Сюзанна бродила по гостиной Отца Стернса, пока тот, извинившись, ушел переодеваться. Такой красивый дом... камин, сложенный из больших камней, сотни книг в кожаных переплетах и самый красивый рояль, который она когда-либо видела. На верхней части фортепиано лежала книга со стихами Джона Донна. Открыв книгу на странице, заложенной старинной вышитой закладкой, она прочла:
«Приди ж в мои объятья, сделай милость,
И да свершится все, что не доснилось.»
- Мне разрешено читать Джона Донна, - послышался голос Отца Стернса у нее за спиной. - Он был священником.
- Англиканский священник, который написал анти-католические стихи, - напомнила она ему.
- Я не принимаю это близко к сердцу.
Сюзанна нервно улыбнулась, когда Отец Стернс забрал книгу и положил ее обратно на рояль. Он, очевидно, принял душ - его светлые волосы выглядели темнее - и он снова надел свой воротничок. Черт. Ей действительно понравилось любоваться на его горло.
- Вы играете? - Она указала на фортепиано.
- Я научился играть на фортепиано даже раньше, чем выучил английский язык. Меня научила моя мать.
- Ваша мать-датчанка?
Отец Стернс жестом указал на кресло и сам присел напротив девушки. Солнце уже зашло, и только одна маленькая лампа отбрасывала слабый свет в комнате.
- Моей матери исполнилось восемнадцать лет, когда она приехала в Соединенные Штаты. Получила музыкальное образование в консерватории в Нью-Гемпшире. Стипендии хватало лишь на то, чтобы покрыть обучение. Так она нашла работу в качестве няни в доме моего отца. Его жена только что родила дочь.
- Ваша сестра Элизабет, верно?
- Да. У жены моего отца была трудная беременность, тяжелые роды. После Элизабет, она больше не смогла иметь детей. На время ее восстановления моя мать стала матерью для Элизабет.
- И привлекла внимание вашего отца? - спросила Сюзанна, улыбаясь.
Она могла представить, к чему это привело.
- К сожалению, да.
Отец Стернс не улыбнулся. Улыбка Сюзанны исчезла при слове «к сожалению», и это объяснило все.
- О, мой Бог, - прошептала она.
- Мой отец был монстром. И я не преуменьшаю. Его гнев по отношению к своей жене на неспособность дать ему больше детей... он выместил его на моей матери. Он насиловал ее до тех пор, пока она не забеременела. Она жила в качестве заложницы, потому что он угрожал причинить боль Элизабет, если она расскажет кому-либо или сбежит.
Сюзанна прикрыла рот рукой.
- Я родился через десять месяцев после того, как она стала жить с моим отцом. Спустя несколько лет врач, который помогал мне родиться, рассказал, что он никогда не видел ничего подобного... молодую женщину, которая рожала в муках в полнейшей тишине. Она не хотела кричать. Моему отцу это бы слишком понравилось.
- Он был садистом?
Отец Стернс медленно кивнул.
- Я родился вскоре после полуночи 21 декабря. Она назвала мне Сорен в честь ее деда. Врач записал это имя на подлинном свидетельстве рождения, которое спрятал от моего отца. В официальном свидетельстве я назван Марк Леннокс Стернс. Маркусом звали моего отца. Вот почему я предпочитаю, чтобы меня звали любым именем, но только не этим.
Сначала Сюзанна ничего не ответила.
- 21 декабря, - повторила она. - Самая длинная ночь в году.
- Это была самая длинная ночь в жизни моей матери, как она однажды призналась мне. Хотя я был рожден от насилия, она любила меня. И оставалась в доме ее насильника, чтобы ухаживать за мной. Мой отец хотел вырастить меня, как своего ребенка, его и его жены. Вероятно, у него бы уже никогда не родился еще один сын, чтобы унаследовать фамилию и богатство. Когда он счел меня достаточно взрослым, он отправил меня в школу в Англии. Мать вернулась в Данию и потратила годы на мои поиски. Мой отец к тому времени скопил невероятное богатство и власть. Она никому не могла рассказать о том, что случилось с ней.
Сюзанна встала и подошла к холодному камину. Никому не могла рассказать...
- Мой брат Адам, - начала она и сделала глубокий вдох. - Он любил Церковь. Он был алтарным служкой в возрасте десяти лет... и уже тогда решил, что хочет быть священником.
Она повернулась и встретилась глазами с Отцом Стернсом. Он ничего не сказал, только кивнул, чтобы Сюзанна продолжила.
- Мы нашли… после того как он выстрелил себе в голову в возрасте двадцати восьми... записку, в которой говорилось, что его насиловал наш священник. Неоднократно, в течение многих лет. Католическая церковь скопила невероятное богатство и власть..., - процитировала она Отца Стернса. - Он тоже никому не рассказал.
Отец Стернс подошел к ней. Он с нежностью положил руку на ее лицо, и она увидела свои слезы на его пальцах.
- Так как он покончил жизнь самоубийством, церковь не позволила захоронить его по-католически. Гребаная католическая церковь, - сказала она, проглотив комок в горле, чувствовавшийся как камень.
- Сюзанна, мне так жаль.
Отец Стернс мягко погладил по ее щеке подушечками пальцев.
- Вы только что назвали меня Сюзанна, не мисс Кантер.
Он улыбнулся.
- Да.
- Тогда как мне называть вас теперь?
- Дети в церкви уже много лет зовут меня Отец С. Звучит не так устрашающе, как Отец Стернс, я полагаю. Близкие мне люди, те, кто действительно знают меня, зовут меня Сорен.
- Я хотела бы узнать вас... Сорен.
- Вы уже начали, - сказал он, отходя и вновь садясь в кресло.
- Могу ли я спросить, как называет вас Нора Сатерлин?
Снова опустившись в кресло, Сюзанна вытянула ноги, и посмотрела на него.
- Элеонор зовет меня именами всех персонажей своих книг, - сказал он, и они оба рассмеялись. - Но в основном Сореном. Она говорит, что мое имя звучит достаточно претенциозно.
- Не могу поверить, что она сказала это вам. Серьезно, я встречала генералов, но они были невинными младенцами по сравнению с вами.
- Элеонор - бесстрашная женщина и всегда была.
- Вы очень нежно о ней отзываетесь. Не говорите мне, что вы не близки.
- Мы близки. У нее была неприятная стычка с законом в возрасте пятнадцати лет. Судья заставил меня быть надзирателем в ее общественных работах. Ее родители не хотели заниматься ею после того случая. Полагаю, можно сказать, что мне пришлось заменить ей отца.
- Вы гордитесь тем, какой она стала? - спросила Сюзанна, уверенная в ответе.
Эротическая писательница, Госпожа... плохая девочка.
- Я не мог бы гордиться ею больше. Ее жизнерадостность, интеллект, сила... мы все должны стать такими, как она.
- Она сильная?
Сюзанна видела фотографии Норы Сатерлин – краешком глаза.
- Достаточно сильная, чтобы даже я мог быть слабым рядом с ней.
Сюзанна улыбнулась.
- Вы слабый? Думаю, что хотела бы это увидеть.
Сорен обратил свой взгляд на нее, и тот был самым холодным, тяжелым и острым, который Сюзанна когда-либо видела. Ее кровь похолодела, руки онемели, а сердце затрепетало.
- Уверяю вас, - сказал он с тихой угрозой, - вы бы не захотели.
Сюзанна хотела вздрогнуть, спрятаться, отвернуться, убежать... но что-то удерживало ее там, не давая уйти. Да, он запугал ее до смерти. Но за этой каменной стеной, которая была Отцом Стернсом, показалась тень чего-то еще, того, что было спрятано под священническим воротничком. Она должна была увидеть его, должна была узнать.
- Расскажите мне об Элеонор, - сказала она, каким-то образом интуитивно понимая, что узнать ее поможет узнать его. - Ничего секретного. Ничего личного. Просто о ней. Какая она?
- Какая Элеонор? - Он чуть не рассмеялся на заданный вопрос. - Точно так же вы могли бы спросить меня, какой Бог. Она не Бог, но ее почти так же трудно описать. Это может занять всю ночь.
Сюзанна откинулась в кресле и посмотрела на него... орлиный нос, сильная линия мужественной челюсти, четко-очерченные губы. Ее взгляд скользнул на его руки. Руки пианиста, изящные, ловкие, аккуратные. Каким было бы их прикосновение на ней... в ней? Она хотела увидеть его слабым. Она хотела увидеть его любым, каким смогла бы.
- У меня есть целая ночь.
* * *
Держась подальше от центра, Нора взяла такси и дала водителю адрес на Манхэттене.
- Вы уверены? - спросил водитель. - Это не…
- Просто езжайте, - приказала Нора, и водитель моментально заткнулся. Через несколько минут они подъехали к черно-белому трехэтажному особняку. Нора бросила деньги на переднее сидение салона и вышла без слов. Промчавшись вверх по ступенькам, она открыла двери, и на нее тут же оскалились четыре ротвейлера.
- Шшшш... сидеть, малыши.
Все четыре собаки заскулили и сели на задние лапы. Обычно она любила немного поиграть с собаками, у которых была ужасная репутация, но еще и просто бездна любви и привязанности. Нора поднялась на третий этаж и пошла по коридору. В конце зала она открыла дверь в кабинет Кингсли.
Файлы... ей нужны файлы. Нора осмотрела офис. Так много шкафов. Она не знала, с чего начать.
Сатерлин открыла верхний ящик первого шкафа и увидела ряды файлов, аккуратно помеченных по имени - фамилия, запятая, имя и номер. В третьем шкафу во втором ящике снизу она нашла файл Райли, Уесли (Джон), 1312. Нора открыла папку.
- О Боже, черт бы тебя побрал.
Она закрыла папку, захлопнула ящик и прислонилась к поверхности шкафа из черного дерева. Она забыла, что Кингсли закодировал все свои файлы. Нет, поправила себя Сатерлин, Кингсли и Джульетта закодировали свои файлы. И Джульетта, красивая Гаитянка и секретарша Кингсли, обожала делать все, чтобы разозлить своего босса. Включая и возможность помочь Норе расшифровать один из файлов. Открыв досье снова, Нора пересчитала страницы - четыре. Наверняка, Джульетта могла бы...
- Chérie? Что ты здесь делаешь?
Нора даже не повернулась.
- Уже полночь, Кинг. Джульетте не станет холодно и одиноко в постели без тебя?
- Пару минут без меня она переживет. И ты не ответила на мой вопрос.
- Хотела почитать чего-нибудь легкого на ночь. - Она снова пролистала файл, надеясь понять хоть что-то. - Как ты узнал, что я здесь?
- Я поставил в офис сигнализацию.
Нора резко посмотрела на Кингсли. Сигнализация? Кингсли даже двери в своем особняке не запирал, не то что ставил сигнализацию. Он любил хвастаться его чувством защищенности. Все в Нью-Йорке, по крайней мере, уголовные элементы, знали, что лучше не перебегать дорожку Кингсли Эджу.
- Кто бы ни украл мой файл... ты боишься его, не так ли? - спросила Нора.
- Oui. И это означает, что тебе тоже должно быть страшно. Это означает, что ты не должна появляться в городе без разрешения своего хозяина.
Кингсли встал прямо перед Норой. Поверх файла Сатерлин видела обнаженный торс мужчины – оливковая кожа, с великолепно развитой мускулатурой и вся в старых шрамах, как внутри, так и снаружи. Кингсли забрал папку из ее рук, и Нора неохотно встретилась с ним глазами.
- Зачем ты здесь? - спросил Кингсли, его голос был мягким, но не безобидным.
Нора ничего не ответила.
- Ответь мне, - сказал Кингсли.
Нора бросила на него свирепый взгляд. Ей мог приказывать только Сорен, и больше никто.
- Что ты здесь делаешь? Ты должна быть на севере штата с Гриффином. Никак не в моем офисе посреди ночи.
Нора промолчала. Кингсли, одетый только в темно-серые брюки и расстегнутую белую рубашку, взглянул на надпись на папке.
- Ааа, - кивнул он. - Понятно. Твой питомец... ты скучаешь по нему.
- Уесли был моим лучшим другом и соседом по комнате. А не домашним питомцем. А сегодня мы ходили на пони-шоу, и я заговорила о лошадях и Уесли и Кентукки, а Гриффин…
- А Гриффин знает. И ты теперь тоже.
- Скажи мне, кем был мой сосед, - потребовала Нора. - Гриффин показал мне его фотографию. Уес был на Кентуккском Дерби и разговаривал с принцем Гарри. Принцем Гарри. И на фото было написано…
- "Принц Кентукки сравнивает гонки с принцем Англии", - Кингсли закончил за нее, открывая последнюю страницу файла и показывая ей ту самую фотографию. - Я хорошо об этом знаю.
- Черт побери. Ты знал. Ты знал, кто он, и не сказал мне. Как ты мог так поступить?
- Он никогда не говорил тебе. Это был его выбор. И это не я должен был тебе рассказывать обо всем.
- Сейчас как раз такое время. Расскажи мне, кто такой мой сосед.
Кингсли подошел к столу и уселся на его краю.
- Во-первых, скажи мне, зачем тебе это. Ты отослала его подальше. Он ушел.
Нора положила руку на сердце.
- Не здесь. Отсюда он не ушел.
- Он заслуживает лучшего, чем это, le prêtre does.
Нора не могла с этим поспорить.
- Я знаю. Я знаю, что это так. Ты хотел, чтобы я вернулась к Сорену.
- Я просто хотел, чтобы le prêtre снова был счастливым. По какой-то причине, ты делаешь его счастливым. Но это... - Он поднял файл. - Это не сделает кого-то счастливым.
Нора вздохнула. Она подошла к столу Кингсли и рухнула в кресло напротив.
- Я собиралась вернуться к нему, к Сорену.
Она посмотрела на голые ноги Кингсли. Так странно видеть его не в его фирменных сапогах для верховой езды. Только секс мог вытащить его из сапог. Где-то в глубине дома ждала и гадала, куда же подевался хозяин, Джульетта. Но ей придется подождать.
Кингсли рассмеялся низким смехом.
- Сколько ты выпила сегодня, maîtresse? Ты уже вернулась к нему.
Нора улыбнулась.
- Нет... Я имею в виду, я собиралась вернуться к Сорену полтора года тому назад. Это было в среду в сентябре. Та целая неделя... Я не знаю, почему, но всю ту неделю я едва могла дышать, настолько скучала по Сорену. У меня были хорошие и плохие дни без него. Тот день начинался плохо. Так плохо, что я решила сдаться, смириться и упасть перед Сореном на колени, пока он не заберет меня обратно. Но я этого не сделала. И знаешь почему?
Сначала Кингсли ничего не ответил. Через десять ударов сердца он, наконец, спросил.
- Pourquoi?
- Потому что это был первый день, когда мне дали тот глупый курс по письму в Йоркском университете, и я зашла в класс и увидела эти красивые большие карие глаза, смотревшие на меня так, будто никогда ничего подобного не встречала. Я встретила Уесли. И я просто забыла. Я забыла, что хотела вернуться к Сорену. - Нора проглотила слезы в горле. - Упс.
- Я притворюсь, что никогда этого не слышал.
Нора грустно рассмеялась.
- Я пришла к тебе той ночью, помнишь, Кинг?
Нора встретилась с ним взглядом, и позволила ее мыслям и телу наполниться воспоминаниями - гонки по Манхэттену, бег вверх по лестнице... почти как сегодня.
- Ты крепко спал в своей постели, и я заползла к тебе, взяла тебя за запястья, пока ты спал...
Кингсли резко вдохнул и отвернулся. У них было правило никогда не говорить о той стороне Кингсли.
- Oui, я помню.
- Я горела, - призналась Сатерлин. - Тем парнем на моем курсе в Йорке. Уесли. Я не могла позволить своим чувствам стать очевидными. И выместила все на тебе. - Нора встретилась с темными глазами Кингсли. - Та ночь, возможно, была первой ночью, которую мы провели вместе, не фантазируя об одном и том же человеке.
Кингсли молчал. И Нора ничего не ответила.
- Я думал пару раз, люблю ли я le prêtre больше чем ты, chérie. Теперь я знаю, что да.
- Кингсли... - Нора сильно зажмурилась, но вниз покатилась одна крохотная слезинка. - Я знаю, что ты понимаешь, каково это любить кого-то настолько сильно и не иметь возможность получить его. Пожалуйста... я умоляю тебя сегодня.
- Если используешь любую деталь этой информации, чтобы навредить le prêtre... - голос Кингсли затих, и угроза так и осталась невысказанной.
Он не должен говорить. Она и Кингсли не стали друзьями, и никогда ими не были. Они были как Иаков и Исайя для Сорена. По крайней мере, так думал Кингсли. И сейчас если она навредит Сорену... между ними больше не будет соперничества. Это будет настоящая война.
Так тому и быть.
Бросив на нее последний взгляд, Кингсли взял со стола элегантные очки в тонкой оправе, и, надев их, открыл файл.
Он читал. Нора слушала. И к рассвету она знала одну вещь.
Уесли солгал ей.