All you need is love…

Часть 2

Через день я стоял у калитки благопристойного домика на окраине города и терпеливо ждал. Вот хлопнула дверь — появилась Кэнди с разрисованным брезентовым рюкзаком за плечами (к нему была приторочена скатка), в длинном свитере невероятной расцветки, потертых джинсах и кроссовках. Она помахала кому-то невидимому — бабушке, наверно, — и выскочила на улицу.

— А я уж думала, ты не придешь, — преспокойно сказала она. — Пошли! Научу тебя машины ловить…

Волосы она заплела в две косы, наверно, чтобы не мешали.

— На, напяль хайратник, чтобы лохмы в глаза не лезли, — словно прочла она мои мысли и сунула мне вышитую тесемку. — Да не так, дай, я сама… Ну вот, на человека уже отдаленно похож!

С пятой попытки рядом с нами остановился громадный грузовик.

— Дядь, подкинь, а? — весело попросила Кэнди.

— Залазь! — раздалось из кабины.

— Только мы пустые!

— А я что, полный? Залазь давай, мне еще щебень с карьера забирать…

Водитель, к слову, оказался очень даже полным. А я никогда не ездил на грузовиках, и мне было немного не по себе…

Общий язык с Кэнди они нашли через пять минут, потом она покрутила колесико настройки радио, и эти двое во весь голос принялись подпевать «Битлз». Кажется, я возненавидел эту группу до конца дней моих.

Способности Кэнди трепаться без остановки я мог только позавидовать. Если честно, я подумывал, как бы так наложить на водителя заклятие забвения, чтоб никто не заметил, но этого не потребовалось: он остановился на заправке, где нашлась забегаловка, угостил нас горячими бутербродами и газировкой да и уехал восвояси, дальше нам было не по пути.

И вот так, на перекладных мы почти неделю добирались до призрачной цели. За это время я научился тырить мелочь в таксофонах, спрыгивать с электричек на ходу, удирать от контролеров и полиции, спать на скамейках в парках и на вокзалах, мыться в общественных туалетах… Одним словом, я с большой пользой проводил летние каникулы.

— О, вот и они! — обрадовалась Кэнди, которую не брали никакие невзгоды. — Вон тот фургон!

Я с интересом посмотрел на разноцветный кузов. Впрочем, сейчас меня уже не смог бы напугать и дементор. Ну, это я так думал…

Насколько мне удалось понять, родители Кэнди с приятелями колесили по всей Англии, то давая самодеятельные концерты, то устраиваясь подработать (хотя бы на ферму, навоз выгребать), чтобы купить бензин, порой голодали и мерзли, но даже не думали унывать.

Мне поначалу было не по себе, но постепенно я втянулся. Я все-таки владею невербалкой и кое-какими зельями запасся, поэтому мог и подлечить по мере сил, и помочь… И скучать тут не приходилось, что ни день, так представление! А главное, тут никто не спрашивал, кто я такой, что я тут позабыл да откуда взялся. В лагере (ну или на стоянке, или возле фургона) постоянно появлялись абсолютно неизвестные личности, ночевали, ели, тусовались, потом испарялись, их место занимали другие, и так без конца. Словом, я понял, почему Кэнди настолько невозмутима: если ты с рождения живешь в подобной атмосфере, удивляться даже не научишься.

К концу лета я сделался черным от загара, отрастил волосы ниже плеч, приучился носить хайратник (правда, удобно), а в итоге — со своей-то рожей и крючковатым носом — стал похож на индейца из американских вестернов. Кэнди совершенно серьезно сказала, что мне так больше идет, а на бледную поганку я уже не похож. А я неожиданно обнаружил, что перерос ее на полголовы, и это при том, что есть досыта в мигрирующем лагере хиппи не приходилось никогда, не то что в Хогвартсе.

До Лондона мы доехали по-королевски: родители Кэнди решили навестить ее бабушку и подбросили нас до самого вокзала. Вещи наши, к слову, так и пылились в камерах хранения.

— Слушай, — сказала мне Кэнди, когда мы забрались в купе, — ты ведь здорово соображаешь по части зелий…

— Ну?

— Ты видел, что наши все или бухают, или курят… ну так, для раскрепощения сознания?

— Видел, — кивнул я.

— А ты можешь придумать что-нибудь такое… — Она помолчала и начала заново: — Понимаешь, на дорогую выпивку у них денег нет, а дешевая — отрава. С куревом то же самое, я уж молчу о химии, спасибо, хоть мои таким не закидываются. Сам понимаешь, печень, легкие — убиваются в хлам. А вот если бы ты сочинил какое-нибудь зелье, чтобы от него были приятные глюки, но без серьезных последствий…

— Я попробую, — сказал я, подумав. — Я даже знаю, что взять за основу.

— Я в тебя верю, — серьезно сказала Кэнди.

Я тоже в себя верил, поэтому взялся за дело. Директор с деканом, правда, посматривали на меня как-то странно, но я не обращал на это внимания до тех пор, пока Дамблдор не вызвал меня к себе и не спросил ласково:

— Северус, мальчик мой, у тебя какие-то проблемы?

— Простите, сэр?

Когда я сказал Кэнди, что теперь напоминаю себе героя вестерна, она захихикала и предложила мне усовершенствовать этот образ, сделаться невозмутимым и немногословным, после чего лично заплела мне пару косичек на висках и воткнула за хайратник пестрое совиное перо. (Как ни странно, после всех похождений у меня что-то сделалось с организмом, во всяком случае, хоть волосы не повисали грязными сосульками на второй день после мытья. Хотя мыться все равно чаще всего было негде, разве что в ручье. Самоочищение пошло, что ли? «Э, это гормоны, ты ж растешь, — сказала мне Кэнди. — Не парься, скоро все образуется.»)

— Ты очень изменился за лето, — пояснил директор. По моему мнению, изменился я в лучшую сторону, но предпочел промолчать. — Что с тобой такое приключилось?

— Ничего, сэр, — ответил я, и даже не солгал, потому что со мной и впрямь ничего особенного не приключилось.

Нет, в самом деле, я не переломал ноги, прыгая с электрички под откос на полном ходу, умудрился не отравиться невероятной стряпней (и каким-то жутким пойлом) родителей Кэнди, и даже ни одного маньяка нам по пути не попалось. (Мы с Кэнди сумели бы отбиться, но как-то не хотелось таких испытаний.) Мне с честью удалось уйти от домогательств скурившей что-то забористое случайной знакомой, которая была старше лет на пятнадцать, хотя и выглядела моей ровесницей. И меня не придавило фургоном, который мы выталкивали из канавы, в которую уронил его пьяный в хлам водитель. Спасибо, я вовремя вспомнил свой любимый Левикорпус… И в болоте я не утонул, когда мы там ягоды собирали, только перемазался по уши и потом сутки ходил в растянутом свитере матери Кэнди и ее же длинной юбке, пока сохла моя одежда. И, что показательно, никто даже не хихикнул.

— Скажи, пожалуйста, как поживает Лили? — перебил мои мысли директор.

— Понятия не имею, сэр, — честно ответил я.

— Разве ты не виделся с нею летом?

— Нет, сэр.

— Почему же? Вы всегда были так дружны… Вероятно, это влияние твоих слизеринских соучеников, они же не одобряют такого общения, не так ли? Или же Лили запретили встречаться с тобою родители?

— Ни то, ни другое, сэр.

Нет, образ индейского вождя мне решительно нравился!

— Гм… — Дамблдор погладил бороду и снова кинулся в атаку: — Я видел, Лили теперь дружна с Джеймсом Поттером…

Я пожал плечами.

— Возможно, дело в этом? — вкрадчиво спросил директор.

Я развел руками, дескать, ничего не знаю.

— Мой мальчик, у тебя и так постоянно возникают конфликты со студентами Гриффиндора, вот я и пытаюсь свести на нет возможные последствия твоей размолвки с Лили Эванс, а она ведь имела место быть, не так ли? — зашел с другой стороны директор.

Я мог бы сказать, что лучше бы он осадил Мародеров, чем лез в наши с Лили отношения, но снова промолчал.

— Я понимаю, что вмешиваюсь в твои личные дела, но мой долг — по возможности примирять студентов.

«Мародерам скажи», — невежливо подумал я, а вслух все же произнес:

— Сэр, я обидел Лили. Я извинился. Она меня не простила.

— Очень жаль, очень, — покачал он головой. — Ну что ж, не стану тебя задерживать, тебе пора на занятия. Кстати, Северус, а что это у тебя за замысловатая прическа?

— Извините, сэр, это запрещено уставом школы?

— Нет, просто любопытствую, — улыбнулся Дамблдор.

— Экспериментирую с внешностью, сэр, — пояснил я, из чистого хулиганства поднял руку и добавил: — Хау.

Выражение лица директора было бесценно.

Кэнди, когда я пересказывал ей эту сцену, хохотала на весь коридор, потом успокоилась и выдала:

— Северус, а ты же сам мне говорил, что директор — крутой мозгочтец!

— Легилимент! Когда ты запомнишь уже?

— Я помню, просто мне так больше нравится, — пояснила она. — Так вот, мог он у тебя в башке поковыряться, пока ты отмалчивался?

— Я бы почувствовал, — сказал я и добавил менее уверенно: — Скорее всего. Но если бы он что-то засек, то не удержался бы от вопроса или намека.

— Ну ладно, — кивнула Кэнди, пошарила в невероятной сумке, на этот раз будто сшитой из старого лоскутного одеяла, вытащила очередную фенечку и потянула меня за волосы. — Дай переплету, растрепалось… Я тебе в слизеринских цветах сделала. Да пригнись, вымахал, оглобля…

Я оглянулся и присел на подоконник, чтобы ей было удобнее. Однокурсники покручивали пальцем у виска, наблюдая за моими эволюциями, но соглашались, что лучше выглядеть по-идиотски, чем таскаться хвостом за грязнокровкой с Гриффиндора и помирать от неразделенной любви. Грязнокровка с Хаффлпаффа для них была ничем не лучше, но они хоть признавали: я за ней не бегаю, она за мной тоже. А остальное еще можно стерпеть.

Кэнди доплела, поправила на мне вышитый хайратник, воткнула вместо совиного пера где-то добытое перо удода и залюбовалась делом рук своих. И как нарочно, из-за поворота вышли Мародеры в полном составе, Лили тоже была с ними.

— Два дебила — это сила, — оценил Блэк нашу колоритную парочку.

— Иди с миром, чувак, — доброжелательно ответила ему Кэнди.

— Кем надо быть, чтоб польститься на такое чучело? — не унимался тот. — Нюниус ведь страшнее боггарта!

— Красота тождественна свободе, братишка, — усмехнулась Кэнди. — Не слыхал о таком? Ты вот свободен?

Блэк неожиданно дернулся, будто его булавкой укололи.

— Во-от, — протянула Стоун, улыбаясь. — Угадала, да?

— Что ты несешь? — нахмурился Поттер.

Я приготовился к спектаклю, хотя палочку на всякий случай в кармане нащупал. Я-то уже выслушал все это летом и даже частично смог переварить, а вот незакаленные подобной философией мозги чистокровных могли и пострадать.

— Мир и любовь, — искренне ответила Кэнди и снова обратилась к Блэку: — Ты не свободен и никогда таким не станешь.

— Почему? — не понял он.

— Потому что достичь свободы можно, только изменив внутренний строй души, — пояснила она.

— Это что-то темномагическое, что ли? — Блэк с подозрением покосился на меня, памятуя о моих увлечениях. Впрочем, у него родственнички тоже темной магией пробавляются, так что мог бы и не изображать невинного агнца.

— Нет, это просто жизнь, — серьезно ответила Кэнди. — Поразмысли на досуге. Ты можешь сбежать из дома, разругаться с родней, но внутри у тебя навсегда останется груз, который однажды потянет на дно. Пока сам с собой не разберешься, свободы тебе не видать.

— Какая-то чушь, — резко сказала Лили и потянула Поттера за руку. — Идем, не то опоздаем…

Они ушли, только Блэк все оглядывался на нас. И Петтигрю тоже озирался, будто оба пытались что-то понять, но у них не получалось.

— Что ты фыркаешь? — поинтересовалась Кэнди.

— Знаешь что, — сказал я, не выдержал и начал смеяться в голос, — а Дамблдор бы прекрасно вписался в вашу компанию! С его-то байками о силе добра и любви…

Тут я представил директора с «пацификом» на шее, с фенечками… впрочем, у него и так колокольчики в бороде есть, но можно еще цветов добавить, веночек там… Одним словом, меня согнуло пополам, я еле сумел пересказать, что придумал.

— Колоритно, — оценила мои фантазии Кэнди, но даже не улыбнулась. — Но он не наш. Подумай сам.

Я подумал, перестал смеяться и кивнул. Если я верно запомнил, то, согласно их философии, человек стремится оберегать свою свободу как величайшую драгоценность. А какая может быть свобода, если директор давным-давно погряз в интригах и так и норовит заполучить еще кого-нибудь в свой лагерь? Мародеров, например, это же сила! Да и от моей компании не откажется, полагаю, он мой потенциал видит, а мои слабые места давно вычислил: старик прикидывается безобидным пенсионером, но по части ловли душ человеческих ему равных нет.

— Пойдем, — сказала Стоун. — Надо зельем заниматься. Что ты замер?

— Кажется, кое-что понял, — ответил я, но на ее вопросительный взгляд только покачал головой: — Говорю, кажется. Когда разберусь, скажу.

Лили не отстала бы от меня, пока не вытащила всё и сразу. Кэнди же просто кивнула, и мы пошли варить зелье.

Доделал я свою отраву как раз к Хэллоуину. Все это время я старательно игнорировал Лили, а она меня. Впрочем, после летнего так называемого отдыха я вдруг почувствовал, что в жизни есть много радостей помимо вздохов по возлюбленной. Например, наесться досыта, отмыться до скрипа и выспаться в мягкой, чистой, теплой постели, а не на куске драного брезента, брошенного на камни у костра, дым которого все равно не спасает от злющих комаров. И чтобы никто не завывал над ухом под расстроенную гитару! (Кстати, на гитаре меня кое-как бренчать научили, три аккорда я взять вполне мог, пусть и фальшиво.)

— На себе я бы это пробовать не рискнула, — сказала Кэнди, рассматривая мое варево.

— Я тоже, — честно ответил я.

Она задумалась, а потом выдала:

— Слушай, а давай преподам подольем!

— Как?!

— Пф, ты что, не можешь сделать пузырек невидимым и поднять его простейшей Левиосой? Сам же сказал, двух капель хватит.

— Нет, я могу, но…

— Ну они ведь у нас сильные маги, не помрут, я думаю, — дружелюбно произнесла Кэнди, потом подумала и добавила: — Слагхорну и Флитвику не наливать. Пусть они остальных откачивают в случае чего!

Очевидно, после кочевого лета с хиппи у меня в голове что-то перемкнуло, потому что еще пару месяцев назад я бы ни за что не согласился на такую авантюру. А тут — согласился и еще придумал, как незаметно провернуть это безобразие. Оставалось ждать результатов.

Хэллоуинское торжество шло своим ходом, в зале стоял веселый шум, преподаватели попивали кто вино, кто глинтвейн, кто сок. МакГонаггал вдруг откинулась на спинку кресла и, блаженно глядя в потолок, произнесла:

— Какая красота!

— Да, — согласился Дамблдор, поглаживая бороду. — Сколько лет вижу это убранство, и всякий раз восхищаюсь…

— Кто в этом году занимался украшением зала? — поинтересовалась строгая профессорша, улыбаясь доброй пьяной улыбкой. — Как необычно! Альбус, сознайтесь, это вы придумали пустить единорогов по радуге?

Директор заморгал.

Слагхорн подозрительно покосился на соседку и отодвинулся от нее поближе к Флитвику.

— Только почему они разноцветные? — вслух рассуждала МакГонаггал. — Хотя понимаю! Понимаю! Гениальная задумка: это ведь ра-ду-га… Розовый единорожек такой милый! Пусть и не хэллоуинская тематика, но…

— Смерть… — вдруг отчетливо произнесла Трелони. — Смерть грядет и разрушение! Выйдет конь блед, и ад будет следовать за ним! В общем, мы все умрем, — заключила она неожиданно спокойно, — поэтому что я теряю?

С этими словами она налила себе полный кубок огневиски и выхлестала его в два глотка. Ну, цитировать книгу Апокалипсиса она могла бы и поточнее…

Я осторожно покосился на стол Хаффлпаффа. Кэнди, как обычно, выглядела безмятежной, хотя остальные начали переглядываться с недоумением.

— А какой сегодня Марс яркий, — произнесла вдруг профессор Синистра, глядя на противоположную стену. — Каналы можно различить невооруженным глазом, смотрите, по ним идут песчаные корабли под всеми парусами! И марсиане так прекрасны в своих серебряных масках и развевающихся одеждах!..

Я постарался сделать вид, что меня тут вообще нет.

— Мандрагоры наступают! — вдруг жутким голосом взревела профессор Спраут и с неожиданной для ее возраста и комплекции ловкостью вскочила на стол. Хагрид, на которого зелье, похоже, не подействовало (во-первых, он полувеликан, во-вторых, пары капель ему явно было маловато), перехватил ее и осторожно усадил на место, обмахивая салфеткой. — Ну мандрагоры же! Что вы сидите, они же нас оглушат!

— Где? Где же? — хищно оглянулась мадам Хуч явно в поисках несуществующей метлы. — Мы выметем эту заразу…

— Мир есть любовь, — сообщил Дамблдор, обнял МакГонаггал и вынул палочку. — Да будет так!

После устроенного им фейерверка большая часть студентов предпочла ретироваться, пока дымовая завеса не рассеялась.

— Забористая штука получилась, — сказала Кэнди, вынырнув из-за портьеры и перепугав меня мало не насмерть. — Пожалуй, концентрация великовата.

— Это уж точно, — поежился я, прислушиваясь.

— Господа Поттер и Блэк! — раздавался сквозь вопли и счастливый смех преподавателей голос Слагхорна. — А ну живо подойдите сюда! И Люпин с Петтигрю тоже! Что вы сотворили?!

— Это не мы! — в кои-то веки не солгали те.

— Вы у меня еще на отработках намаетесь, — зловеще пообещал мой декан. — Что это? Заклятие? Или зелье? Отвечайте, я жду!

— Я вас люблю, — искренне произнес Дамблдор и, судя по сдавленному писку, полез обниматься с Флитвиком. — И вас, Аврора! И вас, Гораций! А вы, Сириус… ах, милый Сириус…

— Не надо! — услышали мы полузадушенный вопль. — Джим, спаси меня-а-а!

— Лучше нам уйти подальше, — серьезно сказала Кэнди. — А то сила любви у директора что-то зашкаливает.

Удивительно, но меня даже не заподозрили. Все знали, что я не откажусь устроить пакость Мародерам, но преподавательскому составу… нет, любовью к таким шуткам как раз отличались мои давние недруги. А учитывая то, что к их компании не так давно присоединилась талантливая Лили (ее неудачу с зельями на экзамене списали на банальное волнение), то с Гриффиндора сняли полсотни баллов, как Мародеры ни клялись, что это не их рук дело.

— Шалость удалась… — повторил я одну из их фразочек.

— Сперва ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя, — кивнула Кэнди и добавила: — Как хорошая, так и скверная.

Преподаватели еще долго с подозрением обнюхивали все поданное на стол, а пили только из своей посуды. Слагхорн, взявший пробы из напитков пострадавших, но ничего не нашедший (зелье мое очень быстро разлагалось на воздухе), молчал и поглядывал на меня с намеком. Возможно, ему понравилось представление. А может, он просто тоже хотел посмотреть на единорогов, скачущих по радуге.