Ангел Габриеля

Глава 4

Никогда прежде рождественское утро не казалось Тристану таким унылым. Он смотрел на свое отражение в зеркале, и его руки никак не могли справиться с галстуком. Темные круги лежали у него под глазами, лицо было необычайно бледным. Страдальческие складки залегли в уголках рта, словно всю ночь напролет он отвоевывал у кого-то свою душу и потерпел неудачу. Наверное, так оно и было, а борьбу он вел с рыжеволосым ангелом, явившимся в его мир по рождественскому желанию ребенка.

Всю ночь ему не давала покоя безрассудная мысль, что женщина, возможно, была решением всех его проблем, что она станет той самой гувернанткой, в которой он так нуждался. А потом снова и снова он клеймил себя за то, что позволил себе хотя бы задуматься над подобной возможностью. Он не знал эту женщину, совершавшую, несомненно, весьма странные поступки. Габриелю и без того нелегко будет привыкнуть к мысли о скорых переменах в его жизни, а тут еще Алана Макшейн станет нашептывать ему о звездах, ангелах и волшебном Рождестве.

От нее веяло беспокойством, Тристан не сомневался в этом. Тогда почему ночью в своих снах он искал ее, протягивая руки во тьму, вспоминая ее нежную, как лепестки цветка, кожу, ее золотистые волосы и янтарные глаза? И радовался, страдал и смеялся, вновь возродившись к жизни.

Целую вечность потратил он за эту ночь, объясняя ей, как где-то на жизненном пути, который выбрали для него другие, он потерял свою драгоценную душу. И он просил прощения у ангела, которого мечтал заключить в свои объятия.

Но в ответ она сказала ему печальным нежным голосом то, что он уже слышал: «Вы недостойны такого сына, как Габриель».

Сердясь, Тристан в который уже раз перевязал смявшийся галстук. Его лицо в зеркале было мрачным и усталым. Скоро ее здесь не будет. Она исчезнет из его дома, исчезнет из его жизни. Как исчезнет из его жизни и Габриель.

Тристан вышел в коридор и направился к ее комнате, намереваясь поскорее распрощаться с ней, надеясь, что Габриель еще не проснулся. Габриель со своей непонятной привязанностью к незнакомке, принесшей в его жизнь радостное дыхание Рождества.

Но уже издалека Тристан увидел распахнутую настежь дверь и солнечный свет, проникающий в коридор из окна.

Он ускорил шаг и заглянул в комнату. Похоже, она здесь и не ночевала: все вещи стояли на своих местах, покрывало на кровати было без единой морщинки. Сердце Тристана сжалось. Алана исчезла.

Что же он не ликует? Будь он умнее, он бы выставил эту женщину на улицу еще накануне, пока она не внесла беспорядок в его жизнь. Какое затмение ума нашло на него, что заставило его оставить незнакомку ночевать в доме? Так ему и надо, если она скрылась, прихватив с собой столовое серебро.

Вздрогнув, Тристан вспомнил, что Алану Макшейн в его доме интересовало одно-единственное сокровище: Габриель, с его золотыми кудрями и очень серьезными темными глазами. Габриель, полностью доверявший Алане…

С бьющимся сердцем, сжав кулаки, весь дрожа, он поспешил в комнату сына. В детской царила тишина. А кровать…

Тристан подошел к кровати. Она была прибрана, и лишь подушка хранила отпечаток головы ребенка. Но самым ужасным было то, что старый тряпичный пони Габриеля лежал брошенный на покрывале. Если бы Габриель вдруг отправился на небо, он бы и тогда ни за что не расстался со своей любимой игрушкой.

А что, если женщина похитила Габриеля? Увела его с собой? И мальчик пошел за ней, веря, что она ангел, присланный матерью.

«Когда вечером вы будете беседовать с Богом, попросите, чтобы Он получше устроил судьбу ребенка», – припомнил он свои жестокие слова накануне.

Тристан выскочил из детской и бегом спустился по лестнице, громко зовя сына и ожидая самого худшего. Кухарка миссис Берроуз, ковыляя, вышла из кухни; дворецкий Берроуз поспешил навстречу Тристану, насколько ему позволяли старые больные ноги.

– В чем дело, мистер Тристан? Что случилось? – всполошился дворецкий.

– Габриель… Вы его видели?

Миссис Берроуз побледнела.

– Нет, сэр. Я думала, он еще спит, и не стала будить бедняжку. Какой смысл, если мы не празднуем Рождество?

– Господи, помоги нам! – воскликнул Тристан, скорее приказывая, чем умоляя. – Обыщите дом. Каждый закоулок. Вчера здесь была женщина, наверное, она его и похитила.

– Какая женщина, сэр? – изумился Берроуз, как если бы Тристан открыл ему, что в корыте его жены поселилась русалка. – Но кто она? Кто…

– Она пробралась в дом, а я оставил ее переночевать, – с раскаянием признался Тристан. – Я сам ей это разрешил.

– Вы разрешили незнакомой женщине… – начала было миссис Берроуз, но смутилась и покраснела, устыдившись, что попрекает хозяина. – Даже если так, – продолжала она, – это не означает, что леди забрала Габриеля с собой. Может, он, как всегда, играет в свои игры где-нибудь на чердаке. Он говорит, что там он никому не мешает.

Даже не глядя на печальное лицо миссис Берроуз, Тристан догадался, что кроется за ее словами. Габриель играл на чердаке, чтобы не беспокоить отца.

– Я пойду поищу его, – объявил Тристан. – А вы тоже проверьте все комнаты и чуланы. Если найдете его, скажите ему…

Остальные слова Тристан договорил уже про себя: «Скажите ему: мне очень жаль, что я так вел себя с ним. Скажите, что я не хотел его обидеть. Скажите, что я его очень люблю…» Тристан смущенно опустил голову: он знал, что никогда не решится произнести вслух подобные слова.

– Мы сразу сообщим вам, как только найдем его, сэр, – заверил хозяина дворецкий.

Через прихожую и парадную дверь Тристан выбежал наружу. Ночная метель засыпала снегом и сровняла ступени крыльца, превратив его в горку, покрыла ветви деревьев и фонарные столбы пушистыми белыми шапками и нагромоздила сугробы во дворе, так что к дому теперь вряд ли мог проехать экипаж или карета.

Откуда же начинать поиски? Внезапно Тристан заметил две пары следов, ведущих прочь от дома по свежевыпавшему снегу. Одни были маленькими отпечатками сапог ребенка. Габриель…

Следы вели в сторону сада. Наверняка женщина решила скрыться вместе с ним через заднюю калитку сада, чтобы никто не мог их заметить. Тристан пустился бегом, надеясь, что повозки и кареты не уничтожили их следов на улице. Он бежал прямо по следам сына, бежал и молился – это у него получилось само собой. Он как раз миновал беседку, увитую в это время года голыми стеблями роз, когда до его слуха донесся пронзительный крик, может быть, крик о помощи. Неужели Габриель? Габриель понял, что Алана хочет его похитить!

Вихрем Тристан ворвался в сад через ворота в кирпичной стене, отделявшей двор от сада позади дома, и застыл на месте как вкопанный.

Какие только страшные картины не возникали в его воображении, пока он искал сына: Габриель, отбивающийся от Аланы, которая тащит его за собой; или, еще ужаснее, его доверчивый невинный мальчик сам идет навстречу опасности, увлекаемый леденцами или сказками о волшебных звездах и небесах. Но Тристан оказался совершенно не готов к открывшейся перед ним картине.

Его всегда серьезный и застенчивый сын, забыв обо всем на свете, катался в мягком пушистом снегу, как молодой щенок. Его нос и щеки раскраснелись от мороза, снег прилип к одежде, а Алана Макшейн со смехом бросала в него снежками.

– Ты слепил снеговика, Габриель Рэмзи! А чем ты сам не снеговик? – весело кричала Алана.

Радостный крик вырвался из груди Габриеля, и Тристан изумился.

Габриель смеялся! Тристан слышал, как его сын смеялся! Звук, совсем ему незнакомый, с горечью признался он себе. Тристан стоял и смотрел на нового Габриеля, столь не похожего на маленькое угрюмое привидение, обычно бродившее по комнатам пустынного дома. И кто же был феей, совершившей столь удивительное превращение? Ну конечно же, она, Алана Макшейн. Мороз разрумянил ее лицо, сделав его еще прекраснее, завитки шелковистых золотисто-каштановых волос выбились из-под капора, накидка была вся в снегу.

– Перестань, Лани! – взвизгнул мальчик. – Мне надо закончить снеговика! А то папа хватится своей шляпы!

– Ты говоришь, отец хватится своей шляпы? Отлично! Давай же поскорей вернем ее, пока он не отправился к себе в контору!

Габриель залился веселым смехом, не разобрав едкого намека, прозвучавшего в ее словах и ясно говорившего о том, что Алана Макшейн думает о владельце шляпы.

– Попробуй поймать меня, Лани! – крикнул Габриель, поднимаясь на ноги. – Не выйдет!

Габриель бросился бежать и тут же налетел на неподвижно стоявшего отца, охнул от неожиданности и тоже остановился, подняв на него испуганный взгляд. Господи, подумал Тристан, неужели он такое чудовище, что один его вид способен вмиг согнать радость с лица ребенка? Он попытался улыбнуться Габриелю, смягчить суровость взгляда, расправить хмурые брови, но не мог скрыть от проницательного не по возрасту ребенка сожаление и недовольство собой.

– Папа… Я думал, ты собираешься уходить. На работу в контору, – уточнил Габриель.

– Это вы, Тристан? – Как естественно прозвучало его имя в ее устах, какой надеждой осветилось ее лицо… – Вы решили остаться дома? Я очень рада.

На одну короткую секунду Тристан позволил себе насладиться прелестью ее улыбки, порадоваться одобрению, которым светились ее прекрасные глаза. Но тут же вспомнил, какой ужас он испытал всего несколько минут назад при мысли о похищении сына. «Ужас при мысли о похищении сына, с которым ты скоро расстанешься по своей доброй воле», – напомнил ему некий укоряющий голос. Упрек рассердил Тристана, и он устремил на Алану тот самый грозный взгляд, заставлявший его клерков дрожать от страха.

– Я как раз собирался уходить, когда обнаружил отсутствие Габриеля и…

Что он мог еще добавить? Сказать, что подозревал ее в похищении, потому что необдуманно предложил ей уладить это дело со Всевышним? Что может быть унизительнее и глупее…

– Так чем же вы тут заняты? – наконец спросил он, указывая на путаницу следов на снегу.

Габриель потихоньку отошел от отца и прижался к юбкам Аланы; непривычное упрямство было написано на его лице, подбородок с вызовом поднят.

– Алана сказала, ты очень сожалеешь, что тебе придется работать на Рождество. И раз тебя не будет, она обещала весь день играть со мной в разные игры.

Женщина решила подслатить горькую пилюлю и скрыть от Габриеля, что его эгоистичный и равнодушный отец решил забыть и о Рождестве, и о своем семилетнем сыне. Тристан уже открыл рот, чтобы оправдаться, но остановился. Пусть он эгоист, но не до такой степени, чтобы открыть сыну жестокую правду и погасить радостный блеск в его глазах.

– Мы уже купили с тележки остролист и имбирный пряник на завтрак. Знаешь, папа, он в форме человечка, а вместо глаз и пуговиц у него изюминки. Мне жаль было откусывать у него руки и ноги, но он такой вкусный, что я не смог удержаться.

– Вполне тебя понимаю, – поддержал сына Тристан. Он отлично чувствовал, что женщина по-прежнему бросает ему вызов. Но ведь именно она заставляет Габриеля радостно смеяться.

– И еще мы слепили снеговика, папа, такого, чтобы он был похож на тебя, в твоей шляпе и с твоей тростью. Но Алана сделала ему очень сердитое лицо. И я сказал, что его надо переделать.

Алана стряхивала снег со своей накидки.

– Габриель как раз запасся угольками, чтобы сделать вам веселую улыбку, – пояснила она, но почему-то ее слова камнем легли на душу Тристана. Алана похлопала Габриеля по щеке и продолжила: – Вот и займись этим теперь, молодой человек, пусть папа посмотрит, как у тебя это получится.

Тристан ожидал, что сын бегом бросится к снеговику, стоящему возле каменной скамьи; он вдруг осознал, что хочет видеть Габриеля смеющимся, проказничающим, бросающимся снежками в Алану. Чтобы глаза сына сияли радостью и блестели, как те снежинки, что сыпались с неба. Но Габриель послушным размеренным шагом направился к снеговику и начал исправлять кисло опущенные уголки его рта.

Воцарилось молчание, такое тяжелое, что Тристану показалось, будто он вот-вот задохнется. Наконец Алана заговорила, но так тихо, что Тристан с трудом разбирал ее слова:

– Вот все, что нужно вашему ребенку в этом мире: видеть, как вы улыбаетесь.

От негодования и обиды руки Тристана невольно сжались в кулаки. Именно эти чувства владели им в тот год, когда родился Габриель. Тогда навсегда умерла и надежда. «Но ведь гибель надежды не была виной Габриеля, – вновь напомнил ему внутренний голос. – Габриель тут ни при чем».

– Помните, как вы мечтали о пони, когда вам исполнилось двенадцать? – вывел его из задумчивости голос Аланы. – И как вы ликовали, когда наконец получили белого пони с золотистой гривой?

Откуда ей было известно о нем все до мелочей, хранящихся в самых отдаленных уголках его памяти? Тристан перевел на Алану недоуменный взгляд, вновь перебирая события прошлого, вновь переживая радости и неудачи.

– Я помню, но откуда вы знаете…

– Я подслушала рождественское желание Габриеля. Он готов поступиться всем, и Рождеством, и пудингом, и веселыми играми, даже пони, о котором так страстно мечтает, только бы вновь увидеть улыбку на лице своего отца.

Лучше бы она вонзила кинжал в грудь Тристана, это было бы милосерднее.

– Я прониклась сочувствием к вашему сыну, Тристан. Но не это заставило меня пробраться к вам в дом, а то, что Габриель сказал в самом конце. Он обращался к своей матери на небесах, но не получил ответа, и тогда он сказал, что на свете не бывает чудес. А раз чудес не бывает, то, наверное, там, наверху, нет и ангелов.

Тристан прижал руку к тому месту, где когда-то у него было сердце, а теперь одна тоскливая пустота. «Кто бы подумал, Господи, что Ты можешь наносить такие глубокие раны…»

– Папа, – позвал Габриель, и Тристан вздрогнул при звуке его голоса. Мальчик принес шляпу, лежавшую рядом со снеговиком, и протянул ее отцу, и Тристан смотрел и не мог насмотреться на мягкий овал его маленького лица, розовые губы и глаза в темных ресницах, которые так часто в последнее время смотрели в окно в поисках неведомого. Теперь Тристан знал, чего искал Габриель. Он искал ангелов, чудеса и мать, которая никогда к нему не вернется.

– Тебе она понадобится, чтобы идти на работу, – объяснил маленький мальчик. – Посмотри, Алана украсила шляпу самой красивой веточкой остролиста. Она сказала, ты должен быть нарядным, раз собираешься работать на Рождество.

– Так она и сказала? – переспросил Тристан, точно зная, чего он заслуживал по мнению мисс Макшейн: она умела изобрести для него пытку, и с каждым разом все более изощренную.

– Алана хотела отнести шляпу обратно и положить на полку, чтобы сделать тебе сюрприз. Она сказала, что хочет тебя обрадовать. Ну разве она не ангел?

Алана придумала для него самое жестокое из наказаний, но Тристан мог лишь благодарить ее, потому что она открыла ему, что у него давным-давно нет сердца. И еще он был благодарен Алане за то, что она заставила его увидеть Габриеля, увидеть по-настоящему, впервые с тех самых пор, как умерла Шарлотта. Нет, он ни за что не обидит больше сына за то короткое время, которое оставалось у них до разлуки.

– Да, шляпа выглядит очень… празднично, – похвалил Тристан и протянул руку, чтобы взять ее.

– Позвольте мне, мистер Рэмзи, – перехватила шляпу Алана и с показным усердием принялась стряхивать снег с ее полей.

Тристан наблюдал за ней, вдруг заметив новое выражение в ее глазах: в них было понимание, сочувствие, прощение и еще нечто, что потрясло его до глубины души. Если он не ошибся, то это нечто было сродни любви…

Какая ерунда, нелепая выдумка, сумасшествие, которое пробралось в дом вместе с Аланой, рождественскими желаниями и снами Габриеля… Ему следует на время куда-нибудь отсюда уйти, собраться с мыслями, обдумать, что все это значит. Алана и ее чудеса, ангелы и венок из омелы, и Габриель, готовый отдать все на свете за улыбку отца. В конторе «Рэмзи и Рэмзи» он наконец наведет порядок в своих чувствах.

Тристан взял шляпу и собрался надеть ее, и тут из нее ему на голову посыпался снег. Он охладил его щеки, проник в рот, даже за воротник сюртука и водяной струйкой стек по теплому телу. Габриель в ужасе смотрел на Тристана, но несносная женщина рядом с ним буквально сияла от радости.

– Я говорила тебе, Габриель, что хочу побыстрее вернуть шляпу твоему отцу, – пояснила она с удовлетворенной улыбкой. – Вот я это и сделала.

Она явно очень гордилась собой. Как карманный воришка, только что похитивший часы и с насмешкой подсматривающий из-за угла, как гневается его жертва.

Ему следовало слегка рассердиться на нее, сдержанно выказать свое недовольство, но ни в коем случае не раскрывать перед ней всю силу своего раздражения. Но раздражение и гнев исчезли неведомо куда. Снежный душ охладил его горячность.

Губы Тристана растянулись в невольной улыбке, наверное, самой первой после смерти Шарлотты. Он снял шляпу и долго изучал причиненный ей ущерб. Вероятно, он все-таки сошел с ума, мелькнуло у него в голове.

Движимый непонятным желанием, он вновь наполнил шляпу снегом и надел ее на голову Габриелю, так что она закрыла его лицо до самых ушей. Мальчик засмеялся и затряс головой, отчего из-под полей на него обрушилась маленькая снежная лавина.

– Папа, это не я первый начал, это она! – И он показал на Алану.

– Неужели? – притворно удивился Тристан и неторопливо направился к Алане. Она уже подхватила юбки, чтобы бежать, но он поймал ее и заключил в объятия. – Вы так много знаете обо мне, мисс Макшейн, что, наверное, помните, какое наказание полагается за купание в снегу члена семьи Рэмзи. Я обязуюсь произвести эту экзекуцию.

Он зачерпнул со скамьи пригоршню снега и залепил ею насмешливую улыбку на ее лице. Алана выплюнула снег и засмеялась, она даже не пыталась высвободиться из плена его рук. Тристан же впитывал исходящие от нее тепло и энергию, свежий запах снега и остролиста, он любил ее и сына и даже снеговика, теперь улыбавшегося веселой улыбкой.

Он хотел поцеловать Алану; желание было настолько сильным, что у Тристана сдавило горло и поплыли круги перед глазами.

Нет, им определенно овладело безумие. Это невозможно… Подумать только, какие чувства она пробудила в нем, как отыскала путь к его сердцу! Кто она такая? Откуда явилась?

И все же сейчас он, как и Габриель, был очарован ею и не желал срывать волшебную завесу и возвращаться к действительности. Черт возьми, что в конце концов с ним происходит? Дрожь ужаса пробежала по его телу.

– Габриель. – На этот раз имя сына прозвучало почти как приказ. Глаза мальчика расширились, и он застыл на месте. – Отнеси шляпу Берроузу, пусть он ее просушит.

Уныние отразилось на лице Габриеля.

– Хорошо, папа, только, пожалуйста, очень прошу тебя, не сердись на Алану. Может быть, ангелы шутят, когда набивают шляпы снегом. Обещаю тебе, что буду следить, чтобы впредь она вела себя прилично. Я не позволю ей больше проказничать, только разреши ей остаться!

– Делай, что я тебе приказал, Габриель. – Тристан попытался смягчить свой тон при виде огорчения, отразившегося на лице сына. – Скажи Берроузу, чтобы он не забыл снова засунуть за ленту веточку остролиста, когда почистит шляпу, – добавил он. – И пусть миссис Берроуз приготовит для тебя хороший горячий шоколад.

– Но, папа, а как же мой ангел…

– Мы с мисс Макшейн должны обсудить кое-какие вопросы. Наедине.

– Но ты не уйдешь, не простившись со мной, Лани? Поклянись! – умолял Габриель. – Ты обещала провести со мной целый день!

– Я всегда выполняю свои обещания, Габриель.

Минуту мальчик колебался, не зная, как поступить. Потом бросил еще один взгляд на женщину, которая заставила его поверить в волшебство, повернулся и побежал к дому.

Тристан смотрел вслед сыну и пытался обрести душевное равновесие, потерянное с тех самых пор, как Алана Макшейн слетела прямо в его объятия и в его жизнь с вершины башни из стульев. В конце концов в нем победила логика, ведь по своей природе он был разумным и рассудительным человеком. Неужели он не изыщет способа справиться с маленьким мальчиком и женщиной, которая проникла в его дом через незапертое окно?

– Вы опять намеренно бросили мне вызов, мисс Макшейн, – очень спокойно произнес Тристан. – Возможно, мне следовало бы на вас рассердиться. Однако, надеюсь, мне хватит мужества признать свои ошибки. Вы были правы, оставшись с Габриелем. Я это теперь вижу.

– Неужели?

Какие изумленные, но приветливые глаза, какая доброжелательная улыбка! Тристан готов был протянуть руку и потрогать это чудо, чтобы удостовериться в его реальности.

– Габриель очень одинок последнее время. Ему нужна гувернантка на те оставшиеся дни, что он проведет в этом доме.

– Вот как. Значит, вам нужна гувернантка. Но ведь вы меня почти не знаете.

– А то, что я о вас знаю, скорее говорит не в вашу пользу. Гувернантка должна обладать спокойным, выдержанным характером, чего никак не скажешь о вас. Но ясно, что кто-то должен присматривать за мальчиком. При обычных обстоятельствах я бы потребовал у вас рекомендации, но вы уже показали, что умеете обращаться с Габриелем. Он успел привязаться к вам.

– Габриель – прекрасный ребенок, отзывчивый и очень ласковый. Любая гувернантка с удовольствием заняла бы это место. Но что касается меня, то я собираюсь вообще навсегда покинуть Лондон.

Почему его так испугала эта весть?

– Но я не предлагаю вам постоянного места, вы будете нужны мне всего на две недели, – сказал он. – Через две недели Габриель уедет к моей сестре. Мне кажется, что такой короткий срок мало что изменит в жизни простого смертного. И даже ангела, – добавил он с полуулыбкой.

– Не знаю, что вам ответить, – задумчиво сказала Алана и устремила на Тристана загадочный взгляд своих янтарных глаз.

– Ради моего сына вы решились проникнуть в чужой дом. Неужели вы не согласитесь ради него пожертвовать двумя неделями, причем за очень щедрое вознаграждение? Могу вас заверить, что вы не пожалеете. Но я ставлю вам кое-какие условия.

– Уточните какие.

– Я не потерплю больше всех этих рождественских выдумок, так и знайте.

– Но Габриелю наверняка не повредят простые детские игры…

– Играйте с ним в любые детские игры, но только так, чтобы я ничего не слышал. И еще. Больше никаких разговоров об ангелах и волшебстве. Я не желаю, чтобы мальчик испытал разочарование, когда вас здесь уже не будет.

– Вы в самом деле верите, что я могу навредить Габриелю?

– Я бы сказал, что в отличие от моего сына я не верю в ангелов, звезды, чудеса и благодеяния, которые падают к нам с небес, даже если их сопровождают гирлянды из остролиста и пучки омелы.

Внезапная печаль омрачила черты Аланы.

– Я не знаю, кто вы такая и зачем сюда пришли, – продолжал Тристан, – но я понимаю, что на время вы понадобитесь Габриелю. Я также помню, что вы хотите расстаться с Лондоном. Если это так, я постараюсь объяснить это Габриелю.

Она смотрела на него с немым вопросом.

– Я думала, что уже выполнила здесь свой долг, но, может быть, я ошибаюсь.

Тристан нахмурился. Она говорила так, будто явилась сюда с какой-то целью. Спустилась с небес по лунному лучу. Будь проклята эта женщина, почему она смотрит на него с таким осуждением? Почему столько разочарования в ее прекрасных глазах, как если бы он не оправдал ее надежд? Как если бы она ждала от него чего-то другого? Чего – уж не чудес ли? Он никогда не был способен на чудеса, даже для жены и сына.

Какая разница, подумал он с раздражением. Они даже не будут встречаться в этом огромном доме. Она проведет здесь всего две недели. Две недели, и Габриель с его ангелом навсегда исчезнут отсюда.