Альфа Большого Пса

— Канис маиор, — медленно повторил профессор. — По-латыни — Большой Пес.

Альфа в созвездии Большого Пса… Хм… Господи, как же я не сообразил.

Топорков недоверчиво посмотрел сначала на Вовку, потом на Стаса.

— Ты что, наизусть знаешь всю карту звездного неба? — спросил Юра. Он сомневался в беспристрастности профессора. Ему казалось, что Стас ослеплен грандиозностью услышанного и готов поверить во что угодно.

— Сириус не просто звезда, — сказал профессор. — В Древнем Египте жрецы заметили, что перед разливом Нила, перед восходом солнца, в небе начинает появляться яркая звезда. Они называли ее Сотис. Я надеюсь, мое знание истории ты не собираешься оспаривать?

— Такие перстни носят все аникулы, которые находятся на земле, — сказал Гиппарх. — Несомненно, это доказательство очень слабое…

— Кстати, о доказательстве, — перебил Гиппарха Юра. — Луиджи говорил, что на Земле вы будете выглядеть как обычный человек, хотя на самом деле вы не человек. Выдавать вас будут некоторые проблемы с мимикой. Раз уж вы сказали, как вас зовут, может, покажете свой истинный облик?

— Вынужден вас разочаровать, — сказал Гиппарх. — Так я выгляжу и у себя дома, и в созвездии Центавра. А малоподвижный участок кожи у рта — это… по-вашему, ярко выраженный национальный признак. Но раз вы настаиваете, я готов вам кое-что продемонстрировать.

В следующую секунду Гиппарх исчез из кресла, в котором сидел, и появился на противоположном от Вовки конце дивана. Это произошло так быстро, что ни Вовка, ни Стас, ни Юра не успели ничего заметить, хотя и не спускали глаз с Гиппарха.

— Это… как это? — спросил ошарашенный Топорков.

— Обычная телепортация, — ответил Гиппарх.

— Вот это по-нашему, по-бразильски, — криво улыбаясь, пробормотал Вовка.

— Невероятно, — прошептал профессор.

— Минуточку, — Топорков был все еще явно растерян. — В зале не все успели проследить за фокусом. Можно повторить?

— Извините, но мой организм вторую телепортацию за столь короткий промежуток времени не выдержит, — грустно улыбнувшись, сказал Гиппарх.

— Телепортация настолько опасна для организма? — спросил профессор.

— Нет. Дело не в самой телепортации, а в том, что я это сделал усилием воли. При использовании промышленных телепортов перемещение практически безвредно для организма. Нежелательным оно становится после второго десятка за сутки. За наши сутки, разумеется. Нежелательным, но еще не смертельным.

Опасный порог для нашего организма — около сотни перемещений подряд. Тогда уже ничто не поможет.

Гиппарх замолчал. Земляне смотрели на него и ждали продолжения объяснения.

Но этого не случилось. Первым заговорил профессор.

— Ну что же. Скажем так, вы доказали, что ваши слова достойны внимания, хотя, конечно, это глупо, любые слова достойны внимания. Вопрос лишь какого.

Вы хотели мне… нам что-то рассказать?

Юра ушел на кухню и вернулся со стулом. Он поставил его возле окна и сел, облокотившись о спинку руками.

— Я хотел вам рассказать правду, — сказал Гиппарх. — О Зелловесе и о книге.

В то, что он не землянин, вы, я надеюсь, уже верите. Я не ваш враг. Я его враг. Я знаю, что он вам наговорил про меня: лириды пытаются захватить галактику. Не лириды, а аникулы пытаются захватить галактику. Однажды они решили, что являются вершиной в эволюции живых организмов, и присвоили себе право контролировать, кому и как перемещаться во вселенной, во времени и в пространстве. Галактика давно исследована. Не скажу, что все секреты мироздания нами постигнуты, но у каких звезд и на каких планетах есть живые или мыслящие субстанции, мы знаем. Аникулы решили, что бесконтрольное перемещение может принести вред.

— Какой вред? — спросил Вовка.

— Войны, болезни. Один маленький микроб в состоянии уничтожить все живое на планете. Такие примеры не единичны. Но сейчас с этим можно бороться, если организовать межгалактическую карантинную службу. Договоренность между обитателями планет и миров существует. Осталось ее выполнить. Но дело вовсе не в биологической безопасности. Аникулы, и только они, будут решать, какая цивилизация готова к перемещениям во времени и в пространстве, а какая — нет. Болезнь это всего лишь красивый предлог, чтобы насадить диктатуру. Не во всех мирах есть знания, позволяющие перемещаться в пространстве, не говоря уже о времени. Контроль над этими знаниями дает власть. Мы выступили против подобного контроля, подняли восстание. Мы считаем, что каждый имеет право на свободное перемещение в пространстве. Ни у одной из живых форм нет права собственности на вселенную. Она принадлежит всем. И тогда началась война. Те цивилизации, что поддерживают нас, подлежат уничтожению. В галактике уже есть планеты, на которых никогда не будет жизни. Нас, повстанцев, немного. Большинство миров, не имеющих технологий, необходимых для сопротивления агрессии из космоса, решило признать над собой власть аникулов. Но это еще не конец. В галактике есть цивилизации, способные защитить себя и другие миры, но у них нет технологии перемещения. Аникулы поняли это и оставили их в покое. Пока оставили. Они не могут уничтожить эти планеты, но и аникулам от них нет никакого вреда. А когда галактика будет полностью подчинена аникулам, придет время непокоренных. Нам не хватает знаний, чтобы защищаться. В книге Бруно они есть. Он помог нам решить несколько задач. Мы и наши союзники готовы освободить галактику и можем это сделать, но нам нужны знания о перемещении. К тому же в этой книге есть то, чего аникулы не знают. Поэтому Бруно и спрятал книгу в будущем. Они давно охотятся за ней.

— Леденящая кровь драма, — сказал Топорков и тут же добавил, чтобы не обидеть собеседника. — Не поймите превратно, но, согласитесь, поверить в это сложно.

— Почему? — спросил Гиппарх.

— Оружие и, так сказать, средства его доставки, — пояснил Топорков, — обычно совершенствуются параллельно. Если цивилизация придумала средства уничтожения, она должна располагать технологией его доставки до места применения. Они, как правило, двойного назначения и одно вытекает из другого.

— Предположим, — сказал Гиппарх. — Первые идеи ядерного взрыва появились у вашей цивилизации, если я не ошибаюсь, еще в конце девятнадцатого века.

Правда, тогда все видели всего лишь колоссальную энергию атома и об оружии никто не помышлял. Ядерный взрыв способен уничтожить не только планету, но и звездную систему. Вы располагаете этим оружием, однако вы до сих пор не вышли не то что за пределы солнечной системы, вы не были ни на одной другой планете.

— Это дело ближайшего времени. В космос человек уже летает запросто. Был на Луне, — сказал Егоров.

— На Луне не было человека, — улыбнулся Гиппарх. — Это мистификация.

— Возможно, — согласился профессор. — Ходят такие разговоры. Но в космос мы уже вышли. Готовятся первые межпланетные экспедиции.

— Подняться в космос и путешествовать в нем — это не одно и то же. И вы еще очень не скоро научитесь это делать. Но я говорю не о космических кораблях, а совсем о других перемещениях.

— По-моему, мы ушли в сторону от главного, — сказал Топорков. — От книги.

Почему вы не возьмете ее сами?

Вопрос был прямой. И плести кружева, отвечая на него, по мнению Топоркова, у Гиппарха не получится.

— Зелловес и его штурмовики рядом, — ответил Гиппарх. — Он помешает мне это сделать.

— Почему аникулы не возьмут книгу? — спросил Вовка.

— Потому что мы всегда рядом. Мы следим за ними. Если они попытаются взять книгу… Мы не допустим этого.

— Странно, — сказал профессор. — Луиджи столько сделал для нас. Он несколько раз спас мне жизнь. Теперь приходите вы и объявляете его галактическим тираном. Как я могу не поверить другу и поверить случайному знакомому?

— На этом и был построен весь расчет, — сказал Гиппарх. — Вся комбинация.

— Расчет? — усмехнулся Вовка. — С Луиджи мы познакомились в Италии двенадцать лет назад. Причина — череп Никольского, исчезнувший вместе с поездом.

Это что, тоже расчет?

— Вне всяких сомнений, — сказал Гиппарх.

Земляне не выдержали и сдержанно рассмеялись.

— Поезд исчез в тысяча девятьсот одиннадцатом году, — сказал Топорков.

— Не слишком ли долго Луиджи пришлось ждать нашего появления?

— Это для вас прошло почти сто лет, — сказал Гиппарх. — Луиджи проходит сквозь время, Станислав. Вы что, действительно думаете, что кто-то случайно продал на аукционе чертежи машины времени, пусть даже они считались просто эскизами, за копейки, когда им цена сотни тысяч и их ищут историки всего мира?

— Согласен с вами, — сказал профессор. — Это странно. Но почему вы не допускаете случайностей? Ведь в мире существуют еще более странные случайности?

— Нет случайностей, — сказал Гиппарх. — Все они закономерны. Основа вселенной — математика. В ней не может быть случайностей. Они исключены. Неужели вы верите в то, что табурет столько лет стоял и не привлекал вашего внимания тем, что подгнил, и как только вы на него взобрались, ножка вдруг подломилась?

— А почему нет? — спросил Топорков.

— Станислав случайно попал в то время, — продолжил Гиппарх, — когда у него был шанс добраться до машины времени, которую мог построить Бруно.

Если бы Станислав оказался в другом времени, у него не было бы даже надежды вернуться. А помощь со стороны постороннего, пусть даже Зелловеса, насторожила бы его. По крайней мере, сейчас, когда я вам все расскажу. Допустим, что дата «выбралась» случайно, но кошель с деньгами вы нашли не просто так.

— А что могло мне помешать найти кошель? — спросил профессор.

— Это не просто кошель, а кошель купца Малышева, дом которого стоял на перекрестке вблизи ярмарки, и если бродить по городу начиная от ярмарки или от реки, где был кулачный бой, то непременно выйдешь к нему. Это не слепой случай, это точный математический расчет расположения улиц. А дальше?

Купец вас берет на службу, совсем незнакомого человека, это когда у него есть кандидаты, которых он знает годами. Десятилетиями. И место вы заняли человека, которого неизвестно кто пырнул ножом и при этом не ограбил.

А при нем была солидная сумма денег.

— Пожалуйста. Вот вам и аргумент, — сказал Вовка. — Если бы Луиджи это подстроил, то и деньги бы пропали, чтоб все выглядело совсем достоверно.

— Оставьте Зелловесу право хотя бы на одну ошибку, — сказал Гиппарх. — А то он уж совсем идеален в ваших глазах. Вам не показался знакомым сотник, который не дал зарубить вас у пристани? Или вы не слышали, что он спас жену Малышева от болезни и купец считал себя ему обязанным? Вспомните, как странно вел себя купец во время вашего знакомства и как странно он вам предложил работу.

— Допустим, это так, — сказал профессор. — Но я не пойму, зачем Луиджи было нужно отправлять меня в прошлое.

— Чтобы там помочь вам. Чтобы вы знали, что путешествия во времени возможны.

Чтобы вы считали, что он вас в очередной раз спас.

— Он и так знал о машине времени, — сказал Вовка. — Я же отнес череп Никольского в могилу.

— Знал, но не испытал те ощущения, которые можно испытать только очевидцу.

Вся история земной цивилизации повторяется, но на новом витке спирали.

Зелловес познакомился с вами в настоящем, отправил в прошлое и пришел к вам в будущем. Он замкнул время в кольцо, и у него получилось. Вы ему поверили.

— Извините, Гиппарх, — сказал Топорков. — Раз уж мы согласились прийти и выслушать вас, наверное, правильным будет выслушать все, что вы сможете нам рассказать. Поэтому не стесняйтесь подробностей. Для нас вся эта история началась с поезда. Если можно, пожалуйста, поподробнее, как и что произошло с ним.

— Охотно, — сказал Гиппарх. — Я не зря предложил профессору прийти с друзьями.

Я надеялся услышать ваше мнение. Профессор Егоров склонен увлекаться в доверии… Но раз по порядку, то по порядку. Как исчез поезд, вы знаете: облако белого липкого тумана. Одна из форм телепортации дает подобный эффект. Большинство земных исследователей сходятся на мысли, что поезд был телепортирован. Пассажиры отправлены в прошлое, где мексиканский психиатр, естественно, ничего не подозревая, отработал отведенную ему роль. Все выглядит более чем достоверно. Поезд исчез, люди попали в прошлое. Число пассажиров с числом сумасшедших совпадает. А поезд время от времени показывают то там, то тут, для пущей убедительности стараясь привязать место появления поезда к железной дороге. В прошлом или в будущем.

— А как же череп? — спросил Вовка. — Как же два мужика огромного роста?

Кто они?

— Миры бывают параллельными, — ответил Гиппарх, — и не всегда они населены человекоподобными существами. Одних из этих существ вы видели. Вы спросите, почему именно так? Я не знаю почему, но человек на земле очень склонен к мистике. Зелловес рассчитал и угадал. Вы заинтересовались и ввязались в игру, приняв все за чистую монету.

— А как же Бондарь, библиотекарша? — неуверенно спросил Топорков. — Рассказы о Лукавском?

— Статисты, — улыбнулся Гиппарх. — Библиотекарша, она же старуха из подземного перехода, — одна из аникулов. А Бондарь… Зелловесу был нужен антипод, чтобы показать, что он сам на стороне добра. Психология Бондаря подходила для Зелловеса. Он подкинул ему кое-какую информацию, вовремя подкинул мыслишки, и тот поверил, что может стать властелином мрака. Лукавский и Бондарь верили, что играют с темными силами, что могут получить от них власть. Я не отрицаю, потому что эти силы существуют. Но не в этой истории.

— Почему вы не пришли раньше? — спросил Топорков. — Почему не вмешались, когда ваш противник только начинал игру?

— Вмешиваться раньше не имело смысла. — сказал Гиппарх. — Во-первых, мы узнали о планах Зелловеса только тогда, когда к нам в руки попал его отчет.

То есть когда он только начал строить комбинацию. Если бы я пришел к вам в Италии или до нее, вы бы мне точно не поверили да еще приняли бы за демона. Сейчас же Зелловес выстроил законченную комбинацию, все карты открыты, и я могу показать места в его пасьянсе, его же и обличающие.

Гиппарх замолчал. Егоров смотрел перед собой, Топорков наблюдал за профессором.

Вовка поднялся с кресла и ушел на кухню. Там он налил себе стакан воды и за несколько глотков выпил его.

— Что вы хотите от нас? — спросил Вовка, стоя у двери кухни с пустым стаканом в руке.

Егоров и Топорков посмотрели сначала на Вовку, а затем на Гиппарха. Вопрос был точный и задан вовремя.

— Мне нужна книга, — сказал Гиппарх. — Она содержит колоссальные знания, при помощи которых можно спасти или погубить галактику. Я почти подобрался к ней, но музей ограблен. Мне ее теперь не найти. Вы местные. У вас больше шансов. Я прошу вас о помощи.

— Но если мы ошибемся в вас, то погубим галактику, — сказал Егоров.

— Я не требую помощи, — ответил Гиппарх. — Я ее прошу. Вам решать, враг я или друг.

В комнате снова повисла тишина. Через минуту Гиппарх поднялся с дивана.

— Спасибо за то, что выслушали меня. Мне пора. Я надеюсь на вашу помощь.

— Если книга будет у нас, — спросил Топорков, — и мы решим передать ее вам, как нам найти вас?

— Я сам к вам приду. Главное, чтобы книга была у вас.

Вовка и Юра остались в комнате, Стас проводил гостя и, закрыв за ним дверь, вернулся.

— Я думаю, он врет, — тут же сказал Топорков. — Он просто потерял книгу из виду и без нас ему будет трудно ее найти. Во всяком случае, у нас — в этом я с ним согласен — как у местных, больше шансов. К тому же Луиджи сразу сказал: я не могу ее взять, но могу помешать.

— Это с одной стороны, — сказал Вовка, — но с другой, если поверить Гиппарху… история с поездом укладывается в стандартную многоходовую комбинацию, когда первые события происходят за несколько лет до основных и люди, вовлеченные в дело, ничего не могут заподозрить именно поэтому. Такие комбинации — гордость всех разведок. Иногда вовлеченный человек годами ждет своей минуты, чтобы сыграть отведенную ему малюсенькую роль и не догадаться, что все было подстроено еще лет десять назад.

— Сотник действительно был похож на Луиджи, — сказал Егоров и опустился в кресло. — Знаете, ребятки, похоже, он прав. Все было подстроено. В конце концов, объясните мне, как тогда, в Италии, монахи смогли точно узнать место появления поезда? И в средневековой Москве… я всегда чувствовал чье-то присутствие. Как будто за мной кто-то следил. И Малышев… когда я принес ему кошелек, предложил накормить меня и почти сразу спросил, умею ли я считать. Дворовые его все ко мне с подозрением относились, а он нет. Таким доверием обличил, что я даже растерялся поначалу.

— Но ты же не взял чужие деньги… Почему ему тебе не поверить? — спросил Топорков. — Стас, Гиппарх просто по-своему трактует события. Это я тебе как газетчик говорю. У каждого происшествия есть несколько трактовок.

Все зависит лишь от акцентов. Это как в школьном примере: «Казнить нельзя помиловать». Где поставишь запятую, оттуда и смысл потечет.

В квартиру позвонили. Разговор оборвался на полуслове, все переглянулись.

Профессор поднялся с кресла и пошел открывать дверь. Когда он вернулся в комнату, на его лице была отображена сложная смесь удивления, смеха, разочарования и страха. Из-за спины профессора вышел Луиджи и, увидев всю компанию в сборе, растянул лицо в широкой улыбке.

— Здравствуйте, друзья. Как я рад вас видеть! А Вовку просто не узнать.

Подрос.

— Я им все рассказал, — сказал Стас, показывая Луиджи на диван. На то самое место, где двадцать минут назад сидел Гиппарх. — Присаживайся.

— И правильно сделал, что рассказал, — ответил Луиджи, сразу став серьезным.

— Ну что же, друзья. Вы знаете, что происходит, и знаете, чем все может кончиться. Я слышал, что книга украдена, и даже не знаю, как теперь нам быть.

— Ты уверен, что украли именно эту книгу? — спросил Вовка.

— Да. Мы проверили, — вздохнул Луиджи. — Я думаю, пришелец теперь попытается захватить одного из вас в заложники, чтобы вы нашли ему книгу. Будьте осторожны, друзья. Он умеет читать мысли и усилием воли может телепортировать себя.

— Как он выглядит на самом деле? — спросил Топорков.

— Я хотел сказать, что он никак не выглядит, но это будет неправда. Представьте себе сгусток энергии, висящий в пространстве. Нечто похожее было описано в бумагах о культе «Двенадцати голов». Серая масса, которая, перед тем как проникнуть в живое существо и завладеть им, формируется в кокон.

— От него существует защита? — спросил Топорков. — Как-то с ним можно бороться?

— Когда это сгусток энергии, мы ничего не можем ему сделать. Но как только он проникает в живой организм… все, что может убить организм, может на какое-то время остановить и пришельца.

— Хорошенькое дело, — сказал Вовка. — Он может телепортироваться, читать наши мысли… При желании может любого из нас в клочья… а мы можем противопоставить только изматывание противника бегом.

Вовка замолчал, как всем показалось, не сказав всего, что хотел. Он смотрел на правую руку Луиджи.

— Слушай, это то самое кольцо, что ты давал мне посмотреть в Италии?

— Что? — не понял Луиджи. — А… кольцо… Да, это оно.

Стас и Юра осторожно наблюдали за реакцией Луиджи.

— Не может быть… покажи… — улыбнулся Вовка и протянул руку. — Это все равно что карусель из детства.

— Извини, оно не снимается, — сказал Луиджи и протянул Вовке правую руку.

Вовка взял руку и, посмотрев на кольцо, медленно прочел надпись.

— Альфа канис маиор. Что это значит?

— Альфа в созвездии Большого Пса, — ответил Луиджи. — Звезда Сириус. Когда я первый раз увидел это кольцо, то оно меня настолько поразило… Считается, что оно принадлежало Гиппарху. Древнеегипетский ученый, открывший изменение звездного неба. Станислав знает о нем больше, чем я.

— И не только Станислав, — улыбнулся Юра. — Он был здесь.

— Кто, Гиппарх? — усмехнулся Луиджи.

Топоркову эта усмешка показалось наигранной, и он не пожалел, что сказал об этом.

— Гиппарх, — подтвердил Вовка. — Минут двадцать назад он сидел на том самом месте, где ты сейчас сидишь.

— Луиджи, ты знаешь, о ком мы говорим? — не давая гостю опомниться, спросил Егоров.

— Мне сложно сказать однозначно, — ответил Луиджи. — Если вы говорите о древнем ученом, чье кольцо я ношу, то знаю, но как он мог попасть на этот диван?

— Он был здесь, — повторил Егоров. — Пришелец с Сириуса.

— Пришелец был здесь? — Луиджи перестал улыбаться. — С чего вы взяли, что он с Сириуса? А-а-а… это, наверное, он вам сказал… теперь я понимаю.

Он назвался вам Гиппархом. Он, наверное, даже объяснил вам, почему у него не шевелится щека?

— Он еще много чего нам рассказал, — сказал Топорков. — Про тебя, про поезд, про книгу.

— Разве вы не понимаете, что он лжет? — с чувством удивился Луиджи. — Книга украдена. Ее местонахождение неизвестно. Вот он и пришел, чтобы запутать вас, а если удастся, то вашими руками забрать книгу. Я же вам говорил, что он умеет читать мысли. Он просто использовал ваши мозги, чтобы выставить себя в удобном ему свете. Он рассказал вам то, во что вы были готовы поверить, ведь он знал, о чем вы думаете.

— То, что он умеет телепортироваться, он нам сам показал, — продолжил Топорков. — А еще он нам сказал, что ты тоже не человек. Ведь ты аникул Зелловес?

— Чушь какая… — как будто ошарашенный, ответил монах. — Станислав, мы с тобой знакомы уже много лет. Я понимаю, ребята мне не верят, потому что он их запутал, но ты… ты же почти жизнь прожил. Ты вспомни, где ты был и что все время делал я.

— Не обижайся, Луиджи, — сказал Топорков. — Мы тебя ни в чем не обвиняем.

Мы просто пытаемся разобраться. Ты сам назвал цену этой книге — галактика.

Мы не имеем права ошибиться. Нам только что сказали, что ты очень многое подстроил, чтобы заполучить эту самую книгу. На первый взгляд все выглядит вполне достоверно.

Юра замолчал. Луиджи молча смотрел прямо перед собой.

— Все правильно, — сказал Луиджи. — Но я не буду оправдываться. Это глупо.

Я постараюсь вам доказать, что я не солгал ни слова.

Луиджи поднялся с дивана и пошел на кухню. Все следили за ним. Выйдя из кухни, Луиджи подошел к журнальному столику.

— Вы правильно сделали, что не поверили ни ему, ни мне. Главное, найдите книгу и никому не отдавайте ее, пока не будете уверены.

Луиджи вывел из-за спины руку, и все увидели в ней столовый нож. Полоснув ножом по левой ладони, он бросил его на столик.

— У меня пока что нет других доказательств того, что я человек, — сказал Луиджи, показывая разрезанную ладонь. Кровь закапала на паркет.

Монах достал из кармана носовой платок и, прижимая его правой рукой к разрезанной левой ладони, вышел из комнаты. Стас вышел следом за ним.

— Луиджи, подожди.

Входная дверь хлопнула. Вовка осторожно, чтобы не оставить своих отпечатков, двумя пальцами взял нож за кончик лезвия и осмотрел кровь, оставшуюся на нем. Егоров вернулся в комнату. По его лицу несложно было понять, что он растерян.

— Юр, у тебя наверняка есть связи не только среди воров, но и среди врачей, — сказал Вовка. — Не мешало бы проанализировать, что это за вещество.

— Кровь может быть идентичной, раз мы похожи внешне, — сказал Стас.

— Ерунда, профессор. Среда постоянного обитания откладывает отпечаток на организм. Разница в химическом составе обязательно должна быть.

— А если это просто фокус? — спросил Топорков. — Как в кино.

— Вам не кажется странным этот визит? — сказал Стас, всем своим видом показывая, что самое главное и Юра, и Вовка упустили из виду.

— Случайно зашел на огонек? — предположил Вовка.

— Врет, — качнул головой Топорков. — Он знал, что Гиппарх был здесь. Может, просто испугался, что мы поверим не ему, а Гиппарху?

— Стас, Юрка прав, — сказал Вовка. — Книга должна остаться у нас.

Через десять минут Топорков поехал на важную встречу. Майор выполнил обещание, Сова ждал журналиста. Вполне возможно, что через пару часов его сведут с людьми, обокравшими Исторический музей, и, если книга еще у них, возможно, ему удастся договориться о ее продаже. Вовка снова остался ночевать у профессора. Время было позднее, идти домой было бессмысленно. Да и спокойнее так. Для Вовки. Ведь стоит профессору остаться одному…

Еще на подходе к ночному клубу Юра услышал вселенское веселье, доносившееся из открытых дверей «Спрута». Савелий Валерьянович Зямушкин, а для знакомых просто Сова, открыл этот клуб четыре месяца назад. Откуда он брал деньги, никто толком не знал, но то, что дела у него шли хорошо, видели все. Кроме всего прочего, Сова оказывал небольшие услуги пострадавшим от краж. За небольшое вознаграждение он выходил на похитителей и передавал им пожелание бывших владельцев вернуть свои вещи за некоторое вознаграждение. Если удавалось договориться, Сова получал еще небольшую дольку от другой стороны.

Топорков сильно рассчитывал на Зямушкина. Если и была возможность выкупить книгу у воров, то лучше это было сделать в ближайшие день-два. Кем бы ни были на самом деле Гиппарх и Луиджи, им ничего не мешало постараться получить книгу в обход профессора. К тому же, узнай ФСБ, что книга Бруно была среди похищенных из музея экспонатов, вряд ли упустило бы случай заполучить ее. Да и шансов у них больше, чем у кого бы то ни было. А сами воры… не продав книги с наскока, они могли просто выкинуть их и уехать из города.

У дверей «Спрута» Топоркова встретили два здоровенных богатыря. Ростом они были за два метра и наверняка вдвоем могли запросто запихнуть легковой автомобиль в телефонную будку.

— Куда? — спросил Топоркова один из охранников.

— К Сове. Мне назначено.

— Пошли, — сказал другой охранник и вошел в клуб первым, Топорков шел следом.

В зале в легкой дымке и в ярком свете сотни мигающих огней в такт музыкальным ритмам дергались около пятидесяти человек. Приблизительно столько же сидели за столиками, поставленными вдоль стен, и пили напитки. Изнутри клуб был похож на танцплощадку под крышей. За барной стойкой в белой безрукавке и красной бабочке бармен, готовя коктейли, жонглировал шейкером. Топоркова провели через зал, затем — по длинному прямому коридору, в конце которого, распахнув перед ним дверь, легким толчком в спину помогли войти в рабочий кабинет Зямушкина. Дверь тут же закрылась, и Юра услышал, как щелкнул предохранитель пистолета. Через секунду холодный ствол уперся в его теплый висок. Не двигая головой, Юра окинул слабо освещенную комнату взглядом.

Очевидно, она была достаточно большой, если включить свет. Сейчас же горела только одна настольная лампа. За невероятным по размерам столом, откинувшись на спинку кресла, сидел маленький человек, может быть, даже карлик, и курил огромную сигару. Одет он был в белую шелковую рубашку с черной бабочкой и черные брюки. Сова лишь на мгновение взглянул на гостя и вяло продолжил пускать к потолку дымные кольца.

— Ты кто? — спросил Сова и пустил к потолку струю дыма.

— Журналист.

— Да? Так я интервью не даю.

Голос у Совы был немного высоковат и говорил он с каким-то акающим акцентом.

Признаться, самого Зямушкина Юра никогда не видел и даже не знал, как он выглядит. Могло так статься, что за столом сидел не он.

— А кто тебе сказал, что я его возьму?

Сова затянулся и выпустил к потолку три геометрически правильных кольца.

— Так и быть. Сделаю вид, что не слышал. Тебе чего здесь надо?

— Орлов разве не звонил? — удивился Юра, всем своим видом пытаясь показать, что ему, собственно, ничего не надо и он может запросто уйти. Если отпустят.

— Звонил.

— Он все сказал?

Сова выдержал паузу, затянулся сигарой, пустил к потолку пару колец, убрал ноги со стола и сказал:

— Кто взял музей, я знаю.

Сова выдержал многозначительную паузу.

— Их двое. Того, что повыше, зовут Шуруп, тот, что толстый, — Колобок.

За информацию ты мне ничего не должен. Передай только этим лягушатам, что если еще раз они перебегут мне дорогу, я им лапки отстригу садовыми ножницами, — Сова посмотрел на диван. — Отвезете, откроете дверь, представите и обратно. Пусть сам разговаривает.

Топорков повернул голову направо и только теперь разглядел, что там стоит диван, а на диване кто-то сидит.

К Юре подошел молодой парнишка лет двадцати пяти, одетый по американской моде шестидесятых годов. Воротник малиновой шелковой рубашки лежал поверх воротника клетчатого коричневого пиджака, манжеты с золотыми запонками выползали из рукавов, на ногах — лаковые белые туфли с узкими носками.

По всему было видно, что этот человек себя очень любит и уверен, что его любят все женщины планеты. За спиной плейбоя стоял здоровенный негр лет тридцати в серых брюках, белой майке, обтягивающей панцирь мышц. Юра сразу вспомнил Геркулеса из «Пятнадцатилетнего капитана». Плейбой махнул кистью правой руки, показывая, что нужно идти за ним. Топорков попрощался с Совой и вышел в коридор. Следом за Юрой вышел негр.

Возле «Спрута» стоял старый, разрисованный под дракона БМВ. Увидев машину, Топорков засомневался, что та сможет тронуться с места. За руль сел плейбой.

Негр, к удивлению Топоркова, открыл перед ним переднюю дверцу, а сам залез на заднее сиденье. Машина заурчала, резко взяла с места, заставив пассажиров вжаться в спинки кресел.

Плейбой ловко вел авто, небрежно высунув локоть левой руки в открытое окно, правую положив поверх руля. Негр всю дорогу молчал.

— Это Федя, — сказал плейбой, качнув головой в сторону приятеля. — Он немой. Говорить не может, а слышит хорошо.

— Говорить не главное, главное понимать, — осторожно заметил Юра.

— С этим все в порядке. И удар с правой у него сто шестьдесят три килограмма.

Ты с лягушатами долго не разговаривай. Их за людей никто не считает. Всю жизнь на побегушках были. А тут гангстерами себя почувствовали, музей ограбили. Только назад мы тебя подвезти не можем. Сам как-нибудь добирайся.

— Доберусь, — сказал Топорков. — Далеко еще?

— Приехали.

Автомобиль свернул в переулок, въехал в арку ближайшего двора и остановился.

Во дворе было темно, лишь два больших желтых круга от фар на стене напротив рассеянным светом освещали странные, незнакомые очертания. Дом был сталинский, двенадцатиэтажный. Он был похож на башню, если смотреть на него со стороны, и на колодец, если, стоя во дворе, поднять голову вверх. В этот колодец можно было попасть лишь через две арки, зиявшие в противоположных стенах.

Справа и слева два подъезда. Юра давно не видел такого запустения. Складывалось впечатление, что дом предназначен под снос и всех жильцов давно выселили. Плейбой поднял голову наверх.

— Видишь свет на четвертом этаже?

— Вижу, — сказал Топорков.

— Их нора. Дом выселили. Кроме них никого нет. Ты только смотри не замочи их. Они должны много. Тогда на тебя все повесят.

Подниматься по лестнице было еще страшнее, чем ехать на машине. Перил практически не было, в среднем одна из трех каменных ступеней лестничного марша была разбита и, проседая под ногами, держалась на одной арматуре.

На площадке четвертого этажа плейбой остановился, взяв пиджак за лацканы, встряхнул его, поправил, передернул плечами и, повернувшись к негру, сказал:

— Федя, открой нам дверь, пожалуйста.

Федя подошел к двери, с шумом втянул ноздрями воздух и ногой высадил дверь, выломав замок с кусками дверного косяка, плейбой нырнул в темный коридор первым, Федя — вторым. Топорков немного замешкался, растерявшись от быстроты и натиска, с которыми разворачивались события, но тут же пришел в себя и вошел в квартиру.

В коридоре было темно. Один из дверных проемов слабо мерцал серо-голубым светом. Юра вошел в комнату. Плейбой и Федя стояли по краям дивана, на котором сидели два напуганных до смерти «лягушонка». На низком столике, стоявшем перед диваном, валялись пустые пакеты из-под чипсов, пять пустых и три полных пивных бутылки. В углу напротив стоял телевизор. До прихода гостей «лягушата» смотрели прямую трансляцию гонок «Формула-1». Один из них был тощ и высок, другой — толст и мал ростом.

— Там… было незаперто? — спросил Шуруп, проглотив недожеванные чипсы.

— У-гу, — сказал плейбой, кивнув головой.

— Раз вошли, присаживайтесь… — пролепетал Колобок, показывая бутылкой в правой руке на старые кресла, стоявшие по краям столика, и стулья возле стены.

— М-может, пива? — неуверенно спросил Шуруп.

— Так вот, шестерки, — как будто не услышав предложения, сказал плейбой.

— К вам зашел поговорить очень серьезный человек. Я бы на вашем месте ко всему, что он скажет, отнесся с большим вниманием. А Сова просил вам передать, что в следующий раз, когда соберетесь ему дорогу перебежать, он вам лапки садовыми ножницами отстрижет. Не скучайте.

Плейбой развернулся и, махнув рукой Феде, вышел в коридор. Негр недобро посмотрел на диван и вышел следом за плейбоем.

Входная дверь хлопнула и, отскочив от косяка, со скрипом приоткрылась.

— Я тебе сказал: на цепочку закрывать дверь надо, — жалобно, сквозь зубы, процедил Колобок.

— Сам и закрыл бы, — растерянно ответил Шуруп.

Колобок поднялся и, что-то бурча себе под нос, вышел из комнаты. Шуруп настороженно смотрел на ночного гостя, которого к ним прислал Сова. Юра вдруг испугался, что в этих пустых головках может возникнуть преглупейшая мысль. Не имея желания получить чем-нибудь тяжелым по затылку, Топорков взял стул, поставил его так, чтобы видеть одновременно и диван, и дверь комнаты, и сел на него.

Через несколько секунд в комнату вернулся Колобок. Он щелкнул у двери выключателем, под потолком загорелась тусклая лампочка, озарив комнату грязно-желтым светом. Колобок с опаской посмотрел на незнакомца и, пройдя между ним и столиком, сел на диван рядом с приятелем. И Шуруп, и Колобок с нехорошими предчувствиями ждали, что скажет гость. Гость для начала огляделся.

Комнатка была небольшой, четыре на три метра. Темно-синие с золотыми вензелями засаленные обои кое-где были ободраны. Если не считать пустых пивных бутылок на полу, в комнате было прибрано. Единственное окно было завешено куском красной шторы с золотистой бахромой по одному краю. В дальнем углу стоял телевизор, рядом с ним — сервант без дверцы, у противоположной стены — диван, перед ним — низкий столик. В правом углу комнаты были в кучу свалены стулья, семь или восемь. По всему было видно, что ребята здесь не живут, а всего лишь от кого-то прячутся.

— А ничего квартирка, — добродушно сказал Топорков. — Если получше прибраться, будет очень даже миленько.

— У вас к нам дело? — с едва уловимым волнением в голосе спросил Колобок.

— Для начала успокойтесь, — сказал Топорков. — Я всего лишь журналист.

Юра достал из кармана визитную карточку и бросил ее на столик. Шуруп недоверчиво взял в руки кусочек картона, прочитал, что на нем написано, и передал приятелю. Колобок быстро забегал глазами по визитке, пытаясь сообразить, в чем тайный намек. Шуруп заметно успокоился, отхлебнул пива из бутылки, которая все это время была у него в правой руке, и посмотрел на Юру уже немного нагловато.

— А я тебя помню, — развязно сказал Шуруп, откинувшись на спинку дивана.

— Тебя на прошлой неделе по телевизору показывали. Ты у президента интервью брал. Вас там много было, десятка полтора.

— Брал, — качнув головой, согласился Топорков.

Колобок все еще с опаской посмотрел на газетчика, потом на друга и, не заметив у него какой-то откровенно негативной реакции, тоже начал немного успокаиваться.

— Так что у вас за дело? — снова спросил Колобок.

— Я слышал, это вы музей сработали, — сказал Топорков.

— Мы не даем интервью, — ответил Шуруп.

— Книги еще у вас? — спросил Топорков.

Колобок и Шуруп переглянулись.

— А зачем вам это… — начал было говорить Колобок, но Шуруп коротко ударил его локтем в левый бок, и Колобок замолчал.

— Кое-что осталось, — сказал Шуруп. — Хочешь купить?

— В зависимости от того, что у вас осталось.

— Я наизусть не помню, — небрежно сказал Шуруп. — Две библии, тысяча шестьсот сорокового и пятьдесят четвертого года, Вольтер, Петроний, какие-то книжки инков и еще всякий мусор без названия. Все в подлиннике. В магазине такое не купишь.

— Я бедный, — улыбнулся Топорков. — Такие книги мне не по карману.

— Тогда чего вы хотите? — спросил Колобок.

— Я хочу спасти вашу шкуру, — ответил Топорков.

— А кто нам угрожает? — удивился Шуруп. — У нас есть еще неделя, чтобы раздать долги. Да нам столько и не надо. Теперь мы при деньгах. Сова получит маленькую компенсацию и успокоится.

— Заплатят вам за шпагу Нарышкина или нет, я не знаю, — сказал Топорков.

— Но вот книги… У вас они или нет… я искренне надеюсь, что нужная книга еще у вас, это сильно беспокоит заинтересованных лиц.

Шуруп и Колобок переглянулись. Шуруп явно не поверил сказанному, а Колобок еще больше перепугался.

— И что, много будет этих, заинтересованных? — спросил Шуруп.

— Сколько было книг без названия? — спросил Топорков, как будто не слышал вопроса.

— Одна, — быстро ответил Колобок.

Топорков выдержал паузу, окинув собеседников продолжительным и многозначительным взглядом.

— Ну, вот что я могу для вас сделать, — сказал Топорков. — Если вы отдадите мне книгу, я не могу гарантировать вам безопасность. Но у вас появится шанс. Книга у меня, вы тихо уезжаете из города. Все шишки сыплются на меня.

— Допустим, ты не треплешься и у нас действительно могут быть проблемы, — сказал Шуруп. — С чего это вдруг ты решил засунуть свою башку в нашу петлю?

— Какая тебе разница? — с чувством превосходства в голосе спросил Топорков.

— И почему вы уверены, что наши проблемы перейдут на вас? — спросил Колобок.

— Вас я нашел через Сову, — ответил Топорков. — Сам знаешь как в таких случаях выбирают крайнего. Вы пропали, я был последним, кто к вам заходил.

Конечно, при условии, что со всеми долгами вы сами рассчитаетесь.

— Ты, мужик, наверное, решил, что дураков нашел… — улыбнулся Шуруп.

— Думаешь, мы так запросто тебе отдадим книгу, которая наверняка стоит чемодан денег? Сам говоришь: вокруг нее такая буча, всем она нужна…

Копи деньги или ищи спонсора. И приходи за книгой. Может, она еще будет тебя ждать.

— Так попробуй сам ее продать, — подняв брови, сказал Юра и встал со стула.

— Мои координаты на визитке.

Топорков блефовал. Это была очень рискованная игра, но она могла дать ожидаемый результат. Шпагу ребята наверняка уже продали, потому что брали ее под клиента. Иконы по дешевке тоже сбыть нетрудно, значит, деньги у них есть. Остались книги. Книги можно было бы просто выбросить и жить спокойно, но они сдуру начали искать на них покупателя. Теперь многие знают, что книги у них, и им просто так не отвертеться. Что за книги они украли и почему им теперь нужно жалеть об этом, «лягушата» не знали, но в грядущие неприятности поверили с готовностью. Большие проблемы у этих ребят не редкость, и, судя по глазам, по голосу, они уже поверили, что вляпались в очередную историю. Если они решат бежать, то последний якорь, который их будет тянуть на дно, это книги. И они должны решиться обрубить этот якорь. А иначе их обязательно найдут. Просто выбросить книги теперь уже нельзя. Поэтому Юра и предложил себя в качестве крайнего.

Проводив гостя, Колобок закрыл дверь на цепочку и, вернувшись в комнату, ногой смел несколько пустых бутылок, стоявших на полу возле дивана. Комната наполнилась звоном.

— Не шуми, соседей разбудишь, — сказал Шуруп и захихикал.

— Иди ты к черту! — крикнул Колобок. — Ну что, вляпались? Чистое дело, чистое дело. Возьмем шпагу, сменяем на деньги и ляжем на дно. За каким чертом ты вообще взял книги?

— Да успокойся ты, — улыбался Шуруп. — На, выпей пивка.

— Сначала старик прицепился в магазине, теперь этот мужик… уже все знают, что книги у нас. Они как будто только и ждали, чтобы мы их украли. А что за книга им нужна, никто не говорит. Сплошные намеки. Этому вот без названия подавай.

— Успокойся! — рявкнул Шуруп. — Завтра раздадим долги — и в тину. Домик в Калуге уже ждет. Отсидимся пару месяцев и в Польшу уедем. Там у меня дядя. У него свое дело, автомастерская. Я ему говорил про нас. Он сказал, на хлеб даст заработать. Пока осмотримся, оботремся. А через два-три года достанем заначку и купим свое дело.

— Вас не выпустят за границу.

Шуруп хотел отпить из бутылки, но от неожиданности вздрогнул и облился пивом, Колобок перевел взгляд и остолбенел. В дверях комнаты стоял крепкий мужик в черном комбинезоне. В руках у него были монтажные кусачки с длинными ручками.

— Ты дверь закрыл… — начал было Шуруп, но, увидев кусачки, осекся на полуслове.

— Не пугайтесь, ребятки, я по делу, — сказал Лютиков.

Колобок проглотил комок в горле.

— По какому еще делу?

Лютиков бросил кусачки на пол, снял перчатки и достал удостоверение.

— Полковник Федеральной службы безопасности Лютиков, — прочитал Колобок и простонал. — Туши свет, сливай воду.

— Еще рано тушить свет, — сказал Лютиков. — Сами подумайте: если я пришел один, а не прислал группу захвата, значит нам есть о чем поговорить, так сказать, тет-а-тет.

Жестом руки Лютиков пригласил Колобка присесть на диван. Тот кивнул головой и сел рядом с Шурупом. Лютиков сел на стул, на котором всего пятнадцать минут назад сидел Топорков.

— Так вот, молодые люди, — душевно заговорил Лютиков. — Я знаю, что это вы обокрали Исторический музей…

— Это еще доказать надо… — быстро сказал Колобок.

— Докажут, не беспокойся, — улыбнулся Лютиков. — История, в которую вы попали, очень скверная, но у вас есть шанс выпутаться.

— И что это за шанс? — спросил Шуруп.

— Книги еще у вас?

Шуруп хотел сострить, но не стал. Он понял, что книги, которые они украли из музея, действительно могут сыграть в их жизни очень важную роль. По крайней мере, одна из них, на которую все намекали. Колобок ничего и не собирался говорить. Он просто испугался. Сильно испугался. Окончательно.

— Так что за дело? — спросил Шуруп.

— Я не могу вам открыть все детали, — все так же проникновенно говорил Лютиков, — но дело касается безопасности нашей страны. И вы, как граждане, обязаны помочь. Если вы отдадите мне книги, мы сможем сорвать гигантскую шпионскую акцию против нашего государства и тем самым спасем несколько жизней наших агентов, нелегально находящихся на территории западных государств.

— Допустим, — сказал Шуруп, — мы понимаем, о чем вы говорите. Каким образом вы нам поможете?

— Вот паспорта.

Лютиков достал из нагрудного кармана два загранпаспорта и бросил их на столик.

— Фотографии вклеены, визы проставлены, фамилии чужие. Я не буду спрашивать, где иконы и шпага. По сравнению с нашей операцией ваше уголовное дело пустяк. Воровать, конечно, нехорошо, но я готов закрыть на это глаза, если вы нам поможете.

Колобок протянул руку и взял паспорта. Он открыл тот, что лежал сверху, и увидел свою физиономию.

— На первый взгляд настоящие, — сказал Колобок, полистав страницы. — А откуда у вас наши фотографии?

— Заткнись, — процедил сквозь зубы Шуруп и спросил полковника: — А где гарантия, что с этими паспортами нас не возьмут на границе?

— Даю слово. Слово офицера.

— Хм, слово… — усмехнулся Шуруп. — Маловато.

— Слову Совы вы верите больше? — спросил Лютиков.

— Намного, — ответил Колобок. — Мы его не первый год знаем.

— Нет, ребятки. Он с вами долго разговаривать не станет. А я не стану просить Сову подтвердить мои гарантии. Если мне будет необходимо в интересах дела убрать Сову, не пройдет и получаса…

— Да нет у нас книг, чего привязались, — сказал Шуруп.

Шуруп имел в виду всех, кто интересовался книгами за этот день, но полковник не понял этого.

— Я понимаю, вам нужно обдумать мое предложение, — сказал полковник. — Поэтому я ухожу. Вот мои телефоны, паспорта я оставляю вам, так сказать, в качестве аванса. Надеюсь, у вас хватит ума не обманывать меня.

Лютиков встал со стула, поднял с пола кусачки и вышел из комнаты. Шуруп и Колобок остались сидеть на диване.

Входная дверь снова чуть хлопнула и приоткрылась, на лестнице послышался звук удаляющихся шагов.

— Дверь, — выдавил из себя Шуруп. — Сейчас еще кто-нибудь придет.

Бежать было бессмысленно. Наверняка полковник оставил кого-нибудь для наблюдения. Шуруп и Колобок подскочили с дивана, перетащили из соседней комнаты тяжелый платяной шкаф и подперли им дверь. На усиление баррикады к шкафу был придвинут тяжелый комод, а сверху поставлена здоровенная кадка с фикусом. Наверное, это не остановило бы желающих войти в квартиру, но войти неожиданно уже не получилось бы, это точно.

Через полчаса Шуруп, как и прежде, смотрел телевизор, попивая пиво, и пытался сообразить, как ему выкрутиться из этой поганой истории. Колобок принял ледяной душ и, вернувшись в комнату, расхаживал по ней, вытирая голову полотенцем.

— Хватит, доигрались, — бурчал Колобок. — Завтра раздадим долги, отдадим книги газетчику и все. Уеду. К чертовой матери! К брату, во Владивосток.

Устроюсь на сейнер и на полгода в море, рыбу ловить.

— Хорошая мысль, Колобок, — согласился Шуруп. — Они нас будут в аэропорту ждать или на границе. А мы электричками до первого большого города, а там на поезд — и тю-тю.

— Бандиты, газетчики, шпионы, сумасшедшие коллекционеры… надоело все до чертиков!

— Сядь, успокойся, — чуть ли не крикнул Шуруп. — Ты мне думать мешаешь.

Колобок подошел к дивану, сел на него, отшвырнул в сторону полотенце и уставился в телевизор. В его голове рисовались невеселые картины ближайшего будущего, ожидавшего его в Москве.

— Слушай, Колобок. А ведь мы можем очень неплохо провернуть наше дело, — вдруг сказал Шуруп. — Завтра с утра забираем с собой все деньги. Долги делим. Ты разносишь одни, я — другие. Потом я позвоню полковнику и скажу, что мы ему не поверили и все книги отправили по почте этому газетчику.

— Здорово. Он нас за это и прихлопнет!

— Прихлопнет, если сразу поймает. Газетчику я отправлю не книги, а письмо.

Я сам его отнесу в газету. В нем скажем, где книги. Полковник первым делом кинется к газетчику.

— Точно! — понял замысел Колобок. — Мы для него никто, ему книги важнее.

— Пока они будут друг другу глотки грызть, мы сядем на электричку и тю-тю…

Шансы на спасение были призрачными, но других не было вовсе. И что в этой книге такого… И какая именно из двенадцати? Теперь это уже неважно.

Важно, что можно остаться в живых. За окном сверкнула молния. Погода испортилась.

Когда Топорков пришел утром на работу, секретарша отдала ему почту и передала еще один конверт, без марки и без адреса, подписанный от руки. На конверте печатными буквами было написано два слова: «Топоркову лично». Юра не сходя с места разорвал конверт, достал из него четвертушку тетрадного листа в клеточку. Сердце забилось быстрее, когда он прочел записку: «Отодвинь сервант, оторви паркет».

На улице было пасмурно. Моросил мелкий холодный дождь, небо было ровного темно-серого оттенка. Редкие порывы ветра норовили если не вырвать из руки зонт, то по крайней мере вывернуть его наизнанку. Егоров шел в университет, кутаясь в недавно купленный серый плащ. Поднятый воротник комфорта не добавлял.

У остановки автобуса стоял старичок лет девяноста. Лицо его было сухим и вытянутым, бесконечные морщины, словно порезы, исполосовали его щеки, лоб, подбородок, шею. Между тем старичок держался великолепно. Он был невысокого роста, но не горбился, в движениях его уже не было былой легкости, но передвигался он, судя по всему, еще не шаркая подошвами башмаков. Темно-синий плащ сидел на нем великолепно, как будто был сшит на заказ, а черная шляпа придавала некоторый шик.

Профессор как-то сразу догадался, что этот старичок дожидается именно его, хотя он мог ждать и автобус, который уже показался на перекрестке.

Последнее время любая новая встреча настораживала Егорова, но, увидев глаза старичка, он почувствовал, что из них не исходит лукавства или угрозы, которые последние три дня были повсюду. Это обстоятельство даже удивило профессора. В какой-то момент он с надеждой подумал, что, может быть, старичок все же ждет автобус…

— Здравствуйте, Станислав Валерьевич, — улыбнулся старичок и чуть приподнял шляпу. — А я вас дожидаюсь.

— Здравствуйте, — добродушно поздоровался профессор. — Мы знакомы?

— Да, — сказал старичок, — доктор Сведенборг знакомил нас шесть лет назад на Дрезденской выставке. Правда, на этом наше знакомство и закончилось, поэтому, я думаю, вы меня не запомнили.

— Отчего же, — улыбнулся профессор, припоминая и Дрезден, и выставку.

— Я вас помню. Он знакомил нас на ланче. Евгений…

— Борисович, — напомнил старичок.

— Да-да, Евгений Борисович. Вы коллекционер.

— Совершенно верно. Признаться, я рад тому, что вы меня помните.

— Ну как же вас можно забыть… — удивился профессор. — Как ваша идея?

Удалось воплотить в жизнь?

— Да, — довольно сказал Евгений Борисович. — Можно сказать, что удалось.

Процентов на восемьдесят.

— Я рад за вас. Обычно музеи и галереи сами обмениваются, без посредников, но вы выдвинули просто гениальную идею создать базу данных по экспонатам, которые одни хотели бы обменять, и примерный список того, что хотели бы получить другие.

— Честно говоря, альтруизма в этой затее мало. Прежде всего я преследовал свои интересы. Посредством двойного, а иной раз и тройного обмена я заполучил в свои коллекции великолепные экспонаты. Кстати, теперь могу без ложной скромности заявить, что моя коллекция монет самая полная в мире. До абсолютно полной в ней не хватает трех десятков образцов, но, если учесть, что половина из них утеряна для науки навсегда, то… мои дела обстоят не так уж плохо.

— Я рад за вас, — улыбнулся Стас.

Возникла небольшая пауза. Егорову показалось, что коллекционер не решается ему что-то сказать, и осознавать это было довольно странно. Евгений Борисович слыл человеком с железной волей, тонким вкусом и полным отсутствием ложных предрассудков. Если ему было необходимо сказать нелицеприятные вещи, то он говорил их не стесняясь. Как хирург, который очень часто делает пациенту больно, чтобы потом ему было легко.

— Если возникнет необходимость по работе… милости прошу, — улыбнулся Евгений Борисович. — Буду рад показать вам все, что лежит в моих чуланах.

Вы, наверное, торопитесь на работу?.. А у меня к вам дело, и, чтобы вас не задерживать, я все расскажу по дороге.

Дождь, кажется, закончился. Евгений Борисович сложил зонт и, опираясь на него, как на трость, шел рядом с профессором, взяв его под руку.

— Так что же у вас за дело? — спросил Егоров.

— Я думаю, вы уже догадались. Последнее время к вам наверняка многие обращались с подобным предложением. Я слышал, у вас есть книга Бруно.

Профессор и коллекционер посмотрели друг другу в глаза. Профессор понял что все-таки он ошибся. Было лукавство в глазах. Было. Просто старичок прожил длинную и содержательную жизнь, чтобы запросто выдавать свои мысли собеседнику.

— Кто же это вам сказал?

— Станислав Валерьевич, вы же прекрасно понимаете, что я не назову источник информации.

— Вас ввели в заблуждение, Евгений Борисович. Этой книги у меня нет. Хотя не скрою, я бы многое отдал, чтобы взглянуть на нее.

— Если сейчас нет, то она будет у вас в ближайшем будущем. Я слышал, вокруг нее уже совершено много преступлений. Станислав Валерьевич, я не буду говорить, что она приносит несчастье, это каждый решает сам, но все-таки задумайтесь над этим обстоятельством. Да и мне она нужна вовсе не для библиотеки. У меня есть покупатель на этот фолиант, и он готов заплатить, на мой взгляд, прямо-таки астрономическую сумму. Немыслимо астрономическую.

Вы знаете, сколько стоили последние раскопки в долине фараонов?

— Да. Колоссальная сумма.

— За те деньги, что мне предложили за книгу, эту долину можно перекопать вдоль и поперек. Причем дважды. И я готов предложить вам пятнадцать процентов.

— Книга для простой домашней библиотеки не может стоить таких денег, — заметил профессор.

— Вещь стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить. Как говорится, спрос рождает предложение.

— Возможно, вы и правы, но для меня как историка она кажется бесценной.

— Вам эта книга не нужна, — настаивал Евгений Борисович. — Голубчик, продайте ее мне и забудьте все неприятности, которые ей сопутствовали. Что вы, в сущности, за нее так держитесь? Все записи сделаны, скорее всего, на староитальянском языке, повезет, если на латыни. К тому же они наверняка зашифрованы. Я знаю, у вас большие успехи в староитальянском, но вот шифр…

Книгу будет не так просто прочесть. Опять же претенденты, наверное, донимают.

Не ровен час компетентные органы заявятся и отнимут, книга-то краденая.

Если рассудить трезво, то при тех или иных обстоятельствах вы все равно ее потеряете. Бессмысленно надеяться на иное. А так получите кругленькую сумму на очень симпатичный счет, который я уже открыл на ваше имя в Австрийском банке, и живите где-нибудь в райском уголке в свое удовольствие. Ни о чем не беспокойтесь и занимайтесь историей. Ведь, ей-богу, заслужили, Станислав Валерьевич.

— Все-таки странно, что вы пришли ко мне с подобным предложением. Ведь вы же знаете, что я не занимаюсь продажами антиквариата.

— Ничего странного. К вам все равно придут. Не я, так другие. И в конце концов вы решитесь продать книгу. Но разве можно доверять незнакомым людям в таком щепетильном деле? А меня вы хорошо знаете. Может, лично мы знакомы не много, но зато как коллекционера… Моя репутация должна быть вам очень хорошо известна. Может, вас пугает сумма, которую я готов заплатить? Это пустое. Унижать хорошего ученого ничтожной суммой за вещь, которая в его глазах бесценна, — это глупо. Больше вам никто не предложит. Это все пустые разговоры, что кто-то заплатит больше, уж поверьте мне.

— Жаль, что у меня нет книги.

— Я понимаю, наверное, вам нужно посоветоваться с компаньонами, — не отступал коллекционер. — В таком деле без помощников никак нельзя. Я вас не тороплю.

Посоветуйтесь. Надо как следует взвесить все «за» и «против». Сегодня вечером я позвоню вам.

— Евгений Борисович, вы зря теряете время. У меня нет книги, и в ближайшем времени я не надеюсь ее получить.

— Не спешите говорить «нет», Станислав Валерьевич, — медленно сказал коллекционер.

— Бывают такие предложения, которые сколько раз не обдумывай, а сказать все равно лучше «да».

— Вы мне угрожаете? — улыбнулся профессор и поднял брови.

— Да, Станислав Валерьевич, — обреченно вздохнув, подтвердил коллекционер, — угрожаю. А как же без этого. Если дела обстоят очень серьезно, то я не имею права скрывать это от вас. Может, вы просто не до конца понимаете всей важности вопроса? Так спешу вас уверить, что вопрос очень важен.

Речь идет буквально о жизни и смерти.

— Нет-нет, я все прекрасно понимаю, — так же обреченно вздохнул профессор.

— И знаете, я только что взвесил все, что получу и что потеряю.

— И что же вы мне ответите?

— А идите-ка вы в… — профессор поднял вверх руку на манер Ленина, — к проктологу. Он дорогу знает. Извините, любезный, у меня лекция.

— Жаль, — сказал коллекционер.

Евгений Борисович поднял шляпу, чуть поклонился и, развернувшись, пошел к машине, которая все это время ехала чуть позади.

Поднимаясь на второй этаж, профессор не мог не думать о только что состоявшемся разговоре, и он ему очень не нравился. Коллекционер был слишком уверен, значит, точно знал, что книга может появиться именно сегодня. Это очень плохо. Если раньше были всего лишь прозрачные намеки на будущее, то теперь…

Не так важно, что коллекционер приходил с угрозами. Может, и существовал сумасшедший миллионер, готовый заплатить железнодорожный вагон денег за книгу, которая не существует. Важно, что заинтересованных сторон стало больше. Важно, что угроза была открытой. Значит, близится кульминация.

Вернувшись после лекций в свой кабинет, профессор начал готовиться к классному часу по монголо-татарскому нашествию в соседней школе. В распоряжении университета была сравнительно небольшая коллекция холодного оружия и женских украшений, но для учеников восьмого класса этого будет вполне достаточно, считал профессор. Ведь главное было не поразить воображение школьников роскошью, а заронить зерно интереса к истории. Честно говоря, профессор все мог собрать и завтра, перед классным часом. Он занялся этим сегодня, чтобы выбить, отодвинуть на задний план те мысли, что роились у него в голове, от которых он уже не первый день не мог отделаться. Он думал об этом каждую минуту.

В дверь постучали, и она тут же распахнулась. В кабинет вошла возбужденная Зинаида Алексеевна, библиотекарь. Профессор на секунду растерялся, но тут же вспомнил причину, по которой к нему пришла эта статная шестидесятидвухлетняя дама, и ему стало стыдно.

— Станислав Валерьевич, вы так и не позвонили в Министерство образования, — сказала Зинаида Алексеевна.

— Нет-нет, Зинаида Алексеевна, звонил, — соврал профессор. — Только что звонил.

— Станислав Валерьевич, вы не умеете лгать.

— Разве? — удивился профессор. — А мне все время казалось, что я это так убедительно делаю…

— Станислав Валерьевич, если мы за две недели не добьемся своего, нам в следующем году обязательно урежут фонды на закупку литературы. В Бауманском уже урезали и в инженерно-физическом.

— Голубушка, в министерство не звонить, туда ехать нужно. Сегодня я никак не могу, завтра наверняка тоже. Но с понедельника, даю слово, займусь этим вплотную. Все дела отодвину и займусь.

— А успеете за неделю?

— Приложу все усилия.

— Я на вас надеюсь, Станислав Валерьевич. Мы все на вас надеемся.

— Постараюсь, так сказать, оправдать.

Зинаида Алексеевна ушла, а Егоров подумал: что за идиотская затея экономить на книгах для студентов? Твердо решив в понедельник поехать в министерство и зубами вырвать деньги для библиотеки, Егоров переставил стремянку к стеллажу и встал на четвертую ступеньку. В дверь снова постучали.

— Можно? — спросил Лютиков.

Профессор обернулся. Приход полковника его нисколько не удивил.

— Заходите, — сказал Егоров и вернулся к своим экспонатам.

— Неважно выглядите, Станислав Валерьевич.

— День выдался тяжелым.

— И ночь тоже, — многозначительно сказал Лютиков.

Профессор повернулся и снова посмотрел на полковника. И взгляд, и поведение, и интонации — все было иным. Не таким, как во время их первой встречи.

Тогда полковник был почти просителем. Сейчас же он пришел что-то дать.

— Вы о чем-то конкретном или просто так, импровизация?

— Станислав Валерьевич, не время для шуток. Я бы сказал, что шутки кончились.

— Это угроза? Вы мне угрожаете?

Егоров спустился со стремянки, отошел от стеллажа, прошел к своему столу и положил на него картонную коробку с железными женскими украшениями, которые носили татарки в одиннадцатом веке. Лютиков сделал несколько шагов, подошел к столу.

— Это угроза, профессор, но угрожаю не я и не вам. Угрожают нам. Всей земной цивилизации. Не торопитесь отвечать. Не ставьте себя в глупое положение.

Вы, как ребенок, играете в прятки, а между тем ситуация предельно опасная.

Все, что я вам рассказал о своем отделе и о возможных угрозах из космоса, не вымысел.

— Вторжение? Вы знаете точную дату и координаты?

— Я больше не буду говорить намеками. Они уже здесь. И предложение работать у меня в отделе не случайно. Вы несколько лет искали книгу Джордано Бруно и наверняка нашли ее. В ней описана технология перемещения в пространстве и во времени. Пришельцы любой ценой постараются заполучить книгу, чтобы лишить нас возможности противостоять вторжению.

— Вы сказали «они». Их много?

Профессор старался держать серьезную интонацию голоса, чтобы полковник не подумал, что ему не верят. Стас вдруг почувствовал, что его и Лютикова связывает какая-то невидимая тонкая ниточка, и оборвись она, что-то случится.

— По крайней мере, больше одного, — сказал полковник. — Вчера вы в очередной раз вступили в контакт с представителями инопланетной цивилизации…

— Вы сказали в очередной? — переспросил профессор.

— Гиппарх и Луиджи не земляне. Они пришельцы.

— Созвездие Центавра? Или они с Марса?

— Знаете, — как будто устало сказал полковник, — в другой ситуации я, наверное, получал бы удовольствие, с умилением наблюдая, как вы кривляетесь, надеясь меня провести. Очевидно, вы даже задумывались, что в вас умер великий актер.

Профессор хотел что-то сказать, но полковник не дал ему это сделать.

— Не перебивайте меня. Вы лучше меня знаете, что положение более чем серьезно.

Но вам кажется, что вы все знаете. Это не так. Гиппарх и Луиджи не противники.

Они игроки одной команды. Психологический трюк «плохой и хороший дядя».

Вы скажете чушь? А вам не показалось странным, что и тот, и другой стремятся любой ценой заполучить книгу?

— Показалось, — ответил профессор. — Мне даже показалось, что я не настолько глуп, как вам хотелось бы.

— Я никогда не считал вас глупым человеком, Станислав Валерьевич. Глупому человеку из двадцатого века не удалось бы протянуть и двух дней в веке шестнадцатом. Вы просто заигрались, вжились в роль. Почему я называю это ролью? Потому что ваше теперешнее положение, или состояние, как вам больше нравится, не является для вас естественным. Любой человек хочет возвыситься в своих глазах, в мечтах совершает подвиг. А тут такой подарок судьбы… планета в опасности. Вы увлеклись. Знаете, как говорят в народе? «Уходя в себя, не забудь дорогу обратно». Но это не страшно. Главное, не запустить болезнь.

— Ну довольно, голубчик, — вежливо сказал профессор. — Ваше амплуа мессии, спасителя цивилизации, меня тоже несколько утомило. У вас хороший послужной список, вы почти легенда в разведке, но тем не менее тоже не застрахованы от психических отклонений. Скорее наоборот, даже склонны к ним. Столько стрессов. Но меня сейчас беспокоит не это. Скажите мне, из чего следует, что вы не один из них?

— Из кого из них? — искренне не понял полковник.

— Из пришельцев.

— Вы требуете доказательств? — спросил полковник. — Ну что же, разумно.

Давайте попробуем. Что, на ваш взгляд, было бы доказательством? Что именно вы хотели бы увидеть или услышать?

— Нет, это вы хотели доказать, что вы не пришелец. Меня-то как раз вполне устраивает, что вы один из них.

— Из чего вы сделали такой вывод? Ну, говорите же. Я постараюсь опровергнуть.

— Вам нужна книга. Зачем она вам?

— А вы не понимаете?

— Понимаю. Но вы собирались опровергнуть эту догадку.

— Хорошо, — сказал полковник. — Я расскажу, все, что знаю.

Профессор сел на стул, положив ногу на ногу, и жестом руки предложил сесть гостю.

— В историю с черепом писателя Никольского, — начал рассказывал Лютиков, присаживаясь на предложенный стул, — вы ввязались совершенно случайно.

По мере развития событий вы познакомились с Луиджи. Он вам несколько раз помог выбраться из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Когда вы вернулись из Италии, ваш интерес к Джордано Бруно не пропал, а даже, наоборот, усилился.

Как хороший археолог и исследователь, вы серьезно подошли к этому вопросу, начали поиски. Ваши усилия не пропали даром, однажды вам повезло. Вы сумели собрать необходимые материалы, получили исходные данные, построили машину времени. Вы настолько увлеклись открывшейся возможностью путешествия во времени, что, не задумываясь о том, как вернуться обратно, отправились в прошлое. Еще одна случайность или нет, но там вы встретились с Луиджи и он снова помог вам. Помог вернуться обратно. Это вы так думаете. Я же думаю, что у Луиджи по каким-то причинам не получилось самому добраться до книги Бруно, и он вас просто выследил в прошлом и помог. Так сказать, в очередной раз продемонстрировал свою дружбу, для того чтобы использовать вас в будущем. Ему нужна книга. Каким-то образом вы можете ее заполучить быстрее, чем Луиджи. И вот он обращается к вам. Для пущей достоверности, что все делается во благо, а не во зло, мало ли какие у вас могут возникнуть сомнения, ведь вы человек совсем не глупый, в пьесу вводится Гиппарх.

Его представляют тираном, агрессором, завоевателем. Естественно, что любой нормальный человек будет рад помочь добру, воюющему со злом. Вот вы и ввязались, как слепой котенок. Но не по глупости, а по незнанию. Вы не владеете той информацией, которой владею я. Я готов вам ее предоставить.

Послушайте мои доводы, мои аргументы, и вы поймете, что я прав.

Полковник замолчал, давая профессору осознать ту сермяжную правду, которая по какой-то причине от него ускользнула.

— Неубедительно, — сказал профессор, качая головой.

— Господи, да почему вы не хотите мне верить? Именно не хотите!

— Красиво, но неубедительно, — повторил профессор. — Гиппарх, например, привел аргументы, что Луиджи вообще все устроил сам. Все мои приключения за двенадцать лет.

— Каким образом? — как будто удивился полковник.

— А почему я должен вам говорить? — спросил профессор. — Может, Гиппарх — один нормальный человек среди вас, упырей.

— Он не человек, — твердо сказал полковник. — И вы это уже поняли.

— А мне плевать, лишь бы мордашка была симпатичной. У Луиджи был один подход и своя легенда, у Гиппарха — другой и легенда иная, у вас — третий, у еще одного вашего конкурента — четвертый. Должен отдать должное, вы не повторяетесь. Вы все оригинальны. Вас только одно объединяет. Вам всем нужна книга. У вас ее нет и по какой-то причине, я пока что не могу понять, по какой, вы не можете ее заполучить сами. По крайней мере, считаете, что кто-то овладеет ею раньше вас.

— Значит, я так и не смог вас убедить? — спросил Лютиков.

— Не смогли, — пожав плечами, сказал профессор. — И не только вы. Те, кого вы назвали пришельцами, и те, о ком вы, возможно, еще не знаете, тоже очень энергично пытались убедить меня в своей правоте, но не смогли.

Я искренне хотел бы поверить одному из вас. Даже больше скажу, я хотел бы поверить каждому, но… увы. А ситуация меж тем не та, чтобы бросать жребий.

Полковник Лютиков понял, что разговор, на который он возлагал большую надежду, решающий разговор, не дал ожидаемого результата. Дальше убеждать профессора было бессмысленно. Можно было лишь вызвать нежелательную реакцию.

А этого полковник никак не хотел. Он не собирался сдаваться и надеялся еще раз поговорить с Егоровым. Но только позже. При других обстоятельствах.

Может, тогда…

— В любом случае, — вставая со стула, сказал полковник, — не отдавайте им книгу. Взвесьте все и примите разумное решение.

— Снова ошибка, — улыбнулся Стас. — И Гиппарх, и Луиджи советовали мне книгу вообще никому не отдавать, пока я не буду точно уверен, кто на стороне свободы.

— И все-таки я прав. До свидания, — сказал Лютиков и вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, профессор еще несколько секунд сидел в раздумье, после чего резко поднялся и быстро вышел из комнаты. За дверью он нос к носу столкнулся с Вовкой. Заглянув ему через плечо, профессор успел лишь увидеть, как полковник свернул за угол. Вовка понял, что Стас хотел кого-то догнать, но не успел.

— Кто это? — спросил Вовка, кивнув головой в сторону свернувшего за угол человека.

— Лютиков, — как показалось Вовке, грустно ответил профессор.

— Был серьезный разговор?

— Очень серьезный.

— Он просил отдать книгу?

— Они все просят отдать книгу. Им всем нужна книга.

— Их поступки мотивированны, — сказал Вовка, пытаясь объяснить Стасу, что ничего странного в этих желаниях нет.

— Ты знаешь, мне его жаль, — сказал профессор и вернулся в свою комнату.

Вовка зашел следом.

— Почему?

— Он рассчитывал на меня, думал, что я ему поверю. Наверное, он хороший человек. Возможно, он единственный, кому можно было бы отдать книгу, будь она у меня. Но я ему не поверил. Не то чтобы совсем… Просто у меня есть серьезные сомнения.

— Сомневаешься, как поступить, поступай по закону, — чуть улыбнувшись, сказал Вовка.

— Эх, Вовка, — вздохнул Стас. — Да где же взять этот закон, по которому мы сейчас должны были бы поступить? Жизнь — это не свод расписанных правил.

Не железнодорожная колея, с которой свернуть можно только на стрелке, и то при условии, что стрелочник ее перевел. Жизнь — это дорога с тысячей перекрестков. А для кого-то жизнь вообще лес. Там нет даже тропинок. Куда ни пойдешь, везде деревья. И не знаешь, в каком овраге тебя ждет медведь.

— Да. Тяжело, — картинно наморщился Вовка. — Но у нас появился шанс. Юра получил книгу.

Стас резко обернулся и посмотрел на Вовку. Он не поверил своим ушам. Он хотел сказать: «Повтори», но не сказал.

— У нас мало времени, профессор. Нужно идти.

Дом был похож на гигантскую башню, если смотреть на него со стороны, и на гигантский колодец, если, стоя во дворе, поднять глаза к небу. В этот колодец можно было попасть лишь через две арки, зиявшие в противоположных стенах. Было тихо и пустынно. Дождь закончился, свинцовое небо все еще давило на землю, порывы холодного ветра хозяйничали от имени осени. Обломки мебели, битый кирпич, мусор валялись на асфальте. Ветер не спеша прогнал через весь двор кусок старой киноафиши.

— Он где-то здесь, — сказал Вовка, осматривая окна и надеясь увидеть в них какой-нибудь знак Топоркова.

Стоя посреди двора, профессор осмотрелся. У одного из подъездов, того, что был слева, не было двери. Дверь правого была приоткрыта и чуть покачивалась от порывов ветра. На Стаса нахлынуло странное ощущение пустоты. «Наверное, в космосе похожие ощущения, — подумал Егоров, медленно поворачиваясь и всматриваясь в окна. — Он наполнен миллиардами звезд, но вокруг тебя вакуум».

Во двор ленивой походкой вошел толстый серый кот. Замерев, он оценил взглядом незнакомых людей и через несколько секунд пошел дальше по своим делам.

Десять минут шестого. Топорков должен был их ждать во дворе. У профессора появилось дурное предчувствие.

— Пришли?

Вовка и Стас обернулись. От подъезда, в котором не было входной двери, вышел Юра. Он изрядно вымазался в цементе, саже и битом красном кирпиче.

Лицо его было усталым и довольным. Такое бывает, когда человек заканчивает тяжелую, нудную работу, которую сотню раз хотел бросить, но все же не бросил и теперь понимает, что больше ничего делать не нужно. Юра подошел к друзьям и посмотрел сначала на Вовку, потом в глаза Стаса.

— Ну что, очкарик, — улыбнулся Юра. — Гору мы своротили. Теперь давай разбираться, зачем нам это было нужно.

— Чтобы спасти вселенную.

Все обернулись. От арки, левее подъезда, из которого вышел Топорков, медленно шел Луиджи. На нем был незастегнутый черный плащ, Вовке, Юре и Стасу показалось, что под плащом Луиджи что-то прячет. Руки Луиджи держал в карманах плаща.

— Луиджи? — удивился Стас.

Точнее сказать, Егоров не столько удивился его появлению, сколько в очередной раз просто растерялся. Он предполагал, что, как только книга будет у него в руках, и Луиджи, и Гиппарх, и Лютиков обязательно придут к нему. Но сейчас книги у него еще не было. Больше того, он пока что даже не знал, где она.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Стас.

Егоров понимал, что задал самый глупый вопрос из всех возможных, но ничего другого он спросить не мог. А что-то спросить было нужно.

— Я говорил тебе, Стас, что не могу сам взять книгу в руки, но могу помешать завладеть ею пришельцу, — сказал Луиджи и, сделав еще один шаг, остановился.

Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, Егоров обернулся и увидел Гиппарха, медленно шедшего к ним от противоположной арки. Он был точно в таком же черном плаще, что и Луиджи, который тоже был расстегнут. Он так же, как и Луиджи, держал руки в карманах, и было точно такое же ощущение, что под плащом Гиппарх что-то прячет.

Сделав еще несколько шагов, Гиппарх остановился.

— Гиппарх… — как будто удивился профессор.

— Я знал, профессор, что он постарается завладеть книгой. Я следил за ним, и, пока я жив, книгу он не получит.

— Будь осторожен, Стас, — сказал Луиджи. — Не забывай о его способностях читать чужие мысли и телепортироваться. Ты и ахнуть не успеешь, как он окажется за твоей спиной.

— У тебя те же способности, что и у меня, — сказал Гиппарх. — И если профессору нужно бояться моих способностей, то твои ему угрожают ничуть не меньше.

— Для начала, господа, — сказал Егоров, пятясь к Вовке и Юре, — оставайтесь стоять там, где стоите, и давайте-ка вы оба вынете руки из карманов. Я всего лишь обычный землянин, верю в мистику и коварство. Если вы хотите со мной о чем-то говорить… На земле не принято держать руки в карманах при беседе.

Вовка хотел выйти из-за спины Стаса, но тот остановил его, вытянув в сторону правую руку, и оглянулся. Еще несколько шагов — и они вплотную подойдут к подъезду.

Гиппарх медленно вынул руки из карманов и, опустив их, взял одной ладонью другую. Луиджи сделал то же самое. Между тем ощущение, что под плащами что-то спрятано, не исчезло. Гиппарх посмотрел на окровавленный бинт на руке Луиджи и, похоже, несколько удивился.

— Что у тебя с рукой? — спросил Гиппарх у Луиджи.

— Порезался.

— Глубокая рана?

— Да.

— Ты проверил кровь? — шепотом спросил Егоров.

— Когда? — так же шепотом удивился Топорков.

— Юрка, ты должен был сделать анализ крови!

— Извини, профессор, мне было не до анализов!

— Вот видишь, они тебе не верят, — сказал Гиппарх, чуть качнув головой в сторону землян. — Ты можешь их разубедить?

— В чем, Гиппарх? — спросил профессор.

— Видите ли, Станислав, аникулы, как и лириды, способны не только чувствовать поблизости от себя живые организмы и телепортироваться усилием воли на небольшие расстояния. Усилием воли мы можем ускорить процесс регенерации живых тканей нашего организма. Иными словами, мы способны заживлять свои раны.

— Вы хотите сказать, что если он такой же, как и вы, то у него не должно остаться даже и следа от пореза? — спросил профессор.

— Никакого, — ответил Гиппарх. — Даже шрама.

Все посмотрели на Луиджи.

— Может, у пришельцев с Сириуса организм и способен на подобные фокусы, но у нас, землян, к сожалению, нет, — сказал Луиджи.

Бианчини размотал окровавленный бинт, осторожно оторвал прилипший, пропитанный кровью платок и показал вчерашнюю рану. Насколько можно было судить на таком расстоянии, рана была ужасной.

— Если вы позволите, я вам кое-что продемонстрирую, — сказал Гиппарх.

Он медленно нагнулся и поднял с асфальта осколок оконного стекла. Гиппарх прижал осколок к левой ладони и резким движением полоснул ее. Через пару секунд кровь часто закапала на асфальт. Гиппарх стоял с вытянутой вперед рукой и не сводил глаз с Луиджи. Профессор не отрываясь смотрел на этот страшный опыт, а Топорков и Вовка, не сговариваясь, следили за Луиджи.

Луиджи внешне выглядел таким же спокойным, как и несколько секунд назад.

Через минуту кровь закапала реже, еще через минуту Гиппарх достал платок и, протерев ладонь от крови, показал ее землянам.

— Мда, — задумчиво сказал профессор. — Действительно фокус.

— Судя по всему, рана на самом деле затянулась, — сказал Топорков.

Гиппарх еще раз тщательно протер ладонь платком и выбросил его.

— Дело в том, профессор, что заживление происходит независимо от нашего желания. Усилием воли я могу только ускорить этот процесс. Если же я буду просто ждать, то через десять-пятнадцать минут рана все равно затянется.

— Вы хотите сказать, что у Луиджи при любых обстоятельствах не должно остаться даже следа от пореза? — спросил Топорков.

— Именно так.

— Как видите, он есть, — сказал Луиджи и вытянул вперед руку.

— Далековато, — отметил Вовка. — Не разглядеть. Если есть хороший гример, то можно и дырку в черепе так нарисовать, что с двух метров не заметишь подвоха.

— Один из вас может подойти ко мне и посмотреть, — спокойно сказал Луиджи.

— Не делайте этого!

— Почему, Гиппарх? — спросил Луиджи. — Ты боишься, что они увидят правду?

— Я боюсь, что ты возьмешь заложника, тогда мне будет трудно тебе противостоять.

Возникла пауза.

Другого способа, кроме как подойти и проверить, остался ли след от пореза, не было. И подходить было тоже глупо. Если Луиджи пришелец, то он, несомненно, возьмет заложника, и тогда…

— А может, вы заодно? — спросил Лютиков.

Все обернулись, профессор поднял голову. Из подъезда напротив вышел полковник Лютиков. Он был одет в новенькую камуфлированную форму со всеми знаками отличия, с орденскими планками, аксельбантами, в черных, начищенных до блеска полусапожках на шнурках, на голове его был темно-оранжевый берет.

Сделав еще пару шагов, полковник остановился, чуть расставив ноги и заложив руки за спину. Неожиданно треугольник превратился в ромб.

— Данной мне властью страны, на территории которой вы находитесь, объявляю вас арестованными.

— Кто это? — тихо спросил Топорков.

— Полковник Лютиков, — так же тихо ответил профессор.

— Тогда дело швах. Насколько я понимаю, он готов умереть.

— Полковник, — как будто недовольно сказал Егоров, — вы наверняка давно здесь, вы все слышали и видели. Но вот появились совсем не вовремя.

— Всем оставаться на своих местах! — жестко сказал полковник. — Любое движение я расцениваю как враждебное!

— Враждебное чему? — спросил Топорков.

— Не двигайтесь! — крикнул Лютиков и вывел из-за спины правую руку. — У меня в руках молекулярная граната. Вам, господа с Сириуса, нужно объяснить, что это такое? Или у вас есть сведения о наших военных технологиях?

— Не нужно, — сказал Луиджи. — При взрыве молекулярной гранаты все живое в радиусе тридцати метров в зоне прямой видимости на молекулярном уровне будет разложено на элементарные частицы и преобразовано в тепловую энергию.

Это знают не только на Сириусе.

— У вас в руках, полковник, — заметил Гиппарх, — генератор, который при небольших конструкционных изменениях в скором времени будет способен преобразовывать практически любую неживую материю в тепловую энергию. Одно из величайших открытий нашей цивилизации вы превратили в орудие уничтожения себе подобных.

— Нашей? Довольно ваших сказок. Я не профессор, мне вы мозги не зальете.

Вы не подобны нам.

— Отчего же, — сказал Луиджи. — Разве вы не видите? У нас две руки, две ноги. Внутренние органы идентичны вашим. Так же, как и у вас, в моих венах течет кровь. У нас вообще общий предок. Я не слукавлю, если скажу, что мы братья.

— Неправда, — сказал полковник. — Мы не братья. Братья не стремятся поработить друг друга. Братья не уничтожают друг друга.

— Каин убил Авеля, — как бы между прочим сказал Луиджи.

Полковник на секунду как будто растерялся, но тут же отмел доводы.

— Это было очень давно. Сейчас все изменилось.

— Тогда скажите мне, господин полковник, — не выдержал Гиппарх. — Чем занималось ваше человечество на протяжении всей своей истории, кроме как самоуничтожением?!

— Человечество больше не ведет войн? — спросил Луиджи.

— А что вы сейчас собираетесь сделать? — уточнил Гиппарх. — Кажется, собираетесь нас убить?

— Если придется, я готов умереть вместе с вами, — ответил полковник. — Но этого не случится, если вы подчинитесь закону.

— Умереть вместе с вами для нас большая честь, — сказал Луиджи. — О полковнике Лютикове ходят легенды. Вы отважный солдат.

— А в чем моя вина? — спросил Гиппарх. — В том, что я с другой планеты?

Вы что же, собираетесь уничтожить население всех галактик?

— Это демагогия, — ответил полковник. — Мы не в другой галактике, а на Земле и говорим о том, что вы без разрешения вторглись на чужую территорию и не подчиняетесь законным властям.

— Чушь! — воскликнул Луиджи. — Я итальянец. И я получил визу в вашем посольстве.

— Вы вломились в чужой дом и собираетесь навести свои порядки, — настаивал полковник.

— Перед тем как отправить автоматический разведчик на Луну, ваша страна задумывалась над тем, что там могут быть живые организмы, которые погибнут под колесами лунохода? — спросил Гиппарх. — Вы спрашивали разрешение на посещение чужого дома? То, что вы считаете, что на Луне нет жизни, — не оправдание. А разведка Марса? Если ваш спутник-разведчик упадет на хижину марсианина и убьет кого-нибудь?

— Это демагогия, — повторил полковник.

— Допустим, я согласен с вами, — сказал Луиджи. — У меня фальшивая виза.

Я вломился в чужой дом. Судите меня. У вас ведь есть законы.

— Именно это мы и сделаем, — сказал полковник. — Вы арестованы.

— Арестованы? — удивился Гиппарх. — Допустим, вы уполномочены вступать в переговоры с инопланетной цивилизацией. У вас есть закон, по которому представителя внеземной цивилизации можно лишить свободы? На каком основании вы собираетесь это сделать?

— Это демагогия, — сказал полковник.

— Конечно, демагогия, — улыбнулся Луиджи. — А вы просто душевнобольной человек. С чего вы взяли, что я или он инопланетянин?

— Вы тут бредили, — поддержал Гиппарх, — я вам подыграл. Нам было весело.

А теперь мне все это наскучило и я ухожу домой.

— Если вы сделаете хоть одно движение, — сказал полковник, — я взорву гранату.

— Опомнитесь, голубчик, — сказал Луиджи. — Мы такие же люди, как и все здесь присутствующие. Я итальянец, вот мой паспорт.

— Не двигаться!

— Тихо-тихо-тихо… — почти прошептал Гиппарх. — Вы больны, вам нужна медицинская помощь. Я француз, искусствовед. Луиджи Бианчини — итальянец, коллекционер. Станислав Валерьевич вам может это подтвердить. Я надеюсь, вы его не подозреваете в инопланетном происхождении?

Луиджи и Гиппарх посмотрели на Егорова, взглядом говоря ему, что лучше подыграть, а иначе у всех присутствующих есть серьезная перспектива быть разложенными на атомы. Полковник бросил короткий взгляд на профессора и его спутников.

— Не уверен.

— Денис Андреевич, — как можно нейтральнее сказал Егоров, — вы действительно несколько возбуждены.

— Вы на их стороне? — спросил полковник, подняв брови. — Так вот почему вы не хотели отдать мне книгу?! Вы продали свою планету?

— Вы возбуждены, а в руках у вас, как я понимаю, страшное оружие, — настаивал профессор.

— Вы на их стороне, — с сожалением сказал полковник. — Как же я это сразу не понял…

— Черт возьми, мы на вашей стороне! — не выдержал Топорков и сделал шаг.

— Меня, надеюсь, вы не обвиняете в сговоре с инопланетянами? Я Юрий Топорков, заместитель редактора…

— Не двигаться! — рявкнул Лютиков.

— Опомнитесь, Денис Андреевич, — сказал Вовка. — Вы неадекватно реагируете на происходящее. Я Владимир Корнеев, лейтенант Федеральной службы безопасности.

Для меня вы всегда были героем, человеком-легендой. Мне много про вас рассказывали полковник Ермолов и майор Линев. А сейчас… Я не могу поверить в то, что вы сошли с ума. Вы просто устали и запутались. Вам нужен маленький тайм-аут. Попробуйте сделать шаг назад и спокойно проанализировать ситуацию.

— Гиппарх, Луиджи, не делайте необдуманных поступков! — сказал профессор.

— Я не знаю, кто из вас прав, но все мы можем умереть. Я знаю, о чем вы думаете и на что надеетесь. Не забудьте, книга у меня. Она надежно спрятана.

Где — знаю только я. Если я погибну, вы никогда ее не получите.

— Теперь вы видите, профессор, я был прав, — нервно улыбаясь, сказал полковник.

— Они заодно. Все это спектакль.

— Спектакль — все ваши идеи о том, что любая живая материя имеет право на жизнь и самоопределение, — сказал Гиппарх. — Что вы проповедуете? Что пришельцы придут и будут навязывать свою волю? А что вы делаете сами?

Вы собираетесь убить нас только потому, что вам показалось, что мы готовим вторжение.

— Так я прав? — злорадно улыбнулся полковник. — Вы пришельцы? Вы больше не отрицаете этого?

— Да, я пришелец, — сказал Гиппарх. — Не вижу ничего дурного в том, что я живу у звезды Сириус. Я знаю, как построить космический корабль, летающий быстрее скорости света; как перемещаться во времени и в пространстве; знаю, каким способом можно заставить живую клетку регенерироваться бесконечное количество раз; могу рассказать о планетах, населенных разумными существами, и о галактиках, которые, как нам раньше казалось, находятся за пределами вселенной. А между тем я не ученый. Я всего лишь…

Зелловес появился за спиной у Лютикова так неожиданно, как будто из кинопленки выбросили сотню кадров, после этого склеили части и заправили пленку в кинопроектор. Он схватил полковника за руку, в которой тот сжимал молекулярную гранату — матовый шар размером вдвое больше куриного яйца, — и попытался вырвать ее. Зелловес был ослаблен телепортацией и поэтому не смог справиться с Лютиковым, который был в прекрасной физической форме. Полковник нажал переключатель и поставил гранату на боевой взвод. Отпусти он палец, и через восемь секунд произойдет взрыв. Зелловес заметил это и что было сил обхватил пальцы полковника двумя руками, пытаясь не дать разжать их.

Гиппарх бросился к нему на помощь. Стас и Юра замешкались на секунду, но, опомнившись, тоже сделали было шаг в сторону свалки. Вовка схватил их за воротники и что было силы рванул назад. За время переговоров, пусть очень медленно, они все же успели почти в плотную отойти к подъезду.

— На пол! — крикнул Вовка, поняв, что остановить Лютикова не удастся.

Падая, Стас больно ударился затылком о ступени лестницы, Юра повалился набок, прикусив язык. Ослепительная ярко-белая вспышка выжгла весь кислород, что был в колодце двора. Волна горячего воздуха ударила в разные стороны, расходясь от эпицентра взрыва, выбив все стекла, что еще оставались в окнах заброшенного дома, и поднимая пыль. Уши заложило, как бывает, когда самолет набирает скорость. Через секунду волна холодного воздуха со всех сторон вернулась к эпицентру и давление снова ударило по ушам. Звон летящих осколков, шум стелющегося по асфальту мусора постепенно затихли, и во дворе повисла тишина.

Главную роль в спасении Стаса, Юры и Вовки от ударной и тепловой волн сыграл кирпичный короб мусоропровода. Упав на пол, они оказались в узкой тени, которую тот отбрасывал. Но даже этого небольшого пространства хватило чтобы избежать контакта с излучением, преобразующим живую, биологическую ткань в тепловую энергию.

Первым поднялся Вовка. Пока Юра и Стас сидели на полу, откашливаясь от пыли, Корнеев с пистолетом в руках осторожно вышел из подъезда. Во дворе не было ни одной живой души. Медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, Вовка подошел к месту последней схватки полковника Лютикова за родную планету. На асфальте остались два черных пятна, наползавших друг на друга, напоминавших покореженную восьмерку, и еще одно, правее, в двух метрах.

Гиппарх так и не успел добежать…

— Вот ведь загадка какая, — сказал Топорков. Вовка оглянулся. К нему подошли Стас и Юра. — И не поймешь, как теперь к Лютикову относиться.

— Да, — согласился Егоров. — Теперь не узнаешь, герой он был или сумасшедший.

— По крайней мере в ближайшем будущем, — сказал Топорков.

— Жил как легенда, а умер… — Корнеев замолчал на полуслове.

— Поверь мне, Вовка, и смерть его станет легендой, — вздохнул Егоров.

Поднявшись по полуразрушенной лестнице на шестой этаж, Топорков нырнул в первую квартиру. Вовка и профессор старались не отставать от него. Юра прошел до конца длинного коридора и свернул налево. Из-под обвалившейся штукатурки, поваленной кирпичной перегородки, вырванных зачем-то оконных рам Юра быстро откопал большую картонную коробку, в которой когда-то в эту квартиру принесли настенные часы.

— Держи, профессор, — поднявшись с колен сказал Топорков и передал коробку Стасу. — Ты столько лет шел к этой книге…

Стас принял коробку едва заметно дрожащими руками. Он посмотрел на Юру, а тот смог лишь улыбнуться и пожать плечами. Стас снял с коробки крышку и передал ее Вовке. Тот принял крышку и проглотил комок, подкативший к горлу. Он волновался не меньше профессора. Дрожащей рукой Стас откинул газету, лежавшую поверх книги.

— Как ты ее только нашел в этом мусоре…

— Нет, Стас. Это ты ее нашел, — сказал Юра. — Я ее всего лишь перепрятал.

Егоров сидел в своей квартире в большой комнате, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Ему было хорошо. Многодневное напряжение спало, мышцы были расслаблены, и, самое главное, в голове не было ни одной мысли о пришельцах, иных мирах и спиральных галактиках. Егоров получил книгу, которую искал двенадцать лет. Сейчас он посидит еще минут двадцать и займется книгой. Пока же Вовка, перетащив на пол настольную лампу, бессмысленно листал страницы зашифрованного текста и рассматривал рисунки Джордано Бруно.

Зазвонил телефон. Ни Вовка, ни Стас сразу и не заметили этого. Казалось, что может быть еще важного… Наконец Егоров, не открывая глаза, протянул руку к столику и снял трубку.

— Алло.

— Мишка очень любит мед, — сказала трубка.

— Почему? Кто поймет? — лениво и машинально продолжил профессор.

— В самом деле, почему… — добавила трубка.

Стас открыл глаза и улыбнулся:

— Мед так нравится ему. Олег?! Алексеев?!

— Узнал.

— Ах ты физик-шизик… Ты где столько лет пропадал? Мы тебя никак найти не могли…

— Значит, рад будешь, если я в гости зайду?

— Конечно!

— Ты один?

— Подожди, ты что, внизу, что ли?

Вовка посмотрел на Стаса, пытаясь понять причину неожиданного всплеска радости.

В дверь позвонили. Егоров положил трубку на столик рядом с телефонным аппаратом и пошел открывать дверь. На пороге стоял его старый школьный приятель с мобильным телефоном в руке. Профессор отступил на пару шагов, пропустил гостя в квартиру.

Они долго смотрели друг другу в глаза и наконец обнялись. Заслышав шум в прихожей, Вовка поднялся с пола и выглянул из комнаты. Олег заметил его и как будто насторожился.

— Ты сказал, что один.

— Ничего я тебе не говорил, — улыбался Стас. — Это Вовка. Считай, что он мой сын.

— Здрасте, — сказал Вовка, на удивление почувствовав себя как-то неловко, но уходить не собирался.

— Проходи, — сказал Стас, подталкивая гостя в спину.

Вовка сообразил, что книгу нужно спрятать, и метнулся к ней, но Алексеев уже вошел в комнату.

— Так это и есть та самая книга, которую ищут уже четыреста лет?

Корнеев обернулся и посмотрел на гостя. Мгновения ему хватило, чтобы оценить ситуацию. Внутренне он сжался, словно пружина, и был готов развернуться в любую секунду.

— Что ищут? — спросил Стас.

— Джордано Бруно, «О свойствах времени», — сказал Олег.

Стас посмотрел на Алексеева, и тот не смог не отвести взгляд.

— А я думал, ты и правда в гости зашел, — сказал Стас, и в голосе его чувствовалась великая досада.

— Прости, Стас, — сказал Алексеев, — но я за книгой.

— Здесь не библиотека, — жестко ответил Вовка.

Алексеев коротко посмотрел на Вовку и снова повернулся к Стасу. Корнеева это еще больше разозлило. Он почувствовал, что его присутствие в этой комнате оценили не более чем писк назойливого комара, укус которого неприятен, но не имеет никакого значения.

— Ты один пришел? — с удивлением вызывающе спросил Стас.

— А разве это что-то меняет? — спросил Алексеев.

Стас еще раз посмотрел на своего школьного друга. Тот ничуть не изменился.

Разве что начал седеть.

Перед Егоровым стоял высокий широкоплечий мужчина сорока восьми лет в хорошем костюме и не очень дорогих, но приличных ботинках. В его сытых, но не зажиревших глазах чувствовалась уверенность человека, который достиг в жизни почти всех поставленных перед собой целей.

— Давай присядем, — предложил Алексеев. — А если мне в этом доме еще и растворимого кофе нальют, я буду очень признателен.

Стас посмотрел на Вовку, тот мысленно вздохнул и побрел на кухню. Алексеев опустился в кресло, Егоров сел напротив него.

— Не могу пить молотый и все тут. Сразу сыпь появляется, — неуверенно сказал Алексеев и осмотрел комнату. Взгляд его снова скользнул по раскрытой книге, лежавшей на полу. — Неплохая квартирка…

Олег повернул голову и снова встретился взглядом со Стасом.

— Слушай, ну так получилось. Прости.

Было видно, что Алексееву действительно очень жать, что он пришел к старому другу по делу, а не просто так.

— Ну хочешь, плюнь мне в лицо!

На кухне зашипел электрический чайник, Вовка загремел чашками.

— Ладно, — сказал Стас, — проехали.

— Спасибо, что не плюнул, — улыбнулся Алексеев.

В комнату вошел Вовка. Он пододвинул к дивану столик, Олег и Стас пододвинули к столику кресла. Вовка ушел на кухню и вернулся с подносом, на котором стояли три чашки, чайник, банка кофе, сахарница и плетенка с печеньем.

Алексеев посмотрел на Вовку. Тот насыпал в свою чашку кофе, налил кипятку и устроился на диване.

Пауза давила.

— Я пропущу намеки и сразу перейду к делу, — отхлебнув из чашки и поставив ее на стол, сказал Алексеев. — Когда фашисты, из тех, кто успел сбежать, расползлись по земному шару, большая часть немецкого ученого мира очень скоро оказалась в Америке. Там не стеснялись сотрудничать с кем угодно, если это двигало вперед их науку. Опыты со временем американцы проводили очень давно. У них были кое-какие успехи, но серьезных результатов до сих пор так никто и не получил. Приблизительно тогда же появилась информация, что книга Бруно была в Рейхе, но за несколько месяцев до конца войны исчезла.

Начались поиски. Два десятка стран потратили колоссальные суммы денег в попытке найти ее. Результат нулевой. Я не буду говорить, что это большая удача, что книга у тебя в руках. Это и так понятно. Дело в другом. Мало кто знает, что именно зашифровано в книге. Практически все считают, что там рассказано о некоем способе перемещения во времени. Возможно. Но есть и другая информация. В наши руки попали письма Бруно, некоторые листы из его дневника, кое-что из доносов на него инквизиции. Вместе с итальянскими коллегами мы сделали очень качественный перевод. Видные мировые специалисты проанализировали записи и пришли к выводу, что в этой книге описан способ перемещения в пространстве.

— Чертеж нового ракетного двигателя? — спросил Вовка.

— Нет, — ответил Олег. — Что-то иное. Может, что-то наподобие телепортации, как это называют фантасты. Сам он додумался или ему кто-нибудь подсказал, не ясно. Был международный заговор спецслужб четырех стран. Они хотели завладеть информацией и использовать ее… и в военных целях тоже. Заговор раскрыт. Пока удается держать это в секрете от широкой общественности, но на уровне министерств иностранных дел, ООН и прочего был грандиозный скандал. Лютиков не участвовал в заговоре. По моей просьбе он пытался войти с тобой в контакт. Я верил Лютикову до конца и не знаю, что случилось во дворе старого дома. У нас все записано на видео. Будем анализировать.

— Сколько было пришельцев? — спросил Стас.

— Двое, — ответил Олег.

— Они действительно с Сириуса?

— Не знаю. Знаю только, что они не земляне.

— Вы не сказали, что они не люди… — заметил Вовка.

— Они очень похожи на людей, — ответил Олег. — По большому счету, до конца еще неизвестно, откуда появился человек. Может, с Сириуса…

— Почему вы не отобрали книгу силой? — спросил Стас.

— Во-первых, ты мне нужен, — сказал Олег, — и я хотел бы, чтобы ты сам ее отдал и работал со мной.

— А во-вторых?

— Месяц назад, когда открылся заговор, ведущие ученые мира пришли к соглашению о совместной разработке межпространственных и пространственных перемещений.

Так возник проект «Сфера». Нас поддержали не только ученые, но и писатели, художники, музыканты, врачи… Одним словом, люди, чье слово имеет вес в их стране и в мире. Правительствам ведущих стран мира было поставлено условие, что если проект начнут растаскивать по кускам и чуланам, если хоть одно государство попытается использовать открытие в военных целях или скроет новые научные данные, проект будет немедленно закрыт, а те, кто участвовал в нем или поддерживал его, найдут способ ответить правительствам.

Вплоть до прекращения работы над основными научными проектами.

— Утопия, — сказал Стас. — Детский сад. Этого никогда не будет. Ученые никогда не бросят науку. Государства никогда не договорятся. Даже если и сделают вид, то очень скоро все развалится. Ни одна страна мира, будь у нее такая возможность, не упустит шанс завладеть новейшей технологией, которую можно использовать в военных целях.

— Да, Стас, мы это понимаем, — сказал Олег. — Но скажи: ты мне веришь?

— Тебе — да. Твоим компаньонам — нет.

— Почему?

— Паниковский не обязан всему верить.

— Но ты веришь мне.

— Да.

— Так я заявляю, что этим людям можно верить. Я им верю. Не все из них получили Нобелевские премии, но все они честные люди. Стас, у них есть совесть, и она очень часто болит. Ты готов был помочь пришельцам научиться перемещаться во времени и пространстве. Так, может, и твоей цивилизации не мешало бы это уметь? Или ты уверен, что из других миров никто не придет к нам со своим законом?

— Вот видишь, как быстро ты сам вернулся к войне, — сказал Стас.

— Я не вернулся к войне, — сказал Олег. — Просто я не исключаю, что однажды кто-то может прийти к нам с тем, чтобы завоевать эту крохотную планету.

Человечество засиделось в колыбели. Ему пора к звездам. Секретность тормозит прогресс. Нужно менять обычаи. Пора объединяться. Хотя бы на таком уровне.

Егоров задумался. Идея была очень красивой, и в нее очень хотелось поверить.

Ведь не может же вечно продолжаться борьба друг с другом, борьба за выживание.

Может, поэтому другие цивилизации и не спешат вступать с нами в контакт?

Может, поэтому Гиппарх и хотел забрать книгу? Может, он и Зелловес заодно, прав был Лютиков, но только агрессора они видят в нас? Они боятся, что, получи мы эти знания, наши корабли повезут через звезды не исследователей, а завоевателей. И их можно понять. На протяжении всей истории мы только и делаем, что уничтожаем друг друга. Вакцины против смертельных болезней держатся в секрете, чтобы вирусы использовать в качестве оружия. А люди умирают от этих болезней. Водородный двигатель, созданный в середине двадцатого века, держится в сейфе, для того чтобы кто-то зарабатывал на продаже нефти, и неважно, что мы отравляем свой воздух, свою планету. Точно так же и новые ракетные двигатели наверняка в первую очередь будут использовать не для полета к звездам, а для доставки боеголовок. И кто мне докажет, что, придумав новый способ перемещения в пространстве, человечество не переместит смерть в любую часть вселенной? Может, нас поэтому и держат, словно в колодце, всякий раз сталкивая вниз, как только мы поднимемся на новую ступень, в ожидании, когда мы наконец уничтожим сами себя и дадим вселенной жить спокойно. И, казалось бы, самый простой способ — это самим уничтожить нас, чтобы не было больше проблемы, но они не делают этого.

Очевидно, у них так не принято. Да как узнать, что у них принято? Может, Олег прав? Главное — научиться. Честно говоря, с трудом верится, что только наша цивилизация во вселенной годится в завоеватели.

— Интересно, сколько может быть обитаемых миров во вселенной? — спросил Вовка, нарушив общее молчание.

— Количество звезд только в нашей галактике превышает сто миллиардов, — ответил Олег. — Если хотя бы у одной из миллиарда звезд есть разумная жизнь, то в нашей галактике их как минимум сто. А сколько галактик во вселенной мы пока что не знаем.

— Галактика — от греческого «галактикос», — как бы между прочим и все еще в задумчивости добавил Стас, — что означает молочный.

— Возможно, поэтому нашей галактике дали имя Млечного Пути. Ее размеры шестьсот двенадцать тысяч парсеков.

— Парсек это сколько? — спросил Вовка.

— В тысячу раз больше, чем до фига, — ответил Стас.

— Один парсек, — сказал Олег, — три целых двести шестьдесят три тысячных светового года. Почти тридцать одна тысяча миллиардов километров.

— А сколько до Сириуса?

— Двести шестьдесят семь парсек, восемь целых семьдесят один сотых световых года, восемьдесят две тысячи миллиардов километров.

— Вот уж, действительно, ужас охватывает, — сказал Вовка. — Как представлю себе возможные размеры вселенной… чувствую себя меньше атома. Только наша галактика в световых годах получается… почти два миллиона… а на рубли вообще переводить страшно.

— Боюсь, Владимир, что вы даже не в состоянии предположить, каковы размеры вселенной. Никто на Земле не может, потому что не имеет представления о таких расстояниях.

— Забирай, — спокойно сказал Стас.

— Что? — растерянно переспросил Олег.

— Забирай книгу, — повторил Стас.

Вовка замер с чашкой в руке. Он не сводил глаз со Стаса. Олег был внутренне рад решению друга, но все равно задал вопрос.

— Стас, ты уверен в том, что действительно хочешь отдать мне книгу Бруно?

— Абсолютно уверен, — ответил Стас и, посмотрев в Вовкины глаза, полные не то обиды, не то разочарования, добавил: — Все равно отнимут. Не свои земляне, так прилетит какая-нибудь гадость. Можно ее, конечно, еще сжечь.

Но я этого сделать не смогу. И другому не дам. Это как с котенком: отдам в хорошие руки.

Они еще с полчаса пили кофе. Стас был рад встретить старого друга, которому он с детства верил больше, чем себе. Олег был рад не меньше.

Сразу после института Алексеев попал в закрытую лабораторию, и возможности встретиться со школьными друзьями у него практически не было. Работа, работа, работа. Когда задуманное получается, работа превращается в наркотик.

Очень скоро ты понимаешь, что не можешь без нее существовать. Алексеев знал намного больше, чем мог себе представить обыватель. Непонятные явления, катастрофы, которые правительства выдавали за стихийные бедствия. Правда порой была ужасной. Но он не мог рассказать об этом даже самым близким людям. Он не имел права.

— Я не для декорации сказал о том, что хотел бы видеть тебя в своей организации, — сказал Олег, когда они со Стасом прощались в прихожей.

— И в качестве кого ты меня видишь? — улыбнувшись, спросил Стас. — Я атомы расщеплять не умею. На глазок вряд ли определю спектр звезды.

— Я вижу тебя в качестве умного человека, — ответил Олег. — Специалиста по истории и культуре разных народов. Когда произойдут первые контакты, такие люди будут нужны как воздух.

— Ты думаешь, они еще при нас произойдут?

— Я в этом уверен. И Владимиру есть дело. Ведь служба космической безопасности существует. Такой боец там будет совсем не лишним. Тем более он один из тех, кто уже вступал в единоборство не только с инопланетянами, но и с демонами, — улыбнулся Олег.

Когда Алексеев ушел, Стас снова сел в свое кресло и, как прежде откинувшись на спинку, снова закрыл глаза. Вовка отнес поднос с посудой на кухню, вымыл чашки и убрал их в шкафчик.

— Ты правда так давно знаешь Олега? — спросил Вовка, садясь в кресло напротив.

— С семи лет, — ответил Стас. — О том, что с нами было, можно написать очень толстый роман.

— Ты думаешь, что поступил правильно, отдав ему книгу?

— Изменяя себя, мы изменяем мир, — устало ответил Егоров. Он открыл глаза и посмотрел на Вовку. — Хочется хоть кому-нибудь верить.

Август 1999 — март 2000

Июнь-июль 2000

Август 2000