Алмарэн

2. Защити меня

Свое обещание она выполняла сполна.

Каждый день у моего негаснущего костра лежала тушка дичи, утки, кролика, куропатки, и даже какие-то овощи.

– Ты берешь их у горожан? – я поднял морковку в руке, прямо перед ее черным носом, – нельзя!

Сначала она хотела разозлиться, и, возможно, откусить мне голову, но быстро взяла себя в руки, как полагает заботливой опекунше и коряво спросила:

– Почему?

– Потому что они выращивают ее непосильным трудом, чтобы накормить семью и заработать денег с продажи. Ты не должна воровать.

Глаза непонимающе сузились.

– Что такое во-ро-вать?

И тут я усомнился кто из нас ребенок. Пришлось среди холодной пещеры, трупов животных и мешка корнеплодов объяснять чудовищу смысл воровства.

– Это когда ты берешь без спроса вещи, принадлежащие другим. И, как правило, этим другим сие не очень нравится. Если можешь, лучше достань мне семян моркови, картошки, или еще чего. Я посажу на той поляне.

Наверняка, то, что я указываю, Алме не шибко нравилось, но по неизвестной мне причине, она терпела, и на следующий день, принесла мне семян, правда, опять в мешках. Да тут можно весь лес засадить!

Отсыпав себе, я подвинул мешок ей обратно.

– А это верни обратно. Это ведь ты не на рынке купила, да?

Но на этот раз чудовище зашипело на меня, и замахнулось лапой, с когтями-кинжалами. Прикрыв голову руками, я присел, как будто это меня спасет. Но боли не последовало.

Треснула ткань.

По пещере рассыпались семена, прямо к моим ногам, а мешки были разорваны пополам.

– Не могу теперь, мешков нет, – бросила она, и покинула меня, быстрым шагом стремясь наружу.

Да, у нее и чувство юмора есть.

Спустя некоторое время, я понял, что мои просьбы и мольбы отпустить меня на свободу – не работают. Она либо улетала, либо фыркала, отворачиваясь.

Тогда прошлось вернуться к первоначальному плану, и я продолжил доставать ее своими нуждами.

Однако в этом пункте она была покорна. Вскоре у меня была ткань для одежды, некоторые садовые инструменты, и даже книги, хотя она не и не понимала, зачем они.

– Чтобы читать, – пояснил я, – так люди становятся умными.

На этот раз мои слова не показались ей занятными. Она сузила свои сапфировые глаза и, кажется, опять серьезно разозлилась.

– Люди не могут умными. К тому же такие детеныши как ты, – чем больше мы проводили времени вместе, тем лучше она говорила, а я понимал ее.

– Не всегда же мне быть детенышем, к тому же мне скучно в этой пещере, что еще делать? Ты не говоришь со мной, никуда не выпускаешь, за все пребывание тут, я только и сделал себе, что отходную яму.

Шуток, она, естественно, не понимала. И, похоже, даже обиделась.

А что еще было делать? Внятно на мои вопросы, зачем она притащила меня сюда, Алма не отвечала, опускать тоже не собиралась, и я делал все возможное.

Однажды, когда она очередной раз улетела (делалось это два раза – ранним утром, и поздним вечером) – я обошел эту поляну кругом, но ни одной зацепки, ни одного камня не торчало так, чтобы я мог выбраться наружу. Да и, честно сказать, сам бы я из этого леса не вышел.

Как-то ночью, когда мы уже легли спать, мне в голову пришла еще одна идея. Алмарэн периодически сбрасывала когти, как кошка, на месте которых вырастали новые. И один я нашел в пещере. Она спала рядом со мной, с каждым днем подбираясь все ближе, и полностью мне доверяла. Я примерно понимал, где у нее находится сердце. Где венка на шее. Где мягкое место на животе.

Я взял ее отвалившийся коготь. Он блестел как металл, и до сих пор оставался острым, как лезвие.

Вот, я почти вплотную к ней. Она спит, тихо дыша, ничего не подозревая. Уши не шевельнулись. Даже не вздрогнула.

Неважно как, но я смогу выбраться отсюда, если она не будет мешать. Так близко. И мне хватит сил.

Я замахнулся, поднял руку, и вот-вот готов был отпустить.

Сейчас ее кровь заполнит эту пещеру. Она погибнет и больше никогда не полетит над городом. Черные чешуи не осветит солнце. В листве не будет ее присутствия.

Давай, не тяни!

Коготь выпал из ослабших рук.

Я не смог.

Смотря на Алмарэн, не виделось ничего человеческого, ничего доброго и милого, к чему обычно стремиться человеческое сердце. Так почему так дрожат руки? Почему слезятся глаза, и тело, будто не мое?

Рыцари убивают чудовищ – как семечки щелкают. Я не смог навредить той, что похитила меня и держит в заточении.

Выкинув этот коготь подальше, я лег на теплую овчинную шкуру, которую она мне принесла.

– Ничего, – хныкая и закрывая глаза, произнес я, – когда чуть подрасту, вызову тебя на честный бой, и вернусь домой.

Я не мог знать, сколько прошло времени.

В месте, где мы жили, всегда было лето, и поэтому, спустя месяц, мне пришла идея считать дни, завязывая на одно из деревьев на поляне, кусочки ткани.

Алма внимательно наблюдала за мной, поджимая уши, или изгибая голову, лежа на теплом камне – грелась на солнце.

– Зачем? – ее голос постепенно покидал рык, и интонация все больше походила на человеческую.

– Дни считаю, – сегодня лента была уже тридцатой.

– Зачем?

Я обернулся к ней, как раз когда она снова склонил голову в вопросе.

– Знать сколько я провел. Сколько месяцев, лет. Считать свой примерный возраст.

– Вам, людям, важен свой возраст?

– Конечно, – я подошел ближе к Алме и сел на тот же камень, рядом, смотря на блеск зелени, там, наверху, – мы же не вечно живем. Ведь когда-то я умру.

«И ты снова останешься одна», – промелькнуло в моей голове, но я умолчал. О да, теперь я не хочу ранить чувства чудовища. Докатился.

– Как тебя зовут? – ни с того, ни с сего решила узнать она, спустя столько времени.

И тут я понял, что не помню. Может, если бы кто-то позвал меня, я бы откликнулся. Но сейчас… Черт, как я мог забыть!

– Не помню, Алма, честное слово.

Она вильнула хвостом и поднялась, расправляя крылья. Солнце клонилось к горизонту. Пришло ее время.

– В тот день, ты назвал меня – Алма-Рэн. Так пусть, я буду звать тебя Рэн. Человеческим именем, раз ты человек, и раз ты смертен.

В этот вечер я не совсем понял ее слова, она вообще часто загадочно говорила, то ли думая о чем-то своем, то ли не до конца понимала смысл человеческой речи и слов. Но мое новое имя мне нравилось. А еще нравилось, что она начала говорить со мной.

Это случилось примерно через сто ленточек.

Утром, как всегда наблюдая, как я завязываю свой день, она улетела, и должна была вернуться с едой для меня. Но этого не произошло.

Чтобы как-то измерять время, я изловчился и сделал солнечные часы. Воткнул палку в землю, как было написано в одной книге о путешественнике, и каждый день следил, когда она улетала и возвращалась. Это было тяжело, потому что летала Алма либо очень рано, когда солнца не было, либо наоборот поздно. Но периодически, часто из-за меня, она задерживалась и уходила позже. Тогда-то я и выяснял, сколько длиться ее странствие. Около одного – двух часов.

Когда наступил полдень, я забил тревогу.

Она не вернулась.

Я испугался, наверное, впервые за время, что я тут.

Не из-за того, что я останусь без еды, или нужных вещей. Из-за того, что вечное правило – Алма обязательно возвращается – было нарушено.

Заставить себя подождать еще пару часов – было невыносимо. Я то и дело подскакивал, чтение не лезло мне в голову, все валилось их рук.

И через два часа я начал искать выход отсюда.

Надо найти ее.

Сколько бы кругов я не сделал, выступов не образовывалось, и земля не становилась менее пологой.

Думай Рэн! Думай!

На северной части этой стены, метрах в двух торчат корень какого-то дерева, причем весьма крепкий по виду. Но даже если бы я хотел, я не дотянулся до него со своим ростом.

В принципе, можно встать на что-то, и схватившись за него, а потом за другой корень.

Из того, что смогло бы служить мне ступенями – были только книги.

Как бы я их не любил, в тот момент я нисколько не оплакивал эту жертву.

Я кипами вынес их, и начал думать, как их поставить. Конструкция выходила не самой внушительной, и упал я раза три. Дело в том, что финальным звеном была кастрюля, в которой я варил себе супы.

И в очередной раз, когда я уже расшиб себе лоб, и поцарапал руку, мне удалось с разбегу забраться на книги, потом оттолкнуться от кастрюли и… схватиться одной рукой за этот корень. Еле-еле я хватился второй, подтянулся, и более-менее устойчиво закрепился на этом корне. До второго было дотянуться проще.

Если бы я порядком не вымотался, то преодолел это препятствие быстрее, но пот заливал глаза, а от страха снова свалиться дрожали руки.

Набравшись смелости, я подался вперед, и схватился за следующий корень, и, еще раз подтянувшись, закрепился на нем. Встав, я оказался на голову выше уровня земли, и наконец, увидел те травы, которые мелькали, когда я был внизу.

Вот уж не думал, что чтение поможет мне именно таким образом.

Последнее усилие и я на воле.

Вот он, ветер! Как давно я не ощущал всем телом. Стало даже холодно. Шелест травы, трепетание листьев. Вот почему я скучал. По тому, что у земли нет края.

Но… что-то было не так. В том, что окружало меня.

Наверняка, будь я чисто лесным жителем, понял бы, но человеческое чутье определяло это не в полной мере. Было очень тихо. Тревожно. Не так, как было, когда я попал сюда. Может это место и зачаровано Алмой, менять погоду там, климат, однако пение птиц, стрекотание кузнечиков и прочие признаки жизни я слышал даже в своей яме.

А сейчас полнейшая тишина.

Благо я догадался взять несколько когтей Алмы для самообороны. Хотя если на меня нападет, скажем, кто-то вроде ее братца – вряд ли меня это спасет.

Однако самовнушение тоже штука хорошая.

Осторожно, без лишнего шума, я двигался в тени деревьев, стараясь не сильно маячить перед местными хищниками и прочими зверьми.

Краем разума я все-таки понимал, что искать чудовище посреди огромного леса – идея так себе, а еще без каких-либо ориентиров. Вообще не факт, что она здесь. И тогда, я додумался. Позвать ее.

Я, конечно, в этом случае буду дураком, и меня, скорее всего, сожрут, однако больше вариантов не было.

– Алма-а-а-а-а-а-а!

С веток взлетели птицы, что-то позади меня шелохнулось. Что-то очень большое.

А я все желал стать закуской.

– Алма-а-а-а-а-а!

Где-то в глубине леса отозвался рев моей знакомой.

Стоило мне сорваться с места, как то, что было позади, бросилось за мной.

В итоге, стараясь спасти Алму, я сейчас сам бежал к ней, в надежде, что она не даст меня съесть кому-то другому.

Назад оглядываться я даже не пытался, пока в этой гонке все равно выигрывал я, тут то мне и помог мой маленький рост, кое-где я уклонялся от веток быстрее, чем мой враг.

Наконец, выдохнувшийся и побитый, я достиг Алмы. И, подобравшись ближе, я понял, почему она не вернулась.

Из ее носа капала кровь прямо на землю. Голую землю вокруг нее. В круге диаметром метров десять, не было ни травы, ни цветов, ни живых деревьев.

Монстр, преследующий меня, тоже будто испарился.

Из крыла торчало копье, еще одно попало под ребро, благо не в стороне сердца. Она тяжело дышала, и, возможно, даже не узнала меня, когда синие глаза резко распахнулись, и она чуть не саданула меня лапой.

– Эй, тише, это же я, Рэн, – я присел на корточки рядом с ней, прямо перед ее мордой, стирая с носа кровь, – что случилось?

Она только тяжело вздохнула, и попыталась поднять голову, что у нее не вышло.

Да-а-а, тащить ее до нашей пещеры я буду очень долго, и то при условии, если стану сразу старше лет на десять и у меня будут носилки.

– Слушай, – я положи ее голову к себе на колени, – ты как-то говорила, что можешь принимать и другие формы. Есть у тебя какая-нибудь самая маленькая?

– Есть…– выдавила она, морщась, – но, копья…

Я осмотрел их. Нужно попробовать.

– Я достану, только будет немного больно.

Своим воем она точно распугала всех вокруг, но оружие из ее тела я вытащил.

Из открытых ран потекла кровь.

– Чем быстрее ты обратишься, тем больше шансов у тебя, давай, Алма.

Собрав все свои силы, она все-таки поднялась на лапы, и, распахнув крылья, с рыком, снова упала на землю, но в это раз в виде белой лисицы. Ее шерстка тут же окрасилась в красный цвет. Я снял рубашку, и замотал ее раны – на лопатке и ребре.

Затем, взяв лисицу на руки, я по памяти пошел к нашей пещере.