В основном существует два типа адвокатских контор. Первый — это запущенные, неряшливые помещения, все полки которых забиты связанными в пачки старыми пожелтевшими документами, покрытыми густым слоем пыли. Хозяин такой конторы рассчитывает таким образом убедить потенциального клиента в том, что он давно и успешно практикует. Вместе с тем, судя по внешнему виду заведения, он берет не слишком высокие гонорары, ибо в противном случае его офис выглядел бы значительно презентабельнее. Адвокаты второго типа предпочитают обзаводиться современными офисами, где все сверкает стеклом и полированным деревом и к услугам клиента всегда два-три стенографиста-помощника, излучающие профессионализм и усердие. Первая реакция посетителя такого сверкающего офиса — благоговейный ужас: сколько же этот адвокат тратит на роскошную обстановку? Однако, размышляя, человек приходит к успокоительному выводу, что этот юрист должен быть хорошим профессионалом, успешно ведущим дела своих клиентов, чтобы нести такие внушительные расходы.
Офис Филипа Ирвинга, который я увидел следующим утром около половины одиннадцатого, занимал среднее положение между двумя указанными подходами и, насколько я мог судить по самому Ирвингу, вполне ему соответствовал. Он был из тех, кто вечно колеблется и не может занять сколько-нибудь определенную позицию. Но секретаршу-стенографистку все-таки себе завел, и я оценил этот его шаг по достоинству.
У девушки, поднявшей глаза от бумаг на столе, когда я к нему приблизился, была странная прическа: ее блестящие черные волосы были небрежно острижены, как будто она рассеянно отхватила себе два-три клока тупыми ножницами во время перерыва на кофе просто от нечего делать, а потом забыла закончить стрижку. Правда, как ни странно, она ей очень шла — короткая стрижка великолепно подчеркивала ее круглое румяное личико с пухлыми, надменными и самолюбивыми губками. На ней был строгий и изящный голубой костюм, который определенно рекомендовался модными журналами как самая подходящая одежда для работы в офисе, только для меня было полной загадкой, как они могли это советовать, не видя ее фигуры. Но когда я внимательнее пригляделся к девушке, то осознал, что для нее просто невозможно подобрать подобающий для секретарши делового человека туалет, — даже костюм, сшитый из кольчуги, не смог бы скрыть эти восхитительные изгибы. Она смотрела на меня светло-карими глазами, в которых когда-то я прочитал бы интерес к моей скромной особе, но с тех пор, как я узнал Эйнджел, у меня пропала былая уверенность в суждениях о женщинах. Девушка глубоко вздохнула, при этом шелковая ткань блузки так туго натянулась, что я начал подозревать — в такой ситуации не выдержала бы и кольчуга, не обладающая эластичностью шелка.
— Могу я чем-нибудь помочь вам? — Ее мелодичный голос напомнил мне одну из моих фантазий, где я представлял себя обреченным провести долгую арктическую зиму в эскимосском иглу в обществе всего лишь десяти юных звездочек Голливуда.
— Может быть, вы могли бы вернуть мне утраченную уверенность в себе? — тоскливо сказал я. — Я чрезвычайно нервозный человек.
— Если вы ищете доктора Кралла, психоаналитика, то он двумя этажами ниже, — деловито сообщила она, продолжая внимательно меня изучать. — Но вы вовсе не кажетесь мне нервозным.
— За всю мою жизнь такое случалось со мной только однажды, — доверительно признался я. — Вообще это со мной происходит только тогда, когда я неожиданно сталкиваюсь с девушкой абсолютной исключительной красоты вроде вас.
— По тому, как вы весь дрожите, видно, что вы действительно человек нервный. — Она улыбнулась, и мне показалось, что это сияющий луч солнца прорвался сквозь завесу мрачных туч. — Уверена, доктор Кралл позаботится о вас.
— А я-то надеялся, что это сделаете вы, — серьезно проговорил я. — Знакомство с такой исключительной девушкой определенно излечило бы меня, я в этом уверен.
— Над этим стоит поразмыслить, — задумчиво произнесла она. — Доктор Кралл берет пятьдесят долларов в час, но если вы доверяете мне больше, чем ему…
— Я рассчитывал, что вы можете рассмотреть возможность платежа частичными взносами, — тоном банковского клиента заявил я. — Небольшой платеж наличными, а проценты — регулярными свиданиями…
И снова ее полные губки изогнулись в милой улыбке, а белоснежные ровные зубки дразняще прикусили нижнюю из них.
— У меня строгое правило — проверять кредитные возможности каждого потенциального… клиента, но, возможно, для вас я сделаю исключение, — так же важно ответила она.
— Вы очень любезны, а это редко встретишь в девушке столько редкой красоты, мисс…
— Джоанна Джонс, — представилась она. — Друзья зовут меня Джонни, мистер…
— Уилер, Эл Уилер, — с готовностью сообщил я. — Враги называют меня лейтенантом.
— Вы — резервист? — Она с улыбкой покачала головой. — Почему-то вы не кажетесь мне человеком, который каждое лето проводит свой отпуск в военном лагере, где собираются одни мужчины!
— Я — полицейский, — пояснил я, стараясь, чтобы это настораживающее всех слово прозвучало как можно более дружелюбно и даже романтично. — Из офиса окружного шерифа.
— Вы коп? — От искреннего удивления у нее открылся рот. — Но у вас совершенно иная манера разговора.
— Вот и хорошо, — туманно заявил я, не желая, чтобы мы пустились в отвлеченные рассуждения. — Джонни… я понимаю, что это странный вопрос, но ваша ослепительная красота поразила мой разум… Вы уже решили, как проведете сегодняшний вечер?
— Да, — задумчиво ответила она, — но, думаю, я готова изменить свои планы.
— Великолепно! — радостно воскликнул я. — Могу я зайти за вами около восьми?
Полностью игнорируя мой вопрос, она заправила в машинку лист бумаги с фирменной шапкой офиса Филипа Ирвинга, и ее пальчики забегали по клавиатуре. Я уже начал погружаться в бездну отчаяния, вообразив, что стало сказываться действие проклятия Ангела и Джонни передумала, когда она вдруг закончила печатать, вытянула лист из машинки, аккуратно сложила его и протянула мне.
— Здесь мой адрес и номер телефона. Не потеряйте его, Эл. Терпеть не могу, когда меня подводят.
— Скорее голову потеряю! — пылко заявил я и заботливо убрал сложенный листок в бумажник. — Встретимся вечером, Джонни, ровно в восемь.
Я был на полпути к выходу, когда меня остановил ее мелодичный голосок.
— Да? — Я предупредительно обернулся.
Ее глаза хранили озадаченное выражение, когда она поманила меня к себе изящным розовым пальчиком. Если тебя призывает такая красавица, можно только повиноваться — в мгновение ока я снова оказался у ее стола.
— Скажите, Эл, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Вы уже видели меня раньше?
— Как вы могли подумать?! — ужаснувшись, воскликнул я. — Разве такие прелестницы встречаются в нашем Пайн-Сити на каждом шагу?
— Значит, вы хотите сказать, — в каком-то благоговейном страхе медленно произнесла она, — что случайно зашли в наш офис, рассчитывая найти здесь образец совершенной красоты?
— Что? — Я недоуменно уставился на нее и только через несколько секунд все вспомнил. — Господи! Спасибо, что напомнили, Джонни. Я хотел видеть Филипа Ирвинга.
Она с облегчением вздохнула:
— Я чуть не сошла с ума, честное слово! Мистер Ирвинг здесь, но боюсь, сейчас он занят. Хотите, чтобы я ему позвонила?
— Передайте ему привет из Бронкса, если пожелаете, дорогая, — сказал я с величавой важностью.
Она нажала на кнопку внутренней связи, и ей ответил высокий мужской голос.
— Мистер Ирвинг, здесь лейтенант Уилер, — быстро заговорила Джонни. — Он…
— Направьте его ко мне, — резко ответил Ирвинг.
Джонни сняла пальчик с кнопки и удивленно воззрилась на меня.
— Должно быть, вы пробудили в нем комплекс вины или что-нибудь в этом роде, Эл. Чаще всего он не обременяет себя посетителями, даже если им назначена встреча.
— Вчера ночью кое-кто пожелал мне удачи, и похоже, сегодня это пожелание начало осуществляться. Сначала мне посчастливилось назначить свидание с девушкой идеальной красоты, потом удалось добиться встречи с Ирвингом даже без предварительной договоренности. Кто знает, может, до конца дня я услышу и от своего шефа доброе слово!
— Вам в ту дверь, справа, — показала она тонким пальчиком с розовым маникюром. — Если вы добьетесь от него какой-нибудь реакции, крикните мне, чтобы я смогла посмотреть, хорошо?
— Не понял?
— За все восемь месяцев я не видела, чтобы он хоть на что-нибудь отреагировал, как все люди, — с искренней растерянностью призналась Джонни. — Как-то раз я проигрывала в уме идею войти к нему в кабинет, сбросив всю одежду и захватив с собой только блокнот и карандаш, чтобы посмотреть, что он станет делать. Но я точно знаю, что будет. Он скажет: «Не стойте на сквозняке, мисс Джонс», — а потом просто начнет диктовать.
— Проверьте это как-нибудь на мне, дорогая! — с энтузиазмом попросил я. — У меня дома скопилась целая груда неотвеченных писем, так что, может, прямо сегодня вечером и попробуем?
Ее светло-карие глаза потемнели, пока она раздумывала над моим предложением.
— Меня только одно беспокоит, — наконец сказала она. — Мне нужно взять с собой блокнот и карандаш?
Я поплыл к кабинету Ирвинга, не чуя под собой ног, окутанный розовой дымкой восторга, но был резко вырван из этого волшебного состояния, стоило мне увидеть его чопорное лицо, возвышающееся над письменным столом. Джонни была права, подумал я. Рядом с Филипом Ирвингом невозможно испытывать восторженные чувства. Но может, Салли Кремер составляет исключение?
Он не изменился со вчерашнего дня, все так же старательно сливаясь с окружающей обстановкой, но здесь, в привычной ему среде обитания, это становилось более заметным. Его бесцветные глаза за светлой черепаховой оправой очков поразительно напомнили мне двух амеб, плавающих в грязной луже.
— С вашей стороны очень любезно, лейтенант, что вы пришли так скоро, — сказал он сухим, бесцветным голосом. — Садитесь, пожалуйста.
Я уселся в кресло для посетителей напротив него и закурил, пытаясь осмыслить сказанное им.
— Я сказал девушке в офисе шерифа, что это дело безотлагательной срочности, — продолжал Ирвинг. — Но должен заметить, лейтенант, очень польщен, что вы сочли необходимым нанести мне личный визит. — Он взглянул на свои плоские дорогие часы. — И всего через тридцать минут после моего звонка.
— В конце концов, мистер Ирвинг, мы — слуги народа, — ответил я, воспользовавшись штампом из официальных телепередач. — Это вы платите нам нашу жалкую зарплату.
Он поставил локти на стол и, соединив кончики худых пальцев, соорудил изящную пирамидку.
— Я не из тех, кто способен таить обиду, вы понимаете, — отрывисто проговорил адвокат. — Но после нашей вчерашней встречи пришел к двум очевидным выводам. Во-первых, что шериф Лейверс — человек не только вспыльчивого и несдержанного характера, но и весьма недалекого ума. А во-вторых, что вы, лейтенант — офицер полиции, которому, по меньшей мере, не безразличны доводы разума. Поэтому вполне естественно, что сегодня утром я решил позвонить именно вам, а не шерифу. В дальнейшем предпочел бы, насколько возможно, избегать с ним общения. — Он прерывисто вздохнул. — Надеюсь, я ясно выразился?
— Абсолютно ясно, — подтвердил я. — А что это за дело такой важности, которое заставило меня поспешить к вам сразу после вашего сообщения?
— Во время нашей вчерашней неприятной встречи, — Ирвинг на мгновение прикрыл глаза, как бы прогоняя болезненное воспоминание, — мы обсуждали мотивы, по которым кто-то покушался на жизнь Митчела Кремера. Я высказал предположение, что не сложно будет найти довольно веские мотивы у тех прилипал и бездельников, которыми он постоянно себя окружает.
— Так оно и было, — серьезно подтвердил я.
Он побарабанил кончиками пальцев друг о друга.
— За высказанное мною мнение, а также потому, что я не мог тут же представить доказательства моего предположения, я был оскорблен и унижен шерифом Лейверсом. Но вот здесь, лейтенант, находятся конкретные доказательства, что такие мотивы существуют! — Ирвинг выразительно похлопал по тонкой папке, лежащей перед ним на столе. — Неопровержимые доказательства, лейтенант! Думаю, они представляют для вас интерес. — Он подтолкнул папку ко мне. — Можете сами ознакомиться.
— В любом случае благодарю, — невозмутимо отозвался я. — Но сейчас предпочел бы послушать вас. Позже прочитаю все, что там есть.
— Как пожелаете.
Ирвинг снова сложил пальцы пирамидой, что заставило меня задуматься, не был ли он испуган в юности кафедральным собором.
— Сэмюэл Форд — один из бывших летчиков и давний сослуживец Кремера, — начал педантично излагать Ирвинг. — Приблизительно два года назад он основал службу аэротакси, используя аэродром Пайн-Сити. Естественно, Форд не располагал для этого никаким капиталом. — Адвокат презрительно фыркнул. — Зато у него был верный и богатый друг, Митчел Кремер, который одолжил ему пустяковую сумму в пятьдесят тысяч долларов, чтобы открыть дело.
Я присвистнул:
— Вот это я понимаю! Действительно, верный друг.
— Помню, я пытался отговорить Кремера, — жестко продолжал Ирвинг, — указывая ему на очевидные факты: что вся эта затея чистой воды авантюра и что Форд идет на невероятно большой риск. — Он слегка искривил тонкие губы в презрительной гримасе. — Могу даже процитировать по памяти ответ Кремера: «Мы с Сэмом старые друзья, вместе летали всю войну, а потом в Корее — я просто не могу оставить его в беде». Доводы логики беспомощны против такой сентиментальной болтовни, лейтенант, беспомощны и бесполезны. Так что в конце концов Форд получил свои пятьдесят тысяч на организацию службы аэротакси.
— И вы считаете это достаточным поводом для убийства?
Вокруг его глаз за черепаховой оправой на мгновение проступила мертвенная бледность.
— Сегодня утром по дороге на работу я вдруг вспомнил об этом займе, — продолжил он, слегка убыстряя темп речи. — Меня мучило какое-то неотвязное представление, что с ним связано что-то еще, что-то важное, что я обязан вспомнить. Поэтому первое, что сделал сегодня утром, придя в офис, это нашел папку с документами на «Форд аэротакси». И там действительно оказалось кое-что еще — жизненно важные подробности, лейтенант, я бы сказал, кричащий мотив для убийства!
Тут я сразу понял, какие чувства испытывал вчера шериф к этой морковке в очках.
— И что же это такое? — проворчал я.
— Когда был оформлен заем и подписаны все необходимые бумаги, — с торжеством произнес Ирвинг, — Форд начал испытывать вполне понятное беспокойство за судьбу своего предприятия в случае непредвиденной смерти Кремера. Я слишком хорошо понимал его тревогу — он сознавал, что тогда заниматься финансовыми делами Кремера придется мне, а уж я бы с ним не стал церемониться. Поэтому Форд предложил, чтобы они с Кремером застраховали свои жизни, каждый на сумму пятьдесят тысяч долларов, выписав полисы в пользу друг друга.
— И если бы вчера на самолете взорвался Кремер, это дало бы Форду пятьдесят тысяч? — уточнил я, довольный, что он все-таки добрался до конца.
— Вот именно! — Адвокат осторожно провел ладонью по своей тщательно прилизанной прическе в поисках выбившегося из пробора волоска и, конечно, такового не обнаружил. Затем продолжил: — Дела у Форда в этом его идиотском аэротакси идут из рук вон плохо, и я могу доказать это на цифрах. Я даже уверенно констатировал бы, что в настоящее время он близок к банкротству. — Ирвинг откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня с полным удовлетворением. Я был готов к тому, что, соединив ладони, он вот-вот начнет благодушно вращать большими пальцами, но мой собеседник покровительственно добавил: — Полагаю, это мотив, который вы ищете, лейтенант. И вам больше некого искать, не так ли?
— Сожалею, что вы не вспомнили об этом вчера, когда находились в кабинете шерифа, — сказал я.
— Я также сожалею. — В его голосе прозвучала снисходительность к собственным мелким недостаткам. — Думаю, тогда я был слишком взволнован, чтобы ясно мыслить.
— А я думал, вы были слишком озабочены, защищая доброе имя и репутацию Салли Кремер, так что вам некогда было думать о чем-то еще, — высказал я свое предположение самым ласковым тоном.
Он несколько раз растерянно мигнул, затем наклонился вперед и снова облокотился на стол:
— Простите, лейтенант?
— Насколько я слышал, Салли Кремер значит для вас гораздо больше, чем просто жена вашего клиента, — небрежно сообщил я. — Чертовски больше, особенно если принять во внимание, что ночью вас с ней застали на задней террасе.
Его бледное лицо стало ярко-пунцовым, пока он тупо таращился на меня своими рыбьими глазками.
— Что?! — задыхаясь от возмущения, выговорил Ирвинг. — И вы смеете предполагать…
— Не предполагать, — холодно возразил я. — Этому есть свидетельница — талисман бывших летчиков, Эйнджел. Вы должны были ее запомнить, потому что забыть такую девушку не способен ни один мужчина, даже вы. Она сказала мне и готова засвидетельствовать это, если понадобится, что видела больше чем достаточно, чтобы убедиться: вас и Салли Кремер связывают отношения, которые нельзя классифицировать как платонические, даже в самом широком смысле этого слова.
Я закончил длинную тираду, но мои слова, казалось, еще висели в воздухе. Черт побери, расстроенно подумал я, это под влиянием проклятого Ирвинга меня так понесло! Если бы я не был настороже, то мог бы тарахтеть и дальше еще черт знает сколько времени, пока бедная девочка не отчаялась бы дождаться меня и не ушла домой.
— Но… но… — беспомощно бормотал он, пытаясь привести в свое оправдание какой-нибудь веский довод и в смятении не находя его.
— Говоря о мотивах, — неумолимо продолжил я, — если для Форда пятьдесят тысяч долларов представляются серьезным доводом для убийства Кремера, насколько же более веским мотивом является все состояние Кремера, которое могла бы унаследовать его жена.
Пирамидка рухнула, как будто сокрушенная толчком землетрясения, когда пальцы Ирвинга ослабли и он уронил руки на стол.
— Вы же не можете всерьез предполагать, что это Салли пыталась убить своего мужа и вместо этого убила Хофнера? — прошептал он посеревшими губами.
— Почему же нет? — рассудительно возразил я. — У нее двойной интерес — она наследует его состояние и становится свободной, чтобы затем выйти за вас замуж. — Я помедлил, перед тем как вонзить в него заостренную стрелу. — Разумеется, если вы думали о женитьбе.
— Лейтенант! — Ирвинг извлек из кармана девственно-чистый платок и осторожно промокнул им пот на лбу. — Я готов признать, что был… гм… несколько неосмотрителен, уединившись с Салли на террасе, но — вы должны мне верить! — я был только на некоторое время захвачен эмоциями.
— Хотелось бы мне быть там, чтобы увидеть это, — произнес я мечтательно. — Уверен, ваша захваченность эмоциями сродни искусству швырять камешки в воду, не вызывая ни единого всплеска!
— Повторяю, — его голос стал тверже, так что, возможно, мои уколы достигли своей цели, — мысль о том, что Салли Кремер пыталась убить своего мужа, это полный абсурд!
— Ладно, — легко согласился я опустить этот вопрос. — Но существует и другая версия.
— Другая версия? — старательно выговорил он, как будто я учил его иностранному языку.
— Да, и речь пойдет о вас, — огорошил я его. — Все эти годы вы занимались делами Кремера, стараясь увеличить его состояние, и вместе с тем не выносили этого человека, презирали за неуемный характер и полное неуважение к своему богатству. В довершение всего вы влюбились в его жену. И у вас тоже появился двойной побудительный мотив! Со смертью Кремера жена наследует все его состояние, а затем вы женитесь на вдове и получаете прелестную куколку вместе с миллионом баксов. И чем больше я об этом думаю, Ирвинг, тем больше убеждаюсь: вы — самый вероятный преступник из тех, кого мы можем подозревать на данный момент.
Он содрогнулся всем телом, как будто у него начался припадок эпилепсии.
— Убирайтесь вон из моего офиса, идиот несчастный! — закричал адвокат, брызгая слюной. — Я не желаю больше тратить время на вас, вы меня слышите?! Вон!
— Как скажете, — вежливо отозвался я. Вставая, я подхватил со стола папку, затем вспомнил, что перед уходом должен сделать прощальный жест. — Мистер Ирвинг! — Я счел, что он должен знать о своих правах, поэтому официально заявил: — Если вы хотите позвонить своему адвокату, то мы не станем возражать.