Амнезия. Дневник потерявшего память

Понедельник, 24 мая

Этот дневник дал мне доктор Люка́. Ну то есть записную книжку. А принес он ее в субботу вечером, когда зашел проведать меня.

– Возьми, – сказал он, протянув белый блокнот размером с приличную книгу, – мне его подарили на одном семинаре, но я слишком ленив, чтобы что-то записывать. Так что он валяется без дела в кабинете, и я решил, что тебе он будет нужнее. Сможешь вносить туда разные впечатления и ощущения. В твоей ситуации лишним не будет.

– Это точно, – мгновенно ответил я, – вдруг моя нынешняя память тоже решит уйти от меня, так хотя бы запасная останется.

Он рассмеялся.

– Точно, – подтвердил он, – вижу, ты понял принцип.

Этот дядька мне действительно нравится.

Едва он ушел, я открыл блокнот. Страницы были такими же белыми, как и обложка. Такими же пустыми, как моя память. Белизна прекрасна. Она чиста. Никаких тебе ошибок, помарок, пятен. Может случиться абсолютно все, как во времена сотворения мира.

С мгновение я колебался: может, так все и оставить? Не трогать неподвижную пустоту, отражающую мою жизнь: если ничего не буду делать, ничего не буду писать, то ничего не произойдет. Будто времени больше не существует. Мне уже удалось избавиться от прошлого, так что и без будущего как-нибудь проживу. Останется лишь настоящее: неуловимое, неосязаемое.

Да, искушение велико: ни тебе начала, ни конца.

Но что-то внутри меня восстало. Что-то крошечное, какой-то зуд. И чем больше я пытался об этом забыть, тем неприятней чесалось – любопытство, конечно же. Готов поспорить, пользы от этого жуткого чувства будет гораздо меньше, чем вреда, но ничего не мог поделать.

Тогда я взял ручку с надписью «антибиотики что-то там», которую доктор Люка́ оставил на моей тумбочке, и написал дату.

С тех пор я таскаюсь с дневником повсюду. Даже сейчас сижу в очереди, жду МРТ и пишу. Так можно убить двух зайцев: занять себя и избавить Беатрису от необходимости заводить беседу. Пусть себе спокойно листает модные журнальчики. Ее ноги элегантно скрещены, миндально-зеленый костюм безупречен, а макияж совершенен – прямо идеальная женщина на первый взгляд. Никто даже представить не может, что ей приходится мириться с амнезией сына, который обращается к ней по имени, поскольку просто не узнаёт. Пожалуй, ситуация не лишена пикантности. Обычно возникает вопрос, признае́т ли отец своего ребенка, а тут – признает ли ребенок собственных родителей.

Короче, вернемся к Беатрисе. Я настаивал, что буду ждать в одиночестве, но она наотрез отказалась.

– Ну Ромен, подумай только, что скажут люди?

Идеальная жена, идеальная мать.

Идеальная, но приставучая.

– Что ты там все строчишь в своем блокноте?

Я ответил, не отрываясь:

– Фигню всякую.

– Воспитанные люди не говорят «фигня».

Я снова ответил, не отрываясь:

– Э-э-э… Разные мысли.

– Какие такие мысли?

На этот раз я уже искренне надеялся, что меня вот-вот вызовут.

– О том, что чувствую.

– Как забавно! Надеюсь, это не превратится в привычку.

Я заметил, что ей очень досадно. Может, она даже волнуется. Похоже, если я хочу, чтобы личный дневник остался личным, лучше не оставлять его в гостиной…

Я ответил, лишь бы отвязаться от ее тяжелого взгляда:

– Так доктор порекомендовал.

– А, ну раз доктор, тогда…

В яблочко. Я только что изобрел магическое заклинание. Вместо «Абракадабры» и «Сезам, откройся» представляю вам «Так-доктор-порекомендовал».

Я уткнулся в дневник. Она уткнулась в журнал. Спасен.

Ожидание всегда кажется долгим, но я не против. Это единственное, что остается, когда ничего больше нет: ни планов, ни опозданий, ни давления.

Ну вот и все. Я прошел через эту дьявольскую машину. Укол, много шума и долгие минуты в одиночестве. Результаты мы узнали сразу: никаких черепно-мозговых травм. Хорошая новость? Плохая новость? Сам не знаю. Беатриса и доктор Люка́ выглядят довольными, однако я по-прежнему задаюсь вопросом, почему ничего не помню.

– Что касается моих рекомендаций, можешь вернуться в лицей уже завтра, – заявил врач.

Беатриса подпрыгнула.

– Думаете? Так рано, доктор? А это разумно?

Про себя я пожелал доктору удачи: мне совершенно не хотелось проводить дни напролет в компании Беатрисы или, того хуже, Арно. Несмотря на пугающую неизвестность, в лицее меня ждала хотя бы смена обстановки.

– Никаких медицинских противопоказаний у него нет, правда. А вернуться к обычному ритму жизни пойдет ему только на пользу.

Я слишком взрослый (или слишком молодой?), чтобы бросаться на шею людям, поэтому сдержался. Но очень хотелось.

В машине по дороге домой Беатриса снова завела пластинку: шишка на лбу еще не рассосалась, я по-прежнему в состоянии шока, лучше оставаться в покое, в любом случае мы уже думали о том, чтобы оставить тебя на второй год, так что…

Жизнь Ромена, сцена первая: главный герой – тупица.

Странно, но я удивлен. Я не раздумывал об этом, но в глубине души относил себя к категории умников. Будто моя короткая память подстраивалась под требования эго. Так я узнал, что плох примерно по всем предметам. Что переход в лицей[5] прошел довольно неудачно, как мне сообщили. Похоже, Беатриса не сильно беспокоилась на этот счет, что меня все больше удивляло. Я думал, она вне себя от моих «успехов».

Беатриса настойчиво перечисляла причины не отправлять меня в лицей, и тогда я прибегнул к магическому заклинанию:

– Так-доктор-порекомендовал.

И добавил:

– Если это поможет мне вернуть память, то все хорошо, не так ли?

Аргумент попал прямо в цель. Бинго!

Едва Арно вернулся в семейное гнездо, ему тут же сообщили все новости. И они ему не понравились.

В своей комнате я слышал, как он кричал:

– Не думаешь, что есть заботы поважнее, чем просиживать штаны в лицее?

Беатриса выкручивалась как могла, чтобы успокоить его, голоса поутихли, и больше я не мог расслышать, что они говорили. Но даю голову на отсечение, что она использовала мой аргумент: «Так-доктор-порекомендовал».

Вечером Арно стоически заявил, что отвезет меня утром в лицей на машине.

– Не думаю, что это разумно в твоем-то состоянии, – сказал он, – но если уж так-доктор-порекомендовал…

Я был прав! Жаль, никого рядом не было, чтобы поспорить!

– Обычно ты ездишь на автобусе, – добавил он, – но раз ты не помнишь, на какой остановке лицей, я отвезу тебя.

– Спасибо, ты очень добр.

– Ничего особенного. Если это поможет восстановить твою чертову память.

Тут я решился задать вопрос, который уже долгое время вертелся у меня в голове, стоило только подумать о лицее.

– Э-э-э… У меня есть друзья? Было бы неплохо узнать их имена…

– Ты можешь не начинать предложения с «э-э-э»? – спросила Беатриса, улыбнувшись. – Это неприлично.

– А. Простите.

Но о вопросе я не забыл.

– Так что насчет друзей?

Арно и Беатриса переглянулись.

– Знаешь, ты не такой, как другие ребята. Тебе не нравятся те вещи, что нравятся детям твоего возраста. И слава богу! Алкоголь, сигареты, клубы – это все не твое.

– А. Ну… тем лучше. Но это не мешает иметь друга или двух, так ведь?

Они снова переглянулись. Арно решил спасти ситуацию.

– Послушай, ты ни о ком нам не рассказывал. Но в твоем возрасте, конечно, и не болтают обо всем подряд.

И улыбнулся, будто ободряюще и даже заговорщически.

Так, я понял.

Жизнь Ромена, сцена вторая: наш герой – одинокий ковбой.

Нечего сказать, завидная у меня жизнь.

Вдруг лицо Беатрисы озарилось:

– Была одна девочка… Как же ее там звали? Она давала тебе тетрадки, чтобы ты наверстал упущенное, пока болел гриппом прошлой зимой… А, точно, Моргана! Очень симпатичная блондиночка.

Имя мне ни о чем не говорило. Но раз я общаюсь с симпатичной блондиночкой – жаловаться не на что!

– В любом случае, – сказал Арно, – если тебе надоест в лицее или, того лучше, вернется память, не тяни и сразу звони мне. Единственное, что сейчас для нас важно, – это твое здоровье и благополучие.

– Позвонить вам?

Черт. Я обратился к нему на «вы». Лицо Арно исказило огорчение.

– Мы же говорили, обращайся к нам на «ты», Ромен. Понимаю, это сложно для тебя, но поверь, нам тоже нелегко.

– Прости, – извинился я, – само вырвалось. Это от удивления.

– Удивления?

– Да. Не знаю, как вам звонить. У меня же нет телефона.

– Как так у тебя нет телефона? А твой шестой айфон? Мы целый день бегали по магазинам и сравнивали модели. Ты же его обожаешь! Настолько, что мы даже пообещали тебе восьмой, если ты…

Арно резко замолчал. Он устало переглянулся с Беатрисой и воскликнул:

– Не понимаю, ты же всюду с ним таскался. Что вдруг случилось?

И посмотрел на меня, ожидая ответа. Я не промедлил:

– Не помню.

Арно глубоко вздохнул. Беатриса тихо вмешалась:

– Может, телефон украли, пока Ромен лежал без сознания в коридоре.

Отличная гипотеза.

– Если так, то это возмутительно! – воскликнул Арно. – Значит, кто-то видел, как он лежал на полу, и вместо того, чтобы помочь, стащил у него телефон? Да что вообще происходит в этом лицее?

Он продолжал вопить в том же духе несколько минут. Ни Беатриса, ни я ни слова не произнесли, словно поняли: Арно нашел, на кого спустить всех собак. И я видел, что его негодование и огорчение были связаны не только с возможной кражей телефона.

Вернувшись в комнату, я собрал рюкзак для лицея и продолжил читать. «Граф Монте-Кристо» – длинная книга. Длинная, но хорошая. Даже отличная.

Особенно конец первого тома.

После четырнадцати лет заточения Эдмон Дантес наконец сбегает из темницы, из которой невозможно сбежать.