Амадеус

Кто же не знает Дроссельмейера? О нем слышал каждый, даже любая собака, не побоюсь этого слова, слышала о нем. Всем известно, что он носит желтый пиджак и стеклянный парик, но только Мари знает, что на самом деле его парик вовсе не стеклянный, а поливинилдехлоридный, ведь стекло слишком тяжелый материал, и постоянно носить его на голове было бы мучительно. А вот тонкие волоски из пластика, почти прозрачные как настоящее стекло и легкие как пух, согревают в холодное время года и отражают яркие солнечные лучи летом. Мари сама слышала, как Дроссельмейер рассказывал все это «фрау Штальбаум», как он называет маму Мари и Фрица, считая, что такое обращение сохраняет необходимую дистанцию и автоматически исключает его из членов семейства Штальбаумов, семейства весьма многочисленного, а потому излишне суетливого и шумного. Даже со своей крестницей Мари он бывает иногда холоден и пугает ее некоторыми зловещими изречениями, звучащими из его уст слишком мрачно.

Но, как бы там ни было, Мари любит своего крестного спокойной дочерней любовью, в которой, однако, нет обожания. Она любит его так, как принято в буржуазной среде, имеющей собственные рамки приличий. В самом деле, разве может такая благовоспитанная девица не радоваться приходу крестного Дроссельмейера и не подставлять свой лоб для холодного церемонного поцелуя?

Есть и еще одна традиция. Каждый сочельник дети сидят в полутемной спальне и ждут, пока позовут в гостиную, где их будет ждать наряженная елка и целый стол, заваленный подарками. Каждый сочельник, ровно за пять минут до означенного события, Мари видит мелькнувшую за неплотно прикрытой дверью тень и наверняка знает, что это пришел крестный Дроссельмейер с очередным необыкновенным подарком. Раньше все это казалось волшебством, а теперь только традицией, потому что маленькой Мари уже сровнялось пятнадцать лет, она изменилась и поумнела. Изменился и Дроссельмейер. Он забросил свое увлечение механикой, сменив его на любовь к химии. Но и эта любовь не продлилась долго, ровно до той минуты, когда в очередное Рождество он вздумал подарить крестникам «Набор юного химика», и Фриц едва не поджег елку, разлив какую-то чрезвычайно горючую жидкость. Химические опыты оказались под запретом и тогда Дроссельмейер нашел для себя новое увлечение — генетику, ведь надо же чем-то развлекать детей по праздникам.

В прошлом году он подарил Мари богато иллюстрированную книжку с отвратительным содержанием — про каких-то мерзких червяков. Она так и называлась «Партеногенез шелковичного червя». Мари только раз открыла ее, а потом, дрожа от отвращения, долго отмывала пальцы в ванной. Книжку же закинула так далеко, чтобы и на глаза не попалась. Червяки на глянцевых страницах выглядели прямо как живые. Тогда, в ответ на ее жалобы, крестный ответил: «In Wahrheit hei;t etwas wollen, ein Experiment machen, um zu erfahren, was wir k;nnen», что означало «Мари, нельзя всегда желать только то, что тебе понятно. Нужно проводить эксперимент, чтобы узнать, на какие желания ты способна». Ну, или что-то в этом духе. Дроссельмейер часто изъясняется афоризмами.

Мари сидит в спальне, то и дело поглядывая на стрелки часов, которые словно бы и не двигаются. Вот так всегда в Сочельник, истомившись ожиданием, она думает, что просто не доживет до Рождества. В детстве рядом находились Луиза и Фриц, но Луиза теперь совсем взрослая и замужем, а Фриц предпочитает проводить время с друзьями, и заявится, конечно, к шапочному разбору.

Наконец, она замечает тень, промелькнувшую в светлой полосе под дверью, и с облегчением вздыхает. Крестный всегда точен и аккуратен. Мари словно воочию видит его тщедушную фигуру и представляет, как он осторожно держит огромную коробку с подарками. Через пять минут прозвучит тонкий голос серебряного колокольчика: «Динь, динь, динь!», распахнутся двери, но теперь только одна Мари, как самая младшая и поэтому все еще считающаяся ребенком, войдет в украшенную гостиную и, прижав руки к груди, начнет выражать свое восхищение. Ах, какая елка! Ах, какие подарки! Ах, ах, ах…

Стоит ли говорить, что все так и происходит? Только в этот раз она получает в подарок не игрушки, а новый компьютер, неброскую косметику и небольшую стопку книжек. Все это романы о приключениях, путешествиях, о каких-то исторических событиях. Но ни одной книги про любовь. Мари вздыхает и опускает голову, чтобы не выдать своего разочарования. Плохо быть младшим ребенком в семье, тебе никогда не позволят вырасти.

Дроссельмейер тоже преподносит свой подарок — хорошенькую клетку с золочеными прутьями, в которой находится какое-то розовое существо.

— Вот, — говорит он, — решил подарить тебе результат своего последнего опыта. Я работал над этим эффектом целый год. А теперь дарю тебе. С Рождеством, моя дорогая!

Мари заглядывает в клетку и отшатывается.

— Что это? — спрашивает она дрожащим голосом.

— Это — крыса, — с готовностью отвечает Дроссельмейер.

— Но почему у нее семь голов? И почему она лысая?

— Не она, а он. Так было задумано. Семь — королевское число. Это — крысиный король. Кстати, у него еще и семь хвостов, — гордо добавляет крестный. — Ты сможешь заплетать их в косички и перевязывать красивыми ленточками. Я хотел вначале назвать его Крыстофером в честь праздника, а потом передумал и дал ему самое лучшее имя в мире — Амадеус. В честь…

— Себя, — быстро говорит Мари, припомнив одно из имен крестного.

— Верно. Но и в честь великого Моцарта.

Мари заглядывает в клетку уже без содрогания. Она замечает, что розовое существо размером с ладонь поднялось на задние лапки, а передними ухватилось за золоченые прутья клетки. У него тоненькие почти человеческие ручки с длинными полупрозрачными коготками. И сердце Мари наполняется жалостью к этому слабому созданию, глядящему прямо на нее во все свои семь пар глаз.

— Здравствуй, Амадеус, — говорит она. — Я буду тебя очень-очень сильно любить.

И она держит свое слово. Скоро Амадеус подрастает, и его выпускают из клетки без опасения, что кто-то может не заметить его на полу и наступить, и тогда он делается совсем ручным. Однако проявляются и побочные эффекты опыта — Амадеус растет, растет, не переставая, и вскоре становится размером с крупную кошку. Зато теперь он покрыт прекрасной серебристой шерстью, сверкающей на солнце ярче, чем парик Дроссельмейера. А еще, Мари купила ему семь ошейников из тончайшего сафьяна, окрашенных во все цвета радуги.

В зоомагазин она ходила со своей мамой. Увидев цену на эти самые ошейники, фрау Штальбаум ухватила ее за руку и сказала, указывая на другую полку:

— Смотри, а вот эти не хуже, и гораздо дешевле.

— Что ты, мама, — ответила Мари. — Это же синтетика. Ты же не хочешь, чтобы у Амадеуса началась аллергия?

Если уж быть до конца честными, то следовало бы сказать, что фрау Штальбаум терпеть не может семиголовую крысу и с удовольствием наградила бы ее не только аллергией, а еще и чумой с гриппом. Но дочери перечить не смеет, ведь та до сих пор играет роль самого маленького ребенка в семье, а значит, тем самым, продлевает молодость своей матери.

Словом, все складывается, как нельзя, лучше. Часто наведывается Дроссельмейер, чтобы взять у крысы анализ крови, измерить температуру и осмотреть с головы до ног. Он доволен результатами и однажды даже разрешает Мари совершать со своим питомцем небольшие прогулки по двору, но строго-настрого предупреждает, чтобы девочка даже и не думала спускать Амадеуса с поводка.

На следующий день Мари выводит своего питомца в сад. Она совсем забывает о том, что сад караулит старый мастифф Ганс, и его следует запереть в будке, потому что пес отчаянно ненавидит всех, кто не является членами семьи Штальбаум. Амадеус — не член семьи, потому что Мари так и не зарегистрировала его на свою фамилию. Это грандиозный недосмотр. Обезумевший от ревности Ганс выныривает из кустов и усаживается на дорожке, преграждая путь. И, конечно же, он угрожающе рычит, но не на странного серебристого пришельца, а на собственную хозяйку, посмевшую разделить любовь с кем-то другим. И тогда, смелая крыса бросается на врага вдвое больше себя и прокусывает ему кожу на спине в семи местах. Ганс воет, отпихивает лапой Амадеуса… Собственно, вся трагедия на этом и заканчивается. Пес удирает посрамленным, а Мари нежно обнимает и целует своего отважного любимца.

Наутро появляется Дроссельмейер. Он застает Мари в кухне, где она готовит завтрак, и, как раз, разливает кофе во множество чашечек из тончайшего китайского фарфора. Увидев крестного, она кивает ему и тут же ставит на стол еще одну чашку. На высоком детском креслице сидит Амадеус и откусывает маленькие кусочки от сахарного печенья, держа его обеими лапами. Мари ставит перед ним в ряд семь чашек кофе, и каждая из семи голов наклоняется и вытягивает губы трубочкой. Через секунду все семь чашек пусты, и только теперь Мари присаживается сама и как вежливая хозяйка пытается занять гостя разговором:

— Дорогой крестный, — говорит она, — Что тебя заставило прийти к нам в эту пору и, — Мари выглядывает в окно, — в такую погоду?

— Дорогая Мари, — в тон ей церемонно отвечает Дроссельмейер, — меня вызвала ваша матушка. Она позвонила вчера поздно вечером и была очень-очень взволнована.

— А что стряслось? — удивляется Мари. — Все здоровы, никто не заболел.

— Дитя мое, — говорит Дроссельмейер, прижимая к груди ладони с переплетенными пальцами так сильно, словно каждое слово ему приходится выдавливать из себя вручную. — Дитя мое, мне сообщили, что Амадеус множественно покусал собаку. Так ли это?

— Пустяки, — смеется Мари. — Я помазала ранки йодом, и все уже прошло.

Но крестный кажется озабоченным:

— Мари, — говорит он строго, — проблема в том, что Амадеус продолжает расти и становится опасным. Сегодня он покусал собаку, а завтра может загрызть человека, если тот ему не понравится.

— Не обязательно. Ганс рычал на меня.

— А человек может накричать на тебя или даже замахнуться. И что тогда будет?

— Я же не вывожу его на улицу, а Ганса теперь запирают в будке. Ничего не будет.

Дроссельмейер закатывает глаза к потолку и выдает заключительный аккорд:

— Я думаю, — говорит он, — что Амадеуса нужно утилизировать.

Мари вздрагивает:

— Что?

— Уничтожить и останки пустить на генетический материал для опытов.

Мари бледнеет:

— Ты хочешь его убить?

— А что делать? — разводит руками Дроссельмейер. — Я должен это сделать.

Амадеус вдруг бросает недоеденное печенье на пол и, в мгновение ока, выбирается из своего высокого стула. Он бросается к Мари, дрожащими лапками обнимает ее и утыкается всеми мокрыми носами в ее пухлые щечки. Она тоже крепко обхватывает его, чувствуя через свитер острые коготки, царапающие кожу.

— Не бойся, — шепчет она, обливаясь слезами. — Я не позволю ему сделать это. Гадкий крестный, как ты можешь говорить такие злые слова? Твои подарки приносят только печаль. А твои сказки — это самые жестокие сказки на свете. Я помню одну, в которой ты убил целое семейство мышей, которые никого не убивали, а съели лишь немного сала. Такова победа добра над злом? Нет, такое добро и есть самое настоящее зло. Убить целый род, потом обвязать трупы пестрыми ленточками и водить от радости хороводы. Ах да, я забыла, самое главное, присыпать все сахарной пудрой, чтобы уж совсем тошно стало. Амадеуса я тебе не отдам!

Дроссельмейер замечает взгляд, которым она награждает своего любимца, и решает действовать хитростью, но во что бы то ни стало, добиться своего — обезопасить этот дом. Но говорить об этом решении еще рано, чтобы не получить куда более ужасные последствия. Поэтому он тихо говорит:

— Не смотри так пристально в его глаза. Wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein. Что означает: «Мари, не вглядывайся в эти глаза. Они глубоки и могут затянуть тебя как в омут. И что ты будешь делать, когда эти глаза точно так же взглянут на тебя?» Или что-то в этом духе.

И тогда Мари отвечает, выказывая присущую рассудительность, не изменявшую ей даже в детстве:

— Schlachtfelder sind wir allesamt, auf denen G;tter sich bekriegen. Фразу можно перевести так: «Крестный, мы всегда, всю свою жизнь находимся на полях сражений, на которых, на самом деле сражаемся не мы, а боги».

В эту минуту Дроссельмейер вдруг понимает, что Мари сильно выросла и поумнела, и не стесняясь, ставит себя на одну доску с ним, бывшим старшим советником суда. Это открытие не то, чтобы очень потрясает, но оставляет в душе нехороший осадок. Потому что ребенок должен оставаться ребенком для того, чтобы его можно было учить, воспитывать и розгами выбивать дурь. А иногда и хвалить, но в очень умеренных количествах. По праздникам.

— Мне, кажется, он понимает нашу речь, — говорит Дроссельмейер. — Амадеус разумен, и это тоже не есть хорошо.

Он еще некоторое время наблюдает за своей крестницей, которая пытается утешить крысу целой гостью арахиса, видит, как аккуратно животное разгрызает орешки, а потом сплевывает шелуху в специальную мисочку. «Да», — бормочет он про себя, — «несомненно, это разумное существо. Но разве разумные существа не опасны? О нет, это заблуждение. Даже обезьяны, имеющие зачаточный разум, чрезвычайно агрессивны. А уж про людей и говорить нечего. Что же делать, что же делать?»

Так, отягощенный думами он покидает дом Штальбаумов, но выход из тяжелой ситуации находится. Правда не сразу, а только на следующее утро. Еще во сне, ни на секунду не отключающийся мозг подкидывает идею, и всю ночь эта идея варится в тревожных видениях. Пока не обретает законченную форму. Недаром говорят;ber Nacht kommt guter Rat — «Пройдет ночь — придёт верное решение». И хотя Дроссельмейер не любитель опираться на народную мудрость, считая, что она только вульгаризирует общие истины и низводит их до уровня примитивного человека, в это утро он повторяет пословицу с видимым удовольствием. Верное решение найдено. И кажется, оно не нанесет слишком большого урона и не травмирует психику Мари, а благополучие девочки всегда стоит для Дроссельмейера на втором месте. Почему на втором? А потому, что на первом, априори и по умолчанию, для него находится наука.

Мари, проводив крестного, начинает ощущать беспокойство. Сначала какая-то тень поселяется в ее сердце, слабое облачко, которое, однако, мешает сосредоточиться и слегка отравляет, ничем до того незамутненную, радость жизни. Потом облачко перерастает в тучу, беспокойство становится тревогой, а тревога паникой. К вечеру Мари уже и помыслить ни о чем другом не может. Предчувствие горя вызывает слезы, и она крепко прижимает к груди Амадеуса, желая защитить его от неминуемой гибели. Она уже твердо решила — никогда больше не подпускать Дроссельмейера к своему любимцу. Пусть Амадеус во время визитов крестного посидит в клетке в ее комнате. Так будет спокойнее и ей, и ему.

Амадеус пригрелся на ее коленях и сладко зевает.

— Мой золотой, — шепчет Мари, укладывая его в кукольную кроватку, — Ты такой молодец. Ничего не бойся. Я с тобой.

К вечеру следующего дня Дроссельмейер вновь появляется в доме Штальбаумов. Мари выглядит очаровательно — поверх клетчатого домашнего платьица она надела розовый фартучек с кармашками, на которых вышиты мухоморы. Она с удовольствием занимается домашними делами и в этот самый момент вышивает наволочку для диванной подушки. Амадеус дремлет, выпятив розовый живот, в кресле перед телевизором, под монотонный бубнеж диктора, сообщающего последние новости.

— Здравствуйте, мои дорогие, — громко говорит бывший советник суда, а ныне почетный пенсионер. — Я очень скучал и решил навестить вас.

Мари отрывается от рукоделья и подозрительно смотрит прямо в бледно голубые глаза крестного. Он стойко выдерживает ее взгляд и с напускной веселостью гладит крысу:

— Здравствуй, здравствуй мой крысиный король, — говорит он самым мягким голосом, какой только может воспроизвести желчный старик, никогда и ни к кому не проявлявший излишней нежности.

Потом ухватывает со стола красивую хрустальную конфетницу и наполняет ее золочеными круглыми орехами. Орехов ровно семь.

— Что это? — спрашивает Мари. — Какие хорошенькие орешки. О, а на каждом какие-то знаки. Что это, крестный?

— Китайские иероглифы. Видишь, вот этот означает «здоровье», а вот этот «долголетие».

— Это все для меня? — удивляется Мари. — Но ведь сегодня нет праздника.

— Ты права — праздника нет, и все это не для тебя. Люди такие орехи не едят. Они для Амадеуса.

— А зачем их давать Амадеусу?

— Нуууу, — тянет Дроссельмейер, — чтобы он стал умным, здоровым и добрым. Ведь мы находимся в доброй сказке. Ты вот меня вчера упрекнула, что я убил Мышильду. А ведь ты права — ее можно было и не убивать, а просто перевоспитать.

— Значит, — осторожно интересуется Мари, — ты уже не собираешься утилизировать Амадеуса?

— Что ты! Что ты! — машет рукой крестный, — да как ты только могла такое подумать….

Он усаживает полусонную крысу поудобнее и вкладывает в каждую пасть по ореху.

— Разгрызешь разом по моему сигналу, — предупреждает он. — Понял?

Амадеус кивает. Он уже обучился простенькому языку жестов. Правда пока еще не овладел амсленгом. Но может кивнуть или отрицательно помотать головой. Может вытянуть вперед лапу и пошевелить пальцами так, словно сжимает мячик, и это у него означает — «дай». Он сидит в кресле, опираясь о высокую спинку, головы подняты как по линейке, и в каждой пасти сверкает золотом в свете электрической лампочки удивительный таинственный орех.

Дроссельмейер хлопает в ладоши и раздается: «Крак! Крааак! Краааккккк!!!!», а следом долгий писк, исполненный ужасающей боли. Все орехи падают на пол, но вслед за ними сыплются еще какие-то мелкие предметы, напоминающие семена индийского риса. Это зубы. За несколько секунд Амадеус сломал все передние резцы — верхние, и нижние, всего двадцать восемь штук.

— Кракатук никогда не подведет вас! — провозглашает Дроссельмейер и тычет худым пальцем в дрожащее существо с окровавленными мордочками, скорчившееся в уголке глубокого кресла.

Мари срывается со своего места и подхватывает крысу на руки. Она баюкает его словно младенца.

— Противный крестный, — кричит девочка. — Ты самый злой человек на свете. За что ты ненавидишь Амадеуса?

— Наоборот, я очень люблю его, — невозмутимо отвечает Дроссельмейер. — Was aus Liebe getan wird, geschieht immer jenseits von Gut und B;se. Что значит: «Я люблю Амадеуса, и поэтому делаю все только для его блага. И делаю я это благо, исключительно, из любви к нему. Поэтому, нечего тут судить о добре и зле, когда есть любовь, и она превыше всего».

Пока Мари причитает над питомцем, он достает из кармана смартфон, набирает какой-то номер и, услышав гудок, включает громкую связь. В комнате звучит специфический визгливо-учтивый голос:

— Стоматологическая клиника доктора Краузе! Чем мы можем вам помочь?

— Кто это? — спрашивает Мари осипшим от крика голосом.

Но Дроссельмейер не может ответить сразу на два вопроса, поэтому сначала он отвечает секретарше врача:

— Срочно пришлите стоматолога-травматолога по адресу Думкопфштрассе 14.

— Выезжаем, — отвечает дама.

— Крестный, кого вы вызвали, — снова спрашивает Мари.

— Дитя мое, ты не глухая и могла бы расслышать, что я вызвал скорую стоматологическую помощь. И поверь мне, доктор Краузе — лучший стоматолог во всей Пруссии.

Не успевает он договорить, как раздается стук в дверь, и на пороге появляется симпатичный молодой человек, белый и румяный. Он одет в зеленоватый хирургический халат, а в руке держит медицинский чемоданчик с инструментами, усыпанный драгоценными камнями и расписанный позолотой. В мгновение ока очаровательный юноша сажает несчастного Амадеуса в его высокое креслице и принимается залечивать раны и ставить роскошные протезы, белее самого дорогого китайского фарфора. Через полчаса все семь голов крысиного короля обретают новые шикарные резцы, которыми, однако, невозможно прокусить никакую собаку. Конечно, с приобретением новых искусственных зубов, Амадеус теряет возможность разгрызать орехи, которые он так любит, но стоит ли об этом сожалеть? Ведь он счастливо избежал неминуемой смерти. А орехи можно колоть щелкунчиком, специально для того и придуманным.

Сделав свое благородное дело, доктор Краузе оборачивается к Мари, не сводящей с него глаз, галантно опускается на одно колено и ведет такую речь:

— О, прекрасная Fr;ulein, осчастливьте меня вашей достойной рукой! Разделите со мной корону и трон, будем царствовать вместе в моем белом замке, в самом центре волшебной страны Стоматологии. Прекрасной страны, где на деревьях растут зубные щетки, в реках течет жидкость для полоскания рта, а горные хребты усыпаны первоклассным зубным порошком.

Молодой человек выглядит таким хорошеньким, таким ладным, что Мари не может устоять перед предложением и дает согласие, пожертвовав даже своей любовью к сладостям, ведь в волшебном королевстве нет места для таких вещей, зато у всех жителей совершенно здоровые и красивые зубы.

Говорят, что он увез ее на машине «Скорой помощи» и устроил незабываемую свадьбу. Говорят, что Мари до сих пор правит королевством Стоматология, а Амадеус живет вместе с ней во дворце и спит на алой бархатной подушке, расшитой гербами и коронами. Он вырос уже до размеров крупной собаки и продолжает расти. Скоро он будет считаться самым крупным животным на земле, и его имя занесут в книгу рекордов Гиннесса.

Вот и сказке конец — а кто слушал молодец!