Ананас Веры

РУССКИЙ ПОЦЕЛУЙ

Когда-то в детском православном лагере нас повели на экскурсию в Свято-Троицкий монастырь. Когда наш отряд отстоял литургию, мы прикладывались к мощам святого Иакова: его голову выставили у алтаря. Нам запретили целовать его в губы, но я увидел, как Машенька — девочка из другого отряда, что стояла рядом со мной — улучив момент, всё-таки прильнула своими губами к истлевшему рту святого. Я тоже хотел его поцеловать, но бдительные старушки тут же ревниво выгнали нас из храма.

Взволнованные, мы стояли за храмом, держась за руки, и смеялись — и летний ветерок трепал Машенькино платьице. Повинуясь какому-то неосознанному желанию, я вдруг обнял Машеньку и поцеловал её. Она ответила.

И я почувствовал, как к свежести её дыхания примешался намоленный тлен — бальзамический смрад мощей. В первый миг я отпрянул, испуганно глядя на неё, на её приоткрытый рот и голубые глаза — и вдруг понял, что ведь именно этот тлен объединяет нас, осеняя благодатью святых уст. Что сам праведный Иаков присоединился к нашему поцелую, возвещая о нём в Небесах…

И если задуматься, то таков и поцелуй самой русской культуры, печатью ложащийся на каждого новокрещенного младенца нашей земли: он как аромат кладбищенской сирени — в нём мистически смешивается вечная юность и потемневшие кости святых — и с по-детски нежных губ стекает загустевшее миро древних мощей — и трепещет на ветру у покосившегося креста василёк… И мы, русские люди, вновь и вновь находим высокое упоение в том, как нашу кровь пьянит бражная сладость святого праха.

Именно в тот день, ещё мальчишкой, я понял, что должен стать священником — ибо нельзя, невыносимо человеку нести эту любовь и это знание в одиночестве. И своею проповедью я сделаю всё, чтобы и на чело ваших детей лёг поцелуй наших мёртвых.

Аминь.