Альбертовский университет в Кёнигсберге

Основные вехи истории Кёнигсбергского университета

Альбертовский университет в Кёнигсберге не принадлежит к старейшим европейским центрам образования, но за свою четырехсотлетнюю историю он сохранил свое видное место среди немецких высших учебных заведений и стоял в начале нашего столетия на восьмом месте в ряду старейших университетов Германской империи. Альбертина является детищем гуманизма, построена она по проекту Иоахима Камерариуса. В то все время она, как и университет в Марбурге, является университетом эпохи Реформации, который мыслился одновременно как центр образования и распространения протестантского учения. В третьих, Альбертина основана князем и была с самого начала государственным университетом. Редко какой княжеский покровитель принимал такое личное участие в жизни высшей школы, как это было в случае с герцогом Альбрехтом Прусским, чье имя университет по праву носил в течение четырехсот лет до своего конца. Сам князь, проявлявший интерес ко многим наукам, смог 17 августа 1544 года торжественно открыть свою академию и привёл первого ректора Георга Сабинуса, зятя Меланхтона, в Аудиторию. Родившийся в Восточной Пруссии и получивший образование в Виттенберге юрист Кристоф Ионас произнёс торжественную речь. Отпечатанная в Нюрнберге по случаю основания университета грамота приглашала также способных молодых людей из соседних стран переселиться в Кёнигсберг. Так, в приглашении, посланном герцогом Альбрехтом в Польшу, Голландию, Швецию, Лифляндию и столицы германских княжеств, говорится: «Мы также надеемся, что наша академия принесёт пользу многочисленным великим народам, живущим на западе и востоке от прусских границ; если на нашей территории будут усердно изучать науки, то вы сможете располагать большим числом получивших образование пасторов для ваших церквей ... Поэтому мы пригласили в Кёнигсберг во благо Пруссии и соседних народов ученых и великих мужей.» Приглашением занимался герцог лично, более того, он сам сидел среди своих студентов в Аудитории, чтобы послушать лекции, что было хорошим примером смиренного гуманистического преклонения перед наукой.

Последующие десятилетия оказались, правда, более бурными, чем того хотел герцог при основании своего университета. Спор по поводу евангелических догм и учение Андреаса Осиандера, которого правитель лично ценил и которого он, вопреки желанию факультета, пригласил на кафедру теологии, вскоре потрясли город и страну. Однако его не следует воспринимать как грызню между учеными, это был, скорее, нелёгкий путь познания истинной сути Реформации. Гуманизм и учение Лютера с самого начала соседствовали с принципом свободы. Преследуемым в Польше, Литве, Нидерландах и некоторых германских территориях религиозным течениям в новом университете с момента его основания был дан приют. По примеру конституций Падуи и Болоньи университет располагал собственной юрисдикцией, предоставлял своим сотрудникам и студентам бесплатный и свободный проезд до университета и обратно, имел право избрания на профессорские должности на ученом совете, правитель же страны только утверждал те или иные решения. Государство в своих отношениях с университетом было представлено в одном лишь лице, а именно, в лице князя, и университетский значок в форме герцогской печати являлся выражением государственного суверенитета: на нем был изображён основатель университета в рыцарских доспехах с Имперским мечом. Впрочем, органы самоуправления уже и тогда не очень-то заискивали перед князем.

Однако герцог не только проявлял заботу о6 ученых, но и сумел привлечь большое количество студентов в Кёнигсберг. Им он обещал, что на государственной службе будут в первую очередь использованы выпускники Альбертовского университета. На благо обществу должны были вернуться затраты в деньгах на это учебное заведение. Несмотря на то, что университет был основан государством, он с самого начала получал значительные средства от всевозможных фондов. Юнкерство и купеческие семейства выделяли материальные средства для обеспечения людей и учреждений, причём в этом деле примером, видимо, служила прусская герцогиня Доротея, урожденная принцесса Гольштинская и Датская, заботившаяся о студентах, о жилье и питании для них. Во всяком случае расцветающей академии стало во благо, что размещалась она в столице страны и что имела там живой контакт с правительством, с торговыми кругами и церковью. Однако государственные средства все же были наиболее надёжным постоянным источником доходов, хотя со временем запросы росли, и от запланированной бюджетной сметы вскоре ничего не осталось. Несмотря на огромное богатство, находившееся в собственности университета, надёжную финансовую основу ему смогли обеспечить лишь после того, как его объединили с Педагогической академией, что и помогло ему пережить нужду Тридцатилетней войны и её последствия. Первый столетний юбилей в 1644 году, когда ужасы войны и нужда на территории империи достигли невиданных размеров, в Кёнигсберге смогли спокойно отметить с барочной помпезностью и пышностью. Кёнигсбергский профессор поэтики Симон Дах сочинил по этому случаю пьесу для праздничного представления с историческим и аллегорическим посланием к бранденбургскому Дому и к основателю университета в особенности. Университет, который война обошла стороной, был по меркам, того времени переполнен, что порождало недостатки в отношении финансов и студенческого поведения.

Среди факультетов на первом месте все ещё стоял теологический. Не в последнюю очередь это было обусловлено интересами страны, так как ставший кальвинистским бранденбургский курфюршеский Дом хотел видеть в ортодоксально-лютеранской Пруссии хотя бы одно направление, которое могло 6ы играть посредническую роль; поэтому сам курфюрст поддерживал видного теолога, проф. Драйера, главного представителя так называемого синкретизма. Подобное наблюдалось вплоть до начала ⅩⅧ века, когда лично король Фридрих Вильгельм Ⅰ отдавал явное предпочтение религиозному направлению пиетизма и оказывал ему мощную поддержку. Тогда в Кёнигсберг прибыл фленсбургский теолог Лизиус, в деятельности которого примером являлся Август Герман Франке из Галле и который поэтому пользовался благословением короля. Полного совпадения мнений со всеми сотрудниками университета достичь не удалось. Оба представителя по своему характеру были людьми несовременными, они предвосхищали будущие времена, были в оппозиции по отношению к настроениям коллег и должны были отстаивать свое мнение в борьбе против старой официальной доктрины преподавания. Достаточно примечателен тот факт, что не наука, а правящий Дом давал новые импульсы учебному заведению с традициями, не соответствовавшими духу времени. Однако при этом проявилась и оборотная сторона абсолютизма. От вербовщиков солдат, которые охотились прежде всего на рослых людей и которые при этом не чурались никакого насилия, сбежал тогда в саксонскую заграницу кёнигсбергский магистр Иоганн Кристоф Готшед. В 1743 году было предложено создать при Альбертовском университете Королевское Германское общество по изучению немецкого языка. Скудный прусский жизненный уровень являлся помехой университету ещё во времена Гамана, Гердера и Канта. Однако философия уверенной поступью входила в жизнь, и государственные религиозные законы при Фридрихе Вильгельме Ⅱ, очень досаждавшие университету из-за мелочных предписаний по их реализации, оказались вдруг несовременными по сравнению со свободой восходящего либерализма.

Новый толчок развитию наук был дан после краха старого государства. Реформистские силы из Восточной Пруссии, стоявшие во главе нового подъёма, который на протяжении целого столетия определил судьбу самого большого германского государства, в неменьшей степени проявляли себя и в университете. Вильгельм фон Гумбольдт писал Гёте, что он открыл в Кёнигсберге пять новых кафедр; в том же 1809 году, когда огромные платежи в пользу Франции привели государство на грань катастрофы, университетский бюджет для Кёнигсберга был увеличен почти вдвое. В это время был заложен ботанический сад, осуществлено строительство обсерватории, основана университетская библиотека. И если философский гений Иммануила Канта нашёл в Кристиане Якобе Краусе коллегу, который оказался в состоянии перенести этические принципы в область государственной практики и дать тем самым государственным служащим определённые нормы, то велением времени стало более значительное влияние университета на общественность. Королевское Германское общество пыталось отныне служить устремлениям к общему благу в патриотическом смысле и проявлять заботу о науках и за пределами университета. Наряду с ним после упразднения монархии возникло Кёнигсбергское Ученое общество. Уже в 1792 году было основано Физико-Экономическое общество. Так, уроженец Магдебурга, Карл Розенкранц, историк литературы в Альбертине, смог заметить: «Наши доценты должны были, не слишком далеко выходя за пределы университетской жизни, часто становиться членами обществ ученых, проповедниками или же, из-за своего желания высказаться, выступать перед неуниверситетской публикой.» И только теперь смогли сыграть свою роль контакты с ведомствами, с учреждениями портового и торгового города и с многочисленными активными гуманитарными объединениями. Уже Фихте в 1806/07 годах обращался со своими кёнигсбергскими университетскими лекциями к образованной публике, молодой педагог Иоганн Вильгельм Зюверн добился успеха у королевы Луизы своими публичными лекциями по политической истории Европы. Это все явилось началом освобождения, завершившегося в 1813 году, в котором кёнигсбергские ученые и студенты принимали живое участие, все это способствовало новому расцвету Альбертины, подтверждением чему являются имена целой плеяды прославленных ученых. Теология все же, несмотря на плодотворную деятельность авторитетнейших ученых, и среди них Людвига Августа Келера, бывшего, пожалуй, самой светлой головой среди них, утратила свою лидирующую роль среди факультетов. Изначально задуманная в качестве государственной академии, Альбертина поистине универсально открылась новым научным направлениям, число которых быстро росло.

Если в университет стекались значительные силы, как например эльбингский юрист Эдуард Альбрехт, ставший вскоре членом «Гёттингенской семерки», то как раз на его примере стало видно, насколько быстро осуществлялась ротация персонала факультета государства и права. Кёнигсбергский университет ценой осложнений своих отношений с правительством подчеркнул свою связь с Альбрехтом, демонстративно устроив ему торжественную защиту диссертации после увольнения того из Гёттингенского университета. Другого знаменитого кёнигсбергского историка права, Эрнста Отто Штоббе, факультет также смог удержать лишь непродолжительное время, однако сумел привлечь в лице Феликса Дана одну из оригинальнейших фигур в ученом мире ⅩⅨ столетия.

Не намного иначе обстояло в то время дело с бурно развивающимися филологическими науками. Карл Лахман, заложивший с 1816 года в Кёнигсберге основы для своей деятельности в области германистики, которой было суждено стать столь плодотворной, не задержался там долго, но в своем ученике Оскаре Шаде, преподававшего в Альбертине не менее 85 семестров и продолжавшего деятельность в качестве поклонника Якоба Гримма и Лахмана вплоть до начала нашего столетия, он имел лучшего продолжателя своего дела. Кристиан Август Лобек является основоположником современного критического направления в своей науке, классической филологии. Адальберт Бецценбергер, всесторонне образованный и заслуживший большое признание своей организационной работой в университете и основанием общества древности «Пруссия», позже поставил балтийскую филологию на ту же основу. Георг Дехио, проживший в Кёнигсберге продуктивное десятилетие, уже вскоре привёл там историю искусств к расцвету. Среди других следует назвать историка Фридриха Вильгельма Шуберта, ещё до Ранке проводившего в Кёнигсбергском университете семинарские занятия по истории. В решающие годы реформы и освобождения, с 1808 г. по 1817 г., в Кёнигсберге работал историк Карл Дитрих Гюльман, пионер в области изучения истории культуры. В качестве первого ректора только что открытого университета Фридриха Вильгельма он был приглашён из Кёнигсберга в Бонн. Фридрих Вильгельм Гизбрехт в начале шестидесятых годов написал в Кёнигсберге второй том своей «Истории германских кайзеров».

Когда в 1920 г. единство с западной частью империи было разорвано, необоснованным политическим притязаниям необходимо было противопоставить фундаментальные научные исследования. Эта задача стояла прежде всего перед германистами и историками. И в связи с этим необходимо назвать Вальтера Циземера, сумевшего объединить в себе горячую любовь к родине и холодный рассудок, который наряду со своими публикациями источников по истории Немецкого ордена, с изданием сочинений Симона Даха и Иоганна Георга Гамана сумел ещё в первой четверти века опубликовать главный труд своей жизни – «Прусский словарь», в котором он научно описал язык, быт и своеобразие народа, проживающего в Северо-Восточной Германии. Рядом и вместе с ним работал Бруно Шумахер, написавший современную историю Восточной и Западной Пруссии; Макс Эберт, способствовавший своими обширными знаниями бурному развитию истории первобытного общества. Историю средних веков представляли Фридрих Бетген и Герберт Грундман, оба стали один за другим президентами Monumenta Germaniae Historica. Вильгельм Воррингер прибыл из Бонна в Кёнигсберг, где с 1928 года и до последних дней университета поле его научной деятельности простиралось от искусства Древнего Египта до современной абстрактной живописи, хотя предметом его особого пристрастия были ранняя немецкая станковая живопись и книжная иллюстрация. И, наконец, Ганс Ротфельз, он занимался ставшими столь судьбоносными национальными проблемами, был мастером в области преподавания и исследований, которые он проводил под углом зрения универсальной истории, но всегда исходя из данной ситуации, которую он отлично видел с высот своей кёнигсбергской кафедры. Тем более, что и в то время не утратила своего значения первоначальная задача Кёнигсбергского университета, а именно, оказывать идейное влияние на соседние страны и быть связующим элементом на европейском Востоке. В этой области на Кёнигсбергский университет, являвшийся уже с ⅩⅨ века важнейшим высшим учебным заведением на территории между Бреслау, Дерптом и Петербургом, возлагались большие задачи.

Однако с ⅩⅨ века большее значение стали приобретать естественные науки. Зоолог Карл Эрнст фон Бэр, эстляндский немец, провёл заслуживающую уважения основополагающую работу по своей специальности в Кёнигсберге и Петербурге, за что и стоит в одном ряду с классиками в области естественных наук. Последним заведующим кафедрой был Отто Келер, прибывший в 1923 году из Мюнхена в Кёнигсберг и в качестве директора Института зоологии и Зоологического музея обратился в первую очередь к исследованиям в области физиологии раздражения и психологии животных. Но это были уже мельчайшие разветвления на древах с прочными корнями, посаженных столетие назад в научную почву Альбертины. В то время в университете работал ботаник Эрнст Майер, родом из Ганновера и поклонник гетевского учения о метаморфозе, знаменитый автор «Истории ботанической науки». Уроженец Укермарки Франц Нойман, отличавшийся универсальной образованностью, основал кёнигсбергскую физическую школу, ученики которой долгое время являлись сотрудниками почти всех немецких кафедр физики. Ему, члену всех больших европейских академий, выпала доля в течение тридцати лет особенно плодотворно поработать в Кёнигсберге. Вестфалец Фридрих Вильгельм Бессель с 1810 по 1846 г. занимался научно-исследовательской и преподавательской деятельностью в Альбертовском университете и стал там основоположником классической астрономии, он, кроме того, работал в области геодезии и геофизики. Наиболее выдающимся его учеником и сотрудником был уроженец Мемеля Фридрих Вильгельм Август Аргеландер (1799–1875), основавший и оборудовавший по примеру Бесселя обсерватории университетов в Або, Гельсингфорсе и Бонне. Физиолог и физик Герман фон Гельмгольц изобрёл в Кёнигсберге офтальмоскоп. Потсдамский математик Карл Якоби, являвшийся с 1827 года профессором в Кёнигсберге, снискал международное признание своими работами по теории эллиптической функции. Кёнигсбержец Давид Гильберт начал свою необычную ученую карьеру в Альбертовском университете, а лишь потом приобрёл в Гёттингене мировую известность своими работами по методу математической физики. Известный географ Герман Вагнер так же, как и он, уехал после четырехлетней деятельности в Кёнигсберге в Гёттинген. Заслуги в области изучения янтаря имеет геолог Карл Андрэ.

Из медиков назовём лишь несколько имён: Альбрехт Вагнер, внедривший в Кёнигсберге современную хирургию и безвременно умерший в военном походе 1871 года. Его преемником стал Шенборн из города Бреслау, который не только добился постройки новой клиники, но и являлся пионером в деле внедрения современных методов безболезненных операций и антисептического лечения. Знаменитый патолог Фр. Д. фон Реклинггаузен также представлял свою специальность в качестве самостоятельной науки в Кёнигсберге; вскоре он нашёл последователя в кёнигсбержце Эрнсте Ноймане, который в течение своей длительной преподавательской Деятельности в первую очередь посвятил себя подготовке врачей из Восточной Пруссии и снискал себе тем самым почётное имя «Вирхов Востока»; и, наконец, следует упомянуть анатома Людвига Штиду (1837–1918), прибывшего в Альбертовский университет из Дерпта и преподававшего в Альбертине с 1885 по 1912 г., посвятив себя посредничеству между Россией и Германией в области результатов исследований. Пауль Леопольд Фридрих (1864–1916) в качестве директора Хирургической клиники с 1911 года добился больших успехов и был пионером в области мозговой и лёгочной хирургии.

Самое молодое отделение естественно-научного факультета – сельского хозяйства – уже с самого начала имело в лице физиолога растений Альфреда Митчерлиха видного ученого с многосторонними научными интересами. Если посмотреть на результативность работы факультетов Кёнигсбергского университета, то видно, что она всегда проводилась на уровне новейших достижений науки, а сами факультеты нередко определяли этот уровень. Разноголосица сильных и слабых тонов отдельных факультетов в течение столетий сглаживается, все тона вместе образуют мощное созвучие.

В особой степени Альбертовский университет заботился о своих студентах. В ⅩⅧ веке востоковед Кюпке, а в ⅩⅨ веке теолог Реза построили на свои средства по студенческому общежитию. Значительно расширенные и модернизированные, они простояли до новейшего времени. Современный Институт физической культуры – Палестра Альбертина – был основан на рубеже столетий проживавшим в Нью-Йорке кёнигсбергским врачом доктором Ланге. Как бы Альбертовский университет ни старался способствовать образованию и привлечению местных сил, он все же с самого начала задался целью привлекать в качестве преподавателей ученых из всех германских земель. И привлечено их было огромное количество, более того, преподаватели, не являвшиеся уроженцами Восточной Пруссии, если они уже входили в курс дела в Кёнигсберге, то выполняли свои задачи с большим желанием и усердием. На базе такого переплетения сил из самой провинции и всей Германии и зиждутся достижения Альбертовского университета на благо немецкой нации. Учреждения провинциальной столицы и не в последнюю очередь многочисленные гуманитарные объединения способствовали развитию университета и связывали все его отделения с активными силами современности. «Недели университета» и организация докладов крепко и постоянно связывали идейный центр Восточной Пруссии с другими городами провинции. Живейшее участие в организационном и финансовом плане принял в этом деле Университетский Союз.

Вместе с бурным развитием науки в ⅩⅨ и ⅩⅩ столетиях многообразнее становились и задачи в области исследований, возросла необходимость в большем числе институтов. В 1844 году король Фридрих Вильгельм Ⅳ, самый человечный среди Гогенцоллернов и официально числившийся ректором Альбертины, заложил первый камень в фундамент нового университетского корпуса на площади Парадеплатц, однако за годы жизни всего лишь двух поколений и он оказался маленьким, так что необходимо было возвести не бросающуюся в глаза пристройку к прежнему зданию университета. Но и она уже не могла вместить все подразделения факультета. Медики и естественники и так уже длительное время располагались в собственных комплексах, а после окончания первой мировой войны часть гуманитарных семинаров также была выведена из главного здания. Как и в других университетских городах, весь центр города был вскоре усеян институтами всевозможных научных направлений. Режим экономии администрации университета, которая хотела прежде всего направлять средства в учебный процесс и исследования, привёл к тому, что на строительство новых и поддержание в порядке существующих зданий отпускалось сравнительно мало средств. Поэтому эти здания, за малыми исключениями, в большинстве своем выглядят скромно; университетские институты иногда располагались даже в зданиях, ранее предназначавшихся для других целей. Это вполне соответствует обычной картине немецких университетских городов первой половины ⅩⅩ века. В этих помещениях велась активная подготовка специалистов, проводились интенсивные исследования, отставаний в этих областях от других университетов не наблюдалось, наоборот, в некоторых институтах имелись свои особые, даже единственные в своем роде отделения, как например Собрание янтаря в Институте геологии.

Резкие перемены принёс с собой 1914 год. Вначале перспективы и задачи университета ещё более возросли. Экономическая и общественная науки и наука о государстве нуждались в пересмотре и Дополнении со стороны университетских ученых. После проигранной первой мировой войны университет более, чем когда-либо раньше, зависел от государства, нуждался в его поддержке и содействии. Необходимо признать, что, несмотря на тяжелые времена, такая поддержка была отлично организована и оказана. И те новые акценты со стороны государства после 1933 года, как то обязательное введение «семестра по изучению Востока», носили скорее демонстративный характер. Конечно, некоторые студенты нуждались в толчке и указках, чтобы вырваться из жуткой провинциальности, но это шло им, несомненно, на пользу. Кёнигсберг же, отличавшийся высоким качеством университетского преподавания, после 1918 года не нуждался даже в маленьком толчке, а говорил сам за себя и притягивал, словно магнит, выдающихся ученых. Активная деятельность куратора университета, доктора истории Фридриха Гофмана, сумевшего между 1922 и 1945 годами в качестве опытного руководителя способствовать многому и немалое сгладить, помогла снизить естественное напряжение. Национал-социализм претендовал на то, чтобы определить университету место в своем общественном строе в качестве чисто государственного учреждения с ограниченными исследовательскими задачами и предсказуемыми результатами исследований. Тем самым взаимоотношения между государством и университетом, казалось, приобрели исключительно односторонний характер. Но тотчас же напряжение перенеслось на уровень преподавательского состава, туда, где речь шла о чести и совести. Старая борьба между доктриной и свободой разгорелась вновь, правда, в очень дифференцированной, не всегда понятной форме. Тяжелый урон понесла Альбертина в годы национал-социализма из-за вынужденного ухода в высшей степени заслуженных университетских преподавателей и сотрудников, которые были вырваны из исследовательского и преподавательского процесса по доктринёрским причинам. Но и тогда сознательные силы университета видели свою задачу в сохранении существующих традиций, передаче накопленного образовательного потенциала, сохранении преемственности, продолжении и расширении исследований, ознакомлении молодых научных сил с критериями и методами умственной деятельности, в том, чтобы сделать молодые силы стойкими против духа враждебного отношения к настоящей науке. Теперь уже не прусское государство было партнёром университета. Цель, для которой он был основан, была забыта. Большие планы строительства нового университетского городка, на возведение которого необходимо было отпустить значительные средства, так и остались на бумаге. Удалось 6ы таким образом установить более тесную связь университета с условиями и сферами внешней жизни или нет, вопрос сейчас праздный.

Альбертовский университет в Кёнигсберге предстаёт перед нами, таким образом, в следующих иллюстрациях в том виде и в той форме, которые он имел накануне второй мировой войны. Не все институты удалось представить фотографиями, в особенности это касается помещений для семинарских занятий, располагавшихся внутри более крупных комплексов зданий. О числе и местонахождении институтов представление даст, возможно, прилагаемый регистр. Многие тысячи ныне ещё здравствующих прошли через свою Alma Mater Альбертину в качестве доцентов или студентов. Многие, очевидно, сохранили в своей памяти вид галерей и проходов, институтских дверей, торжественного зала Новой Аудитории, библиотеки, коллекций и собраний. Пора студенческой юности вновь всплывает в памяти, вновь спрашиваешь себя, где сейчас твои сокурсники, университетские преподаватели, зрительно всплывают в памяти многие лица, вспоминаешь часы усердного трудолюбия и серьезных устремлений, многочисленные смешные эпизоды, которые определяют взаимоотношения в среде активно мыслящих, своеобразных, часто наделённых особым чувством юмора или же просто чудаковатых людей, часы, дополняющие академическую степенность той внутренней радостью, без которой невозможна была 6ы сама та творческая работа, которую проделал университет. Сколько ещё здравствует воспитанников, получивших образование на основе чисто научных принципов и затем, каждый на своем месте, передавали дальше идеи университета? С благодарностью вспомнить это учебное заведение и вновь наглядно представить его внешний вид, увидеть некоторые наиболее выдающиеся личности, будь то преподаватели или их ученики, в этом и заключается смысл данной книги.

Илл. 1: портрет основателя университета, герцога Альбрехта Прусского, на одном из книжных переплётов Серебряной библиотеки. Изготовлен предположительно Каспаром Хилле в кёнигсбергском городском районе Кнайпхофе. Он же изготовил печать Альбертовского университета (1544) (см. илл. 2).

Илл. 2: Печать Альбертовского университета.

Илл. 3: Двойной портрет герцога Альбрехта Прусского и герцогини Доротеи на рукоятке Имперского меча (изготовленного Иобстом Фройденером примерно в 1540/41 гг.).

Илл. 4: Жезл Альбертовского университета с короной и эмалированным гербом, серебро с частичной позолотой, высота 70 см (изготовлен около 1544 года Иобстом Фройденером).

Илл. 5: Барельеф герцога Альбрехта на кирпичной стене Старого университета (копия, оригинал 1553 г. в вестибюле городской библиотеки); барельеф является первым изображением «Альбертуса».

Илл. 6: Вид Старого университета и собора с моста Фишербрюке около 1800 года.

Илл. 7: Двор Альбертовского университета около 1830 года, позади профессорская гробница у собора.

Илл. 8: Более поздний вид старого здания университета на Соборном острове Кнайпхофа.

Илл. 9: Карцер в Старом университете.

Илл. 10: Закладка фундамента под здание Нового университета 28.8.1844 г. королём и «ректором навеки» Фридрихом Вильгельмом Ⅳ (с гравюры того времени).

Илл. 11: Приём депутатов в Большой Аудитории (Auditorium Maximum) Старого университета 28.8.1844 г.

Илл. 12: Формирование колонны для посещения богослужения перед гробницей Канта (Stoa Kantiana) 29.8.1844 г.

Илл. 13: Торжественный академический акт в Университетской церкви 30.8.1844 г.

Илл. 14: Черная доска в Старом университете (Albertinum), с обеих сторон студенты в старой и вновь выбранной форме одежды (иллюстрация к празднованию трехсотлетия Альбертины в 1844 г.).

Илл. 15: Изображение юбилейной медали 1844 г. и золотой медали 1544 г. (в ознаменование трехсотлетнего юбилея Альбертины).

Илл. 16: Новое здание университета с гравюры 1862 г. (построено по проекту Августа Штюлера).

Илл. 17: Более поздний вид университетского здания на площади Парадеплатц.

Илл. 18: Аркада университета на площади Парадеплатц.

Илл. 19: Сводчатая галерея здания университета на площади Парадеплатц.

Илл. 20: Настенная роспись в Старой Аудитории (по проекту Штюлера): Смерть Сократа в застенке (автор – Максимилиан Антон Пиотровски).

Илл. 21: Настенная роспись в Старой Аудитории: Архонты и сенат одобряют новые законы, предложенные Солоном (автор – Густав Греф).

Илл. 22: Настенная роспись в Старой Аудитории: Св. Павел ведёт проповедь в Афинах на ступенях храма (автор Карл Людвиг Юлиус Розенфельдер).

Илл. 23: Настенная роспись в Старой Аудитории: Больной Гиппократ в постели в Афинах (автор Карл Людвиг Юлиус Розенфельдер. – Пиотровски, Греф и Розенфельдер были профессорами Кенитсбертской Академии искусств).

Илл. 24: Новая Аудитория университета.

Илл. 25: Интерьер Новой Аудитории.

Илл. 26: Новое здание университета, вид сзади.

Илл. 27: Переход между главным и новым зданием университета.

Илл. 28: Аудитория в новом здании университета.

Илл. 29 (страница слева вверху): зал заседаний сената в главном корпусе.

Илл. 30 (страница слева внизу): Служебный кабинет.

Илл. 31: Здание для семинарских занятий на площади Театерплатц.

Илл. 32: Помещение для семинарских занятий.

Илл. 33: Поликлиника Института медицины.

Илл. 34: Дерматологическая клиника университета.

Илл. 35: Новый Институт анатомии.

Илл. 36: Детская клиническая больница и изолятор (модель проекта нового здания).

Илл. 37: Веранда Невропатологической клиники.

Илл. З8: Новая пристройка к Гинекологической клинике.

Илл. 39: Изолятор Института медицины.

Илл. 40: Стоматологический институт.

Илл. 41: Ветеринарный институт.

Илл. 42: Зоологический институт и музей.

Илл. 43: Зоологическая коллекция (фрагмент).

Илл. 44: Институт растениеводства.

Илл. 45: Ботанический сад.

Илл. 46: Вид Бесселевской обсерватории около 1815 г.

Илл. 47: Новая обсерватория.

Илл. 48: Геологическая коллекция и Собрание янтаря.

Илл. 49: Институт молочного хозяйства.

Илл. 50: Институт сельскохозяйственных машин.

Илл. 51: Институт борьбы с вредителями сельского хозяйства.

Илл. 52: Институт рыбоводства.

Илл. 53: Государственная и Университетская библиотека.

Илл. 54 (страница слева): Палестра Альбертина.

Илл. 55: Студенческая столовая в Палестре Альбертине.

Илл. 56: Гимнастический зал Палестры Альбертины.

Илл. 57: Бассейн Палестры Альбертины.

Илл. 58: Лодочная станция.