— Здравствуйте, дорогие дипломники, — сказала Светлана, входя в класс.
Десять семиклассников Биологической школы окружили ее.
— Садитесь, — сказала Светлана. — Столы и кресла вам уже малы. Почему вы так быстро растете?
— Вы еще посмотрите, как мы за лето вырастем, — сказал Джавад, который и без того был выше Светланы.
— Все пришли? Никто не заболел? Никто не улетел на денек на Луну? Никто не купается на Гавайских островах? — спросила Светлана, усаживаясь в учительское кресло.
— Если вы меня имеете в виду, — сказал Пашка Гераскин, — то я пришел сегодня раньше всех.
— Этого не может быть!
— Мне тоже свойственно ошибаться, — признался Пашка. — Я становлюсь рассеянным.
— Он хочет сказать, что становится великим, — пояснил Аркаша Сапожков.
— Мне очень приятно, — сказала Светлана, — что в нашем классе будет великий выпускник. Но пока займемся делом. Итак, вы должны мне сегодня сказать, какие путешествия вы себе придумали.
Наступила тишина. Никто не хотел говорить первым. Диплом, который надо защитить после седьмого класса, называется «Необыкновенное путешествие». За месяц надо путешествие совершить, а потом написать о нем необыкновенный отчет. Задача сложная.
— Хорошо было сто лет назад, — сказала Маша Белая.
— Еще бы, — подхватила ее близняшка — Наташа Белая. — Любое путешествие было необыкновенным. Даже на Луну семиклассники еще не летали.
— А еще лучше было тысячу лет назад, — сказал Илюша Чашков. — Тогда еще паровоз не изобрели.
— Надо ли ваши слова понимать так, что вы ничего интересного не придумали? — спросила Светлана.
— Я придумал, — сказал Джавад. — Я уже начал делать воздушный шар, чтобы совершить на нем беспосадочный полет вокруг света.
— Уже летали! — сказал Пашка.
— А я полечу быстрее, — сказал Джавад.
— Очень хорошо, — согласилась Светлана. — Необыкновенным может стать даже обычное на первый взгляд путешествие.
— Конечно! — воскликнула Маша Белая. — Мы с Наташей договорились с дельфинами, что они нас перевезут через Средиземное море.
— И если будет хорошая погода, мы поплывем к Азорским островам, — сказала Наташа.
— Верхом на дельфинах? — удивился Аркаша. — Но ведь это опасно.
— Неужели дельфины дадут нам утонуть? — обиделась Маша.
— Ну а ты, Аркаша? — спросила Светлана. — Ты, наверное, придумал что-то необыкновенное.
— Я совершу путешествие вокруг нашей дачи.
— Как так?
— Я обойду всю дачу и буду наблюдать, как живут насекомые, как растут цветы.
— Теперь я понял, почему он испугался за близняшек! — сказал Пашка. — Сам-то выбрал самое безопасное путешествие на свете. Но если увидишь незнакомую собаку, сразу зови бабушку на помощь.
— Я постараюсь, — улыбнулся Аркаша. — Только она не услышит. Потому что я сначала уменьшусь в сто раз.
— Молодец, — сказала Алиса. — Жалко, что ты меня обогнал.
— Ты тоже хотела путешествовать вокруг дома? Тогда пошли вместе.
— У меня была другая идея, — сказала Алиса. — Я тоже хотела воспользоваться открытием куньминьского физика Ли Чуси, который научился уменьшать живые существа. Я собралась повторить путешествие Нильса на диких гусях. В Африку.
— Одно другому не мешает, — сказала Светлана. — Это два различных путешествия.
— Я подумаю, — ответила Алиса. Она была огорчена. Какая же она наивная! Решила, что никто, кроме нее, не подумает об уменьшении.
И пока другие ребята рассказывали о своих планах, Алиса размышляла, может быть, в самом деле отправиться в путешествие вместе с Аркашей? Или все-таки полететь на гусях?
— Гераскин, — услышала она голос Светланы, — что же ты молчишь? Опять рассеянность подвела?
— Не надо иронизировать, Светлана, — серьезно ответил Пашка. — К великим людям нужен особый подход, деликатный. Мы очень ранимы.
— Извините, — сказала Светлана. — Но учти, хоть ты и очень великий, дипломную работу я с тебя спрошу. Иначе в восьмой класс не перейдешь.
— Есть у меня одна мысль… — сказал Пашка. — В общем, я решил совершить путешествие к центру Земли.
— Ого! — сказал Илюша Чашков. — Ради такого путешествия я согласен отказаться от моей идеи.
А идея у Илюши была интересная — он хотел проплыть подземной рекой, что течет под Сахарой.
— Это невозможно, — сказал Аркаша. — Даже взрослые еще не были в центре Земли. Это невероятно трудная задача. Ты забыл, какое там давление?
— Я ничего никогда не забываю, — сказал Пашка.
— Подземный корабль еще только проектируется! — воскликнул Джавад.
— Корабль, может, и проектируется, но подземная лодка уже существует, — отрезал Пашка.
— Хорошо, — улыбнулась Светлана. — А теперь каждый из вас по очереди подходит ко мне и сообщает все детали путешествия, чтобы я убедилась, что оно безопасно. Кто первый? Ты, Илюша? Тогда оставайся в классе, а остальные свободны. Вы сами договоритесь, кто пойдет ко мне следующий.
В школьном саду Пашка отозвал Алису в сторону.
— Слушай, мой юный друг, — сказал он. — Чует мое сердце, что ты расстроена оттого, что узурпатор Сапожков украл у тебя идею.
— То-то и обидно, что он не крал, — сказала Алиса. — По крайней мере, с точки зрения науки его путешествие более интересное.
— Лилипут бегает в траве от кузнечика! Тоже мне путешествие! Алиска, предлагаю: присоединяйся ко мне.
— Зачем?
— Мне нужен верный напарник. Моя идея уникальная, но одному, пожалуй, не справиться.
— Тогда расскажи в чем дело.
— Потом. Сейчас ты дашь мне согласие, я расскажу обо всем Светлане, сообщу, что мы едем вместе.
— Пашка, а я знаю, зачем тебе это нужно.
— Зачем?
— Ты боишься, что Светлана тебя одного не отпустит. Признавайся немедленно! Или я с тобой не поеду.
— Значит, поедешь! Жди меня здесь. Я побежал к Светлане.
Вышел он от Светланы минут через десять. И тут же, поманив Алису за собой, побежал к стоянке флаеров.
— Что она тебе сказала? — спросила Алиса.
— Разве это так важно? Главное — мы с тобой вдвоем отправляемся в невероятное и удивительное путешествие к центру Земли.
— Сейчас ты увидишь гения, — сказал Пашка Гераскин, направляя флаер вниз, к тихой извилистой речке, отороченной ивами. Речку пересекала запруда, у которой стояла старая седая мельница. Водяное колесо медленно вращалось, с него, сверкая под солнцем, стекали струи прозрачной воды.
За мельницей была видна крыша еще одного дома — тоже старого, бревенчатого, под тесовой крышей. Из трубы поднимался дым.
— Что это такое? — удивилась Алиса.
Ничего не ответив, Пашка посадил флаер на площадке перед мельницей. Слышно было, как из дальнего домика раздаются гулкие короткие удары.
— Пошли! — Пашка первым направился туда. Широкая дверь была распахнута. Над ней прибита вывеска:
— Семен Иванович! — сказал Пашка, заглядывая внутрь. — Можно к вам?
— Заходи, коль не шутишь, — раздался в ответ сиплый голос. И снова послышались быстрые удары.
Они вошли внутрь кузницы. Она была невелика и заставлена, завалена железными предметами так тесно, что посреди нее только-только оставалось место для горна и наковальни, возле которой стоял сам кузнец и небольшим молотом стучал по раскаленной докрасна старинной алебарде.
Кузница была удивительной. В первое же мгновение Алиса увидела в ней множество вещей, которые встречаются только в музеях. Там лежала груда лошадиных подков, наконечников копий, алебард, стояли прислоненные к стене решетки и спинки железных кроватей, на гвоздях, вбитых в стены, висели амбарные замки и стремена…
Но удивительнее всего был сам кузнец.
Он был не очень высок ростом, но казался великаном, которого так стукнули по голове молотом, что он вдвое уменьшился, раздавшись во все стороны. Математик бы сказал, что этот человек точно вписывается в куб. Алиса подумала, что этот человек похож на старинный сундук.
— Ну что, решился? — спросил кузнец у Пашки.
— Я ни минуты не сомневался.
— Тогда погоди, — сказал кузнец. — Я еще обед себе не заработал, а уже умираю от голода.
Руки его не переставали работать. Левая быстро и точно двигала раскаленную алебарду, а правая ловко постукивала по ней молотком.
— Павел, — приказал кузнец. — Шуруй!
Пашка, видно, был здесь не в первый раз. Он кинулся к мехам и начал работать ими. Кузнец прикрикнул на Пашку:
— Смелей, немощь городская!
Пашка не обиделся.
— Помочь тебе? — спросила Алиса.
— А ты, девочка, иди, собирай цветочки! — сказал кузнец, и этим Алисе сразу не понравился.
Но сам он сразу же забыл об Алисе, потому что снова принялся молотить по железу.
— Всё! — закричал он торжествующе и сунул алебарду в бочку с водой.
Поднялось облако пара. Пашка распрямился, потер руки, ему было приятно чувствовать себя помощником кузнеца.
— Ну и как? — спросил он. — Получилось у нас?
Кузнец ничего не ответил. Срывая на ходу фартук, он побежал к мельнице.
— Пошли за ним, — сказал Пашка.
— Но он не звал.
— Он никогда не зовет.
Они вошли в старую мельницу. Внутри обнаружилась обширная кухня. На стеллажах вдоль стен бесконечными рядами стояли банки и бутылки с приправами, специями, вареньями, соленьями, маринадами и соками. С потолка свисали длинные связки лука и чеснока, сушеной мяты и укропа. А вдоль стены тянулся длинный широкий стол, на котором стояли кастрюли, миски, чайники, котлы и сковородки. Еще больше их было на старинной плите с шестью конфорками.
— Зажигай! — приказал кузнец, кидаясь к столу и начиная быстро разделывать карпов, которых вытаскивал из ведра.
Пашка наклонился к сложенным у плиты полешкам, ловко наколол лучины, заложил в плиту и разжег ее.
Алиса глазам своим не верила. Она, честно говоря, впервые в жизни видела, как разжигают плиту, только в сказках об этом читала. И было непонятно, зачем же жечь дрова, если еду приготовит электровакуумный комбайн?
Кузнец, который все еще чистил рыбу, словно угадал ее мысли.
— Чепуха! — зарычал он. — Ты эти современные штучки-дрючки брось. Это, прости, не продукт получается, а самоубийство. Может, для вас, людишек умственного труда, роботы-шроботы и нужны, а нам это без надобности! Больше огня, Пашка!
— Слушаюсь, капитан! — ответил Пашка, подбрасывая поленья в плиту.
— Девчушка, как тебя кличут? — спросил кузнец.
— Алиса Селезнева.
— Алиска, хватай ведро, беги к колодцу, одна нога там, другая здесь.
— А где колодец?
— Найдешь, не слепая!
Кузнец весело улыбался. Он был совсем не такой страшный, как в кузнице. Голова его казалась полушарием, вросшим в покатый холм плеч. Короткопалые руки были подобны слоновьим ногам. И вообще он был больше всего похож на слона, вставшего на задние ноги, только вместо хобота торчал красный носик, по сторонам которого яростно горели круглые голубые глазки.
Алиса взяла ведро и вышла из мельницы.
Колодец она увидела сразу, он был шагах в двадцати, под большой липой. Над колодцем была двускатная крыша, под ней отполированное руками бревно с намотанной на него цепью. Алиса прикрепила ведро к цепи, и бревно принялось крутиться, позвякивая. Потом ведро плеснуло, ударившись о воду.
Только сейчас Алиса поняла, как здесь тихо и ласково. Только и звуков, что монотонное жужжание стрекоз, кузнечиков, мух и других насекомых; да отдаленное поскрипывание мельничного колеса. Как будто Алиса попала в сказочный, давно ушедший древний мир, в котором никто и не подозревает, что где-то есть флаеры, космические корабли, роботы и марсиане.
Алиса принялась тянуть ведро из колодца. Железная рукоять поворачивалась с трудом, ведро было тяжелым, и Алиса представила себе, как ведро появится сейчас над срубом колодца, а в нем медленно плавает щука, которая спросит:
— Чего тебе надобно, старче?
Она так поверила своей выдумке, что брала ведро осторожно, как бы щука ее не укусила. Никакой щуки, конечно, в ведре не было, но вода в ведре оказалась газированной, она бурлила от пузырьков, что поднимались к поверхности. Алисе даже почудилось, что нести это ведро было очень легко — вода все время стремилась наверх.
Когда она вернулась с ведром, в мельнице работа шла полным ходом. Жарко и весело трещали дрова в плите, шкворчала на сковородке рыба, закипала в кастрюле картошка, кузнец взбивал мутовкой клубничный мусс, Пашка резал хлеб. Он отколупнул кусок корки и сказал:
— Лучше, чем пирожное.
— Еще бы, — согласился кузнец Семен, — я сам муку мелю и хлеб пеку. Ко мне за хлебом из Австралии прилетают.
И тут он побледнел, даже пошатнулся от ужаса.
— Соус! — закричал он. — Соус перестоялся!
Он схватил с плиты кастрюльку и принялся бегать с ней по комнате, чтобы остудить.
— А почему у вас вода газированная? — спросила Алиса.
— Это не вода! Это нарзан, лучший в мире нарзан. Наливай в чайник, ставь на плиту, потом бери скатерть и приборы в буфете и быстренько накрывай на стол. Поняла, Алиса-киса?
От кузнеца Семена исходил такой шум, грохот, веселье, столько в нем было жизни, что хотелось смеяться.
— Еще минута — и я помру от голода! — закричал он. — Пашка, сливай картошку, волоки на стол, мечи из подпола сметану, соленые огурцы и не забудь квас. Мой квас на нарзане — лучший в мире, за ним из Австралии приезжают.
Наконец, через пять минут все было готово и они уселись за стол.
— Начинай! — зарычал кузнец. Он наколол на вилку целого карпа, высыпал из кастрюли десяток крупных, как дыни, картофелин, отломил половину буханки, и в мгновение ока все это исчезло в его пасти.
— Вы Гаргантюа и Пантагрюэль сразу, — сказала Алиса. — Это были такие…
— Не надо объяснений. Я все читал, — ответил кузнец. — Не отвлекай меня, а то аппетит пропадет.
И с этими словами он кинул в рот еще одного целого карпа.
Но больше Алиса на хозяина не смотрела, потому что сама принялась за еду, которая оказалась такой вкусной, что остановиться было невозможно.
Клубничный мусс кузнец есть не стал, пододвинул миски с ним гостям, а сам, вздохнув, сказал:
— Ох, надо мне себя ограничить. С понедельника обязательно сяду на диету.
С этими словами он взял со стола еще одну буханку хлеба и не спеша затолкнул себе в рот.
— А почему у вас в колодце нарзан? — спросила Алиса. — Ведь нарзан в средней полосе не бывает.
— Мой колодец — сверхглубокий, — ответил кузнец. — Я его сделал во время последних испытаний. Нарзан поступает с глубины три километра.
И только тут Алиса вспомнила, зачем они приехали к кузнецу.
Она хотела было спросить про подземную лодку, но кузнец поднял толстый палец и произнес:
— Никаких деловых разговоров. Сейчас все спать, спать, спать. Пища не выносит легкомысленного отношения.
Он с трудом поднялся из-за стола и побрел наружу, где в саду, под яблоней, Алиса увидела помост, заваленный сеном. Там все они и заснули.
Разбудил Алису шмель. Он летал над самым ухом и занудно жаловался на жизнь. Солнце уже стояло низко, тени стали длинными. Слышно было, как поскрипывает мельничное колесо. Пашка спал на сене, раскинув руки и ноги, как парашютист в свободном падении. Кузнеца Семена не было видно. От сена пахло сладко и сонно. Может, еще подремать? Пять минуток?
И тут от мельницы донесся громовой голос кузнеца:
— Вставать, вставать, чай готов!
— Я не хочу чаю, — ответил Пашка, не просыпаясь.
Алиса вскочила. Ей было неловко. Приехали к одинокому мужчине и улеглись спать, а он вынужден заниматься хозяйством.
Кузнец уже сидел за столом. Он сам все приготовил. Притащил самовар литров на сто, сверкающий как раскаленная лава, расставил чашки, разлил по вазочкам варенье и, главное, испек такую гору пирожков, что над ней поднималась только блестящая макушка кузнеца.
— А мужик твой спит? — спросил кузнец, наклоняясь в сторону, чтобы увидеть Алису.
— Я думаю, он скоро придет, — сказала Алиса. — Он любит все делать сам, не выносит, когда ему приказывают.
— Понял, — сказал кузнец и усмехнулся. И тут же закричал на всю округу:
— Павел! Не ходи пить чай! Спи немедленно!
Но его приказ запоздал.
Пашка уже стоял на пороге.
— Ясное дело, — сказал он. — Если дрова пилить, то где Гераскин? А если чай с пирогом, то о Гераскине забыли.
— Представляю тебя занудным стариком, — сказал кузнец. — Ты же всех своих внуков перепилишь.
Пашка стоял в неуверенности — то ли смертельно обидеться, то ли счесть слова кузнеца шуткой. Но кузнец сам решил за него эту задачу.
— Есть выход, — сказал он. — Давай есть пирожки наперегонки. Ты берешь, я беру. Кто последний взял, проиграл.
— Ой, — сказала Алиса. Она уж не знала, когда кузнец шутит, а когда говорит серьезно.
— Давайте, — сказал Пашка, усаживаясь за стол.
Кузнец начал соревнование всерьез. Он глотал пирожки словно горошины, а Пашка тем временем спокойно жевал, запивая чаем, не спешил, только спросил:
— А кто выиграет, что получит?
— Любое желание, — ответил серьезно кузнец.
— Ты же проиграешь! — шепнула Алиса.
— Проиграю, значит, проиграю, — сказал Пашка, продолжая не спеша жевать пирожок. — Хорошие сегодня пирожки у вас получились. Мне сейчас с капустой попались.
— А ты правее возьми, вон там, с брусникой. Сказка!
И не дожидаясь, пока Пашка возьмет пирожок справа, кузнец схватил оттуда пригоршню пирожков. Гора уменьшалась на глазах. Это уже была не гора, а пологий холм, над которым ритмично двигались ручищи кузнеца, словно ковши экскаватора.
И тут Пашка подобрался, словно изготовился прыгнуть.
Пальцы кузнеца скользнули по блюду, подбирая последние пирожки. Пашка мгновенно вытянул руку, схватил предпоследний пирожок и крикнул:
— Я выиграл, Семен Иванович!
Ручища кузнеца замерла над последним пирожком. Он поднял глаза на Пашку, хлопнул белыми ресницами и сказал с уважением:
— На вид маленький, а жуешь как великан. Придется тебе с понедельника садиться на диету, вместе со мной.
— Мне это еще не грозит, — сказал Пашка.
— Желание сейчас будешь заказывать или потом?
— Потом, — сказал Пашка.
— Правильно. Тогда часок передохнем и пойдем смотреть машину.
— У меня желание, — сказал Пашка.
— Понял, — ответил кузнец, улыбаясь, — пошли смотреть машину сейчас.
Кузнец Семен Иванович с трудом поднялся из-за стола и пошел впереди. Хоть ножищи у него были толстыми, все равно Алиса удивлялась, как они выдерживают вес такого тела.
Они миновали колодец, прошли сквозь заросли орешника, и тут Алиса увидела покосившийся сарай. Двери его были заперты на замок. Семен Иванович начал искать по карманам ключ, не нашел, рассердился, рванул замок, дужка отлетела, и он сказал:
— Ничего, завтра починю.
И они оказались в сарае.
Кузнец рванул за большой железный рычаг у двери, и деревянный пол в сарае разъехался у самых Алисиных ног. Образовалась большая продолговатая яма. На дне ямы лежало веретено метров в десять длиной с широкой винтовой нарезкой, отчего Алисе оно показалось похожим на длинный батон с заостренными концами.
— Вот она, моя подземная лодочка, — сказал кузнец Семен. Он включил свет, и яркие лампы, спрятанные под стропилами сарая, залили все белым светом.
Кузнец первым спустился по лесенке к подземной лодке.
Он обошел ее, похлопывая, словно лошадь.
— Ну как, красавица? — спросил он.
— У меня желание есть, — сказал Пашка.
— Но ты его уже заказал.
— То было не желание, а пожелание, — сказал Пашка.
— Не вижу разницы.
— А я вижу, — сказал Пашка. — Как честный человек, вы должны выполнять условия.
Тут кузнец расхохотался, принялся хлопать себя руками по бокам и повторять:
— Ну, хитрец, ну, Пашка, хитрец! Ну перехитрил! Ну перехитрил старика!
Отсмеявшись, кузнец подошел к люку, что был врезан в борт подземной лодки, и начал его отвинчивать. Он, видно, почувствовал, что Алиса смотрит на него с удивлением, поэтому, не оборачиваясь, сказал:
— Ты не думай, Алиска-барбариска. Изнутри все на автоматике. А вот чтобы снаружи открыть, нужна моя сила.
Внутри подземной лодки было темно. Кузнец просунул в люк ручищу, пошарил там, нашел выключатель, и в лодке загорелся свет.
— Влезайте, — сказал он, — поглядите, как там. Может, не понравится.
Пашка в мгновение ока нырнул в корабль. Кузнец подсадил Алису, и она буквально свалилась на Пашку. Там, в лодке, было страшно тесно, они умещались, лишь прижавшись друг к другу. Даже ноги некуда было вытянуть, потому что они упирались в пульт управления.
— Ну как устроились? — раздался голос снаружи.
— Замечательно, — сказал Пашка. — Можно попробуем?
— Как ты попробуешь, если не учился? — спросил кузнец. — Ты мне машину сломаешь.
— Вы же мне показывали, — возразил Пашка.
Пульт был выкован из железа, узорчатый, витиеватый, вместо кнопок на нем были изогнутые рукоятки, а рядом торчали ажурные головки ключей.
Пашка повернул рычажок, над пультом загорелась лампочка, спрятанная в выкованную сеточку, словно в корзинку.
— Эй ты, неслух! — послышался голос кузнеца. — Ты хоть люк закрыть не забудь.
— Я ничего никогда не забываю, — ответил Пашка и повернул другой рычажок. Сбоку послышался удар — захлопнулся люк, затем — страшный визг. Алиса вздрогнула.
— Что это? — крикнула она, стараясь перекричать визг.
— Понятное дело, — ответил Пашка. — Люк завинчивается.
Пашка взялся за два больших рычага, что торчали в узких прорезях пульта, и одновременно двинул их вперед.
— Теперь держись!
Дрожание лодки усилилось, и тут Алиса почувствовала, что сползает с железного кресла на пульт — нос лодки начал крениться вниз.
— Совсем забыл, — сказал Пашка. — Привяжись.
Он вытянул со своей стороны конец широкого брезентового ремня, перекинул через Алису, та нащупала со своей стороны крепление, защелкнула ремень. Теперь они были привязаны одним ремнем к креслу, но все равно было очень неудобно, потому что приходилось руками упираться в край пульта, чтобы не стукнуться об него головой.
— И так будет всегда? — спросила Алиса.
— Настоящий исследователь не имеет права надеяться на легкую прогулку, — строго сказал Пашка. — Если не нравится, останешься дома и будешь путешествовать вокруг дома вместе с Аркашей. Но если вас сожрет какой-нибудь необразованный паук, я не отвечаю.
— Мы уже под землей? — спросила Алиса, чтобы переменить тему разговора.
— Разумеется. Где включается экран, ты не помнишь?
Вопрос был риторическим. Пашка принялся поворачивать ключики. В кабине зажегся яркий свет, потом погас, включился вентилятор, из крана, похожего на кран самовара, который высунулся из стены как раз над Алисиным ухом, полилась вода…
— Не то, — бормотал Пашка, — не то…
Вдруг над пультом зажегся экран. На нем появилась цифра 6. Она поехала вправо, а от левого края экрана двинулась к центру цифра 7.
— Вот видишь, — сказал Пашка. — Я же говорил. Мы на глубине семь метров. Теперь можно перейти на горизонтальный ход.
Пашка потянул на себя два рычага, и лодка приняла горизонтальное положение. Алиса с облегчением откинулась на спинку кресла.
— А как она работает? — спросила Алиса. — Снаружи непонятно.
— Как все гениальное — просто, — сказал Пашка. — У этой лодки два корпуса. Как орех в скорлупе. Внешний керамический, жаростойкий, с резьбой. Он ввинчивается в породу, как бур. А внутреннее ядро, в котором мы с тобой сидим, остается неподвижным, как бы плавает внутри бура. Этой лодке никакие породы, никакая температура не страшны. Мы можем с тобой сквозь вулкан пройти, и хоть бы что.
— И это он сам сделал?
— Собственными руками. Что мог — выковал в кузнице. — Пашка показал на приборы на пульте. — А что не смог, заказал, ему сделали по его чертежам. Простой скромный гений.
— А почему он тебе эту лодку дал? Разве он ее не для себя делал?
— Нам с тобой повезло, — ответил Пашка. — Пока он ее изобретал и строил, он так растолстел, что ему в люк не влезть. А кому-то надо под землю идти. Вот и повезло кузнецу.
— Повезло?
— Конечно повезло, что он меня встретил. Он за меня теперь двумя руками держится.
— Что-то ты, Пашка, темнишь, — сказала Алиса.
— Я не темню. Сейчас вылезем на поверхность, он сам тебе все расскажет.
На экране цифра семь уезжала обратно и снова появилась шестерка.
— Постепенно поднимаемся, — сказал Пашка. — Видишь, какое простое управление.
— Вижу, — сказала Алиса. — Любой ребенок сможет.
— Ну не любой, — ответил Пашка серьезно. — А очень талантливый. Нужна интуиция. И точность. И не мешай мне. Мы поднимаемся наверх. Река позади.
Алиса следила, как на экране сменяли друг дружку цифры: 5, 4, 3, 2, 1, 0.
— Приехали, — сказал Пашка. — Пора вылезать. А то Семен Иванович проголодается, уйдет ужинать.
Снова раздался страшный визг — это отвинчивался люк.
И в этот момент лодка качнулась, нырнула носом вниз, на экране снова поехали цифры — только в обратном порядке: 0, 1, 2, 3…
Лодка замерла.
— Это что такое? — удивилась Алиса.
Послышался грохот — открылся люк.
И в ту же секунду в кабину хлынул поток воды.
— Мы в речке!.. — успела крикнуть Алиса, но тут же вода ударила ее, кинула на Пашку, дышать было нечем, со всех сторон стенки — не выберешься, никуда не денешься… Алиса пыталась задержать дыхание и отыскать в темноте люк, но подземная лодка, видно, повернулась, погружаясь в воду, и руки никак не могли нащупать выхода. Воздуха не хватало — Алиса инстинктивно рванулась вверх и выскочила из воды — оказывается, под потолком кабины остался пузырь воздуха.
Но где Пашка?
И стало страшно… страшно до смерти.
Алиса выплюнула воду и позвала:
— Пашка!
Голос ее не слушался, звук его заглох в узком темном пространстве.
Алиса решила нырнуть, чтобы отыскать друга, но тут же натолкнулась на него. Он бултыхался совсем рядом и, видно не сообразив, вцепился в Алису и чуть не утащил ее под воду.
— Погоди, Пашка! — крикнула Алиса.
И в этот момент подземная лодка накренилась, дернулась, вода хлынула наверх, Алиса еле успела набрать воздуха, как оказалась снова под водой. И непонятно было, то ли лодка поплыла сама по себе, то ли ее крутит водой.
Тут, видно, Алиса потеряла сознание, потому что ей вдруг показалось, что она лежит на солнечной поляне, светит солнце… Она ударилась о жесткую спинку железного кресла, свалилась в узкое пространство за ним, больно ударилась и пришла в себя.
…Лодка покачивалась, будто попала в шторм, но воды в ней не было.
Удар. Лодка замерла.
Алиса стала карабкаться из-за кресла.
Из люка в кабину протянулся луч света. Пашка лежал в кресле, закрыв глаза.
Что-то темное закрыло люк, послышался глухой голос:
— Вы живые или нет?
— Живые, — с трудом ответила Алиса.
— Тогда вылезайте, мне за вами не залезть.
Алиса сообразила, что голос принадлежит кузнецу. Она подхватила Пашку под мышки и потянула к люку.
Пашка начал кашлять. Он отбивался, но вяло, будто сам не соображал, что делает. Могучие ручищи кузнеца встретили Алису у люка, рывком вытащили ее наружу, затем выволокли Пашку.
Алиса упала на траву. Хотелось только одного — лежать, закрыв глаза, и ни о чем не думать. Но она заставила себя открыть глаза и сесть. Кузнец сидел рядом с ней, перед ним лежал на траве Пашка, и кузнец делал ему искусственное дыхание.
Пашка махал руками и все еще кашлял.
— Посадите его, — сказала Алиса. — Только не бейте его по спине, позвоночник сломаете.
— Еще чего не хватало, позвоночники ломать, — обиделся кузнец.
Пашка открыл глаза и сказал между приступами кашля:
— Я сам, со мной все в порядке. А где Алиска?
— Я здесь.
— А лодка? Лодка утонула?
— Лодку я вынул, — сказал кузнец. — Я как увидел в речке пузырьки — сразу понял, что ты не там выскочил, да еще сдуру люк раскрыл.
— А откуда мне знать…
— Молчи, путешественник! Пришлось мне в речку лезть и лодку на берег тащить. Хорошо еще, что я сильный, в лодке четыре тонны веса. Чуть не надорвался, пока на берег вытянул.
— Спасибо, — сказала Алиса. — А мы чуть не захлебнулись.
— Так чего же вы на приборы не смотрели, — сказал кузнец укоризненно. — Там же есть указатель, где лодка — в земле, в воздухе или в воде.
— Я забыл, — сказал Пашка, — я думал, что мы снаружи. Я на указатель глубины посмотрел, он на нуле, вот я люк и открыл.
— Нет, — сказал Семен Иванович. — Лодку я вам не доверю. Мне нельзя на душу такой грех принимать. Ты же не только себя загубил, ты невинную девочку погубить решил, разбойник.
Пашка ничего не ответил. Он снова закашлялся, но Алиса не была уверена, что ему хотелось кашлять. Кашель был дипломатическим. Пашке очень хотелось, чтобы его пожалели, но никто его жалеть не собирался.
— Подводим итог, — сказал кузнец. — Испытания провалились. Команда к походу не готова. Пошли одежду сушить. Заодно перекусим.
За ужином Семен Иванович был печален, ел он мало: три жареные курицы, пирог с капустой, мешок пряников и ведро чая. Пашка сначала оправдывался — он не терпит признаваться в своих ошибках.
— Жаль, очень жаль, — сказал Семен Иванович, допивая последнюю, семнадцатую чашку чая. — Я так надеялся… это был мой последний шанс.
— Еще не все потеряно, — сказал Пашка. — Я постараюсь оправдать ваше доверие. Будем считать, что произошла случайность… больше она не повторится.
— А если так случится под землей, на глубине ста километров? Тогда как я вас вытащу? И что мне скажут ваши родители? Нет, и не мечтай.
Кузнец так расстроился, что смахнул со щеки слезинку, тяжело поднялся из-за стола и побрел на улицу.
— Ну вот, — сказал Пашка, — видишь, что ты наделала!
Алиса только улыбнулась. Она понимала — кто-то должен быть во всем виноват. Только не Пашка.
Она осталась убирать со стола. Потом вымыла посуду. За всей этой историей скрывалась непонятная трагедия, в которую Алису не посвятили.
Когда Алиса наконец вышла на поляну, она увидела, что кузнец сидит на большом пне, а вокруг него, заложив руки за спину, ходит Пашка и что-то доказывает. Алиса подошла к ним.
— Я вам не помешала? — спросила она.
— Нет, — ответил кузнец. — Пашка твой меня уговаривает. А я не поддаюсь.
— Алиска, подтверди, что на меня можно положиться! — воскликнул Пашка.
— Когда как, — честно ответила Алиса.
— Да? А кто черного рыцаря победил? А кто пиратскую мамашу разоблачил? А кто, наконец, до лесного города долетел? Ты?
— Я и говорю — когда как, — повторила Алиса.
— Жаль, — сказал кузнец. — Я так надеялся…
Было тихо. Тонкие, легкие облака плыли по вечернему небу. Солнце уже опустилось низко, и тень от колодца пролегла через всю поляну.
— Мой бедный брат, — произнес кузнец. — Сколько еще тебе ждать спасения?
— Ваш брат? — не поняла Алиса.
— Она ничего не знает, — сказал Пашка.
— Мой брат Гарольд, — сказал кузнец. — Гарольд Иванович. Ведущий талант в систематике пещерных сколопендр, рыцарь науки, святой человек… мой учитель во всем, в большом и малом, мой славный братишка!
Голос кузнеца дрогнул.
— Я не могу…
Кузнец тяжело поднялся с пня и сказал:
— Подождите, я сейчас. Мне надо успокоиться.
Он вернулся в мельницу.
— Что случилось с его братом? — не выдержала Алиса.
— Его брат Гарольд пропал без вести в какой-то очень глубокой пещере.
— Ой, как страшно! И давно это случилось?
— Давно, — отозвался Семен Иванович, подходя. Он держал в руке жареный свиной окорок и обкусывал его, как куриную ножку. — Это случилось двадцать лет назад. Поиски ни к чему не привели. Я — единственный человек в мире, который не поверил в смерть Гарольда. Остальные… только посмеиваются надо мной.
— Поэтому вы и построили подземную лодку? — спросила Алиса.
— Пошли ко мне, — сказал кузнец. — Я расскажу все по порядку.
Жил Семен Иванович в мельнице, на втором этаже. Посреди комнаты стояла низкая железная кровать, спинки которой были выкованы из множества виноградных листьев. Рядом с кроватью был низкий столик с лампой, на котором лежали справочники по металлургии и ваза с леденцами, а белые стены были завешаны фотографиями.
Семен Иванович уселся на кровать, гости рядом с ним, и, глядя на стену, кузнец принялся рассказывать, в нужных местах показывая пальцем на ту или иную фотографию.
— Вот это мои бабушка и дедушка, — говорил он, — я их почти не помню. Мой дед был энтомологом. Он отыскал на Марсе пустынных паучков и этим прославился.
— Мы проходили это в школе, — сказала Алиса. — Его фамилия Бордаев.
— Это наша общая фамилия, — сказал Семен Иванович. — Молодец, Алиса-киса, ты меня радуешь. Ты, наверное, хорошо учишься.
— Прилично, — сказала Алиса.
— Она почти отличница, — честно сказал Пашка.
— Чего о тебе сказать нельзя.
— У меня бывают срывы, — сказал Пашка. — Настоящий талант не может быть отличником.
— Неубедительно, — сказал Семен Иванович. — А вот это мои папа и мама. В день свадьбы. Мой папа тоже хотел стать энтомологом, но моя мама страшно боялась пауков и ему пришлось заняться кулинарией. Он изобрел торт Двойной сюрприз. Не слышали?
— Нет, — сказала Алиса.
— После смерти папы никто не смог его изготовить. Этот торт состоит только из начинки. Но начинка сделана из десяти сортов ягод и плодов, сливок и кефира. Она совершенно жидкая и даже частично газообразная. Для того чтобы этот торт не расплылся, папа придумал специальное силовое поле. А вот и мы с Гарольдиком.
На следующей фотографии была изображена вся семья. В креслах сидели бабушка и дедушка, они держали на коленях двух мальчиков. Сзади стояли папа и мама. Мальчики были очень разные. Тот, что постарше, был худеньким, серьезным и грустным. Младший был веселым крепким бутузом.
— С детства мы были очень разными. Гарольдик отлично учился и никогда не баловался. А из меня получился большой шалун.
Кузнец тяжело вздохнул и продолжал:
— Вы не представляете, сколько пришлось из-за меня пережить моим родителям и брату! И не только в раннем детстве. Именно я стал причиной трагической гибели наших родителей. Да, я! Как сейчас помню этот страшный момент. Мне было четыре года и мне захотелось попробовать новый папин торт, над которым он работал второй год. Это был суперторт, которым можно было накормить всю планету. Достаточно было положить на тарелку затравку, сделанную из крема, как этот крем начинал расти.
— Как так? — удивилась Алиса.
— Он забирал из воздуха атомы и сам строил из них свои молекулы. Ты положил на тарелку чайную ложку крема, а через час получалась целая цистерна прекрасного крема. Папа хранил крем в специальном контейнере, потому что не изобрел еще способа, как остановить крем, если он начинал расти. Но я подглядел, куда он клал ключ от контейнера, и однажды, когда все легли спать, я открыл контейнер, положил затравку на тарелку и начал ждать, пока она увеличится. Как сейчас помню, в доме тихо, все спят, я сижу возле тарелки и смотрю, как на глазах увеличивается комок крема. А как трудно мне удержаться, чтобы не попробовать, но я терплю, а крем все растет, растет как снежный ком…
Кузнец замолчал, рассеянно запустил пальцы в вазу с конфетами и ссыпал их себе в рот. Проглотил, не заметив, что они были в фантиках, и продолжал:
— Когда крем начал расползаться с тарелки, я взял ложку, ведь я был воспитанным мальчиком, и принялся его есть. Крем был такой вкусный, что я забыл обо всем. Помню только, как мне пришлось отступить, когда крем сполз со стола, помню, как я ел его на улице, а он выползал из окон и расплывался по газону… Помню какие-то крики, шум. Мои родители утонули в креме, стараясь остановить его, но Гарольдика они успели выбросить в окошко. Я не сразу узнал, что стал сиротой, потому что меня увезли в больницу и с трудом спасли. Беда была не только в том, что я съел слишком много крема. Беда была в том, что он и во мне продолжал расти. Лучшие медики и химики мира не спали несколько суток, пока придумали способ остановить крем. К тому времени, говорят, он затопил мой родной город Кинешму. Меня спасли… но на всю жизнь я остался калекой.
— Калекой?
— Как мне объяснили доктора, мой организм для того, чтобы спасти себя, перестроился и научился переваривать пищу в сто раз быстрее, чем нормальный. Вы видели, какой я обжора. Это не распущенность. Это безнадежная болезнь. Мой брат Гарольдик, который после смерти родителей стал меня воспитывать, возил меня ко всем врачам-диетологам, я проводил месяцы в санаториях, но кончалось все печально: меня приходилось выписывать, потому что я пожирал все, что лежало вокруг, я воровал пищу с соседних столиков, грабил кухни и склады.
А оттого, что я так много и быстро ел, во мне бушевала энергия. В двадцать лет я уже был чемпионом мира по толканию ядра, только ядро у меня было в десять раз тяжелее, чем у остальных — иначе со мной никто не желал соревноваться. А с соревнований по поднятию штанги меня выгнали…
Кузнец показал на фотографию молодого атлета, который держал одной рукой штангу весом килограммов в пятьсот.
— Только представьте себе эту трагедию, — продолжал кузнец. — Всю жизнь Гарольд мечтал пойти по дороге нашего дедушки и открыть новый вид пещерной сколопендры. Он так любил порядок, тишину, систематику! А ему достался я… Вместо библиотек он посещал мою школу и выслушивал жалобы учителей на мое поведение. Он не выносил обжорства, а вынужден был кормить меня с утра до вечера. Он ценил тишину, а я ее всегда нарушал. Я дрался, целовался с девочками, прогуливал уроки, а Гарольдик терпел. И только когда с грехом пополам я кончил школу, Гарольд договорился, чтобы мне отдали эту мельницу, где я устроил пекарню. Правда, пользы от этой пекарни мало — я пожирал свежие булочки быстрее, чем их пек. Но, по крайней мере, Гарольд мог больше обо мне не беспокоиться. А в один прекрасный день двадцать лет назад он сказал мне: «Все, Семен. Я выполнил свой долг. Остаток жизни я посвящу науке. Я наведу порядок в энтомологии».
— Это наука о насекомых, — пояснил Пашка, хотя все знали, что это такое.
— Я испек мешок булочек для Гарольда, он взял с собой длинную веревку и фонарь и спустился в глубокую неисследованную пещеру, что начинается как раз за мельницей. Он сказал, что вернется, как только отыщет свою сколопендру. Но не вернулся… Вот и все.
— Нет, не все, — сказал Пашка. — Вы о себе не рассказали.
— Обо мне? Что можно сказать обо мне? Я понял, что мой долг спасти моего брата. И я решил посвятить остаток моей жизни поискам Гарольда.
— А разве его не искали? — спросила Алиса.
— Его искали. Его искали с помощью современных приборов. Целый месяц экспедиция спелеологов исследовала пещеру. И никакого следа…
— Может, он погиб? — спросил Пашка. — Провалился в трещину и погиб?
— Тогда бы его нашли. Нашли бы его тело. Но раз его не нашли, значит, он ушел так глубоко, что спелеологи были бессильны. Нет, мой брат жив!
— Значит, подземную лодку вы построили, чтобы отыскать его?
— Разумеется, — сказал кузнец.
— И вы ее сделали сами? Собственными руками?
— Я изобрел ее и построил всю, до последнего винтика!
— Но кто вам рассказал, как ее делать?
— Мне подсказало мое горе, любовь к брату и чувство вины.
— Это удивительно, — сказала Алиса. — Ни один институт еще не изобрел такую лодку, а вы изобрели.
— А моя наследственность? А мой папа? Мой дедушка? Они наградили меня талантами, которые раньше пропадали втуне. Первым делом я построил кузницу у своей мельницы, потому что лодка должна была быть очень крепкой. Я проводил в кузнице дни и ночи, пока не стал лучшим кузнецом в мире. Ко мне прилетают даже из Австралии, чтобы выковать то, что никто не может выковать. В музее народного искусства вы можете увидеть мои учебные работы: железную веточку ландыша в натуральную величину, паутину с пауком и три подкованные блохи. Но это все шутки…
— Шутки гения, — сказал Пашка.
— Нет, — серьезно ответил Семен Иванович. — Это шутки огорченного человека. Это лишь первый шаг к спасению Гарольда. Потом я перечитал всю литературу по металлургии и теплостойким сплавам, выучил все, что касается бурения. И потратил десять лет, пока создал такую лодку, которая может достичь центра Земли. И тут случилось новое горе!
— Какое? — спросила Алиса.
— Я вырос.
— Выросли?
— Да, я несколько растолстел. Я много работал, я махал молотом с утра до вечера, но мой организм все время требовал пищи. И я сам не заметил, как немного располнел. Изготовление внешнего корпуса потребовало двух лет упорного труда. И когда лодка была готова, и я захотел испытать ее, оказалось, что влезть в люк я не могу. Я готов был себя убить!
— Надо было сесть на диету, — сказал Пашка.
— Не говори глупостей, Павел, — ответил кузнец. — Я не только сел на диету. Я целый день не ел, я потерял сознание от голода, но похудел только на один килограмм. А если во мне лишних сто двадцать?
— А сколько не лишних? — спросил Пашка.
— Триста сорок, — ответил кузнец.
Наступила тишина. Кузнец нагнулся, достал из-под кровати мешок с конфетами, высыпал в вазу и немного подкрепился.
— Я готов был себя убить. Но потом понял, что моя смерть не спасет Гарольда. Я должен найти человека, который согласен подхватить эстафету, выпавшую из моей растолстевшей руки.
— И это был я, — без лишней скромности сказал Пашка.
Но Алиса не поверила своему другу.
— А почему вы не обратились к ученым, к испытателям, к спелеологам? — спросила она.
— Я обращался, — сказал толстяк. — Но меня, к сожалению, подняли на смех. Неужели, сказали они, какой-то кузнец-самоучка может построить подземную лодку, которую до сих пор не изобрел наш институт? Разве они могли понять, что мною двигали высокие чувства, а ими только научные планы? Однажды сюда приехал доктор Воляпюк. Он осмотрел мой корабль и сказал, что моя лодка никогда не сможет проникнуть в глубь Земли, потому что я самоучка.
— А вы? — спросила Алиса.
— Я выкинул доктора на тот берег речки. И больше ко мне никто не приезжал.
— Кроме меня, — сказал Пашка.
— А как же вы встретились? — спросила Алиса.
— Мы встретились в музее народных талантов, — сказал Пашка. — Мне так понравилась кованая паутина, что я решил научиться кузнечному делу. Ты же меня знаешь!
Алиса кивнула. Она знала, какой Пашка увлекающийся человек.
— Я сюда прилетел, и мы подружились.
— Пашка — хороший парень, — сказал кузнец. — Но одного я его под землю не отпущу. Надежности в нем мало. Я ему так и сказал — найдешь солидного спутника — бери корабль, отправляйся к центру Земли.
— Вот я и привез сюда Алису.
— Ну, хитрец! — сказала Алиса. — А сам сделал вид, что все произошло случайно.
— Но теперь я сомневаюсь, — сказал кузнец. — Ведь путешествие нешуточное, а сегодня Пашка чуть вас не утопил.
— Больше этого не повторится.
— Под землей меня не будет… Нет, не возьму такого греха на душу.
— Алиса, ну скажи! — взмолился Пашка. — Скажи, что ты будешь за мной следить!
— За тобой нелегко следить.
— Но ты подумай о брате Семена Ивановича. Он уже много лет сидит под землей, он мечтает увидеть солнце. Он ждет спасения! Неужели в тебе нет сердца?
Пашка может уговорить даже чугунную тумбу. А Алису уговорить легче. С ее-то любовью к приключениям!
— Но как мы его найдем? — спросила Алиса, и Пашка вздохнул с облегчением. Если она спрашивает, значит, уже колеблется. — Ведь прошло…
— Двадцать лет, — сказал кузнец.
Алиса подумала, что двадцать лет никто под землей не проживет, и, видно, Семен Иванович угадал ее мысли, потому что сказал:
— Гарольдик жив. Я получил от него записку. В прошлом году.
Кузнец расстегнул рубашку, вытащил висевший на груди золотой медальон, раскрыл его, достал изнутри свернутый в трубочку золотой листочек и расправил его на столе.
— Смотрите, — сказал он. — Это я нашел у моей двери в прошлом году.
На листочке чем-то острым были выдавлены маленькие буквы:
У меня все в порядке. Вынужден задержаться. Нашел три вида неизвестных науке насекомых. Надеюсь, ты ведешь себя достойно. Гарольд.
— В прошлом году? — спросила Алиса.
— А это значит, что он находится где-то там, — кузнец показал под ноги. — И не может вырваться. Видите, он написал: «Вынужден задержаться».
— Значит, под землей есть жизнь, — сказал Пашка. — И мы стоим на пороге открытия.
— И эта жизнь не отпускает ко мне Гарольдика!
И кузнец не выдержал. Он зарыдал. Страшно было смотреть, как рыдает такой громоздкий мужчина.
Алиса поняла, что обязательно отправится в глубь Земли, чтобы воссоединить Семена с братом Гарольдом.
— А долго надо будет путешествовать? — спросила она.
— День-два, не больше! — радостно откликнулся Пашка. — Лодка ведь быстроходная.
— Пашка прав, — сказал сквозь слезы Семен. — Ведь не в раскаленном же центре Земли запрятан мой брат!
— Мы найдем его, даю слово, — сказал Пашка. — Завтра в путь.
— Нет, — сказал кузнец. — К путешествию надо подготовиться. И я хочу, чтобы Алиса научилась управлять лодкой. Пускай она будет главной.
— Еще чего не хватало! — воскликнул Пашка. — Я же мужчина!
— Ты легкомысленный мужчина, — сказал кузнец. — Или Алиса, или никто.
— Ладно, — взял себя в руки Пашка. — Я сдаюсь.
Ему очень хотелось отправиться в недра Земли. Он жаждал великих приключений и открытий.
Семен Иванович проводил их до флаера. Уже стемнело, жужжали комары. Громко плеснула рыба у плотины.
— Завтра с утра испытания, — сказал кузнец.
Он поднял руку, прощаясь со своими юными друзьями, и побрел в мельницу, чтобы чего-нибудь перекусить.
Три дня продолжались тренировки экипажа и испытания подземной лодки. Алиса быстро привыкла к тесной каюте, сама сшила две подушки, чтобы не так жестко сидеть на железе, а Семен Иванович усовершенствовал привязные ремни. Теперь они надежно подхватывали терранавтов и не давали уткнуться носом в пульт. Слово терранавты придумал Пашка. От латинского слова «терра» — земля. Слово всем понравилось, и даже подземной лодке дали название «Терранавт». Правда, написать это слово на борту было нельзя — лодка сотрет его о грунт в две секунды. Зато Алиса написала его большими буквами на обложке судового журнала. Ведь не бывает корабля без судового журнала. За спиной водительского кресла укрепили контейнеры для воды и еды. Места там было достаточно. И хоть договорились, что путешествие продлится только два дня, Семен Иванович набил эти контейнеры продуктами так, словно сам собирался в далекое путешествие.
— Ничего, — сказал он Алисе, когда она начала было спорить, — ведь Гарольдик так изголодался, он будет рад домашним продуктам.
За дни испытаний «Терранавт» пробуравил поляну так, будто на ней резвились громадные кроты. Алиса уговорила кузнеца после путешествия передать чертежи лодки ее знакомому сантехнику — ведь нет лучшего способа делать подземные коммуникации, чем проходить их на «Терранавте». Тем более что его внешняя оболочка могла разогреваться до трех тысяч градусов, и тогда стенки туннеля, который лодка прокладывала в земле, становились твердыми и гладкими, как фарфоровые.
Наступил четвертый день. Семен Иванович вызвал из Москвы трейлер, погрузил на него лодку, отвез ко входу в пещеру. Там он и поджидал путешественников. Когда прощались, он вручил им выкованные им за ночь острые ножи и каски, блестящие, легкие и крепкие. Спереди — фонари, которые не требуют подзарядки тысячу часов и светят ярче любого прожектора.
— Если встретится подземная опасность, — сказал Семен Иванович, — сразу включайте фонари — подземные жители не терпят яркого света.
— Подземная опасность, — прошептал Пашка с надеждой. Он мечтал встретить подземную опасность.
На прощание Семен Иванович нежно обнял друзей и передал им письмо для брата и фотографию Гарольда. На ней был изображен худенький молодой человек в очках, с бородкой. Человек был очень серьезен.
— Наверно, мой брат изменился, — сказал Семен. — Но вы его узнаете. Он добрый.
Кузнец был взволнован. Он вытащил из-за пазухи буханку и принялся ее жевать.
Алиса с Пашкой залезли в лодку.
— Поехали! — сказал Пашка.
Алиса включила механизм, который закрывал люк, потом проверила, как работают приборы. Пашка с нетерпением ждал, когда же начнется путешествие. Но молчал, потому что дал слово Алисе, что капитаном корабля будет она. И слово свое держал.
Все приборы работали нормально. Алиса включила двигатель и толкнула вперед две большие рукояти. Лодка задрожала, ввинчиваясь в землю.
Над пультом в изящной кованой рамочке появилась цифра 1.
Алиса включила экран. Он тоже был обрамлен рамкой из железных листочков. По экрану бежали цифры, которые показывали плотность породы.
— Земля, — сказал Пашка.
На третьем метре порода стала плотнее. Алиса посмотрела на спидометр — «Терранавт» ввинчивался в землю со скоростью метр в минуту. Конечно, это был не предел скорости, но Семен Иванович просил не торопиться.
— Один недостаток у нашей лодочки, — сказал Пашка. — Дрожит.
— Привыкнем, — сказала Алиса.
Она с удивлением посмотрела на экран, который показывал плотность породы — цифры на нем внезапно побежали назад, к нулю. Алиса хотела было сказать Пашке, что прибор испортился, но в тот момент они почувствовали, что лодка падает. Если бы не ремни, терранавты вылетели бы из кресел.
— Держись! — крикнула Алиса, не отрывая глаз от глубиномера.
Цифры на нем выскакивали как сумасшедшие.
Лодка ударилась во что-то, свалилась набок, выпрямилась и снова полетела в глубину.
— Это пещера! — крикнул Пашка.
Еще удар! Лодка замерла. Алиса перевела дух и выключила двигатель.
Стало очень тихо. Только слышно было, как часто дышит Пашка.
Глубиномер показывал 67 метров.
— Конечно, пещера, — согласилась Алиса.
— А крепкий у нас кораблик, — сказал Пашка, который как раз пришел в себя. — Грохнулся с высоты двадцатиэтажного дома и хоть бы что.
— Да, кораблик хороший, — согласилась Алиса. — Только я очень испугалась.
— А я, честно говоря, даже не успел.
— Может, выберемся, посмотрим, что вокруг? — предложила Алиса.
Пашка согласился. Они надели шлемы и открыли люк.
— Далеко не отходим, — сказала Алиса.
— Что ж я, не понимаю, что ли? — сказал Пашка. — Здесь все равно ничего интересного.
«Терранавт» лежал, заклинившись в расщелине. Если посветить наверх, то увидишь, как она расширяется.
— Здесь проходил спелеолог Гарольд, — сказал Пашка.
Гулкое пещерное эхо отозвалось перекатами шума.
Когда эхо смолкло, под землей стало тихо. Даже в ушах звенело от тишины. Только где-то далеко капала вода…
— Поехали, — сказала Алиса.
Они снова забрались в лодку. На этот раз управлял ею Пашка.
Лодка врезалась в стену расщелины и начала снова пробиваться в глубь Земли.
Целый час они двигались без приключений. Лишь на счетчике выскакивали новые цифры да показатель плотности утверждал, что порода за бортом становится все плотнее и немного теплее, словно горячее дыхание центра Земли добиралось до ее коры.
Висеть на ремнях было неудобно. Поэтому Алиса предложила идти вниз под углом в сорок градусов. Пускай скорость будет не та, зато меньше устаешь.
— Но тогда мы сильно отклонимся от той пещеры, сквозь которую спускался Гарольд, — сказал Пашка.
Сказав так, он тут же перевел «Терранавта» на планирующий спуск, потому что тоже устал висеть на ремнях.
Еще через полчаса они выпрямили лодку и перекусили.
— Знаешь что, — сказал Пашка, — давай еще на полкилометра спустимся, а потом обратно.
— Почему? — удивилась Алиса. — Мы же всего-навсего на сто пятьдесят метров спустились.
— Скучно!
— Ну вот, — заметила Алиса, — ты же сам хотел пробиться к центру Земли.
— До центра нам целый год добираться.
— Ну пускай не до центра. Хотя бы до того места, откуда пришло письмо на золотом листке.
— А ты уверена, что оно настоящее? — спросил Пашка. — А вдруг его Семен Иванович сам написал?
— Зачем?
— Чтобы мы согласились в этой лодке путешествовать.
— Слушай, Пашка, — рассердилась Алиса. — Тебя никто за язык не тянул. Ты сам меня затащил в это необыкновенное путешествие.
— Но я же думал, что оно в самом деле необыкновенное, а оно — самое скучное путешествие в мире. У этой проклятой лодки даже никаких рук нет, чтобы образцы забирать. Может быть, мы сейчас проходим мимо алмазных месторождений и даже не подозреваем об этом.
— Не ворчи, — сказала Алиса. — Займись лучше корабельным журналом. Будешь вести его через пятнадцать минут.
— И что записывать? Как капитан Селезнева чихнула?
— Я уверена, что еще будут приключения, — сказала Алиса. — А пока что я увеличиваю скорость вдвое. Ты согласен?
— Нет!
— Ты не согласен?
— Каждый лишний метр значит, что нам придется дольше подниматься. Ты об этом не подумала?
— Ты совсем пал духом, — сказала Алиса. — Открывай журнал и пиши, как мы открыли подземную пещеру.
Пашка подчинился. Со вздохом он достал журнал, записал что-то в него, потом открыл контейнер, вытащил оттуда пирожок, начал скучно жевать его, да так и задремал, повиснув на ремнях. Алиса не стала его будить — хуже нет, когда экипаж недоволен. Когда-то матросы чуть было не заставили Колумба вернуться обратно. Послушался бы он матросов, осталась бы Америка неоткрытой.
Пашка проспал почти час. За это время лодка опустилась еще на сто метров. На счетчике глубины горели цифры — 205 метров. Ой, подумала Алиса, которая тоже очень устала, сколько же нам придется подниматься. А если откажет двигатель? И ей стало не по себе от мысли о том, какой толстый слой камня отделяет их от солнца.
И куда они стремятся? А вдруг до самого центра Земли идет камень, сплошной камень…
Где искать этого Гарольда?
Сами руки потянулись, чтобы повернуть рукоятки на подъем. Но упрямство взяло верх. Еще часок, может два часа, сказала себе Алиса. И будем возвращаться.
Пашка мирно спал, свесившись ей на плечо, а минуты текли медленно, и было слишком тихо, лишь урчал двигатель.
Алиса незаметно задремала, а когда в следующий раз она поглядела на глубиномер, тот показывал триста шесть метров. Алиса кинула взгляд на второй экран. Плотность упала. Алиса посмотрела на таблицу и поняла, что лодка находится в воде. Понятно, почему она так быстро опускается. Видно, они попали в подземное озеро или даже море. Интересно, глубокое оно?
На отметке четыреста сорок метров погружение прекратилось и лодка снова начала вгрызаться в породу. Если внизу под морем какая-то новая пещера и в ней скрывается несчастный Гарольд, то через туннель, который пробурит лодка, вода хлынет туда и все затопит, испугалась Алиса. Но потом она вспомнила, что не включала обогреватель внешнего корпуса, поэтому лодка отбрасывает породу назад и закупоривает туннель.
Пашка пошевельнулся во сне, лениво открыл глаза и не сразу сообразил, где он. Потом проснулся окончательно, посмотрел на экран и не поверил своим глазам.
— Что это? — спросил он. — Сколько я спал?
На экране горела цифра 456.
— Посчитай, — сказала Алиса. — Ты заснул, когда было двести метров?
— Да.
— Значит, проспал четыре часа.
— Шутишь!
— Посмотри на экран. Он не будет врать.
— Что-то неладно, — сказал Пашка. — Четыре часа… Нет, не может быть! Поворачивай назад. Хватит!
— Я пошутила, — сказала Алиса. — Мы прошли сквозь подземное море глубиной в двести метров.
— Море? И ты меня не разбудила? Ты предательница.
— Но в лодке нет иллюминаторов, и ты все равно ничего бы не увидел.
Пашка успокоился, но вскоре стал жаловаться, что у него все затекло. Они поменялись местами на кресле, но это не помогло. Алисе тоже надоело висеть на ремнях в махонькой каюте.
Может, и в самом деле повернуть назад?
Алиса решила подождать, пока об этом снова попросит Пашка. Иначе, когда они вернутся на поверхность, он будет всех уверять, что хотел пробиться к центру Земли, да вот Алиска испугалась и сорвала экспедицию.
— Смотри! — крикнул Пашка.
На показателе плотности снова был 0.
— Держись! — крикнула Алиса.
Лодка начала падать. Казалось, что она падает страшно долго. Цифры глубины слились в сплошную линию. И когда, наконец, лодка ударилась о дно и покатилась по нему, отчего все в каюте перепуталось, на глубиномере горела цифра 624. Это была уже рекордная глубина! Наверное, ни один человек еще не спускался так глубоко.
— Все, — сказала Алиса, потирая ушибленную руку. — Приехали.
— Давай вылезай поскорее, — сказал Пашка. — Полцарства за то, чтобы выпрямить ноги!
Люк со скрежетом и визгом открылся. Они спрыгнули на каменный пол громадной пещеры, и, как ни старались достать до потолка ее лучами фонарей, — так его и не увидели. И во все стороны простиралась пустота.
Тихо. Совсем тихо.
Никто не живет на такой глубине.
— Знаешь, что я сейчас сделаю, — сказал Пашка. — Я вытащу из кабины подушки и буду спать на полу. Не возражаешь?
— Только будем спать по очереди, — сказала Алиса. — Мало ли что…
— А если придет Гарольд, — сказал Пашка, залезая в лодку за подушками, — скажи ему, чтобы подождал, пока я проснусь.
Пашка положил подушки на камень, вытянулся и закрыл глаза.
Все-таки он храбрец, подумала Алиса. Я бы никогда не осмелилась здесь заснуть. Конечно, известно, что внутри Земли никто не живет. Но ведь получил же записку Семен Иванович… А почему здесь не жить? Воздух хороший, свежий, совсем не холодно. Только темно. Но к этому можно привыкнуть.
И Алиса решила пройти немного вперед, посмотреть, что представляет собой пещера, в которую они попали.
Только она сделала шаг вперед, как услышала голос Пашки:
— Нет, — сказал он. — Спать я не смогу. Я думал, что я устал, а в самом деле хочу начать исследования. Не уходи без меня!
Пашка вскочил и догнал Алису.
И они пошли по гулкому подземному залу, где никогда не ступала нога человека.
Метров сто они прошли по гладкому, словно отполированному полу, затем пол начал полого подниматься, кое-где встречались светлые столбики сталагмитов, сверху падали редкие капли воды. Алиса запрокинула голову, посветила фонарем, оказалось, что потолок здесь совсем не высок, с высоты трехэтажного дома свисали многочисленные сосульки сталактитов. И чем дальше они шли, тем ниже опускался потолок и гуще становились столбики и сосульки, кое-где они соединялись, образуя неровные, тонкие посредине стволы, будто путешественники попали в лес.
— Как бы нам не заблудиться, это будет глупо, — сказал Пашка.
— У меня компас на руке, — сказала Алиса.
— Ему здесь нельзя доверять. Вдруг где-то рядом запасы магнитного железняка?
— Пойдем обратно?
— Погоди, что-то блестит.
За лесом сталактитов поднималась гладкая скала. Она была черной, лишь кое-где поблескивали звездочки светлых вкраплений.
— Как ты думаешь, это алмазы? — спросил Пашка.
— Надо бы в справочник по минералогии поглядеть, — ответила Алиса.
— Но я его не взял.
— Зато я взяла, — ответила Алиса. — Только он на борту остался.
Пашка попытался отковырнуть кусочек скалы, но ничего не получилось. Нож только скользил по ее поверхности.
— Легкомысленно ты отнеслась к путешествию! — сказал Пашка. — Надо было молотки взять, взрывчатку.
— В следующий раз возьмем, — ответила Алиса.
— В следующий раз поедешь с кем-нибудь еще, — мрачно сказал Пашка. — Лучше бы я вокруг дома с Аркашей пошел. Сражались бы сейчас с пауками и гусеницами. Все интереснее. Здесь никакой жизни нет.
Но Пашка глубоко заблуждался.
Алиса вдруг почувствовала, что они не одни. Нет, она ничего не услышала и не увидела — так же тихо вокруг, но воздух… шевельнулся, будто повеял легкий ветерок.
Алиса оглянулась.
Луч ее фонаря скользнул по столбам сталактитов и отразился в человеческих глазах.
Кто-то наблюдал за ними.
— Пашка!
— Ну что еще?
— Пашка, здесь кто-то есть!
— Где?
Алиса не успела ответить, потому что раздался пронзительный свист и со всех сторон на них кинулись какие-то черные страшные существа, навалились, повалили на каменный пол.
Алиса отбивалась, как могла, ее пальцы хватались за шерсть, за крепкие корявые пальцы, скользили по мощным мышцам…
Но сопротивление было безнадежно. Она почувствовала, как ее поднимают и тащат.
— Пашка!
— Я здесь!
Алиса сообразила, что ее несет кто-то большой и сильный, перекинув через плечо. Она стала молотить кулаками по спине этого существа, но оно не обращало на это внимания.
Путешествие закончилось быстро.
Алису кинули на землю. Она увидела, что неподалеку горит большой костер, мохнатые люди, что схватили терранавтов, окружили их и переговариваются между собой возбужденно и громко.
Язык этих существ состоял не из слов, а из каких-то междометий.
Так как Алису никто не трогал, она приподнялась и села. Пашка лежал рядом.
— Пашка, — сказала Алиса. — Ты живой?
— Живой, — ответил Пашка. — Только они меня по голове стукнули.
Услышав голоса пленников, мохнатые люди принялись еще громче ухать, ахать и рычать, но в их поведении не было ничего враждебного. Вернее всего, они были очень удивлены, увидев в своем подземелье таких странных гостей.
Местный ребенок вертелся возле Алисы и трогал ее ручонками. Алиса направила на него свет фонаря, ребенок зажмурился и заверещал, а большой мохнатый человек, что тащил Алису, рассердился и ударил кулаком по фонарю.
Удар был такой сильный, что Алиса поняла: еще раз стукнет — фонарь вдребезги. Так что она выключила фонарь, и мохнатый успокоился. А ребенок отбежал к костру и тер глаза, плакал. Мохнатая женщина подошла к нему и стала успокаивать.
— Уух, — сказал мохнатый человек. — Ты?
— Я Алиса, — ответила Алиса, поднявшись на ноги. Она ткнула себя пальцем в грудь и повторила:
— Алиса.
Мохнатый охотник подумал немного, его маленькие, спрятанные в глубоких глазницах под низким покатым лбом глазки заморгали, видно, мохнатый соображал. Наконец, он сообразил и произнес:
— Алиса! — И ткнул ее в грудь коротким пальцем. Потом еще подумал, ткнул себя пальцем и сказал:
— Рын!
И все мохнатые вокруг повторили:
— Рын! Рын! Уух как Рын!
— Начало положено, — сказал Пашка. — Первая встреча доктора Ливингстона с дикарями на реке Замбези.
Он сделал шаг вперед и, ткнув себя в грудь, сказал:
— Павел Гераскин! Москва!
Эти слова привели мохнатых в полное замешательство. Никто из них не мог выговорить таких сложных слов. Мохнатый начал было стараться:
— Аве! Аски… Мо-ва…
Потом махнул рукой и отвернулся от Пашки. Зато при виде Алисы он рассмеялся, показав все свои могучие клыки, и повторил:
— Алиса!
Потом снова показал на себя и повторил:
— Рын.
Остальным Алиса тоже понравилась. Мохнатые люди по очереди подходили к ней, и каждый представлялся, и каждому Алиса называла свое имя. Пашке это не нравилось, но на него никто не обращал внимания.
Потом мохнатые люди повели Алису к костру и посадили на круглый камень. А когда Пашка тоже постарался занять там место, его оттолкнули в темноту, и Рын зарычал, показав клыки. Пашка счел за лучшее подчиниться.
На костре, насаженное на железные пруты, жарилось мясо.
Один из мохнатых людей долго выбирал куски получше, потом протянул прут Рыну, который был здесь главным. Рын понюхал, одобрил мясо и, сняв кусок с прута, дал Алисе.
— Спасибо, — сказала Алиса.
Сзади из темноты донесся шепот Пашки:
— А он рук не моет.
Сам Пашка не отличался чистоплотностью, но сейчас у него было плохое настроение.
Алиса откусила кусочек, мясо было мягкое, но несоленое.
— Как? — спросил Рын. — Ах, добро? Кус-кус?
— Ах, кус-кус, — согласилась Алиса.
— Они здесь подземных крыс едят, — сказал злобно Пашка.
Рын услышал голос Пашки и не одобрил его тона, потому что, не поворачиваясь, метнул назад большую кость. Послышался удар и Пашкин крик:
— Так и убить можно!
Алиса вскочила:
— Пашка, тебе больно?
— Еще бы, крысоеды проклятые. Ты, Алиса, как хочешь, но я возвращаюсь в лодку и беру курс наверх.
В самом деле он, конечно, никуда без Алисы не двинется, но унижений Пашка не выносил.
— Пашка, ах! — сказала Алиса Рыну. — Уух, хороший!
— Нет, — отозвался Рын. — Он груб!
— Груб! Груб! Груб! — закричали остальные мохнатые люди.
Алиса обернулась и протянула Пашке кусок мяса.
— Не надо, — гордо сказал он. — У меня в лодке жареная курица есть.
Но мясо сжевал в мгновение ока.
Подошли две дикие мохнатые женщины, они стали щупать Алисины волосы, гладить шершавыми пальцами ее лицо. Алиса терпела, хоть и было страшновато.
— Алиса, — тут, Алиса, — кус-кус всегда, — сообщил Рын.
— Нет, — сказала Алиса. — Спасибо за гостеприимство, но у нас здесь дело.
Издали послышались голоса. Они приближались.
Мохнатые люди поспешили туда, где тускло светили факелы. Вскоре к костру подошла еще одна группа подземных жителей. Они волокли за собой большую мохнатую тушу. Морда была оскалена, острые зубы оскалены — это же медведь! Огромный черный медведь!
— Вот это добыча! — сказал Пашка.
— А ты говорил — крысы, — сказала Алиса.
— Но крыс они тоже едят, даю слово, — сказал Пашка.
Женщины сбежались к медведю, начали каменными скребками сдирать с него шкуру.
Главный охотник, седой, хромой, обросший шерстью так, что сам был похож на медведя, сел к костру и, посмотрев на гостей, спросил Рына, кто такие.
Рын начал объяснять, больше жестами, чем словами.
— Я попрошусь с ними на охоту, — сказал Пашка. — С моим ножом я для них находка.
— Этого еще не хватало, — сказала Алиса. — Нам пора уходить.
— Нет, — сказал Рын. — Кус-кус свежий медведь.
— Он прав, — сказал Пашка. — Пещерного медведя мы еще не пробовали.
Охотники у костра принялись петь. Пели они заунывно, медленно и однообразно, а вместо припева хором рычали.
— Алиса от-туда? — спросил Рын, показывая наверх.
— Да, — сказала Алиса.
— Я — от-туда, — сказал Рын, — но… — Он искал слова, которых у него в языке было совсем немного.
— Давно? — спросила Алиса.
— Ой, да! — сказал дикарь.
Он стал показывать руками, как давно, и по мере того, как он рассказывал, Алиса поняла, что язык жестов становится ей все более доступен. А по тому, как Пашка, сидевший рядом, поддакивал Рыну, стало ясно, что и Пашка все понимает.
Много-много лет назад, показал Рын, никто не помнит сколько, племя его жило на Земле, наверху, где солнце и хорошая охота. Но потом пришли другие люди, похожие на Алису и на Пашку, совсем без волос, была война, многих мохнатых убили, и оставшиеся спрятались в пещерах. Но безволосые люди добрались и до пещер. Поэтому мохнатые ушли глубже под землю, пока не забрались так глубоко, что и забыли путь обратно.
— Вы же неандертальцы! — сообразил Пашка.
— Неа — что? — спросил Рын.
— Пашка, — сказала Алиса укоризненно, — как же Рын может знать слово, которое изобрели совсем недавно?
— А я думал, что они сами себя так называли, — сказал Пашка.
— А наверх не хочется? — спросила Алиса, она тоже помогала себе жестами, и Рын ее сразу понял.
— Страшно, — ответил Рын. — Потому что безволосые люди нас убьют.
— Нет! — возмутился Пашка. — Безволосые никого не убивают. Они цивилизованные, они овладели природой и летают в космос.
Рын Пашку не понял, но улыбнулся.
— Ты же видишь, — сказала Алиса. — Мы не хотим зла.
— Вы — другое дело, — ответил Рын. — Ты хорошая. Ты так похожа на женщину, которая попала к нам давно, когда Рын был маленьким. Она пришла сверху и осталась жить у охотников. Рын ее очень любил.
— Наверное, тоже заблудилась, — сказал Пашка.
— Я покажу, — сказал Рын.
Он повел гостей внутрь низкой пещеры, где остановился перед гладкой стенкой, на которой было много рисунков мелом.
— Смотри, — сказал Рын.
На стене был портрет женщины с длинными белыми волосами. Портрет этот был приблизительный, как будто его рисовал пятилетний ребенок. Так что угадать, кто нарисован, было невозможно.
— Смотри! — Пашка бегал вдоль стены и рассматривал рисунки. — Это мамонт! А это саблезубый тигр! Они здесь водятся?
— Совсем мало осталось, — сказал Рын. — Кус-кус нет. Даль ходи.
— Наверное, когда неандертальцы скрывались здесь от древних охотников, — сказала Алиса, — то и животные тех времен тоже стали прятаться в пещерах.
— Он кус-кус что? — спросила Алиса, показывая на мамонта.
Молодая женщина, что несла факел, нагнулась и подняла с пола белесую тряпку.
Алиса увидела, что это белый лишайник. Значит, здесь есть подземные растения, которые никогда не видели света.
— Рын — кус-кус нет, — сказал охотник, и это значило, что лишайники не годятся людям в пищу.
— Ого! — воскликнул Пашка. — Что мы видим!
На стене был изображен настоящий дракон, вокруг которого, словно для масштаба, были нарисованы маленькие человечки с копьями.
— Драка, — сказал Рын. — Много кус-кус, но бух!
И Алисе стало ясно, что в таком драконе много мяса и он — желанная добыча для неандертальцев, но, к сожалению, охота на него очень опасна и многие погибают во время нее.
И чтобы Алиса в этом не сомневалась, Рын показал на лежащего у ног дракона человечка.
— Амба! — сказал он.
Пашка, не отрываясь, глядел на дракона, и Алиса поняла, что теперь Пашка не поедет обратно до тех пор, пока не отыщет и не поразит в честном бою подземное чудовище.
— Учти, — сказала Алиса, — если драконы здесь и сохранились, то их нужно немедленно занести в Красную книгу и охранять как зеницу ока.
— Ладно, — согласился Пашка. — Одного мы с тобой поразим, а остальных будем охранять как зеницу ока.
— А кто рисовал все это? — спросила Алиса.
— Рын! — Охотник ударил себя кулаком в грудь, и звук получился такой гулкий, что по пещере раскатилось эхо.
Женщина подняла с пола кусок мела, Рын жестом велел Алисе встать к стене, прижавшись спиной, и быстро обвел ее мелом, потом велел отойти и показал на Алисин силуэт на стене, очень гордый своим мастерством.
— Так каждый может, — сказал Пашка, — тоже мне художник!
Но этим работа Рына не кончилась. Поглядев на Алису, он вернулся к своему рисунку и нарисовал два кружка на месте глаз, потом вертикальную полоску — нос и горизонтальную — рот. Затем подошла очередь волос — их он нарисовал прямыми линиями, и теперь Алиса стала точной копией той женщины, что была нарисована раньше. Сходство поразило и самого художника.
— Ах! — воскликнул он.
А женщину, которая держала факел, больше всего потрясло мастерство художника. Жестами и междометиями она уверяла, что сходство портрета с Алисой — потрясающее. И она так громко восторгалась, что сбежалось все племя. И конечно же, все были потрясены талантом Рына.
Тут Пашка не выдержал. Он отобрал у Рына кусок мела и заявил:
— Хоть в школе по рисованию у меня всего четверка и художником я становиться не намерен, но я обязан показать, что умеет делать обыкновенный талантливый школьник двадцать первого века.
Он велел молодой женщине с факелом встать у стены и принялся рисовать ее портрет. Портрет был не очень удачным, но, разумеется, куда ближе к действительности, чем работа Рына. Алиса предпочла бы, чтобы Пашка не демонстрировал свои таланты, но останавливать его — это значит еще более укрепить в упрямстве. Так что она терпела и ждала, чем это кончится.
Все племя глазело на Пашку. Принесли еще факелов, чтобы приезжему художнику было сподручнее. Пашка увлекся, очень натурально изобразил шерсть, скошенный лоб, маленькие глазки и даже шкуру, в которую женщина была закутана.
Минут двадцать он трудился. Потом отошел на два шага, склонив голову, обозрел свой труд и сказал:
— Готово. Принимайте работу.
Охотники вежливо смотрели на стену, потом хромой охотник сказал:
— Шкура похожа.
Охотники разошлись, а женщина поглядела на свое изображение и вдруг заплакала.
Ее подруга обняла натурщицу и повела прочь.
Алиса и Пашка остались одни.
— Ничего не понимаю, — рассердился Пашка. — Я же старался. Неужели моя картина хуже, чем эти детские каракули?
— Не знаю, — сказала Алиса. — Может быть, они не привыкли к таким рисункам.
— Да, — утешил себя Пашка, — им еще расти и расти, пока они поймут искусство.
Они вернулись к костру. Охотники подвинулись, освобождая им место. Пока жарилась медвежатина, молодые женщины спели гостям песню, а воины сплясали боевой танец, в котором они очень понятно изобразили, как охотятся на мамонта.
— Рын, — спросила Алиса, — а почему Пашкина картина вам не понравилась?
Рын ответил, что понравилась, но видно было, что говорит он это только из вежливости.
Алиса пристала: говори правду. И Рын, вздохнув, объяснил, что Пашка, к сожалению, не понимает искусства. Искусство должно показывать не то, что видишь, а то, что хочешь увидеть. Если ты рисуешь картину охоты, то зверь должен быть побежден. Если ты рисуешь человека, то человек должен быть красивым. Вот Алису Рын нарисовал красивой, а Пашка нарисовал Кы-ну очень некрасивой, он показал, что у нее на теле волосы, что у нее маленькие глазки и низкий лоб, но это же не искусство!
Может быть, Алиса не все тонкости речи Рына поняла, но главное было ясно: не быть здесь Пашке великим художником.
Охотники спрашивали Алису, как там, наверху, как охота, есть ли мамонты? И когда Алиса пыталась объяснить, что там уже совсем другая жизнь, что безволосые люди на мамонтов не охотятся, ее не понимали.
— А чего бы вам не вернуться наверх? — спросила Алиса. — Вас там никто не обидит.
— Обидят, — ответил Рын уверенно.
— Можно послать кого-то из вас, пускай поглядит.
— Нет, — ответил Рын. — Мы знаем. Безволосые охотятся на нас и очень мучают.
После обеда Алиса спросила:
— Пашка, а где фотография брата Гарольда? Нужно ее показать неандертальцам, может, они его видели.
— Правильная мысль, — сказал Пашка. — Я как раз собирался сходить на лодку и принести фотографию.
— И заодно принеси оттуда чего-нибудь вкусненького для наших хозяев.
— И об этом я тоже подумал, — сказал Пашка.
Он включил фонарь и пошел к лодке. Никто его не останавливал — нужно человеку куда-то сходить, его воля.
— И куда вы дальше? — спросил Рын.
— Вниз, — сказала Алиса. — У нас там дело.
— Нет, — сказал Рын. — Вниз нельзя. Внизу плохо. Внизу вас обидят.
— Но что там такое?
— Там царство Четырехглазого!
При этом имени все вокруг костра начали водить ладонями у лица, видно, отгоняли злого духа. Женщины завывали, дети плакали, а мужчины били копьями в пол и угрожающе рычали.
— Чем он опасен? — спросила Алиса. — Он дракон?
— Он хуже дракона. Дракона мы кус-кус, а Четырехглазый нас кус-кус.
— Людоед?
— Много наших людей погибло навсегда, попав в его царство, — объяснил Рын.
Тут вернулся Пашка с целой коробкой спелых яблок.
Неандертальцы сначала не хотели их есть, боялись, но потом, видя, как Пашка хрустит яблоком, последовали его примеру.
Ну и радость началась!
Алиса следила, чтобы и маленьким досталось, и старикам, которые выползли откуда-то из пещер. К счастью, Семен Иванович не пожалел яблок и всем хватило.
— Вот это вы будете есть каждый день, если подниметесь наверх, — сказала Алиса, которой очень хотелось, чтобы неандертальцы вернулись на поверхность.
— Но мы не знаем туда пути — давно уже обвалились все пещеры и забыты ходы, — сказал Рын.
— И не мечтай, обойдемся без этих красных шаров, — сказал хромой охотник. — Там безволосые. Там друзья Четырехглазого.
Пашка воспользовался паузой и вытащил фотографию Гарольда.
— Простите, — сказал он, протягивая ее Рыну, — вы не видели где-нибудь такого человека?
Рын взял фотографию, посмотрел на нее, и вдруг лицо его исказилось гримасой ужаса.
— Нет! — закричал он. — Никогда!
Другие неандертальцы, любопытствуя, что же так испугало смелого охотника, подходили, смотрели на фотографию и при виде лица Гарольда Ивановича их охватывал ужас. Женщины тащили детей, прятали их в темноте, охотники потрясали копьями.
— Чего вы так испугались? — спросил Пашка. — Это фотография одного хорошего человека, энтомолога, мы его должны спасти. Вы что, фотографии раньше не видали?
Но Алиса уже поняла, что не в фотографии дело — эти люди узнали Гарольда Ивановича и почему-то его испугались.
— Кто он такой? — спросила Алиса у Рына.
— Ты знаешь! — сказал он.
— Я не знаю о нем ничего плохого.
— Ты его друг, — сказал Рын и поднял копье.
— Они его друзья! Они шпионы Четырехглазого! — раздались крики.
Несколько копий уткнулись в грудь Алисы. Пашка отступал от занесенного над его головой каменного топора.
— Честное слово, мы ничего не знаем! — закричала Алиса. — Мы его даже никогда не видели.
«Еще мгновение — и нас убьют, — поняла она. — Это же дикие люди!»
Но в этот момент раздался голос Рына.
— Охотники великой пещеры не проливают кровь детей! Остановитесь.
Остальные нехотя опустили оружие.
— Может быть, они в самом деле ни в чем не виноваты, — сказал Рын. — Они пришли сверху, а не снизу.
— Тогда пускай уходят, — сказал хромой охотник.
— Пускай уходят! — закричали остальные неандертальцы.
— Пошли, Павел, — сказала Алиса.
— Пошли, нас здесь не поняли, — сказал Пашка и поднял фотографию Гарольда Ивановича с пола пещеры. — Может, еще пригодится.
Когда они уходили, ни один неандерталец не тронулся с места.
Вслед им глядели враждебные глаза.
Отойдя метров на сто, Алиса обернулась. Сзади по-прежнему горел костер, и вокруг него черными сутулыми тенями стояли охотники.
— Ничего страшного, — сказал Пашка. — Спустимся пониже, найдем дракона.
— Подытожим, что нам известно, — сказал Пашка, забравшись в лодку. — Где-то здесь, под нами обитает человек, который похож на Гарольда Ивановича. А может быть, это и есть Гарольд Иванович.
— Вряд ли, — сказала Алиса. — Ведь неандертальцы говорили, что он людоед.
— Для того чтобы проверить информацию, мы должны спуститься в так называемое царство Четырехглазого и посмотреть на него.
— Если он нас не съест, — сказала Алиса.
— Съесть нас нелегко, — уверенно возразил Пашка. — Зубы обломает. Нас с тобой целое племя неандертальцев убить не смогло.
— И не хотело, — сказала Алиса.
— Дикарям доверять нельзя.
— Пашка, если они не оценили твоего произведения искусства, это не значит, что они недостойные люди.
— Дикари, и этим все сказано. Но не отвлекайся. Поехали дальше.
Алиса включила двигатель. Лодка послушно ввинтилась в породу. И снова начали выскакивать на экране цифры глубины.
На этот раз они недолго пробивались сквозь камень. На показателе плотности появился 0. Алиса тут же остановила лодку. Та покачнулась, проехала по инерции вперед, но на этот раз, к счастью, никуда не упала.
— Добро пожаловать в царство Четырехглазого, — сказал Пашка.
Алиса выскочила из лодки на пологий откос громадной полости и удивилась: вокруг было светло. Свет исходил от стен, он был мерцающим, тусклым, но фонарей не требовалось.
— Алиска, — сказал Пашка, — ты взяла счетчик радиации?
— Нет, я не думала…
— Типичное урановое свечение, — сказал Пашка. То ли он где-то об этом читал в фантастическом романе, то ли полагал, что радиация должна быть светящейся, но сказал он это так уверенно, что Алиса невольно сделала шаг назад.
Но потом заметила, что светится не вся стена, а точки на ней, словно зеленые звездочки. Вот одна звездочка оторвалась от стены, перелетела на другое место…
— Алиса, стой! — закричал Пашка. — Ты с ума сошла!
Но Алиса уверенно подошла к стене. Так она и думала — вся стена была усеяна светлячками.
Они переползли на подставленный Алисой палец, и Алиса показала светящийся палец своему другу. Тот, конечно, сообразил, что видит насекомых, но не сдался.
— Может, они тоже радиоактивные, — сказал он. — Ты поосторожнее.
Алиса огляделась — полость была столь огромна, что ни потолка, ни дальнего ее конца не было видно. Алиса прислушалась. Неподалеку журчала вода.
Туда они и направились.
Под ногами пружинил белый мох, идти было легко, как по ковру. Вскоре они увидели подземную речку, которая бежала по камням. В воде мелькали тонкие прозрачные рыбки.
— Жалко, что папы нет, — сказала Алиса. — Он бы страшно обрадовался. Такое открытие!
— Ничего страшного, — сказал Пашка, — считай, что это открытие сделали мы с тобой. Интересно, хватит его на Нобелевскую премию?
— Пашка, зачем тебе Нобелевская премия?
— Мне бы очень хотелось стать самым молодым ее лауреатом. Тогда меня внесли бы в Книгу рекордов Гиннесса.
— Ну и логика! — удивилась Алиса.
— Какая есть. Представляешь, я прихожу в школу, а все спрашивают: что это за медаль у тебя, Гераскин? А я молчу. Учитель физики спрашивает: что за медаль? А я говорю: можете меня сегодня не спрашивать, я так устал, всю церемонию награждения на ногах простоял.
Порой с Пашкой трудно: непонятно, где кончаются его шуточки и начинаются его глупости.
Они пошли вниз по реке. Светлячки, которых они видели на стене, резвились во мху, и оттого было радостно, как на карнавале.
— Мы сюда будем экскурсии возить, — сказал Пашка.
— Не спеши, мы еще не знаем, кто такой Четырехглазый. Может, он не захочет, чтобы сюда ездили экскурсии.
Пашка замер.
— Прислушайся.
Издалека доносилось постукивание: словно несколько молоточков выбивали дробь.
— В случае чего, — напомнила Алиса, — включай фонарь — он ослепит любого местного жителя.
— Знаю.
Речка повернула, огибая высокий холм. За ним обнаружилась большая впадина, в которой горели фонарики, наполненные светлячками. При свете их были видны маленькие существа, которые откалывали молотками куски породы.
— Шахтеры, — сказал Пашка.
При звуке его голоса работа тут же остановилась.
Шахтеры замерли, испугались.
Алиса смогла их разглядеть. Некоторые из них были в красных или синих колпаках, большинство бородатые, ростом каждый не больше ботинка.
— Это же гномы! — сказала Алиса. — Самые настоящие гномы. У нас один живет в Заповеднике сказок, я с ним знакома. Только все думают, что они все вымерли.
— Это кто вымер? — строго спросил гном с самой длинной белой бородой. — Это мы вымерли?
— Я не говорю, что вы вымерли, — сказала Алиса. — Только так считает наука.
— Значит, ваша наука никуда не годится.
— Разумеется, никуда не годится, я тоже так считаю, — предательски заявил Пашка. — Я лично всегда был убежден, что вы не вымерли.
— И на том спасибо, — сказал самый старый гном.
— Скажите, пожалуйста, — спросила Алиса, — а вы давно здесь живете?
— Мы всегда здесь живем, — сказал гном. — С тех пор как люди вытеснили нас с Земли. Развели машины, автомобили, поезда, раскопали все горы — куда деваться честному гному? Пришлось уйти сюда.
— Но мы не жалуемся, — сказал второй гном. — Мы очень довольны.
— Мы счастливы! — сказал третий.
И что-то в их голосах Алисе не понравилось. Люди редко кричат о том, что они счастливы. Если они кричат, значит, не очень счастливы.
— А вы откуда? — спросил первый гном.
— Мы сверху, с Земли.
— И зачем к нам приехали?
— Мы ищем одного человека, — сказала Алиса. — Он потерялся много лет назад. Паша, покажи фотографию Гарольда Ивановича.
Пашка достал фотографию и протянул старому гному.
Фотография была размером с гнома, и Пашке пришлось поставить ее на землю.
Старый гном посмотрел на лицо Гарольда Ивановича, которое было чуть поменьше его самого, ахнул и упал в обморок. Среди гномов началась паника. Некоторые кидали свои лопаты и кирки, пытались зарыться в породу, другие с криками убежали.
Пашка поймал на бегу одного из гномов, взял его осторожно двумя пальцами и приподнял. Гном зажмурился.
— Простите, — вежливо сказал Пашка. — Вы, кажется, испугались?
Гном кивнул.
— И чего же вы испугались?
— Мы ничего плохого не сделали, — пискнул гном. — Мы выполняем нормы. За что нас так пугать?
— Честное слово, — сказал Пашка. — Мы не хотели вас пугать. Мы хотели только узнать. И если вы недовольны, мы уйдем и оставим вас в покое.
С этими словами Пашка осторожно поставил гнома на камень.
— Мы так далеко ехали, — сказала Алиса. — А вы не хотите с нами разговаривать.
— Мы знаем, — послышался голос из-за каменной глыбы, где скрывалось несколько гномов. — Вы нас нарочно испытываете. Вас прислал господин Четырехглазый.
— Нас никто не присылал, — сказала Алиса. — Но если вы скажете нам, как пройти к этому господину, мы тут же уйдем.
Гномы осмелели, некоторые стали выходить из укрытий. Старый гном пришел в себя и сказал:
— Уберите портрет. Умоляю. У меня слабые нервы.
Пашка послушно спрятал фотографию в карман.
— Куда же нам идти?
Гномы как по команде показали вниз по течению подземной реки.
Когда Алиса с Пашкой отошли на несколько шагов, сзади послышался тонкий голосок:
— Простите, а зачем вы сюда приехали?
Алиса обернулась. Гномы стояли кучкой, в руках покачивались фонарики со светлячками.
— Я же сказала — мы ищем человека, портрет которого вас так напугал.
— А зачем? — повторил вопрос старый гном.
— Мы хотим ему помочь.
— Я же говорил, говорил! — воскликнул самый молодой из гномов. — Они его хотят убить!
— Тише! — старый гном погрозил ему кулачком. — Как же вы ему поможете?
— Мы еще не знаем.
— Мы вам подскажем.
Алиса присела на корточки.
— Вообще-то он бессмертный, — прошептал старый гном. — И убить вам его будет очень трудно. Но у него во дворце есть потайная комната. В этой комнате хранится стеклянное яйцо. Если яйцо разбить, то он умрет. Понимаете — его смерть в стеклянном яйце! Но это страшная тайна, которую знаем только мы, гномы. Если вы нас выдадите, то мы все погибнем. Он не пощадит нас!
Гном замолчал.
Его руки так дрожали, что фонарь раскачивался словно маятник.
— Спасибо за информацию, — сказал Пашка. — А у этого Четырехглазого другое имя не Кащей Бессмертный?
— Есть такая версия, — прошептал гном.
— Скажите, — спросила гномов Алиса, — а почему вам пришла в голову мысль, что мы намерены убить Четырехглазого?
— Это не мысль, — ответил старый гном, — это наша мечта.
— Но почему мы?
— Вы молодые, красивые, — сказал гном. — Пришли сверху. Наверное, там узнали, что у нас безобразия, вот и прислали вас его убить. Правильно? Мы угадали?
— Посмотрим, — сказал Пашка. — А драконы здесь водятся?
— Водились, — сказал гном.
— Пойдем, Пашка, — сказала Алиса. — Ты забыл, что время дорого? Семен Иванович волнуется.
По берегу реки вела дорожка. Сначала она была просто тропинкой, видно, ее протоптали гномы, но вскоре, возле озера, где впадала подземная река, тропинка закончилась. Поперек нее был шлагбаум из окаменевшего бревна. На нем прибито объявление:
— Мы почти у цели, — сказал Пашка. — Всегда жалею, что приходится вступать в бой без оружия.
— Пашенька, — попросила Алиса. — А можно сегодня не сражаться?
— Ты с ума сошла, — сказал Пашка. — Когда мне еще придется встретиться с настоящим Кащеем Бессмертным?
— Но ведь это не Кащей, вернее всего, это несчастный брат Семена Ивановича, который заблудился и сошел с ума.
— Не исключено, — согласился Пашка. — Но что мы знаем о самом Семене Ивановиче?
— Он твой знакомый.
— Он совершенно случайный знакомый. И очень странный притом. Мне просто не пришло в голову, что он злобный волшебник. И он сознательно послал нас на смерть. Где письмо для Гарольда?
— У меня.
— Надо его немедленно вскрыть. Там инструкция по завоеванию Земли.
— Нехорошо читать чужие письма.
— Алиса, неужели ты до сих пор не поняла, что мы имеем дело с волшебниками, которые никого не щадят?
— Волшебники вымерли.
— Нет, не вымерли. Они спрятались под землей. Ты это отлично знаешь, но пытаешься закрыть глаза на правду. Земле грозит опасность. Мой долг проникнуть к Кащею и разбить стеклянное яйцо. Но, как ты понимаешь, без боя он не сдастся. Давай сюда письмо.
— Нет, не отдам!
— Я отниму силой!
Алиса поняла, что Пашка настроен решительно. Он уже сам верил в то, что они вступают в царство зла.
Алиса подошла к шлагбауму и хотела подлезть под него, но как только она до него дотронулась, раздался пронзительный вой.
Алиса отпрыгнула от шлагбаума, но вой не прекратился.
— Все, — сказал Пашка. — Поздно. Мы обнаружены.
— Ну и что? — сказала Алиса. — Мы ничего плохого не сделали.
— Бежим обратно к неандертальцам!
Но договорить Пашка не успел.
По берегу озера к ним спешили странные существа, похожие на людей, но в то же время не люди. Они были очень худыми, длинные руки болтались будто тряпичные, узкие лысые головы покачивались на бегу. Существа были покрыты короткой светлой шерстью, сквозь которую просвечивала голубая кожа. В руках они держали заостренные палки.
— Нарушение, — сказало первое существо, подходя к Алисе. — Это нельзя.
Лица у существ были неподвижны, глаза белые, невидящие, движения вялые.
— Пропустите, — сказал Пашка, — нам нужно к вашему царю.
— Слово неизвестно, — ответило существо. — Вы подлежите изоляции для выяснения личностей.
— Еще чего не хватало! — возмущался Пашка. — Мы сами пойдем, куда хотим.
— Нет, — сказало существо, — вы не пойдете, куда хотите, а пойдете, куда положено.
Алиса оглянулась. Сзади подошли еще три таких же монстра.
Пашка протянул руку, чтобы отвести железную палку, которую существо уперло ему в грудь. Но как только он коснулся ее, из палки вылетела искра и Пашка скорчился от боли.
— Нет! — закричала Алиса. — Вы не смеете!
— Мы охраняем порядок, — сказало существо. — Вы не хотите слушаться, вы сами виноваты.
С этими словами оно направило палку на Алису, которая склонилась к Пашке.
— Мы пойдем, — сказал Пашка. — Но учтите, что я вам это припомню.
Существо кашлянуло, а может, засмеялось.
— Тебе больно? — спросила Алиса, когда они, миновав шлагбаум, шли по прямой, посыпанной песком, дорожке.
— Я умею терпеть, — сказал Пашка.
Они миновали большое квадратное поле, окруженное изгородью из колючей проволоки. На поле трудились неандертальцы. Они выкапывали какие-то белесые корни. По углам поля маячили белоглазые существа с железными палками.
Затем они обогнали вереницу гномов, каждый из которых тащил большой тяжелый мешок, сгибаясь под его тяжестью. За гномами также брело существо с палкой. Один из гномов споткнулся и свалился под тяжестью мешка.
— Вжжик! — вылетела молния из палки, и гномик начал корчиться по камням от боли, потом дернулся и затих. Остальные гномы остановились, но существо с палкой прикрикнуло на них:
— Вперед! Не останавливаться!
Ногой оно отбросило с дорожки тельце гнома, подобрало мешок и сунуло в сумку, прикрепленную к животу.
Пашка сжал кулаки.
— Нет, — прошептал он. — Я не уйду отсюда, пока не прекращу этот фашизм.
Он с такой ненавистью поднял кулак, обернувшись к охранникам, что те отшатнулись, выставив вперед свои палки.
Это мгновенное отвлечение дало Алисе возможность наклониться и схватить лежащего у обочины гнома. Она сунула его в нагрудный карман. Никто вроде бы не заметил.
Дорога стала шире. Теперь она шла между совершенно одинаковых высоких каменных стен, в которых через равные промежутки были двери, забранные железными решетками. Из-за одной двери доносился плач.
— Кто там? — спросила Алиса.
— Не разговаривать, — ответил охранник.
У следующей двери Алиса увидела обитателей этих камер: прижавшись к решетке, стояли маленькие существа, во всем подобные тем, что вели Алису и Пашку. Они протягивали сквозь решетку покрытые белой шерсткой лапки и молили:
— Кушать! Кушать! Кушать!
Один из охранников на ходу ударил ногой по решетке — существа отскочили.
— Я думал… — начал было Пашка.
— Как видишь, и среди них не все равны, — поняла его Алиса.
Она осторожно прижимала руки к груди. Ей казалось, что тельце гнома все холодеет. А может, ей только кажется?
— Пашка, — сказала она по-английски, полагая, что охранники его не знают. — Держи себя в руках. Никаких неосторожных поступков. Мы должны выбраться отсюда.
— Понимаю, не маленький, — сказал Пашка. — Только я очень злой.
Охранники остановились перед пустой камерой. Решетка была откинута.
— Входите, — сказал главный охранник, подталкивая пленников концом палки.
Решетка опустилась. Звякнул замок.
Охранники пошли прочь. Алиса осторожно выглянула. Один из них остался, стоит у стены, сторожит.
Внутри было темно. Лишь кое-где по стенам ползали зеленые светлячки.
— Мы требуем свидания с вашим начальником! — сказал Пашка, подходя к решетке.
— Молчать!
— Я буду жаловаться!
Молния из палки пролетела через всю камеру и ударилась, разлетевшись искрами, в дальнюю стену.
— Погоди, Паш, — сказала Алиса.
Она отошла в угол так, что охранник не мог ее увидеть, и осторожно достала из-за пазухи гнома. Гном уместился на ее ладонях, только босые ноги свешивались вниз. Глаза его были закрыты. Алиса осторожно приложила ухо к его груди. Вроде бы сердце бьется. Она погладила гнома пальцем по щеке. Щека теплая. Алиса присела на корточки и открыла аптечку, что была вмонтирована в пояс ее комбинезона. Оттуда она достала мягкую ампулу со стимулятором. Пашка стоял рядом, закрывая Алису от решетки.
Алиса закатала рукав рубашки гнома и приложила ампулу к его руке. Чуть-чуть прижала, чтобы под кожу гнома попала капля лекарства.
— Чего делаете? — спросил неожиданно охранник, заглядывая сквозь решетку.
— Спим, — сказал Пашка. — Не приставай.
Гном пошевелился. Приоткрыл глаза. И в ужасе зажмурился. Алиса поднесла губы к уху гнома:
— Тише, — прошептала она, — а то они услышат.
Гном понял. Он так и остался лежать у нее на ладонях. Но терпения его хватило ненадолго, вдруг он стал биться, стараясь вырваться. Алиса опустила его на пол.
Гном кинулся к решетке, но увидел ноги охранника и бросился обратно к Алисе.
— Вам надо будет подождать, — прошептала Алиса, — пока нас уведут. Потом вы сможете уйти. А сейчас опасно.
— Спасибо, — сказал гном. — Я думал, что меня убили. А вы кто такие?
— Мы ваши друзья.
— Если вы наши друзья, вы должны убить Четырехглазого, — сказал гном убежденно.
— Я это обязательно сделаю, — сказал Пашка.
— Но сделать это можно, только если знаешь страшный секрет, — сказал гном. — Я вам его открою.
— Если вы про стеклянное яйцо, в котором жизнь Четырехглазого, то мы уже знаем.
— Как? Откуда вы знаете эту страшную тайну?
— Нам сказали об этом другие гномы.
— Тогда судьба всего нашего мира в ваших руках.
И в этот момент послышался шорох. Гном бросился в угол и сжался там в комочек. Плита в центре камеры поднялась, и оттуда хлынул яркий свет.
В люке появилась голова охранника.
— Следовать за мной! — приказал он.
Вниз вела белая лестница. Возле нее стояли еще два охранника, такие же белоглазые, слепые, с такими же длинными, как хоботки, носами и большими ушами.
Коридор под камерами был ярко освещен и покрашен в белую краску, отчего создавалось больничное настроение.
Охранники быстро пошли вперед. Два охранника впереди, третий сзади.
По сторонам коридора были двери, такие же белые, как и стены. Из-за некоторых слышались голоса, одна была приоткрыта, и кто-то там плакал.
Поворот. За ним еще один охранник. При виде своих коллег он отступил, вжался в стену. Еще поворот. Еще охранник. Они бежали по лабиринту, и за каждым углом стоял охранник с палкой наготове.
Потом они попали в круглый зал. По сторонам большой двери в конце его стояли на страже два чудовища, которых Алисе и в книгах видеть не приходилось. Это были огромные карикатуры на людей, коренастые, корявые, с зубчатыми мордами и глазами навыкате. Чудовища качнулись навстречу друг другу, закрывая проход. Первый охранник остановился в шаге от них и прошептал пароль. Чудовища нехотя расступились. Проходя мимо, Алиса подняла голову и встретилась взглядом с чудовищем. И поняла, что оно слепое — белые глаза были без зрачков.
Пропустив пленников вперед, охранники остались снаружи. Дверь тихо закрылась.
Они стояли в самом настоящем тронном зале, как будто перенесенном в это подземелье из старинной сказки. Алисе даже показалось на секунду, будто она видела его на картинке в детской книжке.
Широкая красная ковровая дорожка вела к возвышению, на котором стоял позолоченный каменный трон с высокой спинкой, наверху которой была прикреплена резная хрустальная корона. Балдахин над троном был сделан из белого меха, а под сводчатым потолком было прикреплено вырезанное из камня изображение огромного отвратительного насекомого, глаза которого светились и, казалось, наблюдали за каждым, кто посмел войти в тронный зал.
Прошла минута, может быть, две, пока Алиса и Пашка осматривались, не смея шагнуть вперед. Но зал был по-прежнему пуст и зловеще тих.
— Эй! — не выдержал наконец Пашка. — Кто тут живой?
— И-вой… — откликнулось эхо.
Алиса разглядывала стены зала. Они были украшены картинами, выложенными драгоценными камнями. На картинах были изображены мрачные горы, ущелья, высокие ели, тесно стоящие у подножия гор, между деревьев была протянута паутина, у подножия елей росли громадные поганки и мухоморы. На мухоморах сидели черные улитки. Картины эти были сделаны так тщательно, что не сразу сообразишь, что стоишь в зале, а не в тем — ном лесу. Каждая картина была выпилена из малахита, горы выложены из сапфиров и бирюзы.
— Не прячьтесь от меня! — сказал Пашка. — Меня не надо бояться.
— Пашка! — укоризненно сказала Алиса. — Ты опять за свое.
— Нет, ты только подумай: притащить нас в подземелье, издеваться, а потом привести в минералогический музей.
— Храбришься? — спросила Алиса. — Мне тоже не по себе.
— Я ничего не боюсь, — ответил Пашка громко, чтобы тот, кто подслушивает, не сомневался в Пашкиной отваге. — Просто мне все это надоело.
С этими словами он повернулся и направился обратно к двери, толкнул ее, но дверь была заперта.
— Эй! — сказал Пашка. — Выпустите меня!
Он стучал в дверь кулаками. Но дверь была гранитной, так что он только отбил кулаки.
— Ну ладно! — сказал Пашка. — Тогда я объявляю здесь революцию! Отныне я и есть Четырехглазый! Кащей Бессмертный! Властитель подземного царства!
Он перебежал зал, поднялся на три ступеньки и сел на трон.
— Ну как? — спросил он. — Похоже? Где бы еще корону найти?
Но тут он вскрикнул, подскочил на троне, скатился по ступенькам вниз и сел на ковер.
— Что? Что случилось? — Алиса подбежала к нему.
— Дергается! Током бьет! — сказал Пашка. — Даже трон у них не настоящий.
— Я думаю, что за нами наблюдают, — сказала Алиса. — Наблюдают и посмеиваются. Пустили детей в тронный зал! Посмотрим, настоящие ли это противники или просто детский сад, который вышел сюда порезвиться?
— А что я такого сделал? — обиделся Пашка. — Я пошутил. Каждый может пошутить.
В тишине послышался тихий смех. Совсем рядом.
Он доносился откуда-то из-за трона.
Алиса быстро пошла туда, откинула тяжелую махровую портьеру и увидела за ней небольшую притворенную дверцу.
— Пашка, смотри.
Пашка уже был рядом.
— Он туда спрятался?
— Может, это ловушка?
— Какая еще ловушка? Мы с тобой где? Разве не в ловушке?
— В ловушке.
— А из ловушки в ловушку можно ходить без пропуска.
С этими мудрыми словами Пашка первым ступил в тускло освещенный проход за тронным залом.
Это был узкий, чистый, безликий коридорчик, в который выходило несколько дверей.
За первой был какой-то склад, там грудами лежали вывески и плакаты: «Вход воспрещен», «В труде высшее счастье», снова «Вход воспрещен», «Норму выполнил дотла — будет свежей голова», «Сегодня недоел, завтра остался запас», снова «Вход воспрещен» и просто «НЕЛЬЗЯ!»
Они прошли ко второй двери. Она была закрыта на засов. Пашка хотел откинуть засов, но Алиса сказала:
— Если он спрятался, то не сюда.
— Разумно, — согласился Пашка.
В третьей комнате стояло несколько вырубленных из камня ящиков. Все они были наполнены драгоценными камнями. В одном — груды рубинов, в следующем — алмазы, затем ящик с изумрудами. Все камни были огранены и сверкали в полутьме, но оттого, что их было слишком много, они не казались драгоценными камнями, а выглядели как кучи стекляшек. Ведь драгоценный камень, чтобы быть драгоценным, должен быть одиноким.
Они повернули за угол. Коридор кончался небольшой лестницей и перилами. Двенадцать ступенек. Они поднялись на площадку, куда выходила дверь, обитая кожей. Обыкновенная дверь, какие бывают в старых домах.
На двери был прикреплен почтовый ящик. На стене рядом с дверью — кнопка звонка.
Пашка толкнул дверь — она была заперта. Тогда Алиса нажала на кнопку звонка. Внутри отозвалось мирно: дзинь-дзинь.
— Иду, иду, — послышался за дверью голос.
Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели блеснули очки.
— Вам кого? — спросили изнутри.
Это было как во сне. Только что ты прошел мимо чудовищ, стоял в тронном зале, видел ящики с изумрудами — и вдруг, как пробуждение, а может, провал в другой сон — мирный голос за обыкновенной дверью.
Алиса не нашлась, что сказать, ведь не Кащея же спрашивать. Но Пашка вдруг сообразил.
— Простите, — спросил он. — Гарольд Иванович здесь живет?
— Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?
— У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.
— Не может быть! Сейчас отворю.
Звякнула цепочка, дверь растворилась. На пороге стоял невысокого роста худенький пожилой человек, в очках, одна дужка которых была сломана и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.
— Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи. Проходите внутрь, проходите.
Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.
Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.
— Давайте знакомиться, молодые люди, — сказал хозяин квартиры. — Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом Ивановичем.
— Я — Алиса Селезнева.
— А я — Павел Гераскин.
— Чудесно, чудесно. — Гарольд Иванович пожал гостям руки. — Уж я не чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?
— По фотографии, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.
Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.
— Как я изменился! — сказал он. — Даже не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О годы, годы!
С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес фотографию к глазам.
— У меня еще письмо к вам есть, — сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу конверт.
— От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.
Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от удивления подскочила — кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него, можно было понять, что кресло — обман.
Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.
— Это как понимать! — воскликнул он. — Зачем вы обманываете людей?
— В чем дело? — Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился на Пашку сквозь очки.
— Это же не кресла, а камни!
— Ах, да, — Гарольд Иванович виновато улыбнулся. — Я виноват! Эти кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам поверил, что они кожаные. Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я стараюсь поддерживать в себе иллюзию того, что жизнь продолжается. Да, жизнь моя явно уже прекратилась, но я себя обманываю… простите старого немощного человека.
— Ничего, — смутился Пашка, — я понимаю. Просто от неожиданности…
— Хотите, я уступлю вам мой стул? — Гарольд Иванович даже приподнялся. — А я постою…
— Нет, что вы! — возразил Пашка. — Сидите, я не устал.
Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.
Пашка отошел к полкам, стал смотреть на корешки книг. Потом, не подумав даже, что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать одну из книжек. И тут же отдернул руку, потому что между пальцами и стеллажом пролетела голубая искра.
— Ой! Током бьет!
— Что? — Гарольд Иванович был раздражен. — Из-за вас я не могу дочитать письмо! Что еще стряслось?
— Я хотел взять… А оно ударило.
— Это остаточное электричество, — сказал Гарольд Иванович. — Возможно, вам приходилось об этом слышать. Электричество накапливается в горных породах.
Алисе показалось, что глаза Гарольда Ивановича за толстыми стеклами очков улыбаются. Или ей это показалось? А его указательный палец дотрагивается до кнопки посреди стола.
— Не расстраивайтесь, Павел Гераскин, — продолжал Гарольд Иванович. — Это не настоящие книги. Откуда мне здесь их добыть? Это лишь корешки, выточенные из камня. Как ученый и интеллигентный человек я не мыслю себе существования без библиотеки. За долгие годы я выточил эти стены — точную копию библиотеки моего дедушки. Видите — вот полное собрание сочинений Чарльза Дарвина. А это моя любимая книга — произведение французского энтомолога Фабра. Он так интересно писал о муравьях! А дальше справочники, справочники, словари. Но есть книги для развлечения. Да, я не чужд этому. Видите «Пиквикский клуб» Диккенса? А это его же роман «Айвенго».
Алиса послушно смотрела на корешки. На них золотом вытиснены названия. Но ведь «Айвенго» написал не Диккенс, а Вальтер Скотт! А тут написано: «Диккенс».
— Простите, — сказала она.
Но Пашка ее опередил.
— Смешно, — сказал он. — Любой ребенок знает, что «Айвенго» написал Вальтер Скотт.
— Что? — Гарольд Иванович буквально подскочил на стуле. — Конечно же, Вальтер Скотт. А там что написано? Диккенс? Это безобразие! Я прикажу казнить всю типографию! Я их растерзаю!
Рука Гарольда Ивановича протянулась к красной кнопке, но в миллиметре от нее замерла. Гарольд Иванович спохватился и переменил решение.
— Ладно, — сказал он. — Пошутили и хватит. Но я должен сказать тебе, Паша, что ты безобразно воспитан. Если пожилой немощный человек совершил маленькую ошибочку, неужели ты должен смеяться над ним? Неужели у тебя хватит совести смеяться и издеваться?
Казалось, Гарольд Иванович вот-вот заплачет. Голос его дрожал.
— Я не хотел, — сказал Пашка. — Нечаянно получилось.
— Я принимаю твои слова за извинение, — сказал Гарольд Иванович. — И мы забудем об этом печальном инциденте. Прошу тебя, Алисочка, расскажи мне подробнее о моем брате Сене. Как он выглядит, чем занимается? Скучает ли обо мне?
— Он очень о вас скучает и любит вас, — сказала Алиса. — Все двадцать лет, прошедшие с того дня, как вы потерялись в пещере, он не вылезал из кузницы, чтобы изготовить подземную лодку для вашего спасения.
— Это удивительно, — сказал Гарольд Иванович. — Значит, он всегда верил, что я жив? Я этого не хотел.
— Значит, вы нарочно потерялись? — удивилась Алиса.
— Все значительно сложнее, ах, сложнее! Ты еще девочка, тебе не понять той страсти, которая ведет настоящего ученого к подвигам и жертвам. Неужели ты думаешь, что Колумб, отправляясь в безнадежное и опасное путешествие к берегам неизвестной Индии…
— Колумб открыл Америку, а не Индию, — вмешался Пашка.
— Павел, — сказал печально Гарольд Иванович. — Ты плохо кончишь. И может быть, даже в ближайшем будущем.
— Колумб отправился открывать Индию, а открыл Америку, — сказала Алиса.
— Молодец, девочка. Так вот, Колумб также вынужден был разорвать связи со своими близкими, бросить семью, которая его не понимала, и даже оставить на произвол судьбы своих детишек… Но если бы он думал о семье, Америка осталась бы не открыта, а Колумб никогда бы не прославился.
— Но Америка уже открыта. Зачем вы под землю полезли? — спросил Пашка. Он дразнил Гарольда Ивановича, и Алиса, хоть и не одобряла Пашкиного поведения, понимала, что Пашка не верит этому тихому старичку. И ни на секунду не забывает о несчастных гномах.
Гарольд Иванович лишь вздохнул и продолжал:
— Я рожден не для обычной жизни, не для того, чтобы ходить на службу или сидеть в кабинете. Я — из тех пионеров, которые первыми поднимаются на Эверест и достигают Северного полюса. Меня влекут высокие цели познания! — Гарольд Иванович вскочил, начал бегать по кабинету, размахивая руками, халат его распахнулся и летел сзади, словно крылья летучей мыши. — Мой любимый дедушка посвятил жизнь подземным исследованиям. Он открыл восемь видов насекомых, таящихся в глубинах земли, в тишине, в темноте, в подземных озерах и безмолвных реках. Статьи моего дедушки публиковались в ведущих энтомологических журналах Европы! Но Сколопендра Таинственная, безмолвный страж подземных пространств и пропастей, о которой писал в своем труде средневековый путешественник Генрих Сильмузфанский, который утверждал, что укус ее вызывает сладостные видения, Сколопендра Таинственная моему дедушке не далась в руки! И бессмертная слава ускользнула от него! С той минуты, как я осознал себя, с той минуты, как я впервые взглянул на коллекцию моего дедушки, на прозрачные и почти невидимые тельца и ножки насекомых земной пучины, я понял, что у меня в жизни есть призвание. И этому призванию я следовал всю жизнь. Да, всю жизнь! Меня не волновали страсти и шум земной поверхности. Я убегал с уроков, чтобы забраться в подвал или подпол. Я проводил каникулы в пещерах и ямах. В тишине… в тишине… в тишине.
Последние слова Гарольд Иванович произнес тихим свистящим шепотом.
— Но ваш брат Семен Иванович, — сказала Алиса, — рассказывал нам, как вы о нем заботились, как вы заменили ему родителей…
— Я человек долга! — сказал Гарольд Иванович совсем другим, громким пронзительным голосом. — Во мне уживаются две натуры. Одна — романтическая, стремящаяся к неизведанному, к великим свершениям, любящая тишину и уединение подземных глубин. И вторая моя натура — это Долг. Долг с большой буквы. Как тяжело мне было нести свою ношу, тащить на своих слабых, неокрепших еще юношеских плечах заботу об этом толстом, шумном, неуемном мальчишке, полном каких-то шуток, розыгрышей, необдуманных поступков, всегда жующем что-то, всегда что-то требующем от меня! Как я порой ненавидел его! Но я стискивал свои молочные зубы и нес свой крест. И ждал, с наслаждением ждал того момента, когда Семен подрастет настолько, что я смогу наконец-то оставить его и не мучиться совестью, что я чего-то недоделал! Вы просто не представляете, какой я совестливый человек… Я дождался. Выполнил свой долг и ушел к романтике глубоких пещер. К одиночеству.
— Значит, вы не хотите возвращаться? — спросила Алиса.
— Я! Возвращаться? В сутолоку и суматоху жизни мелких людишек, которые не знают великого слова Порядок? Которые не имеют высокой жизненной цели? Нет. Мое место здесь. Среди моих коллекций и тишины!
— Но ваш брат так переживает!
— Это несоизмеримо! — Гарольд Иванович расстегнул пижамную куртку, и там обнаружился широкий кованый пояс с прикрепленной к нему связкой ключей. Он выбрал маленький серебряный ключ, подошел к большому резному шкафу и, прикрывая замок от гостей спиной, открыл его. Шкаф был поделен на плоские ящики. Один из них Гарольд Иванович вытащил. Осторожно перенес на письменный стол и произнес:
— Можете убедиться сами.
На планшете ровными рядами были прикреплены насекомые. Совершенно одинаковые паучки, почти прозрачные, с ноготь размером, но с длинными тонкими ножками.
— Знаете ли вы, мои дорогие гости, — сказал Гарольд Иванович, что этот вид паука неизвестен науке? Совершенно неизвестен. Ни один ученый не подозревает о его существовании. И я его открыл! А знаете ли, как он называется? Он называется Паук Гарольди! В мою честь! А в этом шкафу хранится еще более ста неизвестных видов. Более ста. И все они называются в мою честь!
— Очень интересно, — сказал Пашка. — Но если все они Гарольди, как их различить?
— Их не надо вам различать. Я их различаю, и этого достаточно.
— А зачем вам так много одинаковых? — спросила Алиса.
— Одинаковых? В природе не бывает двух одинаковых особей. Каждая отличается. Как отличаемся мы с вами. Я же каждого паука знаю в лицо! Я никогда их не перепутаю. Я должен поймать всех, всех, понимаете? И всех наколоть на булавки. Они все Гарольди — они все мои!
— Но их не останется, если вы их всех поймаете!
— Это мой идеал. Тогда они останутся только здесь! И если вы, профессор Браун, или вы, доктор Сигемицу, захотите убедиться в их существовании, пожалуйста, идите ко мне, просите, умоляйте! И может быть, я соглашусь показать, а может, и нет…
Гарольд уморился, побледнел. Он устало поставил обратно на место планшет с паучками, запер шкаф и застегнул пижаму.
— Это — романтическая половина моей жизни.
— А ту… сколопендру вы нашли?
— Молчите! — вдруг испугался Гарольд Иванович. — Вокруг завистники. Не смейте говорить о самом святом, самом сокровенном!
Он перевел дух, прошел к себе за стол, уселся, устало положил руки перед собой.
Наступило долгое молчание.
Его прервал Пашка.
— А вопрос можно задать?
— Задавай.
— Кто такой Четырехглазый?
— Кто, кто?
— Четырехглазый.
— В жизни не слышал такого имени. А почему ты спрашиваешь?
— Все здесь боятся Четырехглазого. Он правит подземным царством и всех страшно угнетает.
Гарольд Иванович снял очки, прикрыл их ладонью. Покачал задумчиво головой.
— Нет, не приходилось слышать такого имени.
— Но кто же правит этим царством? — не сдавался Пашка. — Кто командует этими… с палками?
— Лемурами?
— Пускай лемурами. Кто сидит на троне в тронном зале? Кто заставляет гномов приносить ему драгоценные камни, кто убивает неандертальцев? Кто держит людей в камерах? Неужели вы не знаете?
— Как? Держит людей в камерах? Угнетает неандертальцев? Здесь? В царстве свободы и порядка? Не представляю. Мальчик, тебя ввели в заблуждение.
— Но кто здесь главный?
— Ума не приложу. Я никогда об этом не задумывался. Наверное, кто-то правит. Но я же ученый, я романтик, я занимаюсь своими делами и не вмешиваюсь в окружающую жизнь.
— А кто вас кормит, кто сделал вам эти кресла и стеллажи?
— Паша, дорогой мой, ты мне надоел, — сказал Гарольд Иванович. — Ты все время задаешь нетактичные вопросы. Я же тебе сказал — совершенно не представляю, что происходит вокруг. Я живу как бы в башне из слоновой кости. Я изолирован от мира и выбираюсь отсюда только на экскурсии в поисках насекомых.
— Странно, — сказал Пашка.
Он не верил этому кабинетному ученому.
— Что же мы должны сказать вашему брату Семену Ивановичу? — спросила Алиса. — Вы не хотите возвращаться?
— Ты угадала. Не хочу.
— Может, вы напишете ему письмо?
— Здесь очень плохо с бумагой.
— Но вы ему посылали письмо. На золотом листке.
— Золото денег стоит, — отрезал Гарольд Иванович. — Скажите Семену на словах, чтобы не беспокоился и не вмешивался в мои дела. Сколько нужно повторять одно и то же!
— Хорошо, мы пойдем, — сказала Алиса.
— Возвращайтесь и забудьте о том, что видели. Я устал и не буду вас провожать.
— До свидания.
Гарольд Иванович не ответил.
Пашка первым пошел к двери. Алиса за ним. Они вышли на лестничную площадку, закрыли дверь. Щелкнул замок. И тут же они услышали, как звякнула цепочка.
Молча они прошли коридором, вышли в тронный зал. Там было пусто и тихо.
— Он и есть Четырехглазый, — сказал Пашка, глядя на пустой трон.
— Помолчи, — сказала Алиса. — Здесь слушают. Нам бы скорее добраться до лодки.
— Точно, — согласился Пашка. Но у выхода из тронного зала начал сомневаться. — Не в моих правилах бросать угнетенных на произвол судьбы.
— Пашка!
— Правильно. Мы вернемся.
— Пашка!
— Двенадцать лет Пашка. И знаю, что говорю.
Дверь из тронного зала медленно распахнулась. Два чудовища, что стерегли ее с той стороны, скалились, заглядывая внутрь.
— Скажите, как вас назвать? — спросил Пашка, который совсем расхрабрился.
— Мы тролли, — ответило одно из чудовищ и щелкнуло зубами так, что уши заложило от грома.
Охранники-лемуры стояли поодаль, палки наготове.
— Господин Гарольд Четырехглазый, — сказал Пашка, — велел нас отпустить.
И он пошел по коридору прочь от тронного зала. Охранники шли сзади.
— Видишь, — Пашка наклонился к Алисе. — Они не возражали.
— Это ничего не значит, — сказала Алиса. — Не исключено, что он все же просто эгоистичный ученый, который ничего, кроме своих пауков, не видит. И в самом деле не подозревает, что происходит вокруг.
— А кто же тогда здесь правит?
— Не знаю. Не видела.
— Ты наивная или притворяешься?
— Я осторожная, — улыбнулась Алиса.
Пашка спросил:
— А почему он назвал их лемурами? Ведь лемуры это такие обезьянки. У Аркаши был лемур, маленький, как белка, только без хвоста.
— Я думаю, что обезьянок назвали лемурами в память об этих. О жителях подземелий, наверное, потому что они ночные.
— Эх, скорей бы выбраться. Мы бы такую экспедицию организовали. И главное — освободили бы угнетенных!
— Я думаю, что Гарольд Иванович именно этого и боится, — сказала Алиса.
Эта мысль пришла ей в голову, потому что лемуры остановились перед лестницей, что вела в камеру. В ту самую, из которой их час назад увели.
Лемур сказал хрипло:
— Иди. Наверх!
И в самом деле, откинув люк, Пашка оказался в загончике с решеткой.
Решетка была закрыта. Люк захлопнулся.
— Вот этого я от него не ожидал, — сказал Пашка.
— А я, к сожалению, ожидала, — ответила Алиса.
Из темного угла камеры послышался голосок:
— Вы живые? А я так боялся за вас.
— Гном! — удивилась Алиса. — Ты почему не убежал?
— Тише. Там снаружи дежурит лемур. А у лемуров замечательный слух.
Алиса присела перед гномом на корточки.
— Я боялся за вас, я думал, что вас съел Четырехглазый. Или тролли разорвали. Я думал — подожду, пока выключат свет. Тогда побегу к своим. Но я еще думал — а вдруг они придут обратно? Вдруг вы нашли стеклянное яйцо и разбили его?
— Спасибо, — сказала Алиса, — что ты думал о нас. Но стеклянного яйца мы не нашли.
— А Четырехглазого видели?
— Может быть, видели. Только я не уверена. Мы видели одного человека и даже разговаривали с ним.
— Какой он? Скажи, какой?
— Он невысокого роста, в очках, седой, он собирает подземных насекомых. А живет в маленькой квартире за тронным залом.
— Нет! — воскликнул гном. — Это не тот. Это кто-то из пленников Четырехглазого. Он скрывает их в подземельях. Четырехглазый громадного роста, у него оскаленные, как у тролля, зубы, у него четыре глаза. Когда он говорит, изо рта у него идет дым. Если он поглядит на тебя в упор, то ты падаешь без чувств.
Лемур, который стоял снаружи, услышал голоса и заглянул сквозь решетку.
— Что за разговоры? — спросил он. — Нельзя. Надо молчать.
— Молчим, молчим, а ты не подслушивай, — сказал Пашка. — А то я тебя заколдую.
— Нельзя, — сказал лемур, но от решетки отошел.
— А лемуры служат Четырехглазому? — спросила Алиса.
— Некоторые служат, а некоторые боятся. Лемуры глупые. Лемуров можно обмануть, мы, гномы, их обманываем. Вот тролли — это ужасно. Тролль может гнома одним зубом перекусить. Это наши самые страшные враги. И Четырехглазый их любит. Он, может быть, сам из троллей.
— Гном, — спросил Пашка, — а ты сам Четырехглазого видел?
— Нет, нет, что вы! — пискнул гном. — Кто его видел, долго не проживет. Но мне рассказывали верные люди. Мой старший брат Фуро попал в колесо, но чудом остался живым.
— Куда попал?
— В колесо.
Лемур снова сунул свой бледный нос-хоботок в решетку, вынюхивая.
Так Алиса и не узнала, что такое колесо, в которое попал брат гнома.
Когда он отошел, гном знаком попросил Алису взять его на руки, добрался до ее уха и начал быстро шептать:
— Сейчас свет потушат, я тогда побегу к моим знакомым. Тут есть городские гномы, их заставляют канализацию чистить, камеры строить, камни гранить. Я у них инструменты возьму, мы вашу камеру откроем и вас к себе уведем. Потому что если не увести, Четырехглазый вас обязательно сожрет. Ждите и молчите, с лемуром не спорьте.
И тут свет в подземелье погас. И в камерах, и в коридорах — везде. Только поблескивали светлячки.
Откуда-то издалека донесся строгий голос:
— Всем честным жителям спать, спать, спать… Вы должны быть готовы к завтрашнему трудовому дню. Запрещается видеть плохие сны, храпеть и вставать с постели. Виновные будут наказаны. Спокойной ночи, спокойной ночи…
Заиграла тихая музыка. За стенкой звякнуло.
— Это лемур спать ложится, — сказал гном.
— А как же он будет сторожить нас?
— Ночью все спят, вы тоже. А если спишь, как можно убежать?
— А ты?
— Меня все равно что нет. Меня уже сегодня убили, и в большой книге записано, что я умер. — Гном хихикнул. — Даже лучше, что меня нет. Только вот паек мне теперь выдавать перестанут.
— Не беспокойся, — сказала Алиса, которая вдруг поняла, что страшно проголодалась. — Это долго не может продолжаться.
— Хорошо бы, — ответил гном. — Но мне не дожить. Некуда деваться.
— У нас есть подземный корабль, — сказала Алиса. — Если вы поможете нам до него добраться, мы привезем помощь и вас освободят.
— Какое счастье! Тогда я побежал! Поставь меня на пол!
Легонько прошелестели быстрые ноги гнома, и наступила мертвая тишина.
Пашка с Алисой уселись у стены, прижавшись друг к другу. Было холодно и голодно.
— Почему он нас не отпустил? — спросил тихо Пашка. — Или не убил?
— А вдруг в самом деле Гарольд Иванович ни в чем не виноват? Вот и гном Четырехглазого совсем иначе описывает.
— У страха глаза велики.
— Он, наверное, не знает, что с нами делать, — сказала Алиса. — Если нас отпустить, мы сюда приведем людей. И власть его кончится. А если пропадем без вести, то за нами пошлют экспедицию и его царство все равно будет открыто.
— Тогда нас лучше убить, — сказал Пашка мрачно. — Пока еще экспедиция сюда доберется. Он успеет следы замести.
— Все следы ему не замести, — сказала Алиса. — Нас неандертальцы видели, нас гномы видели. Они расскажут.
— Только нам будет уже все равно.
— Давай надеяться на гномов, — сказала Алиса. — Они нас выручат. Нам бы только до лодки добраться.
Было темно и тихо. Алиса пригрелась, прижавшись к Пашке, и задремала.
Проснулась она оттого, что кто-то осторожно дергал ее за рукав.
— Алиса, проснись. Это я, Фуррак, ваш друг.
Алиса сразу пришла в себя — вокруг слышались легкие шаги, шепот, шорохи.
— Я привел других гномов, — сказал Фуррак. — Они принесли инструменты.
— Покачивались зеленые фонарики, наполненные светлячками. Черные силуэты множества гномов суетились вокруг.
— Алиса, подними нас к замку, — сказал гном Фуррак. — А то нам трудно туда забраться.
Проснулся Пашка.
— Привет, — сказал он, — спасатели пришли.
— Шшш, — сказал Фуррак, — лемура разбудишь.
— А я такой страшный сон видел, вы не представляете.
— Шшш, — зашипели на него сразу все гномы. — Страшных снов смотреть нельзя, Четырехглазый накажет!
— Ну и запуганные вы!
Алиса подняла на ладонях двух гномов к замку. Один из них светил зеленым фонариком, второй достал инструменты из мешка, что висел через плечо, и начал копаться в замке. Остальные гномы собрались внизу и подняли фонарики, чтобы было больше света.
— Знаешь, Алиса, — сказал Фуррак, — они все пришли, чтобы на вас поглядеть. Мы так давно живем без всякой надежды, а вы — наша надежда. Чем скорее вы приведете помощь, тем скорее мой народ будет свободным. А если вы не приведете помощь, то скоро от нас никого не останется.
— Я обещаю, — сказала Алиса, — что вам недолго придется ждать.
Замок щелкнул.
Алиса открыла замок. От щелчка чуть было не проснулся лемур, что лежал снаружи. Он заворочался во сне, зачмокал тонкими белыми губами. Все замерли.
Но лемур перевернулся на другой бок и тихонько захрапел.
— Вот кто-нибудь услышит, что он храпит, донесет куда надо, и его накажут, — сказал гном.
— Пускай спит, — сказала Алиса. — Пошли?
— Да. Пошли. Только я хотел попросить у вас прощения.
— За что?
— Мы не принесли с собой никакой пищи. И нам, гномам, которые всегда славились гостеприимством, очень стыдно. Но сейчас конец месяца, и мы истратили все талоны, а без талонов нам не дают никакой еды.
— А что вы обычно едите? — спросила Алиса.
— Мы выращиваем съедобный мох и подземный овес, делаем из них муку и жарим пироги. Мы собираем сладкие грибы и делаем из них приправы. Мы выменивали у подземных охотников мясо…
— Прекрати, — зашумели снизу остальные гномы. — Не говори о еде! Мы же все голодные!
— А почему вы теперь не выращиваете и не обмениваете? — спросил Пашка.
— Но ведь нельзя! Все, что собирается, выращивается и делается, нужно сдавать в распределитель Четырехглазого. А он уже выдает всем, сколько нужно. Это называется справедливость.
— А почему же мало выдают?
— Потому что надо делать запасы. Надо быть разумным. Должен быть порядок.
— Не говори, как глупый лемур, — послышался снизу голос одного из гномов. — Ты же знаешь, что нашу пищу поедают охранники и тролли. Им теперь не надо заботиться о еде. За то, что они нас охраняют и мучают, им выдается пища, только куда больше, чем остальным.
— Вы пойдете или будете беседовать? — раздался еще один голос. — Скоро свет включат, а вы все разговариваете.
Пашка осторожно открыл решетку, и они пошли по улице между камер, где спали обитатели подземного города, которым нельзя было храпеть и видеть плохие сны.
Впереди бежали три гнома с фонариками и показывали путь. Потом шли Алиса с Пашкой, а остальные гномы замыкали шествие.
Гном Фуррак сидел на плече у Алисы, как матрос на мачте.
Передние гномы повернули направо.
— Не туда, — сказала Алиса. — Нам налево. Я помню, откуда нас привели.
— Мы не можем идти по дороге к шлагбауму, — сказал Фуррак. — Там охрана, которая не спит даже ночью. Придется пойти в обход.
Передний гном покачал фонариком, и вся процессия остановилась.
— Помоги, — сказал Фуррак Пашке.
Тот прошел вперед, нагнулся и поднял крышку люка.
— Нам вниз.
Они очутились в таком же коридоре, какой вел из камеры во дворец Четырехглазого.
— Теперь совсем тихо, — прошептал Фуррак на ухо Алисе.
Стены коридора разошлись, исчезли в темноте, и впереди открылся низкий зал, в котором бесконечными рядами тянулись одинаковые каменные столы. Глаза Алисы уже настолько привыкли к темноте, что света зеленых фонариков было достаточно, чтобы понять: на каждом столе лежит лемур. Лемуры лежали одинаково, на спинах, нос-хоботок кверху, руки сложены на мохнатой белой груди, и тонкие вялые пальцы переплетены. Сначала Алисе показалось, что лемуры умерли и их здесь сложили перед похоронами. Но тут же она сообразила — лемуры дышат. Они похрапывают, стонут во сне, морщатся, вздыхают, но никто не поворачивается, не меняет позы.
— Что с ними? — спросила шепотом Алиса.
— Как что? — удивился гном. — Они спят.
— А почему все одинаково? И почему здесь? Ведь неудобно.
— Может, и неудобно, но так надо. Они здесь работают, за этими столами, и спят здесь, чтобы времени не терять. Проснутся, сразу за работу. Видишь, что у них в руках?
Тут Алиса заметила, что в пальцах каждый сжимает маленькую коробочку.
— Там в коробочке их работа. Маленькие камешки и палочки. Много-много камешков и палочек. Они сидят весь день и перекладывают камешки и палочки. Один считает, сколько пайков надо гномам выдать, другой — сколько штрафов наложить, третий — сколько лемуров на какие работы послать. Очень много работы.
— Ты шутишь, Фуррак?
Но гном не шутил, как и все гномы, он был лишен чувства юмора. Он удивился, что Алиса такая непонятливая.
— Каждому лемуру выдают одну коробочку. Если он ее потеряет — значит, останется без работы, а если без работы, значит, без еды, и попадешь в большое колесо. А чем лучше лемур работает, тем больше у него коробочка. Вон, видишь, лежит главный лемур?
Алиса увидела лемура, который держал на животе целый сундук. Правда, и стол у него был вдвое больше, чем у остальных, и под головой была подушечка.
— А что ты про колесо говорил? Это что-то страшное?
— Иногда очень страшное, а иногда просто страшное, — сказал гном. — Но это увидеть надо.
По узкой лестнице они вышли на поверхность. Если можно считать поверхностью пол громадной полости, поросший мхом и лишайниками. Неподалеку журчала речка.
— Вот тут мы встретились, — сказал Фуррак. — Куда теперь?
— Сейчас соображу, — сказал Пашка. — Река была справа. Теперь слева. Нам туда!
Ноги тонули в белом мху, и потому звука шагов не было слышно. Темными котятами впереди бежали гномы, и зеленые фонарики раскачивались на ходу. А вокруг светлячки.
Скоро мы поднимемся наверх, подумала Алиса. И трудно будет поверить, что далеко внизу останется странное и загадочное царство Четырехглазого, где сидит упрямый Гарольд Иванович и не хочет отрываться от подземных букашек. Словно закроешь последнюю страницу интересной и страшной книжки и знаешь, что все это неправда, что так не бывает, хотя минуту назад ты в это верил.
Впереди блеснул борт «Терранавта».
Гномы остановились, испугались.
— Вот и наша лодка! — закричал Пашка. — Ну теперь берегись, Четырехглазый!
Он побежал к лодке и похлопал ее по борту, как боевую лошадь. Какая она твердая, надежная, даже красивая, подумала Алиса.
— До свидания, отважные гномы, — сказала Алиса, опуская на мох Фуррака. — Спасибо вам за помощь.
— Мы ждем, — сказал Фуррак. — Скорее возвращайтесь. Когда Четырехглазый узнает, что вы убежали, он начнет искать, кто вам помог, и, конечно же, догадается, что только гномы могли открыть замок. И он будет нас пытать. Скорее! Привезите много пушек и ружей, привезите острые пики и железные щиты! И ведите нас в бой!
Гном даже приподнялся на цыпочки, чтобы стать выше ростом, и выпятил грудь.
— До встречи, друзья, — сказал Пашка и протянул руку к люку, чтобы открыть его.
— Не спеши, Паша, — раздался тихий голос.
Пашка обернулся. Вспыхнули яркие фонари, которые держали в руках могучие злобные тролли.
Гномы кинулись врассыпную, некоторые старались зарыться в мох.
Алиса зажмурилась.
— Глупые гномы сказали вам, что все спят, когда гасят свет. Но спят не все.
Алиса прищурилась, чтобы рассмотреть, кто это говорит. Она подозревала, что увидит сейчас Гарольда Ивановича, но увидела совсем другого человека.
Перед ними стояла высокая повозка на толстых широких колесах. В повозке сидел человек в черной мантии и широкополой шляпе, с полей которой опускалась книзу сетка, подобно тем, что носят пчеловоды на пасеке.
— Нам надо было узнать, где вы скрываете свой подземный корабль, — сказал человек в шляпе. — Вот мы и подождали, пока вы сами к нему приведете. Теперь для нас не будет преград в подземном мире — мы сможем спускаться и подниматься куда хотим. И власть моя расширится безмерно. А ну-ка, Паша Гераскин, открой мне корабль, я хочу посмотреть на него изнутри.
— Сами открывайте, — сказал Пашка.
— Не люблю непослушных мальчиков, — сказал человек в шляпе. — Я, повелитель подземелий Четырехглазый, приказываю тебе: открой подземный корабль, который теперь принадлежит мне!
— Еще чего не хватало! — грубо ответил Пашка.
— Тролль, научи этого пащенка хорошим манерам, — приказал Четырехглазый.
Алиса не успела ахнуть, как тролль схватил Пашку за шиворот и поднял в воздух. Алиса бросилась Пашке на выручку, но второй тролль громко захохотал и также схватил ее. Земля ушла из-под ног, и Алиса почувствовала, как на ее горле сомкнулись страшные когти тролля.
— И не подумаю! — закричал Пашка.
— Тогда, тролль, милый мой, — спокойно сказал человек в шляпе, — будь любезен, помучай немного Алисочку. Мне ее очень жалко, но я не вижу другого способа образумить глупого Пашу. Пощекочи ее когтями, почеши ее зубами, откуси ее тонкие пальчики, выцарапай ее голубые глазки!
— Нет! — закричал Пашка. — Не смейте! Мучайте меня, но Алису не трогайте!
— Вот на это я и рассчитывал, — сказал человек в черной шляпе. — Вы ведь так просто устроены, благородные мальчики.
— Открою я вам корабль, — сказал Пашка.
— А ты, тролль, не отпускай Алисочку и мучай ее немножко, чтобы Паша торопился.
Алиса не смогла сдержать стона, так больно резали ей шею когти тролля.
Пашка сказал:
— Отпустите меня скорей! Я все покажу.
Пашка отвинтил крышку люка.
Он торопился, чтобы освободить Алису.
— Залезайте, — сказал он.
— А вот это лишнее, — возразил человек в черной шляпе. — Я залезу, а ты меня там запрешь или еще какую-нибудь гадость придумаешь. Нет уж, я вашим кораблем займусь на досуге, без свидетелей. А сейчас нам придется вернуться ко мне во дворец. Идите рядом с моей каретой, только не смейте убегать. Учтите, что тролли бегают очень быстро. Понятно?
Человек в шляпе стегнул повозку бичом — сначала по правым колесам, потом по левым. Из колес донесся писк и стоны.
Тролль опустил Алису на мох.
Повозка двинулась вперед, Алиса и Пашка шли по ее сторонам.
Алиса потерла шею.
— Тебе не больно? — спросил Пашка с другой стороны повозки.
— Нет, все в порядке, — сказала Алиса.
Колеса медленно поворачивались, повозка ехала со скоростью пешехода. Алисе стало интересно, почему из колес доносятся такие странные звуки. Она нагнулась и увидела, что колеса устроены подобно беличьему колесу — внутри по ступенькам бегут гномы, много гномов. Они нажимают на ступеньки внутри колеса, и оно катится вперед.
— Там живые гномы? — удивилась она.
— Там наказанные, непослушные гномы, — ответил Четырехглазый. — Они знают, что только послушание может помочь им искупить свою вину.
— Но это же бесчеловечно!
— Это разумно и способствует дисциплине, — ответил Четырехглазый. — В государстве нельзя без наказаний, а то все распустятся. Все, что я делаю, я делаю для блага моих подданных.
— Алиса, не разговаривай с ним, — сказал Пашка. — Он же изверг! Когда мы вернемся наверх, я всем расскажу, что он здесь творит!
— Вот почему вы и не вернетесь наверх, — сказал Четырехглазый. — Я, к сожалению, не могу этого допустить. Я столько труда положил в создание образцового счастливого государства, что любое вмешательство со стороны для меня невыносимо.
— Ничего себе справедливое! — возмутился Пашка. — Спросите у гномов, которые заперты в этом колесе, справедливое ли оно?
— Конечно, справедливое. Если бы гномы вели себя достойно, они бы гуляли сейчас на свободе. Ничего не бывает без причины. И каждый мой подданный знает: ведешь себя хорошо — живешь хорошо. Нашкодил — будешь наказан. Это и есть справедливость. Не замыслил бы ты, Пашка, предать меня, убежать отсюда и донести на меня злым людям, что обитают на поверхности Земли, ты бы тоже остался жив и, может, занял бы высокое положение в моем обществе.
— Не нужно мне высокое положение!
— Вот именно поэтому ты и умрешь.
— Если вы нас убьете, — сказала Алиса, — то за нами тут же пошлют экспедицию и все ваши тайны будут раскрыты.
— Не знаю, не знаю. Пока что эта лодка существует в единственном экземпляре… Впрочем, я обязательно что-нибудь придумаю. Вот соберем сейчас высший совет моего королевства, посоветуемся и найдем способ, чтобы и вас убить, и тайну сохранить.
Четырехглазый обернулся к одному из троллей и приказал:
— Включай свет! Начинается трудовой день.
Тролль поднял трубу, висевшую у него через плечо, и громко затрубил.
И тут же впереди, где лежал подземный город, начали вспыхивать огни, загорелись они и под потолком пещеры, и вдоль улиц города, так похожих на коридоры в тюрьме.
— Хватит спать! — зарычал тролль так громко, что голос его, усиленный эхом, разнесся на километры. — Начинается новый счастливый день! Вставайте, лежебоки! Вставайте, преступники, вставайте, виноватые! Все, кто видел дурные сны или храпел, должны немедленно доложить об этом начальнику квартала для получения наказания! С добрым трудовым утром, граждане справедливого королевства!
Тролль снова протрубил.
Огоньки загорелись ярче. Алиса представила себе, как где-то в глубине пленные охотники и наказанные лемуры крутят громадные колеса, дающие свет этому городу.
— А теперь ты, — обернулся Четырехглазый ко второму троллю. — Объяви общее собрание.
— Уважаемые свободные граждане, — закричал второй тролль. — Ваш уважаемый и любимый повелитель просит и умоляет вас, если вам не трудно, собраться на площади перед дворцом для того, чтобы присутствовать при поучительном и незабываемом зрелище.
— Будем судить этих пришельцев, — подсказал Четырехглазый троллю.
— Справедливый и великодушный повелитель будет советоваться с народом, каким образом казнить двух негодных пришельцев, которые мутили народ и подрывали законную власть. Теперь они осознали свою вину и умоляют наказать их так, чтобы никому неповадно было нарушать порядок в нашем счастливом государстве. Спешите участвовать!
— Молодец, — похвалил тролля Четырехглазый. — Теперь предупреди, как положено.
Тролль снова протрубил сигнал и крикнул:
— Напоминаю! Все, кто не поспешит сейчас, немедленно, быстро, радостно, на собрание, будут сурово наказаны как враги свободы. Только попробуйте не прийти, мерзавцы!
— Ну, последнее — лишнее, — сказал Четырехглазый.
— С ними иначе нельзя, — прорычал тролль. — Совсем распустились.
— Вот именно поэтому я хочу, чтобы суд над этими хитрецами был страшным, ужасным! Чтобы он стал уроком для всех!
Они въехали на главную улицу города. Видно было, как лемуры палками и пинками выгоняют из камер своих бедных родичей, как небольшой тролль, видно, троллиный детеныш, гонит перед собой толпу перепуганных гномов, как целая толпа вооруженных лемуров подгоняет связанных цепью неандертальцев.
При виде повозки Четырехглазого лемуры отгоняли народ к стенам и заставляли падать на колени.
— Зачем же так? — не выдержала Алиса. — Вы же производите впечатление интеллигентного человека.
Ее волновал вопрос — человек в черной шляпе и Гарольд Иванович — одно лицо или нет? Голос вроде похож, но и не похож…
— Они иного, к сожалению, не понимают, — ответил Четырехглазый. — Их приходится приучать к демократии палкой. Что ж, мое общество вынуждено пройти через этот реконструктивный период. Пускай для постороннего зрителя он может показаться недостаточно эстетичным, но иначе наступит анархия и вернется та дикость, из которой я год за годом вытаскиваю этих несчастных…
— А зачем? — спросил Пашка. — Зачем вытаскивать?
Четырехглазый полоснул бичом по одному колесу, затем по другому, гномы внутри заныли, заплакали, колеса стали вращаться скорее.
— Для их блага, — сказал Четырехглазый. — Вы просто не представляете, в каком я застал их состоянии. Никакого порядка! Гномы копают драгоценные камни, но не знают им цены и отдают за бесценок грязным, отвратительным неандертальцам. Неандертальцы охотятся за кем хотят! Лемуры жрут мох и вообще ничего не делают. Тролли охотятся на гномов и лемуров, и никакого порядка!
— А как же они вас стали слушаться? — спросила Алиса.
— Цивилизованный человек всегда найдет способ, как управиться с дикарями, — ответил Четырехглазый. — Они не знали, что такое справедливая власть, и потому не знали, что надо сопротивляться… А когда сообразили, было поздно. Вот только до неандертальцев я никак не доберусь! Отбиваются! Безобразие какое-то! Я у них пленных беру, набеги совершаю, стараюсь перевоспитать их трудом — помирают, но не перевоспитываются. Но с помощью вашей лодки я смогу их обуздать.
Как раз в этот момент повозка обогнала еще одну партию неандертальцев. Они были скованы цепями, со всех сторон шли лемуры, уткнув им в спины электрические палки. Один из неандертальцев понял, видно, что речь о нем, поднял голову и оскалился. Глаза его горели ненавистью.
— Бей его! — крикнул Четырехглазый троллю. — Бей его!
Тролль ударил наотмашь когтистой ручищей по лицу неандертальца. По распоротой щеке потекла кровь.
— Вот так! Так будет с каждым, кто не хочет понять высшей справедливости!
— Вы мне противны, Четырехглазый, — сказал Пашка.
— А мне не нужно тебе нравиться, мальчишка! Через несколько часов тебя не будет на свете. Уж я позабочусь, чтобы всенародный суд с тобой расправился пожестче.
Улица кончилась, и они оказались на площади перед дворцом. На этот раз они подошли к нему со стороны главного входа.
Дворец оказался большим зданием из полированного мрамора с зелеными нефритовыми колоннами. Колонны были украшены пышными капителями, которые представляли собой пауков, плетущих паутину. В стеклянные глаза пауков были замурованы зеленые светлячки, они бились внутри, старались вылететь наружу, и от этого казалось, что пауки вертят глазами. На отполированных стенах дворца были выложены алмазами слова:
Площадь перед дворцом была заполнена жителями подземного города. Свободное пространство перед широкими ступенями, ведущими к дворцу, было оцеплено рядами лемуров-охранников с электропалками наизготовку. За их спинами покорной молчаливой толпой стояли обыкновенные лемуры. Канцеляристы держали в лапках заветные коробочки с камешками и палочками. Другие лемуры также прижимали к груди инструменты своего труда: один лопату, второй лом, третий метлу, четвертый грабли, пятый весы. Гномы толпились в первом ряду, а неандертальцы стояли, закованные в цепи, видно, их здесь боялись.
Два тролля вытащили из дверей дворца трон, что стоял раньше в зале. И замерли по сторонам его, глядя перед собой зверским взглядом. Вслед за троном из тех же дверей вышли знатные лица государства. По крайней мере так решила Алиса, глядя, как важно они выступают и как толкаются, чтобы занять место поближе к трону.
Там были лемуры, но не простые лемуры, а толстые, лоснящиеся, там была старая троллиха в шапке из лемурьих шкур, там были две амебы. Алиса не знала, как их еще назвать — белые студенистые туши, с черненькими глазками по сторонам узкого рта, там был горбатый карлик на костылях из самородного золота и ящерица, которая шагала на задних лапах, упираясь хвостом в пол. Там были две огромные белые летучие мыши, которые семенили, сложив крылья, как плащи, а за ними вышло привидение — ходячий голубой скелет со светящимися зубами. И все эти знатные лица королевства были так густо увешаны драгоценностями, браслетами, ожерельями, диадемами, кольцами, серьгами, что живого места не оставалось. Толпа на площади подалась назад, зашелестел испуганный шепот.
Четырехглазый, увидев этих чудовищ, подумал вслух:
— За верность этих ублюдков мне приходится дорого платить.
— А вы не платите, — сказал Пашка.
— Пускай радуются, — сказал Четырехглазый. — Если кто из них начинает заноситься, я обвиняю его в измене, отдаю на растерзание подземному дракону, а богатства возвращаю в казну. Так что считайте — все ценности у них на временном хранении.
И Четырехглазый засмеялся. Смех его глухо долетал сквозь сетку.
— Эй, стоять! — приказал он гномам в колесах. Повозка замерла. Четырехглазый ступил на площадь, все склонились в поклонах.
— Пашка! — ахнула Алиса. — Это не он!
— Да, — сказал Пашка не менее удивленно. — Я был убежден, что Четырехглазый и есть Гарольд Иванович. Все сходилось. Но этот…
— Он по крайней мере на голову выше Гарольда Ивановича!
— Значит, зря мы его подозревали.
Странной походкой, будто у него ноги не гнулись, Четырехглазый поднялся по ступенькам. Обернулся, глядя на толпу, но сетки, скрывавшей лицо, не откинул.
Он уселся на трон, поднял руку.
Тролль с трубой вышел вперед и прогудел в трубу.
Второй тролль встал рядом.
— Начинаем показательный суд! Никто не уйдет от справедливой руки закона. Ура!
— Урра! — завопили значительные лица.
— Ура, — потянули отдельные голоса в толпе.
— Не слышу радости! — рассердился тролль.
— Урра! — уже громче крикнула толпа.
— Преступники, подойдите сюда! — приказал Четырехглазый.
В пещере была такая удивительная акустика, что каждое его слово доносилось до последнего человека в толпе.
— Пошли, что ли? — спросил Пашка. Он храбрился, но в самом деле ему было страшно. Алисе тоже. Этот сумасшедший диктатор может в самом деле казнить их. А желающих исполнить его приказание здесь больше чем достаточно!
— Преступление их ужасно! — сказал Четырехглазый.
— Смерть! — закричали значительные лица. Ящерица попыталась укусить Пашку, летучие мыши расправили крылья и принялись хлопать ими, тролли скалились…
— Есть мнение — смерть, — сказал Четырехглазый. — Есть другие мнения?
— Нет! — закричали приближенные. Толпа молчала.
— Есть другое мнение, — сказал Пашка. — Во-первых, я не знаю, в чем нас обвиняют.
— Позор! — закричали значительные лица. — Он издевается над нашим судом! Он ставит под сомнение слова повелителя.
— А вы скажите, скажите! — не сдавался Пашка.
— А почему бы и не сказать? — перекрыл общий шум голос Четырехглазого. — Я скажу. У нас все открыто, демократично. Вы прибыли сюда без приглашения, по сговору с нашими злейшими соседями, презренными неандертальцами, для того, чтобы свергнуть законную власть, вы вели агитацию против моей персоны, вы склонили к предательству ничтожных гномов, вы, наконец, намерены открыть тайну нашего великого государства чудовищам, что живут наверху. А как все знают, наверху нет разумных людей. Там нет порядка, нет счастья. Вы — лазутчики, которые хотят отнять у нас наши славные чертоги! Которые хотят съесть все наши продукты и отобрать драгоценности!
Какой шум подняли тут значительные лица, трудно вообразить! Больше всего испугала их опасность расстаться с драгоценностями. Троллям пришлось защищать пленников от их гнева.
Кое-как угомонив приближенных, Четырехглазый произнес:
— Судить этих негодяев будет народ. Как у нас принято. Я не буду вмешиваться в голос народа. Вот ты!
Палец Четырехглазого уперся в лемура, который стоял в одном из первых рядов, прижимая к груди маленькую коробочку.
Его сразу же вытолкали из толпы, и, перепуганный, ничего не соображающий, он оказался на пустом пространстве.
На площади наступила гробовая тишина.
— Как зовут тебя, глас народа? — спросил Четырехглазый.
— Забыл, — прошептал лемур.
Значительные лица покатились от хохота. Одна из летучих мышей даже взмыла над площадью, но Четырехглазый погрозил ей пальцем, и мышь ринулась обратно так быстро, что сшибла с ног троллиху, что, конечно, только прибавило веселья.
— Замечательно, — сказал Четырехглазый. — Ты существо без имени, и имя тебе народ. Требуешь ли ты от имени народа, чтобы мы казнили этих мерзавцев?
Лемур стоял неподвижно, лишь рот его открывался и закрывался, а хоботок вздрагивал.
— Молчание — знак согласия, — произнес Четырехглазый. — Итак, народ потребовал смерти пришельцев и мы, конечно же, подчиняемся столь недвусмысленно высказанному требованию. Теперь скажи нам, представитель народа, отдадим ли мы их дракону или кинем в пропасть, чтобы они умерли от голода?
Лемур выпучил от ужаса глаза и пошатывался, как ванька-встанька.
— Правильно, — сказал Четырехглазый. — Кинем. Пускай помучаются перед смертью. Но крови не прольем, не такие мы жестокие, как некоторые распускают о нас слухи. Решено. Единогласно. Кто не согласен, поднимите руки и пеняйте на себя!
И вдруг раздался громкий звон.
Все неандертальцы подняли свои волосатые могучие руки.
— Что? — Четырехглазый подпрыгнул на троне и застучал в бешенстве ногами о пол…
Нет, поняла Алиса — не ногами! Он стучал деревянными ходулями! Она хотела сказать об этом Пашке, но тот сделал быстрый шаг вперед, остановился на верхней ступеньке и закричал:
— Жители подземелья! Честные гномы и неандертальцы! Угнетенные лемуры и другие тролли! Объединяйтесь! Да здравствует революция! Долой диктатуру Четырехглазого! Час освобождения близок!
Значительные особы сначала опешили от такой наглости, Четырехглазый все еще в гневе стучал деревяшками по полу, а в ответ на Пашкин призыв из толпы донесся тонкий, но отчетливый голосок гнома:
— Да здравствует свобода!
— Найти! — кричал Четырехглазый. — Уничтожить!
Началась суматоха. Лемуры кинулись в толпу, разыскивая гнома, другие избивали беспомощных неандертальцев.
— А вас… вас, мерзавцы… — Четырехглазый не находил слов от возмущения. Он поднялся на ходулях, потеряв равновесие, уцепился за шапку троллихи, шапка слетела, обнажив лысую бугристую голову.
И вдруг Четырехглазый громко ахнул и замер.
Голова его медленно поворачивалась, растопыренные пальцы трепетали. Алиса проследила за движением его головы и увидела, что над площадью медленно порхает какое-то насекомое, похожее на ночную моль, только больше размером и совсем прозрачное.
Как во сне, повелитель подземного царства медленно двинулся к моли.
Догадавшись, что привлекло внимание диктатора, значительные лица кинулись вперед, стараясь поймать моль.
— Нет! — закричал Четырехглазый. — Не смейте! Вы повредите ей крылья! Ее нет в моей коллекции! Сачок! Срочно сачок!
Но сачка ни у кого не было.
Все замерли, глядя на моль, которая как ни в чем не бывало порхала над толпой. Четырехглазый прыгнул за ней, упал, но куда проворнее оказался Пашка. Во вратарском прыжке он кинулся за молью, та не успела увернуться и попала в ладони Пашки.
Лежа, Четырехглазый кричал:
— Осторожнее! Не помни крылья! Убью!
— Убью! — кричали значительные лица.
Пашка осторожно держал моль в ладонях.
Тролль достал из-за пояса коробочку и молча подставил Пашке.
Пашка положил туда моль, тролль закрыл коробочку и передал ее диктатору, который одернул свою мантию, чтобы не были видны ходули, и с трудом поднялся. Он приоткрыл коробочку, заглянул в щелку и сообщил:
— Этот вид науке не известен!
— Это он! — прошептала Алиса. — Он ходулями меня одурачил.
Пашка кивнул.
— Спасибо тебе, пришелец, — искренне сказал Гарольд Иванович. — Спасибо, Паша. Наука тебя не забудет. За такую заслугу я позволю тебе высказать любое желание. И я его исполню.
По площади прокатился вздох облегчения. Алиса поняла, что никто из подземных жителей не хочет их смерти. Но в толпе придворных послышались недовольные голоса.
— Молчать! — рассердился Гарольд Иванович. — Здесь я приказываю. Павел Гераскин, тебе предоставляется слово.
— У меня есть желание, — сказал Пашка, — чтобы вы отпустили нас с Алисой домой, а также отпустили всех неандертальцев, выпустили из колес несчастных лемуров и гномов и вообще вернулись к своему брату. Хватит вам здесь прохлаждаться.
— Много, ох как много желаний у тебя, Паша, — сказал укоризненно Гарольд Иванович. — Но, к сожалению, это все не желания, а требования. А требований я не допущу.
— Разве это не желание — остаться живым?
— Нет, это ультиматум. И если ты не хочешь остаться без желания, то спеши, проси. Ведь все равно я тебя казню. Потому что интересы государства выше личных. Тебя не я приговорил, тебя народ приговорил. А против народа я не пойду. Говори желание, которое лично я могу выполнить.
— Хорошо, — сказал Пашка. — Есть у меня желание.
Стало очень тихо. Только ящерица постукивала от нетерпения хвостом.
— С детства я интересовался собиранием насекомых, — сказал Пашка. — Не было у меня большей радости, чем накалывать на булавки бабочек и жучков. Все в классе завидовали моей коллекции. Алиса может подтвердить.
Алиса смотрела на Пашку во все глаза. Никогда в жизни он не собирал бабочек и жучков.
— Я хочу перед смертью, — продолжал Пашка, — увидеть великую и знаменитую коллекцию подземных насекомых, собранную великим ученым Гарольдом Ивановичем. Если я увижу ее, то могу умереть спокойно.
Над площадью шелестели удивленные голоса. Никто ничего не понимал.
— Ты не лжешь, мой мальчик? — спросил Четырехглазый.
— Я никогда не лгу! — торжественно соврал Пашка.
— Ну что ж, я знаю одного энтомолога по имени Гарольд Иванович. Он живет в задних помещениях моего дворца и никогда не выходит к людям. Я попрошу этого скромного человека показать тебе коллекцию. Но как только посмотришь, сразу на казнь — договорились?
— Разумеется, после такой коллекции и умереть не жалко, — сказал Пашка со слезой в голосе.
Алиса не понимала, что задумал ее друг, но не стала мешать ему. Она надеялась на Пашкину находчивость.
— Идите в тронный зал, — приказал Четырехглазый. — Вас проводит мой верный тролль. А вы, все остальные, расходитесь, срочно расходитесь по своим рабочим местам. И ввиду того, что все прогуляли целый час, проторчав на этой площади и ничего не делая, вы все оштрафованы на дневной паек, а сон сегодня будет укорочен на час. Ура?
— Ура! — крикнул кто-то из придворных.
— А что касается вас, мои дорогие помощники, — сказал диктатор, обернувшись к значительным лицам, — то после казни прошу всех на скромный ужин.
Больше Алиса ничего не слышала. Тролль втолкнул их с Пашкой в тронный зал, молча показал на дверь за троном и остался стоять возле нее. Видно, никто не имел права входить во внутреннюю квартирку кабинетного ученого Гарольда Ивановича.
Они поднялись по знакомой лесенке.
— Ты что задумал? — спросила Алиса.
— Ничего! — ответил Пашка, показав себе на ухо — могут подслушать.
Он первым подошел к двери в квартиру Гарольда Ивановича и нажал на кнопку звонка.
— Он еще не успел, — сказала Алиса.
И в самом деле, им пришлось подождать минуты три, прежде чем изнутри послышались шаркающие шаги и голос ученого произнес:
— Кто там?
— К вам гости! — бодро сказал Пашка. — Ваши старые друзья, нас прислал Четырехглазый.
— Кто-кто? — Гарольд Иванович приоткрыл дверь на цепочку.
— Здешний повелитель.
— Здесь есть повелитель? Никогда не слышал, — сказал ученый. — Ах, это вы, Пашенька и Алисочка? Как я вам рад! Заходите, заходите.
Ученый откинул цепочку и впустил гостей.
Черная шляпа висела на вешалке в прихожей. Но сам диктатор успел снять ходули и был уже в домашнем халате и шлепанцах.
— Заходите, — сказал он ласково. — Что же вас снова привело ко мне?
— Страстное желание посмотреть на вашу коллекцию, — сказал Пашка. — Прежде чем нас казнят, я должен насладиться ею.
— Казнят? Вас? Детей? Какое варварство! Вы, наверное, злостные преступники?
— Честно говоря, нет! — прошептал Пашка. — Но этот мерзавец Четырехглазый думает иначе. И знаете почему?
— Почему же?
— Он нас страшно боится.
— Вас? Детей?
— Он боится, что мы вернемся обратно и расскажем о тех безобразиях, которые здесь творятся.
— Безобразия? — ученый был очень расстроен. — Не может быть! Я, правда, не встречался со здешним повелителем, но по отзывам он — милейший человек и жертвует всем, чтобы научить местных дикарей жить по справедливости, соблюдать порядок и плановую систему. Он считает, что мир должен быть организован строго и четко, как коллекция насекомых.
— Нет! — поддержал хитрость Гарольда Ивановича Пашка, — когда встретитесь с этим негодяем, то поймете, насколько вы не правы. Это мучитель и садист. Он уверен, что люди должны жить как бабочки на булавках.
— Не будем отвлекаться. Какую часть коллекции вы хотели бы посмотреть?
— Все части, — сказал Пашка.
— Ну что ж, начнем.
Следующие полчаса показались Алисе самыми скучными в жизни. Гарольд Иванович доставал один за другим планшеты с наколотыми на них насекомыми и подробно рассказывал о них Пашке, а Пашка не спеша задавал вопросы. И если посмотреть на них со стороны, то подумаешь, что перед тобой старый ученый и его верный увлеченный ученик.
— Вот и все, — сказал наконец Гарольд Иванович. — Вы ознакомились с моей скромной коллекцией. Если не считать той коробочки, которую мне принесли сегодня.
Он показал на коробочку с молью, пойманной Пашкой.
— Ею я займусь сегодня вечером, когда с вами будет покончено. Довольны ли вы, Павел Гераскин?
— Мне жалко, что моя мечта стать собирателем насекомых не сбудется.
— Если бы это зависело от меня, — сказал Гарольд Иванович, — ты был бы моим любимым учеником. Но народ… народ требует.
— Чего требует народ?
— Ты же мне сам сказал, что народ тебя приговорил?
— Ничего я не говорил. Народ ждет и не дождется, когда вас убьют.
— Ах, не говори страшных вещей, у меня слабые нервы! Как можно меня убить, когда меня все так любят?
— Как жаль, — сказал Пашка, оглядываясь, — что вы не показали мне всю коллекцию. Не думал, что вы будете обманывать меня по мелочам.
— Я? Показал не всю коллекцию?
— А где сколопендра Гарольди? Почему вы ее скрываете?
— Но она же существует в единственном экземпляре!
— В той маленькой комнате? — Пашка показал на дверцу за письменным столом. — В стеклянной банке?
— А ты откуда знаешь?
— Я догадался, — сказал Пашка. — Я только кажусь рассеянным и невнимательным. А в самом деле я все запоминаю и умею делать выводы!
— Впрочем, — Гарольд Иванович поправил очки, — я и сам собирался тебе ее показать. А почему и нет? Ты же никому о ней не расскажешь!
Гарольд Иванович открыл дверцу. За ней обнаружилась маленькая комната, и сквозь дверной проем Алисе была видна узкая кроватка и шкафчик. Из шкафчика Гарольд Иванович извлек небольшую хрустальную баночку. В ней сидело прозрачное, удивительно гадкого вида членистоногое.
— Вот она! — сказал Гарольд Иванович, показываясь на пороге. — Сколопендра Гарольди! Мое сокровище.
Пашка подошел поближе.
— Руками не хватать! — испугался диктатор.
— Я только посмотрю! — произнес дрожащим голосом Пашка. — Посмотрю и умру!
Гарольд Иванович нехотя приблизил банку к лицу Пашки.
Алиса уже все поняла и напряглась для прыжка.
Пашка резко толкнул Гарольда, выхватил банку и кинулся к выходу.
— Ааа! — закричал Гарольд, метнулся к письменному столу, выхватил электрическую палку и бросился за Пашкой. Он забыл про Алису.
Когда Гарольд пробегал мимо нее, Алиса совершила отчаянный прыжок, сбила с ног Гарольда Ивановича, выхватила палку и кинулась вслед за Пашкой. Гарольд Иванович никогда не занимался физкультурой, и потому, когда он с проклятиями поднялся на ноги, Алиса уже была у входа в тронный зал.
Она успела вовремя. Тролль готов был схватить Пашку.
Алиса подняла электрическую палку и воткнула ее в мохнатый бок чудовища. Запахло паленой шерстью, тролль закрутился на месте от боли.
Еще через секунду Пашка и Алиса выбежали на площадь.
А там за эти минуты многое изменилось.
Толпа лемуров поредела — видно, многие поспешили на рабочие места, но вместо них на площади появились неандертальцы — сотни разъяренных, страшных охотников. Размахивая копьями, они наступали на лемуров и троллей. Их товарищи крутили в воздухе цепями, сбивая с ног охранников. Могучий тролль, утыканный стрелами, как дикобраз, вертелся от боли и ревел, знатные лица метались вокруг трона. Но и неандертальцам приходилось несладко — многие из них уже упали, пораженные электрическими палками.
И в этот момент Пашка вскочил на трон и оттуда закричал:
— Стойте! Все стойте!
Его голос перекрыл шум боя.
Пашка поднял руку с зажатой в ней стеклянной банкой.
— Здесь у меня! — кричал он. — Стеклянная банка, в которой смерть Четырехглазого!
— Ууууу! — прокатилось по площади. Одни кричали от ужаса, другие от радости. Все замерли.
И тут из дверей тронного зала выскочил Гарольд Иванович.
— Стойте! — кричал он. — Остановите его! Убейте!
Но никто не двинулся с места. Гарольда Ивановича погубило то, что он всегда появлялся перед своими подданными на ходулях и в черной шляпе с вуалью. А в маленьком лысом энтомологе трудно было угадать великого повелителя подземелий.
Визжа от страха и злобы, Гарольд Иванович старался влезть на трон, чтобы отнять у Пашки склянку со сколопендрой.
И в тот момент, когда его руки дотянулись до Пашки, Пашка размахнулся и со всего маху грохнул склянку о каменный пол. Склянка разлетелась вдребезги.
Знатные лица побежали во все стороны, лемуры-охранники кидали палки и падали на колени перед неандертальцами, умоляя о пощаде. Тролли, сшибая все на своем пути, умчались прочь.
Гарольд Иванович охнул тонким голосом и упал на спину.
И тогда наступила тишина.
И в этой тишине Пашка сказал:
— Все! Кончился ваш Четырехглазый. Это говорю вам я, Павел Гераскин! Можете жить спокойно.
К подземной лодке Алису и Пашку пришли провожать гномы и неандертальцы. Лемуров там не было — лемуры побежали толпой грабить продовольственные склады, чтобы впервые за десять лет наесться до отвала.
Неандертальцы втиснули в люк завернутое в одеяло бесчувственное тело Гарольда Ивановича, который все еще был в глубоком обмороке. Алиса с трудом уговорила диких охотников это сделать. Она сказала им, что Гарольд Иванович не имеет никакого отношения к злобному диктатору, который исчез без следа после того, как его взяла смерть.
Она присела на корточки перед гномом Фурраком, который был страшно горд тем, что смог пробраться тайными ходами к неандертальцам и поднять их на помощь Алисе и Пашке.
На прощание он подарил Алисе свой фонарик с зелеными светлячками, а Алиса оставила подземным жителям все припасы, которыми их снабдил на дорогу добрый Семен Иванович. Вместо припасов положили Гарольда Ивановича.
— До скорой встречи! — сказал Пашка новым друзьям. — Живите спокойно.
Закрылся люк.
— Постараемся выжать из этой машины все, на что она способна, — сказала Алиса.
— Я тебя сменю, когда устанешь, — сказал Пашка. — Надо за ним присматривать. Как бы чего не натворил.
Поднимались они медленно. Пришлось огибать обширные подземные пещеры. Только через два часа они оказались выше подземелий, и лодка уверенно поползла наверх.
Пашка отыскал забытый кусок сыра, и они с Алисой разделили его.
И тут они услышали сзади стон.
Очнулся Гарольд Иванович.
— Где я? — спросил он слабым голосом. — Я умер?
— Нет, вы живы, — ответил Пашка. — Хотя думаю, что вы заслуживаете смерти.
— Ах! — завопил Гарольд Иванович. — Выпустите меня немедленно! Моя коллекция! Они же ее разорят!
— Когда туда отправится экспедиция, — сказала Алиса, — мы попросим их забрать и вашу коллекцию.
— Нет, я не переживу! — рыдал Гарольд Иванович. — Двадцать лет я посвятил собиранию этих насекомых. Это смысл моей жизни! Я не занимался ничем другим!
— Так уж и не занимались, — сказал Пашка. — А кто был Четырехглазым диктатором?
— А кто? — спросил Гарольд Иванович.
Алиса обернулась. Ей показалось, что за очками глазки Гарольда Ивановича лукаво поблескивают.
— Он забыл! — возмутился Пашка. — Двадцать лет он всех мучил, а теперь забыл.
— А это был не я, — ответил Гарольд Иванович. — Честное слово, не я. Я даже из своей скромной квартирки выходил только в походы за насекомыми. Я ничего не знаю. Клянусь памятью моего дедушки, я ничего не знал!
— Оставь его, Пашка, — сказала Алиса. — Он ни в чем не сознается.
Гарольд Иванович горько рыдал. Он перечислял неизвестные науке виды открытых им насекомых. Он вспоминал паука Гарольди, и сколопендру Гарольди, и мокрицу Гарольди…
И так он стенал, пока Пашка не сказал:
— Хорошо, мы возвращаемся назад. Но учтите, что там вас ждут неандертальцы и ненавидящие вас гномы, я уже не говорю о лемурах… Возвратимся. Вас встретят с распростертыми объятиями.
Гарольд Иванович сглотнул слюну и замолчал.
Он молчал и тяжко вздыхал полтора часа подряд.
Потом вдруг произнес:
— Я все равно уйду под землю. Есть еще много других подземелий, где обо мне ничего не знают…
Алисе вдруг стало его жалко. И она чуть было не достала коробочку с молью, что успела схватить со стола диктатора. Она отдаст эту моль в музей, и пускай ее называют молью Гераскина, потому что поймал ее Пашка.
Через пять часов подземная лодка выбралась на поверхность земли неподалеку от мельничной запруды. Гарольд Иванович то стонал, то засыпал и бредил во сне, грозил кому-то, распределяя какие-то должности и пайки. Потом просыпался и спрашивал:
— Я ничего лишнего не сказал? Мне приснился страшный кошмар.
Но ни Алисе, ни Пашке разговаривать с ним не хотелось.
Когда «Терранавт» замер на поверхности земли, Пашка открыл люк и сказал:
— Вылезайте!
Гарольд Иванович принялся умолять его:
— Пашенька, милый, любименький, только не говори ничего моему брату. Он простой и недалекий человек, он может тебя неправильно понять.
— Нет, — сказал Пашка, спрыгивая на траву, — как приговоренный к смерти, я не имею права молчать.
— Паша! — умолял Гарольд Иванович. — Это была шутка!
— Не надо, не унижайтесь, — сказала Алиса, помогая Гарольду Ивановичу выбраться из подземной лодки. — Есть некоторые поступки, которые нельзя держать в тайне. Иначе их повторяют.
Она вышла из лодки последней.
Посреди лужайки стоял громадный, добрый Семен Иванович. Он держал на руках полотенце, на котором лежал пышный каравай хлеба.
— Добро пожаловать, мои дорогие! — сказал он.
Гарольд Иванович оглянулся на Алису, потоптался на месте, а потом с криком:
— Братец, младшенький мой, я так скучал, так тосковал по тебе! — побежал к Семену Ивановичу и старался обнять и его, и каравай, что было совершенно невозможно.
— Какое счастье! — повторял сквозь слезы Семен Иванович. — Какое счастье!
Пашка посмотрел на Алису и пошел к флаеру, что стоял у мельницы.
— Вы куда? — удивился Семен Иванович. — Обед на столе!
Алиса, которая пошла следом за Пашкой, обернулась и сказала:
— Мы потом прилетим. Завтра. А сегодня мы очень устали.
Гарольд прижался щекой к локтю младшего брата и махал им вслед ручкой. Он быстро осмелел.
— И не надейтесь! — крикнул Пашка. — Мы обязательно завтра прилетим.
Он задвинул дверцу флаера и поднял машину в воздух.