Алхимик

Глава 1 Попал, однако

«Я умер и оказался в аду», – прорывая невыносимую боль, пробилась одинокая мысль. Точно в аду, и дышать невозможно из-за серной гари. Масло у чертей там на сковородке подгорело, что ли? И почему тогда боль идет сразу со всех сторон моей тушки, ведь поджаривать-то должны только с одной? Странные какие-то посмертные мысли, однако.

Попытка пошевелиться не дала ровным счетом ничего, а боль только усилилась. «Что ж, если все же еще чуть-чуть жив, то хоть позвоночник не сломан, – пробилась в сознание позитивная мысль. – Блин, доигрались, доэкспериментировались, умники недобитые». Последнее, что помню из своих жизненных переживаний, – яркую, беззвучную вспышку на месте четвертой лаборатории, потом какая-то чрезвычайно холодная волна сшибла меня с ног, и наступила темнота. Следом пришла боль, от которой можно сойти с ума, но, так как я уже мертв, это совсем не принципиально. Говорят, и к адскому пламени можно постепенно привыкнуть, все равно впереди целая вечность. Впрочем, мои мучения оказались совсем недолгими, вновь и вновь проваливался в спасительное забытье, и адское пламя на какое-то время отступало, дабы вскоре вернуться с новой силой.

Пульсирующая боль оказалась немного разбавленной ощущением чьего-то близкого присутствия. Если поверить остаткам прежних чувств – меня куда-то тащат за ноги и за руки. И делают это, судя по всему, достаточно аккуратно. Неужели все-таки дождался спасателей? Как хорошо почувствовать себя вновь живым. Может, это всего лишь галлюцинация, но… Слабый толчок – и резкая волна сокрушающей боли опять опрокидывает меня в темноту беспамятства.

Голоса. Странные голоса, бла-бле-блу-блю… бу-бу-бу… ничего невозможно понять. Ни на один из известных мне языков они не похожи. И даже звуки этих голосов непривычны, нет ни рычащих, ни шипящих, даже зудящих не слышно. Но вот горячая эмоциональность в голосах чувствуется. Двое о чем-то оживленно спорят или, вернее, ожесточенно торгуются, и им иногда в тон поддакивает третий голос. Боль уже вполне можно терпеть, только вот пошевелиться не получается. И здесь не воняет смрадной гарью, зато благоухает давно нечищенным отхожим местом. Явно совсем не городская больница, куда, по идее, меня должны были бы доставить спасатели. Интересно, куда же я попал-то?

В очередной раз прихожу в себя от того, что кто-то пытается влить мне в рот отвратительную по горькости и прочим вкусовым качествам жидкость. Хинин, считающийся эталоном горькости, по сравнению с этим пойлом – так, всего лишь легкая приправа к джину и тонику. Не в силах сопротивляться, проглатываю – и опять едва не проваливаюсь в темноту. Растекающаяся по телу боль продолжает часто пульсировать, но ее уже можно постепенно вытеснить из своего сознания, как учили нас на тренировках. Титаническим усилием воли открываю глаза и замечаю слабый луч света, падающий откуда-то сбоку. Пару минут еще прихожу в себя, прежде чем собираюсь осмотреться вновь. Шевелить головой даже и не пытаюсь (знаю – бесполезно), однако в поле зрения ничего примечательного не попадается. Судя по всему, нахожусь где-то на сеновале, рядом с тем самым благоухающим нужником. Или в самом нужнике, устроенном на старом сеновале, – по запаху и не отличишь. Боже, ну за какие грехи мне выпали столь странные адские муки, еще бы понял пляшущих чертей с вилами и котлы с кипящей смолой, а тут не жизнь и не смерть, как у того самого кота Шредингера, сидящего в черном ящике в ожидании незнамо чего. Стоило заметить, усилия воли постепенно давали желанный результат – боль стала постепенно спадать, превращаясь в тягучую слабость, и я, похоже, просто уснул, а не провалился в зыбкое небытие, как все прошлые разы.

Бу-бу-бу… – опять кто-то стоит надо мной и что-то пытается говорить. Или он просто говорит себе под нос, что-то делая с моим многострадальным телом? Похоже, второе. Очередная попытка пошевелиться ни к чему положительному не привела, но и резких болевых вспышек тоже не последовало. Можно сказать – иду на поправку, если медленно не подыхаю, благополучно не ощущая постепенного отмирания болевых рецепторов. Время вскоре покажет. Опять в горло вливают гадостный отвар, который быстро погружает в сон.