Ангел с мечом

ГЛАВА 5

Вниз по лестнице и через скудно обставленную комнату с картой — здесь в звездном свете, падающем сквозь высокие окна, ждала группа теней и Альтаир отпрянула назад, сопротивляясь руке Мондрагона на ее локте. Но он просто двигался дальше к теням, и она следовала за ним; его рука лежала на ее левой руке, а правой она сжимала узел с одеждой. Сердце бешено колотилось под ребрами, а новые башмаки больно жали ноги.

Это были Хэл и несколько других мужчин. Общество это не вызвало радости у Альтаир. Большие высокие окна заставили ее задрожать; она представила себе лица, которые пристально смотрят внутрь сквозь освещенное звездами стекло (хотя никто не мог бы взобраться на эти стены Портового канала; с этой стороны Галландри балкон находился этажом ниже), и представила, как черные фигуры торопливо крадутся по мосту, вдоль балконов — там внизу, у воды, куда они сейчас должны будут спуститься…

Ты думаешь об этом, Мондрагон? Эти Галландри отнюдь не хорошие люди. Можешь им доверять? Знаешь, кто они, знаешь, что они постоянно терроризируют многих, что они избивают, если им противишься, знаешь, что они трусливы и, возможно, не совсем честны, так как воровство сочетается с трусостью, как соль с рыбой, как говорила мама? Трус — только другое слово для обманщика, потому что он идет самым простым путем, самым удобным путем, говорила мама.

(Ретрибуция Джонс; прекрасные коричневые руки смазывают пистолет. И маленькая Альтаир сидит, дрожа, в солнечном свете, потому что мать спокойным голосом говорит о какой-то сухопутной крысе, которая смошенничала в каком-то деле. Этого человека нашли в ближайший понедельник, увидели, как его несло в Змею, и ее мать скривила губы и сказала: «Ну, вот», — когда Маджин рассказал об этом, тогда еще более чистый Маджин. Мать больше ни разу не проронила об этом ни одного слова.)

Альтаир успокоила дыхание и ступала новыми башмаками как можно тише, пока Мондрагон тащил ее вслед за Галландри. Через темную дверь…

— Смотрите, куда ступаете, — сказал Хэл; и Мондрагон крепко сжал руку Альтаир, а она нащупала перила лестницы.

Все дальше вниз, в полную темноту. Альтаир высвободила руку, переложила узел с одеждой и твердо сосредоточилась на перилах, на том, как она спускается по лестнице на новых гладких подошвах, слепая в темноте, окруженная группой людей Галландри, которые пахли чужими вещами, берегом канала и еще чем-то, чего ее нос не мог определить, не мог сквозь мягкий знакомый запах канала, старой одежды под ее рукой и запах ванны от ее кожи. Слишком большой была спешка. Мужчины толкали ее. Мондрагон шел вплотную за ней, все дальше вниз, пока двумя этажами ниже они не наткнулись на какой-то свет. Это был свет ночника в нише; он мигал и метался, и заставлял их гигантские тени танцевать на стенах и лестнице, когда они обходили этот последний выступ. У Альтаир задрожали колени: полдюжины взрослых мужчин точно так же крались по местности, и все они позвякивали мечами и ножами. Что ты тут делаешь? — услышала она мысленный вопрос матери. Она увидела, как Ретрибуция покачала темной головой и с неодобрением посмотрела на нее. Альтаир, что ты делаешь в этом печальном мире?

Хотела бы я знать, мама.

Прости меня, Ангел.

Это тот самый человек…

Она спустилась с последней ступеньки, и ее колени уже готовы были подогнуться от дрожи, а ступни почти совсем онемели в тесных башмаках и носках… Проклятье, если мне придется делать быстрые прыжки, ничего не получится. Она решительно согнула пальцы ног и так же серьезно, как мужчины вокруг нее, осмотрелась, пока Хэл открывал замки еще одной двери. Золотистый свет мигал в сквозняке и бросал на мрачные лица страшные тени. Мондрагон в черном платке и темных одеждах выглядел мрачным, как какой-нибудь палач — и щеки его казались впалыми, и нос крючковатым. Он повернул к ней это лицо, когда мужчины вошли в темноту двери, схватил Альтаир за руку и потянул за собой…

…Он им не доверяет. Будь рядом, хочет он сказать. Небо, я надеюсь, что он хочет сказать это.

Она глубоко вздохнула, ступив в черную тесноту туннеля, который пах старыми кирпичами, сыростью и плесенью. Кто-то закрыл за ними дверь, и стало совсем темно.

— Уже недалеко, — сказал чей-то голос. Рука Мондрагона сжала плечо Альтаир.

Господи, они могут убить нас обоих, могут расправиться с нами здесь; мы на территории Галландри, они знают эту темноту, им легко нас сбросить, и никто никогда об этом не узнает.

Перед ними открылась дверь — раньше, чем кто-то из группы сумел бы пройти так далеко. Дверь просто распахнулась, и темнота за ней стала зримой, не такой плотной, как вокруг, оптический обман, и звуки их шагов заглушил плеск воды. Это был шум того рода, который вода производит под выступом здания; похожий на эхо. Главный проход Галландри, вот куда они пришли. Альтаир всю свою жизнь плавала мимо этого места.

Они вышли в этот темный подвал, куда проникал только призрачный свет звезд, отражаясь от воды, и его тоже было немного. Перед ними в проходе возвышалась громадная черная тень, производившая впечатление чего-то более черного, чем остальное окружение, чего-то двигающегося вместе с волнами — баржа. Черные человеческие фигуры двигались гуськом по узкому каменному доку; и силуэты на фоне звездного света на воде снаружи, которые были заняты тем, что в мертвом молчании готовили этого монстра.

Она почувствовала движение сбоку, услышала шарканье кожаных подошв. Мондрагон схватил ее за руку, и она пошла в указанном им направлении. Его тоже вел кто-то другой, и этот кто-то присел на корточки в конце дока и ждал их — там, где на баржу вела тень трапа… нет, это были даже два человека, по одному с каждой стороны, которые стояли на коленях, вытянув руки, чтобы поддержать их обоих, когда Мондрагон шагнул на трап… Проклятье! Неожиданные поперечные рейки и башмаки с непривычными каблуками заставили ноги Альтаир поскользнуться. Она почувствовала, как Мондрагон оступился на наклонной, подвижной поверхности и снова выровнялся; почувствовала, как чья-то рука схватила ее за колено, незнакомая рука, рука мужчины, который пытался поддержать ее. Вторая рука поддержала ее с другой стороны, и она восстановила равновесие, сжала свой узел и зашагала быстро и уверенно, пока трап вместе с волнами поднимался и опускался, потому что теперь знала расстояние между рейками. Двое других Галландри ждали на другом конце трапа, чтобы помочь Мондрагону и Альтаир, и так они добрались до узкой деревянной боковой палубы, ведущей вокруг большой грузовой палубы. Альтаир знала суда такого типа. Она осторожно прошла по этому узкому краю, стряхнув помогавшую руку Мондрагона, прошла следом за призрачной фигурой к краю палубы и к лестнице. Ведущий подождал там и, поддерживая, схватил за больную руку.

— Ступеньки, — прошептал мужчина и, оказывая совсем нежелательную помощь, потянул ее по короткой лесенке без перил вниз, на грузовую палубу. Потом он придавил вниз голову и плечи Альтаир и втолкнул ее на коленях в баржевую версию каюты, в сравнении с которой каюта скипа была настоящей пещерой.

Альтаир вползла внутрь, пихая перед собой по доскам узел с одеждой, а потом села на корточки в темноте внутри, наполненная паническим страхом — ведь кто-то мог поджидать в этой черной дыре, схватить ее и Бог знает что сделать, и она не будет знать, обороняться ей или нет. Она застучала зубами и крепко стиснула их, а потом услышала над собой на досках снаружи тихие шаги и повернулась, когда кто-то вошел в каюту вслед за ней.

Ощупывающая рука приблизилась и коснулась ее ноги.

— Это ты? — спросила она шепотом в надежде, что это Мондрагон, и подавляя реакцию, если это был не он.

— Я, — последовал ответ шепотом; это было хорошо. Мондрагон присел рядом с Альтаир, провел рукой вверх по ноге и обнял ее одной рукой, крепко прижав к себе. Она не дрожала по дороге сюда, но теперь задрожала и пыталась подавить эту дрожь. Потому что была ночь, потому что ее разбудили и согнали с постели без завтрака, а она всегда дрожала, когда ее будили раньше времени и приходилось работать на холоде. Мондрагон обнял ее крепче, наверное, думая, что она боится. Черт возьми, должно быть, он так и подумал. Он доверяет этой шайке пиратов и знает, куда должна плыть эта баржа.

— Йо! — крикнул кто-то — обычный сигнал, как на самой обычной барже, которая ночью отчаливала от Галландри, как это должны были делать большие баржи. Вспыхнул фонарь, ослепительно ярко после темноты. Глубокая, низкая грузовая палуба баржи показала голые доски, разбросанные кучи сложенной парусины и свернутые канаты. Сквозь узкое поле зрения под выгнутой крышей в дикой спешке задвигались тени и исчезли в темноте канала. С палубы над Альтаир и Мондрагоном доносились глухие шаги, а команда баржи ругалась и вела обычные разговоры.

— А те все-таки знают! — пожаловалась шепотом Альтаир Мондрагону.

— Узнают, в этом я не сомневаюсь. Но они уже давно должны были что-нибудь предпринять.

Мотор несколько раз чихнул, завелся и тарахтел на холостом ходу, пока не включили винт и нагрузка не приглушила работу двигателя до ровного низкого гудения, которое эхом отдавалось в узком проходе. Вода забурлила и заплескалась впереди.

— Отдать концы! — крикнул кто-то, давая сигнал, что они отталкиваются.

Альтаир почувствовала движение, положила одну руку на пояс Мондрагона, а голову на плечо. Оно было холодным. Небо, здесь и в самом деле холодно. Мотор барабанным боем вбивал свою энергию в ее кости.

Большая баржа могла раздавить маленькую лодку. Шум моторов, которые тяжело прокладывали свой путь сквозь ночь, был нередким явлением: большие баржи всегда плавали ночью, избегая плотного движения. Их одинокие шумы звучали во тьме — слава предкам, что хоть редко; время от времени в самые темные ночи звенели колокола: внимание, вы маленькие людишки, дорогу, дорогу, иначе гигант переедет вас, разнесет в щепки, отправит ваши кости на дно старого Дета. Если ты причалил свой скип под каким-нибудь из мостов и расположился при этом слишком широко — это гибель. Альтаир однажды пережила такое: как-то дождливой ночью были раздавлены мужчина, женщина и мальчик, когда слишком много канальщиков встали на стоянку под мостом Среднего города; раздались крики, которыми канальщики хором пытались привлечь внимание. Дураки, сказала потом ее мать; они все равно не смогли бы остановить баржу, и они это знали. Но все равно кричали. Потом живот чувствует себя лучше. Ужасный скрежет дерева по железу. Обломки и щепки. Крики ярости; а большая черная тень с тарахтением тащилась дальше сквозь дождь, пока обломки выныривали из воды возле опор Среднего города.

И такая же большая черная тень прятала ее сейчас внутри себя, и она выскользнула от причала в животе Галландри. Мотор был на мгновение выключен, пока баржа выворачивала на Портовый канал.

Потом снова включили сцепление, и машина тяжело загудела. Альтаир опять задрожала. Мондрагон покрепче обнял ее рукой.

— Куда плывет эта штука? — поинтересовалась она.

— Пока только к Большому Каналу. Там мы пойдем медленнее, и ты выскочишь…

— Черта с два.

— …на повороте. Мы несколько секунд пооколачиваемся у противоположного берега. Ты сумеешь. Я знаю, что сумеешь.

— Ты пойдешь со мной?

— У меня другие намерения, как я уже говорил. А ты вернешься на свою лодку.

— Черта с два вернусь! Попытаешься убить меня?

— Ты куда-нибудь уплывешь и будешь вести себя тихо. Эта суматоха долго не протянется, клянусь тебе. Смотри-ка. — Мондрагон зашевелился и поискал что-то в своем кармане, взял Альтаир за руку и положил в нее два круглых и плоских металлических предмета. — Это золото, Джонс. Тут два сола, самое большее, что я могу тебе дать. Спрячься на время вместе с лодкой — купи продуктов и встань на якорь где-нибудь в бухте. Купи и якорь, если уж на то пошло. Там они не смогут до тебя добраться; это городские разборки.

Она думала, что у нее уже не осталось сил даже дрожать, но по ее телу пробежала сильная дрожь. Золото тяжело и незнакомо лежало в ее руке. Она еще ни разу не держала столько золота. Ни разу. И то, что сейчас лежало на ладони, было целым состоянием.

— Все равно я ничего не смогу с этими проклятыми деньгами. Как только я их покажу, на меня натравят полицию; я нигде не смогу их разменять. Проклятье, Мондрагон, ты не в своем уме! Спрятаться, вместе с лодкой… мужчина дает мне что-то, чем я не могу воспользоваться, и советует, как мне выбраться из трудного положения — но насколько ценен твой совет, совет мужчины, который моет мою лучшую и единственную сковороду в воде порта?

— Тихо. — Он коснулся ее лица, приложил палец к губам. Поднял ее подбородок и за пальцем последовал поцелуй… среди этой суматошной ночи, наполненной стуком мотора, во время сумасшедшей игры в прятки в брюхе грузовой баржи. Она начала хватать воздух.

— Джонс, — сказал он. — У тебя получится. Я верю в тебя.

— Я не уйду.

— Уйдешь, — сказал он тихо.

— Может, я только притащу полицию; может быть, я просто скажу черноногим, что…

Он крепко зажал ей рот.

— Ты можешь погибнуть. Ты можешь погибнуть, Джонс, понимаешь?

Она кивнула. Он убрал руку.

— Итак, ты исчезнешь с этой баржи, — сказал он. — Возьмешь с собой то, что я тебе дал, и позаботишься о себе сама. У меня нет для этого времени.

— А откуда было время у меня? Разве я говорила «у меня нет времени», когда выловила тебя из воды, когда дрожала так, что у меня едва не повылетали зубы, только чтобы всю ночь держать тебя в тепле, и когда я, может быть, потеряла единственного проклятого Богом клиента, который у меня вообще был, потеряла навсегда, пока прятала тебя от этих проклятых убийц, а?

Стучал мотор. Под днищем баржи что-то шептала вода.

— Мне никогда не возместить тебе этого, — сказал он. — Это все. Я просто не могу. Делай, что я тебе сказал.

— Чер…

На грузовую палубу хлынула вода, потекла по доскам, стекая сверху; о, небо, нет, не вода, завоняло бензином.

— Проклятье! — заорала Альтаир, протерла забрызганные глаза и вскочила.

— Полундра! — заорал рулевой наверху.

Сверху на грузовую палубу метеорами обрушился огонь; один фонарь разбился, вспыхнул и разлился пламенем, которое языками и змеями немедленно побежало через трюм, сквозь деревянные доски на них обоих.

— Боже мой, Боже мой! — кричала Альтаир, в панике толкая Мондрагона. — Прочь, прочь из этой дыры!

Мондрагон одновременно потянул ее, а огонь прыгнул им в лица, побежал вдоль досок, которые образовывали пол каюты и одновременно пол грузовой палубы. Ад, внезапный и совершенный ад: опаляющая жара и свет огня на их лицах, и кричащие люди; Альтаир крепко зажала в кулаке пуловер Мондрагона, пока спешила к лестнице; и Монд-рагон тоже крепко держался за нее, и так они одновременно добрались до лестницы и попытались выбраться на палубу; стена огня слева и убийственный свет на стенах и входах справа.

Альтаир схватила фуражку и прыгнула, по-прежнему крепко держась за пуловер Мондрагона; и Мондрагон последовал за ней, дикая качка и попытки удержать равновесие — только ногами и перемещением центра тяжести тела. Альтаир упала боком, и когда ударилась о воду, та показалась ей твердой, как земля, и у нее почти перехватило дыхание. Она заколотила ногами, потому что одежда промокла и стала тяжелой, и она боролась за то, чтобы снова всплыть на поверхность, все еще держа в кулаке пуловер Мондрагона. Она почувствовала, как он заколотил ногами, и отпустила его, и тут вдруг что-то большое неприятно пробороздило по ее плечу — Боже мой, баржа, винт! — О, Боже! — она услышала приближающийся стук и в леденящей панике заколотила ногами, ударила Мондрагона или еще кого-то и вырвалась на поверхность; и все вокруг было окутано светом пожара; огонь бежал и горел прямо на воде, а гигантский черный силуэт баржи был похож на подвижную стену, когда она повернулась и наткнулась на стену. Альтаир увидела освещенную воду, брызгающую адским огнем, увидела другие темные головы, ныряющие и выныривающие, борющиеся за жизнь. Распахивались двери, зазвенели и загремели аварийные колокола.

Пожар! Пожар на канале!

Альтаир забарахталась в воде, дико огляделась и обнаружила совсем рядом бледное лицо Мондрагона. Он что-то прокричал ей сквозь рев огня, махнул в сторону берега раз, потом еще раз.

Альтаир поймала себя на том, что по-прежнему держит проклятую фуражку, решила было бросить ее, но потом в глубочайшем смятении пришлепнула ее на голову, со всей пропитавшей ее водой, и поплыла. Одежда тянула вниз; она дышала хриплыми толчками, плыла по-собачьи и делала вообще всякие движения, которые давали ей пространство для вдоха. Впереди лежал Марс. Это был узкий край Марса, и вдруг повсюду начали появляться толпы людей, черные фигуры вываливали на мосты и переходы, пока отчаянные крики и вопли тонули в реве огня.

Перед Альтаир возник берег, черной стеной надвигался все ближе и ближе, там, где Марс опускался: замурованные своды окон и бывших дверей, старый первый этаж затоплен и остался только край бывшей пешеходной дорожки, косой бетонный карниз, о ширине которого приходилось вспоминать всякий раз, когда объезжаешь этот остров на лодке. Мондрагон плыл сильными гребками перед Альтаир, добрался до осыпающегося шельфа и пробился к берегу. В свете пожара с него полилась вода, когда он, покачиваясь, выпрямился, повернулся и снова обрел равновесие. Он потерял черный платок, и светлые волосы приклеились к лицу. Ему как-то удалось сохранить рапиру; она болталась у него на боку, и клинок заблестел, когда Мондрагон опустился на колени на затопленном, косом карнизе, наклонился вперед и протянул Альтаир руку.

Ее хватило еще на несколько сильных гребков, спокойных и обдуманных, а потом она схватилась за эту руку, потянувшись также и второй, когда Мондрагон протянул ей другую руку. Он встал и отступил назад, вытаскивая ее из воды. Она забарахталась, чтобы найти твердую опору, отчего они едва опять оба не упали в воду, прежде чем Мондрагон снова восстановил равновесие и смог удержать и ее.

— Боже мой, — сказала она, задыхаясь и хрипя, и привалилась к нему; ее сырая одежда весила почти столько же, сколько она сама.

— Уходим отсюда. — Он повернул ее и подтолкнул, держа за локоть. Она с хлюпаньем последовала за ним, размахивая для равновесия руками, но он схватил ее покрепче за левую руку и потащил за собой, все быстрее и быстрее. Она хватала воздух и выплевывала воду, которая стекала с волос и фуражки, и в борьбе за равновесие едва не расшибла колени о наружный край карниза, где он ее держал. Ноги ее побежали дальше, а карниз кончился, и она провалилась до пояса, прежде чем Мондрагсн снова вытащил ее и она выкарабкалась на твердый камень, хватая воздух и с коликами под ребрами.

Потом они снова добрались до свободной земли, завернули за угол и вбежали прямо в толпу жителей этого района, которые пытались положить поперек канала плавающее дерево, чтобы удержать огонь, который могло снести водой в эту сторону. Толпа кричала что-то непонятно и гневно, проклятия в адрес двух беглецов, которые, возможно, и были ответственны за эту катастрофу.

— Это ваша лодка? — заорал кто-то, бросив свой конец дерева, чтобы схватить Мондрагона. — Это ваша лодка там?

— Нет! — крикнул в ответ Мондрагон, и его голос прозвучал низко и злобно. — Мы были на лодке с шестом… проклятая баржа чуть не угробила нас!

Все произошло быстро и прозвучало правдоподобно; акцент жителя Верхнего города, выведенный из себя пассажир, который не мог иметь никакого отношения к грузовой барже — все это настолько сбило мужчину с толку, что Мондрагон вырвался и протиснулся мимо него, таща за собой Альтаир. Альтаир тоже пыталась теперь бежать изо всех сил, мимо других встречающихся групп людей. Теперь два мокрых человека были уже достаточно далеко от непосредственной катастрофы, чтобы речь могла идти о промокших борцах с пожаром, и кроме того, у них было преимущество в том, что они бежали так быстро, что вырвались из района пожара прежде, чем к ним успели обратиться с вопросами. Альтаир хрипела и несмотря на размякшие ноги спешила изо всех сил, издавая чавкающие звуки промокшими башмаками.

Теперь ко всем прочим колоколам в ночи присоединился намного более сильный звон — большой колокол Сеньори, который тоже выбивал тревогу: На помощь, пожар, катастрофа, выходите, выходите!

Мондрагон добрался до северной лестницы Марса у причала, положил руку на перила и заспешил вверх, таща за собой Альтаир. Она хватала воздух, как рыба, запнулась на лестнице, но снова поймалась левой рукой, пока Мондрагон тянул за раненую правую.

Потом последовала спокойная трусца, их шаги глухо звучали по доскам северного моста Марса, ведущего к Вексу; там мост выходил на балкон, по которому к пожару бежали несколько владельцев лавок с ручными насосами и баграми. На более высоких мостах собрались люди и смотрели на пожар, который неестественным светом освещал город. Большой колокол Сеньори вызванивал тревогу. Растерянные люди выходили на балкон мимо Альтаир и Мондрагона.

— Что случилось? — закричал один из них и схватил Альтаир за руку.

— Баржа, — хрипло выдохнула она через плечо, но Мондрагон тянул ее все дальше, за угол Векса к Сплису, откуда один из мостов вел к Порфирио.

Потом они пошли спокойным шагом. Двое промокших беглецов тащились, крепко держась друг за друга, вниз по доскам, игнорируя любопытные взгляды. У лестницы Порфирио, ведущей вниз к причалу, Мондрагон повернул и начал спускаться по ступеням, все ниже и ниже, пока они снова не оказались на берегу канала, где лестницу лизали черные волны. Это был спокойный район; на этой стороне Порфирио находился склад, железные ворота которого были заперты. Мондрагон остановился, отпустил Альтаир и привалился к углу у ворот, а Альтаир прислонилась спиной прямо к железным воротам, держась за больной бок, и несколько мгновений только дышала. Лицо Мондрагона ярко блестело в свете звезд, а светлые волосы, снова понемногу высыхающие, опять завились.

— Куда мы идем? — поинтересовалась Альтаир.

— Не знаю, — ответил он.

— Он не знает! — Она сорвала с головы мокрую насквозь фуражку и хлопнула ею по ноге. — Проклятье, почему тогда ты тащил меня?

Он мгновение казался озадаченным и даже оскорбленным, а потом резко показал на мосты вверху.

— Чего ты хочешь? — спросил он грубым голосом. — Стоять мокрой в этой толпе и глупо глазеть? Назад, к Галландри? Они могут устроить засаду на каждом мосту!

— Тогда спроси того, кто знает город, черт бы тебя побрал! Идем!

Он не шелохнулся.

— Что ты собралась делать?

Она кивнула головой примерно в сторону своей территории на Большом Канале. Тяжелый колокол Сеньори истошно извещал о несчастье в ночи и выматывал Альтаир нервы. Она обдумала и перебрала в памяти в мгновение ока десяток возможных укрытий.

— Придется добираться пешком. Если мы пойдем к лодке сейчас, мокрые насквозь, нам будут задавать вопросы, а вопросы нам совсем не нужны. Мы должны подыскать себе место, куда можно дойти пешком. Забегаловка Моги. Моги или Либерти сделают это, ведь… Небо! — Альтаир сунула руку в правый карман брюк. Против всякого ожидания ее пальцы наткнулись там на два металлических кругляша; она даже не могла вспомнить, когда сунула их туда. Должно быть, инстинктивно, не задумываясь. Колени у нее размякли. Она осторожно вытащила руку из хармана, не вынимая монет. — Они у меня, они у меня, о, Боже, они у меня! — Она дрожала всем телом. — Идем! — Она схватила его за руку. — Ну, идем же, черт бы тебя побрал! Неужели нам дожидаться здесь твоих друзей?

Мондрагон схватил ее за обе руки.

— Джоне…

— Послушай, ты желаешь быть проклятым глупцом? Проклятые глупцы дешевы в нашем городе. Здесь ведь не только твои друзья в капюшонах могут кому угодно перерезать горло. Если ты ночью прохаживаешься вдоль канала и выглядишь так, как будто в твоих карманах есть два медяка, то потом тебя снова могут найти в воде. Понятно?

Его пальцы ослабли. Он прислушивался.

— Я знаю этот район, — сказала она, вздохнув еще раз. — Доверяешь мне? Мы ушли совсем не в ту сторону. А теперь идем, пока солнце не осветило нас и не выдало.

— Джонс, они убьют тебя.

— Я уже об этом думала.

Будь прокляты эти люди с моста, что выплеснули горючее из канистр на баржу и устроили пожар на каналах! Тяжелый колокол Синьори продолжал извещать о несчастье. Его звук сотрясал нервную систему Альтаир, его чудовищность так же вонзалась ей в кости, как и чудовищность того, что было у нее в кармане. Она взяла Мондрагона под руку и обернулась; и увидела, что над тьмой и зубчатыми силуэтами Векса и Марса оранжево светилось небо.

— Господи! Посмотри! Если огонь прорвется через деревья, он может стереть весь этот проклятый город…

— Куда нам идти? Опять назад? — В его голосе слышалось «нет». Альтаир встряхнула его и показала на юго-запад.

— Галландри в той стороне и совсем недалеко отсюда. Значит, они держат это под наблюдением. Мы недалеко от Большого Канала; только перейти на уровень повыше к мосту Старого Рынка, а потом на восток и вниз, к каналу.

Он постоял в нерешительности. Потом взял ее под руку.

— Джонс, Джонс. Я пойду к Бореги.

— В десятку! — Старое богатство. Рядом с Синьори. Она неподвижно стояла. Ветер приносил с собой дым, и ее мокрое тело постепенно замерзало с наветренной стороны. — Твои друзья, да?

— Ты уверена, что сможешь доставить меня туда, если мы доберемся до твоей лодки?

— Зачем?

— Я спрашиваю о твоей лодке. Ты можешь это сделать?

— Зачем, черт побери?

Никакого ответа. Ничего, кроме неподвижного взгляда. Альтаир застучала зубами и обхватила себя руками.

— Джонс, все в порядке.

— Будь я проклята, если это так. — Она стиснула зубы, крепко прижала к себе одну руку и показала другой на восток. — Нам в любом случае нужно перебраться через Большой Канал. Я замерзла. Идем!

Он подошел, подал ей руку и притянул к себе, так что по крайней мере в этом месте стало теплее, пока они шли сбоку Порфирио, вдоль Сплиса.

Проклятье, ты хочешь заставить меня искать лодку, да? Вот что ты замышляешь… Иди и ищи свою лодку, Джонс, дай перерезать тебе горло, не волнуйся из-за вопросов, Джонс, не думай о том, кем может быть тот, кому ничего не стоит вылить в канал нефть, попытаться поджечь город… нет, нет, тебе не нужно знать все это, ведь правда? Будь он проклят!

Она чихнула.

— Проклятье!

— Мне очень жаль.

— Вода так и тянет тебя, ты знаешь? — Ноги при ходьбе болели; носки отяжелели от сырости, новые башмаки жали, и вообще все пропиталось водой. Все это дополнялось другими мучениями; ветер студил правый бок, и онемение обещало скорое облегчение для ее ног. Воздух даже здесь пах дымом, а колокол продолжал звонить.

Они обошли вокруг северной части Порфирио, пока не показался мост Старого Рынка. Там Мондрагон остановился, привалившись к кирпичной стене Порфирио. Большой Канал широко и темно уходил под опоры моста. Вообще-то, тут должны были быть причалены лодки, по меньшей мере, штук пять-шесть, которые обычно теснились здесь в стороне от течений — у них тут были права на ночлег; Альтаир знала их имена, знала, кто здесь обитал, а кто нет. Но в настоящее мгновение здесь стояла только одна лодка — маленький скрипучий скип в тени лестницы Старого Рынка.

— Оставайся здесь!

Альтаир прошла дальше, вокруг широкого шельфа причала, всматриваясь вниз, в темную полосу канала, тянувшуюся к Центральному городскому мосту и устью Портового канала. Ни огонька. Это хороший признак.

Огонь не вырвался из порта. Пока не вырвался. Альтаир оглянулась, чтобы удостовериться, что Мондрагон оставался на месте.

Она увидела его озабоченный взгляд, дала знак, чтобы он оставался спокойным, и тихо пошла вокруг причала — тихо, как только могла в этой жуткой покинутости. Даже вдали, на темной воде Большого Канала были видны лишь немногие лодки, и все они удалялись. Канальщики отправились в путь, как только загремел колокол; каждый дурак сделал бы так. Либо они на предельной скорости поплыли через Большой Канал, чтобы помочь при тушении пожара, либо в полной панике немедленно убежали, подгоняемые видением, что весь деревянный Меровинген охвачен пламенем — убежали через канал или вверх к скалам и к ленивому потоку Грева, где, возможно, будут вне опасности, даже если пожар охватит весь город.

Осталась только одна эта лодка. И только небо и предки знали, куда Дэл Сулейман мог утащить лодку Альтаир. Он в любом случае возьмет ее с собой. Заведет мотор своей лодки, а ее возьмет на буксир, если положение покажется ему достаточно вызывающим беспокойство, чтобы поспешить.

Альтаир осторожно обошла вокруг лестницы и увидела истрепанный кусок парусины, закрывающий часть среднего прохода. Бока лодки были отполированы ветром и отсвечивали серебристо-серым деревом в свете звезд, насколько в этой тени можно было разглядеть светлое и темное. Старая лодка; такая же старая, как ее владелец, одна из того сорта, что в движении по каналам плавают рядом с другими лодками и стараются никогда не оставаться без надежного сопровождения.

— Хэй! — крикнула Альтаир, чтобы владелец знал, что она никакой не береговой житель. — Хэй, лодка!

Похожий на тень, парусиновый занавес с краю отодвинулся. Выглянул глаз, пучок белых волос в звездном свете и более глубокой тени.

— Джонс, — представилась Альтаир. Она показала пальцем на канал. — Там внизу загорелась грузовая баржа. Я отрезана от своей лодки. Пытаюсь узнать, куда ее угнал старый Дэл Сулейман.

— Тут его не было. — Старческий голос вдруг немного окреп. — Ретрибуция? Это ты, Ретрибуция?

Альтаир подошла поближе.

— Минтака?

Занавес отодвинулся чуть дальше в сторону. Показалась вся курчавая белая голова.

— Что там внизу происходит? Что случилось?

— Пожар, и довольно плохой. — Альтаир опустилась на пятки; она вздрогнула, почувствовав боль в израненных ступнях, и выровнялась, уперевшись рукой. — А тебя оставили здесь, да?

— Проклятые дураки! Я не езжу туда вниз. — Голос дрожал. Не от возраста, не от дурного настроения, а от растущего страха. — Ретрибуция умерла?

— Моя мама? Пять лет назад. Помочь увести твою лодку?

Трусиха ты, Джонс. Бесчувственная.

Но, проклятье, здесь она в большей опасности. Будь они все прокляты, что оставили ее на произвол судьбы. Что стало с людьми Большого канала? Где сегодня ночью прячется Маджин? Где все старики?

— Ты сделаешь это?

— Моя лодка где-то в той стороне. — Альтаир показала на юг, к месту катастрофы. Минтака даже не посмотрела. — Я делаю тебе предложение: возьми меня с собой, а я буду толкать ее шестом, ладно? Я отвезу тебя туда, где люди.

Подбородок Минтаки задрожал.

— Мой артрит. Иногда я могу работать шестом, иногда нет. Думаю, я скорее умру, чем доплыву туда. Что мне делать? Толкаться и тесниться среди лодок? Огонь бы все равно меня догнал, правда?

— Ну, я бы смогла тебя увезти. Подожди минуту. Со мной мужчина… из Верхнего города; он тут совсем промок. Ничего, если я возьму его с собой?

— Я ничего не сделала, никому ничего не говорила… Она боялась. Это было почти постоянным состоянием

у старых одиночек.

— Хэй, — сказала Альтаир, — да он милый парень. — Она посмотрела через плечо туда, где в тени Порфирио ждал Мондрагон. — Сэр, не могли бы вы подойти сюда, чтобы бабушка посмотрела на вас, и сказать ей, что не причините никаких хлопот?

Мондрагон подошел, но без всякого воодушевления. Он приблизился и присел на корточки рядом с Альтаир и маленьким скипом.

— М'сэра, — сказал он серьезно.

Минтака издала странный короткий смешок. Очевидно, из-за «м'сэры». Потом снова стала серьезной и настороженной.

— Моя лодка не плавает с шестом.

— М'сэра, это очень гостеприимная лодка, и я счастлив заплатить вам.

Минтака сделала круглые глаза. Причиной для этого было слово «заплатить».

— Все в порядке, да?

— Все отлично, бабушка Минтака. — Альтаир встала и отвязала одинокую чалку одним рывком за узел. Потом прижала скип к причалу. — Если вы ходите войти на борт, сэр, то пригнитесь под эту парусину… он совсем промок, я же говорила, бабушка. Все волосы мокрые… может, у тебя есть платок? Что-нибудь, чтобы он мог согреться? Я заплачу тебе на следующей неделе.

— О, кое-что есть, — сказала Минтака. — Кое-что есть. Мондрагон ступил на край лодки и спрыгнул в

средний проход; скип качнулся, потом качнулся еще раз, когда Альтаир натянула причальный канат вокруг опоры и подала конец Минтаке.

— Хэй, не подержишь натянутым, бабушка? Минтака поднялась, проковыляла, согнувшись, на нос лодки и взяла причальный конец, а Альтаир тем временем побежала вдоль лодки и быстро вспрыгнула на полудек, пока лодку не отнесло слишком далеко. Вверх от ступней понеслась боль. Она вздрогнула, снова отошла назад и взяла шест.

— Отпускай, бабушка.

Старая канальная крыса потянула за веревку, и Альтаир опустила шест и толкнулась, заставляя скип выйти в слабое течение, чтобы освободился нос — очень трудно управляться со скипом, если не можешь перейти вперед, потому что на пути парусиновый занавес; а потому получалось очень медленно. Но этот скип был самым легким, каким ей доводилось управлять, без мотора внутри и без высоких надводных бортов, он лежал на воде, как лодка с шестом, и имел достойную похвалы устойчивость.

— Хэй, да она хороша! — крикнула Альтаир, чтобы доставить радость старухе. — По-настоящему легко вести!

— Правда, правда, — подтвердила Минтака. Она пошла по доскам покачивающейся походкой канальщицы, какой бы сгорбленной ни была. Мондрагон пригнулся и заполз под парусину, а Минтака подняла ее край и заглянула внутрь. — Сэр, устраивайтесь поудобнее, не обращайте внимание на мой беспорядок.

— Поухаживай за ним, бабушка, — сказала Альтаир. — Ему это нипочем.

— У меня есть для него шапка, — сказала Минтака и склонилась. — Сынок, пошарьте рукой и если найдете мешок, то переложите его оттуда прямо к правому борту.

Последовала некоторая суета. Вокруг лежало много разных мешков. Альтаир в свете звезд толкала лодку, и маленький скип быстро бежал вперед. Минтака продолжала трещать без умолку, пока не отыскала нужный мешок.

— Бабушка, — сказал Мондрагон изнутри, — лезьте сюда; мне правда было бы приятней, если бы вы сделали это.

— Ну да, — сказала Минтака и, наконец, забралась внутрь. Последовал нервный горловой смех, слышимый сквозь нежный шепот воды. — Давно в моем укрытии не было такого статного парня. Вы красивый парень. У вас есть женщина?

— Нет, — ответил Мондрагон тихим, ясным голосом. Альтаир дала лодке радостный толчок.

Теперь есть, Мондрагон. Так тебе и надо; в отличную ловушку ты попал, не правда ли? Эта старуха вовсе не так стара, что касается этого, а, Мондрагон?

— Вот она, — отозвался старческий голос, — вот она, вместе со старыми нитками. Ух, да вы действительно промокли, правда? Вот тут все. Люди дают мне остатки ниток, а я вяжу для них вещи. Я действительно вяжу фантастически, хоть руки у меня почти совсем не гнутся. Вот, вот, хотела бы я, чтобы сейчас было светло, но не могу позволить себе лампу, у меня только маленькая старая печка. Я вяжу пуловеры, действительно сумасшедшие пуловеры; в моих пуловерах никто не замерзнет. Я умею делать и тонкую вышивку, могу вам сказать! Если вам когда-нибудь захочется иметь хороший пуловер, дайте мне пряжу, и я сделаю вам лучше, чем в вашем Верхнем городе. Свяжу шарф, прекрасные теплые носки…

Скип скользил в звездном свете, и Альтаир не сводила глаз с берегов канала по обеим сторонам. Она видела забаррикадированные окна и стальные ставни на высоте канала; старые кирпичи, и старые брусья, и старые камни, и тут и там одну из меровингенских диких кошек, которая останавливалась и с любопытством рассматривала необычно одинокий скип на широком черном канале.

Да, кошки, должно быть, хорошенькая там внизу суматоха! Все еще можно видеть огонь. Небо, спорю, там охватило огнем мост! Вероятно, огонь быстро оставит от него одни головешки. Господи Боже мой, тут невозможны никакие спасательные работы. Только бы пожар больше не распространялся!

— …У меня было двадцать-тридцать любовников, — как раз рассказывала Минтака своему пленнику. — О, какая тогда у меня была шикарная походка! Я всегда носила перья на шапке и водила этот скип вместе с мамой и папой. Мин, всегда говорил папа…

Альтаир посмотрела назад и увидела черную пустую воду, на которой танцевали огни города; сеть мостов над ней. Жуткое одиночество вокруг. Впереди канал перекрывал Центральный Мост, многочисленные опоры по обеим сторонам и чистая вода посредине, открытая для грузовых барж, и она показывала блеск глубины.

И под всем этим, внизу у портового стока, собрание тенеподобных лодок — тени, которые не отражались на воде, отсвечивающей огнем пожара.

О, небо! Неужели он продвинулся уже к Большому Каналу? Это будут оплаченные городом лодки, люди с сильным хребтами, которые держат наготове пожарные багры.

Альтаир поддерживала темп; она уже давно согрелась, подошвы онемели и ничего не чувствовали.

Лучше было бы разуться, но сейчас нет времени заниматься этим, да уже и не так больно.

Она убрала ладонь с шеста, чтобы приподнять фуражку и провести пальцами по волосам. Потом бросила пристальный взгляд на правый борт, где видела маленькое скопление лодок, которые отстали от основной массы.

Старики. Такие, как бабушка Минтака. Как Маджин.

Нос снова повернулся в сторону открытой воды, и Альтаир продолжала отталкиваться с равномерной скоростью. Ладони на шесте вспотели, но устье Портового Канала, лодки и свет пожара становились все ближе.

Вопросы, проклятье; это последнее, что нам нужно!

— …Вы купили этот пуловер в Верхнем городе? — как раз спрашивала Минтака под парусиной, несомненно, из профессионального интереса. — Небо, да они пользовались большими спицами; материал растягивается, потому что петли такие слабые. Ну, если бы я связала для вас…

Альтаир пытливо разглядывала плавающее сборище перед собой, чтобы проложить сквозь него наилегчайший путь, и ей вдруг страстно захотелось сделать длинный объезд — вверх по Каналу Лачуг и по нескольким другим поворотам вокруг. Район тот был небезопасной пустошью из старых складов, область, где старый Дет выходит на победный путь, а бывшие здания замурованы и отстроены сверху заново. Но до сих пор, во всяком случае, ничего плохого с ней там не происходило.

Главное — избежать вопросов. И, о небо, теперь нужно считаться еще и с Минтакой!

Лодка подходила все ближе, и Альтаир всматривалась в свет пожара и движения лодок. Она поддерживала ровную скорость, потела, несмотря на легкую одежду, и дышала тяжело и резко.

Все в порядке, ты просто Альтаир Джонс, которая возвращается со старой бабушкой Минтакой, просто делает доброе дело, а вам лучше побеспокоиться о своих собственных делах…

Она проехала между первых лодок, которые стояли на якоре, которые действительна стояли там на якоре, посреди фарватера Большого Канала. На полудеках скипов столпились семьи, люди замотаны в одеяла и глядят на все это волнение, как будто речь идет о празднике или казни. Все внимание сосредоточилось на пожаре, а не на тебе, Альтаир, слава предкам. Все глаза смотрят на суматоху, притягиваемые далекими криками из-за изгиба, где Портовый Канал вливается в Большой Канал и где теперь местность все еще освещает огонь, хотя уже немного тусклее. И там, снаружи, собрались лодки, черные и деловитые на фоне света пожара.

Заботься о своих делах, Джонс; если ты с кем-нибудь столкнешься, тебе придется отвечать больше, чем просто на вопросы, это уж ясно.

Здесь царила большая суматоха, и шум доносился с других лодок, пока Альтаир прокладывала свой путь сквозь скопление.

Зашевелилась парусина.

— Небо, ты только посмотри! — послышался высокий голос Минтаки, и Альтаир сжалась, продолжая плыть дальше.

— Ничего, бабушка, — сказала она. — Ты уже нашла ему шапку?

— О, конечно! — Минтака потянулась вверх и, опасно спотыкаясь, пошла через средний проход — неправильный силуэт на фоне пожара и проплывающих мимо теней лодок. — Посмотри, посмотри-ка… скажу тебе, такого шума я не видела с тех пор, как на большом Канале столкнулись две грузовые баржи. Говорю тебе, нужно сделать закон… губернатор должен что-то сделать, так как проклятые канальщики потеряли всякое уважение.

— Это правда, потеряли, — согласилась с ней Альтаир. Проклятье, ведь эта одинокая старая душа — сплетница!

Своими разговорами она кому угодно может вымотать все нервы.

И когда настанет утро, Минтака сможет рассказать действительно хорошую историю о том, как появились Джонс и светловолосый мужчина из Верхнего города, насквозь мокрые и грязные, а потом ее саму на ее же лодке перевезли в безопасное место. О Боже, Джонс, что ты делаешь?

Собираешься разнести эту историю по всему городу, вот что.

— Я слышала, эта баржа врезалась в лодку, — сказала она. — Ее охватило огнем, и она ткнулась в берег рядом с мостом Марса; и этот человек на лодке с шестом прыгнул в воду, как и его пассажир; и еще там был какой-то человек из Верхнего города, который шел вниз по Портовому Каналу… вы не знаете, кто это был, сэр?

— Нет, — ответил Мондрагон из-под парусины. — Я… мне пришлось прыгнуть, когда я столкнулся с отрядом, который подносил дерево. Я едва понял, чем меня ударило.

— Я видела, как он упал, — радостно подхватила Альтаир. — Прямо с дорожки Марса, когда налетели эти проклятые дураки, которые бежали к пожару. Я наклонилась и подала ему руку, и тут на меня наступил какой-то идиот, совсем не смотрит, куда несется. Пнул меня по ноге. Говорю тебе, я бы вцепилась в него и выяснила это дело, но этот м'сэр был в воде, а я не могла уйти, не вытащив его. Я спросила его, не наглотался ли он воды, но он сказал, нет. Теперь мне бы только забрать у старого Сулеймана свою лодку, а потом…

Ее отвлек вид по правому борту; толкотня лодок; там собрались зеваки. А дальше, за ними, в огне пожара гигантский черный силуэт у стены; еще что-то горело на реке. Не хватало моста, и это был он, он горел в реке, а черная мертвая масса, косо лежавшая у берега… грузовая баржа, на которой они ехали.

При виде этого у Альтаир возникло холодное чувство, какой-то запоздалый шок. Она на миг позволила лодке плыть самостоятельно, но тут же снова обрела ясную голову и поспешила немного повернуть нос, пока он не процарапал по якорному канату другой лодки. Скип закачался. К ним повернулись головы, темные силуэты. Свет шел сзади и падал на Альтаир.

— Ох, едва-едва, — сказала Минтака.

— Прости, бабушка.

Альтаир уже вспотела. Она описала между стоящими на якорях лодками и их канатами узкую кривую.

Мы ехали на этой черной штуке. Мы были там под палубой. Небо, опоздай мы хоть на секунду выскочить из каюты, сидели бы в ловушке, а бензин тек бы на нас сквозь доски… только пепел и кости. Нас даже не смогли бы отличить от оставшихся головешек. Все ли успели спрыгнуть с баржи?

Что за люди сделали такое?

— Здесь не слишком хорошее место для стоянки, — заявила Минтака. И крикнула следующей лодке: — Не слишком хорошее место для стоянки, поняли?

— Да заткнись ты! — крикнул кто-то в ответ, и к этому присоединились другие голоса. — Кто это там?

— Я Минтака Фахд! — крикнула старуха. — А здесь еще Ретрибуция, она ведет мою лодку; и большое спасибо тем, кто бросил меня!

— Она сошла с ума! — заорал кто-то. — Кто-кто? Альтаир толкнулась шестом.

— Я Альтаир Джонс! — крикнула она в ночь. — Я веду эту лодку в док, и сердечное спасибо тем, кто убежал и бросил ее на произвол судьбы! Кто видел Дэла Сулеймана?

На миг воцарилось молчание; и потом тоже не пришло никакого ответа.

— Выдала ты им, — заявила Минтака и перевалилась вперед. — Слышали?

— Я думаю, слышали, — пробормотала Альтаир. — Бабушка, у тебя будут проблемы с твоим артритом. Лучше сядь.

— Мне хорошо, — сказала Минтака, стоявшая с расставленными ногами на носу. Вероятно, ей было не слишком хорошо. Просто слишком упряма, чтобы сдаться.

И Дэл не ответил на призыв.

Сборище лодок протянулось под самый мост Лачуг; они стояли в центре и по краям, у его опор. Альтаир очень осторожно плыла между ними, боясь в такой темноте с кем-нибудь столкнуться. Минтака снова вернулась к парусиновому укрытию.

— Сейчас будем на месте, бабушка, — сказала Альтаир. — Не желаешь немного посидеть?

— Хэй, — сказала Минтака; и Альтаир тоже осознала наступившую тишину. Большой колокол больше не звонил, давая знать, что пожар потушен.

— Управились, — сказала Альтаир.

Конечно, управились. Меровинген не может сгореть; его жители слишком опытны и слишком подвижны, чтс бы ни творили сумасшедшие в капюшонах. Только во что же ты впуталась, Альтаир?

Она пожала плечами, чтобы стряхнуть холод, который нагнали на нее эти мысли, и продолжала толкать лодку дальше, мимо других стоявших на якорях лодок — тех, у владельцев которых хватило ума оставить свободным проход; они стояли здесь бок о бок, как птицы на насесте. Безопасный район. Скип плыл теперь в попутном течении еще быстрее. Перед ними возвышался Южный мост, а за ним поднималась высокая тройная арка моста Рыбного Рынка, как образцовый пример тени.

— Ох, — сказала Минтака, стоявшая рядом с парусиной. — Хорошо плаваешь, очень хорошо. Раньше и я так плавала.

— Хорошая лодка, — подтвердила Альтаир. Минтака ничего на это не сказала. Она сложила руки и круглой массой стояла в темноте.

Они пересекли тень Южного моста, самую узкую мостовую арку города. Ночами или ранним утром здесь обычно навостряли уши, прислушиваясь, не зазвонит ли колокол баржи, и резво уплывали в сторону, если слышали его.

— Куда ты собралась? — осведомилась Минтака. — Милая, у меня не хватит сил, чтобы справиться с течением Змеи.

— Ну, я не оставлю тебя сидеть в узких проходах Южного города, бабушка. Как тебе угол Вентани?

— О, Вентани — это отлично, милая. Честно тебе скажу: я не знала бы, что мне делать.

— Действительно хорошо, что я проходила мимо. Альтаир все больше прижималась к той стороне, где

были причалены десятки лодок, хотя и не так плотно здесь, перед отмелями, из которых выступало жесткое дно скал Вентани, одного из четырех каменных гнездовых образований во всем опускающемся Меровингене.

— Хэй, — сказала Альтаир, обнаружив свободное место. — Вот и место. Канальщики Верхнего Города, наверное, побоялись сесть здесь на мель. С твоей осадкой у тебя не будет проблем. Течение уже довольно сильное. — Она, хватая воздух, подвела скип ближе. — Не хочешь остановиться здесь, бабушка?

Они проскользнули к берегу рядом с множеством скипов.

— Как дела там внизу? — осведомился какой-то мужчина, когда они причалились. — Потушили?

— Да, — сказала Минтака, пошла на бок лодки и изложила мужчине все подробности.

О, небо! Началось!

Альтаир положила шест и опустилась на колени на полудеке. Вероятно, Минтаке приходилось складывать парусину и убирать, когда она ходила вокруг, если она вообще это делала. Но тент был укреплен на полудеке, и Альтаир пролезла вниз в тесноту, головой и плечами вперед. Воняло старыми одеялами, сырой шерстью и плесенью.

— Не спишь? — спросила она Мондрагона.

— Могу заверить, — ответил он ледяным тоном. — И куда теперь?

— Вперед. — Она нашла его в темноте и дала тычка, придерживая свою фуражку, когда поползла мимо Мондрагона.

— …и Джонс привезла меня сюда, — как раз рассказывала Минтака людям с соседней лодки, и вдруг добавила: — Небо, да тут еще этот красивый парень из Верхнего города, ну, разве не красавец? Джонс вытащила его из воды… я должна вам рассказать…

— Бабушка, — сказала Альтаир, схватила ее за руку в толстом рукаве свитера, и потащила через средний проход на другую сторону. — Бабушка, мне уже пора уходить… нужно забрать свою лодку и отвезти этого красивого м'сэра в Верхний город. Я заплачу тебе на следующей неделе.

— Ты действительно хочешь уйти? Не хочешь взять меня с собой, чтобы отыскать Сулеймана… ну, я бы даже пошла, если бы ты решила доставить м'сэра домой.

— Спасибо, моя лодка стоит прямо по другую сторону Рыбного Рынка, там проблем не будет, а я не хочу, чтобы ты мучалась со своим артритом.

— Бабушка Минтака, — сказал Мондрагон, сунул руку в карман брюк и вынул монеты, где среди темных медных блестели две ярко-серебристых. — Я хотел бы, чтобы вы взяли это. За аренду вашей лодки.

Лицо Минтаки было нечетким в темноте.

— Возьмете?

Минтака сложила ладони в чашу под его рукой и приняла монеты.

— Как мило, — сказала она, и ее голос задрожал, — очень мило.

— Я с удовольствием как-нибудь вернусь и закажу себе пуловер.

— О, я часто бываю у моста Миллера. — В ее голосе звучало почтение, удивление.

Будь ты проклят, Мондрагон; неужели у тебя нет сердца, что ты водишь за нос старуху? Она же тебе верит, разве не ясно?

— Ладно, пошли, — сказала Альтаир.

— М'сэра, — повернулся он снова к Минтаке, — скажите, что я был маленьким и черноволосым. Если мой отец узнает, что я был в порту, он поколотит меня палкой. У меня здесь внизу девушка… а наша семья… и у девушки будут трудности, понимаете?

— Ох, — сказала Минтака, — ох, понимаю.

— Идемте, сэр, — сказала Альтаир, сняла фуражку и выразительно помахала в сторону берега.