Ангел в аду

Жизнь загадочная штука. События сыплются точно из рога изобилия, одаривая любого подвернувшегося с непосредственностью стопроцентного идиота. Но еще более загадочная штучка это человек. Всем-то он недоволен: недоволен отсутствием событий во времена застоя, недоволен переизбытком событий во времена исторических катаклизмов. Летом недоволен жарой, зимой холодом. Недоволен жизнью пока живет, недоволен…

А вот это уже отдельный вопрос. Существует множество моделей смерти, не самого момента, а относительно всего того, что может происходить после него. Но могу поспорить, что какая бы модель не оказалась адекватной действительному положению вещей, все равно большинство окажутся недовольными, включая тех кто эту модель предложил.

Хотя по большому счету именно недовольство является катализатором жизни. Стопроцентное удовлетворение свидетельствует о том, что «счастливец», скорее всего уже умер. Хотя, когда недовольство подбирается к ста процентам, резко начинает прогрессировать лишь одно-единственное желание. И чем ближе неудовлетворенность к абсолюту, тем более жгучим становится это желание желание покоя…

Жизнь как бы отодвигается на второй план, индивид начинает смотреть на нее со стороны, наблюдая некий макет. Макет лабиринта, где мечется полустлевший мушиный трупик…

Глава 1

Странное зрелище являли собой коридоры Компьютерного Рая для неикушенного посетителя.

То и дело то тут, то там путь преграждали завалы из письменных столов, компьютерной техники и прочего барахла.

Кое-где у завалов горели костры и угрюмые бородатые дядьки пили там чай из лабораторной посуды.

Пару раз меня окликали, но лишь расслышав мое имя почтительно расступались, словно я был прокаженным или местным мессией.

Я не знал, плакать мне или смеяться.

— Ну, что, джентльмен, все ищешь приключений на свою голову? внезапно прозвучал хриплый голос у меня за спиной.

Я стремительно оглянулся в предвкушении драки, но страшного вида бродяга вдруг попятился и невнятно забормотал:

— А… это… вы… простите. Я вас сразу не узнал…

Один! Один в этом непонятном и пугающем мире. Если я ничего не понимаю и воспринимаю действительность, как бред, это ли не ярчайшее свидетельство моего безумия?! Особенно, учитывая, что все остальные воспринимают происходящее, как должное.

Один без взаимопонимания — безумная муха, бьющаяся в стекло, до полного изнеможения, до того момента, пока подсушенный временем трупик не упокоится на бескрайней поверхности чьего-то полированного стола. Или до того момента, пока безжалостная и равнодушная рука не смахнет подсохшее тельце на пол… Под ноги толпе…

Я должен определить цель собственного продвижения. Куда я иду? Куда я стремлюсь? Неужели моей единственной и неизменной целью является прозекторская?!!

Что происходит вокруг меня? Что действительно реально, а что лишь болезненный червивый плод моего воспаленного воображения? Что первично в конечном счете: здоровое желание моей плоти или витиеватая игра ума?

Да полно! Был ли мальчик?! Причем здесь ум? Причем здесь я?!! Причем здесь жизнь?

Что я хочу от жизни: толику телесных утех и покоя? Неужели моя Виртуальная реальность втиснута в столь банальные жесткие рамки? А как же детские мечты, планы юности? Что вообще со мною происходит? Может это всего лишь бунт умирающих гормонов? А что потом? Неужели дальше лишь молчание?!!! Пустота? Ничто?!!

— Ты чего, джентльмен?! Ты чего на меня вылупился?!! — залепетал перепуганный обыватель. — Я совершенно не причем! Я ничего не понимаю, о чем таком вы тут говорите?!! Что вы, собственно, хотите?!!

А действительно, чего? Вот вопрос вопросов! Хотя, как не парадоксально это звучит, в первую очередь я все же хочу в прозекторскую!

Лилит, где ты?!!

Будь проклята любая Виртуальная реальность, где нет тебя, где нет…

Внезапно я услышал нарастающий рокот, словно шум постепенно усиливающегося прибоя. Что это? Псы?!

Люди на баррикадах заволновались, начали готовиться к бою. А я? Должен я принять в нем участие или у меня своя война?

— Шли бы вы отсюда, Энжел? — услышал я рядом голос Теда Вернера, впрочем, сказано это было вполне доброжелательно. — Сейчас тут будет не до вас.

— Это псы? — спросил я, хотя мне было абсолютно наплевать, какой облик примет смерть на этот раз.

— Это в каком же смысле? — фыркнул Вернер, а потом устало улыбнулся и добавил: — А впрочем, вы наверное правы. Это солдаты.

И действительно, из-за поворота появилось с десяток солдат в полевой пятнистой форме. Увидев баррикаду, они бросились врассыпную, часть залегла и тут же без предупреждения открыли огонь. В отличие от защитников баррикады, вооруженных исключительно огнестрельным оружием, солдаты были экипированы бластерами и лазерами.

Мгновенно во многих местах вспыхнула бумага, деревянные столы, задымились пластиковые корпуса мониторов.

На баррикадах люди начали корчиться от едкого дыма горящей электроники.

Я застыл завороженный картиной. Вот она современная «электронная» война: оказывается, ведение боя при помощи компьютера это не выбор оптимальной стратегии, а вульгарное использование их блоков вместо кирпичей для строительства баррикад и принятие к сведению, что при горении они выделяют разъедающий легкие дым.

Но защитникам все же удалось на время отогнать солдат за угол коридора, причем, на полу осталась лежать без движения добрая их половина.

Я оглянулся на Теда Вернера и невольно вздрогнул. Он еще был жив, но секунды, отведенные ему провидением, стремительно таяли.

Я до этого неоднократно видел результат воздействия лазерным скальпелем, но эффект от применения боевого лазера по сравнению со скальпелем был сопоставим с действием топора.

— Уходите, Энжел, — прохрипел Вернер, потом внутри его что-то булькнуло и изо рта хлынула кровь.

Я растерянно покрутил головой. Уцелевшие защитники баррикады покидали ее, рассредотачиваясь по кабинетам, явно готовясь перейти к партизанской войне.

И тогда я побежал!

Глава 2

Странно, но те истины, что я исповедовал всю жизнь, те постулаты, что я считал незыблемыми, оказывается, в большинстве случаев никого кроме меня самого и не интересуют. Я просто бился за воплощение идеалов, а идеалы-то дутые король голый! Когда это понимаешь в двадцать — двадцать пять лет, то перестройка, занимающая определенный отрезок времени, не носит такой всесокрушающий характер, как в тот момент, когда тебе уже перевалило за сорок.

А жизнь, как это банально не звучало, отнюдь не компьютерная игра. Каждый раз, когда ты пытаешься начать ее сначала, она вовсе не собирается восстанавливать твои порядком растраченные ресурсы. И более того, я подозреваю, что ресурс даже этих возможностей весьма ограничен.

…Я бежал…

Я бежал по коридорам Компьютерного Рая и перед мной, как в кошмарном гигантском калейдоскопе, мелькали жуткие картины, которые я успевал разглядеть сквозь множество распахнутых дверей бесчисленного количества кабинетов.

Седьмой этаж оказался отнюдь не седьмым небом. Скорее его можно было сравнить с седьмым кругом ада, где вопреки воли великого Координатора оказались свалены все грехи и пороки разом.

Кругом царил хаос, разрушение, горела компьютерная техника, большинство людей, вооруженных чем попало: от вульгарных ножек, отломанных от столов и стульев, до тостеров, включенных в сеть и со снятой со спиралей изоляцией или электрических кофемолок с искусно развороченным корпусом так, чтобы металлические лопасти могли вспарывать живую плоть.

В одной из комнат четверо мужчин, одетых в вечерние костюмы били ногами пятого, который лишь корчился на паркетном полу и тихо повизгивал. В другой перезрелая морщинистая матрона тискала перепуганного мальчика.

В третьей две шикарные длинноногие девицы пытались распанахать бритвами физиономии друг другу:

…в сто двадцать третьей кого-то методично и хладнокровно насиловали…

…В тысяча двести какой-то жрали и гадили одновременно…

…в одной из комнат дверь оказалась закрытой, но из-под двери в коридор медленно, но неотвратимо расползалось кровавое пятно…

…стон, яростные вопли, чавканье и звериный победный рык…

Хаос!

Впереди наконец уже замаячила спасительная дверь лифта, ноги предательски подкосились и я упал…

Наверное от удара некоторое время я был без сознания…

Потом я полз… А когда вновь обессилел, лежал, подтянув колени к подбородку и ждал, что-то сжалится и добьет меня.

А потом я услышал всенарастающий мерный рокот. Одно из двух: либо это были псы, либо солдаты.

Встречаться ни с теми и ни с другими в мои планы не входило.

Собрав остаток сил, я сделал решительный бросок, вскарабкался по косяку и нажал кнопку вызовы лифта. Я буквально просочился между на миг приоткрывшимися створками. Или это мне только показалось, что они отворились на миг, а на самом деле у меня просто абсолютно разладилось взаимопонимание со временем. Створки лязгнули, отрезая меня от мерцания пылающей электроники, от запаха теплой крови… От всего этого безумия. Но только не от звуков.

Рокот усилился до такой степени, что у меня стали вибрировать не только барабанные перепонки, но даже позвоночник. Я слепо пошарил рукой по стенам кабины.

Выбора особого не было. Кнопка была единственной. И я ее нажал.

Лифт дернулся и пошел, но пошел не вниз, а вверх!

Глава 3

Может все-таки мое восприятие нещадно меня обманывает. Может все те мерзости, что я вижу вокруг лишь навеяны мне бракованным чипом. Или я просто запутался в сложном переплетении отдельных проекций многомерного реального мира.

В конце концов есть же и положительные элементы в этой безумной чехарде… Например, Лилит…

Лилит, увижу ли я ее еще когда-нибудь. Может она тоже мираж?!

Ведь наши отношения настолько алогичны, что скорее всего тоже представляют из себя некую Виртуальную Реальность: нестабильную и ирреальную. Которая, наверняка, не может существовать в тех условиях, в которых существуют большинство ВР.

Такова квинтэсенция большинства ВР существующих в нашем мире? Бег и Гон! Плюс неформализуемые попытки закрепить правила игры, применяемой в собственной ВР, как список непогрешимых истин, как набор блоков, из которых любой непосвященный сумеет потом сложить собственную конструкцию, возможно, даже абсолютно альтернативную исходной.

Лифт резко затормозил, встряхнув мои многострадальные мозги, словно в тщетой попытке упорядочить тот хаос, что безраздельно царил в них.

Я судорожно начал шарить за пазухой, пытаясь извлечь револьвер, но двери распахнулись еще до того, когда я успел принять позу стопроцентного супермена.

Я ожидал чего угодно: огня псов, райских кущ, гурий, солдат с лазерами наперевес…

Но за распахнутыми дверями был… каменный лабиринт.

А значит где-то рядом прозекторская.

Я победно улыбнулся. Похоже, мое влияние на этот мир не столь уж эфимерно и безнадежно. Или это всего лишь демонстрации иронии самой жизни: когда, даже поднимаясь вверх, на самом деле ты падаешь вниз.

Стоило мне покинуть уютную и расслабляющую территорию лифта, как на меня с двух сторон навалились… «похотливые мальчики» и молча стали выкручивать мне руки.

Наша возня грозила затянуться, но тут кто-то, очевидно сжалившись, тюкнул меня по затылку и спасительная тьма приняла меня в свои объятия…

Лилит, я иду к те…

Сначала пришла боль. Потом осознание того, что мне, в принципе, уже на все наплевать. Я уже и так прошел почти через все: и сквозь огонь, и сквозь холод, и сквозь медные проводники (а также полупроводники и транзисторы).

И лишь затем я наконец стал воспринимать окружающее, хотя по-прежнему отнюдь не был уверен в его адекватности.

Передо мной за письменным столом, развалясь, сидел Теодор:

— Ну вот вы и пришли в себя, Филипп? — злорадно хихикнул этот псевдовампир и игриво погрозил мне скрюченным пальчиком:

— А вы шалун! Надо же, при ваших данных и такие амбиции.

Я попробовал пошевелиться и едва не вскрикнул от боли — мои руки были вывернуты за спину и крепко примотаны к стулу на котором я сидел.

— Вы же мертвец, Теодор, — усмехнулся я, силясь не обращать внимания на боль в суставах.

— Кто бы это говорил, — хихикнул Теодор и стал раскладывать на столе хирургические инструменты.

— А скажите, Теодор, вы и в самом деле чувствуете себя вампиром или это лишь один из подавленных ваших комплексов?

— Вы считаете, Энжел, что для вас это настолько важно… в данный момент?

Вы правы, мне уже абсолютно на все наплевать. После того, как я смог взглянуть на некоторые особенности нашей действительности под непривычным углом, во мне осталось лишь два чувства, борющиеся между собой: апатия и отвращение.

— Вам просто не повезло. Если бы чип был кондиционым…

— Значит, чип был?

— А какое это имеет значение?!

— Все же приятно осознавать, что часть мерзости мне лишь кажется.

— Все зависит от критериев оценки. То, что вам кажется мерзостью, в реальности может обернуться всего лишь… осознанной необходимостью…

— Где-то я уже слышал эти слова, — сказал я, пытаясь отвлечь внимание Теодора, одновременно силясь освободить связанные за спиной руки. Апатия апатией, а перспектива быть зарезанным, как какое-нибудь жертвенное животное, меня абсолютно не прельщала.

— Наверняка, от моих предшественников, — кивнул Теодор, выбирая из разложенных инструментов ланцет покрупнее. — Ведь это объективная истина.

— Необходимость сделать из меня жертвенного тельца?!

— Не передергивайте, Энжел. Если бы не совали постоянно свой нос куда не следовало, ваша персона вряд ли бы кого-нибудь заинтересовала.

— Значит, вы собираетесь ампутировать мне нос? — спросил я с невольным облегчением (одна из веревок неожиданно поддалась и я почти высвободил левую кисть).

Теодор с подозрением покосился на меня, но, очевидно решив, что я от перенапряжения слегка «тронулся», кровожадно оскалился и подмигнул:

— И нос тоже!

Глава 4

Конечно упырь-любитель был прав. Все зависит от критерия оценок. А в конечном счете от восприятия. Почти каждое событие имеет несколько виртуальных лиц, в зависимости от точки зрения индивида на него пялящегося.

В любом факте можно отыскать как положительные, так и отрицательные стороны, что облегчает жизнь людям, привыкшим манипулировать фактами (например, политикам) и усложняет простым обывателям, по крайней мере, той их части, что положила себе за правило пытаться анализировать факты, а не слепо существовать в той или иной навязанной из вне виртуальности.

Что лучше: занять жесткую позицию, основываясь на однобоком и, возможно, на ошибочном восприятии действительности или, понимая всю сложность ситуации, выбрать позицию стороннего наблюдателя, пытаясь отгородиться, как щитом, этим пониманием?!

Кто знает, может как раз болезненный переход от летаргического состояния наблюдения к попытке активного взаимодействия со средой и является причиной большинства самоубийств. Когда абсурдность многокритериального выбора загоняет бывшего наблюдателя в тупик.

А может в этом виновато само осознание многокритериальности.

Воистину, умножая знания, ты умножаешь скорбь!

Теодор, оскалившись и подкатив глаза под лоб, стал медленно приближаться ко мне, вытянув перед собой правую с зажатым в ней ланцетом.

Я уже был готов к этому. К данному моменту руки у меня уже были свободны.

Памятуя о поразительной прочности генеталий (или их отсутствии) самодеятельного упыря, я свернулся и наподдал его по той же руке, которая сжимала ланцет. Результат превзошел все мои ожидания: рука Теодора описала широкий полукруг и ланцет легко и с каким-то особым шиком вонзился ему прямо в горло.

Теодор издал судорожный всхлип и, не прекращая саркастически ухмыляться, медленно завалился на бок. Несколько мгновений я в оцепенении глядел на него, а потом поспешно стал высвобождать второе запястье.

Меня почти не пугала мысль о том, что в его намерениях возможно и не было никакого такого особого умысла: может быть бедняга собирался всего лишь освободить меня от некондиционного чипа. Мною двигала высокая цель: я спешил на помощь Лилит и все препятствия, которые возникали на пути, не могли помешать этим устремлениям и задержать меня даже на миг.

И все-таки от вида крови, а особенно от запаха меня слегка мутило. И нет-нет, а где-то глубоко под панцирем, наросшем за последние годы, скребли кошки. Похоже, что я начинаю действовать, как заправский персонаж той ВР, что меня породила. Неужели это единственный доступный путь разрешения назревших конфликтов.

Я обыскал труп Теодора, в заднем кармане обнаружил аккуратный никелированный браунинг. Ну что же, в штанах и при пистолете я почти супермен.

Не знаю на что я надеялся, неужели действительно на то, что, поднявшись на несуществующий восьмой, девятый или, Бог знает, какой этаж, на самом деле угодил в подземелье… Скорее всего я решил, что чувства меня опять обманули, как делали это уже не раз.

Так или иначе, проблуждав по лабиринту с пол часа (а может несколько дней, я уже не верил собственной способности ориентироваться ни на йоту!) я вышел к дверям прозекторской.

Глава 5

Все события, происшедшие со мной за последнее время были настолько причудливы и алогичны, что я полностью оказался дезориентированным в жизни. Я абсолютно не понимал, какие грани явлений реальны, а какие являются плодом моего воспаленного воображения. Если на первых порах я еще как-то пытался анализировать происходящее, то на данный момент абсурд настолько захлестнул меня, что я уже не мог отличить те его элементы, что встречаются в обыденной жизни от гротескных парабол, безраздельно царствующих в ВР.

Напротив, моему зрению, словно усиленному удивительным оптическим прибором, стало вдруг доступно различать в привычных обыденных вещах, составляющих течение реальной жизни, скрытые привычкой от восприятия грани, порою настолько абсурдные и непостижимые, как пересекающиеся в бесконечности параллельные прямые.

Я невольно открыл для себя, что жизнь подчиняется отнюдь не очевидным аксиомам Эвклида, жизнь это нечто, где властвует геометрия Лобачевского, а может даже…

Теперь я стоял перед дверями прозекторской, сжимая в правой руке браунинг и был готов пинком их распахнуть, как вдруг меня охватили сомнения.

Лилит! Моя последняя надежда и цель в этой (неужели я еще могу надеяться на иную?!) жизни. Но действительно ли я хочу достичь этой цели? Или меня по жизни гонит именно желание достичь? Что будет, когда желание исполнится? Скорее всего одно из двух: либо мне нечего будет желать (чем не смерть?), либо я поставлю себе иную цель. А значит, предыдущая была всего лишь вехой и в конечном счете миражем, тонущим в безмерных глубинах времени. Бег и гон! Неужели это все, что отпущено мне в жизни. Ведь несмотря на подспудную надежду на Иную жизнь, питаемую моим левым полушарием мозга, отвечающим за эмоциональную сторону бытия, правое полушарие, подчиняясь железной логике, твердо знает, что смерть есть смерть.

Я пинком распахнул дверь в прозекторскую.

Два «похотливых» мальчика склонились над столом, на котором неподвижно лежало нагое тело Лилит. Выстрелил я не раздумывая, а стрелял я всегда неплохо.

Тело Лилит было холодным, но каким-то внутренним чувством я сознавал, что она жива. Или возможно… пока жива.

Я мельком окинул прозекторскую, все остальные мраморные столы были пусты и, словно ждали чего-то.

Я подхватил Лилит на руки и понес.

Куда я шел? Я и раньше не мог ответить на этот вопрос, а теперь… Впрочем, не все ли равно. Любая ВР, какой бы кошмарной она не была, стала бы моим родным домом, если в ней существовала бы Лилит и любая ВР обернулась кошмаром, если бы я ее там не нашел.

Тело Лилит было холодным, тяжелым и твердым, но мне показалось, что оно потихоньку отогревается и обмякает. По мере того, как мои силы таяли, на ее бледном лице все больше и больше разгорался румянец. Неужели для того, чтобы она ожила, мне придется умереть? Ну и пусть! Пусть будет, что будет!!! Мне надоело просчитывать каждый свой шаг, надоело замечать и учитывать множество факторов. Мне остобрыдло жить в такой ВР, реалии бытия превосходят любой выдуманный кошмар!!! Где в угоду житейского прагматизма в жертву приносят то единственное, что отличает нас от животных…

Впереди, где коридор лабиринта делал резкий поворот, послышались шаги и я вынужден был оборвать свои размышления. Нет, я не собирался умирать, напротив, наконец я созрел, чтобы взорвать эту ВР изнутри.

Я осторожно опустил тело Лилит на пол и извлек из кармана браунинг.

— Не стреляйте, Энжел! — доктор осторожно выглянул из-за угла, лицо его было почти таким же бледным, как у Лилит. — Я хочу вам помочь.

С чего бы это?

— Я знаю, как вывести ее из коматозного состояния.

— Хорошо. Подойдите поближе, но учтите, доктор, я стреляю…

— Я знаю, как вы стреляете.

— И держите руки на виду.

— Хорошо-хорошо…

Доктор осторожно приблизился и присел на корточки возле Лилит.

— С ней все в порядке, — произнес он, пощупав пульс, — она просто спит. Знаете, наверное истощение… У женщин это бывает…

Я не спускал с него глаз, я никому уже не верил.

— С чего это вы суетитесь, доктор?

— А вы разве не догадываетесь, Энжел?

— Нет.

— Оглянитесь вокруг, что вы видите?

— Ничего кроме бетона.

— А как вы думаете, что вижу я?

— Я думаю, то же самое.

— А почему?

— Столь идиотского вопроса я не ожидал от вас, доктор.

— Хорошо, сформулируем его несколько иначе: что я видел раньше, то же, что и сейчас или…

— Если вы рассчитываете своими нелепыми вопросами отвлечь мое внимание…

— Да напрягитесь же, Энжел. Ну как вы не понимаете, что…

Раздался негромкий хлопок и доктор ничком завалился рядом с Лилит. Вокруг его головы медленно расползалось красное пятно. Но на этот раз стрелял не я.

Глава 6

Широко осклабившись ко мне неспеша приближался Трапс. В левой руке он все еще держал пистолет с глушителем.

— Зачем вы его? — спросил я, пытаясь поймать взгляд крохотных масляных глазок.

— Куда вы пропали, Энжел? — игнорируя мой вопрос бодро поинтересовался Трапс и спрятал пистолет за пазуху. — Веселье в самом разгаре, меня все спрашивают: Где Энжел, где Энжел… А он забрался сюда… Затворник вы наш!

— Что вы называете весельем? — я наконец проследил за направлением его взгляда и, сняв с остывающего тела доктора халат, прикрыл им Лилит. — Ту бойню, что вы устроили на этаже?

Трапс мельком зыркнул на меня, теперь в его взгляде блеснул металл:

— Что вы имеете ввиду?

— То, что произошло после гибели претендента.

— Ах это… — Трапс вновь широко улыбнулся, — ну, это всего лишь региональный конфликт. К тому же вы сами некоторым образом виноваты в сложившийся ситуации.

— Если вы хотите сказать, что…

— Ничего я не хочу говорить, — поспешно произнес Трапс и мне показалось, что он… меня боится!

— Скажите, Трапс, что вы видите вокруг?

— Это в каком же смысле? — сразу насторожился он.

— В прямом! — я описал рукой широкий полукруг, как бы приглашая его полюбоваться окружающим пейзажем.

— Ну, бетонные стены, — нерешительно выдавил он.

— А раньше, что вы видели?

— Где?

— Не стройте из себя дурака! — рявкнул и вновь отметил, как в его глазах полыхнул страх.

— Я и не строю, — поспешно забормотал Трапс, — я, просто не пойму, что вы от меня хотите…

— Правды!

— Да не нужна вам правда, — внезапно окрысился он, но тут же пошел на попятную и тихо добавил, — ну, что вы, Энжел, в самом деле…веселье в самом разгаре…

— Пир во время чумы! — фыркнул я.

Вдруг взгляд Трапса стал злым и, уже не сдерживаясь, он заорал:

— Да видал я тебя…твою мать! Подумаешь, правдолюбец выискался. А сам так и норовит мир… под себя перекроить! Дерьмо виртуальное!!!

Я с удивлением заглянул ему в глаза, они были совершенно белые и безумные, но я чувствовал, что мне наконец начали говорить правду в лицо, по крайней мере, что думали, то и говорили.

Я пожал плечами и неуверенно пробормотал:

— Я все равно ничего не понимаю.

— Ах, не понимаешь?!! — совсем взбеленился обычно респектабельный Трапс. Мы с ним… А он… Мать!!! — левая рука у него проворно нырнула за пазуху.

Я не стал дожидаться запланированного им развития сюжета и выхватил браунинг…

Трапс оказался на редкость живучим. Я всадил в него четыре пули прежде, чем он окончательно затих. Интересно, надолго ли?! Но это были еще цветочки, а вот, когда в дальнем конце коридора показался Теодор, ползущий по моему следу… Руки у него были в крови, из горла торчал ланцет, но он полз, поминутно ловя воздух раздувающимися ноздрями.

Доктор, Трапс, Теодор… не слишком ли много покойников для одной мизансцены. К тому же по телу недавно убиенного доктора вдруг волной прокатилась судорога.

Не долго думая, я подхватил на руки уже совершенно оттаявшее тело Лилит и кинулся бежать, куда глаза глядят…

Глава 7

Лилит открыла глаза и испуганно посмотрела на меня:

— Кто ты?

Она меня не узнала! Неужели я изменился настолько, что даже она меня не узнает. А может это она — иная? Но ведь я ее узнаю! Или все-таки нет?! Господи, как все зыбко, двойственно и обманчиво… Я чувствую, что я брожу совсем рядом с разгадкой, с тем местом, где я смогу наконец отыскать ответы на все вопросы, но все ускользает из-под пальцев, словно туман.

Ведь я уже почти догадался, что означают эти мультипокойники, мои и их бесчисленные реанкарнации, при чем здесь модель лабиринта, мушиный трупик и как все это связано с ВР.

Лилит — вот ключ к разгадке! Не весь этот безумный хоровод вокруг смерти, а совсем наоборот…

— Я — Филипп, ты разве меня не помнишь, Лилит?

— Филипп?! Нет. Не помню…

— Вспомни, Лилит! Вспомни. Мне кажется, что если ты все вспомнишь, то чары рухнут и эта ВР…

— Чары?! ВР?! О чем ты говоришь, я тебя не понимаю!

Черт возьми, я и сам себя не понимаю!!! А может это всего лишь кризис? Обыкновенные метания мужика, чей возраст медленно, но неукротимо подбирается к полтиннику?! А там глядишь: перевалит и рассосется само собой. И все ВР вместе взятые обернуться тихой и спокойной старостью?!

— Это ты меня раздел, Филипп?

— Нет… Не я… По крайней мере в этот раз.

— А разве мы с тобой раньше уже встречались?

— Да… в другой жизни.

— Разве может быть какая-нибудь иная жизнь?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Погляди вокруг: что ты видишь?

— Бетон, кругом серый бетон…

— Как ты думаешь, так было всегда?

— Мне кажется, что… нет…

— Но ты чувствуешь, как вся эта бетонная громада давит на нас?

— Конечно!

— Значит, в первую очередь нам необходимо отсюда поскорее выбраться…

— Не могу же я выйти на улицу в этом дурацком халате, — Лилит проворно нырнула в халат, кокетливо поднялась и попыталась рассмотреть себя со всех сторон.

А собственно, почему бы и нет! Псих и сопровождающая его медсестра — вполне виртуальный тандем.

— Мы попытаемся подыскать что-нибудь более подходящее, — с сомнением пробормотал я, будучи неуверенным даже в том, что нам дадут возможность отыскать здешний лифт.

Я пересчитал оставшиеся в браунинге патроны. По большому счету там оставалось как раз, чтобы нам обоим без помех застрелиться.

Но я решил, что это можно будет сделать и позднее, когда картина станет абсолютно ясной, особенно, если не оправдаются некоторые мои предположения…

Ведь было во всем происшедшем некое звено, которое выпало из моего поля зрения с самого начала…

Вдруг у меня возникло чувство, что если я сейчас не побегу, то — умру. Не знаю насколько идентичные чувства испытывала Лилит, но она, тревожно глянув на меня, сдавленно прошептала:

— Бежим!

И мы побежали (Бег и гон!). Не помню в который уже раз я бежал по сумрачным коридорам (лабиринтам!!!) КР и в который раз предо мной разворачивалась кошмарная картина современного Апокалипсиса.

Благодаря ли новообретенным свойствам, возникшим у меня под воздействием некондиционного чипа или виной тому был естественный процесс, но интерпретация текущих событий у меня изменилась уже настолько, что я начал болезненно воспринимать все то, мимо чего раньше проходил спокойно, если не сказать, надменно, почти презирая, а в итоге, игнорируя факты, которые теперь повергали меня в пучину болезненно мистического ужаса.

Мы тенью промчались по этажу. Где-то в недрах лабиринта выли и бесновались псы, наверняка, в данную минуту терзая теплую человеческую плоть.

Из некоторых боковых ответвлений тянуло смрадной гарью и тревожные красные отблески на миг озаряли наши лица. Далекие раскаты грома и духота надвигающейся грозы и не было облегчения!

Глава 8

Мне иногда кажется, что моя память, как ленивый, но жестокий хищник просто играет со мной, то, выпуская острые цепкие когти далеких подспудных воспоминаний, нежданно-негаданно вспыхивающих в моем мозгу раскаленными угольками, то, внезапно стирая мягкими лапками невыносимые гнетущие отпечатки текущих событий.

То отпустит, то поймает, словно кошка, забавляющаяся с мышью перед тем, как наконец убить ее окончательно.

Игра. Забавная игра, где на кон поставлена всего лишь такая мелочь, как моя жизнь…

Мы с Лилит вышли к лифту, когда отпущенный нам ресурс сил был на исходе…

Оглядываясь назад, я мог констатировать, что это произошло не случайно. Очевидно где-то кем-то было запланировано, что мы подойдем к конечной точке, находясь на гребне эмоциональной нагрузки. Если внешнее психоэмоциональное давление будет и в дальнейшем возрастать, то наверняка должен назреть кризис.

А развитие кризиса, хоть и прогнозируемо, но недетерминировано!

Разрешение кризисной ситуации может оказаться апокалипсическим и смести со своего пути всех, даже спровоцировавших этот кризис.

— Ты любишь меня? — тихо спросила Лилит и была в этом вопросе такая обреченность и беспомощность, что я невольно судорожно сглотнул.

— Я… конечно… ты же… сама прекрасно знаешь об этом…

— Иногда мне кажется, что знаю, а порой… я начинаю думать, что выдумала тебя. Или ты меня…

— Нас выдумало время, а мы выдумали его. Наша реальность не менее виртуальная, чем все прочие и я думаю, что нам под силу попытаться воздействовать на ход ее развития…

— Неужели ты думаешь, что у нас есть хоть малейший шанс что-либо изменить?!

— Я думаю, есть. Если не собственной жизнью, то возможно собственной смертью.

— Тогда едем, — покорно кивнула Лилит.

Мы вошли в лифт, где традиционно на пульте была лишь одна единственная кнопка.

Я, не колеблясь, ее нажал, приготовившись к тому, что лифт опять рванет вверх, но он… рухнул вниз. Мы с Лилит зависли в воздухе, беспомощно распластавшись, как две выброшенные на берег медузы.

— Филипп! Я люблю тебя!!! — в отчаянии вскрикнула Лилит и тут лифт резко затормозил.

Последнее, что я увидел, стремительно надвигающийся на меня пол кабины… Почему-то похожий на нежную женскую кожу с сетью голубоватых прожилок… Мрамор?.. во мраке.

… Как холодно… Господи, как холодно и одиноко! Неужели это моя судьба каждый раз попадать в этот мир голым и беспомощным, надеющимся бог знает на что, а в итоге не имеющем ничего. В том же состоянии, что и придя в этот мир, очутиться на пороге перед тем, как его покинуть…

…Я открыл глаза. Конечно же я лежал, уткнувшись носом в холодный мраморный стол. Голубые прожилки причудливо ветвились, образуя аллегорический узор переплетенных перепутанных человеческих судеб. Чем не психоэмоциональная карта нашей ВР! И я, маленький мальчик, заплутавший в этом лабиринте. Куда бы не вело меня сознание, подсознание с настойчивостью идиота приводило к одному и тому же месту. В прозекторскую!

Но эта предопределенность и неизменность начинала меня уже потихоньку раздражать.

Глава 9

Они все были здесь! И Теодор, и Трапс, и Тед Вернер, и претендент, и похотливые «мальчики»… И Лилит. Каждый занимал отдельный стол, кроме мальчиков. Эти чинно и пристойно делили один на двоих. Каждый из них был наг, холоден и тверд. Это не было похоже на смерть, скорее это смахивало на анабиоз.

Я, такой же нагой и холодный, бродил между столами, в тщетной надежде вдохнуть жизнь в эти окоченевшие и покрытые изморозью тела.

Но в одиночку, очевидно, я был бессилен. Оказалось, что один я не могу вдохнуть жизнь даже в Лилит.

Неужели я всего лишь такая же жалкая марионетка, как и большинство персонажей, встреченных мною в этой ВР?! Неужели даже Лилит настолько чужда мне, что мои холодные слезы, капающие на ее нагую грудь, не могут пробудить к жизни ее остывшее сердце.

Не знаю сколько прошло времени, пока я, как безумный метался по прозекторской, тормоша то или иное заиндевевшее тело…

Но внезапно гнетущую тишину взорвал звук обыкновенных человеческих шагов.

Человек шел, тяжело ступая, и похоже прихрамывал на одну ногу. Интервал времени между шагами был неровный и почему-то это пугало.

Я заметался по прозекторской и не нашел ничего лучшего, как забраться на свой стол, лечь и закрыть глаза.

Перед моим мысленным взором тут же возник огромный жуткий хромой монстр с распирающими рот клыками, с которых капала слюна, перемешанная с желчью, кровью и ядом.

Минотавр, давно выслеживавший меня в лабиринте, готовился сожрать иссушенный бесплотными надеждами и потугами, мушиный трупик.

Вот негромко скрипнула дверь. Монстр, не раздумывая, направляется к «моему» ложу. Мышцы у меня затекли и я был сейчас совершенно неотличим от остальных обитателей прозекторской: ни внешне, ни внутренне, так как являл собой самый настоящий полутруп, в котором жизнь держалась, разве что в кончиках пальцев, нервно подрагивающих, словно я в предсмертной судороге пытался впиться ногтями в равнодушный холодный мрамор.

Вот я ощутил чужое дыхание на своем лице. Среди всепроникающего холода это было особенно ощутимо, но почему-то тоже пугало, словно я подспудно страшился соприкосновения с обыкновенной теплой живой плотью!!!

Прошла вечность! Снова раздались шаги. Чудовище уходило!

Я выждал мгновение и, пересилив отвратительный липкий и какой-то осклизлый страх, открыл глаза.

Это был не монстр! Это был обыкновенный человек в плаще с поднятым воротником.

Чуть сутулясь, он уходил прочь. И действительно приволакивал при ходьбе левую ногу! Не знаю почему, но меня особенно поразил этот факт. Я вдруг вспомнил, что когда-то давно в юности порвал связки голенностопного сустава, и именно на левой ноге…

Я еще продолжал вглядываться в спину незнакомцу, когда в прозекторской произошли разительные перемены: почти одновременно все обитатели пантеона ожили.

Я явственно различал хриплое подспудное дыхание, булькающий астматический кашель, жалобные стоны и сдавленные проклятия.

Я поспешно сполз со своего неудобного ложа и нагой, жалкий и беспомощный пополз к выходу.

Уже в дверях меня догнал неузнаваемо искаженный, из-за свистящего, сквозь распанаханное горло воздуха, голос Теодора:

— Куда же вы, мастер?!

Я вздрогнул, это было ужасно… И особенно ужасно, что ему вторил бесцветный — мертвый голос Лилит:

— Куда же ты, мастер?! Не бросай меня… Я не выживу без тебя… Ведь ты же говорил, что это наше время. Мы сами выдумали его… Ведь ты же мастер, ну сделай же что-нибудь…

Глава 10

…гортанный вскрик. Я шкурой на затылке чуял, стоит мне обернуться и я погиб!

Я знал, что по моим следам ползет, так и не пришедший окончательно в себя, Теодор; что Лилит, прекрасная и нагая, с почти прозрачной нежной кожей, сквозь которую просвечивают, скованные льдом голубые русла кровеносных сосудов, своими глазами, где блестят льдинки слез, обещает мне, если я обернусь, покой и умиротворение.

Что Тед Вернер, силясь сделать мне в след хотя бы один шаг на деревянных, еще не оттаявших ногах, глухо шепчет:

— Вы делаете ошибку, мастер… Все, что вы видите, всего лишь иллюзия… тень… Виртуальная реальность… А действительность это нечто другое…

А Трапс, словно рыба, насильственно изъятая из привычных условий, шлепает толстыми слюнявыми губами, силясь сказать:

— Мы вас заждались, мастер. Идите к нам!

— Мы любим вас, — томно и беззвучно вторит ему претендент, поддерживаемый немым хором похотливых мальчиков, — куда же вы, мастер?..

Ну что еще тебе надо, Энжел?!! Кем ты себя считаешь в самом деле? Что ты вообще возомнил?!! Неужели ты думаешь, что ржавая железяка за левым ухом дает тебе право… На самом деле ты їомби! Точно такой же зомби как и мы все…

Я судорожно заткнул уши дрожащими руками, но эту эфимерную защиту легко пробил резкий визгливый вскрик Лилит:

— Да ты просто трус!!!

И тогда я действительно струсил и побежал.

Я бежал, не разбирая дороги, изредка натыкаясь на тупики и, механически поворачивая обратно, словно обыкновенная заводная кукла.

Не знаю как, но мне посчастливилось в какой-то момент оказаться около лифта. У его распахнутых дверей поджидал тот самый смазливый клерк, что когда-то выписывал мне путевку в этот ад.

— Вы как раз вовремя, мастер, — произнес он, глянув на часы и равнодушно улыбнулся.

— Не называйте меня мастером, — хрипло пробормотал я.

И действительно, я — голый и дрожащий, совершенно утративший ориентацию во времени и пространстве, разуверившийся в былых жизненных ценностях и не нашедший новых… Ну какой я мастер?!!

— Не называйте меня мастером!!! — выкрикнул я истерично.

— Хорошо, мастер, — равнодушно кивнул клерк и, вновь взглянув на часы, добавил, — но поторопитесь, вы начинаете выбиваться из графика.

И я в который уже раз покорно шагнул в лифт и аппатично ткнул пальцем в единственную кнопку.

В следующий миг я был буквально раздавлен ускорением стремительно рванувшегося вверх лифта.

Глава 11

Наверное я потерял сознание, а вместе с ним счет времени. Вообще до определенного момента время мало интересовало меня. Есть, нет, куда уходит, откуда берется, почему порою напоминает упругую резиновую ленту: то стремительно сжимаясь, то лениво растягиваясь.

Но сейчас я внезапно остро почувствовал его присутствие.

Лифт стоял и двери его были открыты. Свет в кабине не горел и снаружи тоже было темно. Сначала я подумал, что по логике этого алогичного мира, двигаясь вверх, я попал в какое-нибудь мрачное подземелье, но, приглядевшись внимательней, понял, что нахожусь на крыше «Компьютерного Рая».

Просто была глубокая ночь и к тому же шел дождь. Я выбрался из лифта и подошел к краю крыши. Раньше я всегда боялся высоты, противное сосущее чувство где-то в районе пупка рождало такое ощущение, будто бездна и я неразрывно связаны дьявольской неразрушимой плацентой.

Но сейчас эта нить внезапно оборвалась. У моих ног разверглась пропасть, а я оставался холоден и спокоен. Башня «Компьютерного Рая», которая при взгляде на нее извне казалась шестиэтажной, на самом деле насчитывала не одну сотню этажей. Где-то далеко внизу раскинулся город. Такой далекий и почти нереальный. Наверное там жили обыкновенные простые люди, озабоченные совершенно обыденными проблемами и делами. И им было абсолютно наплевать на весь этот кошмар, представший во всей своей бесстыдной наготе перед моими глазами за последнее время, а заодно, очевидно, и на меня самого.

И, что самое удивительное, в данную минуту это чувство было почти обоюдным.

Наверное я просто устал.

А бездна под ногами была столь заманчива, словно подмигивала: Шагни!

Я покачнулся и уже занес было ногу над краем, как за моей спиной прозвучал спокойный, чуть усталый голос:

— Напрасно ты думаешь, что это лучший выход из ситуации…

Я вздрогнул и инстинктивно отшатнулся от края. Потеряв равновесие, я упал.

— Это вообще не выход. Неужели ты не можешь придумать хоть какой-нибудь ход в данной ситуации. Ведь ты же мастер!

— Я не мастер! — хрипло выкрикнул я, — Я — всего лишь жалкая… мастер-копия…

— Это тоже ко многому обязывает, — незнакомец, произнесший эту фразу, подошел к краю крыши и уселся, свесив ноги прямо в бездну. Был он в плаще с поднятым воротником. Я мог видеть лишь часть его затылка, но как и при первой встрече, у меня шевельнулось смутное чувство, что я его знаю.

— Мне уже на все наплевать! — запальчиво выкрикнул я.

— Врешь! — жестко отрезал он и обернулся.

Если бы я все еще стоял на краю, то наверняка бы свалился вниз. Наконец я узнал его.

— Ты?! — только и смог выдавить я.

— А кого ты еще ожидал увидеть в данном месте в такое время, бказал он и криво усмехнулся.

— Но… как же…

— Считай, что я — твое материализованное подсознание.

— Но ведь ты — это я!

— В некотором роде. А что ты имеешь против того, чтобы поговорить с интересным человеком?.. Хотя бы перед смертью. Ведь ты же собирался прыгать?!

— Я почти передумал.

— Почти?

— Ну… В конце-концов! Этого не может быть!!! Ведь я же не Господь бог, чтобы быть единым… даже в двух лицах!

— Но ты ведь мастер!

— Я не мастер!

— Хорошо. Но подспудно, ты все равно считаешь себя мастером…

— Я… Я… Я не знаю…

— Ты веришь в то, что ты смог разглядеть в тех событиях, что захлестнули в последнее время?

— Не знаю.

— Ты веришь, что то, что ты сумел разглядеть реально?

— Не… знаю.

— Но ты хотя бы веришь собственным каналам восприятия?

— Я… не знаю!

— С тобой приятно поговорить, по крайней мере, всегда точно можно знать, что ты ответишь на тот или иной скользкий вопрос.

— Что ты хочешь от меня?!!

— Чтобы не нарушать формирующуюся традицию, я отвечу тебе коротко: Не знаю. Но чтобы мы были квиты, я возвращаю тебе вопрос: А ты? — он снова обернулся и, снисходительно улыбаясь, посмотрел мне в глаза.

Я на мгновение заглянул в них и был вынужден честно промямлить:

— Не знаю.

Глава 12

Теперь самое время вспомнить мои откровения по части хвостов и перейти к детальному анализу прочих атавизмов, хотя бы тех которые именуют ушами. В данном конкретном случае выводы наши будут достаточно краткими и конкретными: У девяноста процентов населения уши служат для того, чтобы головные уборы не сползали им на глаза, еще у пяти процентов для красоты, у четырех и пяти десятых процентов, чтобы получать по ушам и лишь у ноль целых и одна сотая процентов чтобы в общем гаме умудряться расслышать… себя.

— Наверное приятно чувствовать себя демиургом? — спросил он, пристально глядя мне в глаза.

— Не говори глупостей! — вяло огрызнулся я.

— Не скромничай… мастер.

— Не называй меня мастером!!!

— Ну… и кто же ты тогда такой?

— Не… знаю…

— Занятный получается у нас с тобой разговор.

— …

— Неужели то грандиозное шоу, что я продюссировал специально для тебя, оказалось лишь пустым и бессмысленным балаганом.

— …

— Да осталось ли в тебе что-нибудь живое и теплое или ты окончательно уже превратился в распоследнего зомби?!!

— Не…, — я не договорил, потому что почувствовал, как слова застряли у меня в горле.

— Ну что же, — горько усмехнулся он, — у тебя еще представится возможность сделать свой выбор.

Он встал и протянул мне руку.

— Пойдем!

Не осознавая, что делаю, я, как самый настоящий зомби, встал и шагнул к краю крыши.

И вдруг я все понял!

И тогда, не колеблясь, я сделал еще один шаг.

Ветер рванул мои многострадальные уши (Бог с ними! Надеюсь, они были даны мне не для красоты!). Бездна ласковая и бездонная, как женское лоно на пике любви, распахнула мне свои объятия.

И хотя время для меня сейчас текло совершенно по особенному, но я знал, что отпущено его не так уж много и пока не оборвался мой безумный полет, я должен обязательно решить для себя:

Кто же я на самом деле — мастер, Или…

Господи, это уж мне безумное время…

GAME OVER!

RESTART GAME?