Александра (СИ)

Глава 15

Вечером Оборский встречал приехавших врачей. Профессор Николсон оказался приятным пожилым господином, с внимательными серыми глазами и доброй, располагающей улыбкой. Он щурился сквозь оправу роговых очков и с интересом осматривался вокруг. Старая усадьба вызвала у доктора неподдельный интерес.

— У вас прекрасный дом, мистер Оборски, я искренне восхищен. Как давно он построен? Если не ошибаюсь, где-то начало девятнадцатого века?

— Вы правы, — улыбнулся Глеб, — особняк построили в тысяча восемьсот тридцатом. Он много лет принадлежал моей семье и, лишь после революции, перешел в руки государства. Здесь долгое время был санаторий для работников культуры.

— Да-да, печальные страницы российской истории, — сокрушенно покачал головой Николсон, — искренне сочувствую. Когда-то я увлекался русским искусством и архитектурой, надеюсь, немного позже, вы проведете для меня экскурсию по вашему особняку, уверен, что увижу много интересного.

— Да, конечно. Когда дом вернулся ко мне, я постарался восстановить прежнюю обстановку почти в том виде, в каком она была при моих родителях. Вы обязательно все увидите, но, для начала, предлагаю немного отдохнуть с дороги, а потом, поужинать, — вежливо предложил Оборский, скрывая свое нетерпение. Больше всего на свете, ему хотелось взять профессора под руку и отвести в его Сашину комнату.

— Думаю, что сначала, мы поговорим с вашей женой, а уже потом будем отдыхать. Как говорится, дело — прежде всего, — улыбнулся швед, понимая тревогу хозяина.

— Пойдемте, — обрадованный Глеб не стал спорить и повел врачей к спальне Александры.

Девушка ждала их, сидя в кресле. Мужчины поздоровались, и Оборский собрался переводить Саше вопросы Николсона, но Александра удивила его. Она поздоровалась с гостями на хорошем английском и, почти без акцента, поинтересовалась у профессора, как он долетел, нравится ли ему российская погода и русские дороги.

— О, миссис Оборски, у вас прекрасное произношение, — похвалил девушку старый доктор, — вы часто бываете в Англии?

— Нет, что вы, — улыбнулась Саша, — я не была там ни разу.

— В таком случае, я поражен, — посмотрел на нее швед, — вероятно, у вас был хороший педагог.

— Да, вы правы, моя мама великолепно знала английский и французский. Она была переводчиком, — пояснила Саша недоумевающему Глебу.

К беседе подключился Нелидов, речь зашла о методах обучения — мужчины шутили, рассказывали курьезные случаи, вспоминали собственные ошибки в изучении языков и особенностях произношения.

Слово за слово, Николсон разговорил девушку и незаметно перешел к вопросам о ее здоровье. Саша спокойно отвечала, пока речь не зашла об ее браке, как выразился профессор.

— Вы с мужем часто спите раздельно? — поинтересовался врач, и Саша замешкалась с ответом. Она покраснела, беспомощно посмотрела на Глеба и не смогла выдавить из себя ни слова.

— Я смутил вас? — поинтересовался профессор. — Поверьте, миссис Оборски, мне важно знать все подробности вашей жизни, даже самые интимные. И ваша застенчивость будет нам только мешать.

Господи, какая застенчивость?! Да, Саша была готова провалиться сквозь землю. «Миссис Оборски… спите ли вы вместе… бывают ли между вами ссоры…» Вот, как объяснить этому милому, старомодному старичку, что они с Глебом не женаты, и не спят вместе, и не ссора между ними была, а…

— Миссис Оборски, быть может, будет лучше, если ваш муж выйдет? — заботливо поинтересовался Николсон.

— Саш, я буду за дверью, если что — зови, — по-русски сказал Глеб, вставая со стула, — и расскажи профессору все, как было, ничего не скрывая. Он должен знать правду.

Оборский, как-то неловко ссутулившись, вышел из комнаты, поманив за собой Нелидова.

— Ну, а теперь, давайте поговорим откровенно, Александра, — мягко посмотрел на нее доктор, — что вас тревожит?

Взгляд выцветших серых глаз проникал ей прямо в душу, и Саша не выдержала. Впервые с той ночи, она смогла рассказать о том, что с ней произошло, сумела поделиться своей болью и страхом. Вытащила наружу все неприятные воспоминания и доверила их старому мудрому человеку. Вернее, оборотню.

Он слушал ее, не перебивая. Иногда ободряюще улыбался, несколько раз сочувствующе прикоснулся к руке, а, в самый трудный момент, не смог удержаться и смахнул появившуюся слезинку, но, тут же яростно вытер глаза, пробормотав что-то о попавшей соринке.

Саша говорила и чувствовала, как выходит из души вся боль, обида и ненависть, что скопились со времен той страшной ночи. Внимательный и добрый взгляд профессора помогал ей, ободряя и утешая, даря надежду и понимание. Одиночество, которое мучило ее, не давая возможности выговориться, выплеснуть свои страхи, довериться и рассказать хоть кому-то о том, что произошло… Только сейчас Александра поняла, как нуждалась в подобном разговоре. Она так устала держать все в себе…

Наконец, обессиленная Саша откинулась на спинку кресла и замолчала.

— Давайте-ка, я помогу вам прилечь, — ласково обратился к ней Николсон.

Он поддержал девушку под локоть и помог ей перебраться на кровать.

— А теперь, я вас осмотрю, и мы продумаем план лечения.

Александра с надеждой посмотрела на врача. Неужели, он сможет ей помочь?

После осмотра, профессор ободряюще улыбнулся Саше и провел рукой по ее волосам.

— Не переживайте, деточка, все у вас будет хорошо. Я вам обещаю.

— А мои дети?

— О, а с ними и подавно!

— Вы уверены, доктор? — Александра всматривалась в лицо врача, пытаясь понять, действительно ли он так думает.

— Все будет в порядке. И с вами, и с детьми. Правда, для этого придется немного постараться. Пойду, поговорю с вашим… э… с мистером Оборски, а вы пока отдыхайте.

Еще раз, улыбнувшись девушке, он вышел из комнаты.

Глеб ждал его в коридоре.

— Ну, что, доктор? — с надеждой подался он к Николсону, стоило тому выйти из Сашиной спальни.

Старый профессор задумчиво посмотрел на мужчину и поправил очки.

— Ах, да, простите, — опомнился Оборский, — пройдемте в кабинет, там и поговорим.

Он приглашающе указал рукой на открытую дверь.

Усадив гостя в кресло, Глеб устроился напротив и приготовился слушать.

Николсон говорил долго. Он высказал свое мнение о состоянии больной на сегодняшний день, сделал прогноз на будущее и описал возможные сложности, с которыми им придется столкнуться.

С каждым словом профессора, Оборский все больше мрачнел. Он понимал одно — то, что рассказывает Николсон… Сколько раз он уже слышал подобное от Нелидова. Все эти проклятые лейкоциты-тромбоциты-эритроциты… Бесчисленные диагнозы, возможности, предположения, а вывод из всего этого только один — Александра не выживет…

Противная дрожь пробежала по телу, внутри все заледенело, в висках громко застучала кровь, и он начал терять связь с реальностью. Страшная правда обрушилась на оборотня и лишила воли — Саша умирает. С каждым днем, ей будет становиться все хуже и хуже. Глеб почти не слышал профессора. Перед глазами расплывались белые пятна, в ушах шумело, рубашка сдавила грудь, и хотелось разорвать ее, чтобы сделать хоть один глоток воздуха…

— Мистер Оборски, вы слышите меня? — как сквозь вату, донесся до него голос Николсона.

Глеб сжал виски.

— Да, профессор, — отозвался он.

— То, что я описал, обязательно произойдет с Александрой, если вы и дальше будете так с ней обращаться.

Оборский в недоумении уставился на доктора.

— Простите, профессор, я не совсем понимаю…

— Постараюсь объяснить, — поудобнее устроившись в кресле, ответил швед, — видите ли, такие пары, как у вас с Александрой, — большая редкость. За всю мою практику, только дважды мне довелось встречать подобные смешанные союзы и, скажу сразу, проблем, сходных с вашими, в них не было. Для меня остается загадкой, как вы, вообще, оказались способны на такую дикость, как насилие над собственной парой, — Николсон осуждающе посмотрел на Оборского поверх очков, задумчиво покачал головой и продолжил: — Я не могу понять, как ваш зверь допустил подобное? Ну, да, ладно. Сейчас речь не об этом. Вернее, и об этом тоже, только в контексте беременности вашей… ээ… женщины. Именно то, что зачатие произошло в результате насилия, очень сильно осложнило и без того непростую задачу. Организм Александры оказался не готов к вынашиванию оборотней. Если бы близость произошла по обоюдному желанию, все было бы гораздо проще. С вашей слюной, во время поцелуев, к девушке попали бы нужные гормоны и ферменты, отвечающие за постепенную подготовку к вынашиванию нетипичной беременности. А сейчас, ее организм пытается самостоятельно справиться с нагрузкой, но у него это получается плохо, отсюда и неважное самочувствие вашей пары, и непонятные скачки всех жизненно важных показателей, и недоумение врачей. Это упрощенное объяснение, с доктором Нелидовым мы будем разговаривать более предметно, но, думаю, общий смысл вы уловили.

— Что можно сделать? — напряженно поинтересовался Глеб.

— А вот тут, мы переходим к очень деликатному моменту, — Николсон поправил очки и потер переносицу, — единственное лекарство для Александры — регулярная близость с вами. Причем, не только в смысле полового акта, но и буквально. Вы всегда должны быть рядом — спать в одной постели, есть за одним столом, касаться друг друга… А теперь представьте, как мы сможем предложить ей подобное, если она боится вас и еле выносит ваши прикосновения?

— Это она сказала, что я ей настолько неприятен? — нахмурился Оборский.

— У меня есть обоняние, молодой человек, — отрезал доктор, — и, пока что, я могу отличить запах вожделения от запаха страха.

— Да, вы правы, — понурился Глеб, — Саша все еще боится меня.

— А теперь представьте, как она воспримет подобный выход из ситуации? Думаю, нам придется очень постараться, чтобы уговорить ее довериться вам.

Глеб расстроенно смотрел на доктора, признавая его правоту.

— Надеюсь, вы сможете найти подход к своей паре. В противном случае, я ничего не гарантирую, — развел руками Николсон.

Саша чувствовала, что ее снова охватывает знакомый жар. Она застонала и попыталась вынырнуть из раскаленного плена — «нет, только не сейчас!..» — но все было напрасно: тело вспарывала волна желания, огонь распространялся по венам, тяжелое томление переходило в боль и дикую жажду. Она хотела Глеба. Хотела до одури, до беспамятства, до потери себя.

Осознав собственное бессилие, девушка заплакала. Как же унизительно зависеть от ненавистных потребностей плоти! Ей нужен проклятый оборотень, ее невыносимый хозяин, подлинный владелец неподвластного отныне Саше тела… «Не хочу…» — на грани реальности шептала она… «Не могу без него…» — на пороге безумия, отзывалось внутри…

Сознание стало затуманиваться, боль снесла остатки здравомыслия, и Александра запылала в огне собственного мира. Она потерялась в дебрях измученного сознания, и не знала, сколько прошло времени, прежде чем раздался самый желанный голос в мире:

— Саш, ну что же ты молчала?! Зачем опять ждала до последнего? Неужели, я так тебе противен, что лишь в беспамятстве ты согласна вытерпеть мои прикосновения?

«Господи, о чем он? Да, я умираю без его прикосновений, я хочу их…вернее, его…»

— Потерпи немного, сейчас все будет хорошо, сейчас…

Саше показалось, что между этими словами и так необходимым ей касанием сильных рук прошла целая вечность. Ну, же… Пожалуйста…

Ее мучитель, казалось, не слышал этой мольбы. Он нежно обвел полушария налитых желанием грудей, чуть потеребил горошины сосков и добился тягучего, полного неги стона своей жертвы. Нажим чутких пальцев усилился, и девушка выгнулась от мучительно-сладкой боли. «Пожалуйста…» Мужчина умело распалял ее страсть, добиваясь полной и безоговорочной капитуляции.

И Саша не выдержала — она сама подалась к его руке, подставляя разгоряченное тело под искушающую ласку, смиряясь с тем, что больше не властна над своей сущностью. Оборотень, почувствовав согласие девушки, недоверчиво вздрогнул и невесомо прикоснулся к губам Александры. «Mon amour… Нежная, сладкая, невыносимая… Mon tresor… Не могу без нее…» — отзывалось внутри, и Глеб принялся исступленно изучать ее тело — руками, губами, всем своим существом, ощущая его податливость и мягкую щедрость…

А Саша теряла себя от множества непривычных ощущений.

Легкие касания принесли с собой прохладу, забирая жар и боль, невыносимо сладкие губы дразнили, обещая наслаждение, и тут же отступали, заставляя девушку тянуться за ними, стонать, выпрашивать желанную ласку и забывать обо всем, кроме единственно нужного ей — такого ненавистного и такого… необходимого мужчины…

Финальный аккорд их страсти был бурным и заставил обоих кричать от избытка ощущений. Невероятно! Глеб даже не представлял, что такое возможно… Держать в руках гибкое, мягкое тело своей пары, чувствовать нарастающую в нем дрожь, услышать протяжный стон и ощутить отголоски ее сладкого спазма… Это было непередаваемо и прекрасно…

Оборский обнял Александру и уложил к себе на грудь. Девушка, еще не отойдя от пережитого наслаждения, не сопротивлялась. Она бездумно плыла по волнам удовольствия, ощущая невесомую легкость и покой.

Но вот, понемногу, к ней стали возвращаться здравый смысл и привычное недоверие, и Саша попыталась выскользнуть из удерживающих ее объятий.

— Сашенька, я тебя прошу — не бойся меня, — услышала она умоляющий голос Оборского, — я больше никогда не причиню тебе вреда. Ты мне веришь?

Девушка кивала, а сама продолжала выбираться на свободу. Хватит, хорошего понемножку… И так уже, расслабилась сверх меры. Это же надо — самой выпрашивать ласку и таять от прикосновений Оборского! Александре было невыносимо стыдно. Что она вытворяет! В моменты, когда ее охватывает жар, исчезает все — мысли, установки, ненависть… и даже сама она, Саша, превращается в другое существо. Глеб для нее, что наркотик для наркомана. Она стала зависимой от него — от его прикосновений и объятий, от колдовских медовых глаз и ироничной улыбки… А еще, она дико, до дрожи, боялась. Боялась привыкнуть, поверить, довериться… А потом, оказаться ненужной. Однажды, она надоест Оборскому, и он выкинет ее из своей жизни. И что тогда делать? Каким образом бороться с укоренившейся зависимостью?

Девушка не могла понять, как умудрилась так сильно вляпаться? Когда сумела настолько увязнуть в своих непонятных чувствах к проклятому оборотню?

Александра незаметно посмотрела на лежащего рядом мужчину и наткнулась на серьезный, настороженный взгляд. Оборский был собран и наблюдал за ней, будто просчитывая варианты ее поведения.

— Все хорошо? — напряженно спросил он.

Саша кивнула и попыталась сползти с постели. Не тут-то было! Глеб аккуратно перехватил ее поперек живота.

— Подожди-ка, ma cheriе, не так быстро. Ты куда?

— Мне в ванную надо, — Саша старалась не реагировать на удерживающие ее руки. А Оборский, чуть ослабив захват, слегка поглаживал ее животик, отчего все тело девушки вновь начинало таять и плавиться, отзываясь на незамысловатую ласку.

— Не вставай, я сейчас сам тебя отнесу, — и Глеб, подхватив Александру на руки, направился в ванную.

Осторожно опустив девушку под теплые струи, мужчина выдавил на губку щедрую порцию геля для душа.

— Глеб Александрович, я сама, — попыталась отстоять свою независимость Саша. Оборский хмыкнул, но не поддался.

— Саш, ты сейчас слаба, как котенок. Позволь мне тебе помочь, — и он невозмутимо принялся намыливать строптивицу. Бережные прикосновения быстро усыпили бдительность Александры, сил на сопротивление, попросту, не осталось, и она, вздохнув, отдалась на волю ласковых рук. Ммм…как приятно…

Тепло распространялось по всему телу, глаза неумолимо закрывались. Саша из последних сил старалась не заснуть. Томная нега окутывала ее сознание. Ни думать, ни переживать не хотелось. Потом. Все потом. Сейчас, есть только нежные касания больших ладоней и струящаяся вода, уносящая все плохое, что было когда-то.

Глеб бережно промокнул мокрые волосы девушки, тщательно вытер полотенцем все ее тело и, подхватив на руки, легко донес до постели. Оборский удивлялся тому, с каким трепетом относится теперь к совершенно простым вещам. Казалось бы, что может быть интересного в том, чтобы одевать женщину? Ха! Раньше, его больше увлекало обратное действо. А сейчас… Он с наслаждением помогал Саше одеваться, укрывал ее одеялом, даже не укрывал, а укутывал по самый очаровательный носик, опасаясь малейшего сквозняка, с удовольствием кормил ее, сегодня, вот, даже искупал и был, при этом, на седьмом небе от счастья. Чудеса!

Незаметно втянув в себя запах волос своей пары, Глеб расплылся в блаженной улыбке, но Саша этого уже не увидела — она заснула сразу, как только оказалась на кровати. Последней попыткой отстоять свою независимость, было желание самой натянуть ночнушку, но Глеб оказался неумолим — он невозмутимо надел на нее сорочку и подоткнул одеяло. Последним, что помнила Александра, был тихий, еле различимый шепот: — спи, моя хорошая… А может быть, это ей просто приснилось…

Оборотень, затаив дыхание, наблюдал за спящей Сашей. Надо же, отключилась прямо у него на руках. Такая беззащитная, открытая, трогательная в своих наивных попытках быть самостоятельной. «Нет, уж — поздно. Никуда ты от меня не денешься» — думал Глеб, перебирая подсохшие пряди рыжих волос Александры. Он видел, как теряется Саша от реакций своего тела, как рьяно пытается избавиться от странной зависимости, захватившей ее целиком, как не может примирить свое сознание, которое не доверяет Оборскому и помнит все обиды, и свое сердце, бьющееся в унисон с сердцем оборотня. Мужчина понимал, что Саше нелегко справиться с собой, но она борется. Только доведенная до крайности сжигающей ее горячкой, она сдается и растворяется в его объятиях. Зато потом, когда к ней возвращается способность мыслить здраво, в глазах девушки он снова видит свой приговор — недоверие, страх и неуверенность. Как же невыносимо раз за разом наблюдать это превращение. Вот, только что, она со всей страстью отдается ему, а спустя миг — из ее глаз льется презрение и стыд за свою податливость. Эти «качели» угнетали Глеба, лишая его уверенности в будущем. Неужели, только так и будет? Неужели, они никогда не смогут быть вместе по доброй воле Саши? Нет. Он добьется от нее взаимности. Костьми ляжет, но сумеет убедить ее в своей любви. Окружит заботой, приручит, сделает зависимой… Все, что угодно, но она должна поверить, должна простить и довериться ему.

На следующий день профессор Николсон зашел проведать свою пациентку. Саша как раз завтракала, и, взглядом показав Тамаре — новой домработнице — чтобы та унесла поднос, вежливо поздоровалась с доктором.

— Ну, деточка, как прошла ночь? Есть какие-либо жалобы? Боли, слабость? — спрашивал он, прощупав лимфоузлы и взяв девушку за руку. — Сердце не беспокоит?

Профессор принялся считать пульс, а Саша незаметно вздохнула. «Сердце еще как беспокоит, доктор — подумала она, — вырвать бы его и заменить нормальным. А то, все ноет и ноет, жалеет проклятого оборотня, всю душу выворачивает этой жалостью…»

Разумеется, вслух она сказала совсем другое.

— Вы знаете, господин профессор, как ни странно, но я чувствую себя лучше.

Это было правдой. Сегодня Саша, впервые за много дней, проснулась отдохнувшей. Нет, слабость не ушла до конца, но она, как-будто, затаилась где-то, отступив и дав Александре возможность дышать свободно.

— Ну, еще бы, — улыбнулся врач, — правильное лечение творит чудеса.

— Но я же ничего не принимала… — непонимающе уставилась на него девушка.

— Ну, скажем так, ваше лекарство особого рода, — усмехнулся профессор, — не удивляйтесь, я сейчас постараюсь вам все объяснить.

И он подробно рассказал Саше, что именно может ей помочь.

По мере его рассказа, глаза девушки темнели и наполнялись недоверием. Нет, ее здесь, точно, за дуру держат! Ага, щаз… Что за бред они придумали?

— То есть, вы хотите сказать, что регулярная близость с Оборским и есть то самое «лекарство»? — подчеркнуто спокойно спросила она.

— Да-да, вы все правильно поняли, — довольно закивал головой Николсон.

— Профессор, это Глеб Александрович попросил вас убедить меня в этом… этой… в общем, в этой глупости? — разгневанно посмотрела на него Александра.

— Зря вы не верите, деточка. Это единственное средство, которое спасет и вашу жизнь, и жизнь ваших детей. Нужно постараться исправить ту ошибку, что совершил ваш… э… муж. Постарайтесь принять свое прошлое и попытайтесь пойти дальше. Вам сейчас нужно выжить, поэтому, хотите вы или нет, но мистер Оборский должен стать вашим постоянным спутником, хотя бы на время беременности. А уж потом, вы сами решите, как жить дальше. Главное — сумейте продержаться до родов. Я очень надеюсь на ваше благоразумие.

Саша ошарашенно слушала Николсона, не в силах поверить, что это не розыгрыш, не заговор, с целью свести ее с Глебом, не попытка манипуляции… Нет, если рассуждать здраво, то ей, действительно стало лучше после вчерашней… близости. Но представить, что их отношения с Оборским станут постоянными… Это катастрофа. Тяга к Глебу и так измучила ее, не хватало только окончательно превратиться в зависимое существо, ждущее ласки от хозяйской руки.

Саша со стоном зарылась головой в подушку. Если бы не дети…

Подняв покрасневшее лицо, она посмотрела на Николсона и решительно сказала:

— Ну, что ж, профессор, если другого выхода нет, я попытаюсь…

— Я не сомневался в вашем здравомыслии, Александра, — улыбнулся старый оборотень.