Альба. Железный герцог Испании

ПРАВИТЕЛЬ НИДЕРЛАНДОВ

НАЗНАЧЕНИЕ; ПРИБЫТИЕ В НИДЕРЛАНДЫ; ПРИЕМ В НИДЕРЛАНДАХ; ПЕРВЫЕ ДЕЙСТВИЯ; ПОХОД ПРОТИВ ПРИНЦА ОРАНСКОГО; ПОБЕДА

Если бы герцог Альба не прибыл в Нидерланды, его имя вряд ли было бы сегодня более известно, чем имена Гонсальвеса де Кордовы, Пескары или Антонио де Лейвы. Испанцы имели бы еще одного усердного соотечественника в этом столетии, которое дало так много великих личностей. Но репутация, завоеванная в Нидерландах, придала ему всемирно-историческое значение.

Было бы неправильно считать герцога Альбу и его поведение причиной того, что восстание в Нидерландах приняло такой огромный размах. Он был всего лишь инструментом испанской политики.

События начались в Мадриде. После того как проблема Нидерландов уже много лет вызывала разногласия в Государственном совете, в 1566 году Филипп вновь созвал своих министров, чтобы посоветоваться о необходимых мерах. На совете, как обычно, противостояли друг другу партии Альбы и Эболи. Оба отдавали себе отчет в тех трудностях, которые вызвала бы любая попытка решения. Обоим достаточно хорошо были известны религиозные проблемы, национальные противоречия, личные амбиции, социальная напряженность в Нидерландах, так как и Эболи и Альба провели во Фландрии много лет. Однако знания приводили их к различным заключениям. Не то чтобы Эболи был готов на большие уступки, а герцог Альба требовал суровости после покорения; цель у них была одна: подчинить Нидерланды воле Филиппа, поддержать католицизм путем введения инквизиции и создания новых епископатов, занятия руководящих должностей испанцами и привлечения доходов для укрепления позиций Испании в мире. Однако герцог Альба высказался за меры, поддерживаемые готовой к удару армией, а другие, под руководством Эболи, защищали политику переговоров и выжидания. В конце концов Филипп согласился на применение строгих мер, которые рекомендовало меньшинство. Альбе было поручено их исполнение, и в середине апреля 1567 года он покинул Мадрид, чтобы вначале провести два дня при дворе в Аранхуэсе, а затем отправиться в путь.

В Аранхуэсе между ним и наследником престола инфантом доном Карлосом произошла неприятная сцена. Их взаимоотношения уже длительное время были напряженными. Герцог видел в принце недостойного потомка любимого императора. Принц ненавидел его с тех пор, как в 1560 году во время принесения знатью присяги на верность наследнику Альба опустил традиционное целование руки, — нарушение которое могло считаться только намеренным оскорблением. Когда теперь герцог явился к нему, чтобы проститься согласно обычаю, дона Карлоса, который сам питал надежды стать правителем Нидерландов и мечтал о славе и свободе, охватил гнев. Он ринулся на полководца, которому пришлось удерживать его, пока не подоспела помощь.

Из Аранхуэса Альба прибыл в Картахену, чтобы собрать там первую часть своего войска. Его охватили противоречивые чувства: он думал о возрасте, состоянии здоровья (его мучила подагра), славе, положении при дворе и своем, возможно ускользающем, влиянии на короля. Однако он думал также о долге перед религией и королем и об интересах своей семьи, которой он мог быть полезным благодаря своему положению в Нидерландах. И действительно, среди участников нидерландской экспедиции мы видим почти дюжину членов дома Толедо, среди них все три сына Альбы, которые друг за другом прибыли в Брюссель. Особо выделялся среди них одноглазый дон Фердинанд Альварес де Толедо, внебрачный сын мельничихи, приор ордена св. Иоанна в Кастилии, который позднее стал вице-королем Каталонии, а в 1587 году вошел в Государственный совет Филиппа. Менее способным был сын и наследник Альбы дон Фадрике де Толедо, герцог Уэска и гроссмейстер ордена Аль-кантары; его поведение в отношении женщин повредило не только его собственной карьере, но и карьере отца, и ухудшило и без того плохие отношения между фламандским и испанским дворянством в Нидерландах. План Альбы оставить его в Нидерландах своим преемником не удался. Последним прибыл третий сын Альбы, дон Диего, коннетабль Наварры; его роль в истории незначительна.

Хотя все предприятие казалось герцогу полезным для продвижения своих родственников, он не питал надежд на финансовые выгоды. Скорее, следовало опасаться убытков, и действительно, позднее, как уже не раз бывало ему пришлось пожертвовать частью своего состояния ради Филиппа.

При таких обстоятельствах Альба готовился с удвоенной тщательностью. Он приказал выдать солдатам легкие мушкеты, снабженные отдельной опорой, которые закреплялись на штативе. Такие мушкеты, по которым их обладателей стали впоследствии называть мушкетерами, вошли позднее во всеобщее употребление.

После некоторых размышлений Альба решил не перевозить своих солдат океанским путем, где их подстерегали бури и трудности при высадке во Фландрии, а избрать сухопутную дорогу. Обычный поход через Францию ему также пришлось исключить, поскольку французский король под давлением гугенотов, несмотря на дипломатические переговоры, не разрешил прохода. Герцогу удалось добиться согласия лишь на то, чтобы его беспрепятственно пропустили через Бургундию и Лотарингию и таким образом он мог выйти к границе Священной Римской империи. Ему пришлось выбрать путь по Средиземному морю до Генуи, оттуда через Альпы в Бургундию и, наконец, в Нидерланды.

Альба вез с собой три важных документа: во-первых свой патент генерал-капитана; во-вторых, удостоверение на право самостоятельно принимать решения в спорных вопросах между ним и правительницей Маргаритой Пармской; в-третьих, полномочия на случай ее отставки. Впрочем, придворные недруги герцога позаботились о том, чтобы инструкции были как можно более детальными, о чем Альба весьма сожалел.

В начале мая 1567 года в Картахене Альба погрузился на корабли до Генуи, где он по-новому разделил свою армию, состоявшую из десяти тысяч конных и пеших солдат. Вся колонна должна была составлять около двадцати тысяч человек, частью конные, частью пешие, включая обоз, в который входили жены солдат и сотни девиц легкого поведения.

В начале июня армия двинулась из Генуи. Через Алессандрию она дошла до Асти. Там герцогу пришлось задержаться на десять дней из-за подагры и лихорадки. Затем армия беспрепятственно проследовала через Савойю. Единственный раз только трое наемников позволили себе нарушить дисциплину и были строго наказаны, а один из них даже казнен. У подножия Мон-Сени герцог разделил армию на три группы. Они следовали друг за другом с интервалом в один день, так чтобы к вечеру каждая могла дойти до лагеря предыдущей группы. Альбе удалось избежать опасности раздробления своей армии, сэкономить средства, быстро продвигаться вперед. Самого его несли впереди в паланкине, Изредка он передавал приказы через своего сына Фердинанда.

Четырнадцать дней длился переход через Альпы. Он остался в анналах военного искусства как нечто выдающееся. Опасности тяжелой дороги, плохой погоды и внезапного нападения, а также страх перед горами, который испытывали суеверные солдаты и сопровождающие, были преодолены благодаря спокойствию, собранности и разумности распоряжений герцога, и 24 июля армия достигла Бургундии, лишь незначительно ослабев. Все, что было необходимо армии, оплачивал Аль-ба. Он не щадил лишь французские владения принца Оранского, которые попадались на пути.

В Бургундии и Лотарингии герцог постоянно подвергался угрозе со стороны французов. Хотя их король отказался от нападения на испанское войско, несмотря на настояния гугенотов, он все же позаботился о том, чтобы французская армия в шесть-восемь тысяч человек сопровождала испанцев, соблюдая определенную дистанцию, и наблюдала за ними. Кроме того, угроза нависла со стороны Женевы, о чем Альба, очевидно, не подозревал. В Бургундии он получил от папы настойчивое послание ни в коем случае не отказываться от намерения разрушить эту опаснейшую твердыню еретиков. Однако чтобы достичь Нидерландов, сохранив свои силы, Альба не пошел на это, женевцы, не чувствуя себя достаточно подготовленными, также не отважились вступить в бой.

Итак, войско без потерь дошло до Люксембурга. Там к нему должны были присоединиться еще восемь тысяч германцев. Среди них было много протестантов, кстати, некоторое их количество было уже и среди испано-итальянских основных войск. Однако Альба смотрел на это сквозь пальцы, даже на сопровождение их лютеранскими проповедниками, поскольку он знал, что в Нидерландах католики часто объединялись с лютеранами для совместной борьбы против кальвинистов.

В Люксембурге Альбу приветствовала делегация нидерландского дворянства. Граф Эгмонт также был среди них. Нарушение этикета, вызванное язвительным замечанием Альбы, было, к удовольствию Эгмонта, оставлено без внимания. Принц Вильгельм Оранский прислал лишь длинное вежливое приветственное письмо, сам же в силу необходимости отправился в свои германские владения.

Перед своим собеседниками герцог Альба подчеркивал, что он прибыл не в качестве нового правителя, а как человек, пролагающий путь королю Филиппу, для прибытия которого уже снаряжают суда. Сомнительно, верил ли он сам в то, что говорил. В любом случае сразу же со всей энергией принялся за выполнение своей задачи.

В его деятельности можно выделить много этапов. Эти этапы не определялись заранее им или Филиппом. В гораздо большей степени ход событий, даже если, с исторической точки зрения, он представляется как единый процесс, предопределялся реальными каждодневными событиями, когда происходило нечто, не предусмотренное заранее.

Прибытия герцога ожидали с напряжением, но без отрицательного настроя. Народ вообще мало задумывался о смене руководства. Чувствовались страх перед его строгостью и опасения из-за возможной религиозной нетерпимости, но вместе с тем теплилась надежда, что благодаря ему наконец наступит порядок, который обеспечит мир и оживит торговлю.

Правительница Маргарита Пармская и ее советники, естественно, ожидали прибытия Альбы со страхом. Герцог в свое время уже высказывал сомнения по поводу назначения Маргариты, но теперь его прибытие наверняка означало конец ее деятельности. Более оптимистично была настроена часть дворянства, включая Ламораля, графа Эгмонта. Он рассчитывал на свой всеми известный безупречный образ мыслей и большие заслуги перед королем при Сан-Квентине и Гравелингене и, несмотря на предостережения, отказался покинуть родину.

Иначе повела себя небольшая часть дворянства. Во главе ее стоял Вильгельм, принц Оранский. И ранее-то не выказывая открыто своей враждебности, он предпочел вначале не вторгаться в сферу власти Альбы. Впрочем, Альба не испытывал к нему недоверия, как король и Гранвелла. Он ценил его как любимца Карла V и считал, что достаточно хорошо его знает по совместной работе при заключении мирного договора в Като-Камбрези. Еще в 1560 году принц Вильгельм обратился к нему как к «старому другу», чтобы тот помог получить унаследованную недвижимость на юге Франции, и через год сердечно благодарил его за содействие.

Первые шаги Альбы не давали каких-либо оснований судить о его дальнейших намерениях. Его въезд в Брюссель прошел с большой помпой, но он постоянно подчеркивал, что является лишь вторым лицом, а Маргарита — подлинная правительница. Первый визит был нанесен ей. От беседы тянуло холодком Маргарита не скрывала досады и разочарования. Герцог, напротив, внешне был очень любезен, но в деловых вопросах строг и непреклонен. Он изложил ей свои военные задачи и дал понять, что, кроме того, имеет и более широкие полномочия. Примечательно то, что рассказывают об этой беседе' на вопрос, какого рода эти полномочия, он ответил, что сейчас точно вспомнить не может, но надеется от случая к случаю их припоминать.

Затем Альба принялся за работу. Он начал 5 сентября 1567 года с учреждения следственного суда — «Совета о мятеже», который народ прозвал «Советом крови». «Совет о мятеже» имел в политической сфере те же задачи, что и инквизиция в религиозной, то есть преследование и устранение мятежных умов. Его задачей были допросы и сбор доказательств; приговор выносил председатель — герцог Альба.

С самого начала совет вызвал всеобщую ненависть из-за последовавшего через четыре дня после его учреждения ареста графа Эгмонта и графа Горна, а также антверпенского бургомистра Стрэлена, приглашенных для обсуждения вопроса об укреплении Антверпена. Маргариту заранее не оповестили об этом событии; ответственность взял на себя герцог Альба. С королем Филиппом было согласовано, что следует «отсечь главы», дабы лишенный руководства народ вновь привести к смирению. Процесс против Эгмонта начался еще до учреждения «Совета о мятеже». Филипп согласился с предложениями Альбы о том, как обойти привилегии Эгмонта, который был рыцарем ордена Золотого Руна.

В остальном деятельность «Совета крови» была вначале не слишком обширной. Альба не спешил применять строгие меры, в гораздо большей степени он старался, как и во время боевых походов, подавить основное сопротивление, вызвав у противника страх своими приготовлениями и репутацией. Лишь на второй год приговоры с гали многочисленнее, но и тогда количество их составляло от 6 до 18 в месяц.

Затем он заложил крепость в Антверпене — этому жители города успешно сопротивлялись при всех властителях уже в течение столетия.

Следующим шагом герцога было послать вспомогательный корпус для поддержки католической партии во Франции. Эта мера стала последней, с которой пришлось смириться Маргарите Пармской как правительнице, проводившей политику невмешательства. Вскоре она покинула свой пост, и Альба стал во главе тринадцати провинций. Его полномочия, с самого начала детально расписанные, постоянно расширялись; он распоряжался как истинный правитель. В мае 1569 года король даже уполномочил его самостоятельно вести переговоры со всеми царствующими домами и князьями. Впрочем, Альба все докладывал королю точнейшим образом; и хотя, после того как герцог послал в Испанию наемных офицеров, король по- жаловался, что Альба скоро будет считать Испанию страной, в которой он может издавать законы по своему усмотрению, в первые годы не было случая, чтобы Филипп не согласился с его мероприятиями.

Герцог уделял много внимания также улучшению управления страной. Он принял меры по унификации мер и весов, равному налогообложению всех классов и честному правосудию.

Поскольку герцог всеми своими действиями выказывал осмотрительность и предосторожность, а также избегал крайностей, то нидерландские дворяне, бежавшие за границу, были разочарованы в своих надеждах на восстание населения против испанского режима и взялись за оружие, чтобы нарушить восстановленный покой. Они добывали деньги, нанимали войска и готовили нападения с севера и юга. Под Хейлигерли, на севере Нидерландов, ими была одержана внушительная победа (в этой битве погибли брат принца Оранского и один из генералов Альбы). Однако сказывалось отсутствие способных командиров, которые сумели бы правильно использовать победу, и единства действий двух армейских групп, кроме того, не было поддержки со стороны населения. Гнет испанцев оказался не более сильным, чем гнет соотечественников.

Однако восставшие вынудили Альбу решиться на суровые действия. Так, он активизировал процесс против Эгмонта, который тянулся уже давно, и приговорил графа и его друга Горна к смерти. Несмотря на протесты князей и членов ордена, 6 июня 1568 года, через 14 дней после поражения испанцев, оба были казнены. Известно, что герцог Альба, не пожелавший смотреть на это, в слезах метался по своему дворцу. Позже он вступился за вдову и детей Эгмонта, как и за других членов семей тех, кто стал жертвой его действий. Хотя и в этом, и в других случаях им владели человеческие чувства, тем более что физическое состояние причиняло ему длительные страдания, его понимание службы королю и религии побуждало к насильственным действиям.

После столь наглядного урока Альба отправился на театр военных действий. Несмотря на привычку не выступать против более сильного противника, у местечка Гемминген на Эмсе он вступил в битву. Мушкеты сыграли свою роль, ландскнехты восставших быстро обратились в бегство, и в то время как Альба не потерял и сотни человек, почти половина вражеского войска погибла в волнах Эмса и прилегающих болотах.

Затем герцог обратился против южной армии, которой командовал сам принц Оранский. Хотя Альба и не смог воспрепятствовать ее переходу через Маас, большего восставшие не достигли. У них не было продовольствия, которое Альба приказал перевезти с равнины в крепости, не желавшие впускать принца Оранского. Долгожданная помощь от французских гугенотов не пришла, а попытка навязать Альбе битву не удалась. Потерпев неудачу, принц Оранский в октябре был вынужден отступить и искать убежища на французской территории. Его войско, не получив обещанной платы, рассеялось. Так и не приняв боя, Альба вновь блестяще выполнил свою задачу.

Еще до подавления восстания Альба, ссылаясь на плохое состояние здоровья и неблагоприятный климат Нидерландов, попросил отозвать его. Он повторил теперь эту просьбу, по праву сославшись на то, что «еще ни один король не имел в Нидерландах столько власти, сколько Филипп теперь», и со свойственной ему ясностью добавил, что сам в высшей степени нелюбим. В конечном счете, он ничего не сделал для того, чтобы это изменить.

То, что Филипп не удовлетворил этой просьбы, было наверняка первой и самой большой ошибкой, которую он сделал, пытаясь сохранить свое господство в Нидерландах. То, что сам он в этой ситуации не прибыл в Брюссель, было его второй ошибкой. Альбе пришлось терпеливо выжидать, будучи облеченным высокими почестями — среди прочего были шляпа и шпага, которыми папа отметил его к Рождеству 1568 года, что полагалось лишь правящим князьям и было передано ему во время торжественной мессы в Брюсселе в следующем году.

Возможно, у Филиппа на основании сообщений Альбы сложилось неверное представление о положении в Нидерландах и он считал, что победа над восставшими решила все. Очевидно, таким было и мнение герцога. Характерной для его менталитета является статуя, которую он сам себе воздвиг в Антверпене и которую выполнил фламандский скульптор Йонгелинг. Все в ней должно было символизировать строгое и справедливое правление. На постаменте выгравировано:

Фернандо Альваресу де Толедо, герцогу Альбе, правителю Нидерландов при Филиппе II, который подавил восстание, разбил мятежников, восстановил религию, обеспечил право, установил мир. Вернейшему слуге лучшего из королей.

Памятник, отлитый из пушки, простоял на своем месте в Антверпене лишь несколько лет. Он раздражал короля, вызывал зависть Эболи, и преемник Альбы Реквезенс приказал его убрать; позднее он был опять перелит в пушку. Впрочем, в эти довольно непосредственные времена было принято воздвигать себе памятники при жизни. Папы и бюргеры, меценаты и князья заказывали изображения и чувствовали себя вправе прославлять свои дела. Несмотря на это, современники Альбы расценили появление статуи как недостойный знак высокомерия и с удовлетворением восприняли ее исчезновение. Несколько позже преподобный Морильон, которому мы обязаны многими сведениями о деятельности Альбы, написал Гранвелле то, что печально противоречит надписи на памятнике:

«Что бы из этого ни вышло, герцог Альба оставит потомкам плохую память о себе».