Дело происходило в Загривках, то есть на северной, с виду совершенно деревенской окраине славного города Платонов, который сам по себе расположен на северных землях России, но все же где-то не севернее Новгорода. Все города по-своему славные, но Платонов – это ого-го! Уникум! Можно сказать, мифический город. Во-первых, его далеко не на всех картах найдешь, потому что временами он считался очень секретным. Во-вторых, это единственный областной центр с радиусом подвластных ему областных территорий всего в 3,14 старинных версты. Это не случайное совпадение с числом «пи», а давняя царская воля!
Возвышение Платонова началось с тех дней, когда, согласно местным преданиям, его вновь посетил сам Михаил Ломоносов, в первый раз проходивший тут еще в отрочестве – транзитом из Холмогор в Москву на учебу. Тогда на ночном постое его поразил один здешний умелец, у которого загадочно искрило устье печи. И хозяин признался отроку, что он «силы молыний небесных сумел обуздать, а потом и взнуздать на пользу хозяйственному делу». Повзрослев и выучившись, Ломоносов отправился выяснить по-научному, что там учудил русский умелец за два века до таинственного Николы Теслы. Оказалось, что старик-изобретатель уже умер и унес секрет в могилу «от греха подальше», поскольку боялся, что им завладеют при новом вторжении шведы и направят супротив Руси. Везти же описание секрета в Москву он поостерегся, благоразумно посчитав, что его самого в столице посчитают за сумасшедшего. К тому же местный прогрессивный батюшка, которому русский Тесла тайно и даром силами молний храм отапливал, предупредил, что московское духовное начальство может узреть в изобретении дьявольские козни и тогда не слава и шуба с царского плеча, а острог будет наградой… Однако ж кое-что осталось, а именно – громоотвод, который вельми, то есть зачетно, удивил величайшего русского ученого. И не один, а на каждой почти избе. По легенде, именно в Платонове Ломоносов написал свои знаменитые строки:
«…может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать»,
…которые он вставил в «Оду на восшествие на престол Елизаветы Петровны».
С этими строками и докладом об ученых платоновцах Ломоносов отправился к императрице, тоже весьма прогрессивной. В те дни государыня вдохновлялась учреждением Московского университета, и сведения об учености платоновцев так воодушевили ее, что она от царских щедрот отстегнула филиал цитадели знаний и в далекий городок – «для обучения разумных юношей из низших сословий». А филиал – он тот же университет, только с трубой пониже, но дымом отнюдь не пожиже, ибо разумные – они во всех сословиях с теми же извилинами… Уездный статус, по мнению императрицы, принижал значение ее инициативы, и она росчерком пера повысила его до губернского, однако ж столица губернии не может безземельной губернией править. И тут разумная царица нашла соломоново решение: чтобы не обижать соседние губернии зримым изъятием земель, она циркулем обозначила радиус владений Платонова в 3,14 версты, то есть в число «пи», что объяснила «особенными научными целями», и заодно увековечила на карте России свои недюжинные познания в математике.
Так и стали жить платоновцы со своей особенной гордостью и к ней в придачу повинностью быть примером разума для всех городов и весей российских. В двадцатых годах века двадцатого один шибко умный местный большевик, вошедший во власть, восстал против прежнего названия города – мол, нечего называться нам именем древнего идеалиста и религиозника. И, тыкая пальцем в Оду, написанную Ломоносовым, добился переименования города из Платонова в Ньютонов. Однако еще через двадцать лет в стране развернулась кампания против «низкопоклонства перед Западом», и позже платоновцы свято верили, что сам Сталин лично обратил внимание на вопиющий непорядок. Городу, к радости его обитателей, было возвращено исходное название, хотя местный университет искони специализировался на выпуске особо продвинутых физиков и математиков, а не философов.
Наш Платонов поставил стране, а позже и всему миру пару десятков профессоров, двух членкоров и одного академика – Гордеева. Родом он был как раз из Загривок. Дом его детства, увы, сгорел по иронии судьбы из-за неполадок в электропроводке, и после ухода академика в мир иной мемориальную доску повесили неподалеку на его любимом дубе, видавшем, по преданию, и самого Ломоносова. С тех пор повелось смешное: «Дать дуба» означает у нас прославиться, «Упал с дуба» означает то, что некто совершил непростительную по меркам Загривок глупость или показал себя простаком. А если тебе скажут в Загривках: «Ну ты – дуб дубом!», радуйся – значит, посчитали тебя, если и не шибко умным, то явно поумневшим. Вот я как раз «дуб дубом» с тех пор, как произошли и завершились все очень странные события в Загривках.