Андроид-разрушитель

1

На следующее утро, добравшись до дома с базы Департамента «Х», где сдали оружие и все остальное, что взяли без согласования с генералом, полковник Кирпичников с Геннадием улеглись спать. В это время после встречи Нового года так, скорее всего, поступала бо€льшая часть населения страны. Но, как оказалось, спали далеко не все.

Примерно через час после возвращения Владимира Алексеевича разбудил телефонный звонок. Аппарат стоял в большой комнате, и добираться до него следовало мимо кабинета, в котором спал сын. Геннадий, естественно, успел к трубке первым. Владимир Алексеевич даже вставать не стал, только прислушивался, стараясь понять, кто звонит. Геннадий разговаривал несколько минут, потом остановился на пороге спальни.

– Кто звонил? – спросил полковник, поднимая голову и глядя за окно, чтобы по свету приблизительно определить время. Показалось, что еще утро, хотя Кирпичников-старший уже выспался.

– Из Ростовского областного УВД. Спрашивают, когда мы приедем. Причем, что интересно, спрашивают о двоих, хотя я не сообщал им, что мы вместе. Они знали от меня только то, что я – сын, разыскивающий мать. Про тебя разговор был только касательно того, что ты в командировке на неопределенный срок.

– Проверяют... – сделал вывод полковник. – Естественно, первого января никакие службы, кроме дежурных, в управлении не работают. А дежурному дела нет до нашего приезда. У него после новогодней ночи своих дел – из-за шиворота лезут и из штанов вываливаются. И что ты им ответил?

– Что на фотографиях, что они прислали, скорее всего, другая женщина. А в одном случае они перепутали и переслали нам снимок из тех, что я представлял для розыска. Но снимок испорчен, видимо, при переброске через Интернет. Я поблагодарил их за заботу...

– Все правильно. Который час?

– Точно не скажу. Где-то к одиннадцати подходит.

– Значит, мы спали больше часа. В принципе, чтобы не терять силы, можно еще вздремнуть...

Полковник повернулся лицом к стенке. Сын ушел в его кабинет, где облюбовал себе место на диване. Раньше, когда они жили все вместе, это была комната Геннадия, и он до сих пор не может отвыкнуть. Даже когда с женой и с сыновьями приезжает, они все вместе останавливаются в этой комнате. И младший сын, который служит в Нью-Йорке, в охране российского представительства при ООН, когда приезжает, тоже останавливается в кабинете...

Снова уснуть получилось не сразу. Кирпичников-старший ощупал места попадания пуль. Прикосновения были болезненными, но переломов, судя по всему, все же не было. Видимо, наноткань обладает какими-то дополнительными свойствами, распространяя силу удара пули по поверхности костюма. Однако ушибы были сильными. Но зацикливаться на этом полковник не стал. Мысли Владимира Алексеевича не могли не возвращаться к судьбе жены и ко всем сложившимся обстоятельствам. Он не был человеком, который мучает себя раздумьями, и вообще плохо относился к сослагательному наклонению. Тем не менее при построении планов всегда предпочитал разбирать все возможные варианты. Однако в настоящей ситуации у полковника не было достаточной информации, чтобы составлять планы. Оставалось надеяться, что генерал-лейтенант Апраксин, человек, всегда мыслящий здраво и владеющий ситуацией, знал, что делает, когда без просьбы со стороны Кирпичникова ввязался в это. Главное, что сумел сделать генерал, это организовать прикрытие для всех участников операции по вызволению людей из шестнадцатого отделения. Уже ближе к утру ему позвонили с неизбежными после такой операции вопросами. Апраксин объяснил, где он находится, и сообщил, что вся оперативная группа его Департамента находится вместе с ним. И назвал еще несколько фамилий других гостей. Влиятельных гостей, которые готовы были подтвердить, что вся компания встречала Новый год вместе и никто на длительное время не отлучался. На вопрос Виктора Евгеньевича о причинах такого телефонного допроса ему ничего вразумительного не ответили. Это и неудивительно, потому что прямой ответ на вопрос был бы равносилен признанию того, что генерала минувшим днем вводили в заблуждение.

Полковник Кирпичников находился рядом, все слышал и даже поймал кивок генерала.

Укрывая действия, которые категорически не вписываются в рамки закона, Апраксин ставил себя в рискованное положение, но Кирпичников не зря согласился с ним работать, почувствовав родственную душу. Генерал понимал, что против противозаконных действий можно эффективно действовать только аналогичным образом. И даже против законных, как часто случается, тоже – потому что закон в российских условиях всегда является понятием слишком аморфным, чтобы доверяться ему безоговорочно. Рыба всегда гниет с головы, и россияне, привыкшие к тому, что власти с законами не считаются, тоже предпочитают не считаться с ними.

Генерал оказался легок на помине. Он, видимо, совсем не спал – поскольку отец с сыном и всеми спецназовцами покинули дачу еще тогда, когда остальные гости и не думали о возвращении домой. Дорога до Москвы много времени не заняла – дороги были абсолютно пусты. Правда, дорожных инспекторов было много, машины останавливали трижды, и каждый из инспекторов не скрывал своего жестокого разочарования, обнаружив за рулем трезвых людей. Сначала развезли всех пассажиров «Рэнглера» и подполковника Вельчанинова, потом подполковник Валеев проехал за «Нивой» к гаражу и на своей машине отвез Кирпичниковых домой, где те начали зевать еще на лестнице.

Апраксин позвонил на трубку спутникового телефона, которую полковник положил на тумбочку, поближе к голове, чтобы легко услышать и сразу взять.

– Полковник Кирпичников. Здравия желаю, товарищ генерал!

– Не разбудил, Владимир Алексеевич?

– Разбудили десять минут назад. Звонили из Ростовского областного УВД. Интересовались, когда мы с Геннадием приедем. Причем они не должны были знать, что мы с ним уже вместе заняты в поиске. Там знали только об одном Геннадии. Но вопрос был именно о двоих. Интересно, кто там не празднует Новый год?

– Не празднует, кто на службе занят. А они по носу получили, им все праздники теперь бегать вприпрыжку, – сказал Апраксин. – Я по делу. Только что звонили. Надежда Павловна на несколько минут приходила в ясное сознание. Врач сказал, что такие прояснения будут повторяться и станут все более и более продолжительными. Я думаю, что дня через три-четыре... нет, только через три, потом может не быть времени – дня через три я тебя с капитаном туда свожу.

– Мы могли бы и сами, товарищ генерал. Я запомнил дорогу.

– Ну и забудь ее. И никому не говори, что запоминал. Нельзя на своей машине. И вас не пустят, и меня неправильно поймут.

– Понял, товарищ генерал. Есть забыть... Уже забыл. – Кирпичников даже улыбнулся от хорошего сообщения. Он только что думал, какая трудная жизнь теперь предстоит его семье, а, оказывается, все может быть даже не так и плохо, как казалось вначале. – Спасибо за сообщение.

– Ну вот. А теперь, после хорошего сообщения, у меня есть кое-что и похуже. Я не знаю, как повлияли на события действия твоей группы, но нас усиленно торопят сверху. И потому уже сегодня я хотел бы побеседовать с тобой о предстоящей операции. Конечно, тебе – и мне тоже – следует иметь свежую голову. Потому давай выспимся как следует, а позже я позвоню и пришлю за тобой машину. Готов?

– Понял, товарищ генерал. Я готов. Как только позвоните, сразу...

– Тогда до встречи.

Генерал положил трубку. Полковник поднял глаза и увидел, что на пороге комнаты опять стоит сын.

– Мама приходила в ясное сознание, – сообщил Владимир Алексеевич. – Врач сказал, что теперь она будет все чаще и чаще возвращаться в нормальное состояние и эти возвращения будут все продолжительнее. Я так понимаю, что они выводят у нее из организма всякую гадость.

Геннадий заулыбался.

– А микрочип?

– Не знаю. Что будет, генерал сам скажет. Наверное, это тоже не сразу делают. Все-таки хирургическая операция... А еще и суток не прошло, как они туда поступили. Наверное, будут готовить. Сначала анализы возьмут, потом реакцию на анестезию проверят... Как это бывает?

– Не знаю. Мне дважды делали без всякой проверки, срочно.

– Мне делали так же точно, но трижды. Однако у мамы не боевое ранение, слава богу, и потому нет необходимости так торопиться.

– Я так понял, что тебя вызывают?

– Да, генерала сверху теребят, торопят с новой операцией. Не исключено, это вызвано нашими ночными действиями. Темы связаны.

– Сейчас едешь?

– Сначала дам генералу выспаться. Потом он позвонит.

– Сгонять в гараж за машиной?

– Не нужно. Генерал свою пришлет...

Машина за полковником пришла, когда на улице уже начало темнеть. Но ездить по Москве первого января можно было спокойно, без привычных пробок. Потому до базы Департамента «Х» Владимир Алексеевич добрался непривычно быстро.

Генерал ждал в своем кабинете, как сразу предупредил дежурный по Департаменту. Владимир Алексеевич разделся в своем кабинете и только после этого пошел к Апраксину. К своему удивлению, в приемной он встретил помощника Виктора Евгеньевича, майора Лазуткина. Тот и ночь провел в работе на генеральской даче, выскочив встретить их из напичканного электроникой кунга, и первого января был на своем привычном месте.

– Генерал ждет, товарищ полковник, – напутствовал майор вошедшего, и Кирпичников прошел в кабинет.

Апраксин сидел перед монитором, что-то читая. Гудел принтер, выдавая напечатанные страницы какого-то документа.

– Присаживайся, Владимир Алексеевич, я сейчас, только вот дочитаю...

Дочитывал Виктор Евгеньевич недолго. Щелкнул мышью, закрывая прочитанное, и повернулся к полковнику.

– Ну, чем новый год тебя обрадовал?

– Пока только вашим утренним сообщением, товарищ генерал. Больше вестей не получал – ни хороших, ни плохих. Звонок из Ростовской области, как вы понимаете, информации не несет, это была только проверка нашего местонахождения.

– Я, если помнишь, запросил у них видеозапись; ответили, что в настоящий момент не имеют технической возможности. Не ответить побоялись, но ответ ничего не дает. Простой вежливый уход в сторону. Но это нас сейчас волновать не должно, хотя я и послал повторный запрос, чтобы не думали на нас по поводу ночного нападения на больницу. Кто там, кстати, так пошутил?

– Как? – не понял полковник.

– Мента в камере с людоедом закрыл...

– Я. Что, съел или просто покусал?

– Хуже. Сидел и смотрел на него голодными глазами. И слюни, говорят, текли.

– И что в этом страшного?

– Мент сейчас в другом отделении той же больницы лежит. Говорить разучился, «крыша поехала». А что, плохой парень попался?

– А они разве, товарищ генерал, бывают хорошими? – вопросом на вопрос ответил полковник.

Апраксин не стал продолжать тему и решил перейти к делу. Но перешел своеобразно – просто достал из ящика стола и бросил на столешницу три небольшие микросхемы размером с четверть sim-карты обычного сотового или спутникового телефона, но внешне чем-то похожие на ту же sim-карту.

– Вот, полюбуйся.

– Что это? – Кирпичников, кажется, уже догадался, что это такое. – Причина раннего торжества и позднего разочарования Департамента «Z»?

– Угадал.

– Дезактивированы?

– Да, наши специалисты разомкнули контакты, и теперь можно все три без опасений носить в кармане. Но я начну издалека. По данным нашей разведки, какой-то арабский ученый пытался запатентовать в Германии жидкий аналог такого микрочипа. После инъекции препарата в вену человек якобы становится полностью управляемым и ведомым. Не знаю, как насчет «полностью», но в целом наши ученые допускают определенный процент правды в утверждениях араба. Немцы ответили на попытку официальным отказом, но куда потом пропал этот ученый вместе со своим изобретением, не знает никто. Может быть, его прибрали к рукам те же немецкие спецслужбы, может быть, какие-то другие. Там рассматривался препарат, воздействующий на нервную систему по неизвестным нам параметрам. Эти микрочипы созданы в России и тоже жестко воздействуют на нервную систему в четырех определенных ситуациях. Человек с микрочипом выполняет команды-импульсы – «сделай», «нельзя», «встреча» и «умри». То есть эти команды не звучат однозначно, но они вызывают в организме вибрации, которые раздражают соответствующие центры мозга. Вшивается микрочип в непосредственной близости от бедренной артерии и разносит вибрации, воздействуя на организм через кровяные тельца. Если первые две и четвертая команды являются однозначно повелительными, то третья – совсем особого рода, и для того, чтобы объект, получающий в организм микрочип, выполнял ее, ему дают установку в состоянии глубокого транса. То есть гипнотическую команду. Впрочем, разработчики не уверены, что первые две и четвертая будут работать и без внушения, и потому суггестические[14] вводные во время подготовки пока считаются обязательными для всех команд. Технологически это достаточно сложно, однако разработчики надеются, что в будущем технологии упростятся настолько, что микрочипы можно будет вшивать массово.

– Я так понимаю, товарищ генерал, вы мне объясняете это не по той причине, что моя жена оказалась жертвой этих экспериментов? – строго и даже слегка мрачно спросил Кирпичников. Мрачность эта была вызвана некоторыми короткими фразами, сказанными генералом в последние дни и относящимися к будущей операции группы.

– Я же объяснил тебе по телефону причину вызова? Значит, ты не ошибаешься.

– И нам с этим работать? – Взгляд полковника выражал недоверие, смешанное с сомнением.

– Работать. И плотно. Изначально нам был предложен совсем тяжелый вариант – проводить испытания микрочипов в два этапа, и первый этап, по замыслу разработчиков из Департамента «Y», должен был сводиться к тому, чтобы микрочипы вшили всем участникам операции – то есть нашей оперативной группе, – чтобы иметь возможность контролировать ее действия посредством спутника. Вшили бы всем, начиная с командира – с тебя то есть. Как тебе, Владимир Алексеевич, дозволь спросить, такая распрекрасная перспектива?

– Мне сразу, товарищ генерал, написать рапорт об увольнении или дождаться официального выхода на службу? – просто, без ударения, спросил Кирпичников.

Генерал засмеялся.

– Я обрисовал примерно такую же картину и добавил, что ни один из моих офицеров не пойдет на это даже в приказном порядке. Вплоть до оказания вооруженного сопротивления. Я правомочно взял на себя эти обязательства?

– Естественно, товарищ генерал.

– Слова о вооруженном сопротивлении вызвали достаточно резкую реакцию, но назад я их не взял. Тогда они стали подъезжать с другой стороны. Меня пытались убедить, что это явление прогресса и проявление патриотизма, что в США более пятидесяти человек сами предложили вживить им в тело микрочипы. В ответ я предложил разработчикам самим продемонстрировать патриотический порыв. Желающих не нашлось, но отговорка о том, что они не будут участниками боевой операции, прозвучала не слишком убедительно. Тогда состоялся еще один «подъезд» – скорее «наезд». Меня обвинили в попытке сорвать глобальные планы власти относительно всеобщей чипизации населения. Слово-то какое выдумали – чипизация... Очень умно звучит. Первым шагом к этому мероприятию стала программа по внедрению универсальной электронной карты, что уже апробируется в некоторых регионах. Дальше ожидается уже и чипизация. В дополнение объяснили, что этот процесс необратим, хоть и не является сиюминутным делом. Но любое большое дело имеет свое начало, а я пытаюсь сорвать уже начальную стадию. В других развитых странах, дескать, давно уже делаются шаги к этому, а мы, как обычно, отстаем. И только у нас появилась возможность выйти вперед, сразу находятся желающие вставлять палки в колеса. Мне осталось только ответить, что, во-первых, в Германии и Великобритании отказались от таких карт, чтобы не создавать единую базу данных, доступную для любого компьютерного преступника. Во-вторых, в Евросоюзе активно обсуждается вопрос о судебном запрете на введение таких универсальных электронных карт – хотя бы потому, что это нарушает права человека на свободу. Я хорошо себе представляю, как легко контролировать поступки каждого человека, владеющего электронной картой. Купил в магазине книгу – в базе данных будет отмечено, какую, и сразу будет создаваться образ человека. Что он читает? Ах, он читает такую-то литературу; значит, он неблагонадежный. Ах, он на митинг ходил и слушал, а то и выступал против «голубых» – значит, он недолюбливает подавляющее большинство членов Государственной думы и правительства. Досье будет составлять не человек, а компьютер. Он бесстрастный, он не будет учитывать такие понятия, как душевные порывы, и сразу занесет человека в категорию неблагонадежных. В-третьих – и это главное, – все это уже описано в Апокалипсисе. Отвернуть мир от будущего не в моих силах, но и ускорять процесс я не намерен. Мои подчиненные не намерены это делать в еще большей степени. И попробуйте их заставить – боевых офицеров, многое прошедших, многое повидавших и многое умеющих. Где, спросил я, вас потом искать, и сколько частей придется собрать, чтобы положить в гроб хотя бы половину тела...

– Резонная постановка вопроса, – кивнул полковник Кирпичников. – Мы и против этих электронных карт, и уж тем более не дадим вшить себе никакие микрочипы.

– Да. И руководство со мной согласилось, что насильно – по крайней мере на настоящем этапе – этого делать нельзя ни в коем случае. Не только с офицерами, но и в государственном масштабе. Видимо, руководство заранее предполагало наше несогласие, потому что возражений не прозвучало вообще.

– Понятно, товарищ генерал. Значит, первый этап мы прошли благополучно. Второй этап...

– Со вторым подожди. Кое-что я должен тебе объяснить, пока сам в новой для меня информации не запутался. Итак, что я хотел сказать? Ах да... Ты уже слегка познакомился с нанотехнологиями – вернее, не с ними самими, а с их продукцией. Как, кстати, ребра?

– Больно, но терпимо. Жить не мешает. Любой бронежилет первого и второго классов спасти меня не смог бы.

– Да, первый и второй классы автомат не выдержат. Да и после пистолетной пули переломанные ребра обеспечены... Значит, ты оценил?

– Оценил, товарищ генерал.

– Здесь тоже продукция нанотехнологии, – кивнул Апраксин на три микрочипа. Знаю, что я не специалист, но что мне объяснили, то и я смогу объяснить. Наш профессор допуска к этой операции не имеет, а я имею постольку, поскольку выставляю оперативную группу своего Департамента и поскольку Департамент «Y» таковой не имеет.

– Личный вопрос, товарищ генерал. Просто попутный. А Департамент «Z» свою оперативную группу имеет?

– Отвечу честно, что не знаю, но, поскольку от меня затребовали списки тех, с кем я имел контакты, но не взял к себе, – видимо, имеет. Капитан Касьянов, с которым ты быстро справился, как я подозреваю, из состава этой группы. Но это только подозрения. Еще попутные вопросы есть?

– Никак нет, товарищ генерал. Продолжайте.

– Спасибо за разрешение...

2

Некоторое время Виктор Евгеньевич собирался с мыслями, с которых его сбил своим вопросом полковник. Потом кашлянул в кулак и продолжил:

– Итак, с чужой нанопродукцией ты уже знаком. Теперь пришла пора познакомиться с нашей. Вот эти микрочипы – не просто электронные схемы с определенным набором данных на диске памяти, которые, оказывается, возможно передать напрямую в человеческий организм. Здесь же поставлен чрезвычайно миниатюрный, но достаточно сильный микрорезонансный вибратор, колебания которого улавливаются отдельными человеческими органами. Но чтобы объяснить тебе это, я вынужден буду сделать отступление. Ты имеешь понятие о психотронном оружии? О психотропном имеешь, я знаю. А о психотронном?

– Достаточно отдаленное.

– Такое оружие существует достаточно давно и уже многократно использовано не просто в испытательных целях. Впервые неофициально, но, согласно данным нашей разведки, психотронные генераторы были применены в ФРГ в середине семидесятых годов при разгоне студенческих волнений. Сами студенты не могли понять, что происходит с их демонстрациями, но вдруг, в течение короткого промежутка времени, буйные молодые люди, только что бившие витрины магазинов и поджигавшие автомобили, вдруг хватались за уши и стремительно убегали подальше. Толпу охватывал панический страх. Власти вывезли на улицы четыре автобуса с генераторами, издающими вибрации нужной частоты. Заряда энергии у генераторных установок хватало только на две минуты работы, но этих минут было достаточно для того, чтобы толпа пускалась бежать. Советская разведка раздобыла отчеты о двух таких акциях. После этого студенты стали гораздо более смирными. На этой же частоте работали американские генераторы, примененные в Косове против сербской армии. Тогда российская разведка тоже отличилась, и даже в большей степени, чем советская...

– Не просто разведка, а спецназ ГРУ, – поправил полковник. – Да, я слышал, наши сумели захватить целый генератор и вывезти его через Македонию, которая тогда еще не вступила в НАТО. Этот эпизод сейчас изучается в учебных заведениях спецназа. Самый крупный успех военной разведки, как говорят, за все время существования России после развала Советского Союза. Я знал, что наши захватили что-то из американского секретного оружия, но не знал, что именно. Это не афишируется.

– Там и афишировать нечего. Если не брать во внимание энергообеспечение, которое оказалось для наших ученых более чем любопытным, наши собственные наработки, как оказалось, гораздо интереснее. Все они достались нам еще от Советского Союза и каким-то чудом не были проданы при Ельцине потенциальному противнику, как было продано великое множество других наработок. И даже не продано, а просто подарено. М-да... Сейчас мы ругаем нынешнюю власть, но она хотя бы не сдает военно-научные секреты. И за то ей спасибо... Но не будем отвлекаться. Ты помнишь, наверное, французские события нескольких лет давности, когда выходцы из Африки и Азии громили французские города?

– Помню.

– Знаешь, как удалось их остановить?

– Догадываюсь. С помощью генераторов, вызывающих страх?

– Нет. В данном случае генераторы работали на другой частоте, более милой душе французских ученых, и вызывали в толпе неудержимый понос. Это оказалось не менее действенным средством. Волнения резко прекратились. Ту же установку, неизвестно, французскую или американскую, не так давно использовали в Тбилиси во время разгона митингов оппозиции. В итоге мы можем сделать вывод, что психотронное оружие существует и оно достаточно действенно, хотя имеет целый ряд недостатков, главный из которых – высокое потребление энергии. Второй главный недостаток – невозможность выборочного применения. То есть это оружие массового поражения, хотя и небольшого масштаба.

– Принцип действия, товарищ генерал, мне знать не обязательно? – теперь полковник задал вопрос по существу, и Апраксин, кажется, посчитал его уместным.

– Ты имеешь понятие о том, что все на земле живет и существует в вибрациях?

– Очень смутное. Что-то слышал, но считал это только теорией.

– Даже на бытовом уровне каждый из нас встречался с этим явлением. Идешь по улице, люди идут или рядом, или навстречу. Просто незнакомые люди. Один человек вызывает симпатию, другой отталкивает. У каждого свои собственные вибрации. Есть люди, ничем внешне не примечательные, но наводящие на других ужас своим появлением. Это тоже вибрации. Есть такие, которых все любят. И это вибрации. Как человек в целом имеет вибрации, так и каждый орган его организма имеет собственную вибрацию, отличную от других. И с помощью генератора можно воздействовать на избранный орган тела, на психику или прямую кишку, на зрение или на печень. На что угодно. Необходимо только знать, в каком диапазоне колебаний работает данный орган, – но это уже задача медиков. И в настоящее время любая более или менее значимая страна мира ведет изыскания в этой области. Наши ученые пошли дальше других – они научились определять колебания человеческих ощущений. И вызыванием определенных колебаний прямо внутри организма, через кровь распределяют их по всему телу. Вызывая данные ощущения, оператор заставляет человека чувствовать посыл. Честно говоря, мне всю эту систему с посылами рассказали кратко, но таким научным языком, что я практически ничего не понял. Боюсь, что именно на это и был расчет. Они хотят, чтобы мы доверились им и вы – я говорю про оперативную группу – влезли бы туда по самые уши. Следовательно, стали бы уже не подразделением Департамента «Х», а скрытым подразделением Департамента «Y», управляемым извне. С этим я согласиться не могу. А теперь про второй этап операции... – И генерал перешел к основной теме беседы.

– По данным из проверенных источников в МВД Дагестана, двоих боевиков, отсидевших часть назначенного судом срока, намереваются выпустить на свободу за примерное поведение. Срок они получили, кстати, только по статье 222 – за хранение оружия. Другого им ничего припечатать не смогли, как ни старались, – не хватило доказательной базы, хотя следователи были уверены, что обвинение вполне возможно было бы предъявить и по статье за терроризм, то есть без возможности досрочного освобождения. Но адвокаты попались хорошие, из Саудовской Аравии пригласили. Отвертели... Так вот, эти источники сообщают, что нашу парочку заключенных ждут с распростертыми объятиями другие боевики, которые оплачивали им тех самых хороших адвокатов и даже не стеснялись обеспечить их всем необходимым, вплоть до женщин, на самой «зоне». Этому в современном мире удивляться не стоит. Мы все привыкли к подобному. Дело, как говорится, простое и не стоит вывода на общероссийский уровень. Но Департамент «Y» ухватился за эту парочку; он намерен проверить на них свои микрочипы, а заодно и помочь силовикам захватить всю банду амира Абумуслима Газалиева. Микрочипы позволяют спутнику отслеживать передвижения человека везде, вплоть до зданий небоскребов, то есть под мощным бетонным покрытием, и даже под землей на значительной глубине. Например, в метро. Возможности отслеживать передвижение человека с микрочипом даже более широкие, чем в случае с универсальной электронной картой. Карта, например, даже в подвале жилого бетонного дома «теряется» за счет экрана из арматуры, уложенного в перекрытия. Микрочип не «теряется» практически никогда, если только человека со вшитой платой не возить в свинцовой шкатулке размерами с гроб. Поскольку Департамент «Y» не обладает собственными силовыми подразделениями, в отличие от нас или, скажем, в отличие от Департамента «Z», руководство решило прибегнуть к нашей помощи. Твоя группа уже дважды зарекомендовала себя с наилучшей стороны, и нам доверяют, в отличие от оперативной группы Департамента «Z», которая пока ничем себя не проявила, кроме неудачной попытки выступить против неких полковника и капитана спецназа. Слышал, наверное, Владимир Алексеевич, эту историю...

– Как же, слышал... – без улыбки ответил полковник. – А те трое кавказцев, что были с капитаном Касьяновым, они тоже из их оперативной группы?

– Не могу знать, товарищ полковник. Вопрос не в моей компетенции. Мое дело – подготовить вместе с тобой группу для успешного проведения операции и передачи данных каким-то силовым структурам, которые будут действовать с вами совместно, хотя и в стороне.

– Я бы попросил, если можно...

– Я знал, что ты это попросишь, – перебил генерал невысказанную до конца просьбу. – Отряд твоего сына все еще находится в Дагестане. Самому капитану Кирпичникову здесь делать пока нечего. Я попросил руководство. Не думаю, что им есть разница, какие силы задействовать в операции. Поскольку у нас большую часть оперативной группы составляют бывшие офицеры спецназа ГРУ, вам будет легче взаимодействовать со сводным отрядом спецназа ГРУ. А отцу с сыном всегда легче контачить. Короче говоря, предложение от меня поступило, а руководство решит. Если не согласится, это будет не моя вина. Ты это хотел спросить?

– Так точно, товарищ генерал.

– Я думаю, что вопрос разрешится в твою пользу, поскольку та банда уже разрабатывается спецназом ГРУ. А какой именно отряд будет проводить ее ликвидацию, никакой принципиальной разницы нет. Результат будет идти в общий зачет спецназа ГРУ.

– Я готов, товарищ генерал. И группа, думаю, тоже.

– Честно говоря, я должен еще предложить твоим людям добровольно предоставить свои тела для участия в эксперименте... Это было условием договоренности о сотрудничестве двух Департаментов. Но, я думаю, бойцы поддержат мнение своего командира.

– Если кто-то и не поддержит, это будет их личным мнением и личной инициативой. Или личной глупостью. Смотря с какой точки рассматривать вопрос.

– Кстати, Департамент «Y» предлагает рассматривать этот вопрос в разрезе лояльности власти, – сказал генерал, слегка усмехнувшись. – Кто ничего не собирается скрывать, тот не должен опасаться этой «вшивки», так они считают.

– И добровольно стать андроидом, – закончил за Апраксина полковник. – А насчет лояльности власти они правы. Только трудно им будет набрать много лояльных людей...

– Кстати, наша операция так и будет называться – проект «Андроид», – не желая углубляться в скользкую тему, сказал генерал.

– Значит, я попал в точку.

– В точку, – согласился Виктор Евгеньевич. – По данным нашей разведки, такие андроиды уже служат в спецназах нескольких стран. По крайней мере в США, Великобритании и Израиле они есть точно... Сейчас сделаем перерыв. Ты на двадцать минут свободен, – он посмотрел на напольные высокие часы, – а после попрошу снова в мой кабинет. Прибудет полковник Градовокин, и вместе обсудим детали, которые будет разрабатывать для группы оперативный отдел. Даже не через двадцать, а через двадцать пять...

Вернувшись домой уже в начале десятого, Владимир Алексеевич, захлопнув дверцу микроавтобуса, на котором его привезли, посмотрел на окна. Света в квартире не было, но не было его и в окнах подъезда. Обычно свет в подъезде горел всегда, и даже днем.

Машина еще не ушла, хотя двигатель гудел, показывая, что водитель дает прогазовку на холостом ходу, и полковник махнул рукой, подавая сигнал. Водитель потянулся и открыл дверцу пассажирского сиденья.

– Что, товарищ полковник?

– Фонарик есть?

– Обязательно, – водитель вытащил из кармашка дверцы небольшой фонарик и включил свет. Фонарик светил очень ярко, хотя и узким сконцентрированным пучком. – Вас проводить?

Водитель помнил эпизод, когда до начала прошлой операции генерал выделял полковнику охрану из трех бойцов, которая провожала Владимира Алексеевича до дверей квартиры.

– Спасибо. Я вооружен. На всякий случай просто подстрахуй. Оружие есть?

– Пистолет. Травматический «Макарыч».

– Нормально. В темноте сойдет за боевой. Смотри, кто будет выходить из подъезда и как при этом себя вести. Окна мои знаешь?

– Знаю, товарищ полковник, – водитель был гражданским лицом и отвечал по-граждански, хотя и с упоминанием звания.

– Если зажжется свет, можешь ехать. Долго не будет света, звони генералу.

– Я номер не знаю. У меня только номер дежурного в трубке.

– Звони дежурному.

– Есть «тревожная кнопка». Замыкается тоже на дежурного.

– Тоже пойдет. Сам будь осторожен. Фонарик я завтра верну.

Владимир Алексеевич захлопнул дверцу и пошел. Фонарик включил только тогда, когда открыл замок домофона. Если замок работает, подумалось, то и электричество в подъезде должно быть. Линия электропроводки здесь, кажется, одна. Открыв дверь, полковник посветил за нее, и только после этого шагнул вперед, готовый к неожиданностям. Фонарик он держал в левой руке, отставив ее чуть в сторону. Обычно фонарик держат перед собой, и если кто-то будет стрелять из темноты в человека с фонарем, то выстрел, скорее всего, последует по линии, на которой находится фонарь. Но на любой выстрел Кирпичников готов был ответить встречным.

Для нападения лучше всего использовать площадку сразу за второй дверью. Все подъезды обычно имеют две двери и тамбур между ними – своего рода тепловую подушку. И потому полковник, стрельнув лучом за дверь, двумя быстрыми шагами миновал опасное пространство. Дальше осторожность следовало соблюдать на поворотах лестницы между этажами. Там были темные углы, которые оставались таковыми даже при включенном освещении. За большой трубой мусоропровода были окна, которые хоть доносили какой-то свет с улицы. Значит, осматривать стоило только углы.

На первом этаже, где находился выключатель, Владимир Алексеевич не поленился несколько раз щелкнуть им. Результата не последовало. Посветив фонарем, Кирпичников внимательно осмотрел настенный прибор. Вспомнился случай, когда убийцы сняли крышку выключателя, оголили провода и пустили по ним через трансформатор ток с напряжением в 1000 вольт. Жертва, привыкшая, что выключатель всегда на месте и в порядке, ни о чем не думая, положила на него руку. Результат понятен. Удар тока такого напряжения посильнее, чем удар велосипедом по голове, и говорили, что в подъезде потом долго пахло паленым мясом. Но в данном случае и выключатель был на месте, и провода не торчали. Можно было спокойно подниматься дальше. Именно спокойно, потому что любая суета в таких положениях чревата ошибкой.

Передвигался полковник неслышно, но на всякий случай, чтобы заглушить звуки шагов и дыхания, он вызвал с первого этажа лифт. Ехать на нем он, естественно, не собирался. Если идет охота на человека, лифт может стать для него эшафотом. В кабине некуда спрятаться, и расстрелять могут прямо через двери, не дав им открыться. А стал Кирпичников предметом охоты или нет, он так до сих пор и не понял... В общем, лучше перестраховаться. Никто не в состоянии настолько обеспечить ему безопасность, как он сам.

До того как лифт пришел в движение, Кирпичникову показалось, будто откуда-то сверху послышался слабый звук. Он поздно понял свою ошибку – если из-за лифта его не услышат, то и он тоже ничего не услышит. Тем не менее решил воспользоваться шумом и, выключив фонарь, стремительно преодолел два-три лестничных пролета, которые показались ему наиболее безопасными. Лифт остановился внизу и затих, а Владимир Алексеевич остановился, чтобы прислушаться и восстановить дыхание. И опять откуда-то сверху, как показалось, послышался невнятный звук. Полковник – только теперь уже не бегом через три ступеньки, а неспешно и неслышно – двинулся выше. Фонарик он включал только трижды на короткие мгновения и светил так, чтобы луч не был виден сверху. Под бушлатом на Кирпичникове был все тот же нанокостюм, способный выдержать даже автоматную очередь. Это вселяло уверенность, что он сумеет ответить выстрелом на выстрел и его пуля будет точнее. Более того, можно было рассчитывать даже на то, что нанокостюм выдержит одновременные выстрелы нескольких человек.

Ощущать себя в некоторой степени Терминатором было, с одной стороны, приятно; с другой стороны, полковник понимал глупость этого ощущения, потому что голова оставалась уязвимой и выстрел в нее стал бы трагическим. А специалисты предпочитают и умеют стрелять в голову... Но темнота мешает меткости, и этим следовало пользоваться. И луч фонарика исходит не из пространства перед грудью, а со стороны, и это является большим дезориентирующим фактором. Всегда чей-то выстрел бывает первым. И если первый выстрел неточен, второй становится более опасным, потому что огненный мазок из ствола уже показывает местоположение пистолета, а ствол не выставишь в сторону, как фонарик. Совершать же какие-то маневры и кувыркаться по лестничному пролету, стремясь помешать противнику прицельно стрелять, невозможно.

Уже на своем этаже полковник остановился перед дверью и посветил на замок. Замок был в порядке, дверь – тоже. Хотелось надеяться, что и с Геннадием все нормально. Владимир Алексеевич уже сунул руку в карман, чтобы достать ключи, но сверху, с последнего этажа, опять раздался шорох. Недолго думая, Кирпичников решил развеять свои сомнения и, если есть преследование, «обрубить» его. И он, выключив фонарик, быстро скользнул вверх по лестнице, надеясь, что вероятный противник не имеет в своем арсенале очков ночного видения. Это, конечно, не самый удобный и эффективный прибор, но в условиях подъезда очки были способны доставить Кирпичникову неприятности. Тем не менее он пошел на последний этаж.

Шорох слышался именно с этажа, а не с пролета между лестницами – определять местонахождение источников звука Владимир Алексеевич умел хорошо. И потому он даже не зажег фонарь, минуя лестничную площадку между этажами; включил его на середине последнего пролета, уже держа пистолет наизготовку. И увидел... парня с девушкой. Последняя придерживала рукой короткую шубейку, запахивая полы, из-под которых были видны спущенные джинсы.

– Места другого не нашли? – убирая пистолет, спросил полковник.

– А мы что, кому-то мешаем? – с вызовом спросил парень, доставая из пачки сигарету и намереваясь сунуть ее в рот.

– У нас в подъезде не курят, – сказал полковник, повернулся и спустился к своей двери.

1

После такого прозаического завершения инцидента наступило естественное расслабление. Но Кирпичников знал, насколько опасным оно может быть. Часто человек после мнимой опасности теряет контроль за действительностью, после чего попадает в действительно опасную ситуацию, будучи к ней не подготовленным. И потому Владимир Алексеевич еще более внимательно осмотрел дверь в свою квартиру, повторно осмотрев замок и дверную щеколду. Ничего не обнаружив, достал ключи, но, передумав, решил позвонить. Ждать пришлось недолго. В коридоре зашлепали тапочки. Сын всегда ходил дома так, что тапочки шлепали задниками по паркету. Эти шаги Владимир Алексеевич выделил бы из тысячи других.

– Кто там? – спросил Геннадий сердито.

Видимо, он посмотрел в дверной глазок, и ему тоже не понравилась темнота в подъезде.

– Это я. Открывай, – потребовал отец.

Геннадий открыл сразу, но посмотрел на свету не на отца, а за его спину. По лестнице спускались давешние парень с подружкой, которая уже успела подтянуть джинсы. Мимо открытой двери они прошли быстро, не глядя на двоих мужчин. Владимир Алексеевич вошел и закрыл за собой дверь.

– Что в подъезде со светом? – спросил сразу; во всей квартире, кроме прихожей, свет тоже не горел.

– Понятия не имею. Я отсыпался.

– На кухне свет включи.

– Чай пить будешь? Я еще не заваривал.

– Свет, говорю, включи. Это сигнал водителю, что я добрался благополучно.

Геннадий щелкнул выключателем.

– Чай заварить, товарищ полковник?

– Если тебе не трудно, товарищ капитан. А потом я тебе новости перескажу.

– Мама как? – гремя на кухне посудой, спросил Геннадий, пока Владимир Алексеевич переодевался.

– Микрочип вытащили. Всем троим вытащили. А мне чуть не вшили...

Геннадий некоторое время молчал, соображая.

– Не понял. В каком смысле?

– В самом прямом. Предложили принять испытание новых систем контроля за человеком и управления им. То есть предложили мне стать андроидом.

– Кто предложил? Генерал Апраксин?

– Через него предложили разработчики из Департамента «Y».

Владимир Алексеевич зашел на кухню и сел за стол на свое привычное место. Это место принадлежало только ему – ни Надежда Павловна, ни сыновья, когда бывали дома, на отцовское место не садились.

– И ты с удовольствием согласился...

– С меня ни согласия, ни отказа не требовали. Генерал пообещал, что его – то есть моя – оперативная группа в состоянии защитить себя с оружием в руках от посягательств этих якобы ученых мужей. От нас отвалили, решив удовлетвориться только боевиками, которых отпускают на свободу. За примерное поведение. Знаешь, что это такое?

– Постоянно с этим сталкиваюсь. Ни одной командировки еще без таких не было. Осудили, посадили, отпустили – и он снова в боевики...

– Хорошо. Генерал попросил, чтобы нам в подкрепление выделили твой отряд. Будешь работать под командованием отца?

– Так точно, товарищ полковник. Я готов. А как мама?

– Она пока под присмотром и в безопасности. Операции у нас не такие длительные, как ваши командировки, и потому я успею вернуться раньше, чем мама надоест врачам там, за забором. Но прикомандирование твоего отряда – вопрос еще не решенный, будет рассматриваться. Хотя возражений, кажется, не возникло. А пока попутный вопрос. Тебе что-то говорит такое имя – Абдулмуслим Газалиев?

– Слышал. Амир джамаата одного из районов Дагестана. В предгорьях работает, и давно уже. Иногда проводит в городах теракты. Пока поймать его не удается. Впрочем, я могу позвонить и навести более точные справки.

– Сделай, – согласился отец.

Геннадий пошел в комнату, где оставил трубку мобильника. Владимир Алексеевич к разговору не прислушивался, хотя отдельные слова до него доносились. Он наслаждался чаем и ждал, когда начнет потеть. Не сильно, но хотя бы чуть-чуть. Легкий пот выступить должен. Если он выступает, значит, чай хороший и организм работает правильно – ни почки не подводят, ни другие органы.

Через некоторое время вернулся Геннадий. Смотрел на отца странно.

– Что? – спросил полковник.

– Позвони Василию Юрьевичу, он тебе все лучше расскажет. Мне только несколько намеков дали, и все. Василий Юрьевич со своей группой разрабатывал банду Газалиева.

Владимир Алексеевич молча протянул раскрытую ладонь, в которую сын вложил свою трубку. На пару секунд уставился в потолок, словно там был записан номер, который стал набирать по памяти. Подполковник Вельчанинов ответил сразу.

– Слушаю вас внимательно. Кто это?

Номер капитана Кирпичникова был подполковнику незнаком.

– Василий Юрьевич, полковник Кирпичников тебя достал. Не отрываю от дел?

– Нет. Я за рулем, но у меня трубка к навигатору подключена, разговариваю без проблем. Здравствуй. С Новым годом тебя. Нужна помощь?

– Информация.

– Спрашивай.

– Амир Абдулмуслим Газалиев...

– Понял. Вернее, не очень, но сейчас к тебе приеду. Как войти в подъезд?

– Домофон.

– Через пятнадцать минут буду, – коротко подвел итог короткого разговора Вельчанинов и отключился.

Уже по этой фразе, по тону и по обещанию скоро приехать полковник Кирпичников понял, что Вельчанинов везет ему очень важную информацию...

Движение на московских дорогах в праздничный день было вполне человеческим. Люди гуляли и отсыпались, за руль садились немногие. И потому Вельчанинов приехал уже через восемь минут вместо обещанных пятнадцати.

– Не иначе, на вертолете добирался, – сказал, открыв дверь, полковник Кирпичников, сделал шаг назад, чтобы впустить гостя, и протянул руку для приветствия.

– «Гиббонов» на дорогах больше, чем водителей. Им план на праздники, похоже, повышенный дали. Дышать в алкотестеры устал, – признался подполковник, шагнув за порог и пожимая руку Кирпичникову.

– Капитан, чаю нам свеженького, – распорядился отец.

– Есть заварить чай, товарищ полковник! – Геннадий, проходя мимо, тоже пожал Вельчанинову руку и двинулся дальше на кухню.

– Кухня у меня заменяет зал чайных церемоний, – сказал Владимир Алексеевич, когда гость повесил бушлат на вешалку, и обозначил рукой направление движения.

Василий Юрьевич бывал в этой квартире много раз еще в ту пору, когда служил вместе с Кирпичниковым-старшим в одном батальоне, знал местные твердые традиции и потому на место полковника не претендовал, устроившись на стуле между столом и кухонным шкафом.

– Я в принципе ненадолго, только прояснить вопрос. Тема не для телефонного разговора. Как, кстати, хотелось спросить, Надежда?

– С божьей помощью, – ответил полковник. – Приходила в ясное сознание. Правда, ненадолго... Но врач гарантировал, что прояснения станут более частыми и более длительными и скоро она полностью придет в себя. Будем надеяться на лучшее.

– Микрочип...

– Извлекли всем троим. Я их сегодня уже посмотрел и пощупал. Их передали генералу. Более того, я даже получил приглашение заполучить такой же микрочип в собственный организм. Мне, грубо говоря, ненавязчиво предложили стать андроидом.

– Генерал? – спросил с легким недоумением Вельчанинов. Видимо, ему понравился Апраксин, и он составил о нем собственное мнение.

– Нет. Шеф встал на защиту группы. Всех моих людей планировали перевести на должности андроидов. Новые веяния некоторых наших руководителей...

– Править андроидами – мечта всех правительств мира, – задумчиво сказал Вельчанинов. – Насколько мне известно, по всему миру в это дело вкладывается очень много средств, ведутся опыты, но все наработки пока держатся в тайне.

– Не все, – не согласился Кирпичников. – Мы уже встретились с такой попыткой, и даже с наработками. В шестнадцатом отделении.

– Да, пожалуй, – согласился подполковник.

– Такие же приготовили и для нас. Но генерал предвидел нашу реакцию и отказался. Пока остановились на другом варианте: два чипа вошьют парням, с которыми нам предстоит работать. Так что ты мне можешь сказать про банду Абдулмуслима Газалиева?

– А люди Абдулмуслима имеют отношение к микрочипам?

– Банда завязана в нашей операции. Пути пересекутся. А что из этого пересечения получится, не могу даже предположить... – Кирпичников, при всем уважении к старому товарищу по оружию, не мог раскрывать детали будущей операции – и не потому, что не доверял Василию Юрьевичу, просто так положено. Но, сам чувствуя смущение от своего нежелания раскрывать карты, добавил вопрос, чтобы тон сказанного не выглядел неуверенным: – Ты, как я понимаю, имеешь к этой банде непосредственное отношение?

– Откуда сведения? – поинтересовался Вельчанинов.

– Геннадий накопал. Откуда, он мне не доложил. – Полковник повернулся к сыну, накрывавшему стол.

– В Дагестан звонил, – сказал капитан. – Руководителю нашей последней операции.

– Руководитель кто-то из местных? – спросил подполковник.

– Нет, прикомандированный из Генштаба.

– Вот то-то и оно... У нас та же самая ситуация сложилась.

– Какая ситуация? – поинтересовался Кирпичников-старший. – Я не из любопытства спрашиваю. Мне там работать, а обстановку я не знаю. В спецназе ГРУ данные перед командировкой для тебя готовят те, кто там находится. А нам спросить не у кого. Наших там пока нет. И из Департамента «Y» тоже нет.

– Это что за контора – Департамент «Y»? – спросил Василий Юрьевич.

– Разработчики микрочипа, мечтающие вшить его всему населению страны, дабы предотвратить теракты и выступления на митингах, где ругают правительство. Говорят, правда, чтобы контролировать человека, достаточно будет одной универсальной электронной карты, но она не дает возможности управления, а микрочип дает, хотя и не в таком полном объеме, как хочется разработчикам.

– То есть это те парни, которые издевались над Надеждой Павловной?

Вельчанинов напрямую спросил то, о чем сам Кирпичников предпочитал пока не говорить. Но говорить пришлось.

– Те самые.

– И ты будешь работать с ними в одной операции? – Подполковник был откровенно возмущен.

– Буду работать. Я должен знать, с кем и с чем столкнулся. Пока дотянуться до них я не имею возможности, но после операции, надеюсь, у меня будет информация, позволяющая защитить себя и свою семью.

– Да... – неожиданно согласился Вельчанинов. – Я иногда тоже предпочитаю идти навстречу опасности, которую только чувствую, но не знаю, как укрыться от нее. Я тебя понимаю. Но мы отвлеклись. Итак, ты спросил...

– Я поинтересовался, что за ситуация такая сложилась у вас в Дагестане, что ее требуется обсуждать особо. А если Геннадию ничего не сказали, как сказали бы о любой другой банде, значит, ситуация особая. Я правильно трактую вопрос?

– Правильно, – подтвердил Вельчанинов. – Действительно особая. Я со своей ОМОГ[15] – а в ней помимо меня самого осталось сейчас всего три офицера – четыре с половиной месяца охотился за бандой Абдулмуслима Газалиева. И даже усилиями своей маленькой группы сумел предотвратить теракт, уничтожив смертника до того, как он взорвал себя в людном месте. А это – работа со смертниками – сейчас главная специализация Газалиева. Говорили, что у него целый лагерь таких людей. И мы нашли этот лагерь. Но, сам понимаешь, когда в банде помимо будущих смертников, коих двенадцать, находится еще двадцать два человека и все они прекрасно вооружены, мы вчетвером ничего против них предпринять не смогли. Пришлось просить поддержки. Была разработана специальная операция, причем без привлечения местных сил, чтобы соблюсти режим секретности. О дате проведения операции знали только я, командир сводного отряда спецназа МВД, командир дивизиона минометчиков и три старших офицера Генштаба, задействованные в разработке операции. Но, когда операция началась, мины легли на пустой лагерь, и после минометного обстрела, когда мы вошли в его пределы, обнаружили только с десяток мин-ловушек, но ни одного бандита застать не удалось. Значит, кто-то из нас шестерых предал или просто проболтался. А что было предательство, удалось выяснить через неделю, когда Абдулмуслим отправил в Каспийск нового смертника с сопровождающим. Смертника мы застрелили, а раненого сопровождающего захватили и допросили с применением психотропных препаратов. Он и сказал с удовольствием, что отряд предупредили, но он не знает, кто это сделал. В курсе этого только сам амир. Данные допроса мы передали в местную ФСБ вместе с самим раненым. Последнего добили в первую же ночь в лазарете СИЗО Махачкалы. Пуля в лоб. Выстрела никто не слышал. Больше он ничего сказать не успел, хотя, наверное, мог бы. По крайней мере, дать координаты новой базы банды. Мы этого спросить не успели – кончилось действие препарата, и он «отключился».

– Интересная ситуация, – согласился Кирпичников. – И ты делаешь вывод...

– Я делаю вывод, что Газалиева усиленно прикрывает некто, облеченный властью. Кто-то из тех, кому обязательно докладывают о предстоящей операции. Ты же знаешь, что о каждой операции сейчас положено докладывать наверх, чтобы осуществить координацию и чтобы не получилось, что мы воюем со своими.

– И когда это было? – спросил Владимир Алексеевич.

– Уже почти месяц назад. Я четыре дня как вернулся оттуда. Через пару-тройку дней снова намереваюсь отправиться доделывать дело. Я все равно Газалиева не отпущу. Моя группа сидит на «тревожных чемоданах»[16], все ждут приказа. А приказ поступит, когда появятся первые сведения. По банде сейчас плотно работают осведомители. Если от них ничего не будет, у меня есть другой вариант выхода на банду. Но этот вариант еще следует проработать. Да вот только праздники мешают... Какой дурак придумал эти рождественские каникулы! Я бы за одно это всю Думу в полном составе на урановые рудники отдыхать отправил. И народ спивается катастрофически, и нам работать невозможно.

– Возможно, тебя туда и без каникул не пустят... – задумчиво сказал Кирпичников-старший.

– То есть? – не понял Вельчанинов. – Как так не пустят?

– Просто. Найдут тебе другое дело, которое посчитают более срочным и важным, и, что называется, приказным порядком... А если и пустят, то только со мной.

Подполковник помрачнел лицом, поиграл пару секунд желваками и сказал:

– Давай-ка, Владимир Алексеевич, договоримся. Ты, пожалуйста, перестань жмотить с информацией. Вижу, ты что-то зажимаешь. Я же тебе все откровенно говорю. Если это военная тайна, я пойму, а если общее дело, то ты сам понять должен.

Пока отец оценивал ситуацию и решал, что можно говорить, а что нельзя, Геннадий поставил на стол чайник, но сам, уже пододвинув табуретку, пока не садился, привычный к тому, что рядом со старшими офицерами приходится стоять.

– Да, конечно, извини, Василий Юрьевич, – сказал наконец Владимир Алексеевич и приглашающе кивнул Геннадию. Тот сел и стал разливать чай. – Есть такая система или, как ты говоришь, контора, называемая условно Департаментом «Y». Я служу в Департаменте «Х». Существует еще и Департамент «Z» – не помню, говорил я тебе это или нет. Именно с последним у нас разногласия по некоторым вопросам, а «Игрек» предоставил «Зет» микрочипы для испытания. Как ты знаешь, они были вшиты троим, но благополучно извлечены, пока еще не успели полностью врасти в организм. Я предполагаю, что позже операция была бы уже сложнее. Но не в этом дело. Дело в Департаменте «Y», с которым нам предложено провести совместную операцию. Изначально она разрабатывалась в своем научном аспекте в «Игрек». Их наработки предполагали вживление микрочипов сначала всем членам моей группы, чему воспротивился наш генерал, заранее предполагая, что все мы откажемся.

– Все?

– Пока отказался только я один. Остальные еще отдыхают, не зная, что им была уготована участь андроидов. Я сомневаюсь, что в моей группе найдется человек, которому эта идея пришлась бы по душе. Но и сопротивления генерала хватило. Наши интересы он отстаивал, кстати сказать, довольно жестко. Сказал, что мы в состоянии защитить себя силой оружия. Это подействовало, и от микрочипов мы отвертелись. Но операция не отменяется. Второй этап предусматривает вживление таких же микрочипов двум заключенным, которых вот-вот выпустят на свободу за примерное поведение. Двум бандитам из банды Абдулмуслима Газалиева. Их сумели посадить только по двести двадцать второй за ношение оружия, больше ничего доказать не смогли. По этой статье возможно условно-досрочное освобождение. Моя задача – контролировать этих бандитов и через них выйти на саму банду. Оперативная разработка уже ведется оперативным отделом нашего Департамента. Сегодня вызвали офицеров. Будут всю ночь сидеть, потому что времени осталось, как говорит генерал, в обрез. Могу в дополнение предположить, что тебе не дали возможности уничтожить банду по той причине, что ее уже отдали на заклание Департаменту «Y» для испытаний микрочипов. Точнее сказать, оставили на растерзание мне. Я постараюсь сделать это качественно.

– Я бы со своей группой с удовольствием включился, – заулыбался Вельчанинов.

– Чему радуешься? – спросил полковник.

– А как не радоваться, когда только что жаловался на рождественские каникулы...

– Жаловался, ну и что?

– Есть же в мире справедливость! Жаловался, что работать не дают... А оказывается, мою работу уже кто-то делает. Эти два парня, которых освобождают, как раз и есть тот запасной вариант, про который я тебе только что говорил. Мы идем в одном направлении. Значит, можем делать это вместе.

– Отлично. Я доложу генералу. – Полковник протянул руку, и сын вложил ему в ладонь трубку мобильника.

2

Группу по приказу генерала Апраксина вызывали сотрудники дежурного подразделения Департамента. За Владимиром Алексеевичем прислали машину. Дороги второго января по-прежнему оставались почти свободными, и потому он добрался быстро. Заодно вернул водителю фонарик.

Оперативное совещание полковник Кирпичников проводил сам, без Апраксина. Доложил обстановку и установку на новую операцию коротко и сжато, при этом ничего не упустив. Вопросы, впрочем, возникли.

– Кто будет производить гипнотическое внушение объектам? – поинтересовалась Тамара Васильевна, как специалист по гипнозу.

– На этот вопрос ответить не могу, так как не знаю, но могу предположить, что работать будут специалисты Департамента «Y», поскольку нам ничего не было сообщено о технологии. Еще предполагаю, что наша оперативная группа нужна только для того, чтобы вести контроль в непосредственной близости от объектов и при необходимости предпринимать какие-то кардинальные меры. Для этого нас, думаю, чем-то снабдят. Я имею в виду оборудование – скорее всего, электронное, а не простые бинокли, – и научат с ним работать. Не думаю, что бандитов отпустят раньше, чем кончатся рождественские каникулы. Чтобы оформить им документы, вызывать полупьяных сотрудников из дома не будут. И эти дни отводят на нашу подготовку.

У майора Ставровой вопросов больше не возникло, равно как и у капитана Радимова. Но майор Старогоров задумчиво сказал то, чего не ожидал от него услышать командир группы:

– А вообще вживление этих микрочипов – вещь нужная и полезная. В каких-то условиях даже необходимая.

– Ты абсолютно уверен? – с издевкой спросил Денисенко.

– Абсолютно, товарищ полковник.

– Тогда отдай на заклание Департаменту «Y» свою жену, а они обеспечат тебя аппаратурой контроля. Всегда будешь знать, где она находится, и сможешь управлять ею простыми командами: «Домой», «В магазин», «Купи бутылку водки». В этом смысле, может быть, и удобно. Во всех остальных – сильно сомневаюсь...

– Для жены, может быть, это и лишнее, а вот для контроля за детьми в наше неспокойное время – это да, – заметил Старогоров. – И за солдатами тоже. Помнится, в бытность мою начальником заставы были два случая, когда такие микрочипы могли бы сыграть свою положительную роль. Первый случай, когда наряд из двух солдат просто не проходил до конца свой участок наблюдения. А потом бандиты, которые за ними наблюдали, определили место, постоянно остающееся без пригляда, и многократно переходили там границу. Второй случай, когда у меня солдата похитили. Мы шли по следам и с большим трудом окружили бандитов на пятые сутки. А могли бы с помощью микрочипа сразу определить местонахождение солдата и блокировать похитителей... Так что отвергать сразу такие вещи, мне кажется, неразумно. Если человеку нечего скрывать, то и бояться микрочипа ему не следует. И вообще вся армия, все солдаты, по моему мнению, должны такие микрочипы иметь. Тогда армия станет намного более управляемой.

– В том числе и из-за границы, – добавил Денисенко. – Современный уровень развития компьютерных технологий позволяет это сделать. Позволяет уничтожить ту же армию одним приказом, направить ее в атаку в противоположную сторону или просто дезориентировать.

– Вот для того, чтобы такого не произошло, и следует проводить испытания, нарабатывать собственную систему. Полностью управляемая армия, выполняющая все приказы точно и вовремя, – это мечта любого полководца; полностью управляемый солдат, не бегающий в «самоволки» и постоянно чувствующий ответственность, – мечта любого командира.

– Я думаю, Станислав Юрьевич, – не согласился Кирпичников, – большинство наших с тобой соотечественников не согласятся с тобой, когда им предложат перспективу полного контроля над ними. Солдат отслужит свое – и станет простым гражданином своей страны, а управление над ним останется. Да и по большому счету, когда я командовал солдатами, то не считал, что должен сделать из них андроидов без чувств и понимания ситуации. Пусть даже солдат бегает в самоволку. Но если он человек, я могу на него положиться, у него проявления человеческие и понимание человеческое. У машины такого понимания нет и быть не может. Невозможно общество, состоящее из одних контролируемых машин. Тогда оно перестанет быть живым организмом.

– Не хватит операторов, чтобы осуществлять полный контроль, – стоял на своем майор. – Один оператор сможет проконтролировать от силы два-три десятка объектов. И потом, сколько денег уйдет на зарплату операторам? Государство такое не потянет. Оно ментов-то потянуть не может. У нас один мент приходится на сто двадцать человек, тогда как в развитых странах один полицейский приходится в среднем на четыреста пятьдесят человек. Один на сто двадцать – это считалось нормой в гитлеровской Германии на оккупированных территориях. Один оккупант на сто двадцать мирных жителей. Но у нас войны сейчас нет, а ментов – море. И у государства нет денег на их содержание. Отсюда и реформа, и сокращение. А переименование в полицию – это мелочь. Главное – финансы. И когда сокращается один контролирующий орган, не самое подходящее время говорить об усилении контроля за личностью. Контроль возможен только гипотетически.

– А здесь, Станислав Юрьевич, и не нужны будут операторы, – сказал полковник Кирпичников. – Мощный компьютер будет отслеживать, куда ты ходишь, с кем встречаешься, чем интересуешься. И относить тебя к определенной категории граждан. По мере накопления фактов одной направленности досье становится более конкретизированным, и уже делается вывод о твоей лояльности или нелояльности, об угрозе, которую ты представляешь для правящего режима или для органов правопорядка. А в нужный момент тебе могут дать какую-то команду, и ты станешь уже противником тех действий, к которым тебя раньше тянуло, то есть превратишься в обычного обывателя, лояльного власти и всегда голосующего только «за».

– Я и без того человек вполне лояльный, – сказал Старогоров, не приняв аргументов. – А все ваши рассуждения о том, что это может быть, можно сравнить только с утверждением, что Москва может применить атомное оружие, чтобы покончить с терроризмом на Северном Кавказе. Условия те же. Атомная бомба есть? Есть. Возможность применить ее есть? Есть. Значит, следует этого бояться. По моему мнению, это рассуждения одного уровня.

– Это рассуждения прямо противоположного уровня, в чем некоторые из нас имели возможность убедиться, – сказал Владимир Алексеевич. – Убедиться на примере собственной семьи... Но не буду углубляться. Мы здесь собрались для другого. В данном случае мы готовимся к проведению боевой операции в том усеченном объеме, который предусматривает вживление микрочипа только бандитам, но не членам группы.

– Я в принципе даже не против того, чтобы этот микрочип «вшили» и мне, – неожиданно заявил Старогоров.

Эта фраза вызвала звенящую тишину в комнате. Наверное, только один полковник Кирпичников подозревал, что толкает Старогорова на такой шаг. С первого дня своего прибытия в оперативную группу Владимир Алексеевич ощутил недовольство майора. Оно было понятным. В первой операции группы пограничник был ее командиром и наверняка рассчитывал оставаться командиром и дальше. А тут пришел какой-то спецназовец, и все перевернулось... И сейчас майор увидел возможность выслужиться, чтобы своим самопожертвованием ради общего дела заработать себе очки. И не понимал при этом, на что толкают его амбиции.

– Это дело сугубо добровольное, – сказал наконец командир, не давая паузе затянуться надолго. – Я доложу генералу, что у нас нашелся желающий стать андроидом. А то как-то смешно получается, когда операцию под названием «Проект «Андроид» проводят обычные люди...

Старогоров удовлетворенно кивнул. В этом кивке была даже какая-то гордость. Видимо, за то короткое время отдыха, что выпало на долю майора, на него сильно воздействовали дома, если он решился даже на такой способ выслужиться. Сложно бывает жить спокойно, если дома есть «вечный двигатель». А, судя по картотеке, Станислав Юрьевич был обладателем такого именно сокровища в лице жены. Впрочем, поможет ли такой кардинальный шаг, если даже генерал против, полковник уверен не был.

– Ладно, – подвел итог Кирпичников. – Я пошел на доклад к генералу. Вам остается ждать новостей.

– Как Надежда? – спросил Денисенко, когда Владимир Алексеевич уже открывал дверь.

– Лучше, – обтекаемо ответил Кирпичников. – Есть проблески, есть надежда на лучшее.

Тем, кто не знал, о чем речь, эти слова были непонятны. Незнающими в группе были только майоры Ставрова и Старогоров...

– Вводный инструктаж группы...

– Провел, товарищ генерал. Все прибыли в полном составе, больных и немощных нет.

– Кроме командира, – генерал посмотрел на грудь полковника. – Как самочувствие?

– Сам удивляюсь. Кажется, даже переломов нет. Я однажды ломал два ребра – тренажер сломался, приземлился неудачно. Помню, сделать глубокий вздох можно было только при сильном напряжении мышц. Сейчас дышу нормально. Больно только тогда, когда надавишь.

– Чем лечишься?

– «Конским гелем» несколько раз мазал.

– Что за штука? Народное что-то?

– Не народное. Продается в каждой ветеринарной аптеке. Рекомендую от любых ушибов, после переломов, при растяжениях. У меня знакомый отказался от операции при отрыве мышцы, вылечился исключительно «конским гелем». Я сам уже пару лет этой штукой пользуюсь. При открытых ранениях не рекомендуется, а все остальное – с большой пользой. И не я один это знаю. У нас в бригаде даже в медсанчасти применяли. Человеческие лекарства в большинстве поддельные, ветеринарные – еще нормальные. У дельцов до них руки не дошли, пока этим и пользуемся.

– Нужно запомнить. У меня внук активно в спорт лезет, постоянно травмируется. Кости у него слабые. Поможет?

– Кости, наверное, не укрепит, а в остальном – индивидуально. Я слышал, что не всем помогает. Мне же – всегда.

– Ладно, садись. Как твои восприняли короткий отдых и новую операцию?

– Мы – народ служилый, что прикажут, к тому и готовы. В целом нормально восприняли. Готовы, и даже более того...

– «В целом» и «более того» предполагают некоторые сомнения или хотя бы разброс мнений. Я слушаю. Чем недоволен личный состав?

– Личный состав доволен всем. Только майора Старогорова не устраивает ситуация, в которой мы за него решаем, стоит ему соглашаться на ношение микрочипа или нет. Короче говоря, товарищ генерал, он настаивает, чтобы ему «вшили» микрочип.

Виктор Евгеньевич от удивления глаза раскрыл шире.

– С чего вдруг такое желание? Мне, честно говоря, трудно его понять.

– Может быть, я понимаю, хотя допускаю, что и ошибаюсь.

– Выкладывай.

Полковник Кирпичников аккуратно, стараясь не давать майору отрицательных характеристик, обрисовал свое видение ситуации. Генерал думал почти с минуту.

– Вообще-то, стремление к лидерству – в определенных условиях хорошая черта характера. Хотя, мне кажется, не в данном случае. Я никогда не обещал Старогорову, что он будет постоянно командовать подразделением. Личные ожидания и стремления не могут служить гарантией назначения. То, что он в первой операции Департамента исполнял обязанности командира группы, не говорит ровно ни о чем. Майор знал, что группа будет расширяться, и естественным было бы предположить, что расширяться она будет за счет опытных офицеров. Более опытных, чем он.

– Семейное давление, – добавил полковник еще один штрих к общей картине. – Оно ломает его характер.

– И что думаешь? Может ли стремление Старогорова к лидерству помешать в сложной обстановке?

– Я не думаю, что дело зашло так далеко и майора можно считать ненадежным. Нет, в деле он хорош. Но микрочип меня смущает. Я могу предположить, что нам будут порой встречаться операции, в которых никому из группы лучше не светиться. Более того, при нашей всеобщей безалаберности – я имею в виду общую ситуацию в стране – потенциальный противник в состоянии провести хакерскую операцию и получить доступ к носителю микрочипа. Вернее, к системе контроля за ним. А это уже серьезно.

– Ты не подслушивал, случайно, мои аргументы, когда я отказывался от принятия микрочипов твоей группой? Этот был один из самых веских.

Полковник пожал плечами.

– В любом случае, – продолжил генерал, – мы имеем возможность исключать Старогорова из состава группы на время участия в какой-то операции, где его микрочип имеет возможность «засветиться».

– А вы, товарищ генерал, мои мысли случайно не подслушиваете? Этот аргумент я как раз и обдумывал.

– Значит, мы понимаем друг друга... Ладно, с группой решили. Сейчас я буду созваниваться, выяснять, когда пришлют человека для вашего обучения. Операцию планируется начать сразу после окончания рождественских каникул.

– Я так примерно и предполагал. А кто будет вшивать микрочипы бандитам? И еще: майор Ставрова интересуется, кто будет проводить с ними гипнотический сеанс.

– Микрочипы уже вшиты, и сеанс, надо полагать, уже проведен. Есть вероятность, что Ставровой все же доведется применить свои навыки психотерапевта, но это будет определено уже после завершения работы в нашем оперативном отделе. Полковник Градовокин запросил для разработки плана технических специалистов из Департамента «Y». Они с вечера сидят все вместе, разрабатывают для тебя несколько планов на все возможные варианты развития событий.

– Мы готовы.

– Проводите пока плановые занятия. Я позвоню. Спутниковую трубку держи под рукой, чтобы не пришлось тебя долго искать. В любом случае инструктор из Департамента «Y» прибудет не раньше обеда. Тогда и жди звонка.

– Еще вопрос взаимодействия и прикрытия, товарищ генерал.

– Отряд Геннадия... Пока, как я понимаю, думают. Наверное, пора поторопить.

– А в дополнение я просил бы подключить отдельную мобильную офицерскую группу подполковника Вельчанинова. Его ОМОГ уже давно работает по банде Газалиева и будет нам очень полезна. Более того, группа готовилась выходить на след банды как раз через ту парочку, что выходит из «зоны». Такие помощники могут оказаться очень ценными.

– Не много ли сил просишь в поддержку?

– Группа маленькая, всего четыре человека вместе с командиром. Но все они – живые легенды и могут оказаться незаменимыми помощниками. А отряд капитана Кирпичникова нужен для уничтожения банды.

– Я понял. Вельчанинов – это тот человек, что был с вами в ночном деле? Я заметил постороннего. Он?

– Так точно, товарищ генерал. Он обесточил больницу.

– Я узнаю о такой возможности. Куда насчет этого подполковника обратиться?

– Думаю, напрямую к командующему войсками спецназа ГРУ.

– Хорошо, я позвоню ему. Или даже съезжу. Так будет лучше. Созвонюсь, договорюсь о встрече – и съезжу. Мы уже встречались, когда я только начал подбирать личный состав...

По расписанию занятий оставшееся до обеда время отводилось на рукопашный бой. Рука у подполковника Лукошкина зажила полностью, и потому Кирпичников доверил проводить занятия ему, как главному специалисту в группе. Сам же встал в строй среди простых бойцов.

Лукошкин прогулялся перед строем, почесал нос, лукаво осмотрел всех и начал говорить, предваряя лекцией практические занятия:

– Поскольку нам всем предстоит командировка на Северный Кавказ, считаю, что уклон в занятиях нам необходимо делать с некоторой кавказской поправкой. Например, в Дагестане говорят, что каждый местный мальчик уже рождается со спортивным разрядом по борьбе. В Дагестане раньше культивировались в основном два вида борьбы – классическая, ныне называемая греко-римской, и вольная. Объяснять разницу не буду, поскольку все ее знают. В настоящее время наиболее широко распространены так называемые смешанные единоборства, которые раньше называли боями без правил. Но правила там все же существуют, и нам всем следует уделить им особое внимание, поскольку каждый подготовленный спортсмен интуитивно выполняет те действия, которые выполняет на ковре, как боксер – те, которые выполняет в ринге. То есть боксер не умеет защищаться от ударов ногами, а борец – вообще от ударов. Боец смешанных единоборств, что очень важно, не умеет защищаться от тех ударов, которые в его виде запрещены. Более того, он просто психологически бывает не готов к получению таких ударов.

– А если противник не имеет отношения к спорту? – задал «дежурный» вопрос капитан Радимов, большой любитель спросить хоть что-то.

– Тем проще. Что такое спорт в боевых единоборствах? Тот, кто начинает заниматься сразу боевыми единоборствами, не имея какой-то базовой техники, как правило, чувствует себя неуютно против тех, кто имеет таковую. Кто-то – бокс, кто-то – борьбу, кто-то – карате, но все это только основа, на которой строятся тактические навыки умения вести бой. Техника приобретается уже отдельно. В любом случае спортсмен, имеющий тактические, или технические навыки, или же и те и другие, имеет преимущество перед неподготовленным противником. И оба они имеют меньше шансов в схватках с человеком, которого не сдерживают комплексы правил. И это главное, что я хотел бы вам объяснить. Да, есть виды спорта, которые называются боевыми. Боевое самбо, ушу-саньда и некоторые виды карате. Тем не менее они являются спортивными дисциплинами и настоящему боевому искусству проигрывают опять же за счет правил. Ни одни спортивные правила не позволяют наносить удары, делающие из человека инвалида. Нельзя дать пинка между ног, ударить пальцами в глаза, оторвать ухо или перебить кадык. Нас с вами эти ограничения касаться не должны, поскольку эти удары, собственно, и являются нашим основным оружием в схватке против физически подготовленных людей. Можно быть десятикратным чемпионом мира по карате, борьбе или боксу, но, получив удар между ног, любой чемпион будет уже не в состоянии сопротивляться. И не надо стесняться, нельзя сдерживать себя какими-то искусственными ограничениями. Я уяснил это еще в детстве, когда мне в руки случайно попал учебник по боевому самбо, предназначенный для сотрудников милиции. Запомнил одну картинку. На четвереньках стоит человек с ножом в руках, а здоровенный мент бьет его тяжелым сапогом под основание носа. Против человека с ножом этот удар, скорее всего, оправдан. И вообще, если вопрос стоит о смертельной схватке – а в нашей деятельности большинство схваток бывают именно такими, – оправданными бывают любые методы и удары. Главное в том, чтобы наносить их вовремя, точно и без сомнений. Физически более слабый человек не в состоянии победить физически более сильного одним ударом – но в состоянии победить умением и отсутствием ограничивающих социальных комплексов. И еще характером. Что такое характер бойца, хорошо сказал Брюс Ли: «Если противник ударит тебя, сломай ему руку. Если противник сломает тебе руку – убей его». Именно так. Нельзя бояться уничтожить противника. Мы именно для этого и вступаем в схватку. И это основное ограничение, которое спонтанно останавливает в бою спортсменов. Мы же должны научиться преодолевать барьер точно на том же спонтанном уровне, который сдерживает спортсменов. В этом не только наша сила, но и спасение... Это преамбула. А сейчас – активная разминка.

И подполковник встал в строй первым, чтобы группа ориентировалась на него и повторяла его упражнения. Тренируя, Лукошкин предпочитал и сам тренироваться...

1

Спортивный зал базы Департамента «Х» имел в своем распоряжении пару хороших тренировочных манекенов, на которых оттачивались удары. Такие манекены имеются далеко не в каждом профессиональном спортивном зале. После активной разминки – причем такой, после которой уже хотелось забежать в душевую комнату и смыть с себя ведро пота, – подполковник Лукошкин показывал на манекенах правильность нанесения самых болезненных ударов, но перед этим снова прочитал короткую лекцию:

– Первое, что вы должны понять, – при вашей схватке болельщиков не будет. Болельщик всегда желает увидеть красивый бой, – объяснял Сергей Викторович. – Но в реальном бою про красоту следует забыть напрочь. Чем короче удар, чем жестче, тем больше боли он приносит. Ваша первая задача – или принести своим ударом боль, или нанести серьезную травму, лишающую боеспособности. При этом попрошу всех учесть, что противник будет думать в том же направлении, что и вы, и может обладать теми же навыками, какими обладаете вы. Поэтому преимущество получает тот, кто первый наносит удар. Он должен быть чувствительным. Если у вас нет навыка нанесения отключающего удара, что, вообще-то, не каждому дано, – не надо стараться это сделать. Промах может обойтись дорого. Лучше нанести удар ошеломляющий и сразу после этого пробить серию в болевые точки, быструю и жесткую. Боль имеет привычку накапливаться, и следующие один за другим удары по болевым точкам обычно плюсуются до наступления болевого шока. Классические болевые точки, наверное, знают все. Начиная снизу вверх – пах, печень, солнечное сплетение, область сердца, сонная артерия, глаза. Я перечисляю по порядку, но это вовсе не говорит о том, что бить следует, соблюдая этот порядок. Наносится всегда тот удар, который может оказаться наиболее эффективным.

При названии основных болевых точек подполковник наносил манекену короткий несильный удар. Но удары эти были только учебными и имели целью обозначить место, в которое следует бить. Наносились они, за исключением первого, только рукой.

– Но бить по не отвечающему манекену – занятие для детей, – продолжил подполковник. – Потому давайте сделаем так...

Манекен легко трансформировался, и Лукошкин быстро поставил его в классическую стойку борца со слегка выставленными вперед руками.

– Я предупреждаю, что мы едем на Северный Кавказ, где даже сопливые пацаны умеют бороться. В опасном положении борец, как правило, принимает подобную стойку. Это делает наше положение, с одной стороны, не слишком выгодным, а с другой – наоборот; но только в том случае, если мы будем готовы вести себя правильно. Чтобы нанести удар, следует не забывать, что времени на засучивание рукавов нам никто отпускать не будет. Противник обязательно будет пытаться захватить ваш рукав. Даже если он не знает ни дзюдо, ни самбо, он все равно понимает, что подобный захват сделать легче, чем захват руки, и сделает это интуитивно. А хватка у борцов мощная, вырваться тяжело. Ставить задачу и спрашивать ответ я не буду, потому что большинство в группе составляют офицеры спецназа ГРУ, и они обучены действовать исходя из ситуации. Я просто объясню теорию.

В данном случае борцу выгодно сближение. Не каждый человек обладает длинным ударом с дистанции, а если и обладает, то этот удар не обязательно должен иметь соответствующую останавливающую силу. Большинство людей в состоянии бить только со средней дистанции. Это статистические данные по всем видам боевых единоборств. При этом восемьдесят процентов спортсменов стараются избежать этой дистанции, потому что так легче получить случайный удар в ответ. Борцы тоже предпочитают более близкий контакт, при котором они могут использовать свои навыки и избежать удара. Значит, следует не допустить их на ближнюю дистанцию, а атаковать со средней. При этом делать это так, чтобы они сами не имели возможности ударить в ответ, потому что борцы – люди тренированные и достаточно резкие. Как сделать так, чтобы избежать обмена ударами? Самый простой способ – вызвать у противника болевой шок. И простейший его вид, технически самый доступный – это удар по глазам. Но попробуйте сделать это, когда у противника руки в защитно-атакующей позиции и он готов к любому вашему действию. А реакция у него есть, и неплохая. Выход простой: нужно предпринять действие, которое он, может быть, и ожидает, но, в силу своей спортивной подготовки, не умеет отразить. В этом случае лучше всего подходит лоу-кик[17]. Он заставит любого сменить позицию, отдернуть руки или занять другую позу. И этот момент следует ловить. Я лично имею свои наработки, но у меня хорошо поставлен удар, и я обычно в ответ на борцовскую стойку бью быструю классическую «двойку», добавляю левый боковой и уже после этого делаю вот так...

Лукошкин показал, как резко он выбрасывает вперед обе руки между двух выставленных рук манекена, раздвигая их локтями, и ударил манекену в глаза большими пальцами обеих рук.

– Примерно то же самое можно делать и после лоу-кика. В момент получения удара и сразу после него противник расконцентрирован. Он не готов к захвату, как это было секунду назад, и этим необходимо воспользоваться. Кто-то бьет по глазам одной рукой – так называемый известный всем удар «вилкой». Но я обычно преследую собственную цель – после удара большими пальцами делаю захват за верхнюю часть затылка, совершаю резкий рывок вниз и бью коленом в челюсть. При необходимости добавляю с амплитудным круговым вращением удар локтем в затылок. Лучше всего под него, под самое основание черепа. Это опаснее, потому что в том месте череп легко ломается. Эта атака считается фирменным каскадом спецназа ГРУ, и потому я объясняю ее суть только двум бойцам группы, не имеющим подготовки спецназа военной разведки. Но при этом не могу не добавить, что даже фирменные каскады ударов всегда используются исходя из обстановки и обязательно варьируются. Зацикливаться на одном отработанном каскаде нельзя ни в коем случае...

Дверь в спортивный зал открылась. Вошел помощник дежурного по Департаменту, кашлянул в кулак, привлекая внимание, и поправил на рукаве традиционную красную повязку.

– Что, капитан? – спросил полковник Кирпичников.

– Генерал просил сообщить, что прибыли специалисты, которых вы ждете. Занятия через полчаса в учебном классе на первом этаже.

– Я понял. Конец занятий.

– Только размяться успели... – проворчала Тамара Васильевна.

Группа не умела долго собираться. Задержка произошла только по одной причине. Душевая в спортзале была только одна, и мужчинам пришлось ждать, когда примет душ Ставрова. Хорошо еще, что она почти не пользовалась косметикой, и потому после душа недолго приводила себя в «боевой» вид. Время уже поджимало, и потому из спортзала офицеры сразу прошли в аудиторию на первом этаже, где обычно проводились занятия по ознакомлению с новым оружием.

Еще только войдя в коридор, Владимир Алексеевич слегка сбавил шаг и переглянулся с полковником Денисенко и с подполковником Лукошкиным. Они тоже отметили рядом с дверью в аудиторию высоченную, под два метра, фигуру человека, показавшуюся всем знакомой.

– Никак это Вовочка, – тихо сказал из-за спины Кирпичникова подполковник Валеев.

– Похож, – согласился командир.

– Знакомый? – спросил майор Старогоров.

– Может быть, да, а может быть, обознались. Тому-то здесь делать нечего...

Ответ был обтекаемым и сказан на всякий случай, чтобы не возникло разговоров, которые могут навести Вовочку – а это был действительно он – на воспоминания. Шансов на то, что дюжий санитар запомнил кого-то из нападавших на шестнадцатое отделение психиатрической больницы, было мало. Фонарями светили только спецназовцы, и только не себе в лица. Да и знакомство было слишком кратковременным и бурным, чтобы детали врезались в память.

Подошли ближе. Лоб великана был заклеен узкой полоской бактерицидного пластыря телесного цвета. Удар локтем полковник Кирпичников, по сути дела, и не наносил; Вовочка сам пожелал пободаться, за что и получил рассечение.

Из двери аудитории выглянул, заслышав шаги, Иван Иванович Иванов, тоже, видимо, вызванный на службу. Приветливо кивнул всей оперативной группе.

– С праздником всех!

– Не вижу праздника, – сказал Кирпичников. – В праздники полагается за столом сидеть... Или вы, Иван Иванович, нам в аудитории парты накрыли?

Профессор был в хорошем настроении, но, как оказалось, в рабочем, а не в праздничном и не пожелал брать на себя обязанности официанта.

– Генерал говорил, вы у него на даче встречали...

– Встретили, – согласно сообщил Владимир Алексеевич и вопросительно посмотрел на Вовочку, которому едва ли доставал затылком до нижней челюсти.

– Вот, познакомьтесь, – сказал Иван Иванович. – Ваш временный консультант – профессор Огурцов Владимир Вадимович.

Рука профессора Огурцова соответствовала его росту, и в ней уместились бы две руки полковника Кирпичникова. Впечатление Вовочка производил не меньшее, чем в шестнадцатом отделении, но тогда его можно было «уговорить» с помощью светового пистолета. Сейчас же «уговаривать» необходимости не было. Профессор явно не узнал человека, который рассек ему лоб чуть больше суток назад. Хотя присматривался он к командиру оперативной группы с явным интересом и с некоторым недоверием.

– Прошу, – Иван Иванович жестом пригласил всех в аудиторию.

Первым за порог шагнул Огурцов, что дало возможность спецназовцам снова переглянуться. Вовочку узнали все участники новогодней акции. Он же не узнал никого, хотя голоса, наверное, мог бы признать. Кроме того, на полковнике Кирпичникове был тот же самый американский нанокостюм, но гражданские люди с трудом различают и запоминают расцветку камуфляжа. Это уже чистая привилегия людей военных.

Сразу садиться за столы, которые полковник назвал партами, не стали. Остановились перед столом на подиуме, где были расставлены три ноутбука, уже включенные и загруженные. На всех трех мониторах светилось два окна – первое с одной и той же программой, второе – с тремя картами. Здесь же стояла небольшая спортивная сумка, закрытая на замок-«молнию»; без сомнения, в ней находилось что-то, что должны показать оперативной группе.

– Мне сказали, что в целом в курс дела вас уже ввели, – начал Огурцов низким хрипловатым голосом. – То есть вы уже имеете понятие о том, что такое микрочипы и как они работают. Хотя вам и не нужно знать все тонкости, только главные принципы. Не каждый человек, имеющий права автолюбителя, должен быть автомехаником. Но вот системы управления объектами, которым вживлены микрочипы, вы знать должны, поскольку будете контролировать поведение таких объектов в непосредственной близости. Мы, конечно, имеем возможность проводить контроль с помощью спутников – и будем его осуществлять. Но пока еще нет четкого понимания того, как поведут себя люди с вживленными микрочипами. По сути дела, мы в данном случае проводим не испытания, а эксперимент, совмещая его с испытаниями в условиях боевой операции. Ваша основная задача – вмешаться, если что-то пойдет не так, как планировалось.

– Эксперимент на живых людях? – спросил подполковник Валеев. – Где-то я слышал, что подобные эксперименты допускаются международными конвенциями только с согласия самих участников и в том только случае, если они не несут угрозы жизни и здоровью людей...

– Честно говоря, я ничего не знаю о конвенции, – признался профессор Огурцов, ничуть не смутившись. – Но считаю, что использовать террористов в качестве объекта эксперимента допустимо. Мы в любой момент можем дать объекту команду «умри», чтобы обезопасить от него общество. Эта команда, согласно нашим расчетам, будет работать безотказно. Микрочип вызовет в организме вибрации коронарных кровеносных сосудов, а это несовместимо с жизнью. Значит, со стороны участия объектов в террористической деятельности государство себя обезопасило. Что касается других сторон, то здесь уже вопрос стоит не об угрозе жизни и здоровью, а только о морали. А вас, товарищ подполковник, – Вовочка посмотрел сверху на погоны Бахтияра Ахматовича, – сильно волнует моральная составляющая вопроса?

– Я бы не сказал, что сильно, но волнует. Помимо всего прочего, кроме той конвенции, о которой я говорил, есть еще и другие. О правах человека я говорить не буду, потому что в нашей стране не знают, что это такое. Я скажу только про конвенцию о военных преступлениях. Ни мне, ни моим соратникам – если вы знаете, слово «со-ратник» происходит от слова «рать» и означает товарищей по оружию, людей из одной рати – не хотелось бы попадать под международный трибунал.

– Военные преступления, – объяснил недовольный вопросом профессор Огурцов, – если я, конечно, правильно помню, имеют определенный перечень деяний. Поскольку, когда конвенция разрабатывалась, никто ничего о микрочипах не слышал, в перечне нет и не может быть того, чем вы будете заниматься. Кроме того, закон об антитеррористической деятельности допускает принятие любых нестандартных методов пресечения такой деятельности.

– Значит, микрочипы создаются исключительно для того, чтобы обезопасить мирное население от угрозы террористических актов? – спросил капитан Радимов.

Вовочка вздохнул.

– Тяжелый вы народ. А еще военные, которые должны просто подчиняться приказу... Я не очень понимаю, куда вы ведете, но чувствую, что настроены вы по отношению к нашему эксперименту отрицательно. И могу только предложить вам выполнять приказ вашего руководства. Командир группы...

Огурцов требовательно посмотрел на Кирпичникова, словно призывая его призвать к порядку подчиненных офицеров.

– Вам, похоже, нужны те военные, которым уже вживлены микрочипы, – сказал на это полковник Кирпичников. – Мы же привыкли знать, что делаем.

– Я вам и объясняю, – Вовочка не пошел на обострение намечающегося конфликта.

– Так вот и объясните. Капитан задал правомерный вопрос.

– В каждом государстве существуют определенные, скажем так, группы риска. Террористы составляют только одну группу. Но есть множество других. Например, наркодельцы и прочий криминалитет. Наша разработка предназначена в основном как раз для таких групп, для контроля за их деятельностью. Это наиболее безболезненный и доступный способ осуществления контроля. И сравнительно недорогой.

– Сравнительно с чем? – опять спросил капитан Радимов.

– Например, с поисково-следственными действиями правоохранительных органов, в которых приходится задействовать громадное количество людей, спецтехники и, как следствие, финансовых средств.

Полковник Денисенко широко улыбнулся.

– Перспектива прекрасная. Статьи за терроризм предусматривают большие сроки заключения – от пожизненного и чуть-чуть ниже. Поймают террориста, «вошьют» ему эту штуку и будут наблюдать, чем он в камере занимается. Очень интересно. Только я вот никак не могу найти вариант, при котором вы можете вживить микрочип человеку, который идет совершать террористический акт. Если этого человека знают, его можно захватить и без микрочипа. Если же не знают, как ему вживят микрочип?

– Варианты есть, – профессор Огурцов начал всерьез сердиться и хмурить густые брови под низким скошенным лбом. – То, что вы должны сейчас выполнить, текущая операция «Проект «Андроид», – это разве не вариант?

– Это случайный вариант, а не системный, – не согласился Анатолий Станиславович.

– Я что-то не понимаю, к чему мы ведем все эти разговоры, – вмешался вдруг майор Старогоров. – Мы что, отказались от участия в операции? Не отказались. Тогда зачем путать карты и забивать чепухой голову себе и профессору...

– Продолжайте, Владимир Вадимович, – предложил полковник Кирпичников.

Вовочка помолчал некоторое время, сердито собираясь с мыслями, потом продолжил:

– Нашим коллективом проделана громадная по масштабам работа. Больше десяти лет ушло только на одно вычисление диапазона вибрационной волны, которая должна возбуждаться микрочипом в организме, чтобы объект почувствовал неистребимое желание выполнить команду, которую мы желаем ему дать. И далеко не все возможности мы смогли использовать. По крайней мере, сейчас в достаточной для эксперимента степени исследованы только четыре команды, с которыми вас уже познакомили – «сделай», «нельзя», «встреча» и «умри». Последняя команда – кардинального порядка, и давать ее, понятно, следует только в крайнем случае. Смерть наступит в течение минуты после принятия команды объектом. Команда «встреча» дается на тот случай, если с объектом следует дополнительно поработать. Он куда-то пойдет, не понимая куда, и выполнит все, что скажет ему первый встречный, заговоривший с ним. Следует сделать так, чтобы первым встречным был наш человек. Но существует еще более двухсот групп... Не единичных команд, а групп управляющих вибраций, которые можно считать перспективными, и над этим в настоящее время работает целый институт сотрудников. Я тут услышал упрек в свою сторону и принял его к сведению. Да, в настоящее время мы не имеем возможности вживить микрочип всякому подозреваемому в терроризме. Но я прошу вас всех обратить внимание, что первые самолеты-этажерки поднялись в воздух тогда, когда никто и не думал о сверхзвуковой авиации. Мир развивается, и с каждым годом темпы развития становятся все более скоростными. Оно уже идет в темпе геометрической прогрессии. И в ближайшее время можно ждать больших сдвигов, которые позволят овладеть новыми технологиями и возможностями.

– А универсальные электронные карты обладают управляющими способностями? – спросил капитан Радимов.

– Нет, у электронных карт только контрольные функции.

Профессор Огурцов проговорился, что имеет отношение и к картам, то есть подтвердил, что универсальная электронная карта и микрочип – это, в принципе, звенья одной цепи, и второй является логическим продолжением первой. Владимир Алексеевич был рад хотя бы тому, что Вовочка не стал говорить расхожих и откровенно пошлых фраз о том, какое удобство создает россиянам возможность пользоваться универсальной электронной картой. Пропагандисты правительственных структур и депутаты разных уровней тупо и нагло, ничуть не смущаясь того, что люди, как обычно, готовы утопить их в плевках, говорили только об этом и ни словом не упоминали о другом – о том, в какое положение ставит электронная карта своего обладателя.

– Ваша задача проста. Микрочипы уже вживлены бандитам в мышечные ткани. Причем сами они об этом не подозревают. Как только их выпустят, вы должны будете находиться от них поблизости. Приборы, которые вы получите, – профессор Огурцов показал на ноутбуки, занявшие практически весь стол, – позволяют производить контроль с расстояния до восьми километров. Одновременно мы предполагаем следить и за объектами, и за вашей группой. Генерал-лейтенант Апраксин сообщил, что один из вас дал согласие на вживление микрочипа.

– Дал, – подтвердил полковник Кирпичников и показал кивком головы: – Это майор Старогоров. Он к вашим услугам, если не одумался... Не передумал то есть.

– Не передумал, – с вызовом сказал Станислав Юрьевич. – Я готов.

– Отлично, я так и подумал, что это именно вы, – показал свою проницательность Вовочка. – По окончании занятий мы с вами все отдельно обговорим. Кстати, у вас в группе и военврач есть?

– В настоящее время я не занимаю такую должность, – сказала Тамара Васильевна.

– С вами мы тоже поговорим отдельно.

– Видно, профессор, что вы человек, далекий от военных порядков, – сухо сказал полковник Кирпичников.

– Вы о чем? – не понял Огурцов.

– Я о том, что бойцы моей группы в период подготовки к операции находятся, можно сказать, на боевом положении. И беседовать с ними – тем более о том, что касается самой операции, – я могу позволить только в присутствии командира группы. В моем то есть присутствии.

Полковник умышленно сказал это резко и категорично, чтобы залетный профессор понимал, кто здесь командует, и не пытался навязывать свою волю.

2

Огурцов прочувствовал ситуацию и лезть на рожон не захотел. Но пожелал утвердить и собственное значение.

– Я не возражаю. И сразу сообщу вам, что мы согласовали с генералом Апраксиным конфликтную ситуацию.

– Какую из них? Если точно разбираться, все ситуации нынешней операции конфликтные или рискуют стать таковыми.

– Генерал от вашего имени отказался от вживления микрочипов бойцам оперативной группы. К сожалению, мы не можем вас заставить...

– Еще один конфликт, – вмешался подполковник Лукошкин. – Не к сожалению, а к счастью.

– Что может считаться счастьем для одного, для другого может быть большим несчастьем. Это диалектика жизни. – Огурцов был не лишен нравоучительности. – Но мы договорились, что каждый из офицеров группы получит по микрочипу с обязательством всегда носить его с собой. На ремешке, как часы. Это необходимое условие для того, чтобы мы могли провести полноценный эксперимент и контролировать не только банду Газалиева, но и вашу группу. Я повторяю: эксперимент, а не пожизненное порабощение, которого вы так боитесь по незнанию всех тонкостей дела. По окончании операции можете спокойно расстегнуть ремешок и сдать микрочип разработчикам.

– В таком положении, на ремешке, микрочип тоже можно использовать как управляющий элемент? – Вопрос задал, естественно, капитан Радимов.

– Да, хотя импульсы будут ощущаться организмом менее сильно. Мы хотели бы провести еще и гипнотический сеанс, но генерал Апраксин категорически воспротивился. Он не доверяет нашим психотехнологиям. Однако мы снова пришли к соглашению – и договорились использовать вашего специалиста, – Огурцов показал на Тамару Васильевну.

– Посмотрим... – обтекаемо ответил Кирпичников.

– Вы что-то имеете против гипноза, даже проведенного вашим специалистом? – По тону сказанного Вовочка угадал сопротивление.

– Спецназовцам вообще рекомендуется избегать сеансов гипнотического внушения.

– Тут я не компетентен, но хотелось бы знать причину.

– Причина простая. После каждого сеанса гипноза у человека, что называется, «пробивается» собственная воля. А она в нашей боевой действительности имеет большое значение. Для спецназовца важно не поддаваться чужому влиянию. В каких-то обстоятельствах это может стоить ему жизни.

– Это так серьезно? – Огурцов повернулся к Тамаре Васильевне.

– Пока это только гипотеза, но гипотеза научная, – согласилась с командиром майор Ставрова. – Исследования ведутся давно, но не всегда успешно и с большим сопротивлением тех, кто эти исследования проводит, – самих психотерапевтов. Они не желают работать против себя, лишаясь возможности заработать кусок хлеба. Однако факты – вещь упрямая. Вспомните широко применяемые массовые сеансы телевизионного гипноза в конце восьмидесятых и в девяностые годы. Этими сеансами у людей была пробита психика. И потому они, не собираясь, например, голосовать за Ельцина, все равно шли голосовать за него. По той же причине «пробитой» психики они несли свои деньги в различные финансовые «пирамиды» и вообще поддавались действию даже самой примитивной рекламы. Думаю, это было сделано умышленно, по рекомендациям специалистов, которые далеко обогнали нас в изучении этого вопроса.

– А кто обогнал нас сильнее всего? – спросил Костя.

– Американцы. А кто-то из любви к Америке дал указание нашим телеканалам. Плоды пожинаются до сих пор, хотя действие «пробоя», естественно, не может быть бесконечным.

– Любопытные факты я узнаю... – Вовочка почесал лоб вокруг пластыря. – Ладно, будем согласовывать и этот вопрос. Пока же я продолжу. В дополнение ко всему мы выделим на группу еще несколько микрочипов. Только попрошу обращаться с ними аккуратнее, потому что в настоящий момент это только опытные экземпляры и стоят они достаточно дорого. Цена упадет только при условии массового производства. Итак, вы получите еще несколько микрочипов. Ваш врач пройдет обучение по вживлению прибора в организм и по производству соответствующего внушения.

– Для кого микрочипы? – спросил Денисенко. – Для ваших специалистов, которые будут нас сопровождать?

– К сожалению, в нашем составе нет достаточно специально подготовленных для такой командировки людей, – вздохнул Огурцов. – И выделить кого-то вам в сопровождение мы не можем. Хотя будем поддерживать с вами постоянную связь весь период эксперимента.

Капитан Радимов осмотрел профессора снизу доверху и обратно.

– У вас тоже нет физической подготовки?

– Я больной человек, – скромно сказал Вовочка.

– Да, – согласился капитан. – Голова болит так, что приходится лоб заклеивать.

– А... Это... – Огурцов потрогал пальцем пластырь. – Дверные проемы, понимаете ли, стали делать слишком низкими. Иногда, бывает, задумаюсь и...

– Бывает... – Костя проявил милость и не стал ничего уточнять.

– Какой период выделяется нам на подготовку? – чтобы уйти со скользкой темы, спросил командир. – В принципе она, как я понимаю, не будет включать в себя много тренировочных моментов и потому длительной быть не может.

– Готовность следует обрести как можно быстрее. Это, я думаю, не займет больше часа вместе с практическими занятиями. А время вылета на место я пока назвать не берусь. Предполагаю, что это будет перед окончанием рождественских каникул. Если будут изменения, мы сообщим немедленно. Ваш генерал требовал предупредить его не менее чем за двадцать четыре часа. Но мы поторговались и сошлись на двенадцати.

– Нас устроит двенадцать часов, – согласился Кирпичников. – Давайте приступим к занятиям. Думаю, этому ничто не мешает...

Занятия могли бы представлять сложность только для человека, не имеющего даже первичного опыта работы на компьютере. Но в оперативной группе Департамента «Х» с компьютером общались все, и даже на уровне более высоком, чем первичный, потому никаких проблем не возникло. В принципе, как и любая программа, даже бытовая, программа отслеживания и управления микрочипом имела меню, и вызвать через него необходимые команды было просто.

– Основная слабость программы, используемой ноутбуком, – объяснил профессор Огурцов, – состоит в возможности «вести» только единичный объект. Держать под управлением все необходимые объекты сразу может только головной суперкомпьютер Департамента «Y». Один из самых мощных, кстати, суперкомпьютеров в стране. Конечно, не такой, как в Академии наук, но намного более мощный, чем в Министерстве обороны. Правительство выделило деньги, и уже из этого можно сделать вывод, что стоящие перед нашим Департаментом задачи важны даже более, чем оборона страны. Прошу отметить это. Тот же суперкомпьютер осуществляет переключение контроля со спутника на спутник, когда один из них близок к тому, чтобы выпустить объект из сектора наблюдения. Я объясню подробнее. Контроль постоянно осуществляется сразу двумя спутниками, работающими под разными углами наблюдения. Это дает возможность не терять объект из вида. Суперкомпьютер контролирует и объект, и все, что его окружает, даже профиль земной поверхности. И если, скажем, в горах объект имеет возможность попасть в место, где горный хребет или еще что-то в состоянии спрятать его от спутника наблюдения, компьютер просчитывает этот вариант и за четыре сотые доли секунды подключает другой спутник, причем только такой, с которого объект будет виден. В общем, гарантия того, что объекты мы не потеряем, практически стопроцентная. Ноутбук работает в системе Wi-Fi; через нее осуществляет связь со спутником и одновременно с головным компьютером. Все необходимое оборудование уже встроено в сам системный блок ноутбука и не требует даже дополнительной антенны. Работу можно осуществлять из движущегося автомобиля и даже из поезда. Ограничения накладываются многоэтажными домами с перекрытием из железобетонных плит. Металл арматуры создает сложный многопрофильный экран, и связь со спутником или полностью теряется, или становится прерывистой. Другие виды перекрытий влияния не оказывают. И даже железобетон в домах до пяти этажей не в состоянии заглушить сигнал. Нам повезло, что испытания мы проводим в районе Северного Кавказа, где практически нет высотных зданий.

– В системе работают спутники только Департамента «Y»? – как обычно, не удержался от вопроса капитан Радимов.

Вопрос был задан разведчиком, следовательно, вынуждал отвечающего говорить одно, одновременно сообщая другое. В данном случае ответ давал дополнительную информацию о Департаменте «Y».

– Департамент «Y» не имеет собственных спутников, – не подозревая «внутренней темы», ответил Вовочка. – Возможно, в будущем мы ими обзаведемся. Пока же обходимся системой ГЛОНАСС.

– А автомобильные навигаторы помех создавать не будут? – Костя был неподражаем в амплуа наивного любознательного человека. Это всегда действовало безотказно.

– А они вообще работают в ГЛОНАСС? – усмехнулся Огурцов. – Приемники для навигаторов уже есть, я слышал, в самых примитивных модификациях. Но все, насколько я знаю, предпочитают работать в GPS. Так что никаких опасений быть не должно. По крайней мере в период нашего эксперимента – гарантированно.

Дверь без стука открылась, и в аудиторию заглянул генерал-лейтенант Апраксин.

– Извините, прерву на минутку. Полковника Кирпичникова на два слова...

И закрыл дверь, оставшись за ней. Происходящее в аудитории его, похоже, мало волновало, и проводить согласование спорных вопросов при всех Виктор Евгеньевич не намеревался. Владимир Алексеевич, извинившись перед профессором Огурцовым кивком головы, поспешил на зов. Генерал ждал за дверью.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Как тебе профессор?

– Мы в больнице его за санитара приняли. Знал бы я, что это главный виновник того, что случилось с моей женой, не читал бы нам он сегодня инструктаж...

– Он был в шестнадцатом отделении? – удивился генерал. – Ты не ошибся?

– Рассечение на его лбу – от моего локтя. Дежурный мент звал его Вовочкой.

– Странно. Что профессору делать там в новогоднюю ночь? Не знаю. Может, какой-то эксперимент проводил, не знаю. Но дело не в том. Я прервал процесс по другой причине. Вам предложат получить браслеты с микрочипом. Не отказывайтесь. Сразу можете и надеть их. Это будет, как мне только что доложили, небольшая проверка – причастна или нет группа к новогоднему эксцессу в больнице. Если причастна, они желают знать, где ты прячешь жену и остальных двоих. Хорошо, что вы в темноте работали, лица запомнить было трудно. Возможно, профессор Огурцов специально поехал сюда сам, а не послал кого-то из подчиненных, чтобы попытаться вас опознать. Ничего не заметил? Какого-то сомнения...

– Нет. Опознать он может только по голосу. Лиц Вовочка не видел.

– И ладно. Но будь осторожнее. Как только закончите занятия, поднимешься ко мне, передашь браслет майору Лазуткину, он некоторое время будет его носить. А мы с тобой съездим навестить Надежду Павловну. Мне позвонили, сказали, что можно приехать. Вам обеспечат свидание и беседу. Ненадолго, минут на десять. Ее постараются к моменту приезда привести в нормальное состояние медикаментозными методами. Говорят, это возможно, хотя злоупотреблять этим методом нельзя, иначе Надежда Павловна потом не сможет находиться в здравом рассудке без укола.

– Сына бы, товарищ генерал...

– Я уже послал машину за капитаном. Он будет ждать нас за территорией базы в машине. Поедем на моей. Ее там уже знают и пропустят. Будь готов. Группу можешь распустить по домам. Все-таки праздник в самом разгаре, хотя уже второе число. И еще: предупреди всех, чтобы были готовы. У нас есть данные, что бандитов с «зоны» могут выпустить раньше. Документы для них готовили в другом месте, они идут почтой. У почты рождественских каникул нет. Все зависит от начальника «зоны» – вернее, от того, сколько ему заплатят бандиты. Но они жадничать не будут, я думаю. Значит, следует быть в боевой готовности.

– Я понял, товарищ генерал. Разрешите идти?

– Иди, продолжай занятия. Долго еще?

– Приступаем к изучению материальной части. Думаю, не больше двадцати минут, может быть, даже быстрее. С компьютером у нас все дружат, и проблем возникнуть не должно.

– Иди... Твой персональный водитель – в моем лице – ждет.

Генерал повернулся и пошел в сторону лестницы. Кирпичников вернулся в аудиторию, где все, как оказалось, ждали его возвращения молча, чтобы командир ничего не пропустил.

Профессор Огурцов пододвинул к себе стул и сел перед ноутбуком. Группа собралась у него за спиной, чтобы видеть монитор, но тот был без светодиодной подсветки, и потому видеть все можно было, только находясь прямо позади Вовочки, а сбоку изображение было уже неразборчивым. И потому стояли тесно, хотя крайние больше догадывались о том, что происходит на мониторе, чем видели. Это значило, что показ потребуется повторить.

– Специально для демонстрации я заказал трех человек, которые будут ходить по улицам Москвы с браслетами на руке. Вернее, у двоих браслеты, у третьего микрочип вживлен в бедро. Почему вживление осуществляется именно туда, я могу объяснить только очень приблизительно, и, наверное, лучше это знает ваш штатный медицинский работник.

Огурцов посмотрел на Тамару Васильевну.

– Я не штатный медицинский работник, я штатный офицер оперативной группы, и только, – твердо ответила майор Ставрова. – Медицинская работа осталась в прошлом, хотя кое-что я помню, и потому могу предположить, что значение в данном случае имеет бедренная артерия, через которую вибрации микрочипа можно передать в кровь и разнести по всему телу. А уж красные кровяные тельца будут разносить эти вибрации или белые, знают лишь узкие специалисты, а я никогда этим вопросом в принципе не интересовалась. Хотя опять же предполагаю, что память клеток крови в состоянии удерживать даже кратковременные вибрации при движении вплоть до мозга. Может быть, даже не сами вибрации, а только память о них. Считаю такое возможным вариантом. Кстати, только недавно читала про длительную память клеток крови. Они способны скапливать в себе определенного рода информацию на протяжении всей жизни человека. Еще одно мое предположение можно отнести уже к области психологии. Получаемая приказная информация в вербальном виде, пусть даже при глубоком гипнотическом трансе, всегда может встретиться с сопротивлением подсознания – например, добрый человек, не способный на убийство, получив прямой приказ в состоянии гипноза, не будет убивать кого-то. Подсознание этого не допустит...

– Что, даже заставить невозможно? – поинтересовался профессор Огурцов.

– Против воли подсознания – невозможно. Можно только обмануть подсознание. Например, внушить человеку, что он этим убийством совершает героический поступок, спасая тысячи жизней. Тогда подсознание не будет тормозить сознание. А в нашем случае вибрации не используют вербальные команды, попросту обходя подсознательную самозащиту человека. И тот становится беспомощным против оператора. Очень, нужно заметить, жестокая и бесчеловечная штука этот ваш микрочип...

Вовочка заулыбался. Его мало интересовала моральная сторона вопроса. Он радовался, что его работа оценена как перспективная. И продолжил обучение:

– Значит, мы в настоящий момент отслеживаем трех человек, трех сотрудников Департамента «Y». Один – с вживленным микрочипом, второй и третий – с браслетами на руках, что в принципе не настолько и важно. Разницы в процессе отслеживания нет практически никакой. Все сотрудники предупреждены и специально демонстрируют вам возможности микрочипа – благо Москва такое место, где есть возможность для демонстрации.

Профессор Огурцов вытащил трубку мобильника и нажал только одну кнопку.

– Я отправил им заранее заготовленное SMS-сообщение. Они включаются в процесс демонстрации. Каждого сотрудника ведет один из ноутбуков. Вообще-то, компьютер в состоянии вести всех троих, но не одновременно, а поочередно. Код каждого микрочипа введен в память ноутбука точно так же, как будет введен код микрочипов, с которыми вам предстоит работать. Это всего три латинские буквы и пять цифр. Ввести не сложно. Если вам в ходе операции придется вживить кому-то микрочип, вы обязательно должны предварительно ввести его номер в реестр программы, иначе спутник не будет воспринимать объект. Все. Я включаю режим отслеживания. Делается это всего двумя нажатиями клавиши. Сначала вызываете из главного меню контекстное меню, потом даете команду. Вот так. И объект появляется на экране вместе с картой местности, на которой он находится...

– Не верю я таким программам, – стоя прямо за спиной профессора, весьма категорично сказал капитан Радимов.

– Почему? – не понял Огурцов, но на голос не обернулся.

– Потому что их делают люди малограмотные. Хотя бы опечатки убрать могли. Вместо «отслеживание» написано «отследживание».

– А... Это... – Вовочка еще раз улыбнулся. – Это не страшно. Программу делали в США специально по нашему заказу. Американцы плохо владеют русским языком, но хорошо владеют компьютерным. Этого достаточно.

Костя переглянулся с командиром. Его очередной провокационный вопрос сделал свое дело – Огурцов дал информацию, которая интересовала спецназовцев.

– А с универсальной электронной картой работает эта же программа? – последовал следующий вопрос.

– Другая. Аналог этой, сделана теми же специалистами, но имеются отличия. Там главное – база данных. И несколько суперкомпьютеров, почти таких же, как наш. Мы свою программу и заказывали как аналог. Однако не отвлекайтесь на посторонние вещи. У меня время ограничено, и мы подходим к основному вопросу. Наблюдайте внимательно...

Наблюдали внимательно – это спецназовцы умели. Объекты, получившие специальный инструктаж, ходили по таким местам, где можно было показать возможности микрочипа. Так, когда один объект зашел в магазин, расположенный на первом этаже дома в центре города, его было нормально видно. По карте все могли определить, что это за дом.

– Старая постройка, деревянные перекрытия, – объяснял профессор Огурцов. – Видимость не теряется, контроль стопроцентный.

И тут же он пододвинул к себе другой ноутбук, чтобы показать второй объект. Этот зашел в другой магазин, и его не стало видно. Огурцов опять прокомментировал:

– Современный дом с железобетонными перекрытиями. Перекрытия экранируют.

Несколько раз светящаяся точка мигнула, потом пропала, потом на пару секунд опять появилась – и снова пропала, теперь уже надолго, чтобы появиться уже на другом выходе из магазина.

– Это как раз то, о чем я предупреждал. Неустойчивый сигнал. Спутник не в состоянии уловить и прочитать сигнал микрочипа.

Перед профессором стоял уже третий ноутбук. Объект гулял по экрану и там. А когда он остановился перед тем, как перейти дорогу, профессор продемонстрировал, как действует приказ, для чего нажал кнопку «нельзя». Объект замялся, слегка помедлил, а потом развернулся и двинулся по тротуару в другую сторону. Впечатление было такое, что он услышал приказ ушами. Профессор был доволен.

– А вы не можете продемонстрировать приказ «умри»? – попросил капитан Радимов.

– Объекты жалко, – признался Вовочка. – Это наши сотрудники, мы их бережем.

– Тогда сами нацепите браслет, и дайте себе команду, – Костя мило улыбался.

Огурцов, кажется, воспринял предложение всерьез.

– Сожалею, но действие команды должно быть закреплено предварительным гипнотическим внушением. Я такого внушения не проходил. Мы сейчас разрабатываем новые генераторы, при которых можно будет обойтись и без него. Там импульсы будут более мощными. Но пока нас сдерживают специалисты по нанотехнологиям. Обещают успех, но дело еще тянется...

– А если человек не захочет поддаваться внушению? Или он вообще не гипнабельный? – продолжал расспрашивать капитан.

– А для этого я вам дам одну очень интересную штучку, – радостно, чуть не с гордостью сообщил Огурцов.

Он расстегнул замок на сумке и выложил на стол несколько упаковок с микрочипами, а потом картонную коробку с небольшими по размеру предметами, похожими на газовые баллончики самозащиты. Кирпичников тут же вспомнил, что видел такой в руках капитана Касьянова во время конфликта на узкой зимней дороге, но принял за обычный баллончик со слезоточивым газом и перцем и потому с собой не забрал. А следовало бы.

– Это аэрозольный психотропный препарат. Достаточно одного глотка воздуха после направленной в лицо струи, чтобы человек вошел в состояние транса. Около минуты он будет еще сопротивляться новым ощущениям, но через минуту станет полностью беспомощным и внушаемым. Будет все слышать и понимать, будет способен разговаривать, но все системы его психической самозащиты полностью заблокируются. Именно в таком положении можно производить психическое внушение. Вы, майор, знакомы с такими препаратами?

– Я читала о них. Тоже американское изобретение. Создавалось специально для полиции, чтобы та могла проводить экспресс-допросы. Но комиссия по законодательству при Сенате США запретила применение этого препарата. Согласно американской конституции, обвиняемый имеет право не давать показаний против себя самого. Не знаю, есть ли такое в нашей конституции или еще где-то, но это разумное правило. Однако любая вещь, запрещенная для полицейских, попадает в руки спецслужб. Это касается и США, и России. Наверное, и к вам препарат поступил из этих источников.

– Это государственные поставки.

– Мы понимаем, что не частные, – сказал Кирпичников. – Частные фирмы производят продукт и продают его государству. А государство вправе перепродавать его. Даже те самые спецслужбы вправе делать это.

– Нам преподнесли это пока в подарок. Пилотный проект. Если понравится, мы сможем закупить уже большую партию, – объяснил профессор. – Вам с этими баллончиками работать, поэтому каждому будет выделено по одному. Здесь, в коробке, точное число на каждого члена оперативной группы.

Профессор не успел закрыть коробку, как она уже перешла в руки Гималая Кузьмича.

– Они будут храниться у меня в сейфе до начала операции, – сообщил бывший прапорщик спецназа ВДВ. – Как и все другое оборудование.

– Кроме микрочипов, – строго потребовал Огурцов. – Это условие обговаривалось с вашим генералом. Микрочипам следует привыкнуть к вам, а вам – к ним. Носить будете до конца испытательного периода, раз уж не захотели пройти процедуру вживления. Будете тренироваться в слежении друг на друге. Если возникнут вопросы, передать их можно будет через Апраксина. Что касается сеанса гипноза, это мы будем согласовывать с генералом. Как паритетный вариант предлагаю доверить проведение сеанса вашему штатному психотерапевту.

– Я не являюсь штатным психотерапевтом, – снова сказала Тамара Васильевна. – Я являюсь только штатным офицером оперативной группы.

Огурцов пожал плечами и широко улыбнулся.

– У меня все...

1

Генерал остановился почти сразу за воротами.

– Мне только что позвонили, – сказал он. – Вопрос о включении в операцию ОМОГ Вельчанинова решен положительно. Сам подполковник предупрежден и подготовит свою группу. С Геннадием вопрос еще обсуждается. Против выступает – непонятно почему – Департамент «Z», хотя к нашей операции он не имеет практически никакого отношения. Просто если на совещании у руководства присутствуют начальники двух Департаментов, приглашают зачем-то и третьего. Впрочем, я, наверное, понимаю, почему они против – надеются, что Геннадий, оставшись в Москве один, каким-то образом выведет их на мать. Если же вы уедете вместе, шансы у них будут минимальные и никаких вариантов поиска. Наши хакеры просматривают все компьютеры следственного комитета при областном ФСБ. Никаких сдвигов нет. Встали на мертвой точке. Какой-то тамошний дурак уперся в слова об автобусе, и все силы брошены на его поиски. Валеев очень удачно сказал две последние цифры номера, но, к их сожалению, не запомнил ни буквы, ни регион. Пока проверяют по своей области. Два автобуса нашли, цифры совпадают. Но у водителей стопроцентное алиби – оба были в тот день на маршруте. Один, кстати, проезжал мимо больницы... Короче говоря, они в полном тупике, и капитан для них является пресловутой «соломинкой».

– Сейчас за Геннадием «хвоста» нет?

– Я выставил контроль на двух машинах плюс электронную версию. Доложили, что микроавтобус ехал «чисто». Только сам Геннадий – молодец он у тебя какой! – определил нашу машину контроля и предупредил водителя.

Геннадий уже перебегал дорогу. Добежав, сел на заднее сиденье «Ленд Крузера». Дверца закрылась, как и полагается машинам такого уровня, без звука.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Здравствуй, капитан, – поздоровался Апраксин, и тяжелый внедорожник почти беззвучно тронулся, резко набирая скорость.

Без сопровождения «Нивы» и «Рэнглера» генерал мог позволить себе ехать быстрее, и потому дорога не заняла много времени. В пути почти не разговаривали, думая каждый о своем. И только уже остановившись у ворот учреждения, дожидаясь, когда вышедший с КПП офицер проверит номер машины, генерал спросил:

– Так, значит, Владимир Алексеевич, ты полностью уверен, что профессор Огурцов и санитар Вовочка – одно и то же лицо?

– Сто процентов, товарищ генерал.

– Интересная ситуация. А ноутбука там на виду нигде не было?

– Был ноутбук, – сказал Геннадий. – Я еще удивился. На подоконнике стоял, против комнаты Юрия Павловича. Был включен, но находился в «спящем режиме».

– Значит, они что-то там пытались сделать... Нужно сказать врачу. Я сам скажу. Вы занимайтесь своими делами, я вам мешать не буду.

В машину никто не заглянул, документы у приехавших не проверил. Ворота раскрылись, и генерал въехал на территорию. Сначала двинулся по тому же пути, что и раньше, но около корпуса, где в прошлый раз высадил своих пассажиров, даже не притормозил и проехал дальше, к длинному одноэтажному зданию под стеклянной прозрачной крышей.

– Это «зимний сад». Проходите туда, вас ждут. Я закончу свои дела и приеду за вами. Там звукоизоляция хорошая, машину вы не услышите, так что мне придется зайти. Попрошу не задерживаться: как войду – сразу на выход, без долгих прощаний.

«Ленд Крузер» остановился у дверей в торце «зимнего сада». Владимир Алексеевич с Геннадием одновременно вышли и сразу шагнули к крыльцу. Почему-то здесь все хотелось сделать быстро, словно была некая опасность в том, что посетителей увидят посторонние. Это ощущение словно бы витало в воздухе. Генерал сразу отъехал, не дожидаясь, когда отец с сыном войдут в здание.

Сразу за первой дверью обнаружился большой тамбур с тепловыми пушками, не позволяющий холодному воздуху проникнуть в помещение; пришлось расстегнуть бушлаты, чтобы не вспотеть. За второй дверью стояла вешалка, где уже висела чья-то одежда, но места для бушлатов хватило. А за третьей дверью было не просто тепло – жарко и очень влажно. Здесь росли тропические деревья, большей частью плодовые. Различались плоды лимона и апельсина. Свет проникал сверху через стеклянную крышу, но и в самом «зимнем саду» была сильная подсветка, дающая не только свет, но и тепло. Между рядами деревьев вдоль всего здания шла дорожка, выложенная каким-то красивым темно-зеленым камнем, скорее всего, змеевиком. Отец с сыном, которых никто не встречал, переглянулись и молча пошли по этой дорожке. Уже через пять шагов они увидели площадку с небольшим фонтанчиком – не только декоративным, но и увлажняющим воздух. На скамейке кто-то сидел; были видны только ноги. Подойдя, полковник с капитаном увидели, что там расположились Надежда Павловна, Юрий Павлович Соколов и матушка Александра. Шаги отца с сыном гулко отдавались в тишине «зимнего сада»; Юрий Павлович встал на этот звук и сделал несколько коротких шагов навстречу. Он успел пожать руку Владимиру Алексеевичу, но поздороваться с Геннадием не успел, потому что Надежда Павловна встала между ними, расставила руки, жадно обнимая обоих, и молча прижала к себе. Из горла женщины вырывались звуки, больше похожие на рыдания, чем на слова.

– Ну что ты, ну что... – привыкший сдерживать чувства, тихо и слегка растерянно сказал полковник; посмотрел на Юрия Павловича, почти извиняясь взглядом.

– Узнала... – тихо сказал Геннадий. – Мама...

– Как ты? – спросил Владимир Алексеевич, положив руку на спину жены и чувствуя под ладонью остро торчащие лопатки. – Совсем исхудала...

– Она все понимает, но речь к ней пока не вернулась, – объяснил Соколов. – Врач говорит, это будет длительный процесс. – Лучше посадить ее на скамейку. Она ходить отвыкла, может упасть... – Соколов первым заметил, что у Надежды Павловны подгибаются ноги.

– Да... – сказала вдруг она. – Сесть...

– Вот, врач так и говорил. Стрессовое состояние может дать ей толчок к выздоровлению. Для этого вас и пригласили.

– Все уже хорошо, все самое страшное уже позади, – внушающе произнес Кирпичников-старший. – Мы тебя спасли, и больше ты к ним не попадешь.

Вместе с сыном они бережно взяли Надежду Павловну под локти, повели к скамейке, усадили. Юрий Павлович и матушка Александра рядом не сели, остались стоять. Сама Надежда Павловна попыталась улыбнуться, но тут же глаза ее подернулись какой-то пленкой, взгляд стал отсутствующим, зрачок расширился.

– Она опять... – Юрий Павлович не стал объяснять, что опять произошло, это было понятно и без слов.

– Как долго длятся прояснения? – спросил полковник.

– Сегодня вот почти полчаса было. Специально к вашему приезду подготовили, укол поставили. Вчера – только пять минут. Константин Константинович говорит, с каждым днем будет лучше, но хорошо бы обходиться без уколов, чтобы не привыкла.

– Константин Константинович – это кто?

– Врач.

Владимир Алексеевич плотно сжал рот и сквозь зубы процедил:

– И такими они хотят видеть все население страны...

– Если человека поставить с ног на голову, – сказал Соколов, – и долго держать в таком положении, он или умрет, или постарается встать на ноги – и тогда уже не позволит себя вторично перевернуть.

– Лучше сразу не давать, – сделал вывод Геннадий. – Не позволять над собой издеваться.

– Я понимаю, о чем говорят мужчины, – сказала вдруг молчащая до этого матушка Александра. – Но как вы думаете, когда господь пришел на землю, почему он не захотел стать ни царем, ни императором, почему не захотел искоренить рабство и установить царство справедливости? Ведь это было в его силах. И в равнодушии к болящим и страдающим его обвинить было нельзя. Стольких людей он исцелил от разных болезней души и тела. Так почему же?

– Я сам об этом думал, – сказал Кирпичников-старший. – Много раз думал. Так почему?

– А потому, что знал природу людей. Когда рабы убивали хозяев и становились господами, им самим нужны были рабы. Вся история человечества этим пронизана – всегда кто-то пытался построить царство справедливости. Но все оставалось по-прежнему. В этом суть человеческой испорченной природы. Только если излечить дух, избавиться от грехов, тогда можно на что-то надеяться. Христос и пришел дух человеческий излечить. А вы... Чего вы хотите? Одних господ сбросить, а других поставить? И снова все пойдет так же. А может быть, еще хуже. Не о том вы думаете...

– Значит, лучше нам самим с ног на голову встать, – усмехнулся Геннадий.

Но продолжать спор времени уже не было. По дорожке в их сторону торопливо шел генерал Апраксин. И по его движениям полковник с капитаном поняли, что следует торопиться.

– Быстрее. Все в машину. Больных отвезу до корпуса, они ходят медленно. А нам пора ехать. Непредвиденные обстоятельства.

Отец с сыном подняли под локти Надежду Павловну и повели к выходу. Соколов и матушка Александра шли сами. Генерал пошел впереди. По дороге можно было разговаривать, и Владимир Алексеевич обратился к Соколову:

– Вам с матушкой Александрой другие уколы ставили?

– Здесь?

– В шестнадцатом отделении.

– Я не знаю, честно говоря.

– Вас интересует разница в состоянии? – спросила матушка Александра.

– Да.

– Молитвы. Постоянные молитвы. Они давали нам силы сопротивляться. Господь спасал нас. Нас даже этот громадный врач спрашивал. Он не понимал, почему у нас с Юрием Павловичем такое состояние. Там был, в отделении. Он все с компьютером возился, подсоединял к нам какие-то присоски, шлем на голову надевал. Что-то исследовал. Я и ему говорила, что мы живем молитвами и верой, и потому ему с нами не совладать. Он и не совладал...

Вышли за двери. Генерал уже открыл дверцу машины.

– Капитан, в третий ряд...

Геннадий сел первым. За ним на второй ряд сидений села сначала матушка Александра, потом посадили Надежду Павловну, и последним в салон забрался Юрий Павлович. Поехали слишком быстро для закрытой территории – хорошо, что никто не гулял на узких дорожках. Генерал откровенно торопился и, кажется, нервничал. Едва машина остановилась у корпуса, сразу несколько человек в белых халатах вышли встретить больных и сразу увели их за двери, не позволив полковнику с капитаном попрощаться с Надеждой Павловной. Апраксин сразу тронулся с места, и Геннадий перебирался с третьего ряда сидений, где было не слишком удобно сидеть большому взрослому человеку, на второй уже в движении. Ворота уже открыли, и машина проехала мимо КПП, не снижая скорости. Так же – и даже быстрее – ехали до ближайшего перекрестка. И только там полковник Кирпичников решился спросить:

– Если не секрет, товарищ генерал, что это за заведение?

– Секрет. Но по секрету сообщить могу. Небольшой профилакторий. Считается одной из резиденций президента России. Хотя неофициально этой резиденцией пользуется только его жена. Вон, кстати, и она...

Навстречу ехал кортеж машин с включенными проблесковыми маячками. Генерал прижался к правой половине дороги и остановился, пропуская кортеж, который проследовал без задержки. И только после этого вздохнул с облегчением:

– Пронесло. Мы вовремя добрались до перекрестка.

Машина снова тронулась. Дорога все так же шла через небольшие поля и перелески. После очередного поворота полковник вдруг резко скомандовал генералу:

– Стоп!

Генерал продемонстрировал свою реакцию и качество тормозов «Ленд Крузера».

– Что случилось?

Полковник достал из кобуры световой пистолет и протянул сыну.

– За поворотом. На дереве человек с фотокамерой. В белом маскхалате. Фотографировал нас. Скорее всего, номер машины. Приведи его сюда.

Геннадий не заставил отца повторять приказ. Дверца за ним закрылась.

– Ты не ошибся, Владимир Алексеевич? – мрачно спросил генерал, думая о чем-то своем.

– В таких делах я не ошибаюсь, товарищ генерал. Это моя работа.

Ждать пришлось около двадцати минут. Геннадий вернулся один и вручил отцу цифровую фотокамеру «Nikon» с большим телеобъективом. Полковник передал камеру генералу. Тот с такой техникой общаться умел и сразу открыл для просмотра отснятые кадры. Монитор был небольшим, но все же удалось увидеть снимки и проследовавшего по дороге кортежа, и генеральского внедорожника, и отдельно номер машины Апраксина. Последние снимки генерал тут же удалил, оставив только фото кортежа.

Геннадий так и стоял рядом с открытой передней пассажирской дверцей.

– Что с фотографом? – спросил генерал.

– Умер. Я сбил его лучом с дерева, но он оказался опытным бойцом. Боль, наверное, была сильной, так его корчило. Однако он нажал красную кнопку на трубке мобильника. Сейчас появились такие трубки. Заранее готовится эсэмэска и отправляется одним нажатием «тревожной кнопки». Когда я подошел, он уже не мог сопротивляться и даже встать не пытался. Трубку выронил и оружие тоже, – Геннадий поднял другую руку, в которой был пистолет-пулемет «ПП-2000» с глушителем и мощным коллиматорным прицелом. – А потом вдруг вытянулся и умер.

– Точно умер?

– Я зрачок посмотрел. Мертвый.

– Пойдем, глянем. – Генерал заглушил двигатель и вышел из машины. Фотокамеру зачем-то захватил с собой.

Идти пришлось недолго. Геннадий показал, где лучше перебраться через сугроб. Человек лежал в снегу с открытыми глазами, устремленными в небо. Геннадий пальцами опустил ему веки. Генерал пощупал человеку сонную артерию, потом прямо через брюки прощупал бедро с внутренней стороны.

– Заметный шрам. В него вживлен микрочип. Парень отправил тревожный сигнал и сразу получил команду «умри». Но нам все это на руку. Он наверняка из Департамента «Z», и я рад буду доставить им неприятности.

Генерал вытащил свою трубку спутниковой связи, нашел в «справочнике» номер и нажал кнопку вызова.

– Георгий Максимович, это Апраксин. Да, встретились. Уже за перекрестком, слава богу. Я не о том. Неподалеку от перекрестка мой офицер заметил на дереве человека в белом маскировочном костюме. Мы отъехали, он вернулся и сбил человека с дерева выстрелом светового пистолета. Что? А... Это несмертельное оружие. Что-то типа «травматики», менее опасное, но более болезненное. Может вызвать временный паралич. Короче говоря, человек на дереве был вооружен «ПП-2000» с коллиматорным прицелом и глушителем. Он фотографировал кортеж. Я посмотрел снимки. Даже мою машину зачем-то снял. Ее я, впрочем, удалил... Самое интересное: человек этот умер, но не от выстрела светового пистолета... Понял. Жду.

Генерал убрал трубку, еще раз глянул на труп и стал выбираться через сугроб к дороге.

Две машины приехали быстро – точно такие же «Тойоты Ленд Крузер», как у генерала. Из передней выскочил полковник без бушлата, козырнул и остановился перед генералом. Кирпичников увидел у полковника нарукавную эмблему «ФСО».

– Я знаю, Георгий Максимович, отчего он умер, – сказал генерал, передавая полковнику пистолет-пулемет и фотокамеру. – У него в бедро был вживлен микрочип. Человек отправил SMS-сообщение с помощью «тревожной кнопки» на своей трубке и через микрочип тут же получил команду умереть. Я знаком с этой системой. По трубке и по адресу эсэмэски сможете найти, кто послал человека, а дальше уж выясняй, с какой целью. Президента ждали или его жену, не знаю. Сам разбирайся. Меня и моих офицеров лучше не упоминать. Вынеси для наглядности благодарность своему патрулю за отличное несение службы. Пусть этот парень будет их законной добычей.

– Понял, товарищ генерал, – браво козырнул полковник. – Сделаем все чисто. Не переживайте, вас здесь никто не видел. Ваша машина где?

– За поворотом.

– Поезжайте быстрее. Сейчас мы будем «подчищать» все окрестности. Может, еще кого-нибудь увидим. Если ваши офицеры заметят, пусть не стреляют. Мне позвоните, и все. Спасибо большое за помощь.

Генерал пожал полковнику руку и пошел по дороге к своему авто. Полковник с капитаном поспешили за ним.

– Исходить будем из худшего предположения, – слегка подумав, сказал генерал. – Что караулили именно нас, зная, зачем мы едем.

– Естественно, наши жизни для нас более драгоценны, чем жизнь жены президента, – серьезно сказал полковник Кирпичников. – Даже не они, а жизни наших близких.

– Вопрос следует ставить не так. У жены президента бронированная машина и квалифицированная охрана. У нас же – только собственная квалификация, хотя и машина тоже бронированная, – сказал генерал. – Но жену президента уберечь смогут, а вот жизни людей, о которых мы проявляем заботу, сохранить труднее. И потому ситуацию мы обязаны рассматривать с данной точки зрения. К чему это нас обязывает? Есть варианты?

– Без вариантов не бывает, товарищ генерал, – сказал Владимир Алексеевич. – Нужно срочно переправить мою жену с ее собратьями по несчастью в какое-то надежное место. Я смог бы найти военный городок, где охрану будет нести спецназ ГРУ. И если преследователи появятся поблизости, их больше никто не найдет. Я могу договориться о самой жесткой охране...

– Ко мне в батальон, – подсказал капитан Кирпичников. – У нас комбат крутой; объяснить ему все, так он весь Департамент «Z» зароет под трехметровый слой армированного бетона, над ним насыплет холм, а на холме посадит столетние сосны. И все будут думать, что холм этот уже сто лет существует, потому что он его на карту нанесет, и даже с обозначением высоты...

– Это лишнее, хотя тоже вариант, – после короткого раздумья заявил генерал. – У Георгия Максимовича достаточно сил и возможностей, чтобы самому «зарыть» весь Департамент «Z». На территорию они не сунутся, не пустят их. Перестреляют до того, как те успеют предъявить документы. Даже если среди этих документов будет ордер на обыск, подписанный генеральным прокурором... Они, если что, и генерального прокурора расстреляют – у ФСО особые полномочия. Они, по сути дела, государство в государстве. И судебная система в нем такова, что подозрения являются доказательством вины и приговор приводится в исполнение немедленно. Меня в данном случае волнует другой вопрос: как Департамент «Z» вышел на это учреждение? Ты, Владимир Алексеевич, свой браслет оставил у Лазуткина?

– Конечно.

– Возможно, они как-то следят за моей машиной.

– На «маяк» не проверяли? – спросил капитан.

– Не проверял. А что... – генерал остановил машину, вытащил трубку и набрал номер. – Николай Филиппович, ты на месте? Апраксин. Собирай свое оборудование и выезжай на Горьковское шоссе. Я еду в сторону Москвы. Где-нибудь около Балашихи встретимся. Нужно «просветить» мою машину на предмет «маяка». Да, срочно. До встречи...

Выехав на Горьковское шоссе, генерал не стал торопиться, позволяя обгонять себя даже отечественным машинам. Он давал время группе осмотра доехать до Балашихи. И уже повернув в сторону с шоссе, остановился около микроавтобуса, которому назначил встречу.

Николая Филипповича Стаценко, специалиста Департамента «Х» по разного рода хитрым электронным устройствам, полковник Кирпичников знал плохо, хотя и здоровался с ним при встрече кивком головы. Сейчас поздоровались за руку.

– Чуть дальше от нас, товарищ генерал, машину поставьте, – попросил Николай Филиппович. – Нам необходимо натянуть контур.

Площадка позволяла поставить здесь два десятка таких машин. Генерал отъехал и остановился. Из микроавтобуса вышли два помощника Стаценко, выставили диэлектрические столбики и натянули между ними строенный контур проводов. Только после этого подсоединили все к компьютеру. Анализ длился несколько секунд.

– Есть «радиомаяк», товарищ генерал, – доложил Николай Филиппович. – Где-то в районе багажника. Скорее всего, на «запаску» приклеили[18]. Шурик...

Зов относился к молодому помощнику. Тот забрался под машину, подстелив под себя лист целлофана, и выбрался уже через полминуты, показывая небольшую пластиковую коробочку.

– Похоже, вот это. На клей посадили, прямо на «запаску». Еле оторвал.

Николай Филиппович принял коробочку в руки, открыл ее, крепким ногтем большого пальца отсоединил от микросхемы аккумулятор, похожий на аккумулятор от часов, и протянул все изделие Виктору Евгеньевичу.

– На память, товарищ генерал.

– Сложно установить такую штуку? – спросил Апраксин.

– Сложно. Самое сложное – поймать момент, когда вы оставите машину без присмотра. Капается из тюбика капля клея «Супермомент», человек наклоняется, протягивает руку – и все готово. Он, посмеиваясь, уходит, а вы, ничего не подозревая, едете по своим делам...

– Спасибо. – И генерал пожал Николаю Филипповичу руку.

2

Следующие два дня для группы полковника Кирпичникова прошли стандартно. Из общей привычной картины занятий по расписанию выпадало только обсуждение вопроса о гипнозе, которому Департамент «Y» желал подвергнуть оперативную группу смежного Департамента. После некоторых дебатов было решено отказаться от гипноза всем, кроме тех, кто сам пожелает. Таким оказался только майор Старогоров. Если уж он сделал первый шаг, второй, как считал сам майор, сделать необходимо. Все остальное было привычно. Занимались по своему расписанию и тренировались в «ведении» друг друга по территории базы с помощью ноутбуков профессора Огурцова и браслетов с микрочипами. С новой техникой осваивались всей группой на принципах взаимозаменяемости.

Через два дня профессор Огурцов позвонил напрямую Кирпичникову и затребовал к себе в Департамент «Y» майора Старогорова и майора Ставрову. Вовочка словно забыл о том, что полковник Кирпичников сказал ему о невозможности инструктажа его бойцов без присутствия командира группы. Напомнить Владимир Алексеевич не постеснялся. Огурцова напоминание не смутило. Он высказал согласие с тем, чтобы полковник присутствовал на операции по вживлению Старогорову микрочипа. Ставрова должна быть там же как человек, грамотный в вопросах медицины, и даже при том, что она не хирург, тем не менее, ее обучат методике вживления микрочипа в человеческое тело. Это на тот случай, если придется вживлять прибор кому-то из террористов банды Газалиева. Инструктаж Тамары Васильевны должен свестись только к этому плюс небольшая консультация по вопросам гипноза – на тот же самый случай. Против такого развития событий Кирпичникову возразить было нечего, и он дал согласие на поездку без него.

Вернулись майоры уже через три часа; Старогоров – на своих ногах, хотя слегка прихрамывал. Тамара Васильевна привезла с собой небольшой чемоданчик, который передала на хранение Гималаю Кузьмичу Слепакову. «Старшина роты» привычно держал все оборудование оперативной группы в своей «каптерке», и любое пополнение обязательно стекалось к нему. В ответ на вопросительный взгляд Владимира Алексеевича Ставрова пояснила:

– Полевое хирургическое оборудование. Лазерный скальпель с блоком питания и сопутствующими инструментами типа насадок, регулируемых головок и гибких хирургических валов привода. Хорош тем, что работает без крови и обеспечивает заживление операционного шва в течение двух часов. Правда, оставляет коллоидный рубец, который рассасывается только в течение полугода. Вот Станислав Юрьевич после операции, мне кажется, готов уже участвовать в тренировке по «рукопашке».

Тренировки по рукопашному бою имели место ежедневно, и проводил их подполковник Лукошкин. За время тренировок он сумел дать если не другим спецназовцам, то хотя бы Старогорову со Ставровой много дельных советов, в основном касающихся психологии рукопашного боя в условиях Северного Кавказа, где население имеет свои характерные особенности. Но в этот день тренировка уже проводилась, и Старогорову не довелось продемонстрировать свою физическую форму. И вообще лучше было бы пока к этому не стремиться.

– О сроках ничего нового не слышали? – поинтересовался командир.

– Мы Огурцова лишь мельком видели, – объяснил Станислав Юрьевич. – Он обижен на группу за отказ от гипноза. Это ломает все его планы на эксперимент. Огурцов нас только медицинскому куратору представил – и ушел. Сам он, как я понял, только электронщик или вообще непонятно кто. Может быть, завхоз в ученой степени, если такие бывают. Куратор проекта, или как это еще называется...

– Санитар, – пошутил полковник Денисенко.

– Вот-вот... Может быть, и так, – согласился Старогоров. – С его комплекцией только санитаром в дурдоме и работать. Самое подходящее место.

Эта фраза заставила двух полковников переглянуться, но, как показалось, пограничник сказал ее без подтекста. И продолжения не последовало.

Ответ на вопрос о сроках, прояснить который майор был не в состоянии, дал генерал-лейтенант Апраксин, который вскоре вызвал Кирпичникова к себе в кабинет.

– Ну, Владимир Алексеевич, ты готов?

В данном контексте «ты» относилось, понятно, ко всей группе, а не лично к Кирпичникову. И потому полковник ответил за всех:

– Группа готова, товарищ генерал. Сомнения вызывает только майор Старогоров. Ему сегодня вживили микрочип. Я еще ничего не могу сказать о его функциональном состоянии. Сам он, кажется, рвется в бой, но я с удовольствием оставил бы его на базе. Если это возможно. Не по состоянию здоровья, а по понятным вам причинам.

– В принципе и это возможно, – вяло сказал генерал. – Но это будет выглядеть откровенным саботажем испытаний. И скорее всего, именно таким образом и будет рассматриваться. Департамент «Y» и так имеет некоторые неприятности с испытаниями. Они вживили микрочипы некоторым сотрудникам Департамента «Z», и это закончилось плачевно. Одного на днях застрелили люди из федеральной службы охраны... Не просто так застрелили, а наказали за излишнее любопытство. И это достаточно крупная неприятность. ФСО возбудило против Департамента «Z» серьезное дело, уголовное и политическое одновременно, и разбираться в этом предстоит двум первым лицам государства. Понимаешь, на какой уровень вышли некоторые общие проблемы? «Зет» сейчас вообще сильно прижали, хотя они работают больше в политической, нежели в боевой плоскости, и есть основания думать, что прижмут еще более основательно, вплоть до расформирования. Ходят такие разговоры. По крайней мере, намеки звучат откровенные. Для Департамента «Y» это сильный удар: теряется возможность продолжения работы сразу по нескольким направлениям. Там, во-первых, сами сотрудники «Зет», во-вторых, люди, которым «Зет» вживил микрочипы. Они тоже потеряны.

Теперь вся надежда на нашу оперативную группу и ее успешную деятельность. Но твои люди имеют только браслеты и отказались от гипноза, то есть согласились на отслеживание, но отвергли управление по командам. Если в такой обстановке убрать из группы Старогорова, который гипноз прошел, то у тебя остаются бойцы только с браслетами, а это, как говорит профессор Огурцов, лишь частичные испытания, потому что разница в управлении людьми слишком велика. В дополнение есть два бандита, которым микрочипы вживили уже неделю назад. Но этого мало. Для полноты эксперимента всегда требуются более широкие испытания. Многократность повторения служит доказательством практической пригодности для применения. Без этого «Игреку» никто в ученом мире не поверит. И нет возможности доказать свою правоту, хотя Огурцов в ней уверен. Если майору Ставровой удастся вживить микрочипы и другим бандитам, это сделает испытания, как Огурцов считает, более доказательными. А «Игреку» сейчас нужно в испытаниях что? Главная их, грубо говоря, «фишка». Им нужно доказать возможность абсолютного управления человеком. В настоящий момент они рассматривают и декларируют свои микрочипы как предмет для вживления только выпускаемым на свободу преступникам. По крайней мере, так говорят официально. А неофициально... Каждый человек, по их мнению, – потенциальный преступник. Любой может оказаться недовольным властью, и тогда он станет преступником. Следовательно, в близком будущем чипы планируется вживлять всем. И испытания должны показать, есть ли смысл вкладывать в это деньги. Если человек не будет управляемым, то они обойдутся простыми универсальными электронными картами, которые тоже можно усовершенствовать до того, что они в чем-то заменят и микрочипы... Пока же, повторяю, последние рассматриваются только для вживления преступникам в целях активизации борьбы с терроризмом. Если ты лоялен, если ты утверждаешь, что не террорист, – соглашайся, иначе подозрений с тебя не снимут.

Короче говоря, нам с тобой следует найти золотую середину, чтобы и моральные нормы были соблюдены, и нас не обвинили в срыве испытаний. Из всего сказанного я делаю вывод, что майора Старогорова ты должен взять на операцию. Вам все-таки не с борта самолета в бой вступать и не на олимпийские дистанции выходить. Он оклемается. А любые попытки «бунта на борту» пресекай в корне. Это ты сумеешь. Да ему и поддержку себе найти негде. Группу-то ты формировал, и она пойдет за тобой. Потому и сомнений быть не должно. Вылетаете завтра утром. Предупреди бойцов, и сам будь готов. До этого времени отпусти всех пообщаться с семьями. Сам с Гималаем Кузьмичом проверь всю экипировку, все продумай – мало ли что может понадобиться ...

– Я понял, товарищ генерал.

– Еще... По данным службы внешней разведки, после прошлой вашей операции в Венесуэле у американских спецслужб оказались записи каких-то эфирных переговоров, которые они связывают со своими проблемами.

– Что они могут связать?

– Вы разговаривали по связи о UH-1H.

– О чем, товарищ генерал?

– О сбитом вертолете. В принципе страшного ничего нет, но на всякий случай смени всей своей группе эфирные позывные. Чтобы не было привязки, если они сумеют и здесь что-то прослушать. На границе с Грузией американцы выставили свои мобильные РПУ[19], якобы переданные грузинской стороне. Но обслуживаются они все же американцами и в американских интересах.

– Сделаем, это несложно. Позывные условные. Вопрос с капитаном Кирпичниковым... – напомнил полковник.

– Мне пока ничего не сообщили. Но капитану тоже не долго вылететь к своему отряду. Хорошо, что ты напомнил. Я сейчас позвоню, потороплю. Раньше против выступал «Зет», теперь он вне игры. Надеюсь, все получится...

Вопрос с Геннадием решился помимо генерала и полковника Кирпичникова. Не успел Владимир Алексеевич добраться до своего кабинета, как сын позвонил отцу на спутниковый телефон.

– Папа, я улетаю. Мне позвонили, срочно отзывают из отпуска.

– Когда летишь?

– Машина за мной уже вышла. Туда же, откуда прилетел.

– Ладно. Прощаться не будем, завтра увидимся.

– Понял. Думаешь, это то, о чем ты говорил?

– Уверен.

– Ну и хорошо. Тогда до завтра.

– До завтра.

Апраксин позвонил, когда Кирпичников вошел в кабинет, но не успел еще сесть за стол.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Все, Владимир Алексеевич. Это касательно твоего предложения о капитане. Вопрос решен положительно.

– Я уже знаю, товарищ генерал. Геннадий сейчас звонил, за ним уже выслали машину. Вылетает сегодня. Я пообещал завтра догнать.

– Ну, тогда не буду тебе мешать со сборами.

И генерал дал отбой.

Апраксин предполагал, что Департамент «Z» не смирится с полученным ударом и попытается нанести ответный. И потому снова, как и перед прошлой операцией, выделил полковнику Кирпичникову охрану из двух бойцов. Микроавтобус «прозвонили» на предмет наличия «радиомаяка», но ничего не обнаружили. Стаценко в заключение процедуры проверки надел специальную маску с темным стеклом, позволяющим увидеть луч «лазерного маяка», но такового обнаружено не было.

– Все чисто, можно ехать, – наконец резюмировал Стаценко.

До дома добрались благополучно и быстро. Рождественские каникулы были в самом разгаре. Конечно, в сравнении с праздничными и первыми послепраздничными днями машин на дорогах добавилось, но все равно их было не столько, сколько бывает в обычные будни. Во дворе полковник посмотрел на окна квартиры. Света не было. Впрочем, откуда ему взяться, если Геннадий уже улетел, и, судя по времени, самолет должен был вот-вот приземлиться. Но по-прежнему не горел свет и в подъезде – а это уже было странным, потому что соседи обычно заставляли любые коммунальные службы выполнять свою работу, невзирая на праздники и выходные. Очевидно, поломка была серьезной. Хотя при таковой света не было бы и в квартирах, да и лифт бы не работал и даже замок домофона был бы отключен от питания...

– Я пошел, товарищ полковник, – раздался в «подснежнике» Кирпичникова голос первого из охранников.

– Дуй... – поторопил Владимир Алексеевич, протягивая ему пластинку ключа от домофона.

Второй охранник сидел рядом с Кирпичниковым, держа руку под бушлатом на рукоятке пистолета-пулемета «ПП-2000», стандартного оружия для охраны Департамента «Х», да и двух других Департаментов, кажется, тоже.

Первый в подъезд вошел не сразу. С десяток секунд постоял перед дверью, осматривая территорию двора справа и слева от себя. Но ничего подозрительного, кажется, не обнаружил и вошел. Сигнал поступил почти сразу.

– Товарищ полковник, труп между первым и вторым этажами. Прямо на лестнице лежит. Пробита голова.

– Мы идем...

У Кирпичникова, человека хладнокровного и прошедшего много сложных ситуаций, вдруг заколотилось в груди сердце. Подумалось, что Геннадий мог и не добраться до самолета. Но спрашивать, в чем одет человек на лестнице, не хотелось. Пролеты лестницы полковник преодолевал через две ступени. Остановился рядом с охранником. Тот посветил фонарем. На лестнице в луже крови головой вниз лежал сосед по лестничной площадке Коля Трофимов. Владимир Алексеевич наклонился и сразу почувствовал запах какого-то спиртосодержащего напитка, но не водки. Судя по запаху, это было ближе к какой-нибудь аэрозоли технического назначения. Коля такими вещами не брезговал.

Владимир Алексеевич пощупал горло. Оказалось, в сонной артерии кровь постукивает очень бурно. Коля был жив, но мертвецки пьян.

– Живой, – сказал Владимир Алексеевич с облегчением.

Второй охранник посветил на перила чуть выше. Там остались следы крови.

– Упал головой, – сказал охранник.

– Головой он давно уже упал, – согласился полковник. – А сейчас он ею ударился... Идем, надо жене сказать. Пусть она с ним возится.

Первый охранник заспешил по лестнице вперед и остановился только на площадке перед дверью полковника. Кирпичников под лучом фонаря осветил дверь, открыл ее ключом и запустил охранников внутрь, а сам позвонил соседям и предупредил жену Коли, которая резко заявила:

– Да и пусть подыхает! Нам с детьми легче будет. Или сами вызывайте ему милицию и «Скорую». Нам он не нужен... – Тем не менее позвала старшего сына помочь.

Владимир Алексеевич пожал плечами, понимая, что женские слова, особенно сказанные в расстройстве чувств, и дела часто расходятся, и только после этого вернулся в квартиру, где уже горел свет. Дома все было спокойно. На спинке стула в кабинете аккуратно висел нанокостюм, оставленный Геннадием. Молодец, сообразил, что костюм ему не подарили и наверняка он значится на балансе у Гималая Кузьмича. Значит, его следует вернуть.

– Помогите соседям затащить того парня, – попросил полковник охранников. – И можете быть свободны. До утра. Утром жду вас...

Охранники вышли. Владимир Алексеевич закрыл за ними дверь и, как обычно, занялся завариванием чая...

Ночью Владимир Алексеевич проснулся от какого-то непонятного шума в подъезде. Он всегда спал чутко и просыпался от всего, что не являлось привычными звуками, повторяющимися периодически. Например, знал, что два мальчишки, живущие на втором и на третьем этажах, перестукиваются по трубе, подавая один другому какие-то условные сигналы. И этим стуком его разбудить теперь уже было невозможно, хотя раньше он от них просыпался. Но потом, уловив систему, сам однажды простучал, повторяя условный сигнал, а потом подошел к кухонному окну и проверил, как оба мальчишки одновременно вышли во двор. Они были уверены, что один позвал другого. Когда над головой стучала когтями собака, это тоже не беспокоило... Сейчас же показалось, что кто-то попытался повернуть дверную ручку и еще топтался около двери, не слишком заботясь о шуме, который производит. Это успокаивало, потому что злоумышленники не стали бы шуметь открыто. С другой стороны, открытость вполне могла быть маскировкой... Полковник, сам будучи мастером маскировки и отвлекающих маневров, допускал и такой вариант.

Передернув затвор пистолета, Владимир Алексеевич, не включая свет, подошел к дверному «глазку». На лестничной площадке стояло несколько человек, двое из них в белых халатах. Кто-то разворачивал носилки, на которых лежал человек. По забинтованной голове легко было предположить, что это Коля Трофимов. Видимо, ночью ему стало плохо, и жена вызвала «Скорую помощь».

Владимир Алексеевич открыл дверь. Уносили действительно Колю. Жена его плакала, уткнувшись лицом в плечо старшему сыну, и тихо причитала:

– Как же мы теперь без него, на кого же он нас покинул...

Похоже, организм Коли не выдержал то ли удара о перила, то ли действия спиртосодержащего зелья, которым от него вечером пахло. Памятуя, что жена вечером желала мужу «подохнуть», Кирпичников не стал подходить к ней и закрыл дверь. Глянул на часы. Спать оставалось около часа, но уснуть теперь уже было бы трудно. Нелепая смерть жалкого пьяницы расстраивала даже человека, который повидал в своей жизни много смертей и со своей смертью бывал рядом. Вспомнились слова покойного сельского священника отца Викентия, высказывающего свою мечту: «Нашелся бы у нас такой правитель – настоящий русский, любящий свой народ, и обратился бы к согражданам с призывом всем русским бросить пить. Пусть подыхают от своего пойла те, кто его делает и травит русский народ. За такого правителя и жизнь отдать не жалко...»

За что отдал свою жизнь сам иерей Викентий? На этот вопрос однозначного ответа полковник Кирпичников дать не мог. Но знал, что за это же пострадала и его жена, и Юрий Павлович, и матушка Александра, и еще многие люди. А сколько таких еще будет... Найдется ли правитель, который заставит упиться отравой тех, кто на ней наживается? Этот вопрос оставался пока открытым, но Владимиру Алексеевичу очень хотелось бы, чтобы такой правитель появился.

Но тут же вспомнились и слова матушки Александры в последнюю встречу. Она говорила согласно православным традициям словами православного человека. А в классической литературе это называется чуть иначе, хотя смысл не меняется: «Убивший дракона сам становится драконом». Наверное, в этом тоже была правда...

Машина пришла вовремя. Охранник сначала позвонил по домофону, потом поднялся до двери, хотя в квартиру не заходил. Второй охранник стоял внизу у дверей подъезда. Сам Владимир Алексеевич выходил, засунув руку в карман бушлата, где держал подготовленный к стрельбе пистолет. Бушлат имеет большой карман, и «Грач» легко там уместился. Конечно, в случае острой ситуации вытаскивать пистолет оттуда трудно и долго, потому полковник готов был к стрельбе прямо из кармана. Это, конечно, наполовину снижает точность, но увеличивает неожиданность. Да и вообще пистолет – оружие ближнего боя, и стрелять из него с дистанции приходится редко. Хотя в практике боевых действий тогда еще подполковника Кирпичникова был случай, когда бандит, стрелявший из автомата метров с тридцати, пустил очередь с запасом, чтобы достать спецназовца на естественном повороте ствола влево[20]; тогда Владимир Алексеевич каким-то чудом сумел одним выстрелом из «Стечкина» прострелить бандиту горло. Но это был именно случай, и принимать его за навык и мастерство, как прекрасно понимал сам Владимир Алексеевич, было нельзя, хотя свидетели считали это проявлением боевого искусства...

На базе Департамента «Х» уже собрались все бойцы группы. Последним в строю стоял Старогоров, и Владимир Алексеевич не удержался, чтобы не сказать колкость по поводу стараний майора угодить начальству.

– Как самочувствие «подопытного кролика»?

– Мое то есть? – с легким вызовом переспросил Станислав Юрьевич.

– Других таких у нас, к счастью, не нашлось. Я вчера вечером поставил перед генералом вопрос об отстранении тебя от участия в операции по состоянию здоровья.

– Здоров полностью, – слегка растерянно сказал Старогоров. – Последствий не ощущаю. Все равно что занозу вытащить...

– Или, наоборот, вогнать, – прокомментировал полковник Денисенко. – Кстати, позывной майору следует сменить. Теперь он должен отзываться на «Андроид».

– Согласен, – подвел итог командир. – Так тому и быть. И не посчитай это, Станислав Юрьевич, дискриминацией по политическим мотивам. Грузимся в автобус. Гималай Кузьмич уже сидит в своем грузовике. Я загляну к генералу.

Но не получилось. Дежурный сообщил, что Апраксин отсутствует, хотя звонил, спрашивал и просил отправить группу без него. Он у руководства, а все инструкции и приказы – в пакете.

Дежурный передал пакет, и полковнику Кирпичникову пришлось читать последнюю документацию уже на ходу. Проводить группу вышел только начальник оперативного отдела полковник Градовокин, но он не являлся прямым командиром Кирпичникова, хотя и замещал генерала на время отсутствия, и потому только пожал руку и пожелал традиционное:

– Ни пуха...

И получил в ответ не менее традиционный ответ, который не совсем соответствовал облику верующего человека, каковым считал себя Владимир Алексеевич. Тем не менее к традициям и народным приметам полковник относился почти трепетно, как всякий, кто часто бывает в непосредственной близости от смерти. Он хорошо знал, что все приметы, как ни странно, работают...

1

Полет прошел в нормальном режиме – насколько может быть нормальным воздушный рейс на машине, которая летает только на честном слове и грозит развалиться в воздухе. Впрочем, военно-транспортная авиация России почти вся в таком состоянии, и это стало уже нормой, мало кого смущающей. Повезет – долетит самолет, не повезет – жалеть о собственной невезучести будет некому.

Приземлились в Каспийске на военном аэродроме. Там быстро перегрузили все оборудование в вертолет, которым вылетели на выделенную группе временную базу. К удовольствию полковника Кирпичникова, базу ему выделили в распоряжении сводного отряда спецназа ГРУ, которым командовал капитан Кирпичников. Сводным отряд назывался не потому, что был собран из представителей разных бригад, как часто случается, – его составили из разных батальонов одной бригады, что доставляло командиру меньше проблем в управлении. Там же, в расположении сводного отряда, было выделено помещение и для временной дислокации отдельной мобильной офицерской группы подполковника Вельчанинова. Удачно получилось, что Апраксину удалось собрать всех под одной крышей. Это снимало обычные мелкие неудобства, мешающие работе.

От вертолетного поля, излишне громко называемого аэродромом, до городка спецназа добирались на тентированном грузовике, не менее разболтанном, чем самолет, и точно так же ревущем. Разгрузка и обустройство в достаточно просторной комнате много времени занять были не должны, поскольку все оборудование оперативной группы полковника Кирпичникова было легким и удобным для транспортировки. Можно было квартироваться. Капитан Кирпичников даже распорядился создать в углу отгороженный большим листом фанеры закуток, чтобы единственная в группе женщина не спала в общем помещении, за что Тамара Васильевна выразила командиру сводного отряда персональную благодарность.

Но расслабляться и спать, несмотря на легкую усталость после перелетов, никто не собирался – группа должна была успеть подготовиться к выполнению задания. Неудобств бойцы просто не замечали, потому что при своей службе редко сталкивались с удобствами, и это качество стало уже профессиональным.

На встречу с группой Кирпичникова Вельчанинов привел человека в штатском. Пока шла разгрузка машины, которой занимались солдаты под присмотром Гималая Кузьмича, представил:

– Прошу любить и жаловать, капитан Республиканского управления ФСБ Латиф Магомедович Омаханов. Мы с ним уже несколько раз работали вместе, надежный человек. Кроме того, он готовил для тебя операцию по требованию Департамента «Y». Насколько я понимаю, начальную часть операции. Остальное лежит на тебе самом.

Омаханов скромно улыбнулся и протянул для рукопожатий крепкую квадратную ладонь, которой можно было без проблем крушить камни.

– Вы в самом Департаменте не работаете? – сразу поинтересовался Владимир Алексеевич.

– Никак нет, товарищ полковник.

– А сотрудничаете давно?

Второй вопрос был главным и волновал Кирпичникова больше всего.

– Я впервые услышал о них сразу после Нового года. Меня с отдыха отозвали.

– Нынешнего Нового года или прошлого? – насмешливо спросил, подойдя со спины, полковник Денисенко.

Омаханов не ответил. Скорее всего, даже посчитал вопрос обидным. Но Денисенко с улыбкой шлепнул капитана по плечу.

– Теперь с нами посотрудничаешь. Мы люди простые и уживчивые. Не переживай, в любом случае сработаемся. Даже если сильно друг другу не понравимся. У нас командир такой, что с ним нельзя не сработаться.

После такого проявления добродушной простоты старшего офицера обида вроде бы ушла из глаз капитана ФСБ, и он кивнул:

– Мы тоже народ простой. Я думаю, у нас нет причин, чтобы не сработаться. И дело одно делаем. Но я хочу сразу предупредить, что, прикомандировав меня к вашей группе, меня не передали под командование Департамента «Y». И потому...

– И потому ты просто будешь входить волонтером в состав оперативной группы Департамента «Х». Мы тоже – не «Игрек», мы – «Икс». С нами проще.

Отдав какие-то распоряжения, к группе подошел капитан Кирпичников. Пожал всем руки.

– Латиф с нами... Это хорошо, – сказал он. – Мы с ним несколько совместных операций имели. И кажется, остались друг другом довольны...

– Вот и прекрасно, – сразу перешел к делу Владимир Алексеевич. – Если не ошибаюсь, капитан Омаханов должен был обеспечить нас транспортом с дагестанскими номерами.

– Так точно, товарищ полковник. Три внедорожника с водителями. Ждут приказа. Номера гражданские.

– Хотя бы один лучше иметь без водителя, – подсказал Вельчанинов.

– Нет проблем, – согласился Омаханов. – Служебную машину без водителя не дадут, но я могу выделить свою. Только доверенность напишу. Страховка же у меня на предъявителя; братья иногда машиной пользуются, потому и сделал такую. В одну страховку их вписывать – бумаги не хватит.

– Много братьев? – спросил полковник Кирпичников.

– Водительские удостоверения имеют восемь. Помимо них есть еще трое, но тем самостоятельно ездить рано. Хотя умеют не хуже меня. Особенно младший. Ему тринадцать лет. Прирожденный водила. Зря, что ли, в машине «Скорой помощи» родился, на скорости, когда маму в больницу везли...

– Хорошо. Вызывайте машины, – распорядился Кирпичников-старший и посмотрел на часы. У группы оставалось часа четыре светлого времени, чтобы обустроиться и съездить на рекогносцировку местности, в которой они должны начать наблюдение. – Машина без водителя может понадобиться позже. Хорошо было бы, чтобы уже завтра она стояла здесь, на территории. Про бланки доверенности не забудьте. Выписывать нужно на Бахтияра Ахматовича Валеева. Свои данные он вам сам сообщит.

Подошедший Валеев согласно кивнул. Он не расставался со своей дальнобойной крупнокалиберной снайперской винтовкой «Барретт» М82А1М, предпочитая и в дороге, и во время перегрузок с одного вида транспорта на другой, и вообще, кажется, всегда самому отвечать за свое оружие. Обычно винтовка хранилась в опечатанном кабинете у Слепакова. Подполковник Валеев получал это оружие только на время операции. Сам он говорил, что видит винтовку даже во сне. Участь снайпера...

Капитан Омаханов отошел в сторону, чтобы никто не мешал его разговору, и вытащил трубку. Говорил он, впрочем, недолго. И даже не просто говорил, а отдавал распоряжения.

Тем временем разгрузка закончилась. Гималай Кузьмич доложился командиру.

– В контейнерах все в порядке? – При перегрузке из самолета в вертолет упал один из контейнеров с БПЛА ВВП[21], и вопрос касался именно этого.

– Контейнер не вскрывал. Сейчас буду проверять.

– Действуй...

Устроились быстро, и даже время свободное осталось. Северный Кавказ уже баловал солнцем, и посидеть на открытом воздухе в ожидании машин пожелали все. Может быть, пользуясь безветрием, кто-то вознамерился бы и позагорать, но тут наконец пришли машины. Все, как и договаривались, с гражданскими номерами и по внешнему виду вполне гражданские. Кирпичников-старший уже успел дать задание группе и распределить людей по единицам транспорта, потому задержки не произошло. Поехали сразу после того, как полковник объяснил каждому водителю персональную задачу. Старший в каждой из машин знал, в каком месте ему высадиться, и следил за маршрутом по карте. И имел право подкорректировать место высадки на месте, если первоначальная точка по каким-то причинам покажется неудобной. Водитель, естественно, подчинялся старшему. Не забыли взять с собой и ноутбуки Департамента «Y», чтобы опробовать их на месте и сразу отыскать объекты, с которыми предстояло работать.

Перед выездом проверили связь. «Подснежники» работали устойчиво. По комплекту получили и водители машин, хотя они должны были уехать после высадки и вернуться, если потребуется, только по телефонному звонку. Сначала путь лежал через город, который миновали быстро. После московских загруженных дорог здесь ездить было одно удовольствие – никаких пробок, минимум светофоров. Только много милицейских постов. Но это издержки обстановки в республике. Номера машин ФСБ, скорее всего, ментам были известны, и машины оперативной группы для проверки ни разу не останавливали. В этом были как минусы, так и плюсы. К минусам относилось то, что знание ментами номеров машин могло означать и то, что эти же номера знают и бандиты. Это тоже кавказская специфика. К плюсам – не приходилось предъявлять документы и объяснять, почему машины с гражданскими номерами заполнены вооруженными военными.

Водители, имевшие определенное преимущество в плане нарушения правил дорожного движения, по городу ехали спокойно, не торопясь, внимания не привлекали. Сказывался опыт. Но за городом горячая кровь горцев взяла свое, и они, что называется, «погнали лошадей». Местность была еще не полностью горной – скорее предгорной, – тем не менее при взгляде в окно автомобиля серьезные обрывы производили впечатление. Но это только с непривычки. Машины за дорогу держались уверенно, и до места доехали без происшествий.

В местах высадки групп машины останавливались по одной и разворачивались – но не для того, чтобы вернуться на базу спецназа ГРУ, где им и полагалось по договоренности находиться в течение всей операции, а чтобы проехать на расположенную не так далеко площадку среди скал, куда вела недавно еще засыпанная снегом короткая дорога, расчищенная к приезду группы. Там было что-то типа каменного карьера, используемого жителями ближайших окрестностей. Разнокалиберные камни грузили вручную и потом уже дробили, кому как нравилось, чтобы сделать их пригодными для строительства. Это место для скрытого ожидания было предложено капитаном Омахановым, знающим местность.

Последним высадился со своей группой сам полковник Кирпичников. С ним в машине ехали подполковник Вельчанинов и майор Старогоров. Сразу после высадки все трое стремительно взобрались по откосу на холм. Им предстояло идти в другую сторону через невысокие скалы, имеющие множество проходов, на соседний каменистый холм. Главное неудобство при переходе скал – опасность подвернуть ногу. Но ходить все трое по горам умели и потому шли быстро, несмотря на то что пространство между скалами было присыпано снегом.

Подъем на соседний холм был более легким, чем спуск с предыдущего, потому что при спуске можно поскользнуться, а при подъеме нога ставится твердо. С вершины этого холма хорошо было наблюдать за расположенной внизу «зоной». Отсюда просматривалась только часть территории за забором с колючей проволокой, но большего было и не нужно. Главное, что видны ворота и КПП, то есть точка отсчета, с которой официально должны отслеживаться бандиты, отпускаемые завтра на свободу.

Рядом с «зоной» располагался поселок, который был полностью на виду. Но он и его жители мало интересовали оперативную группу, а если и интересовали, то только с той точки зрения, что кто-то из жителей мог стать помехой, если вздумает прогуляться по горам. На углу «зоны» располагалась автобусная остановка. Будка из металлического профилированного листа защищала ожидающих пассажиров от ветра. Сейчас там стояли мужчина с большим, выпирающим вперед животом и женщина с двумя малолетними детьми. Видимо, скоро должен был подойти автобус.

– Я – Первый. Мы прибыли, – сказал полковник Кирпичников в микрофон «подснежника». – Командирам групп доложить обстановку.

– Я – Гусар, – сразу отозвался полковник Денисенко. – Занял позицию. Приступил к наблюдению.

– Я – Робин, – сказал подполковник Валеев. – То же самое. Позиция удобная.

– Готовность аппаратуры? – спросил командир.

– Я – Психо, – отозвалась Тамара Васильевна, входящая в группу Денисенко. – Развернула. Включаю. Идет загрузка.

– Я – Андроид, – сказал Старогоров, расположившийся неподалеку от Кирпичникова. Новый позывной майору, кажется, даже нравился. – Ноутбук загрузился. Запускаю программу.

– Я тоже запускаю, – добавила Ставрова.

– Работаем. Результаты докладываем.

И сам передвинулся ближе к Старогорову, чтобы иметь возможность заглянуть в монитор его ноутбука. Сбоку видно было плохо, а место прямо за спиной майора уже занял Вельчанинов. Тем не менее красная точка и сбоку просматривалась хорошо. Сейчас главное было – убедиться, что объект на месте.

– Объект на месте, – в подтверждение доложил Старогоров.

– Мой тоже на месте, – сообщила Ставрова.

– Жалко, что они в разных отрядах, – заметил Вельчанинов. – А то можно было бы одним ноутбуком обойтись.

– Нет, нельзя, – не согласился полковник Кирпичников. – Один ноутбук в состоянии вести только одного человека. Один микрочип то есть...

– Даже так? – удивился Василий Юрьевич. – Что ж они на такой допотопной технике работают? Спутники ГРУ в состоянии контролировать сразу кучу объектов, если есть необходимость... – Подполковник вовремя поймал взгляд Владимира Алексеевича и осекся. Но ситуацию оценил и вышел из нее умело: – Я мог бы за литр хорошего французского коньяка попросить знакомых. Правда, коньяк надо еще добыть и знакомых упоить, а для этого следует в Москву возвращаться транзитом через Париж...

– Долгая история, – поддержал подполковника Кирпичников и показал глазами на затылок Старогорова. Вельчанинов незаметно кивнул, пообещав таким образом соблюдать осторожность.

– Я – Первый. Наблюдатели готовы? – спросил Владимир Алексеевич.

– Я – НЛО. Устроился удобно. И даже унитаз в соседних скалах, – доложил капитан Радимов. – Готов отсыпаться до утра.

О сухом пайке для наблюдателей заранее позаботился Гималай Кузьмич, как и о том, чтобы никто не простыл на холодных камнях. Для этого Слепаков припас специальные подстилки из гермафлекса[22].

– Остальные? – спросил полковник.

– Я готов, – доложил Вельчанинов, не называя свой позывной, потому что находился под боком у командира. Он свой позывной не менял, поскольку в Венесуэле никак не «засветился». А кто такой «Терек», в спецназе ГРУ и так все знали.

Вельчанинов демонстративно поворочался, удобнее устраиваясь в небольшой расщелине на раскрашенной под «камуфляж» подстилке. Изначально они были белого цвета, но Гималай Кузьмич добыл где-то баллончики с автомобильной эмалью и добавил пятна зеленой и коричневой грязи. Гермафлексовые подстилки, конечно, были чистой самодеятельностью, но если заместитель командира группы по хозяйственной части не позаботится о том, чтобы офицеры не промерзли на холодных зимой камнях, то кто же еще это сделает? Командир такую заботу только одобрил, тем более что гермафлекс весил меньше простого одеяла и доставить к месту такую подстилку несложно.

– Я – Лесник, – подал голос подполковник Лукошкин. – Позиция у меня не слишком удобная: скалы закрывают половину стены. Перемещаюсь правее. Вот так. Теперь я на месте. Готов ждать рассвета.

– А рассвет наступит летом... – пошутил цитатой из песни Денисенко.

– Так не договаривались. До лета от безделья у меня пролежни образуются.

– Отставить балабольство, – пресек командир ненужное засорение эфира. – Вызываю машины. Выходим все, кроме наблюдателей.

Владимир Алексеевич покидал позицию последним, чтобы обменяться парой слов с Вельчаниновым. Но повернулся он к командиру ОМОГ только после того, как отдалился майор Старогоров. Оба выключили микрофоны «подснежников».

– Так что ты про спутники хотел сказать?

– Я могу позвонить командующему, пусть он попросит управление космической разведки. Я не уверен, что наши спутники смогут без знания диапазона поймать сигнал от микрочипа, но пусть хотя бы попробуют. Для наших это лишнее испытание оборудования, а нам, глядишь, это может сгодиться.

– Звони, – согласился Кирпичников. – Но у меня есть вопрос. Командующий в курсе того, чем мы здесь занимаемся?

Вельчанинов улыбнулся.

– Мне кажется, что он в курсе всего и лучше меня знает некоторые детали. Насколько мне известно, он беседовал по поводу моей группы с генералом Апраксиным... – Но продолжать разговор на эту тему подполковник не стал. – Кстати, что ты так при своем майоре? Ненадежен?

– Боюсь, он обижен на меня. Станислав Юрьевич надеялся остаться командиром оперативной группы – в первой операции командовал он. А на вторую привлекли уже меня. На обиженных, как ты знаешь, воду возят, но самим обиженным это не нравится. И он становится в непонятную позу.

– Например?

– Например, добровольно захотел стать «андроидом» и согласился на вживление микрочипа. После этого согласился пройти гипноз, чтобы воспринимать команды микрочипа, в том числе и команду «умри». Полностью отдал себя в чужие руки. И это при том, что все остальные отказались как от чипирования, так и от гипноза, и генерал поддержал нас в этом.

– Он что, с головой категорически не дружит?

– У меня складывается именно такое мнение. Но при нем следует быть осторожнее. И вообще, я даже своему генералу не доложу, если спутник ГРУ включится в дело...

– Это понятно. Я даже и не думал просить тебя об этом...

Связь с наблюдательными постами возле ворот «зоны» предусматривалась только посредством телефона спутниковой связи, поскольку «подснежник» обладал весьма ограниченным радиусом действия и был не в состоянии связать наблюдателей с базой спецназа ГРУ. Но и о телефонной связи договорились только на случай чрезвычайных обстоятельств. И полковник Кирпичников, готовясь с группой ночью к посадке в машины, чтобы выехать на позицию слежения, понял, что чрезвычайные обстоятельства наступили, когда позвонил подполковник Вельчанинов, единственный из оставшихся, имеющий спутниковую трубку. В принципе он мог позвонить и для того, чтобы доложить о результате своего разговора с командующим войсками спецназа ГРУ о дополнительной возможности спутникового слежения. Но за ночь командующий спецназом полковник Мочилов решить этот вопрос, скорее всего, не мог – слишком много подписей и согласований требовалось для этого, – и потому логичным было предположить, что под стенами «зоны» произошло нечто.

– Слушаю тебя, Василий Юрьевич... – Разговаривать Кирпичников начал, только отойдя в сторону от общей группы. – Что-то произошло?

– Как сказать, – ответил подполковник. – Вообще-то, произошло, но не знаю, насколько оно связано с нашим делом. К сожалению, мы не имеем биноклей с тепловизорами; хорошо еще, что ночь такая светлая... Короче говоря, подъехала машина. Издали трудно рассмотреть, но Лесник утверждает, что это «Мазда-3», причем предыдущего поколения. Лесник лежит ближе к дороге, ему виднее. Машина белого цвета. Из нее высадились два человека, один из них с оружием. Возможно, автомат, возможно, винтовка, хотя, может быть, и какая-то палка. Трудно было рассмотреть. Люди пробрались в каменные россыпи впереди нас и залегли там прямо напротив ворот «зоны». Мы с Лесником их практически не видим. У нас только НЛО в такой позиции, что может рассмотреть одного из двоих. Говорит, залегли на заранее подготовленную лежанку. Вроде бы там даже бруствер имеется.

– Понял. Машина давно ушла?

– Минут десять назад.

– Понятно. Есть возможность перехватить, чтобы узнать координаты. Мы выезжаем. Присматривайте за гостями.

– Понял. Ждем. Может, стоит подобраться ближе?

– Если что, будем использовать возможности Робина.

– А если он не увидит? Там позиция сложная – профиль тяжелый, скалы...

– Сумеешь один?

– О чем разговор! И я сумею, и Лесник просится. Это его идея.

– Хорошо. Тогда ему и идти. Себя «светить» только в крайнем случае. Пусть ищет место, откуда и посмотреть можно, и нам доложить, и в случае чего вмешаться.

– Добро. Я проинструктирую. Ждем группу.

Группа уже ждала своего командира. Но до того, как сесть в машину, полковник Кирпичников, не подходя близко к машинам, набрал еще и номер капитана Омаханова. Тот ответил сонным голосом, но сразу – видимо, держал трубку рядом с головой на случай непредвиденных обстоятельств..

– Капитан Омаханов. Слушаю вас...

– Полковник Кирпичников. Разбудил?

– Здравия желаю, товарищ полковник. Я привычный. Есть проблемы? – Проснувшись, Латиф Магомедович заговорил совсем другим голосом.

– Есть проблемы...

Владимир Алексеевич описал, что произошло неподалеку от ворот «зоны».

– Необходимо выставить пост и проверить белую «Мазду-3», что будет возвращаться с того направления. Все данные записать, машину отпустить. Мы выезжаем. Пусть нас не задерживают по дороге.

– Я понял, товарищ полковник. Сейчас же позвоню дежурному. Завтра, кстати – вернее, уже сегодня, – выпускают сразу четверых. Двое наших клиентов и еще двое. Так что неизвестно, кого встречают люди из «Мазды». Но я понимаю, что лучше подстраховаться.

– У меня все. До встречи. К нашему возвращению будете на базе?

– Обязательно. Даже раньше. Буду ждать и свою машину подгоню.

– Договорились. Данные на «Мазду» подготовьте.

2

Владимир Алексеевич отключился от разговора и сел в машину. Водители дорогу знали и сразу, не задавая вопросов, двинулись в нужном направлении. Все так же миновали город, в котором ментовских постов в ночное время меньше не стало, так же набрали скорость за пределами города. Ночью ехать было, конечно, опаснее, но в темноте фары выхватывали только полотно дороги, а обрывы рядом с ней видны не были, и потому ощущение опасности притуплялось. Неожиданно увидели впереди пост, которого не было днем. Но машины управления ФСБ никто не остановил, как и договаривался полковник с капитаном. А через несколько минут после поста впереди появились яркие фары идущей навстречу машины. Водитель машины ФСБ не только переключился на ближний свет, чтобы не ослеплять встречную машину, но и трижды мигнул фарами, что на языке автомобилистов во всем мире означает одно: впереди пост. И встречная машина заметно сбросила скорость.

Фары мешали увидеть издали, что за машина движется навстречу. И только в последний момент полковник Кирпичников сумел различить белую легковушку, хотя ее марку на встречном движении ночью разобрать было невозможно.

Делать выговор водителю своей машины за предупреждение «Мазды» полковник не стал. Это даже хорошо, что предупредил и что «Мазда» сбросила скорость. Остановится, когда будут останавливать, и все обойдется без стрельбы. И лишних подозрений остановка не вызовет – обычная проверка.

Машины ФСБ, в отличие от «Мазды», скорости не сбрасывали и ехали так же быстро, как и в светлое время суток. Высадка повторилась в том же порядке, что и раньше. Только перед этим Кирпичников обратился к Вельчанинову через «подснежник»:

– Я – Первый. Терек, видишь нас?

– Я – Терек. Вижу. Высаживайтесь.

– Чужие наблюдатели не заметят?

– Я – Лесник. Они залегли слишком низко, – ответил подполковник Лукошкин. – Даже мне дорогу видно только перед собой. Им – тем более. Шуруй, командир...

После высадки машины сразу разворачивались и отправлялись на знакомую уже площадку. Три группы разошлись по своим местам наблюдения. Но пока наблюдать еще было нечего и потому можно было расслабиться хотя бы до рассвета. Беспокойство вызывали только посторонние наблюдатели.

– Я – Первый. Лесник, докладывать можешь?

– Если не кричать, то без проблем, – отозвался Лукошкин.

– Тогда давай...

– А что тут докладывать? Как залегли, так и лежат. Один, правда, на колени вставал, хлопал себя крыльями по бедрам. Руки у него, похоже, замерзли. Я совсем близко подбирался, дорогу исследовал; мог бы захватить парней... Там, вообще-то, только один парень – второй уже мужик в моем возрасте. Солидный, значит. Это у него пальцы мерзнут. Кстати, у него с собой «Винторез». Я так полагаю, что кого-то дожидается. Скорее всего, наших друзей...

– Сегодня из «зоны» четверо выходят. Может быть, и не наших.

– Я – НЛО, – вступил в разговор капитан Радимов. – У меня вопрос к обществу. Можно задать, товарищ полковник?

– Бога ради. Только сильно не смеши, чтобы наш смех никто не услышал...

– А хорошие люди в наше время на «зоне» сидят? Особенно здесь, в республике.

– Бывают, но редко, – сказал Вельчанинов.

– А хороших людей убивают?

– Хороших людей любят, – высказал свою точку зрения Денисенко. – Вот меня, например, просто невозможно не любить.

– Это потому, что вы, товарищ полковник, пока еще на свободе, – съязвил Старогоров. – Не зарекайтесь только...

Денисенко слегка кашлянул в микрофон, но отвечать не стал.

– Что ты хотел сказать, НЛО? – спросил Кирпичников.

– Человек с «Винторезом» не приедет сюда просто пугнуть кого-то. Или он решил этого «кого-то» здесь защищать – и следовательно, нам надо ждать появления новых действующих лиц, – или он приехал сюда кого-то убить. И как я думаю, не без причины. Кавказ – дело тонкое. Я допускаю такой вариант, что человек с «Винторезом» был не удовлетворен решением суда. Сам он обладает большей информацией, чем была у следствия, и желает совершить акт справедливости. Стоит ли этому мешать?

– Допустить самосуд? – спросил Старогоров. – Это уже перегиб.

– Извини, Станислав Юрьевич, – возразил Радимов. – Ты хотя и служил раньше в Дагестане, но на своей отдаленной горной заставе, наверное, не встречался с местным правосудием. А нам постоянно приходилось с этим сталкиваться. Настоящие бандиты если даже получают сроки, то минимальные и, отсидев только часть, выходят и принимаются за старое. Я сам несколько раз сталкивался с такими фактами. И совсем они не боятся снова попасть на «зону», потому что там у них обслуживание лучше, чем на свободе. И все удобства. Они там себя королями чувствуют и знают, что скоро их выкупят. В народе давно уже поднимается недовольство таким положением вещей. В Ингушетии вообще какое-то антитеррористическое подполье действует, по законам адата. Простые люди берут в руки оружие и мстят родственникам террористов. И это становится гораздо более действенным, чем судебный приговор. Я лично такое движение одобряю. Это процесс самовыживания народа, когда силовые структуры бессильны решить что-то кардинально.

– Средневековье, – заключил Старогоров. – Нельзя этому потакать.

Но полковник Кирпичников уже уловил здравое зерно в рассуждениях капитана. И мысли Радимова полностью соответствовали мыслям полковника. Даже в том случае, если капитан не мыслил так, как предполагал Владимир Алексеевич, даже если он в своей мысли остановился только на допустимости адата как орудия в борьбе с терроризмом, полковник получил верное направление своей мысли. И если раньше в нем только в глубине подсознания жило желание оказать сопротивление испытаниям микрочипов, то в данном случае он понял конкретно, что сопротивляться этому следует. Но делать это необходимо осторожно и аккуратно, чтобы и себя не подставить, и не доставить неприятностей генералу Апраксину.

– Средневековье средневековьем, – сказал Кирпичников, – но имеем ли мы право вот так вот напасть на человека только потому, что он лежит там с «Винторезом»? Мы даже не знаем, кого он дожидается. Может быть, наши объекты, может быть, кого-то из второй пары. А понять этого человека тоже можно. Вот, скажем, Станислав Юрьевич, твоего сына кто-то убил бы. Ни в чем не повинного мальчишку. И убийце дали бы срок только за хранение оружия. Ты не стал бы сам уничтожать его?

Старогоров промолчал. Видимо, задумался и не сумел соврать, а честно ответить не захотел, потому что это было бы согласием с противоположной стороной. Но майор, видимо, судил так, как обычно судят все: мое – это мое, а чужое – это чужое. Пусть чужое творится по обстоятельствам, которые называют законом, а свое я должен творить сам.

– Вот так, возможно, и с тем человеком.

– Но если он уничтожит наш объект? – Старогоров нашел, за что зацепиться. – Это грозит срывом испытаний.

– Выпускают четверых. У нас только двадцать пять процентов на то, что уничтожать будут именно наш объект. Но и в этом случае испытания провалены не будут, потому что у нас еще есть два вживленных микрочипа: у второго бандита и у тебя.

– А если и со вторым бандитом что-то случится? – спросил Вельчанинов, кажется, склоняющийся к точке зрения Старогорова. – А если этот «Винторез» двоих застрелит? Мы потеряем возможность выйти на банду Газалиева. Это реально. Скорострельность «Винтореза» позволяет это сделать, если только второй бандит не среагирует правильно. А их этому не учили. Редко кто может правильно среагировать на снайпера, не имея за плечами систематической школы... С чем мы тогда рискуем остаться?

– Да, есть риск, – согласился Кирпичников. – Можете обвинить меня в саботаже, но я предпочитаю рискнуть, и этот риск кажется мне оправданным. Это приказ. Кроме того, к Абдулмуслиму ведет и другой путь...

Вельчанинов не ответил – может быть, тоже просчитал новый вариант, а может быть, решил положиться на Кирпичникова. При этом сам Владимир Алексеевич отдавал себе отчет в том, что очень хотел бы, чтобы человек с «Винторезом» поджидал одного из бандитов с вживленным микрочипом. Это было бы ударом по проекту профессора Огурцова, при этом отнюдь не мешая операции «Проект «Андроид», основной целью которой полковник видел не официально поставленные задачи, а полное уничтожение банды террористов во главе с амиром Абдулмуслимом Газалиевым. Выстрелит человек с «Винторезом» один раз – одним бандитом станет меньше. Это, конечно, автоматически означает, что и одной нитью, ведущей к банде, станет меньше. Если выстрелит дважды – меньше станет уже двумя бандитами, и обе нити оборвутся. Но вместе с тем появлялась и иная нить, не ожидаемая раньше и не проработанная оперативным отделом до тонкостей, но тем не менее вполне реальная и живая. Эта нить – человек с «Винторезом». Если он уничтожает одного из членов банды или даже сразу двух, он, вне всякого сомнения, знает много и о банде – хотя, наверное, не может добраться до самого амира. В одиночку это сделать тоже можно, хотя слишком сложно. Но естественно предположить, что Абдулмуслим у человека с «Винторезом» стоит на очереди. И в стремлении свидеться с Газалиевым ему не грех помочь. Даже обязательно стоит помочь...

Лукошкин все же не стал возвращаться на свое прежнее место, и кто-то воспользовался его ковриком из гермафлекса, не желая переохлаждаться на холодных камнях. Сам же подполковник так и находился в непосредственной близости от непонятно чьей засады, выставленной неизвестно против кого. И при такой расстановке сил потянулось ожидание. Рассвет пришел сначала серый и мрачный, словно обещающий снегопад, но потом, когда солнце полностью вышло из-за гор, верховой ветер разогнал тучи, сначала освободив только небольшое пространство чистого неба, а потом и полностью очистив его. Солнце даже стало припекать, быстро разогревая землю, но, к сожалению, не скалы. Камни накопили за зиму большое количество холода, и пока еще никакое солнце прогреть их не могло. Не тот сезон.

– Я – Гусар. Первый, как слышишь?

– Нормально слышу. Что у тебя?

– Вдали на дороге белая «Мазда-3». Движется на большой скорости, но начинает притормаживать. Пора бы уже, а то в поворот не впишется...

– Не выпускай из вида. Продолжай наблюдение.

– Останавливается, не доезжая поворота. Разворачивается. И – все... Стоит на месте. И долго, думаю, так простоит. Пока «Винторез» не отстреляется.

– Понял. Все равно присматривай за машиной.

– Присматриваю. Могу даже прострелить, если понадобится.

– Едва ли понадобится. Хотя машину, возможно, придется тоже захватывать. Есть возможность подобраться ближе?

– Хоть под машину залезть. Правда, там просвет маловат, не помещусь...

– Возьми с собой капитана. В случае чего вдвоем попробуете. Слышишь, НЛО?

– Понял, товарищ полковник. Мы двинули.

– Подожди... Относительно твоих способностей... Попробуй увидеть, что там «Винторез» задумал. Может, получится?

Владимир Алексеевич сам не знал, верить ему или не верить в возможности капитана Радимова видеть будущие события. По крайней мере, дважды встретившись с этим умением, полковник был твердо убежден, что получилось оба раза.

– Я уже пробовал, Первый. Ничего не вижу. Не могу сказать. Пробовал, еще когда они только появились здесь и залегли под нами.

– Ладно. Иди с Гусаром. Работайте по обстановке.

Кирпичников посмотрел на часы. У группы оставалось еще около сорока минут в запасе.

– Я – Первый. Лесник, доложи свое положение и возможности.

– Положение горизонтальное, только чуть-чуть вниз головой. Но это сильно не мешает, только шея начинает затекать.

– Не ерничай!

– Все, перестал. Расстояние до «Винтореза» могу преодолеть за десять секунд. Предварительно требуется сместиться вправо, чтобы передвигаться за камнями. Так не увидят. Чтобы уложить обоих, требуется еще две с половиной секунды. Если потребуется, могу уложиться в две. Это несложно. Командой мне, как я понимаю, будет выстрел «Винтореза» или два выстрела, что сути не меняет.

– Боюсь я твоих кулаков, – сказал полковник.

– Это правильно, – согласился Лукошкин. – Но я не вверх взбираться буду, а вниз скакать. Тебя, командир, оттуда я не достану при всем желании.

– Боюсь, что ты людей изуродуешь, а они мне нужны свеженькие и здоровые, готовые к сотрудничеству. Тогда, пожалуй, надо будет тебе помочь. Терек, будь у Лесника тормозом. Перебирайся к нему.

– Понял, лечу, – отозвался Вельчанинов.

Минут за пять до предполагаемого времени, когда должны были выпустить заключенных, со стороны поселка, а вовсе не со стороны города подъехала машина, из которой вышли двое. Посмотрели на часы и стали ходить по дороге в одну и в другую сторону. Потом подошли еще четыре человека, среди них одна женщина, с первыми двумя вроде бы не знакомые. Обе группы посматривали друг на друга то ли с вызовом, то ли с подозрением. Было ясно, что это две группы встречающих. Потом в сторону поселка прошел автобус. Заключенных выпускали специально в такое время, чтобы они успели именно на этот автобус.

Момент наступил.

– Я – Андроид, – сообщил в эфир майор Старогоров. – Мой объект движется в сторону ворот. Уже рядом.

– Я – Психо. Мой объект тоже там, – доложила майор Ставрова.

– Понятно, что они выходят вместе, – сказал полковник Денисенко. – И не одни они, наверное. Я думаю, сразу всех четверых выпустят. Толпа не зря ждет...

– Я – Робин, – заметил до того больше молчавший подполковник Валеев. – Прошу обратить внимание на женщину в группе встречающих.

– Сильно понравилась? – спросил Лукошкин. – Меняй позывной на «Бабник».

– Я в прицел смотрю, увеличение хорошее, – объяснил Бахтияр Ахматович. – У меня такое мнение складывается, что она пьяна.

– Восточные женщины редко пьют, – высказал свое мнение командир. – Присмотрись внимательнее. У нас нет такой оптики, как у тебя. Это может что-то значить.

Дальнобойная снайперская винтовка подполковника Валеева с такой дистанции позволяла рассмотреть даже выражение глаз, и потому на мнение подполковника можно было полагаться.

– Обратите внимание, – продолжил Робин, – две группы идут одна навстречу другой. Встречаются, проходят мимо. Идут дальше, начинают разворачиваться для обратного движения. Женщину берут за локоть, иначе она может не сообразить, что нужно идти в обратную сторону. Она бы и дальше пошла, если бы ее не остановили. И так уже не в первый раз.

– Я – Психо, – высказала свое мнение майор Ставрова. – Как врач, могу даже по этим наблюдениям высказать предположение. Посмотрите на ноги женщины. Если бы она носила брюки, это было бы более заметно, но даже в длинной юбке невозможно скрыть походку наркомана. Ноги словно на шарнирах. Это характерный признак. Она под воздействием наркотиков.

– Внимание, – сказал Старогоров. – Мой объект уже около ворот.

– Мой тоже, – добавила Ставрова.

– Лесник, Терек, будьте готовы! – предупредил Кирпичников.

– Мы на «низком старте», – доложил Вельчанинов.

– Калитка в воротах... – предупредил Валеев.

Все и так видели, что калитка в воротах стала открываться, и вышел какой-то человек в военной форме – видимо, офицер охраны; осмотрелся окрест, окинул взглядом встречающих, которые торопливо двинулись в сторону калитки, потом обернулся и сказал что-то за спину. Один за другим вышли три человека; потом, чуть задержавшись, вышел четвертый, но споткнулся о высокий порог и едва удержал равновесие.

– Мой клиент, – непонятно чему радуясь, сказал Старогоров.

Первую пару встретили люди, приехавшие на машине. Как и полагается по кавказскому обычаю, пожали вышедшим руки и приложились щека к щеке. Пришедшие пешком встретили вторую пару точно так же, только женщина стояла чуть в стороне от всех. Так и полагается женщине в местных условиях. Бандит, вышедший последним, поздоровавшись с мужчинами, шагнул к ней и положил руки на плечи. Что при этом произошло, поняли не все. Голова женщины вдруг дернулась в сторону, и сама она упала. Второй выстрел прозвучал, видимо, сразу за первым; пуля угодила в голову мужчине, подошедшему к ней. Звук выстрела, скорее всего, донесся до Лукошкина и Вельчанинова, поскольку они находилось неподалеку, но другим слышно его не было. Тем не менее они понимали, что произошло.

Все трое оставшихся в живых недавних заключенных среагировали быстро и правильно – свалились под сугроб, отгораживающий дорогу от тротуара. И наверняка сразу же расползлись в стороны. Наугад лупить пулей через сугроб можно было бы только из пулемета, но никак не из «Винтореза», который предназначен для точной выборочной стрельбы.

Предположить, где расположился снайпер, было несложно. Выстрелы могли раздаться или с холма, или с одной из двух угловых охранных вышек. Но с вышек солдаты стреляли бы очередями и достаточно громко. И потому выбор укрытия был естественным. Тревогу, видимо, подняли как раз солдаты охраны. Вскоре снова распахнулась калитка, и выскочило сразу не менее десятка вооруженных солдат и офицеров. Они не боялись снайпера, то ли понимая, что по ним стрелять не будут, то ли просто по глупости.

Полковник Кирпичников даже ладонь приложил к уху, чтобы ничто не помешало услышать звуки из микрофона «подснежника». Но Лукошкин с Вельчаниновым, наверное, выключили свои микрофоны. А пора уже было вызывать машины и принимать какое-то решение, потому что после этих выстрелов вполне могла возникнуть и такая ситуация, что охрана «зоны» вышлет группу солдат на прочесывание холма. Время поджимало, и дорога была каждая секунда.

И только через пару минут подполковник Вельчанинов вышел в эфир.

– Я – Терек. Как слышишь, Первый?

– Я – Первый. Докладывай, – Владимир Алексеевич удержался и не стал ворчать по поводу выключенных микрофонов, хотя потеря времени и неинформированность раздражали. Все-таки Василий Юрьевич не его подчиненный, а подполковник Лукошкин действовал в унисон с Вельчаниновым.

– Выходим к «Мазде», время поджимает, – потребовал Вельчанинов. – Вызывай наши машины. Я знаю, что нужно делать. Мне Абдулкадыр Бадавиевич объяснил.

Кто такой Абдулкадыр Бадавиевич, полковник Кирпичников догадался без труда. Поскольку в его группе такого бойца не было, это мог быть или сам снайпер, или его напарник. Но слова Вельчанинова было достаточно для принятия решения.

– Выходим. Где Лесник? – на всякий случай спросил Кирпичников в дополнение.

– Я уже почти около «Мазды», – доложил подполковник Лукошкин. – Жду на месте.

– Мы идем.

Пока закрывались программы слежения в ноутбуках, пока убирались сами ноутбуки, Владимир Алексеевич успел позвонить и потребовать скорейшего прибытия машин. И пока группа спускалась, машины уже вышли на участок видимости дороги. Встретились с группой уже около белой «Мазды-3».

– Потом объясню, – сказал Вельчанинов, подталкивая к белой машине человека в возрасте, так и сжимающего в руке «Винторез». Но сказал он это, естественно, не незнакомцу из местных жителей, а командиру оперативной группы Департамента «Х». – Едем пока в поселок, оттуда тоже можно работать. Вернее, оттуда и нужно работать...

1

Не говоря ни слова, Кирпичников полез в свою машину, призывая этим остальных занять свои места. Вельчанинов раскрыл свой планшет, в котором имелась подробная план-карта поселка и, устроившись на заднем сиденье, наклонился к Владимиру Алексеевичу, показывая карандашом очертания дома и двора.

– Вот здесь и сидят террористы. Абдулкадыр Бадавиевич показал точно. Они встречали своих парней. И дом специально снимали, чтобы их встретить – и сразу отправить на дело. Мы сейчас встанем в стороне, на самых оживленных улицах. Там посторонние машины особого внимания не привлекут. Около универмага, около управления кирпичного завода и около автовокзала. Три самые подходящие точки.

– Автовокзал слишком близко от универмага, – заметил Лукошкин, поменявшийся машинами со Старогоровым и сейчас тоже заглядывающий в карту.

– Поехали, поехали, – прервав Лукошкина, поторопил полковник водителя. – В поселок. Успеем решить, где остановиться. Продолжай, Сергей Викторович. Ты здесь бывал?

– Да, был однажды проездом. Примерно кое-что помню. Лучше одну машину оставить у базара.

– У меня возражений нет, – согласился Вельчанинов.

Машина между тем уже проехала мимо ворот «зоны», заставив остановиться солдат, перебегающих дорогу с оружием в руках. Значит, начинается «зачистка» холма. Правда, со значительным опозданием...

Кирпичников вытащил трубку.

– Надо предупредить Омаханова, чтобы пропустили «Мазду». Или ее не нужно пропускать?

– Можно не предупреждать, – сказал Василий Юрьевич. – Ты же сам видел, они даже «Винторез» выбрасывать не стали, хотя знают, что дороги перекроют. Вторым в засаде был майор Рамазанов из местного ОМОНа, прикрывал Абдулкадыра Бадавиевича.

Полковник выключил микрофон своего «подснежника». То же самое, видя действия командира, сделали и остальные.

– Что, кстати, с этим Бадавиевичем? Договорились?

– С трудом. Сергей Викторович слегка перестарался. Рамазанова можно было отключить, а снайпера просто обезоружить. И я опоздал... Оба уже лежали. Но живы остались, и то хорошо. Короче говоря, у снайпера большое досье на банду Газалиева. А этот парень, Хасбулат, которого он застрелил, наворачивал круги вокруг дочери Абдулкадыра, жениться вроде бы хотел. Но не успел. Увел из дома в отряд к Газалиеву, там девчонку изнасиловали всей бандой и отправили в смертницы, как это обычно у них делается. После того как изнасилуют, девка на всю жизнь опозорена и обычно согласна идти на смерть. В дополнение ей несколько дней колют наркотики.

– Значит, рассчитался Бадавиевич с Хасбулатом, – подвел итог Кирпичников. – А женщину за что застрелил?

– Это еще одна из жертв парня. Была, как говорится, заготовка на будущее. Он ее в банду отправить не успел и до кондиции, что называется, не довел. Так они сами до нее добрались. От его имени. Только начали готовить, наркотой накачивали каждый день. Она на свидания к нему ходила. Он даже в комнате свиданий ее обрабатывал. У Хасбулата специализация такая была – он подыскивал молодых девчонок или женщин с трагической судьбой на роль смертниц. Умел на женщин влиять. Вид имел благочестивый и почти благородный и такого же из себя разыгрывал. Только вот был чуть-чуть смазливый, и это портило общее впечатление. Иначе он мог бы даже на мужчин влиять, потому что был наделен еще и даром красноречия. Выстрел Абдулкадыра, таким образом, спас жизни многих наших соотечественников, и в первую очередь жителей Дагестана, потому что амир Газалиев за пределы республики не выбирается. Его основная задача – не государство терроризировать, а предпринимателей доить и ментов запугивать. Одно время он пытался выбраться в Ростов-на-Дону, где много богатых дагестанцев. Хотел и там поживиться. Но у ростовских дагестанцев своя мафия и своя сильная «крыша». Абдулмуслим еле-еле ноги оттуда унес. Хотя пару взрывов все же позже устроил – в тех офисах, где на него свою мафию натравили.

– Что еще тебе сообщил Бадавиевич?

– Показал на план-карте дом, где бандиты готовят террористов.

– Войсковая операция? – поднял брови полковник, знающий, как обычно завершаются такие откровения осведомителей. В итоге в живых не остается ни одного бандита и сообщается, что они «отказались сдаться». В действительности, если кто-то и хотел сдаваться, его предоставляли снайперу, остальных уничтожали.

– Амир Газалиев хитрый человек, умеет обезопасить себя за счет других. Рядом два дома, где многодетные семьи. Он сумел заминировать оба. Если начнут выводить семьи, он взорвет их. При этом есть подозрение, что родители детей – его же помощники и могут предупредить бандитов, не подозревая, что он готов пожертвовать и ими, и их детьми. Для войсковой операции риск слишком велик.

– Я тоже войсковые операции не люблю, – признался Кирпичников. – Это дело для ОМОНа или спецназа ФСБ. По-нашему так не работают.

– Да, – согласился Вельчанинов с легкой улыбкой. – У нас они сначала показания дают – без протокола, естественно, – а потом уже «отказываются сдаться». Это предоставляет возможность продолжить операцию и сделать ее более успешной.

– Будем делать ее более успешной. У нас есть возможности, которых нет ни у одной силовой структуры. Пока еще нет... Аппаратура испытана в Подмосковье и в Венесуэле. Работает без сбоев, хотя пока все ее возможности неизвестны.

– Что за аппаратура? – поинтересовался заинтересованный Вельчанинов.

– «Летающее ведро», – сообщил подполковник Лукошкин. – Как ступа Бабы-яги, только без старухи и метлы...

Пришлось всем потесниться и пересесть в две машины вместо трех, потому что одну машину полковник отослал в городок спецназа ГРУ, предварительно позвонив Гималаю Кузьмичу, чтобы тот отправил с водителем один из своих подопечных контейнеров с БПЛА ВВП, уже прочно прозванным «летающим ведром». Вся остальная группа была вынуждена мириться с теснотой, включая самого командира. Мест не хватало, а на передние сиденья пришлось высадить двух операторов с ноутбуками. Майору Старогорову, объект которого был расстрелян, особой работы и не было. Тело убитого бандита, видимо, было перенесено в лазарет «зоны», которую он только что покинул. Но на всякий случай Кирпичников приказал продолжать следить за тем, куда его будут перемещать – если будут, конечно. А Ставрова продолжала следить за оставшимся в живых, но он пока тоже находился в пределах «зоны», за стенами – как и все остальные: и освободившиеся, и встречающие. Должно быть, всех поочередно допрашивали в качестве свидетелей. Однако вряд ли это затянется надолго, и потому передвижения оставшегося в живых «объекта» следовало контролировать. Хотелось бы, конечно, чтобы допрос свидетелей слегка затянулся и машина успела бы вернуться с контейнером. Но запускать «ведро» тоже лучше всего в темноте, чтобы не привлекать внимания к себе и к летающему беспилотному аппарату-разведчику.

Кирпичников сам пока не хотел связываться с профессором Огурцовым и докладывать тому о потере одного из объектов. Если бандитам вживляли микрочипы в «зоне» и даже делали это каким-то обманным образом, то наверняка у руководства «зоны» есть контакт с профессором, и тот сам позвонит, чтобы уточнить обстановку и дать соответствующие ЦУ. И непременно выскажет упрек Владимиру Алексеевичу. Для самого Кирпичникова это мало что значило, но в глубине души он еще не решил, как ему вести себя в этой операции. Можно было бы сразу сорвать ее – в той части, которая касается «огуречного эксперимента», как некоторое время назад охарактеризовал испытания полковник Денисенко, – но выполнить все остальное, что касается уничтожения банды Абдулмуслима Газалиева. Это было бы местью за жену и за других, кому микрочипы были вживлены так беззастенчиво и жестоко, и одновременно выполнением долга, каким его видели для себя все офицеры группы. Но Владимир Алексеевич прекрасно понимал, что подобные действия не будут для Огурцова ударом – всего лишь легким уколом, как кнопка, подложенная на стул. Эксперимент будет продолжаться и без участия Кирпичникова, и кто знает, какие силы будут в нем задействованы и кто при этом пострадает. И потому Владимир Алексеевич находился в раздумье, не зная, что ему предпринять. Огурцову и всем его планам следовало наносить не укол, а удар. Но пока возможности для этого не было, и полковник предпочел занять выжидательную позицию.

А сам Огурцов почему-то связаться с полковником не спешил. В представлении Кирпичникова, первая реакция Вовочки должна быть однозначной и выражаться в звонке генерал-лейтенанту Апраксину, а тот уже должен был бы связаться с командиром своей оперативной группы. Но и Апраксин не звонил. Следовательно, до него сведения тоже еще не дошли. А проявлять личную инициативу и докладывать – значило бы, как это ни парадоксально, лишить себя самостоятельности в дальнейшем принятии решений...

Машина успела вернуться до того, как в «зоне» закончились допросы. По крайней мере, отслеживаемый объект территорию еще не покинул, а что касается других свидетелей, об этом пока говорить было невозможно, поскольку визуального наблюдения не велось. А времени прошло уже достаточно, и офицеры оперативной группы начали скучать. Да и долгое стояние незнакомых автомобилей на одном и том же месте могло привлечь ненужное внимание со стороны.

За время ожидания оперативная группа умудрилась даже пообедать сухими пайками, привезенными с той же машиной, хотя имела в запасе собственные сухие пайки. Но когда бойцам предстояло вернуться на базу, было не известно, и потому заботливый Гималай Кузьмич загрузил в машину еще и картонную коробку с термическими контейнерами из фольги. Контейнеры за считаные секунды подогревали еду. Хватило на всех, включая водителей машин, которые уже достаточно долго работали с группой, пусть и с простоями, но не имея при этом возможности уехать на обед. Все остались довольны, кроме Кирпичникова и Старогорова. Майор хмурил брови, показывая свое неодобрение того, что группа допустила убийство подконтрольного ему объекта. Но на Старогорова и его настроение никто внимания не обращал и о произошедшем не заговаривал. А когда сам майор попытался вступить в обсуждение вопроса со Ставровой, она коротко ответила:

– Командиру виднее, что делать.

На этом разговор прекратился.

Полковник же хмурился от своих дум, которые мешали ему сосредоточиться на решении ближайших задач. Впрочем, ближайшие задачи в любом случае предстояло решать уже в темноте, потому что при ясном кавказском небе запускать в воздух «ведро» было просто рискованно. Его заметят сразу. Неизвестно, как отреагируют, но наверняка отреагируют. И это помешает работать с «беспилотником» в дальнейшем.

– Я – Психо. Первый, мой объект выходит с территории.

– Я – Первый. Понял. Продолжай наблюдение. В какую сторону направляется?

– Только выходит за ворота.

– Он один?

– Ничего не могу сказать. Пошел в сторону поселка. Проходит мимо автобусной остановки. Значит, в город не едет.

– Вопрос всем: когда человек освобождается, паспорт он где получает?

– В ментовке, – сказал подполковник Вельчанинов. – В «зоне» выдают лишь справку об освобождении. В течение трех дней после прибытия к месту жительства человек обязан встать на учет и подать документы на паспорт. То есть успеть за это время и сфотографироваться, и подыскать себе жилье, где будет зарегистрирован.

– У объекта есть постоянное место жительства – дом родителей. Там же жена и двое малолетних детей. Но домой он, похоже, не спешит. Если бы жена была в поселке, она пришла бы встретить его к воротам. Вообще, неплохо было бы выяснить его семейные отношения. Я, пожалуй, позвоню...

Полковник вытащил трубку, чтобы набрать номер капитана Омаханова.

– Не нужно, – остановил его Вельчанинов. – Нормальные у них отношения, вполне в духе местных традиций. Жена с детьми живет под присмотром родителей. Живет скромно. Старший сын ходит в первый класс, младший пойдет через год. Жена дважды ездила к мужу на «свиданку». Ждет его с нетерпением.

– Откуда данные? – спросил Кирпичников.

– Из проверенных источников, – коротко и скромно ответил подполковник. – Я же говорил, что прорабатывал эту парочку. Сам готовился выходить через них на Газалиева.

– Тогда поведение объекта более чем странное. Даже на детей взглянуть не хочет, – удивился Владимир Алексеевич.

– Он два дня назад получил возможность позвонить домой из кабинета заместителя начальника «зоны» по режиму. Обещал сразу, как отпустят, приехать.

Вельчанинов явно не любил разбрасываться информацией и выдавал ее порциями по мере необходимости. Но знал он наверняка гораздо больше. Такая информированность и сделала Василия Юрьевича хорошим командиром ОМОГ. На Северном Кавказе не было задачи, с которой группа Вельчанинова не могла бы справиться. И если бы Василий Юрьевич от какого-то задания отказался, это значило бы, что его не может выполнить никто.

– Тем не менее не поехал, – стоял на своем Владимир Алексеевич, даже не спрашивая, а размышляя вслух. – Следовательно, у него на уме что-то более важное. В принципе объект должен пожелать хотя бы на короткое мгновение заскочить домой, посмотреть на жену и детей. Жену-то он видел на «свиданках», а вот детей не видел давно... И только крайне важные дела могут заставить забыть о доме. И эти дела, как я понимаю...

– Эти дела обеспечиваются группой встречающих, – договорил за Кирпичникова Вельчанинов. – Его встретили люди из банды Газалиева. Более того, мы можем сделать вывод, что они очень спешили и имели сильные аргументы, чтобы не пустить объект домой. Не было бы спешки, его навестили бы прямо дома и договорились обо всем. Что может означать такая спешка?

Вельчанинов легко включился в диалоговые раздумья с Кирпичниковым. Когда два опытных человека дополняют в размышлениях один другого, всегда можно ожидать конкретный логичный результат, потому что один другого подправит, если собеседник поведет свою мысль по неверному пути.

– Спешка может означать только одно – готовится новый террористический акт.

– Согласен. Почему они не смогли взять любого другого человека со стороны? У Абдулмуслима Газалиева целая система подготовки смертников...

– Он работает со смертниками? Другие методы он не применяет? – Кирпичникову, кажется, пришла в голову верная мысль.

– В последние два года – исключительно со смертниками. Ни одной закладки взрывного устройства, только смертники.

– Тогда все понятно.

– Что – понятно?

– Куда может пойти конкретно этот человек? Первые его действия после освобождения?

– В райотдел милиции. Получать паспорт, вставать на учет...

– Есть у ментов какая-то система защиты от смертников?

– Обязательно. Омоновцы не каждого пустят. Любой райотдел охраняется на предмет атаки смертника. Это обязательное условие.

– И пропускают туда...

– По мере необходимости.

– Справка об освобождении...

– Это очень хороший повод, чтобы пройти. С такой справкой пропустят без разговоров – и в паспортный стол, и в отделение надзора.

– Где выгоднее произвести взрыв?

– В паспортном столе должно быть больше народа. Это по моему мнению. Но надзор за нашим объектом должен осуществлять антитеррористический орган, поскольку освобожденный состоит у них на учете. То есть одно из отделений ФСБ.

– Что выгоднее взорвать?

– Естественно, ФСБ. Персональные враги Газалиева.

– Но неизвестно, что нужно самому Газалиеву и на что готов объект. Куда он пойдет взрывать? Это следует просчитать.

– Взрывать пойдет туда, куда направится во вторую очередь. Это гарантированно. Первый поход будет разведывательным. Мало ли что? Вдруг надумают обыскать... Ему необходимо будет освоиться с обстановкой, заново научиться общаться. Первый визит будет только проверочным.

– Согласен, – громко выдохнул полковник Кирпичников. – Теперь мы знаем, что будем делать.

2

– Сначала проедем и посмотрим, кто там прогуливается с объектом, – предложил Вельчанинов. – Внешний вид может сказать о многом. Я бы на месте командира взял с собой Тамару Васильевну. По убитой женщине она дала достаточно точную характеристику; может дать по кому-то еще... Иметь в группе профессионального психолога очень полезно. Кроме того, и сфотографировать бандитов тоже не помешает – на будущее, чтобы знать, с кем придется иметь дело.

Небольшая сумка с фотоаппаратом висела у подполковника на боку.

– Тамара Васильевна, – сказал Кирпичников в микрофон «подснежника». – Слышала комплимент? Посади за свой ноутбук Станислава Юрьевича – и пожалуй в нашу машину. Без начальника погранзаставы мы обойтись пока можем, а вот без профессионала-психолога, получается, никак.

– Я – Психо. Поняла, Первый...

– Я – Андроид, – отозвался Старогоров. – Первый, я понял. Иду, Психо...

Поселок был небольшим; машины хотя и стояли вне пределов видимости одна от другой, тем не менее недалеко, и уже вскоре Ставрова села на заднее сиденье рядом с Лукошкиным и Вельчаниновым.

– Поехали обратной дорогой, – приказал полковник водителю. – Андроид, где объект?

– Переходит дорогу к поселку. На углу «зоны», как раз под вышкой с часовым. Там тротуар только с противоположной стороны. Это я визуально помню.

– По главной дороге, – подкорректировал приказ командира Вельчанинов, положив руку на плечо водителя. – Они напрямую через сугробы не полезут, пойдут рядом с главной дорогой.

– Какие уж на Кавказе сугробы... – сказал Лукошкин. – Даже нынешней снежной зимой. Разве это сугробы! Проваливаться некуда.

– Местные жители, слышал я, даже на такие жалуются, – заметил Василий Юрьевич.

– Жалуемся, – согласился водитель машины, подтверждая слова подполковника. – Я хоть и не дагестанец, но третий год здесь служу. От нормальных сугробов давно отвык, и нынешние кажутся громадными.

– Сбрасывай скорость, – предложил Кирпичников тому же водителю. – Из-за поворота мы их уже увидим. Тамара Васильевна, смотри... Василий Юрьевич, ты по памяти, помнится, половину бандитов определяешь – тоже смотри.

– Я уже у ворот в бинокль смотрел, у меня бинокль мощный. Ни одной знакомой физии. Да и едва ли ребята из «розыска» настолько обнаглеют, чтобы сюда пожаловать. Вот в доме – да, кто-то может быть. Туда бы влезть...

– Влезем, – категорично пообещал полковник.

– Каким образом?

– Тамара Васильевна у нас умеет в окна заглядывать и всем показывать, что внутри творится. Лишь бы не было плотных штор.

– В домах частного сектора плотные шторы обычно не держат. Разве что на окнах, выходящих на улицу. А здесь ни одного такого окна нет. Дом посреди двора, за высоким глухим забором.

– Для Тамары Васильевны заборов не существует.

– Интригуешь, командир... – усмехнулся Вельчанинов. – Надеюсь, ты не возжелал стать писателем-фантастом?

– Интернет следует читать, Василий Юрьевич. Там этот аппарат уже многократно описан.

– Вот посмотрю в натуре, а потом поинтересуюсь, почему нам такой не поставляют. Пора бы уже и поставки наладить. Я первым заявку напишу. И на Тамару Васильевну тоже.

– Генерал ее не отпустит. Высоко ценит. Я ценю еще выше. Вон они идут...

Машина вышла из-за поворота, и на тротуаре через дорогу от высокого, увенчанного несколькими рядами колючей проволоки и спиралью режущей ленты[23] все увидели группу из четырех человек. Самым левым шел объект, выделяясь робой, фуфайкой и стандартной тюремной шапкой «на рыбьем меху». Вельчанинов вытащил фотоаппарат, зажал пальцем крышку «вспышки», чтобы она его не выдала, и сделал несколько снимков.

– Далеко... – посетовал Владимир Алексеевич. – Без телеобъектива ничего толкового не получится.

– У меня в камере тридцатикратный «зум», никакого телеобъектива не нужно.

– Не останавливаться, – сказал Кирпичников водителю. – С той же небольшой скоростью. Вот так, проезжаем мимо... Вот так... Я лично ничего не могу сказать ни о ком, кроме нашего объекта.

– Я тоже, – сказала Тамара Васильевна. – Внешне совершенно обычные люди. Сильные мужчины. Наверное, и телом и духом. Слегка наглые, может быть. Привыкшие брать себе все, до чего дотягивается рука.

– В принципе я могу только повторить все сказанное, – согласился Вельчанинов.

– И я, – добавил Лукошкин. – И соглашусь с командиром относительно нашего подопечного.

– А разве командир сказал про него что-то конкретное? – удивился Вельчанинов.

– Он подумал. И я тоже подумал. Думаю, что наши мысли сходятся.

– И что я подумал? Выкладывай!

– Ты, товарищ полковник, подумал, что наш объект совсем не похож на смертника и, возможно, даже не подозревает, какая участь ему уготована. Стоит посмотреть на его лицо – и сразу видно, как радуется человек жизни и свободе. Как и чем его там, в «зоне», ни обеспечивали со стороны, но там нет свободы. А здесь и солнце совсем другое. Он это чувствует очень остро. И потому я не могу поверить, что он добровольно хочет стать смертником.

– Да, ты считал мои мысли, – согласился Кирпичников.

– Просто здесь не дано другого. Все однозначно и ясно.

– У меня, признаться, было такое же ощущение, – призналась Тамара Васильевна, – но я изучала и анализировала не объект, а его спутников.

– И я, – подтвердил Вельчанинов. – Но даже по первому ощущению могу сделать тот же вывод, что и Сергей Викторович. Нам это, кажется, может что-то дать.

– Может дать, а может и не дать, – решил Кирпичников. – Все зависит от того, с какой стороны мы к этому вопросу подойдем. Я лично считаю...

Но объяснить, что он считает, командир оперативной группы не успел – загудел виброзвонок трубки спутникового телефона. Сделав знак рукой, словно попросив подождать, полковник вытащил трубку, взглянул на номер, высветившийся на определителе, вздохнул, сделал водителю круговой знак рукой, показывая, что можно разворачиваться и возвращаться, поскольку наблюдаемая группа свернула с дороги на тропу, ведущую через сквер в район домов частного сектора, и только после этого, выключив микрофон «подснежника», ответил:

– Полковник Кирпичников. Слушаю вас внимательно, Владимир Вадимович...

– Я, товарищ полковник, уже устал ждать вашего звонка. Я даже вашему генералу звонил. Он сказал, что вестей от вас не имеет. Я еще подождал – и решил позвонить сам. Рассказывайте, что там у вас такое экстраординарное случилось.

– Насколько я понимаю, вам уже доложили обстановку и вы без меня прекрасно знаете, что произошло.

– Я имею только косвенные сведения. Знаю, что убит один из подконтрольных вам объектов.

– К сожалению, уважаемый товарищ профессор, я в состоянии дать тоже только косвенные данные, поскольку сам участия в убийстве не принимал. Хотя кое-какое расследование силами своей группы все же провел.

– Вы поймали убийцу?

– Мы задали ему несколько вопросов, на которые он нам ответил. Долго беседовать нам было некогда, – Кирпичников отвечал нарочито вяло, с нежеланием.

– И где он сейчас? Необходимо проверить, имел ли он информацию о микрочипе, вживленном в объект. Это следует узнать обязательно. У меня есть основания предполагать, что некоторые силы всеми средствами готовы помешать нам провести эксперимент. Обязательно нужно выяснить этот вопрос, Владимир Алексеевич. Кроме как на вас, нам надеяться не на кого. Так где сейчас убийца?

– Понятия не имею. Возможно, он дома. Только я не знаю, где он живет.

– Я не понял вас, товарищ полковник, – в голосе профессора появились металлические нотки. – Вы же сказали, что арестовали его?

– Я говорил такое? – удивился Кирпичников с искренним простодушием. – Насколько я знаю закон, санкцию на арест может дать только суд. А аресту предшествует задержание, которое производится правоохранительными органами. Мы к этим органам не имеем никакого отношения. Следовательно, даже задержание – вопрос не нашей компетенции. Мы сделали только то, что посчитали нужным, – задали несколько вопросов и простились с человеком.

– То есть вы отпустили убийцу?

– Мы не едим убийц ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Нам он был не нужен.

– Но есть же закон...

– Закон не обязывает нас выполнять функции следственных органов. И вообще, говоря честно, в данном случае я считаю, что убийца не обязательно должен отвечать по закону. Здесь есть некоторые обстоятельства, которые работают в его пользу. По крайней мере, своим выстрелом он предотвратил множество террористических актов, в одном из которых, возможно, погибли бы вы, профессор, или кто-то из ваших близких родственников. Будьте ему благодарны.

– Вы занимаетесь самоуправством...

– Вас интересовал вопрос, знал ли убийца о микрочипе?

– И сейчас интересует.

– Он не знал. У него были совсем другие мотивы, и весьма весомые. Это убийство – проявление адата, кровная месть, и не более. Можете успокоиться. Против вас убийца ничего не замышлял и даже, думаю, понятия не имеет о том, что существует такой профессор Владимир Вадимович Огурцов. Извините уж, если я задел этим утверждением ваше самолюбие.

– Меня интересует еще и другое. Почему вы сразу не сообщили мне о гибели одного из носителей микрочипа? Почему я должен узнавать это из других источников?

– Потому что я продолжаю работать с оставшимся носителем. Или последний объект вас уже не интересует? Но в любом случае он интересует меня, поскольку мы имеем возможность выйти через него на банду Газалиева. И это в настоящий момент главное.

– Это главное для правоохранительных органов, которым вы не захотели помогать. А для вас главное – участие в нашем эксперименте. Не забывайте это и докладывайте каждый свой шаг.

– В настоящий момент я сижу в машине – не шагаю, стало быть, – и потому докладывать мне нечего. А если говорить серьезно, то каждый свой шаг докладывает только неприлично послушный ученик первого класса. Остальным обычно нет времени это делать. А мне, извините, тем более. Я буду сообщать вам о ключевых моментах. А каждый шаг вы контролируйте через спутник у тех, кому вживили микрочип.

Огурцов некоторое время помолчал, но не сумел найти подходящих аргументов для оказания давления на полковника. И потому просто потребовал:

– Ладно. Что сейчас со вторым объектом?

– Он только что покинул территорию «зоны». Это вы должны знать сами – вам же сообщают данные со спутника. И больше мне сказать нечего. Мы контролируем его передвижение с помощью вашего микрочипа. Это ваши спутники тоже должны знать – следовательно, и вы тоже. У меня все. На данный момент больше сообщить вам нечего.

– Я буду ждать вашего звонка. Но должен сразу предупредить, что считаю необходимым выяснить, была ли у вас возможность предотвратить убийство объекта и должны вы были арестовывать убийцу или нет. Будьте готовы к разбирательству, – сердито сказал профессор и отключился от разговора.

Трубка спутниковой связи имеет сильный «голос», и почти весь разговор было слышно в машине. И потому все чувствовали некоторое смущение, словно специально подслушивали, как профессор Огурцов отчитывает командира оперативной группы. Это смущение вызвало долгую паузу, которую вовремя прервал водитель:

– Сейчас куда едем?

– Думаю, на прежнее место. Где стояли, – решил Кирпичников.

– На заправку заскочить можно?

– Можно. Только не сразу всем машинам. Лучше по одной...

Время между тем прошло незаметно. Казалось бы, выехали с базы еще ночью, до рассвета заняли позицию на холме; потом куча событий сменилась их отсутствием, и потянулось ожидание. И как-то незаметно вдруг наступил вечер, стало быстро смеркаться. А это значило, что предстояло работать.

За время ожидания Кирпичникову дважды звонил профессор Огурцов, но оба раза разговор заканчивался несколькими фразами, которые не помогали наладить отношения между главным действующим лицом в научной системе эксперимента с главным действующим лицом в практической сфере.

– Объект находится в доме у друзей. Пока не выходит. Ждем.

– Докладывайте, когда что-то изменится.

– Докладывать каждый шаг объекта?

– Конечно и безусловно.

– У вашего Департамента денег не хватит на оплату спутниковых разговоров. У моего, кстати, тоже. Докладывать буду, когда появится что-то важное.

Второй разговор был еще более коротким, но носил тот же смысл.

Потом Вельчанинову позвонил Абдулкадыр Бадавиевич с сообщением о банде Газалиева. С согласия полковника Кирпичникова – хотя такого согласия и не требовалось, поскольку Владимир Алексеевич уже не имел отношения к действиям спецназа ГРУ, – Василий Юрьевич перезвонил капитану Кирпичникову и передал сообщение человека с «Винторезом», который желает принять участие в захвате или ликвидации банды. Вельчанинов отправлял с отрядом капитана свою ОМОГ, но без командира, поскольку сам он был занят вместе с оперативной группой Департамента «Х» и работал при этом против части той же самой банды. Конечно, оперативная группа справилась бы со своими делами и без Вельчанинова. Но возвращение в город не было делом пары минут, а отряд капитана Кирпичникова выступал по тревоге, и заставлять себя ждать командир ОМОГ не пожелал. Да и посмотреть на чудеса техники, продемонстрировать которую обещал полковник Кирпичников, Василию Юрьевичу тоже хотелось.

Последним, незадолго до наступления сумерек, позвонил генерал-лейтенант Апраксин, проявивший недюжинную выдержку. Ему Кирпичников доложил все полностью – и о своих действиях, и о сложившейся ситуации, и о роли, которую сыграл Абдулкадыр Бадавиевич.

– Что будешь предпринимать? – спросил генерал.

– Постараюсь не допустить проведение террористического акта, – коротко объяснил Владимир Алексеевич.

– Меня Огурцов третирует. Ты ведь его на голодном информационном пайке держишь... Не возражаешь, если я доложу ему обстановку?

– Буду только рад, товарищ генерал. С вами он разговаривает другим тоном, а со мной – так, что я не могу ему нормально ответить. И вы же понимаете, у меня не может быть нормального отношения к профессору...

– Это я понимаю, – согласился генерал. – Ладно. Работай, мешать не буду. Профессору я позвоню. Что касается известных тебе людей, то они чувствуют себя спокойно и находятся под надежной охраной. Такую охрану не каждому олигарху удается получить. Может быть, даже ни одному...

– Спасибо, товарищ генерал.

Убрав трубку в жесткий кожаный чехол с магнитной крышкой, полковник посмотрел в окно сначала на ближайшие горы, которые с запада еще высвечивались на фоне неба четким контуром, а с южной стороны светились на красном закатном солнце заснеженными вершинами; потом на улицы поселка, еще не полностью покрытыми сумраком. И решил:

– Пора готовиться. Сначала проедем мимо дома, чтобы просто посмотреть. Это нужно сделать как можно быстрее, при этом не встретиться с группой. Потом будем думать, где удобнее поставить машины. Работать будем прямо с них. Место нужно самое безлюдное...

В принципе машины можно было поставить и на дороге. Там они в вечернее время будут менее заметны, чем в поселке. Если кто и проедет мимо, это не вызовет интереса. Да и здесь, в Дагестане, местные жители не так агрессивны, как они же, но в срединной России. Туда они для того и едут, чтобы что-то хапнуть, и потому большая часть преступлений совершается представителями кавказских народов. Дома они бывают более смирными. Значит, эксцессов ждать не следует. К тому же вид вооруженных военных – если кто-то и пожелает выяснить, что за машины стоят на дороге, – отпугнет любопытных.

Далеко от поселка не отъезжали, только на выезде свернули не в сторону «зоны» и города, а в противоположную, чтобы это выглядело так, будто транзитные машины просто проезжают мимо поселка. А по какой нужде остановились, это не должно касаться никого.

Движения на проезжей дороге в темное время не было никакого. Улицы поселка были уже полностью во мраке, не освещались практически нигде, кроме самого центра. А этого света не хватало даже для того, чтобы хоть чуть-чуть осветить темное небо над кварталами. И только над «зоной», забор и вышки которой с дороги было не видно, в воздухе висело световое облако. Там и прожектора горели, и множество лампочек над отрядными корпусами и между ними. Впрочем, оперативной группе и не нужно было много света для подготовки к работе. Сама ночь не была темной, как это обычно бывает при чистом небе. Однако сие обстоятельство тоже было не совсем хорошим, потому что «летающее ведро» в темноте было бы, естественно, менее заметным.

Старогорова Кирпичников так и оставил за ноутбуком, осуществляющим контроль за объектом с вживленным микрочипом. К сожалению, программа контроля не предусматривала использование различных карт и могла предложить только карты спутниковой съемки, что могло внести разноголосицу при визуальном сравнении с изображением на мониторе ноутбука, обслуживающего БПЛА ВВП. Впрочем, офицеры спецназа легко ориентировались как на план-картах и топографических картах, так и на картах космической съемки. И потому Владимир Алексеевич в напарники к Тамаре Васильевне, как обычно, управляющей «летающим ведром» с помощью джойстика, посадил Радимова. Все трое устроились в одной машине. Водителя и Лукошкина полковник пересадил в другую машину, а в этой занял место сам и захватил с собой Вельчанинова, чтобы тот мог удовлетворить свое любопытство разведчика и иметь представление об экспериментальной технике, которую уже не грех было бы испытывать и в спецназе ГРУ – в реальных боевых условиях. Не все же испытания проводить за границей...

Полковник Денисенко готовил к запуску сам разведывательный аппарат. С этой техникой он уже освоился и сейчас раздумывал, как использовать «ведро» во взрывной диверсионной работе.

– Я готова, – доложила Тамара Васильевна.

– Я готов, – подтвердил Радимов.

– Анатолий Станиславович... – позвал Кирпичников.

– У меня тоже все готово, – через «подснежник» сообщил Денисенко.

– Поехали...

Вельчанинов не удержался и вышел из машины, чтобы посмотреть вживую, что там такое поднимется в воздух, но темнота не позволила рассмотреть все подробно. А само «ведро» быстро поднялось по косой линии и направилось в сторону поселка.

– Чуть левее, – подсказал Радимов, глядя и в свой монитор, и в монитор сидящего рядом Старогорова. – Еще чуть-чуть, самую малость... Теперь прямо. Можно на крейсерской скорости.

– Есть, на крейсерской скорости, – Тамара Васильевна управляла БПЛА ВВП вслепую, а сама поглядывала в мониторы сразу двух ноутбуков...