Андрей Громыко. Ошибка мистера Нет

Это было их время

Годы шли, страна менялась, ребята из Старых Громык взрослели и менялись вместе с ней. Им нравились эти изменения, это было их время – молодых граждан молодой Советской страны, перед которыми вдруг открылись все пути и все дороги, было бы желание, стремление учиться и познавать новое, настойчивость в этом желании добиться высот, которые их родителям и не снились. Взрослые это тоже чувствовали и детям своим не только не мешали, но даже, как ни удивительно казалось такое отношение самим ребятам, прислушивались к их мнению – ведь дети были уже грамотнее, чем они. А ребята жадно читали книги, газеты, журналы, брошюры, которых тогда, после революции, выпускалось много и в которых говорилось о том, какой должна стать новая жизнь. Однажды подростки затеяли постановку пьесы, тоже взятой из такой брошюры, на волнующую всех тему – столкновения «белой» и «красной» идей, где об этом спорили между собой красный командир и офицер-белогвардеец. Андрея выбрали «красным командиром» – он грамотный, доклады делает, вот пусть и сражается с «белым офицером». Им стал тоже боевой парнишка по имени Иван. Были в пьесе и другие персонажи, но уже второстепенные. «Белому офицеру» сделали погоны, но главным атрибутом его костюма стали новые сапоги, начищенные до блеска. «Красный командир» был одет скромно, и сапоги у него были поношенные, хоть и добротные. Спор завязался не на шутку, чуть не до драки.

– Ведь кто-то должен работать? – спрашивал «белый офицер». – Должен, и все тут. Вот пусть и работают – на заводах, фабриках, в поле, строят дороги, сплавляют плоты. А другие должны ими руководить.

– Все должны быть равными, – спорил с ним красный командир. – Работать должны все. Для этого рабочие и крестьяне и делали революцию.

Другие персонажи тоже вмешивались в спор, но «красных», конечно, было больше, и они побеждали. Самое главное, что зрители остались довольны, хотя не все актеры успели как следует выучить свои слова и время от времени импровизировали. Раньше-то ведь никаких спектаклей в деревне вовсе не видали.

– Я только боялась, как бы тебе этот «офицер» рубашку новую не порвал, – сказала дома Андрею мать, которая тоже была на спектакле.

В тринадцать лет Андрей Громыко стал комсомольцем. Вступили в комсомол и многие его друзья-товарищи. И выбрали его, как самого начитанного, секретарем сельской комсомольской ячейки. Произошло это в начале 1923 года. С какой жадностью и энтузиазмом читал он инструкции, приходившие ему, юному новоиспеченному комсоргу, из волостного комитета комсомола! В них говорилось обо всем, обо всех сторонах сельской жизни, но главное – постоянно подчеркивалось, что комсомольцы всегда должны быть примером для остальной молодежи. Андрею казалось, что, читая эти слова, он разговаривает с самими вождями – Марксом, Энгельсом, Лениным… Сталин тогда еще вождем не стал, он занимался черновой работой, скорее, больше был известен Троцкий.

Но вскоре, в 1924 году, Ленин умер. Юных комсомольцев охватила растерянность – как же теперь страна будет жить без вождя? Тот же вопрос им, комсомольцам, задавали и односельчане, и в первую очередь спрашивали его – комсомольского секретаря Андрея Громыко. Что же отвечать? Он и сам бы хотел, чтобы ему кто-нибудь об этом рассказал. Но все же не растерялся, вспомнил, как говорили сразу после Октябрьской революции агитаторы: «Революцию сделали Ленин и его помощники». И стал отвечать так: «Ленин умер, но его помощники, партия живы. Вот с партией и будем жить». Как оказалось, попал в самую точку.

К тому времени Андрей уже прочитал речь Ленина на III съезде комсомола, и его призыв «Учиться, учиться и еще раз учиться» полностью отвечал его самому большому желанию. Тем более что и родители в этом его поддерживали. Мать первая сказала ему: «Ты книги любишь, это хорошо, учись, может, и в люди выйдешь». Отец был с ней согласен. Так и решилась судьба, которая могла сложиться и по-другому, если бы родители настояли, чтобы сын пошел работать, а не учиться. Но родители у Андрея Громыко, как уже говорилось, были мудрыми людьми. Поэтому он закончил семилетку и профтехшколу в Гомеле, а потом поступил в техникум, который находился в городе Борисове, неподалеку от Минска, потом – в Минский сельскохозяйственный институт.

Однако время стояло трудное, поэтому учеба учебой, но и о работе забывать не приходилось – ведь дома оставались еще несколько младших братишек и сестренка. Вот какие, например, воспоминания о юности Громыко передал в газету «Красноярский рабочий» сын одного из его старых знакомых по Гомельщине Михаила Мейтина, в те годы работавшего секретарем комсомольской ячейки гомельской спичечной фабрики «Везувий».

«Шла суровая зима тысяча девятьсот двадцать пятого года. Небольшая бревенчатая деревянная пристройка к каменному зданию фабричной администрации служила так называемым офисом для общественных организаций. В этой деревянной избушке площадью около тридцати квадратных метров приютились партийное и комсомольское бюро предприятия, благо были выгорожены две малюсенькие комнатки, их и кабинетами было назвать смешно – закутки, да и только.

В один из морозных январских дней, когда я сидел за столом и прорабатывал план работы ячейки на ближайшее время, отворилась дверь избы, и сквозь клубы морозного пара в нее ввалился худющий подросток примерно пятнадцати-шестнадцати лет, одетый в изорванный полушубок. На ногах у мальчишки была латаная-перелатаная обувка с надорванными подметками, обмотанными в несколько оборотов толстой бечевкой. Мальчишка был встревожен и озабочен, его глаза нервно бегали из стороны в сторону, а зубы клацали от холода. Оказалось, что пришел он из деревни Верхние Громыки (на самом деле – Старые Громыки. – Н.Г.), дома осталась мать и несколько детских ртов, кушать было нечего, вот он и решил поискать своей рабочей доли.

– Не гоните меня, дядько, домой! Я любую работу охоч выполнять. Во у меня какие мускулы. – И мальчик, скинув шубейку, напрягаясь, сжал локоть. – Я уже взрослый, мне стукнуло шестнадцать годков.

Мальчишка назвался Андреем. Фамилия у него тоже была очень распространенная, в его деревне почти все жители носили фамилию Громыко. Трудно сказать, были ли они родственниками между собой, возможно, и были, только не все, однако жили в деревне дружно, не лаялись почем зря.

Я вышел из своей каморки посоветоваться с парторгом. Посовещавшись с ним накоротке, мы решили оставить мальчишку при себе истопником. Пусть приходит каждое утро пораньше и топит печку…

Как показало время, отец не ошибся в юном Андрее. Старательный истопник недолго находился при «кочерге». Уже через полгода его приняли в комсомол и ввели в актив, в это время Андрюша сменил занятие, ему нашли работу с металлом, перевели на инструментальный участок учеником слесаря.

Так уж получилось, что среднее образование отец получил в двадцать восьмом году, а накануне его торжественно приняли в ряды большевиков. Что же касается его питомца, то и он не огорчил. Уже в тридцатом году окончил девять классов и подал документы на рабфак. Все эти годы отец и его друзья внимательно следили за недавно еще неуклюжим деревенским пареньком, который выделялся, с одной стороны, тактичной молчаливостью, а с другой – умением заставить собеседника слушать, его манера убеждать была построена как на логике, так и на здравом смысле. У этого парня оказалась незаурядная интуиция и профессиональное чутье на развитие событий».

В этих воспоминаниях, как часто бывает, есть ряд неточностей: так, в комсомол Андрей вступил еще в деревне, здесь же, во время появления на фабрике, он, судя по возрасту, то ли одновременно с работой учился в профтехшколе, то ли уже окончил ее. Но это свидетельство интересно зарисовкой того далекого трудного времени, а также портрета и характера юного Андрея Громыко.

Кончается очерк примечанием сына Мейтина о том, что А. А. Громыко после смерти отца прислал ему на могилу венок с надписью «Другу и соратнику от члена Политбюро ЦК КПСС А. А. Громыко».