Овечий царь

К вечеру милитаристские настроения в народе мало-помалу рассосались. А зря.

Не успели верхушки осин стряхнуть кровь умирающего за горизонтом солнца, а сельчане уже понесли первые потери.

Исчез пастух Витька.

Многие видели, как он брел в своем рваном плаще по колено в овцах. Его видели возле пруда, его видели в районе свалки, которая была почти на окраине деревни. И вот с этого момента его уже никто не видел. Овцы с козами пришли одни.

Привычно припустив на крики встречающих хозяек «Катек! Катек!» и ошалев от запаха хлеба в их шершавых ладонях, животина совсем забыла о своем предводителе.

А ведь Витька пропал!

Его хватились только с первыми звездами. И то потому, что баба Вера недосчиталась среди своих многочисленных рогатых питомцев барана по кличке Баран.

– Витьку! – кричали старушки-подружки. – Витьку к ответу!

А Витьки-то и нет.

И вот, несмотря на поздний час, жители Алексеевки не спят. Гудят под черемухой на завалинке, как рой растревоженных ос.

Но толку от пересудов мало. Вообще, если честно, никакого толку.

Вот тут-то на сцену и вышел Сашкин дедушка, пузатый и горячий, как самовар, мужчина:

– Я чай, огольцы не зря, поди, весь день лопатами махали. Вона.

Все как один зыркнули на него.

Сашкин же дедушка выдержал длиннющую паузу и сказал вот что.

– Они ж городские пацанята. Лентяи, стало быть, белоручки, – сказал Сашкин дедушка. – А тут всю луговину блиндажами изрыли. Н-да.

Заинтригованные старушки аж дышать престали, чуя близкую разгадку всей этой темной истории.

Но Сашкин дедушка вдруг замолчал, так и не сделав никакого вывода.

Стало тихо. Некоторые даже расслышали сквозь гуд комарья, как кто-то из собравшихся испустил ветры.

– Ага! – вдруг вскинулся Андрейкин дедушка. – Слушайте меня! Слушайте меня!

Насколько Сашкин дедушка пребывал в телесной дородности и душевной основательности, настолько дедушка Андрейкин был тощ, малоросл и суетлив. А так как они уже тридцать лет ходили в друзьях, то их прозвали Вини Пух и Пятачок.

– Ну что? – раздраженно спросили Пятачка односельчане. Все устали за день и хотели спать.

Старичок подергал себя за козлиную бородку и выдал:

– Белобрысый Сашка, когда за нашим Андрианом утром заходил, что-то там про пришельцев бухтел. Я сам слыхал. Вот этими ушами…

Но тут Андрейкин дедушка осекся: односельчане стали безжалостно буравить оратора ироничными взглядами.

Дело в том, что «овечий царь» Витька не только смахивал на инопланетянина, но и давно был им признан всенародно.

Начать хотя бы с того, что Витька был не немой. Однако, его никто, кроме овец, до конца не понимал.

Наверное, дело было в том, что «овечий царь» выражался исключительно с помощью ненормативной лексики. Вызывала всеобщее уважение та сила, с которой он всем своим большим сердцем презирал нормальные человеческие слова.

Но – чудеса, да и только – овцы понимали Витьку с полуслова! Так беспрекословно скотина не слушалась еще ни одного пастуха за всю историю Алексеевки. По крайней мере, это утверждал почетный старожил окрестных равнин дед Альф.

По настоящему его звали Альфред, и даже менее почетные старожилы расходились во мнениях относительно его сущности. Одни говорили, что это пленный немец. Причем отбился от своих он еще в первую мировую. Другие упорно считали Гутенморгыча за еще в детстве похищенного цыганами брата-близнеца Ясира Арафата.

Но все сходились в одном: человеком он слыл, по выражению местных балагуров, «искусственным». То есть, невозможно образованным и умным.

Это и был отец Витьки. Он было открыл рот, явно собираясь что-то сказать. Но в этот момент из тьмы появилась женщина. Её нечесаные космы торчали во все стороны. Это была местная сумасшедшая Ася. Она сидела в тюрьме три раза. И все три – за убийство мужей.

Ася хрипло засмеялась и сказала:

– И не стыдно вам? Постригли бы хоть меня!

На этом собрание объявили закрытым.

Загрузка...