я ожидал. — Где ты пропадал трое суток? И ни одного звонка за все это время. Такое поведение иначе как безответственным не назовешь!

— Извини, Нана. Как выяснилось, здесь труднее связаться со Штатами, чем я думал, — сказал я и сам начал задавать вопросы, так как боялся попасться на лжи, поскольку врун из меня никакой.

Дженни рассказала мне о фруктовых мушках-дрозофилах, которые вывелись из яичек во время научного эксперимента с ее участием, а также о новых соседях, поселившихся на Пятой улице рядом с нашим домом. Нану тревожил усилившийся шум в установленном в подвале бойлере. По ее словам, когда в прошлый раз шум достиг такого уровня, ремонт и отладка обошлись нам в девятьсот долларов.

Потом в разговор вступил Али, сообщивший, что научился отыскивать Нигерию на карте и столица там — город Лагос. Он также поведал мне, что Нигерия — большая страна с населением около ста тридцати пяти миллионов.

Потом Нана сообщила, что сейчас со мной будет говорить Бри.

— Бри у вас? — Сказать по правде, меня это немало удивило, поскольку Бри в мое отсутствие планировала переехать к себе на квартиру.

— Кто-то же должен заботиться о нас, когда тебя нет, — со значением произнесла Нана. — Кроме того, сейчас Бри одна из нас. То есть член нашей семьи.

Глава сорок восьмая

Мне понравилось то, что напоследок сказала Нана, и голос взявшей трубку Бри. Потом я услышал, как захлопнулась дверь, и понял, что нам предоставили возможность поговорить наедине.

— Наконец-то! — воскликнул я.

— Да, Нана — женщина с характером. Но она бывает добра и очень тактична.

Я рассмеялся.

— Это она перед тобой добрячку разыгрывает. Чтобы было легче манипулировать тобой.

— Уж коли речь зашла о манипулировании, тогда не смей мне врать и отвечай как на духу: где ты пропадал последние трое суток?

— Детектив Стоун, неужели это и вправду ты? — засмеялся я. — Мне казалось, что ты обо мне скучаешь.

— Конечно, скучаю. Но это к делу не относится. Если честно, я извелась за последние три дня из-за твоего молчания. И не я одна. Мы все страшно беспокоились о тебе. Особенно Нана.

— Хорошо, я расскажу тебе, что случилось. Тем более что это имеет самое непосредственное отношение к нашему делу. По крайней мере я так думаю. Ну так вот: меня арестовали прямо в аэропорту.

— Арестовали? — шепотом переспросила Бри. Похоже, ею снова овладело беспокойство. — В аэропорту? Но кто? И на каком основании?

— Похоже, на том, что информация в наши дни распространяется по миру слишком быстро. Иными словами, взяли меня сразу же по прилете и продержали двое с половиной суток в тюремной камере, не предъявив никакого обвинения.

Голос у нее смягчился. Теперь в нем было больше от моей милой Бри, чем от детектива Стоун.

— Как там было — очень плохо?

— При десятибалльной системе поставил бы им пятнадцать. Но теперь я уже почти в норме. Живу в отеле «Супериор». Разумеется, у него только название такое пышное, в реальности же это самое заурядное заведение.

Я взглянул в окно на собиравшиеся над заливом черные, со свинцовым отливом, грозовые тучи. Из-за этого находившийся под моим окном открытый бассейн начал быстро освобождаться от желающих освежиться. Послышались возбужденные голоса и смех. Мне до сих пор не верилось, что утром я проснулся в тюрьме Кирикири.

— Уж и не знаю, Алекс, захочется ли тебе сейчас слушать подобные истории, но вчера вечером у нас в Пэтвее опять вырезали целую семью. На этот раз убитые — выходцы из Судана.

— Такой же «модус операнди», что и в предыдущих случаях?

— Очень похоже. Использовались ножи с широким лезвием, вероятно, мачете. Короче, жестокость ради жестокости, вандализм ради вандализма — ну и все остальное в том же духе. Не знаю, участвовал ли в этом деле наш парень лично, но в том, что действовал кто-то из его людей, почти не сомневаюсь.

— Установлено, что убийца носит прозвище Тигр. Так что мне предстоит сыграть в игру «Поймай тигра». Имей в виду: он может отдать команду о проведении очередной кровавой акции откуда угодно.

— Совершенно верно. Но с равным успехом может и вернуться в Вашингтон. Ему ничего не стоит продолжать убивать здесь, пока ты разыскиваешь его там.

Прежде чем я успел хоть слово вымолвить, в потемневшем небе полыхнула молния, а секундой позже пророкотал гром. Электрическое освещение в комнате замигало и погасло, а затем отключилась и телефонная связь.

— Бри? — крикнул я. — Ты слышишь меня?

Вот дьявольщина! Я даже не успел сказать Бри, как сильно мне ее не хватает.

Я видел свечи и по меньшей мере один газовый генератор в холле, поэтому пришел к выводу, что подобные отключения электричества в «Супериоре» не редкость. Я лег на постель и прикрыл глаза, ожидая дальнейшего развития событий. Если электричество в ближайшее время не включат, придется спуститься в холл, выяснить, что произошло, и позаботиться об освещении номера.

Однако мысль о новом убийстве семьи в округе Колумбия не позволила мне расслабиться даже на короткое время, и я неустанно спрашивал себя: какое это имеет отношение к моей скромной особе?

Верно ли, что Тигр, убийца, которого я разыскиваю, находится в Нигерии?

Или я перелетел через океан на другой континент только для того… чтобы мне сломали нос?

Глава сорок девятая

Телефон звонил и звонил.

Беспрерывно…

Наконец я приоткрыл глаза, выходя из глубокого сна, напоминавшего состояние комы. Электронные часы на прикроватном столике не работали и высвечивали только одну алую цифровую комбинацию: 12:00.

Стояло утро, и подачу электроэнергии в отеле, похоже, давно восстановили.

Когда я перекатился по кровати, чтобы снять трубку, избитое тело отозвалось на резкое движение ноющей болью, мигом вернувшей меня к реальности и напомнившей о перенесенных испытаниях: незаконном аресте, тюремном заключении и систематических избиениях. Одновременно нахлынули мысли об убийстве Элли, ее семьи и о задуманном мной расследовании.

— Алекс Кросс, — сказал я.

— Не делайте этого.

— Кто со мной говорит?

— Флаэрти. Не называйте свое имя, отвечая на звонок. Никогда не знаешь, кто находится на противоположном конце провода…

— Который час? — спросил я Флаэрти. Наверняка еще слишком рано, чтобы выслушивать нотации.

Я взглянул на потолок, потом перевел взгляд на свое тело, вытянувшееся на покрывале. Как выяснилось, я заснул одетым. Во рту все слиплось от скопившейся горькой слюны. Вновь начал болезненно пульсировать опухший сломанный нос. Я обнаружил на подушке кровавые пятна: темные — там, где кровь запеклась, и алые, совсем еще свежие.

— Уже одиннадцать. Я названиваю вам все утро. Могу уделить два часа, если поторопитесь, а потом извините — уезжаю на задание до следующего понедельника.

— Вы узнали хоть что-нибудь?

— А как же? О том, например, что у меня на заднице от жары и влажности началось нечто вроде экземы. Ну а если серьезно, нашел лучшего информатора в Лагосе, с которым хочу свести вас. Вы уже были в банке?

— Я даже в сортире еще не был.

— Пора шевелиться. Как гласит пословица, выспимся в гробу. Первым делом найдите себе машину с водителем. Гостиничный клерк на первом этаже устроит вам это, только поставьте его в известность, что водитель и автомобиль нужны вам не на час, а на весь день. Соврите, что любите путешествовать. Потом отправляйтесь в Сити-банк на Брод-стрит. Скажите водителю, чтобы ехал по дамбе. Он подумает, что вы знаете, где находится банк, не то завезет вас на другой конец города. Если поторопитесь, уложитесь в час. Буду ждать вас там. Не забудьте: Сити-банк на Брод-стрит!

— Приеду так быстро, как только смогу.

— Если доберетесь до банка и не опоздаете, скажу, что вы быстро учитесь. Итак, вперед, детектив!

Глава пятидесятая

Когда я отчалил от отеля «Супериор», держа в руке чашку с вкусным дымящимся черным кофе по-нигерийски, мне вдруг показалось, что кто-то нажал у меня в мозгу кнопку «сброс».

Стоило мне на минуту забыть о распухшем носе и ноющей боли в избитом теле, как мной овладевало странное ощущение, что я только сегодня приехал в Африку. Потом, подумав об Элли и о двух неделях, проведенных ею в этой стране, я задался вопросом, какие приключения ей случилось здесь пережить. Неужели удалось вступить в контакт с Тигром? А если удалось, то как она нашла его?

У меня не было при себе никаких материалов по этому делу, поскольку мне вернули только дорожную сумку с одеждой, паспорт и пустой бумажник, поэтому просматривать для освежения памяти я ничего не мог. Оставалось лишь глазеть по сторонам, рассматривая сквозь окно машины виды Лагоса, медленно проплывавшие мимо.

— А знаете ли вы, что Лагос называют «медленным» городом? — спросил мой водитель, повернувшись ко мне с доброжелательной улыбкой.

Действительно, поток машин полз по улице со скоростью улитки. В значительной степени движение замедляли многочисленные машины, стоявшие на обочине улиц. Водитель объяснил, что их бросили, потому что кончился бензин, или из-за дорожных пробок, считавшихся здесь обычным и, к сожалению, очень распространенным явлением.

Скорость нашего автомобиля слегка увеличилась, когда мы переезжали мост, откуда я впервые бросил взгляд на городской центр. Издалека он казался типичным деловым центром, как и в любом крупном городе, застроенном небоскребами из бетона, стекла и металла.

Однако по мере того как мы приближались к центру Лагоса, его очертания все больше напоминали гротескные рисунки в стиле Эккера, когда одно огромное здание незаметно переходит в другое, еще более крупное, образуя гигантский комплекс, не уступающий размерами иному кварталу, а то и району. Вообще все здесь: толпы на улицах, дорожное движение и инфраструктура — говорило о страшной скученности и о том, что плотность населения в этом мегаполисе куда выше, чем в других столицах и городах-миллионниках. А мне было с чем сравнивать. Ведь я не только много раз ездил в Нью-Йорк, но даже посетил крупнейший мегаполис земли Мехико-Сити.

Когда мы наконец добрались до Сити-банка на Брод-стрит, я заметил, что Флаэрти стоит у входа и курит сигарету.

— Джек Николсон в Чайнатауне, — произнес он и, улыбнувшись собственной шутке, спросил: — Вас не укачало? Не подташнивает?

— Да вроде нет. А что?

Он указал на мой распухший нос:

— На обратном пути можно заехать к врачу, чтобы он привел вас в порядок.

Потом Флаэрти сообщил, что мне необходимо зайти в банк, активировать свой счет, воспользовавшись кодовым номером на обратной стороне визитной карточки, переданной им вчера, и снять со счета сумму наличными на собственные нужды, а также для того, чтобы вернуть деньги, которые я задолжал ему за гостиницу. Помимо этого, он предложил мне снять со счета еще около двухсот американских долларов и по возможности мелкими купюрами.

— Зачем? — спросил я.

— Для «смазки».

Я понял намек и сделал все так, как он сказал.

От банка мы проехали по Пятой Каури-крик на остров Виктория — один из самых больших в черте города, — где посетили частный медицинский кабинет на пятом этаже офисного здания. На двери значилось, что конфиденциальность гарантируется. Врач сразу же осмотрел меня, уделив главное внимание лицу и, разумеется, носу, в недрах которого сделал некую почти молниеносную, но очень болезненную манипуляцию, выправив положение хряща. Это был один из самых странных визитов к врачу, какие я когда-либо делал. Вопросов относительно характера травмы мне не задавали, денег за визит не взяли, а посещение кабинета в общей сложности отняло у меня не более десяти минут.

Когда мы вернулись в машину, я спросил Флаэрти, давно ли он обосновался в Нигерии и сколько времени проводит в Лагосе. Я ничуть не сомневался в том, что у него здесь устоявшиеся обширные связи и знакомства, используя которые ему удается неплохо зарабатывать. Очень неплохо. Придя к правильному выводу по поводу направления моих мыслей, Флаэрти предпочел воздержаться от ответа на этот вопрос.

— Ошоди-маркет, — сказал он водителю, откинувшись на спинку сиденья и прикурив очередную сигарету.

— У вас может быть небольшая лихорадка, связанная с воспалением и хирургическим вмешательством, — заметил он, повернувшись ко мне. — Но она, поверьте, скоро пройдет. Кстати, вы знаете, как местные называют Лагос?

— «Медленный» город, — ответил я.

Флаэрти затянулся, выпустил из ноздрей две тонкие струйки голубоватого дыма и сказал:

— Вы быстро учитесь. По крайней мере некоторые вещи осваиваете довольно уверенно.

Глава пятьдесят первая

На первый взгляд Ошоди-маркет ничем не отличался от любого другого квартала города. Здесь так же сновали густые людские толпы, все куда-то торопились или занимались делом: что-то продавали, что-то покупали, а некоторые совмещали оба эти занятия.

Флаэрти уверенно прокладывал путь сквозь толпу, виртуозно лавируя среди прилавков. Со стороны он напоминал тощую белую крысу, пробиравшуюся по хорошо знакомому ей подвалу.

Чтобы не потеряться в этом людском месиве, я не спускал с него глаз, но одновременно поглядывал по сторонам: уж больно непривычным и экзотическим казалось мне это место с его громкими зазывными криками на разных языках, яркими красками разложенных на прилавках тканей, запахами восточных специй и аппетитными ароматами соусов и готовившейся на огне снеди. И чем дольше я вбирал все это взглядом, тем больше все здесь мне нравилось.

Кстати сказать, вид жаровен с поджаривающимся на углях люля-кебабом и котлов, где булькали приправленные кари рыбные супы и мясные похлебки, напомнил мне, до какой степени я проголодался. Многочисленные торговцы певучими голосами на все лады расхваливали свой товар, и временами мне казалось, что я нахожусь то ли среди кучи включенных радиоприемников, то ли на джазовом фестивале. Чаще всего слышалось наречие йоруба; я пришел к выводу, что уже довольно легко вычленяю его из потока разноязычной речи.

С грузовиков сгружали привезенный на продажу крупный рогатый скот, оглашавший ревом территорию рынка. Около палатки с красным крестом мамаши с детьми выстроились в очередь на вакцинацию. И повсюду люди спорили о ценах, договаривались и хлопали ладонью о ладонь.

Сердце у меня билось в ускоренном ритме, но не потому что я плохо здесь себя чувствовал. Несмотря на грязь и убожество, которых здесь тоже хватало, меня по какой-то непонятной причине притягивал этот город, эта земля.

Кто бы мог подумать еще месяц назад, что я окажусь в самой настоящей Африке!

Разумеется, я не думал о ней как о крае, где мог бы построить дом, обзавестись семьей и провести остаток своих дней, но притяжение оказалось очень сильным. Эта новая для меня земля была исполнена экзотики и своеобразной яркой чувственности. И как всегда в тех случаях, когда я думал об Африке, на меня нахлынули мысли о бедняжке Элли. Что с ней здесь произошло? Какую ценную информацию ей удалось раскопать?

Наконец Флаэрти остановился около крытой палатки, торговавшей коврами. Молодой продавец вел у входа деловой разговор с субъектом в национальных одеждах из неотбеленного полотна серо-желтого цвета и, когда мы вошли в палатку, едва удостоил нас взглядом.

Правда, ровно через минуту он неслышно, как привидение, проник в помещение сквозь не замеченную нами щель в матерчатой складчатой стене и встал рядом.

— Приветствую вас, мистер Флаэрти, — поздоровался он с сотрудником ЦРУ и вежливо кивнул мне. — Если хотите пить, у меня в холодильнике стоит пиво и минеральная вода. — Казалось, он находился у себя дома, а не в торговой палатке и встречал гостей, а не потенциальных клиентов.

Флаэрти жестом отклонил предложение.

— Мы на минутку, Токунбо. Интересуемся парнем по прозвищу Тигр. Здоровенный такой детина.

Я заметил, что, кроме прозвища, объяснений не потребовалось.

— Любая информация о нем за последние сутки принесет тебе двадцать зеленых. За последние двое суток — десять. Все остальные сведения считаются устаревшими и не котируются — придется тебе перебиваться на те найра, которые ты выручишь от продажи ковров.

Токунбо покорно кивнул. Они с Флаэрти были полярны во всех отношениях.

— Говорят, он уехал в Сьерра-Леоне. Недавно. Буквально вчера вечером. Вам повезло. Вы с ним разминулись.

— Каким транспортом воспользовался — наземным или воздушным?

— Наземным.

— О'кей. — Флаэрти повернулся ко мне: — Нас здесь уважают. Заплатите этому человеку.

Глава пятьдесят вторая

Мне хотелось бы задать массу вопросов Токунбо насчет Тигра и его банды юных убийц, но он был информатором Флаэрти, и я поступил точно так, как мы договорились. Мне вообще пока следовало помалкивать, особенно если учесть, что я фактически оказался на конспиративной явке. Поэтому я заговорил с Флаэрти только тогда, когда мы отошли от палатки на значительное расстояние.

— Что вы скажете относительно сведений, предоставленных этим субъектом? — спросил я.

— Ничего хорошего. Тигр уехал в Сьерра-Леоне. Это тупик. Вряд ли вам захочется последовать за ним.

— Почему вы так считаете? И потом: откуда вам знать, достоверна ли эта информация?

— Скажем так: у меня никогда не возникало повода требовать, чтобы этот парень вернул мне деньги. Что касается вас, Алекс, то вам необходимо немного обжиться в Лагосе, полюбоваться видами, узнать, как тут делаются дела. Короче говоря, прийти в себя и осознать наконец, где вы находитесь. Только держитесь подальше от проституток, особенно хорошеньких. Очень вас прошу.

Я схватил Флаэрти за руку:

— Я проделал этот путь не для того, чтобы любоваться видами или обживаться в отеле, сидя около бассейна. У меня здесь конкретная цель.

— Вы сами представляете собой цель, причем весьма заметную. Местная пословица гласит: «Чтобы остаться в игре, надо прежде всего остаться живым». Как вы не понимаете, что нынешний Лагос очень опасный город?

— Бросьте, Флаэрти. Или вы забыли, что я коп из округа Колумбия? Мне не впервой рисковать жизнью, а уж опыта по части выслеживания разных типов у меня больше чем достаточно.

— Я все это знаю, но… прислушайтесь все же к моему совету, детектив Кросс. Он вернется. Обязательно. И вы с ним встретитесь здесь. Тогда делайте что угодно. Хоть вступайте в рукопашную…

— У меня на этот счет свое мнение… Итак, что вы посоветуете мне, если я все-таки решусь отправиться за ним в Сьерра-Леоне?

Флаэрти тяжело вздохнул. Видимо, мое упрямство его здорово достало.

— Возможно, он двинется в Коиду. Это местечко рядом с восточной границей. В Каилахуне сейчас слишком жарко — даже для него. И вообще: если он едет за границу, значит, собирается заниматься делами. К примеру, куплей-продажей нефти. Или газа.

— А что интересного в Коиду?

— Алмазные копи. Там находится неофициальная биржа, где бизнесмены двух стран занимаются обменом нефти на алмазы. И Тигр принимает самое активное участие в подобного рода операциях. По крайней мере меня так информировали.

— Понятно. Что-нибудь еще можете сказать?

Флаэрти надоело стоять на одном месте, и он снова зашагал по рынку.

— Да. У вас есть дома старый добрый друг? Позвоните ему. И расскажите, где вы прячете порнуху и прочие сомнительные вещи, о которых, по вашему мнению, не должна знать семья. Пусть заберет их, когда представится удобный случай. Иначе эти вещи найдут ваши домашние после вашей смерти. Вроде все… Ах да! Осталось только пожелать вам доброго пути и сказать, что был рад знакомству с вами.

— Флаэрти! — крикнул я, но он шел не оборачиваясь. Я увидел его только тогда, когда прошел через весь рынок и оказался на берегу залива. Сотрудник ЦРУ сидел на пляже на куске дерева, недалеко от выхода.

Я быстро вернулся назад и накупил свежих фруктов: манго, гуаяву и папайю, которые мы вместе с ним и прикончили. Очень вкусно! Хотя я купил довольно много фруктов, мне казалось, что я в состоянии съесть вдвое больше.

Ничего, завтра я буду в Сьерра-Леоне, а там такого добра тоже завались.

Глава пятьдесят третья

На выжженной солнцем грязной дороге, петлявшей среди жалких остатков того, что когда-то именовалось лесом в окрестностях Коиду, пятнадцатилетний подросток подвергался медленному удушению.

Медленному — потому что так хотел Тигр.

Он считал подобное зрелище хорошим уроком для своих парней. Из него они должны были многое почерпнуть и усвоить.

Пальцы Тигра еще сильнее сдавили гортань подвергавшегося публичному наказанию молодого бойца.

— Ты был моим первым номером. Я доверял тебе. Давал тебе все, включая воздух, которым ты дышал. Ты понимаешь, что сейчас происходит? Понимаешь?

Разумеется, парень все понимал. Его наказывали, причем за дело. Он похитил дорогой камень, алмаз, который обнаружили у него под языком. И теперь ему, весьма вероятно, придется расплатиться за это жизнью, умереть.

Но только не от руки Тигра.

— Ты! — Тигр указал на самого юного из своих бойцов. — Порежь своего брата.

Мальчишка десяти лет выступил вперед и вынул из ножен острый как бритва нож, который Тигр привез ему в подарок из своей поездки в Америку. Без колебания он подошел к брату и вонзил лезвие ему в бедро, после чего отпрыгнул, чтобы струя хлынувшей из раны крови не испачкала одежду.

Тигр продолжал сжимать стальными пальцами горло похитителя алмазов, поэтому, как бы ни было тому больно, кричать он не мог и только хрипел.

— Теперь твоя очередь. — Тигр указал на парнишку чуть постарше. — Сделай все как надо. Только не торопись.

Так продолжалось довольно долго. По команде Тигра из рядов его банды выходил очередной юный боец и наносил похитителю алмазов удар ножом — любой силы и в любое облюбованное им место — с одним лишь условием, чтобы этот удар не оказался смертельным. Право смертельного удара принадлежало самому старшему, в данном случае тому, кого Тигр считал старшим после допущенного прежним «первым номером» прокола. Следующим по старшинству шел парень по прозвищу Ракета из-за надписи на старой фирменной фуфайке команды «Хьюстон рокетс», которую он постоянно носил и в жару, и в дождь.

Тигр сделал шаг в сторону, чтобы не мешать Ракете нанести фатальный удар. Держать вора уже не имело никакого смысла, поскольку из-за кислородного голодания и огромной кровопотери тот почти не двигался; вокруг него расплывалась дымящаяся багровая лужа, а трупные мухи и оводы уже садились на его раны.

Ракета обошел поверженного товарища, обесчестившего себя воровством, и остановился там, где лежала его голова. При этом он задумчиво потирал покрытый молодой щетиной подбородок, поскольку еще не брился.

— Ты опозорил всех нас, — сказал он. — Но больше всех — себя. Ты был нашим «первым номером». А теперь ты — ничто! — С этими словами Ракета с бедра, как стреляют в американских вестернах, которые никогда не надоедало смотреть членам банды, выпустил из своего пистолета в череп жертвы одну-единственную пулю и добавил: — Кончено. Теперь никаких проблем с этой кучей дерьма не будет.

— Закопайте его! — бросил Тигр, поворачиваясь к своим бойцам.

Это означало лишь слегка присыпать труп землей. Мертвого парня здесь никто не знал, никто не хватился бы его и не стал разыскивать. Кроме того, Сьерра-Леоне, как известно, страна дикарей и свиней, так что полусгнившие трупы, которые чуть ли не ежедневно находили на обочинах дорог, были здесь так же привычны, как сорная трава.

Тигр положил вернувшийся к нему алмаз в черный кожаный контейнер, где хранились другие драгоценные камни. Он выменял их на дюжину железнодорожных цистерн сырой нефти и считал сделку очень удачной. Что же касается сопроводительных документов, то их не составляло труда подделать или купить. Кроме того, камни занимали не много места, и их можно было без проблем провезти в Лондон, Нью-Йорк или Токио.

Отозвав в сторону Ракету, он вполголоса сказал:

— Прежде чем швырнуть труп этого ублюдка в канаву, забери у него портативную рацию и всегда держи при себе, даже ночью.

Ракета по-военному отдал честь и вернулся наблюдать за ходом работ. Что интересно, он возвращался к своим парням куда более уверенным шагом, чем покидал их для переговоров с Тигром.

«Забери у него портативную рацию и всегда держи при себе».

Это означало, что теперь он стал у Тигра «первым номером».

Глава пятьдесят четвертая

Я знал уже довольно много о маленькой печальной стране под названием Сьерра-Леоне. Возможно, даже больше, чем мне хотелось бы. В частности, о повстанцах, которые убили за последние годы сотни тысяч человек, и многим из них отрезали перед смертью руки и ноги. Знал и том, что многие семьи в полном составе сгорали заживо в подожженных мятежниками домах. Знал, что в Сьерра-Леоне используют «устрашающие изображения» — то есть носят по городам и весям, словно плакаты, кошмарно изуродованные людские останки.

Так или иначе, воспользовавшись услугами местной авиакомпании с красивым названием «Бельвью Эйр», я в течение ночи перенесся во Фритаун, где, забравшись в видавший виды поршневой самолет, который совершал рейсы к восточной границе, отправился в богатый алмазами край. Через несколько часов полета мой самолет запрыгал по кочкам грунтового аэродрома, обслуживавшего Коиду, замер с остановившимся винтом на краю посадочной полосы, и я спустился на землю.

Таким образом, через полутора суток после того, как Флаэрти уговаривал меня отказаться от этой поездки, я стоял у «Раннинг рикавери» — одной из нескольких алмазодобывающих шахт в Коиду.

Поддерживал ли Тигр деловые отношения с ее представителями, мне неизвестно, но, по словам Флаэрти, эта горнодобывающая компания имела очень дурную репутацию.

У себя дома в округе Колумбия я начал бы поиски интересующего меня субъекта с опроса местных жителей. Так я намеревался поступить и здесь, двигаясь от шахты к шахте, если понадобится.

Я снова стал детективом.

И чувствовал это всем своим существом.

На самом деле «Раннинг рикавери» представляла собой алмазную россыпь открытого типа, а не шахту в привычном понимании этого слова. Ее владения напомнили мне каньон в миниатюре, иными словами, изрытый траншеями участок желтой глинистой почвы площадью примерно в два футбольных поля с заглублением максимум в тридцать футов по отношению к верхней границе периметра.

Каньон, а попросту говоря, углубление в земле, залитое обжигающими лучами солнца, было заполнено согбенными рабочими. Они орудовали примитивными кирками и большими проволочными ситами вроде тех, что применяют на фермах для просеивания муки. Поскольку глина плохо пропускала воду, большинство рабочих выполняли свои обязанности, стоя по пояс в жидкой грязи.

Некоторые из них были очень маленького роста и походили издали на учащихся местной начальной школы. Приглядевшись, я понял, что это и вправду дети, причем не старше восьми-девяти лет. При этом мне вспомнилась песня Кенни Веста «Бриллианты из Сьерра-Леоне». Дэймиен, пока жил дома, слушал ее довольно часто, и я невольно спросил себя, задумывался ли когда-нибудь он или кто-то из его приятелей о том, какая неприглядная реальность скрывается за незамысловатыми словами этой песни.

Стоявшие наверху охранники рассеянно оглядели меня. На территории шахты находилось довольно много посторонних лиц разных национальностей и цвета кожи. Они прибыли сюда, чтобы заключить сделку или поглазеть на открытую разработку и оценить перспективу добычи. Я тоже наблюдал за разработкой и считал, что из толпы почти не выделяюсь.

— Вы журналист? — спросил кто-то стоящий сзади. — Что вы здесь делаете?

Я обернулся и увидел трех пожилых мужчин, с подозрением поглядывавших на меня. Все трое определенно побывали в горниле войны, поскольку у двоих недоставало на руках пальцев, а у третьего ветер раздувал пустой рукав. Как ни странно, эти люди совсем не обязательно были в прошлом солдатами. С равным успехом они могли оказаться мирными жителями, пострадавшими в одном из междоусобных племенных конфликтов. Надо сказать, что в Сьерра-Леоне шла почти непрерывная война всех против всех ради обретения контроля над богатыми алмазами территориями.

Если разобраться, алмазы приносили этой стране больше вреда, чем пользы. Подобная ситуация, хотя и не столь ярко выраженная, наблюдалась и в Нигерии, только там боролись за обладание нефтеносными участками, а не алмазными копями.

— Журналист? — переспросил я. — Нет, что вы. Но я не прочь поговорить с кем-нибудь из работяг, вкалывающих внизу на разработке. Не могли бы вы назвать человека, который знает, как обстоят на шахте дела?

Один из калек указал обрубком руки на какого-то мужчину, напоминавшего внешностью и повадкой старшего рабочего или десятника.

— Есть такой человек. Техджан зовут.

— Только он не станет разговаривать с журналистом, — сказал другой ампутант.

— Я не журналист, — повторил я.

— А Техджану наплевать. Для него все американцы — журналисты.

Если подумать, что и как писала западная пресса об алмазных копях в Сьерра-Леоне, объяснить нежелание этого человека общаться с белым парнем с раскованными манерами и в хорошей цивильной одежде было нетрудно.

— В таком случае найдите мне другого рабочего, который согласится поговорить со мной. Вы ведь знаете этих людей, не так ли? Наверняка у вас есть среди них друзья или приятели.

— Что ж, может, такой говорун и объявится. Только в Городском холле ближе к вечеру, — сказал мужчина, заговоривший со мной первым. — После хорошей выпивки языки обычно развязываются.

— Городской холл? — спросил я. — Где же такой находится?

— Если хотите, я покажу, — произнес самый общительный из калек. Посмотрев на него, я с удивлением подумал, как параноидальное недоверие к ближнему не сожрало еще заживо эту часть Африки. И решил довериться этому парню.

— Меня зовут Алекс. А вас как?

Мы пожали друг другу руки.

— А я — Мозес. Моисей то есть.

Услышав это имя, я едва заметно улыбнулся. И тут же вспомнил Нану. Будь она на моем месте, тоже улыбнулась бы, да еще и похлопала этого парня по спине. Как это сказано в псалме?

«Укажи мне путь в Обетованный край, Моисей…» Так, что ли?

Глава пятьдесят пятая

Я вновь приступил к работе и продолжал расследовать дело, ради которого приехал сюда.

Мы добирались до города пешком около часа. За это время Мозес поведал мне множество любопытных вещей о местной жизни, но сказал, что никогда не слышал о Тигре. Правда ли это? Я усомнился в этом.

Здесь ни для кого не было секретом, что алмазы обменивают на нефть, газ, оружие, наркотики и прочие запрещенные к ввозу товары. Мозес знал, что такого рода сделки незаконны, но об этом знали все, между тем незаконные бартерные сделки и торговля алмазами продолжались. Он сам в юности и в молодые годы работал на алмазных приисках. Пока не началась гражданская война.

— Теперь таких, как я, называют парни «сан-сан», — сказал он.

Я предположил, что он говорит о подобных ему недееспособных людях, калеках, которые не в состоянии более работать.

Поначалу меня поразила открытость Мозеса. Некоторые из его историй имели слишком личный характер, чтобы делиться ими с первым встречным, тем более с парнем, которого он и ему подобные втайне считали американским журналистом или того хуже — агентом ЦРУ. Но чем дольше он говорил, тем больше я убеждался в том, что эти истории, возможно, единственное звено, связывающее его с людьми и этим миром. Больше ничего у него в жизни не осталось.

— Раньше мы жили там, — сказал он, ткнув пальцем в восточном направлении, но не приведя никаких подробностей. — Моя жена торговала на рынке пальмовым маслом. У нас подрастали два прекрасных сына. Потом в Коно пришли солдаты революционного фронта и ночью явились к нам в дом. Шел дождь; мы стояли во дворе под его косыми струями в кромешной тьме, поскольку ни у нас, ни у солдат не оказалось фонарей. Они велели мне смотреть на то, как будут убивать моих сыновей. Сказали, что если я буду вести себя смирно и не произнесу ни слова протеста, то они освободят мою жену. Я вел себя смирно и не протестовал, но они обманули меня и убили жену.

Революционный фронт представлял собой пестрое сборище деклассированных элементов, убийц и мародеров, и международная общественность обвиняла его в уничтожении многих тысяч людей. Бойцы фронта обычно вырезали население целыми семьями, что лишний раз напомнило мне об убийствах семей в Вашингтоне.

— А вас, значит, они оставили в живых? — спросил я.

— Да. Положили на стол и крепко привязали к нему веревками. Потом спросили: какие рубашки я предпочитал носить в мирное время — с короткими рукавами или с длинными? А затем, так и не дождавшись ответа, отрезали мне руку по локоть. — Он указал здоровой рукой на свой обрубок.

— Эти люди хотели отрезать мне и вторую руку, но со стороны соседнего дома неожиданно прогремел взрыв, и они отправились выяснять, в чем дело. Я же потерял сознание, а когда очнулся, узнал, что солдаты революционной армии из деревни уже ушли. Вместе с ними из дома исчезло тело моей жены, хотя трупы сыновей остались. Мне очень хотелось умереть, но я выжил. Видно, мой час еще не настал.

— Мозес, почему вы остались здесь? Не перебрались в какое-нибудь другое место?

— А мне некуда и не к кому ехать. Здесь по крайней мере иногда можно получить хоть какую-то работу. Кроме того, у меня здесь друзья. Такие же парни «сан-сан», как я сам. — Тут он улыбнулся по известной ему одному причине. — Как ни крути, а мой дом здесь.

Мы уже почти дошли до города. Коиду с его грязными дорогами и одноэтажными домами больше походил на разросшуюся деревню, чем на город. Кроме того, он находился в запустении со времен последней войны. Многие городские здания еще восстанавливали, хотя боевые действия происходили здесь в последний раз шесть лет назад.

Пока мы шли по главной улице, я видел недостроенный госпиталь, полностью достроенную и отделанную мечеть, но состояние всех остальных построек оставляло желать лучшего. Что же касается других улиц, моему взгляду открывались в основном руины.

Когда я предложил Мозесу деньги — за рассказы и, если так можно выразиться, «за беспокойство», он отказался, причем столь решительно, что я не настаивал.

— Лучше передайте то, о чем рассказал я, другим людям, — проговорил он. — Расскажите об этом всей Америке. О том, в частности, что мятежников еще не истребили и они в любой момент могут снова напасть на наши города и другие мирные поселения, вырезать местное население. Обычно они убивают всех, чтобы выжившие не поведали людям доброй воли об их зверствах. Если вы передадите мои истории американцам, они расскажут об этом жителям других народов и стран, и тогда об этом узнает весь мир.

— Хорошо, Мозес, — пообещал я. — Я расскажу американскому народу о том, что здесь происходит. Может, тогда что-нибудь и изменится.

Глава пятьдесят шестая

Зал для проведения общественных мероприятий именовался, как ни странно, «Приют безмятежности». Эта надпись была выведена голубой краской на старой деревянной вывеске, украшавшей фасад, и вызвала у меня ассоциации с недавно прочитанным романом Александра Макколла-Смита «Дамское детективное агентство № 1».

Возможно, это здание изначально строили как церковь. Теперь же его использовали для разных целей. Оно представляло собой большую, довольно грязную и запущенную комнату, заставленную столами и стульями. С заходом солнца помещение постепенно начало заполняться.

Кто-то включил музыкальный ящик; появился парень с подносом, на котором стояли полные кружки с пивом. Сгрузив кружки на один из столиков, он собрал пластиковые подставки от предыдущих порций выпивки, пересчитал их и принял от клиентов плату.

Хотя я предлагал угостить выпивкой Мозеса и его приятелей, они отказались войти в холл, мотивируя это тем, что если клиент не в состоянии расплатиться за пиво или виски самостоятельно, то его изгоняют из заведения. Вместо этого, сказал Мозес, они будут прогуливаться около разложенного на улице огромного костра недалеко от холла, петь там песни и плясать, и я легко найду их, если они мне понадобятся. С этими словами он махнул здоровой рукой, указывая направление, где искать его с товарищами.

Я провел в холле несколько часов, задавая посетителям вопросы и пытаясь завязать беседу, но ни на шаг не продвинулся. Даже несколько парней, готовые посудачить о порядках на шахте, мигом затыкались, когда я пытался перевести разговор на другую тему… например, потолковать о нелегальной торговле алмазами.

Пару раз я сталкивался с парнями в камуфляже и вьетнамках на босых ногах.

— Есть бриллианты на продажу, — шепотом говорили они. — Чтобы вывезти камни из страны, достаточно проглотить их.

Впрочем, стоило им понять, что я ничего не продаю и не покупаю, как они мгновенно теряли ко мне интерес.

Я уже подумал, что вечер потерян и мне так и не удастся ничего узнать, когда увидел юношу лет восемнадцати, стоявшего у стены рядом с моим столиком и смотревшего на меня в упор.

— Говорят, вы кое-кого ищете, мистер, — тихо сказал он, чтобы никто, кроме меня, не слышал его. Впрочем, музыкальный ящик в этот момент исполнял на предельной громкости композицию в стиле хип-хоп Баста Раймса, так что подслушивания можно было не опасаться.

— Кого же, по-твоему, я ищу? — спросил я.

— Одного человека. Только он уже уехал, и я не знаю, где его искать. Зато знаю, что его зовут Тигр.

Я внимательно посмотрел на парнишку. Хорошо сложенный, мускулистый, пяти футов девяти дюймов ростом, он выглядел моложе, чем мне показалось сначала. «Не более семнадцати», — приглядевшись, подумал я. Если и старше Дэймиена, то самую малость. Как многие подростки на континенте, он носил фуфайку с эмблемой команды Американской национальной баскетбольной лиги. В данном случае это была эмблема «Хьюстон рокетс», за которую когда-то с блеском выступал нигериец Хаким Оладжувон.

— А сам-то ты кто? — спросил я.

— Хотите знать больше того, что я уже сказал, платите. Сто зеленых американских долларов. Буду ждать вас на улице. Здесь опасно разговаривать. Слишком много ушей и глаз. Так что выходите на улицу, мистер. Там и поговорим. И запомните: дополнительная информация обойдется вам в сотню американских долларов.

Он оттолкнулся от стены и вальяжной походкой направился к двери, широко распахнутой из-за жары. Задержавшись у стойки, он взял у парня с подносом кружку пива, выпил ее, поставил на стол и вышел на улицу.

Мне не хотелось отпускать этого парня, не поговорив с ним, но и соглашаться на его условия, тем более выходить за ним на улицу через широко открытую дверь, я тоже не хотел. Его акцент дал мне куда более ценную информацию, чем я купил бы за сто долларов. Парень был родом не из Сьерра-Леоне. Он говорил на йоруба и приехал из Нигерии.

Сосчитав до тридцати, я выскользнул из «Приюта безмятежности» через заднюю дверь.

Глава пятьдесят седьмая

Скажу без ложной скромности, что разведка и наблюдение — мои сильные стороны как детектива. Обычно они помогали мне опережать подозреваемого как минимум на шаг. Поэтому, даже вступив в борьбу с таким сильным противником, как Тигр, я очень на это рассчитывал.

Выйдя из задних дверей, я обошел здание по широкой дуге, двигаясь по направлению к фасаду. Приблизившись к нему, я укрылся за углом ближайшего здания и стал наблюдать за тем, что там происходило, тем более что главный вход из моего укрытия просматривался отлично.

Парень в красной фуфайке с надписью «Хьюстон рокетс» на груди стоял чуть в стороне от дверей и беседовал с другим, еще более молодым человеком. При этом они смотрели в разные стороны, то есть, разговаривая, держали под наблюдением оба конца улицы.

Засаду мне готовили? Очень может быть.

Через несколько минут старший вернулся в заведение. Возможно, хотел выяснить, куда я подевался. Я не стал ждать, пока он это выяснит, поскольку понять, что я вышел через задний ход, не составляло никакого труда, и решил сменить наблюдательный пункт.

Я незаметно пересек грязную улицу и расположился в обгоревшей дверной пристройке, примыкавшей к бетонной коробке какого-то заброшенного здания — видимо, склада или магазина в прошлом. Теперь я имел возможность наблюдать за входом с противоположной стороны главной улицы.

Все это время меня не покидало чувство, что я вынужден действовать во враждебной или по крайней мере совершенно чуждой среде. Так что временами мне казалось, будто я провожу расследование на Марсе.

Как я и думал, «Хьюстонская ракета» очень скоро вышел из холла и разглядывал то самое место, где двумя минутами раньше находился я.

К нему подбежал его юный напарник, и они с минуту возбужденно о чем-то шептались, нервно шаря глазами по улице.

Я собирался последовать за ними, куда бы два этих юных типа ни направились, а если они разделятся — следить за старшим, то есть за «Хьюстонской ракетой».

Вдруг сзади послышался голос:

— Эй, мистер! Хочешь камушек купить?.. Или по башке получить?

Я быстро повернулся на голос, но прежде чем успел разглядеть кого-либо в кромешной темноте, меня ударили по голове чем-то тяжелым — камнем или, возможно, кирпичом.

Удар был сильный и неожиданный, и я, отчасти оглушенный им, упал на одно колено, после чего у меня перед глазами все стало расплываться. Затем я почувствовал, как чьи-то грубые руки втащили меня в пустую, выгоревшую изнутри бетонную коробку. Как выяснилось, в постройке были и другие люди; в мгновение ока они повалили меня на спину и прижали к бетонному полу, держа за запястья и щиколотки.

Все это время я делал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь восстановить дыхание и прочистить мозги. Но даже когда зрение стало приходить в норму, я не смог разглядеть в темноте тех, кто прижимал меня к полу, удерживая в беспомощном положении. Осталось лишь смутное ощущение, будто вокруг меня сгрудились какие-то маленькие, но жестокие и злобные существа вроде сказочных гномов, которых было много.

И тут меня словно озарило: да это мальчишки!

Глава пятьдесят восьмая

— Эй! — крикнул один из удерживавших меня гномов таким тоненьким голосом, что я сразу понял: мои предположения полностью оправдались. — Идите сюда! Мы схватили парня, которого вы ищете, крепко дали ему по башке и теперь держим. Крепко держим, не вырвется!

Хотя я был отчасти оглушен и у меня сильно кружилась голова, сдаваться без борьбы не собирался. Ибо плен для меня, весьма возможно, означал смерть.

Для начала я попытался стряхнуть с себя тех, кто удерживал мои руки. Разумеется, я был гораздо сильнее каждого из этих сопляков, но все вместе они смахивали на липкую ленту, стягивавшую мне конечности, и отодрать ее стоило невероятных усилий. Но я бился за свою жизнь, и это добавляло мне сил.

Наконец мне удалось освободить от цепких маленьких рук верхние конечности, плечи и торс и даже почти встать на ноги, к которым, казалось, кто-то привязал двухпудовые гири. Однако в этот момент в заброшенную бетонную постройку ворвались парни посолиднее — возможно, те самые, что ждали меня на улице у входа.

Один из них включил электрический фонарь и направил луч света прямо мне в глаза, второй же с разбега врезал рукоятью пистолета по лицу.

Я почувствовал, как у меня в носу что-то хрустнуло. Опять, черт возьми!

— Сукин сын! — крикнул я.

Сразу после этого я вновь ощутил пронизывающую боль в голове, которая, казалось, мгновенно распространилась по всему телу. Это было похуже удара кирпичом, если, конечно, подобное сравнение уместно. Одновременно у меня в мозгу промелькнула мысль: «В первый раз эти чертенята меня, можно сказать, только погладили».

И вновь налетели маленькие злобные существа, повалили и распластали мое бренное тело на полу, а в следующее мгновение чья-то обутая в кроссовку нога опустилась мне на лоб и прижала голову к полу.

Потом мне в щеку уперлась леденящая сталь пистолетного ствола.

— Это он? Тот самый? — осведомился какой-то тип.

Мне в лицо ударил сноп яркого света, вызвавшего резь в глазах.

— Да, это он, Ази. — Я узнал голос подростка.

Затем мне к уху прижали динамик портативной рации.

— Послушайте, мы собираемся выслать вас из страны с сопроводительным посланием. Его смысл прост: не лезьте в наши дела. Это понятно?

Я попытался приподнять голову, но в этот момент прогремел выстрел, и пуля впилась в землю рядом с виском.

— Вы меня поняли?

Я прекратил трепыхаться и лег на спину. Казалось, одно ухо у меня не слышит. Это что же получается? Мне не только сломали нос в двух местах, но я еще по их милости на одно ухо оглох? Признаться, меня удерживал на месте только пистолет, поскольку, хотя я этого не показывал, во мне клокотала дикая ярость и я едва сдерживал ее.

— Действуй, — сказал юный дьявол, возглавлявший этот молодняк. Я заметил в чьей-то руке силуэт длинного широкого ножа. «Мачете», — подумал я.

О Господи! Только не это…

«Хьюстонская ракета» наклонился и стволом пистолета взъерошил волосы у виска.

— Дернешься — умрешь, капитан Америка! Но если будешь лежать тихо, то большая часть тебя доберется до дома.

Глава пятьдесят девятая

— Это очень больно! Ты будешь верещать, как девчонка. Начиная с этого момента…

Члены банды вытянули мне руку вбок, чтобы она располагалась перпендикулярно к туловищу, и с такой силой придавили к земле, что я не мог пошевелить даже кончиками пальцев. Или мальчишки стали сильнее, или я ослабел.

— Руби в суставе, Ази. Там костей меньше, — спокойным деловым тоном приказал «Хьюстонская ракета».

Клинок почти нежно прикоснулся к руке. Ничего удивительного. Юный палач примеривался. Потом мачете взметнулось в воздух. Парень по имени Ази улыбался, глядя на меня сверху вниз. Без сомнения, он наслаждался процессом. Как истинный садист и психопат, каким, разумеется, и был.

«Ни за что и никогда, — сказал я себе. — Это не может, не должно случиться. Ни при каких условиях».

Резким движением я перекатился на бок. Свистнул клинок мачете, грохнул выстрел.

Но я все еще оставался целым, живым и невредимым.

И даже не испугался. Кроме того, был исполнен боевого духа. В чрезвычайной степени.

Схватив руку с пистолетом, я легко, как спичку, сломал ее в запястье. Я слышал, как хрустнула кость и как клацнул выпавший из ослабевших пальцев пистолет.

Никому его не уступлю!

После этого тени в бетонной коробке заметались как бешеные, и воцарился настоящий хаос. Дьявольские отродья снова набросились на меня, но сейчас я даже приветствовал это. По крайней мере любитель махать мачете не мог осуществить свое намерение, не рискуя поразить подельников. А в следующую секунду я уже сделал предупредительный выстрел в воздух.

Потом, вскочив и встав спиной к двери, взмахнул пистолетом и прокричал:

— Вон отсюда! Все до единого.

Хотя я держал этих панков на мушке, в здании было очень темно, и я, не зная особенностей планировки, не мог утверждать, что эти юные дьяволы не налетят на меня с флангов или с тыла.

«Хьюстонская ракета», возможно, имея все это в виду, скомандовал:

— Уходим. По одному.

Двое членов банды метнулись в разные стороны. Один выпрыгнул в пустой оконный проем, а куда подевался второй, я не заметил.

Остальные словно прикипели к месту.

— Ну и что ты будешь теперь делать, мистер? — спросил «Хьюстонская ракета», пожав плечами. — Не перестреляешь же нас всех?

— Зато могу пристрелить тебя, — сказал я.

При этом кожей чувствовал, как ко мне с разных сторон крадутся в кромешной тьме эти юные исчадия ада. Мне надо было или действительно начать отстреливать их — или бежать от них со всех ног!

И я побежал!

Глава шестидесятая

Поскольку стартовал я неожиданно и имел отличное прикрытие в виде сгущающейся тьмы, мне удалось быстро оторваться от преследователей. Несясь по улицам этого дерьмового городишки, я вбирал органами обоняния комбинацию запахов, какую никогда прежде не ощущал, — запах пепелищ, гниения и одновременно роста новой жизни или, если угодно, возрождения. Пробежав пару кварталов и завернув за угол, я увидел отблески большого костра, разведенного на пустыре.

Может, там Мозес? Вроде он указывал в ту сторону, когда объяснял, где его можно найти.

Заметив заросшую сорняками небольшую заброшенную делянку, где когда-то выращивали местную сельскохозяйственную культуру, я вступил в нее, словно в озеро, дошел до середины, лег на спину среди частых и высоких стеблей чертополоха и стал ждать, когда преследователи пробегут мимо. Эти юные исчадия ада осуществляли поиск довольно грамотно, двигаясь небольшими группами и постоянно перекликаясь, но меня, по счастью, не заметили и побежали дальше. Я с трудом верил, что эти мальчишки, в основном не достигшие даже подросткового возраста, настоящие профессиональные убийцы, но, видимо, дело обстояло именно так.

Я прочитал это в их глазах, особенно в глазах «Хьюстонской ракеты». Этому парню, без сомнения, приходилось убивать людей, причем не раз и не два.

Выждав несколько минут, я поднялся и, укрываясь в тени, отбрасываемой деревьями и кустами, крадучись направился к огню. Оказавшись в непосредственной близости от костра, я окинул взглядом окружающее пространство и увидел Мозеса. Он и его приятели сидели у огня и ели вареный рис, сдобренный арахисовым маслом домашнего приготовления. Когда я тихо позвал Мозеса из зарослей кустарника, он испугался, но, сообразив наконец, кто к нему обращается, отложил ложку и приблизился ко мне.

— Пойдемте со мной, сэр, — сказал он приглушенным голосом. — Вам небезопасно находиться здесь. Вас разыскивают плохие мальчики. Очень плохие — и они повсюду.

— Будете держать меня в курсе об их передвижениях. — Я вытер тыльной стороной ладони капавшую из носа кровь, забыв, что это вызовет боль. — Вот дьявольщина!

— Выглядит не так уж страшно. Скоро заживет, — успокоил меня Мозес.

— Вам легко говорить, — ухмыльнулся я.

Мы с ним обогнули пустырь с костром, прошли ярдов двести по грязной дороге и, свернув на узкую боковую улочку, оказались в одном из окраинных районов, застроенных домиками, сложенными из глиняного кирпича-сырца. Перед несколькими постройками толпились люди: жгли костры, готовили пищу и негромко переговаривались, обсуждая события прошедшего дня.

— Сюда, пожалуйста, сэр. Заходите в помещение. Побыстрее, если можно.

Я опустил голову и вслед за Мозесом нырнул в дверной проем. Мозес зажег керосиновую лампу, предложил мне сесть и сказал:

— Вот мой дом.

Жилище представляло собой комнату с одним окном, прорезанным в задней стене. Обстановка состояла из лежавшего на полу матраса, примитивной кухонной утвари и подобия шкафа для одежды, собранного из картонных ящиков. Дверь заменял кусок грязной материи, висевший на двух крюках. Мозес сказал мне, что скоро вернется, и, отодвинув материю, исчез. Я не знал, куда он ушел, хуже того, не знал, могу ли я ему доверять.

Но у меня не было выбора. Я прятался от убийц, стараясь спасти свою жизнь.

Глава шестьдесят первая

Мне понадобилось около минуты, чтобы перевести дыхание и проверить пистолет, отобранный у юных бандитов. Пистолет — компактная полуавтоматическая «беретта» — явно стоил недешево. Магазин, правда, вмещал всего семь патронов, и пять из них были израсходованы. Впрочем, я очень надеялся, что сегодня ночью мне не понадобятся даже два оставшихся. Если, конечно, повезет. Удача и еще раз удача — вот что мне нужно по-настоящему.

Подумав о том, что со мной произошло, я зябко повел плечами. Черт, я едва не лишился руки! И хотя мне очень хотелось верить, что сейчас я в относительной безопасности, события в любой момент могли принять иной оборот. Не исключено, что я снова окажусь в ситуации, сходной с той, когда мне едва не отрубили руку. Вот и толкуй после этого, что снаряд в одну воронку дважды не попадает.

Услышав подозрительный шум, я поднял пистолет.

— Не стреляйте, сэр, — раздался голос Мозеса.

Войдя, он поставил на пол котелок с водой и протянул мне чистую тряпку, чтобы я обмыл лицо.

— Что собираетесь делать? — спросил он, пока я занимался своим туалетом.

Хороший вопрос! Чутье подсказывало мне, что «Хьюстонская ракета» не соврал и Тигра действительно здесь нет. Скорее всего сейчас он со своими алмазами находился на пути в Нигерию. Я опять упустил его. Этот африканский убийца и главарь наемной банды определенно обладал недюжинным умом.

— Полагаю, мне надо убраться отсюда завтра утром. Желательно на самолете.

— Аэродром здесь очень маленький, сэр. И плохим парням или местной полиции не составит труда найти вас там.

Мозес, разумеется, прав. Посадочную полосу даже трудно назвать аэродромом. Я помнил, что это совершенно открытое место без единого строения, где можно укрыться.

Кстати, к вопросу об аэродромах. Я так и не выяснил, кто подготовил мне «горячую» встречу в аэропорте Лагоса при первом моем знакомстве с нигерийской землей. Кроме того, если Тигр знает о моих передвижениях, в частности, о том, в какой точке Сьерра-Леоне я нахожусь — а у меня, признаться, нет причин думать иначе, — то мне ничего не стоит попасть на второе действие драмы «Охота на детектива Кросса», и вполне вероятно, что оно будет иметь куда более мрачный финал, чем первое.

С улицы послышались вопли. Кричали в основном молодые люди, которых, по моим подсчетам, было не меньше полудюжины. Мозес отодвинул занавеску, высунул наружу голову, после чего задул огонь керосиновой лампы.

— Плохие парни здесь, сэр, — сказал он. — Вам надо уходить.

Спорить с этим не приходилось. Хотя бы потому, что, оставшись в хижине Мозеса, я подставил бы его.

— Скажете мне, когда появится шанс унести ноги.

Мозес встал у дверного проема и, едва заметно отодвинув занавеску, стал наблюдать за улицей. Я стоял рядом, готовясь по первому его сигналу выскочить из дома и растаять в темноте.

— Туда, — сказал он, махнув здоровой рукой налево. — Бегите, сэр. И как можно быстрее!

Я выскочил, в две секунды пересек узкую улицу и свернул в первую попавшуюся грязную аллею. Вскоре я выбрался на другую улицу — пошире, но совершенно темную и пустынную. Тогда я снова свернул налево и продолжил движение.

Внезапно я осознал, что все это время Мозес следует за мной, не отставая от меня ни на шаг.

— Сюда, — произнес он, указывая на черный провал между домами, похожий на неосвещенный тупик. — Я знаю, где можно купить грузовичок.

Глава шестьдесят вторая

Я следовал за не особенно сильным одноруким парнем, неожиданно ставшим моим ангелом-хранителем, пока тот не остановился у старого каменного здания, расположенного за городской чертой рядом с дорогой, ведущей к шахте «Раннинг рикавери». Хотя время перевалило за одиннадцать вечера, в окнах дома горел огонь. Я задумался: неужели Мозес — исключение из правила, или в этом городе есть и другие люди, готовые помочь незнакомцу, даже белому и приехавшему из Соединенных Штатов. У меня на родине бытовало мнение, что граждане Нигерии и Сьерра-Леоне — люди, в общем, хорошие и добрые, но испорченные жаждой наживы и внутренним неблагополучием этих стран.

Седеющий мужчина открыл дверь и не слишком любезно осведомился:

— Чего надо?

За спиной хозяина дома толпился выводок детишек разного возраста и пола, желавших поглазеть на тех, кто явился к ним в дом среди ночи.

— Американец хочет купить машину, — объяснил Мозес. — Готов заплатить наличными.

По совету Мозеса я держался на заднем плане. К чему лишний раз светиться, если не знаешь, как повернется дело?

— Вам исключительно повезло. — Мужчина, стоявший в дверях, улыбнулся уголками рта. — Наш гараж закрывается очень поздно.

Лучшей развалюхой из тех, что находились в его гараже, оказалась древняя «мазда-дрифтер» с порванным тентом над складной койкой и с зияющей дырой в приборной доске на месте одометра. Однако двигатель завелся, что называется, с полоборота, стоило только вставить ключ в замок зажигания. Да и цена оказалась необременительной — всего пятьсот «леонов».

Кроме того, хозяин разрешил нам провести ночь на территории его гаража в кузове только что приобретенной машины.

Потом я сказал Мозесу, что он сделал для меня более чем достаточно и может идти домой, но он не желал и слышать об этом. Мозес оставался со мной до утра, а когда рассвело, отправился по делам, связанным с путешествием, чтобы, в частности, выправить все необходимые документы на машину и получить в полиции оформленное на мое имя разрешение на выезд из страны.

Ожидая его возвращения, я впервые всерьез задумался о грандиозности затеваемого предприятия. Чтобы добраться до Лагоса, мне предстояло проехать в полном одиночестве около тысячи миль по незнакомой территории и пересечь многочисленные границы, не имея даже простейшей карты местности. Правда, Мозес обещал принести какую-нибудь карту, но гарантий, что ему удастся ее раздобыть, у меня, разумеется, не было.

Поэтому, когда однорукий вернулся, я сделал ему предложение, от которого, на мой взгляд, он не мог отказаться.

— Вот что Мозес: если составишь мне компанию и доедешь со мной до Лагоса, то получишь эту машину. Думаю, это справедливо, принимая во внимание услуги, которые ты мне оказал и, уверен, окажешь в дальнейшем.

Я думал, что он возразит или откажется ехать, но ничего подобного не произошло. Сняв с плеча и швырнув в кузов нечто вроде вещевого мешка из козьей кожи, набитого провизией, он вернул мне оставшиеся от закупок продуктов деньги и ответил:

— Договорились. Я еду с вами.

Глава шестьдесят третья

— Сэмпсон?

— Я весь внимание…

— Меня с души воротит от пребывания здесь. И ты отлично об этом знаешь. Между тем снова притащил меня сюда. Ненавижу тебя…

— Что же делать, Бри? Хочешь не хочешь, а концы подчищать надо.

В доме на Восемнадцатой улице царила мертвая тишина — не то что в ночь массового убийства. Сегодня с утра он находился в полном распоряжении Бри и Сэмпсона. Нельзя, однако, сказать, что им так уж хотелось вновь оказаться на месте преступления. Скорее, наоборот.

По этой причине на пороге в воздух была брошена монетка.

Сэмпсону выпало осматривать хозяйскую спальню, а Бри — детскую.

Подув в резиновые перчатки, Бри натянула их на руки, открыла дверь и с минуту постояла, прежде чем войти в помещение. Потом, опустив голову и дробно стуча каблуками, взбежала по лестнице.

— Ненавижу тебя, Джон! — крикнула она, достигнув лестничной площадки.

Детских трупов в спальне, разумеется, уже не было, но повсюду виднелись следы черного порошка, с помощью которого эксперты снимали отпечатки пальцев. Если не считать этого, место преступления выглядело так же, как в ночь убийства: два одинаковых желтых одеяла, пропитанных засохшей кровью; бурые пятна на кроватях, коврах, стенах и потолке. Два маленьких письменных стола в противоположном конце комнаты. На эти два стола каким-то образом не попала кровь, и, казалось, совершившееся здесь кошмарное убийство обошло их стороной, не задев своим черным крылом.

Айяне Аббуд исполнилось десять лет, а ее брату Питеру — семь.

Понять и объяснить нападение на их отца Бэзила Аббуда Бри не составило особого труда. Он вел колонку в «Вашингтон пост» и раньше всех журналистов в других печатных органах поднял вопрос о необходимости вооруженного вмешательства США в дела Дафура независимо от того, как посмотрит на это Совет Безопасности ООН. Бэзил также писал о чудовищных взятках и коррупции, сопровождавших обсуждение этой проблемы как в Африке, так и в Вашингтоне. Естественно, у этого парня были враги на двух континентах.

Причем враги такие последовательные и безжалостные, что считали недостаточным расправиться только с самим журналистом и отправили вместе с ним на тот свет его жену и малолетних детей. Видимо, в качестве меры устрашения. Бри, во всяком случае, в этом не сомневалась. Ибо всех четверых убили одновременно и в одном месте.

Бри медленно обходила комнату, осматривая ее. Она попыталась внушить себе, что впервые попала в этот дом и в эту комнату, поскольку стремилась взглянуть на случившееся свежим, не замутненным предыдущим опытом взглядом.

Итак, что сейчас бросается в глаза? Что они не заметили в прошлый раз? Что увидел бы Алекс, если бы находился здесь, а не в Африке?

Африка! Впервые за все это время она наконец поняла, почему Алекс отправился туда. Потому что зло столь грандиозного масштаба прибыло сюда именно с Черного континента. Такого рода предупреждения и меры устрашения можно рассматривать только в контексте Лагоса, Сьерра-Леоне и Дафура.

Интересно: убийцы не предпринимали никаких попыток хоть как-то скрыть свои следы или запутать следствие относительно их численности. Всюду, где на стенах были запекшиеся пятна и потеки крови, виднелись почти идеальные отпечатки пальцев, рук, ладоней. Скрытых отпечатков наверняка еще больше — несколько десятков, если не сотен, и они разбросаны по всему дому, по всем этажам, в том числе и на кухне.

Налетчики полностью опустошили холодильник, сожрав и вылакав все, что там находилось: остатки жаркого из свинины, неаполитанское мороженое в пластиковом контейнере, несколько бутылок содовой и бутылку крепкого.

«Насколько же глупы эти типы! Нет, скорее они проявляют полное безразличие к тому, что их могут поймать и осудить на пожизненное заключение за преступления подобного уровня жестокости».

Бри не нуждалась в результатах исследований, чтобы понять: оставленные в этом доме отпечатки в файлах идентификационной системы ФБР отсутствуют. Она полагала, что убийцы — молодые африканские националисты — прибыли сюда прямиком из Африки и еще не успели где-либо наследить или засветиться. Возможно, даже в отделах иммиграционного контроля при портах или аэропортах. Вероятно, сравнение даст несколько совпадений с отпечатками с места убийства семьи Элеонор Кокс. А может, и не даст. Этими юными дьяволами, в основном нелегально проникшими в страну, руководил взрослый и очень умный человек. Они делали за него грязную работу, были бесконечно преданы ему и рисковали ради него жизнью и свободой. Господи! Как она ненавидела этого типа — кем бы он ни был…

Бри завершила осмотр комнаты, и ее взгляд снова уперся в детские кроватки. В этот момент до слуха Бри донеслось тихое постукивание: кто-то у нее за спиной стучал в окошко спальни, выходившее на задний двор.

Обернувшись на звук, Бри едва не вскрикнула от удивления. Замечу кстати: она всегда втайне опасалась того, что ей могут выстрелить в спину.

У Бри за спиной, вцепившись в прутья решетки, поставленной для защиты от воров, висел за окном на руках чернокожий мальчик и в упор смотрел на нее. Когда их взгляды встретились, он, отцепив одну руку от стального прута, поманил ее к себе.

— Я видел, как убивали… Я все видел, — тихо произнес он. — И знаю, кто убил этих людей.

Глава шестьдесят четвертая

— Хотите, я расскажу вам, что случилось в этом доме? Все расскажу… — донесся до Бри дрожащий голос ребенка одиннадцати-двенадцати лет.

Он или действительно кого-то боялся, или был очень хорошим актером. Или то и другое вместе.

Сэмпсон уже поднялся в спальню и теперь стоял чуть в стороне и сзади Бри. Они не обнажили оружия, но никто из них не верил этому мальчишке.

Бри, незаметно положив ладонь на рукоять пистолета, попросила:

— Расскажи, что ты об этом знаешь.

Она и Сэмпсон приближались к окну под разными углами. Бри прижалась к стеклу первая, чуть опустив голову, чтобы не соприкоснуться лбом с выступавшим вперед наличником полукруглой оконной арки.

Теперь она видела, что мальчик не только держался руками за прутья решетки, но и стоял одной ногой на коньке крыши заднего входа, выходившего в облетевший ноябрьский сад. Расстояние от конька крыши до поверхности земли составляло около десяти футов.

— Окно не распахивать, — предупредил мальчик. — Иначе сбегу. Я очень быстро бегаю. Вы ни за что меня не догоните.

— Ладно. Но позволь я хоть приоткрою его. — Она потянула за веревку, рама поползла вверх и поднялась примерно на шесть дюймов.

— Что ты там делаешь? — спросила Бри.

— Я знаю, как это было. Они убили девочку и мальчика в этой комнате, а потом и остальных — в холле внизу.

Парень говорил с африканским акцентом. Скорее всего нигерийским, подумала Бри.

— Как вышло, что ты так много знаешь? — спросила Бри. — И почему я должна верить тебе?

— Я наблюдатель. Стою на стреме. Но скоро они начнут брать меня с собой на дело и заставят убивать. — Он посмотрел внутрь помещения. — А я не хочу этого делать. Я католик.

— Вот и хорошо, — кивнула Бри. — Я тоже католичка. И обещаю: тебе не придется делать ничего дурного. Кстати, почему бы тебе не слезть с крыши и не спуститься в сад? Там мы обо всем поговорили бы…

— Нет! — Он снял с металлического прута одну руку, повернул голову и посмотрел вниз, словно готовясь к прыжку. — И не пытайтесь перехитрить меня. Все равно не получится.

— Хорошо, хорошо. — Бри вскинула руки и показала ладони. Потом, чуть придвинувшись к нему, предложила: — Тогда давай поговорим здесь. Расскажи мне о себе. Как тебя зовут?

— Бенджамин.

— Знаешь ли ты что-нибудь о человеке по кличке Тигр? Он был здесь? — Алекс сообщил ей о Тигре, когда они разговаривали по телефону. Считалось, что он находится в Африке. Но быть может, у Алекса неверная информация?

Мальчик кивнул:

— Да, мне знакомо это прозвище. Но так называют разных людей. Тигров много.

Эта информация озадачила Бри, и она подумала, что Алекса это тоже удивит.

— Значит, ты полагаешь, что Тигров много, — сказала она. — Уверен в этом?

Мальчик снова кивнул.

— И они здесь, в Вашингтоне?

— Да. Возможно, два или три.

— И в Нигерии есть?

— И в Нигерии.

— А сколько их всего? Ты знаешь об этом?

— Точную цифру мне никто не называл. Но говорили, что много. На самом деле всех или почти всех главарей наемных банд зовут Тиграми.

Бри быстро посмотрела через плечо на Сэмпсона, потом снова перевела взгляд на мальчика.

— Бенджамин, хочешь узнать один важный секрет?

Этот вопрос, казалось, смутил парнишку. Его глаза забегали из стороны в сторону, потом он снова посмотрел вниз, словно проверяя, свободен ли путь отхода.

Когда он опустил глаза, Бри метнулась вперед. Очень быстро! Куда быстрее, чем Бенджамин мог ожидать от нее.

Глава шестьдесят пятая

Бри молниеносно просунула руку сквозь прутья, и ее пальцы сомкнулись вокруг тощего запястья находившегося за окном мальчугана.

— Сэмпсон, бегом на улицу!

— Отпусти меня! — закричал мальчик.

Он попытался соскользнуть с конька крыши, в результате чего руку Бри зажало между прутьями. Ей не на что было опереться, и оставалось только, не обращая внимания на боль, держать мальчика на весу и надеяться, что ей хватит на это сил, пока Сэмпсон не подоспеет с тыла.

«Поторопись, Джон! Он вырывается из моей хватки!»

— Бенджамин, мы не сделаем тебе ничего дурного. Ты будешь в полной безопасности. Для этого тебе нужно лишь пойти с нами.

— Отпусти меня, сучка! — закричал мальчик, злобно оскалившись. — Ты обманула меня!

Произошедшая с ребенком трансформация поражала. Испуганное выражение глаз сменилось яростным блеском; он до крови расцарапал ногтями руку Бри. Значит, все, что он сказал ей, — ложь? Может, мальчишка — один из убийц?

Наконец Бри услышала шаги Сэмпсона на заднем дворе.

«Быстрее, Джон! Быстрее!»

В тот момент, когда Бри подумала, что ее зажатая прутьями рука может сломаться, мальчишке удалось вырваться и он соскользнул с конька на крышу пристройки. Оттуда до земли оставалось около восьми футов. Как кошка, юный дьяволенок бесстрашно прыгнул на росший рядом с пристройкой молодой ясень — такой хлипкий и тонкий, что он едва выдержал его вес.

Так что, когда Сэмпсон подбежал к ясеню, на нем уже никто не сидел. Мальчишка в мгновение ока соскользнул по нему на землю, подбежал к окружавшему задний двор и садик высокому забору из кедровых досок, с ловкостью обезьяны вскарабкался на него и спрыгнул в боковую аллею.

Через несколько секунд Бри выбежала на передний двор, но перехватить парня уже не удалось. О том, чтобы сделать в заборе калитку, которая выводила бы в боковую аллею, прежние хозяева дома не подумали, а главные ворота находились слишком далеко от Бри. Однако она припустила к главным воротам, но, выскочив за них, увидела то, что и ожидала: пустую аллею. Мальчик не соврал ей хотя бы в одном: он действительно очень быстро бегал.

Дьяволенок, стоявший у бандитов на стреме, удрал, оставив их с носом.

Буквально через пять минут весь квартал был оцеплен полицейскими, но Бри не верила, что они схватят юного члена банды. Все ее мысли уже сосредоточились на другом. Она думала, как связаться с Алексом.

— Он обязательно должен узнать о том, что здесь произошло. Только ума не приложу, как вступить с ним в контакт. Я даже не знаю, где он сейчас находится.

Глава шестьдесят шестая

Эту часть Африки вы не найдете в путеводителях для туристов и на сафари туда не поедете. Так что единственным напоминанием о том, где я нахожусь, служил бесконечный тоскливый вой гиен. Впрочем, о том, что я в Африке, напоминали еще и дорожные знаки типа «Осторожно, львы!» или «Осторожно, крокодилы!».

Путешествие из Сьерра-Леоне в Нигерию оказалось еще более сложным и трудным, чем я думал. Не говоря о том, что нас во время поездки чуть ли не за каждым поворотом поджидали разного рода неожиданности и опасности.

Например, сейчас. Стоило нам только выехать на сравнительно прямой отрезок шоссе, как мы увидели два военных джипа; они стояли посреди дороги капотом к капоту, перегораживая нам путь. И это был не пограничный патруль, поскольку не прошло еще и часа, как мы выехали за пределы Коиду.

— Это правительственные солдаты? — спросил я Мозеса. — Есть какие-то признаки, по которым можно отличить правительственных солдат от других вооруженных людей?

Он пожал плечами и нервно заерзал в кресле «дрифтера».

— Трудно сказать. Формы как таковой не существует. Все носят что Бог послал. Так что эти парни вполне могут оказаться и бойцами Революционного фронта.

Бойцов, по моим подсчетам, было человек шесть. Все они носили весьма пестрые одеяния, состоявшие из элементов военного и гражданского облачения, и шлепали по пыли вьетнамками. При всем том оружия у них хватало, а в задней части одного из джипов даже стоял пулемет. Пулеметчик, одетый во все черное, восседал на высоком сиденье.

Долговязый, в коричневом берете солдат подошел, вышагивая, как журавль, к моему окну. Его красные, словно налитые кровью, глаза свидетельствовали о том, что он или обкурился, или весьма основательно выпил. Переложив винтовку в левую руку, солдат ладонью вверх протянул ко мне правую:

— Документы.

Я решил изобразить крутого парня и с холодным выражением лица продемонстрировал ему разрешение на выезд из страны и свой заграничный паспорт.

Парень на них даже не взглянул.

— Пятьдесят долларов. Столько стоит виза.

Состоял ли он на правительственной службе или был мятежником, в данном случае не имело значения, ибо то, с чем мне пришлось столкнуться, всякий назвал бы наглым и неприкрытым вымогательством.

Я посмотрел на него в упор — прямо в его налившиеся кровью глаза.

— Только сегодня утром заходил в американское посольство во Фритауне и разговаривал с заместителем посла Сэсси. Ну так вот: последний заверил меня, что документы оформлены по всем правилам и мне больше ничего и никому платить не надо. Почему вы требуете с меня деньги?

Солдат строго посмотрел на меня, но я выдержал его взгляд, не смигнув. Заметив, что намечается заварушка, два его приятеля стали с двух сторон приближаться к машине, но долговязый остановил их взмахом руки.

— Но за пассажира заплатить придется в любом случае, — процедил он. — Десять долларов. Или двадцатку «леонов».

После этого у обоих одновременно возникло чувство, что упомянутая сумма будет уплачена. Не знаю, что думал солдат, но я не хотел испытывать свою удачу и вручил парню десять баксов в виде двух купюр достоинством пять долларов каждая. Потом мы с Мозесом снова двинулись в путь и какое-то время ехали без происшествий, пока нас не остановил другой патруль, как две капли воды похожий на первый.

В общей сложности, пока мы не добрались до сопредельной территории, нас останавливали четыре раза, и всякий раз мы обсуждали с патрулями одну и ту же тему. Впрочем, имелось и некоторое отличие: чем ближе к границе, тем ниже становился установленный военными налог за проезд. Поэтому, когда мы наконец пересекли границу с Либерией в районе пограничного пункта Бо-Уотерсайд, я подсчитал, что, не считая первого раза, заплатил патрулям на земле Сьерра-Леоне в общей сложности около пятнадцати долларов.

Впрочем, из-за этих остановок мы потеряли самое дорогое — время и добрались до Монровии лишь с наступлением темноты. Там и заночевали, поскольку не имели гарантий, что сможем купить продукты и другие необходимые припасы, двигаясь на восток от этого города.

Ночью меня мучили невеселые мысли, и спал я неважно. Пока нам ничего не угрожало, но скорость, с какой мы передвигались, была несравнима с прыжками Тигра.

Тигр сильно опередил нас, а значит, имел возможность нанести новый удар в любое время и в любом месте.

Глава шестьдесят седьмая

Чтобы наверстать потерянное время, мы ехали без остановок целый день, сменяя друг друга за рулем. Мозеса в дороге потянуло на рассуждения, и он неожиданно назвал себя типичным представителем африканского народа, сказав, что ненавидит таких злодеев, как бойцы Революционного фронта или Тигр с его бандой убийц.

— В Африке много хороших людей, сэр, но нет никого, кто помог бы им бороться с этими дьяволами, — добавил он.

Меньше чем через час после того, как наш автомобиль выехал из Монровии в восточном направлении, мы миновали последний дорожный знак, мачту радиостанции, и въехали в густой и влажный тропический лес, показавшийся мне бесконечным.

Лишь изредка мы оказывались на широкой прогалине, где вместо деревьев нас со всех сторон окружали пеньки, напоминавшие надгробия и тянувшиеся на мили. Но таких широких прогалин нам за время пути попалось мало, и в основном мы ехали по своеобразному тоннелю, стены которого состояли из стволов пальм, бамбука, красного дерева и других растений, никогда не виданных мной. Листья лиан влажно шлепали по стеклам кабины, а ветви густого кустарника, громко шурша, терлись о бока нашей машины, двигавшейся вперед по едва заметной лесной тропе.

Во второй половине дня мы наконец выбрались из леса и, оказавшись рядом с побережьем, покатили по плоской как стол равнине. Поросшая невысокой травой, она была полной противоположностью джунглям, откуда мы только что выехали.

Когда солнце начало клониться к закату, я увидел огромную колонию фламинго, состоявшую из десятков тысяч изумительной красоты птиц и напоминавшую розовое, с оранжевым отсветом, море.

В этих широтах ночь наступает быстро, кроме того, мы слишком устали, чтобы ехать дальше, поэтому решили остановиться на ночевку. Засыпая, я подумал о том, много ли в Штатах отцов, имеющих право сказать своим детям, что провели ночь в самом сердце Африки.

Глава шестьдесят восьмая

Я проснулся через несколько часов. Мозес, опустив нижний борт «дрифтера», уже приготовил завтрак, состоявший из банки консервированных сосисок, нескольких помятых помидоров и двухлитрового кувшина с водой.

— Выглядит заманчиво, — сказал я. — Спасибо, Мозес.

— Между прочим, тут есть река. Вон там. Можете помыться, если хотите. Это недалеко. — Он указал на противоположную сторону дороги. Я понял, что Мозес уже умылся, вымыл овощи и наполнил кувшин, поскольку его рубаха местами основательно намокла.

Место, где мы расположились, окружали заросли колючего кустарника. Продравшись сквозь него и сняв с одежды приставшие к ней колючки, я прошел еще двадцать-двадцать пять ярдов и оказался на грязном глинистом берегу.

Река оказалась широкой и мутной. Ее гладкая зеленоватая поверхность походила на бутылочное стекло, и казалось, она почти не движется. Подойдя к воде, я почти сразу провалился по щиколотку в жидкую грязь, а когда попытался сделать шаг назад, потерял соскользнувший с ноги ботинок, и его тут же засосало в грязную жижу. Вот черт! Я пришел сюда, чтобы смыть с себя грязь, а не купаться в ней…

Утвердившись на относительно сухом месте, я осмотрел берег, пытаясь понять, где Мозес отыскал более удобный подход к реке.

Однако прежде чем куда-либо двигаться, нужно было найти ботинок. Я разулся, закатал до колен брюки и, вернувшись к крохотному грязному омуту, поглотившему мою собственность, наклонился и стал шарить рукой по его дну, надеясь нащупать свою обувь. Вдруг передо мной забурлила вода, и на поверхность реки вынырнуло нечто очень похожее на толстое грязное бревно.

Все произошло так быстро и неожиданно, что я растерялся, и лишь в следующую секунду понял, что это не бревно, а самый настоящий огромный коричнево-зеленый африканский крокодил. Его черные глаза были устремлены на меня. Ничего удивительного: ведь прямо у него перед носом находился завтрак!

Черт, черт, черт! С ботинком мне явно придется распрощаться. А с чем еще — с рукой или ногой?

Я начал медленно и осторожно отступать, стараясь не делать резких движений, но вместе с тем стремясь оказаться как можно дальше от этого представителя местной речной фауны. Крокодил не спешил выбираться из воды, и я видел только его чешуйчатую спину и верхнюю часть продолговатой бугристой головы. Однако черные пуговичные глаза хищника внимательно наблюдали за мной, отслеживая каждое мое движение.

Я сделал еще один крохотный шажок назад. Но тут, как назло, поскользнулся и рухнул в грязь! Несомненно, мое падение послужило для крокодила своеобразным сигналом к атаке. Он тут же вскочил на прижатые прежде к брюху перепончатые лапы и, сразу неимоверно увеличившись в размерах, бросился на меня.

Когда кошмарная рептилия окончательно выбралась из воды, я понял, что в ней не меньше десяти, а то и одиннадцати футов. Изогнувшись в виде литеры «S», крокодил в следующую секунду распрямился и одним броском преодолел разделявшее нас расстояние.

Я быстро подтянул ноги, инстинктивно пытаясь отдалить момент соприкосновения с зубами хищника. Как же такое со мной случилось? Говорили ведь мне умные люди — не лети в Африку, и были тысячу раз правы!

И тут сзади грохнул выстрел!

Потом второй!

Большой крокодил издал странный, на высокой ноте, звук, напоминающий не то свистящий выдох, не то жалобный стон. Воспользовавшись моментом, я отполз по грязи чуть дальше от него, после чего, к большому своему удивлению, заметил, как на голове у рептилии расплылось что-то ярко-красное. Кровь! Крокодил вновь издал вибрирующий свистящий звук, хлестнул по поверхности воды хвостом, подняв массу брызг, и скрылся в реке.

Я повернулся и увидел стоявшего неподалеку Мозеса. В руке он держал «беретту».

— Прошу извинить меня, сэр. Совсем забыл сказать, чтобы вы взяли с собой эту штуку. — Он помахал пистолетом. — На всякий случай.

Глава шестьдесят девятая

Африка! Есть ли еще на свете край, похожий на тебя? Лично я сильно сомневаюсь в этом.

На следующий день мы достигли Порто-Ново и, посовещавшись, решили, что в Лагос лучше всего ехать на автобусе. На автобусной станции перед туалетом стоял человек. Он потребовал, чтобы я заплатил за вход, но я крикнул, что написаю ему на ноги прежде, чем найду в кармане мелочь. Он рассмеялся и отошел в сторону.

Потом мы с Мозесом распрощались, и мой компаньон с гордым видом укатил на собственном грузовике. Признаться, я так до конца и не понял, относился ли он к числу добрых самаритян — или в основе его симпатии ко мне лежал точный расчет. Но мне, честно говоря, приятнее думать, что относился. Так что я всегда буду считать Мозеса своим первым африканским другом.

Вновь оказавшись в номере своего отеля в Лагосе, я сбрил выросшую за три дня неопрятную щетину и смыл с бренной плоти корку из пыли, пота и крови. Потом посмотрел в зеркало на свой кривой нос. «Ну и красавчик же ты, Алекс», — усмехнулся я, после чего плюхнулся на постель и стал звонить в Штаты.

Сначала я попросил оператора соединить меня с Бри, назвав номер ее мобильного телефона. Не скрою, мне было приятно слышать ее голос, но так уж вышло, что наш обмен приветствиями и теплыми словами слишком быстро закончился. Ей не терпелось сообщить мне важные новости. В частности, о новом убийстве на Восемнадцатой улице, о мальчике, который оказался рядом с местом преступления и сказал ей, что «Тигр не один, Тигров много». Флаэрти тоже упоминал об этом, но я не сомневался, что ищу одного убийцу. Кстати, то же самое говорило и мое чутье детектива, а оно редко ошибалось.

Бри, однако, возразила:

— Если этот мальчишка мне не приснился и сказал правду, то мы получили ценнейшую инсайдерскую информацию. Ведь он состоял в банде. Так что число жертв в округе Колумбия может увеличиться в самое ближайшее время. Между тем ты преследуешь в Африке некоего фантома. Возвращайся домой, Алекс, — вот что я тебе скажу.

— На твоем месте, Бри, я бы не очень доверял этому свидетелю. Подумаешь, какой-то мальчишка… Он сам сродни фантому. А вот я точно знаю, что парень, убивший Элли и ее семью, находится сейчас в Лагосе. — По крайней мере так говорит мне интуиция. Это, конечно, не гарантия, но все-таки…

— Думай как угодно, но я буду исходить из того, что он находится здесь, — раздраженно произнесла Бри. Интересно: прежде мы с ней почти никогда не ссорились, но сейчас были очень близки к этому.

— Послушай, Бри, — примирительно сказал я. — Клянусь, что не останусь здесь ни часом дольше, чем это необходимо.

— Боюсь, сейчас мы с тобой по-разному понимаем эту самую необходимость, Алекс.

— А вот в этом ты, пожалуй, права.

Я мог промолчать, но в настоящий момент на пользу Бри пошла бы только неприкрашенная правда.

— Просто с ума схожу — так хочу тебя видеть, — сообщил я Бри еще одну истину, пытаясь сменить тему. — Во что, например, ты сейчас одета? Надеюсь, во что-то воздушное?

Поняв, что я в шутливой форме пытаюсь навести мосты, она рассмеялась:

— Что я, по-твоему, в спальне сейчас нахожусь? Нет, мой друг, я на работе, через стол от меня сидит вечно надутый Фред и не спускает с меня глаз. — Я услышал, как возмущается Фред. — Не говоря уже о том, что в оперативном зале сейчас собралась почти половина личного состава отдела по раскрытию тяжких преступлений. Продолжать?

Мы еще немного поболтали на отвлеченные темы и распрощались в добром расположении духа, пожелав друг другу удачного дня. Я уже собрался звонить на Пятую улицу, как вдруг в мою дверь негромко постучали.

— Кто там? — крикнул я. — Подождите, сейчас открою!

Но дверь распахнулась сама, так что я даже не успел встать с постели. Из незваных гостей я узнал только клерка, чья конторка находилась на первом этаже.

Но два человека в костюмах и белых рубашках, стоявшие у него за спиной в коридоре, были мне незнакомы.

— С какой стати вы вламываетесь ко мне в комнату? — набросился я на клерка. — И вообще: что все это значит? Кто эти люди?

Но тот не сказал мне ни слова. Он лишь придержал дверь, когда два парня в костюмах входили ко мне, потом закрыл ее со стороны коридора и исчез. Между тем эти господа, войдя в номер, молча двинулись ко мне.

Я быстро приподнялся на постели и спустил ноги на пол.

— Кто вы такие? Какого дьявола вам здесь нужно?

Глава семидесятая

— ГСС! — крикнул один из них. Я уже слышал эту аббревиатуру. «Государственная секретная служба» — вот как она расшифровывалась. Я не знал только, действительно ли эти люди принадлежали к ней.

Между тем они уже подошли ко мне и выглядели настолько уверенно, что, казалось, были готовы принять на себя ответственность за любые последствия этой акции — вторжения в апартаменты иностранного гражданина. Один из них схватил меня за руки и плечи, а второй как клещами сдавил мне ноги, после чего они легко, словно перышко, подняли меня с постели.

Боже, что происходит? Вправду ли эти люди служат в секретной службе? А если служат, кто послал их по мою душу? И с какой целью?

Я пытался оказывать сопротивление, но они, похоже, настолько поднаторели в насильственных действиях, что мгновенно скрутили меня. Не стану упоминать о том, что это были настоящие гиганты с огромными руками, словно выкованными из стали.

Так они пронесли меня, совершенно беспомощного, через всю комнату, и я, услышав скрип открывающейся фрамуги, почувствовал кожей веяние влажного горячего воздуха.

Тут я начал кое-что понимать и закричал так громко, как никогда не кричал в своей жизни, в надежде, что меня кто-нибудь услышит.

А потом увидел голубой лоскут неба, плавательный бассейн у меня под окном и ощутил спиной нагретый солнцем шершавый бетон наружной облицовки гостиничной стены.

Иными словами, я оказался за окном и висел головой вниз.

— Что вам от меня нужно? — крикнул я, обращаясь к детине, который держал меня за ноги. У этого типа было большое круглое лицо и приплюснутый, как у Майка Тайсона, боксерский нос. Теперь я уже не стремился вырваться из его хватки, а молил Бога лишь о том, чтобы он не выпустил меня из своих лапищ.

Парень из ГСС — или тот, кто выдавал себя за такового, — ухмыльнулся и глянул на меня сверху вниз промеж моих щиколоток, которые сжимал в своих могучих руках.

— Вы пробыли здесь слишком долго, Кросс. Пора и честь знать. — Он расхохотался и повернул голову, желая разделить шутку со своим приятелем, находившимся в комнате.

Даже если бы плавательный бассейн располагался точно подо мной, чего в данном случае не было, я все равно находился слишком высоко и, несомненно, разбился бы, если бы этот тип меня выпустил. При мысли об этом у меня по спине пробежала холодная дрожь, зашумело в ушах, а пульс стал толчками отдаваться в висках, тем более что я висел вверх ногами и кровь приливала все сильнее к голове.

Внезапно мое бедное тело вновь начало менять положение в пространстве. Но на сей раз меня тянули вверх и внутрь!

Громилы едва не содрали мне со спины кожу, когда перетаскивали через грубый край алюминиевой рамы. Они швырнули меня на пол, и я вновь очутился у себя в номере.

Глава семьдесят первая

Я вскочил и набросился на парня из ГСС, находившегося ближе ко мне. Правда, мне под ребра тут же уперся ствол пистолета, поэтому пришлось прекратить военные действия.

— Спокойно, — сказал тот, что походил на Тайсона. — Надеюсь, вы не хотите получить пулю в живот, не так ли?

Я осмотрелся и увидел, что моя дорожная сумка лежит на постели. И что самое интересное, полностью упакованная и застегнутая.

— Возьмите сумку.

— Кто вас послал, и на кого вы работаете? — вскричал я. — То, что вы творите, — истинное сумасшествие и беззаконие!

Ответа от «Тайсона» я так и не дождался. Вместо этого они с приятелем схватили меня под руки, выволокли из номера и оставили в коридоре. После этого один из них запер дверь на ключ и сунул его в карман.

Потом они повернулись на 180 градусов, прошли по коридору и сели в лифт.

Один из них на ходу бросил:

— Это последнее предупреждение. Отправляйтесь домой, детектив Кросс. Вас здесь не любят.

Я смотрел на них, пока они шли по коридору, а потом стояли, негромко переговариваясь, ожидая лифт. Думал, не скажут ли что-то еще.

Бесполезно. Они ничего не добавили.

И я не получил никаких вразумительных объяснений по поводу случившегося.

Определенно в их обязанности не входило что-либо мне объяснять. Они лишь передали мне «черную метку». И все. На кого бы эти парни ни работали, на наемных убийц Тигра они не походили. Кроме того, они даже не довезли меня до аэропорта и не впихнули в самолет.

Почему, интересно знать? Коль скоро я всем здесь так не нравлюсь?

Что, черт возьми, происходит в этой безумной стране?

Глава семьдесят вторая

В это трудно поверить, но мое положение в Лагосе в течение последующих часа-полутора ухудшилось. Прежде всего гостиничный клерк неожиданно «вспомнил», что перед отъездом я выписался из «Супериора», и добавил, что свободных номеров у них в данный момент нет. Мне пришлось смириться с этим, хотя я знал наверняка, что он мне лжет.

Потом я обзвонил полдюжины разных отелей и везде получил отказ под предлогом того, что моя кредитная карточка не активируется. Все это навело меня на мысль, что приходившие в мой номер громилы все-таки работали на государство, — уж и не знаю, что здесь, в Лагосе, под этим подразумевается.

Я стал названивать Флаэрти, но он не снимал трубку. Я дважды оставлял ему устные сообщения, но проклятый цэрэушник мне так и не перезвонил.

Тогда я сделал единственное, что пришло мне в голову. Взял у гостиницы машину и велел водителю ехать на Ошоди-маркет. Раз я не в состоянии связаться с Флаэрти, мне остается одно: навестить его информатора. Вообще в данной ситуации выбора у меня не было.

Я знал, что влип в какую-то мерзость, но какую именно — пока не понимал. Почему, интересно, окружающим так хочется избавиться от меня? Почему все они прилагают такие усилия, чтобы я уехал из страны? И еще: какое это имеет отношение к убийству Элли Кокс?

У меня ушло не менее часа на то, чтобы добраться до Ошоди-маркет. Еще пятьдесят минут я бродил по рынку и задавал вопросы, стремясь найти нужную мне лавку по продаже ковров.

Увы, в тот день в лавке работал не Токунбо, а его одноглазый сменщик, плохо говоривший по-английски. Правда, услышав имя Токунбо, он кивнул, подтвердив тем самым, что я все-таки нашел нужное место, но после этого отвернулся от меня и заговорил с каким-то клиентом. Похоже, я ничуть не заинтересовал его.

Что мне оставалось делать? Я не мог долго прохаживаться около лавки в надежде на чудо, поэтому скрепя сердце вернулся к машине. А поскольку ехать мне было больше некуда, я решил действовать согласно чрезвычайному плану С1, то есть отправиться в американское консульство.

Однако по пути на Виктория-Айленд, где располагалось консульство, я подумал о том, что прибегать к чрезвычайным мерам пока не стоит и есть смысл воспользоваться, скажем, планом D.

— Остановите, пожалуйста, машину, — сказал я водителю.

Тот притер такси к бровке рядом со старым, выгоревшим изнутри «фордом». Попросив водителя открыть багажник, я вылез из машины, достал свою дорожную сумку и стал рыться в ней.

Я хотел найти одежду, которая была на мне в день прилета в Лагос. Рубашку, правда, я давно выбросил, поскольку она порвалась и вся пропиталась грязью и кровью. Но оставались еще брюки, и их-то я и разыскивал.

А вот и они — тоже в грязи, кровавых пятнах, с неприятным запахом, но целые. Я обшарил передние карманы, но ничего в них не обнаружил. Залез в задний карман и наконец нашел то, что искал, — единственную вещь, которую не отобрали у меня при личном досмотре в Кирикири. Визитную карточку отца Бомбаты.

Я повернулся к шоферу, который высунулся из окна раскаленного автомобиля чуть ли не по пояс, с нетерпением дожидаясь меня.

— Сколько стоит поговорить по вашему сотовому телефону? — спросил я.

Глава семьдесят третья

Спустя два часа я со вкусом обедал в обществе отца Бомбаты в его офисе в церкви Искупления Христа — почтенных размеров здании в самом центре Лагоса.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, — сказал я. — И за все эти угощения. Признаться, я здорово проголодался.

Благодарить было за что. На обед нам подали жареную антилопу куду, тушеные кабачки и фруктовый салат. Все это мы запивали красным южноафриканским вином «Цинфандель». Прислуга сервировала обед на дорогом столе из красного дерева. Крохотный священник казался еще меньше в своем офисе с высоченными потолками и окнами в готическом стиле. Сам он сидел за столом в огромном кресле с высокой спинкой, почти утопая в нем. Окна были завешены тяжелыми красными гардинами, и щель в них пропускала ровно столько света, сколько нужно для того, чтобы в помещении царил уютный полумрак.

— Что у вас с лицом? — озабоченно спросил священник, оглядев меня. — Или, быть может, мне следовало задать вопрос по-другому: что с тем парнем, который ударил вас?

Признаться, я редко вспоминал, что физиономия у меня не совсем в порядке. Особенно когда нос перестал болеть, что произошло где-то на границе с Ганой.

— Неудачно побрился, — пошутил я, сопроводив эти слова кривой усмешкой.

Я не хотел говорить ему правду, поскольку опасался получить очередной совет немедленно отправляться домой на первом же самолете, вылетающем в Штаты. Мне были нужны союзники, а не советы.

— Святой отец! У меня есть неопровержимые улики, свидетельствующие против местного убийцы по прозвищу Тигр. Как вы думаете, существуют ли другие убийцы с таким же прозвищем? При этом действующие в разных местах — например, здесь и в США?

— В этом мире все может быть, сын мой, — произнес маленький священник с доброй улыбкой. — Но ведь вы не об этом хотели спросить, не так ли? Тем не менее, отвечая на ваш вопрос, скажу: да, возможно и такое. Тем более если к этому причастны шишки из правительства или большого бизнеса. Увы, некоторые влиятельные люди на самом верху связаны с бандами наемных убийц. К сожалению, у нас это обычное дело.

— Но почему именно из правительства? Или большого бизнеса?

Священник закатил глаза, словно удивляясь моему простодушию, однако дал мне четкий и недвусмысленный ответ:

— Потому что только эти люди обладают ресурсами, позволяющими контролировать информацию. Или распространять дезинформацию.

— Но зачем им это нужно? Я имею в виду негласную поддержку бандитов или косвенное участие в их грязных делах?

Священник поднялся с места, чтобы налить мне еще один бокал «Цинфанделя».

— Причин для этого превеликое множество. Но называть в этой связи какие-либо имена или что-либо утверждать я не стану, поскольку не имею фактов, а обвинять ближнего без достаточных оснований безответственно. Короче говоря, я ничего точно не знаю. Хотя должен заметить, что прозвище Тигр весьма символично. Надеюсь, вы знаете, что в Африке нет тигров? Разве что в зоопарке…

— Знаю, святой отец. Но ищу здесь вполне реального человека, как бы его ни звали. И мне необходимо установить, где он сейчас находится. Дело в том, что он убил одну мою хорошую знакомую и всю ее семью. Впрочем, он убил не только эту семью. Были и другие.

— Позвольте мне сменить тему? — Священник посмотрел на циферблат напольных часов красного дерева. — Из того, что вы мне рассказали, я совершенно точно уяснил одно: вам срочно нужно место, где вы могли бы хорошо отдохнуть, прежде чем продолжить выполнение своей миссии.

— Вообще-то я не собирался просить вас об этом.

— А вам не надо ни о чем просить, детектив Кросс. И так все понятно. Только предупреждаю: предоставить вам убежище в этих стенах я не могу. Если бы дело касалось одного меня, я бы, пожалуй, рискнул, но рисковать своей паствой не имею права. Тем не менее могу отвезти вас в один из наших приютов. К сожалению, там нельзя провести более пяти дней, да и на отель это место не похоже…

— Спасибо, согласен!

— Что же касается загадочного Тигра, то помочь вам в его розысках я уж точно не в состоянии…

— Понятно… — протянул я, стараясь скрыть разочарование.

Отец Бомбата поднял руку, чтобы привлечь мое внимание.

— Вы очень быстро думаете и делаете выводы, верно? Даже слишком быстро. Между тем я хотел сказать, что сам в этом деле вам помочь не смогу, но знаю кое-кого, кто сможет. — Отец Бомбата скромно потупил глаза. — Это моя кузина… Кстати, самая красивая женщина в Нигерии. Но я, разумеется, пристрастен, так что предлагаю вам самому составить мнение на этот счет.

Глава семьдесят четвертая

Ее звали Аданна Танзи. Священник не соврал. Она и впрямь оказалась потрясающе красивой женщиной. Во всяком случае, прежде таких красавиц я не видел. И что интересно, работала она не фотомоделью, а была репортером «Гардиан» — крупнейшей газеты Лагоса.

Аданна имела крошечный офис, и мне оставалось лишь надеяться, что запах приюта для бездомных, где я провел ночь, не слишком въелся в мою одежду и кожу.

В течение последующего часа Аданна поведала мне, что уже два года ведет журналистское расследование, объект которого Тигр и его банда, и он до сих пор представляется ей чрезвычайно загадочным типом.

— Но я совсем не уверена, что у нас несколько Тигров, хотя такие слухи и ходят. Возможно, это гангстерский миф. А может, сам Тигр распространяет эти слухи. В любом случае, если ему что-то не понравится, он может причинить нашей газете массу неприятностей.

— Или репортеру, который в ней работает, — вставил я.

Она пожала плечами:

— Есть вещи поважнее собственной безопасности. И вы отлично это понимаете. Приехали сюда расследовать это дело, хотя знаете, что здорово рискуете. Так — нет?

— Положим, — с улыбкой ответил я.

Неожиданно я осознал, что не в состоянии отвести от нее глаза. Не останавливало меня и то, что она могла счесть это крайней невоспитанностью. Ничего не поделаешь: эта женщина завораживала — как завораживает внезапное появление любимой с детства кинозвезды. Ее повадка, движения, голос… Я рассматривал высокие скулы и темные бездонные глаза нигерийской красавицы, отдавая должное и ее манере держаться. Аданна, казалось, никого и ничего не боялась, и я спрашивал себя, как это возможно. Ей было что терять, и она об этом отлично знала. Тем не менее относилась к риску поразительно легко. Как к чему-то неразрывно связанному с ее профессией, вроде ручки или диктофона.

Именно ручку она сейчас и взяла. Из-за игры в гляделки я как-то упустил из виду, что в другой руке она уже не меньше минуты держала открытый блокнот.

— Прошу не делать никаких записей, — сказал я. — Это не интервью. И я не официальное лицо, а самый обыкновенный турист. По крайней мере мне очень старались это внушить.

Аданна, послушно отложив блокнот и ручку, улыбнулась, как если бы хотела сказать: я все понимаю, но попробовать все-таки стоило, не так ли, приятель?

Я продолжил разговор:

— Имеете ли вы представление о том, где находится сейчас Тигр? Или хотя бы как мне об этом узнать?

— «Нет» — ответ на первый вопрос, — сказала она. — И «весьма возможно» — на второй.

Глава семьдесят пятая

Я помолчал, ожидая продолжения. Но его не последовало. И тут до меня дошло, что в Лагосе всюду рынок, даже в офисе газетчика.

— Значит, кое-какую информацию вы мне все-таки готовы сообщить? — наконец сказал я. — Но что потребуете взамен, вот в чем вопрос?

Аданна одарила меня прелестной улыбкой. Она была не только очаровательна, но и умна.

— Увлекательную историю об американском детективе, прилетевшем к нам с другого континента, чтобы найти убийцу. Такой материал у нас обязательно напечатают.

Я положил руки на подлокотники кресла, собираясь подняться и покинуть ее офис.

— Ни за что.

Она очень серьезно посмотрела на меня.

— А вы понимаете, детектив Кросс, сколько пользы принес бы подобный материал? Ведь этот монстр ответственен за гибель сотен людей, возможно, больше.

— Знаю. — Я старался говорить спокойно. — Одной из его жертв стала моя близкая подруга.

— А у меня он убил брата, — сказала Аданна. — Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я так хочу напечатать эту историю.

Хотя говорила она негромко, эти слова, пронизанные страстью и гневом, эхом разнеслись по комнате. Ее голос слегка вибрировал.

— Мисс Танзи…

— Прошу вас, зовите меня Аданна. Меня все так зовут.

— Хорошо. Аданна. Совершенно очевидно, что вы уделяете этому человеку и всему, что с ним связано, повышенное внимание. Но дело в том, что я не знаю вас. Мне бы очень хотелось довериться вам и рассказать все, но я не имею права.

Замолчав, я понял по ее взгляду, что если она на меня и обиделась, то не слишком, а коли так, значит, не все еще потеряно.

— При всем том я продолжаю питать надежду, что вы не откажете мне в помощи. Кстати, меня зовут Алекс. Меня все так зовут.

Она глубоко задумалась над моими словами, вступив, похоже, при этом в конфликт с самой собой, что отразилось на ее красивом лице. Признаться, до сих пор я считал, что такого рода конфликты журналистам несвойственны. По крайней мере нашим, вашингтонским. Те, кого я знал, излишней щепетильностью не отличались.

Наконец Аданна поднялась.

— Ладно. В любом случае я в деле. Поэтому подумаем, что можно для вас сделать. — Снова взяв свою ручку — изделие из серебра с ониксом на колпачке, какие обычно дарят писательницам и журналисткам, она вопросительно посмотрела на меня: — Итак, Алекс, где я могу вас найти?

В приюте для бездомных церкви Искупления Христа. Именно там я сейчас обитал.

Уж и не знаю, заметила ли она, что пауза несколько затянулась. Умно я поступил или глупо, сложный вопрос, но мне хотелось произвести впечатление на Аданну Танзи.

— Я сам позвоню вам, — сказал я. — Завтра же. И раньше, чем кому-либо другому. Обещаю.

Она кивнула и вдруг снова одарила меня улыбкой.

— Я верю вам, детектив Кросс. Пока по крайней мере. Так что не разочаруйте меня, пожалуйста.

«Разве такая кощунственная мысль может прийти мне в голову, Аданна?»

Глава семьдесят шестая

Мохаммед Шол — бизнесмен с большими, по слухам, связями, стоял, как собственный портрет в дорогой раме, в открытых дверях своего огромного дома. Главное здание занимало площадь не меньше двадцати тысяч квадратных футов, а гостевой дом — еще восемь тысяч. Мохаммед считался одним из самых богатых людей Южного Дарфура и никогда не упускал случая продемонстрировать это.

При взгляде на дом, напоминавший крепость с высокими бетонными стенами и обширной оранжереей внутри, я вспомнил старинную восточную пословицу: «Кто, кроме самого дьявола, может жить, подобно падишаху, в центре ада?»

Что ж, Тигр не имел ничего против сношений с дьяволом. Более того, постоянно вступал с ним в сделки. Ибо такова была природа его бизнеса, и если у него на руках обычно находилось четыре туза, то в рукаве черного дьявола, возможно, был спрятан джокер.

Шол, улыбаясь от уха до уха, сжал в руках ладонь высокого импозантного гостя, считавшегося непревзойденным мастером по части устранения всяческих нежелательных препятствий и одним из самых удачливых, ловких и жестоких убийц в стране.

— Добро пожаловать, мой друг! Что касается вашей команды, она, разумеется, подождет вас снаружи, не так ли?

— Разумеется.

— Их накормят.

— Очень хорошо. Они всегда голодны как волки.

Тигр назначил исполняющим обязанности начальника Ракету, поскольку тот умел поддерживать дисциплину. Парни расположились на траве напротив ворот. Их охраняли два телохранителя Шола в дорогих штатских костюмах. Телохранители наблюдали за подростками из банды Тигра с нескрываемым любопытством, тем более что сами начинали карьеру на улице.

Было бы неплохо, если бы они показались этим громилам обыкновенными задиристыми и самоуверенными юнцами, подумал Тигр о своих бойцах, глянув на могучих телохранителей Шола. Интересно, что сочетание юношеского задора и легкомыслия, демонстрируемое его парнями на публике, с сопутствовавшей им мрачной славой, производило странное впечатление на окружающих и всегда в конечном счете шло ему на пользу.

Тигр сквозь резные двери прошел вслед за Шолом в дом, они пересекли холл и вышли во внутренний дворик, где вкусно пахло тушеной говядиной с кардамоном. Со стороны ворот во дворик долетали громкие голоса бойцов Тигра, оживленно переговаривавшихся между собой. Надо сказать, что переговаривались они по-арабски, и это, насколько знал Тигр, весьма устраивало Шола.

Пройдя через двор, они подошли к стеклянной двери, которая вела в большое строение из стекла и металла. Сквозь стекло в зеленоватом полумраке просматривалось множество экзотических растений и деревьев. Шол остановился.

— Поговорим здесь. Чаю хотите? Или, к примеру, грейпфрутового сока? — О грейпфрутовом соке Шол сказал намеренно, поскольку в этом городе он считался редким деликатесным напитком, доступным немногим.

— Ничего не хочу, — ответил Тигр. — Кроме одного. Обсудить дело, ради которого приехал сюда, после чего сразу же вас покину.

Шол едва заметным движением руки отпустил прислужника и извлек ключ из кармана своей галлабия — белоснежной просторной робы из тончайшего хлопка, которую так любят носить в арабских странах. Потом Шол отпер дверь, и они вошли в теплицу.

В теплице дышалось легко и приятно, ибо специальные климатические машины обеспечивали постоянную умеренную температуру и влажность. На покрытый кафельной плиткой пол ложились тени деревьев. Над головой отливал сталью и стеклом прозрачный скошенный потолок со сложным геометрическим узором.

Шол жестом предложил Тигру войти в небольшое помещение, предназначенное для отдыха и приема пищи. Там, вокруг большого, сверкающего полировкой стола из древесины экзотического дерева баи, стояли четыре белых стула из ротанга. Шол, заглянув за росшее в горшке разлапистое дерево, набрал комбинацию цифр на замке стоявшего там сейфа. Открыв сейф, вынул из него толстый, набитый чем-то конверт и положил на середину сверкающего стола.

— Полагаю, вы найдете здесь все, что вам нужно, — сказал бизнесмен.

Просмотрев содержимое конверта, Тигр опустился на плетеное ротанговое сиденье и поставил толстый конверт на пол рядом с ножкой стула.

Шол улыбнулся.

— А у вас здесь уютно. — Тигр обвел рукой комнату отдыха. — И красиво. Короче говоря, впечатляет.

Шол, неравнодушный к комплиментам, снова расплылся к улыбке.

— Аллах наделил меня способностью обустраивать свое жилище.

— Полагаю, у вас есть и другие способности. Говорят, вы очень умный человек. Впрочем, я и сам это вижу.

— Это вы верно заметили. Аллах наделил меня множеством талантов. Но я разрываюсь между работой в законодательных органах и бизнесом, и на остальное почти не остается времени.

— Поездки… — протянул Тигр. — Деловые встречи днем и ночью. Ну и семья, разумеется, требует времени, не так ли?

Шол кивнул. Ему всегда нравилось, когда разговор переключался на его персону.

— Все так, все правда… Кручусь, знаете ли, как мангуст в колесе.

— И позволяете себе говорить то, чего не должны. Подставляя тем самым своих близких.

Шол перестал покачивать головой и, хотя обычно старался не смотреть Тигру в глаза, на этот раз посмотрел на него в упор.

— Ничего такого я не говорил, — сказал он. — Честно. О наших с вами сделках всегда храню полное молчание. Как, впрочем, и о других своих предприятиях.

— Нет, говорили, — возразил Тигр не двигаясь. — Надеюсь, женщину-репортера по имени Аданна Танзи помните? — Тигр поднял руку и расстегнул воротник рубашки, чтобы его команды легче проникали в находившийся у горла микрофон.

— Вперед, Ракета! Разнесите этот дом по кирпичику. Никого не щадить. Пусть это послужит кое-кому уроком!

Глава семьдесят седьмая

Через некоторое время здание теплицы завибрировало от доносившихся из-за ограды пистолетных выстрелов. Скоро к ним присоединились и автоматные очереди.

Мохаммед Шол попытался подняться с места, но отличавшийся удивительной ловкостью и подвижностью Тигр не позволил ему сделать этого. Через секунду его руки уже сжимали горло бизнесмена и законодателя. Слегка придушив Шола, он толкнул его ногой вместе со стулом к противоположной стене кабинета, в стеклянной поверхности которой тут же образовались паукообразные трещины.

— Слышишь это? — вскричал Тигр. — Слышишь? Это все твоя вина!

Стрельба закончилась так же неожиданно, как и началась. Потом послышались вопли и стоны — сначала кричали одни женщины, потом к ним присоединились мальчишеские голоса — высокие, пронизанные страданием и болью.

— Это, — сказал Тигр бизнесмену, — вопиют твои ошибки, твоя жадность и глупость.

После этого Тигр вновь сомкнул свои мощные длани на шее бизнесмена, и хотя Шол пытался отвести его руки от горла, он был слишком слаб по сравнению с убийцей, и у него ничего не получилось. Скоро его лицо налилось кровью, вены вздулись, а глаза, казалось, вылезали из орбит. Тигр не без любопытства наблюдал за происходившими в лице Шола изменениями. Он знал, что, имея определенные навыки, можно подвести человека к самой границе смерти, а потом долго удерживать его в таком положении. Пока не надоест. Ему нравилось причинять Шолу страдания, поскольку он презирал этого слишком много возомнившего о себе богача и ему подобных.

Двери теплицы стали сотрясаться от ударов: на сцене появились телохранители Шола, спешившие на помощь боссу.

— Войдите! — крикнул Тигр. В мгновение ока он развернул стул с Мохаммедом Шолом лицом к двери и выхватил пистолет из тайной кобуры, пристегнутой к щиколотке. В следующий момент он открыл огонь, прикрываясь телом Шола как щитом.

Первый ворвавшийся в теплицу телохранитель получил девятимиллиметровую пулю в горло и рухнул как подкошенный. Второй открыл ответный огонь и выпустил две пули: первая поразила вытянутую руку, а вторая — плечо его хозяина.

Шол пронзительно закричал от боли и продолжал кричать, когда Тигр толкнул его ногой и он, вылетев из кресла, врезался в своего телохранителя. При этом и хозяин, и его охранник упали. Тигр не спеша подошел к ним и выстрелил второму телохранителю прямо в лицо.

— Ога! У вас все в порядке? — вскричал Ракета, появляясь в пустом дверном проеме. На уличном жаргоне Лагоса слово «ога» означало «шеф». Тигру понравилось словечко, и с его благословения юные бойцы стали называть своего босса только так.

Пронзительные крики и стоны в доме уже прекратились, и во владениях Шола воцарилась тишина, нарушаемая, впрочем, редкими выстрелами или автоматными очередями. Кое-то из юнцов, еще не насладившись сполна насилием, чувством власти и вседозволенности, продолжал выпускать пар.

— В доме должен находиться учитель, обучающий детей Шола разным наукам.

— Мы уже разобрались с ним, — произнес Ракета.

— Отлично. — Тигр с интересом наблюдал за попытками хозяина дома подняться с пола. Потом выстрелил ему в бедро. — Нужно наложить жгут, иначе сдохнешь от потери крови, — сказал он бизнесмену.

Потом повернулся к Ракете.

— Хорошенько свяжи мистера Шола. А потом засунь эту штуку ему в рот. Можешь и в задницу, если тебе так больше нравится.

«Этой штукой» Тигр назвал гранату М-67.

— И не забудь дернуть за колечко, когда будешь уходить.

Глава семьдесят восьмая

Мне все еще казалось, что я живу в нереальном, фантастическом мире.

Все двери церковного приюта для бездомных закрывались сразу после девяти вечера. После этого никто не мог войти в приют или выйти из него. Из-за хаотичного движения и постоянных пробок на улицах Лагоса мне едва удалось добраться туда вовремя.

Моя койка находилась в дальнем конце так называемого дортуара номер три — третьей, и последней, спальни от входа, располагавшейся в стороне от главного коридора, куда выходили двери хозяйственных и бытовых помещений, в том числе столовой, где нас по утрам кормили завтраком.

«Алекс Кросс, — сказал я себе, — что ты успел сделать за сегодняшний день? К каким выводам пришел?»

Парень, занимавший ближайшую койку, был мне знаком, поскольку занимал это место и в предыдущую ночь. Этого выходца с Ямайки звали Оскаром. Говорил он мало, но напряженный взгляд и едва затянувшаяся рана на бедре от соприкосновения с капотом автомобиля сообщили мне его историю. Пока я рылся в тумбочке в поисках зубной щетки, он лежал на боку и смотрел на меня.

— Эй, мужик, — обратился он шепотом ко мне, — тут один коротышка в рясе искал тебя. Он и сейчас здесь и в данный момент на тебя смотрит.

Я бросил взгляд в сторону двери. Действительно, там стоял отец Бомбата. Поняв, что я заметил его, он поманил меня пальцем и вышел из дортуара.

Я последовал за ним в холл, забитый ночлежниками, добравшимися до приюта в последнюю минуту. Я растолкал этих людей и, ускорив шаг, догнал отца Бомбату у передней двери.

— Святой отец? — позвал я священника и лишь после этого заметил, что он набирает номер на своем сотовом. Я задумался, кому он может звонить в столь поздний, по приютским понятиям, час.

— С вами хочет переговорить мисс Танзи. — Священник вручил мне сотовый.

У Аданны было полно новостей! В частности, она поведала мне об убийстве, случившемся в тот день в Южном Дарфуре. Жертвами убийц стали один из членов Государственного совета Судана и все его семейство.

— Какая-нибудь связь с Бэзилом Аббудом, убитым в округе Колумбия, прослеживается? — спросил я женщину.

— Пока не знаю, но совершенно точно могу сказать, что Тигр довольно часто прокручивал свои делишки именно в Судане.

— Оружие? Героин? — спросил я. — Какого рода у него делишки в Судане, Аданна?

— Мальчики. Преданные ему оловянные солдатики. Он рекрутировал их в лагерях беженцев в Дарфуре.

Я вздохнул.

— Вам следовало сказать мне об этом раньше, Аданна.

— Ничего еще не потеряно. Завтра утром мы можем вылететь в Найалу на первом же транспортном самолете.

— Вы сказали «мы»?

— Сказала. Но если вас это не утраивает, отправляйтесь обычным коммерческим рейсом до Аль-Фашера, а оттуда доберетесь до места наземным транспортом. Оставляю это на ваше усмотрение.

Прежде я бы сто раз подумал над ее предложением. Но прежде я никогда не находился на расстоянии пяти тысяч миль от дома, не имея никакой связи со своими близкими, и не ночевал в переполненном дортуаре в приюте для бездомных.

Накрыв трубку ладонью, я повернулся к отцу Бомбате.

— Святой отец! Я могу доверять этой женщине? — спросил я, но подумал другое: «Доверить ей собственную жизнь?»

— Да. Она хорошая девочка, — ответил священник без колебаний. — Кроме того, как я уже говорил, она — моя кузина. Такая же высокая и красивая, как я. Вы можете довериться ей, детектив.

Я снова поднес трубку к уху.

— Готов лететь с вами. Но при условии, что даже самая ничтожная заметка не выйдет из печати без нашей взаимной договоренности. Такой вариант устраивает вас?

— Вполне. Я встречу вас у главного входа в «Икея» завтра в пять утра. И еще одно, Алекс: готовьтесь морально к тяжелому зрелищу. Дарфур, без скидок, одно из самых ужасных мест на земле.

— Мне приходилось видеть в своей жизни ужасы, — сказал я. — И не один раз.

— Возможно. Но там ужасы особого рода. Уверяю вас, Алекс, вы никогда не видели ничего подобного.