Ангарский Сокол

Глава 7

— Прокопушка! — в мастерскую Славкова заглянула жена Любаша, тут же сморщившись от тяжёлого запаха выделываемой кожи.

— Чего стряслось, Люба? Дверь-то прикрой — холодину тянет.

— Да оторвись ты от кожи своей, ради Бога, пойдём. Там до тебя люди с правления явились.

У забора Славковых стояло две подводы, с запряжёнными в них оленями. Первая была загружена мешками, свёртками, разного размера ящиками и ящичками. Ко второй подводе были привязаны две коровы и несколько коз. Там же возился казак, Прокопий не смог вспомнить его лицо. Возница с интересом осматривал дом и двор Славковых. У Прокопия опустились руки.

«И тут сызнова началось! Не верил же, вот на тебе» — обречённо подумал он. У Славковых имелось две козы, с десяток несушек, да кое-какой нехитрый запас на зиму.

«Неужто заберут! Как же дитятям без молока?» — мелькнула ужасная мысль. Оглянулся на дом, а там двое меньших — Сташко и Мирянка уткнулись носиками в стекло. К ним подошла и Ярушка, оторвавшись от своего чтения, приобняв малышей. Люба же стояла на крыльце, опершись о перила. Её округлившийся животик уже заметно выпирал из-под овчинного полушубка.

— Да нет! — сплюнул Прокопий:

«За каким лядом им отбирать, тут не Белоозеро же! Сам Сокол обещал всякое вспоможенье нам! Да тут даже церковь десятину не берёт! Опять подъёмные, без сомненья» — успокоился переселенец.

Просто непривычно было для Славкова такое внимание князя к простому крестьянину. Никогда он и не слыхивал о таком. Где же это видано? Прокопий прекрасно помнил, как два года назад получал некие «подъёмные» — семена, инструмент, утварь для дома, да и сам дом. И какой дом! Такого не было не у одного старосты на Белоозере. Чтобы со стеклом незамутнённым, да с черепицей, да с полом тёплым и с печью, что топится не по-чёрному. Помнил Славков, как вселялся он в дом, когда ангарцы только-только заканчивали крыть крышу. Первые дни Славковы ходили как во сне, боясь проснуться. А потом привезли по реке и «подъёмные». И землицу дали безо всякого холопства!

Правда Прокопию было сказано одним из ангарцев, что это всё дарится не просто так, забавы ради, а с умыслом, что поселенцы будут трудом своим доказывать нужность княжеству. Что и дом и земля и семена и безопасность даётся его семье в подъём. И чтобы семья его увеличивалась. Вот сегодня и приехали люди княжеские, дабы посмотреть воочию, как он, Прокопий, белозёрский поселенец, поднялся. А что он сделал полезного?

«Работаю с кожей, упряжь почти вся в княжестве моя, сынишка, вона, какой головастый — в княжеской школе науки разные изучает. Дочь тоже…» — вихрем пронеслись мысли в голове Прокопия.

— Хозяин! Открывай ворота, чего столбом стоишь? — крикнул мужик с первой подводы, обрывая тревожные думы бывшего белозёрца.

— Да, ужо открываю, — отпирая запор, бормотал Прокопий, вспомнив Акима — помощника старосты ангарского посада. Частенько он видал его у правления.

Отведя створку Славков чуть не столкнулся с коровьей мордой, которая обдала его тёплым дыханием и мокро фыркнула. Казак пытался пропихнуть корову в открытые наполовину ворота.

— Пошто се… — раскрыл рот от удивления Прокопий.

Казак заводил корову во двор, придерживая створку ворот рукой.

— Здорово, хозяин! Доброго вечера, — покряхтывая, поприветствовал он Славкова.

— Доброго… — оторопело пробурчал Прокопий, принимая верёвку, которая тянулась к коровьему рогу.

— И две козы, Сидор! — крикнул казаку мужик, сгружавший вместе с тунгусом мешки и ящики с первой подводы.

Когда Сидор затащил во двор коз, первый возница со значением погладил висевшую на груди бляху помощника старосты и торжественно произнёс:

— Ведомо стало посадскому голове, что ты, Прокопий, хозяин справный и многочадный. Работу справно исполняешь, шорку добрую шьёшь и детей в школу без посылаешь. По всему выходит, что ты примерный гражданин нашего княжества. Жалует он тебя за то от имени самого Сокола дойной коровой, да двумя козами. А жене твоей княгиня послала разных подарков. Зови принимать гуманитарку.

— Что принимать?

— Забыл что ли? Али не получал ещё? Ну да, в том году на Усолье остановились. Счесть она должна подарки от княгини, да подпись свою поставить на накладной. Что де доставлено всё без порчи и убыли. Сына кликни — он грамоте и счёту учён, поможет. Нам ведь ещё к Стрельцовым надо.

— Так ведь в Белоречье он, в княжьей школе. Да у меня и Ярушка грамотная.

Скотину привязали к забору, а помощник старосты вместе с Любашей и Ярушкой, раскрасневшимися от радости, сверяли содержимое мешков, коробков, свёртков и пакетиков с длинным списком. Прокопий же осторожно расспрашивал второго возницу, что это за «гуманитарка» и за какие заслуги ему дали корову. Возница — такой же посадский ремесленник, гончар с первой линии, рассказал что коровами отметили не всех, а только его самого, Прокопа вот и ещё Петра-котельника.

— Говорят и иным потом дадут, просто чичас коров мало. Их у братских людей выменивают на железо, — негромко отвечал возница.

Прочим же переселенцам дали коз и дары от княгини, причём по числу детей. В дарах тех Аким заметил зерно, земляные клубни, отрезы крашеного полотна, да пакеты, в коих ангарцы хранили семена. А также книги божественные и мирские. Казак, выходя со двора, нравоучительно заметил заученной фразой:

— Любы нашему князю искусные мастера. Ибо воин державу защищает, а труженик воздвигает и украшает.

Подошел Аким. Люба с детьми засновали по двору, перетаскивая «гуманитарку» в дом, утварь и припасы — из сараюшки в сени, размещая коз в сараюшке, а корову — в освободившемся хлеву. Прокоп оправился уже оправился от изумления, но продолжал ждать какого-нибудь подвоха и спросил:

Нешто ещё раз подъёмные? Токмо теперь и корова? А за какие такие заслуги?

— Как какие? У тебя, Прокопий, четверо детей и пятый будет по весне, — Аким подмигнул Славкову и, наклонив голову, кивнул на суетящуюся у коровы Любу.

— Вона как, — протянул Прокопий.

— Ну ладно, бывай! А за сеном потом к овинам приезжай! Кстати, у Стрельцовых-то шестеро ребятишек. Догоняй! — опять подмигнул ему мужик.

Славков был совершенно сбит с толку. Доселе никогда он и не слыхивал о подобном — чтобы крестьянину люди государевы дали что-либо ценнее тумака. А вот подпол и холодник почистить, содрав две шкуры, да за взгляд хмурый плетью огреть — это обычное дело. Этого Прокопий навидался. Жена вон тоже до сих пор в себя придти не может! За какие такие деянья Славковы удачу такую заимели? Неужель токмо за то, что детей родили? Так то Божье провиденье, даст Бог — и родится ребёнок.

Всё хорошо в Ангарии, никто крестьянину обид не учиняет. Да и работать на общинном поле ему тоже не надо — так как ремеслом он владеет нужным. Токмо свой надел и обрабатываешь. Весь урожай твой, после того, как княжескую долю отдашь. А отдашь по возможности, коли хорош урожай — больше дашь. Не уродилось — никто не стребует. Но землица тут хороша, потому и возможность завсегда имеется. Да вона, ещё и привёзут снеди разной на зиму. А крестьян-то не заставляют работать на огородах княжеских — сами кремлёвские в землице и ковыряются. Даже сама ангарская княгиня Дарья и та ручки в земельке пачкает, а ведь она врачеватель! Пусть и лекарские травки, но сама пропалывает. Нешто видано се прежде? Оттого у Прокопия и у всех людишек, что сюда с поморами попали, любовь и почёт великий к князю Соколу имеется.

Славков сидел, уронив голову на скрещенные на столе руки, наблюдая, как Сташко и Мирянка на тёплом полу играли в игрушки. Ящичек с ними оказался среди снеди и был тут же сцапан Ярушкой под свои девичьи секреты. Люба зажигала лучинкой свечу от печки — жёнушка готовилась прясть. В носу защипало и скатилась вдруг одинокая слеза.

А в окне над лесом багровел закат.

— Собрание объявляю открытым, — улыбаясь, развёл ладони Вячеслав. — Итак, в следующем году у нас десятилетний юбилей — время подводить итоги, говорить о том, чего мы добились, а чего не получилось. Однако, что я хочу сказать — мы, оторванные от своей Родины, земли, своих детей и родителей, нашли в себе силы не сломаться, не сгинуть среди тайги. Не рассориться, оставив свои амбиции в угоду общего выживания. Знаете, для меня это было неожиданностью. Я, признаюсь, ждал чего-то эдакого.

— Главное то, что мы стали по настоящему сплочёнными. А то, что мы не рассобачились — это твоя заслуга, Вячеслав, — добавил Смирнов. — Не знаю, как я бы стал решать вопросы управления нашим обществом. Поэтому я и доверил это дело тебе. Сначала я, признаюсь, был немного самоуверенным. Хорошо, я правильно понял, что не мой это профиль — налаживать быт. Смотрел я как ты, Вячеслав, в своём посёлке управляешься, а потом и решил — пусть делом занимается тот, у кого это получается. Поэтому, правильно ты сказал, амбиции тут делу не помогут. А выживать надо, вот я и решил оставить власть в угоду общим интересам.

— И не прогадал, Андрей! — воскликнул Радек. — Вроде живём и неплохо, а это самое главное.

— Ну что же, давайте подведём наши итоги, — предложил Соколов. — Сначала по нашему сельскому хозяйству, Тамара Михайловна, рассказывайте.

Сотникова, сидящая в креслице у торца стола попыталась было встать, но Соколов тут же жестом усадил её обратно. Находящаяся на седьмом месяце беременности, главный ангарский агротехник, начала рассказывать об успехах и проблемах сельского хозяйства Ангарии. В целом дела шли неплохо, приангарские почвы и почвы речных долин, богатые чернозёмом, давали стабильные урожаи, благодаря которым княжество имело возможность не выживать, а жить и делать запасы.

Посетовала она и на засушливый май этого года, из-за которого удалось получить только семьдесят процентов от запланированного урожая пшеницы. Опасения вызывала и река, весной сложно было спрогнозировать, насколько широко Ангара разольётся, уже несколько раз полностью погибали высеянные озимые.

— Было бы неплохо подрывать лёд взрывчаткой, как делалось у нас, — предложила Тамара.

— Нет у нас для этого столько взрывчатки. Сейчас химики только выходят на получение первых десятков килограммов пороха. Налаживается его массовое, поточное производство. И вообще, сейчас идет отработка технологии, для будущего массового, в нашем масштабе, производства пироксилина.

— Сергиенко обещает производство в промышленных масштабах примерно через три года, не ранее, — сообщил Радек.

Тамара продолжила, разговор зашёл о лошадях, необходимых для того, чтобы уменьшить количество людей, участвующих в сельскохозяйственных работах. Механизация процесса — сеялки, были удачно опробованы на лошадях казаков, а работать пробовали даже на оленях, но без особого эффекта. Усольцев отдал четырёх лошадей, но этого было мало.

— Когда будут лошади? Мы ждём только их, вы обещали! Можно ведь сразу не только разгрузить людей, но и увеличить урожаи, — обратилась Сотникова к Вячеславу.

— Лошади будут к весне, я обещаю! Мы занимались скупкой коров и телят у Шившея, было необходимо сначала раздать часть скота нашим поселенцам, что имеют много детей. В основном же семьи небольшие, они и соглашались на переезд из Руси. А многодетные важно поддержать, да и остальным наука и стимул к скорейшему повышению уровня рождаемости, — Соколов глядел присутствующих, ища понимания.

Люди кивали, верно, мол, загнул. Вячеслав продолжил:

— Так вот, а коней он хочет менять на огнестрел. За табун в сорок голов, вместе с молодняком просит два ружья и боеприпасов. Шившей — мужик неплохой…

— Не ссытся? — прыснул Ринат. — А как со слухом у него?

— Ринат! — укоризненно посмотрел на него Радек, да и остальные зашикали.

Саляев поднял руки и сделал движение, будто бы застегнул рот на молнию.

— В общем, с этим бурятом можно иметь дело. Кстати у него напряги с одним ойратским князьком, так что можно расширить товарообмен.

— Соседа вооружаешь, — заметил Радек.

— А патроны-то у нас, — ответил за Соколова Смирнов. А тот добавил:

— Николай Валентинович, нам лошади сейчас важнее. А далее глядишь, пощипает ойрата на предмет лошадок, да нам и пригонит. А патроны и верно, у нас. Нормально.

— Вячеслав Андреевич, я бы хотела вернуться от патронов к нашим лошадкам. Евгений Лопахин работал в конесовхозе перед армией, отцу помогал. Сейчас в Удинске у Карпинского. Более никто из наших с лошадями не общался настолько близко, — сообщила Тимофеева, главный биолог экспедиции.

Соколов кивнул и тут же записал информацию в свой пухлый блокнот огрызком карандаша. Ферму для разведения лошадей сейчас спешно достраивали под Новоземельском, уже заканчивали укладывать крышу и ограждать нехитрым забором три загона для животных. Этому придавалось огромное значение — при отсутствии транспорта, к которому так привыкли люди из пропавшей во времени и пространстве экспедиции, лошадь была отличным вариантом для решения этой проблемы. Оставалось лишь выучиться на них ездить. Ну а далее зависело лишь от успеха обмена с бурятским князем. Шившей тянулся к сотрудничеству с ангарцами, чувствуя в них уверенную в себе силу. Соколов хотел это использовать, склонив Шившея к союзническим отношениям.

— Володя, ты закончил с отчётами по посёлкам в той форме, что я тебя просил? — Вячеслав повернулся к Кабаржицкому.

Капитан только недавно приехал в Ангарск. До этого в течение нескольких месяцев Владимир мотался по Ангарскому княжеству, собирая информацию о состоянии посёлков, быте, проблемах и их решениях. Написал он и характеристику каждому из старост поселений, отношению к нему жителей и его отношение к людям. Замечал он и наиболее успешных переселенцев. Особняком стояла статистика рождаемости и учёта многодетных семей, которым нужна помощь. Зная про ответственное отношение к делу и дотошность Кабаржицкого, Соколов надеялся получить исчёрпывающую информацию о состоянии дел.

Владиангарск, замок на ангарских воротах княжества, был на особом счету. Крепость на острове и береговые бастионы были, наконец, достроены и тщательнейшим образом чуть ли не вылизаны под чутким руководством Петренко. Городок, расположенный частью на острове, частью на правом берегу, был в отличном состоянии, повторяя своим видом, чистотой и убранством лубочные рассказы о лучшем быте. Границу же Петренко держал на замке, никого не пропуская вверх по реке. Небольшие ватажки казаков время от времени появлялись в поле зрения тайно оборудованной на острове Нижнем заставы, отстоящей от Владиангарска на девять километров вниз по течению. Енисейские казачки обычно не поднимались выше, но бывало, если на реке были не енисейцы, а красноярцы или вообще гулящие людишки — по таким случаям застава связывалась с крепостью, вызывая из Владиангарска отряд.

Если попадались всё-таки енисейцы, то с ними, как правило, расходились полюбовно, каждый раз напоминая, где проходит линия раздела. С иными же не церемонились. Знающие окружающую крепость местность, как свои пять пальцев, бойцы обкладывали забрёдших в тайгу чужаков, вынуждая их повернуть обратно. Бывали и перестрелки. Заканчивались они, обычно, отходом казаков, которые из-за плотности и скорострельности их врага не могли ни разу подойти на расстояние рукопашной сшибки. В огневом же бое у казачьих ружей не было ни единого шанса. Поди там, проделай все эти упражнения с порохом и пулей, да следи как бы не потух фитиль или не сдуло порох с полочки и не отсырел ли он. И всё это под плотным обстрелом из-за деревьев неведомого врага, который кричит тебе на понятном тебе языке — убирайся мол, подобру-поздорову или сдавайся и проходи по одному к берегу. И будет тебе потом и тепло и сытно. Преимущество ангарок было подавляющим, но, к слову, Соколов требовал, по возможности, избегать смертельных исходов. Но не всегда, к сожалению, удавалось соблюсти это условие. Были раненые и со стороны ангарцев, но смертельных случаев, к счастью, пока не было. И не только благодаря броне, носимой бойцами пограничной охраны, но и профессиональной выучке — во Владиангарске собрали лучших, как на самом опасном участке княжества.

Кстати, и на острове и на берегах Ангары Петренко организовал огороды, так чтобы крепость снабжала себя хотя бы картошкой, капустой, морковью и прочими овощами.

Литвинский Илимск располагался в речной долине, весьма благоприятной для возделывания овощных и зерновых культур. Его население, по сути, ничем не отличалось остальных, литвины — те же русские, только вид сбоку. Уже была поставлена небольшая часовенка, отец Кирилл прибыл ещё в конце лета и освятил её. Как таковых крестьян среди восемнадцати семейств не было, поэтому первые два года ангарские агротехники провели в Илимске. Был в этом и плюс — технику землепользования можно было ставить свою, передовую. Не то что исконные крестьяне, которые незаметно, но упорно саботировали требования ангарских агротехников. Илимская община была дружной и сплочённой, но пока выдавать им оружие ангарцы не решались. Староста Илимска Андрей Берсенев просил пересмотреть такое положение. После совета с полковником Вячеслав разрешил на следующий год выдать на посёлок шесть стволов. Но всё равно, за оборону Илимска будут отвечать владиангарцы.

На юго-восток от Илимска располагался Железногорский острог — вотчина бывшего московского, а теперь главного ангарского литейщика Ивана Репы. Этот район имел значение стратегического для Ангарии, благодаря своим колоссальным запасам руд. Соколов планировал населять его в первую очередь теми, кто бы мог работать на металлургическом производстве, для них создавались особые условия в виде различных социальных благ. Пока кроме работников кузниц и строителей печи в окрестностях горы Железной было лишь пять дворов тех, кто работал на литье металла. Из них все три семьи поляков, что были в литвинском караване. Единственные католики в Илимске, они испытывали явный дискомфорт со стороны православных литвинов. Поэтому и согласились работать на кузнице. Два других двора были населены людьми из тех, кто не смог ужиться в посёлках. Их также обучали плавильной и литейной работе. Железногорский острог был самым восточным поселением Ангарии и находился в местах, где не было проангарских тунгусов. Именно по Илиму в своё время пришли воины тунгусского князька Бакшея, что спалили недостроенный Илимский острог енисейцев. Поэтому каждый день небольшие группы по три-четыре ангарских тунгусов уходили в дозоры.

Удинская крепость лежала примерно посередине расстояния от Владиангарска до Белореченска, в настоящий момент став перевалочным пунктом. Крепость потеряла своё значение после того, как было начато строительство Владиангарска. Сейчас тут находилось не более пятнадцати человек во главе с бывшим мурманчанином Карпинским.

— А почему бы нам не сделать военную школу в Удинске, а не в Иркутске?! — заговорил вдруг Саляев. — Андрей Валентинович, вы меня поддержите?

— Да-да, мы с Ринатом уже поговорили насчёт этого. Сейчас Удинск простаивает без гарнизона. А ведь если сделать школу там, то это сразу даёт нам несколько жирных плюсов, — весьма живо поддержал Рината полковник.

— Там и казарма есть и оружейка. Крепость сама по себе даёт возможность отработки штурма и обороны укреплений. Вокруг леса, а значит и охота и навыки лесного боя можно получать. Там и два первых ботика имеется — и это пригодится нашим ребятам, умение ходить по реке. И площадка для тренировок… — Саляев, казалось, мог бесконечно приводить доводы в пользу Удинска. — К тому же изначально планировалось чуть ли не совместные тренировки парней и девушек, а Удинск даёт нам возможность разделить их. Пацанов я буду натаскивать в Удинске.

— А ведь верно! Хорошо, Ринат, я тебя понял, так и будет! — согласился Соколов, опять делая пометки в блокноте.

— А в Иркутске девчонки пускай тренируются в стрельбе, им же бегать по лесу без надобности. Они сидят за стенами, — не унимался Саляев.

— Хорошо-хорошо, Ринат! — рассмеялся полковник, — Вячеслав тебя понял.

— Дык я разъясняю! А ещё можно и там насадить картохи, — продолжил ухмыляющийся булгарин, вызвав этим улыбки и несколько смешков.

— Спасибо Ринату за эмоциональную разрядку, а сейчас Владимир продолжит, — улыбался Соколов.

Владимир кратко прошёлся по верхнеангарским посёлкам, акцентировав внимание на старостах и мастерах. Остановился на шорнике Славкове и обувных дел мастере Булыге, чьи мастерские, по мнению Кабаржицкого должны расшириться до цеха и куда стоит направлять учеников. Эта инициатива нашла понимание у Соколова. Так же Владимир обратил внимание своих товарищей на священнике Кирилле, настоятеле ангарского храма святого Илии. Капитан отметил его удивительную открытость, живость в общении и разносторонность взглядов.

— Мне кажется, что он знает несколько больше, чем должен знать обычный священник. У меня сложилось такое впечатление, после разговора с ним.

— А он всё знает, — проговорил Вячеслав.

— Что всё? — не понял Радек.

Я рассказал ему о нас всё, — пояснил Соколов, вызвав этим осуждающие взгляды присутствующих.

— Ну не знаю-не знаю, — пожал плечами Радек, — в принципе, при том огромном влиянии Церкви, на переселенцев, иметь под боком религиозного деятеля, который не уверен в том, что понимает, кто мы и что мы представляем собой, как общество — довольно опасно.

— А так доверяться ему — не опасно? — заметил полковник.

— Да не, Карп — мужик правильный! — воскликнул Саляев. — Ему можно доверять. Да и что вы думаете, он побежит к патриарху на доклад, рассказывать о хронопутешественниках? Да его самого закроют в клетку, как жирафу!

— Ну да, логично, — заключил Радек. — Ладно, с этим разобрались. Лирика всё это. А проблема вот в чём, Вячеслав, дизеля-то наши не вечные.

Соколов кивнул и внимательно посмотрел на профессора.

— Используя масло, мы тоже проблему не решим. С ними больше мороки получим, да ещё и придётся дополнительных работников выделять на это дело.

— Нефть? — спросил Смирнов.

— А что нефть? Тот мазут, что мы собираем по капельке в Иркутске, целиком идёт химикам.

И Николай Валентинович начал доказывать необходимость обратиться к паровой машине. Начать использовать энергию пара, как двигателя ангарского прогресса. Радек заранее выразил сожаление о том, что придётся равняться на технологии не двадцать первого и даже не двадцатого века. Посетовал профессор и на сложности, связанные с этой технологией, необходимость прокатного стана, вероятностную громоздкость движителя.

— Николай Валентинович, а вы уже начали проектировать паровик? — постучав пальцами по столу, озабоченно спросил Соколов.

— Прототип почти готов, дело за котлом. И надо ещё вытачивать множество деталей. А я даже забыл про центробежный регулятор, хорошо мужики напомнили.

— Когда успели только? — удивился Вячеслав.

— Слава, ты же в Белореченские кузницы теперь не заглядываешь, — усмехнулся Радек.

Неясные перспективы с паровым двигателем, который уже был позарез нужен и на производстве и в речном судоходстве, нервировали Радека. Профессор хотел, пока живы ещё все попавшие в этот мир люди, сделать максимум полезного своим потомкам, чтобы им не пришлось слишком тяжело. Ведь после того как уйдут последние носители знаний о прошлой жизни, их дети останутся один на один с окружающей действительностью и технический задел ангарского общества будет давать преимущество перед более многочисленными социумами в этом жестоком мире. У самого профессора и его новой жены Устины уже было двое мальчишек, да вскоре появится третий. Ради них профессор и старался успеть больше, чем больше — тем лучше. Только сейчас, после появления стабильной базы для дальнейшего развития, беспокойство его начинало уходить, уступая место трезвому расчёту.

Профессор давно понял, что без нефти придётся туго, а первоначальный, казавшийся неплохим вариант с заменой дизельного топлива на масло, провалился из-за небольшого количества получаемого продукта и не лучшими качествами конопляного масла. Синтезировать топливо из угля — дело будущего, но уже сейчас Николай трудился над этим вопросом, отрядив двоих специалистов на первоначальные опыты. А пока придётся вспоминать преданья старины глубокой — использовать силу пара, заключённого в машине. Однако эта старина в нынешнем веке стала бы колоссальным прорывом, а дальнейшее обязательное и неизбежное усовершенствование машины позволило бы потомкам сохранить это общество, начало которому положило человеческое стремление к изучению неизведанного. Кстати, судя по краткому докладу Дарьи Поповских, потомства этого становилось год от года больше. Не обзаведшихся семьёй россиян осталось лишь девять человек, среди которых был Кабаржицкий.

— А мне некогда, у меня дел слишком много, чтобы уделять время семье, — буркнул Владимир.

И Саляев:

— А что? Мне и так хорошо! — улыбка расплылась на лице хитрюги.

— Непорядок, мужики, — покачал головой Смирнов, — у меня уже двое. Мы должны сделать это не для себя, а для того, чтобы вместо нас остались похожие на нас люди.

— Ну, допустим, похожих на меня пацанчиков бегает немало, да и пара девчонок, кажется есть, — ухмыльнулся Ринат.

— А что в этом, хорошего? Ты даже не знаешь, как их зовут! — возмутилась Дарья.

— Если вы допускаете многожёнство, то я согласен, — спокойно сказал Саляев.

Посмотрев на вытянувшиеся лица товарищей, Ринат рассмеялся:

— Нет, а что тут такого? Мне, как настоящему татарину, можно!

— Ты же атеист прожжёный! — воскликнул Кабаржицкий.

— Ну и что? — пожал плечами Ринат. — Зато я люблю разнообразие.

— Ладно, это не проблема. Главное, чтобы другие не захотели разнообразить свою жизнь. Хотя, в нашей ситуации это даже неплохо, — заключил Соколов.

Заканчивал совещание Игорь Матусевич, который только позавчера прибыл в Ангарск. Петренко же не смог посетить своих друзей, потому что ситуация на границе была довольно напряжённой. Не все туземцы соглашались платить енисейцам ясак, некоторые откочёвывали на восток и юго-восток, постоянно тревожа пограничников Ангарии. Да и сами казаки всё чаще и чаще попадались на глаза владиангарцам.

— Пока это не опасно. Но это только пока. Как и сам Енисейский острог не представляет для нас серьёзной опасности. Тревожная система поставленная вокруг периметра крепости работает на отлично, просил передать Ярослав. Сил для реагирования на нарушителей границы хватает, пока. Что будет дальше — понятно, ожидается увеличение как и перекочёвывающих туземцев, а как следствие и столкновений их с местными тунгусами. Так и увеличение количества казачьих ясачных команд, причём удельное количество енисейцев постоянно падает. Тенденции, как говориться, налицо.

Обсудив положение Владиангарска, ангарцы логично перешли к обсуждению нового средства обороны — новейшего ружья, сработанного в Белореченске в двух экземплярах. Это оружие отвечало практически всем требованиям относительно технологического положения Ангарии. Во-первых, уходил очень трудоёмкий в изготовлении скользящий затвор, заменой ему становился затвор, откидывающийся вправо. Во-вторых, отсутствие сложных профилей максимально облегчало производство. Простота обслуживания тоже была немаловажна — тем же крестьянам уже можно было доверить оружие, будучи уверенным в том, что оно не будет испорчено. Да и головная боль Радека — отсутствие высококачественных сталей, были этому ружью не помехой. Вдоволь наигравшись с ружьями и восторженно похвалив детище специалистов, собравших это чудо, тёплая компания пропавшей экспедиции, отмечала детали и преимущества нового оружия. После этого, когда ангарцы уже собирались выходить на улицу — пострелять из нового ружья, всех остановил Кабаржицкий:

— У меня вопрос к Игорю Матусевичу. Я имею информацию о том, что люди нашего уважаемого особиста регулярно уходят в тайгу на две-три недели, совершая длительные путешествия. Объясняя это обычными тренировками. Но, с моей подачи, и наши ребята попросились в такие походы — им было решительно отказано. В тоже время, люди Матусевича уходят, не спрашивая никого и не ставя в известность никого в посёлках, где они находятся, тем самым подрывая их обороноспособность! — последнюю фразу Владимир уже почти выкрикнул.

Все замолчали и повернули голову на майора, выходца из параллельной России.

Игорь, казалось, был совершенно спокоен, никоим образом не выдал и тени волнения.

— Мы уже обговаривали этот вопрос с Вячеславом Андреевичем, — подчёркнуто холодно отвечал майор.

— Что обговаривали? Уход без предупреждения? — напирал Кабаржицкий.

— Так, Володя, уймись пока, бульбаш ты наш горячий! Мы сейчас всё выясним. Причин, дающих возможность сомневаться в Игоре, я не вижу. Если бы люди Матусевича заваливали службу, я бы знал об этом. Ты преувеличиваешь, — несколько разрядил ситуацию Смирнов.

Матусевич выразительно посмотрел на Соколова, и, поняв чего хочет майор, Вячеслав прошёл на веранду. Люди начали также расходится и через некоторое время стали слышны выстрелы — тестировали новое ружьё.

— Ну говори, Игорь, в чём дело?

Матусевич напомнил Соколову об уговоре между ними, по которому его люди подчиняются только ему.

— Игорь, ты должен понимать, что всё это уже слишком затянулось, чтобы ты ставил такие условия. Сейчас ты не в том положении.

Майор кивнул и сказал о том, что в недалёком будущем и он и его люди неизбежно вольются в ангарское общество. Но пока у них осталась одна задача, которая требовала своего решения, чеканным голосом отвечал майор. Он рассказал, что в его 7510 году, что соответствовал 2002 году в исчислении, принятом в РФ Соколова на архипелаге Новая Земля была зафиксирована некая аномалия, в которой пропали сначала двое учёных, а затем и экспедиция Корнея Миронова, следы которой и искали его бойцы, отправляемые в поисковые рейды из точки высадки.

— Но почему ты думаешь, что они где-то здесь? — озабоченно сказал Соколов.

— Поскольку мы вышли там же, где и вы, то эту точку следует принять за константу. А вот насчёт временной составляющей этой аномалии у меня нет решения, — задумался Матусевич.

— Признаться, у нас с Радеком тоже довольно неясное видение этой проблемы, — проговорил Соколов. — Но почему ты мне не сказал это сразу?

— Смирнов же знал, я его поначалу за Миронова принял, — пожал плечами Игорь. — Стоп! А североамериканцы ваши — они что с Новой Земли сюда попали?!

— Нет, из киргизской аномалии-двойника, — опешил Соколов.

— А вышли здесь, в Новоземельске?

Соколов рассказал Матусевичу о том, как они вышли на американцев уже на второй год пребывания на Байкале.

— Между нашим и вашим появлением прошло семь лет. Вы пришли из 2008, мы из 2011, в вашем исчислении. Миронов попал сюда из 2006, в вашем исчислении, — медленно выговаривая даты и обдумывая их, Матусевич посмотрел на Соколова.

— Надо найти Радека, — Матусевич направился к двери, увлекая за собой Соколова.

— Если допустить, что каналы выхода подобны сходящимся и расходящимся путям… Если также допустить, что после того, как мы прошли в аномалию её работа стала нестабильной… Если появления аномалии — это способ разрядки этих пространственных каналов и они вовсе не предназначены для путешествий, а лишь для выброса лишней энергии… — размышлял профессор.

— То что, Николай Валентинович? — поигрывая орешком, взятым из стоящей на столе стеклянной плошки, спросил Матусевич.

— Единственно то, что искать вашу экспедицию стоит только там, где мы нашли американцев.

Матусевич вопросительно посмотрел на Соколова.

— В долине Култука, несколько километров выше.

— Мы уходим завтра! — решительно сказал Матусевич, — прошу не чинить мне никаких препятствий, иначе это может нехорошо закончится, — Игорь бросил орешек обратно в плошку.

— Ты что, Игорь, с ума сошёл? Какие ещё препятствия? Но с тобой пойдут и наши, с этим ты хоть согласен? — ответил Соколов.

— Хорошо, готовность к выходу завтра в восемь утра. А сейчас я к своим, — сказал Матусевич уже у дверей комнаты.

Темень, холодный злой ветер бьёт в лицо горстями колючих снежинок. Они лезут и в рот и в ноздри, противно. А ещё вчера после тихого утра даже выходило солнышко. Сегодня же погода не обещает подарков, температура воздуха заметно упала.

— Игорь, а лёд-то выдержит? — Саляев подошёл к передним саням, где Матусевич проверял аппаратуру, посредством которой его люди пытались вычислить местоположение мироновцев.

— Лука, поисковик не активируй, пока не выйдем на… А? Лёд? Лёд выдержит Ринат, декабрь был морозным, да и в ноябре полмесяца держалось за минус двадцать стабильно.

Вскоре шесть саней в утренних сумерках берегом двинулись от Ангарска вверх к незамерзающему устью реки, которое следовало обогнуть и выйти на лёд. Вместе с матусевцами на поиск пропавшей экспедиции из Русии отправилось и шесть человек из России. Постаревшие на девять лет срочники, парни, потерявшие Родину и семьи, стали за это время настоящими мужиками. Мужиками, жёсткими и крепкими, способными на многое, умеющими ценить дружбу и товарищество.

Санный караван двигался по льду недалеко от берега. Погонщикам оленей было крайне тяжело держать маршрут, животные явно чувствовали себя не в своей тарелке. Байкальские ветра, дующие с огромной силой, начисто сметали снег, покрывающий ледовую корку озера. Очень часто приходилось пересекать огромные участки голого льда, толщиной под полтора метра, сквозь который были видны камни на дне. Оленям, ещё перед тем, как ступить на лёд, пришлось наматывать на копыта заранее припасённые тряпки. Выйти же на берег пока не представлялось возможности, скалы и холмы вплотную подходили к берегу Байкала. Ринат помнил, что именно здесь пройдёт кругобайкальская железная дорога. Идея была воплощена грандиозная. Кругобайкалкя стала настоящей гордостью государства. Да и виды эти, ежели обозревать их из вагона поезда поистине великолепны.

«Хотя ещё неизвестно, будут ли строить эту дорогу в этом мире?» — думал Саляев, лёжа на санях и оглядывая засыпанные снегом склоны холмов.

После того, как вечернее небо потемнело и поднялся сильный ветер удалось, наконец, найти отличный карман между скальными выступами на самом берегу замёрзшего озера. Там можно было укрыться от непогоды на ночь, даже снега не было навалено, зато было полно валежника. Мужики разложили костры, поставили палатки. Распряжённые олени тут же завалились отдыхать, а сани, на всякий случай, составили у межскального прохода.

Саляев решил поинтересоваться у Матусевича насчёт аппаратуры для поиска пропавших людей:

— Игорь, а как ты хочешь найти кого-то среди тайги? Да и местность тут гористая.

Матусевич, сначала несколько поколебавшись, всё же нехотя начал говорить:

— Прибор действует по принципу распространения радиоволн и работы эхолота. Испускаются колебания, которые, отражаясь от складок местности, создают контурную картинку на сто или полтораста километров в одном направлении.

— А на что ориентирован поиск?

— У каждого члена экспедиции был специальный жетон, носимый на запястье, — Игорь показал на свои часы.

— Понятно. Маячок в часах. Ладно, я пока Белова в дозор поставил, через пару часов поменяешь? — Ринат посмотрел на лицо Игоря, безуспешно пытаясь найти хоть какие-либо эмоции. Нет, просто кивнул и отвернулся к своим.

«Ёкрный бабай! Трудный мужик. Хотя, в его положении…» — Саляев пожал плечами и пошёл к костру — залезать в спальник.

К вечеру третьего дня ледовой гонки ангарцы ступили, наконец, на берег близ устья Култучной.

Матусевич немедленно активизировал поисковый прибор. Долго и озабоченно вглядываясь в небольшой зелёный дисплей, он переключая диапазоны, задавая иные параметры поиска.

— Есть! — вдруг воскликнул Игорь и тут же принялся раздавать команды голосом, в котором чувствовалось немалое торжество.

Ринат подошёл к прибору — на дисплее неясно светилась мутная точка.

— Ринат, вы остаётесь здесь лагерем? — раздалось из-за плеча.

Саляев заметно оскорбился и Игорь, прочитав это чувство у него на лице, пошёл на попятную. В итоге, вместе с двумя десятками товарищей Матусевича вверх по Култучной отправились и Саляев с Беловым. Бывший американец Брайан стал действительно бывшим, даже имя своё, с помощью Яробора, поменял на Бранко.

— Знакомые места? — Саляев спросил идущего рядом с ним Белова.

— Ну да! Выше, километров двадцать или больше, наш бывший лагерь. А выход у одинокой скалы на пару километров вправо от лагеря и реки, там ещё скальные террасы над долиной. Ну где ты меня поймал, — улыбнулся Бранко-Брайан. — Я бы лучше там лагерь сделал — безопасней.

— А ты с Игорем не хочешь поделиться информацией?

— Так я ему вчера вечером всё и рассказал. Точнее, он сам всё выспросил, когда они пришли меня менять на посту, — на что Саляев только и усмехнулся.

Через пару часов люди вышли на искусственную полянку, образованную растущими полукругом деревьями.

— Вот это точно знакомое место. Тут мы на след американцев вышли. Эти пиндосы здесь остатки своего хавчика поразбрасывали, а мы за ними прикапывали, — Саляев подмигнул Белову.

Матусевич поморщился и, оглядевшись с несколько расстроенным видом, негромко сказал:

— Здесь.

Один из его офицеров, принёс прибор к Игорю.

— Да, это здесь, — озадаченно произнёс он.

Посмотрел на дисплей и Саляев. Матусевич же, сложив руки рупором, трижды, с минутными перерывами, прокричал заснеженному лесу:

— Миронов! Миронов!

Саляев покачал головой и показал на землю:

— Игорь, думаю стоит искать тут.

— Считаешь, что они… — Матусевич вопросительно посмотрел на Рината.

— Ну или просто закопали свои жетоны, тут одно из двух, — развёл руки Саляев. — Всё равно придётся копать.

Ринат отцепил с пояса широкий нож, у Белова в руках уже была сапёрная лопатка, два штыка ангарцы отдали бородатому лейтенанту Луке.

— Ищите холмик или чего похожее, — бросил Игорь и присел на поваленное дерево, почистив его от снега. Однако долго он не просидел, присоединившись к поиску. Вскоре Белов наткнулся на покрытый снегом бугорок, выложенный камнем и заметно просевший от времени. Теперь нужно было отогреть землю, поэтому на неё навалили сучьев и слежавшегося валежника, что в изобилии валялся под кустами. Через некоторое время закурился дымок.

— Игорь, а может всё-таки не стоит этого делать? Зачем их тревожить? — Ринат подошёл к Матусевичу, решив поделиться своими сомнениями.

— Мне необходимо проверить жетоны. Там записана информация о владельце, нужно установить их личности, — твёрдо сказал майор. — А вообще, странно, что они в могиле, их должен был забрать Миронов или его заместитель.

Через несколько часов показалась плотная серая материя, в которую было завёрнуто истлевшее до костяка тело. Останки аккуратно подняли и положили рядом с раскопом. Под первым телом оказалось погребённым и второе, третьи останки были погребены несколько правее.

— Спешили? — негромко спросил Саляева Белов.

— Не без этого, — согласился Ринат. — Игорь, может третьего вытаскивать не будем? Жетоны у тебя же.

Матусевич кивнул:

— Опять же странно, что три жетона были на первом теле.

Майор держал в руках три пластинки. Саляеву они напомнили немного вытянутые сим-карты для мобильного телефона.

— Закапывайте, мужики, — вздохнул Матусевич, а Саляев, наконец, распознал грусть в голосе железного майора.

У прибора собрались люди, чтобы узнать, кто именно был похоронен на этой поляне. Игорь вставил одну из пластинок в приёмник небольшого плоского ящичка, схожего с машинкой, которая работает с банковскими пластиковыми карточками. После небольшой паузы на дисплее высветилась текстовая информация:

— Это физик. Один из двоих первых пропавших в аномалии учёных, — глухо проговорил Матусевич, меняя жетоны.

— Сержант из отряда охраны экспедиции, — пояснил майор.

— Игорь, это паспорта что ли? — на вопрос Саляева последовал короткий кивок головы.

Третий жетон ушёл в приёмник.

— И ты всех их помнишь?

— Старший медик экспедиции, глухо у них дело, — сокрушённо покачал головой майор. — Да, Ринат, я всех их помню.

Близился вечер, ночевать на одной поляне с разрытой недавно могилой никому не хотелось, поэтому сборы были недолгими и уже через несколько минут отряд продолжал свой путь вверх по незамерзающей Култучной. Саляев помнил эти места — тут они вели к Байкалу зашуганных янки. Теперь же они с одним из бывших американцев ведут команду спецназа из иного будущего. Задуматься, так полная ерунда выходит. Сплошная фантастика, коридоры времени, эффект бабочки. Голова пухнет и не хочется об этом думать. Люди Матусевича такие же, как и его парни, разница невелика и в тоже время между ними целая пропасть.

Между тем, бойцы заметно напряглись, посматривая по сторонам — теперь уже, казалось, что пропавшая экспедиция совсем рядом. Матусевич упрямо шёл к скальным террасам, про которые ему говорил Белов. Поисковик показывал ещё один источник излучения электронных жетонов как раз у стены скальных образований. Со стороны, Матусевич, чуть ли не пускался бегом по присыпанным снегом камням, которых было в изобилии навалено у берегов реки. Култучная всё более походила на горную реку — небольшие водопады, каменные перекаты, пенящаяся вода с шумом убегала вниз. Пара часов изматывающего темпа и на вершине холма, там, где Саляев, в своё время, захватил Белова, ангарцы остановились как вкопанные. На площадке, которую, по всей вероятности, ещё и выравнивали, угадывались засыпанные снегом, обугленные остатки строений. Раскатившиеся по брёвнышку непрогоревшие углы срубов, кучи какой-то ветоши, железный хлам — решётки из-под стоявших на них приборов, мусор технологического свойства, сваленный в кучу и разваливающийся от поддавшей его ноги. Прибор Матусевича даже пискнул от количества жетонов. Посередине площадки возвышался небольшой холмик, с приваленными к нему со всех сторон камнями. На Игоря было страшно смотреть.