Анаста

Маленькая таёжница

Уже около пятнадцати лет прошло, когда я познакомился с отшельницей сибирской тайги Анастасией. Когда в своё время я узнал, что у неё должен родиться от меня сын, то прилагал много усилий, вплоть до попыток физического воздействия, чтобы перевезти Анастасию в город Новосибирск. Рожать в тайге тогда представлялось мне недопустимым, воспитывать ребёнка без общественных институтов — невозможным.

Образ жизни Анастасии в тайге первоначально виделся мне, мягко говоря, странным. Теперь же всё более странным представляется образ жизни людей современных мегаполисов.

И когда она, по-прежнему оставаясь в тайге, вынашивала дочь, у меня на душе было радостно и спокойно. Взгляды на жизнь за эти годы кардинально поменялись.

Пожелай Анастасия рожать не в тайге, а даже в лучшем родильном доме столицы, я впал бы в уныние и тоску. И, наверное, меня не покидало бы беспокойство за будущее своего ребёнка, воспитываемого современными институтами нашего общества.

Произошла переоценка ценностей, у меня поменялись взгляды на жизнь.

Анастасия рожала нашу дочь на своей родовой поляне в сибирской тайге. Я не присутствовал при родах, рядом с ней не было квалифицированных врачей и современной медицинской аппаратуры. Но на душе у меня было спокойно. Я знал: роды проходят в одном из самых совершенных родильных домов на земле — в родовом пространстве.

Когда Анастасия родила дочь, она спросила, как бы я хотел назвать новорождённую? Не задумываясь, я ответил — Анастасия. И это не потому, что нашего сына Анастасия назвала Владимиром. Просто ко времени рождения дочери я уже расценивал Анастасию как мудрую, смелую и очень добрую женщину. Её имя стало для меня синонимом этих качеств и хотелось, чтобы дочь переняла их. Никого другого, кроме Анастасии, в качестве воспитателя дочери я себе не могу представить. Хотя воспитание её во многих моментах выглядит как полное отсутствие такового, но это далеко не так.

Вот, например, что происходило с маленькой таёжницей в тайге.

В этот раз Анастасия встретила меня в весёлом настроении, даже казалась какой-то игривой. Она появилась внезапно, когда я подходил к знакомой поляне, где жило их теперь уже трое. Одетая в лёгкое платьице, похожее на римскую тунику, она стояла на моём пути и улыбалась. Интересно, откуда это платье у неё? Я остановился, любуясь необычным видением.

«Надо же — подумал — столько времени прошло, родила двоих детей, а по-прежнему молодо выглядит и необычайно красива. Я вот постарел, поседел, а она не стареет».

Вспомнилось, как, проснувшись рано утром, она радуется наступившему дню, бежит наперегонки с волчицей, проделывает замысловатые сальто. Сможет ли она сейчас сделать это?

Словно услышав мой беззвучный вопрос, Анастасия почти без разбега сделала двойное сальто и оказалась рядом со мной.

— Здравствуй, Владимир, — прозвучал её голос.

Ответить сразу я не смог. Чарующий аромат исходил от тела Анастасии и необычное тепло. Я осторожно дотронулся до её плеча, почему-то не решаясь обнять. И ответил как-то невпопад.

— И тебе здравствуй, Анастасия.

Она прильнула ко мне, обняла и прошептала:

— Наша маленькая дочурка умница и красавица. Потом Анастасия шла впереди меня босиком по траве.

Идёт и ногу за ногу заводит, словно манекенщица на подиуме. Она так не первый раз делала, но всякий раз смешно её походка выглядит и настроение поднимается.

Как обычно, мы сразу пошли к озеру, чтобы искупаться с дороги. Я уже знал — предназначение этого купания не только в том, чтобы освежиться с дороги, главное — постараться смыть запахи, не присущие таёжной поляне. Для этого после первого купания Анастасия помогла мне растереться кашицей, приготовленной из разных трав. Растирая, она шутила:

— Пищи у вас хорошей всё меньше становится, животик у тебя слегка вспучивается.

— Дисбактериоз это. Так врачи говорят. Он почти у девяноста процентов населения, — отвечал я.

— А может, всё дело в отсутствии достаточной воли животиков? — засмеялась Анастасия. — Сам говоришь — у десяти процентов всё же нет этого дисбактериоза.

Некоторое время я должен был ходить с покрытым зелёной кашицей телом и даже волосами, потом — вновь нырять в воду, плескаться. Когда вышел и тело слегка подсохло, Анастасия сняла своё платье, похожее на римскую тунику, и протянула его мне.

— Хорошо будет, если ты эту рубашку сейчас наденешь на себя.

Анастасия стояла передо мной с обнажённой грудью. Она была у неё чуть больше чем раньше. На одном из сосков выступила капелька молока.

— Ты все ещё кормишь дочь грудью? — спросил я. — Подкармливаю, — ответила весело Анастасия.

Сжала двумя руками грудь, брызнула мне в лицо струйкой молока, захохотала, растёрла молоко по лицу.

— Когда оденешь и подпояшешься, на тебе оно рубашкой будет смотреться. Я эту рубаху на себе всё время носила со дня рождения нашей дочери. Иногда она спала, в неё закутавшись. Привыкла к её запаху, виду. Если ты сделаешь так, как я говорю, нашей дочурке легче будет к тебе привыкать.

— А ты во что теперь станешь одеваться?

— Так у меня две таких, очень похожих, я их попеременке носила. Эту, что тебе предлагаю, больше надевала. И волосы из трав сплетённым жгутиком часто повязывала. Сейчас пойду и тебе сплету такой же, ты пока можешь за дочуркой нашей понаблюдать.

— Только понаблюдать? Трогать, прикасаться к ней, значит, нельзя?

— Конечно же можно, Владимир. Но всё же лучше понаблюдать сначала. Она хоть и маленькая, но уже личность самостоятельная, и лучше, если ты понаблюдаешь сначала за ней, неназойливо. Познакомишься с её привычками, постараешься вникнуть в её мир.

— Я знаю, за сыном тоже сначала наблюдал только. Ты скажи, Анастасия, через какое время её на руки брать можно?

— Сам почувствуешь. Сердце подскажет.

Мне показалось, что Анастасии хотелось, чтобы я один понаблюдал за нашей маленькой дочуркой, постарался что-то понять, из-за этого она и придумала какие-то свои неотложные дела. Но и я был не против такого подхода. Надо действительно хоть как-то понаблюдать за манерой поведения ребёнка. Ведь я для дочери всего лишь какой-то незнакомый дядька. И этот незнакомый дядька вдруг ни с того ни с сего хватает ребёнка и давай проявлять свои телячьи нежности. Тискать, сюсюкать в угоду себе. А может, ребёнку противны всякие там сюсюканья не только незнакомых дядек, но и вообще, чьи бы то ни было. Я спросил:

— Анастасия, а где сейчас наша дочь? Если ты уйдёшь плести, ну этот жгутик из трав, как я её найду?

— Она где-нибудь здесь, недалеко, спокойно ответила Анастасия. Попробуй сам её найти, пусть тебе сердце подскажет её местонахождение.

Мне казалось, многое я стал понимать о жизни на таёжной поляне. Но каждый раз всё же приходилось чему-то новому удивляться.

Как можно ещё не достигшему двухлетнего возраста ребёнку позволять идти или ползти по тайге куда угодно и даже не наблюдать за ним при этом? И это в тайге, где нет людей. В тайге, где множество диких зверей.

Раньше я наблюдал за своим новорождённым сыном, видел, как он засыпал в паху у медведицы, и та лежала, не двигаясь, в ожидании, пока он выспится. Видел, как охраняют младенца волки, как играют с ним шустрые белки. Мне было ясно: здесь на поляне и живущие вокруг неё звери уподоблены домашним животным. Они на отмеченной ими территории не ссорятся, не нападают друг на друга. В домашних условиях собака может не трогать и даже дружить с живущей в том же доме кошкой, а на постороннюю нападать. Следовательно, и здесь, на отмеченной ими территории не нападают друг на друга, а уж тем более на потомство человека.

Перед человеком, живущим на их территории, они благоговеют, естественно и человеческого ребёнка будут защищать, сочтут за честь заботу о нём. И всё же какой-то непривычной была такая ситуация. Например, что может случиться, если ребёнок выйдет за отмеченную территорию? Другие звери будут к нему относиться не так, как свои. В общем, непривычные рождались ощущения, несмотря на логику.

Я спросил у уходящей Анастасии:

— Ну, а если я с каким-нибудь зверем встречусь, пока дочь ищу? Я ещё не привык к ним, а они ко мне.

— Ничего плохого они тебе не сделают, ты же в рубашке, Владимир. Можешь ходить смело, не источая мыслями страха. Анастасия убежала к своему земляному домику.

Выйдя на поляну и никого на ней не обнаружив, я пошёл по лесу вокруг поляны, решив, что дочь может находиться неподалеку, и если я буду идти, увеличивая диаметр кругов, то обязательно увижу её.

И увидел, ещё не закончив первого круга. Маленькая Анастасия одна стояла между кустов смородины, держалась за ветку, рассматривала какую-то букашку и улыбалась. Я затаился за другим кустом и стал наблюдать.

Девочка была одета в короткое платьице-рубашку, волосы её удерживала повязка, сплетённая из волокон каких-то трав.

Удовлетворив свой интерес к происходящему на ветке, она босыми ножками пошла по траве в сторону поляны. Видно, зацепившись за ветку или траву, упала. Маленькая девочка плашмя упала в траву, но не заплакала, молча оперлась ручками о землю, села. Потом проползла на четвереньках метра два и снова встала на ножки, медленно ступая, продолжила свой путь.

Я, стараясь быть незаметным, очень осторожно двигался за своей дочерью. И вдруг прямо на моих глазах Настенька исчезла. Сначала я замер от неожиданности на некоторое время, потом быстро подбежал к тому месту, где она только что шла, стал озираться по сторонам, но её нигде не было. Ни за деревом, рядом с которым исчезла, ни за кустом. Маленькая девочка не могла ещё быстро бегать, чтобы столь стремительно скрыться из виду.

Я стал кружить вокруг дерева, у которого она пропала, увеличивая с каждым разом диаметр кругов, но так и не увидел ее. Некоторое время постоял, решая, что делать, потом побежал к земляному домику, где должна была находиться Анастасия.

Она спокойно сидела у входа, плела из травяных волокон повязку для головы и тихо пела. Недалеко от неё чёрно-бурая лиса, как ласковый кот, тёрлась о ствол дерева.

— Анастасия, дочь исчезла, — выпалил я. — Шёл за ней в нескольких метрах, глаз не спускал. И вдруг она раз... будто растаяла. Её нигде нет.

Реакция Анастасии была на удивление спокойной, она даже плетение не прекратила, отвечая.

— Не беспокойся, Владимир. Я думаю, она сейчас в старой лисьей норе.

— Кто тебе это сказал?

— Видишь, лиса о дерево томно трётся?

— Вижу.

— Тем самым она сообщает — ребёнок в её норе.

— А, может, лиса о чём-то другом сообщает?

— Если б о плохом, то она бы волнение изображала. Отбегала в сторону, снова подбегала, за собой увлекая на помощь.

— Но всё же ты не можешь быть уверенной на сто процентов о местонахождении дочери, тем более в том месте, где она исчезла, нет никакой норы, я всё осмотрел.

— Хорошо, Владимир, пойдём вместе и посмотрим, куда наша хитрунья спряталась.

Когда мы пришли в то место, где словно растворилась малышка, Анастасия раздвинула траву, и я сразу увидел нору. Лаз в неё был слегка обрушен, и образовалась ямка. Я заглянул в неё и увидел: свернувшись калачиком на дне, спокойно спала Настенька.

— Вот видишь, она уснула на сырой земле. И мне думается, самостоятельно не выберется оттуда.

— На дне трава сухая, Владимир. А дочурка наша, когда выспится, сама сможет решить проблему, как выбраться из своего убежища.

— Как решит?

— Если хочешь, Владимир, понаблюдай, а я пока пойду, доделаю задуманное.

Я остался. Примерно минут через тридцать в яме послышались шорохи. Девочка проснулась, но самостоятельно выбраться из ямки ей было трудно, да, в общем-то, она и не сильно пыталась. После первой же попытки, оценив свои силы, девочка издала призывный звук: аго, эга. Не плач, а именно призывный звук. Тут же появилась ранее вертевшаяся возле Анастасии лисица. Она сначала встала на краю бывшей норы, посмотрела, понюхала и, повернувшись к норе задом, опустила в неё хвост. Лиса напряглась и медленно вытащила из норы уцепившегося за хвост ребёнка. Девочка примерно ещё с полметра волочилась за лисой, потом отпустила её хвост, встала на четвереньки, а затем поднялась на ножки. Маленькая Настенька осмотрелась, улыбнулась, будто вспомнив о чём-то и, медленно ступая, пошла, улыбающаяся, по направлению к озеру. Я незаметно продолжал следовать за ней.

Никаких зверей поблизости не было и, казалось, кроме меня никто за малышкой в тайге не наблюдает. Однако чуть позже я понял, что ошибся. Оказалось, и за ней, и за мной велось пристальное наблюдение, и вскоре я впервые увидел конфликт своей дочери с таёжным зверем.

Когда Настенька выбралась из кустов малины, некоторое время она стояла на месте и смотрела на водную гладь озера, потом сняла с себя короткую рубашечку и, осторожно ступая босыми ножками, пошла к озеру. До воды ей оставалось пройти метров пять-шесть, как вдруг из кустов выскочила матёрая волчица, и в несколько мощных прыжков встала между берегом озера и Настенькой. Девочка маленькими ручками похлопала зверя по спине, подёргала за шерсть, потрогала морду. В ответ волчица лизнула ребенку ножку, но на этом их взаимные знаки внимания, или ласки, закончились. В планы Настеньки, видимо, не входили игры с волчицей, она хотела подойти к воде, для чего сначала попыталась обойти стоявшую на месте волчицу, сделав три шажка в сторону. Но как только девочка попыталась продвинуться вперёд, волчица вновь преградила ей путь. Ручками Настенька упёрлась в бок зверя, стараясь оттолкнуть препятствие, но волчица не слушалась ребёнка и стояла как вкопанная. Тогда Настенька села на траву, подумала некоторое время и попыталась проползти под брюхом волчицы. Но и эта попытка не увенчалась успехом — волчица прижалась к земле.

Настенька, видимо, поняла — зверь не пропускает её к воде и силой препятствие не устранить. Некоторое время она сидела на траве, о чём-то размышляя, потом стала ползать и даже удаляться от волчицы и от озера.

Вскоре она встала на ножки, держа в руках небольшую веточку, подошла к волчьей морде, поводила по ней веточкой и бросила её в сторону леса. Веточка отлетела всего метра на полтора. Волчица прыгнула за веточкой, схватила её зубами. В то же время Настенька, активно работая ножками, побежала к берегу озера. Волчица поняла, что её перехитрили, в два стремительных прыжка настигла ребёнка у самой воды и сбила с ног.

Настенька упала на спину, её головка коснулась воды, отталкиваясь ножками о песок, она пыталась продвинуться дальше, в озеро. Волчица схватила зубами ножку ребёнка. Наверное, она старалась не причинить девочке боли, её захват не был жёстким.

Настенька уперлась второй ножкой в волчий нос, выдернула из пасти свою ступню и резво сползла в воду. В этом месте сразу у берега была почти метровая глубина, и малышка погрузилась в воду с головой, но тут же вынырнула. Работая ручками и ножками, она держалась на поверхности воды.

Я подумал, что хорошо плавать дочь не умеет. Выбежал из своего укрытия, собираясь прыгнуть в воду, но когда оказался на берегу, увидел — к ребёнку подплывает волчица. Барахтающаяся в воде девочка уткнулась в волчий бок, схватилась ручками за шерсть и они поплыли вдоль берега на мелководье. Настенька, почувствовав под ногами дно, тут же отпустила волчицу.

Мокрая волчица вышла на берег и отряхнулась, разбрасывая вокруг себя множество блестевших на солнце брызг. Она не убежала, а осталась на берегу, внимательно наблюдая за ребёнком, искоса и, как мне показалось, насторожённо поглядывая на меня.

А Настенька, стоя по пояс в воде, улыбалась и старательно подзывала к себе волчицу. Она хлопала ручками по воде, призывно махала, но волчица не шла к ней. Возможно, зверю не нравились водные процедуры или игры в озере казались опасными.

Вдруг Настенька повернула головку в мою сторону и замерла. Я впервые ощутил на себе пристальный взгляд своей маленькой дочурки и стоял под её взглядом, не в силах пошевельнуться. Мне было понятно, она воспринимает меня как некое непонятное существо, неожиданно появившееся на территории её обитания.

Некоторое время она разглядывала меня, потом отвернулась и, не спеша, вышла из воды на берег, подошла к лежащей на траве волчице, которая, взяв зубами платьице, подала его девочке. Однако Настенька не стала его надевать на мокрое тельце, она взяла одежду и направилась в сторону земляного дома у края поляны. Я продолжал наблюдать, как она совершает своё путешествие по тайге, и думал.

Идёт, улыбаясь, по полянке в глубине сибирской тайги маленький ребёнок, ничто его не страшит, никто не нападает, наоборот, звери готовы по первому требованию примчаться на помощь. Идет маленький человек, будто бы наследник царского рода по своим владениям. Ему интересно наблюдать за жизнью букашек, белочек и птиц. Рассматривать цветочки и пробовать на вкус травинки и ягоды.

А в это время какая-нибудь другая, такая же по возрасту девочка находится в ограниченном четырьмя стенами пространстве, да и в нём, словно зверёк, она ограничена пусть красивыми, но стенками манежа. А добрые родители накупают ей пластмассовые игрушки, и она их пробует на вкус.

Миллионы маленьких девочек и мальчиков нашего мира, словно зверьки, взрослеют в квартирах-клетках. И мы ещё хотим, чтобы вырастали из них умные, свободные и благородные люди.

Да эти личности даже представить себе не могут — свобода — это, прежде всего свободная мысль, знание и ощущение живого мироздания.

Об этом живом мироздании повзрослевшему ребёнку будут рассказывать в школе. Он, конечно, получит некоторую информацию о великом мире живой природы, о мирозданье, созданном великим Творцом, но никогда не сможет ощутить его собой. Те ощущения, которые может получить человек с первых лет жизни, в гармонии с великим миром Творца и при этом без усилий и напряжения, а напротив, играючи, не заменить никакими школьными уроками и университетскими лекциями.

Я никого не призываю идти с детьми в тайгу. Это было бы абсурдно, но что-то делать всё же необходимо.