Я сидела на диване, тупо уставившись на раскрытую передо мной страницу очередного номера газеты «Коммерческий вестник».
«Частный детектив. Лицензия №…». Номер лицензии был моим, и только по этому признаку я смогла определить, что это то самое объявление, которое именно я дала в газету месяц назад. А вышло оно, как ни странно, сегодня — как раз в тот день, когда я меньше всего была настроена на то, чтобы заняться очередным расследованием.
Подобных объявлений в газете было четыре. Даже не подобных, а точно таких же, написанных абсолютно теми же словами, так что отдать предпочтение тому или иному труженику частного сыска можно было только исходя из принципа благозвучности комбинации цифр, составлявших номер его лицензии.
Именно над этим вопросом я и думала последние минут десять: насколько благозвучны цифры, составлявшие номер моей лицензии, чтобы кто-то решил обратиться со своей криминальной проблемой именно ко мне, а не к другому частному сыщику, расположившему свое объявление в газете по соседству с моим.
Опустив глаза немого ниже, я с некоторой долей злорадства отметила, что одному из моих конкурентов явно с этим делом не повезло, потому что номер его лицензии составляли сплошные шестерки. Три шестерки — это уже страшно, а вот шесть шестерок — совсем угрожающая комбинация, способная отпугнуть даже не самого суеверного человека.
Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Ведь в номере моей лицензии не содержится ни одной цифры «шесть», и, тем не менее, до сих пор по моему объявлению не позвонил ни один человек.
Но, честно говоря, я была этому только рада. Ведь, в конце концов, частный детектив — такой же человек, как и все остальные, и тоже имеет право на отдых. А последнее дело, которое мне пришлось расследовать, потребовало от меня колоссальных затрат энергии. Мои умственные и физические резервы находились в данный момент на грани истощения, и я нуждалась в отдыхе ничуть не меньше, чем нуждается в глотке воды усталый путник, бредущий по пустыне.
И черт меня дернул дать это объявление! Ведь даже тогда, месяц назад, я, в общем-то, не страдала от недостатка работы. На кусок хлеба я себе всегда зарабатываю — так нет ведь, его еще и маслом помазать надо! Хотя материальная сторона вопроса все же всегда волновала меня гораздо меньше, чем могли бы подумать окружающие. Мой труд оплачивается очень неплохо, но это не главное, что привлекает меня в моей неженской профессии. Главное — это то, что каждый раз, расследуя запутанное и рискованное дело, я чувствую, что жизнь не проходит мимо меня. Так что каждое дело — это очередной глоток свежей воды, очередная порция кислорода, без которой мое существование просто невозможно.
Поморщившись, я поняла, что сегодня мне почему-то не хочется ни воды, ни кислорода. Я слишком сильно устала, поэтому энтузиазм и снизился до нулевой отметки.
Еще пару минут посидев в задумчивости, я твердо решила в ближайшие несколько дней не браться ни за одно расследование. И в этот момент зазвонил телефон.
Сердце сжалось в тоскливом предчувствии. А может, просто не брать трубку? Но телефон не умолкал, и это заставило меня подняться с дивана и произнести раздраженное «алло».
— Здравствуйте, я по объявлению, меня зовут Павел Сергеевич Гордеев, — услышала я в трубке достаточно приятный и взволнованный мужской баритон. — Это вы — частный детектив?
— Да, это я — частный детектив, но, к сожалению, в данное время нахожусь в отпуске и ничем не смогу вам помочь. Обратитесь к кому-нибудь другому! — заявила я довольно безапелляционно и невежливо повесила трубку, даже не попрощавшись.
Не могу сказать, улучшилось или ухудшилось мое настроение. Наверное, все-таки ухудшилось, потому что я потянулась за пачкой сигарет, что вполне могло свидетельствовать о негативной реакции на короткий телефонный разговор.
Распахнув окно, я высунулась из него почти наполовину и с огромным удовольствием вдохнула свежего весеннего воздуха. Весна — мое любимое время года, я просто обожаю весну! Асфальт уже начинал подсыхать, а островки сероватого снега попадались на глаза с каждым днем все реже и реже. Теплый ветер лениво играл пока еще голыми ветками деревьев, плавно раскачивая их из стороны в сторону. Едва я появилась в оконном проеме, он тут же меня заметил и игриво подхватил мои волосы, в момент запутав их и превратив мое «каре» во взрыв на макаронной фабрике, а я в ответ только улыбнулась. Небо было голубое, почти прозрачное — ни облачка, и в воздухе дразняще пахло весной.
Пару раз затянувшись, я без сожаления затушила сигарету в пепельнице, подумав о том, что в данной ситуации сидеть в четырех стенах, глотая никотин, способен лишь человек, который себя абсолютно не любит. Окно я закрывать не стала — теперь, почувствовав этот дурманящий аромат, я поняла, что мое единственное желание — вдыхать его бесконечно.
Следовательно, нужно пойти на улицу. В самом деле, зачем сидеть, как птица в клетке, и шевелить ноздрями, как голодная собака, если можно окунуться в эту весну с головой. Ведь я — свободная женщина, так что же может помешать этому свиданию с весной? Ничего, разве только телефон снова зазвонит…
И он зазвонил — именно в тот момент, когда я уже стояла на пороге квартиры и собиралась покинуть ее пределы. Зазвонил, как обычно, настойчиво. Но я была настроена не менее твердо, чем человек на том конце телефонного провода, поэтому лишь злорадно покосилась на трезвонящий аппарат, показала ему кончик языка и захлопнула дверь. Спускаясь вниз по ступенькам, я еще долго слышала его возмущенные трели — но это только поднимало мне настроение. Я буквально ликовала, чувствуя, что в этот раз одержала полную победу над обстоятельствами.
Естественно, что воспользоваться машиной в данной ситуации я даже не подумала, несмотря на то что выбранный мною маршрут был достаточно длинным. Я предполагала долгую прогулку до парка Клены, который расположен в центре города в нескольких кварталах от моего дома. Идти до него придется минут двадцать, а то и тридцать, но это меня совсем не смущало. Ветер-попутчик нагнал меня почти сразу же и снова принялся забавляться моими волосами, то полностью откидывая их назад, то вдруг закрывая прядями лицо, так что я шла не разбирая дороги.
Разомлевшая под первыми теплыми лучами серая облезлая кошка растянулась на крышке канализационного люка, медленно и старательно облизывая свои неожиданно розовые подушечки лап и, видимо, ощущая себя королевой красоты. Стайка воробьев невдалеке боролась за горстку рассыпанных кем-то семечек — я подошла ближе, и они шумно взлетели на ветку стоявшего невдалеке дерева, нахохлись и все как один уставились на меня с подозрением. А я только улыбнулась, откинув со лба непослушные пряди, и прошла мимо, подумав о том, что подобное мирное соседство кошки с воробьями вряд ли было бы объяснимо, если бы не ласковый ветер, теплое солнце и этот дурманящий, пьянящий воздух — если бы не весна…
Оказавшись на территории парка Клены, я почувствовала легкую усталость — вот до чего доводит неподвижный образ жизни! В очередной, кажется, пятьдесят пятый раз за последние два года, я дала себе обещание начать совершать утренние пробежки хотя бы три раза в неделю. Потом подумала, что это всего лишь очередное обещание и дальше дело вряд ли пойдет, потому что просыпаться рано утром я могу только лишь в одном случае — если этого требуют неотложные обстоятельства дела. В противном случае меня едва ли возможно поднять с постели раньше десяти, а то и одиннадцати часов — сказывается хроническое недосыпание, организм жадно берет свое, и поделать с этим я ничего не могу. Какие тут могут быть утренние пробежки.
Возле входа в парк стояла, сверкая намытыми боками, новенькая «БМВ» последней модели, а парень, сидевший за рулем, тоскливо высунул голову в окно и оглядывал прохожих с выражением мерной зависти на лице. Лице, кстати, симпатичном — его яркая внешность сразу же бросилась мне в глаза. Восточный тип, иссиня-черные брови и ресницы, такие же черные волосы и ореховые, меланхолично-неподвижные глаза на фоне удивительно белой и, видимо, тонкой и нежной кожи. Озорно стрельнув глазами в его сторону и не заметив никакой реакции, я мысленно фыркнула и прошествовала мимо, гордо подняв голову — подумаешь, и не таких выдали!
Чувство усталости все же давало о себе знать, к тому же свежий воздух в непривычно больших количествах всегда вызывал у меня легкое головокружение — в общем, мне хотелось присесть и отдохнуть, но не тут-то было. Абсолютно все скамейки были заняты, на них сидели влюбленные парочки. Поцелуи, объятия, восторженное щебетание — нарушить такое единение с моей стороны было бы настоящим кощунством, поэтому присоседиться ни к одной из парочек я так и не решилась.
Побродив еще некоторое время по парку, я села на скамейку, на которой в одиночестве сидел молодой человек. Покосившись на него не совсем уверенно, я предположила, что молодому человеку, видимо, около двадцати пяти лет, и оценила его внешность как симпатичную и неприятную. Взаимоисключающее сочетание — но тем не менее в данном случае оно имело место. Дело в том, что его внешний вид был слишком уж безупречным: одежда — длинное серое двубортное пальто, расстегнутое по всей длине и открывающее оливкового цвета пиджак, такие же брюки с идеальными стрелками и кипенно-белая рубашка — сидела на нем, как на манекене, словно это не одежду кроили под него, а его под одежду; лицо выбрито до лоснящегося блеска, прическа волосок к волоску, явно заметно присутствие следов дорогого мусса или лака для волос, и все же… Несмотря на столь безупречный вид, всем своим обликом он олицетворял какую-то неуверенность, можно сказать, хрупкость, словно был не мужчиной, а какой-нибудь принцессой-недотрогой из старой сказки братьев Гримм. К тому же волосы у него были неожиданно рыжими, а все лицо покрывала россыпь веснушек, что мне в мужчинах никогда не нравилось.
Он сидел на самом краешке, сиротливо вдавившись в спинку лавочки, и пристально смотрел на меня. Я решила не обращать внимания на его немного неприличный взгляд — все же в данной ситуации он имел большие права на эту скамейку, потому что занял ее первым, следовательно, ругаться с ним было не в моих интересах. Пускай себе смотрит, я за просмотр денег не беру.
Я уселась поодаль от него — благо дело, длина скамейки вполне позволяла соблюдать дистанцию, и снова с наслаждением вдохнула поглубже очередную порцию весеннего воздуха, слегка прикрыв при этом глаза.
Однако боковым зрением я заметила, что рыжий продолжает разглядывать меня все так же бесцеремонно и настойчиво, и я, почувствовав наконец первый прилив раздражения, поинтересовалась:
— Ну что, я прошла фейс-контроль?
— Что? — не понял парень.
— Я говорю, фейс-контроль прошла?
— А-а… — протянул он задумчиво и ответил вопросом на вопрос:
— Это — вы?
— Разумеется, это я, — слегка скривившись, бросила я через плечо. Терпеть не могу бессмысленные вопросы и неоригинальные варианты знакомства. Однако его следующий вопрос оказался еще более бессмысленным, до такой степени нелепым, что я уже начала жалеть о том, что села на одну с ним лавочку.
— А почему вы в куртке?
— Почему я в куртке? А почему бы мне не быть в куртке? Если вы добрых пять минут раздевали меня глазами, это еще не значит… — начала было я умничать, но он меня оборвал:
— Но ведь вы частный детектив?
— Да, я частный детектив, — слегка опешила я. — А вы что, профессиональный ясновидящий?
— Но почему вы в куртке? Вы должны быть в плаще… — продолжал настаивать он, проигнорировав мой вопрос о своей профессиональной принадлежности.
— Что хочу, то и ношу, идиот! Для частных детективов еще не ввели униформы! И никому я ничего не должна! — рявкнула я и поднялась со скамейки, которая начинала мне уже казаться первым кругом ада.
— Постойте! — огорченно произнес он. — Я не хотел вас обидеть! Это и в самом деле ваше личное дело, что носить! Пойдемте в кафе, здесь, неподалеку, или в машину…
Часть его тирады осталась мною не услышанной, так как я продвигалась по парку достаточно резво и успела за время его болтовни отойти на приличное расстояние. Настроение мое испортилось, и я была злая, как ядовитая змея. Этот рыжий тип с явными признаками паранойи попался на моем пути совсем некстати. Только вот откуда он узнал, что я частный детектив? Неужели то страшное, что предрекали мне многие друзья-приятели и близкие родственники, случилось, и я уже с первого взгляда начинаю производить на людей впечатление не обаятельной женщины, а собаки-ищейки с раздувающимися от предвкушения добычи ноздрями?
Как бы не так! Хотя почему тот симпатичный парень, сидевший за рулем не менее симпатичной машины, проигнорировал мой полуоткровенный призывный взгляд?
Парень продолжал оставаться на том же месте, и выражение его лица абсолютно не изменилось за прошедшее время — на нем явно проступала все та же скука и беспросветная тоска. Что ж, сейчас мы проверим, насколько сильны еще мои чары — весна всегда стимулирует меня к беспринципности!
Мысленно настроившись на удачу, я решительно открыла дверцу «БМВ» и не менее решительно уселась на сиденье рядом с водителем.
— Скучаем? — поинтересовалась я томным голоском.
Он смотрел на меня так, как будто я была не я, а какой-то пришелец из иных миров или летающая тарелка, по непонятной причине выбравшая местом своего приземления салон его автомобиля.
— Слушай, может, подбросишь меня, я тут недалеко живу, — продолжила я свое наступление, попытавшись улыбнуться как можно более располагающе. И сразу поняла, что все мои опасения по поводу собственной непривлекательности были лишены основания, потому что он сразу же улыбнулся в ответ.
— Извините, это было немного неожиданно, я задумался, — ответил он с приятным акцентом. — Только, к сожалению, я не смогу вас сейчас подвезти, потому что… Дело в том, что я всего лишь водитель, а мой…
Его оправданиям так и не суждено было родиться до конца, потому что в этот момент дверца авто распахнулась, и я едва не подпрыгнула от неожиданности и возмущения, так как перед моим лицом снова возникла веснушчатая физиономия моего экс-соседа по скамейке.
— Татьяна Александровна, я вас не понимаю! — с искренним возмущением в голосе снова начал он наезжать на меня.
— Сами вы Татьяна Александровна! — рявкнула я. — Это я вас не понимаю, и вообще, закройте дверь с той стороны!
— Закрыть дверь с той стороны? — словно опешив, переспросил он. — Но, извините, это моя машина…
Почувствовав, как щеки мои медленно начинает покрывать предательский румянец, я перевела взгляд на водителя и сразу же поняла, что определенно села в лужу.
— Прошу прощения, я этого не знала, — пробурчала я себе под нос, попытавшись протиснуться мимо него с единственным желанием поскорее смыться с места своего позора. Но не тут то было! Рыжий веснушчатый субъект оказался настойчивым — схватив меня за рукав, он миролюбиво произнес:
— Татьяна Александровна, может быть, все же пойдем в кафе, здесь, неподалеку.
Я вздохнула. Похоже, ситуация требовала прояснения.
— Ответьте мне на два вопроса, — с расстановкой проговорила я. — Почему вы упорно называете меня Татьяной Александровной и на каком основании вы считаете, что я непременно должна идти с вами в какое-то кафе неподалеку?
— Но ведь вы сами мне сказали, что вас зовут Татьяна Александровна, у меня вообще на имена прекрасная память! А в кафе, я думаю, нам будет удобнее поговорить, или вы так не считаете?
— Я? Я вам сказала, что меня зовут Татьяна Александровна? Когда?!
— Час назад, по телефону… — он смотрел на меня уже с явным сомнением в здоровье моей психики. Но тут до меня наконец дошло. Он путает меня с Морозовой! Морозова — это еще одна женщина-сыщик, достаточно известная в нашем губернском городе.
— Послушайте… Вы меня, видимо, с кем-то путаете, и я даже знаю с кем. Насколько я понимаю, час назад вы имели беседу по телефону с частным детективом Татьяной Александровной Морозовой и договорились с ней о встрече в парке Клены. Так?!
— Так, — медленно, словно переваривая в голове полученную информацию и пытаясь уловить, в чем же смысл возникшей путаницы, произнес мой собеседник. — Она сказала, что будет в длинном кожаном плаще.
— Но дело в том, что я, хоть и частный детектив, но не тот, который вам нужен. Меня зовут Надежда Александровна Фролова, и наша с вами встреча произошла совершенно случайно.
Некоторое время он смотрел на меня недоверчиво, а затем, видимо, убедившись в том, что я его не обманываю, грустно произнес:
— Ну надо же, какое совпадение… А меня зовут Павел Сергеевич…
Тоскливая мысль мелькнула у меня в сознании, и я обреченно добавила:
— Гордеев.
— Ну да, Гордеев, — удивился он. — Откуда Вы знаете?
— У вас же на лбу написано! — ответила я, изо всех сил стараясь придать лицу серьезное выражение.
— Ну а если серьезно? — спросил он, не став проверять наличие надписи на лбу, на что я почему-то рассчитывала.
— Если серьезно, то вы сегодня мне звонили и успели представиться, но я сразу же дала Вам от порот поворот.
— А, так это вы в отпуске! А я еще подумал, неужели у частного детектива тоже может быть отпуск…
— А что, по-вашему, частный детектив не человек? — моментально снова перестроившись на агрессивный лад, поинтересовалась я.
— Да нет, почему же, я… Извините, я сказал, не подумав. Что ж, очень жаль…
— Чего вам жаль? Ушедшего лета? — задала я риторический вопрос с легкой издевкой, не в силах подавить снова возникшее раздражение.
— Что вы не сможете мне помочь, — ответил он без обиды, — а Татьяна Александровна Морозова меня, видимо, не дождалась, потому что я подъехал на пятнадцать минут позже, чем обещал.
Я усмехнулась.
— Не мудрено! Татьяна Александровна, насколько мне известно, слишком занятый человек, для того чтобы ждать вас даже лишнюю минуту.
— Но я никак не мог приехать раньше, у Аленки разболелся животик, и мне пришлось подождать, пока она заснет, а она долго не засыпала, все время спрашивала, где мама, и плакала. — Вздохнув, он пожал плечами и снова добавил: — Что ж, очень жаль…
— Аленка — это ваша сестра? — поинтересовалась я скорее из вежливости, а может, из жалости, потому что выражение лица у моего собеседника и в самом деле свидетельствовало о сильных переживаниях.
— Нет, Аленка — это моя дочка.
— Дочка?! — удивленно переспросила я, так как и представить себе не могла, что у этого человек может быть дочка — он и сам еще выглядел ребенком.
— Ну да, а почему вы так удивляетесь?
— И где же ее мама? — спросила я уже из чувства любопытства.
— Исчезла, — вздохнув и печально опустив глаза, ответил Гордеев, — еще вчера вечером, вот об этом-то я и хотел с вами поговорить.
Я с сомнением оглядела Гордеева. Ветер, несмотря на все свои попытки заигрывания, так и не смог нарушить идеальной формы его прически, видимо, он пользовался хорошим закрепителем и при этом его не экономил. Но в глазах у этого безупречного с виду парня было такое отчаяние, что я наконец его пожалела.
— Может быть, вам не следует так сильно переживать по этому поводу? Знаете, ведь не исключено, что с вашей женой не случилось ничего страшного, она просто заночевала у подруги.
— Это невозможно, — произнес он без всякого сомнения в голосе, и это, пожалуй, была первая фраза за все время нашего с ним общения, которую он произнес уверенно. — К тому же ее подруга, кажется, тоже исчезла… Надежда Александровна, вы мне поможете?
Мысленно скорчив гримасу, я собралась было решительно отказаться, но он, видимо предугадав мою реакцию, вдруг произнес уже совсем потерянным голосом:
— Аленка целый день сегодня плачет, она так привыкла к тому, что Марина всегда рядом.
Конечно, с его стороны это был удар ниже пояса, потому что в данной ситуации мой отказ прозвучал бы слишком жестоко. Глубоко вздохнув и мысленно распрощавшись со своей мечтой об отдыхе, я обреченно ответила:
— Хорошо, давайте, в самом деле, пойдем куда-нибудь посидим и все обсудим.
Он кивнул, и я впервые заметила в его глазах едва различимую надежду.
— Ну что вы, об этом не может быть и речи! — категорично заявил мой собеседник, когда я рискнула предположить, что его жена ему изменяет, и, возможно, просто резко решила от него уйти к другому, без предварительного предупреждения.
— Но почему? — не сдавалась я. — Почему вы в этом так уверены?
— Вы не знаете Марину. Она не такой человек, она на это не способна.
Мы сидели за столиком в небольшом уютном кафе недалеко от парка Клены. Я потягивала из соломинки фруктовый коктейль, а Гордеев не стал себе ничего заказывать, заявив, что его тошнит от одного вида пищи. Прошло уже минут пятнадцать, а я так и не узнала ничего существенного, кроме того, какой замечательный человек эта самая Марина.
— Мы познакомились три года назад, а уже спустя три месяца поженились, — поведал он мне.
— Что так поспешно? — поинтересовалась я лениво, предположив наверняка, что сейчас услышу очередную историю о неземной любви и о предначертанности этого брака на небесах. Однако причина оказалась значительно более прозаической — оказывается, Марина забеременела.
— Что ж, — миролюбиво согласилась я, — давайте больше не будем ничего предполагать. Лучше расскажите мне, каким образом она исчезла.
Он вздохнул. Рука его лежала на столике, и пальцы нервно выстукивали какой-то марш, подрагивая от напряжения.
— Вчера вечером, часов около семи, Марине позвонила Лиза, ее подруга. Они долго разговаривали — насколько я понял из разговора, у Лизы случились какие-то неприятности и она уговаривала Марину приехать. Марина сперва не соглашалась, ведь ей предстояло идти на работу.
— На работу? — почему-то удивилась я. — Она, что, по ночам работает?
— Ну да, — ответил он, — по ночам. Она работает медицинской сестрой в больнице.
— Понятно. Пополняет семейный бюджет.
Гордеев грустно улыбнулся.
— Честно говоря, на семейном бюджете ее зарплата не особенно отражается. Получает она немного, и зарплаты ее хватает ей лишь на косметику. Конечно, эту самую косметику и всю прочую ерунду я могу и сам ей купить. У меня своя фирма, может быть, слышали, «Корона-авто» называется, продажа и лизинг автомобилей. Правда, последний год дела идут не так уж и хорошо, и все же Маринкины семьсот рублей ничего бы нам, конечно, не прибавили. Но Марина… Понимаете, она такой человек, очень сложный… Она решила, что просто обязана заниматься хоть каким-то делом, ведь почти за три года, что мы прожили вместе, она нигде не работала. И вот полгода назад стала жаловаться на то, что чахнет дома, что больше не может сидеть без дела и начинает чувствовать себя обузой. Поэтому и пошла работать в больницу. Она ведь медицинское училище закончила, так что работает по специальности.
Прикрыв глаза ладонью, я опустила голову. На мой взгляд, все это был бред чистейшей воды. Конечно, желание супруги обеспеченного мужчины хоть как-то проявить себя на ниве общественно полезной деятельности — не редкость в наше время. Я прекрасно понимаю скучающих и изнывающих от безделья дам, вынужденных целыми сутками торчать в четырех стенах только потому, что им нет нужды себя обеспечивать. Работающая жена обеспеченного мужа — явление вполне объяснимое.
Однако в этом случае меня смущало именно место работы пропавшей Марины Гордеевой. Медсестра в больнице, да еще ночные дежурства, и все это — несмотря на то, что у Марины двухлетний ребенок… Здесь было над чем задуматься. Не исключено, что больница была не только местом работы Гордеевой, но и местом ее свиданий.
Высказывать свои предположения ее мужу я не стала, опасаясь в очередной раз услышать тираду о непорочности супруги. Но на ус себе все это намотала и продолжила беседу.
— Значит, она не хотела встречаться с Лизой потому, что ей пора было собираться на работу… Но, насколько я понимаю, в конце концов все же отправилась на эту встречу.
— Отправилась, — со вздохом подтвердил Гордеев мое предположение, — и не вернулась…
— А на работу ей вы звонили? — поинтересовалась я. — Может быть, она прямо от этой Лизы пошла на работу?
— Нет, на работу ей я не звонил. Вернее, пытался позвонить, но там, наверное, что-то со связью или все время занято… Только понимаете, Надежда Александровна, если бы даже она пошла на работу, она все равно бы уже давно пришла. Ее смена заканчивается в пять часов утра, и в шесть она всегда дома. А сейчас время уже половина пятого вечера.
— В каком отделении работает ваша жена? — уточнила я.
— В отделении гинекологии.
— Понятно, — протянула я. — И все же, вы напрасно не поехали к ней на работу. Возможно, там что-нибудь о ней знают. По крайней мере, вы бы тали, появлялась она в больнице или же исчезла сразу после встречи с Лизой. Кстати, ей больше никто не звонил перед тем, как она ушла из дома?
— Нет… — задумчиво произнес он, — хотя, вообще-то, да. Ей звонила Лиза.
— Еще раз звонила? — уточнила я.
— Ну да, еще раз, минут пять-десять спустя после первого звонка. Я взял трубку, она попросила Маринку, они сказали друг другу несколько слов, и Марина сразу же ушла.
— Где они собирались встретиться, дома у Лизы? — предположила я.
— Честно говоря, я не совсем понял. Наверное, дома…
— А вы знаете адрес?
— Адреса Лизы я, к сожалению, не знаю. Но знаю номер ее телефона. За последние несколько часов уже успел выучить его наизусть, потому что набирал, наверное, раз сто, — грустно улыбнулся он. — Не отвечает. Лиза исчезла вместе с Мариной.
— Ну, предположим, тот факт, что у Лизы не отвечает телефон, еще не говорит о том, что она исчезла. Вы со мной не согласны?
— Согласен, в определенной степени, но согласитесь и вы, что в подобных обстоятельствах такое длительное, тем более ночное отсутствие девушки может выглядеть странно.
Я согласилась и продолжила дальнейшее выяснение обстоятельств исчезновения Марины Гордеевой.
— Послушайте, Павел…
— Можно просто Паша, — робко предложил, он мне перейти на менее официальную форму обращения, и я согласилась, в основном по той причине, что называть Гордеева Павлом Сергеевичем у меня язык не поворачивался, несмотря на то что сидевший передо мной человек уже является отцом семейства и был моложе меня всего лишь на пять-шесть лет, никак не более того.
— Паша, — сказала я, — вы совершенно уверены в том, что, уходя вчера из дома, Марина собиралась вернуться? Она не захватила с собой какие-то вещи, может быть, документы или деньги?..
— Уверен! — немного обиженным тоном подтвердил он. — Ее документы как лежали в ящике, так и лежат, я видел их, когда искал в блокноте телефон Лизы Дунаевой. Она взяла с собой только сумочку, вместительная способность которой совсем невелика. Надежда Александровна, уверяю вас, Марина не вернулась домой совсем не по собственному желанию!
Я задумалась. Что ж, для начала у меня уже имелось несколько пунктов, позволяющих начать расследование этого дела. Единственный вопрос, который остался не оговоренным, — так это вопрос о моем гонораре. Я ввела Гордеева в курс дела. Размер оплаты, как я, собственно, и ожидала, его ничуть не смутил, и он тут же выложил на стол солидную пачку зеленых долларовых купюр, которые предложил мне в качестве аванса. Я отказалась.
— Я беру аванс только в том случае, если на первом же этапе расследования предполагаются какие-либо денежные затраты, связанные, например, с установкой техники или еще с чем-нибудь. И данном случае деньги мне пока не потребуются, так что давайте рассчитаемся с вами позже, когда я найду вашу супругу.
«Живой или мертвой» — добавила я про себя, но вслух говорить не стала, так как состояние моего нового клиента уже и без этих слов оставляло желать лучшего.
— Скажите, а вы обращались в милицию? — поинтересовалась я.
— Нет, не обращался. Знаете, я почему-то не доверяю милиции. Мне кажется, что частный детектив действует намного оперативнее. Вы со мной согласны?
Я была с ним согласна, поэтому и не стала настаивать на том, чтобы он подал заявление о пропаже супруги. В конце концов, это его личное дело.
Я решила начать с посещения Первой городской больницы — именно там, в отделении гинекологии, по словам Гордеева, и работала его супруга. А поскольку машины у меня не было, мой клиент предложил меня подвезти, на что я не раздумывая согласилась. Снова вернувшись к его сверкавшей «БМВ», мы застали уснувшего водителя.
— Тагир был за рулем всю ночь, только сегодня утром вернулся из командировки, — оправдывался Гордеев, — а я снова его эксплуатирую.
Он потряс водителя за плечо, и тот испуганно открыл глаза, видимо, на мгновение потеряв ориентир. Я снова отметила про себя, насколько привлекательная у него внешность, и уселась поудобнее на заднем сиденье роскошной иномарки.
— Тагир, довези до Первой больницы, и я тебя отпускаю, — словно извиняясь, попросил его Гордеев, а я подумала, что водителю с хозяином определенно повезло — другой бы на его месте и не подумал о том, чтобы оправдываться.
«БМВ» домчала нас до места назначения в считанные минуты. По дороге Гордеев периодически нарушал тишину пиканьем кнопок своего мобильника.
— Все пытаюсь до Лизы дозвониться, но, как видите, безуспешно, — пояснил он, — никто не отвечает.
Я промолчала. Конечно, отсутствие Лизы могло о чем-то говорить, но в равной степени могло и ничего не значить. Однако меня неотступно преследовала мысль о маньяке, жертвой которого стали обе девушки, — если верить словам Гордеева о непорочности помыслов его супруги, именно такая версия казалась мне наиболее вероятной.
Оказавшись возле здания Первой городской больницы, Тагир очень долго не мог припарковать машину. На площадке возле здания не было и метра свободного, такое ощущение, что в больнице происходил какой-то научный симпозиум и на него съехалась добрая половина города. Приткнувшись наконец возле старенькой «шестерки», он заглушил мотор, а я вышла из машины, велев Гордееву ждать. Он собирался было возразить, уже даже поднялся с места, но я легонько нажала ему на плечо.
— Лучше подождите меня здесь. Я привыкла работать одна, — брякнула я первое, что пришло на ум.
На самом деле причина моего нежелания брать Гордеева с собой, естественно, крылась не в этом. Все дело было в том, что в присутствии мужа пропавшей мне, возможно, не удалось бы выяснить всего того, что я смогу выяснить без него. Ведь не исключено, что именно здесь, в больнице, в которой Марина Гордеева проработала уже шесть месяцев, о ней могут знать что-то такое, чего не должен знать ее доверчивый супруг. А поэтому на откровенную беседу я вряд ли смогу рассчитывать.
Гордеев не стал возражать — видимо, мотивация моего поступка показалась ему достаточно убедительной, и я отправилась в больницу с надеждой на то, что, возможно, причина исчезновения Марины Гордеевой состоит в том, что ее сменщица-медсестра просто не вышла на работу и Гордеевой пришлось остаться подежурить еще одну смену. Хотя надежда эта была весьма и весьма призрачной…
— Посещение больных уже закончено, приходите после шести или завтра, — безапелляционно заявил мне охранник на входе, закрыв его своим мощным торсом.
— А с чего вы взяли, что я собираюсь посещать больного? — растерянным голосом поинтересовалась я, так как, честно говоря, появление столь мощной преграды на пути стало для меня полной неожиданностью. — Я здесь вообще по другому вопросу, мне нужен заведующий отделением гинекологии.
— Документы, — равнодушно пробасил он мне в ответ. Пришлось достать из сумки удостоверение частного сыщика и предъявить его в качестве единственного имевшегося у меня документа.
Охранник осмотрел меня подозрительно, но все же пропустил, оставив удостоверение себе.
— Вернетесь — заберете, — заявил он тоном, не допускающим возражений, и наконец посторонился.
Я поднялась на четвертый этаж — именно там располагалось отделение гинекологии, и направилась по узкому темному коридору в поисках двери с надписью «Заведующий отделением» или хотя бы ординаторской, чем моментально привлекла к себе внимание пожилой женщины в белом халате, шедшей по коридору мне навстречу со шприцем в руках.
— Вы на чистку, девушка? — поинтересовалась она.
— Да нет, спасибо, мне, вообще-то, заведующий отделением нужен. Только вот никак не могу найти его кабинет.
— А вы его не найдете, потому что его нет!
Я задумалась — как это у заведующего отделением нет кабинета, но потом поняла, что речь, видимо, идет о самом заведующем.
— Он в роддоме, уехал полчаса назад, так что сегодня уже вряд ли будет. Приходите завтра, — равнодушно бросила она напоследок и собиралась было пройти мимо, но я снова остановила ее вопросом.
— А Марина? Марина Гордеева сегодня работает?
— Марина Гордеева? — переспросила она, полуобернувшись. — Какая Марина Гордеева?
— Ну медсестра в вашем отделении.
— Новенькая, что ли?
— Да нет, старенькая, шесть месяцев уже работает.
— Не знаю, — пожала она плечами, — может быть, в другом отделении.
— У вас что два отделения гинекологии?
— Одно. Извините, девушка, мне работать надо.
С этими словами она скрылась за дверью одной из палат, а я прислонилась к стене в полном оцепенении.
Черт возьми, этот Гордеев сумел меня настолько загипнотизировать своими восхвалениями супруги, что теперь я даже и поверить не могла в то, что Марина, возможно, вообще не работала в этой больнице и вот уже шесть месяцев несколько раз в неделю по ночам пребывала неизвестно где. Но, возможно, эта женщина в белом халате, по всей видимости такая же медсестра, как и Марина, ошибается? Может быть, она просто не знает ее фамилии?
Пройдя еще пару шагов, я наконец сумела разглядеть на двери надпись «Ординаторская». Приоткрыв ее, увидела мужчину в белом халате и колпаке, который сидел за столом и что-то писал. Он посмотрел на меня исподлобья, поверх очков в роговой оправе, которые сползли у него до самого кончика носа.
— Это вы на чистку?
Я вздохнула. Видимо, ни с какой другой целью еще ни одна женщина не переступала порога этого заведения, поэтому все предполагали, что и я пришла сюда именно за этим.
— Нет, я по другому вопросу. Вы не могли бы уделить мне несколько минут вашего времени? — поинтересовалась я вежливо, улыбнувшись как можно дружелюбнее.
— Отчего же, проходите, — согласился он и отодвинул в сторону свои бумаги. Затем, поправив очки, предложил мне сесть.
— Я частный детектив и пришла сюда по поводу Марины Гордеевой, она работает у вас медсестрой.
— Частный детектив? — переспросил он с привычным для меня любопытством. — Чем обязан вашему появлению?
— Дело в том, что Марина исчезла. Вчера вечером она должна была выйти на работу…
— Постойте, — прервал он меня, — какая Марина? Гордеева, вы сказали? У нас работает одна медсестра, которую зовут Марина, но ее фамилия не Гордеева, а Клюквина. А Гордеева у нас не работает, так что, видимо, вы обратились не по адресу.
— Вы… Вы уверены? — произнесла я безнадежно.
— Абсолютно уверен, можете не сомневаться.
— И никогда не работала? Может быть, она уволилась, проработав недолгое время, или…
— Знаете, зарплата у медсестер невысокая, и к нам сюда редко кто устраивается. Чаще увольняются. Кто косметику начинает распространять, кто добавки пищевые, а некоторые вообще на лоток идут куриными окорочками торговать. И за последние полгода, а может быть, и больше, ни одна девушка на работу не устраивалась, — заключил он, глядя на меня с сожалением.
— Что ж, спасибо. Извините, что отняла у вас время.
— Да ничего. Скажите, наверное, интересно работать частным детективом? — поинтересовался он.
— Да, интересно, много нового узнаешь.
Не знаю, понял ли он, насколько двусмысленным был мой ответ, но больше задерживать меня не стал. Я же вылетела из отделения как ошпаренная, едва не сбив с ног внушительных размеров охранника и только позже вспомнив, что мне нужно забрать у него свою лицензию.
— Ваша Марина здесь никогда не работала! — выпалила я, не став щадить супружеские чувства Паши Гордеева.
— Как не работала? Этого не может быть! — возмутились оба мужчины, поджидавшие меня в салоне автомобиля, хором. Я с не меньшим удивлением покосилась на Тагира — он-то вообще здесь при чем?
Поняв, видимо, причину моего удивления, Тагир пояснил:
— Я сам, лично, несколько раз довозил ее сюда и забирал с работы.
Я вздохнула.
— Да, предусмотрительная девица наша Маринка, ничего не скажешь, все продумала, до самых мелочей… Только, по всей видимости, дождавшись, когда машина скроется за поворотом… вон, за тем поворотом, — методично уточнила я, сделав неопределенный жест рукой в сторону перекрестка, — она благополучно отправлялась в другое место, а под утро снова возвращалась на стартовую площадку. Вот и вся хитрость.
— Не смейте так о ней говорить! — вспылил Гордеев.
— Чего-о? — протянула я в полном возмущении. — А как же я, по-вашему, должна о ней говорить? Снимите лучше свои розовые очки и посмотрите на мир в его истинном цвете!
— Знаете что, я в ваших советах не нуждаюсь!
— Как и я в вашем драгоценном обществе! Аривидерчи, поищите другого частного детектива, который согласится с вами работать, а я пас! Счастливо оставаться!
С этими словами я со всей силы хлопнула дверцей «БМВ» и решительно направилась в сторону перекрестка, чтобы остановить первое попавшееся такси.
Как назло, мимо не проезжало ни одной пустой машины, и в результате я пошла вдоль дороги, положившись на то, что по пути сумею остановить одну из встречных машин. Через пару минут мимо меня демонстративно промчалась «БМВ», в которой я только что сидела.
Я вздохнула и покачала головой. Черт ведь меня дернул связаться с этим полоумным субъектом, который убедил себя в том, что его жена — богиня, сошедшая с небес, ангел во плоти, непорочная дева Мария, Господи, как мне еще ее назвать, будь она неладна. А жена оказалась совершенно обычной земной грешницей, каких, в общем-то, сотни. Но вот только лично я не видела никаких оснований для того, чтобы расплачиваться собственными нервными клетками за ее грехи. Нет уж, увольте, я лучше дома посижу, в «Тетрис» поиграю или посмотрю какую-нибудь старую комедию, а еще лучше схожу в парикмахерскую!
Эта идея показалась мне настолько великолепной, что мое плохое настроение как ветром сдуло. На улице весна, все обновляется, так почему же и мне не почистить перышки?
Наконец мне удалось остановить такси, которое и домчало меня за несколько минут до салона «Дева» — именно этому заведению я доверяла заботу о своей внешности, еще ни разу об этом не пожалев. Через пару часов я вышла из «Девы» посвежевшей, похорошевшей и помолодевшей, наверное, лет на десять, если в моем возрасте такое вообще возможно. Я слегка подстригла волосы, придав интересную форму традиционному и немного поднадоевшему каре, и освежила их цвет при помощи оттеночного бальзама. Маникюр, как обычно, был сделан безупречно, а запах нового крема, которым помазали мне руки, оказал на меня действие, подобное тому, как действует валерьянка на кошку. Я периодически подносила руки к носу, вдыхая этот бесподобный нежный аромат.
Я вернулась домой уже поздно вечером, так как весь обратный путь из парикмахерской до моего дома решила проделать пешком, о чем не пожалела. В общем, к концу дня у меня в голове даже и воспоминания не осталось о том неприятном эпизоде, который имел место несколько часов назад. Образ Гордеева растворился в глубинах моего сознания вместе с образом его шофера, машины и жены, которой, впрочем, мне так и не удалось увидеть, и я была уверена, что общаться с этим человеком мне никогда в жизни не придется. Но, как оказалось впоследствии, грош цена была моей уверенности.
Потому что на следующее утро меня разбудил телефонный звонок, и, едва услышав взволнованное «алло» с той стороны телефонного провода, я безошибочно определила, что это «алло» произнес Гордеев.
— Я слушаю, — пробормотала я сонным и недовольным голосом, — только, кажется, мы все выяснили еще вчера…
— Надежда Александровна, ее нашли…
Я собралась было поздравить Гордеева с бесценной находкой и пожелать ему впредь не быть столь доверчивым в отношении своей супруги, но что-то в его голосе помешало мне это сделать. Уж слишком он был печальным, даже, я бы сказала, каким-то опустошенным.
— С ней все в порядке?
— Нет. Она… Она мертва, ее убили.
Мой собеседник надолго замолчал, видимо, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, а я не стала его торопить, осмысливая полученную информацию.
— Надежда Александровна, — наконец услышала я.
— Да, я слушаю вас.
— Извините, я… Я был вчера с вами груб, понимаете, нервное напряжение… Пожалуйста, извините. Мы можем с вами поговорить? Пожалуйста… — закончил он умоляюще.
Два раза «извините» и два раза «пожалуйста». Наверное, такое количество вежливых слов с его стороны вполне можно посчитать достаточным для того, чтобы перестать на него дуться. Все-таки у человека горе.
Я назвала Гордееву свой адрес и, лениво поднявшись с постели, принялась приводить себя в порядок. Он примчался спустя пятнадцать минут. К этому времени я уже успела принять душ и расчесать волосы, но, естественно, не успела позавтракать. Услышав звонок и не усомнившись ни на минуту в том, кто именно стоит с той стороны двери, обреченно поплелась ее открывать. Мои предположения подтвердились — с порога на меня смотрел Гордеев.
Правда, это уже был не тот Гордеев, которого я видела вчера. Вместо пиджака и наглаженной рубашки на нем был надет свитер, а от вчерашнего идеального состояния его прически не осталось и следа. Длинные волосы непокорными вихрами торчали из стороны в сторону, и он периодически пытался пригладить их ладонью, что ему совершенно не удавалось.
Я проводила его в комнату и усадила в кресло. Сначала он не произнес ни слова, только смотрел на меня как-то отстраненно, будто я была ему и не знакома вовсе.
— Вы курите? — попыталась я разрядить тяжелую обстановку привычным и верным способом, но он лишь отрицательно покачал головой. — Тогда, может быть, вы не откажетесь от чашки чая?
Снова лишь молчаливый отказ, и все тот же взгляд побитой собаки.
— Паша, пожалуйста, попытайтесь взять себя в руки и расскажите мне обо всем подробно. Ведь вы же хотите, чтобы я нашла человека, который совершил убийство? — поинтересовалась я с такой интонацией в голосе, с которой, наверное, мать успокаивает больно ударившегося ребенка.
Он глубоко вздохнул и наконец заговорил.
— Да, конечно, Надежда Александровна, я хочу, чтобы вы нашли этого человека. Марину уже больше не вернешь, и я даже не знаю, что говорить теперь Аленке…
Губы его задрожали. Ну вот, сейчас расплачется, подумала я и ошиблась. Гордеев моментально взял себя в руки и продолжил уже более спокойным голосом:
— Ее нашли сегодня ночью в лесопосадках недалеко от выезда из города. Никаких следов машины в окрестностях обнаружить не удалось — вернее, их было настолько много, что выделить среди них какие-либо подозрительные просто не представляется возможным. Мне позвонили рано утром, пригласили на опознание. Она… Ее зарезали, воткнули нож в спину, причем не один раз, а несколько… Четыре ножевых ранения, и смертельным было уже первое. Говорят, она умерла сразу, долго мучиться ей не пришлось… Вот и все. Сейчас тело в морге, на вскрытии, а похороны, наверное, будут послезавтра.
Я посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Надо же, с утра произошло уже так много событий, а я только что проснулась.
Но я не склонна себя ругать за то, что иногда поздно встаю. Потому что теперь, после того как я взялась за очередное расследование, количество часов, которые я проведу в состоянии покоя, может оказаться сильно ограниченным.
— Четыре ножевых ранения? Да, похоже кровь у этого человека просто кипела, раз он никак не мог остановиться. У убийцы, видимо, взрывной темперамент. Южный…
Я сказала это просто так, возможно, преследуя цель хоть немного разрядить обстановку, и никого конкретного в виду не имела. Но Гордеев сейчас был не способен на то, чтобы понять смысл сказанного не буквально.
— Да нет, мой шофер в командировке был, в Пугачеве. Уехал днем, когда Марина еще дома была, а приехал вчера утром. Я его туда за сертификатами посылал, они мне срочно нужны были.
— Понятно, — вздохнула я. — Вы можете мне что-нибудь рассказать, кроме того, что уже говорили вчера?
Минуту помолчав, он поднял на меня глаза, и словно решившись на отчаянный шаг, произнес:
— Могу. И очень многое.
— Вот как? — я удивленно вскинула брови. — Что же вы молчали?
— Понимаете… Я вчера многое говорил вам о Марине. Наверное, у вас создалось впечатление, что она — ангел во плоти…
Он посмотрел на меня в ожидании подтверждения своих слов.
— Ангелы живут на небесах, — возразила я, — а Марина — земная женщина.
— Да, я с вами согласен… Теперь — согласен, — добавил он, — потому что до вчерашнего дня был уверен, что один ангел все же живет на земле. Возможно, именно поэтому и был так резок с вами, когда узнал, что Марина, оказывается, меня так долго обманывала. Мне было вдвойне тяжело узнать это от вас.
Я не стала уточнять, почему ему было вдвойне тяжело, решив поскорее приступить к выяснению более существенных вопросов.
— Так что же вы мне вчера не рассказали? И почему?
Он снова тяжело вздохнул.
— Пожалуй, я сначала отвечу на ваш второй вопрос. Дело в том, что до той минуты, пока я не подозревал о том, что Марина способна меня обманывать, все это казалось мне несущественным.
— Что — это?
— Эти телефонные звонки. Они начались около года назад, не могу точно вспомнить. Но повторялись не настолько часто, чтобы я мог всерьез что-то заподозрить. Знаете, ведь такое иногда случается — телефон звонит, подходишь, берешь трубку, а там тишина. А иногда спрашивают какого-то Сеню или Петю, отвечаешь, что такой здесь не живет, они извиняются…
— Спрашивают всегда одним и тем же голосом? — уточнила я.
— Да нет, разными голосами. Но это не единственная странность, которая продолжается почти год. Именно год назад я стал замечать в поведении Марины некоторую напряженность, задумчивость. Не знаю, как вам это объяснить… Она иногда стала отвечать невпопад на вопросы, забывать элементарные вещи, в общем…
— Она не могла употреблять наркотики? — тут же подкинула я версию, легко объясняющую все странности и задумчивости.
— Нет, что вы! — начал было он снова возмущаться, но потом осекся, видимо, вспомнив, что теперь не может быть уже ни в чем уверен. — Я так не думаю, — ответил он мягко, но все же категорично, — она ведь даже никогда не курила, а из всех спиртных напитков пила только шампанское по праздникам, да и то — не больше одного фужера. Знаете, она даже пиво не пила.
— Понятно. В таком случае изменения в ее поведении можно объяснить появлением в ее жизни некоего человека…
Черт бы побрал его ранимость, в сердцах выругалась я про себя, ведь и выразиться-то нормальным языком в его присутствии нельзя себе позволить! Другому бы сказала коротко и ясно; как пить дать, именно в это время у вашей жены появился любовник, а здесь приходится изгаляться — появление некоего человека, отношения с которым могли носить интимную окраску…
— Да, если предположить, что у Марины был другой мужчина, вероятно, их отношения завязались именно в то время. А шесть месяцев назад она заявила, что больше не может сидеть в четырех стенах, что она начинает срываться на ребенке, что у нее возникла потребность самореализации. В результате Аленке нашли приходящую няню, а Маринка пошла работать медсестрой. То есть, как выяснилось, это был просто предлог.
Знаете, вчера, после нашего с вами последнего разговора, я уже начал думать — может быть, она и правда сбежала с любовником? Ведь, зная мою ранимость, зная, насколько глубоко и сильно я ей доверяю, она могла не решиться рассказать мне обо всем в открытую и просто сбежать, миновав таким образом крайне тяжелого для нас обоих разговора.
Но потом я все же понял, что такого не может быть. Потому что Марина никогда бы не смогла оставить дочь. Она слишком сильно ее любила… Я пожала плечами. Это был аргумент, но вот насколько серьезный? На мой взгляд, судить об этом пока еще было слишком рано.
— Есть еще что-нибудь, о чем я не знаю? — поинтересовалась я.
— Есть, — ответил он, — правда, не знаю, насколько это существенно. Дело в том, что пропало колье Марины;
— Колье? Дорогое?
— Достаточно дорогое. Я вообще любил дарить ей дорогие украшения, а она всегда принимала их с восторгом и благодарностью. Знаете, первое время, когда мы поженились, моя фирма приносила очень высокие доходы, это сейчас дела идут плохо, а раньше, пару лет назад, у меня была возможность покупать любимой женщине дорогие украшения. Первый ювелирный набор — колечко и сережки с бриллиантами — я подарил ей в тот день, когда сделал предложение. Потом, когда родилась Аленка, я подарил Марине еще одни серьги, на этот раз с рубинами. Потом подарил на день рождения вот это самое колье. Я купил его в одном московском антикварном магазине за две тысячи. Две тысячи долларов, — уточнил он.
— Колье пропало в тот вечер, когда ушла Марина?
— Не могу сказать точно. Ведь она редко надевала его, оно лежало вместе с другими украшениями в шкатулке, и последний раз мы вместе открывали эту шкатулку примерно неделю назад. Тогда все украшения были на месте, а сегодня утром я не смог найти колье.
— Вы смотрели только в шкатулке? — уточнила я.
— Нет, не только. Я смотрел везде.
— Что ж, еще один вопрос так и остался невыясненным. Лиза, подруга Марины, с которой она собиралась встретиться в тот вечер — она нашлась?
Он отрицательно покачал головой.
— Последний раз я набирал номер ее телефона час назад. Результат все тот же. Никто не берет трубку.
— Понятно. Значит, не исключается, что и Лизы нет в живых. Хотя, с другой стороны…
У меня в голове мелькнула мысль, которую можно было бы назвать первой версией.
— Вы говорите, она скончалась от ножевых ранений… Да, не очень-то похоже, чтобы здесь действовала женщина. Но в то же время версию причастности этой самой Лизы к преступлению исключать не следует. Более того, я считаю, что именно на этой версии нам пока и следует остановиться. Ведь с ней должна была встретиться Марина позавчера вечером. Что это за Лиза, вы можете рассказать подробнее?
Он пожал плечами.
— Лиза как Лиза. Ничего особенного. Старая знакомая моей жены, они познакомились с ней гораздо раньше, чем я узнал Марину. Да я ее видел всего пару раз. Худая такая, длинная, с большой грудью. Даже не знаю, где она живет.
Он снова замолчал на некоторое время, видимо, размышляя, а затем решительно произнес:
— А знаете, у меня на самом деле сложилось такое впечатление, что Марина и Лиза во время того телефонного разговора… Как бы сказать… Ссорились, что ли…
— А поточнее нельзя? — заинтересовавшись спросила я.
— Знаете, она говорила слегка приглушенно, но я сумел услышать обрывки фраз… Вряд ли сумею теперь вспомнить хотя бы одну из них, но общее впечатление сложилось такое, что они между собой не поладили.
Я вздохнула. Общее впечатление есть общее впечатление, однако все же и это кое-что значит. В общем, чуяло мое сердце, что пора приниматься за эту Лизу.
— Что ж, Павел, я, пожалуй, не буду больше вас задерживать. Надеюсь, как только у вас появится какая-то новая информация, вы сразу же введете меня в курс событий. Кстати, вам не сказали, кто ведет это дело?
— Сказали, — наморщив лоб, он некоторое время молчал, видимо, пытаясь вспомнить фамилию. — Капитан… Ногтев, кажется… Владимир Евгеньевич.
Я обреченно вздохнула и подняла глаза к небу. Есть ли Бог на свете? Последние слова моего клиента заставили меня в этом немного усомниться.
— А говорите, что у вас память на имена хорошая! Не Ногтев, а Ноготков, правильно?
За время моей частной практики капитан Ноготков вел уже третье дело, которое параллельно расследовала я. Личностью он был на редкость неприятной и занудной, а меня просто терпеть не мог и каждый раз старался обойти за версту, едва заметив. Я от этого, собственно, не очень страдала, так как антипатия наша была взаимной.
Что ж, вздохнула я, видимо, в этот раз на помощь со стороны работников отдела по расследованию убийств мне рассчитывать не придется. Ну и ладно, обойдусь своими силами.
Я проводила Гордеева до двери и решительно направилась к телефону для того, чтобы позвонить одному своему старому знакомому из городского отдела по расследованию уголовных преступлений, капитану Андрею Малышеву. Но вспомнила о том, что забыла позавтракать, поэтому с трубкой в руках направилась в кухню. Зажав аппарат между плечом и ухом, принялась нарезать хлеб для бутербродов.
Малышев оказался на месте и был, как всегда, безотказным. Через двадцать минут он уже сообщил мне адрес, соответствующий интересующему меня телефонному номеру.
Как оказалось, Лиза Дунаева жила в Приволжском районе в одной из сталинок, что стоят прямо вдоль Волги по набережной. Кстати, совсем неподалеку от Первой городской больницы, в которой якобы работала убитая Марина Гордеева. По этому адресу я и решила направиться сразу после того, как последний кусок бутерброда, щедро намазанного печеночным паштетом, попадет в мой желудок.
Весна — дама капризная и непостоянная, и об этом уже было сказано много, причем не только в прозе. Вот и сегодня она решила продемонстрировать свое непостоянство во всей своей красе: выглянув в окно, я поняла, что вчерашний теплый солнечный денек остался всего лишь приятным воспоминанием. Теперь же за окном шел дождь и было пасмурно. Дождь, видимо, начался только сейчас, потому что Гордеев пришел ко мне абсолютно сухой — а ведь хотя бы несколько капель должны были на него попасть, пока он шел от машины до подъезда. К тому же асфальт явно был еще серым, не успев потемнеть от воды. Приоткрыв окно и снова окунувшись в весеннюю, на этот раз влажную, свежесть, я увидела, как где-то за городом вспыхнула и погасла молния. Дождь был частым и упругим — мелкие капли так и отскакивали микроскопическими брызгами от поверхности асфальта. Капли были настолько мелкими и частыми, что напоминали водяную пыль.
Я вздохнула. Мне не очень-то хотелось пачкать машину, но пока поймаешь такси, промокнешь до нитки. Ведь в такую погоду мало кто изъявит желание посадить в салон пассажира в неизбежно грязных ботинках. Я уже не раз замечала, что поймать такси в дождливую погоду бывает гораздо сложнее. Что ж, придется пожертвовать чистотой своей «ауди», постараюсь ездить как можно осторожнее.
Дорога от моего дома до набережной, где жила искомая мною Лиза Дунаева, отняла у меня всего лишь пятнадцать минут, и вот я стояла напротив железной двери и изо всей силы нажимала на кнопку звонка, поняв уже, что напрасно трачу силы. Конечно, вероятность того, что Лиза не снимает трубку телефона только лишь по причине его неисправности, была весьма призрачной, а теперь я уже и не сомневалась в том, что телефон, скорее всего, в полном порядке, чего нельзя сказать об исчезнувшей девушке.
Перестав наконец терроризировать кнопку звонка, я огляделась по сторонам в поисках квартиры, более или менее подходящей для того, чтобы попытаться что-нибудь узнать у проживавших и ней по поводу Лизы Дунаевой. Все квартиры были на одно лицо, видимо, железные двери фирма «Трайзер» устанавливала здесь по коллективному заказу жильцов, и отличались они лишь цифрами, составлявшими номер, и конфигурацией кнопок от звонков. Одна из кнопок была розового цвета — я нашла ее оригинальной, что и определило мои дальнейшие действия.
Дверь открылась внезапно — несколько раз позвонив, я напряженно вслушивалась в надежде уловить звук шагов, и тут дверь вдруг распахнулась, как будто человек, стоявший с той стороны, не подошел к ней, а материализовался прямо из воздуха. Хотя причина внезапности появления хозяйки квартиры была не в этом — я догадалась, что она, видимо, уже давно стояла возле двери и подсматривала за моими действиями в дверной глазок. Что ж, любопытство — не порок.
Соседкой Лизы Дунаевой оказалась молоденькая, лет двадцати, длинноногая девица с плоской, едва ли не вдавленной, грудью, и жиденькими вытравленными прядями, которые были разделены на прямой пробор и обрамляли с двух сторон ее, в общем-то, симпатичное лицо, делая его каким-то жалким. На правой щеке виднелась показавшаяся мне неуместной треугольная родинка. Девица была одета в короткую оранжевую майку и черные лосины, ноги были босыми, ступни — огромными. Я заметила, что длинноногая соседка оказывается, еще и длиннопалая. Таких длинных пальцев на ногах у человека мне, честно говоря, видеть еще не приходилось.
Она смотрела, слегка прищурив свои зеленые раскосые глаза, видимо была близорукой.
— Вы ко мне? — поинтересовалась она, и я решительно кивнула, заключив, что девица вполне подходящий кандидат для общения по поводу пропавшей Лизы Дунаевой. Ведь они были приблизительно одного возраста, а значит, не исключается возможность, что Лиза и длиннопалая — подруги.
— К вам. Я по поводу вашей соседки, Лизы Дунаевой.
В глазах ее мелькнула настороженность, я успела это заметить, и истолковала по-своему — видимо, отсутствие Лизы вызывало опасения не только у меня одной.
— А вы ее подруга? — поинтересовалась она, продолжая стоять в дверном проеме все в той же монументальной позе.
— Нет, не подруга. Дело в том…
Разговаривать на лестничной площадке было неуютно, каждое, даже негромко сказанное слово, почему-то отражалось от стен. Поднабравшись наглости, которой мне, к слову, не занимать, я предложила:
— Может быть, вы позволите мне зайти, чтобы поговорить?
Она равнодушно повела плечами и посторонилась. Однако дальше прихожей дело так и не продвинулось. Решив довольствоваться малым, я уже было собралась приступить к прояснению интересующего меня вопроса, как вдруг услышала встречный, заданный с полуутвердительной интонацией, вопрос:
— Вы частный детектив?
— А почему вы так решили? — настороженно поинтересовалась я, а она лишь пожала в ответ плечами.
— Не знаю, по-моему, это заметно.
Камушек, брошенный в мой огород, по размерам напоминал скорее приличный булыжник, и мне пришлось усилием воли подавить растущее чувство досады.
— Когда вы последний раз видели свою соседку?
— Не помню, может быть, два или три дня назад.
— То есть за прошедшее с тех пор время она дома не появлялась?
— Не знаю… Я не видела.
— Вас не настораживает ее отсутствие?
— А почему меня должно настораживать ее отсутствие? — ответила она вопросом на вопрос. — Я же ей, в конце концов, не мама и не папа.
— Кстати, о маме и папе. У Лизы есть родители?
— Родители есть у всех, — резонно заметила она, — но если вы хотите уточнить, где они живут, то я, к сожалению, помочь вам ничем не смогу. Мама у нее, кажется, умерла уже давно, а отец где-то живет с другой женщиной.
— А молодой человек? Лиза с кем-нибудь встречается?
Ее реакция на мой вопрос была какой-то странной. Она откинула голову назад и закатила глаза, при этом высоко подняв брови, а затем опустила голову уставилась на меня в упор, долго не произнося ни слова.
— Не знаю.
С чувством, с толком, с расстановкой… Только вот что это за странная жеманность, совсем в данной ситуации, на мой взгляд, неуместная.
— Хорошо. Но, может быть, вы сможете что-нибудь сказать по поводу ее подруги, Марины Гордеевой, знаете такую?
— Марина? Кажется, видела пару раз, а при чем здесь Марина? — она смотрела на меня с таким удивлением, как будто я на самом деле задала вопрос совершенно неуместный.
— Дело в том, что эту девушку убили. Предполагается, что последним человеком, который видел ее живой, и была Лиза Дунаева.
— А-а… — протянула она. — Нет, по поводу Марины я вам, к сожалению, тоже ничего не могу сказать.
— Понятно, — удрученно, пытаясь подавить растущее раздражение, ответила я. — Но, может быть, вы хотя бы сможете мне сказать, где работает ваша соседка.
— Где работает? — снова удивилась она, кажется, даже еще сильнее, чем в предыдущий раз. — В стриптиз-шоу. Как будто не знаете.
— А почему я должна это знать? Она что, звезда мирового масштаба? — пробурчала я раздраженно.
— Ну вы же… все должны знать, — неопределенно ответила она.
— Если бы я все знала, я бы сейчас здесь не стояла и не отнимала ваше драгоценное время. В каком именно заведении работает Лиза?
— В «Торонто», здесь, недалеко, в районе набережной, — с какой-то снисходительной усмешкой проговорила соседка Дунаевой.
Да, странноватая особа. Я распрощалась с ней, подумав, что так, и не выяснила, как, собственно, зовут эту даму. Ну и ладно — небольшая потеря.
Время приближалось к полудню, из чего я заключила, что в ближайшую половину суток делать мне абсолютно нечего. «Торонто» открывается не раньше девяти, а то и десяти часов вечера — ночной клуб для того и ночной клуб, чтобы работать ночью. Мне, честно говоря, еще ни разу не приходилось бывать в стенах этого заведения. У меня были свои предпочтения. Что ж, новое всегда интересно, рассудила я и отправилась в ближайший продуктовый магазин покупать съестные припасы.
Наряд для посещения ночного клуба я выбирала долго и тщательно. Честно говоря, я всегда предпочитала деловой стиль в одежде, однако вечерними платьями побаловать себя все же любила. На данный момент в моем шкафу таких платьев висело четыре.
Разложив все четыре на диване и отойдя на расстояние, я придирчиво их осматривала, раздумывая, какому именно отдать предпочтение. Наконец мой выбор был остановлен на пурпурном, слегка поблескивающем декольтированном длинном платье с модным подолом-углом. С одной стороны это платье доходило лишь до середины бедра, а с другой закрывало щиколотку. В общем, понимай, как знаешь, или — смотря с какой стороны смотреть…
Сделав макияж немного поярче обычного и тщательно уложив обновленное недавно «каре», я отправилась в «Торонто».
Здание, в котором расположился ночной клуб, сверкало неоновыми огнями и цветными фотографиями полуголых девиц.
Внутри было оживленно. С трудом отыскав свободный столик, я уселась поудобнее и придвинула меню, краем глаза оценивая обстановку.
Увидеть здесь Дунаеву, я, честно говоря, и не надеялась. Я рассчитывала лишь на получение информации, не более того. Фотографиями обеих девушек я успела вооружиться, заехав по дороге к Гордееву и прихватив пару четких изображений.
Кстати, обе девушки, и Лиза, и Марина, обладали сногсшибательной внешностью. А вместе они смотрелись просто потрясающе: Марина, как выяснилось, от природы была жгучей брюнеткой с длинными, тяжелыми и густыми волосами и пронзительно голубыми глазами, а Лиза являлась ее полной противоположностью: ее волосы, такие же длинные и густые, были обесцвечены до цвета соломы, кожа была смуглой, а глаза темными. Обе были длинноногими и большегрудыми, в общем — девушки с картинки.
Подошедшая официантка подарила мне одну из своих дежурных улыбок, поздоровалась, пожелала мне приятного вечера и заявила, что ее зовут Виолетта.
— Что будете заказывать? — поинтересовалась она томным голоском.
Я заказала пару салатов, легкий коктейль и сок из грейпфрута. Она удалилась, медленно, соблазнительно покачивая бедрами. Я не стала смотреть ей вслед, потому что заметила объект, более достойный моего внимания. Бармен, скучающий за стойкой молодой парень атлетического телосложения, с красивыми серыми глазами, явно заметил меня и выделил среди женской половины посетителей «Торонто». Что ж, неплохо, подумала я и бросила ему в ответ взгляд-полунамек. Он, ничуть не смутившись, легонько качнул головой, подзывая меня.
Медленно поднявшись, я направилась к барной стойке.
— Привет.
Мы обменялись парой фраз из разряда двусмысленных. Я не торопилась переводить разговор на интересующую меня тему — успеется, к тому же, вполне возможно, что мне что-то удастся узнать просто так, как бы невзначай.
Тихая до того момента музыка вдруг заиграла громче, и на небольшой круглой сцене в правом углу зала появилась первая девушка-стриптизерша. Я наблюдала за ее плавными, раскрепощенными движениями с заметным удовольствием, потому что в пластичности и наличии чувства ритма ей отказать было нельзя. Спустя несколько минут секс-атака на мужскую половину посетителей «Торонто» проводилась уже по полной программе — на сцену вышла еще пара красоток, они слились в эротическом танце, а первая, та самая, что, по всей видимости, была гвоздем программы, уже уселась на колени к одному из клиентов и терлась о него так, что ни один нормальный мужик не устоит. Тот, похоже, был доволен.
— Интересно, сколько они получают за свою работу? — поинтересовалась я у бармена, кивнув головой в сторону девушек.
— Прилично получают, а если учесть чаевые, которые им в трусы суют, да еще левый заработок, которым большинство не брезгует, то даже очень прилично. А ты что, работу ищешь?
— Да нет… Слушай, — снова обратилась я к бармену, который за время нашего пятнадцатиминутного общения, редко прерываемого заказами, стал для меня почти приятелем, — у вас тут еще одна девушка работала, Лиза Дунаева. Что-то я ее не вижу или они по сменам работают?
Ни имя, ни фамилия искомой мною девицы не произвели на бармена Толика абсолютно никакого впечатления.
— Ты что, думаешь, я каждую из них по имени и по фамилии знаю? Их в шоу — человек десять, может, и есть среди них Лиза, может, нет.
По выражению его лица я бы не сказала, что он говорит неискренне. Хотя всякое может быть — ведь ситуация такова, что надо держать ушки на макушке. Я попробовала зайти с другой стороны, описав Толику внешность Дунаевой.
— Стройная, высокая, с длинными светлыми волосами…
Но тут же поняла, что описание внешности в данном случае абсолютно бесполезно, так как ему соответствовали две девушки из трех, что в данный момент танцевали на сцене. Наверняка высокой рост и длинные вытравленные волосы — примета, характерная для многих девиц, работающих в этом заведении.
Я решила все же показать Толику фотографию. Вытащив из сумки снимок, на котором Лиза была запечатлена вместе с Мариной, я выложила его на стол и ткнула пальцем в блондинку:
— Вот она!
Его реакция была совершенно спокойной и однозначной.
— А, горячие подружки, — произнес он равнодушно, даже не представляя, какую бурю эмоций вызвал у меня своим словами.
— Горячие подружки?! Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, кроме того, что сказал. Это их так называли, у них номер был сольный, «Горячие подружки» назывался, или «Розовые красотки», или что-то в этом роде. Хорошие девчонки, кстати, большой популярностью пользовались, только они куда-то Исчезли, уже третий вечер не появляются…
С этими словами он меня ненадолго покинул, для того чтобы обслужить очередного клиента. А я, отхлебнув очередной глоток белого мартини, переваривала информацию.
Так вот оно что… Выходит, наш ангелочек, Марина Гордеева, в ночное время суток не с приятелем встречалась. Она нашла для себя более экстравагантный способ проведения времени — устроившись работать в паре с подружкой в стриптиз-шоу. Боже, зачем?
Я и представить себе не могла. Материальная сторона вопроса вряд ли имела для нее значение — супруг был вполне в состоянии обеспечить девушку с самыми крутыми запросами, это было понятно. Может, Марина решила таким образом разнообразить свою скучную и серую жизнь?
— И давно они у вас здесь работают? — поинтересовалась я у Толика, снова вернувшегося ко мне.
— Блондинка давно, уже, наверное, больше года, а брюнетка — месяцев, наверное, пять или шесть, точно не скажу. А почему тебя это интересует? — задал он наконец тот вопрос, который, по идее, любой более или менее сообразительный человек должен был задать значительно раньше.
— Блондинка — моя подруга, и она, если честно, обещала меня сюда пристроить. Только исчезла непонятно куда.
— Значит, все-таки работу ищешь, — беззлобно усмехнулся парень. — Она в этом деле, конечно, мастерица. Ты, кстати, уже третья, кого она пристроить пытается. Черненькую тоже она сюда привела, потом, месяц назад, еще одну подружку приводила, но та Волчку не понравилась. Я ее видел — фигурка вроде ничего, но вот волосенки такие жиденькие, да и грудь не подходящего для стриптиза размера.
— А на правой щеке — треугольная родинка? — сразу догадалась я, что речь идет о соседке Дунаевой.
— Ну да, родинка, ты ее, значит, тоже знаешь. Слушай, да ты так бы и сказала сразу, что ищешь любовницу Волчка, а ты ее все по имени… Откуда мне знать ее имя?
— Может, мне у Волчка и поинтересоваться, куда Лизка исчезла? — спросила я осторожно, так как подозревала, что Волчок — фигура достаточно крупная.
— А его, по-моему, в городе сейчас нет, он, говорят, в Москву в казино играть уехал.
— Ясненько. Ладно, слушай, — заметив очередного клиента, направлявшегося к барной стойке, я решила, что это вполне подходящий повод для того, чтобы ретироваться, — не буду больше тебя отвлекать. Тем более я смотрю, мне там салатики принесли, так что я тебя оставляю.
— Надеюсь, ненадолго, — ответил он, но был вынужден прервать беседу, так как мужчина, подошедший к, стойке, нетерпеливо потребовал рюмку водки и стакан минералки.
А я пересекла зал и уселась за свой столик. Теперь у меня есть время для того, чтобы подумать, а заодно и поесть. Крабовый салат, который я заказала, оказался очень вкусным, поэтому поглощала я его с большим удовольствием, стараясь не слишком резво работать вилкой, как требовали того правила приличия.
Итак, что мы имеем?
Марина Гордеева, как выяснилось, свои ночные дежурства проводила на сцене в «Торонто». Где она проводила свои дневные дежурства — этот вопрос пока оставался открытым.
Ее подруга, Лиза Дунаева, оказалась любовницей какого-то Волчка, который, судя по всему, в «Торонто» был фигурой далеко не последней, раз имел решающий голос, когда дело касалось, к примеру, приема на работу в танцевальное шоу очередной претендентки. Может быть, Волчок является… как бы это сказать, художественным руководителем или хореографом этой группы, усмехнулась я про себя.
В этот момент к моему столику подошла официантка Виолетта и сняла с подноса сок, который почему-то забыла принести в первый раз.
— Извините, что задержала ваш заказ, сок только что приготовили, — тут же разъяснила она.
— Послушайте, Виолетта, а кто такой Волчок? — спросила я не церемонясь и тут же заметила, как дежурная улыбка сразу же покинула ее резко вытянувшуюся физиономию.
— Александр Александрович Волков — один из наших учредителей, — сказала она с укором и удалилась, гордо задрав нос.
Улыбнувшись я почувствовала в голове легкий хмель — наверное, именно в этом и крылась причина моей вопиющей бесцеремонности. Итак, Дунаева — любовница одного из учредителей. Это может значить все и ничего, но в любом случае информация достойна того, чтобы принять ее к сведению.
И все же — что толкнуло обеспеченную Марину Гордееву пойти работать в стриптиз-бар? Деньги она могла взять у мужа — но ведь возможно, что ей нужно было столько денег, сколько муж просто не в состоянии был ей дать. Ведь он же говорил, что в последний год дела в его фирме складываются не самым лучшим образом. Хотя заработать в стриптиз-баре слишком круглую сумму тоже вряд ли возможно. Сколько они могут зарабатывать? Имеете с чаевыми, вместе с левыми и правыми заработками — долларов семьсот, может, чуть больше. Разве Павел Гордеев не мог себе позволить выделять такую сумму своей супруге ежемесячно?
Безусловно мог, только — смотря на что. Может, Марина Гордеева была настолько глупа, что не могла придумать никакой причины, оправдывающей необходимость выдачи ей около тысячи долларов ежемесячно?
Однако сумма не такая уж и маленькая. Так, может, дело не в деньгах — но тогда в чем же?
Поскольку сама я на этот вопрос ответить не могла, решила, что мне крайне необходимо найти Дунаеву.
Только она могла пролить свет на те причины, которые побудили ее подругу устроиться на столь экстравагантную работу. К тому же я все еще продолжала считать именно Дунаеву подозреваемой номер один, потому что ее исчезновение после исех известных событий выглядело по меньшей мере странным.
Только где ее искать?
Я решила попытать счастья и порасспросить о Марине и Лизе девушек, работавших в шоу. В служебные помещения меня категорически откати ись пускать, поэтому мне пришлось дождаться половины пятого утра и подловить одну из них на выходе из здания «Торонто».
— Постойте, девушка, мне необходимо с вами поговорить, — остановила я ее на лету, и она обернулась, удивленно вскинув тонкие брови:
— Со мной?
— С вами, — уверенно рассеяла я ее сомнения. — Вас как зовут?
— Настя, — ответила она, смущенно улыбнувшись.
Ну надо же, подумала я, какая потрясающая скромность! В жизни не подумаешь, что несколько минут назад эта самая девица почти полностью обнаженная сидела на коленях у какого-то толстого лысеющего мужика и терлась промежностью о его эрегированный член. А с виду — еще один ангел, сошедший с небес!
— Очень приятно, Настя, а у меня имя, немного похожее на ваше — Надя. Я ищу Лизу Дунаеву.
— Не вы одна ее ищете. Волчок ходит злой как собака, рычит на всех, похоже, даже он не знает, куда его подружка подевалась.
— Так он в городе?
— Ну да, в городе, вчера из Москвы приехал, говорят, опять в казино несколько тысяч оставил. А вы — подруга Лизы?
— Нет, я, скорее, подруга Марины. Только я ее не видела уже месяца четыре.
— А Марины тоже что-то нет уже третий день. Они же на этой неделе должны были работать, а теперь вот нам приходится вторую неделю подряд ночами не спать, — пожаловалась она мне на свою участь.
— Ну ничего, потерпите, зато больше заработаете.
— Больше, чем Маринка, все равно не заработаешь, — с завистью произнесла Настя.
— Почему? — заинтересовалась я. — У нее что, разве зарплата больше?
— Да какая зарплата, — усмехнулась она. — Зарплата у нас у всех одна — пара сотен в месяц. Нет. Просто у нее один поклонник здесь был, каждый раз только и приходил, чтобы на нее посмотреть, а теперь третий день мается, места себе не находит, замучил нас всех — где Мариночка, где Мариночка… А мы откуда знаем, где она. Он ей иногда за вечер по триста, а то и по четыреста долларов давал — причем просто так, только за то, что смотрел на нее. Я подозреваю, что он больше просто уже ни на что не годится, поэтому и довольствовался созерцанием. Прикольный такой дедулька. Да разве она вам не рассказывала?
— Нет, не рассказывала, — совершенно честно призналась я.
— Он и сегодня был. За крайним столиком справа сидел. Видели, может быть, пожилой такой господин?
Кажется, я поняла, о ком говорит мне Настя. Пожилой господин за крайним правым столиком, на мой взгляд, уже не относился к категории пожилых даже с большой натяжкой. Его, скорее, можно было бы отнести к разряду древних стариков, потому что на вид ему было лет, наверное, под семьдесят. Я заметила его сразу, как только пришла — надо же, какой поклонник был у Марины…
Что ж, с дедулей я еще побеседую, придется зайти сюда по такому случаю еще разок. Может быть, завтра. А Маринка-то, оказывается, и в самом деле неплохо зарабатывала на своем стриптизе — только интересно, куда она деньги девала?
— Знаете, что, — прервала мои размышления Настя, — если вы что-нибудь про Лизу узнать хотите, то вы лучше обратитесь к Оксане, ее соседке, она с ней на одном этаже живет. Оксана — близкая подруга Лизы, может быть, она что-нибудь знает. Наверняка знает, — добавила девушка, а затем, словно извиняясь, произнесла: — Уже поздно. Мне домой пора, я маме говорю, что в больнице санитаркой работаю, в шесть часов я уже всегда дома. Не хочу опаздывать.
Улыбнувшись я подумала, что Настя далеко не оригинальна, потому что подобная причина ночных отлучек уже была указана одной из ее коллег по танцевальному шоу. Я не стала задерживать девушку, решив, что она и так сказала мне достаточно много.
Итак, старичок — особа, заслуживавшая моего повышенного внимания — остается на завтра, на десерт. А первым блюдом моего детективного меню завтра утром будет Оксана, которую я на этот раз попытаюсь взять напором. А сейчас мне, наверное, пора спать.
Хотя… Ведь не зря говорят — никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Насколько я помню, тот самый пожилой господин все еще оставался сидеть в одиночестве за своим столиком в тот момент, когда я покидала «Торонто». Так почему же мне не заняться им сегодня — кто знает, может быть, он окажется в этом деле не последней фигурой, а общение с загадочным поклонником танцевального таланта Марины Гордеевой и даст мне ключ к разгадке запутанной истории…
Еще пару минут потоптавшись на месте, я все же решила вернуться и пообщаться с пожилым господином. Я рассчитывала на то, что мне удастся его очаровать — ведь, в конце концов, чем я хуже Марины Гордеевой?
В тот момент, когда я снова заходила в дверь «Торонто», мне пришлось обернуться, услышав за спиной звук подъезжавшей машины. Это был внушительных размеров джип, он притормозил и остановился на площадке возле здания. Я отметила, что немного странно приезжать в ночной клуб за полчаса до его закрытия, но все же большого значения появлению машины не придала, решив по пустякам не отвлекаться. Прошествовав мимо скучавшего и полусонного охранника и одарив его ослепительной улыбкой, я снова направилась в зал.
Пожилой джентльмен сидел все в той же позе за своим столиком и попивал остатки розового напитка из тонкого длинного фужера. Зал был уже почти пустым, лишь за парой столиков еще сидел народ, видимо, не дошедший до кондиции. Мой приятель Толик, заметив мое появление, стал посылать мне сигналы, которые я демонстративно проигнорировала. Покачивая бедрами, направилась к правому угловому столику, за которым сидел объект моего предполагаемого домогательства.
Объект, видимо, сразу оценив мою волнующую походку, заметно оживился. Я уселась рядом с ним, даже не поинтересовавшись, свободно ли — это и так было понятно. Закинув ногу на ногу, поздоровалась.
Дедуля — а теперь, рассмотрев его, я поняла, что иначе, кроме как «дедулей», этого господина и в самом деле назвать было нельзя — сверкнул темными, глубоко посаженными глазками, откашлялся и предложил мне выпить.
И в этот момент произошло нечто невообразимое.
Во входном проеме появился силуэт мужчины. Поскольку освещение в «Торонто» было приглушенным, я не сумела сразу разглядеть его внешность, и ясно мне было только одно — мужчина обладает более чем приличным телосложением.
На минуту он задержался у входа, видимо, осматривая зал, а затем вдруг решительно направился к тому самому столику, за которым я пыталась завести новое знакомство.
Старичок мой, видимо, был близорук, потому что смотрел на приближавшийся силуэт, сильно прищурившись. Но в его глазах я сразу заметила тревогу, которая постепенно, по мере приближения накачанного мужчины к нашему столику, стала перерастать в животный ужас.
Я не успела понять, в чем же, собственно, дело, как подошедший парень — теперь я сумела разглядеть, что это был совсем молодой парень, лет, может двадцати, никак не больше — схватил деда за грудки и приподнял в воздухе, низвергнув при этом целый поток матерных выражений. Я слегка вжалась в спинку стула — за что это он его так?
Раздумывая о том, не пора ли даме встать на защиту своего кавалера, я вдруг сумела уловить смысл слов, периодически мелькающих между матерными ругательствами.
— Старый козел, девочек тебе захотелось, да? Деньги повадился таскать, ублюдок чертов, а ты знаешь, как они зарабатываются, эти деньги? Или ты думаешь, они на меня с воздуха падают? Нашел себе дойную корову!
Швырнув деда на место, он обратил свой гневный взор на меня.
— Так это, значит, он для тебя у меня деньги ворует? Неплохо ты, красотка, пристроилась! Это же надо — каждую неделю по пятьсот баксов! Слушай, ты, шлюха! — с этими словами он размахнулся, видимо, собираясь двинуть мне как следует, но я быстро отреагировала, вовремя поймав его руку и заломив ее так, что он буквально взвыл от боли.
— Во-первых, я тебе не шлюха, — методично проговорила я, во-вторых — перестань ныть, ты мужик или не мужик?
— Отпусти, сука, больно же! — продолжал он стонать.
— Отпущу, когда извинишься за «шлюху» и за «суку», — снова спокойно произнесла я и посильнее вывернула его кисть, от чего он взвыл еще громче и выругался.
— Ладно, извини…
Я ослабила хватку, позволив парню прийти в себя, но руку так и не отпустила.
— А теперь объясни, в чем, собственно, дело.
— Как будто не знаешь, — досадливо поморщившись, ответил он.
— Знала бы — не спрашивала, — резонно заметила я и, достав свободной рукой из пачки сигарету, прикурила. — Да ты присаживайся. Давай поговорим спокойно.
Почувствовав, что паренек вряд ли станет снова вести себя агрессивно, я отпустила его руку. Придвинув стул, он уселся рядом со мной и окинул нас с пожилым господином мрачным взглядом.
— Вот этот старый козел — мой родной дед, чтоб у него яйца отсохли, — начал он свой рассказ.
«Старый козел», о котором шла речь, лишь еще глубже вдавился в спинку стула и продолжал испуганно хлопать маленькими черными глазками. Губы у него заметно подрагивали.
— И он уже, наверное, месяцев пять, если не больше, регулярно ворует у меня деньги. Я сперва и подумать на него не мог, у нас, знаете ли, семейка большая, есть еще и младший брат, есть еще и младшая сестренка, на них-то я и думал сначала… Дедуля-то с нами не живет, только в гости приходит. То сто, то двести, то триста долларов — как с куста, мать его… — Он снова с нескрываемой ненавистью посмотрел на деда и продолжил свою гневную тираду: — А несколько дней назад мне приятель сказал, что, кажется, видел моего деда в ночном клубе, где он глаз не сводил с одной шлюхи, которая на сцене пляшет, и периодически доллары ей в трусы пихал…
Он внезапно осекся и посмотрел на меня настороженно.
— Успокойся, я тебе больше руки заламывать не стану. Тем более, что эта шлюха — не я. Так что можешь выражаться, разрешаю…
Мне стало до такой степени смешно, что злость на агрессивного паренька исчезла. Тем более что я его прекрасно понимала.
— Не ты? — недоверчиво переспросил он. — А кто же?
Я все же разок прыснула от смеха, и парень посмотрел на меня немного удивленно — похоже, что он, в отличие от меня, в сложившейся ситуации ничего смешного не находил. Я только повела глазами в сторону испуганного деда — мол, спроси у него.
— Она не шлюха, — произнес он, слегка растягивая слова, — она просто очень красивая женщина…
Внучок было снова напрягся — еще секунда, и он двинул бы храброму деду в челюсть, но я вовремя его остановила одним лишь словом:
— Успокойся.
Он вздохнул.
— Успокойся… Да как тут можно успокоиться, а? Ты мне скажи, с какой стати я должен был… Мне бы ее найти — клянусь, убил бы!
— Успокойся, — снова повторила я. — Деньги свои ты все равно не вернешь, и девицу эту никогда не увидишь. Кто-то тебя опередил.
— Опередил? В смысле? — не понял он. А вот дед его оказался намного более сообразительным. Едва я произнесла свои последние слова, он заметно побледнел, глаза его забегали еще быстрее — было заметно, что он никак не может заставить их остановится, и спросил у меня упавшим голосом:
— Что с Мариной?!
А я молчала раздумывая. Все ясно — ни дед, ни внук никакого отношения к смерти Гордеевой не имеют. Внук вообще до сих пор и не подозревал о ее существовании, а дедуля, похоже, и в самом деле обеспокоен исчезновением Марины ничуть не меньше, чем пару дней назад был озабочен этим вопросом ее супруг. Ситуация проста и, можно сказать, банальна.
Делать здесь мне было больше нечего. Дедуля продолжал гипнотизировать меня своим наконец остановившимся взглядом, затаив дыхание, ожидая ответа на свой вопрос. Да, он втюрился в ангелочка неслабо… Я решила не вводить его в курс дела, справедливо рассудив, что его реакция на печальное известие может оказаться неадекватной.
— Не знаю, — ответила я неопределенно, но даже такой ответ подействовал на него успокаивающе, — он заметно расслабился и перевел извиняющийся взгляд на внука. Внук тоже заметно поостыл и обмяк. Не зря, наверное, твердят психологи, что выговориться в некоторых сложных ситуациях — это уже половина дела.
— Ладно, мне пора, — заявила я, затушив окурок в пепельнице и откровенно зевнув напоследок. — Разбирайтесь без меня, только не шумите слишком сильно, на нас уже и без того охрана смотрит подозрительно.
— Тебя, может, подвезти? — внезапно предложил мне окончательно подобревший парень. Взглянув в его глаза, я заметила в них масляное поблескивание и едва сдержала очередной приступ смеха. Похоже, внука ожидает такое же будущее, как и деда, яблоко от яблони…
Представив себе накачанного парнишку в образе престарелого похотливого мартовского кота, я наконец от души рассмеялась.
— Ты чего? — не понял он, видимо, посчитан мой смех абсолютно неуместным.
— Да ничего, это я так, о своем… Так это твой джип там возле входа стоит?
— Мой, — с гордостью ответил парень, — подвезти?
— Не надо, — отказалась я, — мне и такси сойдет.
Оказавшись за пределами «Торонто», я подошла к первому попавшемуся такси, одному из пяти или шести, стоявших на площадке возле здания и терпеливо поджидающих клиентов, и назвала свой адрес. А спустя полчаса уже лежала в мягкой постели, накрывшись с головой теплым одеялом — на улице заметно похолодало, и это сразу же отразилось на микроклимате моей двухкомнатной стал инки.
Поскольку я уснула в шесть часов утра, проснуться мне удалось только в половине одиннадцатого, да и то с большим трудом. Меня разбудил будильник — ложась спать, я предусмотрительно поставила его на это время, справедливо рассудив, что без его помощи мне вряд ли удастся открыть глаза раньше полудня.
Только приняв ледяной душ и выпив чашку крепкого чая, я наконец ощутила способность к действиям. На сегодняшний день у меня пока был запланирован только один визит — я собиралась навестить Оксану, ту самую длиннопалую девицу, соседку Лизы Дунаевой. Как выяснилось, их связывали намного более тесные отношения, чем простое соседство. Попробую от нее чего-нибудь добиться.
Вспомнив вчерашний эпизод в «Торонто», я улыбнулась. Да уж, в жизни всякое бывает… Воспоминание это послужило для меня неплохим стимулятором хорошего настроения, и несмотря на то, что погода за окном снова хмурилась, с моего лица не сходила улыбка.
Приведя себя в порядок и повесив в шкаф небрежно брошенное вчера на спинку стула пурпурное платье, я проверила содержимое сумки и снова отправилась в район набережной. По дороге решила позвонить Гордееву и прояснить кое-какие детали.
Он снял трубку и отозвался таким обреченным и опустошенным голосом, что мне стало неловко.
— Павел, извините, я, может быть, не вовремя…
— Похороны завтра, — ответил он, — а сейчас я занимаюсь формальностями… У вас есть какая-то новая информация? — спросил он с надеждой.
— Есть, — неохотно согласилась я, потому что не представляла себе, как у меня повернется язык рассказать все то, о чем узнала вчера, и без того жутко расстроенному Гордееву. Мне пришлось начать издалека.
— Павел, вы не знаете, для чего вашей жене были нужны деньги?
Вопрос получился немного неопределенным, но ответ сразил меня наповал.
— Вы про те пятьсот долларов, которые она брала у меня каждый месяц? Но разве я не говорил, что Марина перечисляла их на счет детского дома, в котором выросла…
Моя бурная реакция была вызвана отнюдь не тем известием, что Марина, оказывается, выросла в детском доме. Пятьсот долларов каждый месяц плюс заработок в стриптиз-шоу, плюс щедрые подачки престарелого поклонника… Получается намного больше тысячи — черт возьми, куда она их девала? Может быть, открыла счет в швейцарском банке в надежде на то, что в недалеком будущем бросит своего муженька и заживет припеваючи? А может, какого-нибудь альфонса на шею себе посадила? Или, что тоже не исключено, в казино играла?
Каждая из этих гипотез представлялась мне все же намного более вероятной, чем вариант с детским домом. Детский дом — это просто предлог, в этом я не сомневалась ни секунды, в отличие от ничего пока не подозревавшего Гордеева.
Хотя уже в этот момент у меня зрела мысль, что причина, которая могла все объяснить, — шантаж. Скорее всего, Марину шантажировали. Кто и зачем — я этого пока не знала, но прекрасно понимала то, что Гордеева вполне могла оказаться объектом приложения усилий вымогателя. Сделать из Марины дойную корову мог любой человек, узнавший, что она далеко не ангел и что ее супруг об этом даже не подозревает.
Все эти мысли пронеслись в моем сознании за считанные доли секунды. Гордеев, вероятно, и не успел заметить моей задумчивости, а я поинтересовалась:
— А почему пятьсот долларов? Почему не меньше или не больше?
— Вообще-то, Марина просила тысячу. Но у меня, к сожалению, не было такой возможности, мне эта сумма показалась слишком высокой, — смущенно, словно оправдывая свою финансовую несостоятельность в моих глазах, ответил Гордеев. — Поэтому мы решили остановиться на пятистах.
— И когда же Марина решила стать меценаткой?
Я даже не сомневалась в том, каков будет ответ Гордеева.
— Шесть месяцев назад.
К сказанному больше нечего было добавить. Я попрощалась с Гордеевым, решив до поры до времени немного пощадить его чувства и не наносить очередного удара по его уязвимой психике. Да и не было у меня особого желания пересказывать ему подробности моего вчерашнего рандеву в ночном клубе «Торонто».
Теперь я уже не сомневалась в том, что Марина Гордеева стала жертвой шантажиста. И те самые таинственные телефонные звонки, о которых говорил мне Гордеев… Хотя телефонные беспокойства начались, кажется, намного раньше, чем меценатские подношения. Так что здесь причина может быть другая. Но шантаж определенно имел место. Какой-то человек, возможно, стал обладателем конфиденциальной информации, в раскрытии которой Гордеева не была заинтересована, и использовал эту информацию. Только кто он, этот человек?
Выяснить это было необходимо, поскольку я нутром чувствовала, что шантажу убийство связаны между собой самым тесным образом. Следовательно, вычислив человека, который шантажировал Гордееву, я смогу наконец разгадать загадку ее таинственного исчезновения…
Что послужило причиной шантажа? Выяснить это у мужа убитой вряд ли получится, ведь именно он наверняка выступал в роли человека, от которого что-то тщательно скрывалось. При этом его неосведомленность была настолько важной для Марины, что она добывала деньги всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Да уж, здесь есть над чем поразмыслить…
Соседка Оксана на этот раз встретила меня еще более недружелюбно. Она возникла в дверном проеме точно так же неожиданно, как и во время нашей первой встречи. Окинув меня с ног до головы бледно-зеленым взглядом раскосых глаз, не поздоровавшись, спросила, чего мне нужно.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Говорите.
Рассчитывать на ее гостеприимство мне не приходилось — что ж, придется довольствоваться разговором в дверном проеме.
Честно говоря, я не особенно четко представляла себе, каким образом мне удастся вытянуть из нее информацию — да я и не знала, может ли она мне что-то рассказать. Все мои подозрения по поводу ее информированности диктовало мне мое подсознание, однако своему подсознанию я иногда доверяю значительно больше, чем некоторым сомнительным личностям.
— Может быть, вы все же разрешите мне войти, потому что разговор у меня достаточно серьезный.
Она вяло и неохотно посторонилась. Я вошла в квартиру, которая представляла собой нечто среднее между медвежьей берлогой и человеческим жилищем. Было такое ощущение, что Оксана только что вселилась, потому что кругом были навалены какие-то сумки, пустые и чем-то набитые.
В единственной комнате, куда жестом пригласила меня хозяйка, царил точно такой же хаос. Я уселась в единственное кресло, стоявшее почему-то посередине комнаты, а хозяйка извинившись удалилась в кухню:
— Мне пену с бульона надо снять. Подождите, пожалуйста.
Она ушла, а я снова огляделась. И тут увидела на полу телефонный аппарат, снабженный небольшим экранчиком, на котором высвечивались цифры набираемого номера. Мой план созрел моментально — вдруг повезет?
В любом случае попытаться спровоцировать хозяйку квартиры на телефонный звонок все-таки стоило.
Вернувшись через минуту, она присела на краешек незастеленного дивана, даже не отогнув край простыни.
— Так в чем дело? — воинственно поинтересовалась она.
— Дело в том, что Лизе грозит серьезная опасность! Ее могут убить, точно так же, как убили ее подругу Марину. Мне необходимо с ней срочно поговорить. Оксана, пожалуйста, если вы знаете, где она, скажите мне.
Произнося последнюю фразу, я постаралась проявить все свои актерские способности. Судя по ее реакции, это мне удалось, потому что она нахмурилась и произнесла неуверенно:
— Ничего я не знаю…
Я вздохнула:
— Жаль. Похоже, Лизу уже не спасти.
Оксана молчала, только взгляд бледно-зеленых глаз стал немного испуганным. Я подошла к окну, глянула во двор и как нельзя кстати заметила возле своей «ауди» трех долговязых подростков.
— Понимаете, есть некий человек, который… Ой, простите, Оксана, там, кажется, кто-то пытается снять колесо с моей машины! Я сейчас вернусь!
С этими словами я пулей промчалась мимо неподвижной Оксаны, открыла дверь, вынырнула из квартиры и снова ее захлопнула. Но спускаться вниз я не собиралась — лишь отошла в сторону, притаившись вне пределов той территории, которую можно было обозревать в дверной глазок, и затаила дыхание.
Через пару секунд услышала быстрые шага — Оксана подошла к двери, и сердце мое чуть не выпрыгнуло, что будет, если она ее откроет?
Но открывать дверь она не стала, только сделала несколько оборотов ключом в замке, застраховавшись таким образом от моего внезапного появления, и засеменила обратно.
А я буквально вжалась ухом в тоненькую щелку между дверью и косяком — естественно, рассчитывать на то, что я смогу расслышать хотя бы одно слово из предполагаемого телефонного разговора, мне не приходилось. Собственно, мне было это ни к чему — для меня важно было лишь узнать, произойдет ли этот телефонный разговор. А на это я очень рассчитывала — ведь Оксана, по идее, должна бы предупредить подругу об опасности и проконсультироваться, как ей вести себя с навязчивой дамочкой, раскрывать ли ей тайну местопребывания подруги.
И он произошел. Спустя минуту я сумела расслышать возбужденный голос Оксаны. Конечно, я не расслышала ни одного слова. Но телефонный разговор определенно имел место.
Не дав ей возможности закончить беседу, я настойчиво нажала на знакомую розовую кнопку и не отпускала ее, пока мне не открыли дверь.
— Зачем так звонить? — возмущенно пробормотала Оксана, но я не стала утруждать себя извинениями, уверенными шагами прошествовав мимо нее в глубь комнаты прямо к телефону.
Она не успела вовремя отреагировать — в тот момент, когда она бросилась ко мне, чтобы вырвать аппарат у меня из рук, я уже успела нажать на кнопку повтора последнего номера и запомнить цифры, которые высветились на табло. Ее бурная реакция на мои действия послужила лишь доказательством того, кому был адресован ее последний телефонный звонок.
— Двадцать пять, восемнадцать… — медленно, с легкой издевкой, начала я произносить первые цифры телефонного номера. — Дальше продолжать?
Она смотрела на меня так, как, наверное, змея смотрит на свою жертву, прежде чем ее ужалить, и молчала. Ее блеклые глаза даже стали ярче, и вся она в гневе сильно преобразилась.
— Оксана, вы сами назовете мне ее адрес или мне узнать его через своих знакомых из милиции? Это отнимет у меня не больше пятнадцати-двадцати минут, но мне бы не хотелось надоедать вам своим присутствием.
Она еще некоторое время смотрела на меня, злобно сверкая глазами.
— Ладно… Проспект Пирова, пятнадцать, квартира двадцать восемь, — отчеканила она и, словно обессилев, опустилась в кресло.
Я пожала плечами.
— Смотри, если обманываешь — тебе же хуже будет. А пока извини, но твой телефончик мне придется на некоторое время вырубить, причем с той стороны.
Не дав ей времени сориентироваться, я решительно направилась к двери и выдернула ключи из замочной скважины.
— Ты не переживай, я скоро вернусь и тебя отопру. Будь умницей. Как твоя фамилия?
— Лопухова, а зачем? — ответила она, видимо, по инерции.
— Да так просто, — ответила я, потому что и сама не знала, зачем спросила. — Да уж, Лопухова есть Лопухова, и с этим ничего не поделаешь.
Закрыв дверь на ключ, я тут же обрезала маникюрными ножницами тонкий телефонный проводок, который тянулся в квартиру, и немного задержалась возле двери прислушиваясь. Похоже, плененная мною Лопухова собиралась вести себя прилично. Из квартиры она никуда не денется, и даже если у нее есть запасной ключ, то открыть дверь изнутри она не сумеет — такова особенность замка. Если только она умудрится сбросить кому-нибудь ключ из окна, чтобы этот кто-то поднялся наверх и открыл дверь, то все это займет у нее время. К тому же ее телефон не работает, так что для того, чтобы успеть предупредить подругу о моем предполагаемом вторжении, у нее не остается времени — ведь проспект Пирова находился в пяти минутах езды от набережной.
Возле дома под номером пятнадцать я оказалась спустя не пять, а пятнадцать минут — проспект был пешеходной зоной, чего я не учла при расчете времени. Мне пришлось припарковать машину на одной из пересекавших проспект улиц и дальше топать пешком почти целый квартал.
Дверь квартиры номер двадцать восемь, которая располагалась на пятом этаже пятиэтажного дома, была редким в наше беспокойное время экземпляром. Все люди, в той или иной степени озабоченные безопасностью своего здоровья и жилища, уже давным-давно поставили себе железные двери, а эта дверь была вопиюще деревянной, без малейших следов обивки, с написанными темно-синей масляной краской кривыми цифрами. Я поморщилась, вспомнив о том, как недавно, во время расследования очередного дела, стояла перед похожей дверью — оказавшись наконец внутри, я едва не задохнулась от запаха перегара. Воспоминания мои были еще свежими что ждет меня на этот раз?
Прежде чем позвонить, я прижала ухо к дверному проему и прислушалась. Сначала мне показалось, что в квартире нет никаких признаков жизни, но потом мне удалось-таки расслышать какие-то отдаленные звуки. Воодушевленная этим открытием, я позвонила. Раз, потом второй — никакой реакции.
Похоже, открывать мне никто не собирался. Но она не на ту напала, если считает, что я уйду отсюда, вполне удовлетворенная общением с закрытой дверью. Как бы не так!
Еще пару раз настойчиво нажав на кнопку звонка, я решительно расстегнула молнию на своей сумке и достала отмычку. Придется общаться со мной в принудительном порядке, раз в добровольном не желает.
Я провозилась с замком на удивление долго — на удивление, потому что мне приходилось открывать гораздо быстрее и более крутые и солидные, даже «трайзеровские» замки. Да уж, не зря твердят старушки, что во времена социализма делались качественные вещи.
Оказавшись внутри квартиры, я сразу же почувствовала неладное. Подсознательно все же ожидая снова окунуться в насыщенный запах перегара, я была крайне удивлена, почувствовав в квартире свежий весенний воздух. Свежий… даже слишком свежий!
Парой прыжков одолев пространство, разделявшее прихожую и единственную в квартире комнату, я обнаружила распахнутое настежь окно. В комнате никого не было — только свежий воздух. Черт возьми, но ведь это — пятый этаж! Бросившись к окну, я увидела, как девушка с длинными волосами цвета соломы благополучно приземлилась на асфальт с последней ступеньки пожарной лестницы и что есть силы побежала прочь.
Догнать Лизу Дунаеву я так и не сумела. Хотя пыталась — едва поняв, в чем дело, я тут же бросилась за ней следом, в считанные секунды одолев пять лестничных проемов, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки. Но результат оказался нулевым, — когда я оказалась на улице, сразу поняла, что девушка уже затерялась где-то между домами.
Досадливо пнув ногой банку из-под пива, которая некстати оказалась на моем пути, и выругавшись вслух, я решила вернуться в квартиру и осмотреть ее. При этом я не совсем четко представляла себе, что именно я буду там искать, цель визита была скорее профилактической.
Квартира была съемной — это было заметно с первого взгляда. Минимум мебели — в комнате только диван, шкаф и телевизор «Горизонт» старой модели. Лиза, в отличие от своей подружки Оксаны, оказалась, по всей видимости, девушкой аккуратной — следов беспорядка в квартире не было, я не сумела разглядеть даже ни одной пылинки на полированном покрытии тумбочки, стоявшей возле дивана, а ничем не прикрытый линолеум так и сверкал, определенно наталкивая на мысль, что его совсем недавно помыли.
Единственная тумбочка и стала первым объектом моего обыска. Но, открыв ее, я испытала некоторое разочарование — здесь лишь аккуратной стопкой лежали журналы и несколько книг Стивена Кинга в суперобложках.
В шкафу так же аккуратно была сложена пара женских джемперов, несколько пар колготок и нижнее белье. Дунаева скрылась настолько поспешно, что захватила с собой только дамскую сумочку. В таком случае не исключено, что они еще сюда вернется, — хотя два джемпера и пара трусиков — не такая уж и большая потеря, чтобы рисковать.
Проверяя тумбочку под телевизором, в которой мне также не удалось обнаружить ничего существенного, я раздумывала о том, что же послужило причиной столь стремительного бегства Дунаевой. Вероятно, ее подружка Лопухова все же сумела выбраться из запертой квартиры и предупредить ее по телефону. Хотя мой визит — это только повод для бегства, а причина определенно кроется в том, что Дунаева каким-то образом замешана в том, что случилось с Гордеевой. Не исключено, что именно она окажется в конце концов или убийцей, или шантажисткой, или, как говорится, два в одном.
Завершив осмотр комнаты, я решила быть добросовестной и собралась было уже пойти в кухню, чтобы и там поискать что-нибудь существенное. Но остановилась и прислушалась. С той стороны двери раздавались приглушенные мужские голоса…
Еще не успев как следует сориентироваться, я вдруг услышала, как кто-то со всего размаху резко ударил ногой в дверь. Потом еще раз и еще раз. И в следующее мгновение деревянная дверь слетела с петель.
Передо мной, почти лицом к лицу, оказались два парня. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы понять, каковы их намерения. Высокие, идеально сложенные, с одинаково тупыми и злобными физиономиями — классический тип современного вышибалы, в прямом и переносном смысле.
Прикинув расстояние до своей сумки, оставленной мною на диване в комнате, я поняла, что заполучить пистолет мне вряд ли удастся. Что ж, я и без пистолета могу, еще и не с такими справлялась, подбадривала я себя. Моментально собравшись, я подготовилась к отражению нападения.
Но того, что последовало спустя секунду, я не могла ни предвидеть, ни предотвратить. Парнишки, как оказалось, и не собирались проверять на своей собственной шкуре, насколько хорошо я владею приемами восточных единоборств.
Один из них, тот, что стоял ближе ко мне и смотрел на меня пристально, немного усмехаясь, вдруг резко вытащил из кармана аэрозольный баллончик. Я успела среагировать, пригнувшись и прикрыв лицо руками, но в следующее мгновение поняла, что это меня, увы, не спасло. Я почувствовала, как сладковатый, и в то же время едкий газ моментально одурманивает мое сознание.
«Нервно-паралитический газ», — безнадежно подумала я и отключилась.
Очнувшись, я некоторое время не могла понять, где нахожусь и что со мной произошло. Голова жутко болела, было такое ощущение, что она раскололась на две равные части, при этом оголились все имевшиеся в области затылка нервные окончания. В висках дергало так, что я с большим трудом сумела пошевелиться. А пошевелившись, застонала.
Где я? Над этим вопросом я, как мне показалось, раздумывала бесконечно долго, потому что белый потрескавшийся потолок и салатного цвета стены не говорили мне абсолютно ни о чем. В поле моего бокового зрения находилось что-то расплывчатое и коричневое. С трудом повернув голову, я поняла, что это всего лишь диван, на котором я лежу, и что диван этот мне абсолютно незнаком.
Я попыталась приподняться. Шум в голове от этого только усилился, а в висках застучало еще сильнее.
Зажав голову ладонями, я закрыла глаза и попыталась справиться с жуткой болью. Но она не отступала, я выругалась и снова открыла глаза, собираясь произвести вторую попытку опознавания местности.
Белый потолок и светло-зеленые стены все же ничего не говорили. Я находилась в маленькой комнате с небольшим окошком в противоположной стене, предусмотрительно снабженным железной решеткой с наружной стороны. В комнате, естественно, имелась дверь, и она тоже была железной. Из мебели — только диван и пара деревянных ящиков, которые можно было отнести к категории мебели с большой натяжкой. Больше ничего.
Где я? Кажется, этот вопрос я задавала себе уже во второй раз, но, увы, так и не смогла на него ответить. Почувствовав приступ отчаяния, я попыталась утешить себя хотя бы тем, что, по крайней мере, не забыла, кто я. Я — Надежда Фролова, частный детектив, мне около тридцати лет, я расследую дело об убийстве Марины Гордеевой…
Наконец я вспомнила и то, каким образом оказалась в этом странном помещении, напоминавшем тюремную камеру, если бы не оптимистичная окраска стен и потолка и не наличие дивана. Меня похитили — только вот кто и с какой целью? И каким образом эти парни сумели вычислить меня?
Мысли в голове путались, и единственной гипотезой, более или менее приемлемой в данных обстоятельствах, я посчитала следующую: поспешно скрывшаяся Дунаева, видимо, оперативно успела сообщить кому следует. Только вот кому? Что это за люди и зачем я им понадобилась?
Снова зажав ладонями виски, я поняла, что в таком состоянии пытаться делать трезвые умозаключения равносильно тому, что искать иголку в стоге сена или черную кошку в темной комнате. Что ж, будем ждать, как развернутся дальнейшие события.
Однако события разворачиваться не торопились. Сначала я лежала на диване, поджав под себя ноги и свернувшись калачиком — в комнате было холодно, а позаботиться о моем комфорте, видимо, посчитали лишним. Наконец я поняла, что пора проявлять признаки жизни, тем более что голова уже болела не так сильно и только навязчивая тошнота портила общее впечатление.
Я шила не скромничать — подошла к железной двери и изо всех сил ударила по ней носком ботинка. Никакой реакции с той стороны. Переместившись к окну, я посмотрела на улицу и чуть не завыла от тоски. Кажется, я нахожусь в местности, от города весьма отдаленной. Меня привезли в какой-то дачный массив. В окрестности, которую мне удалось разглядеть из крошечного окошка, стояла пара стандартных бетонных коробок-домиков и качали голыми ветками деревья. Больше ничего — ни одного человека, ни одного транспортного средства, даже ни одной собаки.
Я поморщилась. Дачный сезон начнется, наверное, не раньше чем через месяц, а сейчас здесь вряд ли можно встретить хоть одного человека. Следовательно, кричать во все горло и бить ногами обо что попало — вариант бессмысленный и бесполезный. Лучше уж поберечь силы до того момента, когда они мне и в самом деле понадобятся.
Только когда это произойдет? Услышав грозное урчание в желудке, я поняла, что сильно проголодалась. Черт возьми, когда же они появятся?
Еще раз стукнув ногой о дверь и произведя при этом громоподобный звук, я поняла, что моя охрана либо спит, либо отсутствует. Чего же мне ждать?
Подергав ручку и убедившись в том, что дверь заперта, я с тоской посмотрела на железные оконные решетки. Зубами я их не перегрызу, напильника, думаю, под рукой не найдется, а гипнотизировать железо, внушая ему, чтобы оно рассыпалось, тоже было бесполезно. На всякий случай я все же подошла к окну, распахнула створки и подергала решетку — она держалась настолько прочно, что все мысли о побеге мне пришлось оставить. Поежившись от стремительно ворвавшегося в комнату потока холодного и влажного воздуха, я торопливо закрыла окно и снова вернулась на диван. Поджав под себя ноги и усевшись поудобнее, принялась ждать.
Терпения моего хватило минут, наверное, на десять. Интересно, а как проводят по десять, а то и больше, лет, заключенные в камерах-одиночках? За десять лет ко всему можно привыкнуть. В конце концов я сделала вывод, что просидеть в подобных условиях десять лет, возможно, даже гораздо проще, чем десять минут. Оптимизма эта мысль мне не прибавила, и я снова поднялась и направилась к окну.
Сколько часов я провела таким образом, шатаясь из стороны в сторону, то присаживаясь на диван и пытаясь успокоиться, то вскакивая и принимаясь отчаянно колотить в дверь кулаками, не знаю. Я уже сходила с ума от голода, холода и отчаяния. Когда за окном стемнело, я совсем потеряла надежду и внезапно погрузилась в тяжелую полудрему, не совсем отчетливо осознавая грань между сном и реальностью. К утру я, видимо, окончательно и глубоко заснула, потому что совершенно не прореагировала на звук открывавшейся двери. Вернее, прореагировала, но немного поздно, потому что в тот момент, когда я открыла глаза, увидела уже стоявшего передо мной незнакомого человека, который слегка склонился надо мной и смотрел на меня с неподдельным удивлением в глазах.
На вид незнакомцу было около сорока лет, но никак не больше, несмотря на то что виски уже полностью покрылись сединой. Голубые глаза казались прозрачными на фоне смуглой кожи, лицо тщательно выбрито, а в области лба проглядывал за прядями волос заметный след от свежего шрама.
Я резко вскочила, на мгновение снова, как и вчера, потеряв ориентацию в обстановке. Светлоглазого мужчину ничуть не смутила моя резвость, он продолжал смотреть на меня спокойно и немного удивленно, все так же молча. Молчала и я, пытаясь окончательно прийти в себя и понять, что со мной происходит. Черт возьми, как я могла заснуть? Тело мое было деревянным, руки и ноги затекли, а кровь, наверное, совсем остыла от холода.
Я едва ли не дрожала как осиновый лист, а мужчина все так же продолжал молчать. Его молчание уже начинало меня раздражать.
— Что, долго еще молчать собираешься? — рассудив, что в данной ситуации свою воспитанность можно засунуть подальше, я сразу перешла на «ты». — Ты кто?
Его ответ сразил меня наповал.
— А ты?
Я молчала, не в силах сообразить, насколько серьезен заданный мне вопрос. По его глазам я бы не сказала, что он шутит, и решила ответить вопросом на вопрос:
— А ты как думаешь?
— Понятия не имею, — совершенно искренним голосом, даже с нотками сожаления, проговорил он. — А где эта шлюха?
Я вздохнула. Слишком часто мне приходится в последнее время слышать это слово, только я все же не совсем понимала, о ком идет речь.
— Тебе какая-то конкретная шлюха нужна? Если нет, то позвони в интим-сервис, их там в избытке и на любой вкус.
— Где Лизка, я тебя спрашиваю? — раздраженно спросил он, не оценив моей шутки.
— Тебе, наверное, виднее, — медленно и задумчиво ответила я и тут наконец почувствовала, что до меня доходит смысл происходящего. Правда, еще не совсем четко, но…
— Черт возьми, да как ты вообще здесь оказалась?! — продолжал он злиться.
— Пораскинь мозгами, как я могла здесь оказаться. Естественно, не по собственному желанию.
После этих слов я почувствовала, что на незнакомца накатывает приступ бешенства. Выругавшись, он достал из кармана черного кашемирового пальто сотовый телефон и принялся лихорадочно тыкать в кнопки пальцами.
— Слушай, ты, идиот, — начал он в качестве приветствия, — ты кого мне привез, а? Пирова, пятнадцать, квартира двадцать восемь? И что с того? Я тебя спрашиваю, придурок, ты кого мне привез? Там больше никого не было? Поэтому прихватил то, что было? Заткнись, скотина… Я тебя пристрелю, ублюдок вонючий, ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю!
Этими словами он решил закончить разговор и небрежно бросил телефон обратно в карман.
— Где Лизка? Где деньги? Кто ты такая, мать твою!
— Слишком много вопросов, а ответить я могу только на один. Я — частный сыщик, а зовут меня, если тебе это, конечно, интересно, Надежда. Ни о каких деньгах я и понятия не имею, а вот узнать, где Лизка, я бы и сама не прочь…
Через полчаса мы все выяснили. Человек, сидевший рядом со мной на диване, оказался тем самым Волчком, Александром Александровичем Волковым, бой-френдом, если, конечно, можно так назвать сорокалетнего мужчину, Лизы Дунаевой. Он не стал вводить меня в подробности, однако из всего сказанного им я заключила, что Дунаева, воспользовавшись его очередным отъездом, совершенно бессовестным образом его обокрала и смылась. Адрес, по которому она скрывается, он еще вчера выяснил у соседки Дунаевой, при этом, насколько я поняла, методы использовались не совсем дозволенные и в рамки закона не укладывающиеся. По всей видимости, Волков появился у Лопуховой буквально несколько минут спустя после того, как я покинула ее квартиру. Какие-то сверхсрочные, внезапно возникшие дела помешали ему самому отправиться по выясненному адресу. Опасаясь, что беглянка в очередной раз от него ускользнет, он решил не рисковать и попросил своих парней упрятать ее подальше до тех пор пока у него появится время с ней пообщаться.
В результате получилось, что парни всего лишь выполнили поручение босса — поехали по указанному адресу, вырубили девицу и привезли ее на дачу. Ошибка их заключалась в том, что они вырубили совсем не ту девицу. Но это была даже не их ошибка, а самого Волчка, который не посчитал нужным уточнить имя и фамилию девицы или хотя бы описать ее внешность. Они действовали вслепую, сделали то, что от них потребовали, не больше и не меньше.
Он закончил свой рассказ и посмотрел на меня вопросительно, что означало: а ты как там оказалась?
— Последние несколько дней меня хронически с кем-то путают, — недовольно пробурчала я, вспомнив, что даже своему участию в этом запутанном деле обязана случайному совпадению.
— Ну ты меня извини, конечно, не очень-то удобно получилось. Так ты, говоришь, частный детектив? А чем докажешь? Это, наверное, про тебя мне Лизкина соседка твердила, что я сначала сыщика к ней подослал, а теперь и сам явился. Я еще понять не мог, о каком частном сыщике она мне твердит. Оказывается, вот о каком.
Я вздохнула. Так вот почему Оксана так настороженно относилась к моей персоне — она считала, что меня подослал к ней Волков. Не исключено, что и сама Дунаева удрала от меня именно поэтому. Хотя тот факт, что она скрывалась от Волкова по причине личного характера, еще не означает, что она не имеет никакого отношения к смерти Марины Гордеевой. Всякое может случиться, ведь нельзя сбрасывать со счетов то, что именно с Дунаевой Марина собиралась встретиться в тот самый вечер, когда ее убили.
— Ты чего молчишь?
Я так глубоко задумалась, что даже забыла о своем собеседнике. Улыбнувшись вымученной, подчеркнуто искусственной улыбкой, наконец ответила:
— Да, я частный детектив. Только тебе придется поверить мне на слово, потому что все мои документы остались в сумке, а сумка в квартире, где я искала твою подружку.
— Сумка? Черная такая, большая, кожаная, с лакированными вставками? — в точности описал он.
— Ну да, — ответила я и впервые за последние сутки ощутила прилив положительных эмоций.
Он молча встал, вышел из комнаты, а через минуту появился с моей сумкой в руках.
— Они ее захватили. На, держи, — протянул он мне мое сокровище, — только документы покажи.
Внимательно осмотрев документы, он вернул их мне в целости и сохранности и снова извинился:
— Прости, неудобно получилось. А ты зачем ее искала?
Я немного подумала, прежде чем ответить. Дело, которое я расследовала, до сих пор было настолько туманным и запутанным, что подозревать я могла любого человека, тем или иным образом имеющего отношение к Гордеевой. А Волков имел к ней самое непосредственное отношение.
— Так ты говоришь, в Москве был? А когда ты туда уехал? — ответила я встречным вопросом, и это ему определенно не понравилось.
— Ты что, допрашивать меня собралась?
— У меня пока нет оснований тебя допрашивать, я просто интересуюсь, — ответила я миролюбиво.
— Интересуешься… Пять дней назад я уехал, а что?
— Значит, ты, наверное, не в курсе, что одну из участниц стриптиз-шоу в «Торонто» убили.
— Убили?! Кого?
— Марину Гордееву.
Присвистнув, он опустился рядом со мной на краешек дивана.
— Вот это новость, — произнес он задумчиво. — А я думал, Маринка вместе с Лизкой за компанию смылась.
— Я сначала тоже так думала. Поэтому и искала Дунаеву, поговорить с ней хотела. Может, ты мне что-нибудь интересное расскажешь.
— Про кого? Про Гордееву? Да я о ней ничего не знаю — ну, танцевала она себе и танцевала, мне не больно надо было в ее личной жизни копаться, своих проблем хватает. Черт, где же мне теперь искать эту тварь… — вспомнив о своих проблемах, он тут же нахмурился.
— Слушай, ты мне скажи, мы еще долго здесь сидеть будем?
Но Волков будто и не расслышал моих слов.
— Частный детектив, говоришь? — снова поинтересовался он. — Так, может, ты мне ее и найдешь? Заплачу, сколько скажешь.
Я вздохнула. Ну вот, снова клиент, снова заказ. Мне все равно придется искать Дунаеву — так почему же не согласиться сделать это за дополнительную плату?
— Может, и найду, если не умру от переохлаждения или от голода. Здесь, между прочим, не больше двенадцати градусов, а я все же существо теплокровное. И уже почти сутки ничего не ела.
Наконец до него дошло.
— Правда, что это мы здесь сидим. Поехали, я тебя домой отвезу, хочешь, по дороге в какой-нибудь ресторанчик завернем, поешь.
— Ну уж нет, спасибо. Вид у меня не совсем подходящий для посещения ресторанчика. Так что мерси, лучше дома отобедаю. Вези меня не домой, а туда, где твоя подружка скрывалась, на проспект Пирова. Я там недалеко вчера свою машину оставила.
— А, так у тебя свои колеса. Ладно, как скажешь. Так ты мне Лизку найдешь?
— Найду, не сомневайся, — заверила я его и поплелась следом за ним вниз по ступенькам.
На улице возле железной ограды нас поджидал роскошный «сааб» серебристо-серого цвета. Он выглядел потрясающе даже несмотря на то, что его вид сильно подпортили лужи и слякоть на дорогах.
— У тебя отличная машина, — сделала я искренний комплимент хозяину авто.
— Спасибо, я тоже так считаю. Кстати, такие модели, «девятитысячные», больше не выпускают. Последний выпуск был в девяносто восьмом году, так что моя машина уже, можно сказать, старушка.
— По ней этого не скажешь, — возразила я.
— А у тебя что за авто?
Всю дальнейшую дорогу мы увлеченно разговаривали о машинах — вернее, разговаривал по преимуществу Волков, а я больше слушала в силу своей не слишком высокой компетентности. Но слушала с совершенно искренним интересом. В общем, к тому моменту, как мы оказались в черте города, я уже называла его Сашей, он меня — Наденькой, и мы определенно симпатизировали друг другу.
Мы проезжали по улице Апаева мимо ювелирного магазина, когда Волков вдруг резко нажал на тормоза, так что они жалобно взвизгнули. Сперва я не поняла, что произошло, но затем заметила, как в арке между домами мелькнули пшеничные волосы. Не сговариваясь мы оба выскочили из машины и кинулись вслед убегавшей Дунаевой.
На этот раз догнать ее нам удалось, потому что она допустила большую ошибку, нырнув в арку, которая заканчивалась тупиком. Как загнанный зверь, она забилась в угол и смотрела на приближавшегося Волкова с ужасом в глазах.
Он подошел первым, а я встала немного в стороне, рассудив, что мне не стоит вмешиваться в их личные дела и в то же время страхуясь от возможной попытки побега Дунаевой.
Они разговаривали достаточно долго, минут, наверное, пятнадцать, при этом Волков даже ни разу не повысил голоса. После того как разговор был окончен, Волков повернулся, а Дунаева с видом побитой собаки покорно поплелась вслед за ним. Я замыкала шествие, все еще опасаясь, что покорность пойманной наконец девицы может оказаться с ее стороны всего лишь ловким маневром.
Мы благополучно дошли до машины. Волков открыл заднюю дверцу, и Дунаева, не пытаясь оказать никакого сопротивления, села. Захлопнув дверцу, он повернулся ко мне.
— Видишь, Надя, как получилось, искать тебе ее не пришлось, она сама нашлась. Но это совсем не значит, что ты должна остаться без вознаграждения, ведь ты бежала за ней вместе со мной. Следовательно, в ее поимке есть и твоя заслуга.
— Не придумывай, — улыбнулась я.
— Ничего я не придумываю, — возразил он. — И вообще, я твой должник вдвойне, ведь это только по моей глупости тебя целые сутки продержали взаперти, в холоде и голоде. Так что я на время вас оставлю. Ведь, насколько я помню, ты тоже хотела пообщаться с моей бывшей подружкой?
— И до сих пор хочу, — согласилась я.
— Ну и общайтесь. У меня в этом районе неподалеку как раз дела есть. Я думаю, она от тебя не сбежит?
— Не сбежим, — заверила я его, — не волнуйся.
— Ну вот и хорошо. А я подойду минут через двадцать-тридцать.
Он удалился, а я, приоткрыв дверцу, уселась в салоне «сааба» рядом с пойманной беглянкой.
— Лиза, мне необходимо с вами поговорить. Я — частный детектив…
— А вам не кажется, что мы и сами, без помощи частного детектива, можем разобраться? — бросила она с вызовом. — Отдам я ему эти деньги, пусть не волнуется.
— Я не по поводу денег. Это и правда касается только вас двоих. Я же хотела поговорить с вами о вашей подруге, Марине Гордеевой. Вы знаете, что ее убили?
— Да, знаю, — вздохнула она, — мне Лапушки сказала.
Я сразу сообразила, что Лапушка — это ласковое прозвище Оксаны Лопуховой, и улыбнулась, вспомнив размер ее ноги. Да уж, лапушка так лапушка.
— Насколько я знаю, вы были последним человеком, который видел в тот вечер Марину.
— Я? — удивилась она. — Я ее в тот вечер вообще не видела, мне в тот вечер не до нее было.
— Но ведь вы звонили ей, договаривались о встрече, — сказала я с укором. — Зачем же вы обманываете?
— О встрече? О какой встрече? — упорно продолжала она гнуть свою линию, и это уже начинало меня бесить. — Я ей звонила, но ни о какой встрече с ней не договаривалась, я просто сказала, где меня теперь можно будет найти — ведь именно в тот день я переселилась на Пирова. Наш с ней разговор длился всего-то минуту.
Я вздохнула. Ну что за упрямая девица!
— Это ваш второй разговор, длился минуту, а первый, в процессе которого вы и договаривались о встрече, продолжался значительно дольше. Да перестаньте вы врать! — сорвалась я.
— Первый разговор? Какой еще первый разговор, я ей всего один раз звонила! — она смотрела на меня с искренним непониманием, и я уже не знала, кто из нас двоих сумасшедший — было такое ощущение, что обе.
— Послушайте, — вдруг медленно, словно не решаясь, произнесла она, — но ведь вы правы… То есть я не это хочу сказать. Я сейчас вспомнила, что Маринка немного странно говорила со мной.
— Немного странно — это как? — вяло поинтересовалась я, почти уверенная в том, что Дунаева на ходу пытается сочинить очередную байку.
— Это… Это так, как будто… Даже не знаю, как вам объяснить. Ну во-первых, после того, как Пашка передал ей трубку, она почему-то сказала: «А, Лиза, это опять ты, я уже выхожу…» Я еще подумала, почему опять, ведь я ей первый раз звоню. Она и потом несла какой-то бред, знаете, я ей о своем — мол, все, подруга, мосты сожжены, я теперь в бегах, а она: «Ну да, Лиза, ну хорошо, Лиза…» Она разговаривала для кого-то. Понимаете? — она смотрела на меня с надеждой, видимо, боясь, что смысл сказанных ею слов до меня не дойдет или я ей в очередной раз не поверю.
Но смысл слов до меня дошел — и именно поэтому я ей сразу поверила. Поверила и поняла, что в тот вечер Марина, используя, в общем-то, избитый прием неверных жен, разговаривая по телефону с каким-то другим человеком, просто называла его именем своей подруги. Именно поэтому Гордеев и был уверен в том, что его супруга отправилась к Дунаевой. Внезапный звонок Лизы оказался совсем некстати, поэтому Гордеевой пришлось нести ей по телефону всякую ерунду, для того чтобы опять-таки не спровоцировать никаких подозрений со стороны мужа.
Вероятно, этот самый другой человек, который мог быть и любовником Гордеевой, и шантажистом, и еще Бог знает кем, — вероятно, он и всадил в ее спину остро заточенное лезвие ножа. Только кто он, этот человек?
— Лиза, скажите, кто был любовником Марины?
— Знаете, мне и самой это было бы интересно узнать.
Я снова пристально всмотрелась в ее глаза. Врет? Вроде, непохоже…
— Но ведь Марина, насколько я знаю, была вашей близкой подругой — неужели она вам ничего не рассказывала?
Она покачала головой.
— Вы не знали Марину… Человек-загадка, патологически таинственная личность. Я знала, что у нее кто-то есть, потому что несколько раз для встречи с этим человеком она использовала мою квартиру. Но кто этот человек — она не говорила, даже по имени его ни разу не назвала. Единственное, что я могу сказать совершенно определенно, — так это то, что отношения у них были очень серьезные. Маринка этим мужиком просто болела. Я уверена — останься она в живых, рано или поздно бросила бы своего Пашку. У нее такие мысли были.
— Она собиралась уйти от мужа? — уточнила я.
— Ну не то чтобы собиралась, просто думала об этом, так, неопределенно, но очень часто. Особенно в последнее время.
— Скажите, тот факт, что у Гордеевой есть любовник, мог послужить причиной шантажа?
Ответ оказался для меня полной неожиданностью.
— Нет, ее шантажировали не по этому, — произнесла она уверенно.
— Так вы об этом знали? — почему-то удивилась я.
— Еще бы мне об этом не знать! Это ведь я для нее деньги у Волчка украла. Пять тысяч, а она такую сумму больше бы нигде достать не сумела.
Мысли мои напряженно работали. Я почувствовала, что происходивший разговор настолько важен, что я не имею права пропустить ни одной детали.
— Насколько я понимаю, передать деньги Гордеевой вы не сумели…
— Нет, не сумела. Здесь, знаете, как получилось… Марина меня долго уговаривала сделать это для нее. Плакала, волосы на себе, рвала, умоляла… Ну я и решила — да черт бы с ним, с Волчком, от него не убудет. А характер его я знаю — первое время он бы злой ходил, а потом, недельки через две, поостыл бы и думать об этих деньгах забыл, он ведь в казино еще и не такие суммы проигрывает. Больной человек, что с него возьмешь… Да и потом, Маринка обещала со временем деньги отдать.
— Каким образом она бы отдала вам такую сумму?
Она пожала плечами.
— Заработала бы месяца за четыре… Там у нас один щедрый старичок есть, который ей регулярно деньги подбрасывает.
— Про этого старичка я знаю. Значит, насколько я понимаю, Марина решила устроиться на работу в стриптиз-шоу только по той причине, что ей были нужны деньги.
— Да, ей нужны были деньги, для того чтобы платить шантажисту. Или шантажистке, я понятия не имею, кто это был. А эти пять тысяч долларов, как она утверждала, последние, больше она платить не собиралась.
— Почему? Если это зависело от нее, почему она не пресекла вымогательства раньше?
— Не знаю. Может быть, она в течение нескольких месяцев выплачивала некую фиксированную сумму и эти пять тысяч стали последними, потому что требуемая сумма наконец была выплачена. Хотя я не исключаю и того, что Марина вообще собиралась уехать из города. Поэтому и говорила, что платить больше не собирается. Причем со дня на день. Может, и уехала бы, если бы жива осталась…
— С любовником? — уточнила я. — Она собиралась уехать с любовником?
— Ну да, я же вам уже говорила. У нее давно уже зрела эта мысль, а последнее время она все чаще заводила разговоры на эту тему. Спрашивала мое мнение по поводу того, как отреагирует ее муж, если она решит его бросить. Но я-то откуда знала, как он отреагирует, я же не психолог и не экстрасенс.
— Но какова была причина шантажа? Она никогда не говорила?
Лиза снова отрицательно покачала головой.
— А почему вы исключаете, что она могла бояться разоблачения в неверности?
— Знаете, я, наверное, и не сумею вам этого объяснить… Она испытывала перед шантажистом просто панический ужас. Она делала все, из кожи вон лезла, для того чтобы платить ему. Она и у мужа деньги брала, и сама, как могла, старалась зарабатывать, и… Чем полгода жить в таком аду, она давно бы ему все сама рассказала. Ведь не убил бы он ее.
Слова, случайно произнесенные Дунаевой, заставили меня задуматься. А что, если бы убил? Что, если шантажист все-таки выполнил свои угрозы, каким-то образом ввел Гордеева в курс событий, и тот…
Я не знала, что и думать. На мой взгляд, Гордеев не относился к категории людей, способных совершить убийство. Но я ведь не знаю контекста — а в данной ситуации именно контекст является определяющим моментом. Смотря что скрывалось от Гордеева. Может, Дунаева права и повод для шантажа был более серьезным, чем простой факт супружеской неверности.
— Я уверена, что повод для шантажа был намного более серьезным! — словно прочитав мои мысли, слово в слово продолжила Дунаева. — Я же говорю, Маринка настолько боялась разоблачения, что просто места себе иногда не находила. Целых шесть месяцев мучилась.
Мы некоторое время помолчали, видимо, думая об одном и том же. Ситуация прояснилась — и вместе с тем еще больше запуталась. Черт бы побрал эту таинственность Гордеевой — поделись она с подругой, кто и почему ее шантажировал, я бы сейчас уже наверняка была гораздо ближе к тому, чтобы прояснить всю эту запутанную ситуацию. А теперь…
В этот момент, словно почувствовав, что наш разговор окончен, появился Волков. Он приоткрыл дверцу машины и посмотрел на меня с улыбкой.
— Наденька, можно тебя на минутку? Или вы еще не закончили?
— Закончили, — ответила я мрачным голосом и вышла из машины.
Он достал из внутреннего кармана пальто маленькую изящную коробочку и протянул ее мне.
— Это тебе. В качестве компенсации за потраченные усилия и понесенный моральный ущерб.
В коробочке лежали серьги. Очень дорогие — это было видно сразу, потому что в оправе из белого золота сверкал настоящий бриллиант. Я удивленно вскинула на Волкова глаза.
— Ну что ты, чем я заслужила такой дорогой подарок…
— Не скромничай. Тем более что он не такой уж и дорогой. Стоит гораздо меньше той суммы, которую пытались вытянуть из моего кармана, ты уж поверь.
— Но ведь с моей стороны нет никакой заслуги в том, что… — продолжала я скромничать, а Волков, взяв мою ладонь, положил в нее миниатюрную коробочку и сомкнул вокруг нее мои пальцы.
— И не вздумай возражать. Это от чистого сердца.
Я вздохнула. Ну если от чистого сердца…
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, а он достал из нагрудного кармана визитку и протянул ее мне.
— Позвони, когда будет время. Я бы не хотел, чтобы наша сегодняшняя встреча оказалась последней. Тебя довезти до Пирова?
Я отрицательно покачала головой. От улицы Алаева до проспекта Пирова было всего метров сто, может, чуть больше, и я решила пройтись пешком. Пообещав Волкову позвонить сразу же, как только у меня появится свободное время, я аккуратно положила подарок в сумочку и попрощалась.
— Да, кстати, а каким образом ты умудрился проникнуть в квартиру Оксаны Лопуховой?
— Оксаны Лопуховой? Какой Лопуховой? — не понял он.
— Ну той самой соседки Лизы, которая тебе адрес на Пирова сказала.
— А-а… Да никак. Я когда на пятый этаж поднялся, как раз в этот момент какая-то старушка дверь ключами открывала. Ну я и прошмыгнул мимо нее, я ведь маленький, незаметный.
Да уж, маленький, незаметный, улыбнулась я, с сомнением оглядев габариты Волкова. Значит, все произошло по той схеме, которую я и предполагала, — Лопухова, вероятно, сбросила ключи из окна какой-нибудь соседке и та помчалась ей на выручку. Конечно, Лопуховой крупно не повезло, потому что именно в этот момент рядом оказался Волков. Ну да ладно, какая теперь разница…
Машина, на мое счастье, оказалась целой и невредимой и стояла на том же самом месте, где я ее вчера оставила. Сев за руль и включив зажигание, я вдруг почувствовала, насколько сильно хочу спать. Еще бы, ведь я не спала уже третьи сутки. Одну ночь проторчала в «Торонто», другую ночь вообще неизвестно где. За прошедшие двое суток я спала в общей сложности часов шесть, и для меня это было очень мало. Глаза будто песком засыпали, и мне с большим трудом удавалось поддерживать их в открытом состоянии. Черт, как бы мне не уснуть за рулем.
Добравшись до дома, я поняла, что сон это не единственная моя голубая мечта. Я хотела есть ничуть не меньше, чем спать. К тому же промерзнув, я до сих пор не могла окончательно согреться.
В результате я соорудила себе на скорую руку омлет, заменив при этом простой хлеб парой горячих бутербродов, и отправилась трапезничать в ванную, наполненную горячей водой. Совместив два этих приятных занятия, я почувствовала себя настоящим гением в плане изобретательности. Да уж, до такого совмещения могла бы додуматься не каждая. Отогревшись, наевшись и разленившись, я едва не уснула прямо в ванной. Усилием воли заставила себя все же покинуть теплые пенные объятия, завернулась в огромное махровое полотенце и, с большим трудом одолев расстояние между ванной и диваном, свалилась на него, словно подкошенная. Потом встала, выдернула телефонный провод из розетки, отключила сотовый и снова свалилась. Натянув на себя сверху свой любимый и неизменный плед, я сунула под голову большую, мягкую и ужасно страшную плюшевую собаку Баскервилей, которую пару лет назад подарил мне на день рождения один знакомый с гиперболизированным чувством юмора, и уснула, наверное, через секунду.
Когда я открыла глаза и посмотрела на часы, висевшие на противоположной стене, поняла, что мне, собственно, можно было бы уже не просыпаться. Время было почти семь вечера, и нормальные люди через несколько часов будут готовиться ко сну. Но это нормальные люди, а не частные детективы, им периодически приходится работать сутки напролет или же проводить бессонные ночи в таких условиях, в которых уснуть невозможно.
И все же я сбросила с себя плед. Равнодушно посмотрев в сверкавшие фосфором глаза собаки-подушки, водрузила ее на место, накинула халат и отправилась в ванную умываться.
Спустя некоторое время я почувствовала, как мои отдохнувшие мозги снова начинают загружаться. События прошедшего дня медленно всплывали в сознании. Шантаж, деньги, любовник, с которым Гордеева собиралась скрыться, но почему-то так на это и не решилась… Кто же он, этот шантажист? И чем он ее шантажировал? В очередной раз задав себе эти два вопроса и в очередной раз убедившись, что не могу ответить на них даже приблизительно, я удрученно отправилась в кухню, чтобы помыть посуду, оставшуюся после омлета.
Честно говоря, я злилась на себя. Злилась за то, что до сих пор не продвинулась в этом деле почти ни на шаг. Злилась за то, что никак не могу перестать об этом думать. Брови мои хмурились, а настроение портилось. И тут я вспомнила о сережках, которые подарил мне мой новый знакомый. Такие красивые, а я их даже не примерила.
Аккуратно достав свое новое украшение из коробочки, я поднесла одну сережку к уху и оценивающие посмотрела на себя в зеркало. Кажется, неплохо, но нужно примерить.
Надев сережки, я поняла, что ничего более изящного и красивого в жизни мне, наверное, видеть не приходилось. Только вот домашний халат не очень гармонично с ними сочетался. Может быть, примерить вечернее платье?
Я всерьез раздумывала над этим вопросом, но он так и остался мною неразрешенным, потому что в этот самый момент в дверь позвонили. Черт возьми, кого это, интересно, принесло и почему этот кто-то предварительно не позвонил по телефону? Хотя, кажется, я еще не успела его подключить.
Предусмотрительно посмотрев в дверной глазок, я увидела Гордеева. Не могу сказать, что почувствовала радость, поняв, кто именно решил меня навестить. Но мне было о чем поговорить с этим человеком, так что его посещение было кстати.
На этот раз он был таким же растрепанным и еще более потерянным, чем во время своего первого визита ко мне. Поздоровавшись, спросил без всякого выражения:
— У вас что, телефон не работает?
— Вроде того, — неопределенно ответила я, не став признаваться в том, что он был отключен, почему-то устыдившись своего поступка в глазам клиента. Конечно, отключать телефон на целых восемь часов во время расследования дела я, пожалуй, не имела права. Хотя, собственно, где указан перечень обязанностей частного детектива перед клиентом? Ну, отключила и отключила, в конце концов, это мое личное дело.
Но Гордеева этот вопрос, похоже, интересовал значительно меньше, чем меня. Он прошел в комнату, медленно сел в то же самое кресло, в котором сидел в прошлый раз, и произнес, обращаясь как будто в пустоту:
— Сегодня были похороны.
— Я вам очень сочувствую, Павел. Примите мои искренние соболезнования. Вам чего-нибудь принести? Может, кофе?
— Я оставил Аленку с Тагиром.
Я немного скривилась, поняв, что он даже не услышал моих слов. Такое ощущение, что он в полном трансе. Однако разговор надо было поддерживать, и я поинтересовалась:
— С Тагиром? С водителем? А почему с ним?
На ответ я, честно говоря, и не рассчитывала в полной уверенности, что снова услышу какую-нибудь ни с чем не связанную фразу.
— Он умеет ее успокаивать. Она его слушается. Он рос в многодетной семье. Своих детей у него нет, но он вырастил двух младших братьев. Тагир удивительно легко находит общий язык с детьми.
Усатый нянь, подумала я, правда, у него нет усов. Интересно, где это Гордеев сумел такого универсального водителя найти, который еще и с ребенком нянчится? Странно, почему я все же так и не смогла подавить чувство легкой антипатии к Гордееву, которое возникло у меня еще в первые минуты нашей встречи?
— Павел, мне необходимо с вами поговорить. Но, я не уверена, что вы в состоянии.
— Отчего же. Я ведь потому и пришел к вам, узнать, нет ли чего нового.
Мне не хотелось вводить Гордеева в курс всех обстоятельств, которые стали мне известны. Я чувствовала себя едва ли не палачом, совершающим медленную, казнь жертвы, глядя в его потухшие грустные глаза.
— Есть.
Вздохнув, я опустилась в кресло напротив него и закурила.
— Только, увы, ничего хорошего… Мне придется вас разочаровать.
— В очередной раз, — тихо добавил он. — Но не бойтесь, я уже ко всему готов.
— Что ж, это облегчает ситуацию. У вашей жены, Паша, определенно был другой мужчина. Только мне пока не удалось выяснить, кто он. Но это не главное.
— Что же главное? — спросил он равнодушно. Видимо, известие о любовнике его не задело настолько сильно, насколько я могла предположить. Вероятно, к нему он уже был подготовлен. Я молчала раздумывая, как продолжить.
— Так это с ним она встречалась по ночам, когда говорила мне, что идет на дежурство в больницу?
— Нет. По ночам она работала.
Он удивленно вскинул брови.
— Но вы же сами сказали, что она там не работала.
— Там — не работала. Она работала в другом месте. Марина танцевала стриптиз в ночном клубе.
— Марина танцевала стриптиз в ночном клубе?! Зачем?!
Он был поражен.
— Ей нужны были деньги. Много денег.
— Зачем? — опять спросил он, глядя на меня все с тем же недоверием.
— Ее шантажировали, Паша. Целых шесть месяцев она выплачивала какому-то человеку некую сумму денег, боясь быть разоблаченной.
— Разоблаченной в чем?
— А вот этого я пока не знаю. Не знаю и того, кто именно шантажировал Марину. Но уверена, что и те пятьсот долларов, которые она каждый месяц брала у вас якобы для того, чтобы перечислить их на счет детского дома, в котором выросла…
Я не стала договаривать, заметив, что он меня уже не слушает. Он опустил глаза и крепко сжал пальцы — они хрустнули и побелели. На него было страшно смотреть, и мне было неприятно то, что я не по собственной воле оказалась косвенной причиной его переживаний.
— Паша, — сказала я спустя несколько минут, — не нужно так… Теперь уже ничего не изменишь.
Он поднял на меня глаза, и, взглянув в них, я вдруг испугалась. Он смотрел на меня — но как бы сквозь меня, и я совершенно отчетливо сумела разглядеть, как его зрачки медленно расширились, сделав глаза почти черными.
— Откуда… откуда у вас эти серьги?
— Серьги? — повинуясь какой-то гипнотической силе, исходившей от его взгляда, я подняла ладони и дотронулась пальцами до мочек ушей. — Мне их подарили.
Он еще некоторое время смотрел на меня не моргая, а потом вдруг заметно обмяк и расслабился.
— Ну да, конечно… Извините, я вас, наверное, напугал.
— А в чем дело? — попыталась я выяснить причину его реакции.
— Просто точно такие же есть у Марины. Я подарил их ей… Да какая разница! Так о чем мы разговаривали?
Но я уже даже не помнила, о чем мы разговаривали.
— А эти серьги… Они не пропали? — с сомнением в голосе поинтересовалась я.
— Нет, они не пропали, все так же лежат в шкатулке, я видел их сегодня.
Успокоившись, я попыталась было снова приступить к прерванному разговору, но несколько минут спустя поняла, что эти серьги не дают покоя Гордееву. Он так и смотрел на мои уши и отвечал на вопросы невпопад. Я встала и решительно потянулась за маленьким зеркальцем, которое лежало в косметичке на тумбочке.
— Я сниму их. Кажется, они вас сильно смущают.
— Да, пожалуй, вы правы.
Одна сережка никак не снималась, я потянула ее, чуть не вскрикнула от боли и уронила ее на пол. Она покатилась по полу, Гордеев наклонился и поднял ее.
— Спасибо, — поблагодарила я и протянула руку, однако он не торопился отдать мне сережку. Он смотрел на нее как на некий священный реликт, как на фетиш, и медленно подносил все ближе к глазам. Я уже начала серьезно сомневаться в здоровье его психики, — в его медленных движениях, в тяжелой сосредоточенности взгляда была какая-то маниакальность — черт бы побрал эти сережки!
— Ничего не понимаю… — медленно проговорил он. — Откуда у вас эти сережки?
— Мне их подарили, — снова повторила я. — Кажется, вы уже спрашивали.
— Когда? — задавая вопрос, он не смотрел на меня, не в силах отвести взгляда от поблескивавшего бриллианта.
— Сегодня.
— Это Маринины сережки, — он произнес это абсолютно уверенным голосом и наконец посмотрел мне в глаза.
— Вы же сами сказали… — начала было я возражать, но тут же осеклась, поняв, что его уверенность не может быть случайной и ни на чем не основанной.
— Вот здесь, видите, — он жестом подозвал меня, я подошла и посмотрела туда, куда он показывает. Внимательно приглядевшись, я заключила:
— Да, застежку определенно ремонтировали.
— Вот видите!. Ведь вы тоже с трудом сняли сережку, точно так же снимала ее и Марина, а однажды застежка сломалась, и я отнес ее в ремонт. Я совершенно точно помню этот след от плавки. Это Маринина сережка! Но тогда, значит…
— Значит, что те серьги, которые лежат у вас дома, — копия. Не исключено, что и все остальные ювелирные украшения тоже уже давно проданы. Послушайте, Паша, мне, кажется, вам следует проверить, не заложена ли ваша квартира, — заключила я со вздохом.
— Но… зачем?
— Причина все та же — шантаж. Другой причины продавать собственные украшения я не вижу. Кстати! — мелькнувшая в голове мысль внезапно заставила работать мое сознание с удвоенной силой. — Колье! Когда оно исчезло?
— Не знаю… За неделю до гибели Марины я его видел, но, может быть, это тоже уже была всего лишь подделка.
— Нет, это была не подделка, — с уверенностью возразила я. — Иначе оно бы не пропало! Скажите, ведь на убитой его не обнаружили?
— Нет, не обнаружили, — подтвердил Гордеев.
Я посмотрела на часы. Черт возьми, все магазины уже давно закрыты. Это же надо было проспать столько времени, отругала я себя. Придется ждать до завтра, только вот…
— Вы сумеете мне его описать? — с сомнением спросила я у Гордеева. Но потом поняла, что вряд ли его описания будет достаточно для того, чтобы распознать это колье среди сотен других, возможно, похожих экземпляров.
— А еще лучше будет, если вы завтра с утра отправитесь вместе со мной по ювелирным магазинам в поисках этого украшения. Не исключено, что именно колье поможет прояснить ситуацию. Или вам ребенка не с кем оставить?
— Да нет, почему же, Тагир охотно останется с Аленкой. Я же говорю, они друзья, у них полное взаимопонимание. Так во сколько мне за вами заехать?
— В половине десятого. Большинство ювелирных магазинов открывается в десять. Так что чем раньше мы приедем, тем больше у нас шансов.
На пороге моей квартиры он задержался.
— Извините, Надежда Александровна, возможно, я сегодня вел себя немного странно. Но и вы поймите меня, мне сейчас слишком тяжело. К тому же столько новостей сразу…
Да, узнавать жестокую правду порой бывает мучительно, подумала я, закрывая за ним дверь. Никогда не стоит идеализировать людей для того чтобы впоследствии не испытать столь горького разочарования, которое испытал сегодня супруг Марины Гордеевой.
Время приближалось к девяти, но спать мне абсолютно не хотелось. Часа полтора у меня ушло на уборку квартиры, к слову, не особенно в этом нуждавшейся, потом я долго играла за компьютером, потом отловила на первом канале вполне приличный фильм. Мои ночные бдения закончились во втором часу, когда я наконец снова ощутила, что глаза начинают закрываться. На этот раз я не стала отключать телефон. Как всегда, не стала и надеяться на свои биологические ритмы, поставив будильник на половину девятого. Я заснула с надеждой, что предстоящий день окажется не безрезультатным и хоть немного приблизит меня к разгадке убийства Марины Гордеевой.
На следующее утро, осуществив все предварительные мероприятия, я сидела в кресле, курила сигарету и смотрела на часы. Они показывали 9.40, а Гордеева все не было. Я позвонила ему домой, но никто не отвечал. В глубине души я бесилась, понимая, что его опоздание вряд ли может быть вызвано серьезными причинами — наверняка всему виной только лишь его прирожденная непунктуальность, которая, собственно, и послужила причиной нашего с ним знакомства в парке Клены.
Гордеев появился в пять минут десятого, всем своим видом показывая, что он глубоко раскаивается за опоздание.
— Извините, Аленка что-то расплакалась, мы никак не могли ее успокоить. Оказывается, у нее температура поднялась, невысокая, правда… Извините, — добавил он.
Я не стала ворчать, — мои упреки ничего не изменят, а воспитывать человека я не собираюсь, в конце концов, я не педагог, а сыщик. Молча застегнув «молнию» на куртке, я пошла впереди него по лестнице.
Первым пунктом посещения мы выбрали ювелирный магазин «Сапфир» на улице Апаева, в котором вчера были приобретены серьги.
Молоденькая девушка, стоявшая за прилавком, окинула нас скучающим взглядом — рабочий день еще только начался, а она уже, по всей видимости, ждала, когда же он закончится.
Я сделала все возможное для того, чтобы девушка отнеслась к нам как можно доброжелательнее. Стоявший рядом со мной Гордеев Карнеги, видимо, не читал — он смотрел на продавщицу исподлобья, хмуро и неприветливо, как будто она была ему должна по крайней мере тысячу долларов. Хотя некоторая доля истины в этом все же была — ведь она и правда была должна Гордееву сумму, равную стоимости сережек, которые были сданы для продажи в этот ювелирный магазин.
Я слегка заслонила Гордеева собой так, чтобы он хотя бы частично выпал из поля зрения продавщицы и не раздражал ее своим недовольным видом.
— Здравствуйте, Наташа, — приветливо поздоровалась я, прочитав имя на пластиковой карточке, приколотой к ее кипенно-белой блузке, и не преминув воспользоваться полученной информацией.
— Здравствуйте, — ответила она равнодушно.
— Некоторое время назад я сдала в ваш магазин сережки для продажи. Судя по тому, что на прилавке их уже нет, видимо, они проданы? — полувопросительно поинтересовалась я.
— Квитанцию, — все так же равнодушно, глядя куда-то в далекие дали, ответила девушка.
— Квитанцию? Ах да, квитанция… Боже, как я могла ее забыть… А что, без квитанции никак нельзя?
— Нельзя, конечно, откуда я знаю, кто вы такая? Может, это и не вы их сдавали.
Логично, а главное, совершенно точно, подумала я и продолжила свою психологическую атаку.
— Но ведь у меня есть паспорт. По паспорту можно?
— Нужна квитанция, — не сдавалась она.
Я умоляла ее о снисходительности минут, наверное, пятнадцать. Чего я только ей не наговорила, аж сама удивлялась своей способности к словесоплетению. Наконец она сдалась.
— Давайте ваш паспорт. Когда сдавали серьги?
Заданный вопрос застал меня врасплох. Озабоченно роясь в сумке, делая вид, что никак не могу отыскать паспорт, я произнесла неопределенно:
— Некоторое время назад.
— Что значит — некоторое время назад? Вы, что, издеваетесь надо мной? — пробурчала она себе под нос, продолжая между тем рыться в журнале.
— Около двух недель, — решилась я наконец и попала в точку.
— Фамилию вашу мне назовите.
— Гордеева, — рискнула я и не ошиблась.
— Не двух недель, а одной недели! — раздраженно поправила она меня. — Ну, где ваш паспорт?
Наклонив голову, я исподлобья, так чтобы было несильно заметно, попыталась рассмотреть надпись на квитанции, вклеенной в журнал. Попытка моя не удалась, и я решила зайти с другой стороны.
— Да нет, Наташа, вы, видимо, ошибаетесь, я сдавала серьги ровно две недели назад, сейчас я вспомнила это совершенно точно.
— Вы еще спорить со мной будете? — возмущенно ответила она. — Вот, сами посмотрите, когда их сдавали, здесь черным по белому написано.
Своего я добилась. Она развернула журнал ко мне, и я прочитала надпись на квитанции. Марина Гордеева сдала в магазин сережки ровно неделю назад.
— Извините, я ошиблась, — отодвинув журнал в сторону, я еще некоторое время для виду порылась в сумочке, а потом призналась:
— Знаете, я и паспорт дома забыла.
— Совесть свою вы дома забыли, — мрачно прореагировала девушка Наташа. — Столько времени у меня отняли.
— Ну, не переживайте так, ваше время не будет потрачено зря, — с улыбкой возразила я. — Вот, возьмите.
Выложив перед ней на прилавок стодолларовую купюру, я наблюдала за ее реакцией.
— За что это? — не поняла она и к деньгам не притронулась.
— Возьмите-возьмите, — уговаривала я.
— Да за что? — не сдавалась девушка.
— Понимаете… — начала я свой откровенный рассказ о том, какова, собственно, была цель нашего визита в магазин. Она слушала внимательно не перебивая.
— Так чем же я могу вам помочь? — спросила она вполне доброжелательно в первый раз за все время нашего с ней общения.
Я достала из сумочки фотографию Марины Гордеевой и положила ее на прилавок, с которого, между прочим, уже исчезла моя сотня.
— Вот эта девушка. Посмотрите на нее, у нее яркая, достаточно запоминающаяся внешность. Может быть, вы ее вспомните.
Наташа некоторое время смотрела на фотографию, слегка прищурившись, то отодвигая, то приближая ее к себе, и наконец вынесла свой вердикт.
— Да, помню. Это та самая девушка, которая сдавала серьги с крупными бриллиантами, а за несколько дней до этого она сдавала сюда точно такое же кольцо. Кольцо было продано буквально в тот же день, а вот сережки лежали больше недели.
Снова полистав журнал, она нашла запись, подтверждавшую все ее слова.
— Да, вот, так и есть, Гордеева М. Н., кольцо, оценено в двадцать одну тысячу рублей. С ней рассчитались.
Я вздохнула. Этого и следовало ожидать.
— Наташа, а можно мне посмотреть журнал? С какого времени он ведется?
— С Нового года, уже несколько месяцев. Возьмите посмотрите.
Я долго листала журнал, а Гордеев, который за все время нашего пребывания в магазине не произнес ни слова, стоял за моей спиной и из-за моего плеча изучал надписи в журнале.
Наконец я нашла то, что искала. Кольцо с рубином, которое тоже было оценено достаточно высоко, было продано в этом же магазине чуть больше четырех месяцев назад.
— Спасибо вам большое, Наташа. А колье она не приносила?
— Колье? Не знаю, может быть, не в мою смену… Но, если в журнале не записано, значит, не приносила.
Когда мы вышли из магазина, Гордеев был как в воду опущенный.
— Да, Надежда Александровна, вы были правы, оказывается, все украшения, которые остались дома, это копии.
Он упорно продолжал называть меня Надеждой Александровной, несмотря на то что я, кажется, с первого же дня нашего знакомства называла его Пашей.
— Поехали, — скомандовала я и села в машину.
— Куда? — вяло поинтересовался он.
— По ювелирным. Кто знает, может быть, нам повезет и мы отыщем в одном из магазинов пропавшее колье. Возможно, оно еще не продано.
Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что наше путешествие в лучшем случае может оказаться весьма и весьма длительным, ведь ювелирных магазинов в городе не один и не два. В худшем случае, который тоже исключать было нельзя, оно могло оказаться вообще безрезультатным. Марина могла сдать украшение, например, в ломбард, или продать его с рук, или передать вместо денег непосредственно шантажисту. И даже если она сдала его в магазин, оно могло уже быть к этому времени продано.
Мы ходили по ювелирным магазинам и осматривали прилавки. Гордеев, выполнявший роль моей тени, за все время наших скитаний не произнес почти ни одного слова. Он сосредоточенно и угрюмо молчал, видимо, считая занятие безнадежным.
Но он ошибался. Потому что в шестом или седьмом по счету магазине я вдруг услышала за своей спиной его радостный возглас:
— Вот оно!
По описанию, предварительно полученному от Гордеева, я сразу определила среди нескольких других экземпляров именно то колье, которое нам было нужно. Золотой ободок, достаточно тонкий у застежки и заметно расширявшийся ближе к центру, а посередине — изящное сердечко, внутри которого и сверкало то, что делало колье таким дорогим — крупный, чистейший бриллиант. Пятизначная цифра, написанная на ярлыке, была весьма серьезной.
Окинув придирчивым взглядом девушку за прилавком и прочитав на пластиковой карточке ее имя, я решила действовать приблизительно по той же схеме, что и в первом случае.
— Вероника, — обратилась я к продавщице, и та одарила меня ослепительной белозубой улыбкой. Девушка или в самом деле была настроена доброжелательно, или же свято чтила заповеди общения продавца с покупателем. Меня же в данное время мало волновала причина ее доброжелательности, важен был скорее сам факт ее наличия. — Несколько дней назад я сдавала в ваш магазин вот это колье, — я ткнула пальцем в прилавок, — но теперь обстоятельства изменились и я решила, что не буду его продавать. Могу я забрать его?
— Конечно, — все с той же улыбкой ответила Вероника, — квитанцию и паспорт, пожалуйста.
Когда я заявила, что забыла квитанцию дома, девушка огорчилась.
— Ну как же вы так… А паспорт у Вас с собой?
— Паспорт с собой. Но ведь у вас есть дубликат квитанции.
— Ну хорошо, сейчас посмотрим по журналу. Когда вы его сдавали?
— Пять дней назад, — приблизительно прикинула я.
— Пять дней назад? — почему-то удивилась она! — Кажется, вы ошибаетесь, потому что пять дней назад была моя смена, а колье появилось раньше.
— Может быть, шесть, — согласилась я, — да вы посмотрите по журналу.
— Открыв журнал, она задала мне неизбежный вопрос:
— Как ваша фамилия?
— Гордеева, Марина Гордеева.
Некоторое время полистав журнал, она вдруг подняла на меня глаза с явным подозрением.
— Здесь нет такой фамилии.
— Как нет? — удивилась я.
— Это колье сдавала другая женщина. Извините, но я не смогу вам его отдать.
Ее глаза метнулись в сторону охранника, внушительных размеров юнца, который отмерял пространство магазина крупными шагами. Сейчас он находился в противоположном углу помещения, и это видимо, немного встревожило девушку.
— Здесь какое-то недоразумение… Можно мне посмотреть журнал?
— Посмотрите, — снова с заметным подозрением в голосе произнесла она и ткнула пальцем: — Вот!
«Назарова С. С.» — прочитала я и, моментально запомнив номер и серию паспорта, а также адрес, указанный в квитанции, отодвинула журнал.
— Странно… Здесь, видимо, какая-то ошибка…
— Никакой ошибки быть не может, — заявила она решительно. — Извините, девушка, у меня покупатели.
С этими словами она убрала журнал и повернулась с милой улыбкой к молодой паре, выбиравшей обручальные кольца:
— Вам что-нибудь показать?
И тут я заметила, что Гордеев исчез. Черт возьми, что это еще за приключения?
Но он появился в дверном проеме, решительно подошел к прилавку, выложил на него толстенную пачку сотенных бумажек и решительно произнес:
— Девушка, я его покупаю.
Вероника удивленно вскинула на него глаза, а я облегченно вздохнула — оказывается, ничего страшного не произошло, Гордеев просто бегал в машину за деньгами. Мне было вполне понятно его желание выкупить колье — ведь эта вещица была для него воспоминанием о Марине, и ему не хотелось, чтобы бриллиант, который был подарен им жене, украшал чью-то чужую шейку.
Удивленная Вероника, видимо, посчитала нас за сумасшедших, потому что все ее дальнейшее с нами общение уже не носило дружелюбного характера, а ее приветливость как ветром сдуло. Более того, производя расчет, она подозвала охранника и попросила, чтобы он поприсутствовал рядом.
Наконец, когда расчет был завершен и Гордеев вернул себе дорогое украшение, мы покинули помещение, дав возможность несчастной Веронике облегченно вздохнуть. Ее реакция была вполне понятна, ведь колье, которым мы заинтересовались, было самой дорогой вещью, продававшейся в магазине.
— Странно, почему Марина сдала его не в тот, а в этот магазин?
— Марина? — сперва удивившись, переспросила я. — Ах, ну да, вы же вышли в самый неподходящий момент.
— Что значит — в самый неподходящий момент? — заинтересованно спросил он.
— Не успели услышать, что это колье сдала в магазин не Марина, а некая Назарова С. С. Вам что-нибудь говорит эта фамилия? — полюбопытствовала я с надеждой в голосе.
— Назарова? — задумчиво протянул он. — Нет, ни о чем не говорит…
— А жаль, — заключила я, — не исключено, что именно эта самая Назарова и шантажировала вашу супругу.
Он заметно оживился.
— А вы узнали ее адрес?
— Естественно, узнала. Сейчас мы туда и направимся. А, впрочем… — подумав о том, что общество Гордеева мне уже до чертиков надоело, я робко произнесла: — Может, у вас какие дела? Я вас больше не задерживаю.
— Правда? — выдохнул он с заметным облегчением. — Знаете, я все-таки волнуюсь за Аленку, поеду домой, посмотрю, как там она.
Распрощавшись с Гордеевым, я остановила такси и поехала в Промышленный район — как выяснилось, именно там, на самой его окраине, и проживала Назарова, которая, как я предполагала, сыграла не последнюю роль во всей этой истории.
Я добралась до улицы Южной, когда было уже около четырех. На поиски колье у нас ушло почти шесть часов, плюс еще время, потраченное на дорогу в Промышленный район. С большим трудом отыскав среди одинаковых серых пятиэтажек нужный мне дом под номеров двадцать, я на всякий случай проверила содержимое своей сумочки. Все необходимые атрибуты моей профессиональной деятельности были на месте — не исключено, что скоро мне придется воспользоваться одним из них, а может быть, всеми сразу. Хотя, если честно, я искренне надеялась, что до стрельбы дело не дойдет.
Внутренне собравшись, я позвонила в дверь квартиры под номером семьдесят два, и она тут же распахнулась. Передо мной стоял парень в домашне-спортивном костюме — синее эластичное трико и голубая, сильно поношенная майка с гордой надписью «Адидас», занимавшей почти всю ее переднюю часть.
— Здравствуйте, — снова надев маску дружелюбия и приветливости, произнесла я.
— Здравствуйте, — ответил он мне в тон, но все же слегка удивленно.
Мысленно прикинув, что на букву «С», скорее всего, должно начинаться имя Светлана, если, конечно, родители Назаровой не были оригиналами и не назвали свою дочку Стефанией, Софьей, Сандрой или Сабриной, я решительно произнесла:
— Мне Свету.
— А-а, — протянул он почему-то разочарованно, — а она здесь больше не живет. Вы, видимо, ищете старую хозяйку квартиры.
— Как не живет? Но ведь жила еще неделю назад! — искренне удивилась я.
— Девушка, в наше время продать или купить квартиру — дело одного дня, только деньги плати! Разве вы этого не знаете? Мы вселились позавчера, а Светлана выселилась!
— Куда? — совершенно безнадежным тоном поинтересовалась я, потому что заранее предполагала, каким будет ответ.
— Не знаю. Мы с ней, вообще-то, не друзья. Квартиру через фирму покупали.
— Через какую? — кажется, я смотрела на парня с такой мольбой в глазах, что он меня даже пожалел:
— Да не расстраивайтесь вы. Спросите у соседей, они ведь все знают, может быть, и подскажут вам новый адрес вашей подруги.
Вздохнув, я распрощалась с жалостливым парнем и позвонила в дверь напротив. Ее открыла средних лет женщина в косынке, из-под которой ровными неподвижными волнами вспучивались бигуди. Снова «здравствуйте», снова приветливая и доброжелательная улыбка, в общем, тот же сценарий и та же роль.
— Нет, Светочкиного адреса я не знаю. К сожалению, ничем не могу вам помочь, и телефона своего она не оставила. Она только говорила, что подыскала себе новую квартиру в самом центре города, и что планировка там какая-то сногсшибательная, нестандартная.
— А поточнее нельзя? — заинтересовалась я.
— Поточнее… Да я не помню, что-то она, кажется, про окна говорила. Ах да, вспомнила, окна овальные!
— Овальные окна? — с сомнением произнесла я. — Разве такие бывают?
— Не знаю, наверное, бывают. Может быть, какой-нибудь экспериментальный дом, не знаю.
Она недвусмысленно обернулась и крикнула кому-то:
— Я сейчас, подожди еще минутку.
Ее вежливый намек я поняла, да мне и ни к чему уже было ее задерживать. Овальные окна — что бы это значило? Где мне искать этот дом?
Решение пришло в считанные секунды — конечно же, мне могут помочь в фирмах, занимающихся продажей недвижимости! Кому, как не им, знать про этот самый дом с овальными окнами!
В поисках газетного киоска я металась минут тридцать, никак не меньше. Промышленный район города — это особый случай, здесь все не так, как в центре, где подобные ларьки стоят через каждый квартал.
Найденный киоск, на мое счастье, был открыт, и я приобрела в нем вожделенную газету с названием «Городской рынок недвижимости». Раскрыв ее на первой странице и вооружившись сотовым телефоном, позвонила по первому попавшемуся на глаза номеру.
— Добрый день, вас приветствует фирма «Зодиак», — услышала я с той стороны милый девичий голос. — Что вас интересует?
— Я хотела бы купить с помощью вашей фирмы квартиру, — обрадовала я девушку, которая тут же, не давая мне и слова вставить в ее монолог, принялась засыпать меня вопросами, словно и не ожидая на них ответа. Уловив долгожданную паузу, я произнесла: — Я бы хотела купить квартиру в новом доме, в центре города, и чтобы планировка была не совсем обычной.
Она на какое-то время задумалась, а потом выдала то, что мне было так необходимо:
— На улице Космонавтов, недалеко от набережной, имеется как раз то, что вам нужно. Новый дом, сдан только в позапрошлом месяце, и там как раз необычная планировка. Это экспериментальный дом…
— С овальными окнами? — я затаила дыхание, ожидая ее ответ.
— Да, с овальными окнами, — развеяла она мои сомнения. — Значит, вы знаете этот дом?
— Не уверена, — с сомнением в голосе произнесла я, — может быть, я про какой-то другой дом говорю.
— Да нет же, в нашем городе всего лишь один такой дом с овальными оконными проемами! — убедительно возразила она. — И в нашей фирме как раз имеется одна однокомнатная квартира, которую продают именно в этом доме! Посмотрите? — с надеждой в голосе произнесла она.
— А сколько она стоит?
Услышав цену, я присвистнула. Разница в цене между старой однокомнатной квартирой в Промышленном районе и квартирой в новом доме с овальными оконными проемами была достаточно ощутимой. Назарова определенно была не бедной дамой, только вот что послужило источником ее богатства? Кажется, у меня имелся один возможный вариант ответа на этот вопрос…
— Нет, девушка, меня цена не устраивает. Слишком дорого. Неужели кто-то покупает такие дорогие однокомнатные квартиры? — усомнилась я.
— Конечно, покупают, — заверила она, однако уточнять ничего не стала. Я на это и не надеялась, ведь шанс, что Назарова покупала квартиру именно при посредничестве фирмы «Зодиак», той, что первой попалась мне на глаза, когда я раскрыла газету, был весьма призрачным. Я распрощалась с разочарованной девушкой и отправилась на улицу Космонавтов.
На дорогу ушло большое количество времени, но оно было потрачено мною не напрасно, я потратила его на размышления.
Итак, есть некая Назарова, которая несколько дней назад сдала в магазин ювелирное украшение, принадлежавшее убитой супруге моего клиента. Ее близкой подругой она не была — ведь в противном случае Гордеев знал бы ее фамилию. Следовательно, не исключался тот вариант, что именно Назарова и выступала в роли шантажистки.
Источником ее финансового благополучия могло оказаться все, что угодно — но в то же время не исключалась и возможность того, что этим источником был шантаж.
Теперь я знала, в каком доме она живет, но не знала номера квартиры. Это меня не смущало, потому что я надеялась на свое неизменное обаяние.
Если оно меня не подведет и мне повезет хоть немного, то я легко смогу узнать, в какую именно квартиру недавно вселился новый жилец. Единственное, что осложняло дело — так это то, что дом был новым и, следовательно, соседи еще не успели стать соседями в истинном смысле этого слова.
Однако прибытие нового жильца все же должно было быть замечено, ведь наверняка, имела место разгрузка мебели, которая затягивается обычно не на один час.
Дом с овальными окнами оказался неподалеку от здания «Торонто» и, соответственно, от квартиры, где проживала Лиза Дунаева. Странно, как это я раньше не заметила такого примечательного здания.
С большим удовлетворением я констатировала тот факт, что в доме было всего лишь два подъезда, — следовательно, мои шансы на успех значительно повышаются.
Подойдя к первому из них, я удрученно уставилась на кодовый замок, поняв, что проникнуть внутрь мне будет не так уж и просто. Оглядевшись по сторонам, я заметила женщину с тяжелым полиэтиленовым пакетом, которая проходила мимо, и окликнула ее:
— Девушка!
Это обращение в данном случае можно было принять и в качестве комплимента, так как возрастные особенности дамы с пакетом позволяли отнести ее к этой категории с большой натяжкой. Но на это я и рассчитывала, ведь комплименты всегда греют душу.
Она обернулась и оглядела меня так подозрительно, что я сразу же поняла — мои попытки узнать номер кода обречены на провал.
Я заранее обреченно вздохнула. Если бы дом не был таким новым, кодовый замок не представлял бы для меня серьезной преграды, потому что я сумела бы разглядеть и выбрать из десяти цифр именно те, на которые часто нажимают. А здесь, как я ни приглядывалась, никакой разницы между кнопками не заметила.
— Вот, приехала издалека к подружке, а номер кода спросить забыла, — пожаловалась я. — Вы не подскажете?
— Не подскажу! Много вас тут таких ходит, которые номер кода спросить забыли! — заявила она безапелляционно.
— Каких таких? — сразу обозлившись и сбросив надоевшую маску кротости, уточнила я.
Вопрос мой повис в воздухе — женщина подошла к подъезду и, закрыв своей широкой спиной дверь, набрала код и тут же нырнула внутрь, словно боясь, что я в три прыжка одолею расстояние, нас разделявшее, и протиснусь в подъезд вместе с нею.
Я удрученно огляделась по сторонам. Никаких признаков жизни, несмотря на то что время самое подходящее для того, чтобы жители дома возвращались с работы. Хотя какая работа, сегодня же воскресенье, подумала я с досадой, это только для меня календарь ничего не значит.
Попасть внутрь подъезда мне все же удалось спустя некоторое время вместе с парой мальчишек — на вид им было лет около десяти, и они не оказались столь недоверчивыми, как та женщина.
— Я к подружке, а номер кода не знаю, — просияла я вымученной улыбкой. — Пустите, ребята?
— Угу, — ответил один и пропустил меня вперед.
Я дождалась, когда мальчишки поднимутся вверх на лифте, и нажала на кнопку одного из звонков на первом этаже, справедливо рассудив, что приезд нового жильца наверняка должен был быть замечен именно жителями первого этажа, у которых окна выходят во двор и происходящие возле подъезда события видны из овального окна, словно с большого экрана телевизора.
— Кто там? — услышала я и вздохнула: сколько же мелких преград на пути к цели!
— А мне Свету…
Дверь открылась — с той стороны на меня смотрел пожилой мужчина.
— Какую Свету?
— Назарову, она позавчера вселилась…
— А с чего вы взяли, что она сюда вселилась?
— А куда?
Оглядев меня с головы до ног медленным и пристальным взглядом он, видимо, не нашел во мне ничего подозрительного и выдал ответ:
— Позавчера вселялись на пятый этаж в тридцатую квартиру. Там спросите.
Я чуть не расцеловала этого человека и бегом помчалась по лестнице, игнорируя работавший лифт. Прискакав на пятый этаж, отдышалась и позвонила в дверь квартиры номер тридцать. Минута, отделявшая меня от встречи с хозяйкой, была потрачена мною на раздумья — каким образом мне следует действовать? Когда Назарова открыла, дверь, я решила, что буду действовать напролом, блефовать и давить на нее изо всех сил.
Светлана Назарова оказалась низенькой, я бы даже сказала, приземистой, девушкой лет двадцати пяти, с короткой стрижкой, широко поставленными карими глазами и в очках, болтавшихся на переносице.
— Вам кого?
— Мне — вас, если вы Назарова.
— Ну Назарова, допустим, только я вас что-то не помню.
— Не удивительно. Меня зовут Надежда Александровна, я частный детектив и расследую убийство Марины Гордеевой. Думаю, нам с вами есть о чем поговорить.
Она старалась держать себя в руках, но это было слишком заметно для того, чтобы принять ее спокойную реакцию за естественную. Я-то сразу заметила, как она побледнела и сжала в кулаки пальцы.
— Не знаю никакой Марины Гордеевой, — решительно заявила она. — Вы, наверное, ошибаетесь…
— Это вы очень сильно ошибаетесь, отрицая ваше с ней знакомство. Разрешите мне все-таки войти.
Она посторонилась. Планировка и в самом деле была фантастической, я это сразу оценила, однако внешний вид жилища пока впечатления не производил. То, что в квартиру только что вселились, было сразу заметно.
— Светлана, вы знаете о том, что шантаж это уголовно наказуемое преступление? Вымогательство, сто двадцать третья статья, за него дают пять лет тюрьмы. Но за убийство, Светлана, дают еще больше!
Последнюю цифру я немного преувеличила, потому что, согласно этой самой статье, за него давали не пять лет, а четыре года, и это максимальный срок, который мог ожидать Назарову. Однако моя ложь оказалась эффективной — я сразу же заметила, что Назарова больше не может держать себя в руках. Она достала из кармана коротенького халатика пачку сигарет, нервно закурила и сбросила первый образовавшийся пепел на пол. Потом, опомнившись, принесла из кухни пепельницу и поставила ее на явно кухонный стол, который стоял в комнате.
— Я не понимаю, почему вы все это говорите.
— Не понимаете? Хорошо, я вам объясню. Шесть месяцев назад вам удалось узнать о Марине Гордеевой нечто такое, что вы посчитали возможным использовать к качестве компромата. Марина попалась на удочку, и в течение этих шести месяцев добросовестно выплачивала положенную сумму, добывая деньги всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Однако настал момент, когда платить вам она больше не смогла. Несколько дней назад она сказала вам об этом, и вы, разозлившись, аж четыре раза воткнули ей в спину нож настолько глубоко, что первый же удар оказался смертельным.
— Я не убивала Марину! Правда, не убивала! — принялась она защищаться с таким отчаянием и дрожью в голосе, что я сразу поняла — в этом сражении победа будет за мной.
— Правда? Но минуту назад вы, кажется, говорили мне, что вообще не знаете никакой Марины Гордеевой.
Она сникла и опустилась в кресло, вернее, даже не опустилась, а упала как подкошенная. Минута прошла в полной тишине, а потом она повторила:
— Я правда ее не убивала.
— Но шантажировала, это уж точно, — возразила я.
— У вас нет доказательств… — неуверенно произнесла Светлана.
— Ошибаетесь! Если бы у меня их не было, я бы к вам не пришла. Ведь в ювелирном магазине, том самом, в который вы сдали для продажи Маринино колье, черным по белому написана в журнале не только ваша фамилия, но и все ваши паспортные данные. А колье своей жены уже опознал и, кстати, выкупил обратно, супруг Марины. Я, между прочим, не совсем понимаю, почему на этот раз именно вы пошли сдавать в магазин очередную Маринину драгоценность? Ведь обычно она делала это сама, а вам просто отдавала деньги за проданную вещь…
— Мне просто колье понравилось. Я и не думала его продавать, сама носить собиралась, но обстоятельства так сложились, что мне срочно деньги потребовались, вот я его и решила продать, — окончательно сдавшись, наконец раскололась она.
— С этим понятно. Ну а почему вы ее все-таки убили?
— Да не убивала я ее, клянусь вам, не убивала. Ну не верите — спросите у соседки, я в тот вечер у нее сидела, пирожки ей лепить помогала. Правда не убивала! — она смотрела на меня с мольбой.
Но моя уверенность была напускной, потому что я не могла знать наверняка то, что именно Назарова убила Гордееву. Только вот показывать этого я ей не собиралась.
— Послушайте, Светлана… Возможно, и не вы убили Марину. Но знаете, особенность работы наших милицейских структур такова, что они вряд ли захотят копать слишком глубоко и искать истинного виновника того, что произошло. Им вполне достаточно будет и вас, ведь то, что вы шантажировали Гордееву, доказано, доказано и то, что у вас вполне могла быть причина, чтобы ее убить. А все остальное они доказывать не станут. Так что в данном случае ваша невиновность вряд ли кого-то будет интересовать. Для капитана Ноготкова, который ведет это дело, гораздо важнее просто найти козла отпущения — человека, которого можно представить виновным, закрыть дело и, возможно, получить очередное звание. Вы уж мне поверьте, я отлично знаю капитана Ноготкова.
Моя тирада оказалась, видимо, настолько убедительной, что Назарова заломила руки от отчаяния.
— Что же мне делать! Ведь я правда ее не убивала!
Сделав вид, что призадумалась, я некоторое время помолчала, а затем немного нерешительно произнесла:
— Я могла бы вам помочь. Но для этого вы должны мне рассказать абсолютно все — все, что вы знаете о Марине. Чем вы ей угрожали?
Она сдалась сразу, это было видно по ее глазам. Мой тактический прием сработал — сначала представив ее положение как безнадежное, я затем подкинула ей соломинку, за которую она и уцепилась.
— Это случилось полгода назад… Может, чуть больше. Я тогда работала горничной в гостинице «Азия» на проспекте Пирова. Было лето, я и убиралась в одном из номеров. Створки окна были открыты настежь, и я протирала пыль с подоконника, когда услышала, что в соседнем номере, в котором тоже открыто окно, разговаривают двое. Сперва я не придала этому значения, но потом голос женщины — а разговаривали мужчина и женщина — показался мне знакомым, но в тот момент я так и не вспомнила, кому он принадлежит. Я остановилась и прислушалась. Они говорили о ребенке.
— О ребенке? О каком ребенке?
Она вздохнула.
— Об Аленке, дочери Марины и ее мужа. Только дело в том, что она не его дочь…
Теперь настала моя очередь вздыхать. Очередной сюрприз из жизни непорочного ангела.
— Марина… Вернее, в тот момент, как я уже сказала, я не знала, что это была она, говорила о том, что вышла замуж уже беременной и что не надо проводить никакой экспертизы для того, чтобы подтвердить отцовство. Но мужчина на экспертизе настаивал. В общем, я поняла, что слышу разговор двух любовников, которые встретились после долгой разлуки. Мужчина жил в гостинице, потому что был приезжим, и именно там они и встречались. Но это я узнала уже потом. Возможно, все бы так и осталось, если бы спустя некоторое время я случайно не увидела, как Марина выходила из номера с тем мужчиной. Я сразу ее вспомнила — ведь мы с ней учились какое-то время в одной, школе в параллельных классах. Она, слегка смутилась, это было заметно. Я не подала виду, что что-то знаю, мы поболтали некоторое время и я попросила у нее телефон.
Через пару дней мы созвонились, я напросилась к ней в гости. Там в первый и, кстати, в последний раз увидела ее мужа и дочку. Дочка на самом деле была сильно похожа на того самого мужчину, который был с Мариной в гостинице…
Она глубоко вздохнула и некоторое время помолчала.
— Знаете, я, конечно, понимаю, что с моей стороны было крайне жестоко поступать так с Мариной. Но я выросла без отца, в семье нас было трое детей, и эта вечная нищета… Я с детства привыкла за все хвататься зубами, поэтому упускать такой шанс не захотела. Я увидела, что Марина живет обеспеченно, в квартире дорогая обстановка… Увидела я и то, что ее муж считает свою жену невинной овечкой, этакой непорочной девой, прямо-таки боготворит ее, а она…
В общем, я посчитала, что от Маринкиного мужа не убудет, если он поделится со мной некоторой суммой денег, которой мне должно было бы хватить на покупку квартиры. Он с первого взгляда производил впечатление обеспеченного человека, и я даже подумать не могла, что на самом деле это не совсем так. Да вы его и сами видели — такой весь напыщенный и начищенный, на шикарной машине ездит, да еще и с шофером… Кстати, именно тогда я и увидела его шофера. Хорошо, что он меня не разглядел, а, возможно, не узнал…
— Почему он должен был вас узнать, если раньше никогда не видел?
— В том-то и дело, что видел. Тогда, в гостинице. Ведь это был он, тот самый мужчина, отец Маринкиной дочки…
Первая мысль, которая посетила мое сознание после услышанных слов, была немного отстраненной. Оказывается, между Тагиром и Аленкой неспроста возникло такое взаимопонимание и выполнять обязанности няньки параллельно с обязанностями шофера у него были свои, достаточно веские причины.
Так, может, это он ее и убил? Но, кажется, в тот вечер он ездил в какую-то командировку в областной центр…
Я схватила телефон и набрала домашний номер Гордеева. Он ответил сразу, даже первый гудок в трубке не успел прозвучать до конца.
— Алло! — срывающимся голосом произнес он и тут же почему-то разочаровался. — А, это вы, Надежда Александровна…
Мне некогда было выяснять причину его разочарования, потому что в данный момент меня волновало другое.
— Скажите, куда ездил ваш водитель в тот самый вечер, когда убили вашу жену?
— В Пугачев, за сертификатами, — торопливо проговорил он. — Послушайте…
Мне показалось, что он станет сейчас занудно выяснять причину моего внезапно возникшего интереса, поэтому я его перебила.
— У кого он брал сертификаты? То есть я хочу сказать… — мысли мои путались, а нужные слова никак не приходили, — тот человек, который отдавал Тагиру необходимые документы, знал, что это ваш шофер?
— Знал…
— Он его видел когда-нибудь?
— Видел? — Гордеев на минуту задумался, а затем произнес: — Да нет, откуда он мог его видеть, мы же в разных городах живем, я и сам с ним по факсу общаюсь. А что?
— Дайте мне номер его телефона!
Гордеев не стал задавать больше никаких вопросов и через минуту выдал мне номер в Пугачеве.
— Это — домашний?
— Рабочий.
— Зачем мне рабочий?! Сегодня же воскресенье!
Его медлительность меня просто бесила.
— Откуда я знаю его домашний номер? Да в чем дело?
Немного поостыв, я поняла, что и в самом деле веду себя сейчас не вполне адекватно. В конце концов, все то, что меня интересует, я могу выяснить и завтра, когда человек, общавшийся с Тагиром, появится на работе. И если мои подозрения подтвердятся…
— Да ни в чем, — миролюбиво произнесла я, — так просто, интересуюсь. Как у вас дела?
Я задала последний вопрос не из любопытства, а из вежливости, потому что была уверена в том, что услышу в ответ очередную зануднейшую тираду по поводу какой-нибудь ерунды.
Однако то, что я услышала, заставило меня буквально подскочить с места.
— Знаете, я что-то не могу понять, куда пропали Тагир с Аленкой… Я пришел, а их нету. Сперва подумал, что они гулять пошли, но как-то странно, у нее же поднялась температура… И до сих пор не вернулись…
— Не вернулись?! А вещи, вы вещи в шкафу смотрели?
— Какие вещи? — не понял он.
— Аленкины вещи!
— Зачем?
— Сейчас же посмотрите, слышите! Быстро, трусы, колготки, кофточки, что там она еще носит…
Услышав в трубке, как открываются дверцы шкафов, я поняла, что Гордеев повиновался. Наверное, он догадался, в чем причина моего беспокойства.
— Нет, все на месте… Неужели вы думаете, что… Но зачем?
— Поверьте, у него есть причина. Но об этом позже. А теперь лучше скажите мне вот что. Тагир… кстати, как его фамилия?
— Мусаев…
— Мусаев ведь приезжий?
— Ну да, приезжий, он родом из Дагестана, лезгин по национальности…
— Срочно заявите в милицию о пропаже ребенка! Вы слышите, обязательно! Пока все. Позвоню, как только что-нибудь узнаю! — с этими словами я бросила трубку, чтобы набрать другой телефонный номер.
— Справочная железнодорожного вокзала слушает!
— Скажите, во сколько отходит поезд на Махачкалу или любой другой в сторону Дагестана?
— В сторону Дагестана отходит только один поезд, Москва — Махачкала, транзитный. Он уже прибыл, отходит в девятнадцать десять.
Девятнадцать десять… Я посмотрела на часы. Без пяти минут семь. Пятнадцать минут… У меня есть всего лишь пятнадцать минут для того, чтобы успеть помешать Мусаеву вывезти девочку за пределы города. Это в том случае, если он решил ехать на поезде. А если на машине? Если я сейчас упущу время, найти Мусаева в Дагестане будет слишком сложно, даже если объявят всесоюзный розыск. Ведь в этой республике сотни маленьких селений. В горах никакой паспорт ему не понадобится.
Моментально кинувшись к выходу и даже не попрощавшись с хозяйкой квартиры, я пулей вылетела во двор. Пятнадцать минут… Хватит ли мне этих пятнадцати минут, чтобы успеть доехать от набережной до вокзала? Если ехать достаточно быстро, то доехать можно и за пять, максимум за семь минут, расстояние не такое уж и большое.
Остановив первую попавшуюся машину, кинувшись ей буквально наперерез, я сразу положила на колени совершенно обалдевшему от неожиданности и моей наглости водителю «шестерки» сторублевую купюру и произнесла умоляющим голосом:
— Пожалуйста, на вокзал, как можно быстрее.
С водителем мне повезло. Не задавая лишних вопросов, он резко нажал на газ и помчался, лихо обгоняя ехавшие впереди машины, среди которых достаточно часто попадались иномарки.
— Что, на поезд опаздываешь? — поинтересовался он наконец, не переставая внимательно следить за дорогой. Я в ответ только кивнула, продолжая мысленно молиться о том, чтобы успеть. И тут я перевела взгляд на панель приборов, где располагался круглый циферблат, и сердце у меня упало. Они показывали ровно 19.10.
— У вас часы, что, спешат? — затаив дыхание, спросила я с надеждой.
— Да нет вроде.
— Черт! — выругалась я, почувствовав, что мои молитвы, наверное, не будут услышаны. — Так нет или вроде?
— Ну может быть, минут на пять, не больше…
Как выяснилось, они спешили даже не на пять, а на четыре минуты, потому что в тот момент, когда я оказалась перед зданием вокзала, электронное табло возле входа высвечивало цифры 19.08. До отправления поезда оставалось две минуты.
Мимо здания я помчалась в ту сторону, где располагался мост через пути, сбивая на ходу прохожих и игнорируя проклятия, которые так и летели мне вслед.
— Поезд Москва — Махачкала отправляется с пятого пути. Будьте внимательны и осторожны…
Какая тут, к черту, осторожность! Я только успела подняться на мост и сразу увидела, как стоявший на пятом пути поезд лениво, словно гусеница, пополз подо мной, постепенно набирая скорость. За считанные доли секунды прикинув, что спуск по лестнице вниз займет у меня гораздо больше времени, чем прыжок, я не стала дальше раздумывать и перекинула ногу через железные перила. Рассчитав приземление, прыгнула и опустилась в нескольких сантиметрах от того места, где между вагонами зияла дыра. Мысленно поблагодарив судьбу за спасение и отругав себя за неточный расчет, я растянулась пластом и принялась медленно ползти по направлению к той самой пропасти, в которую едва не свалилась.
С некоторым трудом все же преодолев это небольшое расстояние, так же медленно развернула корпус и, ухватившись за железные поручни, спустилась вниз.
На мое счастье, дверь в вагон была открыта. Не раздумывая, я резко ее распахнула, решив для начала пройти ту часть поезда, которая была более короткой и состояла всего из пары вагонов.
Как оказалось, они были плацкартными, поэтому я смогла увидеть всех пассажиров, которые в них находились. Мусаева не было. Сидевшие на чемоданах мужчины и женщины, по преимуществу кавказских национальностей, смотрели на меня, как на инопланетянина, а проводница смерила меня недоумевающим взглядом и поинтересовалась:
— Девушка, вы из какого вагона?
— Из соседнего, — ответила я неопределенно и промчалась мимо нее как ошпаренная, услышав вслед:
— А билет свой показать не хотите? Эй, стой, куда помчалась-то?
Но я ее проигнорировала и понеслась дальше, в следующий вагон. Еще два плацкартных вагона — результат поисков тот же. Поезд уже набрал приличную скорость — бросив мимолетный взгляд в окно, я заметила, что он уже движется по территории Промышленного района.
Следующий вагон был купейным, и это немного осложнило мои поиски, так как теперь мне приходилось открывать дверь каждого купе и осматривать всех пассажиров, которые находились внутри. Некоторые купе были закрыты, и в них нужно было еще предварительно постучаться.
— Девушка, вы кого ищете? — поинтересовался молодой проводник очередного плацкартного вагона с легким приятным акцентом.
— Мужчину с ребенком. С девочкой, приблизительно двух лет.
— А что случилось-то? — встревожился он, а я, подумав, что ввести проводника в курс дела, в общем-то, не помешает, молча достала из сумки свою лицензию и протянула ему.
— Я частный детектив, как видите. Этот мужчина похитил ребенка и хочет вывезти его за пределы города. Мне необходимо его найти и снять с поезда.
— В моем вагоне нет мужчины с ребенком. В соседнем, кажется, тоже… — задумчиво произнес он. — Знаете что? Как его фамилия?
Я отрицательно покачала головой.
— Фамилия вряд ли что-нибудь даст, он наверняка едет без билета, просто попросил кого-то из проводников. Да и вообще, я, честно говоря, не до конца уверена в том, что он едет на этом поезде.
— Пойдемте со мной.
Повернувшись, он решительно зашагал вперед, и мне больше ничего не оставалось делать, как идти следом. Он проводил меня в свое купе.
— Насколько я понимаю, хвостовую часть поезда вы уже проверили, — предположил он, и я подтвердила.
— Тогда посидите здесь, а я пройду вперед и потихоньку выясню у проводников, сажал ли кто-нибудь в свой вагон мужчину с ребенком. А выяснив, вернусь.
Я согласилась.
— Только, пожалуйста, постарайтесь выяснить это незаметно и не предпринимать никаких активных действий.
— Он может быть вооружен? — предположил проводник.
— Не думаю, — с сомнением в голосе ответила я, — но он наверняка сейчас начеку и может просто попытаться скрыться.
— Хорошо, ждите меня здесь, — снова сказал проводник и скрылся за дверью купе.
Не было его минут, наверное, пятнадцать, а к тому времени, как он появился, я уже начала с ума сходить от нетерпения.
— Ну что?
— Кажется, нашел. Через четыре вагона отсюда, в одиннадцатом, спальном вагоне. Там было свободное купе, и его занял мужчина с ребенком, девочкой приблизительно двух-трех лет. Я сам его видел, только знаете что… — прежде, чем закончить фразу, он с некоторым сомнением оглядел меня: — Что-то не похоже, чтобы он ее похитил, она так мирно сидит у него на руках, а он называет ее дочкой.
— Номер купе! Номер купе скажите!
— Первое.
Я резко вскочила с места.
— Вам, может, помощь нужна? — спросил он вслед.
— Спасибо, я справлюсь, — поблагодарила я его и неожиданно резко хлопнула дверью в тамбур.
Четыре вагона… Казалось, я никогда так и не доберусь до того, который мне нужен. А добравшись, я прислонилась к стене в тамбуре, отдышалась и попыталась прийти в себя. Пистолет лежал в сумке, я вытащила его и переложила в карман куртки. Честно говоря, в глубине души я все-таки очень рассчитывала на то, что он мне не понадобится.
В узком проходе между стеной и дверями купе никого не было. Первое купе было ближе к противоположному концу вагона, почти напротив того места, где находился дорожный «самовар» и как нельзя кстати висел стоп-кран. Это расстояние, которое отделяло меня от цели, я уже прошла совершенно спокойно. Мысли работали четко, и, кажется, моя боевая готовность была в полном порядке.
Слегка потянув за ручку двери, я поняла, что она закрыта. Прислушавшись, смогла расслышать детский смех.
Положив одну руку на кобуру пистолета, другой рукой решительно постучала и, не дожидаясь встречного вопроса, бойко затараторила:
— Чай, кофе, конфеты, сигареты…
— Кафеты, кафеты, — услышала я с той стороны детский голос-эхо, и в этот момент дверь распахнулась.
Аленка — маленькая, пухлая девочка с розовыми щеками, черными как смоль волосами и белой кожей, курносым носиком, вокруг которого примостилась стайка веснушек, была точной копией своего отца. Надо же, как это Гордеев сразу не заметил — мелькнуло у меня, но потом я поняла, что и сама Марина Гордеева, судя по фотоснимку, была женщиной восточного типа, значит, наверняка супруг просто считал, что дочь похожа на мать.
Она сидела на руках у Тагира и смотрела на меня с откровенным любопытством. С трудом оторвав взгляд от малышки, я перевела его на Тагира и не смогла разглядеть в его лице ничего, кроме отчаяния. Медленно потянувшись к ручке стоп-крана, я дернула ее вниз. Поезд встряхнуло, громыхнули колеса…
— Кажется, мы приехали? — спросила я, глядя ему в глаза, а он, пошатнувшись, ничего не ответил, только крепче прижал к себе девочку. Облегченно вздохнув, я поняла, что пистолет мне, кажется, не понадобится.
Вылетевший из купе проводник смотрел на меня с возмущением.
— Свяжитесь с милицией, этого человека необходимо снять с поезда.
Я вернулась домой совершенно разбитая. Устала я не только и не столько физически — хотя прыжки с пятиметровой высоты на движущийся объект приземления, надо сказать, тоже дело не из легких, — сколько морально. Странно, но на этот раз у меня почему-то даже не было никакого чувства удовлетворения от того, что дело завершилось, причем успешно.
Для того чтобы преодолеть эту усталость, мне понадобилось целых три дня, в течение которых ни один из моих телефонов ни разу не звонил, потому что оба они были отключены. Я смотрела телевизор, читала журналы и книги, играла в простенькие игры на компьютере, периодически выходила из дома прогуляться или навестить кого-нибудь из приятелей, предварительно поставив условие — ни слова о работе.
Можно заставить себя не говорить о чем-то, но заставить себя не думать вряд ли способен хоть один человек. Поэтому я все-таки думала о работе, а точнее о деле, которое только что завершила. Думала о том, что отчасти мне повезло — ведь если бы в тот день мой новый знакомый Саша Волков не решил преподнести мне презент в виде бриллиантовых сережек, я не смогла бы так быстро выйти на Светлану Назарову, которая и дала мне ключ к разгадке убийства Марины Гордеевой. В таком случае…
В таком случае я нашла бы другой выход — не усомнившись ни на секунду в своих способностях, с уверенностью заключила я. И сразу почувствовала, как усталость и даже некоторая опустошенность в миг отступили. Я пришла в себя.
А когда я почувствовала, что пришла в себя, стала прежним человеком, естественно, включила оба телефона. Первый звонок по одному из них раздался, наверное, спустя минуту после того, как я снова дала ему возможность звонить. Я уже была готова к разговору с очередным, новым клиентом, но услышала голос Гордеева.
— Надежда Александровна, это Гордеев. Извините, что не позвонил раньше, сами понимаете, какая у меня дома сейчас обстановка… Мы ведь с вами не рассчитались.
— Ничего, не нужно извиняться. Меня все равно эти дни дома не было, так что вы позвонили как раз вовремя.
— Если вы не возражаете, я подъеду к вам?
Я возражать не стала. Мне было очень удобно встретиться с ним у себя дома, потому что весна выдала очередную порцию мерзкой погоды и выходить на улицу мне совершенно не хотелось. Он обещал подъехать чрез двадцать минут, и в этот промежуток времени мне удалось привести в полный порядок и себя, и квартиру.
На этот раз Гордеев впервые оказался пунктуальным и приехал ровно через двадцать минут. Я проводила его в комнату и усадила в кресло, поставив перед ним поднос с чашкой чая и маленькими булочками, которые, естественно, являлись произведением моего собственного кулинарного творчества.
— Надежда Александровна, прежде всего я хотел бы поблагодарить вас. Вы даже не представляете, насколько я вам благодарен, ведь, если бы не вы, возможно, я бы никогда больше не увидел свою дочь.
После этих слов он грустно улыбнулся, и я увидела, как в его глазах блеснула влага.
— Хотя, оказывается, она совсем не моя дочь… Но знаете, все это ерунда. Для меня не имеет значения, кто ее биологический отец, и она никогда не узнает, что это не я. Ведь Аленка похожа на Марину, правда?
Он смотрел на меня с такой надеждой, что я сразу поняла — едва узнав, кто же настоящий отец Аленки, он сразу же заметил то поразительное сходство, которое бросилось мне в глаза в тот момент, когда я впервые увидела Аленку на руках у Тагира. Заметил и теперь мучительно пытался доказать себе, что это ему просто показалось. Он искал опоры, психологической поддержки, и я вздохнув ответила:
— Да, конечно, на Марину.
— Они познакомились в то время, когда Марина еще была студенткой медицинского училища, а Тагир учился в сельскохозяйственном институте и жил в общежитии, — начал он свой рассказ, а я приготовилась внимательно слушать. Ему было необходимо выговориться, а мне узнать подробности всей этой истории, причины и следствия того, что произошло.
— Марине тогда было восемнадцать лет. Они встречались три года, а потом она забеременела. И на этом все кончилось. Тагир ведь мусульманин, и он не решился пойти наперекор воле родителей и жениться на русской девушке, тем более что он старший сын в семье.
Знаете, Надежда Александровна, оказывается, я познакомился с Мариной в тот самый вечер, когда она рассталась с Тагиром. Он уехал к себе на родину, она обещала сделать аборт… Она шла по улице, а я проезжал мимо и предложил ее подвезти. Она согласилась. А потом, спустя месяц, сказала, что ждет ребенка. Если бы вы знали, как я был этому рад! Я влюбился в Марину с первого взгляда, а известие о ребенке стало для меня самой чудесной новостью. Мы поженились. Потом родилась Аленка, и я думал, что родилась недоношенной, ведь девочка на самом деле была слабенькой и вес был значительно ниже нормы. У нас с Мариной все было просто замечательно, пока спустя два года после нашей встречи Тагир снова не вернулся в город. Они встретились с Мариной случайно, в каком-то магазине, и после этого уже не расставались ни на один день. Не знаю, где проходили эти встречи…
— В гостинице «Азия», — вступила я в диалог, — ведь Тагир первое время жил именно там. Там-то их и застала бывшая знакомая Марины Светлана Назарова, которая услышала между ними разговор о дочке. Светлана узнала, что отец Аленки — совсем не муж Марины, и именно эта информация и послужила поводом для шантажа. Вы, может быть, помните эту девушку, она приходила к вам домой, низенькая такая, с короткой стрижкой и в очках?
— Что-то припоминаю… — не совсем уверенно произнес он, — это было давно…
— Полгода назад. Тагир, кстати, уже работал в это время вашим шофером.
— Да… Я взял его на работу месяцев восемь, может, девять назад по просьбе Марины, — произнося эти слова, он снова печально усмехнулся, — вот ведь как бывает… Мне как раз нужен был водитель, знаете, у меня мать больная, ее надо было каждый день в поликлинику на процедуры возить, а самому мне некогда было этим заниматься. А Марина сразу же предложила мне кандидатуру Тагира, представив его родственником своей старой подруги, Нармины, которая училась с ней в одном классе. Честно говоря, я до сих пор не знаю, была ли эта подруга на самом деле. Возможно, это очередной плод богатой фантазии моей супруги.
— Не исключено, — согласилась я, — а фантазия у вашей жены на самом деле работала прекрасно. Но ей больше ничего не оставалось делать, ведь каким-то образом ей было необходимо выплачивать сумму, затребованную Назаровой. Кстати, Тагир знал о шантаже?
Я задала этот вопрос, потому что уже поняла, что Гордеев наверняка разговаривал с Мусаевым, ведь больше он ни от кого не мог узнать подробностей взаимоотношений своей супруги с ее любовником.
— Нет, не знал. Марина ничего не говорила, и я даже знаю почему. Она, видимо, просто боялась его реакции — зная этого человека, понимала, что он способен на все. Опасалась, что он убьет Назарову. Хотя все это только мои домыслы…
— Я думаю, они не лишены основания, — возразила я, — ведь в конце концов Тагир оказался способен на убийство, причем на жестокое убийство!
— Да…
Гордеев прижал ладони к вискам и, нахмурив брови, снова попытался сосредоточиться.
— Их встречи продолжались, и Тагир, человек общительный, за время своей работы в качестве моего шофера уже стал почти членом нашей семьи. Они удивительно быстро нашли общий язык с Аленкой. Оказывается, они собирались уехать вместе.
Увидев страдание в его глазах, я не стала торопить его продолжить разговор, несмотря на то что молчание явно затянулось.
— Только Марина все не решалась, ведь по-своему она любила и меня тоже. Зная мою ранимость, она все оттягивала и оттягивала разговор, а Тагир уже становился все более требовательным. И она бы, возможно, решилась все мне рассказать и уехать с Тагиром, если бы… Если бы не ее беременность.
— Беременность? Так она ждала ребенка и вы об этом знали?
Он отрицательно покачал головой.
— Я об этом не знал, это обнаружилось на вскрытии. А вот Тагир знал. За несколько дней до того, как… как произошло убийство, Марина, уже было решившись оставить меня, узнала, что беременна. Причем беременна от меня, в этом она не сомневалась. И поэтому решила остаться со мной. Она сказала об этом Тагиру, и он…
В тот вечер он позвонил ей и потребовал, чтобы она встретилась с ним и последний раз поговорила. Но он уже знал, что это их последняя встреча. Он убил ее прямо у себя дома, а потом отвез труп за черту города на машине, которую одолжил у своего приятеля-односельчанина. Кстати, того самого, который, как выяснилось, вместо Тагира по доверенности ездил на моей машине в тот день в Пугачев. Вы не ошиблись, предположив, что за сертификатами мог ездить совершенно другой человек. Ведь там никто моего шофера в лицо не видел, а документы спрашивать тоже в голову никому бы не пришло.
Ну а потом, через несколько дней, Тагир решился осуществить последний пункт своего плана — вывезти Аленку за пределы России. Ведь там, в горах, он мог бы затеряться и жить спокойно. Я просто представить себе не могу, чтобы случилось, если бы не вы, Надежда Александровна…
Кажется, к сказанному больше нечего было добавить.
— Я нанял лучшего адвоката и буду добиваться в суде высшей меры наказания, — решительно заявил он и, сунув руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда пачку банкнот.
— Вот, это вам.
А я смотрела на его снова тщательно уложенные волосы, отглаженную белую рубашку, на гладко выбритое лицо. Кажется, этот человек уже окончательно смирился с мыслью о том, что ангелы, и в самом деле, живут только на небесах.