Ангелы: Анабазис

Глава 10 Разговор

Снег. Холод. Тишина. Боль.

Уставшее, побитое и подранное тело не хотело просыпаться, не хотело двигаться.

Он открыл глаза и посмотрел в небо. Там снова бесились тучи. Черничные сливки, взбитые всевышним кондитером. Дома Наташа часто делала торт с черникой…

— Мих?

— Ага.

Только сейчас почувствовал лёгкое одеяло на теле, да выжатую анальгетиками до невралгии боль в ранах. Облизал губы и повернулся на зов. Юрий выглядел уставшим. Раненым, побитым, озябшим. Протянул руку, и тот подхватил, помог приподняться. Огляделся. Мир вокруг не обещал чудес: всё тот же каменный предел, всё те же люди, только подранные и битые, да многих не хватает. Да в глазах что-то иное. Зверское проснулось. А не хватает… Славяна не хватает. Ворона. Родимца. И двух раверсников. Батон спал рядом. Катько сидел неподалёку и заматывал хвосты перьев изолентой. Возле колена уже лежала кучка самодельного оружия. С другой стороны громоздилась груда вырванных крыльев, с которых он аккуратно срезал перья. Полынцев, последний оставшийся в живых из группы «Р-Аверса», устало махнул рукой на скупой кивок. Яромир даже не обернулся на взгляд. Молча сидел на камне и что-то теребил в руках. Рядом с ним застыл на коленях воин, не оберёгший Талика. Не иначе — ждал решения своей участи.

— Ворон? Родимец?

— Не вышли, — коротко отозвался Зубров.

Ворон оставался без сознания, когда началось сражение, Родимец был одним из тех, кто защищал его. Живыми или мёртвыми остались на горной тропе люди? — он не знал. Вспомнил гибель Славяна и до скрипа стиснул зубы.

— Я не успел к Славке… — Понял, зачем Маугли убил захваченного навями раверсника и внутренне поблагодарил его за это. На память тут же пришла короткая борьба с пленным тэра. Дёрнулся: — А Всеволод?

— Вышел, — кивнул Юрий: — Не вибрируй — цела наша оплата. Вон, за Катько лежит, отсыпается. Ослаб.

Сил приподняться и посмотреть не оказалось. Медведев расслабился и вяло кивнул.

— Я не за оплату беспокоюсь. Он меня вроде как прикрыл… получается.

— Получается.

— А мог этого не делать…

— Мог, — опять согласился Зубров и перевёл разговор: — Тебя подлатали, насколько сейчас возможно. Целитель тэра убит, так что на большее рассчитывать не приходится. Дойдём до наших, уж тогда… — он замолчал.

— Дойдём, — тихо ответил Михаил. — Должны дойти.

Юрий смахнул с лица снег и отвернулся. Медведев закрыл глаза. Кольнуло под сердце понимание того, что друг ни на грош не поверил оптимистическому прогнозу. Впрочем, попытавшись двигаться, он и сам задумался о том, насколько далеко желаемое от действительного. Тело ответило болью и вялостью на команды. Раненые мышцы жгло, проявлялось ощущение стягивания на местах порезов и уколов. Вспомнил, как летели навстречу сиреневые острия… Вероятно, то, как его подлатали — одно из чудес, являемых миру с периодичностью раз в жизнь.

— А ведь я просто мог застрелить его, — потерянно прошептал Михаил, внезапно снова увидев перед глазами умирающего Славяна: — Но — не сделал этого… Понимаешь? Просто не подумал об оружии… Но пули же не берут только стерв! Людей же могут!

— Могут, — устало согласился Зубров. — Да и стерв тоже могут — тэра их и клали пачками. Только люди не видят, куда надо стрелять. Стервы это ж всего лишь иллюзии. А какие они на самом деле скрыто от людей гипнотической установкой, унаследованной нами от предков. Мы видим человеко-птицу, а, каковы твари на самом деле, могут разглядеть только подготовленные тэра. Не просто тэра, но — адепты, типа этих вот «щитов». Они проходят специальную подготовку и их сознание стойко к различным влияниям извне. Потому они и навий видят, и у стерв зоны поражения определяют…

— Ты мне зубы не заговаривай! — Медведев лихорадочно приподнялся на локте. — Психолог, растудыть! Ты мне скажи — почему я был ближе всех к Славке и не смог? Почему?

— По кочану и по капусте, — вздохнул Юрий. — Инерция сознания. Вцепился в нож и обо всём забыл. Бывает. Тем более, что и винить себя не за что — ты и не знал, чем закончится и кроме тебя рядом были тэра и не отреагировали…

— Мог! Мог же! — Михаил стиснул зубы и снова рухнул. Упёрся взглядом в круговерть черничных туч в небе.

Зубров нахохлился, устало поднял воротник и стёр снег с лица.

А Михаил готов был живьём сжирать себя за потерю.

Юрий потёр заросший подбородок и вздохнул:

— Однако, ты убил Сирина.

— Кого?

Юр-сан усмехнулся:

— Да-да, её самую. Сладкоголосого божка с лицом девицы и телом пташки. Ту, что живёт по поверьям в верхнем Ирии, вроде неба такого, и иногда слетает вниз, чтобы заболтать парочку-другую человек.

— Наши миры соединялись раньше?

— Думаю, предки просто шлялись, где не попадя. Тогда хватало Иванов-дураков на душу населения, — пожал плечами Юрий. — Предки наши не были настолько наивны, чтобы важные знания просто так разбазаривать да пускать на самотёк. Ты ж знаешь — даже самые значимые события забываются народом через поколение. А сказки — хороший способ вдолбить в совершенно юную, ничем не испорченную головёнку нужную информацию. Не этой головёнке, так следующей, обязательно пригодится. Вот и пригождается.

— Ты сегодня блещешь, Цицерон, — хмуро прокомментировал Михаил.

— Потерпи ещё немного, Пресветлый! Тебе ещё предстоит целую лекцию услышать. — Хмыкнул Юра-сан.

— Ну, валяй. Жги, прохфессор.

Юр-сан и «зажёг»:

— Однако, устройство их гнезда напоминает муравейник. У каждой особи свои обязанности и права, одновременно с этим — особое обличие и возможности. Сирин — что-то вроде интеллектуального дворянства у стерв. В устройстве их общества — уровень, совмещающий в себе обязанности интеллигенции и бояр. По идее — сословие меж средним и высшим классом. В воинском деле — ни черта не стоят, хрупки и уязвимы, но более других способны к гипнотическим воздействиям. Далее следуют Гамаюны — глашатаи личной воли Королевы и её внебрачных подруг. Выше Алканосты — что-то вроде генералов и телохранителей. Ну, а выше только — подруги Королевы. И, если нам повезёт, то с ними мы не встретимся. На вершине пирамиды Королева, она же птица-Рарог или жар-птица — матка Гнезда. Вот такая петрушка…

— И?..

— Однако, стервы будут мстить за Сирина, — пожал он плечами. — Яромир, во всяком случае, уже ждёт подхода воинов из гнезда.

— А… — Медведев опешил, — а мы с кем схлестнулись?

— С охотниками, — пояснил Юрий, — всего лишь с охотниками. Их называли в древности Скопами. Нижний уровень, чуть выше работников-моголов. Воины-Магуры заточены под бой на уничтожение, а не под такие хаотичные облавные действия. Видимо, взять нас гнезду важно, а воины успеть к началу не могли, вот и собрали тех, кто был поблизости, чтобы смогли перехватить и задержать.

— Да… ситуёвина. — Медведев снова приподнялся на локтях и осмотрелся. Тэра с непрошибаемым спокойствием занимались лагерными делами. Только иногда косились в сторону молчаливого Ведущего. Тот всё ещё горевал по Талику.

— Нам не позавидуешь, да…

— Пробьёмся, — хмуро ответил он. — Что ты ещё узнал?

— Ну… Тэры не особо болтливый народец. Сами ни о чём охоты говорить не имеют. А я пока и не определил круг вопросов, ответы на которые могли бы помочь полнее составить картину происходящего, но…

— А покороче? — поморщился Михаил.

Зубров откинулся на камень и сощурившись на снег, бледными кометами чертящий пространство домена, подставил под колкие шлепки лицо. Уголки губ приподнялись, но на улыбку выражение походило слабо.

— Яромир связался со своими, доложил обстановку. Пока никто не воспылал энтузиазмом прислать нам подмогу.

— О-па-на… — севшим голосом отозвался Медведев и рывком сел. Юрий не отреагировал, продолжая так же безучастно:

— Мы оказались далеко за нейтральной зоной. На территории стерв, но не особо-то обжитой. Считай, по нашим меркам — «глушь, Саратов». Десант воинов сюда ещё может пройти незамеченным или объяснимым, но вторжение магов, которые могли бы нас вытащить, вызовет заметные возмущения на границе, а это уже — конфликт, грозящий перерасти… сам понимаешь…

— Угу, — Медведев потёр лицо, посмотрел на ладонь — в неярком свете лоснилась в разрезах плёнка новой кожи. — Значит, выбираться самим…

Юрий не ответил.

Михаил же всерьёз задумался о том, что сны на пятницу считаются «в руку». А сейчас до зуда меж лопатками вспомнилось, что снилось… Изба — не изба, может и гостиница в старорусском стиле, а может и просто допотопный домишко каких-то родственников на седьмой воде с киселя. Жена — Наташка — в сарафане, и с сотовым телефоном на пояске. Люлька под потолком, а в люльке младенец пищит. В комнату заходят люди. Разные. Живые. Мёртвые. Знакомые и неизвестные. Кланяются Наташе, подарки подносят, словно волхвы. А она дары степенно принимает, складывает рядом с детской кроваткой. А возле кроватки сидит Зубров. Растерянный какой-то, ласковый и умилённый. Словно он — отец новорождённого. А сам Медведев смотрит из угла комнаты и никак не может вырваться к людям. Словно в паутину влез. Из хорошей лески… Сон в руку?

— А это, видимо, к тебе, — привлёк внимание Юра-сан.

Медведев вскинулся. Действительно, к нему. Воин, не сумевший оборонить Талика, тяжёлым шагом, вдавливая снег в каменную крошку, подходил ближе. С момента потери подростка-мага, его телохранитель сильно изменился, за час постарев и опустившись. Покатыми плечами и неподнимаемым взглядом он стал сильно отличаться от других тэра, оставшихся и после серьёзной схватки с потерями, пусть и потрёпанными, но спокойными и уверенными. Подошёл. Не глядя на «Пресветлого», опустился, вдавив колено в каменную мешанину и не заметив боли, сложил руки на бедре и в ожидании склонил голову.

Медведев хмуро оглядел коленопреклонённую статую, на чёрной вязаной шапке и сером анораке, которой уже пушился белым слоем, выделяя контур на фоне перечёркнутого снегопадом неба.

— Ну? — мрачно поторопил Михаил. — Говорить будем или это игра такая? Типа, угадайка?

Воин головы не поднял, глаз тоже. Но заговорил сразу:

— Пресветлый, ведущий тур Яромир дал мне в послушание вашу жизнь, — и добавил суше и тише: — Если примите.

Михаил досадливо поморщился: говорят на одном языке — русском, — а понять тэра сложно. Обернулся за помощью к Юрию. Тот задумчиво рассматривал склонённого тэра, но на взгляд друга отреагировал сразу:

— Ему приказано защищать тебя до смерти — его или твоей. Первое предпочтительнее. Если, конечно, ты не погнушаешься того, кто уже однажды упустил жизнь хранимого, и возьмёшь его в стражи, — безучастно «перевёл» Зубров.

На последних словах тэра заметно подобрался. Словно пружина сжалась. Хотя казалось — куда уж сильнее!

Медведев тоже напрягся — скажи Юрий ещё что-то о потере тэра и тот взорвётся. И чем это закончится — один бог знает. Но Зубров благоразумно молчал.

— Как зовут? — повернулся Михаил к тэра.

— Святослав.

— У вас у всех имена такие… из древнерусских?

— Это не имя, прозвище. Имена скрыты. Наша школа относится к Славянскому Сходу, в ней приняты прозвища родины, — сдержанно ответил тэра. Глаз он так и не поднял. Возможно, в силу принятого в среде тэра этикета, возможно, потому что служба на чужого «Пресветлого» не радовала.

— Ладно, — решился Михаил. — Раз Яромир сказал — так тому и быть! Главное — не мешайся под ногами.

Святослав, наконец, поднял голову. Посмотрел он, впрочем, не на «пресветлого», а на Зуброва:

— Назовёшь равным? Или такой великой милости можно не ждать?

— Сначала покажи себя, сирота, — покачал головой Юрий.

Тэра поднялся с колен:

— Сумей увидеть, Светлый.

Когда он отошёл и пристроился невдалеке, сев в полоборота, Михаил расслабился. Ещё оставалось напряжение от уверенности, что двое сцепятся, но уже стало понятно, что миг возможного столкновения миновал и теперь потянется долгое время тяжёлых трудных взаимоотношений.

— Что ему было надо от тебя?

— Равенство.

— Не понял.

Юра-сан вздохнул и потёр замёрзшие щёки. Взгляд сделался, как у старого сенбернара — мол, когда же все от меня отстанут?

— С точки зрения тэра, «зам» — это очень серьёзное звание. Второй после бога. Масса привилегий. Но дело даже не в них. Совсем не в них! У зама есть то, что тэра ценят больше всего… Возможность быть в духовной близости с Пресветлым. Втыкаешь?

— Нет.

Медведев, с трудом преодолев сопротивление тела, скинул спальник и пересел ближе к другу. Исподлобья быстро оглядел домен. Вокруг не было никого, кто бы заинтересовался негромким разговором.

Юрий же сгорбился, свёл широкие ладони между колен, зажал, пытаясь согреть. И, прикипев взглядом к подрагивающим белым пальцам, начал говорить, равнодушно, монотонно.

— Для тэра не существует дружбы как таковой. Существует звание — «друг». Это как работа, должность, а у некоторых и профессия. Вон, у Маугли твоего, например. Профессиональный младший друг. Беседу поддержать, в работе помочь, спину защитить, знаниями снабдить, по работе подсуетиться, а при необходимости, и собой закрыть. Таких, как Всеволод, мало, и ценятся они на вес золота… — Зубров мрачно рассматривал свои руки и говорил в них тихо, словно боясь, что излишне громкое слово выплеснется из ладоней и, разлетевшись брызгами, станет доступно всем. — Просто жизнь у тэра не такая, как у людей. Совсем не такая. Кому фартит, тот живёт при храмах-школах. Условия спартанские, конечно, но зато не надо спать с оружием в руках — там все свои. А тот, кто живёт отдельно, да ещё и с задачей постоянной, тем стабильные отношения ни с кем не создашь — есть опасность оказаться по разные стороны баррикад. И не только в противостоянии «тэра-люди», нет… Каждая школа воюет с другими школами. Постоянное противоборство — одно из условий сохранения воинской традиции и должного уровня подготовки воинов. Вроде как смертельная тренировка каждый день. Так и получается, что связываться — дружить, создавать семью, учиться, по сути, можно только со «своими», да и то — с оглядкой. Стабильности в таких связях нет — воины не отвечают за свои жизни. Они все — части Школы, подчинённые её целям. И в их традиции связи существуют только по связкам учитель — ученик, командир — боец, муж — жена. Им проще входить в ту иерархию отношений, что выстроена внутри Храмов. Она древняя, и не отходит от тех традиций, что давали Храмам выжить в тысячелетних сражениях.

— Не понимаю. В команде для хорошей работы все должны быть товарищами. Иначе команде настаёт капут.

Юрий посмотрел искоса, и тут же, скрывая взгляд, огляделся и снова упёрся в ладони.

— Дружба, по определению, это — дружинная связь. Суть её в боевом товариществе, в негласном договоре о взаимопомощи. В этом договоре все стороны равны. И у тэра такое есть. Но во всём, что касается служения — всё жёстко: есть старший и есть младший. Младший рискует жизнью за старшего как за наиболее ценного. Старший проявляет заботу о младшем в мирной жизни. Вот и все договорённости. Старший может набрать себе столько младших, сколько способен вести за собой. Младший может служить только одному старшему.

— Что-то мне это напоминает… Сёгун и самураи?

Зубров кивнул.

— Тэра воспитаны в послушании, и нет большей радости, чем осознавать, что служишь действительно своему старшему, своему до мозга костей — думающему, говорящему и поступающему, как ты бы делал это, будь умнее и сильнее. Это сродни восторгу служения монарху, являющему мудрость, смелость и справедливость. Сродни вере в отца и трепету перед кумиром. Одно из сильнейших чувств. Поверь, оно действительно зажигает сердце изнутри и даёт то чувство справедливости и спокойствия, которых подчас не хватает людям в жизни…

— Понятно.

В дальней части домена, где расположился Яромир, шло совещание — возле своего тэга-старшего присели трое пожилых воинов тэра. Задумчиво рассматривали брошенную в центре карту, наклонялись друг к другу, чтобы неторопливо высказываться и степенно покачивали головами. Один из тэра — старик едва ли не за пятьдесят, — почёсывая седую щетину и косясь в сторону людей, высказывал что-то Яромиру, и тот, склонив голову, внимательно выслушивал.

Юра-сан продолжал:

— Святослав просил у меня равенства. То есть — быть тебе младшим, подобным мне. Если я соглашусь, он будет просить у тебя младшинства. Если нет — он вынужден будет стать младшим мне. А это для того, кто ходил под сильным ведущим не лучшая доля. Ты не смотри, что он служил пацанёнку. Возраст, ведь, сам знаешь не мерило мудрости и силы… После Талика служить мне для Святослава будет мучительно.

— Нда. Запутанно у вас…

Зубров отвёл глаза:

— Запутано.

Помолчали.

— И давно ты?

— Давно. Очень давно.

— До нашей встречи или после?

— До.

— Полынцев, значит, тебя выцеливал…

— Значит.

Медведев хмуро поглядел в небо. Холодные тяжёлые тучи, заваливающие мир снегом, словно каменные груды лавины, несущейся с пика, клубились от севера. Откуда совсем недавно пришли люди. Ветер жестоко карябал кожу, обмораживал до сухих трещин. Кровоточили царапины по телу. Ныли затягивающиеся раны. Окружающее пространство словно усмехалось, чувствуя свою власть. Домен, поставленный как крепость от врага, увы, не мог защитить от холода, голода и усталости. Здесь долго не протянуть.

«Каково?! Юрка — тэра! И молчал, чёрт безрогий! Друг называется… Хоть бы словом обмолвился. Указал, что, мол, так и так — не человек я… Тьфу! Глупость какая… Сказал бы он, что не человек, и что? Поверил бы я? Ага, в зелёных человечков и инопланетный разум. И посоветовал бы прекратить хлестать саке вёдрами…»

— Я-то не выдам, — кашлянув, сказал он. — Только ты за собой последи, чтобы случайно…

— Плевать, — коротко отозвался Юрий.

— А мне не плевать! — обрубил Михаил.

— Если выберемся, всё равно придётся уходить на дно. А ещё вернее — возвращаться в Храм и оседать там.

— Если на выходе не стоит уже сотня-другая инквизиторов…

— Тогда я не выберусь. — Пожал плечами Юра-сан. — Как и Всеволод.

Медведеву захотелось взъерошиться и по-звериному оскалиться. Почувствовал, как лицо сводит в гримасу и одёрнул себя. Подтянул ноги, упёрся локтями в колени и обхватил голову. Пальцы тут же запутались в слипшихся от крови волосах. Задумчиво стал расчёсываться, с трудом раздирая спутанные засохшие прядки. Нехороший получался разговор. И хуже всего было то, что он сам ещё не мог сказать определённо, на чьей он стороне. Да и не существовало для него пока «сторон». Было единое сообщество попавших в странный мир сиреневого металла и прозрачных стервятников. Был он. Был его друг Юрка. Был Полынцев, будь он неладен — тоже свой, но… И были тэра. И тоже — люди. Тоже — отдыхают, смеются, голодают, дерутся, умирают. И все — «свои». Потому что есть и «почужее» вокруг. А потом? Потом, когда изменится окружение и закончится противостояние со стервами… Как будет потом? Перейдут границу и тут же разделяться на три отряда? И повезёт, если будут друг друга сторониться, а не убивать. Потом… Это будет потом. Нужно решать проблемы последовательно. В очередь, в очередь, сучьи дети! В очередь!

— Срок вряд ли будет большим. Да и им ещё доказать надо, что ты шпионил для тэра.

Зубров фыркнул и взглянул насмешливо:

— Ты что, Мих? Какой срок, побойся бога! Это смешно — обвинять открыто в шпионаже на никем не признанную расу!

Михаил понял, что сморозил глупость и осёкся. А Зубров продолжил спокойно, словно к нему это не относилось:

— Попытаются захватить и, если удастся, то отдадут в «Р-Аверс». У них закрытая научная база. Всё, что ждёт тэра там, это работа донором. Вечная. И жить не дадут, и сдохнуть. Кровь тэра — вот что важно. Политические мотивы и законодательство тут ни при чём. Важен доступ к чудотворству.

Михаил стиснул кулаки и пристукнул по колену:

— И вся эта возня с Маугли..!

— Не более, чем поиск нового донора, — кивнул Юрий. — Видимо, старый уже не в состоянии восстанавливаться. Потому и подорвались схватить хоть кого-нибудь. О наших школах они наверняка знают порядочно. Но в спешке удалось только младшего захватить… Или опасались идти на более серьёзную добычу. Или рассчитывают, что уж мальчишку-то точно обломают. Впрочем, возможно, что он — не более, чем подсадная утка. А цель — я.

— Прицел свинчу нафиг, — буркнул Медведев. — Если они знают местоположение ваших баз, то почему не сотрут их к едрене фене?

Зубров пожал плечами:

— А зачем, Мих? Уничтожать тэра — не в чьих интересах. Ведь тэра сейчас единственные погранцы Земли. Убей нас — человечество останется голым перед всем многообразием мира. А ты теперь, думаю, уже понял, что большинство сказаний и мифов — не сказки вовсе. И мало человечеству не покажется, прежде чем вы хоть какие когти-клыки нарастите для самообороны. А сильным мира вашего нужна не наша гибель, а обладание нашими возможностями. За стенами баз «Р-Аверса» проводят эксперименты по изменению способностей людей. Созданию идеальных солдат из людей. Послушных, безвольных, но сильных. Людские слабости помноженные на нашу мощь. Для этого и нужны части тэра — кровь, нервы, костный мозг, лимфа, ткани печени… Благо, мы быстро регенерируемся. Идеальные лабораторные мышки. Попытки модификации людей с помощью тканей тэра длятся там уже лет сорок, но пока ни к чему не привели. Да что там «Р-Аверс»! Во времена второй мировой и не такие эксперименты проводили. С нашими…

— И вы всё это время знали?!

— Знали, — Зубров отвёл глаза: — Есть строгое постановление Схода о неприкосновенности таких баз. Все тэра, что попадают туда, заранее считаются погибшими.

Михаил в сердцах сплюнул. Юрий заметил, упредил жёсткий вопрос:

— Не думай, что мы так легко бросаем своих, Мих. Этот исключение из правил.

— Судя по тому, что происходит сейчас с нами, оставлять своих на чужой территории без поддержки и помощи для тэра — норма жизни, — хмуро отрезал Михаил.

Юрий покачал головой:

— Нет, Мих. Если небо будет благосклонно, а мы достаточно упёрты, то Храмы смогут нам помочь. Не думай, что им легко даётся вынужденное бездействие. Потерять подготовленный отряд «щитов» — это катастрофа для линии Одина-та. Это — цвет их воинства. Сейчас наверняка на границе, скрипя зубами, ждут сигнала «мечи» Храма. И им не улыбается стать похоронной командой.

— Ага. Только нам-то с того, что они там зубы сточат!

— Тэра не оставляют своих, — сухо повторил Юрий. — «Р-Аверс» — это особое. Я не знаю, что. Но уверен, что есть причины у глав Схода поступать так. Даже теряя сильнейших воинов.

Медведев передёрнул плечами:

— Политика и личные интересы. Что, чаще всего, одно и то же. Деньги. Власть. Слава. Три кита подлости.

— Нет, — Юрий посмотрел снисходительно: — Патриархам лет по сто, а кому и больше. Земное для них — несущественное. Столько веков хранить Храмы в чистоте и боевом духе… Им нет повода рушить незыблемое. Если они решили, что Храм может отдать жертву хозяевам «Р-Аверса», значит, в этом есть выгода Храму. И остаётся только радоваться, что жертве позволительно огрызаться.

Хмуро продолжая копаться в волосах, Михаил вытягивал с прядей слипшиеся бурые комки. А что говорить? Что ему «не плевать», он уже сказал. А о том, что это значит, не Юрию объяснять. Отдать друга «Р-Аверсу» или смерти — выбор не велик. Но он-то не намерен его делать! Всегда существует третий вариант. Просто не всегда он виден. Невооружённым взглядом. А вот если этот взгляд прищурить и хорошо вооружить…

Михаил покосился на молчаливо застывшего рядом друга. Хотелось спросить о многом. О том, каково быть таким, нечеловеком. О том, как он видит будущее. О том, почему тот был против оплаты крови. Об их давней встрече и её поводе. О дружбе и не-дружбе… Промолчал. Зачем усложнять? Запутаться все ещё успеют. «И о будущем не стоит гадать — не наше это дело. Пусть Кассандры настродамят…», — решительно пресёк свои размышления Михаил.

И промолчал. Но это молчание оказалось невыносимым не для него.

— Мы не противники, Мих, — Юрий заговорил тихо, но, с трудом сдерживаясь, сжимал-разжимал кулаки. Как в момент наивысшего напряжения. — Не враги людям. Мы сами — люди. Многие из нас жили и живут как обычные человеки. В закрытых школах обучаются только те, чьи судьбы предопределены служением. Да и не можем мы быть врагами человечеству — у обычных людей рождаются дети-тэра, у тэра рождаются люди. Мы вместе, слиты воедино. И те пара-тройка генетических отличий, что стоят между нами, не мешают человеку полюбить тэра, а тэра влюбиться в человека. Может быть, не все люди понимают, почему так… Может быть, тэра пугает своими способностями… Может быть, тэра очень долго молчали о себе… Но мы — не враги. Мы — стражи этого Предела… Понимаешь? Просто у одной матери среди десятков детишек, умеющих рисовать, возделывать землю, пасти овец, считать звёзды и строить лодки, вдруг появился сирота-подкидыш, который умеет воевать. По-настоящему воевать. С любым чужаком, пришедшим в дом без зова. Воевать чудовищно и… страшно. Но она вырастила его в любви и заботе и теперь это сын той же матери, Мих. Он не пойдёт против своей семьи.

Михаил потянулся и опустил руку на запястье друга, сжал крепко. И тем остановил беспокойное движение ладоней. Зубров кивнул и замолчал, отворачиваясь.