Дома я внезапно затосковал. Люди говорили, что после отпуска это обычное дело. Сначала я обрадовался, что мы вернулись: повидался с Тигрицей и другими приятелями, навестил остальных своих двуногих на Эдгар-Роуд. Все было прекрасно, но… Но меня не покидало недовольство. Мне не нравилось, что нельзя проводить со Снежкой круглые сутки; мы по-прежнему встречались, но гораздо реже, чем за городом. Скучал я и по сельским тропинкам, по свежему воздуху, по романтике, по камину, перед которым мы дремали… Даже по курам. Вдобавок в Лондоне с самого нашего возвращения шли дожди, поэтому большую часть времени я сидел дома, и на душе у меня была такая же хмарь, как и на улице. Я не знал, куда себя деть.
К тому же я не переставал думать о странном разговоре, подслушанном в последний день отпуска. Больше люди этой темы не касались, и мне оставалось только мучиться догадками. Мы со Снежкой держались настороже, но не заметили ничего подозрительного. Да, люди время от времени о чем-то шептались, но они всегда так делают, верно? Скорее всего, Снежка была права, мне стоило выбросить это из головы и перестать волноваться. Зря я себя накручивал… Но я почему-то не мог успокоиться. Я уговаривал себя, что нервы мне расшатала послеотпускная тоска, и только.
Как-то раз я сидел на подоконнике в гостиной и увидел, как человек что-то клеит на фонарный столб у соседнего дома. Вскоре после этого у нашего крыльца появилась Тигрица. Я побежал на кухню, выскользнул на задний двор через кошачью дверцу и поспешил к ней. При виде приятельницы на душе сразу стало легче.
– Привет, Алфи, – сказала Тигрица, слегка запыхавшись.
– Что происходит? – поинтересовался я.
Она кивнула на фонарный столб, и я увидел на нем фотографию полосатого кота и какие-то слова. Прочесть я их, естественно, не мог: кошки не умеют читать.
– Что это? – спросил я.
– Понятия не имею, но пока тебя не было, такие наклеили еще на два столба. Все наши никак в толк не возьмут, зачем это.
– Я тоже не понимаю, – я задумался. – Пойдем к остальным, вдруг кто-нибудь знает.
Противный червячок грыз меня изнутри. Пробегая по улице, мы заметили фотографии незнакомых кошек еще на двух столбах.
– Только эти, других нет? – спросил я Тигрицу.
– Да. Правда, странно?
На своем обычном месте мы застали Элвиса и Нелли. Они сидели не на мокрой траве, а на бетонном тротуаре, где было чуть посуше.
– У нас есть новости, – сверкнула глазами Тигрица.
– Какие? – встрепенулась Нелли, как всегда жадная до сплетен.
– На столб наклеили еще один кошачий портрет.
– Опять? К чему бы это? – спросил Элвис.
– Не знаю, – сказал я, – но мне что-то не нравится.
– Все это очень подозрительно, – кивнула Тигрица. – Думаю, нам следует быть бдительными.
Мы замолчали, и тут подошел Лосось, наш общий недруг.
– Может, он знает, – прошипела Нелли, хотя никому из нас не хотелось его спрашивать.
– Что это вы тут затеваете? – спросил Лосось, подозрительно щурясь. Его хвост ходил ходуном. Лосось был злюка, каких мало, и не упускал возможности нас обидеть.
– Мы просто болтаем. Ты ни с кем не дружишь, тебе не понять, – ответила Тигрица. Она единственная из нас не боялась Лосося.
– Жуть как смешно, Тигрица.
– Лосось, – быстро вмешался Элвис, – только что повесили еще одну кошачью фотографию. Ты не знаешь, зачем они?
Лосось снова дернул хвостом:
– Конечно, знаю, вот только вам не скажу.
– Иными словами, ничего ты не знаешь, – хмыкнул я.
– Помолчал бы! Если кто тут ничего не знает, так это ты, – прошипел он. – Лучше бы сбегал к своей подружке и поинтересовался, как у нее дела.
– К чему ты клонишь? – рассердился я. С какой стати он приплел Снежку?
– Ее хозяева только что говорили с моими. Не стану вдаваться в подробности, но не завидую я вам, ребята, – он самодовольно облизнулся.
– Лосось, немедленно объясни, иначе я…
– Иначе ты что? Натравишь на меня подружку? – он расхохотался и убежал, не дав мне ответить.
– На что это он намекает? – спросила Нелли.
Друзья озабоченно посмотрели на меня, а я почувствовал, как тоскливо засосало под ложечкой. Все-таки не зря я беспокоился. Надо поскорее найти Снежку.
Снежка ждала меня у крыльца. Я с первого взгляда понял, что все ужасно.
– Беда, Алфи, – сказала она.
– Мы что-то натворили? – спросил я. За мной водились разные проделки, но в последнее время я вроде бы вел себя прилично.
– Нет. – Снежка забралась под куст. Тот еще не высох после дождя, но у Снежки был такой серьезный вид, что я не стал ворчать. – Другая беда. Помнишь, ты подслушал разговор? Так вот, правильно ты беспокоился.
– Погоди, Снежка, я ничего не понимаю.
– Вчера Тим и Карен говорили с Дейзи и Кристофером. Похоже, Тиму предложили очень хорошую работу. Мы уезжаем.
– Уезжаете? – переспросил я, холодея до кончиков когтей.
Когда семейство Снеллов поселилось на Эдгар-Роуд, дела у них были чудовищно плохи. Мне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем они сдружились с соседями. Значит, все мои старания насмарку?..
– Самый ужас, что работа в графстве Чешир, – мрачно сказала Снежка.
– А где этот Чешир, далеко? – спросил я, заранее страшась ответа.
– Да, полдня езды. Кристофера отдадут в другую школу. Он не против, Дейзи все равно: у нее по работе и так сплошные поездки, а в Лондоне она сможет останавливаться у подружек. А моего согласия никто, естественно, не спрашивает.
– Еще бы. Люди такие эгоисты! Погоди, что же получается? Тебя заберут с Эдгар-Роуд?
Я так вытаращил глаза, что они чуть не выскочили из орбит. Лосось не врал.
– Похоже на то. Только я не знаю когда.
Вид у Снежки был донельзя печальный. Я запаниковал: неужели ее в самом деле увезут? А как же наша любовь? Отпуск, который мы так чудесно провели вместе? Мне было хорошо известно, что люди живут по другим правилам, чем кошки, но не могли же они обойтись с нами так жестоко. Я отказывался в это верить. Это какая-то ошибка.
Остаток дня мы со Снежкой грустили.
– Не хочу домой, – сказала она.
Моя подруга была сердита и растеряна, я тоже. Я старался ее подбодрить, но мало что мог сделать, особенно если учесть одолевавшую меня послеотпускную тоску. Я отвел Снежку к себе домой, и мы, печальные, встревоженные, устроились в моей корзинке, которая стояла в гостиной. Наверно, мы задремали, потому что, когда проснулись, вокруг собрались Клэр, Джонатан, Саммер, Тим и Карен.
– Словно чувствуют, что их разлучат, – сказала Клэр, грустно глядя на нас.
– Алфи очень умный, – заметил Джонатан.
– Откуда им знать? Они же кошки, – сказал Тим.
– Мяу, – возразил я.
– Вот видишь, – невесело улыбнулся Джонатан. – Он все понимает.
Снежка сердито посмотрела на хозяев и уселась рядом со мной. Сна не было ни в одном глазу.
– А может, – голос Карен звучал нерешительно, – может, ты им все подробно расскажешь? Как взрослым людям, в смысле, кошкам.
– В смысле? – спросил Тим. – Ты хочешь, чтобы я перед ними объяснялся?
– Мне кажется, это хорошая мысль, – согласилась Клэр.
– Давай, Тим, вперед, – подначил его Джонатан.
Судя по ухмылке, хозяина ситуация забавляла. Во всяком случае, мне так показалось. Я бросил на Джонатана укоризненный взгляд, и он смутился. Видимо, не совсем потерял совесть: разговор-то предстоял совсем не шуточный.
Тим откашлялся. Мы со Снежкой выжидающе посмотрели на него.
– Нам очень нравится жить на Эдгар-Роуд, у нас тут чудесные друзья. – Тим явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Но решение переехать сюда было вынужденным, и, признаюсь, поначалу мы были от него не в восторге. А сейчас нам предстоит еще один сложный выбор. Снежка, Алфи, дело вот в чем: мне предложили работу мечты. Мы сможем снова купить дом, и моя семья будет жить в условиях, которые заслуживает.
Он слегка покраснел. Мы со Снежкой украдкой переглянулись. Я с трудом верил своим ушам – хоть меня уже предупредили о переезде, но слушать, как Тим лично это подтверждает, было тяжело. Я до последнего надеялся, что это лишь глупые сплетни.
– Нам было хорошо здесь, – продолжал Тим, – но мы посоветовались и поняли, что такой шанс упускать нельзя. Через несколько недель мы уезжаем. Честно говоря, решать пришлось очень быстро, – он посмотрел на нас, ожидая ответа, но мы не шевельнулись. Тогда он виновато добавил: – А вас разлучать я совсем не хотел.
– Алфи, это же не трагедия, – сказала Клэр и подхватила меня на руки. Но я-то знал, что трагедия. Я посмотрел на Снежку, которая сидела в моей корзинке, уже не грустная, но возмущенная до глубины души, и почувствовал, что моя жизнь рушится. Во мне тоже всколыхнулась ярость: как они могут так с нами поступать?
Я задумался, не убежать ли – вернуться со Снежкой за город, где нам было так хорошо. Но я знал, что побега не будет. При всей любви я не готов был ради нее снова жить под забором. Да и своих дорогих людей мы бы не бросили, хоть сейчас на них и обиделись. Положение было совершенно безвыходное.
Хозяева принялись нас успокаивать, но я слышал только звон своего разбитого сердца.