Глава одиннадцатая

У нее перехватило дыхание, потому что она никак не ожидала этого вопроса. Отвернувшись и сдерживая подступившие к горлу рыдания, она переспросила, будто никогда раньше не слышала это имя:

— Вильям?

— Да. Вы назвали это имя, когда пришли в себя после падения с лошади.

— Правда? — Она вспомнила о своем тогдашнем дурацком смятении. — Он был… моим женихом.

— Был?

Она тяжело вздохнула, с неохотой покоряясь его воле.

— Был. Он тоже… солдат, и его убили во время атаки на форт Макгенри. — Она помолчала. — Он умер у меня на руках, — добавила она, сама не понимая зачем.

— Мне очень жаль, — мягко проговорил он, после чего повернул ее лицом к себе и прикоснулся пальцем к влажной щеке. — Вы, наверное, очень любили его.

— Да, — только и сказала она.

Это была правда, хотя он, скорее всего, не понял ее. Они с Вильямом были друзьями, а не влюбленными, но Соррел все еще тосковала по нему. Хотя она сама не знала, оплакивала она Вильяма, серьезного, бесхитростного Вильяма, который почти сразу погиб на войне, куда рвался изо всех сил, или себя, обреченную на одиночество.

— Я… понимаю, — в конце концов произнес он. — Простите меня.

Соррел не поверила ему, но гордо подняла голову.

— Глупо было бы уверять вас, что это для меня ничего не значит. Но прошел уже почти год — жизнь продолжается. Вы знаете это не хуже меня.

— Да, жизнь продолжается.

Соррел внезапно захотелось положить конец их тет-а-тет, так как наедине с маркизом она не чувствовала себя во всеоружии и боялась его власти над собой.

— Тетя Лейла ждет, — сказала она. — Пойдемте… прошу вас.

— Хорошо.

И маркиз открыл дверь. Но, когда Соррел уже собралась переступить порог, он вдруг сказал:

— Подождите. Сначала я. Тут слишком крутая лестница.

Его сиятельство пошел вперед, и Соррел торопливо последовала за ним. Однако ее желание поскорее присоединиться к остальным подвело ее. Одолев половину пролета, Соррел запуталась в своей юбке и, не успев еще ничего сообразить, уже падала с крутой лестницы…

Она бы наверняка сильно расшиблась, если бы не маркиз. Едва она вскрикнула, как он подхватил ее и его сильные руки помогли ей вновь обрести равновесие.

Но и когда она уже твердо стояла на ногах, он не сразу отпустил ее. Сердце у Соррел громыхало, хотя она почти не испугалась. К своему стыду, она поняла, что ей приятно чувствовать прикосновение его сильных рук. Не в первый раз он заставлял ее быть хрупкой и слабой, хотя на самом деле это было не так. Соррел понимала опасность, грозившую ей. Надо держаться от него подальше.

— Я… Благодарю вас, — прошептала она. — Не представляю, что это со мной.

— Похоже, у вас тяга к опасным приключениям, мисс Кент, — заметил он. — Я уже во второй раз спасаю вам жизнь и начинаю думать, что вам необходим постоянный опекун.

Это было настолько нелепо, что Соррел мгновенно взяла себя в руки. Она торопливо отстранилась от него и резко проговорила:

— Во всяком случае, здесь не было таинственного врага. Всему виной моя собственная неуклюжесть. Кроме того, мне ничто не грозило, кроме синяков и царапин. Никто не посягал на мою жизнь.

Соррел все еще стояла одной ступенькой выше него, и он все еще обнимал ее, отчего их лица были почти на одном уровне, и она обратила внимание на серьезное выражение его прекрасных голубых глаз.

— Я даже не собираюсь спрашивать вас, мисс Кент, все ли американцы так же упрямы, как вы, поскольку уже понял, вы ни на кого не похожи и сами устанавливаете себе правила поведения. Похоже, вы запретили себе относиться к себе всерьез, иначе я никак не могу объяснить ваше легкомыслие. Сейчас я никого не подозреваю, это была всего лишь беспечность с вашей стороны, да еще желание поскорее от меня отделаться, но насчет синяков и царапин… Боюсь, вы не правы. Я бы не удивился, если бы вы сломали свою гордую шейку, ведь лестница чертовски крутая… И вы были бы наказаны за нежелание довериться мне. Ладно. Заставить вас не в моих силах… Мы, как вы верно заметили, почти незнакомы, в придачу я еще и аристократ, но я обещаю вам две вещи, дорогая мисс Кент.

— И что же это? — устало спросила она.

Маркиз неожиданно улыбнулся ей своей лучезарной улыбкой, и от его суровости не осталось и следа.

— Вы поверите мне, и очень скоро, причем совершенно добровольно, — твердо заявил он.

Соррел не поверила. Слишком многое разделяло ее и маркиза.

— А еще?

Внезапно, зацепив пальцем ее подбородок, он поднял ее голову и заставил посмотреть ему в глаза.

— А еще станете откровенны со мной, — сказал он. — Я заставлю вас, хотя бы чтобы доказать, что я не модный бездельник, каким вы меня считаете. Только не говорите, будто на карту поставлены мои любовные планы. Не одна вы такая гордая и неприступная.

С этими словами маркиз отпустил ее и пошел вниз по лестнице. Соррел последовала за ним, подвергаясь куда большей, чем прежде, опасности упасть и сломать себе шею, так как у нее подгибались колени и она совсем не замечала, куда ставит ноги.

Остаток дня прошел без неприятностей. Маркиз, словно заглаживая свою вину, не отходил от красавицы кузины, стараясь вернуть ей хорошее настроение, и настолько преуспел в этом, что ее серебристый смех звенел почти непрестанно. Тетя Лейла, которая во время поездки не могла скрыть озабоченности, успокоилась и с удовольствием сообщила Соррел, что маркиз и Ливия на. редкость красивая пара.

Соррел не могла с этим спорить. Ливия, в своей голубой амазонке и задорной шляпке, была так прекрасна, что его сиятельство не сводил с нее глаз. Да и он сам внешностью и манерами мог поспорить с ней. Глядя, как они весело смеются, почти соприкасаясь головами, никто не усомнился бы, что эти двое, такие солнечные и такие уверенные в себе, созданы друг для друга. Даже мистер Фитцсиммонс, бросив на них пару ревнивых взглядов, смирился с этим и переключил свое внимание на тетю Лейлу.

Ливия, уверившись во внимании знатного поклонника, командовала им с милым высокомерием… Сначала послала его за зонтиком, потому что солнце светило в глаза, потом приказала передвинуть подушку, на которой она сидела, подальше, от остальных, сославшись на приятную прохладу в тени дерева. Наконец-то она имела возможность убедиться в своей власти над маркизом и, уведя его в сторонку, завела с ним негромкий разговор, не обращая на остальных никакого внимания.

Соррел, к своему стыду, не могла удержаться, чтобы время от времени не посматривать на них, и с неудовольствием замечала, как они оживленно беседуют и Ливия вспыхивает от удовольствия, когда он наклоняет голову, прислушиваясь к ее словам. Соррел не могла признаться даже себе, что ревнует, и ей опять пришло в голову, что будет очень обидно, если кузине удастся завлечь маркиза. Слишком он был хорош для этой участи.

Соррел смутилась. Она ведь должна быть преданной кузине. Или по крайней мере тете. Нахмурив брови, Соррел тщетно искала на лице кузины признаки любви к своему знатному поклоннику или хотя бы увлечения им. Она увидела лишь скрытое торжество. В глазах Ливии отражался только блеск его титула, и сомнительно было, замечала ли она самого маркиза, его красоту и обаяние.

Что же до его сиятельства, то Соррел все еще была не в силах поверить странной миссис Харрис, хотя и не понимала, какую игру маркиз затеял с ней. Невозможно представить, что он интересуется ею, когда рядом красавица кузина. А если так, то глупо относиться серьезно к его словам или к неожиданному сиянию его голубых глаз, когда он смотрит на нее. От этого будет только хуже.

Кроме того, наверняка есть другие убедительные причины его необъяснимого поведения, хотя Соррел их и не знает. Но он сам говорил, что ему не нравится его положение знатного жениха. Может быть, ему просто-напросто скучно и странное происшествие с подрезанной подпругой как раз то, что ему требуется для выхода его неуемной энергии.

Похоже на правду. Но если так, следующая неделя будет нелегкой, потому что Соррел прониклась к нему глубоким уважением. И хорошо еще, если только уважением. Он был единственным человеком, которому тетя ни за что не хотела говорить о шантаже, но после всего, что произошло, не так-то легко водить его за нос. Впрочем, он сам сказал, что не любит безнадежных дел и, может быть, все-таки Перестанет задавать ей неудобные вопросы. Однако вряд ли ей удалось усыпить его подозрения и он оставит все, как есть. Иначе он не заявлял бы о своем нелепом желании постоянно присматривать за ней несмотря на ярость кузины.

Маркиз начинал доставлять Соррел серьезные неприятности, и она пожалела, что он играет в свои рыцарские игры здесь, а не где-нибудь в другом месте. Все так по-дурацки. Он же не может не понимать, несмотря на всю свою уверенность в окончательной победе над сердцем Ливии, как из-за него осложняются отношения между кузинами. Что бы он там ни говорил о титулах, он отлично знает, как пустячны его заигрывания с Соррел, и стоит только Ливии поманить его пальчиком… Даже если Соррел не замечала у маркиза никаких признаков влюбленности, приехал он ради помолвки с Ливией. По крайней мере, все так считали.

Увы, сегодня Ливия уже не раз и не два бросала на Соррел злые взгляды, и это не сулило им обеим ничего хорошего в будущем. Она, конечно, не считала Соррел серьезной соперницей, но их раздоры наверняка опечалят тетю Лейлу. В общем, легкомысленные развлечения его сиятельства могли стать причиной гораздо более серьезных неприятностей, чем он предполагал.

Еще маркиз сказал, почти напугав Соррел, что добьется ее доверия, хотя она не допускала этого. Слишком многое стояло между ними, и, если его обаятельная улыбка западет ей в душу несмотря на все ее старания от нее избавиться, что ж, значит, она дура из дур. Доверять высокородному маркизу Уичерли более чем неосторожно.

Ливия со свойственным ей упрямством требовала, чтобы на обратном пути они заехали в Бродвей выпить по чашке чая, но, помня о непокорности его сиятельства, не предложила матери и кузине вернуться домой одним. Хотя Соррел это пришлось бы по душе.

Поэтому она не удивилась, когда несмотря на явную усталость тети Лейлы они все-таки свернули к очаровательной деревушке. Впрочем, возможно, они заехали туда всей компанией вопреки желанию Ливии. Похоже, маркиз и Ливия подходили друг другу не только внешне. Они оба умели настоять на своем.

В старой гостинице их приняли как нельзя лучше, предоставили отдельную гостиную и проводили дам в старинную, с низким потолком спальню, где они могли привести себя в порядок после прогулки верхом и лазания на башню.

Тетя Лейла несколько ободрилась и, очень довольная, заметила, что была в этой гостинице еще девочкой. Однако Ливия, едва расставшись с его сиятельством, совершенно утратила свою веселость. Поправляя волосы и отряхивая пыль с платья, она хмурилась и ворчала:

— В самом деле, мама, ехала бы ты домой. Можешь взять с собой мистера Фитцсиммонса, если боишься, хотя это нелепо. Я уверена, что на этой дороге тебе вовсе не нужен сопровождающий. У меня наконец-то появилась возможность остаться наедине с его сиятельством. А вдруг он сделает мне предложение? Честное слово, я начинаю думать, ты нарочно мешаешь маркизу.

Тетя Лейла открыла было рот, чтобы возразить дочери, но проговорила нерешительно:

— Конечно, дорогая, как хочешь. Хотя я не уверена, что прилично пить чай наедине с мужчиной, каким бы джентльменом он ни был! И кроме того, — добавила она решительней, — я не хочу критиковать тебя, но это ты настояла на приглашении бедняжки мистера Фитцсиммонса. Не можешь ведь ты распоряжаться им, будто он твой слуга.

— О Господи, не будь такой наивной, мама! Имей в виду, он лучше тебя все знает. Я пригласила его, чтобы Уичерли приревновал и стал порешительней, — раздосадованно заявила Ливия, вертясь перед зеркалом и поправляя золотистые кудри. Потом она с неудовольствием посмотрела на Соррел. — А ты могла бы не изображать беспомощную больную и не удерживать маркиза, когда он хотел ехать с нами.

Это было несправедливо.

У Соррел вспыхнули щеки, но она, как и тетя, не стала спорить с раздосадованной кузиной и холодно ответила:

— Можешь передать его сиятельству, что хорошие манеры вовсе не предполагают подобной жертвы. В самом деле, я хочу, чтобы ты это сказала ему!

Ливия, однако, не угомонилась.

— Думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Да это просто смешно! Неужели ты всерьез думаешь привлечь его вздохами, старомодными платьями и разговорами о своем геройстве?

— Ливия! — одернула ее тетя Лейла, решив, наконец, вмешаться.

Ливия пожала плечами.

— Мама, я хочу, чтобы между нами все было ясно. Кроме того, Соррел должна понять, его сиятельство оказывает ей внимание исключительно из жалости.

— Из жалости? — не удержавшись, переспросила Соррел.

Ливия с видимым удовольствием проговорила:

— Ну конечно. В конце концов, ты иностранка и делаешь все, чтобы пробудить его рыцарские чувства. Твой кстати подвернувшийся несчастный случай! Твоя фальшивая застенчивость! Это просто смешно. При всем своем сострадании он вряд ли видит в тебе женщину. Правда, он как-то сказал, что тебе нравится прятаться за креслами.

Щеки Соррел пылали от гнева, но вмешалась встревоженная тетя.

— Ливия! Немедленно извинись! Еще не хватало, чтобы вы поссорились!

Однако Соррел уже пришла в себя. Вот тебе и наблюдательная миссис Харрис. Оказывается, и она может ошибаться.

— Ничего, тетя Лейла, — устало проговорила она. — Кузина права, между нами все должно быть ясно. Успокойся, Ливия. У меня нет ни малейшего желания вставать между вами, даже если бы я могла это сделать.

Ливия совершенно не смутилась.

— Вот и отлично. Замечательно, что мы понимаем друг друга. А теперь, пожалуй, пора идти вниз. Джентльмены ждут.

— Минутку, — неожиданно остановила ее Соррел. — Раз уж мы так восхитительно откровенны сейчас, ответь мне, кузина, на один вопрос. Ты его любишь?

Ливия пожала плечами и даже не стала притворяться.

— Не глупи. Он мне нравится, и я сразу решила выйти за него замуж, потому что кому как не мне быть маркизой. Но я не собираюсь ни в кого влюбляться, если ты хочешь знать. От любви люди глупеют и становятся излишне чувствительными, а я слишком честолюбива. Должна сказать, мне жаль, что у мистера Фитцсиммонса нет титула, ведь он куда как элегантнее и воспитаннее! Кроме того, — разоткровенничалась Ливия, — я хорошо знаю, что могу как угодно вертеть им. Но, с другой стороны, его сиятельство красивее мистера Фитцсиммонса, и я ни минуты не сомневаюсь, что мы с ним договоримся. Не смотри так, кузина. Я вовсе не хочу сказать, что он не влюблен в меня. Но если я выхожу за него замуж потому, что он богат и у него есть титул, о котором я всегда мечтала, то он женится на мне из-за моей красоты и еще потому, что все меня любят, значит, я буду подходящей хозяйкой его дома. Видишь, ни у меня, ни у него нет иллюзий.

— Вижу, — холодно проговорила Соррел. — Надеюсь, вы будете счастливы вместе.

Ливия прищурилась. Ей не понравился тон Соррел.

— Будем! А теперь, думаю, нам пора вниз. Мы слишком долго заставляем себя ждать. И если у тебя есть хоть капля гордости, моя дорогая американская кузина, то ты должна понять, его сиятельство вовсе не обязан ехать рядом с тобой все время. Ты даже не представляешь, какую разыгрываешь из себя дуру.

Заткнув таким образом рот матери и кузине, Ливия повернулась и пошла вниз по лестнице. Все время, пока пили чай, она смеялась и болтала, словно ее совсем ничто не тревожило.

Соррел, напротив, говорила еще меньше обычного, стараясь побороть боль и гнев, вызванные безжалостными словами Ливии. Она знала, что обвинения, брошенные ей Ливией, вызваны злобой, но в них было много правды, и Соррел вновь замкнулась в себе, поклявшись, что у его сиятельства больше не будет повода ни жалеть ее, ни бояться ее навязчивости.


Загрузка...