Альбус оглядел помещение осоловелым взглядом. Комната вращалась. «Какого черта!..» — подумалось ему, и тут же пришла другая мысль: маме бы это выражение не понравилось... Хотя теперь уже можно. В конце концов, он уже год проучился на змеином факультете Слизерин, от одного названия которого дядю Рона передергивало в одну сторону. То в правую, то в левую. Может, он забывал, в какую надо передергиваться, и поэтому получалось все время в разные?
Альбус тихо хихикнул, несмотря на свое состояние, а оно было отвратительным. «От-врати-тель-ней-шее состояние!» — произнес он вслух по слогам, словно стараясь сосредоточиться хотя бы на этой фразе. Больничный потолок сиял ослепительной белизной. Смотреть не было сил, хотелось закрыть глаза и очутиться дома. На том самом старом и скрипучем диване, за который его отец, народный герой, между прочим, борется с хозяйственной мамулей уже не один год. Жаркие споры идут, а диван все стоит себе в поттеровской гостиной, и Альбус в этом вопросе полностью солидарен с отцом — вокруг дивана особенная атмосфера. Там всегда тепло и уютно, зимой в окно можно наблюдать большие мягкие хлопья снега, а все остальное время бесконечные лондонские дожди. Если получится разглядеть капли в тумане, конечно.
Мечты о фамильной реликвии Поттеров прервал негромкий скрип открываемой двери, и в дверном проеме возникла крупная фигура Главного аврора Британии, национального героя Магической Войны и по совместительству отца Альбуса, известнейшего человека волшебного мира — Гарри Джеймса Поттера.
— Папа… — пискнул Альбус, жалея, что в свои двенадцать лет, не мог позволить себе залезть под тонкое больничное одеяло с головой. По возрасту не положено, да и по статусу — ученику Хогвартса, слизеринцу, не пристало бояться отцовского гнева.
Однако вопреки ожиданиям храброго первокурсника, гроза всей британской нечисти не свел чуть поседевшие брови вместе и не побледнел до той степени, когда видна неистово бьющаяся синяя жилка на шее. Обычно это выражало готовность кинуться в атаку на собственное неугомонное семейство, которое было настолько разношерстным по характерам и взглядам, что вообще удивительно, как они могли мирно существовать под одной крышей старого дома Блэков. Из этого Альбус сделал вывод, что страшная кара по поводу его необдуманного поведения откладывается. На то, что он совсем избавился от перспективы испытать на себе праведный гнев родителя, Альбус по понятным причинам не рассчитывал. В конце концов, кому Гарри Поттер, а кому отец, строгий и непоколебимый в своих понятиях о воспитании подрастающего поколения.
— Альбус, — Главный аврор потоптался на пороге, и было непривычно наблюдать его, такого сильного и строгого, в некоей растерянности. Он явно не знал, что делать с балбесом-сыночком, который сунул свой любопытный нос не в свое дело.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил мистер Поттер и нервным движением протер очки изрядно мятым, но чистым платком.
— Нормально, — напряженно ответил весь-такой-из-себя-послушный сын.
— Ага, — кивнул герой войны и как-то совсем по-мальчишески улыбнулся, присев на краешек кровати.
— Пап, ты сердишься на меня, да? Ты пойми, нельзя было по-другому, никак нельзя. Мы должны были это выяснить…
— Выяснили? — спросил отец отстраненным тоном.
— Выяснили, — выдохнул Альбус и внезапно полез под подушку, чтобы достать старую потрепанную книгу. Ну, старая она и измусоленная слегка, с кем не бывает. В конце концов, Альбусу она досталась уже в таком состоянии. Да и вообще Гарри Поттер не помешан на аккуратности в отличие от мамочки — Джинни Поттер, вот та голову бы оторвала, протяни Альбус такую книгу ей. Но он ни за что не стал бы так делать. Ни за что. Ведь он уже не маленький и отлично понимает, что эта книга представляет ценность именно для отца. Тот, с портрета, просил передать ее отцу. Альбус не маленький. Он все понимает и потому отдает в руки. А мама не узнает, если отец не захочет. Слизерин — это вам не Гриффиндор, где все должны все друг о друге знать, чтобы кричать на каждом углу о своей справедливости и готовности помогать. Грош цена этим выскочкам во главе с его старшим братом Джеймсом, который точно донес бы все маме. Но Альбус не такой. Он просто посмотрит, что из этого получится. Просто посмотрит. Это не любопытство, а желание знать правду. Не для всех. Для себя.
Шумное семейство Уизли-Поттеров, казалось, заполнило собой весь перрон. Солнце играло в рыжих, чуть тронутых сединой, волосах Рональда Уизли, прыгало веселыми желтыми бликами на пушистых шевелюрах Розы и Хьюго Уизли, сбегало ярким праздничным дождем по гладким медным волосам Джинни и Лили Поттер и, абсолютно запутавшись, застывало в вечно лохматых патлах Джеймса Сириуса Поттера. И даже каштановые волосы Гермионы Уизли, в девичестве Грейнджер, на свету словно были прошиты тысячами ярких золотистых нитей. На этом празднике рыжих, как окрестил про себя компанию родственников Альбус, он выглядел белой вороной. Они выглядели. Вместе с отцом. Альбус был его точной копией. Иногда, когда он смотрелся в зеркало, ему казалось, что вот-вот на лбу выступит молниеобразный шрам, как на старых колдографиях отца, которые Альбус изучил вдоль и поперек. Черные волосы, яркие зеленые глаза, хрупкое телосложение — ничего общего со здоровяком Джеймсом, который хоть и был похож на отца волевым подбородком и лохматой головой, все же пошел в Уизли. Такой же рыжий и неугомонный. Солнечный, как любили про него говорить другие члены семьи. Альбус тихо усмехался. Да, Джеймс солнечный, а его самого мама называла тучкой в детстве.
Погруженный в свои мысли, Альбус не заметил, что отец присел на корточки, чтобы посмотреть ему в глаза.
— В чем дело, Альбус? — спросил он строго и мягко одновременно. Вопрос не был давлением, но предполагал ответ. Альбус хорошо изучил интонации отца за свою, пока еще недолгую, жизнь.
— Я боюсь, — честно ответил он, смотря на отца огромными зелеными глазищами в обрамлении темных густых ресниц.
— Чего ты боишься, глупый? — отец запустил ладонь в шелковистые лохмы и легонько потрепал. От незамысловатой ласки захотелось кинуться к нему на шею и, повиснув, отправиться домой. Прямо сейчас. Чтобы не было этого ужасного страха перед распределением, страха, что он опозорит свою семью и не попадет на Гриффиндор, где учились все, ВСЕ его родственники и брат Джеймс.
— Что я не попаду на Гриффиндор, — честно ответил Альбус. А чего врать? Перед ним же не только отец, но и главный аврор, который легилименцией (да, да он знал что это, Гермиона рассказывала) владеет в совершенстве.
— Ну, не попадешь, и что в этом такого? — спросил отец, пристально всматриваясь в лицо сына.
— Слизерин... — прошептал мальчик и, не удержавшись, тоненько всхлипнул.
— Значит, Слизерин приобретет замечательного студента. Тебя назвали в честь двух самых великих директоров Хогвартса. Как ты можешь бояться? И еще. Я никогда никому не говорил, но сортировочная шляпа хотела отправить меня на Слизерин. Но я уговорил ее этого не делать.
— Уговорил? — в глазах мальчика плескалось недоверие вперемешку с искренней детской надеждой.
— Как видишь, — хмыкнул отец и повернулся к дяде Рону, который указывал без всякого стеснения куда-то вправо. Альбус, будучи ребенком любопытным, а иногда и не в меру любопытным, оглянулся.
— Смотри, кто там, — повторил Рональд Уизли, и его лицо исказилось гримасой отвращения.
— O, значит, маленький Скорпиус в этом году тоже едет в Хогвартс, — задумчиво протянул отец, пристально изучая стоящую в двадцати метрах от них фигуру в наглухо застегнутом черном пальто. Альбус мельком скользнул взглядом по мужчине и женщине, отметив про себя и гордую осанку, и острый взгляд обоих. Но больше его заинтересовал белобрысый мальчишка его возраста, стоящий рядом с ними. Он совершенно спокойно встретил взгляд любопытных его глаз и чуть усмехнулся уголками тонких бледных губ. Голубые глаза смотрели равнодушно, не выражая ни капли заинтересованности, что ужасно разозлило Альбуса. Не сказать, что б он ожидал жгучего интереса во взгляде незнакомца, но все-таки он — сын самого Гарри Поттера, а эта бледная поганка ему незнакома, хотя по каким-то причинам знакома всей его семье.
Тетя Гермиона напряженно взглянула на своего мужа, словно ожидая, что он сейчас скажет какую-нибудь гадость, сам дядя Рон передернулся, как при слове «Слизерин», на этот раз вправо, и сделал вид, что внимательно изучает пожитки Розы, деловито копаясь в ее чемодане. Гарри Поттер же оставался абсолютно бесстрастным, он приветливо улыбнулся на сухой кивок незнакомого мужчины в черном пальто, и только Альбус, пожалуй, заметил, так как стоял ближе всех, что улыбка эта не имеет ничего общего с теплотой и любовью, с которой главный аврор улыбался своим родным в хорошем расположении духа. Нет, он не заметил отвращения на лице отца, но и равнодушия там нет. Если бы Альбус был постарше, он бы понял, что это боль. Скрытая глубоко внутри, свернувшаяся словно змея, которая жалит, жалит, жалит…
Хогвартс-экспресс тронулся с места, и Альбус тоскливым взглядом проводил фигуру отца, которая становилась все меньше. Нет, по маме он тоже будет скучать. Но не так, как по отцу. Папа — это пример, его одобрение — стимул быть лучше, и не только потому что он герой, знаменитый Гарри Поттер, а просто потому, что он такой и позволяет Альбусу видеть не только аврора с прямой спиной и жестким взглядом, но и просто человека с удивительно приятным смехом и жутко интересными историями. Дядя Рон на истории падок больше, конечно, но Альбусу нравилось, как рассказывает отец. Тихим голосом, который вовсе не походил на тот громкий рык, что издавал бравый аврор, переживая вспышки гнева на родных. Он рассказывал о военном времени так, словно снова проходил через все ужасы. А скорее всего, так оно и было. Просто Гарри Поттер твердо был уверен, что его дети должны знать правду. Не приукрашенную неведомыми подвигами, как в историях дяди Рона, не сухую и ломкую, как мертвое дерево, какими они получались у тети Гермионы. Он хотел, чтобы его дети знали и оценивали объективно, чтобы формировали свое мнение. Он разговаривал с ними на равных, и Альбус невероятно это ценил.
Альбус сидел в уютном купе рядом с Розой Уизли и думал, что, пожалуй, сам будет писать отцу, не дожидаясь его писем. Часто. Может быть, каждый день. И он уверен, что отец никому не расскажет об их маленьком секрете.
— Альбус! — окликнула его Роза. Ее тон не был ни капли не раздраженным — девочка хорошо знала мечтателя Альбуса и понимала, что для того, что бы спустить его на землю, нужно говорить громче. — Ты будешь покупать сладости?
— А? Что? Да, буду, конечно, — Альбус улыбнулся то ли Розе, то ли своим мыслям, а то ли перспективе наесться сладкого без бдительного родительского контроля.
— Когда мы попадем на Гриффиндор, я попрошу Мелиссу Лонгботтом поговорить с профессором Лонгботтомом, чтобы он…
— Роза, — одернул сестру Альбус, — профессор Лонгботтом — друг нашей семьи и вашей тоже, не надо ни о чем просить Мелиссу, он и сам все знает.
— Ха! Тебе — друг семьи, а Мелиссе — родной отец, это разные вещи.
— Привет, молодежь! — раздался смешок от двери. В купе появился Джеймс.
— Тоже мне, старичок нашелся… — фыркнул Альбус. — Ты меня старше на полтора года, хоть и учишься уже на третьем курсе. Так что не выпендривайся, Джим, не поможет.
— Да ну тебя! — миролюбиво махнул Джеймс рукой, не желая ввязываться в одну из ссор, которые вспыхивали между двумя Поттерами с завидной регулярностью.
— Мама просила присматривать, я и присматриваю. По мере возможностей, — хихикнул старший брат и, увидев маячившие за дверью купе фигуры друзей, запустил руку в купленные Альбусом конфеты на столике и, ловко увернувшись от тонкой, но весьма ловкой руки младшего брата, покинул «территорию малолеток».
Замок Хогвартса не мог не восхищать того, кто видел его в первый раз. Величественный и древний, его стены, казалось, дышали многовековыми традициями. Приближаясь на лодках первокурсников, одиннадцатилетние мальчики и девочки не могли скрыть восхищенного вздоха, когда стены замка выплыли перед ними, играя сотнями огней.
Большой зал. Из года в год старая шляпа занимается распределением студентов. Сила природы — Хаффлпафф, сила ума — Рэйвенкло, сила храбрости и справедливости — Гриффиндор, сила воли, сила крови и просто сила в чистом виде — Слизерин. Как часто дети повторяют своих родителей... Семейство Уизли испокон веков училось на Гриффиндоре, и Роза Уизли не стала исключением. Шляпа даже не успела коснуться рыжих волос, как раздался ее скрипучий голос:
— Гриффиндор!
— Адель Забини! — смуглая, очень красивая мулатка неспешно и гордо прошла в сторону скамейки для первокурсников. Вердикт шляпы был однозначен:
— Слизерин!
Туда же распределили и ее брата-близнеца Джонатана.
— Скорпиус Малфой! — а вот и бледнолицый незнакомец с вокзала. Малфой... Теперь понятно. Да, Альбус слышал эту фамилию. Не от отца, от дяди Рона, и его отзывы о чистокровном семействе были весьма нелестными. Но отец не позволял говорить гадости о ком бы то ни было, он просто просил дядю ограничиться «школьными, забавными историями», Уизли коварно усмехался, и в сотый раз заводил разговор о том, как Малфоя превратили в хорька на четвертом курсе, или как отец обыграл его в квиддич на втором. Малфой-младший держался спокойно, на него смотрели многие, и многие делали это с явным неодобрением. Но маленький Скорпиус, видимо, был готов к такому повороту событий, поэтому его тонкие губы сжались в одну линию, плечи гордо расправились, а глаза опасно сощурились, награждая презрением любого, кто посмел кинуть неодобрительный взгляд в его сторону. Таким образом, Слизерин приобрел еще одного студента.
Через некоторое время, когда ждать уже не было сил, и коленки подгибались от страха перед неизвестностью, а в мозгу билась только одна мысль «скорей бы это все закончилось», Альбус услышал:
— Альбус Северус Поттер! — это было произнесено торжественно, и директор Макгонагалл назвала его полным именем. Альбус почувствовал себя неловко. Чем он это заслужил? А чем он заслужил эти громкие аплодисменты всего зала? Он всего лишь мальчишка. Это не его. Это его отцу сейчас аплодируют, его памяти. Чувствуя страшную неловкость и резкие приступы тошноты, Альбус доковылял до заветной скамейки и уселся на нее, думая, что встать, наверное, будет не в состоянии. Зачем его назвали именами этих людей? Теперь он должен будет нести их с почетом и славой все школьные годы, и каждый промах будет кинут в лицо и заявлен как недостойный волшебника с таким именем. Это все не его. Ни имена, ни знаменитость фамилии. Ничего.
— Поттер… — хмыкнула шляпа.
— Ой, — тихо ойкнул Альбус, поняв, что шляпа говорит с ним. И тут же, сжав кулаки, зашептал искренне и неистово: «Только не Слизерин, только не Слизерин… пожалуйста…»
— Однажды, — задумчиво проскрипела шляпа, — я уже послушалась одного Поттера. Но у меня были на то причины. А здесь… Прости, мой мальчик, но я не вижу в тебе гриффиндорца, равно как и рэйвенкловца. Гибкий ум, жажда жизни, смелость — все это есть, да… Но… я вижу огромный магический потенциал, я вижу... а впрочем, неважно, малыш, пока неважно.
— Слизерин!
Казалось, что в зале резко выключили звук. Сотни голосов мгновенно смолкли. Профессор Лонгботтом некрасиво открыл рот. И даже директор Макгонагалл неверяще покачала головой. На не гнущихся ногах новоиспеченный слизеринец направился к «своему» столу. Мимо Розы, Джеймса, Мелиссы, мимо тех, к кому привык и считал друзьями. Изумленный вздох пронесся по залу, когда Альбус устроился на самом краешке слизеринского стола. «Вот и все, — это была его единственная мысль на тот момент, — вот и все». И тут раздался тихий смех. Смеялся человек на портрете. Весь в черном, с длинными черными волосами и крючковатым носом. Он смеялся искренне и заразительно, и его смех прокатился по залу, заражая всех, кто в нем находился. Старшие слизеринцы закатывались хохотом, и только малыши сидели и смотрели настороженно, не понимая причину такого бурного веселья.
— Хватит! — голос Макгонагалл, усиленный сонорусом пронесся по залу, призывая распустившихся студентов к порядку. И распределение продолжилось своим чередом.
Старосты повели первокурсников в спальни. Идя за высокой, тонкой, как будто прозрачной девушкой, Альбус чувствовал, что все действия выполняет на автомате, словно под заклятием Империус. В голове был полный сумбур. Слизерин… все-таки Слизерин… Он пропустил замечание старосты насчет движущихся лестниц и растянулся прямо под ноги своих, теперь уже, однокурсников. Захотелось плакать, желательно прижавшись к широкой отцовской груди, слушая успокаивающее и размеренное биение его сердца. Но Гарри Поттер давно уже был дома на Гриммаунд плейс, и достать его для того, чтобы поплакаться, не представлялось возможным. «Сдержаться. Не плакать. Это слабость», — билось в мозгу. Попытавшись встать, Альбус запутался в полах длинной школьной мантии и снова упал, уже безнадежно барахтаясь и не пытаясь сохранить лицо.
— Быстрее! Я никого не буду ждать! — прикрикнула на подопечных староста и направилась вниз по ступеням. Первокурсники завозились и отправились дальше. Альбус, окончательно запутавшись, беспомощно смотрел на удаляющиеся спины, как вдруг рядом раздался сухой надломленный голос:
— Руку.
— А? — Альбус оглянулся и наткнулся вглядом на холодные голубые льдинки в глазах Скорпиуса Малфоя.
— Руку, Поттер, — усмехнулся Малфой, протягивая свою белую узкую ладонь.
— Спасибо, — промямлил Альбус, протягивая в ответ свою, и почувствовал себя гораздо уверенней, оказавшись вновь в вертикальном положении. От кого он не ожидал помощи, так это от «бледной немочи», как он окрестил Малфоя про себя. И тут понял, что больше не может сдерживаться и рухнул на ступеньку, закрыл руками лицо, украшенное свежим лиловым кровоподтеком, и разрыдался. Подумав, что теперь-то уж точно остался один. А Малфой... ну, так это же Малфой, а дядя Рон категорически запретил общаться с ним, потому что «от Малфоев одни проблемы и гадости». Когда, отрыдавшись на свою горькую судьбу и вселенскую несправедливость, засунувшую его на этот змеиный факультет, Альбус поднял прозрачные и опухшие от слез глаза, то увидел, что Скорпиус никуда не делся, а просто стоит рядом и смотрит на него. Не презрительно. Не с отвращением за слабость. Не готовый рассмеяться над «папенькиным сыночком», а просто смотрит.
— Все? — спросил он, чуть наклонив голову, и золотистая прядь легла на бледную щеку. Скорпиус смешно сдул ее движением губ и продолжил выжидательно смотреть на Альбуса.
— Все, — буркнул Альбус, поднимаясь. «Если уж остался, так хоть бы проявил человеческое сочувствие». Почему-то Альбуса обидел тот факт, что Скорпиус не кинулся утешать его бедного и несчастного.
— Тогда пойдем! — равнодушно пожала плечами «немочь» и направилась вниз с самым независимым видом. Альбус поплелся следом.
Через 10 минут блуждания по коридорам Альбус решил подать голос:
— Э… Скорпиус… ты знаешь, куда мы идем?
— Нет, — белобрысая голова даже не повернулась.
— Понятно, — ответил Альбус, чувствуя, как внутри закипает праведный гнев. Да что о себе возомнил этот... этот… Малфой одним словом. Вот. Да. Дядя Рон был прав насчет их семейства. Помог, называется. Лучше бы не помогал. «Я бы, может, сам дорогу нашел. Я бы, может, спал уже, если бы не он». Про то, что это именно из-за несдержанности Альбуса они задержались, он как-то не подумал.
— Стой! — крикнул Альбус, которому надоело бездумно следовать за своим горе-провожатым. Скорпиус встал, но не оглянулся. Идеально приглаженные волосы, идеально прямая спина. «Да как он вообще еще пополам не переломился!» — с раздражением подумал Поттер-младший.
Нагнав высокомерного мальчишку, Альбус, недолго думая, резко схватил его за плечо, чтобы развернуть к себе лицом. Скорпиус развернулся с тихим смешком, который никак не отразился на бледном бесстрастном лице.
— Куда мы идем? — требовательно повторил Альбус, смотря прямо в голубые глаза, чуть сощуренные, видимо, выражающие презрение. Или ничего не выражающие. Эта бледная поганка оставалась загадкой, по лицу ничего не понять.
— Есть предложения? — чуть растянуто, будто ему лень говорить, спросил Скорпиус.
— Ты должен знать, что делать! — возмутился Альбус. — В конце концов, это ТЫ меня сюда завел, это ты во всем виноват! — его ломающийся голос сорвался на крик.
— Я. Тебе. Ничего. Не. Должен, — тщательно выговорил Малфой и сжал кулаки до побелевших костяшек пальцев.
— Истеричка! — презрительно кинул он в сторону Альбуса и хотел было отвернуться с гордым видом, когда Альбус резко вскинул руку и ударил нахала по лицу. Удар получился смазанным, потому что Скорпиус отклонился с завидной ловкостью и тут же вскинул свой кулак, который пришелся точно в цель. Прямо в хлюпающий от недавних слез нос обладателя героических имен. Нос захлюпал с удвоенной силой, теперь уже орошая кровью белый воротник новенькой рубашки. Альбус озверел окончательно и кинулся на обидчика изо всех силенок. Точно так же, как он кидался на брата, когда тот становился особенно невыносимым. Но здесь все оказалось не так просто. Джеймс, конечно, был мальчиком спортивным, но ему было далеко до ловкости и гибкости Скорпиуса, который бил и отбивался так, будто всю жизнь провел, обучаясь драться. Странно, если учесть то, что он из чистокровной семьи волшебников, которые должны были бы полагаться на магию… Альбус и не заметил, как оказался на полу, прижатый легким мальчишеским весом к камням подземелий. Скорпиус громко сопел и старательно вжимал его в холодный камень, крепко вцепившись в тонкие предплечья.
Альбус бешено вращал зелеными глазищами, не в силах пошевелиться, и закипал от ярости и гнева, натыкаясь на холодный, абсолютно равнодушный взгляд соперника, глаза которого из голубых превратились в темно-синие.
Внезапно в гулкой тишине коридора, помимо сбитого дыхания друг друга, мальчики услышали чьи-то торопливые шаги. Скорпиус мгновенно скатился с противника и, схватив его за руку, потянул за собой.
— Куда ты меня тащишь? — возмущенно прошептал изрядно помятый драчун.
— Куда надо, — последовал короткий ответ. — Тише, придурок, если нас застанут отдельно от факультета, нам попадет, а мы еще и учиться не начали.
Альбус послушно замолчал, благоразумно рассудив, что неприятностей на сегодня хватит. Скорпиус затащил его в какую-то нишу, и они накрылись черными мантиями с головой. Эта часть коридора была достаточно темной, что бы такой нехитрый маневр сработал.
Шаги приближались. Послышались приглушенные голоса.
— Ты уверен, что здесь никого нет?
— Уверен, первокурсники спят уже в своих спальнях, старшие празднуют начало нового учебного года в своих гостиных, здесь никого нет.
— Отлично. Ты нашел, что искал?
— Пока нет. Надо заглянуть в запретную секцию…
— В запретную?.. Ха, да ты у нас темный маг…
— Тише ты, нет уже темных магов, забыл? Есть только послушные ученики школы Хогвартс…
— Ну-ну… Дерзай! Не забудь потом рассказать…
— Обязательно.
Шаги быстро удалились, и вскоре Альбус слышал лишь размеренное дыхание и биение сердца стоящего рядом Скорпиуса. Мальчишки вывалились из укрытия и, посмотрев друг на друга, глубоко вздохнули.
Альбус окинул взглядом потрепанную фигурку перед ним: растрепанные волосы, кровоподтек на скуле, разорванная в нескольких местах мантия, к тому же вывалянная по полу, и остался доволен результатом, несмотря на собственные синяки и ссадины, которые давали о себе знать. Теперь Скорпиус больше не был похож на прилизанного аристократа и как-то перестал раздражать.
— Что это было? — Альбус первым нарушил тишину.
— А я знаю? — откликнулся Скорпиус раздраженно.
— Здесь что-то не так... Что-то совсем не так… Незачем студентам забираться в запретную секцию, понимаешь?
— И что с того?
— Пока не знаю, но планирую выяснить в ближайшее время. Ты со мной? — спросил Альбус и замер в ожидании ответа, чувствуя, как кровь застучала в висках, выдавая сильное волнение. Ему почему-то было крайне важно услышать согласие от всколоченного мальчишки рядом. Несмотря на драку, несмотря на фамилию и заносчивость. Альбус Поттер уважал силу, а стоящий рядом с ним явно был личностью не только сильной, но и интересной.
Скорпиус опять склонил голову набок (да что за жест такой непонятный!) и оглядел растрепанную фигуру перед ним с головы до ног, словно тестируя на что-то, одному ему ведомое. И ответил тихо и так же без тени эмоций:
— Наверное, да.
И Альбус улыбнулся. Ну и пусть сейчас этот маленький снобеныш равнодушен и делает вид, что ему все безразлично. Он все видел. И горящие глаза во время драки, и чуть закушенную бескровную губу, когда он подавал ему руку там, на лестнице. Альбус подумал, что обучение в Слизерине будет, может, и сложным, но уж точно не скучным. И, кажется, он именно этого и хотел. А найти свои подземелья? Что ж, вдвоем они обязательно справятся!
Альбус беспокойно ворочался в своей кровати, закрытый бархатным темно-зеленым пологом от любопытных глаз соседей по спальне. Ему никак не удавалось уснуть. Все мысли были заняты клочком пергамента, который он (ну, ладно, ладно, вместе с Малфоем) обнаружил на полу коридора в первый день. Это была карта, на которой без труда угадывались бесконечные ряды стеллажей с книгами, набросанные чьей-то несомненно талантливой рукой. Ближе к правому верхнему краю пергамента стоял жирный крест, старательно выведенный фиолетовыми чернилами. Крест находился за тонко проведенной чертой, под которой красивым каллиграфическим почерком было выведено «Запретная секция». Альбусу было понятно, что именно туда собирались проникнуть неизвестные студенты, и само прикосновение к какой-то тайне вызывало дрожь в коленях и незабываемое ощущение приближения чего-то важного и интересного. Конечно, слизеринец отдавал себе отчет в том, что важное и интересное может и не случиться, если он так и будет пялиться на пожелтевший кусок пергамента, не предпринимая никаких действий. В очередной раз изучив заветную бумажку, Поттер-младший засунул ее под подушку и решил заставить себя спать, считая в уме гиппогрифов — красивых животных, о которых рассказывал отец, и которых он видел на картинках. С живыми гиппогрифами Альбус еще не встречался, но отец обещал, что в школе он обязательно познакомится с парочкой этих волшебных существ.
Утро встретило любителя тайн неуважительной тряской и чьим-то громким голосом:
— Поттер, подъем!
Поттер и не думал подниматься в такую рань. Еще чего? Отпрыск самого известного во всей Британии волшебника решил, что после бессонной ночи, полной сумбурных мыслей и стараний разгадать чужую тайну, он имеет полное право отоспаться подольше. Но, по-видимому, так думал только он один, поскольку стоило ему отмахнуться и вернуться к прежнему сладкому посапыванию, как раздалось раздраженное:
— Агуаменти!
И хранителя страшной тайны тут же окатило ледяной водой. Альбус Северус Поттер, злой как тысяча маленьких синеньких пикси, вскочил на кровати и, схватив с тумбочки свою палочку, встал в атакующую позу, как учил отец, широко расставив ноги и чуть откинувшись назад верхней половиной тела, чтобы иметь возможность для быстрых и плавных взмахов рукой.
Темнокожий обидчик Джон Забини, весело рассмеялся, сверкнув белыми зубами, ничуть не напуганный грозным видом Поттера-младшего. Альбус сонно поморгал и решил не нарываться на конфликт. Он развернулся, посмотрев на соседнюю кровать. Там, скрестив ноги, сидел Скорпиус Малфой, погруженный в чтение какой-то книги и меланхолично пережевывающий конфету. Этикетки от этих конфет аккуратной горкой лежали на тумбочке, сложенные одна к одной. «Вот же эстет недоделанный!» — подумал Альбус, и ему жутко захотелось сбросить со смазливой рожицы выражение вселенской безмятежности. Издав боевой клич Поттеров, который, честно говоря, гораздо лучше получался у Джеймса и Поттера-старшего, младший сын народного героя кинулся на кровать мальчишки, которого еще не мог считать другом, но которого так здорово было выводить из себя, методично и долго, выжидая, когда безразличие в голубых глазах сменится недоумением, раздражением, яростью, да хоть чем-нибудь! Лишь бы не видеть этот колкий мороз, который грозил заморозить любого, кто посмеет подойти слишком близко.
— Придурок, это же не я тебя облил, — спокойно и рассудительно произнес Скорпиус, прижатый к собственной кровати жутко надоедливым и бесцеремонным недоразумением по имени Альбус Поттер. Не зря, ох не зря, отец пребывал в долгом и мрачном ступоре, когда из газет узнал, что Гарри Поттер отправляет своего младшего сына в Хогвартс, как раз в тот же год, что и он Скорпиуса. Определенно, во всем был скрытый смысл.
— Угу, — задорно промычал Альбус, — а «попробуй агуаменти, больше этого олуха ничем не разбудишь» мне приснилось, да? — он скатился со слизеринца и обиженно засопел, сидя на полу и подпирая спиной малфоевскую кровать. Забини уже давно исчез в ванной, а остальные соседи по спальне в количестве двух человек, Винсента Гойла и Чарли Нотта, делали вид, что усиленно заняты утренним сбором учебников и своим внешним видом, готовясь к занятиям. Но, всегда чуткий к чужим эмоциям, Альбус уловил напряжение, повисшее в воздухе, он понял, что за ним наблюдают. Наблюдают пристально и внимательно. Почему?..
Скорпиус поймал взгляд Чарльза и, как-то быстро подобравшись, сполз с постели с другой стороны. Альбус проследил за ним, усмехнулся и, улыбнувшись, доброжелательно провозгласил:
— Доброе утро всем! — после чего направился в ванную, откуда только что вышел Джон.
— Поттер… — тихо и как-то растягивая слоги, произнес Нотт, — очередь надо занимать. Сейчас я иду умываться, а ты последний встал, вот и будешь последним.
Винсент поджал плечи и неуверенно взглянул на своего друга, словно ожидая от Альбуса каких-то неприятностей.
— Не слышал о таких правилах, — осклабился Альбус и удивился тому, как спокойно и иронично прозвучал его собственный голос.
— А я тебе проясню ситуацию, — Нотт встал и кошачьей походкой направился к Альбусу.
— Ты — Поттер. Он — Малфой. Я — Нотт, а это — Гойл и Забини. Тебе о чем-нибудь говорят эти имена? — в голосе однокурсника было столько горечи, что Альбус как-то сразу растерял всю свою браваду и уставился, не моргая, в карие колючие глаза худого нескладного мальчишки перед ним.
— Я выучил, как вас зовут, спасибо, — прошептал он и нервно сглотнул, чувствуя, как напряжение накрывает его, словно облако густого и плотного тумана.
— Так вот, — глаза собеседника превратились в щелочки, — тебе здесь не рады, Поттер. Только потому что ты — Поттер, и твое долбаное место на Гриффиндоре, факультете благополучных и сытых детей. А здесь — другая история. Мы другие. У нас не было такого детства, как у тебя... Что, пикники с семьей по выходным, рассказы родственничков о геройских буднях и увлекательные квиддичные полеты с героем-отцом? У нас этого нет, Поттер. Мы — дети Пожирателей Смерти. И родители многих на этом факультете погибли от рук таких, как твой отец, а если не погибли, то в Азкабане. Наши семьи лишены прав, счета заморожены, и только нам, их детям, любезно позволено учиться в школе, получать долбаное образование, ступать на путь истины, — Нотт рассмеялся колко и сухо.
Альбус стоял, опустив голову. Он ничего не знал о Пожирателях Смерти и их детях, кроме того, что именно против них сражался отец и все его друзья, что именно они убили родителей Тедди Люпина, брата-близнеца дяди Джорджа, который полностью спился после этого и теперь представлял из себя жалкую пародию на человека, живя с их старой бабушкой Молли, которая изо всех сил старалась тянуть все заботы на себе, но с каждым годом это становилось все сложнее и сложнее. Именно они несли смерть, и именно Гарри Поттер им помешал не без помощи верных друзей, конечно же, как любил добавлять дядя Рон. А теперь, слушая резкие слова Чарли Нотта и рваные выдохи, что с трудом вырываются сквозь его стиснутые зубы, Альбус начал понимать, что здесь ему действительно не рады. О чем думал этот старый кусок фетра, распределяя его сюда?! Как вообще можно было представить, что Поттер может быть на Слизерине?! Как теперь жить среди этих холодных глаз и едких фраз?.. Но он не позволит собой помыкать. Он — сын героя. Отец не должен думать, что его сын струсил. Он не станет просить отца перевестись на другой факультет: просьбу заслуженного аврора и героя войны наверняка бы учли. Но он — сын своего отца. Да, у него было счастливое детство, а вот у Гарри Поттера нет. И это не значит, что он озлобился и стал похож на этого страшного заморыша Нотта. К тому же Скорпиус. Скорпиус не относился к нему так. Правда?
— Тебе лучше уйти, Поттер, — деревянным голосом произнес Малфой за его спиной.
Оглядев напряженные плечи, сощуренные глаза и сжимающиеся кулаки своих сокурсников, Альбус подумал, что обойдется без умываний, а сполоснуть лицо можно и в общем туалете. Ничего. Подхватив с пола заранее собранную сумку, он, хлопнув дверью, гордо вышел в гостиную, по которой уже сновали, собираясь, слизеринцы старших курсов.
На появление Поттера они не отреагировали, лишь несколько студентов внимательно осмотрели его с ног до головы и продолжили заниматься своими делами. Но и приветствия он ни от кого не услышал. Стало как-то одиноко и холодно. Он не привык к такому. Он привык, что все ему рады и улыбаются, что весь мир для него и светится доброжелательностью. Когда все так резко успело поменяться? Альбусу захотелось стать очень маленьким и провалиться сквозь землю. Смешно. Куда тут проваливаться, если ты и так уже под землей, глубже некуда…
В Большом зале было шумно, как впрочем, всегда. Альбус с тоской посмотрел на Гриффиндорский стол. Джеймс встал и неспешно направился к нему.
— Привет, — сказал он тихо.
— Привет, — ответил Альбус, и что-то сжалось где-то в горле. Джеймс сейчас был его единственной связующей ниточкой с семьей. Он, конечно, не отец, но близкий и родной человек. Его семья.
— Э… как ты? — спросил Джеймс еще тише, и Альбус вдруг осознал, что тот стесняется его, своего брата, попавшего на «неправильный» факультет. Стало еще холодней, будто кто-то применил заклятие заморозки, что использовала мама для хранения продуктов.
— Нормально, — ответил Альбус и, высоко вскинув голову, направился к своему слизеринскому столу.
В зал вошли первокурсники — слизеринцы. Они шли вместе, но Альбус к своему удовлетворению заметил, что Малфой немного отстает. Вроде с ними и вроде нет. Поттер улыбнулся, и было понятно, что эта улыбка адресована Скорпиусу. Малфой-младший нервно сглотнул и отвернулся.
«Придурок, слушаешь идиотов!» — разозлился Альбус и решил, что больше не будет с ним разговаривать. «Не хочешь и не надо! Я не навязываюсь!» — Альбусу снова захотелось разрыдаться, как вчера на ступенях. Внезапно в открытое окно ворвалась белая сова, в которой мальчик без труда узнал старую сову отца по имени Лимп. Ее подарила тетя Гермиона, говорят, она специально заказывала где-то белую, достаточно редкой породы. В когтях Лимп Альбус с ужасом разглядел вопиллер. Настоящий вопиллер! Теперь все услышат, как его семья обрушивает позор на его лохматую темноволосую голову. Ведь ему не простят Слизерина, ой, не простят… вечный изгой… какой ужас... Альбус чувствовал, что слезы вот-вот потекут по лицу, предательские и злые. Но он все-таки сдержался, лишь вцепился в деревянный угол стола изо всех сил, сдирая и без того короткие ногти и стискивая избитые после вчерашнего кулаки. Но руки пришлось из-под стола достать, чтобы развернуть вопиллер. Потому что Альбус знал, что если этого не сделать, то можно получить парочку гнойников на лицо или еще что-нибудь страшное и отвратительное.
— Альбус Северус, — произнес такой родной голос отца, и зал тут же замер. «Даже жевать прекратили, поганцы. Что, любопытно?.. Ну, наслаждайтесь, что еще сказать…». — Мы поздравляем тебя с распределением и очень гордимся тобой. Распределение на Слизерин говорит о том, что ты можешь и станешь действительно сильным волшебником. Не слушай никого, помни, что я всегда готов поддержать тебя.
Твой отец, Гарри Джеймс Поттер.
Альбус не поверил собственным ушам. Никаких «ты опозорил семью Поттеров, ты недостоин имен, которые тебе дали» и прочей чуши, что так упорно доказывал ему Джеймс еще перед отправкой в Хогвартс. Отец все-таки любит его. А остальное действительно неважно. И Альбус почувствовал, как настроение стремительно улучшается, ведь впереди школьный день, полный нового и интересного.
Встав из-за стола, Альбус решил дождаться Скорпиуса, его обиды быстро сменялись симпатиями, ведь Малфой ничего плохого ему не сделал и не сказал, а общность тайны и вчерашняя драка делали его только притягательней. Скорпиус спокойно поднялся и направился к выходу.
— Стой! — окрикнул его Альбус. — Я же тебя жду!
— Меня?.. — переспросил Малфой–младший и мелкие, аристократически тонкие черты лица разгладились, на губах показалась улыбка... и тут же исчезла.
— Зачем? — спросил он довольно резко, и Альбус краем взгляда заметил проходящего мимо Нотта, который внимательно прислушивался к их разговору.
— Ну, так, просто. Одному скучно. Пойдем?
Скорпиус выдержал паузу и ответил равнодушно, старательно смотря в сторону:
— Пойдем.
— Ой, а ты знаешь, я так боялся, что отец расстроится из-за того, что я на Слизерине, ну, что здесь Пожиратели учились и многие темные волшебники, а он… а он меня поддержал, представляешь?
— Представляю, — казалось, бледные губы даже не приоткрылись, когда Скорпиус произносил это.
— Ой, прости! Твой же отец тоже, я не подумал... прости… я даже рад, что здесь оказался, это же факультет сильных волшебников и... — ляпнул Альбус и тут же пожалел о том, что сказал. Потому что врать у него никогда не получалось. Он не был рад тому, что на Слизерине, скорее, это вгоняло его в холодное и беспросветное отчаянье. И Скорпиус мгновенно уловил, что он врет. Альбус увидел, как в его глазах равнодушие сменилось откровенным презрением. И зачем он ляпнул про его отца? Но это же правда… «А всегда ли она к месту, эта правда?» — внутренний голос решил проявиться как раз вовремя. Кажется, он так и не будет Малфою другом. Ну и ладно. Не очень-то и… Но дело в том, что хотелось, и еще как.
Школьные дни пролетали быстро, уже через две недели начались тренировки полетов. Летать Альбус уже давно умел. Отец купил ему лучшую метлу, юбилейный выпуск «Молния millennium»: тонкая, изящная, она являлась продолжением ловкой руки и так и тянула в полет, в небо. Но строгая преподавательница, постаревшая, но все еще в отличной форме мадам Хуч, не разрешала подниматься высоко. Не выдержав искушения и желания покрасоваться, Альбус задорно ткнул стоящего рядом Скорпиуса под ребра. Приятель неодобрительно скривился, но в голубых глазах зажегся огонек интереса, и равнодушие утекало оттуда, словно по мановению волшебной палочки, которая была оставлена в спальнях, так как колдовать на стадионе строго запрещалось.
— Ну, давай же! – прошептал Альбус одними губами, подбивая Скорпиуса на авантюру. Он был уверен, что тот его понял. Ну, а кто еще? Не Розу же звать с собой, хоть и летает она тоже хорошо, но все-таки девчонка, а посоревноваться по-настоящему хотелось с равным по силе, таким же как он, и Малфой вполне годился на эту роль. Поэтому, когда мадам Хуч показала им маленький золотой мячик-снитч, конечно, спящий, то Альбус еще раз мельком взглянул на соседа, уловил вспыхнувший румянец на высоких скулах и, резко сорвавшись с места, подхватил мячик прямо из рук преподавателя, после раскрыл его и запустил в воздух со всей силы. А дальше... дальше началось самое интересное.
Скорпиус не удержался и рванулся за ним, про себя ругая свою несдержанность и проклиная тот день, когда подал руку «подлому Поттеру», подбившему его на этот поступок, который никак не вяжется со спокойным и выдержанным образом Малфоя, в точности, как учил отец. Но самому Скорпиусу этот образ надоел до зубовного скрежета, именно поэтому, почувствовав легкость полета и необыкновенное, ни с чем несравнимое ощущение азарта, он плюнул на все сомнения и рванул за снитчем вместе с Альбусом.
Мадам Хуч стояла, застыв и открыв рот, видимо, полностью опешив от такой откровенной наглости. А двое мальчишек, рванувшихся в небо за снитчем, были хороши. Необыкновенно хороши. И когда с высоты уже было практически не разобрать лиц, мадам Хуч подумала, что у нее дежавю. Ее ощущение, что в небе сейчас Гарри Поттер и Драко Малфой снова оспаривают свое право на победу, крепло с каждой минутой. Вот только оба, теперь уже однозначно, ловца, были в зеленых мантиях Слизерина, а это возвращало в реальность и напоминало, что сейчас не матч по квиддичу, а двое обнаглевших учеников вырвались из–под бдительного учительского контроля. Громко свистнув в свисток, призывая к порядку разгалдевшийся класс, мадам Хуч быстрым шагом направилась к раздевалке за своей волшебной палочкой, чтобы спустить сорванцов вниз. В небе же разыгрывалась нешуточная борьба за снитч. И когда и Альбус, и Скорпиус заметили снитч одновременно в середине поля, то рванули к нему на одинаково бешеной скорости, выжимая из своих дорогих и быстрых метел все, на что они были способны. Невольные зрители только ахнули, когда мальчишки помчались друг к другу, и через пару секунд стало понятно, что на такой скорости столкновения не миновать. А преподаватель уже выводила легкие пассы палочкой, чтобы замедлить, не дать столкнуться… но было поздно. Лишь в последнюю секунду черноволосая фигурка чуть метнулась в сторону, и раздался отвратительный скрежет двух древков друг о друга, а после стремительное падение одного из малолетних авантюристов. Второй успел удержаться, и отчаянно цепляясь за свою изувеченную метлу, замедлить падение.
Упавший мальчишка не шевелился. Еще издалека можно было заметить светлые волосы, полностью скрывшие лицо, искаженное от боли.
Отбросив остатки того, что было когда-то новенькой, красивой метлой, Альбус подбежал к неподвижно лежащему Скорпиусу. Его левая рука была неественно вывернута, а глаза закрыты.
— Скорп… — прошептал Альбус, отчаянно понимая, что детские игры кончились, и теперь придется отвечать за мимолетную шалость, но самое главное, Скорпиус, лежащий в пыли стадиона мешком из темно-зеленой мантии. Нереально, будто во сне. Разговаривал с ним, чуть в своей надменной, но уже привычной манере, так легко подхватил его идею сорваться в этот полет, а теперь лежит и молчит. Леденящий ужас сковал по рукам и ногам, заползая внутрь, окутывая холодом каждую клеточку тела и замораживая мысли. Отпихнув окаменевшего Альбуса, к Скорпиусу уже со всех ног бежали ученики и преподаватели, видимо, увидевшие сноп красных искр, вырвавшийся из палочки мадам Хуч, означавший чрезвычайную ситуацию на поле. Альбус смотрел как будто со стороны, голоса доносились глухо, как через толстый слой материи, перед глазами замелькали темные точки и он вспомнил, что при падении все-таки больно ударился. Это была его последняя мысль. Альбус Поттер кулем свалился на землю и уже не видел подбежавшую к нему Розу Уизли и уж, конечно же, не знал, что директор приняла решение срочно связаться с мистером Поттером и мистером Малфоем.
Очнулся Альбус в больничном крыле Хогвартса. Здесь он был впервые и поэтому не смог побороть любопытства и изучил белый потолок и стены небольшого помещения. На соседней кровати обнаружился Скорпиус Малфой, который что-то с увлечением жевал. И можно было бы убедить себя, что все в порядке, если бы не его болезненный вид: кожа превратилось в бледную до синевы, под потухшими голубыми глазами залегли безобразные синяки, хрупкие запястья выглядели неправдоподобно худыми. "Интересно, я тоже выгляжу так же жутко?", – пронеслось в голове у незадачливого ловца.
— Очнулся, – констатировал Скорпиус безо всякого выражения, но в его глазах Альбус уловил что-то, что можно было бы назвать...радостью?...
— Ага,— пробормотал Альбус, — мерлинова борода, как ты жутко выглядишь, – добавил он улыбнувшись.
— Где только выражений понабрался, стервец! – раздался от двери голос, который Альбус в равной степени хотел услышать, но и побаивался.
— Никак от тебя научился, Поттер, и почему я не удивлен? Ваша семья о манерах и не слышала, — протянул еще один голос, абсолютно незнакомый Альбусу, но весьма знакомый Скорпиусу, потому что он чуть сжался в комок и на его лице ясно можно было прочитать только одно желание: залезть под одеяло и не вылезать оттуда, пока посетители не уйдут.
Альбус встретился с пронзительным и тяжелым взглядом своего отца. Гарри Поттеру трудно было смотреть в глаза. Наверное, он слишком много пережил. Жесткий, нелюдимый взгляд, зрачки, скрывающие зверя, что в любой момент может выбраться на свободу, но если дело касалось его детей, то жесткость в этих глазах сменялась мягкостью и теплотой. Но в этот раз, Поттер-старший не смягчился, он продолжал смотреть на Альбуса, как на чужого. Вот только младшего Поттера не обмануть, он – сильный эмпат, способен улавливать чужие эмоции на расстоянии. За стеной отцовской холодности, он уловил... да, да... настоящий юношеский задор. И вдруг облегченно улыбнулся отцу, поняв, что между ними ничего не изменилось, а спектакль "строгий отец – нерадивый сын" разыгран ради кого угодно, только не для самого Альбуса Северуса.
— Скорпиус, – строго произнес незнакомый мужчина, присаживаясь на кровать к своему сыну. «Они так похожи!» — удивился Альбус, «Прям, как я на папу». Вот только не хотел бы он быть тем, кто заглянет в глаза мистеру Драко Малфою. Альбус не видел еще этих серебристых, невероятно ледяных глаз, но чувствовал, что его взгляд именно такой, и что меньше всего на свете, ему захочется это проверить.
Однако, Скорпиус не боялся своего отца, они смотрели друг на друга чуть склонив две блондинистые головы на бок. «Так вот откуда этот жест!». И вдруг Альбус и Скорпиус не сговариваясь, пропищали:
— Папа! – и повисли у отцов на шее.
Поттер-старший рассеяно погладил сына по голове и сказал:
— Альбус, ситуация очень неприятная. Я понять не могу, как ты до такого додумался. Понимаешь, я пришел, чтобы выяснить, кто из вас зачинщик этого... этого… безобразия, — выдавил он из себя, и Альбусу показалось, что он готов рассмеяться. Наверное, показалось, потому что в зеленые отцовские глаза снова вернулась строгость и жесткость, — директор настаивает на наказании за нарушение дисциплины, и я с ней полностью согласен.
— Кто бы сомневался, — пробормотал мистер Малфой, осматривая и ощупывая руку сына, которая была сломана очень неудачным образом.
— Так кто? Зачинщик будет отстранен от игры в квиддич, — безжалостно сказал отец, — так как вы оба продемонстрировали отличные качества ловца, остаться на игру может только один.
Альбус почувствовал, как из глаз поползли злые слезы. Зачем же так? Он же... он же… Да как же? Без квиддича?... Это же мечта! Отец же знает! Неужели он так уверен, что Скорпиус виноват? Неужели он так разочаровал собственного отца? Подняв, полные детских, прозрачных слез глаза, Альбус понял. Отец вовсе не уверен, что Скорпиус виноват. Отец уверен, что это он, Альбус, виноват. И хочет таким образом наказать его. Альбус закусил губу до крови и, почувствовав соленый вкус во рту, понял, что сейчас разрыдается, когда с соседней кровати раздался спокойный голос:
— Это я виноват.
— Что? – спросил мистер Малфой, смотря на своего сына так, будто он сморозил несусветную чушь.
— Это я виноват, — медленно повторил Скорпиус, смотря отцу прямо в глаза, — это я подбил Поттера на полет. Он не хотел нарушать правила. Прости, отец, – тихо сказал он и отвернулся.
Альбус промолчал. Желание играть пересилило поползновения совести, которая скреблась когтями в груди и просилась на свободу. Когда отец и мистер Малфой поднялись, сочтя визит оконченным, отец полностью выдержал тяжелый малфоевский взгляд, от которого любой другой уже бы замерз на месте, и пропустил его вперед, чтобы улыбнуться и подмигнуть Альбусу, который мог лишь выдавить из себя нечто, что полуулыбкой назвать было бы сложно. Мистер Малфой шел с абсолютно прямой спиной и в каждом жесте, адресованному отцу, скользило презрение. Альбуса это непонятным образом злило, хотя он и понимал, что не стоит лезть в отношения отца с кем бы то ни было. А еще он подумал, что дядя Рон, наверное, все же был прав. Хорек.. хи… прикольно!
После того, как дверь тихонько прикрылась, в палате воцарилась абсолютная тишина. Через несколько минут молчание стало невыносимым. Альбус понял, что больше не может.
— Зачем?... Спасибо… – сказал он тихо, с опаской косясь на соседа.
— У меня сломана рука. И не просто сломана, а с какими-то там осложнениями. Я не смогу взять в руки метлу еще две недели, даже при усиленном приеме костероста. А тренировки начнутся уже завтра, а первый матч через три недели. У слизеренской команды нет ловца. Ты – хороший ловец, значит, ты должен отстаивать честь нашего факультета, а кто, кому... неважно... я сорвался за тобой, хотя не должен был. Поэтому засунь свои благодарности себе в задницу и, будь добр, просто поймай долбанный снитч. Да и… еще... постарайся со мной не разговаривать. Пока, по крайней мере, – похоже, это была самая долгая речь, услышанная Альбусом от Малфоя-младшего за все две недели пребывания в Хогвартсе. Слезы струились по щекам, во рту была горечь, а сердце щемило от непонятного и неизвестного чувства. Альбус отвернулся от Скорпиуса и, попытавшись убедить себя, что это его выбор, вскоре уснул.
Сон будущего ловца всех снитчей был беспокойным и недолгим. Он проворочался на кровати примерно с полчаса и осторожно спустил ноги, чуть касаясь холодного пола. Одежда была спрятана бдительной миссис Помфри, которая хорошо знала о том, что выздоравливающие подростки очень любят сбегать из больничного крыла в самый неподходящий момент. Альбус тихонько встал и сделал шаг. Прикосновение к холодному, каменному полу было настолько неприятным, что хотелось немедленно забраться под теплое одеяло и спать до утра. Но, что-то внутри, что разъедало его после вечернего разговора со Скорпиусом, и что он назвал бы совестью, будь постарше, заставило его двигаться по направлению к двери. Оглянувшись на кровать Малфоя, он увидел только белобрысую макушку, чуть выглядывающую из-под темного, больничного одеяла. «Замерз!» — вынес свой вердикт Альбус и почувствовал, что тоже сильно замерз. Но непонятное чувство продолжало гнать его вперед, босиком и в тонкой больничной пижаме.
Хогвартс спал. Лишь изредка раздавались тихие шаги завхоза и его недовольное ворчание. Он был уже совсем старик, и передвижение давалось мистеру Филчу с большим трудом. Говорят, когда-то у него была кошка, к которой он был сильно привязан, но она уже давно умерла от старости, и теперь Филч тенью бродил по школьным коридорам, стараясь следить за дисциплиной, как и раньше, но у него уже плохо получалось. Чтобы не обижать заслуженного завхоза школы, директор не смещала его с поста, однако сама предпочитала лишний раз пробежаться по темным коридорам в своей кошачьей, анимагической форме во избежание неприятностей.
Альбус не знал ничего об анимагии и тем более анимагической форме директора. Он просто аккуратно пробирался к ее кабинету, так как чувствовал, что с директором надо поговорить прямо сейчас, иначе это чувство, что так крепко вцепилось в него и не отпускает, просто разорвет его на части. На тысячи мелких Альбусов Северусов, который повел себя как последний трус. А теперь он совершит храбрый поступок. Вот. Он расскажет обо всем директору, и пусть его накажут. Это лучше, чем щемящее нечто в груди, от чего хочется разрыдаться и провалиться сквозь землю. «Сквозь землю не стоит», — пронеслось в голове. Подземелья Хогвартса – это Слизерин. Это ненавистный факультет, к которому он имеет самое непосредственное отношение, и меньше всего он хотел бы оказаться там сейчас. Один. Без Скорпиуса. Хотя теперь уже точно без него. Он же сам попросил с ним не разговаривать. Значит, этим странным, вроде-приятельским отношениям конец.
Пройдя по коридору и минуя длинный, извилистый проход, Альбус решил, что попал-таки к цели. И дернув ручку двери, которая была даже не заперта, смело шагнул внутрь. И тут же был встречен грозным, пристальным взглядом черных глаз. Смотрел человек с портрета. Тот самый, что смеялся в день распределения. Теперь портрет стоял здесь. И смотрел на него, не моргая.
— Поттер?.. – спросил чуть растеряно.
Мальчик судорожно вздохнул. Он, конечно, знал, что можно общаться с ушедшими через портрет. Это не было настоящим общением, но какие-то сведения от предков можно было получить. В конце концов, это всего лишь портрет, пусть и имеющий магическую связь с душой умершего мага, с его сущностью. А теперь Поттер-младший испугался. Взгляд человека в черном чуть смягчился.
— И что ты тут делаешь, Альбус Северус? – вкрадчиво спросил он.
— Ищу, — сглотнуть наконец получилось. И даже дышать вроде тоже удавалось. Через раз.
— Что? – черные, глубокие глаза чуть сощурились, — если я не ошибаюсь, запретная секция библиотеки в другом месте.
— Нет! А откуда вы… а я.. Ди.. ректора, — и когда это Альбус начал заикаться?
— Ты немного не туда зашел. А зачем тебе профессор Макгонагалл?
Беседа все больше походила на некий допрос, и Альбус чувствовал, что ступни скоро примерзнут к полу, что определенно не добавляло комфорта к его положению. И тут он на себя разозлился. В конце концов, это всего лишь портрет. Всего лишь. Портрет. Каким же магнетизмом обладал этот человек, если и после смерти он практически гипнотизирует своим тяжелым взглядом?
— А как вас зовут. И кто вы? – спросил Альбус, резко выдохнув.
— Северус. Меня зовут Северус Снейп, а тебе лучше поторопиться и все-таки узнать, где в этой школе запретная секция. Иногда нарушение правил — это единственный выход из ситуации, — ответил человек на портрете, и Альбусу тут же захотелось убежать. Далеко. Может, даже прямо домой.
— Ой, — пискнул он и, захлопнув дверь странной комнаты, прислонился с другой стороны, тяжело дыша и чувствуя, как накатывает предательская слабость. Северус Снейп. Один из директоров Хогвартса, в чью честь его и назвали. Человек, который сыграл чуть ли не самую важную роль в исходе магической войны. Человек, которого бесконечно уважал его отец, однако никогда не показывал детям его портрета.
Стало страшно. Ночной Хогвартс бдительно хранил свои тайны, и они вряд ли были по зубам одиннадцатилетнему мальчишке.
Тем более, Альбус вовсе не забыл про клочок пергамента у него под подушкой, и желание забраться в запретную секцию все росло и росло день ото дня. Он не разговаривал об этом со Скорпиусом, боялся насмешек, боялся, что тот расскажет сокурсникам, которые после этого его засмеют. А теперь он понял, что пора действительно это выяснить. А для этого.. . А для этого нужна отцовская мантия-невидимка. И он ее достанет. Он прекрасно помнит, что Джеймс утащил ее с собой в Хогвартс без отцовского ведома, и за молчание Альбуса по этому поводу, ему придется делить уникальную вещь с младшим братом. И Альбус отправился обратно в больничное крыло, рассудив, что признание директору подождет. Конечно, ни один бы гриффиндорец так не поступил. Наверное. В любом случае, Альбус Северус Поттер был распределен не на Гриффиндор и поэтому он решил оставить все как есть. В конце концов, никто Малфоя за язык не тянул.
На следующий день Альбусу разрешили вернуться в общежитие. Когда он переоделся и собрал свои вещи, Скорпиус еще спал. Альбус хотел попрощаться и сказать, что обязательно будет заходить к нему, поэтому он присел на тщательно заправленную кровать, чтобы подождать, когда Малфой-младший соизволит проснуться.
В это время дверь открылась, и Альбус подумал, что это миссис Помфри пришла спросить его, почему он так долго возится, ведь она уже давно сказала ему идти в подземелья Слизерина, чтобы успеть к завтраку. Он уже придумывал различные убедительные варианты ответа, когда понял, что это не колдомедик.
Мистер Малфой коротко взглянул на него и, не ответив на робкое «Доброе утро, сэр», направился к сыну. Альбус до конца решил бороться за свое право пожелать сокурснику доброго утра (он очень вежливый мальчик все-таки!), но тут мистер Малфой оглянулся, и Альбус встретился с холодным взглядом стальных глаз. Альбусу показалось, что он задыхается: взгляд гипнотизировал, давил, требовал подчиняться, а еще там был такой океан невысказанной боли, что только от одного этого можно было умереть на месте безо всяких заклятий.
— Мне очень хочется применить легиллеменцию, крысеныш, — мягко сказал Малфой-старший. Так же мягко и довольно может мурлыкнуть кошка перед тем, как заполучить добычу в свои острые когти и растерзать, — но твой папочка-аврор сотрет меня в порошок, и мы оба об этом знаем.
Находясь в легком ступоре от осознания того, что в его мысли мог вторгнуться кто-то чужой, Альбус смог изобразить только невразумительный кивок.
— Ты подбил моего сына на опасность, ты лезешь к нему, навязывая свое общество, в котором он не нуждается. По нелепой и глупой выходке маразматической шляпы, ты учишься с моим сыном и, будь я проклят, если это добавляет хоть каплю спокойствия в мою жизнь. Альбус. Северус. Поттер. Ты больше никогда не будешь общаться со Скорпиусом. Ты меня понял? – глаза в глаза. Мальчишка съеживается, ему кажется, что он стал совсем маленьким. Да все, что угодно, лишь бы прервать этот контакт глаз, лишь бы серые, как небо перед грозой, глаза, наконец, отпустили его из своего плена и позволили жить дальше. Он быстро кивает и облегченно сглатывает, когда Драко Малфой поворачивается к Скорпиусу. Почему мистер Малфой так уверен в том, что это он зачинщик, ведь его вину взял на себя Скорпиус. Почему?... Или он не боится применять легиллеменцию к собственному сыну? Чушь! К детям нельзя применять легиллеменцию – это каждый знает, тем более, вчера здесь был отец, а такие вещи он отслеживает в два счета. Отец. Альбус вдруг усмехнулся.
— Я буду общаться с тем, с кем захочу, – твердо произнес мальчик, и смело взглянул на собеседника огромными глазищами. Драко Малфой непроизвольно вздрогнул от ощущения дежавю, что сковало по рукам и ногам, вот только… вот только в этом возрасте не было у Гарри Поттера такого взгляда. Твердого, уверенного в себе.
— Правда? – чуть насмешливо спросил мистер Малфой, снова вцепившись ледяными, колючими глазами в лицо малолетнего наглеца.
— Да, — голос мальчишки даже не дрогнул, — а если вы сейчас не прекратите так на меня смотреть, то я расскажу отцу, как вы собирались применить легиллеменцию по отношению ко мне.
Драко Малфой пристально изучил каждую черту побледневшего лица со следами зарождающейся паники, и вдруг рассмеялся. Весело, искренне, он смеялся долго и со вкусом, пока на серые глаза не навернулись слезы.
— Паршивец… Слизеринец, твою мать… о... да, теперь я понимаю… Если бы я хотел, ты бы забыл об этом разговоре и никто бы и никогда ничего не узнал. Но я не стану этого делать. Считай, что ты меня удивил. Странно только, что твоя фамилия – Поттер… Ты знаешь, — вдруг серьезно сказал он, — а я завидую своему сыну, — после этого, Малфой-старший встал и, аккуратно поправив одеяло Скорпиусу, нежно провел пальцами по его сломанной руке, и в этом жесте была трогательная, мимолетная забота, что так не вязалась с холодным и высокомерным обликом Драко Малфоя, а потом направился к выходу.
— Мистер Малфой, — окликнул его Альбус, поражаясь собственной смелости и дрожа внутри, как осиновый лист.
— Да? – Малфой— старший смотрел на него без злобы, пытливо, как будто силясь понять что-то.
— Вы не поговорите со Скорпиусом? – в голосе плохо скрытое напряжение.
— Нет, — как-то весело и легко фыркнул он, — мне беседы с его другом вполне хватило. Да и я... передумал… Вот только не думай, что я поверю в этот бред, насчет того, что мой сын – зачинщик. Я слишком долго вбивал в его голову неприятие безрассудных поступков, чтобы это было правдой. Ты меня понял? – на секунду в серые глаза вернулся лед, и Альбусу показалось, что он обжегся об него. Не в силах справится с нарастающим волнением, он до боли прикусил губу и отвернулся.
— Да, сэр, — пробормотал он, а когда осмелился взглянуть в сторону двери, то там уже никого не было.
Скорпиус чуть шевельнулся и открыл глаза. Мутный со сна взгляд побродил по комнате и остановился на Альбусе.
— Привет! – расцвел Альбус широкой, белозубой улыбкой.
— Я же попросил, — буркнул Скорпиус, отворачиваясь набок и натягивая одеяло на белобрысую макушку.
— Ага. Я помню. Так я и не прошу тебя со мной разговаривать. И я не с тобой разговариваю. Я просто сам с собой разговариваю. Вот. Так вот, я желаю своему другу, да, да, другу Скорпиусу Малфою, побыстрей поправиться. Я вчера такое узнал… Я говорил с портретом самого Северуса Снейпа, прикинь? И он мне сказал, чтобы я отправлялся в библиотеку и нашел запретную секцию. Вот. А я без тебя не пойду, я достану у Джеймса мантию и дождусь пока тебя выпишут. Мы вместе узнаем эту тайну, разве не здорово?
К макушке присоединился острый нос и пара пронзительных глаз, недоверчиво выглядывающих из-под одеяла.
— Ну, я пошел. До свидания. До свидания, больничное крыло. – Альбус, не выдержав, сам рассмеялся над собственной шуткой, поняв, что приятель проявляет интерес к его рассказу. Он успел заметить голубые глаза, в которых плескалось любопытство. Теперь можно и уходить. Доверял ли Альбус Скорпиусу настолько, что бы делиться такими тайнами? Доверял. Ведь никто и никогда еще не причинял боль маленькому Поттеру.
Слизерин встретил Альбуса тишиной. Все давно были на завтраке. Идти в большой зал и становиться объектом внимания множества студентов не хотелось. Поэтому, вздохнув, Альбус решил обойтись без завтрака и мужественно дождаться окончания занятий и обеда. Закинув сумку с учебниками на плечо, он с тоской взглянул на аккуратно прибранную кровать Скорпи и отправился грызть гранит науки.
Зелья. Помнится, данный предмет принес много неприятных минут его отцу, и все по вине преподавателя, того самого Снейпа. Ага. Чуть ли не ненавидел его все шесть лет учебы, а потом – раз – и наградил сына его именем. Вот так номер! Но никто ж не знал, что Снейп весь такой из себя благородный и герой… «Не понимаю... все равно не понимаю…». Сейчас зелья преподавал профессор Лонгботтом и делал это на удивление весело и интересно. Уроки для первокурсников были живыми и занимательными в особенности, но и строгости между тем профессору было не занимать. Говорят, даже его дочь Мелисса иногда попадалась под горячую руку и вынуждена была ходить на отработки к собственному отцу. В общем, профессор Лонгботтом, герой той же войны, кстати, был абсолютно беспристрастен в отношении своих студентов, и каждый об этом знал.
Класс начал наполняться студентами. Сдвоенный урок с Гриффиндором. Роза, увидев Альбуса, улыбнулась и сразу же подсела к нему. Остальные гриффиндорцы смотрели на него с опаской, ожидая, видимо, истинно слизеринских пакостей. Крис Финниган тоже было улыбнулся, ведь он знал Альбуса с детства, и тут же отвел взгляд, когда его друг одернул его, призывая не здороваться со слизеринцем. «Вроде еще и сделать ничего не успели…» — подумал Альбус.
Слизерин зашел шумной и настороженной стайкой. Увидев Альбуса, Нотт скривился, как будто у него разом заболели все зубы.
— Поттер. – проинформировал он товарищей, не упуская возможность всем продемонстрировать свою иронию по этому поводу.
— Чарли. – сдержанно склонил голову Альбус в ответном приветствии.
— Привет, как ты? – улыбнулась Адель Забини, и брат поддержал ее улыбкой.
— Нормально, — пожал плечами Альбус и приготовился слушать профессора Лонгботтома, который уже был в классе.
— Добрый день, ребята. Итак, пожалуй, начнем.
Во время обеда Альбус просидел в напряжении, борясь с сильным желанием плюнуть на все и усесться рядом с говорливой Розой и Джеймсом за гриффиндорский стол. По крайней мере, там будет тепло и привычно. Но он упрямо продолжал смотреть прямо на своих однокурсников. В любом случае старшекурсники поглядывали на него может и без восторга, но и без особой неприязни.
Весь оставшийся день Альбус провел с гриффиндорцами и рэейвенкловцами, с огромной радостью общался с братом, будто вспомнив, насколько здорово это может быть. Однако, он не мог не почувствовать, что Джим общается с ним настороженно, словно сначала обдумывает, стоит ему рассказывать что-то про свой факультет или не стоит. Набегавшись во дворе, Альбус решил, что самое время переговорить с братом по поводу мантии-невидимки.
— Джим… — нерешительно начал он.
— Что? – откликнулся брат, мигом подобравшись, почувствовав просительные интонации в голосе Альбуса.
— Я знаю, что ты уволок мантию у папы, — на одном дыхании выпалил он и зажмурился, потому что Джеймс вполне мог заехать и по уху за такие слова. Любя, конечно. Но весьма чувствительно.
— И что?! – Джим стоял, расставив ноги, подсунув крепкие ладони под ремень синих джинсов, и раскачивался взад вперед, одаривая брата злобным взглядом. «Ну, хотя бы не отрицает, уже хорошо» — с облегчением рассудил Альбус.
— Она мне тоже нужна, – твердо проговорил Поттер-младший, вспомнив утренний разговор с мистером Малфоем. Он не испугался этих ледяных глаз бывшего Пожирателя Смерти, а теперь боится собственно брата? Смех, да и только.
— Я не собираюсь ее тебе давать. Не дорос еще, — хмыкнул Джеймс Поттер.
— А я и не собираюсь у тебя спрашивать, – проговорил за Альбуса некто внутри него, хладнокровный и хитрый, некто, кто позволил отстоять свое право на дружбу со Скорпиусом Малфоем и взглянуть в глаза портрету Северуса Снейпа. Именно этот загадочный некто взирал сейчас на старшего брата чуть с ленцой, небрежно прислонившись к холодной стене коридора и смеривая его бесстрастным взглядом сверху вниз, несмотря на меньший рост.
— Я собираюсь рассказать отцу, если ты мне ее не дашь. Понятно?
— Сказал бы сразу, что тебе приспичило, — буркнул Джеймс, отводя взгляд светло-карих, практически янтарных, глаз, — да и вообще, мог бы поделиться своими секретами.
— Я поделюсь, Джеймс. Обязательно. Тем более с братом. Ты дашь мне мантию, когда я попрошу. – не вопрос. Утверждение. Джеймс вздрогнул от неожиданного тона Альбуса и просто кивнул.
— Пока, — прошептал он, мучительно пытаясь понять, что происходит. Но Альбус его не услышал, он спускался в подземелья.
Неприятности начались сразу же, как он шагнул за порог мужской спальни первокурсников.
Винсент Гойл улыбнулся, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего.
— Добрый вечер! – Альбус постарался повернуть напряженную ситуацию в сторону доброжелательности.
— Добрый? – хмыкнул Чарльз Нотт и скривился в усмешке.
— Я не знаю, как вы, а я устал, поэтому всего хорошего, а я – спать, — пробормотал Альбус скороговоркой и нырнул под защиту полога своей кровати.
Он не видел лиц однокурсников, но почти физически ощущал плотность вязкой тишины в комнате.
— Ты устал, а Малфой по твоей милости в больничном крыле. Думаешь, мы не видели, как ты его подбивал? – раздался противный голос Чарльза.
— И только то, что ты будешь ловцом нашей сборной, спасает тебя от нашей мести. Не хотелось бы покалечить надежду факультета, — Нотт скривился, явно повторяя слова старших. — Но время придет, будь уверен, — добавил он сквозь зубы.
Кто-то со всего размаху запустил в полог Альбуса книгу, и мальчик вздрогнул, когда полог рухнул.
Раздался смех, веселый смех трех мальчишеских голосов. Стало очень не по себе. Под аккомпанемент издевок, Альбус поправил полог и улегся спать. И только перед сном он вспомнил, что так и не поговорил с Макгонагалл о том, кто же на самом деле виноват в происшествии. «Завтра— обязательно» — подумал Альбус и уснул.
Но завтра не вышло, потому что после занятий начались квиддичные тренировки. Отец прислал Альбусу письмо, в котором подробно изложил, почему он не собирается покупать ему новую метлу. Они с мамой решили, что это будет хорошей воспитательной мерой. Попользуется той, что предоставляет своим студентам школа. Прочитав отцовские рассуждения, с уютом расположившиеся на двух огромных пергаментах, Альбус Северус несколько приуныл. Он уже видел рухлядь, что в Хогвартсе именовали метлами. «Разве на этом летают?» — подумалось ему в первый момент, а во второй он понял, что не летают, а издеваются над квиддичем, по-другому и не скажешь.
Но отцовское слово твердое, и Поттер-младший был прекрасно об этом осведомлен, поэтому ничего не оставалось, кроме как сцепить зубы и начать тренировки на жуткого вида метле. Слизеринцы с непониманием уставились на палку в его руке и хмуро сведенные брови. Пожали плечами, против декана Слизерина, Слагхорна (старик все еще преподавал зелья у старших курсов иногда и являлся деканом змеиного факультета), ничего не скажешь, ловец, так ловец.
Однако, настоящим ударом для Альбуса стало то, что ловцом Гриффиндора в этом году будет Джеймс. Это был удар под дых. Против брата, против Гриффиндора?... и какая-то дурацкая и неуместно ревнивая мысль, а за кого будет болеть отец? Встретив его на поле, где Гриффиндор заканчивал тренировку, чтобы уступить место Слизерину, Альбус не поверил своим глазам. Да, Джеймс интересовался квиддичем, но выбран в команду на первом курсе не был. Первокурсников выбирали только на роль ловцов, а Джеймсу мать пророчила хорошую карьеру в качестве охотника. И теперь... А теперь стало обидно, чуть ли не до слез, что брат не рассказал, не поделился. Ведь знал же уже вчера. Наверняка знал. И не рассказал: «А ты, ты сам рассказал, каким путем ты стал ловцом Слизерина? Рассказал?». Альбус поежился от этих мыслей и, пожелав брату отнюдь не доброжелательно «доброго дня», решил, что позже с ним поквитается за эту недосказанность. Видел бы их отец! Он бы очень расстроился. Эта мысль заставила испытать странное щемящее чувство в груди и с удвоенным рвением заняться квиддичем.