Альтернатива призыву: тем, кто делает выбор

4. Убеждения

Ни в Конституции, ни в законе об АГС ничего не сказано о том, какие именно убеждения признаются противоречащими несению военной службы и что следует понимать под словом «убеждения». А значит, в России основанием для предоставления права на АГС могут служить любые убеждения, которым противоречит несение военной службы.

Основанием возникновения права на отказ от военной службы в международных документах принято считать «убеждения совести»[22] («искренние глубокие убеждения совести»[23]). Убеждения совести — производное свободы совести. Свобода совести в качестве правовой категории традиционно понимается как религиозная и мировоззренческая свобода. Таким образом, на уровне ООН, Совета Европы рекомендованы минимально необходимые основания легального отказа, которые государства-участники этих международных организаций должны принять, — религиозные и иные мировоззренческие установки личности («убеждения совести»). Российский же подход шире: невозможность прохождения военной службы может быть мотивирована призывником не только убеждениями совести, но и убеждениями в широком смысле, убеждениями как таковыми.

По Толковому словарю русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой «убеждение — прочно сложившееся мнение, уверенный взгляд на что-нибудь, точка зрения»[24]. Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля раскрывает «убежденье» как «то, в чем кто-либо убежден, уверен, чему твердо и рассудительно верит». Толковые словари традиционно используются при разрешении правовых вопросов, если отсутствует специальная юридическая дефиниция, определяющая смысл термина.

Как видно из приведенных словарных толкований, убеждение — не синоним мировоззрения. Мировоззрение, по словарю Ожегова, это «система взглядов, воззрений на природу и общество». Наличие убеждения в чем-либо не означает, что у имеющего его человека обязательно должно быть сформировавшееся стройное мировоззрение, включающее в себя это убеждение. Убеждение, не принимающее военную службу (не важно — военную службу вообще, военную службу в определенной политической ситуации или военную службу для себя), есть твердый и определенный взгляд именно на военную службу. И этого достаточно для того, чтобы воспользоваться правом идти на гражданскую службу (АГС).

Некоторые религиозные объединения запрещают своим последователям брать в руки оружие, другие вообще не приемлют военной организации. Верующие, принадлежащие к этим конфессиям, заявляя призывной комиссии о своем вероисповедании, направляются на этом основании на АГС. Другие верующие, будучи членами религиозных организаций, не отвергающих и даже поддерживающих Вооруженные Силы (например, Русской православной церкви), могут отказаться от военной службы в силу собственного религиозного отношения к ней, — дело здесь не в официальных религиозных догматах, не в суждениях о благости военной службы Патриарха Кирилла или Архиерейского собора, а в личной религиозности (о чем подробнее, со ссылкой на Постановление Конституционного Суда, говорилось в предыдущей главе). И эти граждане — верующие любых конфессий — также вправе претендовать на АГС, указывая на свое вероисповедание (на свое личное вероисповедание, а не на общепринятые установления своей религии). Уже есть живые примеры успешного выбора АГС призывниками, исповедующими мусульманство и православие.

Хотя вполне уместно говорить о «религиозных убеждениях» и рассматривать «вероисповедание» как частное от общего понятия «убеждения», Конституция и закон выделяют вероисповедание в отдельное основание, что дает возможность гражданину, отказывающемуся от военной службы, ссылаться, по своему усмотрению, или на вероисповедание, или на убеждения. И здесь возможны как заявления «я Свидетель Иеговы, наша вера несовместима с военной службой», «как член церкви евангельских христиан-баптистов я не могу брать в руки оружие», так и заявление несколько иного рода: «я православный христианин, и как бы исторически ни учила официальная церковь, несение военной службы противоречит христианскому вероучению».

Равно как, будучи Свидетелем Иеговы или православным, и не желая посвящать государство в свою духовную жизнь, гражданин может ограничиться заявлением, что он христианин, что его вера препятствует ему служить в армии, и что он не считает нужным уточнять, к какой именно христианской церкви он принадлежит.

Как одни граждане отказываются от военной службы, обосновывая отказ своей верой, так другие граждане заявляют не о вере, а об убеждениях. Человек может быть верующим, например, мусульманином, и не ощущать религиозных препятствий прохождению военной службы. Но при этом он может все же считать такую службу для себя неприемлемой, но не по религиозным, а, например, по политическим мотивам. В таком случае его отказ мотивирован не вероисповеданием, а убеждениями.

Убеждения могут быть миротворческие, философские, морально-этические, политические, правовые либо иметь взаимодополняющее, комплексное содержание. Естественно, что, ссылаясь на убеждения, человек может быть вовсе неверующим, даже воинствующим атеистом. Вопрос о религии для убежденного противника военной службы вообще может не стоять.

Убеждения — дело индивидуальное. Их не выбирают, как круиз с полным пансионом. но пусть упрощенно и схематично, можно систематизировать идеи, служащие основой убеждений, вступающих в противоречие с военной службой.

Прежде всего, это, конечно, пацифистские убеждения — философия миротворчества. В таком случае, обосновывая отказ от военной службы, человек прямо или опосредованно следует учению о ненасилии Льва Николаевича Толстого и Махатмы Ганди, — великих мыслителей и учителей пацифизма.

Проповедуя ненасилие, Ганди не только не выступал апологетом какой-либо религиозной системы, но отстаивал надрелигиозные (хотя и укорененные в индуистской традиции) принципы жизни — как индивидуальной, так и социально-политической. С насилием нельзя бороться насилием, — утверждал он, — оно порождает лишь новые кровавые конфликты.

Учение Ганди о сатьяграхе как о ненасильственной борьбе против несправедливости основывалось, в частности, на идеях Толстого.

Когда российские милитаристы, в которых никогда не было недостатка, поднимают, как знамя, имена военачальников Ушакова и Суворова (славного, кстати, не только под Очаковом и Измаилом, но и «антитеррористической операцией» против Емельяна Пугачева), миротворцам есть, что ответить поклонникам искусства воевать, — есть, кого противопоставить. Вряд ли кто рискнет назвать Толстого «врагом России» или «западным наймитом», как привыкли клеймить так называемые патриоты современных российских антимилитаристов. Толстой — слава России. А между тем никто горячее его не разоблачал военный патриотизм. Яснополянский старец, которого читали и к которому прислушивались всей Россией и всем миром, твердо, на протяжении десятилетий, защищал право на отказ от военной службы.

В 1908 году в работе «Закон насилия и закон любви» Толстой писал: «Число людей, признающих несовместимость христианства с покорностью государству, постоянно увеличивалось; в наше же время, в особенности с тех пор, как правительством было введено самое очевидно противоположное христианскому учению требование общей воинской повинности, несогласие людей христианского понимания с государственным устройством стало все чаще и чаще проявляться. Так, в самое последнее время все больше и больше молодых людей отказываются от военной службы и предпочитают все жестокие мучительства, которым их подвергают, отречению от закона Бога, как они понимают его. Основа этих отказов одна и та же, самая естественная, необходимая, неоспоримая. Основа эта в признании и необходимости следования религиозному закону преимущественно перед законом государственным, когда они противоположны. Закон же государственный со своим требованием военной службы, то есть готовности к убийству по воле других людей, не может не быть противоположен всякому религиозно-нравственному закону, всегда основанному на любви к ближнему, как все религиозные учения, не только христианское, но и магометанское, и буддийское, и браминское, и конфуцианское. То самое точное определение закона любви, не допускающее никакого исключения, которое высказано было Христом 1900 лет тому назад, в наше время уже не вследствие следования Христу, а непосредственно сознается уже наиболее нравственно чуткими людьми всех вер».

Но чтобы претендовать на АГС, не обязательно быть толстовцем. люди отвергают военную службу, не только руководствуясь философско-этическим учением о ненасилии.

Как пишет Юрий Киселев, молодой человек из Перми, еще до принятия закона об АГС заявивший о своем конституционном праве, «многие думают, что на АГС могут претендовать лишь ярые пацифисты-фанатики. Этот миф придуман военными для того, чтобы отбить желание у большинства молодых ребят даже пытаться поступить на альтернативную службу. Военным выгодно, чтобы в России на АГС шли единицы».[25]

Существует уверенность в неразрешимости современных конфликтов силовым путем, в возможности и необходимости политических методов урегулирования, в исчерпанности и несовременности языка войны. Убежденный в этом человек зачастую не отрицает насилия и даже — в исторической ретроспективе — приемлемости военных действий. Но в эпоху экономической и информационно-технологической глобализации мир завоевывается не армиями, а технологиями. Рудиментарная армия не способна защитить свою страну от экспансии доллара или транснациональных корпораций. Такие социо-философские мотивы отказа от военной службы по сути являются политическими убеждениями.

Политические убеждения, в силу которых гражданин выбирает АГС, разнообразны. Я убежден в том, что военное противостояние служит разделению единого человеческого сообщества в интересах правящих режимов; что войны нужны не народам, а правительствам и стоящему за ними капиталу, что армии обслуживают интересы военно-промышленного комплекса, заказывающего войны: чтобы оружие продолжало производиться и покупаться, оно должно использоваться. Человек не должен отвечать за бездарность либо безнравственность политиков, доводящих конфликты до бойни. И хватит служить игрушками в руках тех, кто использует образ врага для сохранения и усиления собственной власти.

Военнослужащий, давший присягу строго выполнять приказы командиров и начальников, обязан будет стрелять в противника, даже если считает, что делать этого нельзя, и те, кого командир называет врагами, — его братья. Сегодня, когда Федеральный закон «О противодействии терроризму» разрешил использование Вооруженных Сил в полицейских целях при проведении «контртеррористической операции», убеждения гражданина могут противиться обязанности поднимать оружие против собственного народа, даже если отдельные его представители совершают тяжкие преступления. зная о ковровых бомбардировках российских городов, видя, как пожар усердно тушат керосином, человек может всем существом своим протестовать против такой внутренней политики и отказываться принимать в этом участие, чтобы, опять-таки, не становиться мелким винтиком грязной властной игры.

К отказу по политическим убеждениям следует отнести и случаи, когда гражданин, исповедующий ислам, и в принципе готовый идти в армию, не может этого сделать, если российская армия участвует в военных действиях на Кавказе. Пусть сепаратисты («террористы», «экстремисты») искажают Коран, используя религию как камуфляж, для мусульманина — они мусульмане, стрелять в них он может считать для себя недопустимым. И этому его личному убеждению отнюдь не противоречит то, что сами сепаратисты стреляют-таки по «неправильным» мусульманам, «продавшимся» федералам.

Политическим будет отказ от военной службы по убеждению в необходимости полной отмены призыва и создания профессиональной армии (я не разделяю этой популярной точки зрения и считаю сохранение призыва при свободном выборе АГС более справедливым и безопасным для общества). Если гражданин считает призывную армию не отвечающей современным вызовам и принципиально не хочет в ней участвовать, он вправе, руководствуясь этим своим убеждением, предпочесть АГС. «Призыв — пережиток, — говорит он. — Я убежден в необходимости и разумности, экономической целесообразности исключительно контрактной армии. Служить по призыву будет вопреки моим убеждениям. Против гражданской службы я не возражаю, так как понимаю, в каком сложном положении находится социальная сфера, другие важные хозяйственные отрасли, и готов работать для общего блага».

Существуют убеждения иного рода. Если государство не гарантирует своим гражданам, призываемым на военную службу, безопасности, если в воинских частях случаются избиения, пытки, изнасилования, вымогательства, произвол старослужащих и офицеров, рабский труд «лишних» солдат, вынужденная солдатская проституция, — вплоть до убийств и доведений до самоубийства, — служба в такой армии принципиально неприемлема для многих подлежащих призыву людей. Такие убеждения правильнее считать правовыми. Человек, его права и свободы, его достоинство и личная неприкосновенность признаются, по российской Конституции, высшей ценностью. Этот человек — я. Не об абстрактном человеке идет речь, а о каждом. Каждый — высшая ценность. Соблюдение и защита его прав — первейшая обязанность государства, предписанная в первых строках Конституции. В статье 45 Конституция дает каждому неотъемлемое право защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Выбор в пользу АГС в таком случае — самозащита права на жизнь, безопасность, человеческое достоинство. Твердая уверенность в самоценности человеческой личности, в невозможности исполнять обязанности перед государственной военной организацией, если нет никаких гарантий, что государство будет выполнять свои обязанности перед военнослужащим (напротив, практика свидетельствует об обратном), дает достаточные аргументы для сознательного отказа.

Наконец, вполне естественно убеждение, основанное на самоанализе, на представлении человека о самом себе. Он сформировался как личность, дорожит своей индивидуальностью, понимая, что армия может его «испортить», ожесточить, сломать или изменить в нем то, что он, глядя на себя как бы извне, считает ценным.

Убеждения гражданина, предпочитающего альтернативную службу, вовсе не обязательно должны быть строго философскими, или строго этическими, или строго политическими. Убеждения могут быть синкретическими, т. е. сочетать в себе различную мотивацию.

«В принципе я не отрицаю насилия, когда оно оправдано и необходимо. Не отрицаю я и военной службы, но считаю, что граждане должны идти в армию добровольно, также как добровольно идут они служить в милицию. Я бы в милицию не пошел, потому что милиция, как и военные, обязана применять силу по приказу начальства, а я не смог бы стрелять или пустить в ход дубинку, если, по моему представлению, в сложившейся ситуации этого не нужно делать. Я не воспринимаю жестких иерархических отношений, не могу повиноваться приказам, тем более принуждающим к действиям, несовместимым с моею совестью. Даже если бы у меня не было выбора, я был бы плохим солдатом. Кроме того, из рассказов старших товарищей мне известно, что большую часть времени военнослужащие по призыву заняты отнюдь не исполнением обязанностей военной службы, а разного рода хозяйственными работами. Мой брат, проходивший срочную службу, полгода строил кафе по договоренности между командиром и бизнесменом. Такая служба кажется мне бессмысленной, и я считаю для себя невозможным поддерживать нуждающуюся в глубоком реформировании военную организацию. Наконец, и самое главное. Я уверен, что армия необходима только для защиты Отечества от внешних угроз. Но российские Вооруженные Силы могут быть использованы в настоящее время внутри страны, для разрешения внутренних конфликтов, а также для борьбы с международным терроризмом за рубежом. Армия воевала в Чечне, и не исключено, что завтра ее заставят воевать в Ливии или другой стране. Я нахожу это неправильным. Войны — следствия бездарной, а то и преступной политики. Они выгодны амбициозным политикам и многочисленным дельцам, наваривающим миллионы на торговле оружием и списании убытков. Я не хочу воевать за нефть, за деньги. Участие в этом зле противоречит моим убеждениям. Я следую учению Махатмы Ганди, провозгласившего принцип личного неучастия в несправедливости».

Этот набросок внутреннего монолога несколько сумбурен. Кажется, однако, что в большинстве случаев искреннего неприятия военной службы убеждения человека выстраиваются по тому же мозаичному типу. Человек осознает свои убеждения как совокупность наслаивающихся друг на друга фрагментов, сумма которых рождает вывод о невозможности военной службы — лично для него или как таковой. Но ведь даже если человек отрицает военную службу вообще, т. е. является последовательным пацифистом, выбор — идти или не идти в армию — он делает только для себя.

Высказывалось мнение, что убеждения должны быть подкреплены поступками. Дескать, если ты пацифист, то должен участвовать в антивоенных митингах и миротворческих организациях; если выступаешь за профессиональную армию — должен собирать подписи за отмену призыва.

Конечно, наличие в биографии таких фактов подтверждает устойчивость убеждений. Но и отсутствие сведений об участии гражданина, претендующего на АГС, в каких-либо кампаниях «за дело мира» не может свидетельствовать об отсутствии у него тех убеждений, о которых он заявляет.

По большому счету, убеждения, которым противоречит несение военной службы, могут не быть антивоенными. Конституция и закон, называя основания возникновения права на АГС, говорят ведь не о неприятии военной службы вообще, а о противоречии ее несения отдельно взятым человеком его убеждениям. Следовательно, применительно к ситуации с военной службой, убеждения нельзя воспринимать как некую отвлеченность. Убеждения конкретного человека не должны примерятся на соответствие каким-то модулям убеждений, общепризнанно противоречащим военной службе. достаточно и того, что человек отстаивает собственную убежденность. Гражданин заявляет, что он способен принести большую пользу обществу не в казарме, а мирным трудом. Его убеждения в таком случае состоят в том, что он убежден в собственном выборе, или — говоря возвышенно — предназначении.

Иными словами, всем, кто не хочет служить в армии, государство должно предоставить возможность прохождения альтернативной гражданской службы. Но, следуя букве закона, в заявлении не следует писать и на комиссии произносить «не хочу». Как становящийся солдатом приносит присягу, так выбирающий АГС должен, по закону, говорить не о желании или нежелании, а о своих убеждениях. В каком-то смысле, это ритуал. И в этой констатации нет ничего зазорного, тем более — циничного.

По большому счету, обоснование убеждений никому не нужно. Оно вроде как призвано исключить случаи прямой лжи, когда скинхед, доставлявшийся вчера в полицию за нападение на людей, сегодня вдруг станет утверждать, будто он исповедует принципы ненасилия. Только кто вправе со всей категоричностью сказать, что вчерашний Савл не преобразится вдруг в Павла? Помню, в 90-е годы, когда батон хлеба стоил 250 рублей, сохранялась старая сетка госпошлины: за выдачу дубликата документа требовалось заплатить 5 рублей (по сегодняшнему счету 5 копеек). Для этого приходилось часами стоять в сбербанке. Но без квитанции об уплате ЗАГС был не вправе выдавать нужные копии. То же и с обоснованием убеждений. Таково пока требование закона.

Поскольку убеждения — часть внутреннего мира человека, они вряд ли должны так уж волновать государство. «Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений», — гласит статья 29, часть 3 Конституции РФ, защищая неприкосновенность человеческого сознания. Никто не вправе лезть человеку в душу и добывать из нее «подлинную правду». Наличие либо отсутствие убеждений недоказуемо в принципе. И поскольку убеждения не поддаются проверке, не имеет никакого правового значения, искренен ли человек, заявляя себя пацифистом, гуманистом, рассказывая призывной комиссии заученные цитаты из Евангелия или пособий по «культуре мира». Бессмысленно отрицать право человека конструировать убеждения.

Он может думать и переживать одно, а говорить общими избитыми фразами. Сам факт подачи заявления на АГС подтверждает его искренность. Перед комиссией стоит человек, готовый идти на нелегкую АГС, а не присоединиться к сотням тысяч бегающих от призыва. Зачем искать большего подтверждения того, что у человека, поступающего так, есть убеждения? Пусть он не умеет гладко изъясняться или, наоборот, бойко излагает свои или чужие идеи. Правда в том, что он заслуживает доверия — и положительного решения комиссии. Потому что в армию идут разные ребята: и хорошие, и плохиши. АГС же выбирают только хорошие.

Заявление подается через военный комиссариат не позднее чем за 6 месяцев до начала призыва, в ходе которого гражданин должен быть призван.