ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

57

Вена, 22.30

Торвальдсен сидел в главной зале шато. Зимняя ассамблея ордена Золотого Руна открылась. Как и все остальные ее участники, он расположился в позолоченном старинном кресле. Кресла были расположены рядами, по восемь в каждом. Члены Круга сидели напротив, лицом к рядовым членам ордена. Альфред Херманн восседал в центре, в кресле, обитом синим шелком.

Каждому не терпелось высказаться, и вскоре в центре дискуссии оказался Ближний Восток и предложение, выдвинутое Политическим комитетом в ходе весенней ассамблеи. Тогда эти планы были предварительными, теперь ситуация изменилась и не все были готовы согласиться с ними.

Расхождения во мнениях оказались более значительными, чем ожидал Альфред Херманн. Синее Кресло уже дважды прерывал дискуссию, что являлось редкостью. Обычно Херманн хранил молчание.

— Переселение евреев невозможно, об этом и помыслить нельзя! — заявил один из рядовых членов ордена. Торвальдсен знал этого человека. Норвежец, он контролировал значительную часть рыболовецкого промысла в Северной Атлантике. — Уж Библию-то я знаю. В обеих книгах Паралипоменон ясно говорится, что Господь избрал для себя Иерусалим. Давид завоевал этот город и сделал его столицей своего царства, а Соломон возвел там храм, где размещался Ковчег Завета и который благословил Господь. Потому возрождение Израиля в современном мире не случайно. Многие считают, что это произошло в соответствии с Божьим промыслом.

Несколько других участников ассамблеи поддержали оратора, процитировав пассажи из Псалтиря и книг Паралипоменон.

— А что, если все ваши цитаты неверны? — Вопрос прозвучал из центра зала. Синее Кресло встал. — Вы помните, когда было создано современное государство Израиль?

На его вопрос никто не ответил.

— В мае тысяча девятьсот сорок восьмого года, в шестнадцать часов тридцать две минуты. На тайном собрании в музее Тель-Авива Бен-Гурион встал и зачитал прокламацию об образовании государства Израиль на основании естественного и исторического права еврейского народа.

— Пророк Исайя говорил, что народ родится в один день, — проговорил еще один член ордена. — Бог выполнил свое обещание, Авраамов завет. Земля евреев была возвращена им.

— А откуда мы знаем об этом завещании? Только из одного источника — Ветхого Завета. Многие из вас только что цитировали его. Бен-Гурион говорил о «естественном и историческом праве» еврейского народа. Он тоже ссылался на Ветхий Завет, который является единственным свидетельством этих божественных откровений, но его достоверность весьма сомнительна.

Взгляд Торвальдсена скользнул по лицам сидящих в зале.

— Если бы я предъявил права на вашу недвижимость, основываясь на древних документах, переведенных с ваших языков людьми, которые давно умерли и даже не знали их, разве вы не поставили бы под сомнение достоверность этих бумаг? Неужели вы не потребовали бы более веских доказательств, нежели сомнительные переводы документов? — Херманн выдержал паузу. — Тем не менее мы безоговорочно принимаем на веру Ветхий Завет, считая его Словом Господним. Его текст впоследствии отразился и на содержании Нового Завета. Его слова до сих пор порождают серьезные геополитические последствия.

Участники ассамблеи ждали, когда Херманн доберется до сути.

— Семь лет назад человек по имени Джордж Хаддад, палестинский ученый, исследователь Библии, написал работу, которая была опубликована Университетом Бейрута. В ней он утверждал, что Ветхий Завет в существующем ныне переводе не соответствует оригиналу.

— Ничего себе заявление! — послышался голос, и в зале поднялась с места грузная женщина. — Я отношусь к Слову Господню более серьезно, нежели вы.

Это замечание, похоже, позабавило Херманна.

— Вот как? А что вы вообще знаете об этом «Слове Господнем»? Вам известна его история? Его автор? Его переводчик? Эти слова были написаны тысячелетия назад неизвестными книжниками на древнееврейском — языке, который вот уже более двух тысяч лет является мертвым. Что вам известно о древнееврейском?

Женщина не ответила.

Херманн удовлетворенно кивнул.

— Ваше невежество вполне объяснимо. Древнееврейский — язык флективного строя, заимствовавший множество слов из других языков — арамейского, вавилонского, греческого, латыни, причем не по орфографии, а по смыслу. Одно и то же слово в нем могло иметь несколько различных значений в зависимости от того, в каком контексте оно употребляется. Лишь спустя столетия после того, как был написан Ветхий Завет, еврейские ученые впервые перевели его на использовавшийся тогда иврит, но даже они толком не знали древнееврейский. Они в лучшем случае угадывали смысл написанного, а в худшем — безбожно перевирали его. Прошло еще несколько столетий, и другие ученые — на сей раз христианские — снова перевели эти тексты. Они тоже не знали древнееврейского языка, поэтому им тоже приходилось угадывать. Поэтому при всем уважении к вашей вере я со всей ответственностью заявляю: на самом деле мы понятия не имеем, что есть Слово Господне.

— А у вас в душе нет веры! — отчеканила толстая дама.

— В этом я с вами спорить не буду, но Бог тут ни при чем. Священное Писание — дело рук человеческих.

— Что именно утверждал Хаддад? — спросил какой-то мужчина, которого слова Херманна, по всей видимости, заинтересовали.

— Он доказывал, что к тому времени, когда стали рассказывать историю о том, что Бог дал Аврааму обещание, известное как Авраамов завет, евреи уже заселили Землю обетованную — ту территорию, которая сегодня называется Палестиной. Разумеется, это произошло через много столетий после того, как предположительно было дано это обещание. Согласно библейским текстам, Земля обетованная должна была раскинуться на пространстве от Египта до великой реки Евфрат. В Библии упоминаются многие географические названия. Но когда Хаддад сравнил библейские названия, переведенные обратно на древнееврейский, с реальными, он обнаружил нечто невероятное. — Херманн помолчал. Вид у него был чрезвычайно довольный. — Обетованная земля Моисея и земли Авраама расположены в Саудовской Аравии, в провинции Азир.

— Это там, где находится Мекка? — раздался вопрос из зала.

Херманн кивнул, а Торвальдсен заметил, как напряглись лица многих присутствующих. Они поняли важность сказанного.

— Это невозможно! — выкрикнул кто-то.

— Сейчас вы сами все увидите.

Он сделал знак рукой. В тот же миг с потолка спустился большой экран и ожил проектор. На экране появилась карта западной части Саудовской Аравии. С севера на юг змеился зазубренный берег, омываемый Красным морем. Судя по масштабу длин, показанный на экране участок территории составлял около четырехсот километров в длину и трехсот в ширину. От береговой линии на восток более чем на сто километров простирался гористый район, переходящий в плоскую полосу Центрально-Аравийской пустыни.

— Я знал, что среди вас найдутся скептики, — улыбнулся Херманн, и в ответ в зале послышался нервный смешок. — Перед вами — современный Азир.

Он снова подал знак, и изображение на экране сменилось.

— Вот что получается, если наложить на карту границы библейской Земли обетованной, используя географические пункты, идентифицированные Джорджем Хаддадом. Пунктирная линия обозначает границу земли Авраама, сплошная — земли Моисея. Библейские географические названия, переведенные на древнееврейский язык, в точности соответствуют названиям реальных рек, городов и гор в этом регионе. Некоторые из них даже по сей день сохранили свои древнееврейские названия, адаптированные, разумеется, к арабскому языку. Задайте себе вопрос: почему до сих пор не найдено никаких палеографических и археологических доказательств того, что библейские места находились на территории Палестины? Ответ прост. Их там не было. Они лежат в сотнях миль южнее, в Саудовской Аравии.

— Почему же никто не обратил на это внимания раньше?

Торвальдсен был рад, что прозвучал этот вопрос, поскольку мысленно он сам задавал его Херманну.

— В наши дни можно насчитать не более полудюжины ученых, которые знают древнееврейский язык, но никто из них, за исключением Хаддада, не проявил любопытства, необходимого для того, чтобы проводить подобные исследования. Однако, желая развеять сомнения, три года назад я нанял одного такого специалиста, чтобы он подтвердил предположения Хаддада. И он это сделал — вплоть до мельчайших деталей.

— Могли бы мы поговорить с этим вашим экспертом? — быстро спросил один из членов ордена.

— К сожалению, он был очень стар, и в прошлом году его не стало.

Торвальдсен подумал, что старику, скорее всего, помогли сойти в могилу. Херманну меньше всего был нужен еще один ученый, который решил бы устроить новую библейскую революцию.

— Однако у меня сохранился письменный отчет, составленный этим ученым по результатам его исследований, — весьма подробный и убедительный.

На экране возникло новое изображение, на котором также был изображен район Азира.

— Вот пример, способный наглядно проиллюстрировать теорию Хаддада. В Книге Судей, глава восемнадцать, говорится о том, что люди из израильского племени Данова основали поселение в городе, называвшемся Лаис и находившемся на одноименной земле. Они назвали его Дан. В Библии говорится, что Лаис располагался неподалеку от другого города, под названием Сидон. Рядом с Сидоном находился укрепленный город Зор. Предположительно в четвертом веке нашей эры христианские историки отождествляли Дан с поселением, расположенным у истоков реки Иордан. В тысяча восемьсот тридцать восьмом году группа исследователей обнаружила курган, который объявила остатками библейского Дана. Теперь считается, что Дан был расположен именно там. В этом месте и сегодня находится и процветает израильское поселение под названием Дан.

Торвальдсену показалось, что Херманн наслаждается сам собой — так, словно он долго и тщательно готовился к этому дню. А еще датчанин размышлял над тем, повлияет ли его акция в отношении Маргарет на график, в соответствии с которым хозяин дома реализовывал свои планы.

— Археологи раскапывали курган на протяжении сорока лет, но не нашли ни единого свидетельства, которое говорило бы о том, что это действительно библейский Дан.

Херманн махнул рукой, и карта Азира на экране изменилась. Теперь на ней появились названия городов.

— Вот что обнаружил Хаддад. Библейский Дан может являться расположенным в западной части Аравии поселением Эль-Данадина, которое находится в прибрежном районе Эль-Лит. В переводе это слово аналогично библейскому названию Лаис. Поблизости и поныне лежит город под названием Сидон, и даже еще ближе к Эль-Данадине расположен Эль-Сур, который переводится как Зор.

Торвальдсен думал о том, что подобные совпадения и впрямь способны заинтриговать кого угодно. Он снял свои очки без оправы и помассировал большим и указательным пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться.

— Этим географические совпадения не исчерпываются. Из второй Книги Царств, глава двадцать четыре, стих шесть, следует, что город Дан находился рядом с землей Тахтим, но в Палестине нет места с таким названием. Зато поселение Эль-Данадина в Западной Аравии стоит рядом с прибрежной грядой, называемой Джабал-Тахтайн, что является арабским вариантом названия Тахтим. Это не может быть случайным совпадением. Хаддад писал, что, если бы археологи провели там раскопки, они непременно обнаружили бы в этом месте следы древнееврейского поселения. Но раскопки не производились. Власти Саудовской Аравии категорически запретили их. Более того, пять лет назад, усмотрев для себя угрозу в научных изысканиях Хаддада, они уничтожили все поселения в этом районе, сделав невозможным обнаружение каких-либо археологических свидетельств.

Торвальдсен заметил, что теперь аудитория ловит каждое слово Херманна с напряженным вниманием и это добавляло оратору уверенности.

— Но и это еще не все. Повсюду в Ветхом Завете «Иордан» обозначается словом «yarden» на иврите. Но нигде не говорится, что этот термин означает реку. На самом деле это слово означает «спускаться», «пологий спуск рельефа местности». Тем не менее из перевода в перевод Иордан переходит как название реки, а переправа через нее представляется сложнейшим делом. Однако палестинская река Иордан — не такая уж значительная водная артерия. Люди, обитавшие по обоим ее берегам, веками переправлялись через нее безо всякого труда. А вот здесь, — он показал на горную гряду, тянущуюся вдоль побережья Красного моря, — мы видим Западно-Аравийское нагорье. Оно практически непреодолимо, за исключением тех мест, где в хребтах имеются складки, да и там это сделать крайне сложно. И каждый раз, когда в Ветхом Завете упоминается Иордан, география и история точно совпадают с тем, что есть и было здесь, в Аравии.

— То есть Иордан — это горная гряда?

— Любой другой вариант перевода оказывается лишенным смысла.

Херманн обвел взглядом повернутые к нему лица и сказал:

— К географическим названиям существует отношение как к чему-то священному. Они живут в памяти народа и нередко возрождаются спустя много веков. Хаддад обнаружил, что в Азире это проявилось особенно наглядно.

— Неужели не было найдено ничего, что связывало бы Палестину с Библией?

— Кое-какие открытия были, но ни одна из находок, извлеченных из земли, ничего не доказывает. На так называемой «стеле Меша», найденной в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году, высечена надпись с подробным повествованием о войнах Моава с Израильским царством, о которых упоминается в Книге Царств. Текст на другом артефакте, обнаруженном в тысяча девятьсот девяносто третьем году в долине Иордана, говорит о том же. Но нигде нет указаний на то, что Израиль находился в Палестине. В летописях ассирийцев и вавилонян рассказывается о войнах, в которых участвовал Израиль, но нигде не говорится, где он располагался. В Четвертой Книге Царств рассказывается о том, что армии Израиля, Иуды и Едома шли семь дней по безводной пустыне. Но рифтовую долину Палестины, которую обычно ассоциируют с этой пустыней, можно пересечь за один день и воды там в избытке.

Речь Херманна текла легко и непринужденно. Ему явно доставляло удовольствие рассказывать о том, что так долго приходилось хранить в секрете.

— От первого храма Соломона не осталось — по крайней мере не было обнаружено — ровным счетом ничего, хотя в Книге Царств говорится, что при его строительстве использовались огромные тесаные камни. Почему ни один каменный блок не дожил до наших дней? Куда они все подевались?

Наконец Херманн добрался до самого главного.

— Что же произошло? Ученые допустили, чтобы их предвзятое мнение радикальным образом повлияло на их истолкование древних текстов. Им хотелось, чтобы Палестина была землей древних евреев из Ветхого Завета, и для этой цели были все средства хороши. В реальности все обстояло совершенно иначе. Археология с уверенностью доказала только одно: Палестина времен Ветхого Завета была заселена народами, обитавшими в деревушках или маленьких городах и состоявшими преимущественно из крестьян. Это были грубые землячества неотесанных людей, но отнюдь не просвещенное, развитое общество постсоломоновой эпохи. Это научно доказанный факт.

— Что говорит Псалтирь? — проговорил один из членов ордена. — Истина, подобно роднику, истечет из земли.

— Что вы намерены делать? — спросил другой.

Этот вопрос явно пришелся Херманну по душе.

— Хотя саудовцы и наложили табу на любые археологические раскопки, Хаддад был убежден, что доказательства его теории до сих пор существуют, и мы в настоящее время пытаемся их обнаружить. Если мы в этом преуспеем или хотя бы сумеем поставить под сомнение достоверность Ветхого Завета, последствия могут оказаться поистине эпохальными. Пошатнется не только Израиль, но и Саудовская Аравия. Коррумпированность ее правительства давно сидит у нас в печенках. Только представьте себе, что могут предпринять в такой ситуации радикальные мусульмане. Самое святое для них место оказывается библейской родиной евреев! Возникнет такая же ситуация, как с Храмовой горой в Иерусалиме, которую объявляют местом своего рождения все три главные религии мира. Это место порождало хаос на протяжении тысячелетий. Тот хаос, который возникнет в Западной Аравии, даже невозможно себе представить.

Торвальдсену надоело хранить молчание, и он встал.

— Вряд ли вы всерьез полагаете, что эти откровения, даже если будет доказана их истинность, повлекут столь далеко идущие последствия. Что же на самом деле до такой степени заинтересовало Политический комитет?

Херманн посмотрел на него с враждебностью, причина которой была известна только им двоим. Круг взял в оборот Коттона Малоуна, похитив его сына, теперь Торвальдсен отплатил Херманну той же монетой. Конечно, Синее Кресло ни за что не покажет слабости. Торвальдсен умно разыграл козырную карту, приурочив свой удар к ассамблее, в ходе которой Херманн должен проявлять особую осторожность. И какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что в рукаве у австрийца имеется еще один туз.

И улыбка, зазмеившаяся по губам хозяина дома, убедила датчанина в правильности его догадки.

— Все верно, Хенрик, существует еще один аспект, который заставит ввязаться в драку также и христиан.

58

Вена, 22.50

Альфред Херманн закрыл дверь своих личных апартаментов, снял мантию, шейную цепь, бросил их на кровать, и его усталое тело сразу же ощутило облегчение.

Он был удовлетворен тем, как проходила ассамблея. Через три часа после начала работы ее участники наконец начали понимать, что к чему. Предложенный им план был одновременно грандиозным и хитроумным. Теперь было необходимо подкрепить слова осязаемыми доказательствами. Но как это сделать? Он слишком долго не получал никаких известий от Сейбра.

В душе его нарастала тревога — незнакомое ему прежде чувство. Чтобы ускорить осуществление этих грандиозных планов, Херманн до предела уплотнил свой график. Возможно, это будет его последнее крупное предприятие в роли Синего Кресла, поскольку срок пребывания на посту главы ордена подходил к концу.

Орден Золотого Руна находился на гребне могущества и успеха. Ему удалось ввести нужных людей в правительства многих стран, а некоторые даже свергнуть, и все это вело к его процветанию. То, что задумал Херманн сейчас, могло поставить на колени еще большее число правительств, а если сценарий будет разыгран правильно, возможно, даже американское.

Он предвидел, что Торвальдсен может стать источником проблем, и именно поэтому приказал Сейбру подготовить финансовое досье. Однако, сидя накануне в Доме бабочек и наблюдая за Сейбром, который весьма неохотно воспринял очередное задание, он и подумать не мог о том, что Торвальдсен поведет себя столь агрессивно. Их знакомство измерялось десятками лет. Они не были близкими друзьями, но единомышленниками — наверняка. Возможно, именно поэтому датчанин так быстро связал события в Копенгагене с ним и с орденом.

Херманн не ожидал, что Сейбр наследит, и случившееся заставляло его задуматься относительно этого человека. Неужели он позволил себе проявить беспечность? Или, может быть, это было сделано преднамеренно?

В его ушах до сих пор звучали слова, сказанные Маргарет о Сейбре: взял слишком много воли, пользуется чересчур большим доверием. Когда Сейбр в последний раз вышел на связь с Херманном, он направлялся из Ротенбурга в Лондон, чтобы отыскать Джорджа Хаддада. Херманн сам неоднократно пытался дозвониться до него, но каждый раз безуспешно. А Сейбр был ему нужен — здесь и сейчас.

В дверь легонько постучали. Херманн пересек комнату и повернул ручку.

— Настало время продолжить наш разговор, — сказал стоящий на пороге Торвальдсен.

Херманн согласился.

Торвальдсен вошел и закрыл за собой дверь.

— Неужели все, что ты говорил на ассамблее, — это всерьез, Альберт? Ты хоть представляешь себе, какая в результате может завариться каша?

— Ты сейчас рассуждаешь с позиции еврея, Хенрик, и это твое слабое место. Ты, как и все твои соплеменники, ослеплен мифическими божественными обещаниями, своей так называемой богоизбранностью.

— Я рассуждаю с позиции нормального человека. Кто может с уверенностью сказать, содержит ли Ветхий Завет правду или нет? Лично я не могу. Но исламский мир ни за что не смирится с мыслью о том, что священная для мусульман земля была изгажена иудаизмом. Их реакция будет бешеной и непримиримой.

— Саудовцам, — ответил Херманн, — будет предоставлена возможность поторговаться, прежде чем мы обнародуем какую-либо информацию. Мы всегда ведем дела таким образом, и тебе это известно. В любом случае, если начнется насилие, это будет их вина, а не наша. Наша цель проста и бесхитростна: прибыль. Политический комитет считает, что реализация наших планов позволит заключить множество торгово-экономических сделок, которые будут способствовать процветанию членов ордена. И я с этим согласен.

— Это безумие! — заявил Торвальдсен.

— А что собираешься предпринять ты?

— Все, к чему меня вынудят обстоятельства.

— У тебя кишка тонка для такой драки, Хенрик.

— Возможно, мне удастся тебя удивить.

Херманн был поражен. Неужели этот датчанин решил бросить ему вызов?

— Мне кажется, тебе стоило бы побеспокоиться о собственном положении. Я проверил твои финансовые дела. Никогда не предполагал, что стеклодувное производство является столь чутким и капризным бизнесом. Успех твоей компании «Адельгаде гласверкер» зависит от множества внешних факторов.

— И ты полагаешь, что можешь стать таким фактором?

— Я уверен, что смогу причинить тебе массу неприятностей.

— Моя коммерческая сеть по масштабам не уступает твоей.

Херманн улыбнулся.

— Но ты дорожишь своей репутацией. Для тебя неприемлемо, чтобы хоть одна из твоих компаний потерпела фиаско.

— Что ж, Альфред, сделай одолжение, попробуй.

Каждый из них обладал состоянием, которое исчислялось миллиардами евро и было накоплено в основном предками, каждый мудро и умело распоряжался своими делами, и ни один из них не был глупцом.

— Не забывай, — проговорил Торвальдсен, — у меня твоя дочь.

Австриец пожал плечами.

— А у меня — ты сам и мальчишка.

— Вот как? Значит, ты готов рискнуть ее жизнью?

Херманн еще не решил, что ответить на этот вопрос, поэтому он спросил:

— Ты стараешься для Израиля? Я знаю, ты корчишь из себя патриота.

— А ты, я знаю, заурядный расист.

Херманн затрясся от злости.

— Ты никогда прежде не разговаривал со мной в таком тоне.

— Твои взгляды никогда не были для меня секретом, Альфред. Твой антисемитизм лезет из всех щелей. Ты пытаешься не афишировать его, все-таки среди членов ордена есть и евреи, но у тебя это плохо получается.

Настало время оставить притворство и показную корректность.

— Твоя религия застряла у человечества костью в горле. Так было всегда.

Торвальдсен лишь пожал плечами.

— Не больше, чем христианство, приверженцы которого перебили уйму народа, стремясь таким способом возвеличить своего Бога.

— Я не религиозен, Хенрик, ты это знаешь. Для меня главное — политика и прибыль. А что касается евреев в нашем ордене, то их тоже волнуют только две эти вещи. Никто из них не поднял сегодня голос против моего плана. Израиль — помеха на пути прогресса. Сионисты боятся правды, как черт ладана.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что христиане тоже окажутся вовлечены в драку?

— Если удастся обнаружить Александрийскую библиотеку, там окажутся тексты, которые разоблачат Библию как сплошную фальшивку.

Этот аргумент не убедил Торвальдсена.

— Такого результата тебе будет сложно добиться.

— Поверь мне, Хенрик, я продумал все до мелочей.

— Где сейчас Когти Орла?

Херманн кинул на датчанина одобрительный взгляд.

— А ты молодец. Но на него ты повлиять не сможешь.

— Зато сможешь ты.

Австриец решил расставить точки над «i».

— Тебе не победить в этой игре, Хенрик. У тебя моя дочь, но меня это не остановит.

— Наверное, я должен яснее сформулировать свою позицию. Моя семья пережила нацистскую оккупации Дании. Многие из моих родственников были убиты, и мы сами убили многих немцев. Мне приходилось преодолевать одно испытание за другим. Твоя дочь Маргарет для меня — ничто. Она истеричная, избалованная, глупая женщина. Меня заботит лишь судьба моего друга Коттона Малоуна, его сына и судьба той страны, которая стала для меня родиной. Если мне придется убить твою дочь, я сделаю это.

Херманн привык отражать внешние угрозы, а тут опасность возникла изнутри. Этого человека необходимо умиротворить. Хотя бы на время.

— Я могу показать тебе кое-что.

— Ты обязан остановить все это.

— На кон поставлено гораздо больше, нежели наши деловые интересы.

— Так покажи мне то, что собирался.

— Сначала я должен это организовать.

59

Мэриленд, 16.50

Стефани сидела на заднем сиденье «шевроле», Кассиопея — рядом с ней. Еще когда автомобиль выехал из Вашингтона и направился на север по холмистым дорогам штата Мэриленд, Стефани уже знала, куда они держат путь. В Кэмп-Дэвид, загородную резиденцию президента Соединенных Штатов.

«Шевроле», не останавливаясь, въехал в главные ворота, по обеим сторонам которых стояли вооруженные охранники. Миновав следующий контрольно-пропускной пункт с еще большим числом охранников, внедорожник затормозил у красивого, словно с картинки, бревенчатого домика, и пассажиры, выбравшись из машины, окунулись в прохладный осенний воздух. Агент секретной службы — тот самый, который подловил их в музее, — махнул рукой, дверь домика распахнулась, и из нее вышел президент Роберт Эдвард Дэниелс-младший.

Стефани знала, что президент никогда не пользуется именем, полученным при крещении. Давным-давно к нему прилипла кличка Дэнни. Невероятно общительный, обладающий гулким баритоном, Дэнни Дэниелс обладал ниспосланным ему свыше даром одерживать победы на любых выборах. Прежде чем выдвинуть свою кандидатуру в президенты, он провел три срока подряд в кресле губернатора и один — в конгрессе. Его переизбрание на второй президентский срок прошло как по маслу.

— Стефани, как здорово, что вы приехали! — воскликнул Дэниелс, спускаясь по ступеням крыльца. Президент был одет в джинсы, саржевую рубашку и ботинки.

Собравшись с духом, она шагнула ему навстречу.

— А разве у меня был выбор?

— Вообще-то нет, но я все равно рад. Слышал, у вас возникли кое-какие проблемы?

Сказав это, Дэниелс хохотнул, но Стефани даже не улыбнулась. У нее не было настроения радоваться чужим шуткам, даже если остряком являлся глава всего свободного мира.

— Своими проблемами я обязана вашим людям.

Он шутливо поднял руки, давая понять, что сдается на милость победителя, но следующая его фраза не стыковалась с этим жестом.

— Это мы еще посмотрим. Вы даже не выслушали то, что я собирался вам сказать. О, да вы сменили имидж? Волосы, одежда… Мне нравится.

Не дав ей возможности ответить, он повернулся к Кассиопее.

— А вы, должно быть, мисс Витт. Я наслышан о вас. Вы живете удивительной жизнью. И к тому же реконструируете какой-то замок во Франции. Хотел бы я на него взглянуть.

— Приезжайте, я покажу.

— Я слышал, все работы ведутся так, как это делалось шестьсот лет назад? Это потрясающе!

Стефани поняла, что означает эта непринужденная болтовня президента. Он хотел сказать: «Вы — здесь, и я все знаю, так что расслабьтесь».

«Что ж, — подумала она, — поглядим, чем все это обернется».


— В противоположность тому, что вы обо мне думаете, Стефани, я не идиот, — сказал Дэниелс.

Они сидели на открытой веранде домика в деревянных креслах-качалках с высокими спинками. Дэниелс энергично раскачивался, и половицы жалобно скрипели под весом его массивного тела.

— По-моему, я никогда не называла вас идиотом, — парировала Стефани.

— Мой папа тоже часто говорил моей маме, что он никогда не называл ее стервой в лицо. — Президент метнул быстрый взгляд в сторону Стефани. — И это было правдой.

Она промолчала.

— Вытащить вас из музея оказалось не так-то просто. Кстати, это одно из моих самых любимых мест. Я обожаю самолеты и космос и в молодости запоем читал все, что с ними связано. Знаете, в чем главное преимущество должности президента? Можно наблюдать запуски в любой момент, когда пожелаешь. — Президент закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. — У меня возникла проблема, Стефани. Серьезная проблема.

— Значит, нас уже двое. Меня выгнали с работы и, как утверждает заместитель вашего советника по национальной безопасности, собираются арестовать. И разве уволили меня не вы?

— Я. Об этом меня попросил Ларри, и я согласился. Но это было необходимо сделать, чтобы сейчас вы оказались здесь.

Кассиопея подалась вперед.

— Ага, я поняла! Вы действуете по просьбе Израиля, верно? Я долго пыталась сложить кусочки головоломки, и вот теперь все встает на свои места. Они обратились к вам за помощью?

— Мне говорили, что ваш отец был одним из умнейших людей в Испании и создал целую финансовую империю, которой вы теперь управляете.

— Вот в этом я, откровенно говоря, не сильна.

— А еще я слышал, что вы великолепный стрелок, ничего не боитесь и обладаете потрясающим коэффициентом умственного развития.

— И сейчас оказалась в самом центре политического бардака.

Глаза Дэниелса вспыхнули.

— Вот именно — бардака. Это как раз то, что мы сегодня имеем. И вы правы, израильтяне действительно обратились ко мне. Они раздражены действиями Коттона Малоуна.

Стефани было известно, что у Дэниелса к Малоуну особое отношение. Два года назад Коттону пришлось принимать участие в проходившем в Мехико судебном процессе в связи со зверским убийством высокопоставленного сотрудника Управления по борьбе с наркотиками, друга и одноклассника Дэниелса. Она сама направила Малоуна туда, чтобы обеспечить вынесение обвинительного приговора. Во время перерыва на обед он оказался в центре перестрелки, в ходе которой погиб прокурор-мексиканец и сын Хенрика Торвальдсена. Малоун застрелил нападавших и вернулся в Штаты с пулей в плече, но предварительно добился того, что убийцы были осуждены по всей строгости закона. В ответ на вопрос, что он хочет в благодарность за свои героические действия, Малоун попросил разрешения уйти в отставку досрочно, и Дэниелс лично подписал приказ о его выходе в запас.

— А вас, сэр, Малоун тоже раздражает? — спросила Стефани.

— Сэр? Вот те раз! За наши несколько встреч вы впервые используете это слово.

— Не думала, что вы так внимательны к мелочам.

— Стефани, я внимателен не только к мелочам. Например, я знаю, что совсем недавно Коттон Малоун звонил в группу «Магеллан». Вы, разумеется, были заняты, поэтому его звонок перенаправили Бренту Грину, по личному указанию самого генерального прокурора.

— А я думала, что парадом командует Дейли.

— Я тоже так думал.

— Почему Грин так поступил?

— Откуда вы знаете, что это была его инициатива? — спросила Кассиопея.

— Его телефоны прослушиваются.

Не ослышалась ли Стефани?

— Вы поставили телефоны генерального прокурора на прослушку?

— Да, черт побери. Его и еще нескольких человек, одним из которых, конечно же, является Ларри Дейли.

По телу Стефани побежали мурашки, и ей пришлось приложить усилие для того, чтобы собраться с мыслями. Этот паззл определенно состоял из множества кусочков.

— Стефани, ради того, чтобы оказаться на этом посту, я работал всю жизнь. Только находясь на этой должности, человек может сделать что-то действительно важное и полезное, и мне это удалось. Безработица находится на самом низком за тридцать лет уровне, инфляция и вовсе сведена практически к нулю, процентные ставки — весьма умеренные. Два года назад я даже добился сокращения налогов.

— Благодаря тому, что Дейли подкупал конгрессменов? — не удержалась Стефани. Пусть перед ней сидел президент, но она была на взводе и ее терпимость по отношению к любому виду вранья находилась ниже нуля. — При таком раскладе трудно проиграть.

С минуту Дэниелс молча раскачивался в кресле устремив взгляд в сторону густого леса, а потом вдруг спросил:

— Вы помните «Роки-3»?

Она не ответила.

— Мне нравились эти фильмы. Роки сначала били смертным боем — так, что казалось, он вот-вот отдаст концы, а потом звучали фанфары, играла потрясающая музыка, к нему приходило второе дыхание, и он вышибал дух из своего противника.

Стефани слушала президента с растущим удивлением.

— В «Роки-3» главный герой узнает, что Микки, его тренер, организовывал для него легкие бои, в которых он гарантированно мог победить, чтобы сохранить свой титул и не быть побитым. Сталлоне великолепно играет в этом месте. Он хочет встретиться на ринге с мистером Т, но Микки говорит: «Ни в коем случае. Он тебя убьет». При мысли о том, что он, возможно, не так хорош, как сам думал о себе, Роки приходит в ярость. Разумеется, Микки умирает, а Роки нокаутирует мистера Т.

Последнюю фразу президент произнес уважительно.

— Дейли — это мой Микки, — почти шепотом произнес Дэниелс. — Он организует мои бои. А я — как Роки. Мне это тоже не нравится.

— И вы тоже об этом не знали?

Президент покачал головой. На лице его читалась смесь раздражения и любопытства.

— Я сам собирался прищучить Дейли, когда узнал, что вы тоже взяли его в оборот. Вы действительно использовали для этого девочку по вызову? Что ж, в изобретательности вам не откажешь. В тот день, когда мне сообщили об этом, мое мнение о вас резко изменилось. Мои люди не обладают таким творческим потенциалом.

— Откуда вам стало известно о том, что мы взяли Дейли в разработку? — не могла не поинтересоваться Стефани.

— Мои ребята обожают подслушивать и подглядывать, вот они этим и занимались. Нам было известно о флэш-картах и о том, где он их прячет. Мы просто сидели и ждали.

— Но мы проводили расследование несколько месяцев назад. Почему же вы ничего не предприняли?

— А вы?

Ответ был очевиден для Стефани.

— Я не могла его уволить, а вы могли.

Дэниелс уперся руками в подлокотники и передвинулся на краешек кресла.

— Скандалы — всегда скверная штука, Стефани. Ни один человек в этой стране не поверил бы в то, что я ничего не знал о проделках Дейли. Да, я должен был убрать его, но так, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

— То есть вы предоставили Дейли самому уничтожить себя? — уточнила Кассиопея.

Дэниелс повернулся к ней.

— Этот вариант был бы наиболее предпочтительным, но выживание — специальность Ларри, и, должен сказать, он в ней преуспел.

— Что у него есть на вас? — спросила Стефани.

Ее нахальство, похоже, скорее позабавило, нежели разозлило президента.

— Если не считать компрометирующих фотографий, на которых я сношаюсь с козлом, не так уж много.

Стефани усмехнулась.

— Извините, но я была обязана задать этот вопрос.

— Разумеется. Теперь я понимаю, почему вас многие недолюбливают. Вы любого можете достать до печенок. Но давайте все же вернемся к моему вопросу, который вам обеим, судя по всему, показался не заслуживающим внимания. Почему Брент Грин хотел говорить напрямую с Малоуном?

Стефани припомнила то, что услышала от Дейли в музее.

— Дейли сказал мне, что Брент мечтает стать следующим вице-президентом.

— И это подводит нас к главной цели нашей сегодняшней встречи. — Дэниелс откинулся на спинку кресла и вновь принялся раскачиваться. — Я люблю изображать простого парня. Это часть деревенского воспитания, которое я получил в Теннесси. Именно поэтому мне так нравится Кэмп-Дэвид. Он напоминает мне о доме. Но сейчас пора вновь стать президентом. Кто-то получает доступ к нашим секретным файлам и извлекает из них информацию относительно Александрийского Звена. Затем он передает полученную информацию двум зарубежным правительствам, которые после этого встают на дыбы. Израильтяне просто рвут и мечут. Со стороны это выглядит так, будто мы вцепились друг другу в глотки, но, между нами говоря, мне нравятся эти ребята. Никто — повторяю, никто! — не посмеет задеть интересы израильтян, пока я у власти. К сожалению, в моей администрации есть люди, которые думают иначе.

Стефани хотелось спросить, кто именно, но она не стала перебивать президента.

— Что-то происходит, и началось все это с того момента, когда похитили сына Коттона Малоуна. К счастью для Малоуна, эти парни не знают, с кем они связались. Он им покажет, почем фунт изюма. И это дает нам возможность облечь плотью то, о чем нам пока не известно. Мой дядя говаривал: «Хочешь убить змей? Нет ничего проще. Подожги подлесок, подожди, пока они выползут, и снеси им головы». Именно это мы сейчас и делаем.

Кассиопея потрясла головой.

— Как я уже говорила, господин президент, у вас тут царит форменный бардак. Я вовлечена в происходящее всего день или два, но я понятия не имею, кто говорит правду, а кто лжет. У меня складывается впечатление, что врут все.

— Включая меня?

Изумрудные глаза Кассиопеи сузились.

— Включая вас.

— Это хорошо. Вы должны быть подозрительны. — В его голосе прозвучала неподдельная искренность. — Но мне нужна ваша помощь. Именно поэтому я уволил вас, Стефани. Вам была необходима свобода действий, и теперь она у вас есть.

— Для чего? Что я должна сделать?

— Найти предателя, окопавшегося рядом со мной.

60

Вена, 23.20

Торвальдсен и Гари спускались со второго этажа шато. Альфреда Херманна после состоявшегося между ними последнего короткого разговора Торвальдсен больше не видел. Гари провел вечер со своими ровесниками — детьми двух других членов ордена, которых те привезли с собой: Херманн велел накрыть им стол для ужина в Доме бабочек.

— Это было клево! — восхищенно говорил Гари. — Бабочки садились прямо на наши тарелки.

Торвальдсену приходилось несколько раз бывать в schmetterlinghaus. Он тоже находил это место восхитительным и даже подумывал о том, чтобы устроить нечто подобное у себя в Кристиангаде.

— Бабочки и вправду удивительные существа, и уход за ними требует особой тщательности.

— Там чувствуешь себя прямо как в тропических джунглях.

Спать ни одному из них не хотелось. Гари, несомненно, являлся совой, поэтому сейчас они направлялись в библиотеку Херманна.

Еще днем Торвальдсен слышал, что Синее Кресло намеревается встретиться с членами Экономического комитета. Это займет его на некоторое время и позволит Торвальдсену кое-что почитать и подготовиться. Завтрашний день будет посвящен принятию ассамблеей решений, поэтому аргументы должны быть готовы и отточены. В воскресенье участники высокого собрания разъедутся по домам.

Ассамблея никогда не продолжалась долго. Профильные комитеты выносили на ее рассмотрение только те вопросы, которые требовали принятия коллективного решения. Таким образом высший орган ордена рассматривал, обсуждал и принимал планы деятельности на месяцы, остававшиеся до следующей — весенней или зимней — ассамблеи.

Назавтра Торвальдсен должен был быть во всеоружии.

Огромная библиотека была высотой с двухэтажный дом и обшита полированными панелями из ореха. По бокам камина из серного мрамора стояли барочные статуэтки, одна из стен была завешана французскими гобеленами. Три остальные стены от пола до потолка были заняты встроенными полками, роспись на потолке изображала небо, отчего казалось, что в помещении нет крыши. До верхних полок можно было добраться по винтовой лестнице. Торвальдсен взялся за узкий железный поручень и стал подниматься по узким ступеням.

— Что нам здесь понадобилось? — осведомился Гари.

— Мне нужно кое-что почитать.

Торвальдсену было известно об имеющемся в библиотеке возвышении, на котором покоится изумительная Библия. Херманн хвастался, что это один из первых печатных экземпляров Священного Писания. Датчанин подошел к старинному тому и с восхищением воззрился на переплет — настоящее произведение искусства.

— Библия была первой книгой, увидевшей свет, когда в пятнадцатом веке было усовершенствовано искусство книгопечатания. Гутенберг напечатал много экземпляров Библии, и это один из них. Как я уже сказал тебе сегодня, ты обязательно должен прочитать ее.

Гари смотрел на книгу, но Торвальдсен понимал, что парень просто не в состоянии оценить ее значение. Поэтому он сказал:

— Написанные здесь слова изменили ход истории человечества. Они дали иное направление развитию общества, низвергли многие политические режимы и возвели на пьедестал другие. Библия и Коран являются, возможно, самыми важными книгами на планете.

— Каким образом простые слова могут иметь такую власть?

— Главное — не просто слова, Гари, а то, как мы их используем. После того как Гутенберг начал печатать книги в массовом порядке, они стали быстро распространяться. Поначалу книги были весьма недешевы, но к тысяча пятисотому году они стали общедоступными. Более или менее свободный доступ к информации способствовал разнообразию мнений, возникновению дискуссий и критического взгляда на власть. Информация изменила мир, он стал другим. — Торвальдсен указал на Библию. — И все благодаря этой книге.

Он осторожно открыл обложку.

— Что это за язык? — спросил Гари.

— Латынь.

Торвальдсен провел пальцем по оглавлению.

— Вы умеете на нем читать?

Он улыбнулся изумлению, прозвучавшему в голосе мальчика.

— Меня учили латыни в детстве. — Датчанин постучал пальцем в грудь Гари. — И тебе тоже стоит ее выучить.

— Для чего?

— Хотя бы для того, чтобы прочитать эту Библию. — Он указал на оглавление. — Всего тридцать девять Книг. Евреи почитают первые пять: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. В них рассказывается история древнего израильского народа — от сотворения мира, Великого потопа, исхода из земли египетской и скитания по пустыне до того момента, когда на горе Синай Создатель сообщил свой Закон, содержащий условия союза-завета Бога с Израилем. Это настоящая эпопея.

Торвальдсен знал, как много значат для евреев эти священные тексты, равно как и следующие за ними разделы ранних пророков: книги Иисуса Навина, Судей Израилевых, Самуила и Царств. В них также рассказывалась история народа израилева — с того времени, когда он пересек реку Иордан, покорил земли Ханаанские, — история расцвета и падения многих его царств и поражений, которые они потерпели от рук ассирийцев и вавилонян.

— Эти книги, — сказал он Гари, — повествуют о том, как разворачивалась история еврейского народа за тысячи лет до появления Христа. Судьба этого народа была самым тесным образом связана с Богом и теми обещаниями, которые Он дал евреям.

— Но ведь это было так давно!

Торвальдсен кивнул.

— Четыре тысячи лет назад. И с тех самых пор арабы и евреи сражаются друг с другом из-за того, что каждый из них стремится доказать свою правоту.

Он медленно пролистал Книгу Бытия, нашел то место, ради которого пришел сюда, и прочитал его вслух:

— «И сказал Господь Авраму: …возведи очи твои и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу и к югу, и к востоку и к западу; ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки». — Торвальдсен помолчал, а затем добавил от себя: — Эти слова стоили еврейскому народу миллионов жизней.

Он молча перечитал шесть самых главных слов.

— К чему это вы?

Торвальдсен посмотрел на мальчика. Сколько раз Кай задавал ему тот же самый вопрос! Его сын не только исповедовал их веру, но вдобавок ко всему выучил латынь и прочитал Библию. Он был хорошим человеком и стал еще одной жертвой бессмысленного насилия.

— Важнее всего — истина.

«С места, на котором ты теперь…»

— Вы получали какие-нибудь известия от папы? — спросил Гари.

Датчанин вновь посмотрел на своего юного спутника и отрицательно покачал головой.

— Ни единого словечка. Он ищет примерно то, что сейчас окружает нас с тобой, — библиотеку. Ту, в которой может содержаться ключ к пониманию этих слов.

Внизу послышался какой-то шум. Дверь отворилась, и до их слуха донеслись голоса, один из которых Торвальдсен сразу узнал. Это был Альфред Херманн. Он подал Гари знак, и они торопливо отошли туда, где верхние книжные полки обтекали глубокую нишу окна, в которую они и шагнули. Нижняя часть библиотеки была скудно освещена причудливо составленным набором ламп, верхняя — погружена в тень. Он знаком велел Гари сохранять молчание. Мальчик кивнул. И они стали слушать.

Второй мужчина, явно американец, говорил по-английски.

— Это очень важно, Альфред. Скажу больше, это жизненно важно.

— Ваши обстоятельства мне известны, — ответил Херманн, — но они не более важны, нежели наши.

— Малоун отправился на Синайский полуостров. Вы обещали, что с ним проблем не возникнет.

— Их и не возникнет. Хотите коньяку?

— Пытаетесь успокоить меня?

— Нет, просто пытаюсь угостить вас коньяком.

Еще раз жестом велев Гари не шуметь, Торвальдсен вышел из ниши, на цыпочках приблизился к узорчатым железным перилам и рискнул выглянуть, посмотрев вниз. Альфред Херманн разливал коньяк из хрустального графина, а рядом с ним стоял человек помоложе, лет пятидесяти с небольшим, одетый в темный костюм. Его чисто выбритое лицо было энергичным и напоминало личину херувима — идеальная внешность для натурщика или актера. Впрочем, две эти профессии в некотором смысле были не чужды моложавому мужчине, которого Торвальдсен хорошо знал. А как же иначе, ведь это был вице-президент Соединенных Штатов Америки.

61

Кэмп-Дэвид, штат Мэриленд

Стефани обратила особое внимание на последние слова президента.

— Предателя? Что вы имеете в виду?

— Кто-то из администрации решил поиграть со мной в грязные игры. Эти люди проводят свою собственную политику, преследуют свои собственные цели, полагая, что я либо слишком ленив, либо чересчур глуп, чтобы догадаться об этом. Однако для того, чтобы выявить главного коновода в этом заговоре, не нужно быть семи пядей во лбу. Это мой «преданный» вице-президент. Амбициозная скотина!

— Господин президент… — заговорила Стефани, но Дэниелс ее перебил.

— Опять что-то новенькое. Сначала — «сэр», теперь — «господин президент». Наши взаимоотношения прогрессируют прямо на глазах.

— У меня имелись серьезные сомнения относительно вас и вашей администрации.

— Вот она, главная проблема с профессиональными чиновниками. Мы, политики, приходим и уходим, а вы, люди, остаетесь, а это значит, вам есть с чем сравнивать. К несчастью для меня, вы, Стефани, оказались в этом правы. Я окружен изменниками. Вице-президент так страстно жаждет заполучить Овальный кабинет, что готов буквально на все, хоть на сделку с дьяволом. — Дэниелс помолчал, и Стефани вновь не осмелилась перебивать ход его мыслей. — С орденом Золотого Руна.

И вновь в ее мозгу метнулась мысль: не ослышалась ли она?

— Он там, у них, прямо сейчас. Встречается с их главарем, с человеком по имени Альфред Херманн.

Стефани подумала о том, что она здорово недооценивала Дэнни Дэниелса. Так же, как и Брента Грина. Они оба прекрасно информированы обо всем происходящем. Кассиопея с беззаботным видом раскачивалась в кресле, но Стефани видела, что та внимательно слушает. Она успела рассказать Кассиопее об ордене.

— Мой отец был членом ордена Золотого Руна, — сказала Кассиопея.

Стефани удивленно вздернула брови. Раньше ее подруга об этом не упоминала.

— На протяжении многих лет они на пару с Хенриком посещали собрания ордена. Я же после его смерти предпочла не продолжать членство.

— Правильное решение, — одобрительно кивнул Дэниелс. — Эта группа напрямую причастна к целому ряду международных конфликтов. В этом они мастера, причем действуют, не оставляя никаких следов. Разумеется, ключевые игроки в конечном итоге оказываются мертвыми. Как и у любой уважающей себя банды, имеющей боевиков, у них есть что-то в этом роде — мужчина по кличке Когти Орла. Наемный убийца высочайшей квалификации. Именно он организовал похищение сына Малоуна.

— И вы сообщаете нам об этом только теперь?

— Да, Стефани, только теперь. Одна из привилегий лидера свободного мира заключается в том, что я, черт побери, могу делать то, что хочу. — Он бросил на нее колкий взгляд. — Происходят очень важные события. Они развиваются стремительно и подступают с разных сторон. В данных обстоятельствах я сделал все, что мог.

Стефани вернула его к главному:

— Что связывает вице-президента и Синее Кресло?

— Синее Кресло? Приятно узнать, что вы так хорошо информированы. Впрочем, иного я и не ожидал. Вице-президент продает свою душу. Главное, что нужно ордену, — Александрийская библиотека. Они ищут доказательства одной теории, и, хотя поначалу я полагал, что это полная чушь, возможно, в ней все же что-то есть.

— Что говорят израильтяне?

— Они не хотят никаких находок — и точка. Для них важно, чтобы все оставалось как есть. А орден, судя по всему, давил на королевское семейство Саудовской Аравии на протяжении десятилетий, сейчас же решил устроить большую бучу. Он хочет окончательно вывести из себя арабов и евреев. Хитрый план. Мы в свое время тоже использовали подобные приемы, но нынешняя ситуация грозит обернуться такой дракой, какой мир еще не знал. Фанатики непредсказуемы, кем бы они ни были — евреями, арабами… — Президент сделал паузу. — Или американцами.

— Что я должна делать? — спросила Стефани.

— Позвольте мне рассказать вам кое-что, чего вы еще не знаете. Коттон позвонил Грину второй раз. Ему понадобилась помощь, и по его просьбе Грин распорядился, чтобы Малоуна, его бывшую жену и какого-то третьего человека перебросили на военно-транспортном самолете — куда бы вы думали? На Синайский полуостров. В данный момент они находятся в пути. Мы предполагаем, что третий как раз и является наемным убийцей ордена. Малоун также попросил Грина проверить личность этого человека, а генеральный прокурор, между прочим, проигнорировал данную просьбу. Он не сделал ни единого запроса. Зато мы сделали. Он представился Коттону как Джеймс Макколэм. Мы обнаружили, что такой человек действительно существует. Раньше он служил в войсках специального назначения, а теперь выступает в роли свободного наемника. Подходящее резюме для того, чтобы устроиться на работу в орден, не правда ли?

— Каким образом он вышел на Малоуна?

Дэниелс развел руками.

— Этого я не знаю, но хорошо, что Малоун рядом с ним. К сожалению, в данный момент мы ничем не можем ему помочь.

— Можно послать радиограмму на самолет, на котором они летят, — предложила Кассиопея.

Президент покачал головой.

— Ни в коем случае. Никто не должен знать о том, что я в курсе происходящего. Сначала мне нужно найти предателей, а для этого мы должны хранить молчание.

— А победителями в итоге оказываются Ларри Дейли и Брент Грин.

Дэниелс склонил голову на грудь.

— Победитель в этом соревновании выигрывает бесплатное путешествие прямиком в федеральную тюрьму. После того, как я лично набью ему морду.

После этих слов к нему вновь вернулись манеры лидера.

— Вы двое — единственные люди, способные помочь мне найти ответ на главный вопрос. По вполне очевидным причинам я не могу привлечь к расследованию ни одно из правительственных агентств. Я не вмешивался в происходящее, позволив событиям развиваться своим чередом, чтобы у вас была возможность действовать. Стефани, я знал, что вы следите за Дейли, но, к счастью, вы не успели нанести финальный удар. Теперь нам необходимо найти истину.

— Вы на самом деле считаете, что генеральный прокурор также вовлечен в игру против вас?

— Понятия не имею. Брент пытается казаться святее Папы Римского, и возможно, он действительно является богобоязненным, почитающим Священное Писание христианином. Но при этом он ни за что не хочет расстаться с властью и превратиться в заштатного советника какой-нибудь юридической фирмы в Вашингтоне. Именно поэтому он сохранил за собой должность на второй срок. Все остальные попрыгали, как крысы с корабля, и, пользуясь полученным во время работы в правительстве опытом, принялись шлифовать свои резюме и подкармливать своих потенциальных покровителей. Все, только не Брент.

Стефани не могла молчать.

— Брент сообщил мне, что это он организовал утечку информации относительно Александрийского Звена якобы для того, чтобы выявить предателя.

— Может, и так, черт побери, я этого не знаю. Зато точно знаю другое: помощник моего советника по национальной безопасности подкупал членов конгресса, мой вице-президент вступил в сговор с одним из самых богатых людей планеты, а две нации, которые всегда ненавидели друг друга, теперь объединились с целью помешать поискам библиотеки, которой насчитывается полторы тысячи лет. Теперь вам ясна общая картина, Стефани?

— Вполне, господин президент.

— Тогда найдите мне предателя.

— Как, по-вашему, мы должны это делать?

Он улыбнулся той прямоте, с которой был поставлен вопрос.

— Я много об этом думал. Давайте сейчас перекусим, а потом вам обеим необходимо поспать. Вы выглядите словно потрепанные кошки. Здесь вы можете отдохнуть, чувствуя себя в безопасности.

— Дело слишком срочное, оно не может ждать до завтра, — воспротивилась Стефани.

— Подождет. Знаете, что главное, когда варишь кашу? Не дать ей закипеть. Она должна томиться в кастрюле, на малом огне и под закрытой крышкой. И только тогда кукурузная крупа грубого помола превращается в амброзию. Вот пусть и наша каша потомится несколько лишних часов, а потом я расскажу вам, что у меня на уме.

62

Вена

Торвальдсен вернулся в оконную нишу, но продолжал сосредоточенно прислушиваться к разговору, происходившему внизу. В свете того, что вице-президент находился здесь, в шато Херманна, вся ситуация представала совершенно в новом свете. Он кинул быстрый взгляд на Гари и поднес палец к губам.

Внизу звякнули бокалы.

— За нашу дружбу! — провозгласил Херманн.

— Именно это мне в вас и нравится, Альфред. Преданность. В наши дни это качество встречается нечасто.

— Возможно, ваш начальник думает так же.

Второй мужчина хохотнул.

— Дэниелс — дурак. У него примитивные взгляды на мир и на жизнь.

— А себя вы могли бы назвать преданным человеком?

— На все сто процентов. Я терпел Дэнни Дэниелса целых пять лет и делал все, что он хотел: улыбался, защищал его, принимал на себя предназначенные ему оплеухи. Но больше я не могу. И не только я, американцы не могут.

— Надеюсь, это время не прошло даром.

— Я годами создавал союзы, завоевывал друзей, умиротворял врагов. У меня есть все необходимое…

— Кроме денег.

— Я бы так не сказал. Мне было предоставлено достаточно обязательств для того, чтобы начать действовать. Мои арабские друзья продемонстрировали чрезвычайную щедрость.

— Орден также ценит тех, кто оказывает ему поддержку. До сих пор ваш президент не проявлял особого дружелюбия по отношению к мировому бизнесу. Создается впечатление, что он тяготеет к повышению налогов, торговым ограничениям и открытой банковской системе.

— Уверяю вас, многие в Вашингтоне не разделяют взглядов Дэниелса.

Звуки снизу позволили Торвальдсену понять, что мужчины сели, и он снова подкрался к перилам. Херманн расположился в кресле, а вице-президент — на одной из стоящих в библиотеке кушеток. Оба держали рюмки с коньяком.

— Израильтяне пытаются выяснить суть происходящего, — сказал вице-президент. — Им известно, что Звено раскрыто.

— Я знаю, — ответил Херманн. — Один мой… гм… партнер как раз занимается этим.

— Руководитель моего аппарата сообщил мне, что в Германии пропала израильская группа наружного наблюдения, а в Ротенбурге найден убитым сотрудник министерства иностранных дел, который, как подозревают, торговал информацией. В Лондон была направлена команда ликвидаторов. Как ни странно, Тель-Авив хотел, чтобы мы об этом узнали.

— Об этом мне тоже известно, друг мой.

— В таком случае вы наверняка знаете и о том, что один из наших бывших агентов, Коттон Малоун, в настоящее время направляется на Синайский полуостров вместе со своей бывшей женой и еще одним человеком.

Ответом американцу было молчание.

— Нас заинтересовала личность этого третьего, и мы изучили его отпечатки, снятые с поручней, к которым он прикасался во время посадки на военно-транспортный самолет. Им оказался американец Джеймс Макколэм. Вы его знаете?

— У него есть еще одно имя: Доминик Сейбр. Он работает на нас.

— Только потому, что вы мой друг, Альфред, позволю себе заявить, что вы лгун, каких мало. Я вижу по вашим глазам: вы ведь понятия не имели о том, что ваш человек летит на Синай.

Снова пауза.

— Он не обязан информировать меня обо всех своих передвижениях. Главное — результат.

— Тогда скажите, пожалуйста, что он делает рядом с Малоуном и удастся ли ему отыскать библиотеку?

— Вы сказали — Синай. Они определенно направляются в то место, где пребывание библиотеки наиболее вероятно. Достаточно близко к Александрии, чтобы в древние времена можно было без труда перевозить манускрипты, и, кроме того, остров представляет собой изолированный регион. Торговые пути проходили через него и до Христа, и после него. По приказу фараонов там добывались медь и бирюза. Египтяне хорошо знали Синай.

— Вы неплохо знаете историю.

— Знание вообще полезная вещь, а в нашей ситуации — тем более.

— Альфред, речь идет не просто о каких-то интеллектуальных упражнениях. Я пытаюсь коренным образом изменить американскую внешнюю политику. Сколько раз мы с Дэниелсом ругались из-за этого, я вот теперь я смогу сделать что-то реальное. Настало время, когда арабам нужно уделять такое же внимание, какое мы всегда уделяли Израилю. И меня, как и вас в ситуации с вашим наемником, интересует конечный результат. Вам и вашим когортам нужна прибыль, мне нужна власть.

— И мы заинтересованы в том, чтобы вы ее получили.

— Тогда скажите мне, Альфред, когда умрет президент Соединенных Штатов?

В сутулую спину Торвальдсена впились мальчишеские пальцы, и от неожиданности старик вздрогнул.

— Вас, похоже, греет мысль об этом? — спросил Херманн.

— Вы сами внушили мне ее.

— Все уже устроено, — проговорил австриец. — Визит Дэниелса в Кабул закончится эффектной развязкой.

— В соответствии с графиком его вылет запланирован на следующий четверг. О поездке знают только четыре человека: он, я и руководители наших аппаратов. О его прилете пока не известно даже президенту Афганистана. Этот визит придуман ребятами из департамента по связям с общественностью в качестве ловкого пиар-хода, направленного на то, чтобы повысить рейтинг Дэниелса. Президент посещает войска в зоне боевых действий — как эффектно!

— Ракеты уже доставлены на место, — сообщил Херманн. — Сделку организовали через одного из ближайших помощников Бен Ладена. Он проявил большое понимание. Это будет их самым ощутимым ударом по американцам за последние несколько лет. Нам и раньше приходилось вести дела с этими дьяволами, и, хотя мы всегда держали их на расстоянии вытянутой руки и действовали с большой осторожностью, эти контакты неизменно оказывались полезными и результативными.

— И все же я не могу отделаться от беспокойства. Арабы убивают Дэниелса. Но мои арабские друзья говорили мне, что их самих уже тошнит от Бен Ладена и они с радостью отделались бы от него. Его фиглярство усложняет задачу по изменению мирового общественного мнения. Они просто не могут стать нашими союзниками, пока в Вашингтоне правит бал политика под лозунгом «либо так, как хочет Израиль, либо никак». Но как только Дэниелса не станет и изменения в политике станут очевидны для всех, арабы присоединятся к нам в деле устранения Бен Ладена.

— Мой Политический комитет полагает, что арабы будут более чем склонны к компромиссам.

— Они что, знают о наших планах? — с неподдельным удивлением в голосе спросил вице-президент.

— Разумеется, нет. Они просто просчитывают любые варианты, которые могли бы привести к переменам в американской внешней политике. Мы все давно ждем того момента, когда это произойдет.

— Знаете, чего я опасаюсь, Альфред?

Херманн усмехнулся.

— Знаю, но можете не волноваться: никаких следов не останется. В соответствии с условиями сделки на следующей неделе Бен Ладена самого отправят к Аллаху. Мой человек лично займется этим. Ни одно расследование не принесет никаких результатов.

— Не слишком ли вы полагаетесь на этого своего человека? — спросил вице-президент.

— Он нас еще никогда не подводил.

— А сейчас тем более не должен подвести. Это вопрос жизни и смерти. В день отлета Дэниелса я буду в Чикаго. Белый дом не станет делать никаких официальных сообщений о его отъезде. Все будет выглядеть так, будто он находится в Вашингтоне и занят повседневной работой, а затем его имя появится уже в сообщениях информационных агентств из Афганистана. Меня же, пока он пребывает в отлучке, будут прятать. Так у нас заведено после событий одиннадцатого сентября.

— Каковы будут ваши действия после того, как самолет будет сбит? — осведомился Херманн.

— Принесу присягу и стану руководить страной в течение следующих трех лет. Затем я переизберусь, проведу в Белом доме еще четыре года, после чего уйду.

— Я хочу, чтобы вы поняли: если мы преуспеем в поисках библиотеки, все, что было запланировано, начнет реализовываться немедленно.

— Вот и отлично, черт побери! Чем раньше, тем лучше. Мне нужно застать арабов и израильтян врасплох. Я нанесу по ним удар, а вы их утешите и за это отымеете. Саудовцам придется договариваться с нами. Они не могут допустить, чтобы их страна взорвалась. А я так же страстно, как и вы, хочу, чтобы цены на нефть упали. Стань они ниже хотя бы на несколько долларов за баррель, и наш валовой национальный продукт вырастет на миллиарды. Я мобилизую Америку, призвав ее отомстить за смерть Дэниелса, и никто не посмеет осудить меня за это. Весь мир будет с нами. Арабы будут на коленях просить нас о дружбе. После этого они окажутся в одной лодке с нами, и мы все от этого выиграем.

— Политический комитет ордена считает, что возможна широкомасштабная дестабилизация обстановки.

— Ну и что? Кого это волнует? Мой рейтинг взлетит так, что пробьет дыру в потолке. Ничто не заводит американцев столь сильно, как пляски вокруг шеста, на котором болтается национальный флаг, а именно это я и собираюсь регулярно устраивать в течение ближайших семи лет. Арабы — торгаши, они сразу увидят, что настала пора заключать сделки, особенно если это пойдет во вред Израилю.

— Похоже, вы обдумали каждую мелочь.

— Последние месяцы я не могу думать ни о чем другом. Я пытался склонить Дэниелса на свою сторону, но он не желает идти ни на какие уступки, особенно в том, что касается Израиля. Эта проклятая страна размером с небольшой американский округ когда-нибудь погубит нас, а я не намерен этого допустить.

— Когда мы встретимся в следующий раз, вы уже будете президентом Соединенных Штатов.

— Альфред, помимо террористов, руками которых будет проведена акция, вы и я — единственные люди на планете, которые знают о том, что должно произойти. Я позаботился об этом.

— И я — тоже.

— Так пусть случится то, что назначено судьбой, а мы с вами будем пожинать плоды удачи.

63

Херманн задумчиво смотрел на мужчину, сидящего напротив него. Являясь вице-президентом Соединенных Штатов Америки, он при этом ничем не отличался от неисчислимого множества других политиков, которых Херманн на протяжении своей жизни покупал и продавал по всему миру, — мужчин и женщин, жаждущих власти и страдающих дефицитом совести. Американцы обожают корчить из себя воплощение добродетели в белых одеждах, но те, кому довелось побыть у кормила власти, не могут противиться искушению снова оказаться на начальственном Олимпе. Этот человек, сидящий сейчас в его библиотеке в разгар работы зимней ассамблеи ордена, не являлся исключением. Он говорил о высоких политических целях и переменах во внешней политике, но с самого начала был готов предать свою страну, своего президента и самого себя.

Благодарение Всевышнему!

Орден Золотого Руна расцветал на аморальности других людей.

— Альфред, — заговорил вице-президент, — скажите, неужели действительно возможно существование доказательств неправомочности претензий Израиля на Святую землю?

— Разумеется. Ветхий Завет являлся главным объектом исследований ученых Александрийской библиотеки. Когда впоследствии, уже незадолго до гибели библиотеки, появился Новый Завет, они изучили и его, что называется, от корки до корки. Нам это доподлинно известно из уцелевших манускриптов. Логично предположить, что оба текста, как и анализ Ветхого Завета, написанного на древнееврейском языке, до сих пор существуют.

Он вспомнил отчет Сейбра, полученный им после того, как тот побывал в Ротенбурге. Израильтяне убили еще троих людей. Каждого из них незадолго до этого посетил Хранитель, каждый был так или иначе вовлечен в изучение Ветхого Завета. Хаддад тоже получил приглашение и, видимо, достиг значительных успехов в своих исследованиях, иначе с какой стати он удостоился такой высокой чести и зачем Израилю было бы убивать этого палестинца?

Между всеми этими событиями непременно должна существовать связь.

— Недавно я был в Англии, — сказал вице-президент, — и мне показали Синайскую Библию, сказав, что она датируется четвертым веком и является одним из древнейших текстов Ветхого Завета, дошедших до наших времен. Она написана на греческом.

— Прекрасный пример! — воскликнул Херманн. — А вам известна история этого документа? Его, кстати, чаще называют Синайским кодексом.

— Так, отрывочно.

Херманн рассказал своему гостю о немецком ученом Тишендорфе, который в 1844 году путешествовал по Востоку в поисках старинных рукописей. Оказавшись на Синае, он попал в монастырь Святой Екатерины и случайно заметил в ведре для мусора сорок три пожелтевшие от времени страницы с текстом на древнегреческом языке. Монахи сказали ему, что это бумага, предназначенная для розжига печи. Тишендорф решил, что тексты относятся к Библии, и упросил монахов отдать ему страницы. Через пятнадцать лет — уже по поручению русского царя — он вернулся в монастырь Святой Екатерины, где нашел еще несколько листов Ветхого Завета из Синайского кодекса и обнаружил полный Новый Завет. Ученому удалось уговорить монахов выдать ему все листы кодекса в качестве подношения российскому императору. Получив кодекс, Тишендорф привез его в Санкт-Петербург. После революции большевики продали кодекс англичанам, и он до сих пор выставлен на всеобщее обозрение в Британской библиотеке.

— Синайский кодекс, — продолжал Херманн, — действительно является одним из древнейших манускриптов, дошедших до наших дней. Предполагают даже, что он был создан по указу самого императора Константина Великого после принятия им христианства. Но не забывайте, что Синайский кодекс был переведен на греческий неизвестным нам переводчиком, да и рукопись, послужившая оригиналом для перевода, представляет для нас тайну, покрытую мраком. И о чем это нам говорит?

— О том, что сегодня, спустя сто лет после описанных вами событий, братия из монастыря Святой Екатерины до сих пор рвет на себе волосы из-за того, что Библия так и не вернулась обратно. Монахи обращались даже к Соединенным Штатам, умоляя вмешаться и оказать давление на англичан. Именно поэтому я и поехал в Лондон. Мне нужно было выяснить, из-за чего поднялся весь этот шум.

— Я аплодирую Тишендорфу за то, что он забрал рукопись у монахов. Они бы ее либо сожгли, либо сгноили в сундуках. К сожалению, именно такая участь постигла многие исторические документы. Остается только надеяться, что Хранители обращались с бесценными манускриптами более аккуратно.

— Вы действительно верите во все эти истории?

Херманн помолчал, размышляя над тем, стоит ли ему говорить больше, и в итоге решил: события развиваются стремительно, и этот человек, который вскоре станет президентом Америки, должен понимать ситуацию.

Он встал.

— Позвольте мне показать вам кое-что.

Когда Херманн поднялся с кресла и поставил рюмку на столик, Торвальдсен занервничал. Он рискнул выглянуть вниз еще раз и увидел, что австриец ведет вице-президента через библиотеку по направлению к винтовой лестнице. Он торопливо обвел взглядом галерею второго этажа, на которой находились они с Гари, но, к своему разочарованию, обнаружил, что спрятаться им негде, а вниз ведет только одна лестница — та самая, к которой направлялись хозяин дома и его гость. Значит, через несколько мгновений их обнаружат.

Однако Херманн и вице-президент прошли мимо лестницы и остановились возле стеклянного шкафа.

Херманн указал на подсвеченный лампами прозрачный ларец, покоящийся в шкафу. Внутри него находился древний фолиант, деревянная обложка которого, видимо изъеденная насекомыми, была покрыта крохотными отверстиями.

— Это также манускрипт четвертого века, исследование учений ранней церкви, написанное самим Августином Блаженным. Мой отец приобрел этот трактат много десятилетий назад. Исторического значения он не имеет, поскольку существует много копий этого труда, но выглядит впечатляюще, не правда ли?

Херманн сунул руку под днище шкафа и надавил на потайную кнопку, замаскированную под один из стальных шурупов. Верхняя треть шкафа отделилась от остальной его части и отъехала в сторону, а на дне шкафа обнаружились девять листов хрупкого папируса.

— А вот это нечто гораздо более ценное. Отец давным-давно заполучил их у того же человека, который продал ему кодекс. Некоторые листы написаны Евсевием Софронием Иеронимом, жившим в четвертом и пятом веках. Он перевел Библию с древнееврейского на латынь, создав труд, известный как Вульгата и ставший окончательным вариантом общепризнанного нынче Священного Писания. Обычно его называют Иеронимом Блаженным.

— Странный вы человек, Альфред. Вы приходите в восторг от какой-то ерунды. Ну скажите на милость, какое значение могут иметь сегодня эти древние полуистлевшие бумажонки?

— Огромное, уж вы мне поверьте. Они, возможно, способны изменить само наше мышление. Некоторые из этих также принадлежат перу Августина Блаженного, а вот это — переписка между Иеронимом и Августином.

Херманн видел, что американец смотрит на бесценные листы пустым, скучающим взглядом.

— У них что, уже тогда существовала почта? — тусклым голосом осведомился он.

— Да, хотя и в примитивной форме. Послания передавались с путешественниками, направлявшимися в том направлении, где жил адресат. Именно письма представляют собой наиболее ценный источник сведений о событиях тех дней.

— Вот как? Очень интересно.

Херманн перешел к главному.

— Вы знаете о том, как вообще появилась на свет Библия?

— Вообще-то не очень.

— А вдруг все написанное в ней — ложь?

— Это вопрос веры, Альфред. Какое это имеет значение?

— Очень большое. Что, если отцы ранней церкви — такие, как Иероним и Августин, — решили изменить мир? Вспомните, в какое время они жили. Через четыреста лет после рождения Христа и гораздо позже того, как император Константин Великий принял христианство, когда новая религия завоевывала мир и уничтожала философские учения, противоречившие ее постулатам. Это было время, когда Новый Завет только зарождался. Различные евангелия объединялись, и в результате возникало новое Священное Писание. Его суть заключалась в том, что Господь благ и милосерден, а также оно рассказывало историю Иисуса. Но наряду с Новым Заветом продолжал существовать Ветхий, который почитали евреи. Христиане также хотели, чтобы он был частью их религии. К счастью для Отцов Церкви того времени, текстов Ветхого Завета было мало, и все они были написаны на древнееврейском языке.

— Но вы сказали, что Иероним перевел Библию на латынь.

— Совершенно верно. — Херманн протянул руку и вынул из шкафа один из потемневших листов. — Этот текст написан на греческом языке, распространенном во времена Иеронима. — Под пергаментом оказались современные страницы с напечатанным на них текстом. Херманн взял одну из них. — Я велел перевести эти письма, причем поручил сделать это трем независимым экспертам, чтобы быть уверенным в правильности перевода. Я хочу кое-что прочесть, и тогда, возможно, вам будет проще понять, к чему я веду.

«Мне известно, сколь трудно усмирить гордыню, сколь велика добродетель кротости, что возвышает нас — не чванством человеческим, но божественным благоволением. Наше предназначение в том, чтобы возвысить человеческий дух и сделать понятным суть слов Христовых. Твоя мудрость оправдала себя, когда я приступил к выполнению этой миссии. Труд, над которым я нынче работаю, станет первым переложением древних священных книг на язык, который сумеет понять даже неуч, поскольку связь между старым и новым видится очевидной. Конфликт между двумя святыми книгами стал бы саморазрушительным и поднял бы еврейскую философию на более высокий, главенствующий уровень, поскольку она существует гораздо дольше, чем наша вера. Со дня нашей последней встречи я перевел много новых текстов, но труд мой продвигается медленно, ибо источники изобилуют туманными, расплывчатыми фразами и словами, имеющими множественное значение. Поэтому вновь я нуждаюсь в твоем мудром руководстве, чтобы разрешить важнейший из вопросов.

Об Иерусалиме в древнем тексте говорится как о святом городе. Слово „Иерушалаим“ часто используется для обозначения географического местоположения, но при этом я ни разу не встретил в древней рукописи выражения „ийр Иерушалаим“, что означало бы „город Иерусалим“. Позволь мне показать тебе то, о чем я толкую, на одном примере. В переводе с еврейского Книги Царей Яхве говорит Соломону: „Иерусалим и находящийся в нем град Давидов, который я избрал для себя“. Далее Яхве произносит такие слова: „И пусть город в Иерусалиме, город, который я избрал для себя, будет сохранен“. Ты видишь противоречие, брат мой? Древний текст трактует Иерусалим не как город, а как некую территорию. И везде — не просто „Иерусалим“, а „город в Иерусалиме“. Во второй Книге Самуила на древнееврейском об Иерусалиме также говорится как о регионе: „Пошел царь и его люди на Иерусалим, принадлежавший до того ивусеям, населявшим эти земли“. Я подходил к переводу и так и эдак, полагая, что столкнулся с какой-то ошибкой, но нет, древние тексты вполне определенно истолковывают „Иерушалаим“ не как город, а как место, в котором находится много городов».

Херманн закончил читать и поднял глаза на вице-президента.

— Иероним писал это Августину, когда переводил Ветхий Завет с древнееврейского на латынь. А теперь позвольте мне прочитать вам то, что ответил на это письмо Августин Иерониму.

Он нашел другую страницу с переводом.

«Мой ученый собрат. Твой труд тяжел, но славен. Как, должно быть, восхитительно читать то, что неведомые нам книжники, которых уже давно нет на свете, записывали под святым водительством Господа нашего. Тебе, без сомнения, известно о той нескончаемой битве, которую все мы ведем в эти нелегкие и опасные времена. Языческие боги умирают, слово Христа, призывающее к миру, милосердию и любви, звучит все громче. Многие начинают слышать его хотя бы потому, что оно становится более доступным, и это делает твой труд, направленный на то, чтобы оживить древние слова, еще важнее.

Из твоего письма ясно следует, с какими трудностями ты столкнулся.

Сегодня будущее этой церкви и нашего Бога лежит на нас. Приспособить старое послание к новому не есть грех. Как ты сам признаешь, слово может иметь различные значения, и кому судить о том, какое из них верно? Уж точно не тебе и не мне. Ты просишь у меня совета, и я дам тебе его. Сделай так, чтобы старые слова соответствовали новым, поскольку, если они будут противоречить друг другу, это собьет с толку верующих и подбросит дрова в огонь недовольства, который неустанно разжигают наши враги. Перед тобой стоит поистине великая цель — сделать так, чтобы старые слова смог прочитать каждый. Столь важные тексты перестанут принадлежать одним только ученым и раввинам. Поэтому, друг мой, трудись не покладая рук, и да узнают все, что труд твой — во имя Господа».

— Вы хотите сказать, что они намеренно изменили текст Ветхого Завета? — спросил вице-президент.

— Именно так. Доказательством тому может служить хотя бы ссылка на Иерусалим. В переводе Иеронима, который считается правильным по сей день, Иерусалим — это название города. В переводе Иеронима в Книге Царей говорится: «Иерусалим, град, который я избрал для себя». Это полностью противоречит словам оригинала, которые сам Иероним приводит в своем письме Августину: «Иерусалим и находящийся в нем град Давидов, который я избрал для себя». Огромная разница, не правда ли? И так — во всем тексте перевода. Иерусалим Ветхого Завета стал городом в Палестине, потому что так решил Иероним.

— Это какое-то сумасшествие, Альфред. Этому никто не поверит.

— Пускай не верят. После того как будут найдены доказательства, убеждать никого не придется.

— Какие, например?

— Манускрипт с текстом Ветхого Завета, написанный до рождения Христа. Этого будет достаточно. Тогда мы сможет прочитать подлинные слова, не пропущенные через фильтры христианства.

— Желаю вам удачи.

— Знаете что? Давайте договоримся так: я оставлю управление Америкой вам, а это вы оставьте мне.


Торвальдсен видел, как Херманн положил листы в шкаф и закрыл его с помощью потайной кнопки. Двое мужчин поболтали еще несколько минут, а затем вышли из библиотеки. Несмотря на поздний час, ему было не до сна.

— Они собираются убить президента, — сказал Гари.

— Я знаю. Идем, нам нужно уходить.

Они спустились по винтовой лестнице.

Лампы все еще горели. Торвальдсен вспомнил, как Херманн хвастался, будто его библиотека насчитывает почти двадцать пять тысяч книг, в большинстве своем первых изданий с вековой историей.

Торвальдсен подвел Гари к шкафу, где лежал кодекс. Мальчик не видел то, что удалось подсмотреть ему. Он наклонился и стал шарить рукой под дном шкафа в поисках потайной кнопки, но ничего не нашел, а нагнуться еще ниже датчанину не позволял больной позвоночник.

— Что вы ищете? — спросил мальчик.

— Этот шкаф открывается. Посмотри снизу, может, найдешь там какую-нибудь кнопку.

Гари опустился на колени и стал искать.

— Вряд ли это будет бросаться в глаза, — проговорил Торвальдсен и перевел взгляд со шкафа на дверь. Он молился, чтобы в библиотеку никто не вошел. — Ну, — спросил он, — есть что-нибудь?

Послышался щелчок, и верхняя часть шкафа отъехала в сторону.

Гари встал.

— Один из винтов. Ловко придумано. Пока не надавишь на него, ни за что не догадаешься, что это кнопка.

— Молодец, Гари!

Торвальдсен открыл потайное отделение, увидел сухие листы, исписанные от края до края, и пересчитал их. Девять. Затем он обернулся к книжным полкам. Взгляд его остановился на каких-то больших атласах.

— Принеси мне одну их тех больших книг, — попросил он мальчика, ткнув пальцем в сторону полок.

Гари принес здоровенный том. Торвальдсен аккуратно вложил листы с древним текстом и перевод между страниц атласа — чтобы спрятать, а заодно и не повредить их, — а затем закрыл шкаф.

— Что это? — спросил Гари.

— Надеюсь, именно то, за чем мы сюда пришли.

64

Пятница, 7 октября, 9.15

Малоун сидел, прислонившись спиной к внутренней переборке гигантского транспортного С130Н. Брент Грин сработал быстро, организовав для них перелет на самолете ВВС, вылетевшем с грузом припасов из Англии в Афганистан. Промежуточная посадка в Лиссабоне, на военно-воздушной базе НАТО в Монтижу, для проведения — такова была официальная версия — какого-то мелкого ремонта позволила им незаметно подняться на борт воздушного грузовика. Там их уже ждала смена одежды, и теперь Малоун, Пэм и Макколэм были облачены в военную камуфляжную форму с бежевыми, зелеными и коричневыми разводами. Помимо камуфляжа им также выдали солдатские ботинки и парашюты. Увидев парашют, Пэм не на шутку испугалась и успокоилась лишь после того, как Малоун объяснил, что этот предмет входит в полученный ими стандартный набор снаряжения.

Перелет из Лиссабона в Синай занимал восемь часов, и Малоуну удалось немного поспать. Вонь авиационного керосина напомнила Малоуну о его прежних путешествиях на транспортных самолетах, и теперь он без всякой ностальгии вспоминал о тех временах, когда был молод, проводил больше времени в разъездах, нежели дома, и совершал ошибки, от которых сердце болело до сих пор.

На Пэм первые три часа полета произвели гнетущее впечатление, и удивляться этому не приходилось: комфорт личного состава заботил командование ВВС меньше всего.

С Макколэмом дело обстояло иначе. Он со знанием дела проверил парашют и чувствовал себя в транспортном отсеке как дома. Возможно, когда-то ему действительно пришлось служить в войсках специального назначения. Малоун так и не получил от Грина сведений о прошлом Макколэма, но, что бы тот ни выяснил, это уже не имело значения. Скоро они окажутся вне зоны досягаемости, в какой-то богом забытой глухомани.

Он посмотрел в иллюминатор.

Внизу расстилалась пыльная, бесплодная земля, волнистое плоскогорье, постепенно поднимающееся по мере сужения Синайского полуострова и переходящее в скалистые горы из коричневого, серого и красного гранита. Именно здесь, как утверждает Библия, случилось богоявление, когда из горящего тернового куста Моисею послышался глас Божий; через эту беспощадную к людям пустыню исходили евреи из Египта. Столетиями монахи и отшельники бежали сюда от мирской суеты, будто одиночество могло сделать их ближе к небесам. Впрочем, кто знает…

Размышляя о ситуации, в которой они все оказались, Малоун невольно вспомнил слова из пьесы Сартра «За запертой зверью»:[8] «Ад — это другие».

Он отвернулся от иллюминатора и увидел, что Макколэм отошел от старшего по погрузке, с которым разговаривал до этого, и теперь направляется к нему. Подойдя, он сел рядом, на алюминиевую лавку, тянущуюся вдоль всего грузового отсека. Пэм лежала на такой же лавке у противоположного борта и все еще спала. Малоун был занят поглощением готового завтрака — бифштекса с грибами, запивая еду минеральной водой из пластиковой бутылки.

— Не желаете перекусить? — спросил он Макколэма.

— Уже поел, пока вы спали. Куриные фахитас. Вполне съедобно. Я еще не успел окончательно отвыкнуть от индивидуальных пайков.

— Вы, похоже, чувствуете себя вполне комфортно.

— Мне такое не впервой. Плавали, знаем.

Мужчины вынули из ушей затычки, которые, впрочем, почти не спасали от назойливого гуда двигателей. Самолет вез в Афганистан груз запасных частей для военной техники. Малоун подумал: интересно, сколько таких рейсов совершается еженедельно? Раньше перевозить грузы здесь можно было только с помощью лошадей, повозок или в лучшем случае грузовиков. Теперь же наиболее быстрый и безопасный способ транспортировки предлагали воздушные и морские пути.

— Но и вы, по-моему, чувствуете себя в своей тарелке, — проговорил Макколэм.

— Я тоже, как говорится, не первый день замужем.

Малоун подбирал слова с большой осторожностью. Не важно, что Макколэм помог им выбраться из Белема, он все равно оставался для них незнакомцем, а убивал с мастерством профессионала и без всяких угрызений совести. Оставаться рядом с этим опасным человеком Малоуна заставляло только одно: у него был Квест героя.

— У вас, я вижу, хорошие связи. Наш перелет организовал лично генеральный прокурор?

— Да, друзей у меня хватает.

— Вы работаете либо на ЦРУ, либо на военную разведку, либо на какое-то другое ведомство из этого ряда.

— Ни на тех, ни на других, ни на третьих. Я в отставке.

Макколэм хохотнул.

— Ну-ну, рассказывайте. Мне нравится эта история. Он, видите ли, в отставке! Да вы по самые уши влезли в какую-то историю.

Малоун закончил завтракать и заметил, что старший по погрузке смотрит на него. После того как они поднялись на борт, ему удалось перекинуться с этим человеком несколькими фразами. Мужчина подал ему знак, и Малоун понял: последний контейнер, стоящий у конца лавки. Затем старший по погрузке четыре раза сжал и расправил ладонь. Понятно, через двадцать минут. Малоун кивнул.

65

Вена, 8.30

Торвальдсен устроился в кресле в Доме бабочек и раскрыл атлас. Они с Гари проснулись около часа назад, приняли душ и легко позавтракали. Датчанин пришел в Дом бабочек, не только спасаясь от «жучков», но и чтобы дождаться здесь того, что неизбежно должно было произойти. Херманн очень скоро обнаружит пропажу.

Утро у участников ассамблеи было свободным, поскольку следующее заседание должно было начаться лишь после полудня. Всю ночь атлас со спрятанными в нем листами пергамента пролежал под кроватью Торвальдсена, но под утро он уже не мог сдерживать любопытство. Ему хотелось узнать больше. Хотя Торвальдсен мог читать по-латыни, его познания в греческом были минимальны, а древнегреческого, который, несомненно, был языком общения Иеронима и Августина, он и вовсе не знал. К счастью, Херманн позаботился о том, чтобы перевести древние тексты.

Гари сидел напротив него в другом кресле.

— Вчера вечером вы сказали, что, возможно, это именно то, за чем мы приходили в библиотеку.

Мальчик, решил Торвальдсен, заслуживает того, чтобы знать правду.

— Тебя похитили для того, чтобы заставить твоего отца найти одного человека, которого он спрятал много лет назад. Я думаю, листы, которые ты сейчас видишь в моих руках, связаны со всем этим.

— Каким образом?

— Это переписка двух ученых мужей, Иеронима и Августина. Они жили в четвертом-пятом веках и активно участвовали в формировании христианской религии.

— История. Она уже начинает мне нравиться, но надо столько всего знать, что голова кругом идет.

Торвальдсен улыбнулся.

— Но главная проблема состоит в том, что у нас слишком мало документов, дошедших до наших дней из тех времен. Войны, политики, время и насилие уничтожили большую их часть. Но вот это, — он указал на листы, — мысли двух образованнейших людей древности.

Торвальдсен хорошо знал историю обоих. Августин родился в Африке от матери-христианки и отца-язычника. Став взрослым, он принял христианство и рассказал о своей юношеской невоздержанности в автобиографии, которую назвал «Исповедь», книге, которая, насколько было известно Торвальдсену, до сих пор входила в программу обязательного чтения любого университета. Он основал монашескую общину в Гиппоне и в течение тридцати пяти лет был епископом этого города, став интеллектуальным лидером католицизма в Африке, используя при этом все свое влияние для защиты истинной веры. Церковь многим обязана ему в части формирования раннехристианского учения.

Иероним также был рожден в семье язычников и бездумно промотал свою молодость. Впоследствии, однако, он стал жадно поглощать знания и со временем превратился в самого просвещенного из Отцов Церкви. Он вел жизнь отшельника и тридцать лет посвятил переводу Библии. С той поры его имя столь тесно ассоциируется с книгами, что его признали святым покровителем библиотек.

Из того немногого, что Торвальдсену удалось подслушать прошлой ночью, ему стало ясно, что двое этих людей, живших в разных частях древнего мира, общались друг с другом в тот период, когда Иероним занимался главным делом всей своей жизни. Херманн вкратце рассказал вице-президенту о том, как двое ученых манипулировали библейскими текстами, но Торвальдсену было необходимо увидеть картину полностью. Поэтому он взял листы с английским переводом и стал читать вслух.

«Мой ученый собрат Августин. Было время, когда я полагал Септуагинту дивным трудом. Я прочитал ее в Александрийской библиотеке. Я слышал мысли книжников, которые пересказывали беды израилитов, и это породило веру, которой до сих пор полна моя душа. Но та, прежняя радость теперь сменилась смущением. Мой труд по переводу старых текстов позволил мне понять, что создатели Септуагинты позволили себе большие вольности. Переводя абзац за абзацем, я обнаруживаю все новые и новые несоответствия. Иерусалим — это не город, а местность, в которой расположены многие города и поселения. Святейшая из рек Иордан на самом деле не река, а горный хребет. Что касается названий тех или иных мест, то большинство из них также неверны. Греческий перевод не соответствует древнееврейскому оригиналу, и так — по всему тексту, причем получилось это не по ошибке или невежеству, а было сделано преднамеренно».


«Иероним, друг мой.

И без того нелегкая задача, стоящая перед тобой, стала еще труднее из-за великой миссии, возложенной на нас. Я тоже провел немало времени в Александрийской библиотеке. Многие из нас изучали древние манускрипты. Мне довелось прочитать воспоминания Геродота, посетившего Палестину в пятом веке до Рождества Христова. Там он обнаружил территорию, находившуюся под владычеством персов и населенную сирийцами. Ни израилитов, ни евреев он там не нашел, как не нашел Иерусалима или Иудеи. Это показалось мне весьма примечательным, тем более что, согласно старым текстам, именно в это время в Иерусалиме сооружался храм Яхве, а Иудее был присвоен статус крупной провинции. Если бы все это существовало на самом деле, просвещенный грек не мог бы всего этого не заметить, поскольку слыл человеком наблюдательным и дотошным.

Я обнаружил, что первое отождествление древнего Израиля с тем, что мы называем Палестиной, принадлежит римлянину Страбону. Его „Исторические записки“ изобилуют деталями и подробностями того, что ему удалось узнать, мне же посчастливилось прочитать этот труд в Александрийской библиотеке. Он был завершен через двадцать три года после появления на свет нашего Господа, то есть он писал его при жизни Христа. Он отмечает, что название „Иудея“ стало применяться к Палестине во время греческого правления. На греческом страна евреев называлась Иудайя. Это было всего за столетие до рождения Христа. Значит, евреи обосновались в Палестине за те четыреста лет, которые разделяют посещения этих мест Геродотом и Страбоном.

Страбон сам писал о наплыве большого числа евреев, которые пришли с каких-то южных земель и заселили Палестину. Он не знал наверняка, что это были за земли, но рассуждал так: учитывая близость и доступность Египта, исход, должно быть, состоялся оттуда и привел евреев в Палестину. Но доказательств правильности этого предположения не существует. Страбон сам отмечал, что свои познания он черпал от евреев Александрии, среди которых он пробыл довольно долго. Он свободно владел древнееврейским языком и, подобно тебе, дорогой Иероним, сообщал в своих „Исторических записках“ о том, что нашел в Септуагинте множество ошибок. Он утверждает, что ученые Александрийской библиотеки, переводившие старые тексты на греческий, попросту подгоняли их под то, что они услышали от живших тогда евреев. Страбон также писал, что александрийские евреи забыли свое подлинное прошлое и, похоже, с удовольствием создавали для себя новое, вымышленное».


«Мой высокоученый собрат Августин. Я прочитал сочинения Иосифа Флавия, еврея, который жил через сто лет после появления на свет Господа нашего и писал с великим знанием предмета. Он со всей определенностью отождествляет Палестину с землями, упоминающимися в старых текстах, отмечая, что тот регион является единственным известным ему местом, где евреи существовали в виде единого политического субъекта. Сравнительно недавно Евсевий Кесарийский по велению нашего прославленного императора Константина сопоставил географические названия, упоминающиеся в старом тексте, с географией Палестины. Я читал его труд „О названиях местностей, встречающихся в Священном Писании“, но после изучения старого текста становится ясным, что писания Евсевия страдают серьезными изъянами. В одних случаях он слепо применял названия из старого текста, в других — просто основывался на своих предположениях. Хотя нельзя не признать, что проделанная им работа весьма важна. Благочестивые и доверчивые пилигримы до сих пор используют эту книгу как путеводитель».


«Иероним, друг мой. Мы должны выполнять нашу миссию с великим усердием. Наша религия только создается, и опасности грозят нам на каждом шагу. То, чем ты занят, жизненно важно для нашего существования. Перевод старого текста на латынь сделает его слова доступными для огромного множества людей. Я умоляю тебя не ставить препон на пути того, что начали создатели Септуагинты. Господь наш Иисус Христос жил в Палестине. Для учения, которое мы сейчас формулируем, создавая Новый Завет, важно, чтобы наши голоса звучали в унисон. Я прекрасно понял то, что ты хотел довести до моего сведения: старый текст не является жизнеописанием израилитов в том месте, которое мы называем Палестиной. Но разве это важно? Новый Завет должен стать продолжением и дополнением Ветхого, ибо только тогда его статус станет выше статуса последнего. Соединение старого с новым покажет, сколь важным был приход Господа нашего Иисуса Христа и сколь насущно учение Его. Не надо исправлять ошибки, обнаруженные тобой в Септуагинте. Ты сам написал мне, что евреи, помогавшие переводчикам, позабыли свое прошлое. Они ничего не знали о жизни своих предков. Поэтому Палестина, которую мы знаем, должна оставаться ею в обоих заветах. Это наша задача, наша миссия, брат мой. От нас зависит будущее нашей религии, нашего Господа Иисуса Христа, и Он вдохновляет нас на выполнение Его воли».

Торвальдсен перестал читать и задумался. Два Отца Церкви, возможно, самые блистательные из всех, которых знала история, обсуждали то, как следует подтасовать текст Ветхого Завета при переводе его на латынь. Очевидно, что Иероним читал манускрипт, написанный на древнееврейском, и заметил ошибки в его более ранних переводах на греческий. Августин был знаком с трудами Геродота и Страбона, один из которых считался отцом истории, а второй — географии. Один — грек, другой — римлянин. Люди, которых разделяли века и которые коренным образом изменили мир. «География» Страбона существует и поныне и считается одним из самых ценных древних текстов, рассказывающих о мире тех времен. Его «Исторические записки» не сохранились. Не сохранилось и копий этого труда. И Августин читал его. В Александрийской библиотеке.

— Что все это значит? — спросил Гари.

— Очень многое.

Если ранняя церковь на самом деле фальсифицировала текст Ветхого Завета, чтобы приспособить его для достижения своих целей, знание этого могло повлечь катастрофические последствия. И Херманн прав: христиане наверняка ввяжутся в глобальную драку, которая начнется после того, как эта новость станет известна миру.

Мысли Торвальдсена метались. Он лихорадочно размышлял над тем, что задумал Синее Кресло. За долгие годы их знакомства он успел узнать, что Херманн является закоренелым атеистом. Религию он рассматривает лишь в качестве средства для достижения политических целей, а веру считает спасательным кругом для слабых. Он с нескрываемым удовольствием понаблюдает за тем, как три главные мировые религии сражаются за то, чтобы не допустить разоблачения скандальной истины: Ветхий Завет, известный им испокон веку, на самом деле представляет собой нечто совершенно иное.

Страницы, которые держал в руках Торвальдсен, были поистине бесценны. Они являлись частью необходимых Херманну доказательств, но Синему Креслу понадобится нечто более существенное, и именно поэтому для него была столь Александрийская библиотека. Если библиотека все еще существует, она может оказаться единственным источником, способным пролить свет на этот запутанный богословско-исторический вопрос. Но это проблема Малоуна, тем более что сейчас он на пути в Синай.

Датчанин мысленно пожелал своему другу удачи.

Однако остается еще президент Соединенных Штатов Америки. Его смерть запланирована на следующий четверг. Вот это уже проблема Торвальдсена.

Он выудил из кармана сотовый телефон и набрал номер.

66

Синайский полуостров

Малоун разбудил Пэм. Она села на лавке и вынула из ушей затычки.

— Мы прилетели, — сказал он.

Женщина потрясла головой, чтобы стряхнуть остатки сна, и подняла на него глаза.

— Что, уже приземляемся? — спросила она.

— Прилетели, — повторил Малоун, решив, что она не расслышала его из-за гула двигателей.

— Долго я спала?

— Несколько часов.

По-прежнему с парашютом за спиной, она встала с лавки. С130, падая в воздушные ямы и переваливаясь с боку на бок, упорно прокладывал себе путь в утреннем воздухе.

— Сколько осталось до посадки?

— Не волнуйся, скоро мы отсюда выберемся. Хочешь есть?

Она мотнула головой.

— Ни в коем случае. Меня все время мутило. Желудок только-только успокоился.

— Тогда попей водички.

Малоун протянул ей пластиковую бутылку с минералкой. Она отвинтила крышку и сделала несколько глотков.

— Похоже на путешествие в товарном вагоне.

Он улыбнулся.

— Весьма точное сравнение.

— Тебе раньше приходилось летать на таких самолетах?

— Постоянно.

— Непростая у тебя была работа.

Впервые она отозвалась о его бывшей работе с чем-то напоминающим уважение.

— Я сам напросился на это.

— А я только начинаю понимать, с чем она связана. Меня до сих пор трясет при мысли о часах со шпионской начинкой. Какой же я была дурой, думая, что действительно нравлюсь этому человеку.

— Может, так оно и было?

— Брось, Коттон. Он использовал меня.

Было видно, что мысль об этом ранит ее.

— Использовать людей — часть нашей профессии, и она мне никогда не нравилась.

Пэм снова попила из бутылки.

— А я использовала тебя, Коттон.

Она была права. Именно так все и обстояло.

— Я должна была рассказать тебе про Гари, но я этого не сделала. Так имею ли я право судить других?

Сейчас было не самое подходящее время выяснять отношения, но Малоун видел, что все случившееся не дает ей покоя.

— Не парься! Давай сначала закончим с одним делом, а потом обсудим все остальные.

— Я не парюсь. Просто хотела, чтобы ты знал, какие чувства я испытываю.

Это тоже было что-то новенькое.

К монотонному гулу двигателей прибавился гул открывающейся задней аппарели самолета. В грузовую зону ворвался поток воздуха.

— Что происходит? — спросила она.

— По-видимому, план полета включает в себя выполнение каких-то определенных операций. Не забывай, ведь мы для них только случайные попутчики. У них своя работа. Отойди назад и встань рядом с бригадиром грузчиков.

— Зачем?

— Они просили так сделать. Я пойду с тобой.

— Что поделывает наш друг?

— Вынюхивает все, что можно. Мы с тобой должны не спускать с него глаз.

Малоун смотрел, как Пэм пошла в хвостовую часть самолета. Затем он подошел к Макколэму, стоявшему у противоположного борта, и сказал:

— Пора.

Макколэм, наблюдавший за разговором Малоуна и Пэм, спросил:

— Она знает?

— Еще нет.

— Это немного жестоко, вам не кажется?

— Знай вы ее лучше, вы бы так не говорили.

Макколэм покачал головой.

— Ну вы и парочка! Не хотел бы я узнать вас с худшей стороны.

— Я тоже вам этого не посоветовал бы.

Он заметил, что это замечание задело собеседника.

— Разумеется, Малоун. Ведь я всего лишь тот парень, который спас ваши задницы.

— Именно поэтому вы сейчас находитесь здесь.

— Как великодушно с вашей стороны прихватить меня с собой! Тем более что Квест героя — у меня.

Малоун прикрепил к поясу брезентовый мешок, в который предварительно уложил то, что оставил ему Джордж Хаддад, и книгу о святом Иерониме. Перед тем как покинуть Лиссабон, он забрал все это из камеры хранения.

— А это то, что есть у меня, так что мы на равных.

Макколэм приторочил к поясу такой же мешок с водой, сухими пайками и GPS-навигатором. Если верить карте, в трех милях от места, куда они направлялись, находится деревня. Если им не удастся ничего найти, они смогут дойти до нее пешком, а потом найти способ добраться оттуда до располагавшегося в двадцати милях городка. Рядом с ним — гора Моисея и монастырь Святой Екатерины, привлекающие к себе толпы туристов, поэтому в городке есть аэропорт.

Мужчины надели шлемы и защитные очки, после чего направились в хвостовую часть отсека.

— Что они собираются делать? — спросила Пэм, когда они подошли.

Малоун не мог не признать, что в камуфляже она смотрится весьма эффектно.

— Осуществить парашютно-десантную операцию.

— Они собираются сбросить весь этот груз?

Самолет сбавил скорость до ста двадцати узлов. Его нос слегка задрался вверх.

Малоун натянул на голову Пэм кевларовый шлем и быстро застегнул лямку под ее подбородком.

— Эй, что ты делаешь? — удивленно спросила она.

Малоун опустил на ее глаза защитные очки и проговорил:

— Задний люк открыт. Мы должны сделать это. Ради собственной безопасности.

Он проверил ремни и укладку ее парашюта. Свой собственный он осмотрел заранее. Затем пристегнул вытяжные фалы — свой и ее. Макколэм сделал то же самое.

— Как самолет сможет приземлиться с открытым люком? — прокричала Пэм.

Малоун посмотрел ей в лицо.

— Он не будет приземляться.

До женщины начала доходить суть происходящего.

— Ты, наверное, шутишь? Ты же не ожидаешь, что я…

— Парашют откроется автоматически, а тебе остается только висеть и получать удовольствие от полета. Это специальный парашют, он рассчитан на новичков и спускается медленно. Когда ты достигнешь земли, это будет все равно что спрыгнуть с высоты в один-полтора метра.

— Коттон, ты псих, мать твою! У меня до сих пор болит плечо! Я не могу…

Такелажник подал знак, давая понять, что они достигли нужной точки. Времени на споры не оставалось. Малоун попросту обхватил Пэм за талию и потащил к открытому люку.

Женщина отбивалась и кричала:

— Коттон! Не надо! Я не могу! Ну пожалуйста!

Он выбросил ее за борт.

Крик женщины затих очень быстро.

Малоун знал, что она сейчас испытывает. Первые пятнадцать футов — свободный полет. Человеку кажется, что он стал невесомым, сердце либо проваливается в живот, либо поднимается к горлу, весь организм начинает бунтовать. Затем — рывок, вытяжной фал выдергивает парашют из ранца, и начинается плавный спуск.

Он видел, как дернулось тело Пэм и купол парашюта, расправившись, наполнился воздухом. Прошло меньше пяти секунд, и она уже медленно спускалась к земле.

— Ну и разозлится же она, — прозвучал сзади голос Макколэма.

Малоун не сводил взгляда с маленькой фигурки, опускавшейся вниз.

— Еще бы. Но я так давно мечтал это сделать!

67

Крепко держась за стропы, Сейбр наслаждался ощущением полета в прозрачном утреннем небе. Благодаря особой конструкции купола этот новомодный парашют был действительно предназначен для медленного спуска. Такое парение ничем не напоминало прыжок со штатным военным парашютом, когда ты чуть ли не камнем летишь к земле и молишься только о том, чтобы не сломать ногу.

Они с Малоуном выпрыгнули сразу же вслед за Пэм, и гудящий транспортник, продолжая свой путь на восток, вскоре скрылся из виду. Доберутся ли пассажиры до земли благополучно, членов экипажа не волновало. Они выполнили свою работу.

Сейбр посмотрел на унылый пейзаж, расстилающийся внизу. Во всех направлениях простирался безжизненный ландшафт из песка и камней. Он помнил, что рассказывал Херманн о южной части Синайского полуострова, где раскинулась, пожалуй, самая святая пустыня на планете. Колыбель цивилизации, мост между Африкой и Азией. Кто только не вторгался на эти истерзанные войнами земли! Сирийцы, хетты, ассирийцы, персы, греки, римляне, крестоносцы, турки, французы, англичане, египтяне и, наконец, израильтяне. Сейбр неоднократно слышал рассуждения Херманна о том, как важен этот регион, — теперь ему предстояло самому в этом убедиться.

Он находился, наверное, в тысяче футов от земли. Пэм парила ниже, Малоун — над ним. В ушах звенело от тишины, которая после назойливого шума, донимавшего их в утробе самолета, казалась оглушающей. Звук двигателей давно растаял вдали. Не было слышно даже ветра.

В четверти мили к востоку пустынный ландшафт уступил место гранитным скалам, казавшимся бесформенным нагромождением пиков и разломов. Неужели Александрийская библиотека находится где-то здесь? По всему выходило, что — да.

Он продолжал спускаться.

У подножия одной из зазубренных вершин Сейбр заметил приземистую постройку и потянул за петлю управления, дрейфуя ближе к тому месту, где уже была готова приземлиться Пэм. Внизу расстилалось ровное пространство. Никаких валунов, только песок. Отлично!

Подняв голову, он увидел, что Малоун повторяет его маневр.

Разделаться с этим парнем будет сложнее, чем он поначалу рассчитывал. Но Сейбр по крайней мере вооружен. Он оставил себе пистолет и запасные обоймы, которые прихватил в монастыре. Малоун, впрочем, поступил так же.

Почему израильтяне напали на них?

Хотя сейчас это уже не имело значения, Сейбр был готов к любым неожиданностям.


С помощью петель управления Малоун регулировал направление полета. Инструктор на базе ВВС в Лиссабоне был прав: этот новый парашют на самом деле невероятно отличается от всех предыдущих моделей, обеспечивая медленный и плавный спуск. Военные, правда, разозлились, когда узнали какая участь ожидает Пэм. Сбросить женщину с самолета, да так, что она узнает об этом в последний момент? Они сочли это изуверством, но, поскольку приказ оказывать Малоуну всяческое содействие поступил из самого Пентагона, возражать никто из вояк не осмелился.

— Будь ты проклят, Коттон! — услышал он яростный вопль Пэм. — Чтоб ты провалился!

Малоун посмотрел вниз.

Ее отделяли от земли не более пятисот футов.

— Когда соприкоснешься с землей, подогни ноги, — крикнул он. — И не волнуйся, у тебя отлично получается. Парашют все сделает за тебя.

— Пошел ты на хрен! — донесся до него ответ.

— Это вряд ли поможет. Приготовься!

Он видел, как Пэм шлепнулась на землю и покатилась, а парашют накрыл ее огромным белым балахоном. Следом за ней умело приземлился Сейбр, оставшись на ногах.

Малоун натянул стропы и максимально замедлил спуск. Он отстегнул брезентовый мешок, и в следующий момент его подошвы уперлись в песок. Ему также удалось удержать равновесие и не упасть.

В последний раз Малоун прыгал с парашютом невесть когда и был рад, что не растерял старые навыки. Он расстегнул ремни и сбросил парашютный ранец. Макколэм проделал то же самое. Пэм все еще лежала на земле. Готовясь к неизбежному, Малоун направился к ней. Женщина вскочила на ноги.

— Ты мерзкий сукин сын! Ты выкинул меня из самолета!

Пэм пыталась вцепиться в него, но, поскольку она не освободилась от ранца, парашют держал ее, подобно якорю, не позволяя сдвинуться с места.

Малоун держался вне зоны досягаемости.

— Ты что, окончательно спятил?! — продолжала надрываться она. — Ты даже не заикнулся о том, что придется прыгать с парашютом!

— А как, по-твоему, мы еще могли оказаться здесь? — спокойно осведомился он.

— Никогда не слышал такое слово, как «посадка»?

— Это египетская территория. Скверно уже то, что нам пришлось прыгать в светлое время суток, но подвергать тебя такому испытанию ночью даже мне показалось чересчур жестоким.

Ее синие глаза были наполнены такой яростью, с какой Малоун не сталкивался ни разу за все годы, что знал Пэм.

— Нам было необходимо добраться сюда так, чтобы об этом не узнали израильтяне. О посадке нечего было и говорить. Я надеюсь, они до сих пор нас ищут, ориентируясь на сигнал твоих часов, который их никуда не приведет.

— Ты кретин, Коттон! Полный, законченный кретин! Ты выбросил меня из самолета!

— Это факт — выбросил.

Она попыталась избавиться от парашютных ремней, но они не поддавались ее неумелым пальцам.

— Пэм, ты можешь наконец успокоиться?

Женщина еще немного подергала ремни, но потом сдалась.

— Нам было необходимо попасть сюда, — продолжал он увещевать взбешенную женщину. — Транспорт был выбран идеальный, способ высадки — тоже. Ничего лучше и придумать было нельзя. Это безлюдная территория, плотность населения здесь составляет три человека на квадратную милю. Вряд ли нас кто-то заметил. Я уже говорил тебе это: ты всегда хотела знать, чем я занимаюсь, так вот, смотри на здоровье.

— Тебе следовало оставить меня в Португалии.

— Ни в коем случае. Ты для израильтян — ненужный свидетель, поэтому тебе было необходимо исчезнуть вместе с нами.

— Врешь, дело не в этом! Ты просто перестал мне доверять и хочешь, чтобы я находилась поблизости и ты мог бы не спускать с меня глаз.

— Признаюсь, эта мысль также приходила мне в голову.

Несколько секунд Пэм молчала, а потом произнесла на удивление спокойным тоном:

— Ладно, Коттон, ты меня убедил. Мы на месте, целые и невредимые. А теперь ты можешь освободить меня от этой чертовой сбруи.

Малоун подошел к Пэм и расстегнул пряжки ремней. Она подняла руки и позволила ранцу упасть на песок. А потом изо всех сил ударила его коленом в пах.

Адская боль пронизала тело Малоуна, как электрический разряд, от копчика, через позвоночник и до самого мозга. Как давно его не вырубали так быстро и умело!

Он повалился на песок, принял позу зародыша и стал ждать, пока жгучая боль покинет тело.

— Надеюсь, это пойдет тебе на пользу, — сказала она и пошла прочь.

68

Вена, 9.28

Херманн вошел в библиотеку и закрыл за собой дверь. Он плохо спал. Не давала покоя мысль о том, как мало он может сделать, пока Торвальдсен не допустит ошибку. Когда же это случится, он будет во всеоружии. Сейбра рядом нет, но в распоряжении Херманна имеется достаточно людей, которые выполнят любое его желание. Например, индус, начальник его службы безопасности, неоднократно намекал, что хотел бы занять место Сейбра. Херманн никогда не воспринимал эти намеки всерьез, но теперь, когда Когти Орла находится далеко, сгодится и индус, поэтому он уже получил указание быть наготове.

Сначала Херманн собирался прибегнуть к дипломатическим средствам. Этот путь наиболее предпочтителен. Есть шанс, что ему все-таки удастся перетащить датчанина на свою сторону. Возможность продемонстрировать миру, что Ветхий Завет, по сути, сфальсифицирован, является мощным политическим оружием, если с ним правильно управляться. История знает много случаев, когда хаос и сумбур становились источником баснословных прибылей. Любое мало-мальски значимое событие в ближневосточном регионе неизбежно отражалось на ценах на нефть, поэтому знание о том, что вскоре произойдет, уже само по себе бесценно, а возможность контролировать масштабы грядущих событий — вдвойне. Члены ордена сорвут такой куш, который им и не снился. Не останется обойденным и их новый союзник в Белом доме.

Но для того, чтобы все это осуществилось, был необходим Сейбр.

Что он делает на Синайском полуострове? Тем более — с Коттоном Малоуном.

Оба эти факта казались Херманну добрым знаком. Первоначальный план Сейбра состоял в том, чтобы заставить Малоуна выйти на Александрийское Звено. После этого успех всецело зависел от Малоуна. Сейбр должен был либо узнать то, что удастся выяснить Малоуну, и затем ликвидировать его, либо набиться ему в партнеры и вести дальнейшие поиски совместно. По всей видимости, Сейбр выбрал последний вариант.

На протяжении нескольких последних лет Херманн постоянно размышлял о том, что будет после того, как его не станет. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что Маргарет с ее фантастическим невежеством является крушением всех его надежд. Херманн пытался учить дочь, но все попытки вбить в ее глупую голову хотя бы какую-то премудрость заканчивались провалом. Сам себе Херманн мог признаться: он был даже рад тому, что Торвальдсен похитил ее. Может быть, хоть это избавит его от проблемы, которую представляет собой Маргарет? Нет, вряд ли. Датчанин — не убийца, как бы он ни пытался корчить из себя головореза.

Херманну уже стал нравиться Сейбр. Он подавал большие надежды: умел слушать и действовать — быстро, но не наобум. В голову Херманна часто закрадывалась мысль о том, что в лице Сейбра он, возможно, имеет великолепного преемника.

Других кандидатов вокруг себя Херманн не видел. А еще он должен быть уверен в том, что его состояние не пойдет прахом.

Но почему Сейбр до сих пор не дает о себе знать? Может, происходит нечто, о чем Херманн не знает?

Он отогнал тревожные мысли и сосредоточился на более неотложных делах. Скоро должно начаться очередное заседание ассамблеи. Вчера он заинтриговал ее участников, приоткрыв свои планы. Сегодня он поставит финальную точку.

Херманн подошел к потайному отделению, встроенному в нижнюю часть книжного шкафа. Там хранилась карта, которую он купил три года назад. Ее нарисовал тот самый ученый, которого он нанял, чтобы подтвердить или опровергнуть правильность теории Хаддада относительно Ветхого Завета. Ученый заверял Херманна, что на этой карте прекрасно видно, насколько точно все библейские географические пункты совпадают с географией Азира. Но он хотел убедиться в этом лично.

Сравнивая географические пункты, упоминающиеся в древнееврейском варианте Ветхого Завета, с реальными местами, его эксперты определили такие поселения, как Гилгал, Хеврон, Дан, Сидон, Беэр-Шева, район Эль-Лит и Град Давидов.

Херманн убрал карту. Ее изображение уже было загружено в компьютер в зале заседаний. Скоро участники ассамблеи увидят то, чем до сих пор любовался только он один.

Был найден даже ответ на вопрос о двадцати шести воротах Иерусалима, о которых говорилось в книгах Паралипоменон, Царств, Захарии и Неемии. Укрепленный город должен был иметь не более четырех ворот — по одним на каждую сторону света, поэтому число двадцать шесть с самого начало вызывало сомнения. Для обозначения ворот в Ветхом Завете использовалось древнееврейское слово «шаар», но оно, как и многие другие в этом языке, имело несколько значений, в частности «проход» и «горная седловина». И самым интересным было то, что в горной гряде, разделявшей территорию, на самом деле называвшуюся Иерусалимом, и Иудею, имелось ровно двадцать шесть проходов. Узнав об этом, даже Херманн, психологически готовый к подобным открытиям, был изумлен. Царские ворота, Тюремные ворота, ворота Источника, ворота Долины и все остальные, упоминающиеся в Ветхом Завете, идеально увязывались — благодаря их близости к поныне существующим поселениям — с проходами в горной гряде Иордан, находящейся в Азире. В Палестине же не существовало ничего, хотя бы приближенного к этому.

Это доказательство казалось неопровержимым.

События, описанные в Ветхом Завете, происходили не в Палестине, а за сотни миль от нее, в южной части Аравии. И Иероним, и Августин знали об этом, но сознательно не только оставили ошибки, вкравшиеся в Септуагинту, но, хуже того, позволили им расцвести пышным цветом и еще в большей степени исковеркать содержание Ветхого Завета, а следом за ним — и Нового. Евреи не должны были обладать монополией на Слово Господне. Христиане, чтобы их новая религия расцвела, тоже должны были иметь связь с Богом. И они сфабриковали эту связь.

Наиболее убедительным доказательством явилась бы Библия, написанная во времена до появления на свет Иисуса Христа, если бы таковую удалось найти, но копия «Исторических записок» Страбона тоже могла бы ответить на многие вопросы. Если библиотека до сих пор существует, Херманну остается лишь надеяться, что в ней сохранилась хотя бы одна из этих книг.

Он подошел к стеклянному шкафу, содержимое которого демонстрировал накануне вечером американскому вице-президенту. Оно, впрочем, не произвело на американца особого впечатления, но разве это имеет значение? Новый президент США еще увидит тот хаос, который воцарится после обнародования этих исторических документов. Для Херманна гораздо большее значение имело то, впечатлят ли они Торвальдсена. Он просунул руку под дно шкафа и нажал на замаскированную под шуруп кнопку. Потайное отделение открылось, и взгляд Херманна остекленел. Ему казалось, что глаза обманывают его. Пусто!

Письма и листы с переводом исчезли. Но каким образом? Вице-президент забрать их не мог. Херманн лично видел, как его автомобильный кортеж выезжает с территории поместья, а никто другой об этом тайнике не знал.

Оставалось лишь одно объяснение.

Торвальдсен.

Скрежеща зубами от ярости, Херманн метнулся к письменному столу, схватил трубку и вызвал начальника службы безопасности. Затем он выдвинул ящик стола и вынул оттуда пистолет.

Черт бы побрал Маргарет!

69

Синайский полуостров

Ноги Малоуна дрожали, а его мужское хозяйство до сих пор горело от нестерпимой боли. После стычки Пэм не произнесла ни слова, а Макколэм предусмотрительно не ввязывался в драку. Но Малоуну было некого винить, кроме себя. Сам напросился. Он окинул взглядом окружающее пустынное пространство. Солнце поднималось быстро, и становилось жарко как в печи. Он достал из рюкзака GPS-навигатор и выяснил, что от точки с нужными координатами — 28°41.41N, 33° 38.44E — их отделяет менее мили.

— Ладно, Макколэм, мы на месте. Что теперь?

Второй мужчина вынул из кармана лист бумаги и прочитал вслух:

— «Затем, подобно пастухам художника Пуссена, пытающимся разгадать загадку, ты наполнишься светом вдохновения. Собери вместе четырнадцать камней, а затем поработай с квадратом и компасом и найди путь. В полдень ощути присутствие красного цвета, узри бесконечное кольцо змея, покрасневшего от ярости. Но остерегайся букв. Тому, кто прибывает слишком поспешно, грозит опасность. Если ты верно определишь курс, то и путь твой будет правильным».

— На этом Квест героя заканчивается, — добавил Макколэм от себя.

Малоун обдумывал загадочные слова. Пэм плюхнулась на песок и стала пить воду.

— На том памятнике в Англии, — тяжело отдуваясь, проговорила она, — был барельеф с изображением картины Пуссена. Что это такое — какой-то могильный камень с изображением в виде надгробной надписи? Скорее всего, Томас Бейнбридж тоже оставил нам кое-какие подсказки.

Малоун думал о том же.

— Видите ту постройку? — спросил он Макколэма. — На западе, примерно в четверти мили от нас. Именно на ней сходятся координаты.

— Похоже, путь свободен.

Малоун закинул за спину рюкзак. Пэм встала.

— Ну что, ты закончила со мной разбираться? — спросил он ее.

Она передернула плечами.

— Выброси меня из еще одного самолета — и увидишь, что произойдет.

— По-моему, вы мазохисты, — заметил Макколэм.

— Только когда мы вместе, — обронил Малоун и пошел вперед.


Малоун приблизился к постройке, которую увидел еще с воздуха. Вблизи здание выглядело еще более убогим: приземистое, словно сплюснутое, с изодранной непогодой черепичной крышей. Фундамент перекосился, словно земля постепенно втягивала его в себя. На стенах было два окна на высоте около трех метров от земли. Входная дверь, сколоченная из полусгнивших кедровых досок, висела на заржавевших петлях. Малоун открыл ее пинком ноги.

Их встретила лишь одинокая ящерица, которая проворно побежала по грязному полу в поисках укрытия.

— Коттон!

Малоун обернулся. Пэм показывала на некое возвышение. Скрипя подошвами по песку, Малоун подошел ближе.

— Напоминает мраморное изваяние в Бейнбридж-холле, — сказала Пэм.

Она была права. Малоун внимательно изучал прямоугольную стелу, которую венчала круглая каменная плита, похожая на столешницу. Он искал резьбу по камню, и особенно надпись «ЕТ IN ARCADIA EGO», но не обнаружил ни того ни другого. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Если раньше тут и были какие-то буквы, песок и ветер пустыни давным-давно стерли их.

— Мы находимся в точке с нужными координатами, и эта штука очень похожа на памятник в Бейнбридж-холле.

Проговорив это, Малоун вспомнил слова из Квеста героя.

«Затем, подобно пастухам художника Пуссена, пытающимся разгадать загадку, ты наполнишься светом вдохновения».

Он прислонился к потрепанной временем и непогодой каменной стеле.

— Что теперь, Малоун? — осведомился Макколэм.

К северу от них начинались холмы, переходящие в голые черные скалы, склоны которых рассекали глубокие проходы, издалека напоминающие глубокие каналы. Свет солнца, приближавшегося к зениту, становился слепящим.

Малоун снова и снова прокручивал в памяти текст Квеста.

«Собери вместе четырнадцать камней, а затем поработай с квадратом и компасом и найди путь. В полдень ощути присутствие красного цвета, узри бесконечное кольцо змея, покрасневшего от ярости».

В Белеме все оказалось предельно очевидным и представляло собой коктейль из истории и новых технологий в виде интернета, что, по всей видимости, являлось «фирменным знаком» Хранителей. Их цель заключалась в том, чтобы Приглашенный добрался до конечного пункта Квеста. А вот эта часть текста выглядела значительно сложнее. Но наверняка не была неразрешимой.

Малоун еще раз оглядел обветшавшее строение и импровизированное надгробие.

А потом увидел их и сосчитал.

Четырнадцать!


Сейбр размышлял над тем, не убить ли этих двоих прямо сейчас. Достаточно ли он близок к цели, чтобы разгадать все остальные загадки самостоятельно? Малоун привел его сюда. Он же, как и рассчитывал Сейбр, задействовал свои связи, чтобы организовать их переправку из Англии в Португалию, а затем сюда.

Поразмыслив, он все же решил, что торопиться не стоит.

Сам он никогда не сумел бы расшифровать эту вереницу ребусов, тем более — так быстро. Сейчас Синее Кресло уже наверняка разыскивает его, но, поскольку ассамблея начала работу, это займет старика по крайней мере до завтрашнего дня. Однако Сейбру было известно, до какой степени Херманну не терпится узнать, ведет ли куда-нибудь след, который он дал ему. Он также знал, что запланировал старик на следующей неделе и насколько важно для успеха его планов личное участие Сейбра в их осуществлении. Переговоры с людьми Бен Ладена вели три эмиссара, направленных Херманном. Сейбр посетил всех троих. Двоих — убил, третьего до поры до времени оставил в живых. Этот третий и библиотека станут козырями Сейбра в предстоящем ему торге.

Но все это станет актуальным лишь при условии того, что ему здесь удастся что-нибудь найти. В противном случае Сейбр убьет Малоуна и его бывшую жену — и будет уповать на то, что сумеет выбраться из этой паутины.


Малоун, выйдя наружу, смотрел на стену допотопной постройки. На высоте десяти футов от песка зияло квадратное отверстие. Обойдя сооружение, Малоун обнаружил на противоположной стене точно такое же отверстие и на такой же высоте. Вернувшись туда, где стояли Макколэм и Пэм, он сказал:

— Мне кажется, я начинаю понимать. Здание — квадрат, как и два этих отверстия.

— «Поработай с квадратом и компасом», — напомнила Пэм.

Малоун указал на отверстия и сообщил:

— Они — это ключ.

— Что вы имеете в виду? — спросил Макколэм. — Они расположены на приличной высоте. Добраться до них будет непросто.

— Разве? А поглядите-ка по сторонам. — Песок вокруг них был покрыт камнями и валунами. — Взгляните на валуны. Не замечаете ничего особенного?

Пэм подошла к одному из больших камней. Малоун наблюдал за тем, как она опустилась на колени и ладонями смела песок с его поверхности.

— Это правильный куб с площадью боковой поверхности примерно в один квадратный фут, — сказала она.

— Так и должно быть, — кивнул Малоун. — Вспомните подсказку: «Собери вместе четырнадцать камней, а затем поработай с квадратом и компасом и найди путь». Этих камней здесь ровно четырнадцать.

Пэм поднялась на ноги.

— Судя по всему, это задание подразумевает, что Приглашенный должен обладать недюжинной силой. Видимо, эти камни должны позволить взобраться к отверстию, но взгромоздить их друг на друга — не каждому по плечу.

Малоун скинул рюкзак на плечо. То же самое сделал и Макколэм.

— У нас есть только один способ выяснить это, — проговорил он.

На то, чтобы перетащить квадратные камни к стене и соорудить из них подобие пирамиды, у них ушло двадцать минут. Пирамида получилась из трех уровней: в нижнем лежало шесть камней, в среднем — пять, в верхнем — три. Если бы понадобилось, один камень из верхних можно было бы положить на два других, чтобы увеличить высоту пирамиды, но Малоун решил, что сооружение и без того достаточной высоты.

Он взобрался на пирамиду и балансировал на ее верхушке, в то время как Макколэм и Пэм подстраховывали его, оставаясь внизу.

Малоун посмотрел в квадратное отверстие в рушащейся стене. Через противоположное отверстие, расположенное в двадцати футах от него, он увидел горы, от которых его отделяло около полумили. «В полдень ощути присутствие красного цвета, узри бесконечное кольцо змея, покрасневшего от ярости».

Убогая постройка с давно провалившейся крышей была сориентирована так, чтобы смотреть с востока на запад. Здание изначально не было предназначено для того, чтобы в нем жили. Нет. Как и окно-роза в Белеме, также выходящее с востока на запад, оно являлось компасом.

«Поработай с квадратом и компасом и найди путь».

Малоун посмотрел на часы.

Через час он сделает именно это.

70

Штат Мэриленд, 7.30

Стефани вела джип, который выделил им президент. Кроме того, по его указанию агенты секретной службы выдали ей и Кассиопее пистолеты и запасные обоймы. Стефани пока не знала, что их ожидает впереди, но Дэниелс, судя по всему, хотел, чтобы они были готовы к любому повороту событий.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что эта машина наверняка оснащена радиомаяком? — спросила Кассиопея.

— Хотелось бы на это надеяться.

— А ты отдаешь себе отчет в том, что вся эта авантюра — чистой воды безумие? Мы не имеем ни малейшего понятия, можно ли верить хоть кому-то, включая президента Соединенных Штатов.

— А как же! Мы с тобой всего лишь пешки на большой шахматной доске. Но даже пешка может съесть короля, если будет действовать умело.

— Стефани, мы с тобой — наживка на крючке!

Стефани мысленно согласилась с подругой, но промолчала.

Они въехали в небольшой городок, расположенный в тридцати милях к северу от Вашингтона, один из бесчисленных спальных районов, окружающих столицу. Следуя полученным указаниям, Стефани вскоре нашла стеклянную витрину ресторана с нужным названием, укрывшегося под раскидистыми кронами деревьев.

«У Тетушки Би». Это было одно из любимых заведений Ларри Дейли.

Стефани припарковала машину у обочины, и обе женщины вошли внутрь, где их встретил острый запах жареного бекона и картофеля-фри. Прилавок шведского стола, горячая еда на котором дымилась и испускала умопомрачительные ароматы, осаждали голодные посетители. Они прошли мимо кассы и увидели сидящего в одиночестве Ларри Дейли.

— Угощайся, — проговорил он, когда Стефани подошла к его столику. — Я плачу.

Перед ним стояла тарелка с омлетом, овсянкой и жареной свиной отбивной.

В соответствии с их предварительной договоренностью Кассиопея села за соседний столик, чтобы держать в поле зрения весь зал ресторана. Стефани присела за столик Дейли.

— Нет, спасибо, — ответила она на его предложение. Взглянув в сторону прилавка, она увидела двух здоровенных керамических розовых хрюшек, над которыми висел транспарант с лозунгом: «ПРИБАВЬТЕ СЕБЕ ЖИРКУ У ТЕТУШКИ БИ!» — Указав на него, Стефани спросила: — Ты именно поэтому завтракаешь здесь? Хочешь прибавить жирку?

— Мне тут нравится. Здешняя готовка напоминает мне мамину стряпню. Я знаю, тебе в это сложно поверить, но и мне ничто человеческое не чуждо.

— Ты же стал руководителем группы «Магеллан». Почему ты ею не руководишь?

— Она пока и без меня функционирует нормально, а я сейчас занят делами поважнее.

— Например, прикрыванием своей задницы?

Он отрезал кусок свинины и сунул его в рот.

— Просто потрясающе! Ты много теряешь. Съела бы что-нибудь. Тебе тоже не помешало бы набрать жирку, Стефани.

— Очень мило с твоей стороны отметить, насколько у меня стройная талия. А где твоя подружка?

— Не имею ни малейшего представления. Полагаю, она запрыгнула ко мне в постель, чтобы иметь возможность вынюхивать. Впрочем, у нее все равно ничего не вышло. Потому что я делал то же самое. Ты снова ошиблась: я не являюсь законченным идиотом.

По предложению Дэниелса она позвонила Дейли два часа назад и потребовала встречи, на что он с готовностью согласился. Но на самом деле Стефани беспокоил сам Дэниелс. Если он хотел, чтобы она повстречалась с Дейли, зачем он прервал их встречу в музее? Впрочем, размышлять на эту тему сейчас не было времени. Оставалось только одно: добавить этот вопрос в список других, пока не получивших ответа.

— Наш разговор не закончен, — сказала Стефани.

— Пришла пора сверить часы с реальным временем, Стефани, — заговорил Дейли. — У тебя есть компромат на меня? Вот и чудесно! Пусть он у тебя и остается! Используй его, а мне это до лампочки. Если я пойду на дно, вместе со мной потонет и президент. А если быть честным до конца, я хотел, чтобы ты нашла эти флэшки.

Стефани не верила собственным ушам.

— Мне было известно о твоем расследовании. Ты подослала ко мне шлюху, но я не такой слабак, каким ты меня считала. Неужели ты думаешь, что ты первая, кто пытался подловить меня на женщине? Я знал, что ты под меня копаешь, и поэтому сознательно облегчил твою задачу. Но чтобы обработать тебя, потребовалось больше времени, чем я рассчитывал.

— Хорошая попытка, Ларри, но такие варианты со мной не проходят.

Дейли пытался подцепить на вилку одновременно и овсянку, и омлет.

— Я знаю, что ты не поверишь ничему из того, что я говорю. Но хоть раз в жизни ты можешь забыть, что ненавидишь меня всей душой, и просто послушать?

Именно для этого она сюда и пришла.

— Я тоже не брезговал тем, чтобы совать свой нос в чужие дела. Ох, и чего там только не творится! Такие крутые развороты — тебе и не снилось. Признаюсь, я не допущен в ближайший круг, но я нахожусь достаточно близко от первых персон, чтобы угадывать, куда дует ветер. Именно благодаря этому узнал, что вы взяли меня в разработку и рано или поздно атакуете. И решил, что именно в этот момент мы с вами заключим сделку.

— Почему ты попросту не попросил у меня помощи?

— Возьми себя в руки! Ты же даже не можешь находиться со мной в одной комнате! И что же — зная это, я должен был обратиться к тебе за помощью? Нет, я выбрал другой путь. Я решил иначе. Если я дам тебе возможность подглядывать в мою замочную скважину, ты больше поверишь увиденному. Так оно и вышло.

— Ты все еще покупаешь конгрессменов?

— Ага! Я и еще примерно тысяча других лоббистов.

Стефани взглянула в ту сторону, где сидела Кассиопея. Ничто в облике мулатки не говорило о том, что им грозит какая-то опасность. Большую часть столиков в ресторане занимали семьи и пожилые пары.

— Да не дергайся ты, — сказал Дейли, видя ее настороженность. — Нападение — это последнее, чего нам стоит опасаться.

— А нам есть чего опасаться?

— Происходит нечто очень серьезное. — Он сделал несколько глотков из бокала с апельсиновым соком. — Черт, они добавляют в это пойло чересчур много сахара. Но от этого оно становится только вкуснее.

— Если ты постоянно жрешь так, как сейчас, почему ты такой тощий?

— Стресс. Самая лучшая в мире диета. — Дейли поставил бокал на стол. — Существует заговор, Стефани.

— Какова его цель?

— Заменить президента.

Вот этого она не ожидала.

— Это единственное объяснение, которое может иметь хоть какой-то смысл. — Он отодвинул от себя тарелку. — Вице-президент сейчас находится в Европе на каком-то экономическом форуме. Но, как мне стало известно, вчера поздно вечером он покинул отель и отправился на встречу с человеком по имени Альфред Херманн. Это выглядело как визит вежливости, но нашему вице-президенту такое понятие, как вежливость, неведомо. Он ничего не делает без определенной цели. Он встречался с Херманном и раньше. Я проверял.

— И выяснил, что Херманн возглавляет организацию под названием орден Золотого Руна?

Глаза Дейли округлились от изумления.

— Я не сомневался в твоей компетентности, но чтобы до такой степени… Значит, ты и об этом знала?

— На самом деле мне хочется знать другое: почему все это имеет такое большое значение?

— Целью этой группы является завоевание политического могущества, и их щупальца уже протянулись по всему миру. Херманн и наш вице уже давно являются дружками. Мне приходилось слышать о связях последнего с орденом Золотого Руна, но он хранит их в глубочайшем секрете и держит рот на замке. Мне точно известно, что этот человек мечтает стать президентом. Он мог бы немного подождать и выдвинуть свою кандидатуру на очередных выборах, но ему, как видно, хочется срезать путь и добиться этого побыстрее.

Об этом Дэниелс ей ничего не говорил.

— Флэшки, которые ты забрала из моего дома, все еще у тебя?

Она кивнула.

— На одной из них — записи нескольких телефонных разговоров. Их немного, но они чертовски интересны. Это разговоры между мной и руководителем аппарата вице-президента. Этот человек — Говнюк с большой буквы. Именно он передал Альфреду Херманну информацию относительно Александрийского Звена.

— А как узнал об этом ты?

— Я при этом находился.

Стефани приложила максимум усилий, чтобы ее лицо осталось невозмутимым.

— Да-да, именно так. Я был рядом с ним и записал весь разговор на диктофон. Мы встречались с Херманном в Нью-Йорке пять месяцев назад. Отдали ему все. Тогда же я привлек к этому Диксон.

Это тоже было новостью для Стефани.

— Да, я пришел к ней и рассказал о том, что происходит, в том числе и об Александрийском Звене. Я также сообщил ей о встрече с Херманном.

— Не самая лучшая идея.

— Тогда мне представлялось иначе. Израильтяне казались мне единственными союзниками, которых я мог тогда заполучить. Но они посчитали, что затеянное Херманном преследует только одну цель — навредить им. В итоге единственным, что я получил, оказалась Диксон, ставшая моей нянькой. — Дейли хлебнул еще сока. — Должен признаться, с этим у меня связаны довольно приятные воспоминания.

— Меня сейчас стошнит.

Дейли покачал головой.

— Примерно через месяц мы с руководителем аппарата вице-президента оказались наедине. Мало того что он кретин и сволочь, он еще любит хвастаться. Именно из-за этого люди вроде него оказываются в луже. Мы крепко выпили, и он принялся болтать, но поскольку у меня и раньше были подозрения на его счет, я пришел на эту встречу с диктофоном в кармане. Ох, какую взрывную информацию мне удалось получить в тот вечер!

Кассиопея встала из-за столика и подошла к стеклянной витрине. Снаружи, на затененной парковке, одни автомобили уезжали, другие приезжали.

— Он говорил о Двадцать пятой поправке, как он изучал ее, вникал в детали. Спросил меня, что мне о ней известно, но я в этом деле профан. Я делал вид, что мне все это неинтересно, и прикидывался пьяным. На самом деле все обстояло иначе.

Стефани знала, о чем говорилось в Двадцать пятой поправке к Конституции США.

«В случае отстранения президента от должности либо его смерти или отставки вице-президент становится президентом».

71

Синайский полуостров

Малоун взглянул на часы. До полудня оставалось всего две минуты. До этого момента он уже несколько раз смотрел через два находившихся друг напротив друга отверстия и не видел ничего нового. Пэм и Макколэм стояли внизу и придерживали руками пирамиду из четырнадцати камней, чтобы она не рухнула.

Стрелка часов переместилась на двенадцать — и в отдалении зазвонили колокола.

— Как страшно! — проговорила Пэм. — Колокольный звон. Словно ниоткуда…

— И вправду, — согласился Малоун, но не договорил. А в мозгу его прозвучало: будто в раю.

Солнце жарило беспощадно. Одежда Малоуна уже промокла от пота. Он снова посмотрел в квадратное отверстие в стене. Горный хребет вырисовывался все более отчетливо. На его склонах, похожие на черные глаза, темнели отверстия пещер, в которых столетиями укрывались от мира отшельники. А потом он кое-что заметил: каменистую тропинку, взбирающуюся вверх по горному склону. Верблюжья тропа? Еще в Лиссабоне, перед тем как отправиться сюда, он вычитал в интернете, что в этих местах существуют оазисы, скрытые в горных районах. Кочующие здесь бедуины называют их словом «фахрш». Это источник воды, который привлекает к себе немногочисленных обитателей здешних краев. Кстати сказать, монастырь Святой Екатерины, находящийся южнее, возле горы Моисея, располагался в таком оазисе.

Малоун видел, как растаяли тени и цвет гор превратился из свинцового в красный. Извивающаяся тропа на горном склоне теперь больше всего напоминала змею. Обрамленное квадратным отверстием в стене, это напоминало картину.

«Узри бесконечное кольцо змея, покрасневшего от ярости…»

— Ты что-нибудь увидел? — спросила Пэм.

— Я увидел все.


Стефани сверлила взглядом сидевшего напротив нее Дейли.

— Ты хочешь сказать, что вице-президент замыслил убить президента?

— Да.

— Как же получилось, что ты оказался единственным, кто узнал об этом?

— Не знаю, Стефани. Может, объяснение в том, что я просто очень умный парень. Но мне точно известно: готовится что-то ужасное.

Этой информации для Стефани было недостаточно. Ей нужно было знать больше. Именно для этого послал ее на эту встречу Дэниелс.

— Ларри, ты просто пытаешься спасти свою шкуру.

— А ты, Стефани, напоминаешь мне парня из анекдота, который ночью ищет оброненный четвертак под уличным фонарем. Мимо проходит второй и спрашивает его: «Что делаешь?» Тот отвечает: «Ищу свой четвертак». — «А где ты его потерял?» — «Вон там», — отвечает первый и указывает назад, в непроглядную темень. Второй озадаченно спрашивает: «Так почему же ты ищешь его здесь?» — «Потому, что здесь светло». Это про тебя, Стефани. Перестань искать там, где светлее, и ищи там, где нужно.

— Так подкинь мне что-нибудь конкретное.

— Хотел бы я иметь это «что-нибудь конкретное». Пока у меня есть только кусочки, которые постепенно складываются в некое, пока еще не оформившееся целое. Встречи с вице-президентом убедили меня в том, что он ведет себя так, как не стал бы вести себя потенциальный кандидат в президенты: злит тех людей, которые могут ему понадобиться, плюет на партийные интересы. Но все это, повторяю, лишь намеки, предположения. Подобные вещи заметит лишь политический наркоман вроде меня, а таких инсайдеров, как я, живущих в закулисье большой политики, можно по пальцам перечесть. Люди вроде нашего вице весьма скрытны.

— Входит ли в их число Брент Грин?

— Понятия не имею. Брент вообще странный тип. Он для всех чужак. Я вчера пытался надавить на него, даже запугивал. Мне хотелось посмотреть на его реакцию, но он и бровью не повел. А потом, когда ты забралась в мой дом и нашла ту книгу, я понял, что ты должна быть моим союзником.

— Возможно, твой выбор оказался неверным, Ларри. Я не верю ни одному твоему слову. Убить президента не так-то просто.

— Это мне неведомо, но я знаю другое: каждый из убийц американских президентов — реальный или покушавшийся — был либо психом, либо кретином, либо очень удачливым.

В этом Дейли был прав.

— Где находятся взятые тобой флэшки? — задал он вопрос.

— У меня, — солгала Стефани.

— Надеюсь, что это так, поскольку, если они оказались в других руках, нас ожидают крупные неприятности. Те люди поймут, что я следил за ними и пытался вычислить их планы, иначе как объяснить то, что я записал разговор с шефом аппарата вице-президента? Ты должна вернуть мне эти карты памяти, Стефани.

— Этого не будет, Ларри. У меня есть к тебе встречное предложение. Почему бы тебе не написать явку с повинной? Признаешься в том, что ты подкупал членов конгресса, и в обмен на это признание попросишь включить тебя в программу защиты свидетелей.

Дейли откинулся на спинку стула.

— Знаешь, мне почему-то показалось, что у нас с тобой может получиться нормальный, человеческий разговор. Не получилось. Ты предпочитаешь оставаться тупоголовой чистоплюйкой. Но я по крайней мере сделал то, что должен был, поскольку этого хотел президент.

Вот тут Стефани заинтересовалась всерьез.

— Президент знал о твоих манипуляциях с конгрессом?

— Еще бы! А благодаря чему, по-твоему, мой взлет в Белом доме стал столь стремительным? Ему было нужно, чтобы его проекты воплощались в жизнь, и я это обеспечивал. Именно благодаря мне у президента никогда не возникало проблем с конгрессом, и именно потому он с такой легкостью прошел на второй срок.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства сказанному?

— Типа записей разговоров с Дэниелсом? Конечно нет. Возьми себя в руки, Стефани, ты что, совсем охренела? У каждого крупного политика должен быть человек, который станет делать за него грязные дела. Я — такой человек для Дэниелса, и мы оба об этом знаем.

Стефани посмотрела на Кассиопею и увидела, что та нервничает. Тревога партнерши была объяснима: они обе не знали, кому можно верить. Включая самого президента Соединенных Штатов Америки.


Малоун вел свою малочисленную процессию вверх по горному склону. Над их головами кружили орлы и стервятники. Ослепительные, золотые вертела солнечных лучей буравили его мозг, а тело сжигал горячий пот. Они шли по выжженной солнцем земле, представлявшей собой запекшуюся от жары смесь глины, песка и камней.

Малоун шел по похожей на змею извивающейся тропе к вершине, которую венчали собой три гигантские каменные глыбы, образующие тоннель в скале. С камней сыпался мелкий, словно пыль, сухой песок, и казалось, что где-то течет вода. Несмотря на палящее снаружи солнце, в этом природном тоннеле было прохладно, и Малоун с облегчением перевел дух. В тридцати метрах впереди виднелся выход из каменного коридора. И там же, впереди, Малоун вдруг заметил, как возникло что-то красное.

— Вы это видели? — спросил он.

— Да, — ответила Пэм.

Они остановились и стали смотреть, что случится дальше. Только через несколько секунд Малоун осознал, что происходит. Лучи полуденного солнца, находя бреши между тремя огромными камнями, отражались от красного гранита и окрашивали тоннель в пурпурный цвет. Это был необычный, никогда им прежде не виданный феномен.

«Узри бесконечное кольцо змея, покрасневшего от ярости…»

— Какое-то внутреннее чувство, — проговорил Малоун, — подсказывает мне, что тут кругом полным-полно покрасневших от ярости змей.

И тут, примерно в средине дистанции, отделяющей их от выхода, он увидел выбитые на гранитной поверхности слова. Надпись была сделана на латыни. Он остановился и перевел ее вслух: «И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая».

Малоун знал, откуда это. Из третьей главы «Исхода» Ветхого Завета. Именно эти слова Моисей услышал от Бога, говорившего с ним через горящий терновый куст.

— Господь говорил с Моисеем здесь? — спросила Пэм.

— Этого никто не знает. Гора Джебел Мусса расположена примерно в двадцати милях отсюда. Все три религии считают, что это произошло именно там, но кто может знать наверняка!

В конце тоннеля их вдруг охватила волна теплого воздуха, и, выглянув из каменного коридора, Малоун увидел утопающий в горах оазис неровной формы, усаженный кипарисами. В чистом небе, как перекати-поле, гонялись друг за другом пушистые белые облака. От яркого света ему пришлось зажмуриться. В дальнем конце оазиса, втиснувшись в естественный угол, создаваемый грандиозными скалами, возвышались стены и теснились постройки, причем с этого расстояния казалось, что они являются частью гор. Их цвета — желтый, коричневый и белый — сливались в некое подобие камуфляжной окраски. Сторожевые башни, казалось, плыли в воздухе. Стройные зеленые конусы кипарисов резко контрастировали с горящей на солнце кровельной черепицей оранжевого цвета. В размерах и форме всего, что открылось взгляду Малоуна, не прослеживалось никакой логики. Это скорее напоминало хаотичное обаяние какого-нибудь старинного итальянского рыбачьего поселка.

— Монастырь? — спросила Пэм.

— На карте в этом районе указаны три монастыря, их местонахождение не является секретом.

Вниз вела ступенчатая тропинка, выложенная из валунов. Путешественники спускались очень медленно, держась поближе друг к другу и осторожно ступая на скользкую поверхность гладких камней. Внизу начиналась другая тропа, которая бежала через оазис мимо небольшого озера в тени кипарисов, а затем делала зигзаг и упиралась в ворота монастыря.

— Вот мы и на месте.


Стефани наблюдала за тем, как Дейли выходит из ресторана. Подошла Кассиопея и, присев за столик, спросила:

— Узнала что-нибудь полезное?

— Он утверждает, что Дэниелс знал обо всех его проделках.

— А что еще ему остается говорить?

— Дейли ни словом не обмолвился о нашем с тобой пребывании в Кэмп-Дэвиде прошлой ночью.

— Потому что ему об этом ничего не известно. Кроме Дэниелса и охранников, нас там никто не видел.

Это было верно. Они переночевали в гостевом домике, причем снаружи перед дверями всю ночь дежурили двое агентов секретной службы, а когда проснулись, на плите их уже ждал горячий завтрак. Дэниелс лично позвонил им и попросил встретиться с Дейли, значит, последний либо действительно ничего не знал об их поездке в резиденцию главы государства, либо просто предпочел не демонстрировать свою осведомленность.

— Но зачем президент попросил нас встретиться с ним, если знал: Дейли может опровергнуть то, что он говорил нам? — задумчиво проговорила Стефани, обращаясь скорее не к Кассиопее, а к самой себе.

— Добавь этот вопрос к списку остальных загадок.

Через стеклянную витрину ресторана Стефани видела, как Дейли устало тащится через посыпанную гравием парковку по направлению к своему лендроверу. Ей никогда не нравился этот человек, и когда она узнала, какими грязными махинациями он занимается, то испытала даже удовлетворение от того, что не ошиблась в своей первоначальной оценке. Теперь все это уже не казалось ей столь очевидным.

Дейли подошел к своей машине, стоящей в дальнем конце парковки, и забрался внутрь.

Им тоже пора было уходить. Настало время найти Брента Грина и выяснить, что ему удалось узнать. Дэниелс не упомянул о том, знает ли он об их разговоре с Брентом, но теперь Стефани уже ни в чем не могла быть уверена.

Здание вздрогнуло от взрыва.

Сначала Стефани испытала шок, но потом убедилась в том, что ресторан не пострадал. Повсюду слышались громкие голоса и крики, но вскоре они умолкли: остальные перепуганные посетители тоже увидели, что здание по-прежнему стоит на месте и раненых нет. Внутри все было в порядке. Но не снаружи.

Глянув сквозь стеклянную витрину, Стефани увидела автомобиль Дейли, охваченный пламенем.

72

Синайский полуостров

Малоун приблизился к обитым железными полосами деревянным воротам. В разные стороны от них тянулись изжаренные беспощадным солнцем, покоящиеся на фундаменте из гигантских камней красного гранита стены, окружающие это место. А внутри находился оазис, в котором высились кипарисы, апельсиновые, лимонные и оливковые деревья. По стенам вились виноградные лозы. Теплый ветер шевелил песок.

И — никого вокруг.

Над воротами Малоун увидел еще одну надпись. И снова на латыни. Все тот же псалом 118: «ЭТО ВРАТА ГОСПОДНИ, И ВОЙТИ В НИХ МОЖЕТ ТОЛЬКО ДОСТОЙНЫЙ».

— Как мы попадем внутрь? — с вызовом спросила Пэм.

Малоун понял: окружающие их унылые пейзажи самым пагубным образом действуют на настроение женщины, которое ухудшается с каждой минутой.

— Я полагаю, вон та веревка служит именно этой цели, — ответил он, указав вверх.

Там, высоко над воротами, в нише башни висел железный колокол средних размеров, к языку которого была действительно привязана веревка. Малоун подошел и дернул за нее. Колокол несколько раз звякнул. Он уже собрался позвонить снова, но в этот момент в воротах открылось небольшое окошко и оттуда выглянул бородатый молодой человек в соломенной шляпе.

— Чем могу вам помочь? — осведомился он на английском.

— Мы пришли сюда, чтобы увидеть библиотеку, — сказал Макколэм.

— Это монастырь, место уединения и просвещения духа. У нас нет никакой библиотеки.

Малоун задался вопросом: каким образом, когда звонит этот колокол, Хранители могут знать, что у их ворот оказался действительно Приглашенный? На то, чтобы проделать Квест, могло уйти очень много времени, и в тексте Квеста не сказано ни слова о том, что этот срок чем-то ограничен. Значит, должно быть еще одно, последнее испытание, о котором в тексте тоже не говорится.

— Мы Приглашенные и проделали Квест героя, — сообщил он. — Мы ищем вход в библиотеку.

Окошко в воротах закрылось.

— Какая невоспитанность! — фыркнула Пэм.

Малоун стер пот со лба.

— Они вовсе не обязываются впускать каждого, кто сюда заявится.

Деревянное окошко вновь открылось, и молодой человек спросил:

— Ваше имя?

Макколэм уже открыл рот, чтобы заговорить, но Малоун остановил его, проворно ухватив за руку.

— Позвольте мне, — прошептал он, а затем ответил: — Мое имя Джордж Хаддад.

— Кто с вами?

— Мои товарищи.

Взгляд глаз, устремленных на Малоуна и его спутников, был напряженным, прощупывающим. Их обладатель явно пытался определить, можно ли доверять этим нежданным гостям.

— Позвольте задать вам один вопрос? — наконец проговорил он.

— Безусловно, — ответил Малоун.

— Каков был ваш путь сюда?

— Сначала — в Белем и монастырь Святого Иеронима, затем на сайт Bethlehem.org, а затем — сюда.

Окошко закрылось. Малоун услышал звук отодвигаемых железных затворов, а потом тяжелые деревянные створки распахнулись на несколько дюймов, а в открывшемся пространстве появилась фигура молодого человека с бородой. На нем были мешковатые штаны со штанинами, сужающимися к щиколоткам, заправленная в них грубая красно-коричневая рубаха, а весь этот наряд подпоясывала веревка. На ногах мужчины были сандалии.

Выйдя из ворот и остановившись перед Малоуном, он проговорил торжественным тоном:

— Добро пожаловать, Джордж Хаддад! Вы успешно прошли испытание. Желаете ли вы посетить библиотеку?

— Желаю.

Юноша улыбнулся.

— В таком случае войдите и найдите то, что ищете.

Гуськом они прошли следом за ним через ворота, от которых вел темный каменный коридор, недоступный лучам солнца. Тридцать шагов вперед, затем — поворот направо, и они снова окунулись в солнечный полдень, оказавшись внутри огороженного высокими стенами пространства, в оазисе, где зеленели кипарисы, пальмы, виноградные лозы и цветы, а среди всего этого великолепия расхаживал роскошный павлин.

До их слуха донеслась нежная мелодия флейты, и буквально в следующее мгновение Малоун понял, откуда она звучит: музыкант облокотился на перила одного из балконов, поддерживаемых массивными деревянными подпорками. Жилищам было тесно, и все они различались по цвету и архитектуре. Повсюду Малоун видел дворы, лестницы, железные поручни, закругленные арки, остроконечные крыши и узкие проходы между домами. По миниатюрному акведуку из одного конца поселения в другой струилась вода. Все здесь, казалось, было построено бессистемно, кое-как, и Малоун невольно подумал о средневековом городишке.

Они шли следом за Соломенной Шляпой.

Помимо играющего на флейте музыканта, Малоун не видел ни одной живой души, хотя в этом удивительном селении царили чистота и порядок. Солнечные лучи просвечивали занавески на окнах, но за ними он ни разу не заметил никакого движения. Аккуратно вскопанные грядки, засаженные кустами томатов, словно приглашали проходящих мимо людей полакомиться обильным урожаем вызревших на них сочных красных плодов. Но зато от цепкого взгляда Малоуна не укрылась другая любопытная деталь — панели солнечных батарей, почти незаметно укрепленные на крышах, а также обилие спутниковых антенн-тарелок, также спрятанных либо под деревянными, либо под каменными навесами, которые на первый взгляд казались естественными деталями построек.

«Прямо как в Диснейленде, — подумалось Малоуну, — где все технические агрегаты тоже искусно скрыты от взглядов посетителей».

Соломенная Шляпа остановился перед деревянной дверью и отпер ее огромным бронзовым ключом. Они вошли и оказались в рефектории, огромной монастырской трапезной, украшенной фресками с изображениями сцен из жизни Моисея. В воздухе плавал запах сосисок и квашеной капусты. Посередине потолка, выкрашенного в тона от шоколадно-коричневого до желтого, располагалась выполненная в форме ограненного бриллианта панель ярко-лазурного цвета, испещренная золотыми звездами.

— Ваше путешествие было, без сомнения, долгим, — проговорил Соломенная Шляпа. — Здесь вы найдете еду и питье.

На одном из столов их ждал поднос с аппетитными коричневыми хлебами, мисками с помидорами, луком, плошками с топленым маслом. Одна миска была наполнена финиками, в другой — три больших граната. Из носика чайника шел пар и вкусно пахло свежезаваренным чаем.

— Весьма гостеприимно с вашей стороны, — поблагодарил Малоун.

— Да, весьма вам благодарны, — подхватил Макколэм, правда, далеко не самым вежливым тоном. — Но мы бы хотели взглянуть на библиотеку.

На костлявом лице молодого человека отразилось неудовольствие, но лишь на секунду.

— Мы предпочитаем, чтобы вы сначала подкрепились и отдохнули, — сказал он. — Кроме того, вы, видимо, хотите почиститься, прежде чем войти.

Макколэм шагнул вперед.

— Мы преодолели все испытания, пришли сюда и теперь хотим видеть библиотеку!

— Безусловно, мистер Хаддад преодолел отведенные ему испытания и заслужил то, чтобы быть допущенным в нее. Однако ни вас, ни женщину не приглашали. — Соломенная Шляпа повернулся к Малоуну. — Вообще-то за то, что вы самовольно взяли с собой этих двоих, ваше приглашение также должно быть аннулировано.

— Почему же я здесь?

— Для вас было сделано исключение.

— Откуда вы знаете, что я — тот, кого вы приглашали?

— Вы знали путь, которым следовало идти.

Не промолвив больше ни слова, Соломенная Шляпа вышел из трапезной и закрыл за собой дверь. Они остались стоять в молчании. Наконец Пэм нарушила его, заявив:

— Я голодна.

Малоун тоже проголодался. Он положил свой рюкзак на стол.

— Так давайте же воспользуемся их гостеприимством.

73

Мэриленд

Стефани и Кассиопея выскочили из ресторана. Для Ларри Дейли уже ничего нельзя было сделать. Его машина, превратившаяся в груду обломков, полыхала вовсю. Любопытно, что взрыв уничтожил только его автомобиль, почти не повредив другие.

Мастерская, точно рассчитанная акция.

— Нам нужно уезжать, — проговорила Кассиопея.

Стефани не стала спорить.

Женщины подбежали к джипу и прыгнули внутрь. Стефани, оказавшаяся на водительском сиденье, вставила ключ в зажигание, но в последний момент в ее голове мелькнула тревожная мысль, и рука ее замерла. Она повернулась к подруге.

— А мы, по-твоему, не взлетим на воздух?

— Нет, если только президент лично не приказал заминировать этот автомобиль.

Она повернула ключ, и двигатель, ожив, заворчал. В тот момент, когда они выезжали с парковки, из-за угла вывернула полицейская машина и остановилась возле ресторана.

— Что рассказал тебе Дейли? — спросила Кассиопея.

Коротко пересказав разговор с беднягой, Стефани подытожила:

— Сначала мне показалось, что он врет на каждом шагу. Заговор с целью убийства Дэниелса и все такое. Но теперь…

Навстречу им пронеслась машина «скорой помощи».

— Зря они так торопятся, — прокомментировала Стефани. — Там уже некого спасать. Он даже не понял, откуда пришла смерть.

— Немного театрально, — в тон ей ответила Кассиопея. — Дейли можно было убрать десятком других способов, причем гораздо более простых и бесшумных.

— Значит, к этому хотели привлечь внимание. Еще бы, помощника советника президента по национальной безопасности взрывают в его собственной машине! Такая новость наделает много шума.

Стефани вела машину медленно, не превышая скорости и направляясь из города в ту сторону, откуда они приехали, к шоссе. На перекрестке она остановилась и после короткого размышления повернула на юг.

— Куда теперь? — осведомилась Кассиопея.

— Нужно найти Грина.

Еще пять миль — и в зеркало заднего вида она заметила автомобиль, серый «форд». Он ехал на большой скорости и быстро нагонял их. Стефани полагала, что он их обгонит, и продолжала безмятежно двигаться по почти пустому двухполосному шоссе. Однако, не оправдав ее ожиданий, незнакомая машина нагнала их джип и теперь ехала прямо позади, почти уткнувшись носом в их задний бампер. На переднем сиденье Стефани разглядела две мужские фигуры.

— У нас появилась компания.

Они ехали на скорости шестьдесят миль в час, и дорога петляла по лесистой загородной местности. Иногда по обе стороны от нее в отдалении мелькали редкие фермерские домики, окруженные полями и лесами.

Окно переднего пассажира открылось, и из него высунулась рука с пистолетом. Выстрел — и пуля отлетела от заднего стекла, не причинив ему никакого вреда.

— Благослови, Господи, секретную службу! — выдохнула Стефани. — Пуленепробиваемое стекло!

— Вот только про шины этого не скажешь.

Осознавая правоту Кассиопеи, Стефани увеличила скорость, но «форд» не отставал. Она крутанула рулевое колесо, выскочила на встречную полосу и ударила по тормозам, надеясь, что машина преследователей проскочит вперед. Как только она это сделала, водитель «форда» несколько раз выстрелил в бок их машины, но пули срикошетили от джипа.

— Надо же, — обрадовалась Кассиопея, — и машина бронированная!

— Мне кажется, тебе больше всего понравилось бы ездить на танке. А нет ли каких-нибудь мыслей относительно того, что это за ребята?

— Тот, который стрелял, недавно гнался за нами в парке, так что, я полагаю, нас снова нашли саудовцы.

— Они, видимо, были посланы, чтобы взорвать Дейли, и случайно наткнулись на нас.

— Какие же мы с тобой везучие!

Стефани вернула джип на свою полосу. Теперь они оказались позади своих недавних преследователей. Кассиопея опустила боковое окно и дважды выстрелила в заднее стекло «форда». Тот попытался повторить маневр, который только что выполнила Стефани, но был вынужден немедленно вернуться в свой ряд, чтобы не столкнуться с мчавшимся навстречу грузовиком. Кассиопея воспользовалась представившейся возможностью и послала еще одну пулю в заднее стекло.

Пассажир «форда» высунул из разбитого заднего стекла руку с пистолетом, но Кассиопея не позволила ему выстрелить, пальнув в него еще раз.

— У нас новые проблемы, — сообщила Стефани. — Прямо сзади. Другая машина.

Новый автомобиль уже плотно сидел у них на хвосте, и в его салоне тоже находились двое. Стефани продолжала гнать. Стоит им остановиться, и придется противостоять четырем вооруженным мужчинам.

Кассиопея, думая, по всей видимости, о том же, выдвинула предложение:

— Я попробую прострелить шины у той тачки, которая впереди, а потом разберемся с задними.

Снаружи послышался резкий звук, но это был не выстрел, а хлопок.

Стефани почувствовала, как внедорожник повело вправо, и тут же поняла, что произошло. Им самим пробили скат. Она нажала на педаль тормоза, изо всех сил пытаясь держать машину под контролем.

Еще один хлопок. Лопнуло левое колесо.

Она знала, что от обычных пуль колеса не взрываются, но из них выходил воздух, и оставалась всего пара минут, прежде чем джип поедет на ободьях. Поэтому Стефани продолжала удерживать машину на дороге, чтобы выиграть еще одну-две мили.

Кассиопея протянула ей пистолет и заменила обойму в собственном оружии. Поначалу они могли использовать бронированный джип в качестве укрытия, но долго укрываться в машине им не удастся. Перестрелка неизбежна, а ранний час и изолированное место, в котором они находились, играли на руку их врагам.

Задняя часть машины осела, и раздавшийся скрежет сообщил женщинам, что их путешествие подошло к концу.

Стефани остановила джип и схватила пистолет.

Передний «форд» затормозил на бровке дороги. Задний сделал то же самое. Из обеих машин высыпали вооруженные люди.


Расправившись с гранатом, одним из своих самых любимых фруктов, Малоун выпил еще одну чашку крепкого горячего чая. Они трое оставались в этом зале вот уже сорок пять минут, и все это время Малоун не мог избавиться от ощущения, что за ними наблюдают. Он по возможности незаметно оглядел трапезную залу, пытаясь определить, где могут располагаться видеокамеры. Остальные столы стояли пустыми, буфет возле стены — тоже. Он представил, какая обстановка должна здесь царить обычно: негромкое звяканье посуды, скрип вилок о тарелки, приглушенные разговоры на нескольких языках, которые, без сомнения, велись тут во время каждой трапезы. Закрытая дверь в противоположном конце зала, предположил Малоун, должна вести на кухню. В рефектории царила прохлада — наверняка благодаря толстым каменным стенам.

Внешняя дверь отворилась, и в трапезную вошел Соломенная Шляпа.

Малоун отметил, что каждое действие молодого человека напоминало поведение слуги — вышколенного и не привыкшего размышлять.

— Мистер Хаддад, вы действительно готовы войти в библиотеку?

Малоун кивнул.

— Я подкрепился и отдохнул.

— В таком случае следуйте за мной.

Макколэм вскочил со стула. Малоун внимательно следил за ним, ожидая, что тот предпримет.

— Не возражаете, если мы сначала посетим туалет?

Соломенная Шляпа согласно кивнул.

— Я отведу вас. Но затем вам придется вернуться сюда. Приглашенным являетесь не вы, а мистер Хаддад.

Макколэм только отмахнулся:

— Ладно. Только отведите меня в туалет.

Соломенная Шляпа спросил:

— Мистер Хаддад, не нуждаетесь ли в том же и вы?

Малоун ответил вопросом на вопрос:

— Вы Хранитель?

— Да, мне оказана такая честь.

Он рассматривал юношеское лицо Соломенной Шляпы. Кожа того была на удивление гладкой, скулы — высокими, овальные глаза выдавали восточное происхождение.

— Как вы обходитесь столь малым числом людей? Мы помимо вас видели пока только одного.

— Это никогда не было проблемой.

— Но что, если сюда попытаются вторгнуться злоумышленники?

— Мистер Хаддад — ученый человек. Нам нечего бояться.

Малоун сделал вид, что ничего не заметил.

— Отведите его в туалет, — сказал он. — Мы подождем здесь.

Хранитель повернулся к Пэм.

— Мне ничего не нужно, — поспешно проговорила она.

— Мы вскоре вернемся.


Стефани приготовилась к схватке. Кто-то убил Ларри Дейли, а теперь хочет отправить следом за ним и ее. Она злилась на то, что в эту смертельную игру оказалась вовлечена Кассиопея, но это был ее свободный выбор, и теперь в глазах подруги она не видела ни страха, ни упрека, только решимость.

Четверо мужчин приближались к «сабербану».

— Ты бери на себя тех двоих, что впереди, а я разберусь с задними, — сказала Кассиопея.

Стефани кивнула.

Обе женщины приготовились открыть двери и стрелять. Это казалось более разумным, нежели просто сидеть в машине и предоставить нападавшим полную свободу действий. Возможно, им удастся использовать себе во благо эффект неожиданности. Стефани решила как можно дольше использовать в качестве прикрытия бронированную дверь и пуленепробиваемое стекло джипа.

В отдалении послышался рокочущий звук. Он нарастал — даже машина начала вибрировать.

Стефани увидела, как те двое, что находились впереди, развернулись и кинулись бежать. Полы их пиджаков и волосы развевал мощный поток воздуха, и в следующую секунду в поле зрения появился вертолет. Почти одновременно с этим подъехала и с визгом затормозила какая-то третья машина. Послышались короткие автоматные очереди.

Тела двух передних стрелков завертелись и рухнули на асфальт. Стефани обернулась. Задняя машина разворачивалась, пытаясь ретироваться. Вертолет завис в воздухе примерно в пятидесяти футах над ней. На шоссе лицом вниз лежал один из нападавших.

Открылась боковая дверца невесть откуда взявшейся машины, и из нее выскочил мужчина с автоматом в руке. Вертолет летел параллельно с пытающимся скрыться «фордом». Стефани видела, что по ним стреляют, но не слышала выстрелов. Внезапно «форд» вильнул и врезался в дерево.

Двое мужчин, лежавших впереди на асфальте, истекали кровью.

Она открыла дверь джипа.

— Все целы? — послышался рядом с ней мужской голос.

Стефани повернула голову. Рядом с соседней машиной стоял агент секретной службы, которого она впервые увидела в аэрокосмическом музее.

— Да, мы в порядке.

Зазвонил ее сотовый телефон. Она схватила трубку и нажала кнопку соединения.

— Я подумал, что, возможно, вам не помешает помощь, — сказал Дэниелс на другом конце линии.


Сейбр следом за Хранителем вышел из трапезной, и они двинулись по лабиринту безмолвных строений. На неровной улице лежали тени, отбрасываемые их крышами. «Город-призрак, — подумал он. — Мертвый и все же живой».

Они вошли в другую постройку, где располагался туалет со свинцовым полом. Вода в унитаз подавалась из жестяного бачка под потолком. Сейбр решил, что медлить дальше нельзя. Достав пистолет, который прихватил еще в португальском монастыре, он вышел из туалета и направил оружие в лицо своего проводника.

— В библиотеку!

— Вы не являетесь Приглашенным.

— А как насчет этого? Будешь кобениться — я прострелю тебе голову и потом найду дорогу сам.

Молодой мужчина выглядел скорее удивленным, нежели напуганным.

— Что ж, следуйте за мной.

74

Вена

Херманн очень скоро выяснил, что Торвальдсен отправился в schmetterlinghaus. Шеф его службы безопасности, грузный мужчина с темно-оливковой кожей и непомерными амбициями, следовал за хозяином, словно собачий хвост. Хозяин поместья не хотел привлекать внимание гостей, поэтому шел неторопливо, улыбаясь и радушно приветствуя членов ордена, гуляющих в розовом саду у дома.

Он был рад, что Торвальдсен пошел именно в Дом бабочек, расположенный в глубине территории. Там проблему можно будет решить тихо и незаметно. А это было именно то, чего он хотел.

Сквозь листья растений и стеклянные стены оранжереи Торвальдсен увидел приближение хозяина дома и обратил внимание на его решительную походку и насупленное лицо. Узнал он и австрийца — начальника охраны.

— Гари, к нам пожаловал мистер Херманн. Уходи в дальний конец оранжереи и спрячься в гуще растений. Он, вероятнее всего, находится в скверном настроении, и нам предстоит неприятный разговор. Я не хочу, чтобы ты выходил до тех пор, пока я тебя не позову. Ты можешь сделать это для меня?

Понятливый мальчик кивнул.

— Так иди же и сиди тихо.

Гари побежал по тропинке, тянущейся посередине искусственно созданных джунглей, и вскоре исчез в листве.

Херманн остановился перед входом в Дом бабочек.

— Оставайся здесь, — приказал он шефу своей охраны, — и проследи за тем, чтобы меня никто не беспокоил.

Затем он распахнул дверь и откинул в сторону занавеску. В теплом воздухе зигзагами летали бабочки, хотя обычное музыкальное сопровождение пока не было включено. Торвальдсен расположился в одном из кресел, в которых всего пару дней назад сидели сам Херманн и Сейбр. Херманн сразу же увидел письма — и вытащил из кармана пистолет.

— У тебя находится то, что принадлежит мне, — жестким тоном произнес он.

— Действительно. А ты, судя по всему, хочешь получить это обратно.

— Это уже не смешно, Хенрик.

— У меня твоя дочь.

— Я решил, что вполне могу обойтись без нее.

— Наверняка можешь. Интересно, знает ли об этом она сама.

— У меня в отличие от тебя хотя бы есть наследник.

Эта реплика больно резанула датчанина по сердцу.

— Тебе стало легче после того, как ты это сказал?

— Намного легче. Но, как ты сам прекрасно понимаешь, после моей смерти Маргарет развалила бы все созданное мной.

— Может, она пошла в свою мать? Та, насколько я помню, тоже была эмоциональной женщиной.

— Во многом это так. Но я не позволю Маргарет встать на пути к нашему успеху. Если хочешь убить ее, валяй, не стесняйся. Но мне нужна моя собственность.

Торвальдсен помахал в воздухе письмами.

— Ты, очевидно, читал это?

— Много раз.

— Ты всегда отзывался о Библии весьма негативно, причем твоя критика была аргументирована и, должен признать, убедительна. — Торвальдсен помолчал. — Я много думал. На нашей планете живет два миллиарда христиан, чуть меньше миллиарда мусульман и примерно пятнадцать миллионов евреев. То, что написано на этих страницах, разозлит их всех.

— В этом заключается коренной порок любой религии. Она не испытывает уважения к истине, ее заботит не то, что является реальным на самом деле, а лишь то, что она может выдать за реальность.

Торвальдсен усмехнулся.

— Христиане узнают, что их Библия сфальсифицирована от начала до конца. Евреи выяснят, что Ветхий Завет является летописью их предков, которые жили, оказывается, вовсе не в Палестине. А мусульмане столкнутся с жутким фактом, что их священные земли, самые святые места, когда-то являлись родиной евреев.

— У меня нет на все это времени, Хенрик. Верни мне письма, а потом шеф моей охраны выпроводит тебя из поместья.

— И как ты объяснишь мой отъезд остальным членам ордена?

— Тебя срочно вызвали в Данию по неотложным делам бизнеса. — Херманн огляделся. — Где сын Малоуна?

Торвальдсен пожал плечами.

— Развлекается где-нибудь на территории поместья. Я велел ему держаться подальше от неприятностей.

— Ты бы лучше самому себе это посоветовал. Я знаю о твоих связях с Израилем, и, полагаю, ты уже сообщил своим тамошним друзьям о том, что мы планируем. Но они наверняка знают о том, что мы охотимся за Александрийской библиотекой — так же, как и они сами. Они пытались помешать нам, но пока у них ничего не получалось, а теперь уже слишком поздно.

— Ты возлагаешь слишком большие надежды на своего наемника. Как бы он не разочаровал тебя.

Херманн не мог проявить неуверенность, которая на самом деле гнездилась в его душе, поэтому он бесстрастным тоном заявил:

— Этого не случится никогда.


Малоун встал из-за стола и достал из рюкзака пистолет.

— А я все думала, долго ты еще будешь здесь торчать? — язвительно сказала Пэм.

— Достаточно долго для того, чтобы понять, что наш друг не вернется.

Закинув рюкзак на спину, он открыл дверь. Снаружи не доносилось ни шума, ни голосов, ни шагов, ни звуков флейты. Лишь мрачная, торжественная тишина.

Прозвенел колокол, отбив три часа пополудни.

Они шли мимо разношерстных домов, которые цветом и корявостью напоминали мертвые листья, мимо торжественно возвышающейся башни с выпуклой крышей цвета высохшей замазки. Неровность улицы говорила о ее возрасте. Единственным признаком того, что здесь хоть кто-то живет, была одежда — нижнее белье, чулки, штаны, вывешенные для просушки на балконах.

Завернув за угол, они заметили Макколэма и Соломенную Шляпу, пересекающих маленькую площадь с фонтаном. В монастыре, по-видимому, имелись артезианские скважины, поскольку в воде здесь недостатка не было.

Макколэм держал в руке пистолет, прижимая его ствол к затылку Соломенной Шляпы.

— Приятно убедиться в том, что мы были правы относительно нашего партнера, — прошептал Малоун.

— Похоже, он хочет первым взглянуть на библиотеку.

— Это весьма невежливо с его стороны. Первыми должны быть мы.

Сейбр крепко прижимал пистолет к затылку Хранителя. Они миновали еще несколько домов, углубляясь в монастырский комплекс — до той точки, где творения рук человеческих встречались с сотворенным природой.

Он проклинал царящую вокруг тишину.

Скромная церковь, выкрашенная в бледно-желтый цвет, притулилась у склона горы. Ее внутреннее пространство с высоким сводом, освещенное естественным светом, изобиловало иконами, триптихами и фресками. Целый лес серебряных и золотых канделябров бросал блики на пол, богато украшенный мозаикой. Все это разительно контрастировало с тем, как невзрачно церковь выглядела снаружи.

— Это не библиотека, — сказал Сейбр.

На алтаре появился человек. Он также был смуглолицым, но ниже ростом и седой как лунь.

— Добро пожаловать, — проговорил старик. — Я — Библиотекарь.

— Ты тут главный? — грубо спросил Сейбр.

— Да, мне дарована такая честь.

— Я хочу видеть библиотеку.

— Для этого вам придется отпустить человека, которого вы удерживаете.

Сейбр оттолкнул Хранителя в сторону.

— Ладно, — прорычал он, направив пистолет на старика. — Тогда меня отведешь ты.

— Безусловно.

Малоун и Пэм пошли в церковь. Их встретили два ряда монолитных гранитных колонн, выкрашенных в белый цвет и с золочеными капителями. На колоннах были медальоны с ликами ветхозаветных пророков и новозаветных апостолов. Фрески изображали Моисея, принимающего скрижали с десятью заповедями и разговаривающего с горящим кустом. Ящики со стеклянными крышками содержали святые мощи, дискосы, чаши для Святого причастия и кресты.

И — никаких следов Сейбра и Соломенной Шляпы.

Справа от себя, в алькове, Малоун заметил две бронзовые клетки. В одной находились уложенные жуткой пирамидой сотни выбеленных временем человеческих черепов, в другой — не менее кошмарная груда костей.

— Хранители? — спросила Пэм.

— Наверное.

Тут его внимание привлекло что-то еще в освещенной солнцем церкви. Здесь не было скамей. Может, это православная церковь? Но сказать это наверняка было невозможно, поскольку в убранстве храма эклектически смешалась атрибутика самых разных религий.

Медленно ступая по мозаичному полу, Малоун подошел к алькову на противоположной стороне церкви. В нем на каменной полке, освещаемый солнечными лучами из мозаичного окна, находился целый человеческий скелет, облаченный в вышитые золотом пурпурные одежды с капюшоном. Ему придали сидячую позу с чуть склоненной головой. Казалось, скелет внимательно слушает. В костлявых руках, на которых до сих пор сохранились остатки иссохшей плоти и ногтей, он сжимал посох и четки. На граните внизу были выбиты три слова:

CUSTOS RERUM PRUDENTIA

— Благоразумие — хранитель порядка вещей, — проговорил Малоун, переводя для Пэм это изречение. Однако его познаний хватало, чтобы знать: слово prudentia переводится с латыни не только как благоразумие, но и как мудрость. В любом случае смысл изречения был понятен.

Из-за иконостаса в передней части церкви послышались звуки, как будто открыли, а затем закрыли дверь. Взяв пистолет наизготовку, он подкрался к иконостасу и вошел в дверной проем, располагающийся в центре искусно украшенной панели. В дальнем конце короткого коридорчика располагалась еще одна дверь.

Панели были из кедра, и на них были написаны все те же слова из Псалма 118: «ЭТО ВРАТА ГОСПОДНИ, И ВОЙТИ В НИХ МОЖЕТ ТОЛЬКО ДОСТОЙНЫЙ».

Малоун подошел к двери, потянул за веревочную ручку, и дверь открылась, издав целую какофонию жалобных стонов. Старинная панель была оснащена вполне современным дополнением — электронным засовом. От одной из петель змеился электрический провод, исчезающий затем в отверстии, просверленном в камне.

Пэм тоже заметила это.

— Как странно, — сказала она.

Малоун согласился.

Затем он заглянул в дверь, и его удивление многократно усилилось.

75

Мэриленд

Стефани выпрыгнула из вертолета, который доставил их с Кассиопеей обратно в Кэмп-Дэвид. Дэниелс ждал их на вертолетной площадке. Стефани направилась прямо к нему, а винтокрылая машина тем временем взмыла в утреннее небо и вскоре растворилась за верхушками деревьев.

— Вы, может, и президент Соединенных Штатов, — жестко проговорила она, — но при этом вы еще гнусный сукин сын! Вы послали нас туда, заранее зная, что на нас нападут!

На лице Дэниелса появилось скептическое выражение.

— Откуда мне было это знать?

— А вертолет со стрелком просто случайно пролетал поблизости?

— Давайте пройдемся, — сказал президент, сделав широкий жест рукой.

Они пошли по широкой дорожке. Трое агентов секретной службы следовали в двадцати футах сзади.

— Расскажите мне обо всем, что произошло, — попросил Дэниелс.

Стефани успокоилась, пересказала президенту утренние события и закончила словами:

— Он думал, что кто-то организовал заговор с целью убить вас.

Как странно было говорить о Дейли в прошедшем времени!

— И был прав.

Они остановились.

— С меня довольно, — проговорила Стефани. — Я на вас больше не работаю, но вы заставляете меня действовать вслепую. Как, по-вашему, я смогу хоть чего-то добиться?

— Я уверен, что вы хотели бы получить обратно вашу работу, разве не так?

Она помедлила с ответом и тут же поняла, что ее молчание могло быть истолковано не иначе как утвердительный ответ. Она разработала концепцию группы «Магеллан», создала и возглавляла ее с первого дня существования этой маленькой спецслужбы. То, что происходило сейчас, поначалу развивалось без ее участия, но теперь мужчины, которые не вызывали у нее ни симпатии, ни уважения, вовсю использовали ее.

— Только не в том случае, если для этого потребуется целовать вам задницу. — Она сделала короткую паузу и добавила: — Или вновь подвергать опасности Кассиопею.

Дэниелс казался невозмутимым.

— Идемте со мной.

В молчании они дошли до одного из домиков. Оказавшись внутри, президент взял портативный CD-плеер.

— Послушайте-ка это.


— «Брент, я сейчас не могу объяснить всего. Скажу лишь, что вчера вечером я подслушал разговор между вашим вице-президентом и Альфредом Херманном. Орден, а точнее Херманн, планирует убить вашего президента.

— Ты слышал подробности плана? — спросил Брент.

— На следующей неделе Дэниелс намерен предпринять поездку в Афганистан, о которой заранее никому не сообщается. Херманн нанял людей Бен Ладена и снабдил их ракетами для того, чтобы сбить самолет.

— Это очень серьезное обвинение, Хенрик.

— Вот именно, а я, как тебе известно, такими обвинениями кидаться не привык. Все это я слышал собственными ушами, а со мной — мальчик Малоуна. Ты можешь проинформировать президента? Пусть отменит поездку. По крайней мере на первое время угроза будет устранена.

— Разумеется, Хенрик. Что там у вас происходит?

— Больше, чем я могу сейчас объяснить. Буду на связи».


— Это было записано более пяти часов назад, — пояснил Дэниелс. — Однако никакого предупреждения от моего преданного генерального прокурора так и не поступило. А ведь мог бы хотя бы попытаться. Как будто меня так трудно найти!

— Кто убил Дейли? — не удержалась от вопроса Стефани.

— Ларри, упокой Господи его душу, перегнул палку. Он был весьма осведомленным человеком с большим количеством связей. Узнал, что что-то происходит, и решил провести собственное расследование, изображая из себя героя-одиночку. Это было ошибкой. У кого сейчас находятся те флэш-карты? Они и убили Ларри.

Кассиопея и Стефани ошеломленно уставились друг на друга. Наконец она проговорила:

— Грин.

— Похоже, мы наконец определили победителя конкурса на главного предателя.

— Так арестуйте его! — воскликнула Стефани.

Дэниелс отрицательно покачал головой.

— Нам нужно больше. Третий раздел третьей статьи Конституции США вполне ясно говорит, что государственной изменой Соединенным Штатам считается присоединение к их врагам и оказание врагам помощи и поддержки. Люди, которые хотят меня убить, являются нашими врагами. Но никто не может быть осужден за государственную измену, кроме как на основании показаний двух свидетелей об одном и том же очевидном деянии. Нам нужно больше.

— В таком случае вы можете отправиться в Афганистан, и после того, как ваш самолет собьют, у нас будет это самое «очевидное деяние». Мы с Кассиопеей можем стать двумя свидетелями.

— Хорошо, Стефани, я сдаюсь. Вы были приманкой. Но я все время прикрывал вашу спину.

— Очень мило с вашей стороны.

— Нельзя выгнать птицу из кустов, не имея хорошей собаки. В противном случае охота становится бессмысленной тратой патронов.

Стефани все поняла. К подобному приему не раз прибегала она сама.

— Что мы должны делать сейчас?

В ее голосе звучала полная и безоговорочная капитуляция.

— Встретиться с Брентом Грином.


Малоун озадаченно смотрел перед собой. Дверь из церкви вела прямиком… в гору. Перед ним раскинулся квадратный зал футов пятидесяти в ширину и такой же глубины. Скудно освещенные светом серебряных бра, гранитные стены казались отполированными до зеркального блеска, пол представлял собой великолепную мозаику, потолок был украшен лепниной и арабесками красного и коричневого цветов. В дальнем конце зала возвышались шесть рядов черно-серых крапчатых, под мрамор, колонн, соединенных светло-желтыми перемычками. Между колоннами располагались семь проходов. Каждый из них напоминал темную утробу, над каждым была выбита латинская буква:

V S O V O D A

А еще выше — очередное библейское изречение. Это была цитата из Книги Откровения. На латыни.

Малоун перевел вслух:

— Не плачь. Вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу, и снять семь печатей ее.

Они услышали шаги, раздавшиеся за одним из проходов, но за каким именно, определить было невозможно.

— Макколэм — там, — проговорила Пэм. — Но где именно?

Малоун подошел к одному из проходов, вошел в него и оказался в тоннеле, освещенном еще более слабыми настенными лампами, располагавшимися через каждые двадцать футов. Затем он вышел и заглянул в соседний проход. Из него тоже начинался тоннель, только другой, который вел внутрь горы.

— Интересно. Еще одно испытание. Необходимо выбрать один из семи путей. — Малоун сбросил с плеч рюкзак. — Куда ушли те дни, когда в библиотеках требовалась всего лишь читательская карточка?

— Наверное, туда же, куда и дни, когда из самолета выходили только после приземления.

Он усмехнулся.

— Этот прыжок тебе удался великолепно.

— Лучше не напоминай.

Малоун смотрел на семь дверей.

— Ты ведь знал, что Макколэм станет действовать, верно? Именно поэтому ты позволил ему пойти с Хранителем?

— Он пришел сюда не ради интеллектуального обогащения, и никакой он не охотник за сокровищами. Этот человек — профи.

— Как и тот юрист, с которым я встречалась. Он оказался чем-то большим, нежели просто юрист.

— Израильтяне использовали тебя. Не мучай себя. Они и меня использовали.

— Думаешь, все это было подставой?

— Скорее манипулированием. Нам слишком легко удалось вызволить Гари. А что, если это было сделано специально для того, чтобы я убил его похитителей? Потом, когда я поехал к Джорджу, они просто последовали за мной. В Лондоне оказалась и ты, о чем было известно израильтянам. Напугав меня в аэропорту и гостинице, они добились того, чтобы я взял тебя с собой. Все логично. С помощью радиомаячка, который ты, сама того не зная, постоянно носила на себе, они следили за мной, вышли таким образом на Хаддада и убили его. Тот, кто похитил Гари, присоединяется к нам, чтобы найти вот это место. А это означает, что у похитителей были совершенно другие цели, нежели у израильтян.

— Ты думаешь, Гари похитил Макколэм?

— Он сам либо те, на кого он работает.

— Что же нам теперь делать?

Малоун выудил из рюкзака запасные обоймы и рассовал их по карманам.

— Идти за ним.

— В какую дверь?

— Ты сама ответила на этот вопрос еще в Лондоне, когда сказала, что Томас Бейнбридж оставил ключи к разгадке. В самолете я прочитал его роман. Ничто в книге и близко не напоминает то, через что пришлось пройти нам. Там потерянную библиотеку находят на юге Египта. Никакого Квеста героя. Но вот памятник в его саду — совсем другое дело. Я долго размышлял над последней частью Квеста, которую дал нам Макколэм. Мне казалось невозможным просто заявиться сюда, когда мы доберемся до нужного места.

— Если только не приставишь пистолет к чьей-нибудь голове.

— Верно. Но не совсем. — Он указал на дверные проемы. — С такой системой безопасности они могли с легкостью завести незваного гостя в такие дебри, из которых он никогда бы не выбрался. И где все? Здесь царит безлюдье.

Малоун вновь перечитал буквы над входными проемами.

V S O V O D A

И все понял.

— Ты постоянно наезжала на меня, удивляясь, зачем человеку нужна эйдетическая память.

— Нет, я просто удивлялась, почему ты не можешь запомнить день моего рождения и дату нашей свадьбы.

Малоун усмехнулся.

— Зато сегодня она мне очень пригодится. Вспомни последнюю часть Квеста. «Остерегайся букв». Монумент в Бейнбридж-холле. Латинские буквы.

Он и сейчас видел их словно наяву:

D OVOSVAVV М

— Помнишь, ты спросила меня, почему D и М отделены от остальных восьми букв? — Он указал на входы в семь тоннелей. — Одна из букв впускает тебя внутрь, вторая, как мне кажется, выводит наружу. Что значат буквы, стоящие посередине, я пока не знаю, но, думаю, очень скоро мы выясним и это.

76

Вена

Торвальдсен оценил свое положение. Ему было необходимо переиграть Херманна, и именно с этой целью он пришел сюда с пистолетом под свитером. Кроме того, он по-прежнему держал в руках письма святого Августина и святого Иеронима. Но у Херманна тоже было оружие.

— С какой целью ты похитил Гари Малоуна? — спросил он.

— У меня ни малейшего желания выступать в роли допрашиваемого.

— Ну развлеки меня хоть немного. Мне же все равно скоро уезжать.

— С целью заставить его отца делать то, что нам нужно. И это сработало. Малоун привел нас прямиком в библиотеку.

Торвальдсен вспомнил сомнения, высказанные накануне вечером американским вице-президентом, и решил надавить на ту же болезненную для австрийца точку.

— Ты это знаешь?

— Я всегда все знаю, Хенрик. В том и заключается разница между нами. Именно поэтому я возглавляю орден.

— Члены ордена понятия не имеют о твоих планах. Им только кажется, что они их понимают.

Торвальдсен строил разговор наугад, надеясь лишь на то, что ему удастся выудить из Херманна какую-нибудь дополнительную информацию. Что касается Гари, то он велел ему спрятаться по двум причинам. Во-первых, по поведению или неосторожной реплике мальчика Херманн мог бы понять, что Гари и Торвальдсен вчера вечером подслушали его тайные переговоры с вице-президентом США. В этом случае над ними нависла бы смертельная угроза. Во-вторых, датчанин знал, что Херманн будет вооружен, и не хотел лишний раз подвергать парня опасности.

— Они верят Кругу, — продолжал Херманн, — и мы никогда не разочаровывали их.

Торвальдсен помахал в воздухе листами.

— Ты мне это хотел показать?

Херманн кивнул.

— Я полагал, что, узнав о лживости Библии, о ее чудовищных изъянах, ты поймешь: мы всего лишь собираемся рассказать миру о том, о чем он должен был узнать еще полторы тысячи лет назад.

— Ты думаешь, мир к этому готов?

— Я не хочу дискутировать на эту тему, Хенрик. — Австриец поднял руку с пистолетом. — Мне нужно другое. Я хочу знать, откуда тебе стало известно об этих письмах.

— Как и ты, Альфред, я тоже всегда все знаю.

Дуло пистолета смотрело в лицо Торвальдсену.

— Я пристрелю тебя. Здесь моя вотчина, и я знаю, как улаживать проблемы. Поскольку моя дочь уже у тебя, я могу использовать это. Скажу, что ты похитил ее, чтобы шантажировать меня, но твой план не удался. Впрочем, детали не будут иметь особого значения, да и тебе уже будет все равно.

— Значит, ты все же хотел бы видеть меня мертвым?

— Вне всякого сомнения. Так было бы гораздо проще во всех отношениях.

Торвальдсен услышал топот бегущих ног и в тот же момент увидел Гари, который налетел на них из-за экзотических растений и прыгнул на Херманна. Гари был юношей высокого роста, длинноногим и крепким. Сила столкновения сбила старого Херманна с ног и заставила выронить пистолет. Гари, упавший вместе с ним, скатился со своего противника, проворно вскочил на ноги и поднял с земли оружие.

Херманн, ошеломленный неожиданным нападением, с трудом поднялся на колени и пытался отдышаться. Не дав ему такой возможности, Торвальдсен поднялся с кресла, взял пистолет из рук Гари и ударил австрийца рукояткой по голове. Глаза Синего Кресла закатились, и он ткнулся лицом в песок.

— Это был глупый поступок, — сказал Торвальдсен мальчику. — Я бы и сам справился.

— Каким образом? Он наставил на вас пистолет.

Датчанин не хотел признаваться в том, что и в самом деле оказался в безвыходной ситуации, поэтому он просто похлопал Гари по плечу.

— Это ты верно подметил, дружок. Но больше так не поступай.

— Хорошо, Хенрик, договорились. Когда в следующий раз кто-нибудь соберется вас пристрелить, я просто постою в сторонке.

Торвальдсен улыбнулся.

— Ты в точности как твой отец.

— Что будем делать теперь? Там снаружи еще один мужик дожидается.

Старый датчанин подвел Гари к выходу из Дома бабочек и тихо проговорил:

— Выйди и скажи, что его зовет господин Херманн. Потом оставайся снаружи. Я сам с ним разберусь.


Малоун шел по тоннелю, обозначенному буквой D. Проход был узковат даже для двоих и вел в глубь горы. Коридор уже сделал два поворота. Тусклый свет исходил от таких же настенных светильников, какие тянулись от самого входа. В холодном воздухе этого таинственного пространства носилось что-то едкое, отчего у Малоуна щипало в глазах. Еще нескольких поворотов — и они вошли в зал, украшенный великолепными фресками. Малоун подивился их совершенству. Ничего красивее он не видел за всю свою жизнь. Картины Страшного суда, речные воды, горящие адским огнем, древо Иессеево… На противоположной стене находилось семь входов, над каждым из которых была выбита та или иная латинская буква:

DMVSOAI

— Мы выбираем «О», правильно? — спросила Пэм.

Он улыбнулся.

— Ты быстро соображаешь. Буквы на том монументе в Бейнбридж-холле — это не что иное, как карта этого лабиринта. Таких дверей будет еще семь. V О S V А V V. Томас Бейнбридж оставил очень важный ключ, но он бесполезен до тех пор, пока не окажешься здесь. Вот почему триста лет Хранители не трогали его. Для непосвященных он кажется бессмыслицей.

Они продолжали двигаться по головоломному переплетению коридоров, никуда не ведущих тоннелей и тупиков. У Малоуна не умещалось в голове, сколько сил и времени потребовало сооружение этого лабиринта. Впрочем, на это Хранителям было отпущено более трех тысяч лет — достаточный срок, чтобы в полной мере проявить изобретательность и прилежность.

Они прошли еще семь залов с дверями, и каждый раз Малоун радовался, видя, что над одной из них непременно красуется какая-нибудь буква из надписи на монументе. Свой пистолет он держал наготове, но впереди не раздавалось ни звука. Разные залы имели разные, но в равной степени чудесные украшения: иероглифы, орнаменты, резные буквы и клинописные символы.

Когда они миновали седьмой зал и вошли в очередной тоннель, Малоун знал, что перед ними лежит последний отрезок пути.

Завернув за угол, они увидели, что свет в конце тоннеля гораздо ярче, чем бывало прежде. Возможно, там их ждет Макколэм. Малоун жестом велел Пэм оставаться у него за спиной, а сам стал бесшумно красться вперед. Дойдя до выхода, он замер и, оставаясь в тени, осторожно заглянул в следующее помещение.

Зал был большой, площадью не менее сорока квадратных футов, с горящими под потолком люстрами. Стены возвышались на двадцать футов и были покрыты мозаичными картами. Египет. Палестина. Иерусалим. Месопотамия. Средиземноморье. Детали были минимальны, очертания побережий уходили в неизвестность, а надписи были сделаны на греческом, арабском и древнееврейском языках. В противоположной стене было еще семь дверей. Одна из них, над которой была высечена буква М, должна была вести в библиотеку.

Они вошли в этот зал.

— Добро пожаловать, мистер Малоун, — раздался мужской голос.

Из темноты одной из дверей выступили две фигуры мужчин. Одним был тот самый Хранитель, которого чуть раньше взял в заложники Макколэм, только теперь на нем не было соломенной шляпы. А вторым был Адам. Тот самый, из квартиры Хаддада и лиссабонского монастыря.

Малоун поднял пистолет.

Ни Хранитель, ни Адам не пошевелились. Они просто смотрели на него с тревогой в глазах.

— Я вам не враг, — проговорил Адам.

— Как вы нас нашли? — спросила Пэм.

— Это не я, это вы меня нашли.

Малоун вспомнил, как стоящий перед ним человек застрелил Джорджа Хаддада, и вдруг заметил, что Адам одет так же, как и молодой Хранитель, — в мешковатые штаны, плащ, подпоясанный на поясе веревкой, и сандалии.

Ни один из мужчин не был вооружен.

Малоун опустил пистолет.

— Вы тоже Хранитель? — спросил он Адама.

Тот склонил голову.

— Ваш покорный слуга.

— Почему вы убили Джорджа Хаддада?

— Я этого не делал.

Он заметил движение позади мужчин и увидел, как из той же двери вышла женская фигура. Ева из квартиры Хаддада. Живая и невредимая.

— Мистер Малоун, — сказала она, — я помощник Библиотекаря, и мы все обязаны дать вам объяснение произошедшего. Только оно должно быть коротким.

Он хладнокровно слушал.

— Мы были в Лондоне, чтобы создать иллюзию. Было жизненно важно, чтобы вы продолжали двигаться вперед, и Библиотекарь решил, что хитрость — лучший способ добиться этого.

— Библиотекарь?

Ева кивнула.

— Он руководит нами. Мы немногочисленны, но нас всегда хватало, чтобы защищать это место. Здесь служило много Хранителей. Вы наверняка видели их останки в церкви. Но мир меняется, и нам становится невероятно сложно выполнять свою миссию. Мы остаемся без средств, да и ряды наши в последнее время почти не пополнялись. А тут еще эта новая угроза.

Малоун ждал дальнейших объяснений.

— На протяжении нескольких последних лет нас кто-то усиленно ищет. В своих поисках эти люди даже задействовали правительства различных стран. Произошедший с Джорджем Хаддадом пять лет назад инцидент, после которого вам удалось увезти его в безопасное место и спрятать, привел к тому, что Приглашенный был разоблачен. Раньше такого не происходило никогда. В прошлом все Приглашенные свято выполняли обещание хранить молчание. Все, кроме одного — Томаса Бейнбриджа. Однако нам повезло — его проступок принес пользу. Ваше путешествие стало возможным именно благодаря недостаточной твердости характера Бейнбриджа.

— Вы знали, что мы к вам идем? — удивилась Пэм.

— В течение большей части вашего путешествия мы стимулировали вас, побуждали двигаться дальше. Вот только израильтяне оказались весьма агрессивными в попытках найти вас. Вовлечены даже американцы, но, похоже, по другой причине. Все стремились отдать нас за бесценок. И тогда Библиотекарь решил запустить цепь событий, которые контролировали бы мы сами. Событий, которые привели бы главных игроков прямо к нам.

— Разве такое возможно?

— Но ведь вы же здесь.

— Мы находились в Лондоне, чтобы подтолкнуть вас, — вступил в разговор Адам. — А чтобы убедить вас в подлинности стрельбы, пришлось прибегнуть к некоторым театральным трюкам. — Адам перевел взгляд на Пэм. — То, что я подстрелил вас, стало чистой воды случайностью. Я не ожидал, что вы появитесь на улице.

— Я тоже, — пробормотал Малоун. Однако слова этих двоих еще не убедили Малоуна. Он посмотрел на Еву. — Джордж стрелял в вас. Я потом забрал его пистолет. Он был заряжен боевыми патронами.

— Да, он меткий стрелок. У меня до сих пор синяки на теле, но бронежилет сделал свое дело.

— Затем мы отправились в Лиссабон, преследуя двоякую цель, — продолжал Адам. — Во-первых, чтобы и дальше подталкивать вас, а во-вторых, чтобы отвлечь израильтян. Нам нужно было, чтобы вы трое прибыли сюда без нежелательной компании. Другие, кто был в аббатстве, являлись членами израильской группы ликвидаторов, но вы уничтожили их.

Малоун посмотрел на Пэм.

— Теперь ты видишь, что играли не только тобой.

— Человека, который прибыл с вами, зовут Доминик Сейбр, хотя его настоящее имя действительно Джеймс Макколэм, — сказала Ева. — Он работает на организацию, известную как орден Золотого Руна. Он пришел, чтобы завладеть библиотекой.

— И привел его я, — виновато произнес Малоун.

— Нет, — сказал Адам, — это мы позволили вам привести его.

— Где Библиотекарь? — спросила Пэм.

Адам махнул рукой в сторону дверей.

— Там. Он ушел с Сейбром. Под дулом пистолета.

— Коттон, — заговорила Пэм, — ты понимаешь, что это значит? Если в тот день не убили Еву…

— Библиотекарь — Джордж Хаддад.

Ева кивнула. Ее глаза наполнились слезами.

— Он умрет.

— Он увел Сейбра внутрь, — проговорил молодой Хранитель, — и при этом знал, что уже не вернется обратно.

— Откуда он может это знать? — поинтересовался Малоун.

— Либо орден, либо Сейбр хотят прибрать библиотеку к рукам. Кто именно? Это еще предстоит выяснить. Но в любом случае нас всех убьют. Поскольку нас мало, это не составит для них большого труда.

— Здесь есть оружие?

Адам покачал головой.

— Оно сюда не допускается.

— Скажите, то, что находится там, внутри, заслуживает того, чтобы отдать за него жизнь? — спросила Пэм.

— Без сомнения, — ответил Адам.

Малоун понимал, что происходит.

— Ваш Библиотекарь виновен в смерти Хранителя, случившейся много лет назад. Он считает, что смерть станет для него искуплением этого греха.

— Я знаю, — сказала Ева. — Сегодня утром он видел, как вы спрыгнули с парашютами, и уже тогда знал, что это его последний день. Он сказал мне о том, что должен сделать. — Ева шагнула вперед. Слезы уже текли по ее щекам. — Он сказал, что вы остановите происходящие страшные события. Так спасите его! Он не должен умереть! Спасите всех нас!

Малоун повернулся к двери под буквой М и крепче сжал в руке рукоятку пистолета. Сбросив рюкзак на пол, он приказал Пэм:

— Оставайся здесь.

— Нет, — сказала, как отрезала, она. — Я иду с тобой.

Он обернулся. Эта женщина, которую он одновременно любил и ненавидел, как и Джордж Хаддад, сейчас находилась на распутье.

— Я хочу помочь, — сказала она.

Малоун не имел представления, что случится в следующие минуты, и потому сказал:

— У Гари должен быть хотя бы один из нас. Мы нужны ему.

Не сводя с него взгляда, Пэм словно отрезала:

— Старику мы нужны больше. И сейчас.

77

Мэриленд

Стефани слушала радиостанцию «ФОКС-НЬЮС». Пресс-служба полиции сообщала о том, что взорвавшаяся машина идентифицирована, равно как и погибший в ней человек — Ларри Дейли. Служащие ресторана опознали его как постоянного клиента этого заведения, а также описали темноволосую женщину, сидевшую рядом с ним за минуту до взрыва. Свидетели рассказали о том, как она и еще одна женщина, со смуглой кожей, кинулись бежать из ресторана сразу после взрыва и до приезда полиции.

Стоило ли удивляться тому, что ни один телеканал не сообщал о трех трупах вооруженных мужчин, обнаруженных всего в нескольких милях от места взрыва? Секретная служба подчищала концы быстро и эффективно.

Теперь они ехали на другой правительственной машине, «шевроле», предоставленной им Дэниелсом. Президент поставил условием, что Стефани не станет звонить, пока не отъедет подальше от правительственной резиденции. Теперь, оказавшись на расстоянии в семьдесят миль от Кэмп-Дэвида, она взяла сотовый телефон и набрала номер.

— Я ждал твоего звонка, — сказал ответивший Брент Грин. — Ты слышала про Ларри Дейли?

— Не только слышала, но и видела. Мы, можно сказать, сидели в первом ряду.

И она рассказала генеральному прокурору о том, что произошло в ресторане.

— Что вы там делали? — спросил Грин.

— Завтракали, причем за его счет.

— Откуда у тебя эта легкомысленная болтливость?

— Когда у тебя на глазах взрывают человека, поневоле станешь легкомысленным.

— Что происходит? — спросил Грин.

— Те же люди, которые убили Дейли, пытались убить нас с Кассиопеей, но нам удалось от них смыться. Они, по всей видимости, пасли Дейли, заминировали его машину, а потом, когда мы выбежали из ресторана, увязались за нами.

— Знаешь, Стефани, мне кажется, что у тебя жизней — как у кошки.

— Дейли рассказал мне важные вещи, Брент. Готовится нечто ужасное, и у него есть доказательства.

— Предателем оказался он?

— Вряд ли. Скорее корону в конкурсе на предательство придется отдать вице-президенту. Дейли много чего собрал на него.

На другом конце линии воцарилась тишина. Стефани слушала.

— Улики — серьезные? — спросил наконец генеральный прокурор.

— Для «Вашингтон пост» будет вполне достаточно. Дейли был очень напуган, поэтому и обратился ко мне. Ему была нужна помощь, и он мне кое-что оставил.

— В таком случае твоя жизнь в опасности, Стефани.

— Я это и без тебя знаю. Мне нужна твоя помощь.

— Разумеется, ты ее получишь. Что тебе нужно?

— Те флэш-карты, которые я взяла в доме Дейли… Они связаны с уликами, которые есть у меня. Сам Дейли погиб, но другие-то остались! Заговор не делается в одиночку.

В трубке воцарилась тишина.

— От Коттона в последнее время не было известий? — спросила она.

— Мне об этом не сообщали. А что с Торвальдсеном? Он связывался с Кассиопеей?

— Ни разу.

Сердце Стефани билось где-то внизу живота. Она окончательно убедилась в том, что Брент Грин — предатель, и Кассиопея, глядя на ее осунувшееся лицо, тоже поняла это.

— Нам нужно встретиться, Брент. В частном порядке. Только ты, я и Кассиопея. Что у тебя с расписанием?

— Ничего такого, чего я не мог бы отменить.

— Хорошо. У Дейли были какие-то очень серьезные доказательства. Он сказал, что они указывают на конкретных лиц, вовлеченных в заговор. Он собирал эти улики довольно долго. На одной из флэш-карт, которые я тебе отдала, находится запись, в которой начальник аппарата вице-президента говорит о возможном преемнике нынешнего президента после того, как тот погибнет. Но есть и кое-что еще. Нам нужно встретиться. В доме Дейли. Ты можешь туда приехать?

— Разумеется. Ты знаешь, где спрятана информация?

— Он рассказал мне.

— Так давай разберемся с этим.

— Согласна. Значит, встретимся через полчаса.

Стефани отключила телефон.

— Увы, — проговорила Кассиопея.

Стефани не могла рассчитывать на чужие промахи.

— Мы должны быть натянутыми как струна. Дейли убили по приказу Грина. Теперь это не вызывает сомнений. И он же стоит во главе заговора, собираясь убить президента.

— И нас, — проговорила Кассиопея. — Те люди определенно работали на саудовцев. Саудовцы, видимо, считают, что Грин и вице-президент — на их стороне. Но вице при этом ведет дела с орденом Золотого Руна. Из чего следует, что саудовцы ни хрена не получат. Главный приз заберет орден и использует его по своему усмотрению.

Чем ближе они подъезжали к Вашингтону, тем больше становилось пробок. Стефани замедлила ход и сказала:

— Остается надеяться на то, что арабы поймут это раньше, чем решат разобраться с нами.

78

Синайский полуостров

Джордж Хаддад вел своего палача в Александрийскую библиотеку. Яркий свет в подземном помещении, в которое они пришли, с непривычки ослеплял. Стены казались живыми благодаря мозаичным изображениям сцен повседневной жизни: цирюльник, бреющий клиента, мозольных дел мастер за работой, художник, пишущий картину, женщины, ткущие льняное полотно. Хаддад до сих пор помнил, какое впечатление произвели на него эти образы, когда он впервые вошел в этот зал, но его теперешний спутник оставался холодным как лед.

— Откуда поступает энергия?

— У вас есть имя? — спросил Хаддад.

— Это не ответ на мой вопрос.

Хаддад удивленно вздернул кустистые брови.

— Я старый человек и вряд ли представляю для вас угрозу. Я просто любопытствую.

— Меня зовут Доминик Сейбр.

— Вы прибыли по собственной воле или по чужой?

— По собственной. Решил стать библиотекарем.

Хаддад улыбнулся.

— Эта работа не из легких.

Сейбр немного расслабился и стал разглядывать зал, в котором они оказались. Он словно оказался в соборе. Вогнутые стены, куполообразный свод, отполированный до зеркального блеска красный гранит… Колонны — не привезенные сюда, а вырубленные из этой же горы, — соединяли пол с потолком и были снизу доверху покрыты изображениями — букв, лиц, растений и животных. Ниши и тоннели, в которых когда-то были копи фараонов, заброшенные за столетия до рождения Христа, в последующие столетия были переделаны людьми, одержимыми одним — Знанием. Тогда это помещение освещалось факелами и масляными лампами. Лишь в последнюю сотню лет новые технологии позволили счистить многовековую сажу и восстановить былую красоту.

Сейбр указал на мозаичное изображение на дальней стене.

— Что это?

— Передняя часть египетской повозки, украшенная головой шакала. Иероглифы до сих пор не расшифрованы. Каждая из комнат библиотеки имеет свой символ, соответствующий ее названию. Сейчас мы с вами находимся в Комнате чудес.

— Ты так и не сказал мне, откуда здесь берется энергия.

— От солнца. Электричества оно дает не много, но достаточно для освещения, компьютеров и телефонов. Известно ли вам, что идея использования солнечной энергии родилась более двух тысяч лет назад? Превращать свет в электричество. Однако эта теория была предана забвению, и лишь в последние пятьдесят лет эта мысль снова пришла кому-то в голову.

Сейбр мотнул стволом пистолета в другую сторону.

— Куда ведет эта дверь?

— В следующие комнаты. Комнату знаний, Комнату вечности, Комнату жизни. В каждой из них хранятся рукописи. В этой их — примерно десять тысяч.

Хаддад прошел в центр зала. На полках лежали тысячи рукописных свитков.

— Большую их часть уже невозможно прочитать. Время взяло свое. Но тут есть иные, воистину замечательные труды: математика Евклида, медицина Герофила, история Мането… Они были созданы еще до того, как появились первые фараоны. А лирика Каллимаха? Его изумительное стихосложение и поэтическая грамматика?

— Ты слишком много болтаешь!

— Я просто пытаюсь помочь. Ведь если ты собираешься стать Библиотекарем, тебе необходимо постичь премудрости этой работы.

— Каким образом уцелела библиотека?

— Первые Хранители проявили мудрость, выбрав это место. Горы, сухой климат. Влажность на Синае — большая редкость, а для книг нет более страшного врага, чем вода. Не считая огня, конечно.

— Давай посмотрим другие комнаты.

— Конечно. Ты увидишь все.

Хаддад повел своего палача к нужной двери. На его лице была улыбка. Человек, держащий его на прицеле, явно не знает, кто его заложник. Это хотя бы немного уравнивало их шансы.


Херманн открыл глаза. Его руки были разбросаны по песку, на рукаве мирно устроились три бабочки. Голова раскалывалась от боли.

Торвальдсен… Он и не подозревал, что датчанин способен на такое.

Херманн с трудом заставил себя встать и увидел лежащего в двадцати футах от себя начальника своей охраны. Пистолет пропал.

Херманн подошел к своему подчиненному и посмотрел на часы. Он пролежал в отключке целых двадцать минут. Хорошо, что никто ничего не заметил! Левый висок ломило, и он осторожно потрогал пальцами солидную шишку. Торвальдсен за это заплатит!

Мир все еще кружился в его глазах, но Херманн встал и отряхнул песок с брюк. Затем он наклонился и заставил очнуться начальника своей охраны. Индус встал.

— О произошедшем — никому ни слова!

Индус молча кивнул.

Херманн подошел к висящему в углу оранжереи телефону, снял трубку и сказал:

— Найдите, пожалуйста, Хенрика Торвальдсена.

И с удивлением услышал:

— Он здесь, у ворот. Собирается уезжать.

79

Синайский полуостров

Сейбр не верил в собственную удачу. Он нашел Александрийскую библиотеку! Повсюду, куда ни глянь, лежали папирусы, свитки, пергаменты и то, что старик называл кодексами. Эти кодексы — маленькие, компактные книги с коричневыми от времени страницами — даже не стояли, а лежали на полках, подобно мертвым телам.

— Почему здесь такой свежий воздух? — задал он новый вопрос.

— Вентиляция. Система вентиляторов гонит сюда сухой воздух снаружи, где он остужается на вершине горы. Это еще одно из достижений современных технологий, ставших доступными на протяжении последних пятидесяти лет. Хранители, предшествовавшие мне, подходили к выполнению своих обязанностей очень трепетно. А вы тоже ответственный человек?

Они вошли в третий залу, Комнату вечности. Ее символом, изображенным, как и прежде, на мозаичном полу, был присевший мужчина, раскинувший руки в стороны, словно рефери в борцовском поединке, зафиксировавший касание. Весь зал был уставлен рядами книжных полок с узкими проходами между ними. Библиотекарь сказал Сейбру, что это книги седьмого века, когда библиотека была уничтожена в результате очередного набега мусульман.

— В течение месяцев, предшествовавших этой смене политической власти, многое удалось спасти, — рассказывал Библиотекарь. — Теперь эти бесценные тексты существуют только здесь. Если обнародовать их, тогда то, что человечество называет словом «история», изменится окончательно и бесповоротно.

Сейбру нравилось то, что он слышал, поскольку все слова сумасшедшего старика сливались в одно — ВЛАСТЬ! Ему было необходимо узнать как можно больше и как можно скорее. Малоун может заставить другого Хранителя провести себя через лабиринт. Но существовала и другая возможность: не исключено, что противник Сейбра просто сидит и ждет его возвращения. Такой вариант казался более логичным. Каждую дверь, в которую они проходили на пути сюда, Сейбр помечал, царапая на каменной стене крестик. Ему будет легко выбраться отсюда. А тогда он займется Малоуном.

Но сначала он должен узнать о том, что так интересовало Альфреда Херманна.

— У вас тут есть манускрипты, касающиеся Ветхого Завета?


Хаддада порадовало, что его гость наконец перешел к сути дела. Сколько всего ему пришлось натерпеться, чтобы это все же случилось! После своей инсценированной смерти в Лондоне он ждал. Квартира прослушивалась и просматривалась видеокамерами, и он видел, как проникший в нее мужчина с пистолетом слушал специально оставленную для него запись на автоответчике и скачал информацию с компьютера.

Затем в Бейнбридж-холле он дождался появления Малоуна. Тот не мог там не оказаться, поскольку материалы, оставленные Хаддадом под кроватью, указывали именно на это место. Появление там Сейбра оказалось сюрпризом. То, что он убил двух посланных Хаддадом людей, только убедило палестинца в злых намерениях этого человека.

Одному из Хранителей удалось проследить Малоуна до отеля «Савой» и наблюдать их совместный завтрак с Сейбром. Затем та же пара глаз отследила, как эти двое плюс бывшая жена Малоуна садятся в самолет, следующий в Лиссабон. Поскольку Хаддад лично придумал квест, которым следовал Малоун, он точно знал его дальнейший путь.

Именно поэтому Адам и Ева оказались в Лиссабоне. Они должны были проследить за тем, чтобы ничто не помешало Малоуну и его новому спутнику добраться до Синайского полуострова.

Хаддад полагал, что угроза им может исходить от какого-нибудь государства — США, Израиля или Саудовской Аравии. Но теперь он понимал, что самую страшную опасность представлял собой стоящий рядом с ним человек. О том же говорили жадность в его взгляде и его вопросы.

— Здесь имеется множество документов, связанных с Библией, — сказал он. — Значительная часть работы Александрийской библиотеки была посвящена ее изучению.

— Мне нужен Ветхий Завет. На древнееврейском. Есть он у вас?

— У нас их три. Две книги предположительно являются копиями. Одна — оригинал.

— Где?

Библиотекарь указал на дверь, через которую они вошли.

— На две комнаты назад. Они находятся в Комнате знаний. Если вы хотите стать Библиотекарем, вам необходимо знать, где и какие хранятся материалы.

— Что говорится в тех Библиях?

Хаддад изобразил непонимание.

— Что вы имеете в виду?

— Я уже кое-что видел. Переписку между Иеронимом и Августином. Их болтовню о том, что Ветхий Завет подделан. Что перевод был неправильным. Здесь были Приглашенные. Четыре человека, и они изучали это. Один — палестинец, пять лет назад. Он потом сказал, что евреи вышли не из Палестины, а откуда-то из Саудовской Аравии. Что ты об этом знаешь?

— Много всего. И те люди были правы. Переводы Библии, какой она признана в наши дни, неверны. Ветхий Завет действительно является летописью евреев, которые в те времена жили не в Палестине. Их родной землей была Западная Аравия. Здесь, в Библиотеке, много материалов, доказывающих истинность этого утверждения. У меня даже имеется семь древних карт, на которых нанесены тогдашние места.

Между глаз Хаддада оказался ствол пистолета.

— Покажи мне их.

— Если вы не знакомы с древнееврейским или арабским языками, они вам мало что скажут.

— Повторяю в последний раз, старикашка: либо делай по-моему, либо сдохнешь. А потом я разберусь с твоими подручными.

Хаддад пожал плечами.

— Я просто хотел помочь.


Сейбр понятия не имел, являются ли разложенные перед ним рукописи и кодексы именно тем, что нужно Альфреду Херманну, да его это и не волновало. Теперь он был намерен руководить всем сам.

— Это труды, написанные во втором веке философами, которые занимались исследованиями в Александрийской библиотеке, — сообщил Библиотекарь. — В те времена евреи только начинали становиться серьезной политической силой в Палестине, доказывая, что они присутствовали в Палестине с древних времен, и утверждая свое якобы священное право на эти земли. Однако эти ученые определили, что в древности евреев там не было. Они изучили хранившиеся в библиотеке древнееврейские тексты Ветхого Завета и выяснили, что истории, передававшиеся евреями устно, сильно отличаются от их интерпретации в текстах, особенно наиболее древних. Похоже, с течением времени эти истории все больше адаптировались к политическим потребностям евреев на их новой родине, которой стала Палестина. Они попросту забыли свое собственное прошлое в Западной Аравии. Если бы не географические названия, оставшиеся неизменными, и не первоначальные тексты Ветхого Завета на древнееврейском, об этом так никто и не узнал бы.

Библиотекарь указал на один из кодексов.

— Этот гораздо более поздний. Пятого века. Именно тогда христиане захотели, чтобы Ветхий Завет был включен в их Библию. Эти труды ясно дают понять, что переводы изменялись таким образом, чтобы привести Ветхий Завет и нарождающийся Новый в соответствие друг с другом. Это была осознанная попытка переменить учение, историю, религию и политику.

Сейбр смотрел на книги…

Библиотекарь указал еще на одну стопку пергаментов, находившуюся в прозрачном пластиковом контейнере.

— Это самая древняя Библия, имеющаяся у нас. Она написана за четыреста лет до Рождества Христова и, разумеется, на древнееврейском. Единственный в мире экземпляр. Насколько мне известно, самый старый экземпляр Библии, имеющийся за пределами этих стен, датируется девятисотыми годами нашей эры. Не это ли вы ищете?

Сейбр ничего не ответил.

— Странный вы человек, — проговорил Библиотекарь.

— Что вы имеете в виду?

— Знаете ли вы, сколько сюда приходило Приглашенных? На протяжении веков их были многие тысячи! Если бы у нас была гостевая книга, она производила бы неизгладимое впечатление. Первым, в двенадцатом веке, стал Ибн Рушд Абу-аль-Валид Мухаммед ибн Ахмед, арабский философ, который критиковал Августина и ставил под сомнение учение самого Аристотеля. Свои исследования он проводил здесь. Хранители тогдашних времен решили, что пришла пора разделить Знание. Но — избирательно. Имен Приглашенных история не помнит. Так, какие-то мужчины и женщины… Но это — те мужчины и женщины, которые когда-то попались на глаза Хранителям и стали Приглашенными. Фома Аквинский, Данте, Петрарка, Бокаччо, Пуссен, Чосер… Вот какие люди бывали здесь, в этой самой комнате.

Здесь писал свои «Опыты» Монтень, здесь же, в Комнате знаний, Фрэнсис Бэкон сформулировал свое знаменитое утверждение: «Все знание — область моего попечения».

— Мне это что-то должно говорить?

Старик развел руками.

— Я лишь пытаюсь познакомить вас со сферой ваших обязанностей. Вы же сами сказали, что собираетесь стать Библиотекарем. В таком случае вам будет оказана огромная честь. Наши с вами предшественники встречались с Коперником и Кеплером, Декартом и Робеспьером, Бенджамином Франклином и даже с самим Ньютоном. Все эти образованнейшие люди получили здесь многие знания, а мир много получил благодаря их способности понимать и распространять эти знания.

— И ни один из них не рассказал о том, что побывал здесь?

— А зачем? Мы не ищем известности. Во многом благодаря этому они и получили всемирное признание. Наша обязанность заключалась в том, чтобы помогать им, оставаясь в тени. Сумеете ли вы продолжить эту традицию?

Поскольку у Сейбра не было ни малейшего намерения позволить кому-либо еще увидеть это место, он задал вопрос, который его действительно интересовал:

— Сколько здесь Хранителей?

— Девять. Наши ряды заметно поредели.

— Где они? Я видел только двоих!

— Монастырь большой. Братия выполняет свои обязанности.

Сейбр махнул пистолетом.

— Вернемся в первую комнату. Мне там нужно кое-что взять.

Старик пошел к выходу.

Сейбр размышлял над тем, не пристрелить ли его прямо сейчас, но Малоун к этому времени, должно быть, уже понял, что происходит. Теперь он либо ждет его в противоположном конце лабиринта, либо пробирается по нему.

Как бы то ни было, старик оказался весьма полезным.

80

Малоун завернул за последний угол и увидел дверь, по обе стороны которой стояли фигуры крылатых львов с человеческими головами. Ему было известно значение этого символа: разум человека, сила зверя и вездесущность птицы. Открытые мраморные двери висели на бронзовых петлях.

Они с Пэм вошли внутрь и огляделись. Малоун вновь подумал о том, сколько времени могло понадобиться для того, чтобы создать такое. По плиточному полу диагонально тянулись разделенные узкими проходами ряды стеллажей с ячейками, каждая из которых была заполнена свитками. Малоун подошел к одной из них и взял верхний. Документ был в замечательном состоянии, но он не решился развернуть его. Заглянув в пергаментную трубку, Малоун увидел, что текст вполне читаем.

— Никогда не думала, что может существовать нечто подобное, — сказала Пэм. — Просто уму непостижимо!

Малоуна поражало все, что он видел здесь, но самое сильное впечатление производила сама комната. На одной из блестящих красных стен он заметил слова на латыни: AD COMMUNEM DELECTATIONEM. Ради всеобщего блага.

— Хранители совершили нечто необыкновенное.

На стене было выгравировано кое-что еще. Малоун подошел ближе и внимательно рассмотрел вырезанную в камне схему. Пояснительные надписи были также на латыни. Он вслух перевел для Пэм их значение.

— Пять комнат, — сказал он под конец. — Они могут находиться в любой.

Внимание Малоуна привлекло движение у дальней двери. Он увидел Джорджа Хаддада, а затем Макколэма.

— Пригнись! — велел он Пэм и приготовил оружие.

Макколэм тоже заметил его, толкнул Хаддада на пол и выстрелил. Малоун упал на мрамор, используя находившиеся между ними полки в качестве укрытия.

— Ты быстро перемещаешься, — сказал Макколэм.

— Боялся, что ты без меня соскучишься.

— Библиотекарь составил мне компанию.

— Вы успели познакомиться?

— Он чересчур болтлив, но дело свое знает.

— Что теперь? — спросил Малоун.

— Боюсь, тебе и твоей бывшей придется замереть.

— Ты помнишь, я говорил, что не советую узнать меня с худшей стороны?

— Брось ты, Малоун! Я зашел так далеко, что теперь не собираюсь оказаться в проигравших. Знаешь что, давай устроим честный поединок: только ты и я. Прямо здесь. Если выиграешь, старику и твоей бывшей ничего не грозит. Согласен?

— Ты сам назвал условия. Действуй.

Хаддад слушал обмен репликами между Малоуном и Сейбром. Эти двое должны были разобраться между собой, а ему предстояло заплатить свой долг. Он снова вспомнил того Хранителя, с который судьба столкнула его много десятилетий назад, когда он, тогда еще молодой человек, смотрел в исполненные решимости глаза незнакомца. Он тогда просто ничего не понял. Но теперь, увидев библиотеку, став ее главным Хранителем, он знал то, что еще тогда, в 1948 году, было известно тому несчастному.

Он убил невинного человека без всякой на то причины. И жалел об этом всю свою жизнь.

— Встань, — велел Сейбр Библиотекарю. Старик поднялся на ноги. — Ну ладно, Малоун, я начинаю. Вот он, идет. — Он махнул пистолетом, глядя на Хаддада. — Иди.

Библиотекарь медленно двинулся по проходу между рядами стеллажей. Сейбр оставался на месте, укрываясь за дальним концом одного из рядов.

Отойдя на тридцать шагов, библиотекарь остановился и обернулся. Его взгляд словно проник в самую суть Сейбра. Что-то в облике старика предупреждало его об опасности. Тот будто заранее знал, как станут развиваться события, и был готов к этому. Сейбр подумал, не убить ли библиотекаря сейчас, но это могло лишь пришпорить Малоуна, а он этого не хотел.

Пока не хотел.

Малоун являл собой единственное препятствие на его пути к конечной цели. Когда он разделается с Малоуном, старик окажется в его полном распоряжении.

Поэтому он с облегчением наблюдал за тем, как старый Библиотекарь медленно удаляется.

81

Вашингтон, округ Колумбия

Стефани затормозила, не доезжая до дома Ларри Дейли, и остаток пути они с Кассиопеей проделали пешком. Никаких признаков присутствия Брента Грина или кого-то еще. Они подошли к парадной двери, где Кассиопея вновь вскрыла замки, а Стефани отключила сигнализацию. Она обратила внимание на то, что код доступа так и не был изменен. Дейли оставил прежний код, несмотря на их недавнее проникновение в его жилище. То ли глупость, то ли еще одно свидетельство того, что ее представление об этом человеке было ошибочным.

Внутри дома царила тишина. Кассиопея обошла все комнаты, чтобы убедиться в том, что, кроме них, тут никого нет. Стефани задержалась в кабинете-нише, где они нашли флэш-карты, затем они устроились у входной двери и стали ждать.

Через десять минут напротив подъезда остановился автомобиль. Стефани выглянула из-за занавески и увидела, как из-за руля машины выбирается Грин и направляется к двери.

Он был один.

Стефани кивнула Кассиопее, после чего распахнула дверь.

Грин, как обычно, был одет в темный костюм, при галстуке. Когда генеральный прокурор оказался внутри, она закрыла и заперла дверь. Кассиопея заняла позицию возле окна.

— Ну что ж, Стефани, можешь ты мне наконец рассказать, что происходит?

— Ты принес флэш-карты?

Грин сунул руку в карман и достал их.

— А записи ты прослушал?

— Конечно, — кивнул он. — Разговоры любопытные, но ничего криминального в них нет. Ну, говорят они о двадцать пятой поправке, но ведь это всего лишь разговоры. Болтовня. В ней нет и намека на какой-то заговор.

— Именно поэтому Дейли раздобыл гораздо более весомые улики. Он говорил мне, что потратил на это немало времени.

— На что «это»?

В голосе генерального прокурора промелькнули нотки раздражения.

— На поиск улик, которые подтверждают существование заговора, Брент. Вице-президент собирается убить Дэниелса. Это должно произойти на следующей неделе, во время необъявленного визита Дэниелса в Афганистан.

Она аккуратно подбирала слова, чтобы они звучали убедительно. Грин должен был поверить в то, что ей действительно известно нечто важное. На вид он оставался невозмутимым.

— Какие доказательства раздобыл Дейли?

— Записи еще кое-каких разговоров. Он разместил «жучки» в личном кабинете вице-президента. Для него это не составило большого труда, поскольку, помимо всего остального, в его обязанности входило не допустить прослушки высоких государственных чинов посторонними лицами. Судя по всему, вице-президент связан с орденом Золотого Руна. Его глава Альфред Херманн устроил так, что президентский самолет будет сбит ракетой. Он заручился содействием людей Бен Ладена.

— Стефани, это чудовищные обвинения. Я надеюсь, Дейли имел очень серьезные доказательства.

— Ты сам называл администрацию большой выгребной ямой и говорил, что хочешь врезать по всей этой публике. Вот он, твой шанс.

— Как мы сможем это доказать?

— Записи находятся здесь. Дейли рассказал мне о них. По его словам, они с головой выдают всех, кто вовлечен в заговор. Когда его машина взорвалась, мы как раз собирались ехать сюда.

Грин стоял у лестницы — на том самом месте, на которой накануне находились Дейли и Хизер Диксон. Он глубоко задумался. Затеянная им игра висела на волоске. И все же, несмотря на то что этот человек солгал ей относительно Торвальдсена и не сообщил президенту ничего из того, что удалось узнать Хенрику, Стефани были необходимы более весомые доказательства его предательства.

— Я знаю, где он спрятал эти записи, — проговорила она. Наконец в глазах Грина вспыхнул интерес. Кассиопея находилась у окна, вне поля их зрения.

Стефани провела Грина в кабинет-нишу, где стоял маленький письменный стол и узкие книжные полки. На одной из полок шеренгой выстроились CD-диски в пластмассовых коробках. Все это была инструментальная музыка разных народов, среди которой имелись даже грегорианские песнопения. Стефани взяла одну коробочку — «Тибетские чудеса» — и открыла ее. Внутри вместо музыкального диска лежал другой. Она вытащила диск из коробочки и произнесла:

— Он предпочитал держать подобные вещи под рукой.

— Что на нем? — спросил Брент Грин.

— По его словам, неопровержимые доказательства того, кто входит в число заговорщиков. Он говорил, что следы ведут так высоко, что дух захватывает.

От напряжения нервы Стефани дрожали, как струны. Грин молчал.

— Зачем ты сдал Александрийское Звено?

— Я уже говорил тебе. Чтобы выявить предателя. И это принесло результаты. Нам удалось кое-что выявить, например связь Пэм Малоун с израильтянами. Утечка этой информации заставила все задвигаться, запустить цепь событий.

— Ты имел к ней доступ?

— К чему все эти вопросы, Стефани?

— Я не подозревала о том, что тебе вообще известно об Александрийском Звене, и уж тем более о том, что он может являться приманкой для израильтян.

Грин склонил голову набок и с любопытством посмотрел на женщину.

— Перекрестный допрос, — проговорил он. — Чего-чего, а этого я не ожидал.

Стефани не собиралась давать ему передышку. Во всяком случае, не сейчас.

— Во время нашего первого разговора на эту тему ты дал понять, что намеренно организовал утечку этого файла, что в нем не было ничего важного, за исключением того, что Малоуну известно местонахождение Хаддада. И тем не менее ты упомянул об Авраамовом завете. Откуда тебе стали известны детали?

— Файл не являлся таким уж засекреченным.

— Вот как? Дейли считал иначе. Он говорил, что содержавшаяся там информация была редкостной и неизвестной почти никому, за исключением горстки высокопоставленных людей. — Стефани подбавила в свои слова дерзости. — Ты не входил в их число. И все же тебе было известно чертовски много.

Грин вышел из кабинета и вернулся в гостиную. Стефани последовала за ним. Кассиопея исчезла. Стефани с тревогой огляделась.

— О ней позаботились мои помощники, — сообщил Грин.

Ей не понравилось, как прозвучала эта фраза.

— А кто позаботится обо мне?

Грин сунул руку за отворот пиджака и достал пистолет.

— Это придется взять на себя мне. Но сначала я хотел поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Чтобы выяснить, как много я знаю? Что известно Кассиопее? Кому-то еще?

— Вряд ли ты можешь рассчитывать на помощь, Стефани. В конце концов ты не пользуешься особой любовью в правительственных кругах. Дейли пытался заручиться твоей поддержкой, но у него не вышло.

— Твоя работа?

Грин кивнул.

— Мы начинили его машину взрывчаткой и ждали подходящего момента. Еще одна атака террористов на свободный мир. Она началась со смерти Дейли и закончится с гибелью Дэниелса. Эту страну охватит лихорадка.

— Которую использует вице-президент после того, как его приведут к присяге. Тогда ему, в свою очередь, понадобится вице-президент — и тут на сцену выходишь ты.

— Нам предоставляется не так много шансов выдвинуться, Стефани, и, когда это происходит, нужно пользоваться любой возможностью. В кризисной ситуации я окажусь оптимальным кандидатом на этот высокий государственный пост. Моя кандидатура не вызовет возражений ни у кого.

— Как патетично звучат твои слова!

Грин покаянно развел руками.

— Признаю это. Почему бы и нет, ведь тебе, в конце концов, осталось жить всего несколько минут. Кстати сказать, тебе отводилась роль еще одной жертвы террористов. Когда ты появилась в ресторане, я решил добавить к общей картине еще один дополнительный штрих, но тебе каким-то образом удалось уйти от посланных следом людей. Мне до сих пор неизвестно, как у тебя это получилось.

— Хорошая подготовка. Без нее — никуда.

Он одарил ее холодной улыбкой.

— Этот твой талант я упустил из виду.

— Ты хоть понимаешь, что задумал? Преднамеренное убийство законно избранного президента!

— Это называется государственной изменой, но Дэнни Дэниелс — слабый и некомпетентный человек, которые не знает, что лучше для страны. Он на стороне Израиля всегда и во всем. Одно только это связало нас по рукам и ногам на Ближнем Востоке. Америке пора поменять прежних любимчиков на новых. Арабы могут предложить нам значительно больше.

— И сделать это вы предполагаете за счет Александрийского Звена?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Это станет проблемой нового президента, и он утверждает, что держит все под контролем.

— Ты так глубоко влез во все это дерьмо?

— Я бы не назвал «дерьмом» пост вице-президента Соединенных Штатов. Благодаря моему ощутимому вкладу в переход власти мои отношения с новым президентом будут особенными: большая ответственность и малая публичность.

Стефани указала на пистолет.

— Ты собираешься убить меня?

— А что мне остается? CD-диск, который ты держишь в руках, наверняка содержит улики против меня. Я не могу допустить, чтобы это выплыло наружу, и поэтому не могу отпустить тебя.

Стефани судорожно думала о том, куда забрали Кассиопею и что с ней могло произойти. События пошли вразрез с их первоначальным планом, и она не ожидала, что Грин сам возьмется за оружие. Одна только мысль буравила ее мозг: во что бы то ни стало протянуть время.

— Меня застрелит генеральный прокурор Соединенных Штатов Америки?

— Я размышлял об этом целый день и наконец пришел к выводу, что выбора у меня нет.

— А как же все те христианские ценности, о которых ты так часто говорил?

— Мы оказались на войне, и правила изменились. Теперь речь идет о том, чтобы выжить, Стефани. Я уже говорил тебе, что прослушал записи тех разговоров, которые были на флэш-картах Дейли. Руководитель аппарата вице-президента много — чересчур много! — разглагольствовал о двадцать пятой поправке к Конституции, процедуре передачи президентской власти. Это не преступление, но может вызвать ненужные вопросы. Дейли, несомненно, собирал улики. На том диске, который сейчас у тебя, содержится еще больше всего. Он должен исчезнуть. Твоего тела, разумеется, никогда не найдут. В посольстве Саудовской Аравии уже ждет гроб. Один из их сотрудников умер, и родственники хотят похоронить его на родине. Ты совершишь полет специальным дипломатическим рейсом в самой что ни на есть тесной компании с этим беднягой.

— Ты просчитал каждую мелочь, не так ли?

— Друзья могут быть очень полезны. Я не понимал этого много лет, но теперь мне нравится работать в команде. Арабам нужно только одно — уничтожение Израиля, и мы пообещали им, что это можно устроить. Евреи думают, что в этом деле саудовцы действуют на их стороне, но это не так. Они работают с нами, и так было с самого начала.

— Им невдомек, какие все вы лживые и двуличные свиньи. Вас заботят только две вещи: власть и деньги. И больше ничего.

— Хочешь еще что-нибудь сказать?

Стефани мотнула головой.

И после этого грянул выстрел.

82

Вена

Торвальдсен стоял рядом с Гари. Он позвонил Джесперу сразу же после того, как они вышли из schmetterlinghaus, и велел прислать машину с шофером. Когда они окажутся на пути в Копенгаген, он проинструктирует своего помощника, чтобы тот отпустил Маргарет. Датчанин не позаботился о том, чтобы забрать их вещи, на это не было времени. Единственное, что он держал в руках, был атлас из библиотеки, в который были вложены письма святого Августина и святого Иеронима.

Автомобили подъезжали и отъезжали от лужайки перед домом по дорожке, ведущей к главным воротам. Не все члены ордена постоянно находились в поместье. Некоторые остановились у друзей или поселились в своих любимых венских отелях. Некоторых он узнавал, обменивался с ними приветствиями или несколькими ничего не значащими фразами. Это позволило ему не торчать на лужайке подобно истукану, а смешаться с другими гостями. Однако им было необходимо уезжать — как можно скорее, пока не очнулся Херманн.

— Нам грозит беда? — спросил Гари.

— Пока не знаю, — ответил датчанин, и это было правдой.

— Здорово вы врезали этим двоим, — уважительно заметил мальчик.

Торвальдсен видел, что парень действительно находится под впечатлением его «бойцовского искусства».

— Действительно неплохо получилось.

— Не хотел бы я оказаться в оранжерее, когда они оклемаются!

Торвальдсен тоже не испытывал такого желания.

— Мы обязаны сохранить эти письма, но, боюсь, хозяин дома ни за что не допустит этого.

— А что с его дочерью? Ее судьба, по-моему, совсем его не волнует.

— И видимо, никогда не волновала. Ее похищение стало для Херманна неожиданностью, которая заставила его ненадолго растеряться, а нам дала время для действий. — Торвальдсен задумчиво помолчал, вспоминая собственного сына, и добавил: — Людей вроде Альфреда Херманна редко заботят их родные.

Торвальдсену подобное казалось отвратительным. Ему самому так не хватало жены и сына. То, что Гари Малоун ищет у него защиту, пугало датчанина и одновременно льстило ему. Он ласково похлопал мальчика по плечу.

— Что такое? — поднял глаза Гари.

— Твой папа гордился бы тобой.

— Надеюсь, с ним все в порядке.

— Я тоже на это надеюсь.

Три машины проехали по главной дорожке и свернули на подъездную. Они остановились напротив шато. Из первой и последней высыпали мужчины в темных костюмах. Они быстро огляделись, а затем один из них открыл заднюю дверь среднего автомобиля.

Из лимузина на солнечный свет выбрался вице-президент Соединенных Штатов. Одет он был неофициально — в синий блейзер и свитер.

Торвальдсен и Гари стояли в двадцати футах в стороне. Датчанин видел, как вице-президент в сопровождении охранников двинулся к главному входу в шато, но на полпути остановился и изменил направление. Он шел прямо к ним.

Торвальдсен смотрел на него со смесью злости и отвращения. Этот тщеславный дурак был готов на все ради удовлетворения своих амбиций.

— Ни слова, дружок, — предупредил он Гари. — Держи уши открытыми, а рот на замке.

— Я уже это понял, — сказал мальчик.

— Вы, должно быть, Хенрик Торвальдсен, — проговорил вице-президент, подойдя ближе и представившись.

— Совершенно верно. Рад знакомству, сэр.

— Давайте обойдемся без политеса — без всяких там «сэров» и всего прочего. Вы один из богатейших людей мира, а я всего лишь политик.

— Но зато… Как это у вас говорится — всего в одном шаге от президента?

Американец хохотнул.

— Именно так. Но все равно это скучная работа. Правда, мне приходится путешествовать, и я люблю бывать в местах, подобных этому.

— Что же привело вас сюда сегодня?

— Мы с Альфредом Херманном добрые друзья, и я приехал, чтобы засвидетельствовать ему свое уважение.

На территорию поместья въехала еще одна машина — светлый «БМВ» с шофером в форменной одежде. Торвальдсен взмахнул рукой, и автомобиль направился к ним.

— Уже уезжаете? — поинтересовался вице-президент.

— Нам нужно в город.

Американец указал на Гари.

— А это что за молодой человек?

Торвальдсен представил их друг другу, назвав подлинное имя Гари, и они обменялись рукопожатиями.

— Ни разу еще не встречал вице-президента, — сказал Гари.

«БМВ» остановился, шофер вышел и, обойдя машину, распахнул заднюю дверь для пассажира.

— А я ни разу не встречал сына Коттона Малоуна, — ответил вице-президент.

Торвальдсен почувствовал, что они в серьезной беде. Это ощущение усилилось, когда он увидел спешащего к ним Альфреда Херманна, за которым торопился начальник охраны.

— Брент Грин передает вам привет, — проговорил вице-президент, и в ставшем вдруг тяжелом взгляде мужчины Торвальдсен отчетливо прочитал предательство Грина. — Боюсь, вы никуда не едете, — тихим угрожающим голосом проговорил американец.

Наконец подоспел Херманн и резким хлопком закрыл дверцу лимузина.

— Герр Торвальдсен пока остается здесь, — бросил он шоферу. — Вы можете ехать.

Торвальдсен хотел было протестовать, затеять скандал, но увидел, что начальник охраны встал позади Гари. Пистолет под пиджаком мужчины был направлен в спину мальчика. Возможные последствия неповиновения были понятны без слов.

Он повернулся к шоферу.

— Все верно, я остаюсь. Извините, что отнял ваше время.

Херманн забрал у него атлас.

— Твои шансы быстро тают, Хенрик.

— Я тоже так думаю, — вставил вице-президент.

Херманн узнал его только сейчас, и на его лице отразилось удивление.

— Почему вы здесь? Что происходит?

— Отведите их обратно в дом, и я вам все расскажу.

83

Синайский полуостров

Малоун дождался, пока Хаддад окажется в безопасности, за полками, где заняли оборону они с Пэм.

— Воскрес из мертвых? — спросил он палестинца.

— Воскрешение может быть чудесным.

— Джордж, тот человек собирается убить всех вас.

— Это я уже понял. Хорошо, что ты здесь.

— А если я не сумею помешать ему?

— Тогда все это приключение окажется лишенным смысла.

— Что расположено там, откуда вы пришли? — спросил Малоун.

— Еще три зала и Комната чтения. Все они такие же, как этот. Спрятаться особо негде.

Малоун вспомнил схему, выбитую на стене.

— В мои обязанности входит просто пристрелить его?

— Я привел тебя сюда. Теперь ты не разочаруй меня.

В груди Малоуна забурлил гнев.

— Неужели нельзя было придумать ничего попроще? Он мог иметь сообщников, которые следовали за ним!

— Сомневаюсь. Тем более что у меня есть глаза повсюду и в оазис незамеченным не войдет ни одна живая душа. Даю голову на отсечение: он один и никто к нему на помощь не спешит.

— Откуда тебе это знать? Израильтяне буквально висели у нас на хвосте.

— Их больше нет. — Хаддад указал на противоположный конец зала. — Он единственный, кто остался.

Малоун заметил, как Макколэм выскочил в арку и исчез в глубине библиотеки. Еще три зала и Комната чтения. Он был готов нарушить многочисленные правила, помогавшие ему уцелеть во время службы в группе «Магеллан». Одно из них гласило: никогда не входи в помещение, если не знаешь, как оттуда выйти. Но он усвоил и другое: когда дела идут скверно, можно поплатиться за все, в том числе и за бездействие.

— Хочу, чтобы ты знал, — заговорил Хаддад. — Этот человек виноват в похищении твоего сына. Он также уничтожил твой книжный магазин. За то, что ты оказался здесь, он несет не меньшую ответственность, чем я. Если бы ему это понадобилось, он убил бы Гари. И он с радостью убьет тебя.

— Откуда вам известно про Гари? — спросила Пэм.

— У Хранителей имеется много источников информации.

— А как ты стал Библиотекарем? — задал вопрос Малоун.

— Долго рассказывать.

— Да уж, не сомневаюсь. Когда все это кончится, нам с тобой ждет долгий разговор.

Хаддад усмехнулся.

— Да, мой друг, он непременно состоится.

Малоун указал на Пэм и сказал, обращаясь к Хаддаду:

— Держи ее здесь. Она не любит выполнять приказы.

— Иди, — сказал палестинец, — и не волнуйся за нас.

Малоун побежал по проходу. Возле выхода он остановился и прижался к одной стороне арки. В двадцати футах впереди начинался другой зал. Все те же величественные стены, ряды каменных полок, буквы, фрески и повсюду — от пола до потолка — мозаика.

Малоун осторожно пошел вперед, но при этом старался держаться поближе к полированной стене коридора. Войдя в новый зал, он, как и прежде, укрылся за одним из рядов полок. Это помещение было в отличие от предыдущих не прямоугольное, а квадратное, но также заполнено свитками и кодексами.

Никакого движения. Это было чертовски глупо. Его намеренно завлекают все дальше. В какой-то момент Макколэм появится и нанесет удар, но на своих условиях.

Вот только когда это случится?

Хаддад смотрел на Пэм Малоун. Он пытался составить о ней представление еще в Лондоне, недоумевая, что она там вообще делает. Хранители собрали информацию о Коттоне Малоуне, сведения, которые практически не были известны Хаддаду, поскольку Малоун редко говорил о своей личной жизни. Дружба между ними носила в большей степени академический характер, будучи основанной на любви к книгам и уважению к учености. Но теперь он знал достаточно, и настало время использовать это знание.

— Мы должны идти туда, — сказал он.

— Коттон велел оставаться здесь.

Палестинец вонзил в женщину пронизывающий взгляд и повторил:

— Мы должны идти туда.

А для убедительности достал из-под плаща пистолет. К его удивлению, она даже не моргнула.

— Я все поняла, когда вы обернулись, чтобы посмотреть на Макколэма.

— Он назвался этим именем?

Она кивнула.

— На самом деле его зовут Сейбр, и он убийца. В своей лондонской квартире я говорил совершенно серьезно: за мной есть один долг, и я не хочу, чтобы Коттон расплачивался за меня.

— Я прочитала это в ваших глазах. Вы хотели, чтобы он выстрелил, но знали, что он не станет этого делать.

— Люди вроде Сейбра весьма скупо распоряжаются своим мужеством. Они берегут его до того момента, когда в нем действительно возникнет необходимость. Как, например, сейчас.

— Вы знали, что все это должно случиться?

Палестинец пожал плечами.

— Знал, думал, надеялся… Не знаю. Мы следили за Сейбром, мы знали, что он замышляет что-то в Копенгагене, и, когда он похитил Гари, мы поняли, что он стремится найти меня. Именно тогда я решил лично вступить в игру. О моем втором звонке на Западный берег стало известно израильским шпионам, и это заставило их зашевелиться. Затем, в Лиссабоне, я увидел возможность привести вас троих сюда, стряхнув с хвоста израильтян.

— Вы делали все это ради того, чтобы умереть?

— Я делал это ради того, чтобы защитить библиотеку. Сейбр работает на организацию, которая определенно хочет заполучить хранящиеся здесь знания ради своей коммерческой и политической выгоды. Они уже давно разыскивают нас. Но вы сами слышали, что сказал Сейбр: сюда он пришел не ради них, а ради самого себя. Если мы остановим его, мы остановим все поползновения, направленные против библиотеки.

— Что вы собираетесь делать?

— Не только я. Это придется делать и вам.

— Мне?

— Коттон нуждается в вас. Или вы собираетесь просто уйти и бросить его?

Пэм обдумывала услышанное. Хаддад знал: она умна, отважна и порывиста. Но при этом уязвима и склонна к необдуманным поступкам. Десятилетиями Хаддад изучал людей и теперь надеялся на то, что правильно угадал внутреннюю суть Пэм Малоун.

— Ни за что! — ответила она наконец.

Сейбр выскочил из Комнаты знаний и вбежал в Комнату Чтения, в которой было больше столов и меньше книжных полок. Из экскурсии, устроенной для него стариком, он знал, что следующее помещение, Комната вечности, ведет в последний зал, поскольку вся библиотека имела U-образную форму. Специальное освещение, а также фальшивые окна и ниши, в которые были вставлены картины с далекими пейзажами, создавали впечатление, будто помещение расположено среди цветущих ландшафтов.

Сейбру невольно пришлось напомнить самому себе о том, что он находится глубоко под землей.

В Комнате чтения он остановился.

Настала пора воспользоваться тем, что он заметил раньше.

С оружием наготове, Малоун продолжал двигаться вперед. Он вставил в пистолет последнюю полную обойму, и теперь в его распоряжении было девять выстрелов. Еще три патрона лежали в кармане. Значит, у него есть двенадцать шансов остановить Макколэма.

Его взгляд метался от стены к стене, от пола к потолку. Все его чувства были на пределе. Спина и грудь были мокрыми от напряжения, и холодный воздух подземелья холодил их.

Пройдя через зал, он двинулся к следующей освещенной комнате. Коридор, ведущий к ней, поворачивал направо. Он ничего не слышал, и тишина нервировала его. Вперед его гнали слова Хаддада, сказавшего, что именно Макколэм похитил Гари. Эта тварь посмела поднять руку на его сына! А самого Малоуна подонок заставил убить человека! Ну нет, это ему так даром не пройдет! Макколэм хотел драки? Он ее получит.

Он подошел к третьему залу, Комнате чтения.

Между полок стояло десятка два столов из грубо оструганных досок, потемневших от времени. В противоположном конце зала он заметил выход.

Комната была больше других — прямоугольная, футов шестидесяти в длину. Конструкция архитрава и притолок выдавала их византийское происхождение, мозаичные сцены здесь были посвящены женщинам: вяжущим, ткущим и даже занимающимся атлетическими упражнениями.

Малоун отвел взгляд от этих произведений искусства и сосредоточился на насущном. Он был готов к тому, что Макколэм в любой момент выскочит из-за столов, но ничего не происходило.

Он остановился. Что-то было не так.

А потом — потом он заметил темное отражение в блестящей поверхности красного полированного гранита. Расплывчатый образ, как если глядишь на что-то сквозь бутылку минеральной воды.

Там что-то находилось. Внизу. Под столами.

И тут до него дошло…

84

Вашингтон, округ Колумбия

Стефани услышала выстрел, но удара пули не почувствовала. А потом увидела кровавую дыру в виске Брента Грина и поняла, что произошло.

Она обернулась и увидела Хизер Диксон с пистолетом в руке. Тело Грина повалилось на паркетный пол, но Стефани продолжала смотреть на Диксон. Та медленно опустила оружие. Позади израильтянки появилась Кассиопея.

— Ну вот и все, — произнесла Диксон.

— Что произошло? — спросила Стефани у Кассиопеи.

— Когда вы с Грином ушли в кабинет, появилась она. Мы были правы, Грин притащил с собой нескольких друзей, которые ждали на заднем дворе. Секретная служба взяла их, а затем, — Кассиопея мотнула головой на Диксон, — она вошла внутрь.

Стефани все поняла.

— Ты работаешь на президента?

— Пришлось. Этот ублюдок собрался продать нас всех. Из-за того, что задумали он и ваш вице-президент, могла начаться новая мировая война.

В голосе израильтянки Стефани почудились какие-то странные интонации, и она не удержалась от вопроса:

— А как же вы с Дейли?

— Ларри мне нравился. Он обратился к нам за помощью, рассказал о том, что готовится, и после этого мы с ним сблизились. Поверь, он действительно хотел остановить происходящее, тут ему нужно отдать должное.

— Все было бы куда проще, если бы вы оба просто пришли ко мне и рассказали о том, что знаете.

Диксон мотнула головой.

— В том, что этого не произошло, виновата ты, Стефани. Ты живешь в идеалистическом пузыре. Ты ненавидела Ларри, ты не любила Грина, тебе казалось, что Белый дом не любит тебя. Разве при таком отношении ко всем и вся ты стала бы что-нибудь предпринимать?

— Но зато она превратилась в превосходную наживку, — вставила Кассиопея, — разве не так?

— Каждой удочке нужна наживка, и вы обе прекрасно сыграли эту роль.

Стефани до сих пор держала компакт-диск, взятый ею в кабинете Дейли. Диск был пустой. Он понадобился ей только для того, чтобы спровоцировать Грина на действия.

— Все удалось записать? — спросила Стефани. Перед отъездом из Кэмп-Дэвида на нее навесили записывающую аппаратуру.

— Все до последнего слова, — заверила ее Кассиопея.

— А что с саудовцами? — спросила она израильтянку. — Ты ведь работала с ними во время нашего первого разговора?

— Играть одновременно на обе стороны — типично для арабов. Поначалу они были в одной связке с вице-президентом, веря его обещаниям положить конец всему, что связано с Александрийским Звеном. Потом поняли, что он врет, снова обратились к нам, и мы заключили сделку. Тогда, в парке, перед ними стояла только одна задача — заставить тебя действовать, и больше ничего. Разумеется, никто из нас не предполагал, что у тебя внезапно объявится напарница. — Диксон мотнула пистолетом в сторону Кассиопеи. — За тобой все еще числится должок за тот чертов дротик.

— Может быть, когда-нибудь у тебя появится возможность рассчитаться со мной.

— Может быть, — улыбнулась в ответ Диксон.

Стефани посмотрела на бездыханное тело Брента Грина и вспомнила, как в один момент генеральный прокурор сказал, что, возможно, она ему понадобится, и она даже почувствовала себя польщенной. Он делал вид, что стоит на ее стороне и даже якобы готов уйти в отставку, чтобы защитить ее. А она при этом корила себя за сомнения, которые испытывала раньше на его счет.

Но все это была ложь.

— Президент послал меня, чтобы закончить все это, — проговорила Диксон, нарушив ее мрачные раздумья. — Никаких судебных процессов, никакой прессы. Генеральный прокурор испытывал трудности психологического характера, и потому покончил с собой. Его тело будет кремировано, военные медики выпишут свидетельство о его смерти. Его похоронят со всеми подобающими почестями, а благодарные сограждане сохранят о нем светлую память. Вот и сказке конец.

— Что с Александрийским Звеном? — продолжала задавать вопросы Стефани.

— Джордж Хаддад исчез. Мы надеемся, что он с Малоуном. Несколько месяцев назад Хаддад звонил в Палестину, пять дней назад — еще раз. После его первого звонка и того, как Ларри обратился к нам за помощью, мы занялись Пэм Малоун. Моссад планировал забрать Гари Малоуна, но наш премьер-министр не разрешил. А после этого нас переиграл орден Золотого Руна, и нам оставалось только следить. Благо, Пэм Малоун незаметно для нее самой была снабжена радио-маячками, которые позволяли это делать. Но и это не помогло. А потом началась вся эта заваруха. Дэниелс заверил нас в том, что не допустит никаких глобальных событий. Наше правительство верит ему.

— От Коттона что-нибудь слышно?

— Нет, — качнула головой Диксон. — Последняя новость заключалась в том, что он спрыгнул с парашютом где-то на Синае. Но это не имеет значения. Главное условие договоренности с вашим президентом состоит в том, что, если что-то и будет найдено, об этом никто никогда не узнает.

— Но что будет после того, когда Дэниелс перестанет быть президентом? — осведомилась Кассиопея.

— К тому времени вся эта история забудется. Если же нет, Израиль будет делать то, что он делал столетиями, — сражаться до последнего. У нас это получалось раньше, получится и сейчас.

Стефани безоговорочно поверила в это обещание, данное твердым голосом, но было еще одно, что ей было необходимо знать.

— Вице-президент, — проговорила она. — Что с ним?

— По нашим сведениям, только Грину, вице-президенту и Альфреду Херманну было доподлинно известно, что происходит. Когда Грин услышал запись разговора между Ларри и руководителем аппарата вице-президента, он запаниковал и попросил саудовцев убрать Дейли. Разумеется, те ничего не сообщили нам об этой просьбе, иначе мы бы помешали им. Арабам нельзя доверять. — Диксон сделала паузу. — Потом появляетесь вы двое, встречаетесь с Ларри. Грин впадает в еще большую панику и убеждает саудовцев убрать и вас тоже. После того как Дэниелс воспрепятствовал нападению на вас, все участники нападения были перебиты, а Грин отправился на тот свет, для саудовцев все кончено.

Стефани указала на труп генерального прокурора.

— Как поступят с телом?

— Специальные люди уже ждут. Они отвезут этот мешок с дерьмом к нему домой, где позже, днем, он и будет обнаружен. Смерть Ларри не будет ассоциироваться с каким-либо террористическим актом, как это собирался сделать Грин.

— Это будет трудно. Ведь машина-то взлетела на воздух.

— Дело будет просто прекращено как нераскрытое. Тем не менее оно будет иметь подтекст, который сможет использовать Дэниелс для нажима на своих оппонентов. Ларри бы это понравилось. Даже сейчас, будучи мертвым, он продолжает оставаться полезным.

— Ты до сих пор не объяснила, как поступят с вице-президентом, — проговорила Кассиопея.

— Это уже забота Дэниелса. — Затем израильтянка вынула из кармана сотовый телефон, нажала на кнопку быстрого вызова и проговорила: — Господин президент, Грин мертв, как вы и хотели.

85

Синайский полуостров

Макколэм выстрелил, целясь в ноги Малоуна, стоявшего в сорока футах от него. У столов не стояло ни одного стула, поэтому линия огня была свободна. Он хотел перебить ноги своему противнику, чтобы потом без труда прикончить его. Он послал в сторону Малоуна три пули, но ноги уже исчезли.

— Проклятье!

Сейбр перекатился из-под того стола, где он лежал, к другому, приподнял голову над столешницей, чтобы определить местонахождение американца, но никого не увидел. А потом все понял.


Малоун догадался, что Макколэм намерен прострелить ему ноги, и упал животом на ближайший стол за мгновение до того, как прогремели выстрелы. На пол попадали пресс-папье из золотистого кварца. Понимая, что Макколэм почти сразу разгадает его маневр, он решил немедленно развивать успех.

Выждав секунду, он скатился на пол и увидел, как Макколэм ползет под одним из столов. Он прицелился и дважды выстрелил, но Макколэм переменил позицию и укрылся за толстой тумбой. Сообразив, что пространство, на котором он находится, является слишком открытым, Малоун метнулся за ряд полок, тянущийся слева от него.

— Неплохо, Малоун! — сказал его противник с другого конца комнаты.

— Стараюсь.

— Тебе все равно не выйти отсюда.

— Это мы еще посмотрим.

— Я убивал мужиков и покруче тебя.

Малоун подумал, бравирует Макколэм или пытается отвлечь его внимание. Ни тот ни другой вариант не показался ему правдоподобным.

Хаддад вел Пэм Малоун по библиотеке в направлении, противоположном тому, куда ушли Сейбр и Малоун. До их слуха уже донеслись выстрелы, поэтому было необходимо торопиться. Они вошли в пятый зал, метко названный Комнатой жизни. Ее символом являлось мозаичное панно с изображением креста, верхняя вертикальная часть которого была выполнена в виде яйцеобразного овала.

Пройдя через зал, они миновали Комнату вечности и остановились у выхода из нее. Из-за поворота в девяносто градусов, который делал коридор, послышались голоса. Значит, главные события происходили в Комнате чтения, где было много столов, гораздо меньше полок и больше открытого пространства. Прогулка, которую чуть раньше Сейбр заставил его предпринять по залам библиотеки, была необходима ему для рекогносцировки, и, видимо, негодяй сумел отметить в уме все, что ему было нужно. Хаддад и сам предпринимал такие же маневры, когда сражался с евреями. Воин всегда должен знать поле битвы.

Здесь он знал каждый дюйм.

Пять лет назад, почти сразу перед тем, как Хаддад позвонил Коттону Малоуну с просьбой о помощи, он втайне от всего мира совершил Квест героя. Когда он впервые прибыл сюда, был допущен в библиотеку и выяснил, что все его подозрения относительно Библии — чистая правда, Хаддад был раздавлен. Но когда Хранители попросили его о помощи, ему стало страшно. Многие Хранители подбирались из числа Приглашенных, и все без исключения Хранители, находившиеся в библиотеке в то время, считали, что он должен стать Библиотекарем. Они рассказали о сгущающихся тучах, и он согласился им помочь. Но потом помощь понадобилась ему самому, и вот тогда пришлось привлечь Малоуна.

Терпение и знание сослужили ему хорошую службу. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что он не просчитался.

Хаддад замер у двери, ведущей из Комнаты вечности, Пэм Малоун — позади него.

— Подождите здесь, — прошептал он.

Пройдя по коридору, он завернул за угол и заглянул в Комнату чтения. Справа и слева он заметил движение. Один мужчина укрылся за полками, другой использовал для прикрытия столы.

Выяснив, что творится на поле битвы, Хаддад вернулся к Пэм Малоун и протянул ей свой пистолет.

— Я должен войти туда, — все так же тихо проговорил он.

— Но вы оттуда уже не выйдете.

Старик медленно качнул головой.

— Да, это конец.

— Вы обещали Коттону долгий разговор.

— Я солгал. — Он помолчал и добавил: — И вы это знали.

— Об этом догадался юрист внутри меня.

— Нет, не юрист, а человек внутри вас. Каждый из нас совершает поступки, о которых потом жалеет. Я — не исключение. Но по крайней мере под конец своей жизни мне удалось сохранить жизнь этой библиотеке. — Он увидел что-то в ее глазах. — Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

Пэм кивнула.

— В таком случае вы знаете, что вам делать.

Хаддад видел растерянность женщины и похлопал ее по плечу.

— Вы поймете, когда настанет нужный момент. — Он указал на пистолет в ее руке. — Вам когда-нибудь приходилось стрелять?

Она отрицательно мотнула головой: нет.

— Просто направьте на цель и нажмите на курок. У пистолета сильная отдача, так что держите его крепче.

Женщина не ответила, но Хаддад с удовлетворением видел, что она все поняла.

— Живите хорошо и передайте Коттону, что я всегда уважал его.

С этими словами старик повернулся и пошел в Комнату чтения.

— Не будем же мы сидеть здесь весь день! — крикнул Малоун.

— Ты стреляешь, как первоклассник, — откликнулся Макколэм. — Что, потерял квалификацию?

— Я все равно раздавлю тебя!

Макколэм хохотнул.

— Я играю по двойной ставке, поскольку собираюсь убить не только тебя, но и эту бабенку, твою бывшую жену. Я мог бы грохнуть и твоего парня, если бы ты не пристрелил тех идиотов, которых я нанял. И кстати, ты думаешь, все это твоя заслуга? Нет, все устроил я, а ты помчался, как гончий пес за лисой. План «Б» состоял в том, чтобы убить мальчишку. Так или иначе, но я бы все равно нашел Джорджа Хаддада.

Малоун знал, чего добивается Макколэм: хочет разозлить его, выбить из колеи, заставить как-то реагировать. Но вместо того, чтобы выйти из себя, он спокойно спросил:

— Значит, ты все же нашел Джорджа Хаддада?

— Не-а. Ты же находился там, когда израильтяне его пристрелили. Я слышал, как все происходило.

Слышал? Значит, Макколэм понятия не имеет о том, кем на самом деле является Библиотекарь. И Малоун задал другой вопрос:

— Откуда ты взял Квест героя?

— От меня, — прозвучал голос Джорджа Хаддада.

Малоун увидел палестинца, стоящего в дальнем дверном проеме.

— Мистер Сейбр, я манипулировал вами таким же образом, как вы манипулировали Коттоном. Я специально оставил аудиозапись и информацию на компьютере в расчете на то, что вы их найдете. Включая Квест, который придумал я сам. Уверяю вас, Квест, который когда-то привел сюда меня, был куда сложнее.

— Хватит нести чушь! — прорычал Макколэм.

— Этот, впрочем, тоже должен был быть непростым, иначе вы заподозрили бы западню. А окажись он чересчур сложным, вы бы никогда не добрались сюда. Но вы были слишком ослеплены азартом погони. Возле компьютера я даже оставил для вас флэш-карту, еще одну приманку в приготовленной для вас мышеловке, но вы и тут ничего не заподозрили.

Малоун заметил, что с того места, где стоит Хаддад, Макколэм ясно виден, но обе руки палестинца были пусты, и он держал их так, чтобы это было видно.

— Что ты делаешь, Джордж? — крикнул он.

— Завершаю то, что я же и начал.

Хаддад пошел по направлению к Макколэму.

— Верь тому, что знаешь, Коттон. Она тебя не подведет.

Он продолжал идти.


Сейбр наблюдал, как к нему приближается Библиотекарь. Так этот человек и есть Джордж Хаддад? И все произошедшее было спланировано? А его сюда, оказывается, просто привели, как беспомощного ребенка?

Как старик назвал это? Западня? Ну нет, это вряд ли!

Он выстрелил один раз.

В голову Библиотекарю.


— Нет! — крикнул Малоун, когда пуля пробила голову Джорджа Хаддада.

Ему хотелось задать своему другу только вопросов, он еще так много всего не успел понять. Каким образом палестинец, находившийся на Западном берегу, оказался в Лондоне, а потом здесь? В чем заключалась суть происходящего? Какое знание, доступное Хаддаду, стоило всего этого?

Его захлестнула волна ярости, и он дважды выстрелил в ту сторону, где прятался Макколэм, но пули лишь повредили дальнюю стену.

Хаддад лежал без движения. Вокруг его головы уже растеклась лужа крови.

— Старик оказался не из трусливых. Или, может, он просто знал, что я все равно его убью? — выкрикнул Макколэм.

— Теперь я убью тебя! — крикнул в ответ Малоун.

Из другого конца зала донесся смешок.

— Может оказаться, что это не так-то просто.

Малоун знал, что должен положить этому конец. Хранители рассчитывали на него. Хаддад — тоже.

И тут он увидел Пэм.

Она стояла в затененном дверном проходе, за углом, и это делало ее невидимой для Макколэма. В руке она держала пистолет.

«Верь тому, что знаешь».

Последние слова Хаддада.

Большую часть жизни они с Пэм провели вместе, причем последние пять лет — ненавидя друг друга. Но она являлась частью его самого, а он — частью ее, и они всегда будут связаны друг с другом. Если не через Гари, то через что-то другое, название чему не мог бы дать ни один из них. Не обязательно любовью, а какими-то иными узами. Он никогда не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось, и должен верить, что она поступит так же.

«Она тебя не подведет».

Малоун вынул обойму из пистолета, а затем нацелил его в сторону Макколэма и нажал на спуск. Грянул выстрел, и пуля, остававшаяся в стволе, прожужжав по залу, ударилась в крышку какого-то ствола. Затем Малоун еще дважды нажал на спуск. Послышались сухие щелчки. И — в третий раз, на всякий случай.

— Приехали, Малоун. Конечная остановка, — донесся до него голос Макколэма.

Малоун встал, надеясь на то, что его противник захочет посмаковать убийство. Если Макколэм решит стрелять из-за своего укрытия, они с Пэм уже через несколько секунд будут мертвы. Но он уже достаточно хорошо успел изучить своего врага.

Макколэм тоже встал и, держа пистолет направленным на Малоуна, вышел из-за стола. Теперь он находился спиной к дверному проему и не мог бы заметить Пэм даже боковым зрением.

Малоуну было необходимо потянуть время.

— Тебя зовут Сейбр?

— Так я называюсь здесь. Мое настоящее имя Макколэм.

— Что ты намерен делать?

— Убить тут всех и сохранить все, что здесь есть, для себя. План, как видишь, простой.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что здесь есть. И кроме того, что ты будешь со всем этим делать?

— Я найду знающих людей. Уверен, их на свете хватает. Одного только Ветхого Завета мне хватит для того, чтобы оставить след в истории.

Пэм не шевелилась. Она наверняка слышала щелчки бойка и знала, что ее бывший муж оказался безоружным перед Макколэмом. Он представил ее страх. На протяжении нескольких последних дней на ее глазах то и дело гибли люди, и теперь ужас при мысли о том, что ей самой предстоит убить человека, наверняка захлестнул ее. Подобное чувство было знакомо и ему самому. Спускать курок всегда нелегко. За этим действием неизменно тянулись последствия, при одной мысли о которых бросало в дрожь. Сейчас Малоун надеялся только на то, что инстинкт самосохранения перевесит в ней страхи.

Макколэм поднял пистолет.

— Передавай привет Хаддаду.

Пэм кинулась от дверного проема, и звук ее шагов на мгновение отвлек Макколэма. Его голова дернулась вправо, и краем глаза он увидел движение. Малоун воспользовался этим моментом, чтобы выбить пистолет из его руки. В следующую секунду он ударил Макколэма кулаком в лицо, отчего тот отшатнулся назад. Он собирался броситься вперед, чтобы добить ублюдка, но тот восстановил равновесие и сам кинулся на Малоуна. Схватившись, они рухнули на один из столов и, перекатившись на другую его сторону, упади на пол. Малоун ударил врага коленом в живот и услышал, как из его груди с шумом вырвался воздух.

Он вскочил на ноги и поднял Макколэма с пола, надеясь на то, что тот после его удара все еще не пришел в себя. Однако Макколэм ударил Малоуна одновременно двумя кулаками — в грудь и в лицо. Комната закружилась перед его глазами, и он тряхнул головой, чтобы прогнать боль из головы.

Когда муть в глазах разошлась, он увидел в руке Макколэма нож — тот самый, из Лиссабона — и приготовился. Однако делать ему ничего не пришлось.

Бухнул выстрел. На лице Макколэма появилось удивленное выражение, и из раны в его правом боку хлынула кровь. Еще один выстрел — и его руки взлетели в воздух, а тело отбросило назад. Третий выстрел, четвертый, и он повалился на пол. Его глаза закатились, изо рта с каждым выдохом били фонтанчики крови, а затем он упал лицом на выложенный плиткой пол и затих.

Малоун обернулся.

Пэм опустила пистолет.

— Ты подоспела вовремя, — сказал он, но женщина не ответила. Расширившимися глазами она смотрела на дело рук своих. Он подошел ближе и взял ее за руку. Она посмотрела на него пустым взглядом.

Из теней возле дверного проема возникли человеческие фигуры. Девять мужчин и женщин бесшумно приблизились к ним. Среди них были Адам и Соломенная Шляпа. Ева опустилась на колени у тела Хаддада и горько плакала. Остальные встали на колени рядом с ней.

Пэм молча стояла и смотрела на происходящее. Малоун — тоже. Наконец ему пришлось прервать это оплакивание.

— Надеюсь, у вас тут есть средства связи? — спросил он.

Адам поднял на него глаза и кивнул.

— Мне нужно их использовать.

86

Вена

Гари и Торвальдсен вновь находились в той же библиотеке, только теперь об их присутствии было известно и Херманну, и вице-президенту. В помещении за закрытой дверью они были вчетвером. Охрана хозяина дома и агенты секретной службы остались снаружи.

— Он был здесь вчера вечером, — возбужденно сообщил вице-президент. — Наверное, где-то там. — Американец указал на второй этаж библиотеки. — Это чертово место — не меньше концертного зала. А потом он позвонил генеральному прокурору и все ему рассказал.

— Из-за этого могут возникнуть проблемы? — осведомился Херманн.

— Слава богу, нет. После того как все случится, Брент станет моим вице-президентом. Пока я в отъезде, он рулит всеми делами в Вашингтоне. Так что там все под контролем.

— Вот этот, — Херманн ткнул пальцем в сторону Торвальдсена, — вчера похитил мою дочь, причем сделал это еще до того, как успел нас подслушать.

Возбуждение вице-президента выросло еще на несколько градусов.

— И это поднимает на поверхность еще чертову кучу вопросов. Альфред, я не спрашивал тебя, чем ты тут занимаешься. Тебе был нужен Александрийское Звено, и ты его получил. Это организовал именно я. Я также не спрашивал тебя, что ты сделал с той информацией, и не хочу этого знать. Но теперь все это явно становится проблемой.

Херманн с болезненной гримасой потер висок.


— Хенрик, ты дорого заплатишь за то, что ударил меня. Этого еще не делал ни один человек.

Его слова не испугали Торвальдсена.

— Значит, настало время, — произнес он.

— И вы тоже, молодой человек.

Горло Торвальдсена словно стянули удавкой. Ему была невыносима мысль о том, что из-за него над мальчиком нависла смертельная опасность.

— Альфред, — снова заговорил вице-президент, — все уже идет своим чередом, и остановить ничего нельзя. Ты должен разобраться с этой ситуацией.

Торвальдсен понял, что означают эти слова, и на его лбу мелким бисером выступили капельки пота.

— Эти двое никогда не произнесут ни слова о том, что услышали.

— Ты убьешь мальчика? — спросил Торвальдсен.

— А ты бы убил мою дочь? Что ж из того? Да, я убью мальчишку. — Ноздри Херманна раздувались, глаза сверкали от переполнявшей его ярости.

— Ты ведь не привык к «мокрым делам», не так ли, Альфред?

— Подзуживая меня, ты ничего не добьешься.

Торвальдсен и сам это понимал, но ему было необходимо выиграть время, а там — будь что будет. Он повернулся к вице-президенту.

— Брент Грин был хорошим человеком. Что с ним случилось?

— Я не являюсь его исповедником и поэтому не знаю. Полагаю, он понял, сколь много он выиграет, заняв мое кресло. Америка нуждается в сильной руке, в людях, которые не побояться употребить власть, когда это потребуется. Брент и я — именно такие люди.

— А как насчет людей с характером?

— Это весьма расплывчатое понятие. Я предпочитаю рассматривать проблему с точки зрения выгод, которые принесет Америке партнерство с мировым бизнес-сообществом в достижении общих целей.

— Вы — убийца, — проговорил Гари.

В дверь негромко постучали, и, когда Херманн открыл ее, один из охранников вице-президента прошептал ему что-то на ухо. Лицо австрийца приняло озадаченное выражение. Затем он кивнул, и охранник вышел.

— Звонит ваш президент, — сообщил Херманн.

Брови вице-президента также изумленно взметнулись на лоб.

— Какого черта?

— Он узнал о том, что вы здесь, от секретной службы. Ваши телохранители уже сообщили ему, что вы находитесь здесь со мной и двумя другими, одним из которых является мальчик. Президент хочет поговорить со всеми нами.

Торвальдсен понял, что у этих двоих нет выбора. Президенту, очевидно, известно очень многое.

— Он также хотел узнать, есть ли на телефоне в этой комнате громкая связь.

Херманн подошел к письменному столу и нажал две кнопки на телефоне.

— Здравствуйте, господин президент, — произнес он.

— Это Дэнни Дэниелс. Я звоню из Вашингтона. Мы с вами никогда не встречались.

— Нет, сэр, но я рад даже такому, заочному знакомству.

— Мой вице-президент у вас?

— Я здесь, господин президент.

— Торвальдсен, вы тоже там? С сыном Малоуна?

— Да, он со мной, — ответил датчанин.

— Начну с трагических новостей. Я до сих пор не могу от них оправиться. Брент Грин — мертв.

Торвальдсен заметил, что лицо вице-президента исказила гримаса ужаса. Даже Херманн моргнул от неожиданности.

— Самоубийство, — продолжал Дэниелс. — Выстрелил себе в висок. Мне сообщили об этом всего несколько минут назад. Ужасно, просто ужасно! Сейчас, пока эта новость не взорвалась в средствах массовой информации, мы готовим соответствующий пресс-релиз.

— Как это произошло? — спросил вице-президент.

— Не знаю. Но что случилось, то случилось, и его больше нет с нами. Ларри Дейли тоже погиб. Взорван в своей машине. Мы понятия не имеем, кто стоит за этим преступлением.

Вице-президент скис еще сильнее и, казалось, даже стал ниже ростом.

— Такова ситуация, — сказал Дэниелс. — В подобных обстоятельствах я не смогу вылететь в Афганистан на следующей неделе. Вместо меня отправится мой вице-президент.

Вице-президент хранил гробовое молчание.

— Эй, вы что там, уснули? — громко окликнул Дэниелс.

— Я здесь, господин президент, — слабым голосом откликнулся вице.

— Вот и хорошо. Возвращайтесь в Вашингтон сегодня же и готовьтесь к вылету на следующей неделе. Конечно, если вы не хотите посетить наши войска в Афганистане, вы можете подать прошение об отставке. Выбор — за вами. Но лично мне хотелось бы, чтобы вы совершили эту поездку.

— Простите, что вы сказали?

— Это открытая линия, потому мне не хотелось бы говорить, что я думаю на самом деле. Позвольте только рассказать вам любимую притчу моего отца. Одна птичка летела на юг, спасаясь от холодов, но по пути попала в метель и упала на землю. Она уже замерзала, но тут мимо проходила корова и нагадила прямо на нее. Отогревшись в теплом дерьме, птичка зачирикала. На звук пришла кошка, спросила, чем она может помочь, и, увидев птичку, сожрала ее. Мораль такова. Не всякий, кто на тебя насрал, является твоим врагом, и не всякий, кто вызывается тебе помочь, является твоим другом. Так что, даже если попал в дерьмо, сиди и не чирикай. Вы меня поняли?

— Абсолютно, господин президент, — промямлил вице. — Как, по-вашему, мне следует обосновать свою отставку?

— Традиционное объяснение, дескать хочу проводить больше времени с семьей, тут не годится. Чиновники нашего уровня по этой причине в отставку не уходят. Последнему вице-президенту, сложившему с себя полномочия, грозил суд. Честно признаться в том, что вас поймали за руку в процессе совершения государственной измены, вы, разумеется, тоже не можете. Как насчет такого варианта: «В связи с невозможностью дальнейшей совместной работы с президентом…» Будучи искушенным политиком, вы, я уверен, будете подбирать слова с великой осторожностью, поскольку, если я услышу что-то, что мне не понравится, я сам раскрою правду. Говорите что угодно: о наших разногласиях, о том, что я негодяй, но ничего из того, что я не хочу слышать.

Торвальдсен смотрел на вице-президента. Тот, видимо, собирался возразить, но вовремя передумал, поняв, что это не сулит ему добра.

— Господин президент, — заговорил датчанин, — с Кассиопеей и Стефани все хорошо?

— Да, они в порядке, Хенрик. Вы позволите мне вас так называть?

— Только так, и никак иначе.

— Они сыграли решающую роль в улаживании дел здесь, в Америке.

— А что с моими мамой и папой? — выпалил мальчик.

— Это, должно быть, парень Коттона? Приятно слышать тебя, Гари. С твоими папой и мамой тоже все в порядке. Я говорил с твоим отцом всего несколько минут назад и в связи с этим должен сказать несколько слов вам, герр Херманн.

В голосе американского президента прозвучало презрение.

— Ваш человек, Сейбр, нашел Александрийскую библиотеку. Вообще-то на самом деле это сделал за него Коттон, но тот попытался завладеть ею. Теперь Сейбр мертв, библиотека — у нас, и, уверяю вас, ни одна живая душа никогда не узнает, где она находится. Что касается вас, герр Херманн, надеюсь, Хенрику и мальчику не будут чинить препятствий в том, чтобы покинуть ваше шато, а вам настоятельно рекомендую помалкивать. В противном случае я сообщу израильтянам и саудовцам, кто дирижировал всей этой грязной историей. После этого вам останется только утопиться, поскольку не найдется такого места на земле, где вы сумели бы спрятаться.

Вице-президент плюхнулся в кресло.

— И вот что еще, Херманн. Ни слова Бен Ладену и его людям. Мы хотим встретить их на следующей неделе, когда они будут дожидаться моего самолета. Если их не окажется на условленном месте с ракетами наготове, я отправлю к вам роту своего спецназа, и они вытащат вас из вашего шато за ноги.

Херманн ничего не ответил.

— Я расцениваю ваше молчание как знак того, что вы меня поняли. Видите, как хорошо быть лидером свободного мира. Меня окружает множество людей, готовых выполнить то, что я пожелаю. Людей с широким спектром разнообразных талантов. У вас есть деньги, у меня — власть.

Торвальдсен никогда не встречался с американским президентом, но тот ему уже нравился.

— Гари, — сказал президент, — твой папа вернется в Копенгаген через пару дней. А вам, Хенрик, спасибо за все, что вы сделали.

— Да чего уж там. Сомневаюсь, что моя помощь была такой уж значительной.

— Но мы же победили, разве не так? А это единственное, что имеет значение в этой игре.

Связь отключилась.

Херманн стоял молча.

Торвальдсен указал на атлас.

— Теперь эти письма бесполезны, Альфред. Ты никогда и ничего не сумеешь доказать.

— Убирайся.

— С радостью. Дэниелс был прав. Игра окончена.

87

Вашингтон, округ Колумбия

Понедельник, 10 октября, 8.30

Стефани сидела в Овальном кабинете. Она бывала здесь неоднократно и каждый раз чувствовала себя крайне неуютно. Но только не сейчас. Сегодня они с Кассиопеей приехали сюда, чтобы встретиться с президентом Дэниелсом.

Накануне в Вермонте с почестями был предан земле Брент Грин. Журналисты превозносили его личные качества и заслуги. И демократы, и республиканцы заявили, что стране будет его не хватать. Трогательную надгробную речь произнес сам президент. Похоронили и Ларри Дейли, но во Флориде и без фанфар. В последний путь его провожали лишь малочисленные родственники да несколько друзей. Стефани и Кассиопея тоже приехали.

До какой же степени неверно она судила о них обоих! Дейли, безусловно, не был святым, но он также не был убийцей или изменником. Он пытался остановить происходящее. К сожалению, происходящее остановило его.

— Я хочу, чтобы вы вернулись в группу «Магеллан», — сказал ей Дэниелс.

— Вам будет сложно объяснить это решение.

— Я не обязан никому объяснять свои решения. Мне с самого начала не хотелось, чтобы вы уходили, но в тот момент у меня не было иного выбора.

Стефани самой хотелось получить назад свою прежнюю работу. Ей нравилось то, чем она занималась. Но имелось еще кое-что.

— Как насчет подкупа конгресса? — спросила она.

— Я уже говорил вам, Стефани: я ничего об этом не знал. Но подобная практика закончена раз и навсегда. Как и в случае с Грином, от скандалов подобного рода страна может лишь проиграть. Поставим же на этом точку и двинемся дальше.

Стефани не была полностью уверена в непричастности к делишкам Дейли президента, но тем не менее она согласилась.

— О произошедшем никто никогда не узнает? — поинтересовалась Кассиопея.

Дэниелс сидел за рабочим столом, положив ноги на его край и откинувшись на спинку кресла.

— Ни единого слова.

В субботу подал в отставку вице-президент, сославшись на расхождения во взглядах с администрацией. На какие только ухищрения не шли журналисты, чтобы добиться от него дополнительных разъяснений, но он оставался для них недоступным.

— Вскоре, — сказал Дэниелс, — мой бывший вице-президент наверняка начнет раскручивать собственную персону. Между нами состоится немало публичных перепалок по поводу политики и всякого такого. Он может даже попытаться выдвинуть свою кандидатуру на следующих выборах, но меня эти драки не пугают. Кстати о драках. Я хочу, чтобы вы приглядывали за орденом Золотого Руна. От этих ребят только и жди беды. Сегодня мы подрезали им крылья, но вскоре они снова оперятся.

— А израильтяне? — спросила Кассиопея. — Что с ними?

— Я обещал им, что никакие материалы из библиотеки никогда не будут обнародованы. О ее местонахождении знают только Коттон и его бывшая жена, но я даже об этом не собираюсь никому сообщать. Пусть это проклятое место остается спрятанным от всего мира. — Дэниелс посмотрел на Стефани. — Вы с Хизер помирились?

— Вчера, на похоронах. Дейли ей действительно нравился. Она рассказала мне о Ларри некоторые вещи, о которых я даже не подозревала.

— Вот видите, вам не стоит быть столь категоричной. Грин приказал убить Дейли после того, как ознакомился с содержанием тех флэш-карт. Они указывали на наличие утечек, и Ларри решил заткнуть их. Хизер — отличный агент и прекрасно знает свое дело. Грин и вице-президент намеревались уничтожить Израиль. Им было наплевать на всех, кроме самих себя. А вы думали, что проблема во мне.

Стефани улыбнулась.

— Я заблуждалась на ваш счет, господин президент.

Дэниелс взглянул на Кассиопею.

— А вы теперь вернетесь к строительству своего замка во Франции?

— Пожалуй, да. Я слишком долго отсутствовала, и мои служащие уже, наверное, начали волноваться.

— Если у вас такие же служащие, как у меня, они начнут волноваться только в том случае, если перестанут получать зарплату. — Дэниелс встал. — Спасибо вам обеим за все, что вы сделали.

Стефани осталась сидеть. Она испытывала странное чувство.

— Что-то вы недоговариваете.

Глаза Дэниелса хитро блеснули.

— Возможно, очень многое.

— Это наверняка касается библиотеки. Еще минуту назад вы говорили о ней столь бесцеремонно, а теперь мне кажется… Вы не оставите ее спрятанной, да?

— Это решать не мне. Тут главный кое-кто другой, и мы все знаем, кто это.


Малоун слышал, как колокола Копенгагена пробили три. Как всегда, на Ходжбро Пладс было полным-полно людей. Закончив обедать, он, Пэм и Гари сидели за столиком летнего кафе. Они с Пэм только вчера прилетели из Египта, проведя всю субботу с Хранителями и проводив в последний путь Джорджа Хаддада.

Он подал знак официанту, чтобы тот принес счет.

Торвальдсен стоял в пятидесяти футах поодаль, наблюдая за тем, как идет восстановление книжного магазина Малоуна. Работы начались на прошлой неделе, еще до их возвращения. Теперь фасад четырехэтажного здания покрылся строительными лесами, а на них суетились рабочие.

— Я должен попрощаться с Хенриком, — сказал мальчик, выскочил из-за столика и стал пробираться через толпу.

— Грустно было прощаться с Джорджем в субботу, — сказала Пэм.

Хотя они почти не говорили о том, что произошло в библиотеке, Малоун знал, что в голове у нее теснится множество других мыслей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Я убила человека. Он был дрянью, настоящей сволочью, и все же… Я убила человека.

Малоун промолчал.

— Ты встал, — продолжала она, — повернулся к нему лицом, зная, что я нахожусь позади него. Ты знал, что я буду стрелять.

— Я не был в этом уверен. Но я знал, что ты что-нибудь сделаешь, а именно это мне и было нужно.

— Я никогда раньше не стреляла из пистолета. Отдавая его мне, Хаддад сказал, что нужно просто навести его нацель и спустить курок. Он тоже знал, что я сделаю это.

— Пэм, не стоит переживать из-за этого. Ты сделала то, что должна была сделать.

— Как поступал и ты все эти годы. — Она помолчала. — Я хочу кое-что сказать, но это непросто.

Малоун ждал.

— Я сожалею. Искренне сожалею обо всем. Я никогда не знала, через что тебе постоянно приходится проходить, думала, что все это мужское самолюбование, комплекс мачо и тому подобное. Я просто не понимала. А теперь понимаю. Я была не права. Относительно множества вещей.

— В этом ты не одинока. Я тоже сожалею обо всем, что не заладилось на протяжении всех этих лет.

Пэм воздела руки, как бы сдаваясь.

— Ладно, я думаю, на сегодняшний день довольно нам обоим переживаний.

Он протянул руку.

— Мир?

Она вложила пальцы в его ладонь.

— Мир.

Но вдруг она подалась вперед и легонько поцеловала его в губы. От неожиданности его обдало горячей волной.

— А это для чего?

— Не строй иллюзий. Я думаю, нам лучше по-прежнему оставаться в разводе, но это не значит, что я все забуду.

— Так давай оба помнить обо всем, что было?

— Честное предложение, — ответила она, а помолчав, добавила: — А как быть с Гари? Как мы поступим? Он должен знать правду.

Об этом Малоун до сих пор не задумывался.

— Узнает. Дадим ему немного времени, а потом мы, все трое, поговорим по душам. Не думаю, что это что-нибудь изменит, но ты права, он заслуживает правды.

Он заплатил по счету, и они пошли туда, где стояли Торвальдсен и Гари.

— Я буду скучать по этому парню, — проговорил Торвальдсен. — Из нас с ним получилась отличная команда.

Пэм и Малоун уже знали обо всем, что произошло в Австрии.

— Мне кажется, что приключений у него уже было более чем достаточно, — сказала Пэм.

— Да, — согласился Малоун, — пора возвращаться в школу. Мне жаль, что вы угодили в такую переделку.

Он знал, что Торвальдсен поймет смысл его слов. Они разговаривали об этом накануне. И хотя его охватывал страх, когда он представлял Гари, бросающегося на вооруженного пистолетом мужчину, втайне он испытывал гордость. В жилах мальчика текла не его кровь, но от Малоуна ему передалось достаточно, чтобы он во всех отношениях был именно его сыном.

— Вам пора отправляться.

Они втроем направились в конец сквера, где их поджидал Джеспер с машиной Торвальдсена.

— Тебе тоже досталось, дружище? — спросил Малоун.

Мужчина лишь кивнул и улыбнулся. Накануне вечером Торвальдсен рассказал ему, что Джеспер едва выдержал два дня в компании Маргарет Херманн. Ее отпустили в субботу, когда датчанин и Гари вылетели обратно в Данию. Судя по тому, что поведал Торвальдсен относительно отца и дочери Херманн, их семейным отношениям было сложно позавидовать. Их связывали кровные узы, но ничего больше. Малоун прижал к себе сына и сказал:

— Я люблю тебя. Позаботься о маме.

— Она в опеке не нуждается.

— Не зарекайся.

Затем он повернулся к Пэм.

— Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

— То же самое я могу сказать тебе. Теперь мы по крайней мере знаем, как прикрыть спины друг друга.

Они не рассказали Гари о том, что произошло на Синае, и никогда не расскажут. Торвальдсен дал согласие на то, чтобы взять Хранителей под свою опеку и снабжать их средствами для поддержания монастыря и библиотеки. Уже имелись планы создания электронного архива манускриптов, кроме того, они договорились набрать новых достойных людей, в результате чего ряды Хранителей должны были значительно пополниться. Возможность оказать посильную помощь привела датчанина в восторг, и вскоре он намеревался лично посетить историческое место. Однако оно должно было оставаться в тайне.

Торвальдсен пообещал израильтянам, что все будет делаться к всеобщему удовлетворению, и, получив аналогичные заверения от президента Соединенных Штатов, евреи были вполне удовлетворены.


Пэм и Гари забрались в машину, а Малоун махал им вслед до тех пор, пока лимузин, направлявшийся в аэропорт, не растворился в густом автомобильном потоке. Затем он вернулся туда, где стоял Торвальдсен, наблюдающий за тем, как рабочие счищают копоть со стен здания.

— Умиротворение достигнуто? — спросил Хенрик.

Малоун знал, что имеет в виду его друг, и ответил в лад ему:

— Демоны изгнаны.

— Прошлое иногда и впрямь способно разъесть душу.

Малоун согласился.

— Или — стать твоим лучшим другом.

— Будет просто потрясающе узнать, что хранится в библиотеке.

— Настоящие сокровища.

Малоун смотрел, как рабочие в комбинезонах с помощью пескоструйного аппарата удаляют сажу со стен дома, возведенного еще в шестнадцатом веке.

— Здание будет не хуже, чем тогда, когда оно было построено, — заметил Торвальдсен. — А уж о начинке позаботишься сам. Много книг придется покупать!

Малоуну уже не терпелось заняться этим. Ему нравилось быть продавцом книг. Однако из событий последних дней он вынес важные уроки. Он вспомнил о том, через какие опасности пришлось пройти всем трем Малоунам. Вот что действительно имело значение. Он указал на здание.

— Все это не так уж важно.

Датчанин понимающе улыбнулся.

— Это всего лишь вещи, Хенрик. Всего лишь вещи.

Загрузка...