Алексадр Золотая Грива 2

- Вот теперь я поговорю с тобой, морда крокодилья, - громко произнёс он. - Хрен ты меня так легко возьмёшь в этот раз!

Из глубины пещеры донеслись далёкие крики, звон оружия, потянуло омерзительным запахом горелой плоти. Александр идёт навстречу шуму, мимо плывут равнодушные светящиеся гнилушки, пламя факелов нервно дёргается, с треском пожирая пучки смолистых веток. Шум усиливается, ход сворачивает, Александр выходит на край полукруглой площадки. На противоположной стороне идёт яростная схватка нескольких десятков мертвецов с кучкой людей. Впереди воин в чёрном одеянии, золотой крест сверкает на груди - отец Анатолий. В каждой руке по топору, широкие лезвия мелькают тусклыми молниями, при каждом ударе летят клочья мяса, разваливается на части череп или грудная клетка врага. За его спиной с десяток воинов мечами и секирами отбивают атаки нежити. Люди медленно отступают под натиском мёртвых, из стен, пола появляется новая нежить, в руках ржавые топоры и дубины. Не задумываясь, бросается в бой. Меч рассекает воздух, сыпет искрами, разрубая железо. На землю падают головы, руки, ноги, валятся разрезанные на куски туловища. Клинок мелькает так быстро, что стороннему наблюдателю показалось бы, что у воина в помятых доспехах оружия нет вовсе. Получив неожиданную поддержку, с другой стороны нажали, мечи и секиры замелькали чаще. Вскоре проход оказался завален трупами от стены до стены. Священник с трудом перебрался через завал, мешает большая котомка за плечами. Тёмные глаза пробежали по сторонам, взгляд останавливается на лице Александра.

- Ты жив?

- Конечно! А ты решил, что я уже стал таким, как эти?

- Всяко бывает, - вздохнул Анатолий. - Тут непростая нечисть обитает.

- Да, и довольно много, - согласился Александр. – Смотри-ка! – воскликнул.

Сорвал факел со стены, опустил к земле. Пламя осветило груду изуродованных, страшно разрубленных тел высотой до пояса. В этом месиве дёргаются руки, ноги, части тел медленно сползаются, соединяясь в целое. Некоторые уже успели срастись, пытаются встать, но лежащие сверху не дают.

- Оживают, что ли?

- Да, источник их жизни ещё не уничтожен. Но саму нежить извести можно.

Анатолий осторожно снимает заплечный мешок, внутри что-то тихо звякает. Отходит в сторону, обращается к воинам, что остались на той стороне:

- Всё, ребята, спасибо за помощь. Теперь уходите, дальше мы сами справимся! А ты брось-ка пару факелов на кучу и отойди.

Факелы летят на завал из трупов, Александр отступает. Священник достаёт из мешка знакомые кувшины с ромейским жидким огнём. С шипением и треском загораются фитили, глиняные ёмкости с адской смесью летят на кучу оживающей нежити.

- Уходим! – крикнул священник.

Они успели отбежать только на полтора десятка шагов, как за спиной страшно ухнуло, раскалённый воздух пнул в спины так, что едва не покатились по земле. Александр почувствовал едкий запах палёной шерсти – прихватило огнём волосы на затылке. Прикрываясь ладонью в латной перчатке, оглядывается – за спиной бушует пламя, чёрный дым стелется по земле, постепенно заполняя проход. Ещё немного и нечем будет дышать. Пригнувшись, Александр бежит вслед за священником, стена дыма ползёт за ним. Пламя пожара скрывается за поворотом, ещё немного и оба оказываются в тронном зале. В разгорячённые лица приятно веет слабым ветерком из другого выхода, дым нехотя отступает.

- А-а, так вы с другой стороны зашли? – только сейчас понимает Александр, - а я думаю, откуда поворот, вроде не было.

- Ты дрался, думать было некогда, - усмехнулся священник. – Это трон чудища? Кто его разломал? – спросил он.

Александр махнул рукой.

- Да я… Хотел кандалы снять, вот и поломал.

Отец Анатолий внимательно смотрит на изуродованный трон, на валяющиеся рядом кандалы, взгляд останавливается на хмуром лице Александра. Некоторое время молчит, затем пожимает плечами.

- Да, неплохо устроилась бывшая лесная ведьма, - произнёс Александр, оглядывая просторную пещеру. Факелы горят ровно, освещая гладкие стены, пол, конический потолок теряется в мрачной высоте. В квадратных нишах темнеют громады дубовых сундуков, ящиков, окованных по углам железом. Видно, что крышки тяжёлые, толстые, обычному человеку и не поднять. Поверхность стен разрисована странными и страшными рисунками, изображающими какие-то сражения, казни, сцены жизни непонятных существ. Рисунки сопровождаются текстами на неизвестном языке, исписаны всё свободные от рисунков места, часть написанного теряется в тёмной высоте.

- Что за надписи? – спросил Александр.

- Нечестивое Писание, Евангелие от дьявола, - ответил священник. - Заклинания для вызова демонов потустороннего мира.

- Письмена уходят вверх. Только великан прочтёт.

- Или тот, кто умеет летать.

- Что? – не понял Александр.

В этот момент далёко-далёко, на грани слышимости, раздались частые бухающие шаги. Священник повернулся на звук, осенил себя крестом.

- Вот идёт тот, для кого эти письмена начертаны, - произнёс он. - Приготовься, Золотая Грива.

Александр знал, с каким противником предстоит сразиться, поэтому отступает за массивный трон. Меч с тихим шелестом выползает из ножен. Священник опускается на колени, под сводами мрачной пещеры слышатся слова знакомой молитвы:

- Да воскреснет Бог и расточатся враги его…

Александр с беспокойством вслушивается в приближающиеся шаги, посматривает на священника. С удивлением замечает, как согнутая в поклоне фигура словно наливается светом. Забыв о приближающемся чудовище, всматривается в стоящего на коленях отца Анатолия и не верит своим глазам – от него действительно исходит слабое сияние! Нервно оглядывается на чёрный вход, откуда вот-вот появится монстр, торопливо крестится, его голос тоже звучит, повторяя слова молитвы. Ещё не успели стихнуть последние слова, как за спиной раздаётся торжествующий рёв:

- А-а!!! Обе птички в клетке! Это мне и нужно было. Я знал, что этот святоша не оставит друга в беде, прибежит спасать. Уже исповедуете друг друга? Зря, не поможет. Вашими жалкими душами займутся не простые бесы, а настоящие мастера. Вывернут наизнанку, вытряхнут всё и снова свёрнут. Мало не покажется!

Священник неторопливо поднимается с колен, подчёркнуто спокойно стряхивает пыль. Рука тянется к мешку, появляется склянка с прозрачной жидкостью. Святой отец брызгает на себя, на секиры, что лежат рядом. Поворачивается к Александру, щедро поливает и его, и меч. Канава с ухмылкой наблюдает. Стоит, загораживая выход, когтистые лапы сложёны на груди, ноги расставлены на ширину плеч, чёрные глаза без зрачков горят красным, изогнутые рога упираются в потолок. Рыжие блики от факелов играют на чешуе, костяных пластинах. Из полуоткрытой пасти капает зелёная слюна, вырываются клубы вонючего серного дыма.

- Хватит копаться, поп Анатолий, - презрительно говорит Канава, - соборовались, подмылись … Воняет от вас гадко и цвет подозрительный, но ничего, отмоюсь в свежей крови.

Внезапно священник оборачивается к чудовищу. Бросок, склянка врезается Канаве точно между глаз, осколки ледяными брызгами разлетаются во всё стороны. По морде текут прозрачные потоки, проливаются на грудь, руки. Вода громко шипит, исчезает, на её месте появляются волдыри, брызгающие кровью язвы, плоть расползается, кожа и мясо отваливаются кусками. Вмиг звериная морда покрывается страшными язвами, чернеет, как головешка. Чудовище с воплем шарахается, лапы закрывают глаза. Под ногами оказывается сундук, доски с хрустом разлетаются в щепки. Из огромной дыры потоком вываливаются золотые слитки, драгоценные камни и прочие безделушки. Чудовище падает на спину, словно подрубленное дерево, с потолка, стен падают куски глины, пыль. Анатолий, воспользовавшись паузой, туже затягивает пояс, обе секиры оказываются в руках, становится рядом с Александром. Наступает тишина, чудовище лежит неподвижно, будто мёртвое.

- Всё что ли? Не может быть! – удивлённо произносит Александр.

- Ты прав, это ещё не всё! – раздаётся рык.

Монстр тяжело поднимается на ноги, делает шаг навстречу. Пламя факелов освещает то, что осталось от лица; страшная, нечеловеческая маска, кожи нет, бугристая кость, словно изгрызенная кислотой, в чёрных впадинах глаз кроваво-красная пелена. От головы остался череп, серый дым поднимается там, где ещё не высохла святая вода. По груди и рукам расползаются трещины, из которых выползает, словно квашня, красное мясо, лопнувшая кожа висит клочьями. Канава поднимает руки, голова запрокидывается, из пасти вырывается жуткий вой, переходящий в истошный визг. Вопль продолжается несколько секунд, неожиданно обрывается на самой высокой ноте. На мгновение наступает тишина, затем из чёрной мглы, что клубится на потолке зала, раздаётся ответный вопль и в ту же минуту из тьмы вываливаются странные крылатые существа. Их много, буквально сотни, воздух наполняется хлопаньем крыльев, визгом, щёлканьем зубов. Тяжёлый запах обрушивается на людей, заставляя отшатнуться и зажать носы. У крылатых чудищ длинные хвосты с расширением на конце, когтистые лапы наподобие птичьих, огромные красные глаза, уши, как рваные лопухи. Лица плоские, носы с вывернутыми ноздрями, из жабьего рта торчат клыки. Под крыльями у неведомых тварей болтаются короткие трёхпалые руки. Существа летят по кругу, постепенно снижаясь. Рогатое чудовище выходит на середину, за спиной разворачиваются кожистые крылья, словно у гигантской летучей мыши. Взмах, другой и Канава зависает в воздухе в середине хоровода неведомых тварей. Александр удивлённо наблюдает за всём происходящим. Оглядывается на священника. Тот совершенно спокоен, как будто видит подобное не впервые. Показывает большой палец – порядок, мол, прорвёмся. Александр кивает, пожимает плечами – да запросто, одной левой раскидаю. Однако на душе холодно и тревожно, и нет никакой уверенности, что выберутся и на этот раз.

Тём временем кружение летучих тварей прекращается, они опускаются на землю вокруг людей. Становится не по себе от сотен горящих злобой глаз, разевающихся ртов с множеством зубов, беспрестанного урчания и повизгивания. С потолка раздаётся мощное хлопанье крыльев, слышится ревущий голос:

- Убейте их!

Твари кидаются в атаку, но ещё быстрее навстречу бросаются люди. Два топора и меч секут чудовищ со скоростью молний. Воздух трещит и разваливается на куски от непрерывных ударов, разрубленные твари сыпятся на землю осенним листопадом в ураган. Александр несколько раз чувствовал, как острые когти царапали панцирь, вырвали клок волос с незащищённой головы. Он вертелся во всё стороны, везде успевая ударить мечом или просто кулаком в железной перчатке. После каждого удара убитая тварь отлетала в сторону или валилась на землю двумя кусками, если угодила под клинок. Нечисти не убывало. Всё новые и новые гады вылезали из стен, из земли, падали сверху. Казалось, этому не будет конца, но в какой-то момент Александр почувствовал, что натиск ослабевает. Ещё несколько взмахов мечом и пространство очистилось. Нежить отступает в полумрак, так чтобы свет факелов не падал на неё. Видно, и такое освещение не нравится. Чёрный от крови меч опускается к земле, грудь ходит ходуном, загоняя как можно больше воздуха в лёгкие. Александр поднимает руку вытереть пот со лба. Взгляд случайно останавливается на латной перчатке, поднимается выше – всё покрыто слизью, жижей, кусочками какой-то студенистой дряни. Стальных пластин, укрывающих руку от кисти до плеча, почти не видно под слоем останков летучих тварей. Грудь и ноги тоже покрыты этой гадостью. Рука поспешно опускается, Александр нервно встряхивается, словно пёс после купания. Вонючая дрянь осыпается, но не вся.

- Брось, потом отмоемся, - слышится спокойный голос священника.

Он стоит рядом, громадные топоры упираются в землю, ряса висит клочьями, сквозь огромные дыры и прорехи блестит кольчуга.

- А-а, на Бога надейся, а сам не плошай! – улыбнулся Александр, кивая на кольчугу.

- Богу дураки не нужны, он любит деятельных, а не беспомощных, - ответил священник.

Убитые твари покрывают землю вокруг на длину копья. Люди стоят по колено в жутком месиве мяса, костей и внутренностей неведомых существ. Над головами раздаётся хлопанье, воздух приходит в движение. Перёд людьми медленно опускается крылатое чудовище. Кожистые крылья взмахивают последний раз, складываются за спиной в безобразный горб.

- Неплохо поучили моих слуг, избавили от дураков и слабаков, остались умные, - кивнул в темноту Канава, где прячутся остатки войска. - А теперь я с вами побеседую!

Жуткая пасть распахивается, из чёрной глотки вырывается струя остро пахнущей жижи, расцветающая на конце дымным пламенем. Языки огня тянутся к людям. Александр мгновенно уходит в сторону кувырком. Получилось неуклюже; мешает толстый слой трупов. Но уйти от огня удалось. Вскакивает на ноги, видит такое, что расскажи кто раньше – не поверил бы: темно-красный столб огня и дыма тянется через зал от пасти чудовища и упирается прямо в лицо священника, но человек не горит! Огонь обходит сторонами и бессильно гаснет за спиной. Пламя вырывается из пасти чудовища ещё несколько секунд, гаснет. Монстр стоит, тяжело дыша разинутым ртом, из горла вырывается хрип. В немигающих глазах удивление пополам со страхом. Не теряя ни секунды, Александр хватает полуживую летучую тварь, что ползает под ногами, пытаясь спастись от страшного человека. Железные пальцы сжимают в комок переломанные крылья, трёхпалые руки слабо трепыхаются, раздаётся придушенный писк. Бросок, изуродованное тело влетает прямо в пасть чудовищу. Монстр давится, глаза лезут на узенький лобик, лапы безуспешно скребут по челюсти, но тварь застревает на клыках. Вдобавок она начинает бешено трепыхаться, ещё больше ухудшая положение. Александр прыгает навстречу, едва не падая в склизкую дрянь. Изо всей силы бьёт остриём в бок чудовища. Лезвие входит на вершок, в руку отдаёт так, словно в бревно ткнул. С трудом выдёргивает, бьёт ещё и ещё. С другой стороны появляется священник, сверкает топор, трещат рвущиеся сухожилия на ноге чудовища. Отец Анатолий рубит колено монстра, как сухое дерево. Канава валится на спину, задыхаясь от боли и нехватки воздуха – ему никак не удаётся достать существо, что застряло в глотке.

Александр перехватывает меч обеими руками, вонзает в брюхо чудовища, как простой кол и проворачивает туда-сюда. От дикой боли монстр содрогается, из глотки вырывается вопль, летят клочья мяса, крыльев, пробкой вылетает изжёванное тело летучей твари. Взмах когтистой лапы и оба человека летят в темноту. Убились бы, но как раз в этом месте, на счастье, сгрудились оставшиеся в живых слуги Канавы. Два тяжёлых тела, в железе, сметают нечисть в кучку, давят в кисель. Александр крепко треснулся затылком об угол сундука, аж искры из глаз посыпались, в голове помутилось. Священник сразу вскакивает на ноги, а он с трудом поднимается, упираясь руками в крышку сундука. Тяжело дыша, монстр встает. Глаза горят огнём бешенства, когтистые пальцы правой руки давят спинку трона так, что опилки сыпятся мелким дождиком, левая скребёт стену и камешки с сухим треском летят во всё стороны. Рогатая морда наклоняется, челюсти сухо щёлкают сотней длинных клыков. Чудище делает шаг, другой, изуродованная топором священника нога подламывается. С глухим стоном Канава падает на бок, прямо на заплечный мешок, оставленный отцом Анатолием. Под холстиной едва слышно хрустит, в тяжёлом, пахнущем кровью и внутренностями, воздухе появляется новый, странно знакомый, запах.

- Факел! – хрипит священник, не отрывая взгляда от чудовища. - Факел быстрее мне!

Для чего священнику факел Александр не понял, но послушно срывает со стены горящую палку. Отец Анатолий не глядя хватает, факел летит к ногам чудовища, описывая дымный полукруг. Падает, по инерции катится, замирает точно на смятой холстине. Канава непонимающе смотрит, презрительно хмыкает. В ту же секунду из земли вырастает огненное облако, поглощая его с головой. Столб пламени тянется вверх, освещая конусообразный потолок. В ярком свете хорошо видны странные картины, барельефы и чёрные дыры, из которых вылезла крылатая нечисть. Объятое пламенем чудовище дико ревёт, мечется по залу, натыкаясь на стены, сундуки. Трон разлетается в щепки от мощного удара рогатой головой, горящая фигура падает, снова вскакивает, валится, споткнувшись о сундук. Крышка с треском отлетает, ящик рассыпается, словно карточный домик. Куча золота разливается громадной жёлтой лужей. Опять звук удара, треск и новое золотое озеро появляется в пещере.

Священник и Александр отходят подальше. В воздухе гадостно воняет палёным, удушливый дым заползает в лёгкие. Отец Анатолий зажимает рот обрывком рясы, Александр закрывает лицо волосами.

- Я думал, мешок пуст, - крикнул он, заглушая треск и вопли, - почему сразу не забрал?

- Не до этого было, - крикнул в ответ священник, - эти летучие помешали.

- А если бы он не упал на него?

- Бог не допустил!

Александр покачал головой.

Тём временем вопли и стоны затихли, чудовище уже не мечется, а ползает по пещере, каждый раз утыкаясь рогами в стены. Из сожжённой груди вырываются хрипы, лапы обгорели до костей, спина просвечивает чёрными рёбрами. Канава из последних сил пытается встать. Получается только на колени. Дымящаяся рука с трудом поднимается, сустав с треском обламывается, кисть и предплечье падают. Обрубок беспомощно дёргается, рогатая голова клонится к земле. Из глазных впадин вываливается два уголька – сгоревшие глаза. Нижняя челюсть отпадает…

- Идём отсюда, воняет – терпежу нет, - брезгливо говорит священник.

- Пойдём, - устало соглашается Александр.

Оставшаяся нечисть с визгом шарахается от двух страшных людей, без памяти бросается на стены, скребёт когтями, пытаясь забраться повыше. Раздаётся хлопанье крыльев, суматошные крики, шипение. Не обращая внимания на суету, оба идут к выходу.

Берёг встречает речной прохладой, свежим ветром и солнцем. Мягкая трава стелется под ноги так старательно, что подошвы скользят. Александр торопливо сдирает заляпанные кровью доспехи, на песок летит перевязь с мечом, мокрые от пота рубаха и штаны. С разбега прыгает в воду, горстями захватывает чистый песок, ожесточённо трёт всё тело, стремясь побыстрее избавиться от омерзительной грязи и остатков подземных тварей. Отец Анатолий, после короткого раздумья, делает то же самоё. Через несколько минут оба греются на солнышке, рядом сушится мокрая одежда.

- Ну вот, уничтожен очередной слуга сатаны, - удовлетворённо произносит священник.

- А есть ещё?

- Полно. Жизни не хватить всех перебить.

- Почему так много людей идут в услужении нечисти? – удивляется Александр. - За какие такие посулы? Или нравится быть страшилищами?

- Нет, большинство сохраняет ту внешность, которую имеют. Кардинально меняется личина только у тех, что окончательно пропал, остальные… в общем, внимательно смотри в глаза и поймёшь. А посулы …тут всё просто. Дьявол даёт всё и сразу, в зависимости от заслуг, разумеется – золото, положение в обществе, славу и самоё главное – власть. Это высоко ценится людьми, ставящими на первое место удовлетворение телесных потребностей. Таким не объяснишь, что вкус хлеба не меняется от материала, из которого изготовлена посуда, никто не может занимать сразу весь дворец целиком и что даже самого страшного тирана всё равно убьёт тот, кто больше всех клянётся в верности. А самоё главное – всё это ненадолго, на миг. Спроси любого старика, жил ли он? Скажет, нет, я жизни и не видел.

- А если рогатый даст бессмертие?

- В материальном мире бессмертия нет и быть не может. Всё материальное имеет начало и конец и дьявол прекрасно это знает. Именно поэтому он бесплотен, не живёт среди людей, творит злые дела только руками других. Его сущность – ложь. Он всегда врёт, всегда предаёт тех, кто верит в него. А долгая жизнь в человеческом теле … так ли уж она хороша?

- Но другой мы не знаем!

- Нет, люди знают о другой жизни. И ты знаешь. Другое дело, что не верят или не до конца верят, потому что её надо заслужить, а трудиться никто не любит. Особенно над собой.

Ветер приносит далёкий шум, крики. Александр поднял глаза. На другом берегу суетятся люди, бегают туда-сюда, размахивают оружием.

- Куда это они? – удивился он.

- Нам на помощь, - буркнул священник, - как раз вовремя … Как ты думаешь, воевода, какая казнь самая лютая? – неожиданно спросил Анатолий.

- Ну … вопросы у тебя! – изумился Александр. Рука поднялась к затылку, пальцы взъерошили волосы. – Наверно, запечь на медленном огне в медном быке? Или живьём отдать на съедение диким зверям? Сварить в кипящем масле?

- Представь себе, то самоё бессмертие, о котором так всё пекутся.

- Не может быть! – воскликнул Александр. Даже вскочил на ноги, замахал руками. – Ни за что не поверю, что бессмертие самая лютая казнь. Не может такого быть!!!

- Именно так, воевода. Казнь бессмертием настолько жестока, что известен только один случай такого наказания, - улыбаясь, ответил священник, - если хочешь, могу рассказать. Нам всё равно ждать лодку с того берега.

- Рассказывай! – согласился Александр.

«Дорога на Гору длинна, а для измученного, усталого Человека и вовсе кажется нескончаемой. Палящее солнце накалило мостовую, каменные стены домов исходят жаром. Узкая улочка, ведущая к горе, превратилась в бесконечное жерло раскалённой печи. Камни жестоко жгут голые ступни. Тяжёлый деревянный крест давит, не даёт дышать. Каждое неловкое движение головой превращается в пытку - колючие ветви терновника, издевательски обёрнутые вокруг на манер лаврового венка, впиваются до кости. Кровь течет по лицу, смешиваясь с потом, заливает глаза, стекает дальше. Большие, мутные капли падают на плоские камни, мгновенно испаряются, оставляя после себя коричневые пятна.

Дорога ползёт вверх. Поделена на части, одна отделяется от другой двойной каменной кладкой. Тяжко даётся каждый шаг, но ещё труднее подниматься по таким ступеням. Силы оставляют приговорённого к казни. Стража замечает и, что бы самим не тащить полумёртвого Человека и его тяжелённый крест, разрешает короткий отдых. Плохо видя сквозь кровавую пелену пота, почти не различая окружающее, Человек делает несколько шагов к стене ближайшего дома, в тень. Тяжёлый крест нехотя сползает по мокрой от пота спине, ударяется о камень. Последнее усилие, дрожащие от усталости ноги трудно распрямляются, крест упирается в стену. Теперь можно отдохнуть. Отворяется дверь, выходит хозяин дома. Услышал удар в стену и решил посмотреть, в чём дело.

- Добрый человек, не можешь ли ты дать немного воды? - просит Тот, Которого Ведут На Казнь.

Хозяин дома внимательно смотрит - взгляд на мгновение задерживается на терновом венке - на крест, на солдат, что расположились неподалёку.

- Нет, я не дам ничего вероотступнику и бунтовщику! - громко, чтобы всё слышали, произносит хозяин дома, - я не привечаю преступников.

На изнеможденном лице Человека не отразилось ничего, ни гнев, ни разочарование. Некоторое время смотрит добрыми глазами на хозяина дома. Тот, гордо выпрямившись, поглядывает по сторонам на собравшихся людей, особенно на солдат - вот, мол, я какой, власти уважаю и законы исполняю, не то, что некоторые. И неважно, что власть принадлежит захватчикам, а законы жестоки, аморальны и писаны далёко не для всех. Дом, семья, дети, здесь ещё жить и вообще...

- Хорошо, добрый человек, - тихо отвечает Тот, Которого Ведут На Казнь, - пусть твоя жизнь будет ... ДОЛГОЙ.

- Эй, ты, хватит отдыхать, заснёшь ещё. Бери свою деревяшку и тащи дальше. Живее! - раздражённо кричит десятник. Стражники с ухмылками наблюдают, как приговорённый к смерти трудно поднимает крест, удобнее устраивает на спине. Не сочувствуют. Жарко, скучно и противно, а ещё возле креста стоять на самом солнцепёке.

Восшествие на Гору продолжилось...

Хозяин дома сердито смотрит на пятна от кровавого пота, что остались на пороге, неодобрительно качает головой - непорядок!

Он жил долго, этот человек, что не дал воды тому, Которого Вели На Казнь. С того памятного дня его здоровье резко улучшилось. Если раньше выглядел на свои пятьдесят, то теперь внешность волшебно преобразилась: разгладились морщины на продолговатом лице, впалые щёки красит румянец, они пополнели и слегка подрагивают при ходьбе. Глаза цвета чёрной вишни стали блестеть, притупившееся было зрение обострилось, как в молодости. Даже крючковатый нос вроде выровнялся и более не напоминал клюв попугая. Выпрямилась согнутая годами унижений спина, развернулись плечи. Теперь, вставая с жёсткой лежанки по утрам, уже не кряхтел, разгибая поясницу, белые искорки не бегали в глазах от усилий. Рывком отбрасывал тонкое покрывало, поднимался, как гвардеец по тревоге, быстро и сноровисто одевался, не делая ни одного лишнего движения, жилистое, мускулистое тело требовало тяжёлой работы, иначе разорвётся от распирающей изнутри энергии. Перестал болеть, даже обычная простуда с насморком обходила стороной. Случайные ожоги и порезы были безболезненны, заживали быстро. По стране волнами прокатывались эпидемии чумы, холеры, люди умирали тысячами, целыми городами, а ему всё нипочём. Скончалась жена, умерли дети и внуки, а он всё жил и смерть обходила его десятой дорогой. Люди стали сторониться, прозвали Вечным. От него отворачивались всё, даже боялись подойти близко! Вынужден покинуть сначала родной город, а потом и страну, скитаться по свету, нигде не находя приюта.

Теперь просто бродит по дорогам, зная, что не умрёт с голоду, не погибнет под ножами разбойников и дикие звери не тронут. Он давно уже догадался, кто подарил бессмертие – тот, с терновым венком, которому отказал в глотке воды.

А как чудесно было вначале! Всегда, в любое время ты бодр, силён, полон энергии. Тебе любое дело по плечу, ты можешь сутками не отдыхать, работать, не покладая рук! Дела быстро идут в гору. Оккупационная власть не забыла, по достоинству оценила смелый поступок - назначила на ответственную должность в префектуре. Появились деньги, полезные связи, влиятельные люди ищут теперь знакомства с ним. Помимо хорошего оклада должность позволяет получать и побочный доход. Взятки, подарки текут весенними ручьями со всех сторон. Он что-то там распределял или разрешал, сейчас уже не вспомнить. И вот странность, захватчики стремились к порядку, законности, бескомпромиссно боролись с коррупцией, казнокрадством, но никто не обвинял его. Вокруг снимали с должностей, сажали и казнили, а ему хоть бы что! Берёт, а предлагают ещё больше. Отказывается - жутко обижаются, просят прощения, чуть не в ногах валяются. Умоляют взять и разрешить что-то там. Или выдать.

Всё окружающие считают его порядочным, честным и принципиальным, завидуют. Женщины просто без ума от такого мужчины, но он - ни-ни - только жена.

И дома хорошо. Рядом всегда любящая женщина, прекрасные послушные дети, всё умненькие, подающие большие надежды в будущем. Дом, как полная чаша. Родителей не забыл, построил для них настоящие хоромы, стал понемногу строиться и сам - семья-то растёт, любимая каждый год рожает!

Так прошло много долгих лёт, счастливых, радостных.

Постарели и умерли родители. Горевал, долго не мог прийти в себя, но постепенно жизнь взяла своё, горе стихло. Снова пошли заботы о семье, дети подрастают, их надо вывести в люди, а это хлопотно, сложно.

Прошли годы, слегла жена. Она уже не была такой красивой, как раньше, годы забрали молодость и красоту, а теперь отняли и здоровье. Забросил всё дела, ушёл со службы и стал ухаживать за любимой. Нанял лучших врачей, покупал самые дорогие заграничные лекарства, но ни что не помогало - жена медленно угасала. Потом она умерла. Тихо отошла, когда заря только подрумянила облака.

Молча сидел возле мёртвой жёны, качаясь, словно маятник и слёзы беспрерывно лились из затуманенных глаз. Кричать и плакать не мог, лицо одеревенело, он его не чувствовал, лица. Утром его так и нашли дети, качающимся и залитым слезами.

Не помнил, как прошли похороны, что было потом. Только смутно вспоминал, как кто-то тащил от могилы, а он вырывался, что-то кричал, падал на колени, полз, а его поднимали и несли куда-то...

Словно вода в мутном ручье прошло неизвестное время. Очнулся, побрёл по дому. Увидел радостные, встревоженные лица детей, внуков - как много их! - на душе стало легче. Прошёл день, другой, третий... Вокруг родные лица, внуки теребят деда, что-то требуют и кричат - жизнь продолжается! Горе затихает, переходит в светлую грусть. Снова неторопливо текут годы. Он всё также трудится на благо семьи, но уже дома, на работу возвращаться не хочет. Дети всё время заняты, на кого оставить внуков? Да на него, конечно, на дедушку, на кого ж ещё-то? Целыми днями возится с внуками, не замечая времени, часто вспоминая жену. Но это уже воспоминания светлые, не горестные. От всего сердца хотел и надеялся, что она оттуда, с небес видит его с детьми и внуками и радуется.

Внезапно скоропостижно умирает старшая дочь от неведомой болезни. Разбитый горем, бросается на мужа с обвинениями в невнимательности, полном равнодушии к жене.

- Как ты мог не заметить, что твоя жена тяжело больна? - кричал, - где ты был всё это время, а? На работе? Да пропади она пропадом! Почему так произошло?

- Потому что она постарела, - тихо ответил зять.

Осёкся. Вдруг видит, что дочь выглядит такой же старой, как и её покойная мать. Умерла от старости, понял он. Не болезнь стала причиной смерти, а старость! Обыкновенная простуда лишь запустила механизм смерти.

Ужас медленно вползает в сердце. Вокруг стоят взрослые мужчины и женщины. Это внуки. А дети, что рядом испуганно прячутся за ними - это правнуки!

- Сколько же я живу? - растерянно спрашивает, ни к кому не обращаясь.

- Очень долго, папа, - отвечает старая женщина. Узнаёт - жена старшего сына. Помнит молодой, очень красивой, с длинной чёрной косой до пола, жгучими глазами цвета коры ливанского кедра. Сейчас перёд ним древняя старуха. Седина растрёпана, голова мелко трясётся, руки дрожат.

- Очень долго, папа, - шамкая беззубым ртом, повторяет она.

Бросается прочь. Толпа детей и внуков торопливо расступается, словно он несётся верхом на лошади. Вбегает в комнату, к зеркалу. Из полированного круга смотрит продолговатое лицо. Его лицо! Немного морщин, складки у рта, лоб гладкий. Тёмные, с лёгкой проседью волосы растрепались от бега, машинально приглаживает. Вдруг ощерился, как сторожевой пёс на вора. Всё зубы на месте, всё тридцать два! Рука невольно задерживается на макушке - волосы хоть и с сединой, но густые, жёсткие, нет и намёка на лысину. А глаза? Яркие, никакой старческой мутности, просто сверкают, как бриллианты! Он прекрасно видит любую мелочь, зрение также остро, как в молодости.

Пятится от зеркала, падает в кресло. Впервые в жизни задумывается - а разве такое возможно? Вдруг вспомнил, что его друзья, одногодки, уже давно умерли. Раньше считал, что это от болезней, вызванных неправильным образом жизни, вином, азартными играми допоздна. Пусть так, это было, но всё равно, неужели он так живуч только потому, что не пьёт вина и не играет? Не может быть!

И впервые страшная догадка появляется в сознании - это Тот, С Крестом! Он пожелал ему долгой жизни. Ещё удивился тогда смутно, что это за дурак такой, желает долгой жизни тому, кто не дал воды. Помешанный, что ли? Его на кресте распяли, который сам и тащил. Вместе с ним двух разбойников. На базаре потом рассказывали, что солдатам надоело стоять на жаре под крестами, Этот, Что С Терновым Венком, всё никак не умирал. Ему почему-то не дали напиток забвения, от которого казнимый теряет сознание и быстро погибает. Забыли, наверно. Так солдат ударил Его копьём, но не в сердце, а в печень, что бы Тому, На Кресте, было ещё больнее. От боли Он и дух испустил. Потом вроде гроза была, дождь, ветер ураганный. Не помнил, потому что в подвал спустился вместе с женой. Двери заперли, чтобы дети случайно на улицу не выбежали, а сами в подвал спустились. Срочно надо было...

Так и уснул в мягком кресле. Открыл глаза рано утром. Странное тягостное чувство сдавливает грудь и никак не хочет отпускать. Морщась от боли, поднимается. Идёт по комнате, потирая грудь. Останавливается у окна. Прохладный воздух дует в лицо, приятно остужает щёки и лоб. Далёко внизу слышатся странные звякающие звуки, будто кто-то железными палочками постукивает. Ложится грудью на подоконник, осторожно - третий этаж всё-таки! – выглядывает ...

По каменной мостовой бегут люди в невиданных железных доспехах: на головах глухие, похожие на вёдра, шлемы с прорезями для глаз, тело укрыто стальными пластинами. Даже сапоги железные. С плеч ниспадают грязные белые плащи с громадными крестами. Остановившимся взглядом провожает бегущих. Опомнился только тогда, когда несколько крестоносцев вламываются в дверь дома напротив. Там живёт многочисленная семья среднего сына.

Вдруг не хватает воздуха. Беспомощно разевает рот, но не может ни вдохнуть, ни крикнуть. Горло давит невидимая петля. Широко открытыми глазами видит, как разлетается в щепки дверь, внутрь устремляются вооружённые люди, один за другим. Снизу раздаётся грохот, от которого дрожит весь дом. Это выламывают двери. Раздаются истошные вопли, с улицы тянет явным запахом гари.

Внезапно целый водопад криков, воплей о пощаде, шума обрушивается со всех сторон. Ещё раз выглядывает в окно. По всему городу вспыхивают пожары, столбы дыма поднимаются в безоблачное нёбо, растут, словно адские чёрные грибы. Сотни людей с крестами бегут по улицам, убивая всех подряд.

В город ворвалось войско крестоносцев. Раньше доходили смутные слухи, что глава римской католической церкви объявил крестовый поход против неверных. Цель - освободить гроб Господень. И войско рыцарей-крестоносцев уже вышло. Он только смеялся в ответ на слухи, какой гроб, ведь Тот, С Терновым Венком, вознёсся на нёбо на сороковой день после кончины. Так говорили, добавлял потом на всякий случай. Рассказывать, что тогда уже жил в этом городе, не хотел - вопросы начнут задавать, на которые у него нет ответа...

Шум и крики внизу возвестили, что крестоносцы ворвались в дом. Бросается вниз по лестнице. Увиденное ужасает. Солдаты рубят всех подряд, и старых и малых, женщинам вспарывают животы, роются во внутренностях умирающих, отыскивая проглоченные драгоценности. Удачливые уже тащат узлы с награбленным добром.

В отчаянии бросается на грабителей. Подбегает к рыцарю, что занёс руку с кинжалом над животом беременной правнучки, хватает за железный рукав. Рыцарь, не глядя, отмахивается, как от досадной помехи, ловко вспарывает вздутый живот. Деловито отодвигает в сторону плод, режет желудок, пальцы заученным движением выворачивают наизнанку, вытряхивают содержимое на пол. Ничего интересного. Рыцарь разочарованно плюет, торопливо идёт прочь. Железная рука хватает ещё кого-то...

Внучка лежит в луже собственной крови. Кое-как пытается сгрести внутренности, кладёт обратно ещё живой плод. Внутренности скользят, выскальзывают из слабеющих пальцев, плод слабо шевелит ручками, ножками. Наконец, женщина замирает, голова падает на пол, глаза стекленеют. Нерождённый ребёнок ещё двигается.

От нестерпимого ужаса он кричит так, как никогда в жизни. Связки лопают, голос пропадает. Только хрип рвётся из глотки. Кое-как поднимается, ковыляет дальше.

Везде страшно разрубленные тела родных, детей и всюду кровь, кровь, много крови. Бросается на солдата. Тот отмахивается так же, как и рыцарь, не глядя, будто от надоедливой мухи. Кидается ещё раз, снова отшвыривают. Вдруг понимает, что его никто не видит! Эти люди, рыцари и кнехты, наёмные солдаты, не видят его, он для них не человек, пустое место! Никто не обращает на него внимания!

- Деда, деда, спаси меня! - раздаётся детский вопль за спиной. Крик обрывается.

Оборачивается. Прямо под ноги катится отрубленная голова праправнучки. Короткие чёрные волосики забавно трепыхаются, колышутся. Быстро набухают кровью, прилипают к голове. Поднимает глаза, видит спину уходящего кнехта с громадной двойной секирой в волосатой лапище. Кнехт небрежно отмахнулся от путающейся под ногами малышки. Секирой.

У него, которого за глаза звали Вечным, подламываются ноги. Падает на колени в кровавую лужу, брызги летят на стены, хватается за голову.

- Господи, что же это!!!

Смотрит вокруг безумными глазами. Только трупы и кровь. Двери выбиты, висят на одной петле или валяются на полу. Из комнат медленно выползает дым, чёрный, страшный и треск горящего дерева рвёт слух. Это огонь выдирается наружу. Вскакивает, словно внезапно что-то вспомнил, бросается прочь из дома мёртвых.

На улице почти сталкивается с рыцарями, что вздумали устроить поединок. Не поделили награбленное. Мгновение смотрит, как два железных гиганта остервенело рубят друг друга двуручными мечами. Из прорезей в шлемах доносится свистящее дыхание двух усталых людей, белые плащи красиво вздымаются к нёбу при каждом замахе и кресты колышутся, словно кровавые скрещённые змеи без голов и хвостов. Иногда мечи промахиваются в могучих замахах, лезвия задевают о камень, длинная очередь искр гаснет в солнечном свете.

Бросается на рыцаря, который только что промахнулся и теперь стоит в нелепой позе кланяющегося, пытаясь не упасть вслед за тяжёлым мечом. Второй решает воспользоваться удобным случаем. Быстро поднимает меч и уже готовится нанести смертельный удар. Толчок, железо глухо звенит, плечо простреливает короткой болью. Рыцарь валится на камни, как мешок с мелким железным хламом, коротко ругается.

Вечный поворачивает к тому, что занёс меч, поднимает взгляд. Зазубренное лезвие, чёрное от крови, уже несётся навстречу, осталось с ладонь ...

Чёрный меч падал с нёба, как сорвавшийся с обрыва камень. Вечный ждал короткой вспышки боли, хруста разрываемой плоти и тогда жизнь оставит его. Но меч разрубил воздух, в последний момент каким-то непостижимым образом уйдя в сторону от его головы.

Рыцарь матерно ругается, рука в ржавой от крови перчатке поднимает забрало.

- Благородный сэр Арнольд, перестаньте валять дурака, - доносится хриплый голос из шлема, - вы не настолько пьяны, что бы не устоять на ногах.

- Я не валяю дурака, я валяюсь сам, - ответил благородный сэр Арнольд, что безуспешно пытается подняться на ноги. Железные подошвы рыцарских сапог скользят по камням, рыцарь неловко падает стальной задницей обратно.

- Это просто чёрт знает что, сэр Арнольд, - с упрёком говорит стоящий на ногах, - недостойно рыцаря выходить на поединок пьяным. Я вынужден доложить о вашем возмутительном поведении рыцарскому совету.

- Ну и докладывай, чистюля, - бурчит благородный сэр снизу, - сам не пьёшь и другим не даёшь. Как можно в такую жару не пить, не понимаю?

Вечный ошеломлённо слушал пьяную ругань двух благородных убийц, не в силах осознать происходящее. Снова бросается на рыцаря, замахивается, намереваясь ударить по лицу, благо забрало поднято. Тогда уж точно зарубит.

Не сумел. Рыцарь машет рукой, словно отгоняя невидимых комаров, железная перчатка врезается в лицо, как падающее бревно. Вечного отбрасывает, дважды переворачивает в воздухе, швыряет на камни.

Никакой боли, только голова закружилась, встать не смог сразу. Пьяный сэр Арнольд, наконец, поднимается. Оба рыцаря уже успели забыть о поединке, вместе отправляются вперёд, туда, откуда слышны самые громкие и страшные крики.

Рыдая в голос, Вечный поднимается. Взгляд падает на обломок ножа. Зазубренный кусок железа наполовину засыпан пылью. Хватает, как безумный, со всей силой бьёт в грудь. Не чувствует ни боли, ни удара. Лезвие скользит в ладони, падает. Даже не прорезало тонкую рубаху, одетую на голое тело. Разжимает пальцы. Следа от пореза нет, кожа без единой царапины.

Бросается в догорающий дом. Хватает пылающую головешку, с силой проводит по лицу - ничего. Огонь не жжёт. Просто чувствует тёплый воздух и всё. Бормоча ругательства, бежит прочь. Как сошедший с ума, хватал раскалённый камни, швырял, не чувствуя боли, резал шею брошенными мечами и ножами - ничего. Несколько раз натыкался на вражеских солдат. Те совершенно не обращали на него внимания, как будто не видели.

- Господи, что же это... Господи, что же это... - повторяет без конца, перебираясь через горящие развалины родного города. Везде кровь, трупы, вражеские солдаты, радостно согнутые под тяжестью награбленного. И никто, никто даже не глядит в его сторону!

... не помнил, как оказался на окраине. За спиной остался город, разрушенный и разграбленный, догорающий. Упал на жёсткую, сухую землю, зарыдал. Он кричал, бился головой о камень, колотил руками по земле и выл, как безумный.

Только что на его глазах убили близких, родных, всех тех, кого он любил. Искренне, до глубины души любил. Сожгли родной город, дом. Уничтожили всё, чём жил до сих пор, что составляло смысл всей жизни. А он жив и невредим. Полон сил, энергии, поэтому воет и кричит, катается по земле до ночи, совсем не уставая. И при этом всё чувствует, понимает, сознание ни на минуту не гаснет.

Бежит к воде, рядом есть небольшое озеро, он знал. Мчится, словно юноша, опаздывающий на свидание. Озеро встречает прохладным дуновением влажного воздуха, блестит отражение полной луны. Вбегает по пояс, разбрасывая во всё стороны тысячи брызг. Останавливается. Вода заливает до пояса, как и любого другого. Мелькает мысль - вот оно! Ещё несколько шагов и вода отнимет то, что опостылело и стало отвратительным - жизнь. Заторопился, изо всех сил раздвигая воду. Она поднимается выше, выше, выше...

Дикий крик разрывает ночную тишину. Кричит от ужаса и досады, потому что вода достигала только груди, а дальше непостижимым образом расходилась. Бредёт по грудь в воде, а вокруг головы пустота - вода раздвигается перёд ним и смыкается за спиной. Вода не принимает его...

Он ещё много раз пытался убить самого себя. Но что бы ни делал, ничего не выходило. В воде не тонул, огонь не жёг, разбойники, убийцы не замечали его. Забирался на вершины самых высоких гор, каких только встречал, прыгал в пропасть в надежде, что уж летать-то он не может. Но воздух внезапно становился тугим, плотным, он не падал, а медленно продавливался сквозь него до дна пропасти и невидимые руки мягко укладывали на землю.

Перестал есть, пить. Но чувство голода легко исчезало, как только отказывался от еды, появлялось снова, когда начинал есть. Жажды тоже не чуял, когда нет воды. Его организму не нужно ничего.

Даже дикие звери обходили стороной, насекомые не кусали, не жалили ядовитые змеи.

Он без устали бродил по земле, пытаясь найти то, что убьёт его. Безуспешно.

Однажды присел на раскалённый камень посреди безводной жаркой пустыни. Не утомился, просто надоело идти. Вокруг никого, только ветер с шорохом перетирает песок, без конца перетаскивая песчаные горы по пустыне. Вечный - уже поверил, что стал вечным, задумался - для чего он живёт? Ну, вот, получил полное и абсолютное бессмертие и неуязвимость. И что? Зачем это одному? Стать великим и непобедимым воином? Он не воин, сугубо мирный человек и никогда не любил драться, тем более воевать. Он даже кур никогда не резал, поручал это кому ни будь. Что ещё? Стать правителем страны? Но этого не добиться, если не предавать и не убивать даже близких и родных людей, ведь кто-то из них когда-то сам захочет получить трон. Да и равнодушен он к власти, потому что всегда стремился уйти от ответственности. Даже от должности городского собаколова отказался.

Много и беспрерывно трудиться, скопить огромные деньги и стать самым богатым? Но зачем сокровища, если ты одинок, если всё близкие и родные умерли или скоро умрут. Для чего дворец, если в нём некого поселить, а сам ты займёшь в нём крохотный уголок, даже если раскинешь ноги и руки. Зачем всё золото мира человеку, которому не надо есть, пить, одеваться. Он может не спать годами, никогда не устает, одинаково хорошо чувствует себя среди зимних холодов и в жаркой пустыни.

Вечный поумнел от долгой жизни, мыслил ясно и давно понял, что надоедает всё, даже бесконечное путешествие по женским постелям, о чём мечтают всё простолюдины, молодые и не очень. Вдобавок был однолюбом и до сих пор любил свою жену, что давно умерла. Ушли в мир иной и их дети, внуки и правнуки. Умерли всё, кого любил и для кого жил. Так зачем жить дальше, а? Мир что ли перестраивать, делать его лучше? Да на чёрта мне этот мир, если в нём ни осталось никого из тех, кого я любил!

Нет, он пытался устроить свою жизнь заново. Искал других женщин, добрых и ласковых, которые рожали ему детей, он искренне любил их, во всяком случае, детей точно любил, но и они умирали одни за другими. От болезней, что привезли с собой европейские рыцари, которые не мылись годами; ну не принято было в Европе мыться! Другие оставляли родительский дом, навсегда пропадали в далёких землях. А остальные умирали от неведомой ему старости...

Он устал любить и терять, любить и терять без конца.

Над землёй проносятся войны, народы рождаются и умирают под натиском варваров, которые тоже исчезают под мечами новых завоевателей. Вера в Того, Кому Отказал В Глотке Воды, охватила половину мира. А Вечный так и сидит на камне посреди великой пустыни. Ему это не трудно. Но невыносимо тяжко ждать, когда пройдёт вечность, погаснет солнце и превратится в чёрного карлика. Тогда планеты упадут в одну точку, вселённая сожмётся в бесконечно малую величину пространства. И наступит Конец Света. Может быть, тогда дарованная долгая жизнь отпустит»?

- Да, похоже на правду, - с трудом выговорил Александр, потрясённый рассказом.

- Правда и есть, - грустно ответил отец Анатолий. - Даже самая короткая жизнь состоит из потерь, никуда от этого не уйти. А если жизнь вечна? В глазах почернеет от горя.

Раздался плеск воды, стук вёсел в уключинах, хруст прибрежного песка. Пять или шесть, а может и больше, Александр не понял, больших лодок, битком набитых людьми с оружием, одновременно ткнулись носами в берёг. Бородатые мужики в шлемах и кольчугах, с шумом и воинственными криками, потрясая топорами, вывалились на мелководье. Топая, словно стадо буйволов, бегут наверх. Останавливаются в пяти шагах. Слышится тяжёлое дыхание, сопение, в свежем воздухе пахнет ядрёным потом. Вперёд выходит здоровенный мужик с громадной булавой; кузнец, вроде? – подумал Александр, но припомнить не смог – густым басом произносит:

- Вот, прибыли оказать помощь в изничтожении нечистой силы.

Священник живо встает, с искренней благодарностью в голосе отвечает:

- Спасибо, но нечисти в пещере больше не осталось. Мы справились.

Кузнец внимательно посмотрел на изуродованные доспехи Александра, пригодные теперь только на перековку в горшки, на порванную кольчугу священника и клочья рясы, с уважением басит:

- Да, вижу, что нелегко далась победа.

Смущённо топчется, не зная, что сказать ещё. В эту минуту из толпы раздаётся чей-то тонкий голос:

- Ты за яму скажи, за яму!

- Чо! – оборачивается кузнец, - а-а, да! Это вот … девки в лес давеча ходили, говорят, видели в канавиной яме избушку на курьих ножках, а в избушке старуха живёт. Сказывают, как увидала, так глаза выпучила, зафыркала, бросилась на них, на девок-то, хотела пымать и съесть! Надо бы тово, светлый князь, прибить гадину.

Священник внимательно смотрит на Александра.

- Ну вот, обыкновенный овраг уже Канавиной Ямой называют, - смеётся тот.

- И там поселилась новая дрянь, - кивает отец Анатолий, - надо прогнать, пока сил не набралась. Вот так, князь.

- Такого повеления от Владимира не было, рано меня так называть, - без улыбки отвечает Александр.

- Это дело ближайшего времени. А люди тебя уже признали. Ну что, идём сейчас или маленько погодя?

- Да чего кота за хвост тянуть, отправляемся немедля.